Оливер Боуден Assassin’s Creed. Тайный крестовый поход

© И. Иванов, перевод, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

Издательство АЗБУКА^®

* * *

Пролог

Ветер щедро надувал паруса. Уже много дней величавый корабль скрипел и стонал, держа путь на восток, к великому городу. Он вез ценный груз – единственного пассажира, которого команде представили как Наставника.

Сейчас пассажир одиноко стоял на палубе. Откинув капюшон плаща, подставлял лицо соленым брызгам. Это стало его каждодневным ритуалом: выйти из каюты на палубу, выбрать место, откуда можно в молчании смотреть на море, а потом вернуться к себе. Иногда вместо полубака он выходил на ют, но и оттуда неизменно разглядывал белые гребни волн.

Каждый день команда следила за ним. Матросы привычно трудились на палубе и на мачтах, обменивались шутками и время от времени украдкой поглядывали на задумчивого человека в плаще. «Кто же он такой, этот Наставник? – спрашивали они себя. – Что за птицу к нам занесло?»

Вот и сейчас команда косилась на пассажира, а тот отошел от планшира и опустил капюшон. На мгновение замер, склонив голову и опустив руки. Кое-кто из матросов даже побледнел, когда таинственный незнакомец проходил мимо, возвращаясь в свою каюту. И после того, как за ним затворилась дверь, на палубе вздохнули с облегчением.

Войдя к себе, ассасин сел за стол, налил кружку вина и потянулся к книге, что лежала на столе. Раскрыв ее, он принялся читать.

Часть первая

1

19 июня 1257 г.

Мы с Маттео находимся в Масиафе и задержимся здесь по крайней мере до тех пор, пока не прояснятся некоторые… неопределенные обстоятельства (назовем их так). До этого времени мы остаемся во власти Альтаира ибн Ла-Ахада – Наставника братства ассасинов. Нас угнетает невозможность распоряжаться собственной судьбой и особенно то, что нынче над нею властвует глава братства, который в своем преклонном возрасте устраняет неопределенности с той же беспощадной точностью, с какой в прежние годы он мечом и клинком устранял своих противников. Меня он хотя бы удостаивает рассказами о своем прошлом. Маттео лишен этой привилегии, отчего становится все беспокойнее. Я вполне могу его понять. Он успел устать от Масиафа. Ему надоело подниматься и спускаться по крутым склонам, проходя путь от крепости ассасинов до деревни, лежащей внизу. Маттео отнюдь не любитель гористой местности. Он настоящий Поло, и его тягу к странствиям после шести месяцев пребывания здесь можно сравнить с зовом любвеобильной женщины, чью страсть и соблазн невозможно оставить без внимания. Ему не терпится поскорее оказаться на палубе корабля, увидеть надутые ветром паруса и отплыть к новым землям, навсегда простившись с Масиафом.

Нетерпение Маттео – досадная помеха, без которой мне было бы намного легче, если говорить честно. Альтаир вот-вот сообщит что-то важное. Я это чувствую. И потому сегодня я сказал:

– Маттео, я собираюсь рассказать тебе одну историю.

Я смотрю на его манеры и недоумеваю: неужели мы – братья? Я начинаю в этом сомневаться. Вместо того чтобы с ожидаемым энтузиазмом принять эту новость, клянусь, я услышал, как он вздохнул (или, возможно, ему было просто тяжело дышать на жарком солнце), а потом спросил тоном скучающего человека:

– Никколо, прежде чем ты начнешь рассказывать, можно узнать, о чем эта история?

Представляете? Однако я сдержался.

– Хороший вопрос, брат, – ответил я, давая Маттео пищу для размышлений, пока мы взбирались на очередной ненавистный ему склон.

Над нашими головами высилась цитадель, выстроенная на горном выступе. Казалось, она не сложена из камней, а высечена прямо в скале. Для своего рассказа мне хотелось выбрать соответствующий пейзаж, и лучшего места, чем то, где мы сейчас шли, было не найти. Масиафская крепость являла собой внушительный замок со множеством башен. Ее окружали сверкающие воды быстрых речек. Внизу раскинулось большое и шумное селение, тоже с названием Масиаф – своеобразный центр долины реки Оронт. Настоящий оазис мира. Земной рай.

– Моя история касается знаний. – Я сделал ударение на последнем слове. – Как ты знаешь, «ассасин» по-арабски означает «страж». Ассасины – хранители тайн, и эти тайны связаны со знаниями. Так что… – без сомнения, я был очень доволен собой, – да, это история о знаниях.

– В таком случае вынужден тебя огорчить: у меня назначена встреча.

– Вот как?

– Я бы с большим удовольствием отвлекся от своих ученых занятий, а не занялся бы новыми научными изысканиями.

Я улыбнулся.

– Но тебе наверняка захочется услышать истории, которые мне рассказывал Наставник.

– В твоем исполнении даже описание самой кровавой из битв будет навевать лишь сон и скуку… А ведь я обожаю истории кровавых битв, ты сам это подмечал.

– Подмечал.

Маттео улыбнулся уголками рта.

– И ты прав.

– Тебе непременно нужно это услышать. Ведь это история жизни великого Альтаира ибн Ла-Ахада. Поверь, она насыщена событиями, и пролитой крови в них более чем достаточно.

Мы подошли к барбакану, миновали арку, сторожевой пост, а затем двинулись вверх по склону к внутренней цитадели. Перед нами высилась башня, в которой жил Альтаир. Неделю за неделей я приходил к нему и проводил бесчисленные часы в его обществе, молчаливо восхищаясь услышанным. Альтаир любил сидеть, сцепив руки и уперев локти в подлокотники кресла с высокой спинкой. В такой позе он рассказывал свои истории. Капюшон Альтаира был всегда глубоко надвинут. С какого-то момента я стал ощущать, что старик не просто так рассказывает мне эти истории. По неизвестным и непонятным мне причинам он избрал меня своим слушателем.

Во время, не занятое рассказами, Альтаир обычно размышлял над книгами, погружаясь в воспоминания. Порой он подолгу стоял у окна своей башни, смотря куда-то вдаль. «Наверное, он и сейчас там стоит», – подумалось мне. Я прикрыл ладонью глаза, задрал голову, но не увидел ничего, кроме выбеленных солнцем камней.

– Он нас ждет? – спросил Маттео, прерывая мои мысли.

– Нет, сегодня он нас не ждет, – ответил я и указал на другую башню, находившуюся чуть правее. – Мы поднимемся туда.

Маттео нахмурился. Оборонительная башня была самой высокой из башен цитадели. На ее крышу вела крутая полуобвалившаяся лестница. Я заправил тунику за пояс и повел Маттео на первый этаж. Затем мы поднялись на второй и наконец достигли самого верха. Вокруг нас, уходя к горизонту, лежала скалистая местность. Серебристыми кровеносными сосудами ее прорезали реки. К их берегам лепились деревушки. Деревня Масиаф отсюда была видна как на ладони: здания, несколько базаров, загон для скота, конюшни и внешний частокол.

– Мы очень высоко забрались? – спросил слегка позеленевший Маттео.

Брат, конечно же, опасался, что порывом ветра его может сдуть с башни.

– Почти на восемьдесят метров, – ответил я. – Достаточно высоко, чтобы ни одна вражеская стрела не достигла ассасинов. Зато они могли обрушить на врагов целый град стрел.

Я показал брату навесные бойницы, имевшиеся со всех сторон башни.

– Из этих бойниц ассасинам было удобно метать камни во врагов и поливать их кипящим маслом…

У каждой из бойниц было что-то вроде деревянного балкона. Мы вышли на один из них, крепко держась за перила. Перегнувшись через них, посмотрели вниз. Башня будто вырастала из скалы, а внизу под солнцем блестела река.

Маттео побледнел и поспешно отступил назад, на крепкий настил крыши. Я засмеялся и последовал его примеру. (По правде говоря, я и сам был рад уйти с опасного места, вызывавшего головокружение.)

– Зачем ты привел меня на эту башню? – полюбопытствовал Маттео.

– Отсюда начинается моя история. Во многих смыслах. Прежде всего, с этой башни дозорный однажды увидел войска завоевателей.

– Завоевателей?

– Да. Армию Салаха ад-Дина, или Саладина^[1]. Он задался целью осадить Масиаф и сокрушить ассасинов. Это было восемьдесят лет назад, солнечным августовским днем, очень похожим на сегодняшний…

2

Первыми дозорный увидел птиц.

Движущаяся армия привлекает падальщиков, главным образом пернатых, которые ищут, чем можно поживиться, и подбирают всевозможные отходы, а также трупы людей или животных.

Затем дозорный разглядел облако пыли, которое рассеивалось, обнажая темное движущееся пятно. Появившись на горизонте, оно медленно, но неумолимо двигалось вперед. Армия – это огромный прожорливый зверь, пожирающий все на своем пути. Порой одного только вида движущейся армии бывает достаточно, чтобы противник сдался без боя. Салах ад-Дин это прекрасно знал.

Но не в этот раз. Не сейчас, когда его противниками были ассасины.

Для своего похода сарацинский полководец собрал скромную армию из десяти тысяч человек. В это число входили пехота, кавалерия и обоз. Салах ад-Дин рассчитывал сокрушить ассасинов, которые уже дважды покушались на его жизнь. Третья попытка могла оказаться удачной. Поэтому он решил принести войну к их порогу, к горам Ансарии, где у ассасинов имелось девять крепостей.

До Масиафа доходили вести, что солдаты Салаха ад-Дина зверствовали везде, где проходили, сея смерть и разрушения, однако ни одна крепость не пала под их натиском. Теперь сарацинский султан двигался на Масиаф, намереваясь взять крепость и потребовать голову Аль-Муалима – главы братства ассасинов.

Салах ад-Дин считался умеренным и справедливым правителем, вот только проклятые ассасины… Их он ненавидел и боялся. Шпионы ассасинов сообщали, что дядя Салаха – Шихаб ад-Дин – советовал достигнуть с врагами мирного соглашения. Пусть лучше эти опасные и непредсказуемые убийцы будут союзниками, а не противниками, считал Шихаб. Однако мстительный султан не желал мира с ассасинами, и потому в один из солнечных августовских дней 1176 года дозорный Масиафа увидел вначале птиц, затем громадное облако и, наконец, черное пятно на горизонте. Поднеся к губам рог, дозорный подал сигнал тревоги.

Запасшись продовольствием и водой, жители Масиафа поспешили укрыться за стенами цитадели. И хотя на лицах многих из них был запечатлен страх, некоторые уже расставляли по внутренним дворам свои палатки, намереваясь продолжить торговлю. Тем временем ассасины вплотную занялись укреплением цитадели, готовясь к встрече с армией Салаха ад-Дина. Молча они наблюдали, как черное пятно все больше разрасталось на горизонте, пожирая прекрасную зеленую долину.

До слуха ассасинов уже доносились звуки труб, барабанов и литавр. Вскоре из дневного марева стали появляться фигуры вражеских солдат. Их были тысячи. Первой двигалась пехота, состоявшая из армян, нубийцев и арабов, вооруженных луками, копьями и дротиками. Вскоре ассасины увидели вражескую кавалерию: арабов, турок и мамлюков. На солнце блестели их сабли, пики и тяжелые боевые мечи. Наконец показался обоз. В пестрых паланкинах несли знатных женщин и святых старцев. Следом двигались жены и дети солдат, а также рабы.

Ассасины наблюдали, как армия Салаха ад-Дина достигла частокола и подожгла его. Вскоре запылали и конюшни. По-прежнему гудели трубы, оглушительно звенели литавры. Деревенские женщины в цитадели подняли вой, опасаясь, что захватчики подожгут их дома. Однако захватчики не стали ничего поджигать. Армия остановилась в пределах деревни. Казалось, до крепости им нет никакого дела.

Они не отправили к ассасинам ни посланников, ни гонцов. Армия Салаха ад-Дина разбила лагерь. Почти все шатры были черными, однако в середине поставили цветные, предназначенные для великого султана и старших военачальников. На шестах, удерживающих шатры, затрепетали вышитые флаги. Сами шатры были сделаны из шелка, а верхушки шестов оканчивались позолоченными шарами.

Ассасины, готовясь к обороне крепости, пытались разгадать тактику врага: попытается ли Салах ад-Дин штурмом взять крепость или станет морить осажденных голодом? К вечеру ответ на этот вопрос был получен. Вражеские солдаты принялись собирать осадные башни. Костры полыхали до глубокой ночи. Привычная тишина была взорвана визгом пил и стуком молотков. Все это слышали караульные на парапетах и военный совет, собравшийся в башне Наставника.

– К нам пожаловал сам Салах ад-Дин, – сказал Фахим аль-Саиф, один из старших ассасинов. – Такую возможность нельзя упускать.

Аль-Муалим задумался. Из окна ему хорошо был виден разноцветный шатер, где сейчас Салах ад-Дин размышлял над предстоящей победой или поражением. Наставник ассасинов думал об ущербе, уже нанесенном цветущей долине армией великого султана, и о том, что с природой сделают вдвое большие силы противника, если эта кампания окончится для них неудачей…

На стороне Салаха ад-Дина были власть и сила. Но ассасины коварны и хитры.

– Стоит убить Салаха ад-Дина, и сарацинская армия рассыплется, – продолжал Фахим.

– Я так не думаю, – покачал головой Аль-Муалим. – Его место займет Шихаб.

– Он и в половину не так силен, как Салах ад-Дин.

– Тогда он просто добьется меньших успехов в противостоянии с христианами, – резко возразил Аль-Муалим, начинавший уставать от воинственных предложений Фахима. – Мы же не хотим оказаться во власти христиан? Или против собственной воли стать их союзниками в борьбе с султаном? Не забывай, Фахим, что мы – ассасины. У нас свои намерения. Мы никому не служим.

В помещении, где курились сладковатые благовония, стало тихо.

– Салах ад-Дин так же настороженно относится к нам, как мы – к нему, – подумав, произнес Аль-Муалим. – Сыграем на этом.

Наутро сарацины поволокли вверх по склону таран и осадную башню, в то время как турецкие конные лучники забрасывали цитадель стрелами. Солдаты Салаха ад-Дина пытались штурмовать внешние стены, однако сверху на их головы сыпались камни и стрелы, а также лились струи кипящего масла. Небольшие отряды ассасинов делали вылазки через боковые двери, отражая атаки пехоты. К концу дня обе стороны потеряли немало бойцов. Сарацины отступили в деревню. И вновь до глубокой ночи полыхали костры: захватчики чинили поврежденные осадные башни и строили новые.

Ночью со стороны вражеского лагеря послышался странный шум. К утру следующего дня разноцветный шатер султана исчез. Великий Салах ад-Дин уехал, взяв с собой небольшой отряд телохранителей.

Вскоре к воротам крепости подъехал его дядя Шихаб ад-Дин, намереваясь говорить с Наставником ассасинов.

3

– Его величество Салах ад-Дин получил ваше послание и самым любезным образом благодарит вас за него, – выкрикивал посланник. – Неотложные дела заставили его уехать, но он оставил предписания его превосходительству Шихабу ад-Дину вступить с вами в переговоры.

Посланник стоял рядом с конем Шихаба, сложив руки рупором, чтобы Наставник и старшие ассасины, находившиеся в башне, расслышали его слова.

Неподалеку стоял небольшой отряд человек в двести – телохранители Шихаба, который оставался в седле с таким каменным лицом, будто его совершенно не волновал исход переговоров. Он облачился в широкие белые шаровары и камзол, подпоясавшись перекрученным красным кушаком. В большую, ослепительно-белую чалму был вставлен сверкающий драгоценный камень. «Наверняка у камня есть звонкое имя», – подумал Аль-Муалим, наблюдавший за происходящим с башни. Или «Звезда чего-то там», или «Роза чего-то там». Сарацины обожали давать имена своим побрякушкам.

– Так начинайте! – крикнул Аль-Муалим.

«Неотложные дела, ха!» – с усмешкой подумал он, вспоминая, как несколько часов назад в его покои пришел ассасин и, разбудив, позвал в тронный зал.

– Здравствуй, Умар. – Аль-Муалим, чувствуя, как утренний холод пробирает до костей, плотнее закутался в свои одежды.

– Здравствуй, Наставник. – Умар склонил голову.

– Ты ведь пришел рассказать мне о своей вылазке?

Аль Муалим зажег масляную лампу, висящую на цепи, затем уселся в кресло. По полу забегали тени.

Умар молча кивнул. Аль-Муалим заметил у него на рукаве кровь.

– Информация наших шпионов подтвердилась?

– Да, Наставник. Я сумел пробраться в их лагерь. Как нам и говорили, этот пестрый шатер оказался уловкой. Шатер Салаха ад-Дина стоял поблизости и почти ничем не выделялся среди остальных шатров.

– Прекрасно, прекрасно, – улыбнулся Аль-Муалим. – А как ты сумел узнать, в каком именно он шатре?

– Как и сообщали наши шпионы, вокруг шатра был рассыпан мел вперемешку с золой – их звук тут же возвестил бы о пришельце.

– Но ты, надеюсь, пробрался бесшумно.

– Да, Наставник. Я сумел проникнуть в шатер султана и, как мне велели, оставить перо.

– А письмо?

– Приколол кинжалом к его койке.

– Что было потом?

– Я выбрался из его шатра…

– И?

Умар замолк. Аль-Муалим тоже молчал в ожидании ответа.

– Султан проснулся и поднял тревогу. Я едва остался в живых.

– А это откуда? – спросил Аль-Муалим, указывая на засохшее пятно крови.

– Наставник, чтобы выбраться оттуда, мне пришлось… перерезать глотку одному…

– Караульному? – с надеждой спросил Аль-Муалим.

Умар печально покачал головой:

– На нем были тюрбан и камзол знатного человека.

Услышав это, Аль-Муалим закрыл усталые глаза и тихо спросил:

– Другого выбора не было?

– Наставник, я действовал второпях.

– Во всем остальном твоя вылазка удалась?

– Да, Наставник.

– Тогда посмотрим, как дальше будут развиваться события.

А дальше последовали спешный отъезд Салаха ад-Дина и визит Шихаба. Стоя у себя в башне, Аль-Муалим все же надеялся, что его замысел удался и ассасины одержали победу. Их послание требовало от султана прекратить войну и предупреждало: в следующий раз кинжал будет воткнут не в койку, а ему между ног. Само появление этого письма показывало, насколько в действительности уязвим Салах ад-Дин. Что толку от его многочисленной армии, если один-единственный ассасин сумел миновать караульных и проникнуть в шатер, где спал великий правитель?

Возможно, свое мужское достоинство Салах ад-Дин ценил выше, чем затяжную и дорогостоящую войну против врагов, чьи интересы крайне редко входили в противоречие с его собственными. И потому султан уехал.

– Его величество Салах ад-Дин принимает ваше предложение о мире, – выкрикнул посланник.

Аль-Муалим удивленно переглянулся с Умаром, стоявшим рядом. Фахим же, стоявший чуть поодаль, лишь поджал губы.

– Можно ли считать эти слова гарантией того, что в дальнейшем со стороны султана не последует никаких враждебных выпадов в отношении нашего братства и что он не станет вмешиваться в наши дела? – спросил Аль-Муалим.

– Да… в той мере, в какой это не противоречит интересам его величества.

– Тогда и я принимаю предложение его величества, – сказал довольный Аль-Муалим. – Выводите ваших людей из Масиафа. Возможно, перед уходом вы даже соблаговолите поставить новый частокол взамен сожженного.

При этих словах Шихаб сердито посмотрел в сторону башни. Даже с высоты Аль-Муалиму был виден гнев, мелькнувший в глазах дяди султана. Нагнувшись, Шихаб стал что-то говорить посланнику. Тот слушал, кивая, а потом снова поднес ко рту сложенные ладони и прокричал:

– Во время передачи вашего послания был убит один из самых опытных и надежных военачальников Салаха ад-Дина. Во искупление этого злодейства его величество требует голову виновного.

Улыбка Аль-Муалима погасла. Умар замер в напряжении.

В воцарившейся тишине слышалось лишь фырканье лошадей и щебет птиц. Все ждали ответа Аль-Муалима.

– Можете передать султану, что я отвергаю это требование.

Шихаб пожал плечами. Он снова нагнулся и что-то сказал посланнику, который прокричал:

– Его превосходительство желает довести до вашего сведения: если вы не согласитесь удовлетворить требование султана, наша армия останется в Масиафе. Наше терпение превосходит запасы вашего продовольствия. Неужели вы так легко готовы отказаться от мирного соглашения? Неужели вы позволите обречь своих соратников и мирных жителей на голодную смерть? И все это – ради головы одного ассасина? Его превосходительство искренне надеется, что здравый смысл возобладает.

– Я пойду, – прошептал Умар. – Я допустил ошибку, мне за нее и расплачиваться.

Аль-Муалим пропустил его слова мимо ушей.

– Мои люди – не жертвенные бараны! – крикнул он посланнику.

– Его превосходительство сожалеет о вашем решении и просит быть свидетелем в деле, требующем завершения. У себя в лагере мы обнаружили вашего шпиона, который сейчас будет казнен.

Аль-Муалим затаил дыхание. Отдернув занавеску паланкина, сарацины выволокли оттуда шпиона ассасинов. Следом двое нубийцев вытащили плаху, поставив ее рядом с конем Шихаба.

Шпиона звали Ахмад. Он был сильно избит. Его голова – вся в ссадинах, синяках и кровоподтеках – свешивалась на грудь. Нубийцы подтащили Ахмада к плахе. Палач-турок поудобнее взял обеими руками эфес кривой сабли, усыпанный драгоценными камнями. Двое нубийцев держали приговоренного за руки – его негромкий стон слышали ошеломленные ассасины, собравшиеся на башне.

– Пусть убийца нашего военачальника спустится вниз. Тогда мы пощадим вашего шпиона и мирное соглашение останется в силе, – крикнул посланник. – Если убийца не объявится, мы казним шпиона, а потом возобновим осаду и обречем вас на голод.

Неожиданно для всех Шихаб возвысил голос и крикнул:

– Его смерть будет на твоей совести, Умар ибн Ла-Ахад!

Ассасины снова затаили дыхание. Ахмад назвал врагам имя Умара. Разумеется, под пытками. Но все же он проговорился.

Аль-Муалим понурил плечи.

– Отпусти меня, – прошептал Умар. – Наставник, умоляю.

А внизу палач уже расставил ноги, встав поудобнее. Потом занес саблю над головой Ахмада – тот вяло сопротивлялся, однако нубийцы крепко его держали. Шея шпиона была открыта для рокового удара. В наступившей тишине слышались лишь слабые стоны Ахмада.

– Ассасин Умар, это твой последний шанс, – крикнул Шихаб.

Лезвие сабли сверкнуло на солнце.

– Наставник, – взмолился Умар, – позволь мне спуститься.

Аль-Муалим кивнул.

– Постойте! – крикнул Умар. Он ступил на деревянный настил открытой бойницы. – Я – Умар ибн Ла-Ахад. Это меня надлежит казнить.

Сарацины взволнованно зашептались. Шихаб улыбнулся и кивнул. Он подал знак палачу. Тот опустил саблю.

– Что ж, – сказал он Умару, – занимай свое место у плахи.

Умар повернулся к Аль-Муалиму, заглянув в его воспаленные глаза:

– Наставник, я прошу выполнить мою последнюю просьбу. Позаботься об Альтаире. Возьми его к себе в ученики.

– Конечно, Умар, – ответил Аль-Муалим. – Можешь быть спокоен.

В полной тишине Умар торопливо спустился вниз, затем сбежал по холму, миновал барбакан и остановился у главных ворот. Караульный открыл ему узкую, низенькую дверцу. Чтобы пройти сквозь нее, Умар был вынужден пригнуться.

– Отец! – раздался топот маленьких ног.

Умар остановился.

– Отец!

В голосе сына было столько отчаяния, что Умар зажмурился, не давая пролиться слезам. Не оборачиваясь, он торопливо пролез через дверцу, которая тут же закрылась за ним.

Нубийцы оттащили Ахмада от плахи. Умар хотел подбодрить его взглядом, но предатель не решился посмотреть собрату в глаза. Его доволокли до ворот, где вновь открылась дверца. Умар хотел подойти к плахе сам, однако все нубийцы схватили его, подтащили к месту казни и положили на место Ахмада. Над ассасином возвышался палач, а за его плечами – бескрайнее небо.

– Отец! – донеслось из цитадели, и в ту же секунду сверкающее лезвие кривой сабли упало вниз.

Через два дня, под покровом темноты, Ахмад покинул крепость. Наутро, обнаружив его исчезновение, многие были обескуражены. Пару лет назад жена Ахмада умерла от лихорадки, и теперь его сынишка оставался круглым сиротой. Кто-то утверждал, что Ахмад не выдержал позора и был вынужден уйти.

Правда же была совершенно иной.

4

_{20 июня 1257 г.}

Утром меня разбудил Маттео, причем не особо деликатно. Однако его грубость была обусловлена интересом к моей истории. Хотя бы за это я должен быть ему благодарен.

– А дальше? – спросил брат.

– Ты о чем? – сонно спросил я, не сразу понимая, о чем идет речь.

– Что стало с Ахмадом?

– Об этом, брат, я узнал не сразу.

– Так расскажи.

Я сел на постели и, немного подумав, ответил брату:

– Думаю, будет лучше, если я стану пересказывать тебе истории Альтаира в той последовательности, в какой слышал их сам. Невзирая на почтенный возраст, Альтаир – непревзойденный рассказчик. Потому я и намерен придерживаться хронологии его повествований. То, что я рассказал тебе вчера, он рассказал мне в самую первую нашу с ним встречу. События, которые произошли, когда ему было одиннадцать лет от роду.

– Любой ребенок был бы шокирован увиденным, – сказал Маттео. – А что его мать?

– Умерла при родах.

– Значит, в свои одиннадцать лет Альтаир остался круглым сиротой?

– Увы, да.

– И что с ним стало?

– Ты и сам знаешь. Сидит у себя в башне и…

– Нет, что с ним стало потом?

– Здесь, брат, тебе тоже придется проявить терпение. В нашу следующую встречу Альтаир перенесся во времени на пятнадцать лет вперед. В день, когда он тайком пробирался по сырым и темным катакомбам под Иерусалимом…

На дворе стоял 1191 год. Три с лишним года назад Салах ад-Дин и его сарацины захватили Иерусалим. Христиан это заставило скрежетать зубами, топать ногами и обкладывать свои народы новыми податями для сбора денег на Третий крестовый поход. И вновь люди в кольчугах явились на Святую землю и осадили ее города.

Английский король Ричард I, прозванный Львиным Сердцем, был в одинаковой степени храбр и жесток. Совсем недавно он отбил у сарацинов Акру, однако величайшим желанием короля оставался захват великого города Иерусалима и его самого священного места – Храмовой горы с развалинами храма Соломона. Именно туда сейчас пробирались по катакомбам Альтаир, Малик и Кадар.

Они двигались быстро и бесшумно, прижимаясь к стенам туннелей. Их мягкие сапоги почти не оставляли следов на песке. Альтаир шел впереди, Малик и Кадар отставали от него на несколько шагов. Все трое всматривались и вслушивались в окружающее пространство. Чем ближе подходили они к Храмовой горе, тем быстрее бились их сердца. Катакомбы эти существовали уже тысячи лет и, естественно, сильно обветшали. Деревянные опоры во многих местах сгнили, отчего на головы ассасинов часто сыпался песок вперемешку с пылью. Вода, также сочившаяся сверху, делала влажным песок под ногами. В воздухе удушливо пахло серой от редких светильников, пропитанных битумом.

Альтаир первым услышал голос священника. Ничего удивительного: он был лидером, Наставником ассасинов, лучше владел необходимыми навыками и имел более острое чутье. Альтаир остановился, прикоснулся к уху и поднял руку вверх. Все трое замерли, словно статуи. Когда Альтаир обернулся, то увидел, что Малик и Кадар молча ждут его распоряжений. Глаза Кадара сверкали, но глаза его брата оставались суровыми и настороженными.

Все трое затаили дыхание. Альтаир внимательно вслушивался в бормотание священника.

Лживая христианская набожность тамплиеров.

Еще через мгновение Альтаир взмахнул кистью руки, чтобы выдвинуть скрытый клинок. Рука ощутила знакомое напряжение спускового механизма, кольцо которого было надето на мизинец. Лезвие и механизм содержались Альтаиром в идеальном порядке, чтобы срабатывание пружины было почти бесшумным. Но для гарантии он решил подгадать под стук капель.

Кап… кап… щелк!

Альтаир выбросил руки вперед. В дрожащем свете факела блеснуло лезвие клинка, прикрепленное к наручу на левой руке. Оно жаждало крови.

Альтаир вновь бесшумно двинулся вперед, прижимаясь к стене туннеля, который в этом месте слегка поворачивал. За поворотом Альтаир увидел священника, стоявшего на коленях. Он был одет, как тамплиер, а это означало, что где-то поблизости есть и другие тамплиеры. Возможно, рыщут в развалинах храма в поисках сокровища.

Сердце Альтаира забилось быстрее. Увиденное подтверждало его предположения. То, что Иерусалим находился под властью Салаха ад-Дина, совсем не мешало людям с красными крестами на плащах. Им тоже что-то понадобилось на Храмовой горе. Что именно? Альтаир собирался это выяснить, но вначале…

Вначале нужно «позаботиться» о священнике.

Пригнувшись почти к самому полу, Альтаир подкрался к молящемуся. Тот и не подозревал, что смерть – совсем рядом. Альтаир перенес тяжесть тела на выставленную вперед правую ногу, слегка согнув ее в колене. Он занес руку, готовясь нанести удар…

– Стой! – шепотом окликнул его Малик. – Можно ведь и по-другому… Ему незачем умирать.

Альтаир даже не обернулся. Быстрым движением он схватил священника за плечо правой рукой, а левой ударил его в основание шеи. Лезвие вошло между черепом и шейными позвонками, раскрошив несколько из них.

Священник не успел даже вскрикнуть. Смерть наступила почти мгновенно. Почти. Его тело продолжало дергаться в предсмертных судорогах, но Альтаир крепко держал его, приложив палец к сонной артерии и чувствуя, как жизнь уходит из его жертвы. Наконец тело священника обмякло, и Альтаир разжал пальцы – убитый повалился на пол. Песок жадно впитывал вытекавшую кровь.

Все произошло быстро и бесшумно. Убирая лезвие клинка, Альтаир заметил, что Малик смотрит на него с укором. Ассасин подавил в себе желание еще раз напомнить соратнику о его слабости. Младший брат Малика продолжал смотреть на убитого священника с удивлением и даже благоговением перед искусством Альтаира.

– Превосходное убийство, – выдохнул Кадар. – Удача сопутствует твоему клинку.

– Не удача, а мастерство, – хвастливо возразил Альтаир. – Внимательно следи за моими движениями. Может, и сам чему-нибудь научишься.

Произнося эти слова, Альтаир заметил огонь, вспыхнувший в глазах Малика. «Завидует почтению, с каким относится ко мне Кадар», – подумал Альтаир.

Как он и ожидал, Малик повернулся к брату.

– Он тебя научит… пренебрегать всем, чему учил нас Наставник.

– А как бы ты сделал это? – уже не скрывая насмешки, спросил Альтаир.

– Я бы скрывался у всех на виду и не позволил бы своему клинку поразить невиновного.

Альтаир вздохнул:

– Важно не то, каким образом мы выполним задание. Главное – чтобы оно было выполнено.

– Но не таким же способом… – начал было Малик.

Альтаир уперся в него взглядом:

– Мой способ лучше.

Несколько секунд оба сердито смотрели друг на друга. Даже при тусклом свете факела, едва разгонявшего тьму в этом сыром и вонючем подземелье, Альтаир видел в глазах Малика открытое неповиновение и презрение. Впредь надо держать ухо востро с этим Маликом. Похоже, рядом с ним, Альтаиром, затаился враг, выжидающий удобного момента.

Но если Малик и собирался оспорить старшинство Альтаира, он понимал, что иерусалимские катакомбы – не лучшее место для выяснения отношений.

– Я пойду вперед и разведаю, что к чему, – заявил Малик. – Постарайся больше не позорить нашу честь.

Сказанное было не только дерзостью, но и неподчинением. Принятие решений Наставник возложил на Альтаира. Малика нужно наказать за нарушение дисциплины, но это можно отложить до их возвращения. Альтаир молча смотрел, как Малик двинулся в сторону развалин и растаял во тьме.

Кадар тоже посмотрел вслед брату и, когда тот отошел на достаточное расстояние, спросил у Альтаира:

– А в чем состоит наше задание? Брат мне ничего не рассказывал. Только бросил вскользь, что я должен гордиться своим участием в этом деле.

Альтаир отметил про себя энтузиазм, с которым молодчик произнес эти слова.

– Наставник считает, будто тамплиеры сумели что-то разыскать под развалинами храма.

– Сокровища? – выпалил Кадар.

– Не знаю. Главное, что для Наставника это важно, иначе он не отправил бы меня на это задание.

Кадар кивнул. Альтаир махнул ему рукой, и тот нырнул в темноту вслед за братом. Ассасин остался один. Он оглянулся на тело убитого священника. Кровь, впитавшаяся в песок, образовала вокруг головы подобие нимба. Может, Малик был прав: существовали иные способы убрать священника с их пути, не лишая его жизни. Но Альтаир его убил, потому что…

Потому что мог.

Потому что был Альтаиром ибн Ла-Ахадом, сыном ассасина. Самым искусным в их ордене. Наставником.

Альтаир двинулся дальше. Он огибал ямы, из которых поднимался туман, затем легко прыгнул на первую поперечную балку, легко приземлился и по-кошачьи припал к ней. Дыхание его оставалось таким же ровным и спокойным. Он наслаждался своей силой и проворством.

Перепрыгивая с балки на балку, Альтаир добрался до места, где его ожидали Малик и Кадар. Даже не глянув на них, он пробежал мимо, едва касаясь ногами песка и оставаясь беззвучным, как всегда. Впереди показалась высокая лестница. Альтаир взбежал на нее и так же бесшумно стал подниматься по ступенькам. Наверху лестницы он замедлил шаги и остановился, вслушиваясь и принюхиваясь.

Затем, очень медленно, Альтаир высунул голову и осмотрел помещение, в котором оказался. Внутри спиной к нему стоял единственный караульный, одетый, как и все тамплиерские воины: многослойная стеганка, облегающие панталоны, кольчуга. На поясе у стражника висел меч. Альтаир, затаившись, наблюдал за караульным, изучая его осанку и наклон плеч. Чувствовалось, караульный устал и утратил бдительность. Утихомирить такого будет просто.

Альтаир припал к полу, выравнивая дыхание и продолжая внимательно наблюдать за тамплиером. Потом подкрался к караульному, выпрямился и поднял руки: левую – для удара, правую – чтобы зажать жертве рот.

Легкое движение кистью, и лезвие скрытого клинка послушно выскользнуло наружу. Альтаир прыгнул на караульного – на мгновение оба замерли в смертельном объятии. Приглушенный предсмертный крик жертвы щекотал пальцы убийцы. Вскоре тело тамплиера обмякло. Альтаир опустил его на землю и нагнулся, чтобы закрыть убитому глаза. «Я жестоко наказал его за небрежное несение службы», – мрачно подумал Альтаир. Вскоре к нему неслышно присоединились Малик и Кадар.

Они прошли под скверно охранявшейся аркой и очутились на верхнем ярусе просторного помещения. На мгновение Альтаира охватило непонятное благоговение перед этим местом. Ведь он находился в развалинах легендарного храма Соломона. Если верить древним летописям, он был построен царем Соломоном в 960 году до Рождества Христова. Если Альтаир не ошибся, сейчас они находились в святилище храма. В древних повествованиях говорилось, будто стены святилища были отделаны кедром и украшены резными фигурами херувимов, изображениями пальм и раскрывшихся цветков с золотым тиснением. Однако нынешнее состояние храма являло собой лишь бледную тень прежнего великолепия и величия. Не было ни херувимов, ни пальм, ни золотого тиснения. Куда все это ушло – Альтаир мог только гадать, хотя он почти не сомневался, что в разграблении храма так или иначе были замешаны тамплиеры. Но даже лишенное былого великолепия святилище вызывало благоговение. Вопреки себе, Альтаир чувствовал, что зачарован увиденным.

Еще более зачарованными были его спутники.

– Там, наверное, находится Ковчег, – сказал Малик, указывая на другой конец зала.

– Ковчег Завета, – дрожащим голосом произнес Кадар, вглядываясь в сумрак.

Альтаир, обернувшись, презрительно посмотрел на своих спутников. Теперь они напоминали ему глупых торговцев, ослепленных позолоченными побрякушками. Какой еще Ковчег Завета?

– Не говорите глупостей, – отчитал он братьев. – Нет никакого Ковчега Завета. Это просто сказка.

Однако, приглядевшись, он уже и сам не был столь уверен в своих словах. Ящик, стоявший в конце зала, по всем приметам напоминал предмет, о котором говорили пророки. Снаружи он был целиком окован золотом. Крышку украшали изображения херувимов. Имелись и кольца, куда вдевались палки для переноски. Но было еще что-то. От ящика будто исходило свечение…

Усилием воли Альтаир оторвал взгляд от странной вещицы и перевел его на людей, собравшихся на нижнем ярусе. Их сапоги скрипели там, где некогда были наборные полы из дерева хвойных пород, а сейчас не осталось ничего, кроме голого камня. Тамплиеры. Их лидер вовсю отдавал распоряжения.

– Я требую, чтобы до восхода солнца эту вещь вынесли за городские ворота, – говорил он, явно имея в виду Ковчег. – Чем раньше она окажется в нашем владении, тем раньше мы займемся стаей шакалов, засевших в Масиафе.

Человек говорил с французским акцентом. Он расхаживал взад-вперед, и когда оказался в пятне света, ассасины увидели на нем плащ великого магистра ордена тамплиеров.

– Робер де Сабле, – прошептал Альтаир. – Его жизнь принадлежит мне.

– Нет! – сердито возразил Малик. – Нам велели забрать сокровище, а в стычку с Робером вступать только при необходимости.

Альтаир, которому надоели бесконечные возражения Малика, не выдержал:

– Он стоит между нами и сокровищем. Вот тебе и необходимость.

– Альтаир, помни об осмотрительности, – не унимался Малик.

– Красивое слово ты выбрал, чтобы замаскировать трусость. Этот человек – злейший враг нашего братства. Нам выпал шанс избавиться от него.

– Ты уже нарушил два правила нашего Кредо, – гнул свое Малик. – Сейчас ты готов нарушить и третье: «Никогда не подставляй под удар братство».

– Здесь старший я, – отчеканил Альтаир. – По положению и по навыкам. Не тебе сомневаться в моих решениях.

Сказав это, он торопливо спустился по первой лестнице на нижний балкон, а оттуда спрыгнул на пол и уверенным шагом направился к рыцарям-тамплиерам.

Когда он приблизился, те повернулись. Их пальцы застыли на эфесах мечей. На лицах было написано изумление. Альтаир сознавал, что они следили за ним, видели, как он неслышно скользит по полу. Его лицо было скрыто под глубоким капюшоном. Полы плаща развевались от быстрой ходьбы, а концы красного кушака плясали, как языки пламени. Меч у пояса и эфесы коротких мечей, видневшиеся из-за правого плеча, довершали его грозный облик. Альтаир представлял, какой страх вызывало у тамплиеров его появление.

Он тоже следил за ними, мысленно оценивая каждого, пытаясь понять, кто из них сражается правой рукой, а кто – левой; у кого главным качеством является скорость, а у кого – сила. Но основное внимание Альтаира было обращено на их магистра.

Робер де Сабле отличался внушительными размерами и силой. Его голова была обрита наголо, а изрезанное морщинами лицо говорило о многолетнем опыте. Об этом человеке – неустрашимом рыцаре, непревзойденном воине, отличавшемся жестокостью и беспощадностью, – ходили легенды. Альтаир же знал одно: Робер – наиболее опасный враг ассасинов и потому должен быть уничтожен в первую очередь.

Ассасин слышал, как Малик и Кадар спустились вниз, и обернулся, бросив на них мимолетный взгляд. Кадару было явно не по себе. Он то и дело сглатывал. Глаза Малика недовольно сверкали. Тамплиеры еще больше напряглись, увидев, что Альтаир явился сюда не один. Численно противники почти сравнялись. Четверо соратников де Сабле окружили его со всех сторон. В воздухе остро запахло тревожным ожиданием и страхом.

– Стойте, тамплиеры, – крикнул Альтаир, подойдя достаточно близко к пятерым рыцарям.

Его слова были обращены к де Сабле. Тот стоял с легкой улыбкой на губах, спокойно опустив руки. В отличие от четверых соратников, он держался так, словно и не думал сражаться, а присутствие троих ассасинов воспринимал как нечто малозначительное. «Ты у меня заплатишь за свое высокомерие», – подумал Альтаир, добавив вслух:

– Дела в этом месте есть не только у вас.

Альтаир и Робер оценивали друг друга. Ассасин шевельнул правой рукой, будто собирался схватиться за меч на поясе, отвлекая внимание великого магистра. Пусть де Сабле думает, что его противник будет сражаться правой, тогда как смерть самонадеянный француз получит от левой руки ассасина. Выбранный маневр казался Альтаиру самым удачным. Ложное движение правой и затем – смертельный удар левой. Стоит убить Робера де Сабле, и остальные тамплиеры разбегутся, оставив сокровище ассасинам. Все будут говорить о великой победе Альтаира над главой тамплиеров. Этот трус Малик будет посрамлен и не посмеет рта раскрыть. Кадар вновь проникнется к Альтаиру восхищенным почтением. По возвращении в Масиаф братство устроит ему чествование. Естественно, только ему одному. Сам Аль-Муалим поздравит его с победой. Положение Альтаира в братстве еще более укрепится, и все поймут, что следующим Наставником может быть только он.

Альтаир бесстрашно глядел в глаза своего противника. Едва заметно шевельнув рукой, он проверил механизм скрытого клинка. Альтаир был готов к поединку.

– И чего же ты хочешь? – спросил де Сабле, продолжая беспечно улыбаться.

– Крови, – не раздумывая, ответил Альтаир и бросился на тамплиера.

С нечеловеческой скоростью он прыгнул на Робера, одновременно выдвинув лезвие клинка. Правой рукой он сделал обманное движение, а левой нанес настоящий удар – быстрый и смертельный, как бросок кобры… Во всяком случае, так ему казалось.

Однако великий магистр тамплиеров оказался проворнее и смекалистее, чем предполагал Альтаир. Робер с удивительной легкостью перехватил удар. Ассасин остановился как вкопанный. Его охватил ужас. Он вдруг ощутил свою беспомощность.

И в тот же момент Альтаир понял, что допустил серьезную ошибку. Роковую ошибку. Нет, это не Робер вел себя самонадеянно, а он сам. Альтаир вдруг перестал ощущать себя Наставником ассасинов, непревзойденным в своих навыках. Теперь он чувствовал себя младенцем. Что еще хуже, хвастливым младенцем.

Альтаир дернулся и сделал новое печальное открытие: он не мог пошевелиться. Между тем Робер удерживал его без особых усилий. Альтаир понял, что Малик и Кадар стали свидетелями его позора, и его обдало волной жгучего стыда. Рука Робера сжала ему горло. Альтаиру стало трудно дышать. Великий магистр притянул его к себе. На лбу де Сабле подрагивала жилка.

– Ассасин, ты понятия не имеешь, во что вмешиваешься. Я сохраняю тебе жизнь лишь затем, чтобы ты вернулся к своему Наставнику и передал мои слова: Святая земля потеряна для него и его собратьев. Пусть убирается немедленно, пока еще есть возможность. А если останетесь – то все вы умрете.

Альтаир давился слюной. Окружающий мир поплыл перед его глазами. Робер легко поднял его на руки, словно новорожденного младенца, и швырнул к задней стене. Альтаир пробил древнюю каменную кладку и вылетел в другое помещение. Там он лежал, не в силах подняться, и только слушал звуки падающих балок и колонн. Подняв голову, он увидел, что путь в храм для него отрезан.

Он расслышал крики, раздававшиеся по ту сторону завала.

– Тамплиеры! К оружию! Убейте ассасинов! – приказывал своим де Сабле.

Альтаир кое-как поднялся и бросился к завалу, рассчитывая найти проход. Беспомощный, охваченный стыдом, он слышал крики Малика и Кадара. Предсмертные крики. Опустив голову, Альтаир начал выбираться наружу. Ему предстоял обратный путь в Масиаф, где Наставник ждал от него вестей.

Вестей о том, что он провалил задание. Что он, великий Альтаир, навлек позор на себя и весь орден ассасинов.

Когда он выбрался из катакомб под Храмовой горой, ярко светило солнце. Иерусалим бурлил жизнью. Но Альтаир еще никогда не чувствовал себя таким одиноким.

5

Путь до Масиафа занял пять дней. Альтаир ехал почти без остановок, не щадя ни себя, ни лошадь. У него было более чем достаточно времени на раздумья о своем провале. С неимоверной тяжестью на сердце он подъехал к внешней стене Масиафа. Караульные открыли ворота, впустив его.

Возле конюшен Альтаир спешился, чувствуя, как оживают одеревеневшие мышцы. Отдав поводья мальчишке-конюху, он ненадолго задержался у колодца. Поначалу он пил воду маленькими глотками, потом залпом и наконец умыл лицо, с удовольствием оттирая дорожную пыль. Однако его тело и одежда по-прежнему оставались грязными и потными. Ему не терпелось вымыться в сверкающих водах реки Масиаф, скрытых в нише скалы. Альтаир как никогда жаждал уединения.

Он шел по окраине селения. Его взор был прикован к крепости ассасинов, где его собратья жили и обучались под началом Аль-Муалима. Сам Наставник жил в одной из центральных башен цитадели, построенных в византийском стиле. Его часто видели стоящим у окна, погруженным в раздумья. Наверное, он и сейчас стоял и смотрел на деревню, где под ярким солнцем кипела повседневная жизнь. Здесь все было как и десять дней назад, когда Альтаир отправлялся в Иерусалим вместе с Маликом и Кадаром, намереваясь вернуться героем-триумфатором.

Никогда прежде – даже в самых кошмарных снах – Альтаир не допускал мысли о поражении. И все же…

На рыночной площади, покрытой мозаикой солнечных пятен и теней, его окликнули. Альтаир отогнал тягостные мысли, расправил плечи, поднял голову и постарался вернуть себе облик великого ассасина, каким он был, покидая Масиаф. Нельзя, чтобы в нем увидели глупца, вернувшегося с пустыми руками.

Это был Рауф, отчего Альтаиру стало еще тошнее, хотя он искренне думал, что тошнее уже некуда. И почему первым, кто увидел его после возвращения, был именно паренек, боготворивший Альтаира? По-видимому, он ждал возвращения своего кумира, толкаясь возле бортика фонтана. Увидев Альтаира, Рауф бросился к нему с горящими от восторга глазами. Ореол проигравшего, похоже, был виден лишь самому Альтаиру.

– Альтаир, ты вернулся! – Рауф сиял от счастья, словно щенок при виде хозяина.

Альтаир медленно кивнул. У Рауфа за спиной пожилой торговец пил воду из фонтана. Мимо проходила женщина, неся вазу, украшенную изображением газелей. Поставив вазу на бортик, женщина о чем-то заговорила с торговцем, оживленно жестикулируя. Альтаир завидовал им. Завидовал им обоим.

– Рад видеть тебя целым и невредимым, – продолжал Рауф. – Полный успех, правда?

Альтаир не ответил, чувствуя, что ему трудно смотреть парню в глаза. Не сводя взгляда с беседующих у фонтана, он поинтересовался:

– Наставник у себя?

– Да, конечно. – Парень сощурился, словно почувствовав какой-то подвох. – Как всегда, сидит, зарывшись в книги. Он наверняка тебя ждет.

– Спасибо, брат.

Альтаир двинулся дальше. Он шел по мощеной рыночной площади, минуя лотки под навесами, телеги с сеном, скамейки. Вскоре каменную мостовую сменила сухая пыльная дорога, которая круто поднималась вверх по склону, поросшему обожженной солнцем травой, к замку.

Никогда еще Альтаир так остро не ощущал свое ничтожество в тени величественных камней. Незаметно для самого себя он сжал кулаки, пересекая плато. У входа в цитадель Альтаира приветствовали караульные. Пальцы на эфесах мечей, глаза внимательные и настороженные.

Альтаир подошел к большой арке, ведущей к барбакану. И там у него снова сжалось сердце, когда он увидел знакомую фигуру. Это был Аббас.

Аббас стоял под единственным факелом, разгонявшим легкий сумрак внутри арки. Его спина упиралась в грубую каменную кладку. Плаща на нем не было, рука покоилась на эфесе меча. Альтаир остановился. Местные жители, сновавшие вокруг, и не догадывались о давней вражде, вновь вспыхнувшей между двумя ассасинами. Когда-то они называли друг друга братьями. Но то время давно прошло.

– Ну наконец-то… Вернулся! – насмешливо улыбнулся Аббас, многозначительно поглядывая Альтаиру за спину. – Но где же остальные? Или ты несся сюда во весь опор, чтобы оказаться первым? Я же знаю, как ты не любишь делиться славой.

Альтаир молчал.

– Молчание – знак согласия. – Аббас продолжал дразнить Альтаира со всей изощренностью молодсти.

– Тебе больше нечем заняться? – вздохнул Альтаир.

– Я ждал тебя, чтобы передать распоряжение Наставника. Он в библиотеке, – сказал Аббас, пропуская Альтаира вперед. – Торопись. Тебе же явно не терпится облобызать его ноги.

– Еще одно слово, и я облобызаю кинжалом твое горло.

– Ты всегда успеешь это сделать… брат.

Альтаир прибавил шагу. Пройдя через двор и площадку для упражнений, он остановился перед входом в башню Аль-Муалима. Караульные склонили головы, выражая надлежащее почтение к старшему ассасину. Альтаир ответил кивком, зная, что очень скоро, едва только весть о его провале разнесется по Масиафу, это почтение отойдет в область воспоминаний.

Но вначале он должен сообщить Аль-Муалиму ужасное известие. Он поднялся в покои Наставника. Внутри было тепло. В воздухе ощущался знакомый сладкий запах благовоний. В лучах солнца, льющихся из открытых ставен, кружились пылинки. Аль-Муалим стоял возле окна, заложив руки за спину. Его хозяин. Его учитель. Человек, которого Альтаир почитал превыше всех.

Человек, которого он подвел.

В углу стояла клетка с почтовыми голубями Наставника. Оттуда доносилось негромкое воркование. Наставника окружали книги и рукописи, вобравшие в себя тысячелетия мудрости и знаний ассасинов. Все это стояло и лежало на полках или громоздилось пыльными грудами. Наставник любил пышные одеяния. Его седые волосы разметались по плечам. Лицо, как всегда, было задумчивым.

– Наставник, – произнес Альтаир, нарушив тягостную тишину, и опустил голову.

Аль-Муалим молча повернулся и прошел к письменному столу, пространство под которым было плотно завалено свитками. Затем он резко поднял голову и пронзил ассасина единственным видящим глазом. Рот Наставника утопал в седой бороде. Наставник не выдавал чувств, им владевших, пока не заговорил, подзывая к себе ученика:

– Подойди. Расскажешь мне о выполненном задании. Надеюсь, ты добыл сокровище…

У Альтаира по лбу потекла струйка пота.

– Наставник, все оказалось… не так просто. Робер де Сабле был там не один.

– А когда наши замыслы исполнялись так, как мы ожидали? – отмахнулся Аль-Муалим. – Мы умеем применяться к любым обстоятельствам, что и делает нас теми, кто мы есть.

– На этот раз нашего умения оказалось мало.

Несколько секунд Аль-Муалим переваривал услышанное. Он встал из-за стола, а когда заговорил снова, в его голосе зазвенел металл.

– Что ты имеешь в виду?

– Я подвел тебя.

– А сокровище?

– Потеряно для нас.

Атмосфера в кабинете Наставника резко изменилась. Альтаиру показалось, что воздух потрескивает от напряжения.

– А Робер? – спросил Наставник.

– Бежал.

Каждое слово падало, как камень, брошенный в темный колодец.

Аль-Муалим приблизился к Альтаиру. Единственный глаз сверкал от гнева. Наставник едва сдерживался. Ярость, владевшая им, заполняла все пространство комнаты.

– Я посылаю тебя – лучшего из моих ассасинов – для выполнения важнейшего поручения. Настолько важного, что его невозможно сравнить ни с одним из твоих прошлых заданий. А ты возвращаешься… с пустыми руками? С извинениями и оправданиями?

– Я сделал…

– Молчи! – Голос Наставника хлестал, как прут. – Ни слова больше! Я ожидал совсем не таких вестей. Теперь нам придется собирать новый отряд…

– Клянусь тебе, я его обязательно найду. Я пойду и… – начал было Альтаир, которому не терпелось вновь повстречаться с де Сабле.

Исход их новой встречи будет совсем иным.

Аль-Муалим огляделся по сторонам, словно лишь сейчас вспомнив, что отправлял Альтаира не одного, а с двумя спутниками.

– Где Малик и Кадар? – резко спросил Наставник.

Новая струйка пота потекла по виску Альтаира.

– Мертвы.

– Нет, – послышалось сзади. – Не мертвы.

Аль-Муалим и Альтаир обернулись на голос и увидели призрака.

6

В дверях кабинета, пошатываясь, стоял Малик: раненый, изможденный, перемазанный кровью. Трудно было поверить, что из Масиафа он выезжал в белоснежном одеянии, здоровый и полный сил. Судя по всему, его серьезно ранили в левую руку, и теперь она висела плетью, покрытая толстой коркой почерневшей, запекшейся крови.

Едва Малик сделал несколько шагов, раненое плечо начало кровоточить. Он прихрамывал. Но если его тело было покалечено, то дух не был сломлен. Его глаза пылали гневом и ненавистью к Альтаиру. И ассасину едва хватило сил выдержать этот взгляд.

– По крайней мере, я еще жив, – прорычал Малик.

Его налитые кровью глаза продолжали буравить Альтаира. Малик шумно и резко втянул в себя воздух, оскалив зубы. Они тоже были в крови.

– А твой брат? – спросил Аль-Муалим.

– Убит, – коротко ответил Малик, качнув головой.

На мгновение его взгляд уперся в каменный пол, но сейчас же Малика захлестнуло новой волной гнева, и это придало ему сил. Он вскинул голову, сощурился и дрожащим пальцем указал на Альтаира:

– Из-за тебя.

– Робер вышвырнул меня из зала. – Это оправдание было жалким даже для ушей самого Альтаира. Особенно для его ушей. – Путь назад был отрезан. Я ничего не мог сделать…

– Потому что не желал прислушиваться к моим предостережениям! – хриплым голосом выкрикнул Малик. – Всего случившегося можно было избежать. И мой брат… мой брат сейчас был бы жив. Твоя самонадеянность едва не стоила нам победы.

– Едва? – осторожно переспросил Аль-Муалим.

Успокоившись немного, Малик кивнул. На его губах мелькнула улыбка, адресованная Альтаиру. В библиотеку вошел еще один ассасин с позолоченным подносом, на котором стояла шкатулка.

– Я принес то, что твой любимец не сумел добыть, – сказал Наставнику Малик.

Ему было трудно говорить. Он был очень слаб. Но но ничто не могло помешать ему насладиться победой над Альтаиром.

Ла-Ахаду же казалось, что его привычный мир распадается по кускам. Ассасин поставил поднос на стол Аль-Муалима. Ларец на нем покрывали древние письмена, а сам он будто светился. Внутри наверняка лежало сокровище. Иначе и быть не могло. Сокровище, которое Альтаир не сумел отыскать.

Единственный глаз Аль-Муалима сиял от изумления. Наставник открыл рот и даже высунул кончик языка. Он был зачарован видом ларца и мыслями о его содержимом. И вдруг снаружи послышался шум. Крики. Топот. И… звон оружия.

– Кажется, я вернулся не только с сокровищем, – задумчиво произнес Малик.

В библиотеку ворвался караульный.

– Наставник, на нас напали! – выдохнул он, забыв об этикете. – Робер де Сабле осаждает деревню.

Аль-Муалим очнулся от наваждения, охватившего его при виде шкатулки. Он жаждал встретиться с тамплиером лицом к лицу.

– Значит, де Сабле ищет битвы? Прекрасно. Я не откажу ему в этом удовольствии. Беги и оповести других. Нужно подготовить крепость.

Затем Аль-Муалим повернулся к Альтаиру и, сверкнув глазами, сказал:

– Наш с тобой разговор подождет. Отправляйся в деревню. Уничтожай захватчиков. Гони их вон из нашего дома.

– Будет исполнено, – с облегчением ответил ассасин.

Биться с тамплиерами за деревню было предпочтительнее новых порций унижения. Он опозорился в Иерусалиме. Сейчас судьба давала ему шанс все исправить.

Альтаир выскочил из библиотеки и стремглав понесся вниз. Пересек площадку для упражнений и побежал к главным воротам. Может, гибель в бою избавит его от позора? Если его убьют, будет ли это достойной смертью? Гордой, благородной смертью? Оправданием за ошибки?

Альтаир выхватил из ножен меч. Звуки битвы становились все громче. Он уже видел сражающихся ассасинов и тамплиеров. Они бились на холме у подножия замка. Чуть ниже, напуганные атакой, жители деревни разбегались во все стороны. Склоны холма были усеяны телами убитых.

Откуда ни возьмись на Альтаира с рычанием бросился тамплиер. Ассасин развернулся и, доверившись своим инстинктам, поднял меч, встречая удар христианина. Альтаир широко расставил ноги и будто прирос к земле, а потому натиск тамплиера не сдвинул его с места. Резким движением Альтаир отвел меч противника, используя тяжесть оружия против его владельца. Рука тамплиера дрогнула. Этого мгновения было достаточно, чтобы всадить меч крестоносцу в живот.

Видно, тамплиер рассчитывал на легкую победу, как в случае с деревенскими жителями, которых он убивал по пути сюда. Но он ошибся. Теперь меч торчал из его живота, кровь капала изо рта, а глаза округлились от боли и удивления. Альтаир рванул меч вверх и рассек противнику туловище. Тамплиер упал, и его кишки разметались по пыльной земле.

Никогда еще Альтаир не сражался с такой злобой, вкладывая в удары всю горечь своего иерусалимского поражения. Он бился так, словно кровь врагов могла искупить его вину. К ассасину подскочил второй крестоносец. Альтаир стал его теснить. Тот пытался сопротивляться, мгновенно переходя от наступления к обороне. Вскоре оборона стала отчаянной, и тамплиер заскулил, предчувствуя скорую гибель. ...