Джулиан Седжвик Чертоги памяти

The Palace of Memory

Text copyright © Julian Sedgwick, 2013

First published in 2013 by Hodder Children’s Books

© Виноградова М., перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2016

* * *

Посвящается Изабель

2707 13616 0712

Пролог

Тело еще не успеет остыть. Она знает наверняка.

Знает, потому что сама закрыла убитому глаза. Потому что своими руками запихнула его тело на сиденье нарядной карусели. Потому что она – Ла Лока – сама и убила его тремя выстрелами из пистолета с глушителем.

Бумс, бумс, бумс – из пуховой парки жертвы посыпалась набивка, глаза округлились – сперва от удивления, а потом от ужаса, – но тут же остекленели, застигнутые врасплох чем-то неизмеримо большим, чем его жалкий мирок карманных краж и прочих мелких грешков. Но такова жизнь: оказался не в том месте и не в то время – конец истории.

Затаившись в тени, она наперед знает, когда именно служители придут открывать кроваво-красный самолетик аттракциона и обнаружат труп, знает каждый шаг своего отступления, знает, сколько времени пройдет прежде, чем тело незадачливого юнца скует трупное окоченение. Знает – потому что видела это все много раз. Потому что она профессионал, методично планирующий часы, минуты и секунды, ведущие к смерти. И наступающие потом.

Далеко внизу раскинулась в бледном ноябрьском свете Барселона – россыпь домов, жмущихся к синей стене Средиземного моря. Взгляд Ла Локи останавливается на высоких призрачных шпилях собора Саграда Фамилия, на желтых подъемных кранах, облепивших нескончаемое неторопливое строительство. Сотни лет прошло – они все строят и строят. Подумать только, а ведь «ненормальной» прозвали ее, а не их!

Только вот этот запах все витает вокруг: липнущая к гортани вонь жженого мяса, возникшая, когда она сигаретой выжгла на спине у мертвеца сорок девять точек. Чего уж там: раз клиенты заказывают выжечь – будут им точки. Заодно это дало ей возможность провернуть еще одно дельце: подбросить улики для полиции и избавиться от потенциальной проблемы с сообщником.

Ла Лока достает из кармана спичечный коробок, смотрит на изображение свирепого тигра на этикетке и кидает коробку в темноту рядом с пачкой из-под сигарет.

Потом она уходит, покидает парк аттракционов по заброшенной тропинке. Светло-зеленый плащ мелькает меж корявых сосен и кактусов по пути назад в город. На ходу Ла Лока вытаскивает из кармана мобильник жертвы. Затянутыми в перчатки руками выдергивает у телефона сердце и мозг – батарейку и сим-карту – и роняет их на ковер сухой опавшей листвы.

Акт первый

Память – это сокровищница и опекунша всего в мире.

Цицерон

1. Почему цирк никого не ждет

Тридцать шесть часов спустя.

Дэнни стремглав летит по темнеющим парижским закоулкам по направлению к Сене. Легкие, быстрые ноги едва касаются мостовой, рюкзак увесисто шлепает по спине.

На миг мальчик останавливается перевести дух. В холодном воздухе дыхание вылетает изо рта облачками пара. Он всматривается в ночь, выглядывает за угол – свободен ли путь, не таятся ли в глухих закоулках темные тени. Зрение и слух напряжены до предела, сердце глухо бьется в груди. Приходится соблюдать осторожность. А вдруг они уже знают, где он? Но откуда бы?

Он бросает взгляд на часы. Пять минут. Пять драгоценных минут до ночного поезда в Барселону.

Нельзя, никак нельзя опоздать. Что он станет делать, если пропустит поезд? Возвращаться в отель, поджав хвост? Ждать утра, когда его заберет полиция, а потом еще объясняться с тетей Лорой, просить прощения? Ну уж нет! Только не это!

В уши ему нашептывает голос прошлого – голос Розы, распорядительницы «Мистериума», понукающей труппу в каком-то давнем, давно забытом путешествии: «Поторапливайтесь, котики, поторапливайтесь! Цирк никого не ждет!» Воспоминание придает ему сил, и он снова мчится вперед. Все чувства настолько обострены, что запах черной холодной реки он ощущает еще до того, как и вправду видит ее.

Билета у него нет. Да и денег почти никаких – жалкие сорок евро, «позаимствованные» у Лоры. Усталость начисто вытеснена волной беспокойства и тревоги. Дэнни думает о тете, крепко спящей в отеле – к концу первого дня пересадки в Париже смена часовых поясов сморила ее. Что предпримет Лора, проснувшись и обнаружив правду? Уведомит власти? Или заставит майора Замору немедленно отправить беглеца обратно?

Надо надеяться, записка поможет мне выгадать время, думает он. Надо надеяться, Лоре хватит уверенности, чтобы позволить мне поступить по-своему. Надеяться, что и моя уверенность не подведет. Я справлюсь – ну то есть полагаю, что справлюсь. В конце-то концов, со мной будет Замора.

И еще одна мысль чуть успокаивает разыгравшиеся нервы мальчика, убыстряет его шаги по мостовой: пусть ненадолго – возможно, как говорится в рекламе, всего «на один безумный и прекрасный вечер»! – он снова присоединится к «Мистериуму», пройдет через волшебные врата кулис в мир, который считал утраченным навсегда. По лицу Дэнни расплывается улыбка.

Я сбежал к цирку! Точнее – сбежал, чтобы вернуться в цирк. В былые времена я бы мог даже сказать, что возвращаюсь домой – но, конечно, теперь все уже не так. Без папы и мамы – чем станет «Мистериум» теперь? Уж явно не тем домом, который я знал и любил. Совсем другим местом – изуродованным, обветшалым, померкшим…

Улыбка гаснет.

«Не отвлекайся, дурень!» – бормочет мальчик себе под нос. Отпирай по одному замку зараз. Я возвращаюсь на след «Сорока девяти», спешу предостеречь Замору – может, даже спасти ему жизнь. Вот для начала и хватит. По крайней мере, я снова окреп и готов ко всему, что может произойти. Да, я бегу. Но впервые за много недель, месяцев… даже лет… я бегу навстречу опасности, а не от нее.

Решительно прищурившись, словно прицеливаясь по далекой мишени, он мчится к ночному поезду.

2. Почему некоторые девочки никогда толком не прощаются

Тогда, в Гонконге, после драки на захваченном грузовом судне и триумфального возвращения в порт, Дэнни гадал, придет ли когда-нибудь снова в норму. После перенесенных побоев, перенапряжения и выбросов адреналина и телу, и разуму мальчика потребовалось немало времени на восстановление.

Он лежал в номере отеля «Жемчужина», то уплывая в забытье, порожденное запоздалыми последствиями перенесенных потрясений, то снова ненадолго приходя в себя. Тяжкие сны сливались с воспоминаниями о темном море и отчаянной борьбе за жизнь. В какой-то миг полусна-полуяви ему привиделся отец, притулившийся на краешке кровати рядом с ним и помогающий ему выпутаться из смирительной рубашки. Он что-то говорил – приглушенным рокочущим басом, точно хотел поделиться с Дэнни какой-то тайной. Но мальчик не мог разобрать ни единого слова. И мама тоже была здесь! Прошла прямо над головой Дэнни, устремив взгляд на невидимый point de mire^[1], опорную точку, легкими ногами шагая по воздуху точно по проволоке. И ушла. Бог весть куда.

– Мама!

Мальчик рывком сел в кровати, протягивая руки во тьму, за призраками – но они скрылись, в пустой комнате царила тишина, нарушаемая лишь непрерывным мерным гудением кондиционера. Дэнни повалился обратно и закрыл глаза.

Замора, Син-Син, тетя Лора – даже инспектор Рикар – по очереди составляли ему компанию в те первые дни: Лора без устали кружила по комнате, точно дикий зверь в тесной клетке, Замора стоял у окна, широко расставив короткие кривые ноги, и глядел на гавань, Рикар задумчиво сидел в кресле, подпирая подбородок длинными пальцами.

Иногда они собирались по двое, по трое в ногах кровати, торопливо перешептывались, думая, что он спит. Сквозь забытье к Дэнни просачивались отдельные отрывки – слова, не имевшие смысла, но словно взывающие к нему, требующие внимания.

Замора, обращаясь к Син-Син:

– …Позвони мне, как будешь знать точно. Я поговорю с остальными. Pero^[2] обещать ничего не могу…

Син-Син – Заморе:

– Но спросить-то можешь. Хотя бы для меня это сделай!

Замора – уже Лоре:

– …очень не хочется пока тревожить мальчонку. Придется уж тебе самой ему все рассказать.

– Вот спасибо! – яростным шепотом отзывается Лора. – Послушай, самое главное для нас сейчас, черт возьми, – охранять его как следует.

Дэнни заворочался под одеялом, точно пловец, который разворачивается в конце плавательной дорожки, ухватывая обрывки беседы, но снова уносясь в глухую толщу воды вокруг. Будет еще время все узнать. А пока главное – держаться на плаву. Не уйти под воду. Не утонуть.

Однако через три дня после бегства Замора разбудил его, крепко встряхнув за плечо. Занавески были раздернуты, над Гонконгом сгущались синие сумерки, над гаванью, на фоне удушающе-низких туч, пылали неоновые огни.

– Очнись. Мистер Дэнни! Мне пора уезжать, amigo^[3].

Дэнни силился понять, о чем это он:

– Уезжать? Куда уезжать?

– Надо успеть на самолет. У меня важная встреча на родине – в Барселоне. Добрая старая Каталония!^[4]

– Майор, мне надо с вами поговорить…

Дэнни потер глаза и заморгал, силясь прогнать остатки сна и прийти в себя.

– Будет еще время, и скоро, – отозвался карлик, изо всех сил стараясь успокоить мальчика. – Я и так мешкал здесь сколько мог, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. – Он улыбнулся. – А теперь наконец приобщусь к высоким технологиям. Сможем общаться в этом, как его, скайпе.

– Я… я… – Дэнни пытался подобрать слова, но в голове расплывался туман.

– Мне правда пора, amigo. Такси ждет. Не то подведу людей, а ты же знаешь, я этого терпеть не могу.

– Но…

– Отдыхай. Выздоравливай. Поговорим потом. Adios^[5], дружище.

Замора отвернулся и деловитой походкой направился к двери. Однако на полпути остановился и оглянулся. По лицу его расплылась ласковая улыбка:

– Carajo!^[6] Против нас у них ни единого шанса!

И с этими словами ушел.

– Майор!

Дэнни попытался встать, но не смог: ватные ноги запутались в толстом одеяле. С огромным усилием мальчик сел на краю постели, пытаясь стряхнуть дурман и найти в себе новые силы. Надо догнать майора!

Эти вялые попытки прервал резкий стук в дверь. Неужели Замора вернулся?

– Да?

Но когда дверь отворилась, за ней обнаружился инспектор Рикар.

Агент Интерпола выглядел свежим и отдохнувшим, рубашка его, как всегда, сияла безупречной белизной, но глубокие морщины на длинном лице выдавали тре-вогу.

– Даже и не пытайся пока вставать, Дэнни, – сказал он. – Тебе требуется еще хоть день отдохнуть. И нам надо поговорить.

– Мне надо поговорить с Заморой…

– Всему свое время, mon ami^[7]. Тем более что Замора уехал.

Рикар методично, шаг за шагом, прошелся с мальчиком по всем подробностям насчет Квана, похищения и «Черного Дракона». Он внимательно выслушивал ответы Дэнни и исписал заметками много листов, а добравшись до конца истории, обреченно надул щеки:

– Прямо не знаю. Может, на том и делу конец. До сих пор мне не удалось найти ни единой нити к какой-либо организации, стоящей за Кваном и «Драконом».

– Но почему Кван сказал, что это его босс хочет моей смерти?

– Может, ты не так понял? Волнение и все такое…

– А сорок девять точек в школе?

– Может, «Черный Дракон» уже тебя преследовал? Или хотел напугать Лору?

– А зачем было копировать неудачный папин номер?

– Извращенное чувство юмора? Je ne sais pas^[8].

– А расскажете мне еще о папе? – попросил Дэнни, изнывая от желания узнать хоть что-то новое, хоть что-то, что придало бы смысл окружающему безумию. – Про работу, которую он для вас выполнял?

Рикар лишь виновато развел руками.

– Я ведь уже говорил, Дэнни, – рад бы рассказать, да не могу.

Ну и ладно, обиделся Дэнни. Тогда я свою тайну тоже придержу при себе. Про Клоуна Хаоса, который наблюдал, как отец выбирается из разбитой «камеры пыток», про пятнышко алой краски, наводящее на мысли о саботаже. Сперва я сам выясню побольше. Удостоверюсь, что прав, а уже потом расскажу Рикару. Или выменяю мою честно добытую информацию на то, что знает он.

– Моя визитка у тебя есть, Дэнни. Звони мне в любое время, днем или ночью. – Рикар поднялся, собираясь уходить. – И прошу тебя, слушайся тетю. Я знаю, каким упрямым иногда бывал твой отец. Да и мама твоя тоже. Полагаю, это у вас семейное…

Дэнни кивнул. Уж это точно.

Если после отъезда Заморы Дэнни и расстроился, то окончательно добило его, когда через два дня оказалось, что и Син-Син неожиданно исчезла, растворилась в городе, даже не предупредив. Даже не попрощавшись толком!

За эти дни они немного болтали о кун-фу или там цирковых умениях, но в ответ на любую попытку Дэнни выведать что-нибудь о детстве своей новой подруги и о том, как она потеряла родителей, девочка либо неловко отшучивалась, либо уходила в долгое тяжелое молчание.

Он все же попытался еще один, последний раз, заглядывая в глаза Син-Син:

– Мне так жаль – про Чарли. Не могу отделаться от мысли, что это отчасти и моя вина. У тебя больше никаких родных не осталось?

– Не-а. Все померли, – ответила она притворно бодрым тоном – но Дэнни видел, как горло у нее сжалось от наплыва чувств. – Таких, как Чарли, прошлое всегда догоняет, рано или поздно.

– Тогда расскажи про свою маму.

– И. Не. Подумаю, – отозвалась Син-Син, подчеркивая ответ резким взмахом руки, отрезающим возможность дальнейших расспросов.

Полегче, полегче, осадил себя Дэнни. Не хотелось бы спугнуть первого настоящего друга, которым я обзавелся за много лет. Глядя в темные настороженные глаза девочки и на искорки решимости в них, он старался не думать, как же будет скучать по ней, вернувшись в Англию. В голове у него промелькнула шальная фантазия: как они с Син-Син живут в одном и том же городе, ходят в одну и ту же школу… До чего же тяжело будет прощаться!

Должно быть, девочка испытывала ровно то же самое, вот и решила все упростить. На следующий день он нашел подсунутый под дверь своего номера конверт, адресованный «Мистеру Дэнни Ву».

Внутри оказалась открытка: фотография гонконгского трамвая, а на обороте подпись неровным почерком:

Не люблю прощаний, так что и не прощаюсь. Мы еще встретимся. Но пока мне надо уехать – уладить кое-какие дела на континенте.

Син-Син

Ни номера телефона, ни адреса, ни электронной почты.

Сперва Замора, теперь Син-Син. Дэнни со все нарастающим раздражением перечитал открытку. Ну вот что ей стоило сказать чуть больше? Похоже, все самые главные люди в его жизни всегда спешат поскорее умчаться прочь. Стараются утаить от него что-нибудь – ради его же собственного блага…

А может, ей просто нет до меня никакого дела? Мальчика все сильнее одолевало уныние.

Крепко зажав в руке открытку, он дохромал до окна и остановился, глядя, как корабли выписывают по воде загадочные послания.

Сколько же всего произошло здесь – с того момента, как он очнулся под дождем близ «Золотой летучей мыши», до того, как наконец прорвал головой поверхность воды и вынырнул, отчаянно глотая воздух. Что-то переменилось, думал он. Не хочу, не могу отказываться от этого нового чувства: что я живу полной жизнью. Ни за что не позволю горю и потрясению взять надо мной верх, повергнуть в полное оцепенение – как во время прозябания в школе «Болстоун». Я хочу вернуть давние чудесные дни – когда просыпаешься на заре весенним утром, а воздух звенит от птичьих трелей или от деловитого гудения какого-нибудь нового города и ты думаешь: в этом мире нет ничего невозможного!

Я снова возьму контроль над своей жизнью в свои руки – и никто меня не остановит. И пусть мне даже придется действовать в одиночку, но я отыщу след «Сорока девяти» и не сойду с него, пока не выясню, что случилось с мамой и отцом. Со мной самим.

Когда Лора пришла пожелать ему доброго утра, он уже оделся. Глаза его горели жаждой действия.

– Замора уехал. Син-Син тоже. Тетя Лора, а мы-то когда уезжаем?

– Как раз только что получили разрешение от полиции. Думаю, можем двинуть через Париж. Небольшая передышка нам не повредит. И чтобы никто не знал, что мы там…

– А ты купишь тот айпад, о котором говорила?

– В дьюти-фри, а что?

– Да так, надо кое-что сделать.

3. Почему охотник бродит в ночи

Дэнни смотрел, как покачивается в иллюминаторе линия горизонта над Гонконгом, как съеживаются и уносятся вниз темно-зеленые холмы. Вскоре все потонуло в слепящей завесе облаков. Лора уже углубилась в работу: то задумчиво грызла карандаш, то лихорадочно строчила в журналистском блокноте.

Она бросила взгляд на племянника:

– Лучше всего записывать подробности по свежим следам. Сам знаешь, памяти доверять нельзя. За ней водится свойство переписывать воспоминания на свой лад.

Но Дэнни больше занимало иное:

– Ты не в курсе, что за дела у Син-Син на континенте?

– Подозреваю, ты знаешь ее лучше, чем я.

– Мне кажется, ей хотелось поговорить о своем прошлом. Но в то же время – и не хотелось.

– Так часто бывает. Особенно с болезненными темами, верно?

– Я слышал, как майор говорил ей что-то. Похоже, они обсуждали нечто важное.

– Бог ты мой, ну откуда мне знать? – Лора слишком быстро отвела взгляд, уклоняясь от истины.

Дэнни без труда заметил ее увертку и решил поднажать:

– А тебе он сказал: «Придется тебе самой ему все рассказать». Что «все»?

– Да пустяки всякие. Ей-ей, пустяки.

– Тетя Лора, ты говоришь неправду. Я же вижу!

Лора вздохнула:

– Ну слушай. Только не злись на Замору, Дэнни. Он просто не хотел тебя волновать…

Дэнни вскинул руки вверх:

– Но меня и в самом деле злит, когда мне не рассказывают, что происходит! Особенно если это касается меня самого.

– Знаю. Ты прав, ты уже не маленький ребенок. Но – технически – в глазах закона ты еще несовершеннолетний.

– Что происходит?

Лора посмотрела на мальчика, наблюдая, как на этой высоте заиграли новыми оттенками его разноцветные глаза – электрическая вспышка зеленого, бездонная глубина карего: вопросительная, взыскующая, неуемная энергия.

– Что ж, наверняка ты и так скоро узнаешь. «Мистериум» возродили, Дэнни. Замора, Роза и как-там-его Бланко поговорили со всеми остальными. Вот чем майор занят в Барселоне. Уехал на репетиции.

От ошеломления Дэнни даже не сразу нашел что сказать.

– Но как же они? Без меня! – забормотал он. – Ну то есть без мамы, без папы!

– Замора так и думал, что тебе будет слишком больно…

– Мне даже хуже! Я должен быть там! – Кто-кто, а Лора могла бы и понимать.

– Сперва надо разобраться со школой, с полицейской охраной…

– Мое место в «Мистериуме».

– Я знаю, Дэнни, они все тебя очень любят. Но, в конце-то концов, ты ведь не полноправный член труппы, правда? Я знаю, ты много помогал, знаю, что это для тебя значило…

– Но…

Но он всегда грезил о том дне, когда станет полноправным членом «Мистериума». Ах, если б только он успел подготовить свой собственный номер!

– Никаких споров! – отрезала Лора. – Даже не думай – пока мы не получим от Рикара зеленый свет и не удостоверимся, что «Сорок девять» лишь иллюзии, свет и зеркала, дымовая завеса триад. Я обещала твоему отцу. Твоей маме.

Дэнни открыл было рот, но сообразил, что сейчас возражать бесполезно. Да и что можно предпринять в сорока тысячах футов над Китаем?

Хуже всего было вот что: скрытность Заморы перечеркивала слова, которые произнес карлик долгим холодным вечером в Берлине после похорон.

Дэнни вспоминал бесконечный гнетущий снегопад, и как он изо всех сил старался держать себя в руках, как трудно было не думать, как выглядят мама и папа в гробу…

– Я всегда буду с тобой, Дэнни, – сказал тогда Замора. – Верь мне.

После этих слов – не мог же он повести себя так… предательски! Иного слова не подберешь. Мальчик рывком открыл шторку иллюминатора и уставился на пелену густых клубящихся туч внизу.

– И как они назовут новую программу? – спросил он через несколько минут мрачного молчания.

– «Misterium Redux», кажется, «Мистериум возрожденный». Как тот альбом группы «Velvet Underground».

– Они это уже давно планировали?

– Их и спроси. Но сперва мы насладимся Парижем. Мне позарез нужна пере-дышка.

На Дэнни внезапно накатил приступ клаустрофобии. Он задыхался в этой узкой металлической коробке самолета, нестерпимо хотелось вырваться на простор, на воздух, к возможности идти в любую сторону. Скорее бы уж приземлиться, добраться до Интернета и начать поиск новых улик по гонконгскому следу!

Париж встретил гостей ненастьем. Иссиня-черные тучи катились по небу, рассыпались тяжелым градом, барабанившим по крыше такси, которое везло Дэнни и Лору к отелю напротив кладбища Пер-Лашез. Яркие осенние краски стерлись в белесом мареве. Лоре хватило одного взгляда на царящее вокруг безобразие.

– Фуу! Давай немного отдохнем. Оставим походы по достопримечательностям назавтра. Ты, надеюсь, не очень разочарован?

– Нет-нет, – быстро отозвался обрадованный Дэнни. – Все в порядке. Можно мне взять айпад?

– Конечно. А я просто с ног валюсь.

Несколько минут поразбирав вещи, Лора, не раздеваясь, вырубилась прямо на кресле. Но Дэнни не испытывал усталости: ее прогнали нетерпение и гнев. Он торопливо разорвал упаковку айпада и всунул зарядку в розетку. Мысль о том, что «Мистериум» вновь выходит на сцену – без него! – не давала покоя, призывала к действию. Он нервно подошел к окну.

Снаружи сгущались сумерки. На кладбище таял град, меж деревьев и могил черной водой разливалась, подступала все ближе к мальчику тьма. На Дэнни нахлынули воспоминания – о, какие яркие воспоминания! – о том, как он чуть не утонул в Южно-Китайском море. Он торопливо задернул занавески.

А ведь ждать, пока айпад зарядится, вовсе не обязательно! Схватив его, Дэнни вбил пароль к отельному вайфаю. Пальцы так и плясали над экраном, набирая «Мистериум+Барселона». Больше 960 000 ссылок. За 0,36 секунды. Набрав в грудь побольше воздуха, он кликнул на самую верхнюю строчку.

Точное попадание! На странице новостей на испанском красовалась фотография Дарко Бланко и Аки – японского клоуна: они стоят на крыше старинного голубого трамвайчика, держа над головами одну из близняшек Летучих Акробаток, Беатрис или Иззи (Дэнни их никогда не отличал), а та выдыхает изо рта длинные языки ярко-рыжего пламени. Заголовок гласил: «En Barcelona El Mysterium respira de nuevo». «В Барселоне «Мистериум» обрел второе дыхание». Дэнни хватило обрывков испанского, почерпнутого у Заморы, чтобы без труда перевести подпись.

Так это правда! И никто, никто ему не рассказал! Но, конечно, во всем происходящем имелся свой смысл. «Мистериум» с самого начала зародился именно в Барселоне: именно там папа встретил Замору и Розу, именно там были даны первые представления, именно туда начали стекаться на прослушивания и все остальные члены труппы. Да, смысл в этом был – но до чего же больно осознавать, что сейчас все они там, без него!

Дэнни наскоро проглядел остальные результаты поиска.

Ага, www.mysteriumredux.com – новый сайт цирка? Сердце Дэнни забилось чаще. Он нажал на ссылку. На темно-синем, как полночь, фоне мерцало написанное красивыми буквами одно-единственное слово: «Мистериум». Когда Дэнни кликнул на него, появилось видео: Роза в панковском костюме распорядительницы исполняет трюк «рыбоглотание»: раздутые щеки, выпученные глаза, изо рта торчит хвост здоровенной макрели. И подпись: «Нырни в мир Misterium Redux». А сверху – ссылки на другие разделы: История «Мистериума», Сувениры, Видео и Новая Программа – весьма достойно сделанный сайт, ничего не скажешь, много разных страниц, и никаких тебе «находится в разработке». Выходит, вся эта затея с возрождением цирка не минутная прихоть – видно, что открытие планировалось уже давно. Значит, пока он гнил в «Болстоуне», все остальные переписывались, разрабатывали веб-сайт, репетировали!

Дэнни кликнул по ссылке на «Места проведения спектаклей» – и с первого взгляда узнал представшее ему фантастическое зрелище: развернутые на весь экран башни и подъемные краны собора Саграда Фамилия, тянущиеся к небу гигантские шпили, созданные словно бы не руками человека, а самой природой – похожие на перекрученные кораллы или стволы гигантских деревьев. Дэнни однажды был там – много лет назад, но и сейчас помнил, как отец восхищался собором, его безумием и красотой. Сотни лет строят – и никак не достроят. Ну и подмостки для циркового представления!

Пальцы мальчика зависли над экраном. Увлеченный, захваченный столь поразительными открытиями, он почти забыл, что его предали. Теперь же его ощущение нахлынуло вновь. Стоит ли читать дальше? Быть может, лучше оставить все как есть, отвернуться и начать новую жизнь где-нибудь в другом месте? Раз он не нужен здесь – раз даже Замора не доверил ему тайну, – наверное, пора уже прекратить погоню за прошлым, позволить Лоре и Рикару определить его в новую школу, в новую и безопасную (хоть и скучную) жизнь. Пусть себе остальные возрождают «Мистериум», а с него хватит, он уйдет прочь.

Нет! Нет! Дэнни даже головой замотал.

Я тоже частица этой истории. И мне должна найтись в ней роль. И уж в любом случае, разгадку тайны случившегося с мамой и папой – со мной! – наверняка можно отыскать только в самом цирке – если, конечно, ее вообще возможно отыскать.

Пальцы Дэнни снова пришли в движение – как будто тело его приняло решение раньше головы, – инстинктивно набирая запрос: «Сорок девять + Барселона». Если сердце его и до этого билось учащенно, то теперь, когда он проглядывал результаты, летело вскачь.

На первых нескольких страницах – ничего внятного, лишь обрывки новостей: «В Барселоне задержано сорок девять нелегальных иммигрантов», «Месси забивает сорок девятый гол в сезоне».

А как там будет «сорок девять» по-испански? Cuarenta y nueve. Мальчик вбил эти слова в строку поиска и снова нажал на клавишу ввода.

От появившегося на экране изображения пальцы Дэнни снова замерли над мерцающей поверхностью планшета. Не веря своим глазам, он в ужасе смотрел на фотографию – но к ужасу примешивалось острое чувство узнавания. Мертвое тело, скорченное, всунутое в дверной проем старомодной карусели – красного самолетика, к которому вела металлическая лесенка. Отвернутая в сторону, точно от боли или от отрицания ситуации, голова. Верхняя половина туловища, выхваченная вспышкой фотоаппарата, обнажена. И выжженный на голой спине убитого знакомый узор из сорока девяти точек.

По крайней мере, что-то очень похожее.

Не может быть! Или может?!

Дэнни растянул изображение пальцами, поднес экран почти вплотную к лицу – но от увеличения узор расплылся, неясные черные пятнышки стали совсем неразличимы. Вправду ли там кольцо вокруг точки слева – ближе к центру, чем остальные, виденные им до сих пор? Дэнни сощурился, пытаясь разглядеть нечеткую картинку. Кровь стучала в ушах. И вот как тут понять точно?

Он торопливо провел пальцем по тексту. Ага, вот оно, в третьем абзаце: «cuaranta y nueve puntos quemado en la espalda». Puntos – это, наверное, точки – а остальное-то что значит? Мгновенно скопировав отрывок, Дэнни перенес его на сайт автоперевода – и через миг уже вчитывался в слова «на спине выжжено сорок девять точек».

Он проверил дату выхода статьи – всего три дня назад. Выходит, опасность и в самом деле существует. Может, все это означает, что мишенью были не только мама с папой – и я! – но весь цирк? Может, Замора! А может, это то самое недостающее доказательство, что кто-то из «Мистериума» – скорее всего, один из Клоунов Хаоса – замешан в этой истории, увяз по самую шею. Надо попасть туда! Как можно скорее…

На миг – на краткий миг, не всерьез – Дэнни подумал было, не разбудить ли Лору и не рассказать ли ей про фотографию. Но он так и слышал, как она запричитает, что нет, нельзя, надо оставить расследование Интерполу и инспектору Рикару, специалистам.

Даже и думать нечего!

Суматоха стремительных сборов – рюкзак, проверка расписания поездов, записка для тети, – и вот, не давая себе времени задуматься, мальчик выскользнул из номера, спустился по безлюдной черной лестнице, выскочил через пожарную дверь и помчался через пустой гулкий гараж.

Снаружи уже спустилась ночь. Похолодало, полурастаявший град в сточных канавах застыл снова, а уличные фонари практически не разгоняли наползающий с кладбища мрак. Дэнни натянул на голову капюшон спортивной куртки с эмблемой «Мистериума», бросил один короткий взгляд через плечо и растворился в тенях. В небе, над примолкшими деревьями и надгробиями, стояло созвездие Ориона – балансирующая на одной ноге гигантская фигура, нависшая над спящим городом.

Охотник – с оружием на изготовку, за миг до броска.

4. Почему в бездне рыщут чудовища

Быстрее, котики!

И вот Дэнни мчится со всех ног на вокзал, снова слыша в ушах голос Розы. Хорошо вот так бежать, а не томиться в бездействии. Бег унимает страх и досаду.

Главный зал вокзала Аустерлиц кишит народом – туристами и путешественниками. Объявления дробятся, теряют четкость в холодном воздухе. Поди разбери – но он знает, куда держит путь: на платформу номер четыре, к ночному поезду на Барселону. Дэнни, петляя, проносится мимо семейных групп, проскальзывает мимо полицейского, пристроившись в хвост группке монахинь. Лучше поостеречься, не попадаться на глаза полиции, а то вдруг Лора уже подняла тревогу. Телефон в кармане мальчика выключен. Способна ли полиция отслеживать выключенные телефоны? А если вытащить батарейку? Добраться бы до Барселоны! Уж там я сумею убедить Замору, что просто-таки должен быть с ними! С ним вместе нам любое дело по плечу.

С каждой стороны заграждения перед платформой номер четыре стоит по конт-ролеру. Один как раз проверяет билет у запыхавшейся женщины в деловом костюме, второй обводит взглядом зал, высматривая опаздывающих пассажиров. Пронзительный взор, хищный крючковатый нос – по такому лицу ясно: ни гипнотические воздействия, ни прочувствованные уговоры его не проймут. Значит, надо отвлекать. Дэнни лихорадочно соображает. Иной раз, когда не хочешь привлекать к себе внимание, лучше всего поднять переполох, оказаться в центре событий – а потом перевести фокус на кого-нибудь еще.

Он ускоряет бег, вытаскивает из кармана бумажник, а потом резко сворачивает в сторону, словно гонится за кем-то, уезжающим на поезде с другой платформы.

– Эй! – вопит он во всю глотку. – Месье, прошу прощения! Вы тут обронили!

Все в нем – взгляд, рука, протянутый бумажник – указывает в сторону воображаемого уезжающего пассажира. Оба контролера поднимают головы и смотрят на Дэнни, но тут же переключаются на его воображаемого визави. И Дэнни не упускает этой короткой секунды. Резко разворачивается, переменив направление, и единым махом, почти беззвучно перепрыгивает через загородку, а там пускается бегом по платформе и юркает в первый же вагон. Через миг звучит сигнал к отправлению, по всей длине поезда шипят закрывающиеся двери.

С неистово бьющимся сердцем Дэнни бросается к первому же попавшемуся на пути туалету и запирается там. Пока все отлично. Теперь лучше перестраховаться и посидеть десять-пятнадцать минут – а потом можно будет найти свободный уголок, приткнуться туда и отдохнуть.

Однако план идет наперекосяк. Первый час дороги мальчик вынужден вести смертельную игру в прятки с контролером – тем самым остроглазым, с вокзала.

Его противник методичен и внимателен – несколько раз проходится по спальному вагону, проверяя билеты, отвечая на вопросы, разбирается с пассажирами, которых пропустил в первый раз. И все обшаривает, обшаривает быстрыми глазами вагон, словно выискивает что-то – или кого-то. Неужели, гадает Дэнни, это он за мной охотится? Нельзя, никак нельзя попадаться ему до Барселоны. А то арестуют, высадят на каком-нибудь безлюдном полустанке у подножия Пиренеев. Или отправят обратно в Париж.

Так что сперва мальчик пробирается в пустое купе, оттуда снова в туалет, потом в буфет и наконец, после того как бдительный контролер последние пятнадцать минут не проявляет признаков активности, забивается в щель за здоровенным чемоданом на багажной полке.

Натянув на голову капюшон, он старается согреться, устроиться поудобней, собрать всю решимость и храбрость в единый кокон вокруг себя. Вот теперь и правда – один, сам по себе… По крайней мере, пока не доберусь до Барселоны и не найду Замору. Но почему он не сказал мне про возрождение цирка?

Поезд покачивается, набирая скорость по пути к югу. Пассажиры один за другим расходятся по купе. Здесь было бы очень уютно, в этом ночном экспрессе, если бы ставки не были так высоки. Дэнни слышит шаги, смех, обрывки разговоров на полудюжине разных языков. Паузы между репликами становятся все длиннее, и постепенно поезд погружается в сон.

Дэнни и сам мечтал бы отдохнуть, но не готов рисковать, что его застанут врасплох, а потому потягивается, по очереди разминая различные участки тела, чтобы не затекли до мурашек. Совсем как в те времена, когда для очередного представления – «Карневиль» – ему надо было десять минут прятаться в чемодане, согнувшись в три погибели, чтобы вовремя выскочить в ходе одного из папиных трюков.

Чтобы отвлечься, мальчик начинает проигрывать в голове всю программу целиком, стараясь припомнить музыкальное сопровождение, световые эффекты, порядок номеров. Он видит, как Дарко взбирается на освещенную лучом прожектора китайскую мачту^[9], исполняя на ней головокружительные трюки, словно бросая вызов смерти. Гибкий шест покачивается сперва легонько, потом сильнее и наконец неистово ходит из стороны в сторону, пока гитарист Билли терзает струны раздолбанного «телекастера»^[10]. Буря аплодисментов потихоньку стихает, и шест замирает, точно корабельная мачта во время штиля, а Дарко выпрямляется, позирует, разглядывая горизонт, как заправский впередсмотря-щий.

Внезапно он выхватывает красный флаг и роняет его на землю, тем самым подавая знак начать внизу гонки на выживание, выпуская на волю Клоунов Хаоса в их трюковых электромобильчиках. Лица гонщиков скрыты масками черепов, они извергают в полусферу языки адского пламени и столбы дыма.

Клоуны. Поток воспоминаний Дэнни обрывается.

Так кого же из них все-таки я подозреваю? Как Дэнни ни напрягает память, он не может добавить ничего нового к давшимся такой ценой воспоминаниям, нахлынувшим на него, когда он спасся из «Водной камеры пыток». Лишь красное пятно на штанине у одного из них – и никакой подсказки, кто именно скрывался под маской.

Аки? Японский бунтарь, все лицо в пирсинге, быстрые смешливые искорки в глазах, пристрастие к шуткам и загадкам. Но и неприятие критики, вспыльчивость, готовность, воинственно ощетинившись ирокезом, мгновенно перейти в контрнаступление. Что еще? Еще у него нет половины безымянного пальца на левой руке – выглядит жутковато, но завораживающе. А если напьется, лучше обходить его стороной, мрачно говорил папа.

Или Бьорн? Самый сильный из трех. Африканский сиротка, усыновленный шведами. Девяносто процентов времени молчит, скрытный, задумчивый. Говорят, надежнее его на трапеции ловиторов^[11] не бывает. И все же даже в раннем детстве Дэнни знал, что на Бьорна подчас накатывают припадки неукротимого гнева. Мальчику накрепко запала в память виденная как-то сцена: доведенный до кипения расистскими насмешками одного не в меру нахального подсобного рабочего, Бьорн медленно сжимал здоровенный кулачище – пока наконец не прошиб одним ударом деревянную стенку фургона.

А Джои? Все в нем яркое, все живое, острое. Рыжее пламя волос, быстрый и острый ум. Лучший актер из всей троицы, с отличной координацией. В свободное время увлекается паркуром^[12] – и еще как увлекается! В какой бы город их ни заносила судьба, он непременно находил время погонять по улицам, бесшабашно взлетая по отвесным стенам и крутым лестницам. Азартный, рисковый парень с сильным французским акцентом – который он для вящего эффекта еще и подчеркивает, да так, что иной раз и слов не разобрать. Тот еще бедокур, говаривала Роза. Сколько раз он вдруг начинал импровизировать посреди отработанного номера, чтобы «придать огоньку» – что иной раз плохо кончалось. Ходили слухи, будто в юности он связался с молодежной шайкой своего родного городка Монпелье и отбыл срок в колонии для несовершеннолетних. Возможно, с тех пор-то у него и остались здоровенные бесцветные пятна старых рубцов на обоих предплечьях: не то ожоги, не то следы автокатастрофы.

Дэнни встряхивает головой. Конечно, каждый из этой троицы ходил по краю, но он все равно не в силах представить, чтобы хоть кто-то из них вдруг захотел навредить папе. И маме. И все же за последние несколько лет в труппе порой возникали раздоры. В такие времена отец постоянно перешептывался с Дарко или Заморой, пытаясь притушить пламя, разгорающееся в фургонах и трейлерах, сбившихся вокруг циркового шатра.

Может, эти неприятности были куда сильней, чем мне казалось. Жаль, я в них не вникал.

Вспомнить бы! Напрячься и вспомнить! ...