Наталья Батракова Миг бесконечности Том 1

Памяти моего папы и Лены Нарейко

Часть первая

1

… Катя вышла на лесную опушку, замедлила шаг, осмотрелась и замерла, очарованная открывшимся пейзажем: вокруг высоченные ели, уходящие в небо, стена берез и осин, у самой земли — непролазные заросли кустарника. Пробиваясь сквозь пожелтевшую густую листву, лучи осеннего солнца то прерывались, то вновь слепили глаза, нежным шелковым покрывалом опускались на пожухлую траву и серебрились на ней тончайшими нитями паутины. Будто кто-то невидимый тщательно расчесал их огромным гребнем. Многоярусный лесной пейзаж пленял необычайной торжественной тишиной, убаюкивал, погружал в свое сладостно-немое спокойствие — ни шелеста, ни шороха, ни звука.

Неожиданно налетел резкий порыв ветра, за спиной раздался приглушенный треск. Катя обернулась и заметила крадущегося за кустами охотника: пятнистый камуфляж, опущенная до бровей такой же расцветки трикотажная шапочка. Вдруг он остановился, напряженно прислушался, быстро вскинул ружье и навел его в сторону женщины. Две черные дырочки уставились на нее бесстрастными холодными зрачками и, точно в анимационном фильме, вдруг стали увеличиваться в размерах. Выглянувшая из них пугающая бездна клетку за клеткой парализовала Катино тело, мысли, заблокировала дыхание. Одержав полную победу над жертвой, неведомая магическая сила заставила ее перевести взгляд ниже, на спусковую скобу, на медленно опускавшийся палец, прорезанное в перчатке отверстие, розоватый, аккуратно подпиленный ноготь…

«Это я! Не стреляйте!» — захотелось ей крикнуть, но смертельный ужас не позволил губам даже шевельнуться.

Вырвавшийся из горла хриплый, захлебнувшийся звук лишь на долю секунды опередил грохот выстрела…

…Катя Проскурина широко распахнула глаза, подхватилась, рывком присела на кровати и тут же зажмурилась от яркого солнечного света. Откуда-то снизу доносился затухающий металлический звук.

«Крышка от кастрюли, — догадалась она, когда характерный звук стал стихать. — На плитку упала… — и сама рухнула на подушку. — Ну и жуть приснилась! Да уж, таким впечатлительным и слабонервным, как я, категорически противопоказаны на ночь охотничьи байки!»

Парализующий страх отпускал медленно. Дождавшись, когда бешено стучащее сердце вернется к нормальному ритму, она снова открыла глаза и, близоруко щурясь, осмотрела комнату: две деревянные кровати, два кресла, придвинутых вплотную к письменным столам, расстегнутые спальники посередине ковра, распотрошенные дорожные сумки в углу, прикрепленные кнопками детские рисунки на стенах и прямо над ее кроватью — золотистая металлическая чеканка.

«Что-то знакомое, — задержала на ней взгляд Катя и, пошарив рукой под кроватью, нащупала футляр с очками. — Кажется, у нас была такая».

И в самом деле, чеканка один к одному повторяла ту, что кочевала вместе с семейством Евсеевых по военным гарнизонам. В памяти тут же всплыли картины детства: неуютные офицерские квартиры с видавшей виды мебелью, огромные коробки с вещами и книгами, из-за которых во время переездов спорили родители: места в контейнере, как правило, было немного, а каждый обязательно хотел взять с собой что-то свое, любимое. Спорили и из-за чеканки с непритязательным рисунком: девушка с распущенными волосами, над которой завис кленовый листок.

Кто и когда подарил ее маме, Катя не знала, но этот кто-то папе явно не нравился. Ну а после того как восемь лет назад мама умерла, девушка с кленовым листком куда-то исчезла. Во всяком случае, после переезда отца в Ждановичи чеканку она точно не видела.

«Любопытно, куда она подевалась? Надо поинтересоваться, — непроизвольно настроилась она на ностальгическую волну, но тут же себя остановила: — Стоп! Сегодня — никакой грусти, никаких воспоминаний! Я приехала отдохнуть! И куда это Ленка с Милой подевались?» — забеспокоилась она.

Судя по взрывам смеха, долетавшим снизу, Лена Колесникова, Людмила Полевая и хозяйка Яна развлекали себя разговорами на первом этаже двухэтажного коттеджа, какие в свое время строили для чернобыльских переселенцев.

«Половина двенадцатого! — подняла руку с часами Катя. — Ничего себе заспалась! Хотя… Надо сказать спасибо девчонкам, что не разбудили. А Ленке — отдельное спасибо за то, что вытащила на выходные из города».

Сладко зевнув и потянувшись, Катя откинула стеганое одеяло, ступила на ковер, достала из сумки халат, прихватила косметичку, чехол с линзами и направилась в душевую.

«Раз уж сегодня день отдыха, то отдохнем и от косметики, — решила она, рассматривая свое отражение в зеркале. Аккуратно промокнула лицо полотенцем, не спеша нанесла тоник, сыворотку, крем. — Мое лицо, пожалуй, — главное мое достоинство, если иметь в виду внешность».

Что правда, то правда. От природы ей достались чистая, светлая кожа, которой с юности завидовали подружки, большие серо-голубые глаза, пухлые губы, белозубая улыбка, маленький курносый носик, светлые льняные волосы. Судя по фотографиям и рассказам старших, в детстве она вообще напоминала белокурую куклу. Брови и ресницы, конечно, немного подкачали, но не беда: раз в месяц их можно подкрашивать в парикмахерской. Макияж Катя предпочитала легкий, почти прозрачный, чтобы только подчеркивал природную нежность и свежесть.

Подруг Катя отыскала на кухне.

— А вот и наша соня! Давай сюда! — обрадовались они ее появлению.

В руке каждая держала по бокалу с красным вином. Бутылка на столе явно была из знаменитой винной коллекции мужа Лены: управляющий банком Игорь Николаевич Колесников слыл гурманом, покупал, а чаще заказывал элитные вина с самых лучших виноградников мира.

— Ничего себе! — охнула Катя, внимательно рассматривая этикетку на бутылке. — Порто, восемьдесят шестой год! Жаль, что я не могу оценить его вкус, — вздохнула она.

— Твое белое на веранде, — подсказала подруга, она же соседка по подъезду, Лена Колесникова. — Катька у нас пьет либо коньяк, либо сухое, — объяснила она хозяйке, проводившей Проскурину удивленным взглядом. — Очень удобный гость, все свое возит с собой.

— А я дык краснае люблю. Сладкае.

Хозяйка Яна, как и большинство в глубинке, говорила на «трасянцы» — смеси белорусских и русских слов, притом с характерным местным акцентом, порой режущим слух. Но речь Яны из-за необыкновенно красивого, грудного тембра голоса звучала мило и гармонично.

— Раньше она тоже его любила, но после кучи лекарств заработала аллергию. В том числе и на красное вино.

— А чым яна так балела?

— Забеременеть не может, — понизила голос Лена. — Но при ней про это — ни гу-гу: очень переживает. Врачи и ее, и мужа сто раз обследовали, сказали: все у вас в порядке, ждите. Вот они и ждут уже десять лет.

— Бедненькая, — покачала головой хозяйка. — Як жа ж без дзетак? У мяне вунь трое. Я б і яшчэ радзіла, ды гэтых трэба на ногі ставіць. Старшаму на будучы год у інстытут… Ай-яй, як жа ж без дзетак!

— Ничего, даст Бог, родит, — совсем не по-гурмански закусывая элитное вино соленым огурцом, успокоила Людмила Полевая. — Зато не надо на аборты бегать и травиться пилюлями! Это мужикам удовольствие, а нам, бабам, одни проблемы.

— Ну чаму праблемы? Яно ж і нам прыятна… — так и не решившись закончить фразу, Яна зарделась. — Мой Грышка дык такі ласкавы ў пасцелі.

— Все они ласковые, когда хотят, — недобро сощурилась Людмила. — и, заметьте, с любой, кого в эту постель затащат. Особенно если молодая и длинноногая!

— Та-а-а-к! Милке больше не наливать! — Лена отодвинула от нее пустой бокал. — Ну сколько можно? Уже дырка в голове от твоей ревности! «Молоды-ы-е, длинноно-о-гие!»… — передразнила она. — А чем мы хуже? К тому же опыта у нас — любого! — явно побольше. Катя, ты куда пропала? — нетерпеливо прокричала она в сторону веранды.

— Едва нашла, — тут же показалась Проскурина в проеме двери. — Холодненькая, — присев за стол, коснулась она щекой бутылки. — А когда мужчины должны с охоты вернутся?

— А хто іx знае? — пожала плечами хозяйка и кивнула на видневшийся за окном микроавтобус. — Шафёра у хату звала — не захацеў, у машыне астаўся. А мужыкі пакуль каго не прыстрэляць, з лесу не вылезуць. Раней, чым у чатыры, прасілі за імі не ехаць.

— Далеко охотятся?

— Адсюль кіламетраў сорак. Акрамя вашых ды нашых, месных, да егера Міхалыча, сення на ахоту яшчэ людзей панаехала. Хто толькі сюды не ездзіць: i артысты, i палітыкі, і прафесары разныя! Міхалыч майму Грышку дваюрадным дзядзькам будзе. Жонка яго даўно памерла, а сын летась ажаніўся. Нявестка — дзеўка маладая, прыгожая, тэхнікум скончыла. Тры дні вяселле гулялі госці са усёй Беларусі прыязджалі! Ды якія імянітыя! А нявестчыны падругі як усім спадабаліся! Вясёлыя…

— И часто эти подруги к невестке егеря приезжают? — мигом помрачнела Полевая.

— Не ведаю, мабыць, i часта. Міхалыч — ён строгі, але нявестку любіць. Цяжка ёй адной у вёсцы, яна ж сама з райцэнтру.

— Та-а-а-к… Пусти козла в огород… Придется мне ехать с водителем. Дай сигарету, — попросила она Проскурину.

— Ты же бросила! — Колесникова раздосадованно махнула рукой. — Ненормальная! Они там в лесу за день так выбегаются, что не до баб!

— Кому не до баб, а кто, как увидит козу на двух ногах, так и норовит ее уложить.

— Фу! — скривилась Ленка, почувствовав неловкость перед хозяйкой. — Не слушайте ее. У нашей Людмилы больное воображение: ревнует своего Пашку к каждой юбке. А вот что мне тогда делать? У моего Игоря две трети сотрудниц банка — красавицы, умницы и не замужем. А у твоего Полевого даже задрипанной секретарши нет! Разве что появится какая-нибудь грымза ближе к пенсии. Если ректором станет.

— У майго Грышкі ё секратарша… Ну і што з таго? — не поняла Яна.

— И сколько ей лет? — криво усмехнулась Мила.

— Юбілей у будучым годзе. Пяцьдзесят.

— Пятьдесят… А если пятьдесят — по двадцать? Я имею в виду студенток! А еще заочницы, аспирантки. То зачеты, то консультации, то заседание кафедры, то совещание… А то и домой припрутся, якобы за рецензией! «Павел Валентинович, Павел Валентинович!» — передразнила она воображаемых студенток и провела ладонью по шее. — Вот где они у меня сидят, шлюхи недоученные! Так что не надо нам ни ректорства, ни секретарши! Был бы уродом — И никаких проблем.

К счастью или несчастью, сорокасемилетний Павел Полевой действительно был красивым мужчиной. Гордая стать, орлиный нос, пронзительные голубые глаза, летящая походка, завораживающий голос, волнистая темная шевелюра с легкой проседью. Да еще ума палата! Невысокая, плотненькая Людмила внешне, конечно же, ему проигрывала. Но ведь чем-то она его покорила в свое время! Задором, молодостью, а может, способностями? Молоденькая аспирантка два года ходила у Павла Валентиновича в любимицах!

Правда, по прошествии одиннадцати лет замужества она призналась подругам, что в сравнении с мужем чувствует некую ущербность: заброшенная из-за рождения детей недописанная диссертация давно утратила свою актуальность, плюс десятилетнее сидение дома…

— А по-моему, ты и урода ревновала бы к каждому столбу, — вступила в разговор Катя. — Потому что главная причина не в нем, а в тебе, в твоей неудовлетворенности собой. Мы тебе сто раз говорили: выходи на работу.

— Да кому я нужна — экономист без стажа?! Тридцать семь лет, а ни дня еще не работала — семинары в аспирантуре не в счет.

— Стаж — дело наживное. Ты только захоти, а работа найдется! На первых порах, конечно, забудь о своем красном дипломе и засунь амбиции куда подальше. Но ведь ты умница, быстро всему научишься. А то сходишь с ума от своей невостребованности, в том числе и профессиональной!

В последние годы жизнь супругов Полевых и в самом деле стала напоминать мелодраматический триллер с повторением набивших оскомину сцен: то у них тишь да благодать, то полоса скандалов со втягиванием в выяснение отношений друзей и родственников. Беда была еще и в том, что с каждой ссорой периоды спокойствия все укорачивались, а число проблемных этапов увеличивалось. В основном во всем винили Людмилу: сидит дома, не работает, только пилит мужа.

Лена и Катя не единожды обсуждали между собой эту тему и отчасти были согласны с большинством. Но, сочувствуя Павлу, они жалели и подружку. Ревность — болезнь, которая, увы, не лечится. А подхватила она эту заразу еще в детстве, глядя на отца, который, занимая ответственный пост, менял любовниц как перчатки. И партком, и вышестоящее начальство закрывали глаза на мужские шалости директора крупного предприятия — главное, чтобы на вверенном ему объекте росли производственные показатели. Зато жене с двумя повзрослевшими дочерьми приходилось несладко. А уж после того как глава семейства открыто признал двух внебрачных детей от женщины, работавшей в одном из филиалов завода, им и вовсе пришлось прятать глаза от людей. Хоть из подъезда не выходи!

Дав себе слово, что ни она сама, ни ее дети никогда не испытают подобного позора, Людмила сразу установила за мужем тотальный контроль: куда, зачем, с кем, надолго ли? На вопросы своей маленькой женушки (рост у нее был, что называется, метр с кепкой) Павлу приходилось отвечать по сто раз на дню. Поначалу такая опека его только забавляла, тем более что на самом деле он не давал поводов для ревности: от души любил свою миловидную Милу, даже в мужских компаниях появлялся редко, разве что иногда позволял себе расслабиться с единственным другом — Игорем Колесниковым.

Однако Людмила не унималась. Напротив, ее подозрительность росла как на дрожжах, и улыбчивая прежде хохотушка на глазах превращалась в тирана. Когда такое положение дел уважаемого Павла Валентиновича стало тяготить, случился первый серьезный семейный скандал — с разбитым вдребезги столовым сервизом, подаренным на свадьбу.

Давно это было, старшей дочери Полевых Лизе едва исполнился годик. Правда, тогда супруги помирились быстро, буквально через пару часов, и о первом инциденте мало кто узнал. Но через полгода ссора с битьем посуды повторилась. И за ней последовало уже несколько дней напряженного молчания.

Помирил их тогда у себя на даче Колесников. Он же по-том и спровоцировал очередной скандал: друзья засиделись до утра все на той же даче, отмечая пятилетие банка. Такой повод для отлучки из дома мог считаться уважительным для кого угодно, но не для Людмилы.

Чем дальше, тем больше. Впадая в очередной приступ ревности, под горячую руку она умудрялась поссориться уже не только с мужем, но и со всеми, кто случайно оказывался рядом. Как следствие, подруг у нее практически не осталось. Со своими родственниками она общалась редко, а со свекром и свекровью отношения были напряженными с первого дня. Лена, супруга Игоря, да Катя, соседка и подруга Лены, только и продолжали ее еще терпеть. Впрочем, виделись приятельницы нечасто, лишь когда пересекались все у тех же Колесниковых.

— Как это можно всех подряд в шлюхи записывать?! — возмутилась Катя. — Ну любят его студентки, так ведь есть за что! Я, когда год назад статью о твоем Полевом писала, таких дифирамбов о нем наслушалась: и энциклопедические знания, и талант, и обаяние, и сама справедливость! Да на его лекции народ просто так ходит — послушать умного человека! Сама раскрыв рот две пары отсидела, хотя ничего не смыслю в этих финансах! Но у Павла что ни пример — все из жизни! Ясно, доходчиво, как на пальцах! Я почти все поняла! Аж себя зауважала!

— Вот-вот, знает, чем привлечь, — буркнула Людмила.

— Да ты пойми: студентки — они молодые, зеленые, жизни не видели, — горячилась Катя. — И не диво, что такая яркая личность, как Павел Валентинович, для них кумир. Вспомни себя! Вот мы, к примеру, на втором курсе поголовно влюбились в философа. Девчонки записки ему подбрасывали, на свидания приглашали! Ну и что? А ничего! Он никому даже вот настолечко, — показала она на мизинец, — взаимностью не ответил! Но при этом умудрился ни с кем не испортить отношений. Потому что у него таких студенток каждый год не меньше сотни, он и имен-то всех не упомнит! Зато мы до сих пор вспоминаем его добрым словом. Неужели ты всерьез думаешь, что ради кого-то из них Павел может бросить семью? Если только сама его не допечешь…

— Ой-ей-ей! Кто бы меня поучал! — недобро сузила глаза Людмила. — Ты бы лучше за своим Виталиком присматривала!

— А что Виталик? У нас все на полном доверии, — спокойно парировала Катя. — Пока он с друзьями на Красном море, я здесь с вами. И он об этом прекрасно знает. При этом, заметь, никто никого не ревнует.

— Ну конечно! И он отправился в Египет в исключительно мужской компании? Голову даю на отсечение, что за ними пара-тройка баб увязалась! Ты бы присмотрелась к этой теплой компании!

— Мила, прекрати! — попыталась унять фантазии подруги Лена. — Тебе своего мало — теперь за других мужей взялась? Катя, не ввязывайся в этот глупый спор.

— Глупый спор, согласна. Тем не менее дослушайте. Я много лет знаю ребят, с которыми он полетел. Толик Замятин — одногруппник, Генка Шульга — однокурсник, Сергей Гуревич — армейский друг. У всех — прекрасные семьи, все — дайверы со стажем, полмира объездили. Если хочешь знать, после двух дневных погружений и одного ночного спишь без задних ног! Я пробовала, знаю. Если бы не работа, тоже с ними полетела бы!

— Он во вторник улетел? — Людмила подняла на Катю насмешливый взгляд. — И вернется…

— Во вторник в четыре часа дня.

— Наверняка просил не встречать?

— Просил не беспокоиться. Из-за моей занятости. Его друзья подвезут.

— Ну конечно, у тебя же на первом месте работа! Так вот, рекомендую съездить в аэропорт и своими глазами увидеть эту «чисто мужскую» компанию. Заодно и на встречающих посмотреть. Только глаза пошире раскрой! А то живешь, как страус, зарылась головой в свою газету. И что мужчины, что женщины существуют для тебя лишь как информационный повод… Не хочешь открыто — тайком проследи.

— Это унизительно, — резко оборвала Катя. — Неужели не понимаешь, как это унизительно? Я никогда до такого не опущусь.

— Не опускайся, если хочешь мужа потерять.

— А зачем мне муж, которому я не доверяю?

— Доверяй, но проверяй!

— Мила, уймись ты наконец! — Лена дернула Полевую за рукав. — Лучше скажи, как это ты меня рядом со своим Пашкой терпишь. Потому что жена лучшего друга?

— Потому что он тебе сто лет не нужен! Денег у моего поменьше, чем у твоего Колесникова.

— Ничего себе подруга! — обиделась она.

— Мазохизм какой-то, — Катя устало провела ладонью по лицу и посмотрела в окно. Разбудившее ее яркое осеннее солнце достигло пиковой точки и, не скупясь, дарило остывшей за ночь земле последнее тепло. — Лена, предупредила бы, что у Полевой назревает приступ ревности. Я бы на эту охоту ни за какие коврижки не поехала! Сейчас она окончательно нас доконает, потом разревется, станет просить прощения, а мы ее опять пожалеем. Все, хватит с меня… Яна, извините нас. Подскажите, как отсюда добраться до Минска?

Наступила тягостная пауза.

— …Дурныя вы, гарадскія! — неожиданно спокойно отреагировала хозяйка. — Нейкую ерунду гародзіце, сварыцеся з-за пустога… Мужыкоў нутром трэба чуць!

«Городские» подняли на нее удивленные глаза. Затем одна из них согласно кивнула, вторая еще сильнее нахмурилась, третья же демонстративно продолжила созерцать пейзаж за окном.

— Тут жаночая мудрасць патрэбна. За яе давайце і вып’ем! — подняла бокал хозяйка.

— Точно, — поддержала ее Ленка. — За нас, красивых, умных…

— Э не-е-е, — перебила Яна. — Розум і мудрасць — не адно і тое.

— Почему это?

— Потому, — негромко вставила Люда: по голосу чувствовалось, что, разрядившись на подругах, она уже начинает сожалеть о сказанном. — То, что умная будет после анализировать, мудрая не допустит изначально.

— Ну, так. Мудрая баба чуе мужыка наперад: ён яшчэ сам не ведае, чаго хоча, а яна ўжо моўчкі направіла яго вольныя думкі туды, куды ёй трэба. Быццам стрэлкі перавяла пад самым яго носам. А ён, дурненькі, хай сабе далей думае, што гэту каляіну сам выбраў!

— Сразу чувствуется: человек на железной дороге работает! — неожиданно развеселилась Колесникова, которая всегда быстро отходила и вообще старалась жить по принципу: не бери чужих проблем в голову — своих хватает. — Значит, за нас, мудрых! — протянула она Яне бокал. — Наливай!

Звякнуло стекло.

— Гэта мудра, што вы на ахоту з мужыкамі паехалі, — сложив себе бутерброд, продолжила хозяйка. — Калі завуць — трэба ехаць: другога разу можа і не быць. Калі ў мужыка ёсць нейкая забава — гэта тожа добра: ёсць куды сваю дурасць выпусціць. Яны ж як дзеці: нагуляюцца са сваімі цацкамі, пабрындаюць па лесе — і дадому! Калі агаладае ці прамерзне — дом самае тое! А калі яшчэ жонка чарку паднясе, у баньцы памые ды ў пасцелі целам сагрэе — ні на кога другога ён і не гляне. Вось табе і філасофія сямейнага жыцця.

— А что? Мне она по душе: я своего Колесникова, если он не в командировке, ни за что одного вечером не оставлю! И накормлю, и согрею, и телевизор вместе с ним посмотрю, — поддержала Лена. — Или в тихом ресторанчике посидим, поужинаем. Зато не станет искать утехи на стороне! Яна права: с точки зрения женщины вся их охота — дурь да и только! Гляньте, какая холодрыга, хорошо хоть дождя нет, а они где-то по лесам шляются. Нравится? Да ради Бога! Тешьтесь! Нам тоже, между прочим, есть чем заняться. Катя, Мила, — миролюбиво обратилась она к подругам, — хватит дуться. Давайте выпьем за мудрых женщин!

Стараясь не встретиться взглядами, Проскурина и Полевая подняли бокалы, чокнулись и слегка пригубили вино.

— А вы самі робіце ці дома сядзіце? — словно не случилось только что разговора на повышенных тонах, полюбопытствовала хозяйка. — Каця, як я паняла, карэспандзент. А вы?

— А мы дома сидим! — за двоих ответила Колесникова.

— I як яно?

— Мне нормально, — пожала плечами Ленка. — А вот Людка хандрит. Катя права: в ней тьма нереализованной энергии! К тому же она Овен по гороскопу.

— Ну дык… Трэба ісці на работу.

— Боится.

— Ничего я не боюсь! — не согласилась Полевая. — Дело в том… Я ведь из аспирантуры сразу в декрет ушла. А за это время столько всего изменилось. Отстала я от жизни.

— Вот я и говорю, что боишься.

— Не боюсь!

— Ах, не боишься?! Ну ладно… Тогда я попрошу Игорька подыскать тебе местечко. Объясню ему, что от этого за-висит мир в семье лучшего друга, — И уж он постарается! — сжаром уверила Ленка. — А ты только попробуй отказаться! Короче, за твое будущее трудоустройство! — произнесла она очередной тост. — Сейчас подумаем, чем тебе лучше заняться. У тебя какая специальность была?

Включив с полуоборота всю свою фантазию, Колесникова принялась подыскивать подруге должность, соответствующую ее способностям, имиджу жены ученого и материальным запросам. Постепенно в разговор о грядущих трудовых буднях Людмилы втянулись и Яна с Катей. Незаметно опустели две бутылки вина, и как-то само собой приблизилось время окончания охоты.

— Ой, девчонки, простите меня, дуру, — повинилась перед подругами порозовевшая и подобревшая Полевая. — Что бы я без вас делала? Значит, так: за мужчинами едем все вместе! — скомандовала она. — Во-первых, сами оценим деревенских красавиц, а во-вторых, лично убедимся, что ничем этаким наши охотники не занимаются.

— Словом, себя покажем и на других посмотрим! — гордо тряхнула кудряшками Ленка. — Они и не подозревают, какие звезды к ним нагрянут!

Колесникова знала, о чем говорила. Стоило ей появиться в компании, где присутствовал хотя бы один представитель сильного пола, как для остальных соискательниц его сердца праздник заканчивался: мужчина намертво приклеивал к ней взгляд и готов был ходить по пятам. Ни статус замужней дамы, ни сам муж, ни обручальное кольцо, которое, к слову, она никогда не снимала, помехой тому не служили. При этом обвинить Ленку в том, что она специально хотела привлечь внимание, было нельзя: да, хороша, ухоженна, стройна, взгляд с поволокой, елейный голос, с иголочки одета. Но ведь сколько таких вокруг! Однако именно у ее ног к концу вечера мужчины готовы были добровольно укладываться в штабеля, отчего другие дамы просто задыхались от зависти.

Но ни те, ни другие Ленку особо не волновали. Ей ни к чему были ни эти штабеля восхищенных «дров», ни новые завистницы, ни сплетни, ни проблемы. Их и без того — воз и маленькая тележка: одна разница в возрасте с супругом чего стоила. Шестнадцать лет — это вам не хихоньки да хаханьки! Да и характер мужа суров. А потому всегда и вез-де она демонстрировала свою любовь и верность и не от-ходила от мужа дальше, чем на пару метров.

— От стола, опять же, не мешает оторваться, о фигуре позаботиться, — Лена первой покинула уютный угловой диванчик. — Чем не информационный повод, а, Катя? Мужчины в первозданной дикой красоте!

— Тоже мне повод! — хмыкнула Проскурина. — И вообще я — Greenpeace. Мне после их охотничьих баек и без того всю ночь кошмары снились. Не поверите, но во сне в меня, как в дичь, реально стреляли!

— Попали? — игриво стрельнула глазами Колесникова.

— Не знаю. На мое счастье, успела проснуться… Ладно, уговорили, еду. Прогуляться и вправду не мешает. А ты, Яна?

— Не, дзеўкі, у мяне і тут работы па горла: баньку пратапіць, дзяцей памыць. Ды і не звалі мяне… А вы едзьце! Вам можна!

…Склонившееся к горизонту солнце продолжало ослепительно бить в глаза, подчеркивая яркие цветовые контрасты пожелтевшей листвы на деревьях, зеленых еще лужаек, темных свежевспаханных полей, голубых зеркал озер и речушек. За всем этим приятно было наблюдать из окна микроавтобуса. Казалось, что за стеклом сейчас по-летнему тепло. Однако, перебегая от дома к машине, женщины успели прочувствовать обманчивость октябрьского светила: прозрачный, почти хрустальный, воздух обдал ледяным холодом. Голос из радиоприемника также не оставил надежды на тепло и предупредил о ночных заморозках.

«Красивая природа под Островцом… И кому пришло в голову строить атомную электростанцию в таком заповедном месте? — вздохнула Катя. — Конец октября… Совсем недавно днем было плюс двадцать, а сегодня уже зима стучится… Зря не прихватила горнолыжный костюм, — перевела она взгляд на свои потрепанные любимые джинсы. — Хорошо хоть пуховик догадалась надеть. И зачем согласилась ехать неизвестно куда? Снова придется выползать на холод. Лучше бы осталась в тепле, поспала или полистала газеты. В понедельник я — выпускающий редактор номера. Надо еще посмотреть новости по ТВ, в Интернете. Мало мне собственных рубрик, так еще и светскую хронику повесили. Плюс ко всему стажерка Стрельникова. Да уж, в ближайшие дни о сне придется забыть», — тяжело вздохнула она.

Полевая с Колесниковой, прижавшись друг к дружке, клевали носами и синхронно покачивались на мелких ухабах дороги. Похоже, после выпитого вина и долгих разговоров мысли о сне посетили не только Проскурину.

«И почему чем больше спишь, тем больше хочется? — задалась Катя не новым для себя вопросом и, устроившись на сиденье поудобнее, закрыла глаза. — Нет, все-таки хорошо, что на выходные вырвалась из дома. В городе не расслабишься: сидела бы в Интернете, отвечала бы на письма, в воскресенье проспала бы до обеда — И снова за компьютер. Больная голова к концу выходных обеспечена. И так постоянно. Бег по кругу. А здесь все иначе: не надо никуда спешить, не надо ничего делать… Спи, ешь, созерцай, раздумывай, фантазируй… Полная перезагрузка. Пожалуй, в умеренных дозах такое безделье можно прописывать трудоголикам как лекарство. Интересно, что имела в виду Людмила, делая недвусмысленные намеки насчет Витальки? — вдруг вспомнила она инцидент за столом. — Присмотреться к его окружению… Обычная мужская компания, у всех семьи, дети. Устоявшийся бизнес, который, опять же, не терпит потрясений. Серьезные люди решили отдохнуть, понырять, разрядиться. А что может быть лучше экстремального отдыха?… И чего я себя завожу? — тяжело вздохнула она. — Все в порядке, я доверяю своему мужу, а он мне. Лучше вздремну или помечтаю о приятном».

Однако, как ни старалась Катя переключиться, мысли невольно возвращались к поездке в Египет.

«А ведь идея не встречать его в аэропорту действительно Виталика. И он абсолютно прав. Зачем мне срываться с работы? Рейс чартерный, возможны задержки с вылетом. А по прилету его подвезет водитель Замятина. Высадит шефа в Боровлянах и довезет Виталика до дома. Все равно ему в город возвращаться. „Присмотрись к теплой компании!“ — передразнила она Людмилу. — Да все я знаю! Ну сядут они в самолет, выпьют, пофлиртуют со стюардессами! Чем еще мужикам заняться в эти несколько часов лету? — пыталась она побороть поселившееся в душе беспокойство. — Неужели и я ревную?… Ну да, ревную. Потому что не представляю своей жизни без Виталика… Тьфу! Что за дурацкие мысли в голову лезут? Заразная штука ревность, — скосила она недовольный взгляд на Людмилу. — Надо думать о веселом: Новый год на носу, — воодушевилась Катя, но тут же снова опечалилась: — А мое заветное желание так и не сбылось…»

Сколько уж врачей обошла, сколько сдала анализов и тестов, сколько неприятных и болезненных процедур вытерпела, а забеременеть так и не смогла. Медицинские светила назначали очередной курс лечения и, как правило, уверяли, что вот-вот — И все случится. Однако сколько ждать?

«Как Бог даст», — разводили они руками в ответ на прямой вопрос. Катя уж и в церковь ходила, каялась во всех грехах, которых за собой вроде и не замечала, выучила несколько молитв, старательно читала их на ночь — бесполезно. Гормонотерапия, ЭКО… Ничего не получалось. Слезы, депрессии, в которые она впадала после каждой неудачи… Но проходили недели, месяцы, душевная боль ослабевала, возвращалась вера, что рано или поздно семья Проскуриных обзаведется детьми, а их родители — внуками. Искали новых врачей, шли на новые процедуры…

«А может, действительно у нас несовместимость? — все чаще задумывалась Катя. — Если и у него все нормально, и у меня, то должна же быть какая-то причина?»

Не меньше дочери переживал по этому поводу Катин отец, отставник Александр Ильич Евсеев. Восемь лет назад, после того как в течение года умерли жена и престарелые родители, он продал квартиру, два дома в родном Слуцке и перебрался поближе к дочери. Купил домик с большим участком в Ждановичах (повезло, успел до резкого скачка цен), устроился работать на автомойку, довольно быстро стал ее руководителем, через три года вместе с зятем построил свою и тут же в разгар зимы подхватил воспаление легких.

Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: пока лежал в больнице, влюбился в лечащего врача Арину Ивановну Семенову, женщину пятидесяти лет, единственная дочь которой жила в Германии. Через год предложил ей руку и сердце и перевез к себе за город. Так как совместных детей заводить было уже поздно, а внуки Семеновой жили за границей, они все чаще стали намекать Кате с Виталием, что пора бы им и о наследниках подумать. Живут душа в душу, в достатке. Ну сколько можно откладывать?

Александр Ильич даже попросил Арину Ивановну поговорить с дочерью на эту деликатную тему. Вот тут-то все и открылось… Больше подобными беседами отец Кате не докучал, но при встречах заглядывал в глаза с тайной надеждой: а вдруг?

Сложнее в связи с отсутствием детей складывались отношения со свекром и свекровью, которые жили в Смолевичах. Нет-нет, да и ввернут они в разговоре обидное: мол, неспроста все. Свекровь же, особо не миндальничая, однажды пошла еще дальше: наверняка сделала аборт до знакомства с нашим сыном. Да не делала она никаких абортов, и Виталик прекрасно об этом знает, потому что был и остается ее единственным мужчиной!

Такое «взаимопонимание» тепла в отношения с родственниками не прибавляло, и нередко муж отправлялся к ним в гости один, без жены. И за это Катя была ему благодарна: меньше недвусмысленных намеков и разговоров на больную тему. К тому же ей некогда разъезжать по гостям — все свободное время отнимала работа. Впрочем, как и у Виталика — он неустанно раскручивал собственный бизнес.

Пережив сложный процесс становления, когда существовали без гроша в кармане, супруги Проскурины достигли немалых материальных высот. Просторная квартира в новом доме в престижном районе, две машины, обязательный отпуск за границей: зимой — в Альпах, летом — на теплом море. Раз в месяц выезды на шашлыки к Замятиным, обязательный секс два-три раза в неделю. И пусть днями каждый из них вращался на собственной орбите, ближе к ночи обязательно возвращались домой. Допросов и расспросов, где и почему задержался тот или другой супруг, не устраивали. Потому что полностью доверяли друг другу. Они даже ссорились крайне редко, так как поводов не давали.

В общем, все у Проскуриных было хорошо. Спокойно, немного однообразно, зато стабильно. Что тоже немаловажно в наше время.

Не было только детей…

2

…Синее море, бравшее начало от босых Катиных ног, простиралось до самого горизонта и сливалось там с насыщенно-голубым небом. Да так, что практически невозможно было заметить переход от одного к другому.

Утопая в теплом песке, Катя шла по берегу и готова была бесконечно любоваться этим видом. Вдруг вдали показалась белая точка, которая быстро увеличивалась в размерах.

«Лайнер… Такой большой, такой красивый, — рассмотрела она. — К берегу идет… Прямо на меня… — неожиданно осознала она и огляделась. — Но ведь здесь нет ни порта, ни причала… Куда же он? Неужели капитан не видит, куда ведет судно? Вот уже и музыка слышна, люди на палубах, радуются, машут мне руками… Господи, неужели они не понимают, что скоро разобьются? — в ужасе расширила она глаза, что было сил закричала: — Стойте! Остановитесь!!!»

Но ее никто не слышал. Меж тем корабль стремительно приближался, и вот уже прямо над ней нависла тень от палубы. В страхе Катя попятилась назад, развернулась, чтобы убежать прочь. Но ноги почему-то отказались слушаться и безнадежно увязли в песке… В этот момент содрогнулась земля…

Резко распахнув глаза, Катя не сразу сообразила, где она. В салоне было темно. Как оказалось, микроавтобус съехал с асфальта и медленно двигался по ухабистой дороге в глубь густого леса. Водитель, состоявший на службе в банке у Колесникова, мастерски переваливал «Мерседес» через пересекавшие узкую колею мощные корни и искусно маневрировал между плотно стоящими у проезжей части деревьями. Чтобы не свалиться с сидений, женщинам пришлось крепко уцепиться за поручни и забыть о сне.

Наконец впереди замелькали огни, деревья расступились и открыли взгляду заброшенный поселок на берегу озера: унылые дома из толстых почерневших бревен с изредка светящимися окнами, покосившиеся ворота, поваленные заборы. В сгустившихся сумерках все это выглядело особенно удручающе.

Продолжая аккуратно объезжать ямы и ухабы, почти у самой воды микроавтобус резко повернул налево, и картина в мгновение ока изменилась: вдоль береговой линии показался ряд добротных свежесрубленных домов. Вокруг них — металлические решетки, мощеные дорожки, освещенные фонарями.

«Дачи, — поняла Катя, выпрямив поджатые под сиденье затекшие ноги. — Для местных — дороговато, скорее всего, наши, минские. Места здесь красивые, слов нет, однако далековато. А уж снежной зимой сюда и вовсе не доберешься».

Миновав пару новехоньких домов-близнецов, автомобиль снова свернул налево, поднялся на взгорок и с ходу въехал в широченные распахнутые ворота. Практически уткнувшись носом в крытый грузовик, водитель затормозил.

— Вовремя прибыли, — довольно заметил он, наблюдая, как на залитую светом заасфальтированную площадку из кузова выпрыгивали люди.

— Ну что, девочки? Выгружаемся? — первой поднялась Лена и потянула на себя ручку двери. — Всем привет! Не ждали? — с обворожительной улыбкой игриво обратилась она к опешившим мужчинам, среди которых был и муж Яны Григорий. — А где наши? — довольная произведенным эффектом, спросила она елейным голоском.

— Ваши — там, — придя в себя, показал тот в сторону второй, более многочисленной группы охотников у сарая. — А…

— А Яна дома осталась, — успокоила его Колесникова и громко позвала: — Игорь!

На звонкий женский голос отреагировали все без исключения. Кто-то замер в недоумении, кто-то, увидев Лену, открыл рот. И было от чего: в ярком комбинезоне цвета фуксии, в белоснежном шарфике и шапочке, из-под которой рассыпались по плечам темные вьющиеся волосы, с пышной челкой до бровей, Леночка была так кукольно красива, что напоминала манекен в витрине дорогого магазина или, на крайний случай, увеличенную куклу Барби.

Сделав несколько шагов по направлению ко впавшим в ступор охотникам, она снова улыбнулась, и тут же стало понятно, что хваленая пластмассовая кукла проигрывает ей по всем статьям. Такую походку нельзя повторить, такую улыбку невозможно воспроизвести на миллионах искусственных лиц! Жемчужные зубки, пухлые, четко очерченные губки, завлекательные ямочки на щечках. А глаза? Разве можно повторить такие глаза? Огромные, темно-зеленые с карими крапинками, обрамленные густющими черными ресницами!

Как поговаривали, красотой своей жены Колесников (лысоватый коренастый мужчина весьма плотного телосложения) гордился ничуть не меньше, чем капиталами собственного банка. Баловал, опекал, исключительно вместе с супругой посещал все приемы и вечеринки. Но к такому неожиданному приезду жены с подружками он, как и другие, оказался явно не готов.

— Что ты… что вы здесь делаете? — приблизившись к жене, растерянно забормотал он.

— Разве ты не рад? — наградив мужа легким поцелуем, театрально надула губки Леночка.

— Ну почему же? Я всегда рад… Вот только… — Игорь смущенно оглянулся на охотников. — Хоть предупредили бы…

В отличие от Полевых, Колесниковы никогда и ни при каких обстоятельствах не выясняли отношений на людях. Хотя на самом деле проблем в этой семье тоже хватало. Игорь обладал крутым нравом, к тому же был самолюбив и ревнив. А здесь — молодая жена модельной внешности, с точеной фигурой, которую ничуть не испортили роды. Даже наоборот: девичьи плоские места обрели соблазнительные выпуклости, грациозная походка и движения стали более женственными, плавными. Теперь ее запросто можно было сравнить с холеной породистой кошечкой. Но Ленка хорошо понимала, как ей следует себя вести, дабы не навредить себе же любимой. И Колесникову удавалось себя контролировать.

— Мы пытались, но вы же телефоны отключили, — ответила подошедшая к Колесниковым Людмила. — А где мой герой?

— В сарае.

— Как охота?

— Нормально. Твой Павел, кстати, отличился: такого красавца кабанчика добыл!

— Живодеры, — не разделила мужского восторга подошедшая к ним Катя.

— Пошли посмотрим? — предложила подругам Полевая.

— Ни за что! — замотала головой Ленка. — Я крови боюсь, еще в обморок хлопнусь.

— Я тоже не пойду, — категорически отказалась Проскурина. — Зверюшек жалко.

— Ну, как хотите!

Оставив Колесниковых наедине, Катя отошла подальше от сарая и достала сигареты.

— Неужели совсем не хочется даже взглянуть на добытую дичь? — услышала она за спиной приятный мужской голос, обернулась и тут же столкнулась с насмешливым нзглядом из-под натянутой до бровей защитного цвета трикотажной шапочки. Что-то знакомое почудилось ей в этом типе. — Зачем же тогда приехали? — щелкнул для нее зажигалкой высокий мужчина в камуфляже.

— Случайно получилось, — пожала та плечами. — Девчонки позвали, я и поехала. Но ваши трофеи меня не волнуют.

— Понятно… Охота час назад финишировала, но… — посмотрев направо, затем налево, он усмехнулся, — судя по новым вводным, не совсем… Как вас зовут, если не секрет?

— Не секрет. Катя.

Ответного «а вас?» обладатель приятного голоса так и не дождался.

— …А я — Вадим, — представился он после паузы. — Вадим Сергеевич.

— В таком случае Екатерина Александровна.

— Надо же, какое совпадение… — слегка растерялся мужчина.

— Вы о чем?

— Да так, красиво звучит, — туманно ответил он. — Продолжим знакомство: Ладышев. Тридцать семь, почти тридцать восемь, лет. Стрелец по гороскопу, третья группа крови, резус отрицательный. Рост метр девяносто четыре, вес девяносто четыре, размер обуви сорок пять… Холост.

— Странная манера знакомиться, — хмыкнула она.

Вот так, с перечислением анатомических и не только подробностей, ей представлялись впервые.

— Просто я решил избавить вас от вопросов, которые непременно возникнут, — самодовольно пояснил тот.

«Ну, конечно, осталось только уточнить параметры самой важной части тела! — усмехнулась про себя Катя. — За кого он меня принимает?»

— Вы думаете, мне понадобится ваш размер обуви?

— Ну… Вдруг… — улыбнувшись, он пристально посмотрел на нее карими глазами, обрамленными густыми ресницами, и вполне серьезно добавил: — А вдруг вы решите подарить мне на день рождения домашние тапочки?

— А вы в них нуждаетесь? — опешила Катя от такой наглости. — Не обессудьте, но есть одна важная причина, из-за которой мне в голову не придет дарить вам этакий… почти интимный подарок. Я замужем. И тапочки мне есть кому дарить, — гордо добавила она и, заметив, что рядом с Колесниковыми появился Григорий, демонстративно направилась к ним.

— …Такой грохот в лесу стоял! На меня дважды лосиха с лосенком выходила, во второй раз совсем рядом, чуть не описался от страха. А стрелять нельзя: лицензия только на кабана, — сетовал Игорь, делясь впечатлениями об охоте. — Предупредили ведь, что здесь строго. Эх, не то что в прошлую субботу! Там сразу сказали: можете стрелять во все, что шевелится.

— У Михалыча всегда строго, — уважительно пробубнил в усы Григорий. — Потому и зверья полный лес.

— Согласен. И если мы пришлись вашей компании ко двору, будем наведываться в гости.

— Ну отчего ж не ко двору?… А как наши, местные, дали вам жару в первом загоне?

— Мы сразу сообразили, что это проверка, — понимающе кивнул Колесников. — Решмлм, небось, что у городских кишка тонка за ними по лесу гоняться?

— Всякое бывает, — проворчал подошедший пожилой мужчина, судя по выговору, из местных. — А вы молодцы! Потому и поставил вас потом на верное место. И стрелять умеете. А насчет городских, так здесь, кроме вас, еще пятеро из Минска. Угодья у нас богатые, много кто приезжает на охоту… Меня Михалыч зовут, я егерь. А вы кто такие будете? — повернулся он к женщинам.

— Знакомьтесь: это моя жена Лена, — спохватился Колесников. — Это Катя, наша соседка, а третья — супруга Павла Людмила. Вот, приехали оценить наши трофеи, — словно оправдывался он. — Вы не против?

— Полюбопытствовать, значит, — одобрительно хмыкнул егерь. — Ну, чего ж против? Раз жена уважает мужево увлечение — то добре.

— Мы еще долго здесь? — чувствуя, что начинает подмерзать на студеном воздухе, тихонько спросила Катя у Григория.

— Посмотрим. Надо обмыть удачную охоту.

— Девчата, раз уж вы приехали, помогите моей невестке стол накрыть, — неожиданно обратился к Кате с Леной Михалыч. — Продукты в пристройке, на столе. А невестка в доме. Если что надо — спросите у нее.

— Точно: раньше сядем за стол, раньше выпьем, раньше отсюда выберемся, — подхватил Григорий.

— Хорошо, — переглянувшись с подругой, согласилась Проскурина. — Заодно и согреемся.

— Конечно, в хате теплее. И в пристройке вчера отопление подключили. Проводи, племяш.

Дав Григорию указание, Михалыч направился к сараю.

— А почему в пристройке? — поинтересовалась Лена.

В отличие от подруги, перспектива накрывать стол ее не больно вдохновляла. Но и отказать было неудобно. Слишком уж почтительно все обращались с егерем.

— Потому что ее пристроили специально для охотников. С другой стороны дома. Идем, я покажу, — увлек за собой женщин Григорий. — У Михалыча невестка — аккуратистка, не дает через хату ходить.

«Еще бы, — подумала Проскурина. — Здесь человек двадцать, не меньше. Все в сапогах, натопчут. Попробуй потом полы отмыть».

— А дичь вы проверяете? Ну, на болезни всякие? — полюбопытствовала Ленка, когда они направились в обход дома.

— А как же! У Михалыча даже свой микроскоп имеется!

Свернув за угол, в сгустившейся темноте женщины наткнулись на два прижатых к дому блестящих под лунным светом черных автомобиля с минскими номерами.

— «Range Rover»! Новенький! Ни фига се!.. «Autobiography»… Круто! — присвистнула продвинутая в марках автомобилей Ленка, идентифицировав один из них. — Эксклюзив! Высочайшие воплощения роскоши! А-а-а! Хочу такой же! Судя по всему, неслабые у вас охотники!

— А то! Все, пришли, — спокойно отреагировал на ее восторг Григорий и показал на белеющее свежими досками крыльцо.

В огромной отделанной вагонкой комнате из обстановки были лишь старый трехстворчатый шкаф, несколько топорно сбитых двухэтажных кроватей и длиннющие столы с лавками. Грубая деревянная мебель никак не гармонировала с покрытыми лаком светлыми полами, позолоченными потолочными светильниками, батареями парового отопления, прикрытыми белыми экранами, и с белоснежными тюлевыми занавесками на окнах.

— Михалыч соорудил пристройку для охотников, а невестка все норовит придать ей жилой вид, — поймав недоуменные женские взгляды, пояснил Григорий. — Хозяйственная. Вот продукты, — показал он на гору кульков и контейнеров, сваленных на край стола. — Надо бы нарезать и…

— Разберемся, — снисходительно отмахнулись от его ценных указаний женщины.

Вооружившись выданными охотничьими ножами, они принялись вытряхивать из пакетов нехитрый охотничий провиант — сало, колбасу, вареные яйца, овощи, хлеб, лук.

Минут через пять в комнате появились двое мужчин в камуфляже во главе с хозяином. Распахнув скрипучий шкаф, тот открыл дверцу упрятанного внутри внушительного сейфа, извлек оттуда книгу и металлическую коробку.

— Вот видите, все на месте, — заметил он довольно. — Срезы первого кабана — на блюдце.

— Нет проблем, Михалыч. Проверю, — расслышала Катя уже знакомый мужской голос.

Стащив с головы шапку, Вадим Ладышев пригладил пятерней темные волосы, раскрыл футляр, осторожно достал из него микроскоп и водрузил на противоположный от женщин край стола.

— А что это вы собираетесь делать? — игриво поинтересовалась у него Колесникова.

— Искать паразитов, — ответил тот, не повернув головы.

— Эти… как их… Я читала… Трихо… трихомонады?

— Могу вас заверить, милая барышня, — развеселился Ладышев, — что трихомонады ищут по другому поводу и в другом месте. Кстати, не могла бы одна из вас мне помочь? В поиске личинок трихинелл мне без ассистентки не обойтись! Ну о-о-о-чень ответственный процесс!

— Помоги, — не удостоив его взглядом, кивнула подруге Катя.

«Пусть Ленка потешится, — решила она, предвкушая стандартную сцену, когда мужчина, попав под обаяние Колесниковой, начисто лишался способностей адекватно воспринимать реальность. — Должен же кто-то проучить этого самонадеянного самца».

Ничего, кроме раздражения, поведение Ладышева у нее не вызывало.

— И чем я могу помочь? — приблизившись к мужчине, раскладывавшему стеклышки, томно полюбопытствовала Ленка. — Вы, наверное, ветеринар? Очень романтическая профессия…

Последовала обязательная пауза, во время которой объект ее внимания, по идее, должен был представиться и спросить, как зовут прекрасную незнакомку. Однако пауза неприлично затянулась.

— И как же вас зовут? — так и не дождавшись вопроса, нетерпеливо поинтересовалась она сама.

Проскурина досадливо хмыкнула: не по сценарию. Всегда и без исключения мужчина, завидев рядом с собой такую неземную красоту, торопился проявить благорасположение. Еще и ручку мог поцеловать.

— А вы как думаете? — прильнув глазом к микроскопу, слегка небрежно отреагировал Ладышев.

Снова не по сценарию. Но с учетом ситуации можно сделать поправку на его занятость.

— Артем? Андрей? Анатолий?… — стали на выдохе перечисляться имена, что придавало голосу Ленки завораживающее грудное звучание. — Неужели не угадала?

— Пока дойдем до нужной буквы, столько времени зря потеряем… Так и быть, ускорим процесс, — привстав, мужчина сбросил куртку, демонстративно вытерев ладонь о штанину, протянул ее Колесниковой и осторожно коснулся женских пальчиков. — Вадим.

«Есть! — довольно отметила наблюдавшая за ними Проскурина. — Однако это больше напоминает театр: похоже, пленительные чары Колесниковой цели пока не достигли. Ладно, подождем. Еще не вечер».

— А вас величают…

— Елена.

— Прекрасная… — понимающе кивнул мужчина, опустился на свое место, глянул в микроскоп, затем снова поднял голову и, не стесняясь, восхищенным взглядом с головы до ног окинул Ленку. — Ба!.. Простите… Работать рядом с такой красотой… невозможно, — забормотал он и вдруг продекламировал: — «Мысли бессвязны, руки дрожат. Сердце стучит… Но… пути нет назад!»

При всей уместности строк прозвучали они скорее насмешливо. Катю это снова насторожило.

— Ого! Вы еще и поэт?

— Пытался им стать в пятнадцать лет… Но родители мечтали о другом поприще для своего отпрыска.

— Ветеринара? — съехидничала Колесникова.

— Селяви, — развел он руками. — Значит, так, Краса Ненаглядная, — тут он сменил тон на деловой, — берем вот эту толстую книгу и ищем в оглавлении интересующий меня раздел. Могу объяснить, как это делается.

— Разберемся, — уловив скрытую иронию, надула губки Ленка, присела на скамейку и раскрыла книгу.

«Ветеринария», — значилось на обложке.

Похоже, первая попытка зацепить Ладышева потерпела фиаско.

Став вполоборота, Катя украдкой поглядывала на сосредоточившегося над микроскопом мужчину, непроизвольно перевела взгляд на его руки… и замерла. Так уж она была устроена, что именно руки в первую очередь воздействовали на бессознательные реакции, давали или не давали старт тем биохимическим процессам, которые не оставляли ее равнодушной к этому мужчине.

Впервые она прочувствовала это еще в детском саду, в песочнице. Тогда в их группе появился новичок — полненький светловолосый и голубоглазый мальчик Гена. Естественно, активная и со всеми дружелюбная девочка Катя тут же взяла над ним шефство. На первой же прогулке все и случилось: как завороженная, не в силах вымолвить слова, смотрела она на неторопливые, основательные движения пухлых ладошек. В том, как мальчик наполнял ведерко песком, как его переворачивал, как поправлял осыпавшиеся края, было что-то магическое, возбуждавшее необъяснимые чувства. Назавтра история повторилась, а в последующие дни девочка уже не могла дождаться прогулки — так хотелось снова оказаться во власти этих странных, волшебных ощущений.

Конечно же, она подружилась с этим удивительным мальчиком!

Однако скоро наваждению пришел конец: наступила осень, затем зима, а весной отца перевели из Темиртау под Ярославль. Семья переехала следом, там Катя пошла в школу. Новые друзья, новый круг общения. Пухленький мальчик Гена и связанные с ним ощущения постепенно забылись. Но, повзрослев, она вдруг с удивлением поняла, что в представителях противоположного пола ее по-прежнему в первую очередь волнуют руки… Не рост, не стать, не цвет глаз, не голос, а именно руки, их завораживающие движения.

И дело не в том, насколько они ухоженные. Если в движениях рук присутствовала невидимая энергетика, если Катя не могла оторвать от них завороженный взгляд и чувствовала при этом нестерпимое желание к ним прикоснуться, то она могла тут же увлечься их обладателем. Так случилось и при знакомстве с Виталиком, когда он заполнял бланк объявления в редакции. Судьбой была уготована и новая встреча с Геной…

— Трихо… — меж тем водила пальцем по оглавлению Ленка.

— Трихи… — едва слышно напомнил ей мужской голос.

Оторвавшись от книги, Колесникова хлопнула ресницами и звонко расхохоталась. Вслед за ней засмеялся и Вадим.

Заставив себя оторваться от разглядывания мужских рук, Катя незаметно вздохнула и снова повернулась к разделочной доске с колбасой.

«И где хваленая невестка Михалыча? Никакой посуды! Куда же все это раскладывать?» — подумала она раздра-женно.

— Нашла! — раздался за спиной победный возглас. — Тра-ля-ля! — пропела Ленка и гордо посмотрела на мужчину, продолжавшего возиться с микроскопом и стеклышками.

Забросив ногу на ногу, она демонстративно уложила книгу на колено и, раскрыв нужную страницу, ахнула:

— Ничего себе! Здесь столько всего написано!

— Ага, мелким шрифтом, — не удержался от очередной колкости Вадим и тут же успокоил: — Вы не переживайте, много читать не придется. Только освежим в памяти пару раздельчиков: патологоанатомические изменения и диагностика. И вслух, пожалуйста.

— Ну, хорошо. Значит, так… «У животных нарушается строение мышечных волокон…»

Поборов желание наблюдать за их дальнейшим общением, Катя снова переключила внимание на разделочную доску. Разложив провиант во все те же пластиковые контейнеры и на салфетки, она критично осмотрела стол, сбросила в пакет мусор и снова непроизвольно покосилась влево.

Кокетливо растопырив пальчики, Ленка прильнула глазом к микроскопу и что-то рассматривала.

— …Ой, они действительно похожи на блестящие пузырьки!

Судя по всему, Колесникова решила сменить тактику и стала играть по чужим правилам, что было ей несвойственно. Однако старалась она зря: насмешливым взглядом Ладышев в это время наблюдал не за ней, а за Катей.

— А у вас нет желания взглянуть на жировые клетки? — блеснул он темными глазами. — Рекомендую! Бич доброй половины человечества! Особенно женской!

«Специально, что ли, по больному месту?» — мелькнуло у Проскуриной.

Борьба с лишним весом была ее второй большой проблемой. За последние два года набрала ни много ни мало десять килограммов. И это при том, что от природы не была худышкой! Теперь же при ее росте в метр шестьдесят девять имела семьдесят пять килограммов! И всему виной гормональные препараты. Как всегда, одно лечишь, другое калечишь. Уж какие только диеты ни перепробовала, можно сказать — совсем не ела, а клевала как птичка. И все равно поправлялась. Полное впечатление, что даже от воздуха. Хоть совсем не дыши! И худеть становилось все тяжелее: раньше за неделю могла привести себя в форму, чтобы влезть в какое-нибудь вечернее платье. Теперь же добрая треть гардероба болталась в шкафу без надобности.

Однако, смирившись с мыслью, что для достижения цели — забеременеть — все средства хороши, в один прекрасный день она снова пошла на очередной курс гормонотерапии: Проскурины решили повторить попытку ЭКО. Стрелка на весах медленно, но верно вновь поползла вверх…

Приняв обидный намек на свой счет, Катя почувствовала, что начинает краснеть, и отвернулась.

— Да мне как-то все равно, — буркнула она, пожав плечами.

Раздражение на Ладышева в одно мгновение взлетело к пиковой точке: не будь она интеллигентной, воспитанной барышней, так бы и запустила в него каким-нибудь контейнером с колбасой.

— А вы не бойтесь, они не кусаются, — похоже, Вадим не заметил ее состояния. — Даже если в последний раз смотрели в микроскоп еще в школе на уроках ботаники, то это вовсе не значит, что вы потеряны для нашего научного сообщества! — пошутил он. — Мы все здесь, можно сказать, самоучки.

Прозвучало, вроде, вполне безобидно.

«И чего я на него взъелась? — попыталась урезонить себя Катя. — Может, слова „бич человечества“ сорвались у него с языка без всякого умысла».

— Кстати, а кто вы по профессии? — Ладышев явно старался вовлечь в разговор Катю.

— По профессии я, можно сказать, с миру по нитке… — не конкретизируя, нехотя ответила она.

— Катя у нас журналистка. Очень известная, между прочим, — гордая за подругу, ответила Лена.

— Вот как?!

Взгляд Вадима вдруг утратил выразительность, словно споткнулся обо что-то. В наступившей тишине звякнуло уроненное стеклышко.

— Она самая-самая талантливая! — довольная произведенным эффектом, продолжала Колесникова. — В «ВСЗ» печатается. «Вчера. Сегодня. Завтра». Вы, должно быть, читали ее статьи.

— Должно быть, читал, — глухо выдавил Ладышев и снова встретился с Катей взглядом.

Блеска в его глазах уже не было. Более того, они показались ей страдающими. Однако буквально через секунду боль в них исчезла. Ее сменили жесткость и холодность, по губам скользнула неприятная ухмылка.

— В таком случае странно… Насколько я знаю журналистов, настолько не устаю поражаться их животному любопытству: надо не надо — везде дай сунуть нос! Катя, а вдруг вам придется писать о новомодной диете? Тогда уж точно пожалеете, что не воспользовались случаем и не разглядели жировые клетки в упор. Готов спорить: в вашей редакции нет микроскопа! — через силу постарался улыбнуться Вадим и спустя мгновение стал прежним — расслабленным, вальяжным, игривым.

«Три разных человека в течение одной минуты! — поразило Проскурину. — Невозможно… Наверное, мне показалось. К тому же здесь неважное освещение. Давненько я не сталкивалась с такими типами: то притягивает к себе, то отталкивает. Будто играет. Одно ясно: у него сильнейшая энергетика, он знает это и умело ею пользуется. К таким женщины прикипают намертво. Тогда… почему он не женат? Никак не подберет себе пару? Разведен? Или же это типичный сердцеед? Все может быть. А журналистов, судя по всему, не больно жалует. Что ж, будем с ним настороже, — приняла она решение. — И все же не мешало бы его расколоть. Придется сделать вид, что я, вслед за Ленкой, готова играть по его правилам. А там посмотрим, кто кого!»

— Ладно, уговорили, — небрежно бросила Катя.

С выражением полного безразличия она подошла ближе, сунула руки в карманы куртки, склонилась над микроскопом и разочарованно вздохнула: зажатые стеклышками бесцветные пузыри были настолько невзрачными, что не вызывали никаких эмоций.

— Не впечатляет? — услышала она над ухом и, уловив дыхание Вадима, невольно замерла.

Закружилась голова. Исходивший от этого человека энергетический поток был настолько мощным, что буквально пронизал насквозь. Она даже пошатнулась.

— Что случилось? — тут же отреагировал он. — Вам плохо?

— Слишком долго спала, — нашла она первое пришедшее на ум объяснение. — Не привык мой организм к подобным перегрузкам.

— Верно, — подтвердила Колесникова — Проснулась почти в двенадцать. Даже я встала раньше. Ну, и когда мы увидим эти ваши трихо… трахо… тьфу! — капризно топнула она ножкой. Похоже, внимание, оказываемое подруге, было ей не по душе. — Дайте хоть глазком взглянуть на этих личинок, пока они не свернулись в спираль и не покрылись капсулой!

— Лучше бы нам их не видеть!

Присев за стол, Вадим вернулся к прерванному занятию и коснулся скальпелем лежащего на тарелке кусочка мяса.

— Иначе всем испортим настроение… — зажимая тончайший срез стеклышками, пояснил он. — К тому же в сарае еще одного кабанчика разделывают.

— Мы только об одном слышали.

— Одного ваши уложили, другого местные.

— А вы стреляли?

— Стрелял. Но сегодня не мой день, — скупо поделился он впечатлениями.

— А кабанчики большие? — настойчиво пыталась завладеть его вниманием Колесникова.

— Одному года два, второй — сеголеток.

«И куда подевалось его красноречие? — недоуменно посмотрела на Вадима Катя. — Сосредоточен. Вряд ли Ленке удастся заманить этого типа в свои сети. А ведь бедняга старается: с ее-то лингвистическим образованием не может запомнить слова „трихинеллез“ и „трихинеллы“! Да и к теме охоты до этого она была более чем равнодушна!»

— Что значит сеголеток? — решила проявить профессиональное любопытство Катя.

— Значит, ему не было года. Сего лета.

— И не жалко?

— Вопрос риторический, плавно переходящий в главный: в чем смысл охоты? — не отрываясь от микроскопа, парировал он.

— И в чем смысл охоты?

— В первозданности, в первобытности… Гены. Память далеких предков.

— С предками все понятно: они добывали пропитание, — согласилась Проскурина, предвкушая словесную баталию. То, что не вышло у Колесниковой, вполне может получиться у нее. Надо как-то раскачать этот «айсберг в океане», прощупать, чем он дышит, вызвать на спор — в споре рождается истина. — А меня интересует, для чего нужна охота в наши дни? Неужели вы и вам подобные до сих пор испытывают нестерпимый голод? — постаралась она зацепить собеседника наверняка.

— Провокационный вопрос… Теперь я готов поверить, что вы — журналистка. Да, я и мне подобные охотники на самом деле испытываем голод. Но не животный, — он поднял голову и пронзил ее новым взглядом — внимательно-оценивающим, словно попытался проникнуть в ход ее мыслей.

— А какой же тогда?

— Хорошо… Для начала назовите синоним слова «сытость».

— Пожалуйста. Сытость… это… насыщение, пресыщение, полное удовлетворение тех или иных потребностей…

— Близко, но слишком банально, — он разочарованно пожал плечами и, сделав небольшую паузу, словно выстрелил: — Сытость — это скука! Именно поэтому я испытываю голод, свойственный человеку разумному: это поиск новых впечатлений, острых ощущений, таких, чтобы холодела спина, прошибал пот, а внутри все замирало, переворачивалось. Биохимическая реакция, если хотите, при которой уровень азарта и адреналина зашкаливает. В данном случае новое — это хорошо забытое старое. К тому же ожившие охотничьи инстинкты дают возможность самоутвердиться, почувствовать радость победы. В каком-то смысле все люди — охотники: каждый ставит цель, стремится ее достичь. Каждый хочет быть победителем. И это нормально. Потому что человек, потерявший подобный охотничий инстинкт, не представляет никакой ценности для общества. Это балласт.

— То есть если не пристрелишь вот такого сеголетка, то и грош тебе цена? — подытожила его речь Проскурина.

Судя по всему, соперник в споре ей попался куда серьезнее, чем представлялось.

«Что такое сытость?» — непроизвольно повторила она про себя его вопрос. — Да, крепкий орешек. А чего стоит ответ: сытость — это скука! В глубине души с этим можно согласиться, но вот другие доводы… «Победитель», «балласт»… Комплекс Наполеона получается!

— Словом, вы готовы утверждать, что победителей не судят?

— Почему же? Судят. Чаще всего завистники. Ну а еще трусы и неудачники. Но мы отошли от главного. Смею напомнить, что тема нашей дискуссии — охота.

— Хорошо… — слегка растерялась Катя. — Тогда еще одна банальность: если ваши прирожденные охотничьи инстинкты так сильны, зачем вы пользуетесь оружием?

— Homo sapiens… Человек — существо разумное. Зачем лишний риск?

— А не маловато ли в таком случае адреналина? Лично я порекомендовала бы вам охотиться без ружья. Гарантирую: тогда острых ощущений вам хватит на всю оставшуюся жизнь! — почувствовав уверенность, с насмешкой добавила Катя.

— Если удастся ее сохранить, — неожиданно согласился Ладышев и улыбнулся. — А вообще здесь срабатывает другой инстинкт — самосохранения. Но планы сходить с рогатиной на медведя у меня, надо сказать, имеются.

— Это уж когда совсем невмоготу станет от скуки? То есть от сытости. Или собираетесь победить свой инстинкт самосохранения?

— Отнюдь… Скорее, есть желание проверить, насколько он силен, попытаться довести его до автоматизма. Этакий тренинг. Ведь ружье не всегда спасает. Слышали про случай в Беловежской пуще, когда раненый зубр впечатал немца в дерево? А все дело в том, что охотник растерялся, не смог не то что выстрелить, с места сдвинуться. В таких случаях вся надежда на инстинкты, быстроту реакции и… — Вадим снова посмотрел на Катю с улыбкой, — на прочность и высоту стоящего рядом дерева.

— Вам приходилось спасаться на деревьях? — с притворным ужасом расширила глаза Колесникова.

Тон, каким она задала свой вопрос, заставил Вадима непроизвольно к ней повернуться. Похоже, красавице надоел интеллектуальный спор, в котором она чувствовала себя третьей лишней.

— Мне нет, а вот Михалыч за свою жизнь немало деревьев облазил.

«И как он сразу просек, чем может обернуться приезд этих дамочек!» — уважительно подумал он о егере, вспомнив краткий инструктаж, едва Григорий с женщинами исчезли за углом дома: «Они с мужьями приехали. Никому рот не разевать и слюни не пускать. Иначе будете иметь дело со мной!»

Все предельно просто: около двух десятков не остывших от охоты мужчин и три женщины. Стоит кому-то чуть больше выпить и отпустить тормоза, как легко может взыграть инстинкт самца-охотника. А уж тем более, если дама сама не прочь пофлиртовать. Ай да Михалыч!

— …И от кого он спасался? — еще шире распахнула глаза Колесникова.

— Не люблю пересказывать чужие байки. Сами спросите.

— Надо бросать эту охоту! — решительно тряхнула та кудрями. — Ведь мой Игорек со своим весом ни на какое дерево не заберется.

— Как бы не так! В экстремальных ситуациях люди не то что о лишних килограммах, о сломанных костях забывают! Еще как заберется! Уж поверьте мне, доктору!

— Коровьему? — отомстила ему Ленка за невнимание.

Ладышев только усмехнулся и снова прильнул к микроскопу.

— Однако с вами, Катя, я готов продолжить дискуссию, — произнес он. — Еще вопросы будут?

— Будут. Что лично вам дала охота? Кроме трофеев, разумеется.

— Главное, чему она меня научила, — анализировать ситуацию и различать, когда охочусь я, а когда охотятся на меня, — выделил он голосом последние слова и, оторвавшись от микроскопа, насмешливо посмотрел Кате в глаза. — Странно, если вы этого еще не поняли.

Та замерла. Что он хотел этим сказать? Что раскусил их намерения? Но ведь это была ее идея спровоцировать спор! Выходит, он понял все с самого начала и умело направлял разговор в нужное русло…

«Вот гад!» — подумала она раздосадованно.

— С этого момента я становлюсь ярой противницей охоты! — так и не поняв, что битва бесславно проиграна и победа на мужской стороне, на прежней капризной ноте продолжила Ленка.

— Боюсь, ничего у вас не выйдет: насколько я знаю Игоря Николаевича, все в своей жизни он решает сам. Уверен, вопрос, идти или не идти на охоту — самый простой в его жизни. Конечно, идти!

— И вы давно знакомы?! — изумилась Колесникова.

— Достаточно давно. Лет десять. Правда, до сего дня у нас были исключительно деловые отношения.

— Понимаю. Вы, наверное, типа того… клиент его банка?

— Типа того, — Ладышев улыбнулся, и взгляд его снова стал наигранно-восхищенным. — И мне было очень приятно познакомиться с его очаровательной супругой.

— А как ваша жена реагирует на увлечение охотой?

Несмотря на комплимент, чувствовалось, что Ленка не удовлетворена и не собирается сдаваться.

«Вопрос о жене — разведка боем! Неужели она не видит, что он играет с нами, как кот с мышками?… Совсем голову потеряла. Как бы не нарвалась на проблемы с Игорем», — заволновалась Катя.

— Насколько мне известно, Вадим Сергеевич Ладышев, тридцать семь, почти тридцать восемь, лет, не женат, — решила прийти на выручку подруге Проскурина. — Стрелец по гороскопу, третья группа крови, резус отрицательный. Ах да, едва не забыла. Рост метр девяносто четыре, вес девяносто четыре, размер обуви сорок пять.

— А ты откуда знаешь?! Вы тоже давно знакомы?! — еще больше изумилась Лена.

— Чуть больше получаса. Странно, что тебе не представились подобным образом.

«Неужели не понятно, что за тип перед тобой?» — Катя бросила красноречивый взгляд на подругу.

— А у вас великолепная память! — отдал ей должное Вадим.

— Спасибо, — поблагодарила та и, дабы не дать повода для обольщений, будто эти подробности ей в самом деле интересны, добавила: — Это профессиональное.

— Цепкость ума, логика, — неожиданно продолжил он. — Жаль, что в жизни большинство мужчин интуитивно побаиваются умных женщин. Поэтому отчасти удивительно, что вы замужем… Леночка, а чем вы занимаетесь? Простите за нескромность, но, будь я фотомастером, снимал бы вас для обложек самых дорогих глянцевых журналов. С вашими внешними данными вы многого можете достичь, — снова польстил он Колесниковой.

— Вообще-то я окончила иняз, — кокетливо опустила та глазки. — А насчет фотосессии для журнала… Надоело, — небрежно махнула она рукой, бросив взгляд на Катю.

Ей на самом деле не раз поступали подобные предложения, но проблема состояла в том, что супруг категорически против. Возможно, потому что сам когда-то, еще студенткой увидев Лену на подиуме, тут же влюбился, а спустя несколько месяцев женился. И будущей жене поставил единственное условие: покинуть модельный бизнес. Конечно же, она согласилась и ни дня об этом не пожалела. Жесткий, местами жестокий в делах, Колесников не просто холил и лелеял свою молодую супругу. Она возымела над ним определенную власть и быстро научилась ею пользоваться: главное — открыто не перечить. Лаской же и терпением от мужа можно было всего добиться. Но упаси Господи было вызвать его ревность!

— Достойных журналов у нас нет, а ехать в Москву — так томительно. Профессия фотомодели на самом деле не такая легкая, как кажется. Я с пятнадцати лет моделью работала, всякого повидала. Взять, например, кастинг. Если бы вы знали, сколько там подводных камней! — подсела на любимого конька Леночка.

— Да что вы говорите! А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, — заинтересованно отреагировал Вадим.

Катя вздохнула и перешла к окну. Истории о закулисье модельного бизнеса она слышала не раз, и не только от подруги.

«Не знаю, кто из них на кого охотится, но кто-то определенно достигнет цели», — сделала она вывод, прислушавшись к мурлыканью Колесниковой.

Похоже, та перешла на откровенный флирт.

«„Большинство мужчин побаиваются умных женщин“, — передразнила она про себя Ладышева. — Да черт с ним! Зато вот мой Виталик не „побаивается“ и счастлив!»

Оторвав взгляд от темного окна, она сунула руку в карман, вытащила сигареты и шагнула к двери.

— Будьте добры, принесите нам срезы мышц второго кабанчика! И сообщите, что первый абсолютно здоров! — бросил ей вдогонку Вадим.

Проскурина даже не обернулась. Выйдя на крыльцо, закурила, подняла голову и стала задумчиво разглядывать черное небо, в котором яркими гроздьями висели звезды. На душе было нехорошо. То ли давало о себе знать фиаско в споре, то ли ставший не по душе спектакль, в котором она оказалась третьей лишней. А возможно, виновник всему — сам Вадим Ладышев…

«Красив, самоуверен, остроумен… Прямо воплощение женской мечты… и все-таки выбрал Ленку, — сделала она невеселый вывод. — Неужели это задело меня больше, чем проигранный по всем статьям спор? Но это же естественно: из двух женщин рано или поздно мужчина выбирает одну. А уж если и она его выбрала — то других вариантов нет. Собственно, он мне и не нужен, у меня есть Виталик. Однако обидно… Что за день? Все кому не лень норовят испортить настроение! Сначала Людмила, теперь этот самонадеянный тип. Отдыхаю, называется!»

Порыв ледяного ветра заставил ее отвлечься от невеселых мыслей. Застегнув пуховик на молнию, подняв капюшон и натянув перчатки, она спустилась по ступенькам, обогнула дом и тут же столкнулась со спешащим куда-то Григорием.

— Велено передать, что первый кабанчик здоров. Требуется второй для исследований, — без всяких эмоций передала она информацию.

— Это хорошо. Ты загляни в сарай, по-моему, его уже разделали.

— Мы скоро поедем?

— А стол накрыли? — уточнил тот и, получив утвердительный кивок, виновато произнес: — Представляешь, забыл, что у Леши, сына Михалыча, сегодня день рождения. А он мой крестник, так что придется задержаться. Мы только в магазин с водителем сгоняем.

— Понятно, — приуныла Катя. — А меня никак нельзя к Яне подбросить? ...