Марик Лернер Барабан бьет атаку

Интерлюдия

После расстрела в Натмуке мирной демонстрации и запрета любых собраний и митингов, а также профсоюзов, рабочие ответили призывом ко всеобщей забастовке. Первыми прекратили функционировать железные дороги. Движение поездов остановилось повсеместно. Положение для военной власти стало абсолютно нестерпимым.

Пойти на уступки вновь назначенный командующий округом не мог. Это означало расписаться в полном провале всей предшествующей политики и возврат к прежнему положению. Оставалось подчинить силой недовольных и заставить их вернуться на рабочие места.

Хотя позднее бригадный генерал Оффрон категорически отрицал всякую причастность к происшествию, а прямые приказы так и не были никогда обнаружены, сложно себе представить ярого служаку подполковника Брандеса Друммонда применяющего жесточайшие меры по подавлению любого противостояния из личных соображений.

Предварительно проконсультироваться и получить ясные указания, пусть и устные он был просто обязан. Кавалера нескольких наград за участия в боевых действиях и командира небезызвестного 8-го драгунского полка никем и никогда не обвинялся в слабоумии. Реально мы видим обычную карательную экспедицию. Результат, правда, вышел не стандартный.

Макс Геллер. Жизнь и посмертная слава. Издательство Наука. Шкурин.

Глава 1. Первые последствия забастовки. 2700 г

– Я требую, отправить меня согласно приобретенному билету! – гневно орал перед дверями вокзала зажиточный по виду господин на безучастного чиновника в железнодорожной форме.

За спиной у возмущенного человека толпился еще с десяток не менее недовольных людей. Кому понравится, если внезапно сообщат, об отсутствии движения на дороге на неопределенное время. У всех дела и планы.

– Нас не волнует политика, – поддержали предыдущего оратора из задних рядов, – почему мы не можем попасть домой? В конце концов…

Слаженный топот множества ног, прервал его.

– Ага! – довольно вскликнул первый пассажир, – сейчас с вами разберутся!

Он был очень удивлен, когда первым из всей компании заработал тяжелый удар прикладом по спине и рухнул на колени, вскрикнув. Солдаты выяснять вежливо кто есть кто не стали. Часть окружила железнодорожную станцию. Остальные принялись загонять внутрь вокзала всех подряд. Работников железной дороги, рвущихся уехать случайных людей и просто проходивших несвоевременно мимо. При этом они, не церемонясь, обыскивали людей. Сопротивляющихся и возмущающихся избивали.

– Я директор завода, – попытался объяснить очередной солидный гражданин, выдернутый под светлые очи некого капитана, позабывшего представиться.

Каким именно предприятием он руководил, осталось для окружающих неизвестным. Офицер съездил ему рукояткой табельного пистолета в лицо и оставил выплевать зубы на затоптанный грязный пол. Двое солдат принялись обшаривать карманы, причем один открыто сунул деньги, извлеченные из портмоне себе в карман.

– Глядя на происходящее, – еле слышно сказала коротко стриженная девушка стоящему рядом мужчине, – я очень хорошо начинаю понимать откуда берутся мятежники.

– Сделай одолжение Бриана, – ответил тот, беря ее за руку, – не вздумай проявлять свой несносный характер. Им плевать на паспорт. За кривые высказывания недолго и в больницу попасть.

– А на иностранном языке можно? А то я четыре знаю.

– Помолчи! – напряженно сказал тот, с неприятным чувством, глядя в огромное открытое окно на перрон. – Тут и за кривой взгляд недолго нарваться.

– Я купил его законно, – кричал перемазанный кровью человек. – На свое имя – Кузовлев. Это охотничье ружье. Дробовик. Я не имею отношения ко всем этим людям.

– Не позорься, – с презрением сказал второй мужик в разорванной железнодорожной форме. – Да, – отвечая на плохо слышный вопрос, подполковника подтвердил, – я организовал забастовочный комитет. Моя фамилия Железняков. Можете записать.

– Без надобности, – равнодушно заявил офицер и выстрелил ему в лоб из пистолета.

В зале дико закричала женщина. Толпа испуганно шарахнулась к стенам. Солдаты рванулись вперед, щедро раздавая удары. Кто-то выстрелил поверх голов.

– Всем сесть! – орали сразу несколько голосов, под детский плач и женский визг. – Двигаться только по команде!

На перроне снова загремели выстрелы.

– Не поднимай голову, – прошипел мужчина.

– Я уже поняла, – согласилась девушка. – Накрылось наше выступление.

– Тут бы живыми остаться.

– Простите, – заинтересовался полненький седой мужчина по соседству, – вы случайно будете не Бриана Шиннон первая женщина авиатор?

– Совсем не случайно да. А он Ли Мэлком. Мой финансовый специалист и друг.

– Я так и подумал.

– Мы настолько узнаваемы?

– Так это же к лучшему! Хотя, придется признать у меня профессиональная память. Я Бартон Коркоран.

Мысленно он уже прикидывал, как использовать удачный случай. Единственная на сегодня летающая женщина и не просто поднимавшаяся в воздух, она поставила с десяток рекордов. Удивительные аппараты с крыльями не просто входили повсеместно в моду, теперь уже видно было и не специалисту, открылась новая эра – воздухоплаванье.

Пять лет назад в Империи считалось чудом, когда авиатор пролетел расстояние в 220 локтей. Три года прошло с тех пор как за рекорд путешествия по воздуху протяженностью в одну лигу был вручен денежный приз ощутимых размеров в Баллине. Совершенствование летающих аппаратов и новые удачи становились все массовее и слышнее. Ни один из известных авиаторов и их рекордов не остался без внимания. Как и их смерти. Пилоты регулярно бились в падающих с небес машинах.

И все равно достижения и слава, а также риск, привлекали в небо все новых людей. И они прокладывали дорогу вперед. От двадцати секунд до десяти минут полета. Затем два часа, четыре. Сто локтей, две лиги, сорок, даже сто двадцать. Достижения росли. Премии за рекорды привлекали людей дерзать снова.

Бриана была одной из таких. Она за год заработала почти пятьдесят тысяч «корон», умудрившись поставить рекорд по дальности, полету с пассажиром и на скорость. На самом деле это только кажется, что огромные деньги. Сам аппарат, двигатель, необходимость иметь собственного механика, постоянные переезды с демонстрациями в целях подработать сжирали львиную долю полученных сумм. Достаточно было серьезной поломки и начались бы проблемы с финансами.

Зато ее имя с недавних пор знало все королевство и недаром. На самолете с бензиновым двигателем в 75 л.с. она поднялась на 172 локтя с пассажиром и прошла над Баллинской гаванью по всей окружности, навещая множество судов в течении полутора часов, поставив сразу два новых мировых, не шиольских рекорда.

Половина столицы с крыш и из окон домов наблюдала за ее смелыми действиями, а после посадки восторженная толпа чуть было не затоптала ее вместе с самолетом. Таких грандиозных оваций не удостоился и король, объявивший об окончании Фадзийской войны.

– О! – мгновенно среагировал Ли, у него в свою очередь включились рефлексы финансового специалиста, – надеюсь столь удачная встреча послужит предлогом для интервью у Брианы?

Попасть в колонку Бартона мечтали многие. Четверть Шиола читала либо «Баллинские известия», либо перепечатки из нее в местных газетах. Его знали во всем мире и статьи пользовались огромным успехом и в других странах. Попасть к нему на перо и удостоиться отзыва, иногда даже отрицательного многое значило.

Что такой человек мог делать на железнодорожном вокзале Утнока, Мэлкома не особо занимало. Удача шла к нему в руки и грех было ее не использовать. Тут уж не волнуют и расстрелы в десяти метрах от них. Одно другого абсолютно не касается. Ну будет две статьи на разные темы. Для Брианы такая встреча серьезнейшая удача.

После покупки двигателей новейшего образца на предприятии Ветровой они собирались устраивать шоу по всей Патре, частично возвратив затраченные средства. Оказалось очень неудачный момент и сроки выбрали. Придется отменять повсеместно выступления и неизвестно из каких сумм оплачивать возвращение в Шиол. Сплошные убытки.

Бартон в свою очередь нешуточно обрадовался стечению обстоятельств. Почему бы не воспользоваться оказией во всех смыслах. Не просто поездка – полет. Не баловство, а по делу. Когда еще так удачно совпадет. Это будет первый в своем роде репортаж. Она не откажется. Контракт с показательными полетами, судя по происходящему невыполним по объективным обстоятельствам, а деньги авиаторше потребуется.

– Молчать всем! – снова крикнул капитан.

– Действительно, – пробормотал Бартон, – давайте продолжим наше знакомство позднее. – Одно интервью, – он подмигнул девушке, – с удовольствием. А потом у меня интересное предложение. Только побеседуем где-нибудь в менее нервной обстановке.

* * *

Его разбудили голоса и запах дыма. Еще толком не продрав глаза, Стен сел и зябко поежился. По утрам уже достаточно прохладно. Все-таки Новый год недавно случился. Осень^[1] на дворе. Здесь не полюс, однако заметно температура упала. Курткой укрываться недостаточно. Не мешало бы перину или за неимением оной хотя бы армейское одеяло.

Отвык он путешествовать налегке и без десятка готовых моментально притащить все нужное. Разленился. В каком-то смысле даже хорошо вот так ехать. Практически отпуск вышел. После тюремной камеры совсем недурно прокатиться с ветерком и заночевать на природе. В жилые места соваться не следовало. Даже в расчете на вкусный ужин. Непременно запомнят и долго обсуждать примутся.

Он пошарил по карман и извлек портсигар и зажигалку. С удовольствием закурил, глядя на звенящий по соседству ручеек и с отвращением представляя, как пойдет умываться. Вода наверняка ледяная. Отошел в сторону и, не вынимая сигареты изо рта, оросил ближайшие кустики. Потом совершил героическое усилие и, прихватив полотенце с куском мыла, двинулся на утренние процедуры.

– С добрым утром, – приветствовал его Рыбалков, с глубокомысленным видом принюхиваясь к вареву в котелке.

– Вот какого… ты с нами едешь? – спросил Стен без особого неудовольствия. Вопрос из разряда риторических. Если и знает, из каких соображений Рудов его прицепил в качестве сопровождающего, все одно не выдаст. – Машину водить не умеешь, чинить тем более. Сварить обычную кашу тебя приходится учить, стрелять не умеешь.

Он уселся, аккуратно прислонив машинально прихваченный ППВ рядом к подножке машины.

– Проводник из тебя тоже липовый. Вон Крис всю округу знает.

Фраза вышла несколько двусмысленной. Не первый год все семейство Кублина промышляет контрабандой и возит грузы со всевозможных судов, без огласки разгружающихся в далеких от таможни местах.

Иногда Стен без особого воодушевления подумывал, какие меры придется применять к таким вот своим парням, после захвата власти и невольно вздыхал. Обид будет море. А придется брать всю эту братию за глотку в обязательном порядке.

Правда конкретно с рыжим будет проще. Он от дел удалился, поразив в самое сердце всю свою многочисленную семью удивительным поведением. Организованный им заводик стабильно и неплохо кормил. Правда, сам механик маялся. Ему не хватало в жизни чего-то авантюрного и предложение Рудова о сотрудничестве принял с огромным воодушевлением.

– Только поглощаешь наши продукты, – полушутя воскликнул Стен. – А цены нынче жуткие!

– Все подорожало за последние месяцы страшно, – серьезно подтвердил Кублин, почти наверняка приняв подколку за чистую претензию. С юмором у него было неважно. – Я когда вернулся после войны, прекрасно помню, и то легче жилось.

– Во-первых, – ничуть не смущенно заявил журналист, – господин рыжей масти…

– Но-но, – возмутился Кублин, – масть – это у лошадей. У я правильного колера. Как все мои родственники. Попрошу без слишком умных слов в мой адрес. А то ведь и по шее запросто. Мы люди из народа – общаемся по-простому.

– Договорились, – согласился Рыбалков. – Я хотел сказать, кто ж поверит при проверке документов, что ты приобрел вот эту красавицу, – и он широким жестом указал на автомобиль.

– Грузовик – это он, – твердо сказал Кублин.

– Я ей под колеса не заглядывал, – отперся тот.

Кублин в недоумении смотрел несколько секунд, потом заржал, сложившись пополам и повизгивая.

Бегство из рук враждебной военщины вышло достаточно оригинальным. На месте высадки со шхуны его поджидали не только два хорошо знакомых соратника, но и средство передвижения. Подарок от замечательной сестрички с дальним прицелом. Уж кто-кто, а она своего не упустит. Испытательный пробег новейшего грузовика с мощнейшим 60 сильным двигателем по окружным дорогам и желательно без оживленных трасс. Бывший рядовой и контрабандист Кублин, в качестве штурмана прилагается.

Он бы непременно обиделся на подобное потребительское отношение к себе, но в каком-то смысле ведь все правильно. В поезда и вообще оживленные места ему лучше в ближайшие дни не соваться. Листовку с предложением выдать особо опасного типа Стена Шаманова ему Рыбалков показал сразу. Можно гордиться. На его памяти двадцать тысяч «корон» и анонимность в придачу еще ни разу не предлагали. Обычные бандиты шли максимально за тысячу. За недоловленных лидеров Национальной Лиги предлагали пять-семь. Видимо это и есть всенародное признание вкупе со славой.

Поездка по проселочным дорогам была подходящим решением. Вряд ли кто заметит его лицо, вылупившись на проносящийся мимо самодвижущийся транспорт. Ну насчет «пронестись» это сильно сказано – 15–20 лиг/ч по вменяемой дороге, 10 – по обычной для далеких от городов мест. Не так уж и много их пока в округе. Пару, тройка тысяч на весь остров. Грузовые самобеглые коляски редко далеко удаляются от основных городов. О появлении будут судачить многие недели после её проезда. Ну и пусть смотрят вслед.

Никому с самым извращенным воображением не придет в голову заподозрить самого разыскиваемого господина в подобной наглости – раскатывать с шумом и совершенно открыто. А на крайний случай появления одинокого вооруженного жандарма они все вооружены. От журналиста толку будет немного, зато бывший рядовой, не смотря на его деревенскую рожу и оттопыренные уши, крайне опасный тип.

За три года Кублин так ни разу и не выстрелил в сторону узкоглазых, прочно заняв место одного из техников Сводного отряда. Починить откатник артиллерийского орудия, перебрать в очередной раз забарахливший двигатель или выточить деталь на токарном станке без проблем. На вопрос где научился, мямлит нечто невразумительное. Темнит.

По личному делу за ним числится четыре класса и место ученика на вагоностроительном заводе. Аж два года перетрудился. А потом три убитых полицейских (не доказано) и здравствуй дорогая армия. Про контрабандные дела он поделился далеко не сразу и не с Шамановым. Дошло уже после демобилизации, когда Лайс Рудов привлек к своим делам.

В принципе Стену нравилось подобное времяпровождение. Никаких забот и глубоких раздумий. Крути руль и следи, чтобы не влететь в яму. Получай максимум удовольствия, прежде чем начнутся очередные сложности. Самая лучшая проверка не соревнования, когда требуется выжать из машины все силы, давя постоянно газ, а вот такая поездка. Нагрузки запредельные, обслуживание минимальное. Если вспомнить про 30 % принадлежащих ему акций, еще и впервые за последние годы для себя лично старается. На карман.

Грузовик, названный очень удачно «Муравьем» за массивный капот, приземистость и широко расставленные колеса, а также огромные фары на деле показывал – Мата слов на ветер не бросает. Если не считать дополнительного груза в виде колес, канистр с бензином, двух банок с маслом и кое какой мелочевки, включая инструменты, предусмотрительно складированных в кузове специально не дорабатывался. Абсолютно стандартный экземпляр. Интерес в том и состоял – тщательная проверка не на полигоне или в городе, а в горах. Понятно, на кручи он лезть не собирался, однако впереди ожидали далеко не лучшие условия.

Пока что он отметил в специальной записке семнадцать недостатков. Реально все они были сущей мелочью. Инженерам на заводе данные пригодятся, но всерьез обругать рука не поднималась. Лозунг: «Делай как можно проще и надежнее» во всей красе и на практике.

Усиленная рама, подвеска, тормоза и литые шины в содружестве с мощнейшим двигателем позволяли преодолевать препятствия, на штурм которых он бы не решился в другой ситуации. Согласно приложенному к инструкции письму без подписи, он знал про восемнадцать патентов на конструктивные решения. Все эти мелочи Сиена не интересовали. Он не конструктор, а водитель и заинтересован выяснить надежность «Муравья».

Запас хода прописан 215 лиг. Фактически вышло на бак меньше, но они дорогами с нормальным покрытием не пользовались. Кроме того двигатель охотно употреблял не очень качественное топливо. В горах достать высокооктановый бензин будет не просто. Сеть заправок существовала пока исключительно в фантазиях Маты. Как и мастерские по техническому обслуживанию и страховая компания. Если что всерьез сломается, им с Кублиным придется приложить собственные ручки. Вот с застреванием проще. На то лебедка имеется.

Три тонны, предусмотренные техзаданием «Муравей» тянет без натуги. По приличной дороге возьмет и больше. Кроме запчастей в кузове присутствовала большая куча ящиков с патронами к КПВ и он сам в разобранном виде. Тут уже не просто увеличение составных частей станкового пулемета. Оригинальная недопушка. А вот насколько она подходящая для войны можно проверить исключительно на практике. В окопах вряд ли много пользы, а вот на кораблях будет. Недаром таможенники заказали сразу партию.

До пулеметного станка, крепящегося в грузовике или даже легковой машине, Борс не додумался. А ведь идея не так уж глупа. Станок обеспечивает отсутствие отдачи и необходимую кучность при стрельбе. А кроме того скорость и удобство. Попутно можно и щит для стрелков на манер орудийного поставить. Даже прикрыть кабину броневыми листами. Мотор мощный – потянет.

Нечто подобное он углядел на шхуне. Бусловские люди сделали самопальную установку, но там чисто на коленке гнутая подставка. Все-таки вещь будет удобнее малокалиберного орудия на судах. Требуется хорошо обмозговать.

Правда в целях сохранения аккумулятора и стартера заводить предпочтительней ручкой. Это он отразил в своих претензиях, прекрасно зная – ничего лучше предложить на сегодня нельзя, просто не существует. Не производственный дефект, добрые пожелания на будущее.

– А во-вторых? – спросил Шаманов, доставая ложку.

– В смысле, – не понял Рыбалков, – а! Я литератор, – провозгласил с гордостью, под очередное фырканье на удивление смешливого механика – и нахождение вблизи объекта…

– Объект, – заливаясь ржанием, простецки ткнул Стена в бок Кублин.

– …замечательно поможет в карьере. Представьте себе, напишу я в некрологе после смерти о Команданте…

Стен тщательно облизал ложку от каши и не особо сильно врезал ему по лбу.

– Ты бы думал, что говоришь и при ком, – посоветовал. – Не все настолько терпеливые.

– Я для примера. Был такой замечательный человек, – отодвигаясь вне досягаемости, продолжил Рыбалков, – обладающий замечательным интеллектуальным потенциалом. Способный вникнуть в любую проблему и решить ее единственно возможным и правильным способом.

– Подхалим, – беззлобно прокомментировал Шаманов. – Ешь, давай. Может с полным ртом, заткнешься.

Совету последовал один Кублин, журналист продолжил заливаться без остановки. У него явно начался очередной приступ недержания речи. Судя по отзывам, он и следователей довел своими длиннющими монологами со множеством отступлений до белого каления и его поспешно изгнали из Крепости, приняв за больного головой. С любого места и по каждому поводу запросто продолжит говорить пару часов. Причем только хорошо знакомые с его манерой заметят тонкое издевательство.

– Наш герой был доступен и доброжелателен, – поведал с ясными глазами прямо в данный момент сочиняя некролог. – Очень контактный человек. Приятен в общении. Деловит и обязателен. С огромными запасами терпения.

– Мое стремительно заканчивается, – предупредил Стен.

– Но все это запросто поведают многие. Ведь что важно для демонстрации личного знакомства и близких отношений? Мимолетно вставить нечто неизвестное широкой публике. Очень он любил свою зажигалку, – произнес Рыбалков завлекательным тоном, – с виду ничего особенного. Наверное каждый третий демобилизованный притащил домой похожие самоделки. Ха! Это лишь на беглый взгляд. Обычно берется гильза с припаянным огнивом и кресалом. Ни ума, не выдумки. А теперь внимательно присмотримся к вещице, используемой нашим выдающимся человеком.

Кублин положил ложку и уставился на журналиста. Стен его прекрасно понимал. Не так уж часто при нем заливались на цепляющую тему, не подозревая о кровной заинтересованности слушателя. Когда-то Стен навещал в госпитале старого товарища, с ампутированной рукой и тот пожаловался на невозможность пользоваться зажигалкой. Требуется одной держать, другой щелкать по кремню. Шаманов попытался придумать запальник, для которого достаточно одной.

Воплотить его чертежик в жизнь взялся большой технический специалист Кублин, попутно с официальными работами приторговывающий самыми разнообразными поделками из казенных материалов. Между прочим только не слишком умным представляется как это легко и просто сварганить нечто совершенно новое. С виду все представляется замечательно просто. Потом, когда кто другой сообразил.

В результате сближения на почве совместного труда Кублин всерьез зауважал Шаманова и перестал его воспринимать в качестве начальника, которого необходимо обязательно обмануть. Конечно, инженер на заводе все одно выше по положению, но не относится к скотам. Такой же человек на жалованье, как и квалифицированный мастер.

В простейшей зажигалке появившейся в результате их совместного творчества, ругани и переделок содержится 22 маленькие детальки. Она имеет открывающуюся крышечку на пружинке и не тухнет на ветру. Первые три экземпляра себе, командиру и раненому он сделал бесплатно, а потом перешел к торговле. За оригинальное изделие брал две «короны», совсем не маленькие деньги, зато и внешнее оформление ни разу не повторил. Все зажигалки выходящие из его рук были строго индивидуальны.

Уже вернувшись домой Кублин не поленился зайти в гости к бывшему командиру и предложил партнерство. У профессиональных контрабандистов и воров своя профессиональная этика. На фронте он и не подумал отслюнявливать долю офицеру. Пошлет за подобное предложение в известном направлении и правильно сделает. Другое дело на гражданке. Кушать всем охота.

Шаманову было не до материальных планов бывшего подчиненного. Он к тому времени уже всерьез завяз в делах Лиги Ветеранов и отмахнулся. Да он и не додумался, как можно жить с производства зажигалок. Целых 82 штуки сумел предприниматель продать! Не стоит огород перекапывать в расчете на появление богатого урожая. Поэтому и название компании осталось совершенно нейтральным – «Огонек», а в учредителях он не числился.

Зато помог выправить правильно патент, сведя с кем нужно. Кублин оценил его поведение правильно. По собственной инициативе принялся стабильно платить десятипроцентный налог в кассу Движения. Достаточно быстро его продукция сделала себе имя и вместо двух рабочих с ним во главе старательно трудилось уже два десятка, а продаваемые зажигалки подбирались к тысячи в месяц. И это при немаленькой цене.

Дело в том, что изготовлялись они с гравировкой, разнообразными надписями и не только из латуни и стали. Даже золото и серебро использовались. Некоторые представляли из себя настоящие произведения искусства. И каждая имела штамп на донышке и номер.

– Изображение пулемета, причем вытравлено химией, не резцом. А потом раскрашено…

Еще и закрепил высокой температурой, мысленно подтвердил Кублин. Работа штучная, чтоб ты понимал!

– …надпись «Сводный Отряд», на другой стороне лейтенант-комендор Стен Шаманов и Корпус Морской пехоты с двумя датами. А на донышке выбит номер «два» и еще одна дата. Я подозреваю день изготовления. На новых день и месяц не проставляется. Только год.

– Не мог ты видеть донце, – обвиняющее заявил Кублин. – Он в руки не дает!

– Проверим?

Тот что-то невнятно пробурчал.

– Я уж молчу про твою, с номером три.

– Ты случаем по карманам не шаришь по ночам?

– Да, ну, – пренебрежительно отмахнулся журналист, – делать мне нечего. Ты-то оставляешь свою где попало. Кстати, почему ни имени, ни рисунка не имеется? Только какие-то странные даты.

Кублин промолчал. Поднялся и приступил к затаптыванию костра. Стен подозревал в тех числах памятные события, но спрашивать не стал. Поинтересуешься, а рыжий по простоте душевной брякнет, что именно в эти дни полицейских убивал. Тем более имеется еще одна надпись уже более поздняя. Ну его. Не хочет обсуждать, пусть молчит. Его дело.

– Между прочим, ночью стреляли, – сообщил он, – много и пулеметы работали. Далеко, однако, как раз по дороге и объехать не удастся. Не нравится мне это.

– А я знаю неплохой способ увеличить продажи зажигалок, – невинно сообщил Рыбалков.

Похоже, не столь он наивен был и прекрасно знал про хозяина «Огонька». А уж сделать вывод из номеров два и три не требуется иметь огромные мозги. Они и не скрывали с самого начала старого знакомства и совместной службы.

– Ну? – лениво спросил Стен, не дожидаясь реакции Кублина.

– Во-первых, включить в рассылочные каталоги. Зудов хорошую вещь придумал. Во-вторых, предложить для подарков серьезным фирмам с эмблемой компании. А? – спросил победно глядя.

– В награду за гениальную идею помоешь посуду, – вручая ему котелок, приказал Шаманов, – другой пользы от тебя не предвидится.

– Он балабол, – сказал рыжему соратнику негромко, когда Рыбалков недовольно ворча про неоцененный талант, удалился к ручью, – а мысль стоящая. Я бы еще дарил известным людям. Иногда полезно дать просто так какому губернатору, непременно все посетители спросят, откуда такое чудо и часть приобретет.

– А поставки нашим доблестным вооруженным силам? – совсем не в шутку спросил Кублин, проявив неожиданную деловую сноровку.

– Ха! При условии добровольного отчисления со своих доходов можно и подумать. Естественно в упрощенном виде и не за твою обычную цену.

– Значит, договорились, – поспешно сказал шустрый предприниматель. – И проще сразу скинуть цену, чем потом возвращать. Маленькая накрутка на себестоимость. Двадцать процентов.

– Десять, – твердо сказал Стен. – Считай реклама на всю Патру без усилий. Корпус стальной и гладкий, без излишеств. Краской покроешь, чтобы не блестел, а надписи сами при желании сверху нацарапают.

– По рукам!

* * *

На повороте он затормозил, удивленный столпотворением. Впереди замерло не меньше десятка телег с разнообразным грузом и люди торчали на виду, всматриваясь куда-то в сторону железной дороги. Некоторые торчали в полный рост прямо на повозках и в позах заметно напряжение. Шли себе по делам или везли на рынок продукты, а тут не пускают. Двое в форме впереди затора стояли достаточно недвусмысленно, держа в руках винтовки. Еще один сидел на обочине. Что характерно, никто не пытался орать, размахивая руками. Совсем рядом, впереди раздалось несколько выстрелов. Знакомый до безобразия звук. СКВ.

– Это не военные их задерживают, – напряженным голосом сказал Кублин. – Вон у того в руках ППВ, точная копия твоего.

– И погон не видно, – подтвердил Стен.

Они переглянулись и рыжий засунул пистолет за пояс, прикрывая курткой.

– Пойду, гляну, – поставил в известность, открывая дверцу со своей стороны. – А ты если что разворачивайся и через железку напрямую без переезда.

– Будем драпать? – спросил с интересом журналист из кузова.

– Похоже не придется, – вон Кублин идет назад и чуть не в обнимку с этим… А! – вскричал обрадовано продолжил дальше и непечатно Стен, когда человек с пистолет-пулеметом оказался ближе. Он полез наружу перестав нервничать, – сержант Вулканов, вы что здесь делаете? Почему не пропускаете честных граждан по их делам?

– Ну, – отводя глаза, ответил тот, – вам бы лучше самому с Геллером побеседовать.

– Пойдем, – спрыгивая на землю, согласился Шаманов. Он уже осознал, каникулы закончились. Впереди что-то совсем не радостное. Макс сорвался и теперь придется долго расхлебывать последствия.

Его уже не особо удивили вагоны лежащие под откосом. Оценил сходу: удачно место для диверсии выбрали. Насыпь, поворот, спуск. С той стороны болотце и не спрячешься, даже если успеешь выскочить. С этой сотня стрелков с пулеметами. Воевать мы умеем. А вот лежащие вповалку в ровчике полураздетые люди неприятно поразили. Здесь не воевали – убивали сдавшихся. На деревьях сидели тучи воронья и ждали. Никто не собирался хоронить убитых и скоро ожидалась пожива.

Вокруг опрокинувшихся вагонов со следами от пуль суетились люди в форме без погон. Собирали оружие, разнообразное имущество. Стаскивали к дороге и грузили на грузовички. Это были явные родственнички «Муравья» по виду, хотя и заметно меньше. Грузоподъемность тонны на полторы. И в кузовах двух из них торчал закрепленный КПВ. Не ему одному приходят в голову полезные идеи.

Кое-кто его узнал и моментально убрался с дороги. Другие наоборот бросили занятия и попытались подтянуться. Шаманов остановился и посмотрел внимательно на самого близкого.

– Почему не выполняете приказ? – спросил отчетливо и громко. Люди поняли и поспешно вернулись к прежнему занятию.

Сейчас не время для митингов – это Стен знал точно. Сначала необходимо разобраться с произошедшим. И если придется дрючить Макса или еще кого, не при всеобщих слушающих ушах.

Вот что у него не отнять, подумал, когда Геллер встал по стойке смирно вместо того, чтобы лезть с объятиями и показывать близость окружающим глазам и по-военному отдал честь, так ума. Сразу сообразил. И доклад, будто по написанному тексту.

– Скажешь, я был не прав? – спросил негромко Макс, – можешь наказать любым способом. Хоть в рядовые.

Люди слышали слова подполковника, обращенные к офицерам: Чтоб они сгорели, дерьмо! Ничего не бойся, скажи своим ребятам не стесняться в средствах. Я, говорил, спец по этой публике. Бить и расстреливать. Пусть боятся! И не бегай ко мне за разрешением. Сам действуй.

В Утноке расстреляно трое. В Кинфине уже десять. На станции Ташим восемь. Троим было шестнадцать и к забастовщикам отношения не имели. Попались под руку. В Исбрине двадцать четыре. Брали по спискам профсоюзников. Начальника станции и телеграфиста расстреляли.

В Озерном шесть расстрелянных, тринадцать повесили. Прямо перед станцией и запретили снимать. Двух арестованных дорогой пристрелили и выбросили из поезда. В Ашиткове люди уже знали и разбегались, так схватили на улице троих, лица кому-то не понравились и подполковник лично убил всех.

Подошел к нему бывший сержант Надеждин, уже пожилой человек, между прочим орденоносец и гражданин королевства, не протектората, сроду в Лиге не состоящий и спросил: «Как ж так можно, без суда»? Друммонд и его убил. Вот так. А в «Дне» они стали стрелять прямо из вагонов по людям. Шестьдесят два погибших. Потом еще двадцать три человека расстреляли и опять половина безвинные. Неудачно подвернулись под горячую руку. Начальника станции штыками убили. Бригаду, отказавшуюся вести поезд дальше тоже штыками – восемь человек. Мало? Я их всех приговорил, – все так же тихо и спокойно, сказал. – Я! Лично своим желанием. Собрал своих парней и прикончил. И сдающихся тоже. Раньше надо было думать, что творишь!

– Сколько?

– Сто двадцать три нижних чина и восемь офицеров.

– Сколько у тебя людей? – терпеливо уточнил Стен.

– 191 человек, 4 ручных пулемета и 2 КПВ.

– Завтра здесь будет кавалерийская дивизия и всех вырубят, ты это понимаешь?

– И что делать?

– Делать, делать. Думать надо, прежде чем стрелять! Кровь как водка пьянит, а от действий пьяных еще ничего хорошего не произошло.

Макс сорвался, в очередной раз, показав, насколько он недалеко ушел от подобных карателей. Всех кончить, чем это лучше действий, которые его возмущают. Хоть бы суд публичный устроил и то решение лучше. А как ни жалко людей, убитых армейцами, они на пользу. Опять не мы начали. Даже Геллеру оправдание имеется.

– Так, – приказал после паузы, – лично едешь на «Дно» и отвозишь туда тела офицеров. Можешь выгрузить прямо перед станцией. Не сам, понятно, один взвод с собой. Произнесешь речь о возмездии.

– Я не умею! – испуганно отметил Макс.

– Вот что мне говорил, то и повторишь для всех. И резюме – так будет с каждым, нарушающим правила. Должен быть суд и возможность защищаться. Адвокаты и прочее лабуда. А мы не бандиты, а Народная Армия и имеем право на соответствующее отношение. Иначе каждому воздастся за дела свои. Поименно. И кто не остановит взбесившегося начальника, виновен не меньше. Это ясно?

– Так точно.

– Мы отходим на Фармин, потом на Логлин. Забираем с собой весь подвижный состав железной дороги и взрываем за спиной мосты. Все. Игры закончились. Дороги назад после этого нет.

И как бы не специально ты мне это устроил, подумал без особой злости. Рано или поздно случилось бы. Не это, так другое.

– Надо общий сигнал подать. У меня радист с собой.

– Это удачно. Ко мне его. Пусть и по радио для всех передадут. Шаманов прикинул и кивнул своим мыслям. – Все равно требуется общее обращение. Официальное. Телеграф. Где ближайший?

– Шесть лиг – станция «Горбатая».

– Кто этот умник выдумывающий названия? Ладно. Я ухожу туда и забираю остальных. Ты выполняешь приказ и быстренько двигаешься за нами. Кстати, столбы тоже валить, – он посмотрел на часы. – Через шесть часов приступаем. Связи у армии быть не должно.

– А, – нерешительно поинтересовался Макс, – откуда передачи идут? Ну, радио Свободы? В горах станции нет, я бы знал.

– Когда научишься держать свои эмоции в узде, получишь дополнительную информацию. А пока что не ясно? Он обернулся и недовольно уставился на подошедшего Рыбалкова. – Да?

– Вот, – невразумительно сообщил тот, вручая несколько исписанных листков из блокнота.

«О Патра, остров наш, прекрасный. С тобой говорю я. Почему ты печален, ведь на улице весна и природа пробуждается к новой жизни. Откуда вдруг траурные одежды. О чем льешь слезы в скорби?

О мертвых своих плачешь. О детях своих. Что и кому они сделали плохого? Слушайте правду – они не свершили ни одного преступления. Они хотели обычной справедливости. И даже не все. Смерть безжалостно вырвала из рук родителей и обычных детей. Эти негодяи в военной форме не охотились на врагов государства. Они целились в беззащитных. В мирных людей.

Почему? Чтобы заставить вас бояться! Чтобы Патра сжалась в страхе и не смела поднять голову. Чтобы не заботилась о своих интересах, а служила батраком. Они ошиблись. С помощью страха ни разу не удалось решить ни одной проблемы. Зато народ мой, ты точно знаешь, у нас больше друзей в правительстве Шиола. Нет их в армии. А может и не имелось никогда? Задумайся мой прекрасный остров. Пришла пора отрезветь и не надеяться на чью-то помощь.

Помоги себе сама и Бог тебе поможет. Хватит упираться и просить милости. Наши жертвы вопиют к твоему разуму. Ведь они не последние и должны быть отомщены. Слушай и запоминай мой замечательный остров: настал час потребовать от каждого считающего себя достойным и порядочным человеком, к какой бы группе или политическому направлению он бы не принадлежал – хватит пустопорожней болтовни! Пришел час браться за оружие!

Слушай Патра! Пришла пора показать кто мы. Достойны ли свободы. Барабаны бьют атаку»!

– Хорошо, – сказал Шаманов, поднимая глаза от текста. – Винтовку я тебе не дам. Польза и без того будет. Постарайся добавить приблизительно вот такое: отныне происходящее открывает дорогу не липовым, а настоящим заслугам. Не всем подряд, а людям, у которых есть идеалы и мужество. Добровольно идущим в бой.

– Подставить грудь под пули и высоко поднять знамя свободы, – известил его Рыбалков в глубокой задумчивости.

– Ну что-то в этом роде, – согласился Шаманов. – Бунт – это бунт. Это бессмысленное разрушение и отсутствие программы. Проломили голову, сожгли полицейский участок и разбежались по домам, трястись пока их всех не арестуют. Мы не бунтовщики. Мы революционеры. Здесь важнее идея. Тут хоть всех перестреляй, но остановить прочно пустившую корни в массах идею не удастся. Ясно?

– Ага, – подтвердил журналист.

– Вот и замечательно. Иди пока исправь. Исполним непременно по радио твой шедевр для всеобщего сведенья. Натурально не шучу, работай. А ты чего стоишь? – удивился, присутствию Геллера. – Марш, марш, в «Дно». Время уходит.

Церковь считает манипулирование людьми страшным грехом, без раскаяния подумал, подзывая Вулканова и вертя головой в поисках других знакомцев. С нашивками – это правильно. Проще разобраться с иерархией.

Хуже всего цеплять на страх перед смертью или сулить посмертные блага. Никто не знает, куда ты попадешь после гибели и не имеет права об этом рассуждать. Но обещать карьеру за кровь тоже как-то не очень. Ладно, пусть Верховный Судия разбирается, где он напортачил. Рая, во всяком случае, добровольцам не обещал, а почет всегда был по заслугам. Лишнее и вычеркнуть не долго.

Интерлюдия

В первый месяц восстания на острове было совершенно 112 политических убийств. Стреляли в военных, полицейских, чиновников. Любой человек в мундире подвергался опасности. Количество раненых естественно было в несколько раз выше. Одновременно отмечено несколько случаев, когда грабили якобы тоже по идейным соображениям. Точных данных не имеется, но видимо часть сумм реально ушла в карманы Лиги.

При этом жизнь продолжалась своим чередом. Люди работали, женились, праздновали юбилеи, болели и ломали ноги. Надо осознать, что без всенародной поддержки многие акции не могли бы состояться. Нелегальная деятельность постепенно превратилась в норму жизни для массового сознания народа. Неподчинение властям или уклонение от предписаний – долгом чести.

После запрета забастовок и расстрелов принимающих в них участие, сопротивление превратилось в норму поведения. Рабочие на государственные заказы трудились нарочно медленно, портили инструмент, погуливали, занимались бракодельством, халтурой. Поджигали склады, добавляли в смазку песок, искажали документацию.

Армия отреагировала очень жестко. Схваченные при покушении расстреливались на месте. При нахождении оружия людей арестовывали и судили в кратчайшие сроки по законам военного времени. На улицах городов постоянно находились патрули и в вечернее время они стреляли без предупреждения по малейшему подозрению и обыскивали всех подряд. Всеми этим мерами накал многочисленных актов под воздействием эмоций удалось сбить. Зато организованное подполье получив опыт и мотивацию перешло к гораздо более подготовленным и серьезным диверсиям.

История терроризма. Люди, цифры, факты.

Глава 2. Фиона Хейс. Экстренная медицинская помощь для всех. 2700 г

– Тот адрес? – нервно спросила из-за спины барышня Беленькова. Звучала фамилия как издевательство. Девушка была жгучая брюнетка и в роду у нее без сомнений присутствовали пираты из Тукана.

Очень уж у нее характерная внешность. Два корабля прибившихся к Коровьему мысу после шторма давно вошли в легенду. Из обычных грабителей оба капитана превратились в основателей родов, умудрившись встроиться в местные взаимоотношения почти без сложностей.

Прибились к слабому клану и повели его за собой, подчинив всю округу, никогда не переходя определенной черты. Не лезли к чужакам со своими обычаями, охотно перенимая полезное. Никого не удивляет название Клана Беленьковой – свочи. Опытные патраны влет вычисляют происхождение по физиономиям. Туканцы оставили хорошо заметный след, проявляющийся среди потомков формой носа и цветом волос.

– Вон, витрина разбитая и военные торчат, – уверенно тормозя, объяснила Фиона.

Двигатель глушить не стала, поставила на ручник и выскочила наружу не дожидаясь. Жестами объяснила кому куда.

Приличного шофера пока не нашлось и она уже неделю добросовестно трудилась в роли водителя на выездах, продолжая исполнять обязанности начальника. Занятий у нее теперь имелось море и скучать стало некогда. А поездки из развлечения превратились в рутину. Что-то в очередной раз ушло и вернуть назад не получится. Что, она и сама не знала. Легкость порхания? Уйти, плюнув на все – признать несостоятельность навсегда. Ты мужняя жена и задавись. Она всегда хотела не этого. Самостоятельности.

Умелой медсестры в эту машину тоже пока не обнаружилось. Вернее они были, но работали посменно на остальных «скорых». Все сейчас в разъездах, в Натмуке, а судя по слухам и не только здесь, творился какой-то откровенный ужас. Стреляли по нескольку раз в день и в больницы регулярно везли посторонних людей, словивших шальную пулю. Количество убитых уже давно выскочило за любые рамки.

Сейчас пришлось мчаться на срочный вызов на запасном, недавно подаренном очередным благодетелем и не обкатанным автомобиле и брать с собой эту самую Беленькову, приведенную Кормиком. Она хоть имеет намеренье чему-то серьезному научиться и надо надеться в обморок при виде крови не грохнется. Парнишка с понятием. Тоже не великий специалист, но готов всегда помочь.

Раненый оказался прилично одетым молодым человеком с небольшой бородкой и удивленными голубыми глазами.

– Мне не больно, – растерянно сказал он, – когда Фиона принялась осматривать ногу. – Просто не могу встать.

– Это шок, – объяснила она не столько для него, сколько для Беленьковой. – Кто наложил жгут?

– Я, – сказал подошедший сержант.

– Правильно сделали. Когда?

– Минут двадцать назад. Нас учили.

– Нельзя держать затянутым больше двух часов, – сообщила она опять для барышни. – Потом начинаются необратимые изменения. Очень важно знать сроки. Бумажку с временем в повязку.

– Да, я помню, – поспешно закивала та.

В обморок не собирается, хотя кровищи много. Почему парень не отключился не ясно. Нервы.

– И вы говорили средний срок доставки два часа.

– Это пока. Дай Бог станет транспорта больше, скорость увеличится. И телефонов не мешает добавить, – после паузы добавила. – Ну чего стоишь? – потребовала от сержанта, – зови своих солдат, пусть помогут донести до машины.

– Да, – послушно согласился тот и заорал, подзывая патрульных. Те торчали у разбитой витрины и настороженно оглядывались по сторонам, не выпуская из рук оружия. Так и двигались. Двое несут раненого, еще двое шарят стволами и зрачками по окружающим. Люди смотрели на происходящие и у многих был достаточно неприветливый вид. Человек громко стонал. Он уже не удивлялся отсутствию боли – она пришла.

– Расходитесь, – громко сказала Фиона, – помахав рукой. – Раненый отправляется в больницу. Последнее что ей требовалось в данный момент так это беспорядки со стрельбой. – Кормик?

Тот помотал головой отрицательно. Двум остальным помощь уже не требовалось. Запрыгнул в кузов и устроился возле раненого на специальной скамейке.

– Молодой идиот, – сказала Фиона минут через пять, со злостью, пытаясь объехать очередного извозчика. Тот изображал непонимание и прижаться к обочине не желал. Надпись «Экстренная медицинская помощь» его не трогала. А может и читать не умел, – сколько ему лет?

– На вид семнадцать-восемнадцать. Форма училища, уже не школьник, – ответил Кормик глухо.

– Взял папин револьвер и принялся стрелять в первого попавшегося лейтенанта. Естественно его нашпиговали пулями остальные патрульные. А заодно и совершенно постороннего человека. И они в это не виноваты! Они сами напугались!

– И что надо было сделать? – спросил парень.

– Во-первых, не лезть сразу к нескольким, подловить одиночку. Во-вторых, выстрелил – драпай. Не дожидайся ответа. И лучше всего поэтому палить в спину.

Барышня пискнула не находя слов от подобного цинизма.

– А самое главное, – гневно воскликнула Фиона, – неплохо бы, прежде чем убивать посторонних людей задуматься не о себе, о родителях. Каково им сейчас будет? Попробуй поставить своих на их место и подумай хорошенько, стоит ли связываться с подобными делами.

Она спиной чуяла его скептсис. Не бегай Кормик регулярно к своей подружке, наверняка тоже бы что-нибудь героично-дурное отчебучил. У Ветровых, кроме средней сестры, вся семейка не вполне нормальна. И та рисует потихоньку платья, что в обществе пальцами показывать обязательно станут, попробуй надеть. А уж связи с Лигой через Стена такие, что их с утра до вечера должны пасти агенты.

– Эй, – встревожено сказал сзади Кормик, – ты чего это? Не время терять сознание, совсем рядом.

Фиона нажал на газ и понеслась вперед со всей возможной скоростью, распугивая людей гудками. Неплохо бы завести сирену как на корабле, смутно подумала. Или закон провести, обязывающий уступать дорогу. Пустая потеря времени тащиться за телегой.

* * *

– Сегодня не все пришли, – извиняющимся тоном сообщила мадам Котова, железной рукой увлекая Фиону за собой.

Она поджидала ее прямо у въезда и выдернула из кабины, стоило подъехать к подъезду конторы.

– Времена такие… Ты уж постарайся произвести впечатление на наших толстосумов. Девка симпатичная, покажись, как следует. И не бойся. Веди себя барыней. Я в тебя верю, – запихивая в комнату чуть ли не силком, прогудела в ухо.

Фиона посмотрела на людей перед собой и ощутила себя на экзамене перед уважаемыми профессорами многократно все эти глупости слышавшими раньше и с трудом сдерживающихся, чтобы не заснуть.

Котова, откровенно поддерживала, подмигнув. Великая благодарность. Представила и бросила ее у стола, отправившись к остальным. Две ее компаньонки такими довольными не смотрелись. Раньше они могли требовать отчета, сейчас заявились противные жесткие мужики с гнусными намерениями наводить новые порядки.

Мысленно Фиона согласно давно выработанным правилам общения с родственниками плюнула (пусть бурчат, она и в дальнейшем станет делать исключительно что нравится) и принялась подробно излагать недавнюю историю своей деятельности. Основные факты еще свежие и из головы не испарились. Точные цифры всегда можно проверить, заглянув в листки с записями. Между прочим, давно пора привести финансовую отчетность в нормальный вид. Объявление что ли дать в газету? Так ведь придется жалованье платить еще одному клерку!

– Сто семнадцать выездов за неделю, – говорила для общего сведения, – 2–3 раза в день уже сейчас. Пока немногие знают куда обращаться и номер телефона. Ожидается в ближайшее время серьезный рост количества вызовов. В восемнадцати случаях вовремя привезли. Еще пол часа-час и умерли бы прямо на улице. У остальных не было опасности летального исхода, но и с раздробленными ногами, по которым проехала телега желательно не медлить. Проблема с телефонами, их не так много в городе и вызов запаздывает. Сложно и с помещением. Вечно прислоняться к пожарной части мы не можем. Требуется место. Иногда в одном районе несколько случаев сразу, должна присутствовать запасная машина. Два-три сменных экипажа. На автомобиль. Да много чего нужно! – сама для себя неожиданно оборвала речь.

– А почему не написать номер телефона прямо на ваших каретах «Медицинской помощи»? – спросил не слишком приветливым тоном длинный и худой мужчина, с роскошными усами и холодными глазами.

– Хорошее предложение, – признала Фиона. – Спасибо. Так и сделаем. Только будьте любезны, обращаясь ко мне, назовитесь.

Сидевший рядом с ним пожилой дядечка откровенно расплылся в улыбке.

– Как можно не знать Харлеха? – сказал издевательским он голосом достаточно громко. – Это ж кровная обида.

– И вы тоже представьтесь, пожалуйста!

– Я – с покрасневшим лицом оповестил ее усатый, – Харлех Буслов.

Сказано было веско. Ничего удивительного. Есть люди, имена которых на слуху давно и прочно.

Пол столетия прошло с тех пор, как кого-то всерьез заинтересовали морские котики и соответственно Котиковые архипелаги. Большой и Малый. Известны они были с незапамятных времен и на картах принадлежали к протекторату. Когда-то именно выходцы с Патры открыли и вывесили там свои знаки, указывающие всем прочим бродягам, чья земля.

Особого смысла в эксплуатации островов никто не видел. Там ничего не имелось кроме камней и тех самых котиков. По самым приблизительным подсчетам их было не меньше миллиона и приплывали животные на архипелаги для выведения потомства. Несколько месяцев в году над камнями раздавались крики взрослых и писк детенышей. Потом котики уплывали в море до следующего сезона.

В 2672 г королева Шиола появилась на публике в новом оригинальном наряде. Может быть, знай она куда приведет этот показ несчастных котиков королева бы воздержалась от приобретения красивой вещи, женщина она была мягкосердечная. Не судьба. Вид роскошной шубки настолько поразил аристократических модниц, что они возжелали срочно приобрести меха. Причем модное сумасшествие очень быстро доплыло и до других материков. Люди с деньгами заявили: «Хотим!».

Предприимчивые парни, обнаружив стремительный рост цен на шкуры, в раздумья не впали. Индустрия китобойных судов на Шиоле приносила хозяевам огромные прибыли. При затратах на ловлю одного кита в среднем 25 «корон» стоимость продукции на рынке составляла 15–20 тысяч.

Конечно, не одни подданные королевства этим занимались, но на пике промысла, ее китобойный флот насчитывал 236 судов и обеспечивал работой примерно 20 000 человек. Затем, с налаживанием широкого выпуска керосина, спрос на китовый жир резко упал. За последние пятнадцать лет по некоторым подсчетам было продано китового жира, уса и прочих ингредиентов на 800 миллионов «корон».

Очень своевременно появилась новая цель. Каждая шкурка стоила 14 «корон». Миллион несчастных зверей просто напрашивался на уничтожение. Били их без разбора, не щадя ни самок, ни самцов. Через пятнадцать лет от многих известных лежбищ остались только голые участки побережья, а уцелевшие лежбища представляли собой удручающую картину.

Тут проснулось королевское правительство. По не слишком глубокому размышлению оно пришло к выводу о необходимости найти хозяина заинтересованного в постоянном доходе и гоняющего всех прочих. Устроили конкурс, кто больше даст за лицензию. Первым оказался Харлех Буслов. Глава китобойной флотилии и большой специалист по отстрелу морских котиков.

Он получил в аренду на 20 лет промыслы при условии ежегодной выплаты в 5 тысяч «корон» на содержание администрации архипелагов, определяющей лимиты отстрела и полиции, контролирующей его действия. А также по две «короны» за каждую шкуру добытого котика. В среднем в год по официальным данным он с этого дела имел не менее четверти миллиона чистого дохода, отстреливая в районе 30 тысяч животных и не давая сбить цену контрабандистам.

Буслов держал у островов небольшой личный флот и совместно с полицией за последние три года захватил 4 шхуны, несколько шлюпок и на законных основаниях его люди убили не меньше двух десятков залетных охотников. Те тоже были совсем не любители природы и добрых дел, пуская оружие в дело при задержании. Так что потери были и среди его людей. Важнее другое. Денег у Харлаха было не просто много. Очень много.

– А я, – со смешком доложил пожилой дядечка, – Моэл Ляпин.

Фиона открыла рот и закрыла. В этом случае ей не рекомендовалось задавать глупые вопросы. Если и существовали на свете открыто ненавидящие друг друга конкуренты, так эти двое. Оба занимались китами, причем у Буслова было 34 шхуны, а у Ляпина 48 судов. Оба построили самые первые плавбазы, позволяющие продлить охоту и забить большее количество китов. Потом вместе переключились на котиков и здесь Харлах лихо обошел соперника, обставив на взятке.

Прямо это никто не признавал, но первоначально губернатор с Казначейством хотели поделить архипелаги. Малый одному, Большой другому. Что-то не срослось. В результате и так друг друга серьезно недолюбливающие миллионщики готовы были порезать соперника на куски. Она и не подозревала, что эти люди способны сидеть рядом и не подраться.

– Послушайте, – нетерпеливо сказал еще один человек в возрасте. Волосы седые, смотрится молодцом. Так и подпрыгивает в нетерпении. – Почему собственно не поставить это дело на коммерческую основу? Умирающему наш долг всемерно помочь, – он благочестиво поднял глаза вверх и пробормотал быстренько две строчки молитвы.

– Господин Ратников, – внятно доложил Ляпин, явно забавляясь. – За прошлый год городская Управа получила с него за здания 145 тысяч «корон» налогов.

– Ничего подобного! – возмутился господин, забыв о молитвах. – Это исключительно в центре! А у меня еще 28 лавок и магазинов в разных концах города и содрали 811 тысяч 124 «короны». Сантимы я уж не считаю. Ни стыда, ни совести!

Фионе стало не по себе. Этот был даже хуже всем знакомого Гладкова. Половина так называемых чайных в городе принадлежала ему и неизвестно сколько в других местах. Дело в том, что кабаки облагались серьезными налогами. С чайных брали всего несколько «корон». Только вместо чая там подавали алкогольные напитки. В чайниках.

Почти стопроцентная контрабанда или мутный самогон собственного производства. Посетители были самого низкого ранга. Опустившиеся люди. Зато мест таких было очень много и в результате ему в карман падали полновесные золотые.

О не слишком уважаемых заработках знали все и обычно делали вид, что все нормально. Пусть лучше оборванцы со своими женщинами легкого поведения собираются в определенных местах и не мозолят глаза приличной публике. Крик, шум, драки, азартные игры и даже запрещенный для чайных бильярд где-то там, в темных переулках.

Про Ратникова в открытую говорили, что он не постесняется подослать при необходимости голодранца с ножом к сильно много болтающим. Приводили даже конкретные примеры без малейших доказательств. Поймать его на горячем еще никому не удалось.

Ко всему еще в справке внимательно изученной ей из папочки про Стена приводились достаточно любопытные данные о том, что Лига взяла под контроль основную часть нелегального производства и завоза алкоголя. Деньги там бегали очень серьезные. Ратников практически открыто платил Национальной Лиге за отсутствие неприятностей и бесперебойные поставки.

Доказать это армейская разведка не смогла. Предприниматель с честнейшими глазами заявил о добровольных взносах в кассу общественной организации. Реально связываться с ним просто боялись. Опасный человек и везде ищет выгоду. По нынешним временам – вдвойне. Кто там разбираться станет политика или другая причина убийства?

– Я к чему, – сообщил Ратников, – пусть хоть за доставку платят. Бензин, эксплуатация транспорта.

Ляпин неприятно рассмеялся.

– На городскую больницу дали? Дали! Чего это на вот это должны? Или, – осененный мыслью, радостно воскликнул, – пусть с налогов Управы и организуют. У меня лишнего вот так разбрасываться не имеется! Каждый сантим на счету. Кризис! В торговле застой. Товары нераспроданные на складах лежат. Сплошное разорение творится.

– Тебя никто сюда насильно не тащил, – подал голос Буслов. – Можешь уйти в любой момент и не вонять.

– Принципиально не уйду! – заявил Ратников, усаживаясь. – Желаю знать, на что уходят мои денежки, заработанные тяжким трудом.

– Построить-то больницу построили, – впервые подал голос Уилл, – мест не достаточно. Переполнена больными, лекарств не хватает, отсутствует в достаточном количестве персонал.

– Вот! А нам предлагают отвлекать важнейшие ресурсы на всякую ерунду! Обман! Чистый обман и мошенничество!

– Нет, я все-таки вмажу этой гниде, – поднимаясь, пообещал Буслов.

– Все слышали? Угроза и оскорбление, – довольно завизжал Ратников.

– Кто слышал? – удивился Ляпин. – Я ничего. И не увижу.

– А если я ему рот заткну? – спросила Котова с любопытством, – тоже в суд побежит, позориться перед народом? Он подлец меня обвиняет в желании кого-то обмишулить. Это ведь я все дело организовала!

Ратников вместе со стулом постарался отодвинуться подальше.

– Это будет прекрасная проверка «Медицинской помощи», – довольно сказала мадам Ситникова. Единственный человек неплохо знакомый Фионе раньше. Столп благотворительного комитета и душа-человек. – Довезут человека до городской – обязательное условие! – больницы или скончается от проломленного черепа.

Ее положено было именовать не иначе как вдова. Последние пятнадцать лет она так и ходила в черном траурном платье. Оно ей не мешало управлять несколькими кондитерскими магазинами, булочными и иметь долю в экспорте зерна. Все равно на фоне остальных миллионщиков смотрелась бледно. Не те капиталы.

– Сядьте все, – внушительно приказал маленький полненький человечек. – И замолчите. Он посмотрел на внушительные золотые часы и вздохнул. – Вечно не хватает времени, – пожаловался неизвестно кому. Пора ехать. Сама идея достаточно важная и удачная, – произнес в наступившей тишине.

Просин или Берешев? – подумала Фиона. Верфи или сахар? Ишь как все слушают, даже Ляпин – уважаемый человек не решился выступить. Не так давно она проживала в городе, чтобы каждого крупного деятеля в лицо помнить. Другое дело имена. Мимо иных не проскочишь, обязательно фамилия прозвучит.

– Ах, да! – сказал тот, явно подслушав ее мысли. – Я Хоуп второй.

Тоже неплохо признала Фиона. Сталелитейные заводы, превратившиеся в Корпорацию. Причем с большой буквы. Практически монополия на Патре, серьезные позиции на остальном Шиоле. Некоронованный король под номером вторым. При желании найдет способ стереть в порошок не только ее, любого из присутствующих.

– Кто даст деньги на 1 Городскую – непременно учтут потом, когда заработает Управа. Вычтут из общих сумм налогов.

– А разрешат? – с сомнением спросил Уилл. – Армейцам проще собирать напрямую и распределять, куда левая нога пожелает.

– Много насобирают без документации и специалистов? Военные! – произнесено было с отвращением. – Украсть обязательно попытаются, но это уже мое дело! Поскольку выборы у нас отменили, господин Скопин, мой хороший знакомый вынуждено вернется в старое кресло Головы. Наши офицеры не имеют ума справиться с городским хозяйством. И не только в Натмуке.

Помещение настороженно замерло. Сейчас им открыто сообщили – как минимум частично идет возврат к прошлому положению. А это важнейшая информация. Налоги, штрафы и многое другое возвращается. А люди… Очень хорошо знакомые люди. Жизнь продолжается с прерванного места. При этом Скопина не арестовали за связи с Лигой исключительно по протекции нескольких влиятельных лиц, включая данного господина Хоупа. Реально притянуть сегодня можно любого. Все, так или иначе, контактировали с лигистами. Многие их одобряли и помогали.

– Забастовка отменяется? – настороженно спросил Ратников.

– После произошедшего на станции «Дно», – Хоуп вздохнул, – есть названия говорящие… Лига выпустила воззвание за подписью Шаманова, – он посмотрел на пол, вспоминая, – не дословно, в пересказе: «Лишние жертвы Лиге не требуются. Спасибо всем. Не нарывайтесь зря. Саботаж работает ничуть не хуже. А пока на террор мы ответим соответствующими мерами. Железная дорога перевозить грузы все одно не будет». И еще: Шаманов просил каждого патрана не сходить один раз в кино, не заглянуть без нужды в бар, а внести свою лепту в общее дело. «Мы просим деньги на дело свободы, а в залог отдаем наши жизни».

Он помолчал и, пожав плечами, добавил:

– Кое-что из обещаний уже претворяется в жизнь. Не работает с утра телеграф, телефоны – я про междугородские связи. Известно: пути подорвали в нескольких десятках мест. Причем мне сообщили об одиннадцати разрушенных мостах. Реально их может быть гораздо больше. Если вспомнить, как идут наши железные дороги – с севера на юг две отдельные линии и компании на восточном и западном побережье, и только три связующие ветки, – он развел руками. – Центр страны и горы сейчас неизвестная земля.

Ляпин выругался тоном отчетливого восхищения.

– Остров разрезан на ближайшее время и проще добираться в объезд на корабле, чем по дорогам. Кроме того, это стало опасно. Ничего толком не известно о происходящем даже в предгорьях. Фактически армия контролирует только прибрежные города и в руководстве военного округа жуткая растерянность. Патра не стала на вытяжку, выполняя приказы, а открыто проявила норов.

– Это уже открытый мятеж! – довольно провозгласила Котова.

А ко всему прочему, подумала Фиона, я похоже ненароком угодила в гнездо заговорщиков. Глава Сталелитейной Корпорации не стесняется заявить при свидетелях о получении важнейших известий напрямую от вооруженных мятежников. Не может быть, чтобы не навел справки и не выяснил кто я такая. Совсем не боится? Борс тоже не опасался, а завод закрыли. Хорошо самого на свободе оставили.

– Он стал им с момента нападения на Крепость. Если ответные акции вроде последствий «Дна» с уничтожением карателей сейчас повторят в нескольких местах… мда. У Лиги есть такая возможность. Боюсь и 1-я Городская больница и «Экстренная медицинская помощь» будет чрезвычайно востребованы в самое ближайшее время. Посему, – сказал с нажимом, – будем реалистами и займемся первоочередными делами. Все это начинание требуется расширить и по возможности заставить работать по определенным правилам. Да?

– Я понимаю ваши похвальные намерения, – сообщил Уилл, – но вы должны для начала признать важнейшую вещь. Отсутствие необходимого количества медицинского персонала. Машины приобрести легко. Надо иметь фельдшеров и врачей оказывать первую помощь на месте происшествия. Пока их нет, какой смысл расширяться?

– Правильное замечание, – одобрил Хоуп. – Начнем с замены фельдшеров военными санитарами. Пару десяток точно найдете в городе.

Почему мне эта простейшая мысль не пришла в голову? – с обидой подумала Фиона. С ранами они управляться наверняка научены получше молоденьких девиц.

– Кроме того у нас в Натмуке имеются два медицинских училища и возможность для молодых людей получить практику. С руководством я поговорю. Лишний плюс на экзаменах и приработок. Что я зря содержу оба на свои деньги? – он не хвастался, констатировал факт. – С врачами сложнее… Ладно. Меня интересует другая вещь. Вы работаете в центре и как распределяете границы ответственности?

– По полицейским участкам, – с недоумением ответила Фиона. – Зачем лишнее выдумывать? Карты прямо там и попросили. Кстати плохие. Даже в старых районах множество неточностей.

– Хорошо, я понял. Тогда простейший вопрос как вы собираетесь ездить по окраинам? Там и дорог фактически нет! Даже булыжные мостовые не везде. А уж самострой, – он развел руками.

– Пока до этого дойдет дело, – пробурчала Котова. – Там и телефонов десяток на всю округу и все на заводах.

– Но ведь можно использовать и запряженную лошадьми карету?

– Ну, да. Почему нет.

– Сразу снимается масса проблем с водителями и техническим обслуживанием, – победно завершил Хоуп.

– И появляются другие, – пробурчал Уилл. – Сейчас машины на ночь в гараже собирают. Одно помещение. И аренда невысокая. Они там не гадят навозом. Или под охраной полиции у участка оставляют. А лошадям потребуется конюшни. А стоят Ветровские машины не сильно дороже приличного коня. Нам же резвость требуется, а не плетущаяся кляча? Хороший рысак, как бы не дороже вышел.

– И все-таки вы проверьте, – приказным тоном заявил Хоуп, показывая на Фиону. – Расходы на тот и другой вид транспорта и содержание необходимо сверить и выяснить как выгоднее. Две упряжки я вам выделю.

Мля, неприлично подумала та, старательно сохраняя невозмутимость, а то фабрикант не знает расходы на эксплуатацию грузовика, по сравнению с пролёткой? Хотя может и не в курсе. Речь то не о грузовике, а о фургоне. Совсем новый опыт. И знать всякие тонкости ему не обязательно. Одно дело личная пролетка и личный антамабиль, другое эксплуатация грузовика. Да и воспитательный процесс. Она предложила, пусть вертится. Промолчать с каменной рожей не вышло.

– А повозка? – возмутилась женщина. – А кучер?

– Сами найдете, – отрезал Хоуп. – Короче представите по истечении месяца подробный отчет с финансовыми затратами, сравнением вариантов и конкретными предложениями по улучшению деятельности и повышению качества. Вот тогда мы и поговорим серьезно. Пока судить рано. Намерения похвальные, обсуждать всерьез положительный момент преждевременно. А пока, – он сделал паузу и что-то мысленно прикинув, изрек, – думаю пять тысяч взноса с каждого члена комитета, никого не разорят.

– На месяц! – ахнул Ратников, – такие деньжища!

– Бедных не задерживаем, – пробурчал Ляпин, залезая во внутренний карман пиджака и извлекая чековую книжку.

– Одну минуту, – поднялся промолчавший все время молодой человек. На вид ему было возле тридцати и он молча сидел в углу развалившись на стуле. У Фионы создалось впечатление, что под общий гам прекрасно спит. Даже не шевелился.

– Костин, – представился, с поклоном в ее сторону, демонстрируя, что все это время бодрствовал и внимательно слушал.

– Папа ваш как? – ласково поинтересовался Ратников. – Выздоравливает?

Про отца Фиона была не в курсе, но фамилия опять не из тех мимо кого спокойно проходят. В мире существовало всего две фирмы выпускающие гирокомпасы и приборы, используемые для управления артиллерийским огнем военных кораблей. И только одна в Шиоле.

«Костин и Сын» владели целым комплексом предприятий для разработки и производства изделий точной механики в военных и гражданских нуждах. Один гирокомпас стоил до 200 тысяч «корон» и за эти деньги без проблем можно приобрести парочку приличных транспортных судов. Городская больница была построена на их пожертвования. Содержала ее уже Управа, но планировали и сооружали Костины.

– Мне хотелось бы уяснить, на что именно пойдут деньги, – игнорируя суетливого деятеля, сказал тот. – Я со своей стороны признаю начинание госпожи Хейс замечательным, однако не собираюсь тратиться на излечение шиольцев.

– Вот именно! – обрадовано возопил Ратников.

– Мы стремимся помочь городу и живущим в нем. Спасать чужаков не наша забота! Вообще-то у них армейские лекари имеются, – под общий шум закончил.

– Когда я приезжаю и слышу крик боли, – громко сказала Фиона, – мне абсолютно без разницы как человек молится, где он родился и какую профессию получил.

Люди замолчали и стали прислушиваться.

– Мне плевать, – продолжила она, – платит ли он налоги и в каком размере. Нарушил закон или всю жизнь мухи не обидел. Рябой он или кривой. Я вижу пострадавшего или тяжело больного. И в документы заглядываю с единственной целью – зафиксировать личные данные и при необходимости сообщить родственникам. Вы все, – она обвела сидевших взглядом, – хотите свободы и своего государства. Как скоро с таким отношением начнется дискриминация сельских жителей по отношению к городским, горцев в сравнении с равнинными жителями и кланов не с той внешностью? Вы знаете, куда ведет этот путь? Я точно скажу: не к процветанию. К вечной грызне между собой! Ваши свободные жители острова еще про королевские порядки непременно станут вспоминать с ностальгией.

Костин неожиданно поклонился.

– Вы правы. Мне не нравится подобное предположение и мнение о нашем будущем, но в ваших словах присутствует справедливость. Я не особо волнуюсь по поводу жителей севера или гор. Звучит нехорошо, зато честно. Мы всегда старались обустроить Натмук, забывая об остальном острове. Принцип должен быть один – права и обязанности одинаковы для всех. Поэтому на вызов требуется ехать. А вот везти шиольцев в городскую больницу – нет!

– Военных, – мягко сказала Котова. – У них есть свой госпиталь и пусть там поднимают на ноги. А жители города и приезжие вне зависимости от подданства имеют право на милосердие. Это честно госпожа Хейс?

– Да, – подумав, согласилась она.

Дверь распахнулась и в комнату ворвался Кормик.

– Возле Крепости мощный взрыв, – произнес он, тяжело дыша. – Ресторан «Золотой якорь». Большая бомба. Много пострадавших.

Ратников вскочил и кинулся наружу. Судя по поведению это было его заведение. Ойкать и хвататься за голову не стал. Сразу помчался целеустремленно выяснять подробности.

– Эй, – заорал Ляпин ему вслед, – за газом следить лучше надо.

– Там сегодня должно было состояться офицерское собрание 2-й кавалерийской дивизии, – негромко сообщила Ситникова. У меня закупали много пирожных. Юбилей какой-то.

– А отличившийся дважды 8-й драгунский полк как раз во второй дивизии числится, – пробормотал Костин. И страшно довольно сообщил, – боюсь это не газ!

– Мы едем, – для всеобщего сведения провозгласила Фиона.

– Конечно, – закивал Хоуп, одобрительно. – Занимайтесь делом. Между прочим, – услышала она уже на ходу, – идея нашего господина Ратникова о распространении взносов за медицинское обслуживание на все население города не так уж глупа. С каждого пол «кроны» и появятся серьезные суммы на 2-ю городскую больницу. Одной крайне недостаточно!

* * *

Она не успела выскочить наружу и направиться к страшным дымящимся развалинам, с провалившейся внутрь крышей, как дорогу загородил хорошо знакомый офицер. Он у мужа в отделе служил и частенько появлялся у них дома.

– Может вам не стоит ходить? – глядя куда-то под ноги, невразумительно спросил.

– В чем дело? – изумилась Фиона, – вы думаете, я в первый раз увижу кровь?

Метрах в пяти от них с визгом затормозила вторая машина с ее собственноручно изготовленной по трафарету надписью «Экстренная медицинская помощь» и она невольно поморщилась. Надо потом всенепременно сделать внушение мальчишке водителю. От таких вещей колеса скоро менять придется, а денег она пока не видела и что там нарешают благодетели неизвестно. Требовать люди горазды. Помогать много меньше. Тем паче, если дохода не сулит.

Из разбитого проема, когда-то бывшего дверью солдаты вытащили непрерывно стонущего человека в остатках обгорелой формы. Еще несколько, не меньше десятка, уже лежали прямо на земле и постоянно оглядывающаяся на нее Беленькова в сопровождении Кормика двинулась к ним.

Со всей округи сбежались военные и помогали. Правда не все. Один совсем молоденький солдатик, то ли налюбовавшись вблизи, то ли впервые попав на подобное происшествие, стоял на коленях и метал из себя все содержимое желудка прямо на дорогу. Как отвратительно вблизи смотрятся обгорелые люди и насколько у них мало шансов выжить, она помнила еще по учебе.

Прохожие в цивильном задерживались редко. И сочувствия горожане по отношению к армейским офицерам не испытывали и недолго попасть под обвинения. Загребут в полицию или в тюрьму, доказывай потом, что случайно мимо проходил.

– Полковник, – все также, не глядя в глаза, пробормотал вконец засмущавшийся собеседник.

– Радан? – вздрогнув, спросила Фиона, – где? И двинулась по указанному направлению, обойдя капитана как неодушевленный предмет.

Муж обнаружился практически сразу метрах в пятнадцати. Он лежал на спине с двумя пулевыми ранениями в груди. Не требовалось проверять пульс, сразу видно – мертв. Лицо изумленно-недовольное. В руке знакомый пистолет.

– Что произошло?

– Он бежал на взрыв, а примчавшийся патруль с перепугу принял за лигиста. В Крепости они были в военной форме. Там начиналось со взрыва и здесь. Так они говорят.

– То есть его убили собственные подчиненные, – задумчиво сказала Фиона. – Не террористы, даже не в бою, по дурости.

– Ну, да, – с запинкой подтвердил капитан, – их обязательно отдадут под суд!

К ним подскочил Кормик и торопливо доложил:

– Нашли семерых погибших и шестьдесят два раненных. Четырнадцать в очень тяжелом состоянии. У нас нет столько перевязочного материала.

– Вы бы капитан лучше пригнали из Крепости транспорт, – железным голосом приказал Фиона. – Не на руках же нести! Надеюсь хватит полномочий?

– Так точно, – ответил тот, – ошарашено моргая. Ожидаемых рыданий не последовало.

– Всех в госпиталь, здесь ближе, чем в городскую больницу. И правильнее, – продолжала раздавать указания вдова, не собираясь падать в обморок. – Вряд ли там обрадуются офицерам.

– Так точно, – подтвердил капитан, собираясь уходить. В душе он почувствовал зависть и одновременно злость. Нет, конечно, предпочтительнее, когда твоя жена не теряется в самой страшной обстановке. Однако могла бы проявить и побольше чувств.

– Я не требую крайних мер для солдат, – сказала Фиона с нажимом, в очередной раз ставя его в тупик. Совсем не тех слов он мог ожидать. – Это не убийство – обычная глупость. Если кто и виноват в происшествии – так придумавший вводить военное положение. Не вздумайте устраивать суд без меня, а то я найду к кому обратиться. Свободны!

– А?

– После отправки раненых! Ему уже все равно. Подождет. И домой не надо. Вместе со всеми остальными.

Кормик рядом булькнул нечто невнятное. Похоже, до него дошло кто мертвый.

Она перестала обращать внимание на офицера, присела возле мужа, легко погладила по лицу, закрывая глаза. Достала из нагрудного кармана документы. С трудом разжала пальцы и вытащила ПВ, сунув его в карман.

– Нет бинтов, – поднимаясь, сердито сказала парню, – бери простыню или рубаху. На первый момент сойдет, а дальше пусть врачи в госпитале думают. Маленькие вы, что ли все? Соображать пора самостоятельно. Идем.

Интерлюдия

В ежедневной работе канцлеру помогали две со стороны малозаметные службы. Основного помощника и начальника канцелярии Камова знали все. Без него мало что происходило. Он постоянно держал под контролем события политики, назначения на высшие должности и неизменно присутствовал на заседаниях правительства.

Под его непосредственным началом трудились многочисленные советники по всевозможным вопросам. Экономика, финансы, юридические или социальная и внешняя политика. По любому пункту он в кратчайшие сроки мог представить исчерпывающую информацию.

Не столь заметным и многочисленным было второе ведомство. Личный секретарь Горд Рыбалков не особо светился на публике. Он занимался проблемами национальной обороны, связями с прессой, организовывал официальные визиты и персональные встречи канцлера, ведал протоколом. Тоже достаточно информированный и имеющий доступ к множеству секретов человек.

История попадания на столь значительную должность типична для своего времени. Тогда многие молодые люди стремительно вознеслись на командные высоты. Кое-кто сумел там задержаться и не за красивые глаза. Требовались такие личностные качества как острый ум, полемический дар, энергичность, самоуверенность, честолюбие, склонность к лидерству, готовность учиться. Слабые руководители частенько окружают себя никчемными исполнителями, опасаясь за власть. Сильные стремятся получить серьезных и полезных помощников.

Личное знакомство очень многое решает в подобных случаях. Правда не гарантирует карьеры. Приходилось постоянно доказывать свою полезность и умение учиться. Не все задержались наверху из первоначальных соратников.

Про Горда это не скажешь. Назвать его излишне честолюбивым сложно, он всегда находился на втором плане. В то же время выкинуть его из обоймы никто не пытался. Как-то умудрялся находиться в достаточно дружеских отношениях практически со всеми, не стесняясь иногда и пошутить, не слишком заботясь о самолюбии.

В молодости он был журналистом, не слишком известным, однако с бойким пером и судя по текстам далеко не глупым. Вы еще убедитесь, что словом он владел блестяще, был наблюдательным и нередко одной фразой способен припечатать навечно.

Юмор его едкий и не всегда приятный, благо большинство упомянутых персонажей к моменту первого издания мемуаров уже скончались. Подавать в суд никто не стал. А вернее, можно с уверенностью сказать, что упомянутые факты реальные. Многие вещи во внутренних отношениях нескольких правительств достаточно любопытны не только для читателя, но и историка. Описание первых дней после восстания и происходящего в Логлине чуть ли не единственное в своем роде.

Временами он был безжалостен не только к своим персонажам, но и к себе. Редчайший случай для подобного рода литературы.

Предисловие к книге Рыбалкова «Тридцать лет среди революционеров и реакционеров»

Глава 3. Новая власть. 2700 г

По мощенным булыжником улицам мимо двухэтажных особнячков неторопливо двигался невысокий полненький мужчина в кепке и костюме на манер мотоциклиста. Кожаная куртка, брюки из грубой ткани. При этом вся одежда понимающему демонстрировала неплохие доходы. Ботинки известнейшей шиольской фирмы Торвайна, а качество сукна не для мастеровых.

Через плечо у него висела большая сумка, а голова так и крутилась во все стороны. Чуть ли не к каждому встречному он обязательно цеплялся и начинал задавать вопросы. Так, обнаружив висящего на перекрестке на фонаре человека, попытался выяснить кто и когда, а особенно важно за что его казнил.

– Из полиции концессии Марвина, – моментально ответила девушка из соседнего дома, выглянувшая зачем то на улицу. – Неприятно, ага, но парни с шахт его хорошо знали, тот еще гад был. Попался, вот и повис, – совершено равнодушно сообщила.

– И часто такое случается?

– Не, – отмахнулась уверенно, – всего два случая на Логлин. Был еще один скот, но не нашли. А искали на совесть. Очень уж желали вздернуть за компанию. У нас их вся округа знала. За дело свое получили и когда еще порядок не навели.

– А как насчет третьего переулка отсюда? Я расстрелянных видел.

– Вот это и есть порядок, – без тени сомнения заверила девушка, – полиция разбежалась и кое-кто в чужие магазины и дома лезть наладился. Вот Лига и ввела патрули. Пойманных на грабежах на месте стреляют. И правильно делает. Так что упаси вас Бог, на чужое зариться.

– Анна, – позвал женский голос из-за забора, – домой!

Девушка недовольно вздохнула, но возражать не стала, оставив мужчину одного.

Мне почудилось или она и себя имела в виду, поминая чужое? – подумал тот, двинувшись дальше. Тронешь женское… хм… плечико, она заорет и тут же появятся добрые молодцы с огнестрельными штучками. Влепят в затылок пулю, плюнут брезгливо и дальше двинутся.

Что примчатся достаточно быстро, он не сомневался. Уже дважды за очень короткий срок видел. Обычно втроем с карабинами. Один в форме, двое в гражданском. Оба раза показали дорогу и при этом не забыли поинтересоваться документами. Любопытно, что издалека можно и спутать с солдатами. Цвет формы не тот, перекрашено явно в домашних условиях и широкое раздолье оттенков, отсутствуют погоны. Вместо них на предплечье хорошо знакомые знаки различия. И еще эмблема. Красный треугольник и внутри черно-белые клетки. Это правильно задумано. Не стрелять же в своих. А пошить оригинальные костюмчики явно не успели.

От железнодорожных путей его сразу завернули. Все равно успел полюбоваться на поразительное зрелище. Все пути и запасные ветки забиты вагонами. Эшелоны собраны из самых разных по форме и назначению вагонов. Пустые и груженные, с лошадьми, людьми и непонятными вещами. Впечатление, что целые поселки тронулись из обжитых мест переселяться и все имущество с собой прихватили. И распоряжаются всем железнодорожники в форме. Это при том что дорога всегда была в частном владении. Видимо после станции «Дно» указания и приказы владельцев для паровозных бригад и деповских ничего не значат.

Близко не подойдешь, часовые не пропускают посторонних. А надписи мелом на дверях издалека не разобрать и спрашивать во избежание не хочется. Смотрят все подряд с подозрением. Достаточно неприятное ощущение, когда вот так на тебя глядят. Не местный – уже подозрительно, а что они имеют в виду под порядком, при полном отсутствии закона, еще тот вопрос. Руки он при себе держит, ага.

Он припомнил полученные ранее указания и свернул направо. Через квартал попал на гораздо более широкую улицу. Практически проспект. Это уже почти в центре. Прямо под ногами валялась изломанная табличка с названием улицы «Король Магур третий». Ее, похоже, специально отодрали и после этого старательно топтали ногами. Прямо на стене дома черной краской написали улица Свободы.

Скорее всего и остальные Магуры пострадали от народного гнева. Да и не только они. В любом городе две-три улицы стандартно-верноподано назывались соответствующими именами. Короли или полководцы неизменно присутствовали в центре любого поселка или города. А здесь восстание. Пришло время бороться с врагами. Ничего странного. В смутные времена обязательно убивают и ломают. Удивительно, но крайне мало заметных вмешательств в обычную жизнь. Все заняты делом, магазины работают. Школа тоже. Праздношатающихся не особо много.

– Пироги горячие, кому надо пирогов?! – завопил рядом мужик, так что невольно вздрогнул. – Через плечо у того висел ящик на кожаном ремне.

– Почем?

– Три сантима за штуку! Сам бы ел, да деньги нужны!

– Дорого.

– По нынешним временам-то? Я честный торговец из специальной пекарни. С мясом, с картошкой и грибами. А хотите с капустой. Все свежее и замечательное.

– Ну давай, каждого вида по два.

– И не сомневайтесь, – накладывая в пакет, – говорил разносчик, – Лунев человек известный. Не выжига. А то развелось нелегалов без лицензии. Покупают за три сантима селедку, режут ее на пятнадцать частей, вот и прибыль. А выпивка вообще самогон неочищенный. Вроде человек не свинья, все слопает. После стопки все заглотит.

– А у тебя имеется казенка?

– Слинг не акцизный, но самый лучший. Заводского производства. Желаете?

– Это как, – согласно кивая и принимая бутылку из мешка за плечами спросил прохожий, – заводская, но не с акцизом – ворованная? ...