Все права на текст принадлежат автору: Ульяна Соболева.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Завтра будет вчераУльяна Соболева

ЗАВТРА БУДЕТ ВЧЕРА


СЛР. Одиночный.

Ульяна Соболева и Вероника Орлова




КНИГА КУПЛЕНА В ИНТЕРНЕТ-МАГАЗИНЕ 


WWW.FEISOVET.RU 


ПОКУПАТЕЛЬ:  


ЗАКАЗ: # / 30-мар-2017 


КОПИРОВАНИЕ И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ТЕКСТА 


ДАННОЙ КНИГИ В ЛЮБЫХ ЦЕЛЯХ ЗАПРЕЩЕНО!


Интернет-магазин фэнтезийной


литературы feisovet.ru


У нас:


Cообщество современных и интересных авторов


постоянно пополняемая коллекция электронных книг


самые разные жанры – фэнтэзи, любовный роман,


приключения, юмор, эротика


бонусы в виде бесплатных книг для постоянных


покупателей


Приглашаем к сотрудничеству новых


авторов http://feisovet.ru/avtoram


ОГЛАВЛЕНИЕ:

АННОТАЦИЯ

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1.Нарине

ГЛАВА 2. Карен. Нарине

ГЛАВА 3. Артем

ГЛАВА 4.Нарине

ГЛАВА 5.Нарине. Артур.Грант

ГЛАВА 6. Артем

ГЛАВА 7. Артем.Нарине

ГЛАВА 8. Нарине

ГЛАВА 9. Нарине

ГЛАВА 10. Артур

ГЛАВА 11.Нарине

ГЛАВА 12. Артем

ГЛАВА 13. Артем.Нарине

ГЛАВА 14. Артем

ГЛАВА 15. Нарине. Артем

ГЛАВА 16. Нарине

ГЛАВА 17. Нарине. Артём

ГЛАВА 18. Артём

ГЛАВА 19. Нарине

ГЛАВА 20. Нарине

ГЛАВА 21. Нарине. Артем

ГЛАВА 22. Артем

ГЛАВА 23. Нарине

ГЛАВА 24.Артем. Нарине

ГЛАВА 25. Артём

ЭПИЛОГ


АННОТАЦИЯ


У них всегда было только «вчера». То самое вчера, где они должны были не любить, а ненавидеть друг друга только за то, что говорят на разных языках. Где процветала лютая расовая и социальная нетерпимость. Её семья никогда бы не позволила ей быть с грязным русским ублюдком, а его друзья и родные презирали бы его даже за мысли о дочери проклятого соседского «хача».

У них есть «сегодня», где они вновь обрели друг друга, спустя много лет, но вражда никуда не делась, а превратилась в кровавую межнациональную бойню криминальных группировок. Смерть идет за ними по пятам, а ненависть и месть диктуют свои жуткие условия, лишая их права на «завтра». Завтра, которому не суждено наступить никогда. Потому что завтра ничего не изменится. Завтра будет вчера….

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ:

Как всегда, пару слов о самом произведении.

Роман криминальный. Как и всегда, жесткий возрастной рейтинг - 18+. Насилие, откровенные сцены секса, жестокость, нецензурная речь. Мы попытались затронуть такие проблемы, как межнациональные конфликты, разность менталитетов двух сосуществующих на одной территории наций.

Но книга не призывает к нетерпимости, а, наоборот, показывает, к чему она может привести. Вашему вниманию представлена запретная любовь русского парня и армянской девушки. Можно сказать, жесткая, кровожадная версия Ромео и Джульетты. ХЭ обещаем.


ПРОЛОГ


Я никогда не была более счастливой, чем сейчас. Несмотря ни на что. Я знала, что этим побегом я не просто перечеркнула свою прошлую жизнь черной линией невозврата, я воздвигла крест из черного мрамора на ее могиле, и, возможно, еще не раз буду приносить к этому кресту цветы. Но я эгоистично запрещала себе думать о том, как плакала сейчас моя мать и как разочаровался и в то же время разъярился отец; о том, кто и каким способом меня ищет, и что сделает, если найдет. Я отказывалась думать о том, что не просто предала их, а сделала это самым гнусным образом, на который только способна дочь, что для них вонзить в грудь нож было бы намного честнее, чем вот так жестоко втоптать в грязь их имя. Они потеряли Артура, но могли оплакивать его смерть открыто. Они откажутся от меня, проклянут, и по мне больше некому будет заплакать. У меня больше никого нет, кроме Артёма. Но это был мой выбор, и я знала, на что шла.

Сейчас хотела только чувствовать. Прикасаться к подушке, на которой он лежал, и утопать в его запахе, закрывать глаза, вспоминая его голос, который то ласкал тихим шепотом, то хрипло приказывал, заставляя взвиваться от бесконечного возбуждения. Я жадно впитывала в себя это счастье, зная, что оно скоротечно, что оно совсем скоро раскрошится на части, стоит только впустить в него реальность.

Я проснулась от солнечных лучей, нагло щекотавших ресницы, потянулась на кровати, разочарованно увидев, что Артёма нет. Позвала его, но он не отзывался – значит, вышел куда-то, пока я спала. Подошла к зеркалу и едва не ахнула, увидев опухшие от поцелуев губы, засосы на шее, на ключицах, и я касаюсь их кончиками пальцев, закрывая глаза и представляя на себе его рот. У моего счастья полупьяный взгляд и растрепанные волосы, в которые он то зарывался пальцами, то наматывал их на ладонь, доводя до исступления чувствовать его везде на себе. Подошла к своей сумке, доставая расческу. Повертела в руках телефон, раздумывая, стоит ли включать, и решила, что быстро проверю сообщения и тут же выключу до прихода Артема. Он запретил мне его включать, а, впрочем, я и сама и не хотела делать этого, понимая, что сразу окунусь в ту реальность, что за границами нашей сказки. Слишком мрачную, слишком непримиримую и наполненную злостью и разочарованием.

А ещё я боялась. Я до жути боялась прочитать свой приговор, вынесенный родителями. Но и молчать уже двое суток…Стоило впустить в голову мысли об этом, как начинало сжиматься сердце от предчувствия тревоги и вернувшегося чувства вины. Я всего лишь напишу маме, что со мной всё нормально. Пусть она возненавидела меня после записки, оставленной на моей кровати, но я знала свою мать: для неё моё молчание – худшее предательство, чем побег.

Десятки пропущенных звонков от неё. Каждый – словно стрела, выпущенная вдогонку и сейчас достигшая цели, вспарывает кожу, вонзаясь острыми наконечниками прямо в кости. И как молчаливое осуждение и проклятье – отсутствие звонков от отца. Ни одного. Будто ему больше незачем звонить мне.


«Меня это уже не касается, но я обещал тебе. Отец достал у ментов. Они нашли ее на месте убийства Артура».


Сообщение от Гранта. Он прислал его еще вчера вечером. Я открыла изображения, присланные им, и почувствовала, как начинаю задыхаться. Как забивается в ноздри и в рот нежелание поверить своим глазам. Оно слишком вязкое: ни проглотить, ни выплюнуть, будто залепило глотку и не дает сделать даже вдоха. Я сжимаю ладонью шею, а мне хочется разодрать ее ногтями, чтобы почувствовать ту боль, которая взорвалась внутри при первом же взгляде на такую знакомую золотую цепь с крестом, валяющуюся возле изуродованного тела моего брата.

И в голове вспышкой воспоминания.


«- Ты перестал носить цепь?

- Цепь? – и его взгляд меняется, тяжелеет, он стискивает челюсти, - да там замок сломался, починить надо.

- Ну да. А знакомого ювелира у тебя же нет, Артем?»


Он смеется и прижимает меня к себе, накрывает мои губы своими, и я забываю обо всём... Как каждый раз, когда он меня целует. А он не целовал – он рот мне затыкал таким способом. Чтобы вопросов не задавала лишних.

Обхватила себя за плечи и отрицательно мотнула головой. Самой себе. Мне нужно успокоиться. Это ложь, Нарине. Потому что это совпадение. Они подбросили его цепь туда. Грант сам и подбросил, потому что Тёма не мог. Это его мелочная месть. Тёма бы никогда не поступил так с Артуром, с моим отцом. Никогда не поступил бы так со мной.

Телефон зажужжал снова, провела пальцем по экрану и охнула от той боли, которая ударила в солнечное сплетение. Согнулась пополам и снова пытаюсь вздохнуть, а мне грудную клетку будто разрывает в агонии, отсчитываю мысленно про себя удары сердца, а оно с каждой секундой всё медленнее. Только не останавливается, проклятое, всё стучит и стучит, и в ушах его стук набатом отдается. А я снова и снова прокручиваю видео с камеры наблюдения, где Артем стоит, нагнувшись над телом Артура, а потом прячет пистолет за спину и убегает. Еще раз сквозь слезы, пытаясь убедить себя, что это не он. Кто угодно в такой же кожаной куртке и с такой же стрижкой. Как же хочется иногда душу продать за ложь. Только бы эта ложь осталась с нами и не смела разбить вдребезги те иллюзии, которые мы сами себе нарисовали.

Еще одно сообщение от Гранта, и мне уже страшно открыть его. Страшно до жути почувствовать еще одно лезвие в сердце. И каждое следующее вонзается всё глубже и глубже. Непослушными пальцами щелкнуть на уведомление и в облегчении закрыть глаза. Просто текст. Я даже не пытаюсь понять смысл этих слов, вчитываюсь в них, а перед глазами всё еще тот самый кадр и взгляд Артура, безжизненный и пустой.

«Я думаю, он тебя уже поимел, Нара. Убийца твоего брата».


ГЛАВА 1. Нарине


- Нар, хватит прихорашиваться, пошли уже, можно подумать, тебя там любовь всей твоей жизни ждёт.

- Любовь всей моей жизни меня дома ждет, и, - последний взмах тушью для глаз, и обязательно похлопать ресничками, улыбнувшись, когда Аня закатила глаза, - если я через час не предстану пред его темными очами, нам влетит обеим, Ань. Да так, что никто не позавидует. Ты же знаешь моего отца.

-Так давай уже, оторвись от зеркала, - подруга буквально вытолкнула меня за талию из туалета кафе, не забыв контрольным взмахом изящной ладони поправить светлую чёлку.


Мы вышли на улицу, я вдохнула полной грудью свежий осенний воздух и засмеялась, когда Аня чертыхнулась, попав прямо в лужу носком замшевой туфли. Анна Егорова - моя самая близкая подруга еще со школьных времен.

Она ненавидела осень, говорила, что это время года навевает на нее скуку и чувство обреченности, словно конец всему хорошему, что может быть. А я могла подолгу смотреть в пасмурное осеннее небо, уже покрытое тяжёлыми облаками, но всё еще играющее в прятки с солнцем, острыми лучами прорезающим причудливые фигуры на тёмно-сером полотне. Мне нравилось наблюдать, как ветер срывает пожелтевшие сухие листья, гоняя их над землей, чтобы после бросить под ноги, дополняя новыми штрихами заботливо вытканный пестрый ковер.

- Ненавижу осень. Чёрт! Слякоть эту…

- И весной – слякоть, а зимой – сугробы, а летом ты от жары стонешь. Ань, ты посмотри, как красиво и как вкусно пахнет надвигающимся дождем.

- Дождь – это зло. Он определенно пахнет мокрыми ногами, соплями и кашлем. Нар, ты куда пошла? Ты Гранту звонила? – Девушка остановилась, как вкопанная, оглядываясь в поисках моей машины.

- В него сзади врезались где-то в центре. Позвонил и сказал самой добираться. Давай сейчас в магазин быстренько забежим, и я такси вызову.

- Какой магазин, Нарин? Тебе отец сказал, во сколько приехать? Он уже раза три позвонил с того момента, как мы в кафе зашли.

Аня как-то призналась, что боится моего отца. Нет, он всегда был приветливым с моими друзьями, всегда интересовался о здоровье их родителей, вообще предпочитал узнавать поближе тех, с кем я начинала тесно общаться, мама всегда с большим гостеприимством принимала наших с братом знакомых, они могли оставаться у нас и на неделю, и на две. Никаких запретов на общение и дружбу. С одним «НО» - всего этого нельзя было делать мне. Ходить в гости – пожалуйста, но ночевать я должна была только в доме своего отца, конечно, исключение составляли близкие родственники. И именно это Аню настораживало.

«Твой отец не доверяет тебе или нам?», - интересовалась она у меня, а я не знала, как ответить, чтобы не обидеть ее. Потому что мне отец доверял безоговорочно.

Говорят, что каждый мужчина мечтает о сыне, который продолжит его род и его дело. И это вполне логично. Вот только ласку и любовь отцы всё же отдают больше дочерям, не стесняясь показывать ее. И мой отец никогда и ни от кого не скрывал этой своей любви ко мне, позволяя почти всё, что допустимо в рамках его понятий о приличиях и моей безопасности. Моим друзьям казалось диким, что взрослая совершеннолетняя девушка, студентка третьего курса должна была отпрашиваться по телефону на вечерние прогулки после пар по городу или походы в кафе. Отпрашиваться, приводя полный список тех, с кем идёт. И обязательно соблюдая своеобразный комендантский час: даже если я ездила на день рождения подруги одна, то должна была вернуться домой не позднее девяти часов вечера. Им это казалось кому-то диким, кому-то неприемлемым или же смешным. Я же видела в этом настоящее проявление заботы и любви. И, помимо этого, у нас так принято, свои понятия и законы. Девушка должна вести себя прилично, и я привыкла эти законы соблюдать, чего ожидала и от тех людей, с кем общалась. Если не понимания, то хотя бы уважения к нашим обычаям. Аня уважала, и я искренне ее любила за это, как и мои родители.

А вообще я всегда считала, как это наивно думать, что человек, который дает вам абсолютную свободу, любит вас. Скорее всего, вы просто безразличны ему. И еще я понимала, кто мой отец, знала о его конкурентах и рисках, связанных с его бизнесом. Он владелец сети ювелирных магазинов в городе и области, и если золото и драгоценные камни в таких масштабах у вас ассоциируются только с красотой, то вы определенно ничего не понимаете в ювелирном деле. Это тяжелый и кропотливый труд многих и многих людей. Это оголенные нервы и сорванные сделки на закупку материалов, многоходовые операции с грузами и махинации с таможней. А еще это конкуренция. Жесткая и не всегда честная, причем с обеих сторон.


- В сувенирный. У Артура ж День Рождения через неделю.

- Помирилась с ним?

Аня поинтересовалась деланно-отстраненно, но мы обе знали, что ей не все равно. Ей нравился мой брат. Давно нравился. Очень нравился. Но мы старались не обсуждать это момент, так как у Артура была невеста из нашего круга. Армянка. Ане с ним ничего не светило. Да и она нашла себе парня.

- Мы же родные. Нам не нужно мириться, чтобы после даже крупной ссоры целовать друг друга как ни в чём не бывало.

- Значит, тебя без проблем отпустят к моим на дачу? – Её неверие в голосе абсолютно естественно. Мы обе знали, что с ночевкой не отпустят. Но она была обязана спросить, а я – вежливо отказаться.

- Нет, спасибо, милая, ты же знаешь, что нет. Но я забегу к тебе с утра и обязательно поздравлю мою девочку с покупкой машины.

- Так ты с Грантом приезжай. Хочешь, я сама его приглашу?

- Даже с Грантом меня на все выходные к тебе не отпустят.

- Как можно не доверять жениху собственной дочери? Замуж же они тебя за него отдают?

- Вот именно. Доверяют настолько, чтобы отдать замуж, но не настолько, чтобы позволить ночевать где-то вне дома с ним до замужества.

- Да-да-да…То самое условие о девственности! Подумать только!

Она резко остановилась, снова демонстративно закатывая глаза, от чего меня опять на смех пробрало.

- Ну девственность знаешь ли только физический фактор.

- Ну да, ханжой тебя точно не назовешь.

Теперь мы смеялись обе. Совсем скоро приехали к торговому центру, и я растерянно оглядывала витрины, думая о том, что вообще можно подарить горячо любимому старшему брату, которого периодически хочется придушить собственноручно.

Впрочем, у нас эти чувства были абсолютно взаимны и незыблемы. Брат был моей опорой и той самой стеной, за которой я могла спрятаться с самого детства, мой персональный защитник, которого боялись все окрестные мальчишки. А когда вырос – мужчиной, которым я, несомненно, гордилась, ехидно наблюдая за тем, каким взглядом его провожают девушки.

Анна выпорхнула из магазина, поцеловав на прощание, когда подъехал ее парень, а я всё еще не могла решить, что именно купить. Взглянула мельком на телефон и охнула, поняв, что он разряжен. Черт, такси вызвать не смогу, придется так ловить. Остановила свой выбор на большом фотоальбоме в виде старинного фолианта – наклею туда его особенно провокационные детские фотографии и подарю. Оплатив покупку, я вышла из магазина и пошла в сторону дороги.


Я не поняла, как они оказались передо мной, выросли будто стена. Трое парней в кожаных куртках и черных берцах. Все коротко стриженые и с наглыми ухмылками на лицах. Один из них подтолкнул меня плечом, а когда я попробовала прошмыгнуть между ними, удержал за локоть.

- Смотри, Фюрер, это кто там идет? – Кивнул на меня одному из своих дружков. – Маленькая черная шалава ищет, кому дать. Не побрезгуешь? Потом член в хлорке мыть придется.

Второй противно засмеялся, и шагнул ко мне.

- Не придется. У меня на этих чурок уже иммунитет выработался. Это они с виду такие скромные, а когда их раком ставишь, то каждая вторая шлюхой оказывается. Завывают на своем, наверное, Аллаха своего благодарят за настоящий русский член.

Я сжалась, отступая назад и холодея от ужаса, но подонок грубо сжал руку, не давая отстраниться.

- Отпусти, - я вскинула голову, оглядываясь по сторонам и вскрикнув, когда другой придвинулся так близко сзади, что я чувствовала спиной его грудь. Дернулась назад, свободной ладонью схватив первого за запястье удерживавшей меня руки. - Отпусти, я сказала.

- Или что? Пойдешь с нами. А будешь рыпаться, тварь, - первый склонился к моему лицу и оскалился, обдавая несвежим дыханием, - прямо тут тебя во все дыры отымеем.

Он резко дернул меня к себе и потащил куда-то в сторону. Я закричала, упираясь каблуками в асфальт и впиваясь ногтями ему в запястье. Бритоголовый резко зашипел и, повернувшись ко мне, ударил по лицу.

- Череп, давай быстрее, - стоявший сзади закрыл ладонью мне рот, перехватив огромной лапой за талию и не давая вырваться, – пока эта тварь тут цирк не устроила.

Я пыталась ударить их ногами, дергала локтями, чувствуя, как от ужаса сжимается сердце и накатывает приступ дикой паники. Лихорадочные мысли, от которых зашумело в висках, вспотели ладони и покатились слезы по щекам. Почему я не поехала с Аней? Почему задержалась дотемна?

Так просто не могло быть. Только не со мной. И не на центральной улице, где всё еще были прохожие. Но им наплевать на окружающих, они не смотрят по сторонам, а если и увидят, как трое здоровых парней тащат девушку, то всё равно не подойдет никто. Каждому из них своя шкура дороже. Вот так выглядит трусость. И для большинства лучше быть пусть и трусом, но живым.

Я не знаю, сколько времени это длилось, но закончилось всё неожиданно. Просто в один момент какой-то парень отшвырнул от меня того Черепа и одним ударом в голову отправил того в нокаут. А потом, когда он ударил второго по ноге, раздался характерный хруст кости, громкий крик, и ублюдок уже лежал на земле, схватившись за лодыжку и корчась от боли.

- Отвалили. Сейчас!

Парень держал пистолет у виска третьего подонка, примирительно поднявшего руки вверх. Тот кивнул, медленно отступая назад, а затем бросился бежать. А у меня от облегчения колени подкосились, и я прислонилась к дереву, чувствуя, как перехватило в горле и не отпускает, будто кто-то шею стиснул. И тут же чувство стыда появилось, будто в чан с грязной водой окунули, и грязь эта в легкие уже забивается, под ногти, в кожу впитывается. Никогда еще не чувствовала себя настолько униженной. Даже в детстве, когда с соседскими детьми ругались. С детьми, которые крали и отнимали мои игрушки и обувь, несмотря на то, что я отдала бы их добровольно, если бы они попросили. Но дети более жестоки, чем взрослые. Они предпочитали унизить нерусскую богатую девчонку, довести до слез оскорблениями и болезненными тычками, показывая ее место. Зависть не имеет ни возраста, ни пола, ни национальности. Самое низкое чувство, на которое только способен человек. Потому что обнажает его низменные качества.


Глубоко вдыхаю, пытаясь прийти в себя, глядя, как поворачивается ко мне неожиданный спаситель, на ствол, который сжимает сильными пальцами, на то, как прячет его за пояс. Протянул руку и поправил выбившуюся прядь волос мне за ухо.

- Чего одна по городу ходишь? Так и не научилась ничему за столько лет, мышка? Узнала меня?

Щёлкнул меня по носу, а я глаза прикрыла, не веря, что всё закончилось.


Конечно, узнала. Не могла не узнать, несмотря на то, что столько лет прошло. Только не его. Не того, с кем в детстве была ближе, чем с родным братом. Не того, в кого влюблена была той самой первой любовью, которая «один раз и на всю жизнь», но длится лишь до первого разочарования. Поправляет мне волосы за ухо, а я дрожь не могу унять от страха. Или от облегчения, я не знаю. Только чувствую, как меня не отпускает, продолжает колотить тело, и сердце заходится в беге. Смотрю в его глаза голубые, напряженные, но в самых уголках странный блеск, как когда-то...Изменился и всё равно тот же. Только теперь уже взрослый мужчина с короткими светлыми волосами и резко очерченными скулами с плотно стиснутыми челюстями, а не мальчик с задорной залихватской улыбкой, от которой дух захватывало и тянуло непременно улыбнуться в ответ.

- Узнала...Тём.

В этот момент тот ублюдок, что на земле лежал, громко застонал, и я невольно придвинулась к Артему.

Он обнял за плечи, привлекая к себе, и я позволила себе на секунду просто уткнуться в его грудь лицом, как когда-то, вдохнуть его запах, смешанный с мужским парфюмом. Изменившийся, но несомненно его. Тот самый. Густой, обволакивающий, слегка пряный, от которого повело, будто от бокала вина.

- Пошли тут рядом есть кафе.

Он будто и не ждал моего согласия, всем своим видом показывая, что ему оно не требуется. Не давая времени даже на размышления.

А я лишь кивнула ему в спину, когда он просто молча пошёл вперед, удерживая меня за руку. Высокий, широкоплечий. Он всегда был выше меня. Хотя почти все мои знакомые были выше меня с моими ста шестидесятью сантиметрами.

Зашли в кафе, и Артем сразу повёл к дальнему столику возле стены. Отодвинул мой стул и, дождавшись, когда я сяду, сел напротив, стянув с себя куртку и повесив её на спинку стула.

- Так изменился, - улыбнулась, отметив про себя бицепсы, обтянутые рукавом черной кофты. Нет, не перекачанный, но и не худой, подтянутый, спортивный. И, как и тогда, излучающий невероятную уверенность в себе. Сел, сложив руки на стол перед собой, внимательно разглядывая меня, а я себя вдруг как-то неуютно ощутила. Облизнула пересохшие губы, чувствуя, как в горле пересохло от взгляда этого изучающего, и в то же время, наконец, перестало трясти. Рядом с ним я всегда успокаивалась. Оказывается, я не утратила эту привычку.


- Я...Спасибо. Ты снова сделал это.

- Это моя карма – спасать принцессу от троллей, - он усмехнулся и бросил взгляд на мои руки, на кольцо, на платье с закрытым верхом. А я вдруг смутилась, чувствуя желание прикрыться руками.

- Чем занимаешься в жизни, мышка? Нашла себя? Как мать с отцом и братья?


Засмеялась и застыла, не заметив признаков веселья в его глазах. По-прежнему напряженные, серьезные. Он всегда умел смотреть так, будто видел человека изнутри, словно самую душу видел. А мне захотелось ответить ему, что да, нашла себя. Особенно после того, как потеряла его. С тех пор я ведь не была ни с кем настолько близка, как с ним.

Его внезапный отъезд научил тому, что нельзя привязываться к людям, если уже не связан с ними родственными узами. Нельзя привыкать. Нельзя любить. Все рано или поздно предают, бросают, уходят, исчезают. Никто и никогда не останется рядом навечно. Все это пафос и пустые обещания, но маленькая мышка верила, что её не бросят. Да и как не верить. Если он был рядом …если обещал.

«Это навсегда, понимаешь? Навсегда ты и я. Никто нас не сможет разлучить, Нар, я клянусь». И сам же эту клятву и нарушил. Просто взял и уехал. Без объяснений. Не попрощавшись. На секунду внутри защемило, как и несколько лет назад и отпустило.

Эта его «мышка». Внутри всколыхнулось чувство нежности. Он всегда меня так называл. Вначале это злило, а потом я уже не могла уснуть без его «спокойной ночи, мышка».

Пожала плечами, откидываясь на спинку стула.

- Всё до ужаса скучно: у меня учеба в университете, родители хорошо, спасибо. Папа занимается тем же, что и всегда, Артур работает с ним, управляет одним из магазинов. А ты? Ты пропал так неожиданно тогда.


Прикусила губу, ругая себя мысленно за то, что проговорилась. Вспоминая, как ждала его каждый день, не веря, что мог уехать, даже не попрощавшись. Когда поняла, что съехали из квартиры своей стала ждать его на нашем месте. Но он так и не появился больше. Зато появилась обида, грызущая боль от того, что не нашел нужным даже попрощаться напоследок.

- Работаешь? Жена? Дети?

- Не работаю, не женат... насчет детей не уверен, - усмехнулся и взглянул на официантку, которая принесла нам чай, кофе и вафли в шоколаде.

- Я как с армии вернулся, в охране работал. Фирма закрылась. Так что сейчас на вольных хлебах. По жизни умею только кулаками махать и стрелять на поражение.


Снова эта его усмешка, от которой дух захватывает и дышать становится больно. Она тоже не изменилась и в то же время стала какой-то другой. Как и он сам, впрочем. В голосе, в движениях, во взгляде цинизм какой-то появился. То, чего в нем не было никогда.

Отпила горячий чай, прикрыв глаза от удовольствия. Сжала пальцы, поймав себя на мысли, что странно радуюсь тому, что он не женат, будто это касается меня сейчас.

- Иногда и этим умениям можно найти достойное применение, - кивнула головой в сторону двери, - если бы не ты...

Взгляд зацепился за квадратные настенные часы.

- Боже, половина десятого! Тём, мне домой надо.

Вскочила и остановилась от внезапно пронзившей мысли.

- Проводишь меня? Сто лет не был у нас. Мама о тебе спрашивала тогда. Почему не появляешься.


Улыбнулся, но только улыбка у него получилась какая-то холодная, совершенно не его, чужая, от которой мороз по коже, и съёжиться хочется.

- Провожу. Скажи, мышка, твоя мама все еще печет на завтрак пахлаву?

Засмеялась и кивнула головой.

- Поехали, и ты сможешь попробовать пахлаву уже сегодня.

Повернулась к выходу, снова улыбнувшись, когда услышала звук отодвигаемого стула. Он раньше всегда говорил, что пойдет за мной куда угодно. Хотя бы ради того, чтобы защитить.

Возле самого входа повернулась к нему

- Скажи, Тём, почему всё еще мышка?


Он наконец рассмеялся. Вскинул бровь, демонстративно оглядывая меня снизу вверх и, придвинувшись вплотную, ответил:

- Потому что мне нравится так тебя называть, и еще просто потому что я соскучился по тебе. Говорю «мышка», и словно всех этих лет не было, поняла?

Приподнял мое лицо за подбородок, вглядываясь в глаза, а меня словно током ударило от этого прикосновения. Он шепчет, а я дыхание затаила, боясь упустить хоть слово.

- Совсем не изменилась... все такая же…

Провел большим пальцем по скуле, а мне до боли прижаться захотелось к его ладони. Но он тут же отнял руку и, склонившись к моему лицу, ухмыльнулся:

- Аж скулы свело от мыслей о пахлаве.

- Сволочь! – Ударила его сумочкой по руке и резко вышла из здания, пряча от него разочарование. – Между прочим, эту пахлаву пекла я, так что трижды подумай перед тем, как попробовать ее, - злорадно улыбнулась ему через плечо.


Пока ехали в машине, он расспрашивал меня об общих знакомых и о моих интересах, рассказывал забавные случаи о своей службе в армии, но большую часть времени мы оба молчали. Он о чем-то думал, постукивая пальцами по рулю в такт музыке, а я вспоминала. О том, как впервые встретила его. Он ведь и тогда спас меня от дворовых мальчишек, которые отняли у меня новый рюкзак и трепали за волосы, требуя деньги.

Позже я привыкну к такому отношению, научусь отвечать с достоинством на их оскорбления, где-то в глубине души пытаясь оправдать их для себя. Если, конечно, можно оправдать ненависть к человеку не за его поступки, а за его цвет кожи или язык, на котором он говорит. А для этих детей дополнительным раздражителем было еще и финансовое положение моей семьи. Завод по производству холодильного оборудования недавно прикрыли, и их родители лишились работы и не могли позволить детям и четверти того, что было у меня. Еще одна причина для ненависти. Чужаки, жизнь которых удалась лучше на твоей собственной земле. Правда, вот у половины из этих детей отцы спились и днями напролёт канючили у местной аптекарши боярышник, не имея возможности купить даже бутылку водки, а мой отец пропадал на своей работе сутками, приезжая только пообедать. Он же, кстати, обеспечил работой часть соседей. Чем заработал еще большую ненависть у некоторых из них. Ведь одно дело, когда они не любили его за успешность, и совершенно другое – когда они становились зависимыми от него и не смели открыто выказать эту неприязнь.

Артем в тот день побил двоих, а остальных обратил в бегство, а потом вложил мне в руки куклу и сказал, чтобы больше не боялась, потому что теперь он будет меня защищать.

Я вспоминала о том, как пригласила к себе и смотрела, как он едва не с открытым ртом разглядывает наш дом, как стесняется садиться на светлый диван и отказывается пообедать с нами. Пока мой отец бесцеремонно не усадил его за стол рядом со мной. Так он стал приходить к нам сначала раз в неделю, а потом и почти каждый день. Худой мальчишка с уверенным недетским взглядом в свои четырнадцать лет настолько прочно вписался в нашу семью, что со временем стал ее частью.


ГЛАВА 2. Артём


Я ужасно хотел есть. До такой степени, что у меня желудок слипался, словно его суперклеем смазали или хорошенько поддали мне под дых, да так, что от боли я зубами скрежетал. Вы когда-нибудь голодали? Нет, по-настоящему не так, что три часа ничего не закидывали, а так, чтоб несколько суток? Голод — это не просто жестокая тварь, нееееет, это очень страшный хищник, способный трансформироваться из маленького грызуна в огромного монстра, который сожрёт в вас изнутри все человеческое. На каком-то этапе вы перестанете быть собой и будете готовы убивать или съесть даже себе подобного, и вас перестанут волновать принципы морали, совесть, законы, у вас появится только одна цель – поесть. Так задумано природой. И изначально никакой цивилизации не предполагалось, а предполагался естественный инстинкт выживания.

Я размышлял об этом, сидя за спортзалом и докуривая «бычки», выброшенные тут старшеклассниками. Говорят, курение притупляет голод. И оно притупляло, потому что начинало тошнить и есть уже не хотелось. И домой не хотелось. Потому что отец там был. После того, как завод закрыли, он беспробудно пил, избил мать и выгнал меня на улицу пару дней назад. Антон, мой старший брат, уехал в столицу на заработки год назад. Не знаю, что он там зарабатывал, но мы не видели ни его, ни денег. А вот из полиции к нам пару раз приходили – его искали. Отец орал, что отрекся от этого уголовника и что тюрьма по нему плачет, а он палец о палец не ударит ради него. Можно подумать, он мог ему чем-то помочь.

Я боялся вернуться. Нет, не потому что думал, что и мне достанется, а потому что мог сдачи дать. Да так дать, что и прибить ненароком. На бокс уже пять лет хожу.

После того, как отец в последний раз мне ребро сломал, в секцию пошел. Правда, потом он меня не трогал, несколько месяцев тогда не пил, плакал в больнице и прощения просил. Участкового мать уболтала дело закрыть и заявление забрала. «Куда ж?! Дитё отнимут и в детдом». Все ж лучше с родителями.

Угрызений совести у отца хватило до следующего запоя.

«Все так живут, - говорила мать смазывая мне очередную ссадину на лице, - твой батя найдет работу, и заживем мы припеваючи. Руки у него золотые, когда не пьет. Вот черная полоса закончится, и заживем нормально».

Ну да, и тяжелые, потому что золотые - золото ж тяжелое. Работу он больше не искал. Пару раз ездил в центр и возвращался пьяный ни с чем. Сказал, нет мест нигде. Я пытался сам где-то подработать, но куда возьмут четырнадцатилетнего подростка? Иногда на рынке ящики помогал таскать, полтинник домой приносил и матери втихаря отдавал, а батя отбирал на пузырь. Тогда я перестал отдавать, начал едой приносить. А месяц назад базар прикрыли, снесли там все и начали строить супермаркет на этом месте.

Черт, как же есть хочется. Желудок точно слипся за эти дни. Дома, наверное, мать супа сварила постного и макарон. Придется идти, иначе точно с голоду сдохну. Хотя меня никто особо не искал. Мама на фабрике по двенадцать часов вкалывала, домой придет, с отцом разругается и с ног спать валится. Не до меня ей. Долг выплачивать надо за Антона – она ссуду взяла, чтоб адвокату заплатить после того, как брата посадить хотели из-за какой-то драки. Она даже в город ездила, но так, чтоб отец не знал. Вернулась вся в слезах. Сказала, Антон домой ехать не думает, с какой-то бандой связался. Я б и сам в город съездил и накостылял бы старшему брату за то, что голодными нас оставил. Урод.

Сидел в траве и жевал спичку, спрятав в кармане еще несколько окурков, когда услышал девчачьи крики и голоса своих дружков-одноклассников.

- Эй, чурка, отдавай деньги. Куда собралась?

- Отпустите, у меня нет денег.

- Да ладно заливать! Мы видели, как ты в столовке кошелек достала. А там бабла вагон.

- Я все потратила.

- А мы щас проверим. Васька, а ну отбери у нее рюкзак.

- Только не рвите и не пачкайте, пожалуйста, мне его бабушка подарила.

- Твоя чумазая, страшная бабка? Это та, что в окно выглядывает и злыми глазами на нас смотрит? Ведьма старая. Вытряхивайте книги - будем ее рюкзаком в футбол играть.

- Не надооо, пожалуйста.

- Заткнись, чурка!

Я поднялся с травы и выглянул из-за угла. Митька, Васька и Колька новенькую нерусскую с 7 «А» у забора зажали. Васька её за волосы трепал, а Митька все книги из красивого сиреневого рюкзака вытряс и швырнул его в грязь. Колька поддел носком дырявого мокасина и пнул рюкзак на несколько метров воздух.

- Где деньги, уродина пучеглазая? Деньги где?

- Я отдала, - девчонка подбородок вздернула, хоть и слезы по щекам катятся, - а у вас что, своих нет? Вы нищие?

- Ах ты ж, сучка черножопая, это кого ты нищими назвала?! – Митька замахнулся, и я сам не понял, как подскочил к нему и вывернул ему руку за спину.

- Совсем сдурел, Малой? Девчонку не трогай. Она ж мелкая.

- Капрал, ты ж типа прогуливаешь, - он криво усмехнулся, - вот и топай отсюда, это наше дело.

- Неужели?! Не указывай мне, понял?

- А ты, типа добрым заделался или чурок любишь? Пацаны, Капралу чурки нравятся, видали? Запал что ли на нее?! Ни рожи, ни кожи! Твой брат, слыхал, там в Москве мочит таких, как она, а ты слюни распустил с соплями. Девочкууу жалко.

Когда я голодный - я злой. Очень-очень злой, и у меня лицо Митьки начало перед глазами расплываться. Сам не понял, как в нос ему зарядил.

- Ты чего, Капрал, вообще охренел?

Он кинулся на меня и ударил кулаком в глаз. Я почувствовал, как кожа возле виска лопнула, и кровь по щеке потекла. У меня планки сразу сорвало, на тренировках так тоже бывало, если в голову дадут, у меня крышу сносит. Я в себя пришел, когда меня от него Васька с Коляном оттягивали, а я, тяжело дыша, продолжал кулаками махать, все костяшки об его челюсть сбил.

- Убьешь, Капрал, охренел совсем!

- Тихо, Тёма, тихо, - Васька Митьку под мышки подхватил, - мы пошутили. Так, подразнили чуток. На хрен она нам сдалась?

- Друга за суку черножопую бить. – взвыл Митька, вытирая лицо руками, выплевывая зуб сломанный, - Ты не друг – мразь ты!

- Пшел вон! – зашипел я, смахивая кровь с глаза рукавом рубашки. – Давай! Вали! Пока зубы все не повыбивал. Друг, бля! Когда меня спалил перед ментами, тоже другом был?

- Все. Валим отсюда. А тебя, тварь, я еще встречу саму – пожалеешь, что на свет родилась.

- Не встретишь, - сказал я вдогонку, трогая пальцем рану над левым глазом. Бровь мне рассек, ублюдок.

      Они ушли, а я к девчонке повернулся. Она в забор вжалась, слезы по щекам размазывает и глазищами огромными на меня смотрит. Маленькая такая, худенькая, как тростинка. Мне показалось, что на её треугольном лице только глаза эти и видно. Бархатные, темно-карие с поволокой и ресницы длинные, мокрые. Я наклонился и рюкзак её поднял, отряхнул от грязи, она начала учебники собирать, руки с тоненькими пальчиками дрожат, и книги из них выпадают обратно, она всхлипывает, торопится. Я сам все учебники собрал, в рюкзак засунул и руку ей подал.

- Что затаилась, как мышь? Вставай. Домой провожу. Только не реви. Терпеть не могу, когда девчонки ревут.

- Не буду.

- Что?

- Не буду реветь, - тихо сказала она и слезы ладошками вытирает. Когда встала, на полторы головы меньше меня оказалась. Платье поправляет, а в косах трава запуталась, и пряди на лицо падают. Перепуганная, дрожит вся. Не привыкла, видать, к такому. И внутри появилось какое-то паршивое ощущение, что придется привыкать.


***

- Так что, Артем? Что скажешь? – голос Карена, отца Нари, выдернул из воспоминаний, и я поднял на него взгляд. За эти годы он почти не изменился – такой же представительный, властный, спокойный и доброжелательный. Впрочем, это спокойствие напускное. Я знал об этом человеке достаточно, чтобы понимать, на что он способен и что скрывается под этим спокойствием.

Покровительственный тон слегка раздражал, но мне было нужно именно такое отношение. Я на это и рассчитывал. Для него я так и остался русским мальчиком, который когда-то его дочь защитил от ублюдков – расистов и который дружил с ней несколько лет, за что он мне и отплатил…ножом в спину. Всей моей семье.

Предложение Карена было для меня неожиданным. Точнее, я этого хотел, но не думал, что мне подфартит так быстро. Я вообще был не сосредоточен сейчас на его предложении, потому что упустил одну важную деталь. То ли не учел, то ли помыслить не хотел в этом направлении. Я выучил все, что касалось её семьи. Чем дышала за последние годы, какие дела проворачивала, у кого и что отжала. Но я не учел, что один из партнеров Карена Сафаряна может быть так же и женихом его дочери. Не рассматривал его в таком ракурсе, а должен был, особенно учитывая тесное общение обеих семей и общие дела.

А сейчас смотрел, как Нари в коридор вышла с Грантом своим, что-то говорит ему на армянском очень тихо. Грант Гаспарян – невысокий, коренастый, накачанный брюнет с большими, живыми глазами. Квадратное лицо с синеватой щетиной скорее было отталкивающим, чем привлекательным. Модный элегантный костюм не особо ему шёл, словно на бойцовскую собаку надели банты и рюшки. Я знал, чем он занимается и чем занималась его семья в свое время. Да, я его изучил тоже, но не как потенциального соперника. Это и было моим упущением.

Судя по тому, как уверенно ведет себя с ней, они давно в близких отношениях, и он вхож в этот дом не только как партнер её отца. Его явно ждали к ужину, потому что мать Нари тут же начала его обхаживать и суетиться.

Грант - имя какое-то собачье. Он меня взбесил, как только вошел со своим букетиком орхидей. Дорого, стильно, конечно. Только она, Пес, розы красные любит. Да, банально. Но тем не менее.

Смотрит на нее так, словно сожрать готов и притом с полной уверенностью. что в ближайшее время сожрет. Я бросал украдкой взгляды то на нее, то на него, и пальцы все сильнее сжимали бокал с вином. Насколько у них все далеко зашло? Она его любит? Или просто принимает ухаживания? Сам не понимал, ревную или злюсь, потому что он может испортить мне все планы, но, когда Пес тронул её волосы, меня аж дернуло, и я раздавил бокал. Захотелось руку ему сломать. Я даже мысленно услышал хруст костей. Когда-нибудь это желание исполнится. Я не привык себе в чем-то отказывать.

Бокал лопнул, и мама Нари тут же засуетилась, за бинтом и перекисью побежала. Когда вернулась, я уже вытер кровь салфеткой и сдержано поблагодарил её за заботу, извинился за разбитый бокал. Она тут же сказала, что я не виноват, и бокал, наверняка, был треснутым. Мужчины вообще не отреагировали на происшествие, они продолжали есть. С братом Нари, Артуром, мы никогда не были друзьями, скорее, с некоторых пор, наоборот…и я видел, что мое появление его явно не обрадовало. Ничего, я всем вам понравлюсь. Моя рожа располагает, а моя биография настолько кристально чиста, что ей позавидует святой апостол. Ну что, поиграем в мою игру? Я для каждого из вас расписал сценарии, притом с разными сюжетными линиями, но без хэппи энда.

Встал из-за стола и обернулся к Карену.

- Я подумаю над вашим предложением. Мне пора. Было приятно встретиться через столько лет.

- А как родители, Артем? Ты ничего о них не рассказывал.

Я поморщился…вот о чем мне хотелось говорить меньше всего, так это о семье, которую эта мразь разрушила. Мог бы, отрезал бы ему язык только за один этот вопрос.

- Отец умер три года назад. Я еще в армии был. Брат погиб. Мать со мной живет.

Тот сочувствующе кивал головой, но в глазах не отразилось ни одной эмоции. Плевать он хотел на мои проблемы. Впрочем, как и я на его…они у него обязательно очень скоро появятся. Он даже не предполагает, насколько скоро и что я собрался у него отобрать. За все в жизни надо платить по счетам.

- Мне очень жаль. Но жизнь продолжается. Ты молодец, что о матери заботишься.

Тварь! Из-за тебя моя мать парализована и прикована к постели. Но ты этого, конечно, не знаешь. Тебя такие мелочи никогда не волновали. Ты даже ими не интересовался. Кто ты, а кто она. Но в жизни все так быстро меняется, Карен Сафарян. По щелчку пальцев. Как и твоя изменилась сегодня. В тот момент, как твоя дочь привела меня в этот дом. Очень скоро ты проклянешь этот день.

- Подумай, Артем, насчет работы. Если денег мало, скажи - дам больше.

Не стесняйся.

Как с бедным родственником со мной, аж покоробило. Передернуло всего.

Я поблагодарил Лусине за ужин, а Пес с Нари как раз вернулись, но, когда мышка поняла, что я ухожу, она не села обратно за стол.

- Я провожу.

Бросила тревожный взгляд на Гранта и на меня посмотрела.

- Проводи, милая, - сказала мать и принялась подсыпать Псу что-то в тарелку. Но тот сверлил её злым взглядом, он явно не одобрял её энтузиазм. Мог бы – запретил бы провожать, но не у себя он дома и прав пока никаких не имеет. ПОКА.

Я набросил куртку и вышел на крыльцо. Нарине следом за мной. Обернулся к ней, ущипнул за щеку двумя пальцами, потрепал, а хотелось костяшками провести по гладкой скуле, губы пальцем погладить, убеждаясь, что они такие же мягкие, как и когда-то. Но я еще успею и не только в этом. Никто и никуда не спешит.

- Спасибо, мышка, накормила одинокого и бесхозного друга детства, но мне пора уже. Было вкусно. Твоя пахлава лучше, чем у твоей мамы.

Она перехватила меня за запястье и приподнялась на носочки, заглядывая в глаза:

- Ты недоволен? Вы разве не договорились с папой?

Меня как током ударило. Я в глаза её впился взглядом...Неужели все еще чувствует меня? Как раньше…Моя мышка всегда знала, в каком я настроении и что не договорил. Когда-то меня это с ума сводило…а сейчас…сейчас я должен был это использовать. Только башку начало сносить от её близости и от запаха, от взгляда влажного, от маленькой упругой груди под скромным платьем и выпирающих ключиц. Вспомнил, какая она была наощупь, когда первый раз ласкал, преодолевая сопротивление и смущение, как сосок в ладонь колол и как она шептала «не надо, Тёёём, пожалуйста», а сама губы подставляла под поцелуи и прогибалась навстречу. От воспоминаний в паху больно прострелило возбуждением.

- Почему недоволен? Я доволен тем, что встретил тебя сегодня, - резко наклонился к ней, втягивая запах темных волос, подавляя бешеное желание тронуть их пальцами, - от тебя все так же пахнет сладким, мышка. Сильно пахнет.

От неожиданности она отпрянула назад:

- Мне показалось, что ты расстроен. Или зол. Но я рада, если это не так, - пожала плечами, - ты принял предложение отца? И, Тём, - шагнула ко мне, не оглянувшись на зов Гранта, - чем таким сладким?

Инстинктивно приняла игру. Подхватила мгновенно, как и раньше. Скорее, даже не понимает сама, что уже играем, и глаза заблестели. Черти в них. Когда-то я с ума сходил от каждого её взгляда, от реакции на меня, и сейчас, кажется, ничего не изменилось. Притом у обоих. Наверное, это хорошо. На руку мне. Не ожидал просто, что все помнит. Думал, будет сложнее, думал, изменилась, стала такой же, как её лицемерное семейство. В глаза одно, а за спиной нож точат, чтобы вогнать поглубже. Одной рукой дать что-то, а другой сердце выдернуть.

- Прошлым, маленькая. Ты пахнешь нашим прошлым, - прошептал и всё же тронул её волосы, пропустил между пальцами, - скажи мне ты, я принял его предложение? Да или нет?

Она прикрыла глаза, улыбаясь.

- Я думаю, принял. Тебе ведь нужна...работа?

Сзади шаги послышались, и Нари тут же отстранилась от меня.

- И ты правильно сделал. Я очень рада этому. И еще, Тём, - шаг назад и тихим шепотом, - прошлое тем и ценно, что его время уже прошло.

Боится своего. Даже побледнела слегка. Внутри засаднило от понимания, что там все серьезно. На публику для него играет. Играй, девочка. Это ведь ненадолго. Взял её за руку и затащил за угол дома.

- Кто сказал, что оно прошло? Кстати, а зачем тебе охрана? У тебя имеется. Прям цербер. Принял или нет, сама решишь. Позвонишь мне, как надумаешь. Номер диктуй.

Достал сотовый и приготовился записывать.

- С ума сошёл, Капралов?!

Отдернула руку, а улыбку спрятать не успела.

- Ну он мой жених. Ему и пристало охранять меня. Просто Грант надолго уезжает... И мне не надо думать. Я соскучилась, Артём, - я резко вскинул голову, и Нари быстро добавила, - по детству нашему соскучилась

- Номер диктуй, мышка. Давай, пока твой цербер истерику не устроил.

- Он не устраивает истерик, Капралов. МОЙ Цербер сразу кусает...имей в виду.

Вспышка ярости внутри. Яркая, ослепительно-красная. ЕЁ! Даже так, девочка? Твой Цербер, еще и показываешь мне, насколько опасный. За меня боишься или предостерегаешь? Если он кусает, то я выжираю печень и жду, пока жертва не сдохнет у меня на глазах в страшных мучениях, или перегрызаю глотку, маленькая. Просто не знаешь, насколько опасен я сам, а мне пока и не надо. Живи в своих розовых мечтах, катайся на радуге с единорогами и считай меня милым мальчиком из детства, пока я буду разрушать до основания твою жизнь.

- Да что ты, девочка? Страшный-страшный цербер? Ясно. Но у меня уже есть прививка от бешенства.

Набрал ее и тут же отключился.

- Да или нет, Нари. Буду ждать. Церберу привет.

- Признайся, Капралов, просто хочешь мой голос услышать?

Из-за угла Грант её появился, зыркнул на меня зло, и она быстро пошла к нему.

- До встречи, Артём.

Усмехнулся, ныряя в машину, включая музыку на весь салон и тут же кивая головой в такт первым аккордам «Du hast»*1, закуривая сигарету и проводя рукой по голове, по коротко стриженным волосам. Непривычно. Раньше полностью сбривал. Но сейчас нельзя, представление требует дресс-кода. Взял сотовый, подписал её номер и нагло отщелкал ей смс.

"Конечно"

Затем набрал еще одно смс и отправил уже по другому номеру:

«Все идет по плану. Клюнули».

Сделал музыку еще громче и вырулил на дорогу, рванул прямо в центр, где ярко пестрели вывески увеселительных заведений. Мне нужно расслабиться, а для этой цели подойдет только одно – секс. Быстрый, грязный секс без обязательств, желательно со смуглой и кареглазой шлюхой.


ГЛАВА 3. Карен, Нарине


Карен Арамович спокойно выпускал кольца дыма, откинувшись на спинку кожаного кресла и глядя, как будущий зять нервно меряет шагами его кабинет. Он лениво оглядывал темные стены, увешанные работами знаменитых армянских художников с изображениями величественного Арарата, вершина которого неизменно утопала в облаках, и дарующих успокоение только одним своим видом древних армянских храмов. Давно он всё же не был на Родине – дела не пускали, то одна проблема, то вторая, требующие его постоянно присутствия в России. Но ведь сердце не обманешь. Смотрел на фотографии с родных мест и чувствовал, как втрое учащенно начинает биться мотор в груди, как сжимает душу черная тоска. Если бы не новое предприятие, плюнул бы на всё и уехал на месяц-другой, посетил бы могилы отца и братьев, повидал бы старую мать. Она при каждом видеозвонке сетует на то, что по сыну соскучилась. И пусть он отправляет каждый год жену с дочкой к ней, но всё это не то.

Грант наконец уселся, и Сафарян недовольно поморщился, поняв, что завидует парню, который уже завтра спустится с трапа самолета в Ереване.


*1 - Песня группы «Rammstein»


- Успокойся, сынок, и подумай трезво, отбросив всякие глупости. Я своего решения всё равно не поменяю, а ты переживать зря будешь.

- Карен, как успокоиться? Ты за меня решил приставить к моей же невесте мужика левого, а мне спокойным быть?

- Не так, Грант джан, не так. Я не мужика левого, а телохранителя решил приставить. И не к твоей невесте, а к дочери своей. И пока еще она под музыку из моего дома с тобой не выходила…


Зять челюсти стиснул, но замолчал. Вцепился пальцами в край стола и продолжил сверлить взглядом. Не привык, что Карен с ним таким тоном разговаривает. Его в этом доме всегда принимали как родного и всегда с уважением относились, еще до того, как он за Нарине ухаживать стал. Но раньше и повода у будущего тестя не было ставить поклонника дочери на место. Помолвка помолвкой, но пока она под крышей Карена засыпает, только ему и принимать любые решения. Пусть даже нравится ему будущий родственник. Хороший парень, с царем в голове, как говорится. Уравновешенный, трезвомыслящий, с поддержкой папы своего, близкого друга Сафаряна, многого добился к своим тридцати годам. Не пропил, не прокутил родительский капитал, а всячески старается увеличить его. Такому не страшно дочь в жены отдать и видеть отцом своих внуков.

- А мне как уезжать сейчас, зная, что Нара каждый день с этим будет? Что мне думать об этом?

- Послушай, сынок, ты можешь думать, что угодно, я в своей дочери уверен.

- А в нем? – Грант перегнулся через стол и едва не зашипел, - в этом ублюдке русском ты тоже уверен?

- Я его с детства знаю. Он неплохой малый, поверь мне. И я уже приказал разузнать о нём всё, так что не переживай.

Конечно, приказал. Он в последнее время даже тени своей перестал доверять. Тем более в вопросах безопасности детей. Но Гриша всё обязательно раскопает про паренька. Вчера, может, и поторопился Карен с предложением работы. Но, видит Бог, испугался он сильно при мысли о том, что могло с дочерью случиться.

Открылась дверь кабинета, и вошла Нарине с подносом. Улыбнулась, извиняясь за то, что прервала их разговор, и начала выкладывать на стол чашки кофе и тарелку с фруктами. Сафарян прикрыл глаза, любуясь изящными движениями дочери. Копия матери своей. Первая красавица института жила в столице, а он был обычным студентом из ближайшего села. За ней сыновья местных шишек ухаживали, предлагали руку и сердце. Куда ему, бедному парню, с ними тягаться было. Вот он и похитил возлюбленную. Увёз к себе в село. Потом долго родители её отказывались с дочерью мириться, несмотря на то, что без согласия он её выкрал. Только когда Артур родился, тесть смягчился и на крестины внука приехал.

Карен отвлекся от мыслей и перевел взгляд на парня перед собой и самодовольно улыбнулся. Странное всё же чувство иметь взрослую дочь: чувство, в котором переплетаются и отцовская гордость, и самая настоящая мужская ревность. Первое время злился вот от таких взглядов Гранта, жадных, откровенных, а после помолвки приучил всё же себя к мысли, что когда-нибудь дочь придется отпустить. И лучше всего в дом к мужчине, который будет не просто уважать ее семью, но и вот так сходить с ума по ней самой.

- Апрес, баликыс!*2

Дочка снова улыбнулась и, выразительно посмотрев на жениха, выпорхнула из комнаты. А Карен Арамович пригубил ароматный горький напиток и снова заговорил.

- Как мужчина я тебя понимаю, Грант. Возможно, я сам был бы против, если бы мой тесть нанял охранника для Лусине, когда я ухаживал за ней, - зять вскинулся воодушевленный, но Карен продолжил, пресекая любые слова движением ладони, - но мы жили тогда на Родине…Да и здесь в России тогда всё было по-другому.

Карен встал с кресла и шагнул к окну.


- Виген дочь с утра в университет сам лично отвез, днем с ней по телефону разговаривал и обсуждал планы на вечер, а вечером ему труп ее привезли, понимаешь? Оскверненный изуродованный труп дочери, с которой он несколько часов назад разговаривал. Ей даже восемнадцати не было. Какие-то мрази бритоголовые девочку убили только из-за национальности, понимаешь ты? Хотя откуда тебе понять? Пока сам отцом не станешь, не поймешь, как сердце замирает, когда ребенок из дома выходит, и забивается вновь, только когда он домой возвращается.

- Почему именно скинхеды? Может, конкуренты Петросяна? Он же как раз только сеть ресторанов открыл.

- А кто знает, Грант? Кто знает? Может, и из-за бизнеса. Но эти…ублюдки, - Сафарян стиснул кулаки, его голос звучал глухо, он до сих пор вспоминал бледное, посиневшее лицо девочки в морге, - они клеймо выжгли ей на лбу в виде свастики…а потом насиловали несколько часов. А вчера такие же нелюди напали на мою дочь! И если бы не Артём…


Карен резко развернулся к притихшему зятю:

- Мне плевать, кто: конкуренты, скинхеды или просто грабители…Мне плевать, что ты думаешь по этому поводу. Я еще два дня назад решил найти для Нарине телохранителя.


Пока смотрел, как рыдает, согнувшись над белой простыней его лучший друг, как лихорадочно целует холодную ладонь дочери, всхлипывая и взывая к ней. Пока успокаивал его безутешную жену, забившуюся в конвульсиях прямо на пороге дома, как только в глаза мужу посмотрела, дал себе слово, что с его детьми такого не произойдет.

Грант склонил голову, принимая свое поражение, но по тому, как заходили желваки на скулах, можно было понять, насколько тяжело это ему давалось.

- Ничего, сынок. Это временно. Закончишь все дела в Ереване, и хоть сам за ней хвостом ходи. – Карен потянулся к чашке и, снова глубоко вдохнув терпкий аромат, сменил тему, - Что там по поводу поставки?


Зять допил кофе и поставил чашку на стол.

- Два вагона должны уже завтра прибыть. Насчет Сингапурского пока молчат. Но утром Аник звонил, сказал, что максимум в течение недели решат вопрос. И он более чем уверен, что положительно. Осталось с таможней договориться, и всё.

- Таможню на меня оставишь. А экспорт?

- С экспортом отец уже всё наладил. Как они и запрашивали. Можешь быть спокоен, золото в сроки в Россию прибудет

- Молодец, Грант.

Карен встал и подошел к зятю, похлопал его по плечу.

- Смотрю на тебя и спокоен за Нару.


Он уже подходил к двери, когда услышал, как скрипнули ноги стула по паркету.

- Карен, а как насчет Чижова?

- Молчит, тварь? Не колется?

- Не колется. Вчера орал что-то, к Богу и матери взывал, когда ему ногти вырывали, но не палит имена. Сам говорить с ним будешь?

- Значит, боится мразей своих больше нас. Идиот. Ну что же, - Карен пожал плечами и взялся за позолоченную ручку двери, - умирать-то один раз. Он сам сделал свой выбор, когда прошлую партию ментам сдал. Еще денек пусть его попрессуют, не расколется - пристрелите его и со спокойной душой можешь улетать, сынок.


***

Я уже с полчаса вертела в руках телефон, думая о том, звонить, или он всё еще может спать. Набрала сообщение, но тут же стерла его. Если Артём спит, его не разбудить пушечным выстрелом, не то что звуком смски. Правда, мне всегда удавалось это другим способом. Хотя кто знает, какой он сейчас. Наверняка, изменился. Одернула себя мысленно, почему я решила, что знала его раньше? Мы знаем только свои иллюзии о человеке, но не его самого. Тот Артём, с которым я дружила и в которого была влюблена той самой первой любовью, не мог уехать без объяснений в неизвестность. Не мог не попрощаться и не сказать о том, что будет скучать по мне. Не мог не захотеть услышать, что я буду скучать о нем. Мой Артем Капралов не мог всего того, что смог настоящий.

Почему люди думают, что причинить страдания можно только словами и действиями? В моем случае для того, чтобы заставить захлебываться неизвестностью, оказалось достаточным не произнести ни слова, не совершить ни одного действия. Так много «НЕ» осталось между нами, что иногда даже светлые воспоминания окрашивались в серые тона щемящей сердце грусти. Подскочила к окну и открыла форточку, снова начиная злиться на себя. Потому что не должна думать о прошлом, не должна снова чувствовать, как горло перехватывает от воспоминаний этих. Тем более сейчас, когда до свадьбы с Грантом осталось так мало времени. Вздрогнула, когда телефон зазвонил: словно почувствовал, что о нём подумала. Правда, желания ответить не возникало. Убрала звук, глядя, как крутится, вибрируя, телефон на столе. Скажу, что спала в это время или в душе была. Не хочу с ним разговаривать после вчерашнего. Едва с ним не поссорились после ухода Артёма. Конечно, Гранту не понравилось, что отец предложил незнакомцу такую работу, и что я пошла сама гостя провожать.

Но то, что отец ему мозги вправит, я знала. После произошедшего с Миленой…Поёжилась, вспомнив вчерашний вечер. Если бы не Артём, кто знает, в каком состоянии нашли бы меня. Слезы к глазам подкатились. Нужно просто собраться и отпустить прошлое. Не позволить ему вмешиваться в настоящее. Его стерло время, оставив смутным шлейфом воспоминаний. А в настоящем у меня был жених, который любил и которому я ответила «Да».


Телефон давно уже перестал жужжать, и я всё же набрала номер Артёма, чувствуя необъяснимую злость на свою нерешительность. Мне просто необходимо относиться к нему как к любому другому знакомому. Вот и всё.


В трубке послышался сонный голос:

- Доброе утро, мышка. Рано ты. Воскресенье все-таки. Или тем, кто рано встаёт, тем много дают?

Мстительно рассмеялась, услышав нотки сарказма:

- Доброе утро, Тём. Всё зависит от того, что хотят получить те, кто рано встаёт. Много спать вредно, Капралов. Обленишься, растолстеешь, пузико появится, пистолет элегантным движением руки за пояс уже не заткнешь.


Почему-то представила, как перевернулся на живот и потянулся за сигаретами.

- Те, которых разбудили, хотели бы получить тех, кто рано встали, а что хотят получит те, что рано встали...м?


Задохнулась, оседая на кровать. Как был наглым, так и остался, только теперь это уже наглость совершенно другая. Наверное, более взрослая. И она будоражит, вызывая желание ответить, поиграть в эту игру с ним. Прикусила костяшку пальца, не позволяя себе окунуться в это желание. Когда-то это привело к слишком большой привязанности, сейчас я уже знаю о возможных последствиях и больше не согласна на них.

-Мне кажется, ты еще в сладком сне, Капралов? Раз с возможной работодательницей такие разговоры водишь, м?

- Мышка, а что такого криминального ты узрела в моем вопросе. Когда один человек звонит другому, он определенно чего-то хочет. Но мне нравится ход твоих мыслей. Итак, это «да»?

Вот же…сволочь! Посмотрела в зеркало и поймала собственный лихорадочный взгляд. Артём всегда мог зацепить одним словом, заинтересовать, завлечь в такие дебри, что, казалось, оттуда невозможно выбраться. Невозможно и не хочется.

Замолчала, пытаясь отдышаться. Нужно просто перевести тему в нужное русло.

- Тём...Это значило "да" еще вчера. Сегодня днем Грант улетает. Я поеду провожать его, и мы можем встретиться с тобой в аэропорту. Готов приступить к своим обязанностям так быстро?

- Цербер уезжает на выставку породистых? Определенно утро сегодня очень доброе. В котором часу за тобой заехать?

- Приезжай в аэропорт к трём часам. Оттуда поедем на дачу к подруге моей, так что оденься попроще. И, Артём, давай договоримся, что ты не будешь так говорить о моем женихе? Он, между прочим, мой будущий муж.

- Мышка, я всегда оставляю за собой право говорить так, как я хочу, а чтоб я начал говорить иначе, нужно это заслужить...Пока что твой цербер не удостоился такой чести, но мне жаль, что я ранил твои нежные чувства. Ну и когда станет мужем, тогда и поговорим на эту тему.


Слышно, как встал с постели и пошел с телефоном куда-то, затем звук льющейся воды.

- На дачу, значит? Что празднуешь?

В этот момент телефон завибрировал- черт, снова Грант звонит, - скинула вызов.

- Вот, зашевелился, умыться решил. Видишь, как на тебя положительно влияют утренние звонки?

- Это ты на меня положительно влияешь. Я даже заварил чай, вместо кофе, и не закурил прямо с утра. Кстати, ты помнишь, как будила меня в школу?


Так просто спросил, а меня будто током пронзило. Как тогда от прикосновения. Только на этот раз под пальцами не обжигающая кожа, а слова его. Невинный вопрос, который на мгновение лишил опоры под ногами. Потому что я помнила.

Очнулась, услышав его изменившийся голос:

- Мышка, я по сей день, если слышу свист под окнами, подпрыгиваю как от будильника, - он громко прополоскал рот и сплюнул в раковину, - Кстати ты еще умеешь свистеть, как я учил?

- Капралов, совсем офигел? Хоть бы трубку положил, потом...вот эту часть твоей интимной жизни я точно предпочла бы не знать.

Потянулась за графином с соком и громко засвистела прямо в телефон, с удовольствием представив, как он морщится и ковыряет в ухе пальцем.

- Надеюсь, это приведет тебя в чувство

Пауза и громкий хохот:

- Да ладно, я ж не в туалет телефон забрал, я, между прочим, слежу за микрофлорой своего рта, чтобы при встрече благоухать ментолом. А свистишь ты ужасно. Таки разучилась. Надо будет повторить уроки...Только не вздумай пробовать еще раз. Придушу. У меня в ушах до сих пор звенит.

- Какое благородство с твоей стороны - взвалить на себя дополнительные обязанности! Сразу оговорю – оплачиваться отдельно они не будут. Всё на добровольных началах. И, Артём…Не могу позволить себе не отметить это благодарным свистом.

Снова свистнуть и рассмеяться, когда услышала, как он чертыхнулся. С ним всегда было легко. Слишком легко, учитывая, что его семья ненавидела нерусских. Когда-то слышала даже, что его брат состоял в группировке скинхедов. Правда Артём отрицал это. И я верила ему. Да и по большому счёту мне было плевать на его семью. На брата, который то пропадал месяцами, то приезжал и мотался с местными бандитами. На отца, который беспробудно пил. Уходил в долгие запои и поднимал руку на жену и на младшего сына. Я знала об этом. Чувствовала, когда Артём вдруг не появлялся сутки, а после я замечала синяки то на плечах, то на спине, то на лице. Трогала их пальцами, а он опускал голову, отстраняясь, стесняясь их. Я не задавала вопросов, но ненавидела его отца так сильно, как только можно ненавидеть в четырнадцать лет. И так же сильно презирала его мать, которая позволяла всё это делать со своим ребёнком.

Которая покрывала мужа, когда сердобольные соседи однажды вызвали «скорую помощь» среди ночи. Возможно, я была еще ребенком. Возможно, мне трудно было понять многие вещи из-за юношеского максимализма. Но я до сих пор не знаю, как можно оправдать мать, которая позволяет измываться над своим дитя. Как можно продолжать называть ее матерью? А он называл. И любил ее. Мне вообще казалось иногда, что он только ради нее и не ушел из дома. Боялся одну с батей оставить.

Однажды отец избил Артёма так, что он еще несколько дней с постели встать не мог. А эта женщина…она защищала убогого пьяницу, крича о том, что мальчик был сам виноват, и что никто не имеет права вмешиваться в воспитательный процесс. Переругалась со всеми соседями и не разрешила мне навестить сына, выгнав с порога квартиры, оскорбляя «зарвавшейся черножопой дрянью». Тогда – то мы и придумали эту систему: они жили на первом этаже разваливавшейся четырёхэтажной «сталинки», Артём переставил кровать к окну, я звала его тихим свистом, и мы могли беспрепятственно разговаривать с ним до самого обеда, когда мне нужно было возвращаться домой.


- Ладно, Капралов, иди завтракай, приятного тебе аппетита. Увидимся позже.

Замолчала, подбирая слова.

- Только, Артём, я тебя прошу, не называй меня вот так... «мышкой». Хорошо?

- А ведь у тебя всегда была отличная память, Нари. Мы же уже об этом говорили. Всего лишь пару минут назад. Конечно, не буду...мышка. До встречи.


Отключился первым, а я отставила недопитый апельсиновый сок и рухнула на стул. Ничего, я поговорю об этом с ним в машине. Отец всегда учил, что самое важное при общении с человеком - вовремя расставить границы, за которые он не должен выходить. Артёму нужно дать понять, что те границы, которые были между нами, давно уже расширились, отдалив на большее расстояние друг от друга.

И снова Грант. Ответила на звонок, скривившись, когда он едва не зарычал в трубку:

- Почему не отвечаешь на звонки, Нар?

- И тебе доброе утро, Грант! Я в ванной была. Можно?

- Ты разговаривала с кем-то только что! А меня скинула.

Почему-то стало стыдно, но не от его тона, а от осознания, что с момента нашего с ним общения с кем бы я ни говорила по телефону, приоритетом всегда был мой жених. Всегда до сегодняшнего утра.

- С Аней, Грант. Она всё зовет меня на дачу к себе.

Молчание на том конце провода, а потом напряжённое:

- Поедешь?

- Я только подарок отдам и сразу вернусь.

- Подарок можешь и дома ей отдать. В понедельник.

- Она улетает в понедельник рано утром, любимый. Я обещаю, что ненадолго. Мы же все равно на связи с тобой будем.

Снова молчание, только слышно, как отстукивает пальцами по рулю, затем затянулся сигаретой и, наконец, сказал:

- Не хочу, чтобы с ним ездила.

- А с кем? Ты улетаешь. Арт в Ростове. Или лучше одной за город на такси?

- Да знаю я, черт!

- Ты лучше скорее заканчивай там со всеми делами и приезжай, хорошо? Я скучать буду.

- Скажешь мне это лично. Придешь же провожать?

- Приду. Я пошла одеваться, мне на учебу пора.

- Я тебя сам оттуда заберу. Поедем к нам домой, оттуда в аэропорт.

- Хорошо. До встречи.

С каким-то облегчением выключилась и пошла одеваться, предвкушая, как удивится Анька, увидев меня сегодня. Где-то далеко внутри начали подтачивать когти угрызения совести, что вместо положенной печали от прощания с любимым я чувствую смутную радость. Впрочем, еще вчера я действительно грустила при мысли о его отъезде. Ещё вчера.


*2 – Спасибо, малышка


ГЛАВА 4. Грант. Нарине ...




Все права на текст принадлежат автору: Ульяна Соболева.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Завтра будет вчераУльяна Соболева