Надежда Воронова Ты приезжай…

«Ты приезжай», – приглашают меня к себе не только родственники и знакомые.

Но, кажется, и те места, где я никогда не бывала. Это посёлки, города, монастыри, скиты.

Как будто бы и те и другие обещают мне рассказать самое сокровенное о себе.

Только сумей услышать, вникнуть в суть сказанного и происходящего. И тогда, возможно, прознаешь секрет мудрости бытия.

Моя первая книжка прозы «Предназначенная поездка» вышла в 2007 г. Вторая – «Спасительный ковчег» (2012 г.) – полностью посвящена поездкам в женский монастырь, что расположен в Томской области. Книжка включает в себя не только прозу, но и стихи.

В сборник «Ты приезжай…» включены путевые заметки о ближних и дальних путешествиях: по России, в Чехию, а также и в Финляндию. Приглашаю читателей, посетить вместе со мной места, знакомые или до сих пор неведомые им!

Надежда Воронова

Для души устрою праздник

В унылый период самых коротких и серых дней праздник крайне необходим! Новый год, как повод рассветить этот унылый период. В большом городе он особенно впечатляет ночью: мигает, искрится, переливается всевозможными красками – елки, рекламы, праздничные украшения на фонарных столбах, подцветка памятников и зданий, даже светофоры, – всё взывает к радости. Люди, опьяненные предвкушением праздника суетятся, снуют, по магазинам шастают, обсуждают варианты ночного веселья с обязательно изысканным застольем. Раньше приходилось потратить немало времени и усилий, чтобы достать какой-нибудь деликатес к праздничному столу, исхитриться найти своеобразный подарок. Правда, от этого праздник становился только желаннее. Нынче в магазинах есть все, на любой вкус и кошелек. А в небольших коллективах как и раньше накануне праздника прямо на работе устраивают вечеринки, удивительным образом сочетая элементарную пьянку с забавами детского утренника: с речами и танцами с подарками и с дедом Морозом, приглашенном или «взращенном» в родном коллективе.

Новый год праздник родом из детства! Моя ностальгия по детству услужливо показывает свои картинки: вот мама вносит в нашу комнату живую елку – на запахе хвои настояно предвкушение праздника. Потом мы вместе елку устанавливаем в ведре с песком, и вот самое торжественное действо – украшение колкой красавицы игрушками, в основном, самодельными, а также конфетами и орехами. А вот Дом культуры – огромная елка в фойе, дед Мороз, Снегурочка, спектакль, хороводы, маски, конкурсы, розыгрыши призов, и подарки: в хрустящем целлофановом пакете конфеты, вафли, шоколадки, и… мандарины! Для моего поколения мандарины навсегда останутся признаком Нового года!

Новый год праздник семейный – повод собраться родственникам, постоянно занятых своими делами. Раньше и мы с родственниками собирались на праздник, то у одних то у других. И хотя особых развлечений и никаких сценариев не было, но ощущение праздника было! В праздничном меню – традиционный винегрет, студень. И все между собой находили общий язык, и песни были общими. Почему же сейчас нам достаточно дежурных телефонных звонков? Постарели?! С семьей сына предпочитаю встречаться днём. Они молоды, у них своя компания, свои интересы, свои развлечения. Я рада за них, но, пожалуй, ни один из моментов их веселья меня нынче не устроит: громкие возгласы и барабанящая музыка, да еще и ночью, моя психика уже не приемлет. Пока ещё бываю у своих в день рождения внучки, порадоваться ее успехам, счастливой поре ее детства, получить свою долю внимания с ее стороны. Внимание, как известно, зачастую по сути, является эквивалентом любви. А кому не хочется любви. Может, поэтому именно в новогоднюю ночь обостряется чувство одиночества и всем непременно хочется быть как все или хотя бы выглядеть таковыми в глазах своих знакомых. Всем знакомо ощущение опустошенности, когда исполняется заветное желание, так и предвкушение праздника эмоционально гораздо сильнее, чем сам праздник. Новогодняя ночь пройдет и все вздохнут облегченно – слава Богу, отметили, проводили и встретили. И с надеждой, далеко не всегда оправданной, что завтра будет лучше, покатятся привычные будни. Сколько моих новогодних ночей пролетело, проскочило, проползло. Интересные и скучные, трезвые и пьяные, организованные и спонтанные, со знакомыми и незнакомыми, с любимыми и нелюбимыми, но всегда с кем-нибудь – почти все они заметены сугробами забвения. Теперь, ни с кем не хочу встречать этот праздник! Уже несколько лет новогоднюю ночь провожу в одиночестве, сидя-лежа перед экраном цветного телевизора, лениво перебирая программы… Шампанское, фрукты. И, меня это устраивает, можно сказать, что конформизму предпочитаю комфорт. Но всё-таки что-то беспокоит. Почему пропало ощущение праздника, радости, сказки? Я устала? Устала телом и душой? Для меня как для поэта усталость рифмуется со старостью. Неужто, старость и на мой порог? С этим я смириться не хочу. Может быть, надо заставить себя хотя бы попытаться устроить праздник для души, а для моей души праздник – это новые поездки и новые впечатления. Может, принять предложение туристов провести новогоднюю ночь в лесу у костра. Почему бы и нет – уговариваю себя – я еще ни разу не бывала в лесу зимней ночью, от станции идти не более трех километров, погоду обещали не морозную. Да и компания для меня привычная: кого-то знаю я, кто-то – меня, будет с кем поговорить, кого послушать, с подругой можно будет обменяться впечатлениями от происходящего, а захочется одной побыть, – тоже не проблема. Решено!

– Оденься потеплей, перекусить что-нибудь возьми, встречаемся на вокзале в восемь", – проинструктировала меня подруга.

Нас, желающих вместе провести новогоднее гулянье, собралось человек тридцать. Почти как всегда и на вокзале, а потом и в теплом вагоне электрички, туристы возбужденно-радостными возгласами и объятиями встречали "своих", шумно занимали места, но в этот раз они долго не утихали – многие активно провожали старый год. В разговорах и в полудреме нам с подругой дорога показалась недолгой. И вот группа, поеживаясь, высыпала на платформу. До чего же неуютно: сыро, в свете фонарей силуэты и тени выглядят неприветливо, только в поселке светится праздничная россыпь огней. Да, умные люди дома сидят, телевизор смотрят. Может быть, и мне домой! Но отступать некогда! Перейдя железнодорожные пути, мы, ночные путники, сразу же окунулись в почти непроглядную тьму, – только угадывалась широкая накатанная дорога, по обеим сторонам которой высились огромные ели. Они-то сразу и разбудили во мне поэта. Казалось, ели удивленные нашим появлением недоумевали, если это гости, пусть и непрошенные, то почему проходят мимо, ведь на наших верхушках уже сверкают звездные гирлянды, а Большая Медведица предлагает испить морозного ликера из своего ковша. Предаться дальнейшему вдохновению мне не удалось. Группа в предвкушении праздника стремительно удалялась в ночь, пришлось и мне ускорить шаг. Впереди заманчиво светились фонари – оазис света в темноте ночи. Деревня?! Несколько современных частных домов по обеим сторонам дороги, почти возле каждого из них автомобиль, вьются дымки из труб, сияют окна, во дворах елки, украшенные мишурой. Что-то не похоже это на настоящую деревню, в моем понимании: вдали от асфальта, машин.

И тут же припомнилось мне, как однажды довелось провести свои зимние каникулы в деревне у бабушки. Ощущение зимней сказки не забывается со временем. И если за окном белый-белый день, когда заснеженные деревья стоят, не шелохнувшись, то я непременно "проваливаюсь" туда, где особо радостно было лепить снеговиков, кататься с высокого склона на лыжах, санках, или без оных. В заскорузлой от снега одежде бежать в избу, у порога скинуть валенки, почти всё снять с себя, и залезть на еще теплую кирпичную спину беленой русской печи. Там в полутьме на ощупь отыскать пряник, или почти растрескавшиеся семечки липы, собранные нами накануне. В избе светло, уютно. С печи хорошо видна зала. На чистом некрашеном полу, выскобленных голиком и речным песком половицах, пестротканые полосатые дорожки. Бабушка несет, сверкнувший в свете лампочки под потолком, самовар, ставит его на стол, возле которого вдоль стен стоят широкие скамьи, вместо дверей проемы в ситцевых занавесках. Перегородки отделяют кухню от залы и кути, в кути маленькая печка с плитой. В доме всюду тепло и на душе у меня тепло. По-моему, в душе я все та же девочка, которой очень хочется погостить у бабушки.

Из моих ностальгических воспоминаний я была резко вырвана внезапной остановкой всей группы. Оказалось, что нам предстояло идти по заснеженной просёлочной дороге. Опытные туристы, предусмотрительно взявшие с собой электрические фонарики и балониевые краги на сапоги, решительно вступили на предполагаемую колею. За ними потянулись все остальные. След в след друг за другом словно гномы, что отправились добывать самоцветы, мы шагали в полутьме. Имеющие фонари – шли уверенно, остальным же приходилось полностью сосредотачиваться на процессе продвижения, взгляд в сторону оборачивался падением в сугроб как минимум по колено – не до вдохновения! Все-таки приятно иногда быть ведомым – подумалось мне – хотя и тяги к лидерству я не лишена. Над сверкающей лунными брызгами поляной за нами с интересом наблюдала луна, мол, и куда же вы? А мы вскоре остановились, неожиданно, как будто в стенку уткнулись. Пришли! Кто-то в этой, как мне казалось, сплошной темноте что-то делал уверенно и спешно. Вот уже можно разглядеть пламя костра, ползущее вверх по пирамиде из стволов. Вокруг костра несколько бревен. Активисты постарались – заранее подготовили кострище, заготовили дрова. Располагайтесь! И все очень поспешно стали устраиваться, скинули рюкзаки, выложили праздничное угощение. По тенденции больших компаний туристы группировались по несколько человек, и мы с подругой не поодиночке, вдвоем. В атмосфере происходящего чувствовалось, что предвкушение праздника достигло своего апогея. Из портативного радиоприемника уже звучит речь президента. И вот оно – мгновение, к которому готовились несколько дней! С первым ударом московских курантов все замерли в ожидании, как будто ступили на шаткий навесной мост, что завис над пропастью между прошлым и будущим – старый год уже закончился, а новый еще не наступил. На душе и радостно и тревожно – ждём нового, а каким оно будет? С последним ударом курантов понеслось веселье: оглашались тосты, зашипели, засвистели петарды, раскрашивая разноцветьем на несколько метров ночную темноту. Ближайшую елку украсили гирляндами, на одном из деревьев пристроили магнитофон, развели еще один костер, поменьше. Возбужденные праздничной суетой и принятой дозой алкоголя кое-кто рванулся в пляс, кто-то в пылу азарта сбросил с себя куртку и так заразительно отплясывал, что его примеру последовали не менее десяти человек – возле костра организовался плотный хоровод. А возле большого костра зазвучала гитара и весьма нестройные голоса выводили то одну то другую песню и, как часто бывает, в сущности, так и не допели ни одну из них от начала до конца, то и дело, забывая слова. В котелках уже заварили чай и предлагали всем обжигающий напиток. Попивая чай с дымком, незаметно для себя я погрузилась в воспоминания, и слышала уже только свои песни. "Заварен круто дымный чай, взлетают искры светлым роем. Моя родная, не скучай! – трещит в костре сухая хвоя". Слова этой песни "унесли" меня на север, в метеорологическую экспедицию. Ах, экспедиции! Хвала им! Они позволяют не только побывать в весьма отдаленных и часто не освоенных еще людьми местах, но и дают возможность погрузиться в совсем необычную для городского жителя обстановку, оказаться как бы на необитаемом острове малочисленной группой, где каждый человек всегда на виду. Чужаки в экспедицию не поедут, – и это очень ценно! Экспедиции дают возможность отстраниться от всяческих городских проблем, сосредотачиваясь на полевой работе и на незатейливом быте, находясь всё время вне каменных стен. Напитываясь энергией природы душа, не может не развернуться не отпустить все печали, которые без следа растворятся в этой бесконечности пространства. Самые сильные и яркие впечатления обычно связаны с первым выездом в "поле". Парадоксально, оказывается, что иногда надо уехать за тридевять земель, чтобы увидеть наконец-то то, что у тебя под носом. Для меня таким откровением стала лиственница. В далекой-далекой тундре там, куда можно попасть только прилетев на вертолете, было всего несколько высоких деревьев и то до них нужно было еще дойти, аккуратно ступая на мох, обходя кажущимися не просто безопасными, а нарочито заманивающими пятна песка. Но опытные люди знают, что если ступишь на этот песочек – засосет, можешь и не выбраться. Лиственница вопреки своему названию дерево хвойное. Мягкие пучочки нежно-зеленой хвои своей необычностью тронули мое сердце, хотя черные округлые шишки-плоды прошлого – совсем не украшали его. Каково же было мое удивление, когда вернувшись из экспедиции, в городе родном на одной из аллей я увидела лиственницу! На ее ветвях красовались красноватые аккуратные шишечки, похожие на своеобразные бутоны неведомых цветов. Не зря я ездила в экспедицию – подумалось мне – раз пришло мне на ум такое сравнение, темные плоды былого уже почти не заметны среди множества новых, красивых.

"Где-то багульник на сопках цветет, кедры вонзаются в небо" – еще одна песня, продолжением предыдущей. В тундре много всяческих цветов, а возле площадки метеонаблюдений я увидела шикарную клумбу багульника. Однажды ночью его беленькие цветки вмиг стали вдруг розовыми – они озарились восходом солнца, которое буквально только что до этого зашло за горизонт. Конечно багульник, что растет в нашей ленинградской области не идет ни в какое сравнение с тем багульником, но когда я его вижу, то обязательно вспоминаю северную экспедицию. "Кажется, будто давно меня ждет край, где ни разу я не был…" Жаль, что мало где я побывала и, увы, время моих экспедиций похоже прошло. Только мои воспоминания о тех выездах, что были когда-то, словно костер, вновь одарят меня светом и теплом. Нынче у многих есть возможность побывать в любой стране. Иные мои ровесницы с удовольствием катаются по Европе, по Египту… Но меня такой способ путешествия не привлекает. Не по мне ни организованные туры, ни автопробеги, да, и с палаткой за спиной я уже тоже не ходок. Бывало, я останавливалась где-нибудь на два-три дня, но чувствую, что с каждым годом возрастает и возрастает сила притяжения моего домашнего комфорта. И потому, однодневный поход на лоно природы – пожалуй, самый оптимальный вариант для меня сейчас. Итак, я незаметно возвернулась в настоящее, в новогоднюю ночь. Народ веселится. Я попыталась включиться в гулянье – и подпевала, и поплясала, и с кем-то перекинулась несколькими фразами, но веселье даже своим дыханием не коснулось меня. Скучно! Обычная пьянка только в лесу. Очень часто в компании я чувствую себя неуютно, особенно, там где много пьют – со мной пить неинтересно, мне не удаётся дойти до такого состояния когда интересными становятся все темы разговоров. Я вновь и вновь приглядываюсь к очередной компании, но вскоре мне становится скучно, будто я не при деле, будто все чужие, или я почти всем чужая? Чья я? И надо ли быть чьей-то? Где "мои"? Нет любимого и многие друзья уже покинули этот мир, а с тем, кто жив часто не то что встретиться – поговорить по телефону и то не удается – физически не успеваем сделать то, что требует от нас суетная жизнь, – время обрело невероятное ускорение. И мчатся, улетают, словно искры костра минуты, дни, года. Как тесно на этом ночном пятачке, как будто на дне темного колодца переминаешься с ноги на ногу. Пытаясь расширить пространство ночи, я стала удаляться от общества. Как оказалось, мы расположились на своеобразном полуострове, слева струилась незамерзшая река, справа в нее впадал ручей. На том берегу реки в ярком лунном свете величественно и картинно высились могучие ели, они были похожи на те, что рисуют на новогодних открытках. Чуть в стороне деревья выглядели мрачными и почему-то напоминали мне декорации к балету "Лебединое озеро". Меня не покидало ощущение, будто я в театре – то на сцене, то в зале. Хотелось дотронуться до лап тех елей, может, тогда они бы стали для меня реальными, живыми. Но недоступен берег тот – нет моста, и речку не сковал мороз. Мне не слышны были голоса веселящихся, но был виден яркий свет костра, что аленьким цветочком из сказки пламенел во тьме. Не потому ли луна словно вопрошала, мол, не страшно? Конечно, нет. Легко представить, что у костра ждут меня двенадцать месяцев. Вот и все сказки этого места – грустно констатировала я. Моей подруге, как и мне жутко наскучило это однообразие. Наше желание покинуть "бал" разгоралось ярче пламени костра. Но все организованно уйдут отсюда не раньше чем через два часа. Что делать? Фонарика нет, а тропинку в лесу не видно.

– Да выведешь ты! Наощупь, наоступь – выйдем! – поддержала меня напарница. – Смотри, как ярко светит луна". Спешно подхватив рюкзаки, мы двинулись в обратный путь. Я так пристально вглядывалась в отсветы на снегу, как будто искала не тропку, а грибы в предрассветной полутьме. Вскоре мы вышли на поляну, сверкающую мириадами снежных искр. Вот он – праздник! И радость, разделенная на двоих сильнее вдвое. Не удержавшись от восторга, разбивая тишину, мы запели: "В лунном сиянье снег серебрится"… Зачарованные снежно-лунным пейзажем мы часто останавливались, подходили к соснам, подолгу любовались красотой природной, не рукотворной, слушали звон тишины, завитушки шума. Не то, что говорить, не смею думать, чтоб не нарушить эту тишину! Тропа привела нас к просеке. Мы остановились в оцепенении. На мгновенье стало жутко – показалось, что нам предстояло пройти сквозь строй суровых, мрачных судей. Где-то в верхушках елей пряталась луна, подглядывая за нами, как бы отстронясь от происходившего, мол, здесь владения не мои, а этих елей-старцев, что думы вековые думают. Что ведают они? И слышался в ответ негромкий их совет: без суеты живи, без суеты…Спасибо ели – мудрецы! Но уж как получится… И вот мы на шоссе. Простор дороги, словно широкий коридор, ведущий в цивилизацию. А вот и знакомая деревушка. Все также светят фонари, но близится рассвет. В подтверждение тому на задворках одиноко прокукарекал петух. Его бодрое "кукареку" разнеслось над спящей деревней. С новым годом! Удалось-таки устроить праздник для души! Эту новогоднюю ночь вряд ли заметет сугробом забвенья.

2005 г.

А Вы бывали в Приозерске?

Этот вопрос мне задала моя недавняя знакомая Елена Андреевна, руководитель краеведческого музея «Лесное» в Санкт-Петербурге.

– Бывала, – отвечала я, – раза два или три. Помню церковь в центре городка, пешеходный мост через Вуоксу. Знаю, что в Приозерске есть древняя крепость, но увидеть её мне не довелось.

– Приезжайте к нам на выходные, – пригласила меня Елена Андреевна. – Мы с мужем покажем Вам все достопримечательности нашего города.

– О! Спасибо. Приеду.

Мне давно хотелось не спеша осмотреть этот самобытный городок. Можно, конечно обернуться и за один день, но, если добираться электричкой, то до Приозерска не менее трёх часов пути.

Итак, от Финляндского вокзала электричкой на Кузнечное, поутру я отправилась в Приозерск. Оказывается, Приозерском он стал лишь в 1948 году. Изначально поселение называлось Карела, потом городом Кексгольм, одно время – Кякисалми.

Дорога до станции Приозерск была знакомой, и не только потому, что лет восемь назад от пристани Валаамского монастыря в Приозерске я отплыла на святой остров. Наплывали приятные воспоминания о походах выходного дня. Где мы только ни бывали. Но больше всего меня привлекала природа Карельского перешейка: "туда, где труженик-паук соединяет с явью сны. Туда, где перехватит дух от тишины. Озёра, дивные леса, болота с ягодой морошкой. Холмов песчаных высота, простор лугов, изгиб речушки. Порогов бешеная страсть, игривость ручейка. Тропинок призрачная вязь, дыханье ветерка". Признаюсь без затей: "Для меня заветной сушей был всегда сосновый бор".

И когда, не доезжая станции Сосново, я увидела в окно электрички, поваленные недавним ураганом деревья, сердце защемило. Нет, я, конечно, слышала об урагане, что пронёсся в районе Сосново и, по телевизору видела упавшие деревья. Но когда их видишь вот так, вблизи и в таком количестве, – разливается печаль: "Им жить бы да жить, и в небо глядеться, и радовать нас. Но исполины рухнули наземь, как будто им в спины послали картечь. Убили, убили, убили, убили, а мы не смогли, не могли уберечь эти деревья. Огромные сосны в бессилье своём, ощеряясь корнями, звериным оскалом пугают людей. Лес превратился в сплошной бурелом". И что-то мне подсказывает, что в наше время вряд ли кто станет расчищать лесные навалы.

От этих грустных мыслей меня отвлекло прозвучавшее объявление: следующая остановка – Приозерск. Электричка, остановившись ненадолго возле платформы, поспешила дальше на север. Я вышла к вокзалу. Старое, постройки начала XX века, деревянное здание – типичный железнодорожный вокзал провинциального города. Казалось, вот сейчас грянет местный оркестр, торжественно встречающий пассажиров поезда, прибывшего из самой столицы. Меня встречали (на такси) Елена Андреевна и её супруг Александр Александрович, милые люди, немало лет живущие в Приозерске. Их дети выросли, уже и внуки есть. Сейчас они живут в Санкт-Петербурге.

Лёгкий полдник, кофе-чай, и из уютной квартиры мы вышли под моросящий дождь. За разговорами, о том о сём, о прошлом и настоящем, до обеда мы обошли почти весь город, а вернее, городок, поскольку территория его невелика.

В нескольких метрах от железнодорожной платформы плескались серые, морщинистые и неприветливые воды озера. Начало сентября выдалось пасмурным, с холодком. Но нам ещё помнилось нынешнее необычайно жаркое лето. Вероятно, в Приозерске народу было не меньше, чем на южных курортах. Летом на пляже шум и гам, музыка и крики. А нынче тишина, холодный ветер, и то усиливающийся, то прекращающийся дождь. Недавний ураган прошёлся полосой по побережью. Дорогу к пляжу уже расчистили, некоторые упавшие деревья распилили, оттащили к обочинам. Но, то тут, то там, зеленея кронами, лежали сосны-великаны. Застигнутые врасплох, они как будто ещё не поняли, что произошло. Когда мы увидели упавшее, хочется сказать, павшее дерево с вывороченными корнями, Елена Андреевна вздохнула:

– Вот эта сосна была сказочно красива, она была украшением дороги на пляж. Да, кстати, мы оказались очевидцами урагана, – продолжила Елена Андреевна. – Поздно вечером мы с мужем решили искупаться в озерке, что возле крепости. Пока купались – стемнело, фонари на аллее зажглись. Мы уже оделись, как заметили, что свет фонарей стал мигать. Но вскоре он восстановился, мы обрадовались этому, не спеша дошли до мостика через протоку. И тут неожиданно поднялся такой ветер, что прибрежная ива под его порывами заколыхалась, и так заскрипела, что мы испугались. Мы убыстрили шаг, а потом перешли на бег. Очередной порыв ветра взметнул с дороги песок и гравий, осыпал нас. Мы успели забежать в ближайшее кафе, благо оно ещё не закрылось. В полной темноте там пережидало стихию несколько человек. Вскоре нашлись свечи, их зажгли. Муж попытался по мобильнику дозвониться домой, но связи не было. Дозвонились по городскому. Успели только узнать, что никто из наших не пострадал, только от сквозняка разбилось стекло межкомнатной двери. И связь исчезла. Какая-то женщина тоже надеялась дозвониться до родных и, убедившись, что связи нет, стала плакать и умолять своего мужа тотчас же идти домой. Он успокаивал её, убеждая, что надо переждать грозу здесь. А за стенами нашего весьма основательного убежища, бушевала стихия: страшный ливень, сверкание молний и невероятный гул. Продолжалось это минут сорок. Откровенно говоря, жутковато было. Но мы не представляли себе масштаба происходящего! Внезапно всё стихло. Несильный дождь нас не испугал. Не испугала нас и кромешная темнота. Стало понятно, что провода оборваны. У мужа была зажигалка с минифонариком. Светя им, мы осторожно двинулись к дому. Тревога нарастала. Кое-где мы различали очертания валяющихся веток а, увидев оборванный провод, аккуратно обошли его стороной. Домашние встретили нас при свете свечи, испуганные. И всё же произошедшее мы рассматривали как неожиданное приключение. Ужас охватил нас утром, когда мы вышли на улицу. В городе повсюду были видны последствия разбушевавшейся стихии. Сорванные крыши домов и гаражей, сломанные заборы, поваленные деревья, искорёженные столбы уличного освещения. Такого мы никогда не видели! Света и воды в городе не было до следующего вечера. В каком-то колодце мы набрали ведро воды – для питья она не годилась. Хорошо, что днём в городе появились водовозки. Возле крепости ураган, словно огромными граблями прошёлся, деревья буквально через одно попадали. И то дерево, под которым мы накануне переодевались, было с корнями выдрано из земли. Если бы мы задержались тогда минут на пять… даже представить страшно! Из СМИ мы узнали, что жертвами урагана стали несколько человек. В поликлинику приходило много травмированных. Куском какой-то жестяной кровли пробило голову брату моей ученицы, парень погиб. Очень жаль, – ведь ему было только 16 лет. А сколько байдарочников и туристов, отдыхающих на островах Ладожского озера, были застигнуты ураганом, пожалуй, так и не узнают. Несколько дней над городом кружил вертолёт, – закончила своё рассказ Елена Андреевна.

А между тем, возле крепости Корела не так ужасающе смотрелись новоявленные пни. Если их выкорчевать, то люди, которые раньше не видели здесь деревьев, решат, что так оно всегда и было. Конечно, не в те далёкие времена, когда эта крепость была возведёна новгородцами на небольшом островке при впадении реки Вуокса в Ладожское озеро. По словам летописца, здешние поселения существовали уже в XII столетии. Местные краеведы почти уверены в том, что именно в Кореле в 879 году был похоронен родоначальник династии Рюриковичей, князь Рюрик.

В настоящее время в Детинце (так иногда называли старую крепость) располагается краеведческий музей. Крепость окружена каменно-земляными валами. Небольшой внутренний двор крепости настолько ухожен, что вначале меня не покидало ощущение стилизованности этих мест. И только когда экскурсовод провела нас в Круглую башню, в которой ещё сохранились стены и казематы нижнего этажа, я почувствовала дыхание прошлый эпох. Этому немало способствовало скудное освещение первого яруса. Здесь в полумраке высятся массивные городские ворота. В честь окончательного освобождения крепости от шведов войском Петра I в 1710 году, ворота были обиты трофейными латами шведских рыцарей.

Герб Кексгольма – в виде боевого щита. Меня очень заинтересовало на нём изображение журавля, держащего камень в поднятой лапе. Оказывается, согласно народному сказанию, стая журавлей, располагаясь на ночлег, выделяет из своей среды самую бдительную птицу, которая, охраняя стаю, стоит на одной ноге, а в другой держит камень. Если журавль задремлет, то упавший камень тотчас разбудит его. Этот журавль на гербе символизирует собой город-крепость – бдительного часового на подступах к столице России.

Многие годы Корела состояла из двух островных крепостей: Старой и Новой. Они были связаны мостом. Новая крепость располагалась на Спасском острове. В южной части этого острова и сейчас можно видеть неширокий канал, идущий параллельно основному течению реки. В своё время он снабжал водой жителей Новой крепости. В 1857 году, с целью улучшения судоходства по Вуоксе, был взорван перешеек у селения Кивиниеми (ныне Лосево). Уровень реки в нижнем её течении резко понизился, и крепость Кексгольм потеряла своё островное положение.

Долгое время крепость использовалась как политическая тюрьма. По одной из версий первым знаменитым её узником стал Иоанн VI – Антонович. Бывший император был сослан сюда Екатериной II летом 1762 года. Позже, в одной из камер круглой башни томились, после казни Емельяна Пугачёва, две его жены и трое его детей от первого брака: две дочери и сын. Оказывается, уже в те времена заключённым запрещалось называться своими именами, им присваивали арестантские номера. Узниками крепости был и батальон Семёновского полка, и декабристы.

Удивительным было узнать, что в XV веке Корела была заметным пунктом международной торговли и, судя по всему, вторым после Новгорода городом северо-западной Руси. Связь с Новгородом осуществлялась как водным (по Ладоге и реке Волхов), так и сухопутным путём.

А в середине XIX века, будучи в составе автономного Великого княжества Финляндского, Кексгольм стал тихим провинциальным городом. Русский писатель Н.С.Лесков в "Очарованном страннике" отразил свои впечатления от посещения Корелы в 1872 году. Он писал об ужасной скуке гнетущей скупой природы и о том, что только устанавливавшееся в летние месяцы пароходное сообщение с островом Валаам, вносило некоторое оживление в жизнь этого провинциального городка. На берегу Ладожского озера была построена пристань. В знаменитый монастырь стремились многочисленные богомольцы и туристы.

И ныне жизнь Приозерска, а особенно монастырского причала оживляется с началом навигации. Мне было интересно увидеть изменения, произошедшие на причале и вокруг его за те годы, что я там не бывала. После обеда мы пошли городком: мимо домов старых-старых, полуразрушенных, мимо типовых многоэтажек советского периода, мимо финских домиков, некоторые из которых уже обрели рекламный вид, опрятные, красочные, такие уютные. Немного – парком, и вот мы уже вышли к реке. Всё тот же пешеходный мост, – подумалось мне. – А вот на другом берегу появились какие-то невзрачные строения, а рядом с ними лодчонки, лодки, катера.

А когда мы вошли на территорию монастырского причала, казалось: некуда ногу поставить. Двор загромождён контейнерами, грузами, заставлен техникой и машинами. Мне даже показалось, что даже часовенку передвинули на другое место. Осень, скоро закончится навигация. И надо успеть доставить по воде всё необходимое на святой остров.

Нашим появлением на территории причала заинтересовался молодой человек, вероятно один из трудников. Я рассказала ему, что однажды, ожидая теплохода на Валаам, я ночевала здесь, в домике для паломников. А через год приезжала сюда на один день. Было солнечное лето, "берег песчаный, крутой. Стол во дворе под сосной. Радужным куполом крона. А на стволе икона".

– Икона на прежнем месте? – спросила я.

– Да, конечно. Вот она!

И вспомнилось мне, как приветливы ко мне были трудники. "Время прощанья настало. Новой надеждой звучало эхо над тихой рекой: – К нам приезжайте зимой, мы Вам келейку натопим!" Сколько лет и зим прошло, сколько воды утекло из Вуоусы в Ладогу…

В устье Вуоксы – большое количество различных судов. Но шикарная яхта (как утверждают местные знатоки, это яхта В.В.Путина) была видна издалека и своим видом превзошла все ожидания. И как-то несоответственно она выглядит на фоне полузаброшенных корпусов целлюлозного завода. Здесь же рядом вертолётная площадка, раньше её не было.

Мы сошли с бетонной дорожки и свернули вправо. По песчаному берегу Ладожского озера идти было труднее, но приятней. А когда в прибрежном лесочке мы обнаружили грибы, – оживились. Увлекательна грибная охота и посему, назавтра мы решили поехать (на такси) в лес, по грибы – по ягоды-на шашлыки. И всё было чудесно. И совсем не огорчило меня то, что грибов было мало, а ягод и того меньше. Как же приятно было посидеть у костра на берегу спокойной Ладоги. "Нынче в озере вода на асфальт похожа. Очень странно, но покой вдруг наполнил душу. Захотелось – по прямой – по озёрной суше – как по взлётной полосе – вопреки законам всем!".

Я с интересом слушала рассказы о жизни бывалых в походах людей. Александр Александрович и Елена Андреевна, долгое время работали в школе и непременно вывозили школьников на природу. Только вот я никак не смогла представить как же выглядят знаменитые ладожские шхеры, о которых я слышала уже не раз?

– Приезжайте к нам летом! И мы обязательно покажем вам это уникальное творение природы, – одновременно предложили мои добровольные экскурсоводы.

– Спасибо! Я с удовольствием принимаю ваше приглашение! Продолжение следует…

2010 г.

«Малые Кижи»

Как-то не довелось мне побывать в Кижах, воочию увидеть шедевры архитектуры древнерусского деревянного зодчества. На красочных иллюстрациях в прекрасно изданных книгах об этом музее под открытом небом особо впечатляют виды знаменитой двадцатидвухглавой Преображенской церкви. ...