Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Купить эту книгу в ЛитРесДмитрий Агалаков Солдаты эры Водолея
Любимой Наташе Д. посвящаю
Пролог
Над башнями древнего норманнского замка, окруженного лесом, медленно тянулись свинцовые облака. Казалось, этой промозглой осенней ночью замок спал тяжелым непробудным сном. Если бы не одно из верхних окон донжона. Там, проглядывая через изморозь и легкий туман, горел свет… Гулко аукнув, ночная птица вырвалась из леса и, размашисто хлопая крыльями, направила свой путь в сторону замка. Вот внизу пронеслись ров и крепостная стена — первая, за ней — вторая, остались позади две башни. Перед птицей быстро вырастал исполин-донжон. Там, под его крышей, жили тысячи летучих мышей — такое лакомое блюдо для всех ночных охотниц! Поднимаясь в высоту, облетая каменный колосс, птица уже сделала круг, когда неожиданно попала в световое поле. Створки слюдяного окна были открыты настежь. Зоркий взгляд птицы успел подметить языки пламени в огромном, похожем на пещеру, камине и человека, сидевшего у огня. Прочь отсюда!.. …Немолодой, но полный свирепой силы, он сидел в кресле лицом к окну. Огненно-рыжие с проседью волосы были туго перехвачены сзади шнурком и превращались в конский хвост. Медвежья шуба укрывала его плечи. На груди, поверх плотного шерстяного камзола, ловил отблески огня золотой амулет — шестиконечная звезда с драконом в центре круга. Вчера ночью Рыжеволосый победил. Он встретил своего врага на подступах к замку. Ярко светила луна, высеребрив дорогу. Враг и его телохранитель — лицом к лицу против лучших бойцов Волчьего логова! Два чужака врезались в их ряды, выбивая противников из седел, но вскоре стрелы опрокинули их. Телохранитель врага, настоящий медведь, был убит, сам враг, истекая кровью, лежал поверженным на земле. — Я счастлив, византиец, что вижу в твоих глазах отчаяние, — склонившись над раненым воином, проговорил он, хозяин здешних земель. — Я знаю, ты не боишься смерти. Но тебе страшно оттого, что Дионисий в моих руках. Тебе страшно, что ты не выполнил волю своего учителя, что позволил мне похитить библиотекаря, вашего тщедушного пророка! И ты знаешь: я буду пытать его день за днем, поливать маслом и жарить, как теленка на вертеле, пока он не расскажет мне всего. Не выдаст тайну великого Оружия. Не скажет, где он спрятал его! — И, уже тише, продолжал: — Это значит, что уже скоро мир будет моим! Слышишь, византиец? — моим! — Тебе гореть в аду, Вествольф, — глядя ему в глаз, прошептал его враг. — А теперь можешь убить меня… Но он только усмехнулся: — Быструю смерть надо еще заслужить, стратиг Палеолог. — Обернулся на оставшихся в живых солдат, все теснее подступавших к хозяину. — Убирайтесь! Все! Те поспешили ретироваться. Никто не слышал, о чем он спрашивал византийца. Да что толку? Его враг все равно упрямо молчал. Только дышал тяжело, и кровавая пена вздувалась пузырями на его губах. Ему оставалось жить считанные минуты… — С тобой кончено, стратиг Палеолог, — наконец сказал он, поднял меч и нацелил острие на грудь умирающего грека. — Кончено! И что есть силы, через панцирь и ребра, вдавил клинок в его сердце. …И вот сейчас, сжав руками подлокотники кресла, хозяин замка смотрел в огонь. Но, странно, ничего не могли открыть ему языки пламени, такие изменчивые, ускользающие. И в первую очередь не могли открыть будущего, потому что Дионисий, там, в подземелье, молчал. Только стонал и плакал от боли… Сидя в старом кресле, Рыжеволосый закрыл глаза. Он даже нашел в себе силы улыбнуться. Этот мозгляк заговорит — хотя бы для того, чтобы умереть быстрой смертью! Но минуты складывались в часы, а его все не звали. И это ожидание становилось все большей пыткой! За спиной Рыжеволосого уже занимался рассвет, когда, скрипнув, тяжело открылась дубовая дверь. Языки пламени затрепетали на сквозняке. В зал нерешительно проскользнула тень — силуэт женщины. Встав у стены, она точно не смела двинуться дальше, оказаться на свету. — Матильда? — Да, хозяин, — не сразу ответила женщина. Отгородившись ладонью от огня, рыцарь пытался рассмотреть гостью. — Подойди, — тихо проговорил он. Она не решалась. — Ты оглохла? Тень качнулась. Чем ближе она приближалась к огню, тем нерешительнее становились ее шаги. Черный балахон, седые волосы, бельмо, скрывающее правый глаз. Костлявые руки, которым она не находила места. — Говори, — потребовал он, чувствуя, что голос его вот-вот готов сорваться. — Горе нам, горе! — вдруг быстро запричитала она. — Горе… Недоброе предчувствие заставило Рыжеволосого привстать с кресла. — Что случилось? — хрипло пробормотал он. — Ну же… Она в отчаянии сцепила руки. — Он умер, ваша светлость, — неровным, точно от озноба, голосом ответила женщина. — Только что! — Умер? — Оставляя медленно сползающую с плеч шубу, Рыжеволосый распрямился и сделал шаг вперед. — Как это… умер? — Почему он не догадался раньше, что ненавистный грек может попросту взять и умереть? Вот так жестоко посмеяться над ним! — Где… его тело? — Горе нам, — точно не слыша хозяина, быстро повторяла женщина. — Горе!.. …Через четверть часа двое слуг в окровавленных фартуках внесли в залу истерзанный труп молодого мужчины, положили его на каменный пол. Они не смели поднять на хозяина глаз. А Рыжеволосый смотрел и никак не мог узнать этого человека, которого выслеживал столько лет! Так он был изувечен… — Убирайтесь все, — не оборачиваясь на слуг, негромко сказал хозяин замка. — И ты, Матильда. Все — вон… Трое палачей и женщина немедленно вышли. Рыжеволосый подошел к покойному. Неужели его жизнь вновь прошла напрасно? И он опять не достиг того, что было наказано ему? Ради чего он родился на свет!.. — Нет, я так не хочу, — прошептал он. — Не хочу! Он шагнул к открытому настежь окну. Нащупав на груди золотой амулет, поднял его выше — к бычьей шее. Сжал, что было силы. Что же он скажет тому, кого зовет Драконом, когда тот спросит с него? Чем оправдается перед своим хозяином?! Промозглую осеннюю ночь тронул рассвет. Он поднимался над лесами, укрывавшими здешние земли. Скоро запоют птицы, защебечут на все голоса, и мир проснется… И тогда Рыжеволосый завыл на свинцовые облака, текущие над башнями замка. И в этом вое было проклятие тому, кто, не убоявшись пыток, так легко и беззаботно, вспорхнув вверх, вылетел за пределы его замка. — Я найду тебя, — грозно прошептал он. — Слышишь? — найду! Через сотни лет! Чего бы мне это ни стоило! Найду… И точно эхом его слов по небу прокатился раскат грома и сверкнула молния. И тотчас одинокое дерево, стоявшее на дальнем склоне, вспыхнуло, на глазах превращаясь в огненный столб…Часть первая
Глава первая. Паутина
1
Уже несколько лет Вадим был безработным — друзья и родственники считали именно так. Однажды расставшись с педагогической деятельностью, он публиковал статьи в журналах и газетах, на то и жил. Через несколько дней ему исполнялось тридцать три года. К этому времени он успел жениться и разойтись. Вадим так и не стал богатым рантье, о чем мечтал почти с пеленок. Даже не был бедным рантье. Научился брюзжать и скрываться от шумного светского мира в библиотеках. Дни напролет он просиживал за книгами, уходя в чье-то прошлое, которое иногда казалось близким. И хотя он успел написать книгу, на его взгляд — увлекательную, и даже издать ее в одном престижном научно-популярном журнале, это не сделало Вадима счастливым. Главное, он не открыл своей Трои. Другими словами, Вадим Арсеньев находился в том состоянии духа, когда люди перестают справлять свои дни рождения: принципиально — назло друзьям и знакомым. Когда они не желают заглядывать в будущее и живут одним днем. Для полного портрета неудачника Вадим хотел было приобрести еще одну очень важную черту характера: перестать чему-либо удивляться. А потом решил подождать. Сам еще не осознавая, насколько он прав…2
Случилось это в день его рождения — на злополучное тридцатитрехлетие. В обед Вадим налил полную коньяка и подмигнул коту Василию, приглашая начать торжество, когда в дверь позвонили… На пороге стояла грубоватая лицом барышня; она протянула квитанцию на письмо «до востребования», попросила расписаться и была такова. Через полчаса Вадим заходил на почту, что была через квартал от его дома. Письмо пришло из Сербии, фамилия адресата была «К. Остберг». Покинув почтовое отделение, Вадим прошел пятьдесят шагов — через парк, сел на первую свободную лавку. И только тогда распечатал письмо. Вот каковым было его содержание: «Уважаемый господин Арсеньев! Две недели назад я прочел в одном из русских журналов Ваш труд о некоем Дионисии из Идона, прозванном Близоруким. Я был приятно удивлен тем воодушевлением, с которым книга написана. Единственное слабое место вашего историко-биографического труда — оно фрагментарно. Но это понятно: нас разделяют почти восемь веков! Тем не менее, если Ваш интерес к этому человеку прежнего накала, я смогу помочь Вам. И самым серьезным образом. А именно: превратить Ваши скромные познания и многообещающие догадки в настоящую книгу о Дионисии из Идона. Если Вы располагаете свободным временем, в ближайшее дни я приглашаю Вас погостить в моем поместье. Ровно столько, сколько Вам будет угодно. Дорожные расходы беру на себя. Меня это не стеснит, поэтому пусть не стесняет и Вас. Думайте, решайте. Искренне Ваш, князь К. Остберг». Уже прочитав две трети письма, Вадим хотел было возмутиться самоуверенному тону неожиданного заграничного адресата. Князь, подумать только! А вот его книга, видите ли, «фрагментарна»! Больше десяти лет он отдал изучению этой темы! Но вскоре смягчился. Вдруг его адресат и впрямь знает нечто особенное? А он, гордец, пытается убедить себя в обратном… И почти сразу он вспомнил дождь. Вернее, прелюдию к дождю, увертюру едва ли не к великому потопу. Это случилось несколько дней назад… Выйдя из подъезда своего дома, Вадим поднял голову: тучи сходились над городом, теснились, наползали друг на друга — вот-вот, и польет дождь. Зонта не было, и Вадим поспешил к трамваю. «Третий» номер ушел из-под носа. Когда он провожал его взглядом, что-то легко укололо его между лопаток. Обернувшись, он увидел стоявшую за спиной, шагах в десяти, девушку. Нелепую, странную. «Дурнушку», как сразу окрестил ее Вадим. Одетая в плащ, словно упрямо ожидавшая ливня, она улыбнулась ему. Она забралась в тот же трамвай, что и он. И когда на остановке, где он вышел, его окликнули по имени-отчеству, Вадим уже не сомневался, кто преследует его. — Покажите мне вашу ладонь, Вадим Александрович, — едва он обернулся, попросила дурнушка. — Левую, если можно. Вадим взглянул в ее горящие глаза и сразу понял: девушка не в себе. Он развернулся и пошел прочь. Вадим шагал быстро, но лопатками ощущал, что юродивая не отстает. — Арсеньев! — когда он собирался перейти дорогу, резанул его окрик сзади. — Знаете, кто я? Разгадчица. — Дурнушка шла позади. — Я угадываю судьбы людей. Верьте мне, я умею многое! Например, видеть вещие сны. И толковать сны других. Я могу ответить, зачем вы родились. Могу рассказать, кто вы на самом деле. Постойте же… Он не ответил. Едва Вадим сошел с тротуара, как вокруг все потемнело, потеряло краски, став серым; предгрозовая прохлада поползла по улицам. Откуда она узнала его имя, думал он, переходя дорогу? Верно, таскалась по двору, разговорилась с бабками… Вадим свернул на самую людную улицу, где была пешеходная зона и открытые кафе. Улица волновалась, ожидая ливня. А небо тем временем стало таким темным и плотным, что, казалось, один высокий звук, пронзительная нота, и густая масса над головой лопнет… И город начисто смоет в считанные минуты. В одном из кафе под синим тентом Вадим купил бутылку пива и занял пластмассовое кресло. Над улицей нависла такая тишина, что люди даже говорили тише, точно громкий голос сейчас оказался бы святотатством. Вадим отхлебнул пива, поставил бутылку и, широко растопырив пальцы, взглянул на правую ладонь. — Не ту вы ладонь смотрите, — услышал он за спиной и стремительно обернулся. В свинцовом небе полыхнула молния, обожгла, а следом раскатисто громыхнуло. Казалось, гром прокатился отголоском по всем городским крышам. Даже бутылки и стаканы в открытом кафе отозвались каждый на свой лад. Что Вадим заметил в ярком свете молнии, так это улыбку и горящие глаза девушки в дождевике, смотревшей так, точно она ожидала от него чего-то особенного. — Вы?! — пролепетал он. — Не ту ладонь смотрите, Вадим Александрович, — повторила она, усаживаясь рядом по левую сторону — на соседнее пустовавшее кресло. — Нужно другую… — И не успел он опомниться, как дурнушка жадно схватила его левую руку и разжала пальцы. В этот момент небо прорезала еще одна молния, и гром, от которого заложило уши, расколол небо, покатился по крышам, рассыпался крупной дробью по тротуарам. А следом город накрыл обломный ливень. Тент прогнулся под количеством опрокинутой с потемневших небес воды. Улицу враз заволокло туманом. Очертания домов стали размытыми, испуганные горожане и машины за пешеходной чертой — на проезжей части — превратились в призраков. — Бог ты мой! Бог ты мой! — точно очнувшись, прошептала девушка несколько раз подряд. — Какой у вас путь… Какое сердце. — Голос ее перекрывал шум нарастающего дождя. Но она разговаривала в первую очередь сама с собой, и потому, наверное, не задумывалась — слышит он ее или нет. — И какая у вас будет любовь… — В нотках ее голоса при последних словах прозвучали нежность и грусть. Она подняла на него глаза. — Вы проживете удивительную жизнь, Вадим Александрович! Удивительную… Вадим хотел было выдернуть руку, но девушка держала ее крепко и настойчиво. — Вы один из тех, кто будет вершить историю. В вашей власти и во власти ваших друзей окажутся жизни миллионов людей!.. — Что будет в моей власти? — когда очередная молния сверкнула как раз над их кафе, спросил он. — Жизни миллионов людей? Улицу оглушил сухой треск грома: прокатился, рассыпался, исчезая в шуме дождя. — Да, — ответила девушка. — Потому что мы снова собрались все вместе. — Кто это — мы? — Нас много, — продолжала она, не отпуская его взгляда. — Есть добрые и славные, светлые и отважные. Есть лживые и вероломные. Несчастные и одинокие, — она опустила глаза, но неожиданно они вспыхнули. — А есть страшные, которым бы лучше родиться на свет зверьми… И мы снова все вместе! Вадим терял терпение, но голос дурнушки и скрытая в ней сила завораживали его. — Где — вместе? — спросил он. — Здесь, на этой земле, сегодня… — Я не понимаю, о чем вы говорите. — Поймете, — твердо сказала она. — Очень скоро поймете. Девушка встала с пластмассового кресла, сделала два шага, обернулась: — И он тоже здесь! — Кто — он? — начиная злиться, громко спросил Вадим, но холодок отчего-то уже пополз между его лопаток. Посетители кафе поглядывали на них. — Он! — выкрикнула дурнушка, приближаясь к стене дождя. — Тот, о ком вы все время размышляете! Чьи следы половину жизни искали в прошлом! И от кого уже готовы были отказаться, предать… Теперь на них смотрело все кафе. — Я знаю, где он, кто он. — Вадиму показалось, что девушкой в дождевике овладело неистовое веселье. Она была одержимой. — Я знаю его! Накинув капюшон на голову, она бросилась из-под тента на мостовую, сразу попав в ливень. И почти тотчас мокрая, неровная от дождя улица подхватила и скрыла ее. Вадим выпил свою бутылку залпом. Встал, подошел к стойке. Под аккомпанемент ливня полез в карман за мелочью. Вместе с десятирублевыми купюрами и серебром выудил клочок бумаги. На нем был нацарапан телефонный номер — незнакомый, чужой… И вот теперь он сидел на скамейке в парке — напротив почты. Странная фамилия, странное письмо. И совсем уже нежданно негаданное приглашение.3
Ночью он долго не мог заснуть. Стоило ему закрыть глаза, как события прошлых лет вихрем врывались в память. И более других — один сон, повторявшийся трижды в разные годы. Три ярких вспышки, о которых Вадим никогда бы не смог забыть… Он шел по крепостной стене. Справа проходили бойницы, впереди высилась грозная четырехугольная башня. Все это было сложено прочно, на века, под южным солнцем. На башне был виден солдат в доспехах, с копьем. Вадим отчетливо помнил яркий солнечный день, почти физически ощущал жару и шум близкого моря где-то недалеко за крепостью. Первый раз он увидел этот сон, когда ему едва исполнилось пятнадцать лет. Второй раз — в двадцать… У сна было продолжение. Башня, рыжая от палящего солнца и времени, поднимавшаяся почти к облакам, была совсем близка. А главное — у него появилось новое ощущение, что рядом с ним кто-то идет. Знакомый ему человек. Они увлечены разговором — и этот разговор судьбоносен для них обоих… В университете Вадим изучал историю Византии. Нашествие варваров-крестоносцев на Константинополь, его гибель гипнотизировали молодого историка. В этой эпохе он и открыл для себя Дионисия из Идона, загадочную личность, и написал о нем книгу, которую позже опубликовал крупный научно-популярный журнал. Вот тогда, ровно четыре года назад, он и увидел опять свой сон. Увидел свои руки в золоченых браслетах воина и перстнях, которые легли на горячий камень крепостной стены. Внизу расстилалась земля: справа — зеленые рощи, сады, слева открывалась морская бухта, порт. Ладьи и галеры с опущенными парусами стояли там. И какой-то невероятный покой был вокруг. Тот покой, что приходит перед бурей, перед грозой. Вадим помнил и человека, стоявшего рядом с ним. Его длинные седые волосы и богатую одежду. Может быть, это был важный вельможа? Придворный мудрец? Или царь? Другое мучило Вадима: для обычного сна это было все слишком явно! Еще через год, летом, в жару, Вадим сидел в городской библиотеке. В одном новеньком альбоме, изданном в Сербии, он и увидел то, что искал. Вадим приобрел заграничный паспорт, занял денег и отправился на Балканы. Спустя неделю Вадим ходил по крепости Вара, построенной еще в античности. Она принадлежала Византийской империи, в 1204 году ее заняли крестоносцы… Вадим отыскал ту стену и бойницы, вдоль которых прошел в первый раз в том недолгом своем сне уже пятнадцатилетней давности. И повторившемся недавно. Перед ним высилась башня. Нет, тот сон не был вещим! На башне, такой же рыжей от солнца, неприступной, не было солдата с пикой. А внизу хоть и простиралась та же земля, укрытая зеленью, но она была застроена отелями. В море тянулись пирсы — в бухте дремали белоснежные яхты, лодки, катера… Но перед глазами Вадима стояли ладьи и галеры, готовые выйти в открытое море и принять бой…4
Проснувшись утром, Вадим забрался в Интернет, пытаясь разузнать хоть что-нибудь об интересующем его человеке, затем обзвонил знакомых — историков и журналистов, но все без толку. Его подруга Марина Верховенская, позвонив из Питера, где была в командировке, посоветовала ехать не раздумывая и увезти ее с собой. И только тяжелоатлет на пенсии Аристарх Иванович Дронов, друг его отца, объехавший с цирком полмира, сказал Вадиму, который зашел к нему в гости: — А вот мне знакомо это имя. Может быть, и вспомню. Марина вернулась в пятницу. Он ждал ее! Едва переступив порог, чмокнула Вадима в губы. Положила сумочку. Сбросив туфли, проходя в комнату, уже расстегивала блузку. — Если бы ты знал, какие это были сумасшедшие дни! — обернулась она с улыбкой. За блузкой она легко сняла ажурный лиф и привычным движением руки швырнула его на диван. — Идем в кроватку, милый, я соскучилась! «Интересно, кто же первый удостоился этой чести быть с вами? — обнимая ее, не мог не подумать Вадим. — Ваш покорный слуга или полуотставленный муж?» Ее кожа была чуть солоноватой — отпечаток теплого августовского дня; еще Марина пахла духами — пряно и тонко. Она была нежной, все умела, все знала… Через час, выходя из душа, обернутая полотенцем, Марина спросила: — Ну, как продвигаются наши дела с загадочным господином… как бишь его… Бобсбергом? — Остбергом. — Да-да, Остбергом. — Никак. Конечно, есть выход, написать ему и спросить: а кто вы, собственно, такой? А можно послушать твоего совета — взять и поехать. — У меня есть идея, — она лукаво улыбнулась, садясь на кровать. — А что, если он не женат? Тогда ты меня выдашь за свою сестренку. Разве можно в меня не влюбиться? Вадим отрицательно покачал головой: — Нельзя. — Вот видишь. А нам давно пора выбираться из нищеты. Может быть, это — шанс. Может быть, твой Бобсберг-Остберг только и мечтает жениться на прекрасной русской женщине. Молодой и страстной. А я уж, будь уверен, смогу его окрутить. — Ты меня так легко бросишь? — Ну что ты! — Марина переползла к Вадиму на колени. — Ты будешь моим любовником. Ведь наверняка твой Остберг — старик! — Жила бы ты прежде — была бы куртизанкой, — вздохнув, сказал он. — Все может быть, — отпуская полотенце на высокой груди, обнимая Вадима, согласилась Марина. — По мне так — достойная профессия!5
В субботу, в два часа дня, Вадима поднял телефонный звонок. Встав с дивана, он подошел к столику, взял трубку, плюхнулся в кресло. — Алло? — Привет, это Дронов. Давай-ка, дуй быстро ко мне. — А что случилось? — Приедешь, расскажу. И не тяни время. Это касается твоего иностранца. Через полчаса Вадим входил к квартиру отцовского друга. Аристарх Иванович указал широкой ладонью на комнату: — Прошу. …На ковре лежал цветной плакат. Там, наверху огненной пирамиды, стоял молодой мужчина — статный, темноволосый, в черном фраке и цилиндре, с тростью. Он был худощав, но чувствовалась в его фигуре недюжинная сила. Лицо этого человека было как раз из тех лиц, которые называют аристократическими, утонченными. Надпись гласила: «На манеже — Белый Король!» — Кто это? — спросил Вадим у хозяина дома. — Здесь же написано: «Белый Король», — ответил тот. — Всемирно известный маг, самый талантливый изо всех иллюзионистов на нашей планете. Копперфильд в сравнении с ним — ребенок. Эта пирамида Белого Короля из огненных кругов — чудо. Никем не раскрытое. Вообще он был мастер на всякие чудеса. Его все звали «маэстро». Двадцать пять лет назад мне удалось познакомиться с ним в Мексике, — продолжал Аристарх Иванович. — Мы были там на гастролях. С одним представлением заехал туда и Белый Король. Тогда, четверть века назад, он пожал мне руку. Помню здоровенный изумруд в золотой оправе на его безымянном пальце! Мы, советские артисты, смотрели на этого мага, как на восьмое чудо света. Что и говорить — кудесник, да еще богач! Маэстро назвал меня «русским богатырем». А еще сказал: «У меня такое чувство, точно я вас давно знаю. Очень давно!» Вот так-то! А спустя еще лет десять мне передали журнал «Штерн». На Белого Короля было совершено покушение. В него стрелял спятивший тип из Скандинавии, некий Адольф Адельборг, уже старик. — Аристарх Иванович взял со стола старый немецкий журнал, развернул его. — Взгляни на эту физиономию… Вадим поморщился: рожа у типа и впрямь была неприятная, к тому же едкая, с хищным взглядом. Сам он был сухоньким, в задрипанном плащике и беретике, с жидкими седыми волосами. Полисмены крепко скрутили эту щепку. — Он выпустил в маэстро обойму с близкого расстояния, — продолжал Дронов. — Этот говнюк не объяснил своего поступка. Кажется, его признали сумасшедшим. Белый Король выжил, но уже не смог принимать участия в выступлениях. — Аристарх Иванович откашлялся в кулак. — Помню, когда маэстро пожал мне руку, я представился. И он — в ответ. Знаешь, как его звали? — Дронов ткнул в гостя пальцем. — Константин Остберг. Ка Остберг. Вадим с недоверием посмотрел на плакат. — Но какое он имеет отношение к истории? Простой циркач… — Вадим осекся, но Аристарх Иванович великодушно пропустил его реплику мимо ушей. Он взял со стола еще один старый потрепанный журнал, на этот раз «Вокруг света», развернул его. — Читаю, — сказал он. — «В мае этого года, после покушения, знаменитый иллюзионист Белый Король раз и навсегда ушел со сцены. Впрочем, нищенское существование ему не грозит. Белый Король имеет княжеский титул, он — потомок древнего аристократического рода, владеющего землями в Европе, и остаток жизни, как маэстро объяснил журналистам, он проведет в одном из своих замков». — Аристарх Иванович поднял брови. — Так что ты прав, дружище, простой циркач вряд ли будет хорошим историком. Но Белый Король — не простой циркач. Я уверен, что писал тебе именно он. Поезжай, Вадим, заодно передашь от меня привет, если, конечно, этот иллюзионист еще помнит «русского богатыря». Поезжай… Может быть, это новая страница в твоей жизни?6
За окном моросило. Вадим лежал на диване. В его ногах расположился кот Василий. Уже с четверть часа Вадим сжимал в кулаке клочок бумаги, где был записан телефон той странной девушки. «Я знаю, где он и кто он, — не отпускал ее голос. — Тот, о ком вы все время размышляете! Чьи следы половину своей жизни искали в прошлом. И от кого уже готовы были отказаться. Я знаю его!» «Чушь», — наконец твердо подумал Вадим. И неожиданно вспомнил, как решил написать книгу о Дионисии Близоруком. Подхваченный течением событий, с которыми его разделяло восемь веков, он увидел все в картинах. Точно молния поразила его! Родившийся в византийском городке Идоне, Дионисий был отправлен отцом в константинопольскую патриаршую школу. Ум юноши был острым и беспощадным, сердце — вдохновенным. Как никто другой он умел подчинять людей пламенной речью. Дионисий закончил школу в 1202 году, когда пышный рыцарский флот отплыл из Венеции на Восток. Начинался Четвертый крестовый поход… Бережно переместив кота, освободив тем самым ноги, Вадим сел на диване. Взглянув на телефонный номер, взял трубку и принялся нажимать на кнопки. — Алло? — спросил его на том конце провода женский голос. — Простите, — скованно начал Вадим. — Я нашел ваш телефон в своем кармане… — А, это вы, — откликнулся голос. — Недоверчивый Арсеньев… — Вы сразу узнали меня? — Хотите пригласить на свидание? — ответила вопросом на вопрос его абонентка. Вадим про себя усмехнулся. — Не совсем… — Что же тогда? — Я даже не спросил, как вас зовут… — А это так важно? — Важно, если я позвонил вам. Тем более, вы знаете мое имя. А я ваше — нет. — Хорошо, меня зовут Пашей. — Как вы нашли меня? — Я же говорила вам: я вижу вещие сны. Во сне я видела ваш дом, двор, подъезд, квартиру. Хотите, скажу, какой цветок растет у вас на кухне? Уродливый кактус. Который никому в мире не нужен, даже его хозяину. А на потолке вашего кабинета — трещина. Вадим оторопел. — И в бра, у кровати, хоть и два плафона, но работает только один, — с вызовом бросила Паша. — И они из зеленого стекла, так ведь? А в гостиной картина с пароходиком… Вадим взглянул на противоположную стену, проверяя, так ли оно на самом деле. Деваться некуда — был пароходик. Сам выбирал. — Вы… были у меня дома? — А еще — я видела вас, — точно и не слыша его, продолжала Паша. — Тоже во сне. И я искала вас. — Искали меня? Но зачем? — Чтобы предостеречь. — Предостеречь — от чего? — От кого, — чуть помолчав, поправила она его. Теперь замолчал Вадим. — И кто же мне угрожает? — наконец спросил он. — Я знаю этого человека? — Да, вернее… нет. Он тоже знает вас, и не знает — пока. — Вы говорите загадками. Вам трудно верить. А главное — вас трудно понять. — Если захотите — поймете. И даже если не захотите — все равно поймете. Потом. Главное, не оказалось бы поздно. Вадим с нетерпением покачал головой. — Опять загадка — поздно для чего? — Слушайте меня, Вадим Александрович. Бойтесь переплывать через Черную реку. Бойтесь проезжать под двумя дубами, сросшимися в арку. Бойтесь въезжать в ворота серого замка на горе. — Чушь какая-то, — как совсем недавно — про себя, теперь — вслух, выпалил Вадим. — Паша!.. — Вам нужно беречь жизнь. Свою жизнь. Понимаете? — Неожиданно голос девушки стал торопливым. — Дверь открывают — тетка пришла из магазина. Нам нужно прощаться. — Еще минуту… — Нет. — Вы сказали, что он здесь, и вы знаете — где он. О ком шла речь? — Не пытайте меня — вы сами знаете, о ком. О вашем Дионисии!.. В трубке пошли гудки. Минут пять Вадим сидел без движения. Совсем недавно девушка Паша, под аккомпанемент ливня, смутила его своей речью. А сейчас — только подлила масла в огонь. Константин Остберг, в яркий солнечный день, своим письмом также подверг его испытанию. Вадим откинулся на спинку дивана. Он почти уже стал забывать, что в его жизни однажды случилось чудо. И вот тебе — новый поворот. Письма от загадочных иностранцев, путаные предсказания юродивой. Неясная, но очень цепкая паутина оплетала его. Вадим закрыл глаза. И вновь отрывки из книги стали приходить к нему. Рыцарский флот подойдет к Босфору и возьмет Константинополь. Византия падет. Ее эстафету примет Никейская империя[1]. Там, при дворе нового императора, Дионисий из Идона по прозвищу Близорукий займет должность старшего библиотекаря. И там же он станет писать историю о юноше, получившем Оружие, равного которому еще не существовало на земле. И о Великой Битве, свидетелем которой этот юноша стал…7
В обед следующего дня Вадим решительно зашел на почту и отправил телеграмму на Балканы, в которой сообщал, что согласен посетить уважаемого К. Остберга. Но едва он назвался, как ему сообщили, что на его имя встречная телеграмма. И тоже из Сербии… Вот что было во втором послании загадочного иностранца: «Уважаемый господин Арсеньев! Убедительно прошу Вас, покидая дом, город и страну, постарайтесь по возможности ограничить круг людей, которые будут в курсе Ваших дел. Это всего лишь безобидная предосторожность, но, пожалуйста, не пренебрегайте ею. Искренне Ваш, князь Константин Остберг». На этот раз, словно зная, что раскрыт, Остберг подписался полным именем. Дронов оказался прав — Вадиму Александровичу Арсеньеву писал сам Белый Король. Он проснулся рано утром и стал ждать. Ему было ясно: механизм судьбы запущен — и назад хода нет. Подтверждением этой догадки стал ранний визит грубоватой лицом барышни с почты, которую он имел удовольствие видеть в этот вторник. Она протянула ему телеграмму-молнию: — Распишитесь. Адресат был все тот же. — Вы добрый ангел или злой? — спросил он. Та насторожилась. — Шучу, — вздохнул Вадим. Он расписался, и барышня удалилась. Третье послание было еще одним приглашением вступить в неизвестную ему игру. В телеграмме «Ка Остберг» оповещал Вадима, что авиабилеты «Дымов — Москва, Москва — Драгов» на его имя уже заказаны (до вылета из родного города оставалось ровно шесть часов), что на аэродроме Драгова его будет ждать автомобиль марки «Линкольн» белого цвета. Не выпуская телеграмму из рук, все еще сонный, Вадим прошел в гостиную и повалился в кресло. «Старый циркач прав, — решительно подумал он, — в моей жизни открывается новая страница».8
Уже проходя таможенный досмотр на аэродроме Дымова, Вадим сообразил, что никому не позвонил, не предупредил о своем отъезде. Ни родственников и друзей, ни Марину, ни Аристарха Ивановича. Просто наспех собрал чемодан, взял такси и уехал на пригородный автовокзал. Наваждение, да и только. Очнулся он, когда уже летел в Москву. В Шереметьево Вадим сделал пересадку и скоро вылетел в Драгов. И только когда самолет завис над облаками, под монотонный гул турбин, Вадим успокоился. Он смотрел в иллюминатор, за которым торопливо плыла назад расчерченная полями земля; извивались, сверкая на солнце, реки; ослепляли, точно зайчики, пущенные в окно, озера. Прежняя жизнь обрывками уходила назад. Однажды его сны открыли ему неведомые врата. Теперь, Вадим догадывался, ему предстояло сделать первые шаги в ранее неведомый мир. Жизнь и смерть византийца, как Вадим ни отрекался от его судьбы, не отпускали. Вели за собой всю жизнь. Следуя рейсом «Москва — Драгов», Вадим пытался угадать, что же нового о Дионисии из Идона мог рассказать ему господин Остберг? История о великом чудаке была подобна дороге, укрытой утренним туманом… Дионисий исчез из своего дома в Никее. Говорили, что он был похищен германским вельможей. Якобы тот охотился на библиотекаря долгое время и желал получить от него старинный долг. Но что это был за долг — неизвестно. Как и неизвестно — состоялось ли похищение на самом деле. С этого момента история теряла своего гениального отпрыска. Куда его увезли — в империю Латинскую? В Европу? Как он умер? Где похоронен?.. Три часа лета прошли для Вадима Арсеньева почти в полусне…Глава вторая. Клиент Интерпола
1
Весть о том, что в Праге убит профессор истории и знаток антиквариата Владек Пташка, застала комиссара Георгия Горовеца в поезде «Париж — Берлин». Клондайком Пташки были древние рукописи, сохранившиеся произведения искусства, предметы быта и оружие веков минувших. Краткая информация о его смерти не могла пролить необходимый свет на случившееся. Убит в закоулках старого города выстрелом из пистолета. Горовецу было приказано немедленно изменить маршрут и в течение суток прибыть в Прагу. Он мог только догадываться, почему выбор пал именно на него. Горовецу, в бытность, когда он занимался пропавшим антиквариатом, не раз приходилось консультироваться у Пташки. В Прагу комиссар Горовец приехал 26 августа рано утром. В этот теплый и ясный день не хотелось думать, что Владека Пташки, старого доброго человека, больше нет. Не заезжая домой, он сразу поехал на квартиру покойного… Поступив на службу в Интерпол прямиком из рядов внешней разведки советской Югославии, Горовец лишился дома как такового. Но для кочевой семьи это было нормальным состоянием. Мать его приехала из России, тогда — Советского Союза, эмигранткой третьей волны, отец был сербским скрипачом странствующей труппы. Он залихватски играл в ресторанах цыганские и южнославянские песни. Поступив в Интерпол, Горовец менял европейские столицы и города: жил в Белгороде и Марселе, в Лондоне и Стокгольме. Исколесил всю Италию, когда охотился за опасным преступником из новой Украины, отыскал его; получив пулю в плечо, вернул подлеца на родину. В Праге он жил только год, но за это время успел полюбить прекрасный город на Влтаве. Горовецу было поручено прямо с вокзала приехать на квартиру покойного профессора. Так он и сделал.2
— Мы ждали вас, — с порога сказала ему моложавая, по-спортивному поджарая женщина. — Я капитан криминальной полиции Линда Ветлецка. Проходите. Он хорошо знал эту квартиру. Старинная довоенная мебель. Стеллажи, книги, папки. Среди них и прошла вся жизнь Пташки. В гостиной работали криминалисты. Дама пригласила его на кухню. На буфете закипал электрический чайник. — Кофе, чай? — спросила дама. — Кофе, черный, — откликнулся он. Та деловито кивнула. Горовец снял пиджак, повесил его на высокую спинку стула. — Я знал Пташку, — усаживаясь за стол, сказал он. — Но путаюсь в догадках, зачем вам понадобился спецагент по борьбе с терроризмом. Меня просто выдернули из текущих дел. — Он с интересом рассматривал спортивную фигуру капитанши. — Это связано с моим предыдущим профилем работы — с похищенными древностями, кочующими по миру? — Не совсем, — обернувшись за туркой, сказала она. По кухне уже полз мягкий аромат кофе. Любимый напиток Пташки! В этой квартире профессор угощал только кофе. Чая вообще могло не оказаться в его доме. Ветлецка разлила кофе по чашкам. Села напротив. — Моему шефу стало известно, что последние десять лет Пташка искал ключ к одной исторической загадке. — Ветлецка поднесла чашку к губам. — Загадке очень серьезной — уже потому, что она повлекла за собой череду странных и малообъяснимых событий. Так мне по крайней мере сообщила его ассистентка — Зоя Вайдова. Она сейчас на балконе, скоро я ее позову. Зоя только сегодня утром узнала о смерти профессора. Для нее это был настоящий шок. Я вызвала ее ради вас. — Понимаю. — У пани Вайдовой есть очень любопытная информация. Но об этом я расскажу чуть позже — сразу после того, как покажу вам несколько любопытных фотографий. Ветлецка взяла с буфета большой конверт, вытащила оттуда пачку фотоснимков. Но разложить перед Горовецом их не спешила. — В Праге море туристов, — продолжала она. — Ежедневно они делают на улицах Пражского града тысячи снимков… — Получая пулю, Пташка попал еще и под «перекрестный огонь» фотоаппаратов? — К счастью полиции, почти что так, — кивнула Ветлецка. — Фотоаппарат одного японца, приехавшего в Прагу с семьей, вместе с женой и двумя детьми, заснял все мгновения преступления: Пташку, идущего от Влтавы вверх по улице, его, покачнувшегося, падение профессора. — И убийцу? — вставил Горовец. — Возможного убийцу. — Так покажите мне эти фотографии… Ветлецка не выпускала снимки из рук. — Мы предполагаем, что на них запечатлен человек, хорошо вам известный. Ради этого мое начальство попросило направить вас сюда. — Она протянула снимки Горовецу. — Смотрите так, как будто это кадры немого кино. — Постараюсь. Улочка, ведущая от реки — вверх, по Пражскому граду, была ему знакомой. Поток людей. Улыбающаяся, луноликая японка и две маленькие девочки. В левой части фотографии, спиной к фотографу, человек в летнем плаще — это Пташка. Чтобы его не спутать, часть спины, открытой объективу, обвели красным карандашом. Он был убит идущим ему навстречу. Кто же они, эти пешеходы? Верзила в легком джемпере, парочка влюбленных. Невысокая молодая женщина, рыжеволосая, в черной кожаной куртке и солнцезащитных очках. На второй фотографии они сближаются. На третьей — наплывают друг на друга. Как видно, японец до времени был скрыт от взгляда убийцы, иначе последний повременил бы со злодеянием, отложил бы его на минуты или часы. Следующие фотографии становились для Горовеца все более красноречивы. Вот Пташка падает на колени, все оглядываются. Когда он оказывается на мостовой, улица уже охвачена волнением. Ее течение нарушается. И только молодая рыжеволосая женщина в кожаной курке и темных очках, на предыдущих фото задевшая профессора локтем, неумолимо идет вперед. Заметив фотографа, теперь уже щелкавшего уличную смуту, она спрятала голову и в без того высокий, поднятый воротник куртки. — Компьютер делает чудеса, — проговорил Горовец, разглядывая последний снимок, на котором лицо молодой женщины было увеличено и отпечатано с максимальной точностью. — Вы узнаете эту женщину? Горовец уже различал знакомые черты — широкоскулое лицо, упрямый подбородок. (Рыжее каре, без сомнения, всего лишь парик.) Да и крепкая миниатюрная фигурка, все было очень похоже!.. — Сварите мне еще кофе, капитан, — попросил он. — Самый крепкий, какой только сможете. И кстати, у вас нет коньяка? Ветлецка понимающе улыбнулась: — Есть. Она поднялась, включила чайник. Управляясь с туркой, краем глаза следила за тем, как жадно он рассматривал фото. — Она и впрямь — та неуловимая особа, с досье которой мне так любезно разрешили познакомиться? — спросила Ветлецка. Горовец поднял голову: — Все зависит оттого, информация о ком была в этом досье. — Международная террористка, убийца по призванию, неуловимая, умелая не по годам. Лишь один раз попалась в руки властей, по юности, но ей помогли убежать. Тогда погибло пятеро полицейских. На вопрос, где и когда был совершен ее первый террористический акт, она ответила: «Дома». Она убила свою мать, отчима и брата. Причина — неизвестна. Работает на ирландцев и на Алькайду. За этой особой взрывы в людных местах — в семи государствах Европы, и десятки, если не сотни, жертв. Не говоря уже о заказных убийствах. — Анна Ортман, — кивнул Горовец. Фотография притягивала его взгляд, не отпускала. Он кивнул. — Все верно: наш клиент. — За которым вы гонялись несколько лет, пока она не исчезла из поля зрения Интерпола, — многозначительно добавила Ветлецка. Горовец усмехнулся: — Это было моим самым большим разочарованием в жизни. Если не считать позорной порки, публично устроенной мне соседом, у которого я воровал в саду яблоки. Теперь я понимаю, почему вызвали именно меня. А я-то, простак, подумал, что это связано с моей первой работой в Интерполе — поиском украденного антиквариата, и моим знакомством с Пташкой. — Мы ведь и впрямь были с профессором добрыми знакомыми. Что касалось профессиональных интересов… Ставя перед ним чашку с кофе, Ветлецка понимающе кивнула. — Предположим, что это она, — продолжал Горовец. — Но какое отношение может иметь международная террористка к безобидному профессору Пташке? — Он беспомощно развел руками, точно требовал немедленного ответа от собеседницы. — Не понимаю! И даже если его убийство заказано, то почему Анне Ортман? Чем он заслужил такой чести? С ним бы справился самый обычный уголовник, да что там — уличный хулиган!.. Вы говорили об исторической загадке и о ключе к ней, который искал Пташка? — отдавая фотографии капитану, проговорил Горовец. — И о том, что есть любопытная информация, которой может со мной поделиться ассистент профессора? Ветлецка кивнула: — Информация касается того, чем вплотную занимался профессор Пташка последние годы. Помимо лекций в университете и коллекционирования древностей. — Я знаю, чем он занимался. Писал книги, бродил по тайным тропам предыдущих веков. Или чем-то еще? — Пташка исследовал литературу о некоем средневековом ордене. Собирал информацию буквально по крупицам. — Древний орден, — легонько прихватив подбородок, сказал Горовец. — Лет десять назад у профессора выходила книга — настоящий фолиант. О тайных религиозных обществах древности и Средневековья. Он показывал ее мне. В книге шла речь о многих орденах и сектах. — Если послушать пани Вайдову, Пташка всю жизнь посвятил изучению одного лишь ордена, — откликнулась Ветлецка. — Ордена Дракона, — прозвучал незнакомый Горовецу голос. Комиссар и капитан обернулись. В дверях, прижав платок к губам, стояла заплаканная молодая женщина — темноволосая, кареглазая, в черной водолазке и джинсах. Но голову она старалась держать высоко — обсуждали близкого ей человека. И занимались этим люди, которых она не знала. — Зоя Вайдова, ученица и ассистентка Пташки, — представила ее Ветлецка. — Комиссар Горовец. Привстав, Горовец поклонился. — Садитесь, куда хотите, пани Вайдова, — сказала Ветлецка. И тут же задала девушке знакомый вопрос. — Кофе, чай? Та отрицательно покачала головой. Ветлецка отправила фотографии обратно в конверт, положила его на край буфета. — Сам орден нас интересует постольку-поскольку, — сказала она. — Это все история. Но именно его изучение — наиболее реальная причина, по которой Пташку убили. Как говорит госпожа Вайдова, последние годы с ним стали твориться удивительные вещи. Он точно оказался в эпицентре самых неожиданных и невероятных событий. — Она обернулась к девушке. — Верно? — Все так и было, — усаживаясь на стул, кивнула та. — Тогда расскажите моему коллеге, по возможности соблюдая хронологию, события последних лет. Зоя подняла на мужчину заплаканные глаза, понимающе кивнула. — Профессор Пташка делился со мной очень многими секретами. Но самое сокровенное, как оказалось, он держал втайне. Видно было, что девушка, пытаясь отвлечь себя от случившейся трагедии, собирается с мыслями. — Я сама узнала об этом недавно, — после короткой паузы продолжала она, — о его увлечении, страсти. Он скрывал ее ото всех. Орден Дракона уже давно стал для профессора наваждением. Но едва Пташка приоткрыл тайник с накопленной за долгие годы информацией, стоило немногому попасть в научную печать, как он стал интересен разным, совсем непохожим друг на друга людям. А главное, по его же словам, близко ничего не имевшим к истории. К нему… стали приходить гости, — последнее слово она произнесла с особенным выражением. Горовец нахмурился: — Гости? — Так он их называл. Разные люди, которые были остро заинтересованы в его открытии. Пусть то касалось манускриптов, связанных с орденом Дракона, или изображения дракона на печатках, амулетах, оружии. — Зоя приложила руку к шее. — Можно воды? В горле пересохло… Сделав пару глотков, девушка поставила бокал на стол. — Изображение дракона в шестиконечной звезде — неизменный знак ордена. Будь то печать на средневековом документе, рисунок на кольце или в центре крестовины меча. Профессор не сомневался, что изображение дракона в шестиконечной звезде было священным. Пташка рассказал мне обо всем неожиданно. Он сказал, что все эти люди — его «гости» — охотились друг на друга. А приманкой они выбрали книгу, посвященную тайным обществам прошлого. И… золотой амулет. — Амулет? — нахмурился Горовец. Вайдова кивнула. — Однажды профессор сказал мне, что уже готов проклясть свой труд. На книге, точно на карточной колоде, разыгрывали его судьбу. Иногда ему казалось — его жизнь и его смерть. А главным козырем, это слова самого Пташки, как раз и был золотой амулет. Отпивая горячий кофе, Горовец слушал девушку внимательно, не пропуская ни одного слова. Выраставшая картина, по мере рассказа наполнявшаяся новыми красками, штрихами, все больше завораживала его воображение…3
Еще студентом Владек Пташка был страстно увлечен средневековой символикой. Первый раз он увидел дракона, заключенного в шестиконечную звезду, дни напролет изучая редкие книги по Средневековью. Подпись на латыни гласила: «Дракон восставший». Владек спросил у своего учителя, что бы это могло значить, но толкового ответа не получил. Пташка почти забыл о странном символе, пока не оказался в румынском замке, где с другими студентами-выпускниками участвовал в раскопках. Их водили по ветвистому, не знавшему конца и края подземелью полуразрушенного замка рыцарей Волковичей. Предание этого рода гласило, что дочь северного аристократа, умевшая крепко держать меч, по воле отца вышла замуж за румынского князя. Объединение династий было подкреплено красноречивым девизом: «Волк к волку идет собираться в стаю!» Они, студенты, открывали двери, откуда веяло сыростью и могильным холодом. В одной зале, куда они попали случайно, Владек долго водил лучом фонаря по стене. Он чувствовал, что древний камень что-то скрывает. Вся стена была покрыта мхом, но странный рисунок угадывался через аспидно-изумрудную зелень. Взяв нож и не долго раздумывая, Владек полоснул по «ковру», источавшему запах растительной гнили. И уже через пять минут ему предстало изображение — дракон в шестиконечной звезде! Отстав от экспедиции, он бросился смахивать мох и с других стен. На каждой, размером в два человеческих роста, ощерив пасть, на него — через века! — смотрел дракон. И та же надпись, что и в древнем манускрипте, была под каждым, высеченным из камня, изображением: «ДРАКОН ВОССТАВШИЙ». Пташка сделал снимки и пошел оправдываться за отлучку. Очень скоро он нашел человека, который смог ему помочь в дальнейшем поиске. Это был старый чудак профессор Карл Марек, давно вышедший на пенсию, и, как считали многие, выживший из ума. Марек принял студента радушно, с интересом рассмотрел сделанные им фотографии. — Возможно, — сказал старик профессор, — это злая шутка средневекового отступника. А может быть, и куда хуже… — Например? — спросил Пташка. — Знак тайной секты, о которой мало теперь кто вспомнит. Шестиконечная звезда — древний каббалистический символ. Звезда-лабиринт. Разумеется, если брать ее классическое изображение. Понять сцепку всех линий в ее сердцевине невозможно. Древние иудеи рассматривали эту звезду как средоточие всех вселенских тайн. Но почему дракон? В сердцевине этой звезды? Думаю так: кто-то решил, что именно зверь является центром и хозяином всего мироздания, всего сущего. Более того, уверен: «Дракон» — имя собственное. Речь идет одновременно о символе и живом существе, в существование которого свято верили! — О живом существе, — как завороженный, пробормотал тогда Владек Пташка. И тотчас сказал. — Хочу знать о нем больше, профессор Марек. — А не боитесь? — лукаво улыбнулся старик. — Нет! — горячо ответил студент. Старик пожал плечами: — Могу дать совет. Вам стоит поискать ответ в средневековых арабских источниках. Им было легче уцелеть в те века! Будут деньги, поезжайте в Кордову, к моему другу и ученику Мигелю Фуэнтесу, профессору истории, арабисту. Если вам повезет, он поможет студенту-энтузиасту из Чехословакии. Целый год Пташка копил средства и штудировал арабский язык, на котором писал Аверроэс. А затем, все бросив, уехал в Кордову, отдал рекомендации дону Фуэнтесу и засел за нужные книги. Он не просто отыскал в них упоминание о «Драконе восставшем». Арабские книги говорили, что Дракон пришел из древних времен, и след его терялся в знойных просторах Ближнего Востока. Дракону поклонялись, просили у него заступничества и верили в его грядущую славу. Ему приносились человеческие жертвы. Добрые христиане, как могли, боролись со «слугами Дракона», книги о нем сжигались на кострах инквизиции, мечи и щиты с эмблемой Дракона переплавлялись, расплавленную сталь окропляли святой водой. Последователей этой ереси ждал костер или просто площадная расправа. Вернувшись в Прагу, Владек узнал, что профессор Марек умер. Пришлось действовать в одиночку. Его не удивило, что князей Волковичей преследовали везде и всюду. Главный их грех был ясен и прост — дьяволопоклонничество. Через пять лет раскопок в Румынии под развалинами одного из замков Волковичей Пташка попал в старинные подвалы. Там, в зале с изображением Дракона, он нашел то, что искал: алтарь и почерневшее от крови жертвенное ложе с цепями для рук и ног. Сомнений не оставалось: тут Волковичи задабривали своего бога, убивая людей. Пташке во что бы то ни стало хотелось отыскать следы той юной северной аристократки, которую выдал старик отец за румынского князя. Путь из Румынии привел в Германию, оттуда на север Европы. Два года ушло у Пташки на поиски в Скандинавии, пока там, под городком Гульденштерн, в местности, именуемой Волчье логово, он не обнаружил на горе развалины замка. Во времена Второй мировой тут шли бои. В замке от союзников отбивалась часть грозной дивизии СС. Авиация и артиллерия сделали свое дело — фашисты погибли под развалинами. Историки вынесли вердикт: замок восстановлению не подлежит. Что до местности, то она была гористой и суровой, совсем непригодной для земледелия. О развалинах решили забыть. Взяв с собой двух учеников, около месяца Пташка лазил по развалинам, пока наконец не попал в подземелье. Там, в дальних коридорах, Пташка и обнаружил наполовину разрушенный барельеф, высеченный в камне: портрет старика аристократа и молодой девушки в рыцарском облачении с мечом. Поверх кольчуги рыцаря Пташка различил искусно вырезанный медальон — шестиконечную звезду с драконом в середине. Они, мужчина и девушка, были похожи — оба широкоскулые, с волевыми лицами, твердым взглядом. У Пташки даже сердце екнуло: перед ним — отец и дочь! Теперь оставалось узнать, кому принадлежал замок на Волчьей горе. Много месяцев ушло у Пташки на этот поиск в архивах Гульденштерна, но нить обрывалась в середине тринадцатого века. Последний известный хозяин, как писалось в архивных документах, «завладел замком, выбив оттуда некоего герцога, дьяволопоклонника». Для себя Пташка понял: старик аристократ и его дочь являлись последними поклонниками Дракона, которых изгнали из их родового жилища. А девушка-рыцарь была той самой юной аристократкой, что отправилась в Румынию и стала женой князя Волковича. Раскопки на Волчьей горе Пташке пришлось временно прекратить — надо было преподавать, зарабатывать на жизнь. А потом наступил шестьдесят восьмой год: советские танки вошли в Прагу, между двумя лагерями, как нож гильотины, опустился железный занавес. Только один раз, в семьдесят восьмом, уже профессором Пражского университета, ему удалось попасть в те места. Он вырвался в Гульденштерн на сутки, заночевал в гостинице. В поместье Волчье логово он решил наведаться ранним утром… …До горы оставалось не более пятидесяти километров, когда Пташка обнаружил, что за их машиной следует серебристый БМВ. Секретная служба, решил он. А вдруг профессор — шпион из соцлагеря? Пташка миновал каменный мост над руслом пересохшей речки, именовавшейся Черной, въехал на Волчью гору. Вскоре он обошел руины, отыскал вход в подземелье. Выстрелив лучом фонаря вперед, шагнул вниз. Ступени, поворот… Внезапно луч его фонаря уперся в стену. Пташка не верил своим глазам. Откуда?! Он ощупывал руками камни, толкал их, точно ребенок — нарочно запертую дверь, почти бессознательно. Пташка готов был расплакаться, но факт оставался фактом — плоды его работы перечеркнули! Пташка поднимался, держась за ту же стену, точно ослепший. Два раза споткнулся. Надежда, что однажды он откроет в замковых подвалах нечто — откроет всему миру! — улетучивалась, рассыпалась на глазах. Вновь серое утреннее небо, крики птиц… Пташка выбрался из руин и пошел к развалившейся стене. А преодолев ее, стараясь не оступиться, едва не налетел на пожилого незнакомца. В светлом плаще, сером берете и черных перчатках, тот стоял по ту сторону обвалившейся стены и, кажется, только и дожидался его — Владека Пташки. Но каким хищным было выражение лица у этого господина! — Простите, — по-немецки сказал незнакомец опешившему профессору, — не хотел вас напугать. Простите… — Да нет, ничего, — пробормотал не ожидавший преследования Пташка. Переступая с камня на камень, он коснулся плечом плеча незнакомца и тотчас услышал вопрос в спину: — Вы историк? — Да, — обернулся Пташка. — Я так и подумал, — откликнулся незнакомец заговорщицким тоном. — Историк, — хмуро подчеркнул ученый. — Не советский шпион, заметьте. — Профессор Владек Пташка? Ученый понял, что от разговора с работником спецслужб ему не уйти. — Именно так. Вы, верно, читали мое досье, коль «сопровождаете» меня? — Ну, как вам сказать, — все так же заговорщицки пробормотал тот. — Да чего уж, не стесняйтесь, говорите. Незнакомец цепко посмотрел в глаза профессору: — Скажите, зачем вам понадобился замок на Волчьей горе? — Послушайте, — не желая слишком распространятся, устало проговорил Пташка. — Это дело науки, но никак не политики. И я никакой не связной, честное слово. — Он доверительно вздохнул. — Когда-то я проводил тут раскопки: меня заинтересовали развалины замка, его подземелье. И хозяева Волчьей горы — аристократы, которые владели этим замком в Средние века. Если быть точным, в начале тринадцатого века. — И что же в них такого особенного, в хозяевах Волчьей горы, что вы не поленились забраться сюда? — став жестким, колючим, оживился незнакомец. В его голосе звучал вызов. — Даже рискуя быть обвиненным в шпионаже! Профессор обернулся к навязчивому преследователю: — Я думал, разведчиков интересует день сегодняшний. Может быть, вчерашний. Но никак не то, что происходило семь веков назад! — Разведчиков — может быть, но не меня. Пташка недоуменно уставился на собеседника. — Вы меня разыгрываете? Тот покачал пальцем у самого носа профессора: — Ни в коем случае. Пташка вконец растерялся. — Кто же вы тогда? Как вас зовут? — Простите, забыл представиться, — приложив руку к беретке, козырнув, поклонился незнакомец. — Адольф Адельборг. — И вы… не работаете на ваше правительство? — Боже упаси — я не люблю никаких правительств. — Вы — историк? — подумав, спросил Пташка. — Краевед? — Просто незаметный человек, — пояснил его спутник. — И вам не враг. Но предупредить вас обязан… — Предупредить? — нахмурился Пташка. — Именно так. — Он утвердительно покачал головой. — Поубавьте пыл, господин Пташка. Поумерьте его, что касается этого замка и его исторических обитателей. Пташка опешил. Он даже не сразу нашелся, что ответить на этот выпад. — Вы странно со мной разговариваете, — вглядываясь в сухое лицо незнакомца, точно желая угадать — кто он на самом деле, недоуменно проговорил чех. — Мне не нравится ваш тон… — Да наплевать мне, нравится вам мой тон или нет, ясно? — сделав шаг вперед, ядовито бросил новоиспеченный господин Адельборг. — Зарубите себе на носу: вам следует забыть о том, что вы тут нашли лет этак двенадцать назад. Даже смешно просить о такой мелочи! — Подождите, что? — Вам следует забыть о своей счастливой находке, — Адельборг говорил с настойчивостью, очень холодно, почти враждебно. — Вам она не принадлежит. — Вы говорите о портрете в камне? О старике и девушке с мечом? Его дочери… Лицо господина Адельборга стало хищным, отталкивающим. — Откуда вам известно, что она его дочь? Пташка пожалел о том, что проговорился. Нужно быть осторожнее. Его собеседник был по всему типом неуравновешенным. Может быть, опасным. — Мне так показалось, — осторожно ответил он. — Напрасно вам это показалось, — процедил тот. — Тем не менее, если не хотите накликать на себя беду, забудьте о портрете. И забудьте о том, другом, что искали, но не нашли. Пташка оцепенел. — Я не понимаю, о чем вы… — Все вы прекрасно понимаете, профессор. Не делайте из нас обоих дураков. Ведь вы искали алтарь, на котором приносили жертвы Дракону, верно? — Скажите, — не отпуская хищного взгляда Адельборга, проговорил Пташка, — откуда вам известна моя фамилия. Вы следите за мной, но как давно? Его спутник усмехнулся: — Я лучше скажу вам другое. Адельборг — моя фамилия по отцу. Хотите узнать фамилию по матери? — Мне она безразлична, — отрезал Пташка. — А я так не думаю, профессор, — вкрадчиво улыбнулся его собеседник. — Фамилия моей матери — Волкович. Пташка почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Эта перемена не укрылась от Адельборга. — Вижу, попал в самую точку, — сказал тот. — Так вот, мой вам совет. Не приезжайте больше на эти развалины, не пытайтесь попасть в подземелье. Замок на Волчьей горе принадлежит другому человеку. — Кому же? — не сразу спросил Пташка. — Так трудно догадаться? — ответил вопросом на вопрос господин Адельборг. И сам дал ответ: — Замок принадлежит его хозяину — и он очень скоро вернется сюда! Не хотелось бы, чтобы он тут обнаружил термитов вроде вас, — добавил господин Адельборг. — Так это вы замуровали ход в подземелье? — Мы, — многозначительно добавил новый знакомец Пташки. — И еще, — уже собираясь уходить, усмехнулся он. — Забудьте о той глупости, которой занимались половину своей жизни, чтобы не потерять вторую ее половину. Вам должно быть известно, что термитов уничтожают без жалости и сожаления. — Господин Адельборг, сейчас показавшийся чешскому ученому сумасшедшим, рассмеялся. — А теперь — прощайте. — Он сорвал с головы беретку, расплескав клочки седеющих волос, взмахнул ею. — Прощайте, профессор! Когда таксист вез ученого обратно, Пташка вновь увидел серебристый БМВ, следовавший за ними по пятам. Он предложил таксисту остановиться за первым поворотом. Преследуя их авто, БМВ проскочил мимо на близком расстоянии. В машине, все это время от них не отстававшей, сидел вовсе не господин Адельборг, а два молодых субъекта. Видимо, преследователями все-таки были работники спецслужб.4
Вернувшись домой, Пташка долго не мог прийти в себя: его историческая находка для кого-то имела сакральный смысл! Ближайшие годы он был занят преподаванием на кафедре и созданием частных коллекций. Только девять лет спустя, когда железный занавес был поднят и сдан в утиль, Пташка опубликовал часть своей книги, посвященной ордену Дракона. Именно — ордену. К этому его подтолкнуло письмо из Кордовы от дона Фуэнтеса, уже древнего старика. В письме оказалась копия отрывка из редкой книги арабского хрониста ал Багури. Среди прочего он упоминал о последователях Дракона, как о немногочисленном религиозном ордене с магистром во главе. «Целью существования, — отмечал ал Багури, — рыцари ордена ставят обретение святыни, великого Оружия, которое поможет им завоевать мир. Они носят христианский крест поверх камзола и дракона в шестиконечной звезде на груди — под рубахой. Стать посвященным в тайны ордена — задача сверхсложная. Поэтому численность посвященных небольшая. Но члены ордена и не стремятся к обратному. Им не нужна огромная армия, но только потому, что все решит сила обретенного ими Оружия. К кому оно попадет первым, считают они, тот и будет повелителем мира». В конце Ал Багури красноречиво уточнял: «Рыцари ордена Дракона свято верят, что Оружие подарено им для грядущей битвы. И они должны его найти во что бы то ни стало». Сразу за публикацией Владеку Пташке позвонил незнакомый человек из Сербии и представился «Мирославом Владовичем». — Меня очень заинтересовала ваша работа, посвященная ордену Дракона, — в тот день сообщил абонент, обладатель приятного баритона. — Дело в том, пан Пташка, что я занимаюсь историей тайных обществ, в частном порядке, — добавил он, — и не один раз сталкивался с изображением Дракона на предметах древности. Могли бы мы встретиться и поговорить? — Только в том случае, если вы покажете мне ваши находки. — С огромным удовольствием, — ответил Мирослав Владович. Они договорились встретиться через три дня, в полдень, у Пташки дома. Ровно в полдень, едва пробили часы, в квартире раздался звонок. Пташка, не спрашивая — кто, открыл дверь. На пороге стоял высокий спортивный мужчина лет тридцати пяти, в светлом плаще, широкополой фетровой шляпе, в черных кожаных перчатках. Лицо его было аристократически-утонченным, глаза проницательными, над верхней губой, лучиками, расходились тонкие усики. В руке он держал дипломат. — Профессор Владек Пташка? — спросил гость. — Да, — ответил уже немолодой хозяин. — Мирослав Владович, — представился тот. Пожимая руку гостя, Пташка разглядел на его безымянном пальце огромный изумруд в золотой оправе. Наверняка дорогущий! Уже через минуту гость положил на стол дипломат и открыл его. На рельефном бархатном дне в специальных формах покоилось три футляра. Так оберегать экспонаты мог только истинный коллекционер! В первом футляре хранился кинжал с изображением дракона на рукояти, во втором — средневековое огниво с той же печатью… — Что же вы приготовили мне на закуску? — спросил Пташка. — Что в третьем футляре? — Откройте сами, — предложил гость. Пташка аккуратно вытащил футляр из бархатных тисков, открыл крышку. — Неплохой экземпляр, правда? — спросил Владович. Да, и он превосходил все ожидания Владека Пташки! Профессор осторожно зацепил пальцами золотой амулет, положил его на ладонь. В широкой шестиконечной звезде, в круге, ощерив зубастую пасть, изогнулся дракон. — Неплохой — не то слово! — вырвалось у Пташки. — Это украшение было чем-то вроде… — Креста — для верующего в Иисуса, — закончил его мысль Владович. — Вы это хотели сказать? Они переглянулись. — Да, — многозначительно кивнул Пташка. — Именно так! Между зубьями звезды, прямо над головой дракона, приютилось крохотное ушко. Владович указал на него: — Такой амулет рыцарь воинства Дракона носил на шее. — Кому же принадлежал этот амулет? — риторически спросил Пташка. — Думаю, не простому рыцарю, а знатному господину. Возможно, самому магистру, — задумчиво откликнулся Владович. Пташка перехватил его взгляд: — Вы тоже считаете, что это был орден? — Я знал об этом до вашей публикации, — кивнул его гость. — Что до амулета, то с одной шеи он переходил на другую. — Гость вновь улыбнулся, и его усики-стрелочки расползлись в стороны. — Король умер, да здравствует король! Пташка вложил золотой амулет в футляр. Но, спохватившись, вновь достал его, перевернул. Сощурил глаза. Отодвинул ящик стола, полез за лупой. Прицелился. — «Дракон восставший», — предупредил его открытие гость. — Надпись почти стерта от времени, но прочитать можно. Если вы владеете древним арамейским. Пташка взглянул на гостя, вновь — на амулет, опять — на Владовича. — Я плохо знаю арамейский, но поверю вам на слово… Сколько же ему лет? — Много, очень много, — кивнул гость. — Нам с вами и не сосчитать. Пташка прошелся по гостиной. — Скажите, какова цель вашего визита? Вы не похожи на того, кто приехал за консультацией. Что вам нужно именно от меня? Гость попросил хозяина сварить кофе, а когда Пташка вернулся с подносом в гостиную, Владович стоял у окна и смотрел на улицу. Там, над Прагой, над Старым градом, плыли осенние облака. — Мой визит носит научно-деловой характер, — проговорил он, когда Пташка поставил поднос на стол. — Я бы хотел, чтобы вы издали от своего имени альбом, где будут представлены около десятка тайных обществ разных времен. Материалы я вам передам. Раздел, посвященный ордену Дракона, в этом альбоме должен быть лишь одним из разделов. Никаких акцентов! Так же необходимо, чтобы этот амулет, — гость кивнул на футляр с золотым драконом, — обязательно фигурировал в книге. Его фотографию мы представим с обеих сторон — на разворот альбома. На фото будет различима каждая царапинка, не говоря о надписи! Часть экспонатов мы объявим в продажу, но амулета среди них не будет. — Гость требовательно зацепил взгляд профессора. — Очень возможно, пан Пташка, что вскоре появятся люди, которые во что бы то ни стало захотят купить его. И если они обратятся к вам, то вы направите их ко мне. — Вы готовы упустить это сокровище? — изумился Пташка. — Да ему цены нет!.. — Цена есть всему, что сделано из камня, дерева или металла, — возразил гость. — Есть цена и золотому дракону. — Но к чему все эти сложности? — удивился Пташка. Усики-стрелки на лице гостя дрогнули. Глаза лукаво сощурились. — Скажем так, я ищу своего покупателя. Ищу того человека, которому понадобился бы мой амулет. Ищу уже давно. Сколько времени вам понадобится для создания такого альбома? — Но я пока не дал вам согласия… — Поверьте, гонорар будет достаточным. Сколько вы хотите: двадцать тысяч долларов, тридцать, сорок? Пташка язык проглотил. — Пятьдесят вас устроит? — нахмурился гость. — Думаю, да… — Вот и отлично. Меня так больше интересуют сроки, — признался Мирослав Владович. — Полгода вам хватит? Я очень тороплюсь. — Думаю, хватит, — сказал Пташка. Гость полез в нагрудный карман пиджака, достал оттуда пачку банкнот. — Это задаток, — он положил деньги на стол. — Десять тысяч. После подготовки чернового варианта вы получите еще пятнадцать. И оставшиеся двадцать пять сразу после выхода книги. Через неделю вы получите всю необходимую информацию. Мой секретарь будет поддерживать с вами связь. Но если понадоблюсь я лично, то всегда к вашим услугам. — Он вытащил из кармана визитку. — Можете звонить в любое время дня и ночи. За сим Мирослав Владович вернул все три футляра в дипломат, закрыл его и приготовился уходить. — Главное, что вам следует помнить, — в его тоне появилось много серьезных, даже предостерегающих ноток. — Никому не говорите о моем визите к вам и о будущей книге. Поверьте мне на слово, не стоит. Если заметите что-то странное, необычное, сразу оповестите меня. — Странное и необычное, но — что? — Скажем, людей, которых вы не знаете, но которым вы станете очень интересны. Я всегда смогу помочь вам. На том Мирослав Владович и откланялся. Открывая ему дверь, Пташка разглядел на площадке, маршем ниже, двух мужчин в плащах. Телохранители, догадался он. Профессор вернулся в гостиную, зацепив пальцами визитку, прочел: «Мирослав Владович, коллекционер древностей». И адрес: Югославия, город Драгов, т. д. и т. п. Через неделю к нему прибыл человек от Владовича, по виду — педантичный сухарь, исполнитель. Звали его Зоран Радович. С собой он привез целый чемоданчик, набитый текстами и фотографиями экспонатов. Пташка диву давался, разбирая привезенные материалы. Чего тут только не было! О каких только сектах всех времен и народов не упоминалось в архиве Владовича. Точно этот антиквар шел через все эпохи, заглядывал в дома, храмы и замки, и, прикладывая палец к губам, шипя: «Тсс!», — без спросу брал что-нибудь на память. И все же экспонатов, связанных с орденом Дракона, оказалось особенно много. Пташка работал вдохновенно, часто — по двенадцать часов в сутки, и через пять месяцев поставил точку на последнем листе черновика. Рассказывать о своей работе знакомым, даже самым близким, он не посмел: уговор есть уговор. На следующий день после того, как Пташка объявил свою работу законченной, порог его дома переступил Мирослав Владович. Была середина весны. Гость протянул хозяину дома бутылку французского коньяка, сбросил пальто и, потребовав рукопись, сел в кресло и углубился в чтение. Двумя часами позже Владович поднялся, положил прочитанную рукопись на стол и накрыл ее ладонью. В жесте было что-то хозяйское, волевое, точно он ставил печать, выжигал тавро, подводил последнюю черту. — Ваша книга великолепна, — проговорил гость. Пташка, утомленный ожиданием, облегченно вздохнул. — Но, мне кажется, вы ознакомились не со всем материалом? — убежденно предположил гость. — Вы, профессор, упустили одну маленькую деталь… — Какую же? — навострил слух Пташка. — Рыцари ордена Дракона, жившие в тринадцатом веке, интересовались неким византийцем… — Да, что-то припоминаю, — утвердительно закивал Пташка. — Кажется… — Дионисий из Идона, — напомнил ему Владович. — Его еще прозвали Близоруким, верно? — Именно так, пан Пташка, — кивнул Мирослав Владович. — Имя этого человека необходимо включить в нашу книгу. — А чем он так важен, этот Дионисий? Если не секрет, конечно? Первый раз профессор увидел легкое замешательство на лице своего таинственного гостя. Задел-таки за живое эту скалу! — Он просто важен, — холодно и без объяснений ответил Владович. Гость отнял руку от кипы листов — снял наконец-таки печать. Точно решая, может или нет сказать большее, устремил на собеседника пронзительный взгляд. — Орден Дракона считал, что Дионисий владеет крайне важной для них тайной. Далее, профессор. Закончить главу об ордене Дракона следует словами ал Багури: «Целью существования рыцари ордена ставят обретение святыни, великого Оружия, которое поможет им завоевать мир». — У вас отличная память! — улыбнулся Пташка. — Великолепная, — как ни в чем не бывало отозвался его гость. Заложив руки за спину, Владович прошелся по комнате. — Что до информации о Дионисии, то она должна прозвучать убедительно. Я хочу, чтобы она вызвала особый интерес у читателя. — Обернувшись к хозяину дома, он добавил: — Это очень важно для меня. Есть вопросы, уважаемый профессор? Пташка легко пожал плечами: — Нет. Довольный удачным ходом дела, Мирослав Владович предупредил его, что завтра приедет переводчик-англичанин, ведь книгу надо будет опубликовать как минимум на двух языках. А также редактор и два корректора. Выложив перед автором обещанные пятнадцать тысяч, гость заверил профессора, что в день издания тот получит вторую половину всех денег. Затем серб откупорил дорогой коньяк, и они выпили за сотрудничество. Владович пообещал, что презентация книги в салоне, о котором он сообщит чуть позже, будет на высшем уровне. — Но ни слова обо мне, — в завершение их встречи очень серьезно предупредил заказчик. — И о том, что я жду покупателя амулета. Я верю вашему слову, пан Пташка. Профессор понимал, что в игре Мирослава Владовича он был пешкой. Но что поделаешь — платили-то хорошо! Проводив заказчика, Пташка вернулся в гостиную, налил рюмку коньяку и уставился на рукопись. Чем же был так важен его благодетелю этот Дионисий из Идона? И какой такой тайной он владел, что им интересовался орден Дракона? Альбом превзошел все ожидания автора. Он был великолепен. Роскошная суперобложка, мелованная бумага. Одно удивило автора: в альбоме значилось, что «большинство экспонатов взято из коллекции профессора Зданека Здановича», чья фамилия оказалась обведена в черную рамку, а сама коллекция принадлежит компании «Элефан». Но даже темная сторона этой истории не могла омрачить великой радости профессора Владека Пташки.5
Через неделю после открытия выставки Пташка уже готов был сбежать от поздравлений на край света. Он даже боялся брать трубку телефона! Профессор экипировался для поездки на дачу к своим друзьям, когда его телефон вновь ожил. ...Все права на текст принадлежат автору: Дмитрий Валентинович Агалаков.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.