Александр Якубович Проект «Око» 

От автора

Дорогой читатель! Поздравляю, ты являешься обладателем одного из пятисот экземпляров книги «Проект “Око”» первого издания. С мая 2015 по июнь 2016 года книга публиковалась по главам на ресурсе Geektimes и собрала множество положительных отзывов от посетителей ресурса. Благодаря им же я смог собрать средства на печать тиража через краундфандинг.

Я бы хотел сказать спасибо каждому, кто помог мне финансово или просто поддерживал все это время. Без всех вас эта книга никогда бы не увидела свет в своем бумажном воплощении. Отдельно хотелось бы упомянуть людей, внесших особый вклад в печать тиража. Это:

Петр Артамонов

Олег Орел

Иван Дрокин

Виталий Воронцов

Евгений Фанисович Колесников

Владислав Позняк

S-Kerrigan

Денис Хадневич

Андрей Журавлев-Гальченко

Антон Водяной

Дмитрий Щелчков aka Demikandr

Алексей Эльнатанов

Дмитрий Жгун

Константин Молодяков

Виктор Буринский

zviryatko

Алексей Ершов

Таисия Жиклаева

Евгений Зыков

Ксения Шабанова

А. М. Иванов-Эмин

Валисий

fenik17

Юрий Игоревич Богдан

Михаил Ушанов

Александра Ложкина

sotona

Андрей Авдей

Александр Сергеевич Полянский

Игорь Карякин

Макс Ямчук

Алексей Короткин

Владимир Кечайкин

Кирилл Иванов

Тимофей Петров

Тарас Шевченко

Егор Бондарев

Федор Кузьмин

Иван Забровский aka Loriowar

Данила Михайлович Анахов

Сергей Матюхин

Алексей Соколов

Андрей Новиков

Владимир Шилин

Еркин Рахимбердинов

Александр Дмитриевич Шалимов

Юрий Аузинь

Ушаков Юрий

Артем Алешкевич

Иван Филатов

Денис Леснов

Павел Новиков

Владимир Пискунов

Борис Тунякин

Владимир Крыж

Андрей Козионов

Артем Измайлов

Виталий Значенок

Александр Владимирович Завалюев

Антон Блатун

Приятного чтения. 

Глава 1

Он был в лесу. Обычном лесу средней полосы, где обитает вполне привычная живность и встретить кого­то опаснее ужа проблематично. Вдыхая свежий воздух с запахом хвои и мха, он двинулся дальше, прочь с опушки, в глубь лесного массива. Он чувствовал единение с лесом: его не хотелось покидать, не хотелось оставлять это огромное живое дышащее существо.

Вот тут, казалось, именно за этим деревом, он делал первые шаги. Чуть дальше школа, а после — военная академия. Пройдя дальше тропами памяти леса, можно было встретить все памятные моменты собственной жизни. Вот первые свидания, тут — уходы в самоволку и шуточный трибунал в кабинете ректора. Первая военная часть, первая любовь, первая серьезная покупка. Лес — олицетворение всей его жизни, сжатый в тугую спираль маленькой опушки, — сейчас раскручивался с умопомрачительной скоростью, вскрывая все новые и новые подробности и детали жизни, которые хранились на задворках памяти.

Он коснулся рукой одного из старых сосновых стволов. Это его боевой товарищ. Следующий — старый пес… Идя от дерева к дереву, он улыбался и, соприкасаясь со своим прошлым, чаще радовался встрече, чем хмурился. Не было тяжести тревог, не было уже привычного гнетущего состояния неизбежно наступающей беды. Только покой.

Чем дальше от опушки продвигался он в чащу леса, тем сильнее накатывали воспоминания. Вот старая корявая сосна, уходящая в небо выше других, казалось, презирая все законы физики, грозно возвышалась над прочими деревьями.

Сухой, мертвый ствол.

— Привет, отец. Давно не виделись.

Дерево ему не ответило. Он коснулся лбом гладкой древесины, с которой уже давно отвалилась кора. Замерев в такой позе на некоторое время, он погрузился в воспоминания о своем старике. Разбитые трудом руки, сухая фигура, всегда прямая, но усталая осанка и характер под стать внешности — жесткий и сухой. И яркий, светящийся умом, но от этого еще более тяжелый взгляд. Странный человек с заурядной судьбой, как и многие до него. Как и многие после.

Он почувствовал резь в глазах и вытер рукавом вырвавшуюся слезу. Но это были не эмоции, не тоска по прошлому.

Это горел лес.

Пожар будто поглощал его воспоминания — то, что составляло его личность. Огонь был уже повсюду, взяв его в плотное кольцо, отрезал все пути к отступлению. Жар стал обжигать кожу и легкие, было нечем дышать. Он слышал крик леса сквозь свой собственный, крик живого существа.

— Пульс? — голос шел из ниоткуда.

— Сто двадцать.

— А что с давлением?

— Сто сорок на сто.

— Хорошо. Приготовить стерильный инструмент, только сердце не остановите. И кто­нибудь приведите его уже в сознание. И так слишком много материала запороли.

— Давление в норме.

Он не понимал, откуда идут голоса. Казалось, источник звука находится прямо за его спиной, но, оглянувшись, он увидел только горящий лес.

— Объект 84 пришел в себя.

«Объект?» — вопросы множились, ответов не было.

— Продолжаем, — сказал главный.

Он открыл глаза. Больничный кафель, несколько пар ног в бахилах в зоне видимости и полная неспособность двигаться.

И тут к нему вернулись чувства.

Боль. Он чувствовал ее каждой клеткой своего тела, каждым нервом. Боль сводила с ума, но все, что он мог, это двигать глазами. Даже моргнуть не получалось. Вот что было тем пожаром — боль.

«Пожалуйста, дайте мне умереть! Дайте умереть! Дайте умереть!» — только эта мысль сейчас билась в голове Объекта 84. «Умереть! Пожалуйста! Дайте умереть! Не надо, хватит!»

Нет боли сильнее душевной, говорили люди, но то, что сейчас испытывал он, было не просто болью. Это была ее высшая степень, ее квинтэссенция, ее абсолют. Боль стала им, а он стал ею — ничтожным куском мяса на столе, который молил о смерти. Но, судя разговорам, обрывки которых долетали до его агонизирующего сознания, убийство в планы его палачей не входило. Жаль.

Невероятным усилием воли он снова попытался ускользнуть в чащу, созданную его мозгом, в надежде сохранить остатки рассудка.

— Теряет сознание, — сказал еще кто­то.

— Давление?

«А это опять главный», — подумал он и провалился в небытие.

* * *

Пытка на столе продолжалась целую вечность. Секунды растягивались в дни, и Объекту 84 казалось, что он вот-­вот умрет. Еще четыре раза он был на грани, но раз за разом его возвращали назад, в объятия боли.

Боль стала его заклятым другом, спутником. И наказанием. Боль поглотила все прочие чувства, стала основой его существа. Спустя время он стал даже различать ее оттенки.

Почему его держат в сознании? Почему он не может двигаться, но все чувствует? Зачем?

— Подключайте последнюю контактную площадку и прозванивайте, — сказал голос главного палача.

Самих мучителей видно не было, только их ноги, снующие вокруг стола, на котором лежал Объект 84.

— Готово, — отчитался кто­то.

— Начинайте прозвон, и выходим на финишную прямую, — голос главного казался довольным, насколько сейчас Объект 84 мог судить о чужих эмоциях.

— Запускаю проверку.

Щелчок.

От очередной вспышки боли он ослеп. Он видел только белый свет, иначе передать то, что происходило с телом, мозг был не в состоянии. Просто белый свет как олицетворение всех оттенков боли в одном.

— Пульс сто пятьдесят и давление повышается.

— Стабилизируйте!

Очередная вспышка — с ним что­то делали. А потом он погрузился во тьму, освещаемую редкими цветными пятнами. Мозг не мог справиться с нагрузкой и обработать хотя бы часть того, что сообщала ему нервная система организма.

— Синхронизация завершена с результатом девяносто семь целых и три десятых процента, — это был кто­то новый.

— А вот и наш чемпион! Астрея будет удивлена своим новым статусом ведомой, — голос главного выражал просто безграничную радость.

— Подключайте модуль и зашивайте, мы закончили.

 Объект 84 увидел, как одна из пар ног отошла от стола, на котором он лежал, и скрылась из поля зрения.

* * *

— Доброе утро, Объект 84, — голос звучал будто бы издалека, но был знаком. Главный. — Меня зовут доктор Ивор. Рад, что вы живы.

Он попытался что­нибудь сказать в ответ, что­нибудь колкое, едкое, но получились только хрипы.

— Спокойнее, — сказал Ивор. — Вы подключены к аппарату искусственной вентиляции легких. К сожалению, вы пока не можете даже дышать самостоятельно, о движении или разговоре тем более речи не идет. Давайте вы полежите спокойно, а я частично введу вас в курс дела.

Объект 84 внимательно посмотрел на человека, который представился как доктор Ивор. Широкие плечи, массивные руки, небольшая лысина, которую Ивор старательно прятал за стрижкой под ноль. Внимательные, близко посаженные глаза наблюдали за ним, но враждебности во взгляде не было. Любопытство, спокойствие и немного отвращения. Учитывая тот факт, что он командовал процедурой, результат которой теперь приковал Объекта 84 к постели, увидеть последнее было странно, но от этих размышлений отвращение во взгляде врача никуда не делось.

Ивор где­то в глубине души презирал то, что создал.

— Вы находитесь в закрытом исследовательском институте, Объект 84. Спектр наших исследований весьма широк, и вам посчастливилось стать участником одного из них. Попрошу заметить, мы не принуждали вас, — врач общался с ним подчеркнуто вежливо, — к чему­либо, и на все вы пошли почти добровольно, завещав свое тело после смерти или при получении травм, несовместимых с жизнью, науке. Поэтому вы здесь.

 Ивор отошел от края кровати к стене и сел на стоявший там стул.

— Вам выпал уникальный шанс, Объект 84.

Человек, или то, что от него осталось, то, что все упорно называли не именем, а Объектом 84, попытался опять заговорить с Ивором. У него было много вопросов, но он мог только слабо хрипеть.

— Тише, тише, я же говорил, что вы на искусственной вентиляции, пока не научитесь заново дышать. А также ходить, говорить и связно думать, — сказал Ивор.

Происходящее казалось либо плохой шуткой, либо очень хорошим розыгрышем, но Ивор был подозрительно для шуток или розыгрыша серьезен.

— Я понимаю ваше состояние, однако, поверьте, я желаю вам только самого лучшего. Вы обязательно поправитесь и вернетесь к полноценному функционированию и даже больше. Этого хотят все в этом здании и многие за его пределами, — продолжил врач.

Ивор сложил руки на груди крест­накрест, внимательно наблюдая за реакцией подопечного.

— С вами проведут интенсивный курс специальной терапии и процедур, чтобы вы как можно быстрее встали на ноги, — продолжил он и встал со стула. — Пока же не смею нарушать ваш покой, отдыхайте.

Объект 84 попытался встать с кровати, но тело не слушалось. Руки беспорядочно бились из стороны в сторону, сдерживаемые ремнями на запястьях. Та же ситуация была и с ногами.

Ивор посмотрел на Объекта 84, нахмурился и, думая о чем­то, открыл дверь.

— Сестра! У Объекта 84 начались судороги. И проследите, чтобы до завтрашнего вечера его не беспокоили, — доктор был очень серьезен, — ему необходимо смириться с произошедшим.

После того как сестра скрылась в недрах коридора, Ивор развернулся к своему детищу, которое все еще билось в судорогах на кровати, и сказал:

— Мы обязательно подружимся, вот увидите.

Он вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Через несколько минут пришла медсестра в сопровождении нескольких крепких санитаров.

— Держите его, а то сломаю иглу.

Объект 84 не хотел отключаться; единственным, что двигало им сейчас, была ярость. Он хотел встать с этой кровати, хотел, чтобы его тело вновь принадлежало ему. Он хотел вырвать глотку этому ублюдку, Ивору, который пытал его на операционном столе, держа в сознании, пока он не мог пошевелить даже пальцем. Объект 84 жаждал крови.

Лекарство подействовало быстро, судороги прекратились. Единственное, что было доступно ему сейчас, — матовый свет ламп, которые занимали весь потолок, и воспоминания о сгоревшем лесе его подсознания.

* * *

Уснув и попав в чертоги своего выжженного разума, он вновь мог управлять своим телом, пусть и вымышленным. Он снова мог ходить.

Насколько хватало глаз, вокруг была выжженная огнем пустошь. Обгоревшие стволы деревьев, будто гнилые зубы, торчали из земли, а солнце закрывала дымка, оставшаяся после пожара. Кое­где еще тлели угли, но в целом огненный шторм, который предшествовал его первому воспоминанию на операционном столе, стих. Не осталось ничего.

Он двинулся по пустыне своей памяти, бессердечно выжженной в ходе операции. Одно из деревьев показалось ему знакомым. Старое, кривое, оно возвышалось позорным столбом посреди пустоши и будто бы хотело ему что­то сказать. Объект 84 — пусть его теперь зовут так — подошел и коснулся старого обгоревшего ствола, с которого, судя по всему, еще до пожара слезла кора.

Ничего. Мертвое дерево молчало и все так же оставалось просто деревом.

Он что­то услышал. Обернувшись, Объект 84 нос в нос столкнулся с трупом. Он стоял прямо перед ним, против всех законов природы и здравого смысла. Обгоревший местами до костей. Труп. Черты разобрать было невозможно: глаза от жара лопнули и вытекли, от губ и щек ничего не осталось. На том месте, где у этого бедолаги было лицо, будто застыла вечная улыбка. Так могла бы улыбаться Смерть, имей она физическое воплощение.

В попытке сделать шаг назад Объект 84 пошатнулся и упал, споткнувшись о корень старого дерева за спиной.

— Чего тебе?! — Тут он мог говорить. — Кто ты такой?! Что тебе нужно?!

— Что мне нужно? — обгоревшая челюсть трупа пришла в движение, имитируя речь, что было невозможно, потому что на месте гортани зияла дыра, в которую был виден позвоночный столб. — Да вроде ничего такого.

Объект 84 все так же сидел на земле и пялился на плод своего воспаленного сознания.

— Тогда зачем ты пришел? — спросил он.

— Зачем? — повторил следом труп, делая шаг в его сторону. — Я пришел сказать, что тебе, куску дерьма, пора просыпаться.

Как только труп закончил говорить, Объект 84 получил мощный хук слева в челюсть.

* * *

Его встретил все тот же потолок и матовый, мягкий свет ламп. Он все так же не чувствовал своего тела, хотя его руки иногда непроизвольно дергались, а ладони сжимались в кулаки и снова разжимались.

«Это не сон, — с сожалением подумал Объект 84, — а было бы неплохо проснуться еще разок».

Пока парализованный и неспособный двигаться подопытный изучал взглядом потолок, двое в соседней комнате жарко спорили.

— Вы вообще понимаете, что значит девяносто семь целых и три десятых процента синхронизации с базой Ока? Чем вы вообще думали, когда утвердили подобную цифру во время операции? — сказала женщина лет тридцати, которая нервно ходила по комнате, пока говорила, и изредка, будто вспоминая, что участвует в театральной постановке, размахивала руками. — Девяносто семь и три! Надо было опустить хотя бы до уровня восьмидесяти целых и четырех десятых процента, чтобы Астрея могла уверенно оставаться на позиции ведущей. А что теперь? — женщина резко остановилась и повернулась на носках к своему собеседнику лицом.

— Тише, Анна, тише, — сказал доктор Ивор.

Он наблюдал этот ритуал метания по кабинету уже не первый десяток раз. После каждой неудачной операции, когда мозг или сердце очередного объекта не выдерживали, или при любой заминке в подготовке Астреи и Адикии Анна начинала метаться перед ним, словно пойманный в клетку зверь. И каждый раз все заканчивалось одинаково: она останавливалась прямо перед ним, резко разворачивалась на носках черных туфелек и обдавала Ивора цветочным ароматом своих волос.

Он внимательно посмотрел в глаза своей помощницы. Слегка раскосые, серые, они смотрели на Ивора пристально снизу вверх; пять сантиметров каблука не меняли того, что Ивор, хирург по своей основной профессии, а после уже — нейробиолог, был почти на две головы выше и в несколько раз крупнее миниатюрной шатенки. Слегка пухловатые губы поджаты, дыхание глубокое, а тонкие пальцы сжаты в маленькие грозные кулачки. Кому­то могло показаться это очень милым и даже сексуальным, но Ивор знал: Анна в бешенстве.

— Доктор Прайс, я не мог допустить, чтобы столь высокие показатели были искусственно занижены. Это уникальный экземпляр, лучшее, что мы когда­либо делали, — сказал Ивор.

— То есть вы хотите сказать, что искусственно занижать показатели Адикии — это нормально, а с Объектом 84 допустить такого вы не могли? — ответила Анна.

Ивор, закрыв глаза, устало потер переносицу. Анна никуда не делась и все так же стояла перед ним в своей самой воинственной позе, на которую была способна.

— Пойми, для Адикии и Астреи были предопределены их роли. Я не мог допустить, чтобы в этом тандеме Адикия была ведущей, она не способна принимать нужные нам решения в стрессовых ситуациях, — сказал Ивор.

— Ты считаешь, — Анна злилась на него все сильнее и сильнее с каждой секундой, — ты считаешь, что психопат с выжженными мозгами будет способен принимать правильные решения за троих?

— Ты говоришь о понижении уровня синхронизации на семнадцать процентов! — повысил голос Ивор. — Ты сама делала расчеты эффективного уровня для нашего проекта! Сколько сотен часов я отстоял за хирургическим столом, чтобы после отправить в операторы плоды своего труда только потому, что эти объекты не дотянули пары процентов, а то и десятых процента до порога в семьдесят шесть и четыре десятых процента? — Ивор начал закипать. — Или напомнить тебе об Объекте 43? Помнишь, как я умолял тебя дать нам шанс испытать его? Помнишь, сколько ему не хватило? Напомнить?

Анна отошла на шаг от наседающего на нее хирурга. Лицо Ивора полыхало, а на лысине выступили пару капелек пота. Анна добилась совершенно не того эффекта, которого ожидала. Загнать старого ученого в угол не получилось, она только разозлила его.

— Одной десятой. Сорок третьему не хватило одной десятой. Я все помню, Майк, — ответила Анна, не дожидаясь, когда Ивор сам огласит эту цифру.

Анна использовала последний, ранее безотказный козырь по успокоению коллеги — назвала его по имени. Немногие в лаборатории осмеливались это делать, но у нее была подобная привилегия, которой она иногда пользовалась. Помогло и на этот раз. Ивор еще раз окинул ее тяжелым взглядом, а после устало закрыл лицо ладонями и упал в огромное кресло, стоявшее у него за спиной.

— Пойми, Анна, такой удачи больше может и не быть, — наконец заговорил он. — Всего пятнадцать подопытных мужского пола доходило до стадии синхронизации живыми и потенциально в будущем полностью функциональными. И только двое пересекли отметку отметку в пятьдесят процентов, а сорок третий почти достиг необходимого значения. А тут девяносто семь и три! Я не мог позволить понизить уровень синхронизации. Просто не имел права.

Ученый потер виски, посмотрел на уже не такую воинственную, как пять минут назад, коллегу и продолжил:

— Астрея тоже не была предназначена для ведущей позиции, ты это прекрасно понимаешь, но не хочешь признавать, потому что это ты ее нашла, — Анна не выдержала тяжелого взгляда хирурга и отвела глаза. Он же тем временем продолжил. — Астрея и Адикия задумывались как равноправный тандем, а не как пара ведущая —ведомая. Справедливость и несправедливость должны идти рука об руку, но сейчас верховенствует первая. Анна, Объект 84 — это отличный шанс сбалансировать их, вернуть программу в былое русло.

Ивор встал со стула и взял маленькую шатенку за плечи, наклонившись так, чтобы их глаза были на одном уровне.

— Ты понимаешь, Анна? Девяносто семь целых и три десятых процента! При должном уровне подготовки и первоначальной поддержке со стороны Астреи, восемьдесят четвертый уже через год будет задвигать их обеих легким шевелением мизинца на ноге, — Ивор старался поймать взгляд Анны, но она до последнего отводила глаза.

— А если не сможет? Два лидера — это катастрофа. Мы потратим уйму средств и времени на адаптацию восемьдесят четвертого и его обучение, — ответила она. — Если что­то пойдет не так, его придется отбраковать в операторы, как и сорок третьего. — Анна повела плечами, будто поежилась от холода. — Что тогда, Майк?

Доктор Ивор отпустил плечи Анны, выпрямился в полный рост и повернулся к стеклу, за которым была палата восемьдесят четвертого.

— Под мою ответственность, — после долгой паузы сказал хирург.

— Но… — пыталась возразить Анна.

— Разговор окончен, можешь идти, — отрезал Ивор.

Анна знала эту кодовую фразу. Как только Майкл ее произносил, дальнейшие дебаты не имели смысла — своего решения он не изменит.

Она попрощалась со старым хирургом и вышла в пустынный, ярко освещенный коридор лаборатории и направилась в свой кабинет. Приближался вечер, и сейчас на глубине нескольких сотен метров под землей можно было встретить только охрану и обслуживающий персонал: большинство сотрудников уже разбрелись по своим комнатам или залам отдыха. Анна прошла до поворота, бодро цокая каблуками по бетонному полу, свернула налево и направилась к своему рабочему кабинету. По пути ей встретилась только пара охранников, постоянно курсирующих по уровню.

— Доброго вечера, доктор Прайс, — поприветствовал Анну один из них.

— И тебе, Джеймс, — Анна немного замедлила шаг. — Все в порядке?

— Конечно, доктор, — ответил он и улыбнулся настолько широко, насколько вообще способен улыбаться человек.

Анна тоже улыбнулась охраннику, но ничего не ответила и пошла дальше, чувствуя на своей спине и всем, что ниже ее, два мечтательных взгляда. Дойдя до двери своего кабинета, она приложила свой бейдж­ключ к датчику и через мгновение услышала щелчок замка. Можно входить.

«Господи, когда же мы откажемся от этих тупых ключ­карт», — подумала Анна, зайдя внутрь и включая в кабинете свет. Уже внутри ее мысли вернулись к разговору с доктором Ивором.

«Под мою ответственность». Как же часто она слышала эту фразу от него!

— Не слишком ли много ответственности для одного старика? — спросила она пустоту.

Впереди был долгий вечер. С показателями синхронизации выше девяноста процентов они даже не думали столкнуться, а тут девяносто семь и три. Надо перепроверить все расчеты еще раз.

* * *

Прошло пять циклов тяжелого, черного сна. Каждый раз он проваливался в эту пустоту буквально через несколько часов после пробуждения. Выжженный мозг восстанавливал нарушенную в ходе операции работу. После третьего цикла он уже мог подолгу фокусироваться на одной точке, после пятого — более­менее связно мыслить. Объект 84 не понимал, сколько прошло дней, какое сейчас время суток — в его комнате не было окон. Пытаясь хоть как­то себя развлечь, он в сотый раз считал количество ламп на потолке, закрытых квадратами матового пластика. Он уже — не без усилий — дошел до пятнадцати, когда дверь в его комнату открылась.

— Доброго утра! — на пороге стоял доктор Ивор вместе с санитарами и какой­то маленькой женщиной. — Готовы немного развлечься?

Объект 84 ничего не ответил. Аппарат искусственной вентиляции легких отключили еще после первого цикла сна, но контролировать голосовые связки он все еще не мог.

— Парни, катите его в седьмую лабораторию, — сказал Ивор, — и аккуратно, слабый еще.

Два санитара подошли к его койке, сняли тормоза и развернули к двери.

«Не пройдет», — подумал восемьдесят четвертый.

На удивление, койка прошла, казалось, в недостаточно широкий дверной проем с запасом в несколько сантиметров по краям. Так Объект 84 впервые оказался за пределами своей палаты.

Коридор не радовал буйством красок. Белые стены, все то же матовое освещение и, насколько он мог увидеть краем глаза, серый бетонный пол. Санитары без приключений доставили Объекта 84 в указанную лабораторию и медленно подняли спинку койки, переместив его в полулежащее положение, предварительно ровно зафиксировав голову.

Перед собой Объект 84 видел только белую стену, даже глазу зацепиться не за что.

— Раз, раз! Это я, доктор Ивор. Рад вам сообщить, что через час вы избавитесь от своего нынешнего имени «Объект 84», — восемьдесят четвертый не мог понять, откуда исходит звук, но голос хирурга узнал. — Пожалуйста, внимательно смотрите на экран, вам в течение часа с перерывами будет демонстрироваться видеоряд. Результаты активности вашего мозга проанализирует сеть операторов и подберет наиболее подходящий вам профиль и имя в рамках нашей программы.

Голос доктора звучал так, будто он читает лекцию, а не сообщает человеку, что через час он получит нормальное имя вместо порядкового номера.

— Сразу предупреждаю, что вам необходимо добровольно сфокусироваться на экране. Конечно, мы можем насильно держать ваши глаза открытыми, но тогда результаты теста будут смазаны, — сказал Ивор.

Восемьдесят четвертый для себя решил, что лучше иметь возможность моргать, чем постоянно пялиться в экран, и приготовился смотреть.

— Отлично. Вижу, вы готовы сотрудничать. Начинаем, — после этих слов Ивор отключился.

На белом экране вспыхнула череда кадров, стремительно меняющих друг друга. Картины, фото, куски видео и, по всей видимости, старых хроник. Какие­то тексты, числа и просто цветные экраны. Восемьдесят четвертый старался не моргать, боясь что­то упустить. Кто его знает, что делают с теми, кто не прошел тест? На этот раз неизвестность взяла верх над эмоциями и заставила его сосредоточиться.

Шесть раз они делали перерыв. Дважды в лабораторию заходила медсестра и капала что­то ему в пересохшие и слезящиеся глаза. Спустя час тест был завершен.

— Ну как он? — спросила Ивора Анна.

— Весьма достойно. Старался даже не моргать, — ответил ученый.

— Как результаты? — продолжила расспросы Анна. — И зачем этот фарс с именем?

Ивор бросил взгляд на пластину своего планшета.

— Пока в обработке, — ответил он, проигнорировав второй вопрос.

Не успел он договорить, как на экране планшета зажглась синяя точка.

— А вот и результаты.

Ученый коснулся пальцем точки и получил развернутый отчет сканирования. Нетерпеливо пролистывая некоторые места и вчитываясь в другие, доктор все ближе знакомился со своим подопечным. Закончив чтение, он отложил планшет в сторону и, откинувшись на спинку кресла, посмотрел на стоявшую рядом Анну.

— Знаешь, будь у меня этот отчет на руках три дня назад, когда ты отчитывала меня за сохранение уровня синхронизации, я бы, — Ивор сделал трагическую паузу, наблюдая за реакцией Анны, — я бы не отказался от своего решения, — закончил он. — Посмотри сама.

Анна взяла в руки планшет хирурга и так же бегло, как и он, ознакомилась с основными пунктами характеристики. И чем дальше она читала, тем больше ее тревожило то, что находилось в соседней комнате за стеклом.

Бросив взгляд на Ивора, она положила планшет на стол и сказала:

— Поздравляю, Майк, ты создал чудовище.

— Я знаю, — с улыбкой ответил Ивор, — и я очень хочу увидеть, на что это чудовище способно.

После этих слов он нажал на панель перед собой и громко сказал, глядя через стекло на застывшего в ожидании восемьдесят четвертого:

— Ну что же, все хорошо. Вы прошли тест, и результаты выше всяких похвал. Надеюсь, мы с вами продолжим нашу работу в том же духе, Деймос.

Глава 2

Они сидели посреди сгоревшего леса и смотрели друг на друга.

— Значит, Деймос, да? — нарушил молчание труп. — Миленько. Имя определенно тебе подходящее.

Деймос ничего не ответил. Он продолжал всматриваться в куски обгоревшей плоти, которая когда­то была лицом, и не мог понять, что же в его выжженном сознании породило мертвеца. Хуже всего было то, что он не ощущал контроля над ним, как это иногда бывает во снах. Труп вел себя абсолютно непредсказуемо и казался чем­то посторонним, не принадлежавшим его сознанию. Он постоянно следовал за ним, не позволяя остаться наедине с собой. Иногда говорил абсолютно непонятные вещи, но чаще просто молчаливой тенью преследовал хозяина сновидения.

— Что тебе от меня нужно? — спросил Деймос.

Труп ничего не ответил. Деймос хотел сказать еще что­то, но почувствовал, что пепелище начало растворяться.

— Поговорим как­-нибудь в другой раз, ты еще не готов, — сказал труп, перед тем как исчезнуть вместе с остатками пустоши.

* * *

Учиться ходить заново — занятие мучительное и долгое. Деймос приходил в ярость каждый раз, когда не мог встать с кровати. Он уже не помнил, сколько раз метал в медсестру костыли, которые она приносила ему каждое утро. Сколько раз он пытался встать с кровати сам и сделать несколько шагов без этих унизительных для его эго помощников! Из раза в раз все заканчивалось одинаково. Падение на пол, ползком обратно на койку.

Еще хуже дела обстояли с едой. От тонкой моторики рук не осталось и следа, и Деймосу приходилось питаться с ложечки, которую, после бросков костылей, с некоторой опаской подносила к его рту медсестра.

С ним обращались как с маленьким, ничего не смыслящим ребенком. Деймосу казалось, что тот первый и единственный пока разговор с Ивором был, скорее, монологом хирурга. Его принимали за дебила, клинического и неспособного на мыслительную деятельность. Деймос же подыгрывал своим тюремщикам и всячески изображал большого младенца.

Сложнее всего было имитировать пустоту во взгляде. Откуда именно, он не помнил, но знал, что глаза — это первое, что выдает в человеке интеллект. Глаза — зеркало души, и, как бы жалко человек ни выглядел, движение мысли всегда будет отражаться в них. Первое время он усердно отводил взгляд, не позволял себе подолгу фокусироваться на одном предмете и старался не реагировать на обращения к нему и осмысленную речь. Подобное поведение приносило свои плоды. Пока он был намертво прикован к кровати и старательно изображал большой овощ, персонал места, в которое он попал, не сдерживался во время бесед. Так он узнал, что они находятся под землей, что как минимум объясняло отсутствие окон во всех помещениях, где ему пришлось побывать. Также ему удалось подслушать, что доктор Ивор является главой проводимых исследований, а ту маленькую женщину, что была рядом с ним, когда ученый впервые появился в дверном проеме, зовут Анна, доктор Анна Прайс.

Но ломать комедию слишком долго тоже не стоило. Видимо, его тюремщики рассчитывают на то, что он вскоре вновь начнет ходить. Деймос пришел к такому выводу, когда в его комнате появилось кресло­каталка, а после и костыли.

Учиться ходить заново — занятие мучительное и долгое… Он не знал, как долго пролежал без движения в этой комнате с матовым потолком, но тело успело его предать. Мышцы атрофировались, и любое движение, любая попытка сесть, встать или сделать хотя бы несколько шагов вызывали тяжелую одышку.

Через неделю он уже мог пройти на костылях несколько метров до двери комнаты, но сил вернуться на койку самостоятельно не хватало.

— Отлично, дорогой, давай, вот так, — сказала Пенни, его сиделка. — Давай, милый, еще шажок, я посажу тебя в кресло и мы вернемся в постель, давай, постарайся.

Ее щебет приводил Деймоса в бешенство. Но что поделать — если начал косить под дебила, то отступать уже некуда. Уставившись в пол, он сделал шаг левой ногой и постарался максимально аккуратно переместить на нее вес своего тела. В этот момент прорезиненная ножка левого костыля соскользнула, будто бы ее кто­то выбил, и он потерял равновесие. Тело без надежной опоры резко ушло вбок, и Деймос приложился головой о подлокотник стоявшего рядом кресла­каталки.

Боль в шее после падения была настолько сильной, что из глаз брызнули слезы. Стараясь понять, что происходит, он попытался пошевелить головой, но новая вспышка боли ослепила его и заставила заскулить.

«Тупица, помоги мне!» — подумал Деймос, глядя на Пенни сквозь слезы. Сиделка замерла над ним с раскрытым ртом, в ее глазах читалась паника. Ей доверили уход за ним как самой ответственной и внимательной медсестре во всем центре. Но она не справилась. Пенни не могла сдвинуться с места, все стояла как истукан и пялилась на кровь, проступающую на воротнике больничной рубашки Деймоса. «Швы разошлись, — подумала она, — доктор Ивор меня убьет».

Пенни никогда не отличалась большим умом. С ранних лет она отставала в интеллектуальном развитии от сверстников, но мать твердила ей: «Пенни, не важно, умная ты или нет. Важно, сколько усилий ты прикладываешь». И Пенни старалась, старалась всю свою жизнь. Сначала в училище, потом в госпитале. Когда старшая медсестра, уходя с прежнего места на работу в лабораторию, позвала с собой и Пенни, счастью ее не было предела. Серьезное место, красивые врачи, лучшая аппаратура и лекарства. Что еще надо было для счастья? Она много лет тянула лямку, не претендуя на руководящие позиции старшей медсестры, так как понимала: в политике и общении с людьми она полный ноль. Но она не смогла бы продержаться так долго на хорошем счету, если бы не ее звериная изворотливость. Ради собственного блага простушка Пенни могла солгать о чем угодно и кому угодно, подставить невиновного и утаить правду, даже если по ее вине кто­то умер.

— Ну что же ты, Деймос, аккуратнее надо быть! — она заговорила с ним тоном, которым общаются с нашкодившими детьми. — Давай, поднимайся, хватит валять дурака.

В это время Деймос, парализованный болью в шее и голове, мог только мычать и желать смерти тупой сиделке.

— Давай я помогу, а потом приведем тебя в порядок, да, милый? — сказала она. В голове Пенни уже созрел план, как провернуть все так, чтобы никто ни о чем не узнал.

Она схватила Деймоса под мышки и, будучи женщиной немаленькой, без особых усилий подняла и усадила в кресло­каталку исхудавшего после операции мужчину. После она сделала шаг назад и посмотрела на него, будто пытаясь понять, насколько все плохо. По лицу Деймоса стекали капли пота, он сидел в кресле без движения и тихо стонал. Пенни еще раз посмотрела на подопечного, бросила секундный взгляд на дверь палаты. План действий созрел в ее голове почти мгновенно, будто кто­то подсказал, что ей делать, и она двинулась к тумбе с лекарствами и инструментом. Немного покопавшись в ящике, Пенни извлекла небольшой пузырек и шприц с иглой.

— Ну­ну, тише, а то нас кто­-нибудь услышит, — сказала она себе под нос. — Сейчас я сделаю тебе укольчик, и все пройдет, потерпи.

Пока она пыталась успокоить Деймоса, руки привычным, ловким движением отмеряли дозу обезболивающего. После Пенни подошла к подопечному и сделала укол. Через несколько минут Деймос затих и погрузился в наркотический сон: медсестра вколола ему конскую дозу, потому что через час должен был зайти доктор Ивор.

Пенни была уверена, что Ивор ничего не заподозрит. Пациент всегда крепко спал после физических нагрузок, а старый хирург целиком доверял ей в плане ухода за ним. Все обойдется. Она взяла тампоны из другого ящика тумбы и аккуратно отодвинула край воротника больничной рубашки, которая была надета на Деймоса. Проведя дезинфекцию, она дождалась, пока остановится кровь и уложила мужчину на койку. Ей повезло: швы просто слегка кровоточили и уже через пару дней никто ничего не заметит.

Она немного постояла рядом с койкой Деймоса, пока не убедилась, что он полностью отключился. После закрыла иглу колпачком, аккуратно положила шприц и окровавленный тампон в карман халата и вышла за дверь.

Все должно выглядеть так, будто он просто спит.

* * *

Анна тихо зашла в кабинет Ивора. Она застала хирурга за своим рабочим столом, он вел с кем­то беседу в режиме видеоконференции.

— Да, господин советник, да, я вас понял, — сказал Ивор, и по его лицу было ясно, что разговор не из простых. — Да, я все понимаю, наши исследования крайне важны, но хочу заметить… — Ивор осекся на полуслове и поменялся в лице.

Доктор Прайс никогда не видела старого хирурга таким потерянным и беспомощным. Он напоминал ей кролика перед змеей, которая находилась по другую сторону экрана. Она уже подумывала тихо выйти за дверь и заглянуть позже, но в этот момент Ивор опять заговорил:

— Да, будет выполнено, господин советник.

После этого ученый коснулся экрана планшета, установленного в специальный паз на столе, отключился от конференции и закрыл лицо руками.

— Останься, Анна, — сказал Ивор, не опуская ладоней, — ты как раз вовремя, нам нужно поговорить.

Анна была не в восторге от тона Ивора. Исходя из того, что она услышала, у них появились проблемы, причем серьезные. Если они попали в поле зрения одного из советников, то все очень плохо.

— Да, доктор Ивор, — сказала Анна.

— Майк, — сказал ей Ивор.

— Простите, что? — ответила она.

Анна была крайне удивлена: ученый не любил, когда его называют по имени. Ивор помолчал несколько очень долгих для нее секунд и вновь заговорил:

— Сейчас для тебя просто Майк. Я сыт этим официальным дерьмом по горло.

Это была еще одна неожиданность. Ивор никогда не использовал крепких выражений, почти всегда оставаясь невозмутимым. Максимум — иногда ребячился, как и любой мужчина в хорошем расположении духа.

— Хорошо… Майк… — ей было трудно назвать старого хирурга по имени в спокойной беседе. — Что произошло? О чем ты хочешь со мной поговорить?

Ивор предложил жестом Анне присесть, а потом очень медленно и тихо заговорил.

— Мы должны ускорить наши исследования, — сказал он, глядя на свои руки. — Советник Харрис требует вывести проект на полную мощность уже через три месяца.

— Но как, Майк?! — воскликнула Анна. — Деймос еще даже говорить не может! Если мы подключим его к сети без должной психической и физической подготовки…

— Я знаю, — перебил Ивор. — Но у нас нет выбора, милая. Если это сделаем не мы, то кто­то другой. На двадцать шестом уровне достаточно желающих занять твое и мое места вместо того, чтобы возиться с операторами.

Анна понимала, что их загнали в угол. Первое подключение Деймоса планировалось только через пять­шесть месяцев. Вывод проекта на полные мощности — через год.

Они еще немного помолчали, каждый думал о своем.

— А последствия? — нарушила тишину Прайс. — Они в курсе возможных последствий?

— Моя дорогая Анна, никого это уже не волнует. Обстановка на поверхности накалена настолько, что обычное оружие уже никого не пугает, — ответил ученый. — Если они не задействуют возможности нашей тройки, страна полыхнет, как пропитанная маслом тряпка.

Анна внимательно слушала Ивора, но не могла поверить в то, что он говорит. Три месяца? Они смеются? У них есть такой прекрасный экземпляр, как Деймос, а вышестоящее руководство приказывает им окончательно выжечь ему мозги спешкой.

— Им недостаточно Астреи и Адикии? — спросила Анна.

— Нет, недостаточно. Им нужен Деймос, полностью готовый к работе уже через три месяца, — настаивал Ивор.

Анна на минуту задумалась, а потом сказала очевидную для них обоих вещь:

— Нам придется быть очень осторожными, Майк.

— Я знаю. 

* * *

День 3

Я понимаю, что ведение дневника для потомков — это нарциссизм, но ничего поделать не могу. Я обязан записать все, что отныне происходит в моем НИИ.

Два дня назад я получил официальный ответ на свой, наверное, тысячный запрос в Министерство обороны. Но на этот раз судьба улыбнулась мне! В свете последних событий тюрьмы переполнены, и поэтому в мое распоряжение поступают заключенные­-смертники. По документам им форсированно приводят приговор в исполнение, а после этапируют ко мне. Не самый лучший материал для работы, но лучше, чем ничего. Вместо возни с обезьянами мне наконец­-то дают возможность заняться настоящими исследованиями.

Пока не ясно, когда поступят первые испытуемые, но надеюсь, что это произойдет как можно раньше. Пока же я отдал распоряжения подготовить для них камеры на цокольном этаже.

Эти долбанные вечно пьяные слесари из поселка задрали такую цену, будто я попросил их слепить из говна и палок танк с использованием технологий Аненербе, а не установить десяток стальных дверей! Но что поделать. Сейчас они мне нужнее, чем я им.

День 5

Слесари взяли задаток наличными, но так и не явились. Пока Ваня, мой ассистент, обрывает им телефоны, мне приходится отбиваться от главбуха, которая грозит налоговой и зоной. Старая карга в бешенстве, но я уверен, что как только мы дожмем этих синяков, она успокоится. Из министерства пока ни звука. Оно и к лучшему.

День 11

Наконец­то явились слесари. Хотелось дать главному по морде, но договорились о скидке. Главбух даже немного подобрела, после того как я пообещал ей «компенсацию». Мелочные, тупые люди. С какими же идиотами мне приходится работать!

Сегодня пришла весточка от моего знакомого из министерства. Формируется первый конвой. Уже через полторы­две недели я получу пять подопытных, о которых никто никогда не вспомнит — по документам их уже расстреляли.

День 20

Слесари закончили установку дверей в камерах. За дополнительную плату в последний день они даже оборудовали две из них для содержания особо буйных. Все же их работа стоила заплаченных денег, сделано на совесть. Есть мнение, что эти двери удержат хоть черта лысого.

Ждем прибытия материала.

День 22

Сегодня ночью прибыл конвой. Меня выдернули из постели, но оно того стоило. Наконец­-то я смогу продвинуться в своих изысканиях! Я не сказал бы, что материал прибыл отменный, но мне не на олимпиаду их отправлять. Все истощены этапом, один болен туберкулезом, но это не страшно и на результаты исследований не повлияет. Надеюсь, что не повлияет.

День 23

С прибытием заключенных сразу же начались проблемы. Персонал НИИ не был готов к подобным соседям, среди сотрудников поползли разные толки. Но мне — простите меня, дорогие потомки — насрать! Не они потратили тридцать два года на исследования, а Я! Пусть закроют рты и делают свою работу.

Другой вопрос — безопасность и секретность. Конечно, все проходили собеседование с чекистами, но мне кажется, стоит пригласить их еще раз. Пока же повременю с экспериментами. Да и подопытных зэков стоит привести в порядок — откормить как минимум.

День 26

Отправил запрос в СБ^[1] для проведения повторной проверки персонала НИИ на профпригодность, ожидаю ответа.

День 44

Ответа от СБ все еще нет, но это утро было омрачено инцидентом: один из заключенных через окошко в двери схватил повариху, которая разносила утренний паек, и сломал ей руку в двух местах. И надо же было этому случиться! По НИИ опять поползли слухи и разговоры, которые я так усердно пресекал последние недели. Поварихе выписал премию и отправил лечиться. По моему указанию еду помогают разносить лаборанты покрепче.

День 50

Больному зэку стало хуже — жизнь на цокольном этаже не способствует лечению туберкулеза. Но есть и хорошие новости: в ближайшие дни прилетят чекисты. Я уже составил для них список к отбраковке, уверен, к моему мнению они прислушаются.

День 54

Прибыл какой-­то сопливый капитанишка в сопровождении нескольких солдат и двух экспертов-­психологов. И кого они ко мне отправили?! За кого принимают?! От моих рекомендаций он просто отмахнулся, сказал, сами справятся. Этого юнца хочется придушить голыми руками.

День 57

Проверки закончились. Честно сказать, работой капитана Филиппова я удивлен — первоклассный специалист! Мало того, что отбраковал всех, кто был в моем списке, так нашел еще и парочку, кого я пропустил. Даже уборщиц проверил. Молодец парень, далеко пойдет! Уверен, касательно подконтрольного мне НИИ он получил особые распоряжения, но работу выполнил на пять с плюсом. К сожалению, пришлось расстаться с рядом ведущих специалистов и моим ассистентом, но они были не готовы к тому, чем мы будем тут заниматься, я в этом уверен, как и капитан. Да и потери не столь велики — все равно то, что мы имеем, по большей части было разработано мной.

Очень душевно посидели с капитаном перед отъездом. Конечно, я гожусь парню в деды, но у него удивительно цепкий ум. Очень проницательный и очень интересный молодой человек. Хотелось бы, чтобы подобные люди выступали добровольцами в моих исследованиях, но нет нынче людей, готовых пожертвовать собой ради науки и отечества.

Капитан заверил меня, что его начальство всячески поддерживает мои изыскания и готово предоставить любую необходимую помощь. Приятно слышать.

День 60

Сегодня я определился с новым ассистентом. Сергей был на седьмом небе от счастья. Конечно, ведь он будет работать рука об руку, не побоюсь этого слова, с одним из лучших умов современности в нейробиологии! Конечно, я не претендую на решение основных проблем своей сферы, но мои исследования помогут продвинуться человечеству в поиске ответов.

День 78

О, боги! Как же много времени было потрачено на всякие бюрократические проволочки, а теперь еще и эти проблемы! Один из зэков опять пытался напасть на кухарку, но лаборант успел ей помочь. В итоге добавилась еще одна головная боль: женщины из блока питания отказываются спускаться на цоколь, чтобы покормить наших гостей. Пришлось опять идти к главбуху и выбивать повышение жалования паре лаборантов, так как и эти ослы «забесплатно» работать не хотят. Они не осознают, к чему становятся причастны. Осознавали бы — ползали бы передо мной на коленях. Но ничего, прорвемся.

День 91

Наконец­то первый день настоящей работы, я начинаю исследования на людях! Первично составленные психологические профили испытуемых не радуют. Конечно, ведь у меня трое убийц, насильник и один маньяк. Последний беспокоит меня больше всего: именно он сломал руку кухарке и воспринимает все происходящее как забавную игру. Этот ублюдок поистине безумен, я уже начинаю сомневаться в правильности выбора материала. Возможно, стоило искать смертельно больных, а не приговоренный к расстрелу мусор. Но я так долго ждал этой возможности! Да и пути назад нет. Пока же нас ожидает классическая рутина, если произойдет что­то важное, то обязательно напишу.

День 134

Если бы не органайзер, то и не знаю, какой бы день по счету я указал.

Это ужасно. Никаких значительных продвижений, мне кажется, что я где­то ошибся. Одному из убийц, подопытному № 2 (я считаю, что называть по именам тех, кто уже не числится в живых, смысла не имеет) стало еще хуже. Туберкулез, который он подхватил на зоне, его скоро доконает.

День 150

Подопытный № 2 отправился в крематорий. Остальные пока в строю.

Выборка слишком нерепрезентативна, мне нужно больше материала. Дал указание оборудовать новые камеры в подвале, а также отправил весточку друзьям в министерстве и СБ.

Продвижений в исследованиях нет.

День 167

Строительство и оборудование камер идет полным ходом. Больше всего проблем возникло с устройством санузлов, но ничего не попишешь — необходимость. Конечно, это встало в серьезную копейку НИИ. Старая карга, эта ведьма, главбух, вот уже две недели летает вокруг меня на своей метле, но скоро успокоится. В ожидании нового конвоя я решил сосредоточиться на подопытном № 5, маньяке­психопате. На последних тестах его мозг показал любопытную активность, нам почти удалось получить хоть какие­то результаты. Возможно, это как­то связано с его безумием, но я пока не уверен.

День 180

Начали медикаментозную стимуляцию подопытных № 1 и № 3. Четвертый и пятый получают плацебо и выступают в роли контрольной группы. М­да, контрольная группа из двух человек. Сильно, нечего сказать. Препараты, которые мы им даем, — моя личная гордость, мое детище. Они неплохо показали себя на обезьянах, но я не знаю, как на них отреагирует человеческий организм. Остается только наблюдать.

День 186

Прибыл второй конвой с новой партией материала. Мои друзья из министерства узнали об инциденте с нападением на кухарку и выделили мне два десятка бойцов под руководством лейтенанта Щукина. Никакой показухи и огромных «шкафов». С виду — два десятка поджарых студентов, но, зная, как нынче готовят в специальных войсках, я бы с ними связываться не стал.

С прибытием солдат мне стало как­то спокойнее. Огнестрельное оружие имеет при себе только лейтенант, остальные справляются голыми руками и дубинками. Оно и к лучшему — вид автоматов только нервировал бы сотрудников. Еще ребята взяли на себя все функции по обеспечению заключенных. По всей видимости, начальство обязало их беречь покой работников НИИ и свести все контакты персонала института с подопытными до минимума.

День 195

Два дня назад подопытный № 1 начал буянить, и один из лаборантов без моего ведома вколол ему успокоительного. Я так и не смог добиться от него, чем именно он его накачал, но он склоняется к версии морфия.

Это не очень хорошо. Я не знаю, к каким последствиям приведет использование подобных медикаментов в смеси с экспериментальными препаратами, которые опасны сами по себе. Пока состояние подопытного № 1 можно трактовать как угнетенное. Он слабо реагирует на внешние раздражители, не говорит, хотя действие успокоительного уже должно было закончиться.

Но самое важное — у нас опять наметились сдвиги, на этот раз с подопытным № 3. Как это ни удивительно, его показатели мозговой активности стали отдаленно напоминать показатели номера пятого, нашего психопата.

В то же время мы занимаемся обработкой подопытных второй волны. Надеюсь, скоро мы сможем включить их в состав исследования. Министерство, правда, поняло мою просьбу о предоставлении материала «более высокого качества» весьма своеобразно: убийцы — самые милые из них.

День 196

Подопытный № 1 повесился в своей камере этой ночью. Зная, как асоциальные элементы дорожат своей шкурой, и помня его агрессию, в это сложно поверить. Но факт остается фактом. Ночью он тихо соорудил из своей робы петлю и повесился на дверной ручке. Тело после вскрытия отправится в крематорий, благо, лейтенант меня заверил, что поможет в этом мероприятии.

Кстати, о лейтенанте. Имени его я до сих пор не знаю, только фамилию. Чем­то он мне не нравится. Кажется, что мои покровители больше мне не доверяют, но выводы делать пока рано.

День 197

Я не могу выбросить из головы результаты, которые показал подопытный № 1 после дозы успокоительного. При видимой абстрагированности и отсутствии реакции на внешние раздражители, данные активности его головного мозга приближались к результатам номера пятого, что без внешнего вмешательства невозможно. Думаю, стоит взять морфий на карандаш.

День 199

Я дал распоряжение сделать контрольные замеры для второй группы из семи заключенных и начать стимуляцию нашими препаратами. Пока же в роли первопроходца выступит подопытный первой волны, № 5. Ему начали колоть еще и морфий.

День 204

Кажется, мы на грани прорыва! Показатели номера пятого растут как на дрожжах, но сам подопытный также впал в прострацию. Думаю, это побочный эффект наркотиков вкупе с препаратами.

Сегодня приходил лейтенант и поделился со мной опасениями. Некоторые из бойцов проявляют беспокойство, что для них не свойственно. В последние дни двоих мучают кошмары. Просил связаться с вышестоящим руководством в министерстве и выбить сменщиков. Слабаки.

День 209

Вторая волна особыми результатами не радует, хотя в министерстве неплохо угадали: чем более асоциален подопытный, тем более высокие результаты он показывает в ходе испытаний с течением времени. Но бесспорным лидером остается № 5. Мы увеличили дозировки, надо найти его предел.

День 211

Подопытный № 5 окончательно свихнулся. Он мечется по камере и постоянно орет, видимо, побочный эффект от увеличения доз. Пришлось скрутить его и упаковать в смирительную рубашку, но заткнуть не получается. Накачка же успокоительным приведет только к смазыванию результатов. Нужно ждать.

День 219

Опять приходил лейтенант Щукин, говорит, у бойцов, которые дежурят на цоколе, сдают нервы. Многие из отряда мучаются кошмарами, один даже кричал во сне. И кого теперь набирают в спецвойска? Хотя я могу их понять. Иногда мне кажется, что я слышу крики подопытного № 5 в другом крыле института, хоть это невозможно. Персонал тоже нервничает, но в отличие от вояк он понимает, насколько важна наша работа.

День 230

Сегодня ночью подопытный № 5 смог освободить одну руку из смирительной рубашки — кто­то плохо затянул ремни после очередного осмотра. Виновного искать смысла уже нет — пятый перегрыз вены на запястье. Кровью была залита вся камера. Очень жаль, это был отличный экземпляр.

День 232

Сегодня подходил к Щукину по поводу его просьбы. Как ни странно, лейтенант заверил меня, что после того, как подопытный № 5 отправился в крематорий и на цоколе все стихло, состояние бойцов нормализовалось. Оно и к лучшему — попытки получить новых охранников могли привлечь нежелательное внимание в министерстве, к чему мы пока не готовы.

Пока же будем продолжать исследования».

* * *

Советник Ли опаздывал на заседание. Он бодро шагал по длинным коридорам здания Совета, в котором ему была знакома каждая каморка, и размышлял о том, как повернуть сложившуюся ситуацию себе на пользу. Волнения нарастали, и Ли понимал, что рано или поздно они выльются на улицы. Он прошел мимо памятника Революции в холле и направился к дверям в Зал Совета.

Там Ли ожидало роскошно обставленное светлое помещение с огромным овальным столом в центре. Поздоровавшись с прочими членами Совета, Ли оставил планшет на столе и подошел к мини­бару в углу. Дебаты обещали быть жаркими, и он предпочел бы перед ними промочить горло. Советник взял стакан, бросил в него пару охлажденных камней вместо льда (он не любил разбавленный виски), сделал глоток и, развернувшись лицом к залу, нос в нос столкнулся с одним из членов Совета.

— Доброго дня, советник Харрис, — сказал Ли.

— Доброго дня, советник Ли, — ответил Харрис.

Наслаждение, полученное от глотка виски, было безнадежно испорчено. Ли поставил стакан обратно на стойку мини­бара и развернулся к Харрису, в глубине души надеясь, что пока он осуществлял эти простые манипуляции, тот провалится сквозь землю. К его разочарованию, Харрис никуда не делся. Тощий, с острыми чертами лица, он стоял перед коллегой и всматривался в его лицо, будто умел читать мысли. Это привычка Харриса всегда раздражала окружающих, а Ли — в особенности. В ответ на его пытливый взгляд Ли слегка приподнял бровь, всем своим видом показывая, что ему крайне любопытна причина, по которой Харрис обратил на него свое внимание.

— Советник Ли, — растягивая слова, будто что­то мешало ему говорить, начал Харрис, — я слышал, вы в противовес общему мнению сформировали некую «оппозицию» на прошлом заседании? Мне так жаль, но мне пришлось отсутствовать по делам государственной важности, поэтому и спрашиваю вас лично, — наконец выговорил Харрис и опять уставился на Ли.

— Да, советник Харрис, мое мнение не совпало с мнением прочих членов Совета, — ответил Ли. — Вы и сами должны понимать, что при решении дел государственной важности необходимо искать оптимальные пути.

— Конечно­конечно! — Харрис подался чуть назад, поднимая руки в жесте примирения. — Просто это так для вас необычно, советник. Вы — и перечите мнению большинства…

Ли был рад тому, что поставил свой стакан с виски обратно на стойку. Пей он в этот момент, то, скорее всего, подавился бы. Харрис внаглую копал под него, о чем сейчас фактически прямым текстом и сообщал. Его спас Глава Совета, который вошел в этот момент в зал.

— Добрый день, господа, — Глава окинул комнату взглядом, отмечая для себя, кто присутствует на заседании.

Он на секунду задержался на Ли и Харрисе, так как видеть вместе этих двоих было удивительным зрелищем, но не подал виду. Удовлетворенно кивнув самому себе, Глава подошел к столу и занял свое место, жестом предлагая последовать его примеру. Пока члены Совета рассаживались, он уже начал просматривать сводку за последнюю неделю.

— Итак, господа, начнем, — сказал он после того, как все уселись.

Первым поднял руку Харрис, изъявляя желание высказаться.

— Советник Харрис? — спросил Глава. — Вам есть что сказать Совету, пока мы не начали обсуждение по повестке дня?

Это было традицией. На каждом собрании один из советников мог поднять тему, которая, по его мнению, требовала первоочередного внимания. И Харрис воспользовался этим правом.

— Да, Глава, мне есть что сообщить Совету, — ответил Харрис. Казалось, он светится изнутри в предвкушении триумфа, и это беспокоило Ли.

— Тогда вам слово, — сказал Глава.

— Спасибо,— ответил Харрис, вставая со своего места. — Господа, рад сообщить вам, что один из исследовательских центров, находящихся в моем ведении, сообщил о возможности вывода на расчетные мощности нашей новой системы гражданского контроля. Ученые называют ее проектом «Око». Могу заверить вас, что уже через три месяца наши проблемы с сопротивлением и Гетто будут решены. Информация по проекту сейчас появится на ваших планшетах.

Харрис несколько раз коснулся экрана своего устройства, а потом опять сел на свое место.

— Готов ответить на все ваши вопросы, — сказал он.

Зал Совета погрузился в тишину. Эта новость была громом среди ясного неба. Ли слышал о каком­то исследовательском центре недалеко от Столицы, который находился под землей, но не более. Разузнать что­либо при помощи сети своих доносчиков ему так и не удалось, Харрис умело охранял свои секреты.

— Только не говорите, Харрис, что это очередная ваша система видеонаблюдения или что­то в этом духе, — сказал один из членов Совета.

— Нет­нет, что вы! — ответил Харрис. — Это новое слово в технологиях, смею вас уверить. Пожалуйста, ознакомьтесь с документами, что я предоставил, и вы все поймете.

Ли коснулся экрана планшета, открыл присланный Харрисом файл и прошелся взглядом по основным позициям. Он чувствовал, что по мере чтения у него начинают шевелиться волосы на голове, и не у него одного. Зал Совета погрузился в тяжелое молчание, многие не могли поверить в то, что прочитали.

Наконец тишину прервал Глава.

— Хм. Харрис, вы уверены, что это вообще возможно? — спро­­сил он.

— Да, господин Глава, уверен. Исследования велись долгие годы в условиях строжайшей секретности и в последний месяц вышли на финишную прямую. У нас имеется ряд прототипов, которые я уже применял в полевых условиях, а через три месяца в строй вступит полноценная версия проекта. К тому же была подготовлена вся необходимая инфраструктура, — ответил Харрис.

Он очень старался это скрыть, но на его лице светилось ликование. Введение в строй проекта «Око» таким, как он описан в документации, автоматически делало Харриса вторым человеком государства, если не первым.

После нескольких секунд тишины зал взорвался. Каждый из советников пытался что­то возразить Харрису, понимая, какое вли­яние он получит, если Глава одобрит внедрение проекта. Ли молчал.

Это совещание обещало быть очень долгим. 

Глава 3

Старый город не лучшее место для прогулок. Возведенные еще до гражданской войны постройки стояли настолько плотно друг к другу, что в некоторых переулках двое не могли разминуться. Местные уже давно продолбили сточные канавы в когда­то чистых и ухоженных тротуарных дорожках улиц и сливали в них экскременты. Тут доживали свой век отбросы и потомки тех, кто когда­то взял в руки оружие в надежде изменить ситуацию в стране, как они думали, к лучшему. У них не получилось.

Если выглянуть из окна высотного дома на углу центральной улицы, то можно увидеть далекие огни новой Столицы, которые когда­то принадлежали окраинам. Магазины, бутики, мясные лавки и булочные на первых этажах зданий давно пустовали и стали прибежищем для бездомных. Если сильно не повезет, то можно нарваться на стаю бродячих собак, давно одичавших и нападающих на людей ради пропитания. Никто не любит объедки.

После революции власти пытались восстановить старый город, но, как оказалось, проще отстроить новый, что и было сделано. В чистом поле к северу от места, бывшего когда­то крупным торговым и промышленным центром, возвели Столицу. А развалины, еще кое­как первые десятилетия поддерживаемые коммунальщиками, стали называть «окраиной» или просто Гетто.

Оливер шагал посередине улицы, стараясь держаться подальше от стен зданий. Через окна некоторых из них был виден свет от костров, но ему не хотелось встречаться с теми, кто искал у огня тепла. Человеку непосвященному, но достаточно долго наблюдающему за маршрутом Оливера, могло бы показаться, что он бесцельно нарезал круги. Это было не так. Он стремился обойти стороной наиболее беспокойные районы, те, в которых, по местным меркам, ключом била жизнь, районы, в которых можно получить удар ножом из­за ботинок или куртки.

Наконец он дошел до конечной точки своего маршрута. Свернув с центральной улицы в одну из подворотен и аккуратно переступая через мусор и обломки осыпавшейся стены, Оливер подошел к покосившейся металлической двери.

Рядом с дверью в луже собственной блевоты и мочи лежал очередной житель Гетто. За годами не стриженными бородой и волосами было сложно понять, жив ли он вообще. Оливер посмотрел на мужчину, потом оглянулся проверить, нет ли еще кого в переулке. Не заметив посторонних, он присел и тихо сказал:

— Я ищу приключений.

Один глаз бездомного открылся. Он внимательно посмотрел на Оливера, а после на удивление четко и ясно ответил:

— Два удара ногой. В левый угол.

Оливер кивнул в ответ и подошел к двери.

Старая, еще довоенная, эта дверь внушала уважение. Кое­где виднелись вмятины от пуль, а по краям старую заводскую сталь разъела ржавчина. Слой грязи и мха покрывал всю дверь, как и стены здания, в которое она вела, но, если присмотреться, можно было заметить, что поставили ее сюда уже после событий, уничтоживших привычный жизненный уклад. Грубый скол кирпича, будто кто­то молотком и зубилом расширял проем, чтобы втиснуть сюда этого стального монстра, и слегка косо стоящая дверная коробка только подтверждали эти догадки.

Но Оливер не рассматривал дверь, она была ему хорошо знакома. Ударив два раза носком ботинка в левый угол двери, он замер в ожидании. Спустя несколько секунд она бесшумно приоткрылась, впуская ночного гостя. За дверью Оливера ожидала крутая и узкая лестница, освещаемая всего одной тусклой лампой в самом ее конце. Стараясь не задеть головой бетонный потолок, он протиснулся вниз и столкнулся с огромным детиной, ожидавшим его с допотопным металлоискателем в руках.

— Оружие, колюще­режущие, кастеты и прочее запрещено, — пробасил он. — Выкладывай все сам или проваливай.

— Ничего такого, — ответил Оливер.

— Руки, — бросил охранник.

Оливер поднял руки, давая детине обшарить его металлоискателем, а после и вручную. Та же процедура была проведена и с его ногами, а в конце пришлось снять ботинки.

— Проходи. ...