Сапожников Борис Memento Mori

Пролог

Флоренция, наверное, лучший из городов Италии. Жемчужина Тосканы, не ставшая столицей провинции лишь потому, что имеет слишком уж много привилегий перед имперской властью. Пускай он был и столь же многолюден, как Лукка, откуда мы прибыли, Флоренция не вызывала у меня того отторжения, что прочие города с населением больше пары тысяч человек. А их я за последнее время повидал не мало.

Не могла испортить впечатления о городе и царившая не первые сутки чудовищная жара. Ни близость полноводной реки Арно, ни ветер с не такого и далёкого моря, не могли перебороть её. Люди старались днём не покидать домов, а кто вынужден был делать это, жались тени и передвигались по улицам быстрыми перебежками от одной тени к другой. Это нам было даже на руку – поведение моего отряда не так бросалось в глаза. Да и изнывающие в своих кирасах стражи старались не покидать караулок и отправлялись патрулировать улицы только после захода солнца. Так что всё отлично складывалось, буквально одно к одному.

И мне это категорически не нравилось. Было у меня какое-то недоброе предчувствие. Слишком всё удачно складывалось. Слишком легко. Как будто нас кто-то подталкивал в спину. Манипулировал из тени, оставаясь невидимым. И меня это просто до зубовного скрежета бесило. Я должен видеть картинку целиком, понимать, что происходит вокруг меня, но сейчас нечто постоянно скрывалось от моего внимания, ускользало из поля зрения. Будто та самая пресловутая тень на воде. И это выводило из себя, лишало всякого духовного равновесия. А ведь если верить словам нашей полубезумной ведьмочки – сейчас оно нужно мне больше всего.

Я сделал несколько глубоких вдохов, попытавшись успокоить нервы. Получилось не слишком, но я хотя бы попытался. Раз не удалось успокоиться, я решил сосредоточиться на происходящем здесь и сейчас, не отвлекаясь больше на размышления. Тем более что они не приносили ничего, кроме ухудшения настроения.

Первым делом я оглядел широкую улицу Стронци, ведущую к палаццо, носящему то же имя. Именно там квартировал воевода Мирча Дракулести. Один из самых одиозных венгерских бояр, и консул короля Владислава в Южной Италии. Но это далеко не самое важное, что стоило знать об этом человеке. Хотя и человеке ли? Нет. Дракулести человеком не был – он был тираном, чудовищным порождением чумы, и предпочитал называть себя Господином. Вот почему для его уничтожения мне поручили собрать отряд из самых отъявленных головорезов, каких я только сумел отыскать. Вот почему позволили вытащить всех их из закрытых темниц инквизиции, откуда прежде очень редко кто выходил живым. Сказать по чести, у всех нас было очень немного шансов пережить это дело. Но вот эту мысль я тут же выкинул из головы. О подобных глупостях и думать не стоит.

Знаменитая на всю Флоренцию чёрная карета воеводы Дракулести, очень похожая на роскошный катафалк, пока не появлялась. Венгр не изменял своей привычке возвращаться в особняк ближе к полудню. Обычно в это время он возвращался со своих ночных кутежей, чтобы провести большую часть дня за крепкими стенами палаццо. О кутежах, которые он устраивал, тоже ходили слухи по городу, и кое-какие заставляли обращать на себя внимание флорентийской инквизиции. Однако благодаря деньгам самого Дракулести и связям участвовавших в кутежах молодых людей из лучших семей города, даже суровые Псы Господни вынуждены были отводить взгляд.

Быть может, именно поэтому инквизиторы Флоренции разрешили действовать мне и моему отряду в их городе. Несмотря на автономию города не только в мирском плане, но и церковных вопросах. К примеру, здешний Святой Официй подчинялся непосредственно Авиньону, минуя верховного инквизитора Тосканы, моего старого знакомца прелата Лафрамбуаза.

Раз карета не спешила появляться, и даже перестука подкованных копыт по мостовой не было слышно, а в тишине самых жарких часов такие громкие звуки разносятся далеко, я решил оглядеть свой отряд. Конечно, со своей позиции увидеть я мог не всех, однако и так знал, что каждый боец занял своё место и ждёт.

На крыше замер единственный в моём отряде человек, которого не пришлось вытаскивать из тюрьмы. Стрелок по прозвищу Скрипач коротал время в отдалённом гарнизоне Лесных кантонов, откровенно маясь от скуки, пока я не нашёл его и не предложил вступить в мой отряд. Со своим массивным арбалетом, который любовно звал не иначе как Виолиной, он засел на крыше здания через улицу. Там мы сняли на пару суток комнатёнку со слуховым окном, откуда достаточно ловкому человеку не составит труда выбраться на не слишком крутой скат крыши.

Страховал Скрипача второй наш стрелок, вооружённый складным луком. Он притаился в тени соседнего с палаццо дома, скрючившись в три погибели под коньком крыши, укрываясь за массивными горгульями, торчавшими из богато украшенного фасада. Как он будет стрелять из такой невероятной позиции, я просто не представлял, однако был полностью уверен, что чёрная стрела его промаха не даст.

Почти прямо под его ногами замер в проулке парень крепкого телосложения с короткой стрижкой-ёжиком, как у беглых каторжников. Ведь тем, кому недолго осталось камень ломать или каналы рыть, позволяли хотя бы немного отрастить волосы, чтобы покидая каторгу, они хоть в чём-то да походили на обычных людей. А вот тем, кому работать и работать, зачастую до самого конца жизни, волосы стригли регулярно и очень коротко. Прямо как парню из проулка. Весь вид его говорил о том, что с ним лучше не связываться – тут тебе и перебитый нос, и навсегда закрытый веком левый глаз. А самое главное, за спиной парня к стене было прислонено нечто, с первого взгляда напоминающее груду тряпья. Однако более опытный глаз сразу признал бы в ней очертания меча – чертовски большого меча.

Ещё один мой знакомец по недавнему путешествию в Шварцвальд – баск Агирре – сейчас развлекал публику на площади Стронци. Именно он должен подать нам сигнал, что к палаццо едет нужный экипаж. Агирре уже не первый день с успехом изображал дрессировщика, работающего с опасными хищниками. Его повсюду сопровождала стая из пяти матёрых волков, которых даже шипастые ошейники не делали похожими на собак. В этом крылся главный талант баска – он был волчьим братом, наследником древних традиций и тёмных ритуалов, роднивших людей с дикими зверями. Церковь вроде бы давным-давно покончила с этими суевериями, однако слишком много было глухих мест, где до сих пор почитали языческих божеств, окропляя их капища кровью. Чаще – животных, но не только.

В окне того же дома, на крыше которого устроился Скрипач, маячило откровенное платье нашей ведьмы. Да, в моём отряде нашлось место и для ведьмы. Не самой сильной, зато чертовски непредсказуемой, и в этом было её преимущество перед куда более одарёнными сёстрами по ремеслу. Почему она угодила не прямиком на костёр или в петлю, а оказалась заперта в застенок, я не знаю. И расспрашивать об этом выдавшего мне её лично прелата Лафрамбуаза, я, конечно же, не стал. Иногда лучше внять старине Экклезиасту, и ограничиться тем знанием, которое имеешь, а не искать нового вместе с неизбежно сопровождающими его печалями.

Все были готовы. Все ждали лишь одного: когда застучат по мостовой подкованные копыта, и заскрипят колёса нужной нам кареты.

Я выдохнул, облизал пересыхающие вовсе не из-за жары губы. Часы на башне пробили полдень, зловеще ударив двенадцать раз. Все, кому приходилось бывать в проклятых городах скорби, наверное, в этот момент невольно поёжились. Меня уж во всяком случае, продрал по коже мороз – слишком похоже на Ultima forsan. Зловещий полуночный бой часов города скорби, после которого тебя уже ничто не спасёт. И на фоне бьющих часов ещё более зловеще прозвучал волчий вой. Пять глоток одновременно взвыли, хотя на небе светило солнце, а вовсе не луна. Вой этот означал окончание представления Агирре – и именно он служил нам сигналом.

Карета воеводы Мирчи Дракулести въехала на площадь Стронци.

Стоило ей не больше минуты спустя появиться на одноимённой улице, и я как будто дышать позабыл. Время замедлило бег, прямо как в проклятом городе скорби. Карета, казалось, просто влипла в воздух будто муха в варенье. Четыре запряжённых цугом вороных лошади медленно передвигали длинные ноги. Подкованные копыта били в камни мостовой, и я клянусь, мог разглядеть каждую искру, вылетевшую из-под них. Я отлично разглядел сидевшего на козлах нечистого. Высокого и тощего как все они, парня, одетого в вычурный костюм, конечно же, чёрного цвета. Он держал в руках поводья, готовясь натянуть их, чтобы остановиться, как обычно, почти вплотную к парадному крыльцу палаццо Стронци. Я не видел, но точно знал, что так же одета пара грумов, стоявших на запятках кареты. Знал и о том, что под козлами в ящике без крышки у кучера припрятана пара заряженных и всегда готовых к бою пистолетов. Знал и что грумы – такие же нечистые как все, кто сопровождает трансильванского воеводу, отлично обращаются с кривыми саблями, что висят у них на поясах не для красоты.

Похожая на роскошный катафалк карета Мирчи Дракулести приближалась. Я знал, что он, частенько отправляясь на кутежи, украшает её чёрной тканью, а на головы лошадям велит цеплять перья, словно и в самом деле внутри покойник. Хотя если знать истинную сущность воеводы, то это утверждение не так уж далеко от истины.

А вот чего я не знал прежде, это что карета снаружи расписана фигурками скелетов, пляшущих вечный танец – Totentanz. Сейчас же я разглядел едва ли не каждого вырезанного на чёрном дереве покойника. Их кажущаяся бесконечной цепочка опоясывала всю карету. Ноги же костяков замерли, выписывая затейливые коленца самых разных танцев. Большую часть я, конечно же, опознать не мог и близко. Чёрные занавеси на всех окнах кареты были плотно запахнуты так, что внутрь не должен был пробиться ни единый лучик света. Хотя какая там должна царить жара, я даже представлять себе боялся.

Кучер натянул поводья. Лошади побежали медленней, почти сразу перешли на шаг, и вскоре остановились прямо перед парадным крыльцом палаццо. Теперь карета закрывала его от меня.

Я невольно глянул в ту сторону, откуда приехала карета. Там уже маячил силуэт Агирре. А рядом с ним шагали все пять его здоровенных волков.

Я не видел, но отлично знал, что сейчас Скрипач нацеливает на дверцу кареты свою Виолину. Что второй мой стрелок натягивает тетиву лука, готовясь страховать его. Что шепчет слова на непонятных языках ведьма, сплетая неведомые чары, чтобы пробить защиту чудовищного порождения чумы – тирана, которым являлся воевода Мирча Дракулести. Что короткостриженый парень в проулке подвигает к себе ворох тряпья, в который замотан его чудовищный меч. Что Агирре готовится отдать приказ волкам – рвать.

Всё было готово.

Стоит только воеводе покинуть карету – и закрутится кровавая карусель. Ради неё я вытащил из тюрем всех людей из моего отряда. Ради неё мы провели не один день, планируя и стараясь разыграть всё как по нотам. Уверен, что ради неё и меня в своё время отправили не на костёр или виселицу, а в монастырь Святого Михаила Архангела. И вот сейчас всё закончится.

Не будет никаких команд – мои люди всё сделают сами.

Карета остановилась окончательно. С запяток соскочил грум, едва ли не бегом бросившись к дверце, спеша отворить её перед воеводой. Второй тоже спрыгнул на мостовую, однако обернулся и уставился на шагающего по улице в сопровождении волков Агирре с явной неприязнью и подозрением. Даже положил руку на эфес сабли. Агирре же в ответ развёл руками и вдруг широко улыбнулся, показывая груму свои мощные зубы. Тот даже опешил слегка – все давно уже успели отвыкнуть от улыбок, пускай и насквозь фальшивых, как у Агирре.

Дверца кареты открылась бесшумно, однако та едва заметно качнулась на рессорах, когда невидимый для меня воевода покинул её. И как только он сделал это, я понял – всё пошло не так, как мы рассчитывали. Да что там, всё просто-напросто полетело ко всем чертям!

Глава 1. Незваным гостем.

Я чувствовал себя крайне неудобно всё то время, что пришлось гостить у инквизитора города Дижона. Фюрстенберг, чьё имя чаще всего сокращали до короткого и ёмкого Фюрст, хотя сам он терпеть не мог этого слишком уж говорящего сокращения, был крайне занятым человеком. И соседство его епархии с мятежным Шварцвальдом, где я разворошил настоящее осиное гнездо, лишь добавило ему дел. Причём исключительно срочных или неотложных. Однако он был просто вынужден тратить время ещё и на меня. Не мог же отказать в просьбе прелату Лафрамбуазу. Пускай Дижон и не подчинялся великому инквизитору Тосканы, но есть люди, чьими просьбами лучше не пренебрегать.

Первым делом людям инквизитора пришлось искать подходящего татуировщика. Украшающие моё тело разнообразные рисунки и цитаты из Святого Писания после Шварцвальда сильно выцвели, и кое-где их почти не было видно. И явно не первый встречный мог подойти для этого дела. В прошлый раз надо мной трудился отец Гитаны, и даже не знаю, чего это стоило старому цыгану. Конечно, дижонским псам господним не удалось отыскать именно его, а может быть у Фюрстенберга был свой человек, занимающийся подобного рода татуировками. Вот только ждать его пришлось несколько дней.

Не скажу, что дни эти я провёл без пользы. Конечно, первый из них честно предавался греху праздности, даже не взглянув на те бумаги, что передал мне инквизитор при встрече. Даже из постели поднялся, когда часы пробили полдень. На кухне на меня глянули с осуждением, однако мне на эти взгляды инквизиторских слуг было откровенно наплевать. Они-то не рисковали своей шкурой в Шварцвальде. Я более чем уверен, что заслужил эти дни отдыха. Уж один так точно.

На следующее утро ко мне явился мажордом, заправляющий всем мирским хозяйством в доме инквизитора, и сообщил, что Фюрстенберг желает побеседовать со мной снова. И времени на сборы у меня не больше пяти минут. Я уложился в три.

Мы встретились в том же кабинете, где Фюрстенберг принимал будущего вильдграфа Шварцвальда.

- Времени у меня мало, поэтому извольте лишь выслушать меня, и ничего не говорить.

Он прервался на секунду, я же быстро кивнул в ответ.

- Человек, которого вы препоручили моим заботам, в полном порядке. Он жив и согласно приговору отправлен в тюрьму. Хотя по всему стоило бы сразу приговорить его смерти в очищающем пламени.

Я никак не стал комментировать его слова, хотя отлично знал, благодаря чьему заступничеству опасный еретик и не совсем человек даже сейчас сидит в каменном мешке, а не поджаривается на сковороде в аду. Или что там делают с записными ворами?

- Если вам интересно, то он будет помещён в тюрьму с очень образным названием Штырь, что на острове Горгона. Вам приходилось слыхать о такой?

Кто ж не слышал о Штыре Горгоны? Одна из самых известных тюрем инквизиции. Официально её издевательски именуют тюрьмой свободы, потому что за стенами высокой башни сидят лишь комендант да невеликий гарнизон тюрьмы, а все заключённые как раз находятся снаружи. Они висят над скалистыми берегами в клетках, открытых любой непогоде и всем ветрам. Кроме того, все клетки развешены таким хитрым образом, что общаться между собой заключённые не могут никоим образом. Мало кто выдерживает в Штыре больше двух-трёх лет, становясь жертвой непогоды или попросту сходя с ума от одиночества или страха перед чудовищной высотой, на которой висят клетки.

- Мастера татуировки уже нашли, и скоро он прибудет сюда, так что советую поторопиться с записями, которые я оставил вам. Инквизитор Лафрамбуаз рассчитывает на отряд к Троице^[1] и никак не позднее.

Я прикинул в уме, выходило, что времени не в обрез, конечно, но и расслабляться нельзя. Намёк инквизитора я понял сразу, тем более что тот был более чем прозрачным.

Фюрстенберг попрощался со мной и вышел из кабинета, я поспешил за ним.

В этот день я плотно занимался бумагами, подбирая себе людей в отряд.

Для начала надо было прикинуть, сколько народу вообще набирать. Я не был особо ограничен в количестве, и мог собрать хоть сотню отборнейших головорезов, какие только найдут в тюрьмах, вроде того же Штыря. Вот только что мне потом с ними делать? Брать штурмом города – народу не хватит, а для более-менее секретной операции и десяток человек уже перебор. В общем, размышлял я недолго, остановившись на привычной пятёрке – именно столько бойцов обычно насчитывали команды рейдеров, что ходили в мёртвые города за добычей.

Одним из первых мне попалось имя Агирре. Оказывается после смерти в ходе суда божьего кампеадора дона Бласко et cetera, et cetera, его приятеля баска не отправили на виселицу. Власти Лугано не решились запросто казнить спутника обвинённого в ереси и погибшего на ордалии кампеадора, и передали Агирре инквизиции. Смерти на костре тот вроде как и не заслуживал, но и на свободе его оставлять никто не собирался. Так Агирре угодил в застенки скрытой в скале – в заброшенном руднике – тюрьмы, расположенной близ мёртвого города Люцерна.

Оказалось, баск скрывал интересный талант. Он был волчьим братом, и это объясняло нападение стаи волков на отряд, сопровождающий ведьму, к которому ненадолго был вынужден примкнуть и я. Подобные фокусы вполне в духе волчьих братьев. Они могут контролировать двух-трёх зверей полностью, зато на их зов, неслышный никому, кроме серых хищников и таких же волчьих братьев, могут откликнуться все волки, до кого докричится зовущий.

Ещё одним интересным фактом оказалось то, что туда же отправили служить и Скрипача. Старый наёмник с кем-то крепко повздорил на Родине, и власти одного из кантонов законопатили его туда. А может дело было в том, что Скрипач имел отношение к неудачному конвоированию ведьмы, и церковь решила упрятать его от греха подальше, чтобы не болтал языком. Наёмники ведь известное дело – секретов хранить не умеют вовсе, а уж после кружки-другой чего крепкого такие байки рассказывают, что только диву даёшься. Да только далеко не все склонны пропускать болтовню в тавернах мимо ушей. Кое-кто внимательно слушает всё и делает выводы.

Что ж, выходит, перед тем как явиться к Лафрамбуазу, я сделаю небольшой крюк к Люцерну. Навещу старую каменоломню. Уверен, моего серебряного кольца с головой пса и факелом хватит, чтобы вытащить обоих оттуда. А на случай, если этого будет недостаточно, я попрошу у инквизитора Фюрстенберга внушительное письмо, которое уж точно откроет двери темницы для Агирре и Скрипача. Конечно, надёжней было бы просить помощи в этом деле сразу у прелата Лафрамбуаза, однако на переписку с ним уйдёт слишком много времени. А его у меня было как раз не сказать, чтобы в избытке. Сроки тем же прелатом были поставлены очень строго, и вряд ли у меня будет возможность выбиться из них без веских причин.

С подбором второго стрелка в команду у меня проблем не возникло. Я уже знал, кто им будет – и где его искать. Хотя вряд ли он обрадуется моему появлению – расстались мы при не самых располагающих к дружбе обстоятельствах.

Теперь надо было определиться с человеком, который станет главной ударной силой отряда. В моей прежней команде им был отставной ландскнехт Баумхауер, погибший в городе скорби, но и после смерти служащий тирану, зовущему себя Господином. Казалось бы, найти умелого бойца, готового за звонкую монету пойти в огонь и в воду, что может быть легче? Таких в каждом крупном городе отыскать проще простого. Вот только мне нужен был не просто умелый и отчаянный, но и надёжный, а времени на серьёзную проверку не было.

Поэтому я всерьёз закопался в дела самых опасных еретиков-бойцов, которых отправили не на костёр или виселицу, а в особую тюрьму. О ней мне доводилось слышать только самые смутные слухи – безымянная тюрьма даже неведомо где находилась, и, согласно тем же слухам, представляла собой арену гладиаторских боёв, прямо как у императоров древности. Кровавые драмы там разыгрывали едва ли не каждый день, и мало кто из отправленных туда отъявленных убийц и головорезов мог продержаться больше полугода. Хотя, конечно же, знакомые знакомых чьих-то знакомых точно знали человека, который видел того, кто вышел из этой тюрьмы после сотни боёв. Согласно всё тем же слухам, именно столько схваток надо было пережить, чтобы покинуть застенки.

Оказывается, такая тюрьма существует, и находится не где-нибудь, а близ Кандии^[2] – острова, на котором беглецы из Венеции основали колонию, назвав её Новой Венецией. Венецианские дожи возложили на себя обязанность по присмотру за секретной тюрьмой и имеют неплохие барыши. Всегда найдётся достаточно богачей, желающих пощекотать себе нервы кровавой забавой, и деньги за это готовы платить немалые.

Но и среди её заключённых пришлось хорошенько поискать, прежде чем нашёл нужного человека. Меня не устраивали попадающие в эту тюрьму кровавые маньяки или разбойники с большой дороги, отправившие на тот свет сотни душ. Не нужны мне были и обвинённые в ереси наёмники, вся ересь их, скорее всего, заключалась в обычной безбожной похвальбе, на которую падки ландскнехты и подобные им личности.

Но был среди них один, на кого я обратил внимание. Если верить записям, то в тюрьму он угодил сразу после разгрома флагеллантов в Страсбурге, а это было больше двух лет назад. И всё это время довольно молодой парень, упоминающийся во всех документах как Гизберт, вполне удачно сражался на арене, неизменно выходя победителем из всех схваток. Я посмотрел на даты в документах – они были достаточно свежими, а значит, у меня есть надежда, что фортуна не изменила этому парню и он ещё жив.

Когда я уже закрывал бумаги, с которыми провозился до позднего вечера, из папки, где находились документы по Гизберту, выпало несколько листков. Оказывается, это был рапорт о происшествии в Страсбурге. И он очень сильно отличался не только от официальной версии, выдвинутой церковью и властями города, но и от самых страшных слухов, ходивших об этой трагедии.

Читая сухие строчки отчёта, я засиделся до темноты. На что уж я был ко многому привыкшим человеком, да и после Шварцвальда меня мало что могло смутить, однако у меня волосы на загривке дыбом становились от прочитанного. В сравнении с этим, моя эскапада в Шварцвальде была не более чем увеселительной прогулкой.

- Не лучшее чтение на ночь глядя, - раздался у меня за спиной спокойный голос.

От старых и, что греха таить, весьма полезных привычек избавиться непросто. Вот и сейчас тело моё среагировало раньше разума. Я откинулся назад и в падении выдернул из-за пояса кривой кинжал. Тот самый, которым вспорол живот Чумному Доктору в замке прежнего вильдграфа Шварцвальда. Хищный, обоюдоострый клинок сверкнул в свете стоявшей на столе свечи, но от удара мне удалось воздержаться. Хотя рефлексы и инстинкты буквально кричали мне: «Бей! Вот же ноги врага! Режь жилы! Пускай он упадёт рядом с тобой. Ты прикончишь его одним ударом!».

- Достаточно было сказать, что вы мне не рады, - произнёс тот же голос, не изменившийся ни на йоту. Только теперь звучал сверху. – Не стоило устраивать столь ярких представлений в мою честь.

- Вы были на волосок от гибели, - честно заявил я, поднимаясь на ноги. Ни грана смущения я не чувствовал. – Рефлексы, знаете ли, страшная штука.

- Знакомо, - кивнул мажордом. – И спешу вас заверить, мсье Рейнар, у вас они отменные. Но я пришёл не для того, чтобы проверять их.

- Судя по бутылке вина в вашей руке – это так, - ответил я, не спеша садиться обратно за стол. Лишь поставил на ножки перевёрнутый табурет.

- Близится полночь, а в вашем окне я заметил свет, - объяснил мажордом. – И решил поддаться старой привычке. Пить даже в Ultima Forsan как-то неприлично. Вы же, как мне известно, были рейдером.

- Был, - кивнул я, - вы тоже ходили в мёртвые города за добычей?

- Верно. – Мажордом без приглашения уселся на второй табурет и бесцеремонно сдвинул бумаги в сторону. – И не один раз. Покуда мне в одном из рейдов упырь не оттяпал половину правой руки.

Мажордом поставил бутылку, стянул перчатку и закатал правый рукав. Ниже предплечья живая плоть сменялась искусным протезом, какие делают во Флоренции в мастерских да Винчи. Многочисленные шестерёнки и пружинки её настолько хорошо пригнаны друг к другу, что не издают никаких посторонних звуков, выдающих протез.

- С такой рукой можно было и дальше в рейды ходить, - заметил я.

- Это сейчас у меня современный протез, тогда же денег хватило лишь на самый примитивный. Да и потеря правой руки надолго вывела меня из игры, вот и пришлось искать себе другое дело.

Легко ввинтив в пробку стальной палец – в движении этом чувствовалась немалая сноровка – мажордом выдернул её и без церемоний приложился к горлышку. Я как мог собрал документы, и сунул их без разбора в несколько папок. Думаю, завтра я пожалею об этом, но сейчас мне было откровенно наплевать.

Я принял у мажордома бутылку и приложился к ней. Вино оказалось достаточно приличным, хотя, уверен, у инквизитора в подвалах дрянной кислятины никогда не водилось.

- Кло де Вужо,^[3] - отрекомендовал мне мажордом вино, забирая бутылку. – Настоятель монастыря каждый год дарит инквизитору первую бутылку из урожая, так что у нас в подвалах его преизрядно скопилось.

- Если пить по бутылке каждую полночь, его запас быстро истощится.

- За кого ты меня принимаешь? – После третьего глотка, когда объёмистая бутылка опустела на две трети, мажордом решил перейти со мной на ты. – Я ж не пьяница какой, просто повод есть. Отчего бы не выпить, раз ты не спишь.

- И в самом деле, - поддержал его я, забирая бутылку и допивая вино. – Теперь хоть спать нормально смогу после всех этих кошмаров.

- Зря ты про Гизберта читал, - заявил неожиданно помрачневший мажордом. – Был я в Страсбурге после того, что он там наделал. Город, говорят, и при Мотгизе был настоящим чистилищем, но после бойни, учинённой Гизбертом – притом в одиночку! – это было кладбище. Чудовищное кладбище.

- Я так понял, что если бы не резня, в Страсбурге случилось бы нечто куда худшее, - осторожно заметил я.

- Случилось бы или нет, кто ж его знает, - развёл руками мажордом, - а вот бойню Гизберт учинил – и это непреложный факт. Знал бы ты, каких трудов и скольких жертв стоила нам его поимка. Мой тебе совет, не бери этого проклятого к себе в отряд.

Сам того не зная, мажордом только что убедил меня поступить вопреки его совету. Именно проклятые и были мне нужны. Те, кто не предаст хотя бы в силу тяготеющего над ними проклятья. Ведь оно обычно довлеет куда сильней знаменитого Дамоклова меча.

- Вряд ли я сумел бы вытащить его из тюрьмы, - пожал плечами я. – Он слишком опасен, чтобы покидать застенки.

- Вот именно, - хлопнул меня на прощание по плечу мажордом и поднялся на ноги.

Ultima Forsan давно пробил, и мы не слышали его, слишком увлечённые разговором. Но ни один не пожалел об этом. Мы и пили-то в полночь лишь для того, чтобы не слышать двенадцатикратного удара часов, для большинства обозначающего всего-то смену суток. Для большинства, но не для нас – тех, кто ходил в мёртвые города, и знал, что выбраться оттуда надо до этого часа. Может быть, последнего часа жизни.

С этой грустной мыслью я и отправился спать.

На следующее утро я решил первым делом отправиться к инквизитору. Всё дело в том, что для операции мне нужен был некто, обладающий талантами, в которых я не разбирался вовсе. Конечно, на факториях, где мне приходилось промышлять, никогда не было недостатка в разного рода чернокнижниках, ведьмах, каббалистах и прочей братии, обожающей называть себя не иначе как посвящёнными. Однако кто из них и в самом деле имел отношение к запретным силам, а кто был банальным жуликом, я не знал. Да и от самих посвящённых правды было не добиться – у них цеховая солидарность развита почище чем у продажных женщин или цирюльников.

Правда, мне в тот день повидать Фюрстенберга не удалось. Оказывается, в особняк привели татуировщика, и он сразу же принялся за работу. На его месте каждый, наверное, поступил бы похожим образом. Кому ж охота дольше необходимого торчать в особняке инквизитора, да ещё и выполнять для него не самую понятную работу. Вопросов немолодой уже мужчина с сединой на висках и слегка отёчным лицом привыкшего к осуждаемым церковью излишествам человека, быстро осмотрел мои изрядно выцветшие татуировки и разложил на столике свои инструменты и баночки с красками. На мольберт он повесил рисунки, которые выдал ему лично мажордом, долго прикидывал, куда бы усадить меня, чтобы было удобно работать и свет падал с нужного направления. Говорил при этом мастер немного, ограничиваясь короткими – в одно-два слова – фразами и выразительными жестами.

Работал он быстро и молча. Иглы так и летали по моей коже. Где обновляя старые рисунки, удивительно быстро выцветшие, где-то же нанося их заново. Я не могу поручиться, что именно было теперь зашифровано в хитром переплетении святых символов и отрывков молитв и псалмов. Не знал этого и наносящий сейчас рисунки татуировщик, а вот для достаточно сведущего священника я был подобием открытой книги. И это жутко раздражало на самом деле, хотя пару раз и спасало жизнь. Без них во мне в первом же городе опознают тирана, и смерть на костре мне гарантирована. Так что приходится мириться с татуировками, как с неизбежным злом.

Работать мастеру пришлось почти весь день, и он не закончил. Помнится, старику Романо понадобилось больше двух недель, чтобы нанести на меня все эти узоры, хотя, думаю, теперь управятся быстрее. Сложив свои вещи, мастер поспешил покинуть особняк, отказавшись от позднего обеда или раннего ужина, предложенного мажордомом. Равно как и от ночлега. Татуировщик взял деньги и неприлично быстрым шагом направился к двери. Мажордом коротким кивком велел паре слуг, дежуривших в комнате, пока мастер работал со мной, и те направились следом. Теперь даже если татуировщик решит сбежать, у него это вряд ли получится. В расторопности ребят, служащих инквизитору Дижона, я ничуть не сомневался.

- Могу я узнать, инквизитор у себя? – поинтересовался я у мажордома, когда слуги покинули комнату.

- Увы, - покачал головой тот, позабыв о панибратстве, что царила между нами этой ночью, - его не будет до позднего вечера.

- И всё же, я хотел бы поговорить с ним сегодня, - решил настоять я.

- Если инквизитор сочтёт это возможным, - ответил мажордом.

Я был уверен, что сочтёт, хотя и не стал говорить об этом мажордому. Для незваного гостя я и так уже слишком долго злоупотребляю гостеприимством инквизитора Дижона. Он будет только рад избавиться от меня как можно скорее.

Как я и считал, Фюрстенберг нашёл для меня время, хотя и в самом деле мы встретились ближе к ночи. Под глазами инквизитора набрякли чёрные мешки усталости, которых не было при прошлых наших встречах. Он заметно ссутулился и буквально осел в своё кресло. Заметно было, что держаться с прежней прямотой уже выше его сил, как физических, так и духовных.

- Кроме Дижона теперь на меня ещё и Шварцвальд взвалили, - сообщил он. – Прелат Лафрамбуаз хочет показать, что ситуация у него под контролем и новый вильдграф справляется.

- А потому необходимости в отправке особых отрядов инквизиции в Шварцвальд нет, - кивнул я, без приглашения садясь напротив.

- Знаете, Рейнар, вам надо как можно скорее покинуть Дижон, - сменил тему инквизитор. – Вы слишком искушаете меня. По роду деятельности я не могу даже исповедоваться нормально. Слишком велики секреты прегрешений, что я беру на свою душу, чтобы доверять их кому бы то ни было, кроме Господа. А потому я сам отпускаю себе грехи и накладываю епитимьи, которые, что греха таить, далеко не всегда исполняю. С вами же могу говорить свободно – вы обличены полномочиями официала, да и душа ваша отягощена не меньше моей.

- Вот только тайну исповеди хранить я по роду своей деятельности не обязан, - жёстко заметил я, однако мои слова не вернули Фюрстенберга с небес на землю.

- Думаете, я бы доверил вам какие-либо тайны? Я не настолько наивен, Рейнар. Просто иногда так хочется поговорить с кем-нибудь по душам. Не со слугами же, в конце концов, откровенничать. Даже в очень жёстких пределах.

Он подобрался, давая понять, что лирическое отступление закончено и поинтересовался, что же привело меня к нему.

- Мне в отряд нужна ведьма, - без обиняков заявил я, - или чернокнижник или ещё какой колдун. Обычного алхимика или чумного доктора будет недостаточно.

- Я знаю довольно о том, на кого вы собираетесь охотиться по приказу прелата Лафрамбуаза, - кивнул инквизитор, - и потому в документы, что выдали вам, добавил несколько резюме ведовских процессов.

- Для меня они – пустое, - развёл руками я, - именно поэтому и решил обратиться за помощью к специалисту в этом вопросе. То есть к вам.

- Прежде вы неплохо справлялись со слугами Дракулести, - заметил Фюрстенберг, - однако по татуировкам видно, что стоило вам это очень дорого. К тому же, вы несколько преуменьшаете свою осведомлённость относительно ведьм. Я отлично знаю историю, случившуюся в Лугано. Вы сумели прикончить ведьму, терроризировавшую весь город, при этом обошлись без помощи местных священников и даже без очистительного пламени.

- Ну, тело её, уверен, всё же сожгли потом, - сказал я. – Но вы верно сказали, что всякий раз подобное противостояние обходится мне очень дорого. Я не могу постоянно полагаться на своё проклятье. Тем более что часть меня может и не выдержать прямого столкновения с силой тирана, которой обладает Дракулести.

К тому же я был уверен, что воевода готовится к встрече со мной. Уж Гитана точно не станет молчать о моём визите в Шварцвальд. Однако говорить об этом инквизитору я счёл излишним. Уверен, в моей благонадёжности и так имеются большие сомнения – к чему увеличивать их ещё больше?

- Вам нужна ведьма, которую вы сумеете удержать в узде, - задумчивым тоном произнёс Фюрстенберг. – С достаточно сильной вы тоже сумеете справиться, но это закончится её смертью, а никому это не нужно. К тому же сильных ведьм мы всё же предпочитаем отправлять на костёр.

«Или придерживать для собственных нужд», – добавил я про себя, однако от комментария, конечно же, воздержался. Мне приходилось слыхать об инквизиторе Кастильской короны Энрике де Гране, которому служили некая ведьма и чернокнижник, а может быть и не они одни. Также и у Глорианы – английской королевы был советник с весьма нестандартными способностями к предсказаниям и не только. Хотя про далёкий Альбион каких только слухов не ходило, слишком уж замкнуто живут на острове, отделённом от Европы проливом. Впрочем, он не защитил их от чумы.

- От недостаточно сильной толку в схватке с тираном не будет, - заметил я. – Особенно с таким как Дракулести.

- Тут ваша правда, - кивнул Фюрстенберг. – Есть одна ведьма, которая не отправилась на костёр, хотя бед, сказать по чести, принесла не мало. Она не столь сильна в колдовском искусстве, но берёт другим – непредсказуемостью. Её и ловили очень долго лишь потому, что никогда нельзя было точно предугадать, какой именно фортель она выкинет в следующую минуту.

- Выходит, вы хотите подсунуть мне безумную ведьму, - напрямик заявил я.

- Все они безумны в той или иной мере, - развёл руками инквизитор, - иначе что ещё может толкнуть честную женщину на стезю дьявольского искусства? Но эта, не скрою, безумней иных. Не знаю даже, сумеете ли вы совладать с нею. Однако она подойдёт вашему отряду лучше других, даже более опытных колдуний, уверяю вас.

Конечно, при условии, что к по-настоящему сильным меня не подпустят и на пушечный выстрел. Придётся брать, как говорится, что дают, а после и поблагодарить.

- Эту девицу зовут Фантеска Дзанни, - добавил инквизитор. – Бумаг на неё у вас нет. Я распоряжусь, чтобы завтра вам передали резюме по её процессу, и заодно протоколы допросов. Если эта не подойдёт, то обращайтесь, подумаем над другими кандидатурами.

Я поблагодарил Фюрстенберга и отправился спать. Когда шагал по коридору в то крыло, где находилась моя комната, заметил, что в плотно зашторенном окне инквизиторского кабинета горит свет. Видимо, я украл у него время сна. Надеюсь, что не всё.

Резюме по делу юной ведьмы я прочёл перед тем, как меня позвали в просторный и хорошо освещаемый зал, где мастер татуажа продолжил свою работу. К слову сказать, выглядел татуировщик куда более помятым чем вчера. Ночь он явно провёл бурную и вовсе не в трактире или объятиях продажных женщин, судя по злобным взглядам, что он кидал на сопровождавших его крепышей из свиты инквизитора. Видимо, решил-таки сбежать, но сделать этого ему не дали.

Пока он работал, я обдумывал прочтённое. Ведьма либо действительно была сильно не в себе, либо очень удачно прикидывалась. Настоящего имени не называла, предпочитая именовать себя разными дзанни^[4] комедии дель арте, отсюда и прозвище. На допросах она называла себя то Серветтой, то Смеральдиной или Мирандолиной, то другими именами, но чаще всего всё же Фантеской. О ней было известно, что прежде чем увлечься запретными науками, будущая ведьма выступала с бродячими цирками как акробатка, и неизменно пользовалась успехом благодаря ловкости и красоте. После, её угораздило связаться с ковеном ведьм, уничтоженным инквизицией. Тогда же она впервые попала в тюрьму. Ведьмы те были в общем почти безобидными и не чинили особых бед округе, а часто и помогали, однако спасти от вспышки чумы не смогли. На них тут же донесли, и всех женщин – а с ними и порядком невиновных, куда ж без этого – отправили в застенки. Не вынеся допросов, Фантеска сошла с ума и девицу отправили в дом скорби, что в городе Бергамо. Дом скорби сгорел при невыясненных обстоятельствах, и Фантеска оказалась на свободе. После этого её ловили несколько лет. В резюме, скорее всего, упоминались далеко не все результаты более чем бурной деятельности Фантески, но и по имеющимся было видно, что поработала она на славу. Взяли её на одном из шабашей в ночь языческого праздника, и после недолгого процесса отправили не на костёр, как большинство ведьм и колдунов, участвовавших в нём, а в особую тюрьму. Основания для помещения туда указаны не были, что и не удивительно: ни в одном другом деле я не нашёл ничего подобного. Всюду лишь говорилось, что отправлены по решению трибунала туда-то и туда-то, не более того.

Что ж, наверное, именно такая и нужна моему безумному отряду. Если уж мне не заполучить ведьмы или колдуна, достаточно сильного, чтобы совладать с тираном вроде Дракулести, то непредсказуемая девица едва ли не лучший выбор.

Самая сложная часть задания решена – я определился с кандидатурами для своего отряда. Дело за малым: собрать их всех в одну команду, заставить действовать вместе, и прикончить-таки воеводу Дракулести. Что может быть проще, в самом деле?

Попрощаться со мной инквизитор времени всё же не нашёл. Но я не особо рассчитывал на это. Хорошую лошадь мне вывел из конюшни мажордом. За ним шагал парнишка с седлом на одном плече и сбруей, перекинутой через другое.

- Сам оседлаешь или помочь? – спросил у меня мажордом.

- Раз уж отправляюсь в дорогу верхом, пора бы учиться заботиться о животном, - ответил я, принимая у конюшего седло.

Наверное, с непростым делом подготовки лошади к дальней дороге я справился не слишком ловко, однако и ошибок не допустил. По крайней мере, ни мажордом, ни конюший, наблюдавшие за мной, после ничего поправлять не стали. Я прицепил к седельным сумкам длинный кампеадорский меч, проверил пару пистолетов в ольстрах. Чертовски удобная вещь – я оценил это в Шварцвальде, когда вместе с наёмниками Кожаного лица штурмовал постоялый двор, где засели чёрные гусары. Отправить пару врагов на тот свет двумя выстрелами – весьма неплохое подспорье в схватке. Прежде чем забраться в седло, оценил, хорошо ли выходят из ножен новенький палаш и гросмессер, висевшие на оружейном поясе. Проверил и кривой кинжал – оружие последнего шанса.

В общем, я был полностью готов к путешествию. Перемётные сумы были набиты едой и разбавленным вином, на случай если окажусь в местности, где не будет постоялых дворов и деревень. Кроме того, там лежали пара пороховниц и внушительный мешочек с пулями для пистолетов. Больше ведь мне и не надо – путешествовать я предпочитаю налегке.

- Ну, с богом что ли? – вздохнул мажордом, снова вернувшись к панибратству двух бывших рейдеров.

Он вынул бутылку зелёного стекла, запечатанную сургучом, на этикетке я прочёл Romanee Conti.^[5]

- За пропажу этой бутылки инквизитор с тебя точно голову снимет, - заметил я, глядя как мажордом расправляется с сургучной печатью и вывинчивая пальцем, словно штопором, пробку.

- Знаешь, в чём преимущество таких вин? – спросил он, и не дожидаясь ответа, сказал: - Их пропажу никогда не обнаружат, потому что повода открыть никогда не будет. А чего ему зазря киснуть, верно?

Конюший облизнулся будто кот на сметану, глядя на бутылку дорогого вина, однако мажордом посмотрел на него грозно и для верности добавил:

- И не думай даже, тут и двоим мало будет!

Парнишка тут же сделал вид: не очень-то и хотелось, чем ещё сильнее напомнил мне кота.

- Однако придётся разделить на троих, - раздался голос инквизитора, и к нам подошёл Фюрстенберг. – Не думали же вы, Рейнар, что я отпущу вас, не попрощавшись.

Мажордом не стал прятать бутылку, сразу же протянув её Фюрстенбергу.

- Из горлышка, будто ландскнехты у костра, - покачал головой тот, однако приложился, сделав пару глотков, и передал бутылку мне.

Вино и в самом деле оказалось великолепным, хотя пили мы его откровенно варварски.

- Прощайте, инквизитор, - сказал я, когда вино закончилось. – И спасибо вам за всё.

Поблагодарить его было за что. Не только за кров и стол, или обновление татуировок, скрывающих моё проклятье внутри. Мастер проработал над ними ещё пару дней, а сейчас, наверное, уже покинул Дижон, зарекшись обходить его десятой дорогой. Вместе с кольцом официала инквизиции я получил внушительную пачку писем, подписанных Фюрстенбергом, часть которых, попади они не в те руки, вполне могли скомпрометировать его. Но с ними мне будет куда проще вытащить из каменоломен Агирре, а это уже очень немало. Да и просто ездить с таким багажом куда как сподручнее. Зря я в прошлый раз не взял ничего подобного у Лафрамбуаза, тогда бы дорога до Шварцвальда была у меня куда легче. Ведь зачастую десяток слов на клочке бумаги с нужной подписью могут сделать больше, нежели угрозы, насилие и даже подкуп.

- И вы прощайте, Рейнар, - ответил мне Фюрстенберг. – Да пребудет с вами Господь во всех ваших начинаниях.

Обычно говорили «праведных начинаниях», но хладнокровное убийство, даже тирана, никак нельзя отнести к таковым.

Уж забравшись в седло, я вдруг спросил у Фюрстенберга:

- Может быть, вам помощь нужна? Разоблачить еретика или там заразителя?

- Спасибо, - ледяным тоном ответил тот, - сами справимся.

Я кивнул ему на прощание, и направил лошадь прочь от особняка. Впереди меня ждала не самая приятная дорога, но от неё никак не отвертеться. Времени прелатом Лафрамбуазом мне отпущено не слишком много, а значит к Люцерну придётся ехать кратчайшей дорогой, что лежит через охваченную последствиями мятежа область империи.

Мой путь снова лежал в Шварцвальд.

Глава 2. Знакомые всё лица.

Приближаться к границам Шварцвальда было неприятно. До почти физического отвращения. Я не хотел возвращаться в проклятое Господом графство, где после моего кратного визита царил чудовищный хаос и настоящая гражданская война. Однако сроки, поставленные прелатом Лафрамбуазом, не оставляли выбора.

До границы Бургундского герцогства, столицей которого, собственно, и был Дижон, я добрался за считанные часы. Солнце ещё не успело скрыться за горизонтом, а я уже имел сомнительное удовольствие наблюдать руины города Мюльхаузен. Покинутый во время чумы, да так и не заселённый бывший имперский город, входивший даже в Декаполис,^[6] пустовал не один год. Всё ценное, что было за его стенами, давно вывезли, а потому даже факторий рядом с городом не сыскать ни одной. Не говоря уж о хоть каком-нибудь постоялом дворе.

Однако именно здесь меня ждали. Десяток рейтар в знакомой кожаной броне со стальными вставками, только теперь покрытой красными накидками с гербом нынешнего вильдграфа. Командовал ими капитан Курцбах. Как и его солдаты, он избавился от меток Кожаного лица на доспехах, вместо этого набросив сверху красную тунику с гербом вильдграфа.

- Ты не заставил себя ждать, - бросил, не слезая с коня, Курцбах. – Это хорошо.

Я ничего хорошего от встречи с бывшим командиром наёмников убитого мной Кожаного лица не ждал, а потому подобрался и руку, как бы невзначай, положил на рукоять пистолета, торчащую из ольстры.

- Не психуй, приятель, - грубовато успокоил меня Курцбах. – Мы здесь по приказу нового вильдграфа. Он велел встретить тебя и проводить до границы с кантонами. Доставить туда в лучшем виде, так и сказал, Девой Марией клянусь.

- Так ты теперь служишь ему? – спросил я, не спеша убирать руку с пистолета.

- В точку, - прищёлкнул пальцами Курцбах. – Так что едем, пока солнце не село. Тут недалеко есть постоялый двор.

Я надеялся, что это будет не тот же, где мы с вором и наёмниками Кожаного лица дрались против венгерских чёрных гусар графа Ханнсегюнтера. К тому моменту уж давно покойного и зарытого на заднем дворе безымянного трактира.

Я присоединился к отряду – выбора-то у меня не было, да и глупо отказываться от сопровождения. Курцбах во время нашего знакомства проявил себя достаточно честным человеком, конечно со скидкой на обстановку в Шварцвальде. Его рейтары не окружали меня, держась на некотором отдалении, так что я даже решил поболтать с Курцбахом, чтобы скоротать время в дороге.

- И как ты оказался в чести у новой власти? Не думаю, что нынешний вильдграф настолько доверчив, чтобы вот так запросто взять тебя на службу.

- Конечно, нет, - отмахнулся капитан. – Но я пришёл к нему не с пустыми руками. И не только с отрядом преданных лично мне наёмников. Этого и в самом деле было бы мало. Ты же помнишь, что Кожаное лицо поручил моим заботам Деточку, а тот ведь официально числился сыном вильдграфа. Вот, кто стал залогом моей преданности новой власти. Передал Кровавому Деточку в лучшем виде.

- Кровавому? – уточнил я, хотя и подозревал о ком идёт речь.

- Да это прежнее прозвище нашего славного вильдграфа, - ответил Курцбах. – Его прежде Кровавым бароном звали, теперь титул у него посолидней, а старое прозвище прилипло – не отцепишь. Вот осталось от него только первое слово – Кровавый, оно ему очень подходит, уж можешь мне верить.

- Мне довелось слыхать, что у Деточки была своя банда, - заметил я, припоминая вести из Шварцвальда, которыми полнились все базарные площади Дижона едва ли не каждый день. – Все как на подбор законченные мерзавцы и садисты.

- Вопили как свиньи, когда мы с ребятами развешивали их вдоль дороги, - заявил Курцбах, явно гордый проделанной работой. – Из всей банды одного Деточку живым и взяли – остальные-то нам без надобности. Я приглядывал за Деточкой не один день и хорошо изучил его повадки, так что отыскать его не составило никакого труда.

К слову сказать, многие деревья вдоль дороги, по которой мы ехали, украшали повешенные. Кто с табличкой на шее, где корявым почерком изобличались прегрешения казнённого, но чаще обходились без пояснений. Да и кто бы их читал, в самом деле. Несколько раз нам встречались настоящие деревья повешенных – давно уже мёртвые. На их прочных ветвях трупы висели гроздьями, и ещё десятки их гнили около узловатых корней. Они были настоящим пиршеством для стай воронья, не пугавшегося даже приближения людей. Зловещие птицы разрождались граем, как будто осыпали нас дождём насмешек и непристойностей, и прыгали по веткам, отчего покойники раскачивались в петлях, а кое-кто и вовсе падал.

Если и в прошлый мой визит – не столь уж давний – Шварцвальд представлял собой удручающее зрелище, то теперь всё стало ещё хуже. Хотя, казалось бы, это попросту невозможно. Но нет, ещё как возможно. Такого отчаяния и запустения, как царившее вокруг, я не мог припомнить со времён чумы. Тут же она как будто снова прошлась своей чудовищной косой. Не раз мы замечали бредущих по дорогам покойников. Это были спонтанно поднявшиеся мертвецы, видимо, чума успела отметиться в этих землях. С ними справлялись без особого труда – рейтары расстреливали покойников из пистолетов, а после топтали останки конями, превращая их в бесформенную кашу.

- Хоронить некому, - философски заметил Курцбах после первой такой схватки, а скорее просто уничтожения. – Известь сейчас чуть не унциями продают, да и зима хотя и тёплая, а дрова нужны, чтобы отапливаться. Вот и не жгут и не хоронят по-человечески. Не одна деревня уже от чумы вымерла, и после всё её население по округе бродит. А тут ещё и скандинавы эти, чтобы им пусто было.

- Скандинавы? – удивился я. – Далеко же они забрались от родных фьордов.

- Большая ватага какого-то ярла по прозвищу Чёрный медведь, - объяснил Курцбах. – Я слышал, что прежде он служил ганзейцам,^[7] в основном защищал от пиратов на Балтике и в Северном море. Но после какой-то некрасивой истории – подробностей не знаю - развёл руками рейтарский капитан, - лишился корабля, и был вынужден очень быстро покинуть земли торгового союза. Ну а тут решил задержаться – очень уж славным местечком ему показался Шварцвальд.

Да уж, каких только любителей поудить рыбку в мутной воде не собралось сейчас в Шварцвальде. Он, наверное, манит подобного рода авантюристов и просто бандитов всех мастей полным беззаконием, что царит сейчас едва ли не на всей территории феода.

А вот у одного из деревьев повешенных нам пришлось задержаться. Под ним замер в трансе хозяин стаи стригоев. Чудовище, видимо, только народилось на свет и теперь нашло себе идеальное место для того, чтобы собрать как можно больше тварей.

- Надо было остановиться в той деревне, - в сердцах, но не очень громко, чтобы не привлечь внимание монстра, произнёс Курцбах.

Мы около часа миновали пустую деревню, большую часть населения которой сами же и перестреляли, после превратив копытами коней в жуткое месиво. Ночевать там, конечно, было не лучшей идеей, однако продолжать путь в темноте, как оказалось, ещё хуже.

- И что теперь делать? – спросил он у меня.

Прежде мне приходилось сталкиваться с подобными существами. В самом начале моего путешествия из Тосканы в Шварцвальд мне и моим спутникам удалось отбиться от довольно крупной стаи стригоев. Но там хозяин был куда старше, и то его едва сумели одолеть. Если бы не выдающиеся бойцовские навыки покойного Бьёрна Стурлы, мы вполне могли остаться на той дороге гнить. Молодые же хозяева куда более проворны и опасны в бою, нежели тот, с которым пришлось иметь дело в прошлый раз, чума лишь преобразовала их тела, но начала разрушать их. И я был вовсе не уверен, что сил всего отряда рейтар хватит, чтобы справиться с этим.

- Назад поворачивать глупо, если только нет другой дороги, чтобы обойти тварь на приличном расстоянии, - ответил я. – И дальше она нас не пропустит. Она уже почуяла нас, но пока мы не пересекли определённой границы, не станет атаковать.

- А почему возвращаться не стоит? – уточнил у меня Курцбах.

- К утру у него будет стая стригоев из повешенных, тогда нам точно конец.

- И как с ним лучше всего справляться?

Видимо, Курцбах что-то слышал обо мне, потому что полностью полагался на моё мнение в деле, связанном с нежитью. Он-то привык больше живых убивать, оставляя мёртвых рейдерам или бездушным.

- Первым делом оставить лошадей, они боятся подобных тварей и в бою будут ненадёжны. – В том, что придётся принимать бой, ни у кого сомнений уже не было. – И не подпускать монстра близко, пытаться расстрелять с максимальной дистанции. Тогда, может быть, обойдёмся минимальными потерями.

- Звучит не слишком обнадёживающе, - покачал головой Курцбах. – А обойти его точно не получится?

Я отрицательно покачал головой и первым слез с седла, вооружившись пистолетами из ольстр. После недолгого размышления палаш с гросмессером оставил притороченными к перемётным сумам, закрепив на поясе длинный и увесистый, но куда более удобный в схватке с подобными тварями кампеадорский меч. Курцбах не отстал от меня, и рейтары вслед за капитаном тоже спешились. Каждый взял по паре пистолетов, проверив их, равно как и остальное вооружение.

- Веди, - кивнул мне Курцбах, и я первым направился к монстру осторожными шагами.

Никогда не знаешь, где проходит граница, за которой хозяин стаи стригоев чует тебя, и кидается в атаку. В том, что такая молодая особь, не успевшая обзавестись и парой стригоев, тут же нападёт, у меня сомнений не было. Они довольно часто встречаются на дорогах и повадки их давно и очень хорошо изучены. На горьком и кровавом опыте.

И всё же я пропустил момент, когда хозяин стаи атаковал. Тварь оказалась умней, она не стала бросаться на нас, выпустив длинные и кривые что твои ятаганы когти, и обнажив жуткие, почти человеческие, зубы. Она сорвала с шеи один из зловещих трофеев – набитый известью череп, и швырнула в меня.

Я каким-то чудом сумел увернуться, в последний миг дёрнувшись в сторону, и тяжеленный череп на волосок разминулся с моей головой. Видимо, бросал его хозяин стаи не особо прицельно.

- В линию! – скомандовал Курцбах, и тут же по обе стороны от меня выстроились одиннадцать рейтар, считая и самого капитана. – Правая рука, – выкрикнул он, и я вместе с остальными, отставая от них на доли секунды, вскинул зажатый в правой руке пистолет, - огонь!

Трещит дюжина выстрелов – тяжёлые пули разбивают черепа в ожерелье хозяина стаи. Он кричит от боли, но и не думает падать замертво. Этого слишком мало, чтобы прикончить его.

- Левая рука, - теперь уже я не отстал от рейтар, - огонь!

Ещё дюжина пуль врезается в жилистое уродливое тело хозяина стаи, но он уже на ногах и готов к бою. И в следующий миг проливается кровь – человеческая.

С хрустом сомкнулись жуткие челюсти монстра на плече не успевшего увернуться рейтара. Кожаные доспехи не спасли его. Тварь по-собачьи дёрнула головой, вырывая приличный кус кровавого мяса из плеча несчастного. Правая рука рейтара, всё ещё сжимавшая пистолет, повисла на тонком лоскуте плоти и нитках сухожилий. Бедолага зашёлся в жутком крике и повалился на колени в дорожную грязь. В следующий миг хозяин стаи разорвал его горло, и крик сменился кошмарным бульканьем.

- В стороны! – первым опомнился, как и положено командиру, Курцбах. – Заряжай! Стрелять по готовности!

Рейтары рванули кто куда, стараясь оказаться подальше от длинных лап чудовища. То на миг замерло, явно дезориентированное таким поведением наглой добычи, однако тут же выбрало себе цель. И на свою беду твари приглянулся я.

В отличие от рейтар, я перезаряжать пистолеты на бегу не умел, а потому ничтоже сумняшеся швырнул их в грязь, и вытащил из ножен кампеадорский меч. Решив не дожидаться, когда тварь врежет мне – о том, что хозяева стаи чертовски сильны, я знал не понаслышке – я атаковал первым. Выпад вышел не ахти, и монстр легко перехватил клинок левой рукой. Вот только оружие кампеадора ковалось и закалялось в стали и, что греха таить, магии, как раз против подобных чудовищ. По всей длине клинка вспыхнули золотые латинские буквы, сложившиеся в отрывок из 67 псалма: exsurgat Deus et dissipentur inimici eius.^[8] Тварь тут же взвыла от боли, и куда сильней, нежели когда её шкуру дырявил десяток пуль. Из-под пальцев её потянулся смрадный дым, и плоть начала сползать с костей.

Хозяин стаи выпустил моё оружие, вот только воспользоваться шансом и быстро контратаковать я не успел. Монстр, как и все подобные ему молодые хозяева стаи, был чертовски быстр и ловок. Удар правой лапы едва не выбил меч у меня из рук, пришлось ухватиться за него покрепче, чтобы просто удержать. И тут же чудовище прыгнуло на меня. Я как мог проворно отскочил назад, выставив перед собой оружие. Было глупо полагать, что тварь возьмёт и так запросто насадит себя на клинок. Монстр ловко извернулся в полёте, уходя от моего клинка, и обрушился на меня всем весом. Длинные лапы его прижали мои руки к телу, не давая дёрнуться. Хозяин стаи выпрямился – и ноги мои оторвались от земли. Я оказался полностью беззащитен перед его яростью. Он сдавил меня в своих воистину медвежьих объятиях, так что кости затрещали. Даром, что тощий, будто голодал пару лет, силы ему было не занимать.

Распахнув пошире пасть, монстр нацелился одним махом откусить мне голову. Мне же оставалось только молиться, да постараться прожить оставшиеся мгновения достойно. Челюсти чудовища рефлекторно сомкнулись, но не на моей шее, а на стволах пары пистолетов. Подскочивший Курцбах успел уже перезарядить оружие, и ткнул сразу двумя стволами в морду твари. Почти человеческие зубы хозяина стаи заскрипели по воронёным стволам. Курцбах не медлил ни секунды, тут же нажав на спусковые крючки. На наше счастье пистолеты у него оказались отменного качества – ни один не дал осечки. В грохоте пары выстрелов, слившихся в один, голова монстра окуталась пороховым дымом, а затылок ему разнесло на сотни осколков черепа. К слову сказать, ни крови, ни ихора почти не было.

Кого другого такой выстрел прикончил бы на месте, однако хозяева стаи были чертовски живучими тварями. А уж молодые так и подавно. Однако монстр рефлекторно разжал руки, выпуская меня. Мне стоило известных усилий не повалиться кулём в грязь, а приземлиться хотя бы относительно пристойно, и тут же рубануть хозяина стаи по животу. Острый как бритва кампеадорский меч легко распорол шкуру и плоть чудовища, как нож сквозь масло пройдя через толстые кости. Монстр взвыл пуще прежнего – из длинной раны на животе его вывалились кольца отвратительно воняющих кишок. Не став тратить время на то, чтобы попытаться собрать их, как поступил бы на его месте человек, хозяин стаи бросился на меня, пытаясь достать когтями правой и теми, что уцелели на левой его лапе. Но я был готов к нападению, и не дал ему схватить меня снова. Перекатившись через плечо, я перемазался как поросёнок, зато получил отменный шанс, которым грех было не воспользоваться. Я быстро рубанул тварь по ногам, целя в сухожилия. Однако вышло даже лучше, чем я рассчитывал. Кампеадорский меч снова сверкнул золотыми буквами 67 псалма, и легко перерубил обе ноги хозяина стаи. Тварь, продолжая рывок, нырнула вперёд и зарылась мордой в грязь.

Я не стал терять времени и прыгнул ей на спину, вонзив меч в грудь, очень надеясь, что пробью сердце. Клинок легко крушил рёбра твари. Я выдернул меч, вонзил снова и снова и снова, пока хозяин стаи не перестал дёргаться. Большая часть плоти пропала с его костей, сожжённая магией кампеадорского меча. От грудной клетки так и вовсе остался почти голый скелет, и чёрное сердце хозяина стаи давно рассыпалось прахом под моими ударами. Тварь была мертва – окончательно и бесповоротно.

- Да ты просто охотник на мертвецов, - протянул мне руку Курцбах. – В одиночку прикончить этакую страховидлу.

- Не надо льстить мне, - принял его помощь я, - без тебя бы я точно не справился – тварь бы оттяпала мне голову в один присест.

- Да ладно тебе, не прибедняйся, - отмахнулся Курцбах. – Мои выстрелы не прикончили её, а вот ты ловко ей обе ноги отрубил. В общем, хочешь или нет, а с меня на постоялом дворе лучшее вино, еда и самые смазливые девицы, каких там только можно отыскать. До утра я со своими людьми буду пить, и ты с нами – за мой счёт. И не спорь! Ты прикончил тварь, которая запросто могла весь мой отряд отправить на тот свет, а так придётся хоронить лишь одного. Это редкая удача в наше время, особенно в Шварцвальде.

Я и не собирался возражать. Тем более что и у самого было лишь одно желание – напиться до беспамятства. Казалось бы, давно уже привык к риску, к схваткам с людьми и чудовищами, из которых мало шансов выйти живым. Одна эскапада во Фрейбурге, когда я отправился вслед за Абеле в ловушку, отлично зная, что на меня расставлен капкан, чего стоит. И всё равно, сейчас меня просто трясло от осознания того, насколько близка была смерть считанные минуты назад.

Мы сели в сёдла, привязав тело убитого рейтара к его коню. Он не успеет переродиться, даже его хозяин стаи заразил, а на постоялом дворе капитан решил организовать ему нормальные похороны.

- Если не найдём самого завалящего клирика, так хоть зароем в могиле с негашёной известью, - заявил я, помогая друзьям убитого привязывать тело к седлу. – Я своих людей не бросаю даже после смерти.

Мы погнали успевших немного отдохнуть во время схватки с хозяином стаи лошадей быстрой рысью. Несмотря на скверные дороги и сгущающиеся сумерки. Мы и без того потеряли из-за чудовища слишком много драгоценного времени, и теперь вынуждены были ехать в темноте.

К постоялому двору подъехали, когда уже совсем стемнело и сквозь ветви деревьев мелькали звёзды и луна. Окружённый высоким частоколом, он напомнил мне тот, что пришлось штурмовать вместе с наёмниками Кожаного лица. Но этот был даже больше, потому что стоял на большом перекрёстке, откуда пути расходились в Бургундию, Шварцвальд и Лесные кантоны. Видно было, что постоялый двор знавал и лучшие времена, теперь приходя в упадок из-за творящегося в Шварцвальде.

Однако стоило нам проехать ворота, на страже которых стоял десяток солдат в туниках цветов нового вильдграфа поверх кольчуг, и мы увидели, что он полон людей, как муравейник. Наверное, и в прежние, куда лучшие времена, здесь не собиралось столько народу. Вот только всё это были люди вильдграфа – вооружённые солдаты сновали туда-сюда в кажущемся беспорядке. Однако я ещё по крепости бездушных отлично помнил, насколько бывает организован этот хаос.

Курцбаха узнали сразу и пропустили весь отряд без единого вопроса. Однако командовавший солдатами на воротах сержант с лицом пропойцы, в мятой кирасе поверх кольчуги и без шлема, ловко поймал коня капитана Курцбаха и взмахом велел остановиться.

- Что стряслось? – раздражённо спросил капитан, уже предвкушавший отменную попойку.

- Вильдграф желает видеть тебя немедленно, - хриплым голосом произнёс сержант. – Он даже справлялся о тебе несколько раз. Ждёт.

- Его сиятельство отлично знает, куда и с какой миссией я отправился, - отмахнулся Курцбах. – У меня нет времени на поездку во Фрейбург.

- Да он тут, недалече, - прохрипел сержант, махнув свободной рукой в сторону главного здания постоялого двора. – В общей зале ждёт тебя, вместе со всеми офицерами.

- Так что стряслось? – решил уточнить у него Курцбах.

- Чёрного медведя обложили в старой римской крепости, - охотно поделился новостью сержант. – Наш сиятельный господин вильдграф всех поднял на медвежью охоту.

Курцбах дёрнул поводья, высвобождая их из не слишком крепкой хватки сержанта. Мы проехали ещё с десяток шагов, остановившись у коновязи, где пришлось бы основательно потеснить других лошадей, чтобы найти место для наших.

- Идём, - махнул мне Курцбах. – Думаю, и тебе стоит поговорить с вильдграфом.

Он махнул кому-то из своих людей, чтобы позаботились о лошадях.

- И найдите священника, - велел он, - ну и извести тоже, чтобы на одну могилу хватило. За деньгами не постою, это все знают. Обещайте сколько угодно.

Мы вместе направились к большому центральному дому постоялого двора.

- Гляжу, ты не горишь желанием принимать участие в медвежьей охоте, - заметил я.

- Знаю я как он охотится, - отмахнулся Курцбах, - и крепость эту знаю. Руина руиной, но и там можно держать оборону. Народу поляжет немало, и в основном те, кто как и я служили прежнему вильдграфу. Кровавый избавляется от нас, чтобы после попросить о помощи у инквизиции. Мол, людей не хватает.

Я бы на месте нового вильдграфа тоже не слишком доверял так легко меняющим стороны наёмникам. Что бы ни говорили о них, а на невысоких, зато почти незыблемых принципах и зиждется та невеликая степень доверия, что испытывают к ним. Те же, кто как капитан Курцбах служат одним, и как только власть слабеет, легко перебираются в стан новой власти, подрывают едва ли не сами основы ремесла. Так что всё закономерно.

Новый вильдграф Шварцвальда ничуть не изменился с тех пор, как я видел его в прошлый раз. Такой же здоровяк в кожаной кирасе, укреплённой на животе сталью, поверх неё наброшено стёганое сюрко^[9] с гербовым щитком на груди. На голове – кожаный чепец, какие обычно носят под шлемом. Из оружия только здоровенный нож в деревянных ножнах, висящий на груди так, чтобы его легко было выхватить правой рукой.

Увидев нас с Курцбахом, он тут же поднялся на ноги, оставив лучшее место в общей зале – рядом с жарко натопленным камином, и шагнул к нам, уперев руки в боки.

- Ба! Кого я вижу! Мой бравый капитан Курцбах и тот хрен с бугра, за которым я его отправил. Я-то думал, что ты повыше ростом будешь, приятель! Столько шороху тут навёл, что мне разгребать и разгребать.

Я даже не сразу понял, что обращается он уже ко мне.

- Я тебя где-то видел, - прищурился вильдграф, - да только мельком, видать, не запомнил.

Я не стал ему напоминать, что мы и в самом деле мельком виделись в доме инквизитора Фюрстенберга. Хотя, думаю, именно глава дижонского святого официума^[10] и попросил о сопровождении для меня в неспокойных землях Шварцвальда.

- Садитесь же к огню, - пригласил нас удивительно приказным тоном вильдграф, - и выпейте со мной горячего вина. Лучшее пойло в такую дрянную погодку.

Мы отказываться не стали. Пока прошли к столу у камина, я оглядел большой зал постоялого двора, где обосновался вильдграф. Кроме самого хозяина Шварцвальда тут расположились, наверное, все его командиры. И весьма примечательно, что они как бы образовывали две группы. В первую входили, скорее всего, люди, преданные новому хозяину Шварцвальда. Все как на подбор бывалые наёмники, парочка даже в узнаваемых цветастых одеждах ландскнехтов, украшенных потрёпанными перьями и грязными лентами, даже не поймёшь сразу каких цветов. Вторую образовывали командиры регулярных войск инквизиции, отправленные на помощь новой власти. Эти носили цвета своих полков, вооружены были единообразно и не считали нужным скрывать своё презрение к первым. Отчуждённости или напряжённости особой не чувствовалось, однако в шуточках, которыми обменивались между собой офицеры обеих групп, и общем зубоскальстве явно сквозило негласное противостояние.

Правда, на Курцбаха офицеры обеих групп поглядывали почти как на врага. Видимо, один только рейтарский капитан из всех, кто служил старому вильдграфу, а если быть точным, то Кожаному лицу, перешёл на сторону новой власти. И в этом стане доброжелателей у него не было.

- Ещё вина! – рявкнул вильдграф, ни к кому конкретно не обращаясь. – И жратву тащите! Да поприличней. Я не свинья, чтобы помои из корыта хлебать.

Если честно, он чем-то походил на здоровенного кабана-секача, такого, на чьём пути лучше не становиться. Даже если ты вооружён отличной охотничьей аркебузой и кабаньим мечом или копьём.^[11] Такой сметёт тебя, даже не обратив внимания на самый внушительный арсенал и пару тяжёлых пуль, пущенных с вроде бы убойной дистанции.

Пара подавальщиц быстро унесли полупустые миски с едой и выставили вместо них новые – уже полные. То же самое и с вином. На столе будто по волшебству появилось несколько глиняных кувшинов, от которых исходил жар.

Я не большой любитель горячего вина – на мой вкус там слишком мало вина, и слишком много всяких добавок, которые его только портят, однако сейчас не мог не согласиться с вильдграфом. Именно такой напиток лучше всего подходит к погоде, да и к настроению тоже.

- Разливай, капитан, не дай вину остыть, - велел новый хозяин Шварцвальда, а после обратился ко мне: - Ты уж не взыщи, важный человек, да только дальше сопровождения тебе дать не могу.

При этом он так воззрился на меня, принявшись буравить своими маленькими глазками, едва видимыми на отёчном от пьянства и невоздержанности лице, что мне сразу стало ясно. Он что-то задумал. Знать бы ещё что именно. Какие вообще планы могут быть в отношении моей персоны у нового хозяина Шварцвальда? Мне оставалось пока только гадать – и не скажу, что мне это по нраву.

- До Рейна отсюда рукой подать, а там поднимешься немного выше по течению – и вот тебе Базель со всеми его мостами. Переходи, где душе угодно. Да и места дальше поспокойнее, можно и без сопровождения ездить.

Вильдграф продолжал испытующе буравить меня взглядом. Он ждал моего ответа, хоть какой-то реакции с моей стороны. Вот только я не знал, как реагировать на его слова, а потому решил ответить явно не так, как он ожидал.

- Чего тебе надо от меня? – спросил я у вильдграфа, пренебрегая обычной вежливостью и обращаясь к нему на ты.

Думаю, мой статус официала инквизиции даёт мне такое право, а если и нет, то новый хозяин Шварцвальда это вряд ли знает. Для него я, по его собственному образному выражению, хрен с бугра, так что вполне могу себе позволить более чем вольное обращение.

- Да ничего такого, - развёл руками вильдграф.

Он взялся за тёплый металлический кубок с вином и осушил его парой глотков. Пил не слишком аккуратно и вино пролилось на его седеющую бороду, придав ему некий почти вампирский вид.

- И вовсе не ты мне нужен, а Курцбах, - вильдграф поставил кубок перед капитаном, призывая того наполнить его снова. Тот скрипнул зубами, но сделал это. – Он у меня единственный командир кавалерии, и я без него буду как без рук. Вам уже, наверное, разболтали, что Чёрного медведя обложили в старой римской крепости. Скандинавы укрепляют её, но если на них надавить как следует, побегут что твои тараканы. И кто будет их ловить? Рейтары капитана знают тут каждое дерево и живо переловят этих скотов. А мне совсем не нужно, чтобы вместо одной банды скандинавов образовался ещё десяток мелких. Гадить они смогут ещё долго.

Говорил вильдграф удивительно складно, и оттого я не поверил ни единому его слову. Слишком всё гладко у него выходило, как будто заранее репетировал, что сказать мне и какими словами. Да и испытующий взгляд, которым он во мне едва дыру не пробуравил, не очень подходил к показному равнодушному тону. Хозяину Шварцвальда зачем-то нужен был именно я, а вовсе не Курцбах со своими рейтарами.

- Выходит, дальше мне ехать одному, - кивнул я. – Не думаю, что тем, кому я служу, это придётся по нраву.

- Э, да ты угрожать мне решил, хрен с бугра! – взвился вильдграф, и сразу стало ясно, что прозвище Кровавый он получил не за здорово живёшь.

Толстые пальцы правой руки его сомкнулись на рукояти длинного ножа совершенно рефлекторно. Он не играл, не пытался запугать меня. Он был готов пустить мне кровь – здесь и сейчас. И в этом не было ни капли наигранности.

- И не думаю, - откинулся на спинку стула я и сделал пару глотков немного остывшего вина. Оно оказалось неплохим, хотя травок и корешков в нём было многовато. – Я просто констатирую факт, твоё сиятельство. Сам же знаешь, на кого мне работать приходится. Эти люди очень любят задавать вопросы и получать на них ответы. И врать им всегда себе же дороже обходится.

- Да плевать я хотел, на кого ты там работаешь, важный хрен! Мне эту паскуду, Чёрного медведя, прикончить надо вместе со всеми его кальмарскими^[12] дружками. А для этого нужен Курцбах со своими рейтарами – и точка!

- Я понял тебя с первого раза, - отмахнулся я, допивая вино и сам наполняя собственный кубок. – Не надо так кипятиться. Разумные люди ведь всегда договорятся между собой, верно? Безвыходные ситуации бывают только у дураков.

- От это другое дело! – хлопнул ладонью по столу вильдграф. – Давай поговорим, как разумный человек с разумным человеком. Только сначала поедим. Ты ж голодный, небось, с дороги-то.

Не скажу, что у меня был хоть какой-то аппетит – после схватки с хозяином стаи мне кусок в горло не лез. Даже горячее вино пришлось едва ли не проталкивать через глотку. Я решил из вежливости поковыряться в тарелке, однако вильдграф принялся за еду так, будто сам был с голодного края, и, наблюдая за ним, я понял, что аппетит и в самом деле приходит во время еды. Или когда смотришь, как ест кто-то другой. Тем более что я с самого отъезда из Дижона ничего не ел, и был чертовски голоден.

Минут двадцать, наверное, мы втроём провели за едой. Количество снеди на тарелках быстро сокращалось, в основном стараниями вильдграфа, евшего прямо-таки в два горла. Кувшины с горячим вином быстро опустели, и вместо них принесли новые.

В итоге я даже слегка осоловел от обильной трапезы, выпитого вина и жара натопленного камина. В голове стало удивительно легко и звонко, а вот в желудке, напротив, очень тяжело. Я распустил пояс, и сразу стало легче дышать. Вильдграф откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула, и поступил так же, как я.

- Вот теперь можно и поговорить, - сказал он, проходясь пятернёй по густой бороде, в которой застряло довольно много кусочков пищи, – как два разумных человека. Поехали со мной к римской крепости. В драку тебя никто лезть не заставляет, поторчишь под стенами, поглядишь, как мои парни воюют. Потеряешь день, никак не больше. Я же завтра поутру отправляюсь к крепости, и к вечеру, думаю, от скандинавов там не останется и мокрого места.

Вряд ли его слова были совсем уж пустой похвальбой – вильдграф, конечно, хотел произвести впечатление на меня, а значит и на тех, кто стоит за мной, и куда выше меня. Однако сил у него и в самом деле имелось достаточно, чтобы покончить даже с весьма крупной бандой скандинавских грабителей, забравшихся так далеко от родных фьордов.

Мне кажется, я начал понимать – с какой целью вильдграф решил задержать меня. Но пока это были лишь догадки на основе умозрительных наблюдений, не более того. Делать какие бы то ни было выводы пока ещё рано.

- Гляди, - обратился к капитану вильдграф, - вот это будет крепость. – Он передвинул полупустое блюдо с мясом и капустой так, чтобы оно стояло прямо между ними. – Ты со своими рейтарами, капитан, встанешь вот тут. – Вильдграф положил двузубую вилку с обратной стороны крепости-блюда, как будто отделяя ею край стола. – Когда мы прижмём кальмарцев как следует, они побегут, - повторил он, - и побегут они сюда. – Он ткнул пальцем в сторону вилки. – Там за небольшим перелеском старые вырубки и от них рукой подать до тракта. Вот на вырубках-то ты их и встретишь, Курцбах, и чтобы ни одна сволочь не ушла живой, понял?

- Понял, как не понять, - пожал плечами капитан. – Не в первый раз мои рейтары врага под корень изводят.

- Вот и славно, - кивнул вильдграф, сам себе наполняя кубок новой порцией свежего вина. – Ух и хорошо! – выпалил он, глотая его. Обжигался, но пил, проливая вино на бороду. – Ух и славно ж тут винцо делать умеют!

- А кто будет с умными справляться? – спросил у него капитан Курцбах. – Они ведь не к старым вырубкам побегут, а вот сюда, - он постучал пальцем по оставшейся неприкрытой вилкой части стола, - в самую чащобу, где их с собаками только искать.

- Они умные, так и я – не дурак, - пробурчал вильдграф. – Шотландские стрелки Лесли встанут там. – Чтобы подтвердить свои слова, он положил в том месте, на которое указал Курцбах, ещё одну вилку. – Думаю, пары залпов из их аркебуз умным будет достаточно, чтобы не лезть в чащу. Ну, а на случай, если всё же сунутся, с ними будут мои ребята – уж они-то не дадут шотландцев в обиду. ...