Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.

Спасибо.

Дерби Брайа

«Пылающая Эмбер»

Серия: Предвестники Хаоса (книга 1)

Автор: Дерби Брайа

Название на русском: Пылающая Эмбер

Серия: Предвестники Хаоса

Перевод: alevtinka_zago

Редактор: Екатерина Лигус

Обложка: Мария Суркаева

Оформление:

Eva_Ber

Аннотация

Последнее, что ей нужно после побега от монстра, так это попасть в логово Дьявола.

Двадцатиоднолетняя Эмбер бежит от своего прошлого с сажей на лице, пеплом в

волосах и обещанием. Она никогда не позволит другому мужчине забрать ее свободу и

относиться к ней так, будто она пустое место.

Но именно к этому и стремится Маверик Ганн, лидер скандально известного

МК «Предвестники Хаоса» с того момента, как Эмбер попадает в плен его беспощадных

глаз. Он обжигает её. Каждым взглядом. Каждым прикосновением. Каждым словом.

Единственная надежда Эмбер — убедить Маверика, что она совершенно не похожа

на женщину, очернившую его душу, прежде чем он утащит ее за собой во тьму.

Предупреждение от автора:

ВНИМАНИЕ!

Для взрослой аудитории 18+

Содержит откровенные сцены и фразы, предназначенные только для взрослых

Пожалуйста, даже если вы близкий друг и вас оскорбляют МАТЕРНЫЕ СЛОВА или

ВЫРАЗИТЕЛЬНО/КРАСОЧНО ОПИСАННЫЕ СЦЕНЫ СЕКСА… тогда немедленно

уберите эту книгу подальше.

Это любовный роман про байкеров, соответственно, в нем нет принцев, белых

единорогов или радуг.

Спасибо!

2

Пролог

Июль 2008

Когда ваша жизнь сгорает у вас на глазах, превращаясь в пепел, трудно найти

надежду среди оставшихся от нее угольков.

Мой нос заполнен непереносимым запахом бензина. Вонь исходит от моей одежды и

кожи, блокируя запах пылающего передо мной огненного ада. Жар лижет каждый

открытый участок моего тела, а в моих глазах становится также сухо, как в пустыне

Мохаве.

Тем не менее, от этого невозможно отвести взгляд.

Мало того, что контраст оранжево-желтого пламени на фоне полуночного неба

завораживает, так я, помимо прочего, отчаянно пытаюсь охватить взглядом каждый дюйм

горящего подвала. С каждой секундой доказательство насилия, которое я пережила,

превращается в угольки, и часть его мира рушится, даря мне покой.

Мощный вой сирены пожарной машины становится громче, сообщая мне о том, что

время вышло. Несмотря на то, что пепел падает на меня как дождь, укрывая под покровом

ночи, этого недостаточно. Мне нужно исчезнуть, прежде чем они поймают меня здесь.

Прежде чем они узнают, что я сделала. Прежде чем он обнаружит, что я всё ещё жива.

Отступив в тень, я поднимаю капюшон, опасаясь, что мои волосы привлекут

нежелательное внимание даже в темноте. Но, как только я опускаю руки, пульсирующая

боль в моих запястьях дает о себе знать. Рваные раны на каждом из них сейчас кричат,

взывая о внимании. Опускаю взгляд, и меня накрывает волна понимания.

Нет. Боже, нет.

Мои внутренности скручиваются в узел.

Я так увязла в этом оцепенелом состоянии, что не поняла, как оставила

доказательства своего побега на каждой травинке.

Вой сирен в моих барабанных перепонках вопит: «Уходи! Сейчас же! Пока еще не

поздно».

Судорожно вздохнув, я молюсь, чтобы у меня хватило времени выбраться из города,

а может быть, даже из самого штата.

В последний раз взглянув на возрастающую силу огня, я закидываю свою

спортивную сумку на плечо, обхватываю себя руками и ухожу.

Жар огня исчезает, и мои конечности покрываются мурашками, когда меня

настигает прохладный бриз океана. На какое-то мгновение воздух, которым я дышу,

наполняют ароматы тропических цветов и соленой воды. Но очень скоро они

улетучиваются, снова уступая место едкому запаху бензина.

Мое сердце тяжело бьется у меня в груди, когда я прощаюсь с солнечным местом,

которое всегда звала домом. Я буду скучать по нему. Буду скучать по пляжу, заливу,

3

центру города. Буду скучать по океану и солнцу, всегда согревающему мою кожу. Мысль,

что я никогда сюда не вернусь, причиняет мне физическую боль.

Как же я до такого дошла? Как я позволила ему шаг за шагом лишить меня всего

самого важного? Моего дома? Моей семьи? Моей свободы?

Я миллион раз спрашивала себя, могла ли я все это предотвратить. Не упустила ли я

какие-либо предупреждающие знаки в самом начале? Намеки на то, что в том ангеле,

которым он предстал передо мной, притаился монстр.

Подсказки должны были быть. Тем не менее, я проигнорировала и упустила каждую

из них.

Как бы то ни было, этого больше не повториться. Меня больше не введет в

заблуждение смазливое личико и благородный внешний вид. И я чертовски уверена, что

не позволю никому себя контролировать, как контролировал меня он. Остальные дни

своей жизни, сколько бы мне их не было отпущено, я буду свободна, и никак иначе.

Я больше ни одной секунды своей жизни не проведу взаперти.

Больше. Ни. Одной. Секунды.

Я не могу и дальше оставаться святой, но, по крайней мере, я выжила.

Глава 1

Август 2008

Самый гнусный поступок из всех — воспользоваться отчаянием другого человека.

Что-то тяжелое падает на меня сверху, выбивая воздух из легких, и я широко

распахиваю глаза. На мгновение впадаю в ступор, не понимая, то ли я еще сплю, то ли

уже бодрствую.

Неясная, размытая фигура нависает надо мной в темноте. У меня уходит секунда на

то, чтобы понять, что мускусный, приторный запах, вторгающийся мне в нос — это запах

пота. Что кислое зловоние, бьющее мне в лицо, — чье-то дыхание, а вес, давящий на меня

сверху, — это мужчина.

Легкие наполняются кислородом, когда я втягиваю воздух, чтобы закричать. Но

прежде, чем могу подать голос, большая потная ладонь накрывает мой рот и пальцы

впиваются мне в щеки. Паника и адреналин наполняют мое тело, пока я извиваюсь,

пинаюсь и толкаюсь. Мужик, придавивший меня, рычит от недовольства, но я не

останавливаюсь. Я царапаю ногтями его кожу, везде и всюду. Упершись пятками в

матрас, я толкаю бедра вверх, пытаясь спихнуть с себя его тело, но с его весом в два раза

больше моего, он едва сдвигается. Он — чертова наковальня, придавившая меня сверху.

Его пальцы возятся с кнопкой на моих шортах всего лишь секунду, прежде чем он

яростно дергает их вниз, стаскивая с моих бедер.

4

Мысль о том, что это мерзкое существо проникнет в мое тело, вызывает тошноту,

которая медленно поднимается вверх по моему горлу, да к тому же открывает в моей

голове железный ящик, заполненный давно запертыми в нем воспоминаниями.

Воспоминаниями о моей жизни с Уорнером. Они напоминают мне о том, что борьба с

моим похитителем приводила лишь к более жестокому… более болезненному сексу.

Который всегда оставлял на мне шрамы.

Чем больше ты будешь сопротивляться мне, тем больнее тебе будет. Впусти

меня, Эм. Впусти меня.

Я крепко зажмуриваюсь, когда мой насильник рвет на мне нижнее белье, и пытаюсь

найти укромный уголок в своем сознании. Потайной уголок, где никто и ничто не сможет

меня найти и причинить боль.

Но как только я сбегаю от реальности, насильник прекращает свои действия… и

затихает. Я тяжело дышу, и мой нос тут же заполняет исходящий от него кислый смрад.

Открыв глаза, я вижу его вздымающуюся и опадающую при дыхании грудь, но в

остальном его тело замерло надо мной.

— Отвали от нее, скотина, или я разрежу тебя как чертову дыню, — шипит юный

женский голос.

Мне в глаза бросается отблеск ножа, прижатого к горлу моего насильника. Мужик

поворачивает голову, его глаза мгновенно распахиваются в удивлении, и он резко

дергается назад.

— Не вздумай, — рявкает голос.

Он колеблется, как будто просчитывает свои шансы. А может, он решает, что

предпочтительнее: умереть или изнасиловать меня. Через секунду он, матерясь, сползает с

меня. Его рука мгновенно устремляется к шее и сквозь пальцы просачивается темная

жидкость. Ковыляя прочь, он бормочет себе под нос что-то невнятное.

Мое сердце бешено колотится, и я отчаянно сопротивляюсь начинающим

наворачиваться на глаза обжигающим слезам.

Я не заплачу.

— Не смей. Ты в порядке. Жива. Дышишь. Свободна, — шиплю я себе под нос.

Затем заглатываю огромную порцию воздуха, которая устремляется к моим легким, чтобы

заполнить их, пока надеваю и застегиваю шорты. Я дергаю за молнию, но она не сходится,

потому что сломана.

Проклятье.

Я поднимаю взгляд и концентрирую внимание на маленькой фигурке, стоящей не

более чем в двух футах от меня. Ее черная одежда сливается с темной комнатой. Она

смахивает на эльфа со своими короткими темными волосами длиной до подбородка,

тонкими ножками и маленькими ручками. Словно фея Динь-Динь в человеческом

обличье. Только эта фея держит нож.

Между нами повисает жуткая тишина. Когда я снова открываю рот, мой голос

звучит громче, чем я рассчитывала.

— Поверить не могу в то, что… спасибо, — я сглатываю образовавшийся в горле

комок. — Я думала, эта комната только для женщин.

Не говоря ни слова, фея Динь-Динь разворачивается и забирается на верхнюю койку,

которая находится рядом с моей. Следя за ней взглядом, я жду ответа. Только вот его все

нет и нет.

Сев на койку и притянув колени к груди, я сканирую спальное помещение и

обнаруживаю на себе взгляды многих его обитательниц, наблюдающих за мной, и тогда я

спрашиваю себя… каким образом эта девчонка, еще более миниатюрная, чем я, оказалась

единственной, у кого хватило духу что-то сделать? Почему мне не помог кто-то другой?

Проходит несколько минут, мои глаза улавливают каждое движение или звук.

Тридцать восемь дней на улице, и все это время я была в относительной безопасности. Но

здесь я не чувствую себя в безопасности. Больше нет.

5

Если бы не обещанные еда и душ, я бы схватила сумку и ушла. Кроме того, по-

прежнему идет дождь, который, в основном, и заставил меня здесь остаться, поскольку

ливни в Нью-Мексико во многом похожи на маленькие цунами. Честно говоря, если бы я

знала, то сразу же двинулась в Техас, как первоначально планировала. Но сейчас, билет на

автобус, чтобы выбраться отсюда, стоил гораздо больше, чем я могла себе позволить

потратить.

Проходят часы. Солнце постепенно просачивается сквозь окна, вынуждая

временных обитателей пошевеливаться, просыпаться, создавая суматоху и поднимая

неизменный гул голосов в чрезмерно переполненной комнате.

Закрыв глаза, я очищаю свой разум и мысленно готовлюсь начать новый день,

подбадривая себя положительными лозунгами, которые мне нужно услышать. Все

наладится. Ты сильнее, чем думаешь. Впереди тебя ждет лучшая жизнь. Но я слышу

лишь голос моей матери, а не свой собственный.

Поднявшись, я кручусь из стороны в сторону, разминая свою затекшую спину. У

меня возникает чувство, что за мной наблюдают, и я опускаю руки.

— Впервые здесь?

Я смотрю вправо и вижу стоящую там пожилую женщину. Она поглядывает на меня

через завесу темных волос с сильной проседью.

— Так заметно?

Она пожимает плечами.

— Понадобится время, чтобы привыкнуть к хаосу, царящему в этом месте. Удалось

выспаться?

Я смотрю на свою койку и на мгновение вновь возвращаюсь к событиям минувшей

ночи. Меня сотрясает мелкая дрожь. Затем я вновь обращаю свой взгляд на нее и отвечаю:

— Нет, не удалось.

— Подожди немного. Ты привыкнешь.

Мммм… Я бы не была так уверена.

Она задает мне вопросы, пока сворачивает одеяло:

— Ты собираешься в душ? Горячая вода скоро закончиться, если не поспешить.

Опустив взгляд на свои руки, я вижу грязь под ногтями, которая, без сомнения,

включает в себя его кожу и кровь.

— Да… Я бы помылась.

Она кивает.

— Ты непротив приглядеть за моей сумкой, пока я схожу? Некоторым людям

«здесь» нельзя доверять, — её взгляд перемещается на группу женщин в дальнем углу,

которые пристально наблюдают за нашим общением. — Я в своё время обзавелась

несколькими врагами, — говорит она, — и предпочла бы не оставлять свои вещи на виду.

Если хочешь, я могу потом присмотреть за твоими вещами.

Когда я затрудняюсь с ответом, она добавляет:

— Ты быстро усвоишь, что сначала нужно заслужить доверие, прежде чем люди

ответят тебе тем же.

— Я понимаю.

И я доверюсь. Если тебе что-то от кого-то нужно, ты должна дать что-нибудь

взамен. Это реальность, которую я усвоила с юных лет.

Кроме того, скрываться и переезжать с места на место — все равно, что влачить

одинокое и жалкое существование. Было бы неплохо обзавестись другом или же кем-то,

кто даст мне совет.

Справа от меня раздается тяжёлый глухой звук. Я поворачиваюсь, и мой взгляд

натыкается на глаза цвета зелёной листвы. Они принадлежат девушке. Девушке из

прошлой ночи. Она ростом около пяти футов и трёх или четырёх дюймов. Сложение тела

почти как у ребёнка. Если бы мне нужно было определить ее возраст, я бы сказала, что ей

не больше шестнадцати лет. Но это не так, поскольку ей должно быть восемнадцать,

6

чтобы ее допустили в ночлежку. Хотя, мне начинает казаться, что управляющий этого

места не является приверженцем соблюдения правил. Мужчины и женщины должны быть

размещены отдельно друг от друга, а это не так, если учитывать произошедшее минувшей

ночью.

У девушки овальное личико, высокие скулы и большие глаза, щедро покрытые

тенями под темными бровями. У неё чёрные как смоль, короткие, всклокоченные волосы,

которые ярко выделяются на фоне кожи цвета слоновой кости. Она одета немного

готически на мой вкус, в чёрные майку, шорты и высокие кожаные сапоги, а половину её

предплечья покрывают резиновые браслеты.

В конце концов, не так уж много сходства с феей Динь-Динь, она больше похожа на

юную Джоан Джетт ( прим. Джо́ан Джетт (настоящее имя Джоан Мэри Ларкин; род. 22

сентября 1958, Филадельфия, Пенсильвания) — американская гитаристка, вокалистка,

продюсер и автор песен, актриса).

Её агрессивный внешний вид кажется попыткой оттолкнуть от себя весь мир. Но

тогда почему приблизительно из двух сотен обитателей ночлежки, она была

единственной, кто пришёл мне на помощь?

— Воу, воу, успокойся, Рыжая. Я не собираюсь перерезать тебе горло или что-то

типа того.

Рыжая. Меня звали и похуже. «Рыжеволосая», «Рыжуха», и самые мною не

любимые «Огненная щелка» и «Веснушчатый монстр». Хотя в последние годы меня не

называли ни одним из этих прозвищ.

Мини-версия Джоан Джетт поворачивается к старухе, черты её лица искажаются и

она морщит нос. Из неё вырывается шипение, пальцы сжимаются в кулаки, подтверждая

мою теорию о том, что она подросток.

— Соплячка, — насмехается над ней старуха, и я озадачена её внезапной

враждебностью.

— Хельга.

— Шлюха.

— Ведьма, — Джоан смотрит на потолок и обводит его взглядом. — Вот бы нашёлся

дом, который бы на тебя обрушился.

Старуха закатывает глаза.

Джоан скрещивает руки на груди, смотрит мне в лицо и резко спрашивает:

— Кто ты? Какая у тебя история?

— Э-э... — я не называю своё настоящее имя. Никогда. — Рыжая, как ты уже

догадалась. Эм... это моя первая ночь, — я засовываю руки в задние карманы. — Спасибо

за...

Она качает головой.

— Просто в следующий раз прикрывай свою спину, чтобы мне не пришлось этого

делать. В этом лесу бродит не один волк. Если ты понимаешь, о чем я, — и вот я вновь

впадаю в ступор, когда она делает ложный выпад в сторону старухи, от чего та

вздрагивает. Джоан довольно хмыкает, поворачивается и уходит, пиная предметы,

разбросанные на полу и по несчастью вставшие на её пути, оставляя о себе впечатление

как о маленьком торнадо.

Эта мысль вызывает лёгкую улыбку на моём лице. Ей не занимать дерзости, как и

кое-кому ещё, кого я знаю и по кому скучаю.

Хельга, как назвала её Маленькая Джоан, не особо удивлена. На самом деле, она

выглядит испуганной, бормоча себе что-то под нос.

Между нами повисает неловкое молчание. Затем она бормочет:

— Не обращай внимания на Айви. Эта девчонка — неблагодарное дерьмо.

Имя этой девушки Айви ( прим. Ivy (англ.) — плющ)?

Не поворачиваясь ко мне лицом, она продолжает:

7

— Знаешь, внешне ты похожа на ирландку. Рыжие волосы, веснушки. Но вместо

зеленых — голубые глаза.

Они на самом деле голубовато-зеленые, но я не исправляю ее.

— Может, сходство и есть, но удачей я точно обделена.

— M-мммм, — она бросает сумку к моим ногам. — Возможно, тебе нужно узнать,

как обрести свою собственную удачу. Я скоро вернусь. Не спускай с сумки глаз.

— Конечно, — я киваю и снова сажусь на свою койку, когда она уходит.

Несколько мгновений спустя, пока я избавляюсь от колтунов в волосах, меня

накрывает чувство меланхолии. Оно накатывает на меня каждый день, примерно в одно и

то же время. Я вытаскиваю свой альбом для вырезок и пролистываю страницы, пробегая

глазами по фотографиям, а затем по рисункам, сделанным пятилетним ребёнком.

Единственные вещи, облегчающие тоску по дому, которую я ощущаю где-то глубоко

внутри.

Довольно скоро возвращается Хельга с мокрыми волосами и чистой кожей, правда, в

той же самой рваной одежде.

— Твоя очередь.

Я достаю из сумки свой шампунь и кондиционер. Но она останавливает меня,

накрыв своей рукой мою руку.

— Не трать впустую свои запасы. У них в душевой есть все необходимое. Дядя Сэм

может расщедриться и выручить тебя.

— Ох… точно… спасибо, — я запихиваю шампунь, кондиционер и альбом с

вырезками в свою сумку, после чего закрываю на ней молнию.

Захватив сменную одежду, я направляюсь к душевым, пребывая в подавленном

состоянии, потому что теперь основа моего существования — это сносная еда и душ.

Да уж... это, конечно, не то, какой я представляла свою дальнейшую жизнь.

Вода не ледяная, но и не горячая. Вполне терпимая. По крайней мере, она позволит

мне очиститься от видимой и невидимой грязи, покрывающей моё тело. Я быстро брею

мои покрытые мурашками ноги и мою волосы, радуясь, что старуха уговорила меня

воспользоваться имеющимися здесь шампунем и кондиционером. Я не могу позволить

себе тратить впустую предметы первой необходимости, которые у меня остались.

Высушив полотенцем волосы, я расчесываю их и заплетаю в косу. Если я не хочу,

чтобы они вились, это мой единственный вариант, помимо пучка. Я натягиваю на себя

другие джинсовые шорты, белую майку, более-менее чистую бело-голубую клетчатую

рубашку, и надеваю свои кроссовки.

На обратном пути я прохожу мимо столовой и вижу, как волонтеры стоят за

столами, раздавая пищу. Только одна мысль о еде наполняет мой рот слюной. Но мне

нужна моя сумка, прежде чем я смогу встать в очередь, так что я держу путь в комнату,

отведенную для женщин.

Раскладушки уже сложены и убраны. Двухъярусные койки сдвинуты к стенам.

Большинство женщин ушли, оставив середину комнаты пустой.

Мне становится дурно, когда я нигде не вижу ни старуху, ни свою сумку.

Моя сумка, та в которой находятся все мои пожитки, в настоящее время бесследно

исчезла. Как и мой бумажник. Моя сменная одежда. Мои деньги... Мой альбом. Тот,

который я сама сделала, в котором только фотографии Уиллоу ( прим. Willow (англ.) —

ива) и рисунки, которые она рисовала для меня на протяжении нескольких лет. Вещи, без

которых я определённо не смогу жить.

Я дважды просматриваю каждый дюйм комнаты, трижды — в надежде, что я

неправа, и она где-то здесь.

Я в панике кружу по комнате и начинаю обыскивать каждый дюйм ночлежки. На

меня таращатся люди. И это лишь ещё больше меня раздражает. Они молча насмехаются

надо мной? Они все это время знали, что было на уме у старухи?

Как она могла так со мной поступить?

8

К шее и лицу приливает жар. Я скриплю зубами и сжимаю кулаки, готовая ударить

кого-нибудь или что-нибудь.

Почему я доверяю не тем людям? Почему я не вижу их такими, какими они

являются на самом деле? Моя мама. Сандаун. Уорнер. Скольким людям я позволю

обманывать себя, прежде чем поумнею?

Прислонившись спиной к стене, я закрывают лицо руками. Затем надавливаю

пальцами на веки, физически и мысленно сопротивляясь желанию заплакать. Я не могу

сейчас позволить боли разорвать меня на части. Я не могу сломаться. Я знаю это, и все же

медленно скольжу вниз по стенке и подтягиваю колени к груди так, чтобы скрыть своё

лицо.

По линолеуму раздаются шаги. Они замирают прямо передо мной.

— Ты в порядке, Рыжая? Ты выглядела так, словно пыталась выдавить собственные

глаза.

Я отвечаю рассерженным голосом:

— Потому что так оно и было.

Айви протяжно выдыхает.

— Я пыталась предупредить тебя, — ее голос звучит близко, как будто она стоит

надо мной.

Она пыталась предупредить меня? Как? В этом лесу бродит не один волк?

Серьёзно? А она не могла сказать ещё более завуалировано?

— Не могла бы ты, пожалуйста, просто... оставить меня в покое? — мои слова

выходят приглушёнными. — Или я «здесь» о многом прошу? — я намеренно подражаю

голосу старухи и вкладываю в свои слова столько сарказма, сколько могу.

Я сейчас сама не своя. В такие моменты, как правило, проявляются худшие черты

моего характера. Я пытаюсь прикусить язык. Но надолго меня не хватает, особенно, когда

следующее, что я слышу — её смех.

Я приподнимают голову. Она реально только что смеялась? Так, значит, ей смешно?

В поле моего зрения предстают чёрные сапоги с синими змеями, нарисованными на

пальцах ног. Меня трясет. Без сомнения, мои щеки ярко пылают. Я чувствую, как наружу

рвутся слова и понимаю, что вот-вот сорвусь и сделаю то, что моя мать всегда называла не

иначе как «плевки ядом». Вполне уместно, раз уж эта девчонка любит змей.

— КОГДА? Когда ты пыталась предупредить меня? Может, ты подошла и сказала:

«Эй, будь начеку, эта старуха собирается украсть твои вещи?» Или я должна была

догадаться по какой-то нелепой отсылке к Красной Шапочке?

— Чёрт, Рыжая, остынь. Ни к чему так заводиться. Это не конец света или что-то в

этом роде. По крайней мере, не сегодня.

Я ударяюсь головой о стену позади себя.

— Просто уходи, — мой голос падает до поверженного шепота. — Ты не

понимаешь. Она забрала всё.

— Да неужели, Шерлок?

Грозно зыркнув на неё снизу вверх, я огрызаюсь:

— Серьёзно? Просто уходи.

Вместо того чтобы уйти, она сползает вниз по стене и устраивается рядом со мной.

— Блин, получается, правду говорят о рыжеволосых, а? — через минуту она

добавляет: — По крайней мере, в случае с Хельгой, ты, в конечном итоге, вернешь часть

своего скарба, — она стучит пальцем по своим губам. — Может быть... Вероятно... Скорее

всего, одежду, но не деньги. Деньги — есть деньги, считай, их уже не вернуть.

— Где мне ее найти?

Айви скрестила ноги по-индийски.

— Она вернётся сюда через несколько дней. Знает, что ты будешь её искать. К

сожалению, эта женщина живёт на этих улицах дольше, чем я на белом свете, так что она

9

знает в здешнем городке все пути и дороги. Лучше дождаться ещё одного дождливого

дня. Тогда ты сможешь её здесь поймать.

Я резко втягиваю в лёгкие воздух. У меня кишки скручивает от страха.

— Что я буду делать до тех пор? — я протяжно выдыхаю и смотрю на девушку,

сидящую рядом со мной. Я вновь поражаюсь её юности и уникальному цвету глаз. Она

довольно симпатичная, но станет ещё краше, когда подрастет.

Айви пожимает плечами.

— Могло быть хуже, верно? Тебя мог изнасиловать прошлой ночью Крэк Джо

( прим. Crack Joe (англ.) — обычный наркоман).

Я невольно перестаю хмуриться.

— Да. Ты права.

— Другие люди всегда будут стараться сломить тебя, но они проиграют, если ты

будешь давать отпор и бороться до конца. Мне раньше говорил об этом мой отец. А ещё

он говорил: «Дождь не может идти вечно». Он не был поэтом, хотя считал себя таковым.

Это была фраза из его любимого фильма «Ворон» ( прим. «Ворон» (англ. «The Crow») —

художественный фильм, экранизация одноимённого чёрно-белого комикса Джеймса

О’Барра. У фильма есть три сиквела, также имеется телесериал с Марком Дакаскосом,

показывающий альтернативную версию сюжета фильма. Популярные слоганы: «Темнее,

чем у летучей мыши» и «Дождь не может идти вечно»).

Ворон. Мой разум тут же заполонили мрачные мысли, но я отогнала их прочь.

— Он всегда разбрасывался подобными фразами. Все время вешал мне какую-

нибудь лапшу на уши, — она тихонько посмеивается.

Я наблюдаю за ней и замечаю, как её губы искривляет лёгкая ухмылка.

— Знаешь, какие последние слова он сказал мне, прежде чем... — она качает

головой. Когда Айви говорит, в её голосе проскальзывают нотки фальши и наигранной

радости, как будто она изо всех сил старается скрыть свои чувства. — Он сказал: «Найди

свой идеал и не отпускай его».

Я поднимаю бровь.

— Свой идеал?

— Да, знаешь, он для каждого свой. Может быть — семья, дом с оградкой. Может

быть — парень или девушка, смотря кто ты. Работа. Школа. В зависимости от того, что

сделает тебя счастливой.

Мои мысли сразу же уносятся туда, где им не место. Не здесь. Не сейчас.

— Сколько тебе лет?

Уголки ее губ ползут вверх.

— Достаточно взрослая.

Внезапно ее рука ударяет по моей руке, и я опускаю взгляд вниз. В ее ладони лежит

пятидолларовая банкнота.

В моей груди зарождается искра надежды

— Не так много, но это всё, что я могу сделать. Я должна была лучше тебя

предупредить о том, что она собиралась сделать. Я просто… плохо сплю, когда остаюсь

здесь и, ну, думаю, что встала этим утром не с той ноги.

— Ты не должна…

— Нет, должна. Мой отец учил меня приглядывать за теми, кто нуждается, а у

девчонок вроде нас не так много вариантов. Я не имею в виду, что ты девчонка, потому

что ты немного старше меня, а… короче… возьми их, — она отворачивается от меня и

играет с браслетами на запястье. — Найди способ заработать деньги, Рыжая, прежде чем

способ найдет тебя. Купи себе какое-нибудь средство защиты. Последнее, что тебе нужно,

так это попасть в неприятности или залететь от какого-нибудь Джо.

— Айви, я не могу их принять.

Она опускает голову и улыбается, но это грустная улыбка.

10

— Ага, и я надеюсь, что не примешь. Но здесь ты не найдешь другие варианты

заработать деньги по-быстрому, не используя при этом свое тело. Поверь, я пробовала.

Я пытаюсь вернуть ей деньги.

— Нет, тебе они нужны больше, чем мне. Кроме того, я знаю, где можно раздобыть

больше.

В ее словах есть смысл. Она встает и делает два шага, а затем говорит:

— Впрочем, вот что я тебе скажу. Однажды, когда выиграешь в лотерею, найди

меня, хорошо? Отплатишь услугой за услугу. Считай, что это — долговая расписка.

— Айви…

— Успокойся, Рыжая, и прикрывай спину, потому что никто не прикроет ее за тебя.

Даже если они уверяют в обратном, прикрывай ее в любом случае, потому что люди лгут.

На этих словах она уходит.

Я смотрю ей вслед до тех пор, пока она не исчезает из вида, и зажимаю в кулаке

деньги.

Айви права в том, что в жизни существуют вещи, за которые стоит бороться. Вот та

причина, по которой я не осталась с Уорнером в ожидании следующего наказания,

которое он, несомненно, уготовил бы мне.

Я хотела большего. Нуждалась в большем. Заслуживала большего.

Я представила в своем воображении картину будущего, которое меня ждет. Ничего

фееричного, просто нормальное, безопасное, надежное будущее, какого у меня никогда не

было.

Айви назвала это — мой идеал. Но после той борьбы, которую я вела на протяжении

последних нескольких лет, чтобы пробиться через этот лабиринт терний и шипов,

возможно, было бы уместнее назвать это моим таинственным садом.

Единственная стоящая вещь в этой жизни, ради которой я сделаю все, что угодно.

Глава 2

Иногда из всего разнообразия представленных вариантов остаётся лишь

худший. Разница того, насколько он хуже остальных, определяется тем, как низко

мы падем...

Мой взгляд мечется туда-сюда: от кулона с тыквой в левой руке к коробке

презервативов в правой руке.

Кулон, привлекший моё внимание, напомнил о том, что у меня есть ещё один

вариант. Я могу потратить деньги и позвонить моей сестре Сандаун ( прим. Sundown

(англ.) — закат). Но, стоит мне опустить взгляд на свисающую с серебряной цепочки

подвеску в виде маленькой тыквы с прорезями для глаз, носа и рта, со счастливым лицом

вместо устрашающего, я понимаю, что не смогу это сделать.

Не смогу позвонить.

Взять те гроши, которые Санни зарабатывает официанткой и получает от

государства на содержание моей племянницы Уиллоу — не вариант, независимо от того,

11

какой в каком отчаянии я нахожусь. Плюс ко всему, я никоим образом не хочу,

связавшись с ними, подвергнуть их опасности.

Уилл — единственный человек в мире, которого я люблю всем сердцем,

безгранично. Я никогда не поставлю её жизнь под угрозу.

Сейчас середина августа, а это значит, что со дня на день она начнёт учиться. Её

первый день в детском саду... Держу пари, что она нервничает, а в дополнение к этому

еще и приятно взволнована. Представляю, как она будет с важным видом носить этот

кулон, словно какой-то знак почёта, с гордостью рассказывая своим маленьким друзьям,

что его ей подарила родная тётя. Подарила бы, если бы была дома.

Меня подташнивает, когда я думаю обо всех тех днях её жизни, которые я

пропустила.

И пропущу.

Но мне лучше гнать эти мысли прочь. Сейчас они мне не помогут. Я не могу

продолжать зацикливаться на прошлом, когда должна беспокоиться о своём ближайшем

будущем.

У меня всего пять баксов за душой. То есть моё пропитание на два, может быть, на

три дня, если повезёт. Но что потом?

Я вновь устремляю взгляд на презервативы.

Смогу ли я на самом деле сделать то, что предложила Айви? Продать себя?

Удовлетворяя какого-нибудь незнакомца за деньги?

Я не хочу этого делать. После всего, что я пережила, я даже не знаю, смогу ли.

Я весь день ходила от магазина к магазину. В течение нескольких прошедших

недель я пыталась найти работу, практически вымаливая её. Но без удостоверения

личности и подобающего внешнего вида никто меня не наймет. К тому же, я не могу

нигде работать, поскольку не должна светиться.

Отец Уорнера, его знакомые и половина мира, несомненно, ищут меня сейчас, после

сообщения в средствах массовой информации о пожаре и моём исчезновении. Я знала, что

«благодаря» отцу Уорнера, который был сенатором штата, эта новость, скорее всего,

станет самой обсуждаемой в местных новостях, но я не знала, что она выйдет за пределы

Калифорнии.

Три недели назад, когда я скрывалась от летнего зноя внутри гипермаркета, я

замерла на месте как вкопанная. На одном из огромных экранов телевизоров с высокой

четкостью возникло лицо Уорнера. Он стоял за трибуной и умолял общественность

позвонить по номеру 800, указанному в нижней части экрана, если они располагали какой-

либо информацией о моём местонахождении. Я с ужасом наблюдала за тем, как на экране

появилась наша фотография. На фото я улыбалась, а значит, она была сделана несколько

месяцев назад, когда мы только начали встречаться. Когда я находилась в блаженном

неведении относительно того, кем он был на самом деле. Камера, наведенная на него,

делала особый акцент на его искренних, покрасневших от слез глазах и расстроенном

выражении лица. Стопроцентное притворство. Затем дрожащим голосом, от которого у

меня побежал мороз по коже, он произнес: «Эм, я люблю тебя. Если ты меня слышишь,

возвращайся домой». Он покачал головой, словно ему внезапно стало тяжело говорить, и

наклонился вперёд. Тихим голосом он прошептал: «Пожалуйста, помогите мне вернуть

мою любимую домой. Спасибо».

Не знаю, почему меня удивляло, что он по-прежнему на свободе и не подозревается

в моем исчезновении, несмотря на кровь, которая повсюду была на месте преступления. И

почему не было упомянуто о его извращенных и нездоровых наклонностях. Его отец,

наверняка, не пожалел денег и заплатил всем за молчание, чего я и боялась. Именно по

этой причине я не обратилась к властям. Уорнер всегда хвастался тем, что его отец был

неприкосновенной персоной; он держал в руках полицейских, адвокатов и даже судью.

Не хватало, чтобы кто-то узнал меня и вызвал копов.

12

У них нет ордера на мой арест. Но я требовалась для допроса по поводу пожара.

Впрочем, это могло оказаться простой уловкой, которая вынудит меня сдаться, чтобы они

могли схватить меня, запереть в камере или вернуть Уорнеру. И если я окажусь во власти

Уорнера, вне всяких сомнений, я дорого заплачу за поджог его дома и привлечения

внимания общественности к нему и его отцу.

Я выдыхаю и заправляю прядь волос за ухо.

Как ни странно, разница между тем, чтобы продать себя, и тем, через что он заставил

меня пройти, — не такая уж и большая. Единственное существенное отличие в том, что

после того, как мной попользуются, я уйду с деньгами, а не с воспаленными

конечностями, синяками и ушибами.

Даже в мыслях это звучит слишком жестоко. Кем я стала? Бездушной, озлобленной

девчонкой? В кого он превратил меня? В того, кому уже наплевать на любовь или мечты о

жизни с тем самым единственным мужчиной, который будет любить меня такой, какая я

есть до конца моих дней? А ведь именно об этом я мечтала. До Уорнера.

— Прости, милая. Ты не возражаешь?

Я оборачиваюсь и вижу с любопытством наблюдающую за мной женщину.

Сногсшибательную женщину. У неё на лице минимум макияжа, красивые, голубые глаза

и губы, как у Анджелины Джоли. Она — своего рода помесь королевы красоты и фанатки

рок-группы с самыми удивительными каштановыми волосами. Они великолепные, густые

и блестящие, как в тех роликах, рекламирующих средства по уходу за волосами. Она

одета с шиком: на ней дизайнерские обтягивающие джинсы, чёрные обалденные туфли и

черно-красная рубашка, демонстрирующая шикарное декольте.

Мея тут же захлестнула зависть к её природной красоте и чистой, модной одежде,

поскольку очевидно, что эта женщина, в отличие от меня, не живет в ситуации, когда нет

возможности свести концы с концами. В миллионный раз я задаюсь вопросом, что было

бы, если бы мне не приходилось постоянно мириться с отсутствием денег.

Не сразу, но мне все же удаётся избавиться от восставшего внутри зелёного монстра.

Ненавижу зависть. Терпеть не могу ни видеть её, ни чувствовать. Она как болезнь,

которая разъедает тебя изнутри, если ты ее подкармливаешь, так что я пресекаю это на

корню. Я давно поняла, что должна принимать себя такой, какая я есть, а не взращивать в

себе болезни, завидуя другим.

Огромный подвиг, если учесть, что я выросла с Сандаун, которая похожа на

современную версию Покахонтас с голубыми глазами.

— Ты не возражаешь, если я... потесню тебя, Тыковка?

Женщина одаривает меня тёплой улыбкой и указывает вперёд.

— Тыковка?

Через пару секунд неловкого молчания, она снова указывает на мою руку.

— А, точно, — говорю я.

— Мило. Для твоей дочери?

По какой-то необъяснимой причине я прячу кулон за спину.

— Нет. Я... Он для меня.

Её улыбка чуть заметно никнет, словно она чувствует ложь. Девушка поправляет

ремешок сумочки на своём плече и с интересом меня разглядывает. Наши взгляды снова

встречаются, когда она спрашивает:

— Ты в порядке?

На этот раз я хочу сказать ей правду. Но я не делаю этого. Я киваю и говорю:

— Да, я в порядке, — затем, понимая, что по-прежнему стою на её пути, я отхожу в

сторону. — Извини... Я просто...

Она отмахивается.

— Не беспокойся.

Она подходит и изучает презервативы. Подобно радиомаячку мои глаза впиваются в

коробки, которые она вертит в своих руках, а затем практически выскакивают из орбит,

13

когда она кидает в свою корзину не одну или две, а целых пять больших коробок

презервативов.

Различных видов и размеров.

У меня ком встаёт в горле, словно его набили ватой.

Заметив выражение моего лица, она объясняет:

— Гм... они не все для меня. Мои эм... друзья хотели, чтобы я захватила немного и

для них тоже.

— Ох. Конечно.

Но даже я уловила сомнение в своём голосе.

После затянувшейся паузы, во время которой ее глаза с интересом меня изучают, она

указывает большим пальцем себе за плечо.

— Ладно, я лучше пойду.

— Конечно, я тоже.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Я киваю.

Затем я просто стою и смотрю, как она уходит. В конце прохода она оборачивается,

снова одаривает меня своей улыбкой и нерешительно машет рукой на прощание.

После того, как она скрывается из виду, я вздыхаю и бреду в противоположном

направлении.

На мгновение я погружаясь в свои мысли и задаюсь вопросом «а что, если». Что,

если бы моя мать не уехала? Что, если бы Сандаун сама могла обеспечивать Уилл? Что,

если бы я закончила школу? Что, если бы я не так отчаянно нуждалась в помощи?

Влюбилась бы я в Уорнера? Или это было предначертано изначально?

Я ни на секунду не жалею о рождении Уилл, я счастлива быть частью её жизни. Я

горжусь тем, что помогала растить её. Обеспечивать её. Пробыв там чертовски долго, я

стала вести себя как её мать. Но я до сих пор задаюсь вопросом, могло ли все сложиться

иначе? Где я приняла неправильное решение?

Я слышу чей-то оклик за мгновение до того, как врезаюсь на всем ходу в

мускулистую грудь. Мой взгляд скользит вверх по чёрной униформе, плотно

обтягивающей торс, и я тут же замечаю значки и нашивки на его руке.

Страх сбивает меня как товарный поезд.

Коп. Городской полицейский. Но, тем не менее, коп.

На несколько секунд меня парализует.

— Воу, красавица. Смотри куда идёшь. Ты могла кого-нибудь зашибить.

Я ловлю на себе его взгляд, который фокусируется на моём лице. Уголок его рта

приподнимается в вежливой улыбке.

На его именной нашивке написано «Офицер Дэвис». У него серовато-каштановые

волосы, подстриженные под ёжик, и немного оттопыренные уши. Он похож на рядового

сержанта. Он, конечно, не красавец, но выглядит весьма неплохо. Его форма безупречно

выглажена. Я так близко стою рядом с ним, что чувствую исходящий от его рубашки

запах крахмала.

По крайней мере, до тех пор, пока он не приседает и не поднимает что-то. Он встаёт

и протягивает мне коробку презервативов. Только тогда я понимаю, что уронила их.

— Э-э... спасибо.

Я быстро хватаю коробку и прячу её себе за спину. Я пытаюсь прошмыгнуть мимо

него, но он ловит меня за локоть и останавливает.

Моё тело пронзает страх. Нет. Пожалуйста, нет.

Скольжу взглядом по его поясу и натыкаюсь на наручники. Воспоминания

проносятся в моей голове как кадры кинофильма. Потребовалось несколько часов, чтобы

освободиться от последних наручников, которые сковывали мои запястья. Сомневаюсь,

что мне удастся это повторить.

— Ты кажешься мне знакомой. Я тебя знаю?

14

Он изучает моё лицо.

Мой завтрак повторно угрожает вырваться наружу.

Хватит пялиться на него, — ругаю я себя. Мне нужно, чтобы он как можно скорее

забыл обо мне. Отпустил меня и стер из своей памяти моё лицо. Потупив взгляд, я

отвечаю:

— Нет, я так не думаю.

По напольному покрытию раздается стук каблуков.

— Вот ты где. Я как чувствовала, что найду тебя в этом проходе.

Девушка-фанатка рок-группы берет меня под руку, притягивает ближе к себе и

отодвигает подальше от полицейского.

А? Я недоуменно пялюсь на неё.

У меня возникает такое чувство, что она пытается что-то сказать своим

выразительным взглядом и натянутой улыбкой. Но я понятия не имею что именно.

Затем она переводит взгляд на полицейского.

— Дэвис. Что ты здесь делаешь? Почему привязался к моей кузине?

Её слова источают неприкрытое раздражение.

— Лили ( прим. Lily (англ.) — лилия, кувшинка)... Давно не виделись.

Положив другую руку себе на бедро, она говорит:

— Ты не ответил на мой вопрос.

Он пожимает плечами:

— Нет закона, запрещающего ходить в продуктовые магазины. По крайней мере, не

те, что мне известны, — он протягивает руку, хватает упаковку лекарств с полки и

удерживает её, чтобы она видела. — Но раз уж я столкнулся с тобой... Я, пожалуй,

спрошу... Ты не передумала?

Она делает глубокий вдох и несколько раз медленно качает головой.

— Не-а. И не передумаю. Но я дам клубу знать, что мы столкнулись друг с другом.

Не где-нибудь, а именно здесь. Гусу ( прим. Goose (англ.) — гусь, простак) будет очень

интересно узнать, что ты по-прежнему выслеживаешь меня. По-прежнему беспокоишь

меня.

— Удачное совпадение, не более того.

— Конечно, — дерзко отвечает она.

Кивнув подбородком в мою сторону, он спрашивает:

— Кузина, да?

Он смотрит на неё с сомнением.

Не глядя на меня, она отвечает:

— Да. Это Тыковка. Она приехала из Джорджии.

Я стараюсь не съежиться при имени «Тыковка» и подыграть той лжи, которую она

ему наплела.

Продев большие пальцы за свой пояс, он спрашивает:

— Правда...? И ты встречаешь ее в продуктивном магазине.

— Откуда тебе знать, что я встречаю её здесь, если только ты не следишь за мной?

— Просто предположение.

Он усмехается и подмигивает мне.

Она чуть ощутимо дергает меня за руку.

— Давай же, Тыковка. Я сказала Гусу, что вернусь в клуб через час. Не могу

дождаться, когда познакомлю тебя с парнями. Дэвис, давай, по возможности, избегать

таких встреч.

Мы на полпути к выходу из прохода, когда он кричит мне вслед.

— Эй, Тыковка?

Мы обе напрягаемся. Я зажмуриваюсь, но понимаю, что это не плод моего

воображения. Он повторяет моё прозвище.

— Ты ведь Тыковка, верно?

15

Мой пульс учащается, а руки начинают дрожать.

Я оборачиваюсь.

— Да. Меня так зовут из-за цвета волос.

Я заправляю выбившуюся прядь за ухо.

Его тёмные глаза прищуриваются при взгляде на моё лицо.

— В следующий раз смотри, куда идёшь, ладно? Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь

получил травму, не так ли?

Я улавливаю изменения в его голосе и замечаю, что его правая рука лежит на

пистолете. Его дерзкая улыбка превращается в коварную ухмылку.

Рука Лили напряженно сжимает мою руку, и она тянет меня дальше по проходу.

— Козёл продажный, — бормочет она себе под нос, пока мы увеличиваем

расстояние между нами и копом.

Я сопротивляюсь приступу головокружения и подступающей тошноте. Мне нужно

добраться до какого-нибудь тихого местечка, где я смогу взять себя в руки.

Через пару секунд я выдавливаю:

— Мне нужно найти уборную. Кажется, меня сейчас стошнит.

— Хорошо, дорогая. Тебе туда, — она указывает направо. С потолка свисает знак,

подтверждая информацию о том, куда мне следует идти. — Я пока найду своего друга

Рига ( прим. Rigor (англ.) — суровость, безжалостность), чтоб он удостоверился, что

офицер Дэвис соблюдает дистанцию. Хорошо?

— Хорошо.

Она протягивает руку.

— Дай мне их, я за них заплачу.

Я отдаю ей все, что у меня в руках и поворачиваюсь, но девушка останавливает

меня, положив руку мне на плечо.

— Слушай, если тебе нужно скрыться или место, чтобы перекантоваться какое-то

время, я могу забрать тебя туда, где Дэвис не сможет тебя достать, — я энергично киваю.

Она смотрит на длинные очереди у касс, хмурится и говорит: — Возможно, я немного

задержусь, но я очень скоро найду тебя, хорошо?

Я бегу в уборную.

Распахнув дверь туалета, я устремляюсь к ближайшей кабинке и делаю это как раз

вовремя. Колени скользят по холодной твёрдой плитке пола, лицо зависает над унитазом

всего лишь на мгновение, после чего меня начинает выворачивать наизнанку. Я опираюсь

ладонью о стену для равновесия, хотя, если честно, сейчас я совершенно точно

неуравновешенна.

Слишком близко.

Это было чертовски близко. И дело не только в моём безумном забеге до туалета.

Выражение лица Дэвиса. Он узнал меня. Может быть, он ещё не успел сложить два

плюс два, но я не сомневаюсь, что сложит... всему своё время.

Я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь избавиться от тошноты и картинок в

голове. На которых я закована в наручники. На которых я гляжу из-за решётки. На

которых я одета в оранжевый комбинезон.

С моей свободой покончено. Мой таинственный сад заменен на железную клетку, и

лишь Бог знает, как долго я в ней просижу.

Я глубоко вздыхаю и заставляю себя успокоиться, чтобы остановить тошноту. Затем

беру туалетную бумагу и вытираю лицо.

Среди ряда умывальников я выбираю последний и плескаю холодной водой себе на

лицо. Это помогает. Немного. Я смотрю в зеркало, пока капли воды стекают с моего

подбородка. Устремляю взгляд к закрытой двери, и в животе все скручивается в узел.

Внезапно комната туалета кажется меньше, бежевые стены словно приближаются, а

закрытая металлическая дверь становится больше, чем несколько минут назад. Я

зажмуриваюсь. Не думай об этом.

16

Когда я снова открываю глаза, я стараюсь не фокусироваться на комнате. Вместо

этого, я опускаю взгляд на ужасные шрамы на своих запястьях. Они неровные и, хотя

вызваны одной конкретной причиной, они отличаются друг от друга. Небольшая травма,

которую мне нанес Уорнер.

Позади меня со скрипом открывается дверь. В комнату врываются шумы

переполненного покупателями магазина. Мой взгляд перемещается, я смотрю мимо своего

зеркального отражения. По моей спине пробегает неприятная дрожь, и каждая мышца в

моём теле напрягается.

— Эмбер Ди Пирс ( прим. Ember (англ.) — уголек), — срывается с губ офицера

Дэвиса моё имя. То самое, которое указано в моём свидетельстве о рождении. Щелчок

замка звучит как выстрел оружия, когда он открывает кобуру, а затем раздается глухой

топот ботинок о кафельный пол, когда он шагает ко мне.

Я сканирую окружающее меня пространство. Все чувства обостряются, и я ищу

любую возможность сбежать или спрятаться. Только вот некуда. Заключенная в тесное

пространство, загнанная в угол надвигающимся на меня хищником — не то, что я хотела

бы испытать вновь.

В мгновение ока мужчина оказывается у меня за спиной, его карие глаза

встречаются с моими глазами в зеркале. Светильник над зеркалом освещает пот под

линией волос на его лбу.

— Департамент полиции Сан-Диего давно тебя ищет. Уверен, они были бы рады

узнать, что ты цела и невредима, живёшь с Лили и её бандой преступников.

Я крепко стискиваю зубы и цепляюсь за край столешницы так, словно моя жизнь

зависит от неё. Я могла бы убежать, но не делаю этого. Я быстрая. Но не настолько.

Злобно брошенные им последние слова наводят меня на мысль, что, возможно, у

него какие-то тёрки с парнями, с которыми связалась Лили. Отрицание моей связи с ними

может стать самым умным принятым мной решением.

— Я... Я не её кузина. Я только что познакомилась с ней. Я не связана ни с ней, ни с

ними.

Он внимательно разглядывает моё лицо.

— Она вернётся за тобой?

Я подавляю панику. Не понимаю, какое это имеет отношение к ней.

— Она сказала, что вернётся, — затем я задаю самый важный вопрос. — Ты...

арестуешь меня?

Такое чувство, что проходит вечность, прежде чем он отвечает.

— Возможно, нам удастся прийти к соглашению.

Крошечные волоски на моей шее встают дыбом.

— Что ты имеешь в виду? — вокруг его рта появляются морщинки, когда он

улыбается, и меня пробирает нервная дрожь. Живот сводит от спазма. — Что? Секс?

Он качает головой. Уголок его рта приподнимается в зловещей ухмылке.

— Не то, чтобы я не заинтересован, но мне нужно нечто большее, чем минет или

быстрый перепих, милая.

Меня накрывает волной облегчения. Затем я понимаю, что мне нечего ему дать, и я

признаюсь ему в этом.

— Мне больше нечего тебе предложить.

— Не совсем так. Если Лили возьмёт тебя с собой, ты можешь оказаться для меня

очень полезной.

Я не понимаю его замысла.

— Куда, по-твоему мнению, она меня возьмёт?

— Когда-нибудь слышала о «Предвестниках Хаоса»?

— Где это? — спрашиваю я.

— Не где, а кто, — он отводит волосы с моего плеча, и я вздрагиваю от его

прикосновения. — Они — байкеры. Их притон не так далеко отсюда, — коп указывает в

17

сторону двери. — Парень Лили состоит в их рядах. Настоящий отморозок, как и все

остальные. Мы говорим об убийцах, наркоторговцах и контрабандистах. Они отмывают

деньги в местном казино. Только предложи, и если это незаконно, они берутся за дело.

Они считают, что владеют всем и всеми. Они не церемонятся с людьми, которые

переходят им дорогу.

На его челюсти дергается мышца.

В глубине моего живота, как неподъёмный груз, оседает страх.

— Каким боком это относится ко мне?

— Мне нужно, чтобы ты добыла для меня то, что я смогу использовать, чтобы

засадить этих ребят навсегда.

Это безумие. То, что он просит меня сделать.

— Как...

— Будь милой. Делай всё, что должна. Добейся, чтобы они оставили тебя в клубе,

после чего держи ушки на макушке и снабжай меня всей информацией, что услышишь,

такой, что я смогу использовать.

Делай всё, что должна? Иначе говоря... позволить одному из них, или всем, меня

трахать? Стать его стукачом? Доносить. На. Мотоклуб.

Он сумасшедший?

Нет. Ни за что, чёрт возьми.

— Не сомневаюсь, эти грязные ублюдки тебя полюбят.

Он проводит пальцами по моей руке, и я отшатываюсь.

— А что, если они не захотят меня принять?

— Тогда, я полагаю, мы будем гораздо чаще видеть друг друга в ожидании

полицейского управления Сан-Диего, которое приедет, чтобы забрать тебя. Но ты не

волнуйся. Я могу придумать массу вещей, которыми мы сможем заняться, чтобы

скоротать время. Хотя мне бы не хотелось видеть такую красавицу, как ты, за решеткой.

Но ведь ты знаешь, что поджог — чертовски серьёзное преступление. Как думаешь, какой

срок тебе светит? Десять, пятнадцать, двадцать лет?

Если бы меня до этого не стошнило, то я бы блеванула прямо сейчас.

Я не понаслышке знаю о мотоклубах. Правда, я не эксперт. Я не разбираюсь во всех

тонкостях, но знаю достаточно. Я знаю, что необходимо соблюдать дистанцию. Я знаю,

что они — проблема, худшая из возможных. Я знаю, что большинство этих парней

чертовски пугающие, упиваются ездой на двух колесах, трахают огромное количество

женщин, бухают, ширяются, развлекаются и прилагают все свои усилия к тому, чтобы

принимать участие в таких вещах как можно чаще.

Они похожи на парней с плакатов о семи смертных грехах.

Как бы там ни было, мне по личному опыту был известен лишь один конкретный

байкер. Само собой, он оставил после себя неизгладимое впечатление, как и немыслимое

чувство страха. Уже второй раз за сегодняшний день я вспоминала о нем.

«Ворон» — как его окрестила моя сестра — посетил наш дом, когда мне было

примерно семь лет, а затем остановился у нас примерно четыре года спустя. У него были

длинные чёрные волосы, которые он собирал в хвост, они доходили ему до середины

спины. У него был смуглый цвет кожи и волевые черты лица. Я только потом поняла, что

такие особенности были присущи североамериканским индейцам. Обычно во время его

визитов меня отправляли к соседке или поспешно прятали в чулан, так что я только

мельком видела его через щели двери чулана. Но я была любознательным ребёнком, а он

был интересным персонажем, в отличие от других залетных, коренастый бойфрендом

моей матери. Несмотря на то, что я была мала, мне казалось, что Ворон был больше

заинтересован в моей сестре, чем в моей матери — блондинке с рыжеватым цветом волос.

Его присутствие в нашем доме всегда было своего рода загадкой. Не только потому, что

Сандаун уходила в себя на несколько дней после его визитов, но и потому, что он имел

привычку оставлять на столе конверт, набитый деньгами.

18

Я научилась не задавать Санни вопросов о нем. Ни к чему хорошему это не

приводило. Только немного погодя я пришла к своим собственным выводам и решила, что

лучше вести себя так, будто он вовсе не существовал.

С тех пор единственные байкеры, с которыми я пересекалась, были членами

мотоклуба, пользующегося дурной славой. Они владели зданием в нескольких кварталах

от жилого комплекса, в котором я росла. Никаких безумств, они просто заглядывали в

продуктовый магазин, гуляли по улице или проносились мимо, пока не выбирались на

шоссе. По большей части, они занимались своим делом, а я своим.

Моя мать любила говорить: «Если ты не беспокоишь их, они не беспокоят тебя. Во

многом напоминает улей пчел-убийц».

Что я знаю наверняка, так это то, что они — шайка личностей, с которыми шутки

плохи.

Мне хочется сказать офицеру Дэвису, чтоб катился к чертовой матери. Я не

собираюсь наживать врага в лице банды головорезов. Я на грани того, чтобы послать его.

Но держу язык за зубами. Если я скажу ему пару ласковых, не сомневаюсь, что он прямо

здесь наденет на меня наручники и заберет в участок. Если я соглашусь с его планом, или,

по крайней мере, буду вести себя так, будто я в деле, может быть, я смогу выкроить для

себя время, чтобы найти выход из этой ситуации.

Его рука сжимает моё плечо.

— Что будем делать?

Я тяжело выдыхаю:

— Они не раскроют мне свои секреты только потому, что я предложу им себя.

Его рука передвигается влево, он хватает меня сзади за шею и толкает вперёд, пока

моё лицо не прижимается к зеркалу. Он рычит:

— Высоси или вытрахай это из них, если придётся. Мне насрать. Но тебе лучше

найти способ раздобыть то, что мне нужно, или именно ты окажешься за решеткой, а не

эти грязные ублюдки, ты меня слышишь? И мне нужно что-то стоящее. Не какие-то

дерьмовые сплетни о том, как они изменяют своим женам, старухам или другим сукам,

как бы они их ни называли. Я хочу знать об их торговых сделках, поездках, деловых

контактах и других клубах, с которыми их связывают поставки и наркота. Ты поняла?

Даже не пытайся меня кинуть. Проговоришься им о нашей маленькой сделке, я запру тебя

так быстро, что голова закружится. Попытаешься сбежать из города, я расскажу несколько

историй, и тогда твоё лицо будет украшать каждый полицейский участок, каждый

телевизор и каждую газету. Больше не останется мест, куда ты сможешь податься, где

тебя не узнают и не вызовут копов.

Сукин сын... К моей шее и лицу приливает краска. Внутри меня клокочет ярость.

— Разве двадцать лет твоей жизни не стоят того, чтобы развязать языки каким-то

там байкерам?

Я цежу сквозь стиснутые зубы:

— Хорошо. Я сделаю это.

Он сильнее вдавливает моё лицо в стекло.

— Что ты сказала? Я не расслышал тебя.

— Я сказала, что сделаю это.

Его рука тут же отпускает меня.

— Хорошая девочка.

Я хмуро гляжу на его отражение.

— Они не доверятся мне за одну ночь.

Он ухмыляется.

— Я дам тебе две недели. Две недели свободы за каждый стоящий кусок

информации, который ты для меня раздобудешь. У тебя есть киска. Я предлагаю тебе

использовать её и использовать с толком.

Неужели он только что всерьёз сказал это? Господи, что он за коп такой?

19

Неспешно дойдя до выхода, он открывает дверь, выглядывает и оставляет меня одну

в туалете.

Я отталкиваюсь от мойки и позволяю волне гнева и ярости захлестнуть меня с

головой.

— Чтоб тебя!

Я выбрасываю кулак вперёд и кричу, когда мои костяшки ударяются о стекло. Оно

не разбивается, но мою руку простреливает жгучая боль от костяшек до предплечья.

— Ой! Чёрт! Дерьмо!

Я качаю свою руку, словно в колыбели.

Через несколько минут дверь распахивается снова. На этот раз я вижу в зеркальном

отражении Лили, стоящую в дверном проёме.

— Ты все ещё хочешь пойти со мной?

Нет. Но выбор от меня больше не зависит.

Глава 3

Логово дьявола — не место для невинных.

Лили помогла мне найти выход из затруднительного положения. Вот только она

понятия не имеет, отчего моя жизнь стала такой сложной. Мы перекинулись парой слов

после того, как сели в машину. Она пояснила, куда везла меня и что меня там ожидает.

Место, где можно спрятаться, но кое-что идет в комплекте с ним. А именно, байкерами и

целой оравой людей, ведущих праздный образ жизни.

Я не задавала вопросов. Я только кивала. Я прекрасно понимала, во что ввязывалась.

Мы мчимся по автостраде в чёрном двухдверном бумере Лили, направляясь на юг, за

пределы Альбукерки, пока из динамиков тихо доносится композиция Hinder’s «Lips of an

Angel». В боковом зеркале я замечаю молодого байкера, Ригора, следующего за нами на

своём мотоцикле. А также два автомобиля позади него и патрульную полицейскую

машину. Та же самая патрульная машина, которая преследовала нас с того момента, как

мы вышли из продуктового магазина.

Я сижу на пассажирском кресле, глядя в окно, используя пейзаж как отвлечение. Но

как бы сильно я ни старалась, я не могу игнорировать спазмы, от которых мой живот с

каждой милей скручивает все сильнее и сильнее.

Частично от голода. Частично от нарастающей паники.

Я чувствую на себе взгляд Лили за секунду до того, как она произносит:

— Ты в порядке? Ты выглядишь бледной. Может, мне остановиться?

— Э-э... нет, — я тут же бросаю на нее взгляд. — Но ты не возражаешь, если я

открою окно? Меня иногда укачивает в транспорте. Думаю, мне просто нужно немного

подышать свежим воздухом.

Мой ответ довольно близок к истине, если учесть, что я не могу слишком долго

находиться в замкнутом пространстве. Такое чувство, будто я медленно задыхаюсь в этой

20

металлической коробке. До Уорнера я страдала от легкой формы клаустрофобии, сейчас

дело обстояло гораздо хуже.

— Конечно. Всё, что тебе нужно.

Открыв окно на три дюйма, я позволяю ветру ударить меня по лицу, вдыхаю свежий

воздух и даю ему заполнить мои лёгкие.

Гораздо лучше.

— Клянусь тебе, это лучше, чем проституция. В каком-то роде, это больше

напоминает дом братства, только...

— Хуже?

Она пожимает плечами.

— В некоторых случаях. Зато лучше в других. Огромное количество вечеринок, но

этим парням не чужда и серьезность. По отношению к поездкам. По отношению к клубу.

Они заботятся о бизнесе, а когда заканчивают с работой, любят отрываться. Но дело не

только в этом. Они как семья. Конечно, они любят своих женщин, алкоголь и другие

вещи. Но это больше, чем братство, это семья, которая не живёт по стандартам общества.

Такая жизнь не для всех. И если это не твоё, ты вольна уйти... в любой момент.

— Как ты узнала? Как поняла… о том, что я планировала сделать?

Одарив меня мимолетным взглядом, она говорит:

— Я знаю, на что похоже отчаяние.

— Почему ты это делаешь? Почему помогаешь мне?

Она сдвигает очки от «Гуччи» на макушку. Всего на мгновение она переводит свой

взгляд на меня. Ещё раз быстро пожав плечами, она отвечает:

— Возможно, сейчас я выгляжу по-другому, но я была на твоём месте. Это было

несколько лет назад, но я прекрасно все помню. Я видела в твоих глазах то же самое

выражение, которое раньше видела в своих собственных глазах.

Я изучаю ее лицо. На минуту мне кажется, что это — единственное объяснение,

которое я получу, но затем она продолжает.

— Я сбежала из дома, когда мне было четырнадцать лет. В то время я думала, что

нет ничего хуже того, через что я прошла. Конечно же, я была неправа, но к тому времени,

когда я поняла, в какой ситуации оказалась, то уже не могла из нее выбраться. Пару лет

назад кое-кто проявил ко мне интерес и вытащил меня из этого. Они изменили меня. Дали

мне место, чтобы остаться, и несколько милых вещиц, чтобы я обзавелась своим личным

скарбом. Дали мне семью. Дали мне второй шанс на жизнь. Тогда это многое значило для

меня. Сейчас значит еще больше.

Быстро взглянув в боковое окно, она добавляет:

— Это мой способ отплатить за заботу, вернуть должок или что-то типа того. Там, с

Дэвисом, я могла поклясться, что тебе нужна помощь. Честно говоря, я даже не знаю,

почему я вернулась. Я не знаю, от чего ты бежишь; от закона или чего-то еще, но я

почувствовала это, — она прикладывает руку к своей груди. — Я не знаю, это… чувство,

словно мне нужно что-то сделать, — очередное пожатие плечами, — поэтому я сделала

то, что посчитала нужным. Плюс ко всему, ты очень похожа…

Мой пульс учащается.

Она смотрит на меня, потом похлопывает по руке.

— Неважно. Забудь, что я сказала.

Улыбка Лили слегка увядает, и девушка мгновенно концентрирует все своё

внимание на дороге. Потерявшись в своих мыслях. А, возможно, она задается вопросом,

правильно ли поступила. Я выпрямляюсь на своём сидении и смотрю в окно. Боже,

надеюсь, она не передумала, и все же часть меня хочет, чтобы она остановила машину, и я

могла выйти прежде, чем мы доберемся до места.

Понятия не имею, как мне справиться с этим.

21

Что, если байкеры увидят меня насквозь? Что, если не увидят и позволят мне

остаться? Мне придётся играть свою роль. Вести себя так, словно я хочу там остаться.

Позволить им прикасаться ко мне и делать со мной Бог знает что. Готова ли я к этому?

Тоненький голосок в моей голове кричит... нет.

Но, к сожалению, я должна это сделать. В очередной раз я скрываю свои чувства и

свою боль. Обещание, которое я себе дала, что полюблю следующего мужчину, с которым

разделю постель, придётся нарушить.

Лили устремляется к следующему съезду. Мы минуем большое казино, сворачиваем

направо и выезжаем на дорогу с четырехполосным движением.

— Кстати, люди в клубе не зовут меня Лили. Они зовут меня Птичка, или просто

Лил.

Я киваю в знак согласия и вытираю руки о свои джинсовые шорты. На моих ладонях

обильно выступают капельки пота, но они не имеют никакого отношения к погоде.

Через несколько минут Лили подъезжает к частной территории окруженной забором

и останавливается. На заборе висит черно-оранжевый знак «БЕРЕГИТЕСЬ СОБАКИ».

Только слово «СОБАКИ» зачеркнуто, а поверх него ужасным почерком нацарапано

«ПРЕДВЕСТНИКОВ ХАОСА». В боковом зеркале с моей стороны я вижу, как Ригор

слезает со своего байка, а офицер Дэвис паркует свою патрульную машину неподалеку.

Ригор тащится к воротам и открывает панель управления. Через несколько секунд

ворота автоматически разъезжаются в стороны.

В некотором роде привлекательность Ригору придает образ молчаливого плохиша. У

него сурово поджаты губы, стройное телосложение, длинные темные волосы, собранные в

конский хвост, а глаза прикрывают темные «авиаторы».

Лили опускает окно и кричит ему:

— Риг, это останется между нами. Хорошо? Никто не пострадал. Ему не нужен

стресс.

— Этот коп ходит за тобой по пятам. Он всю дорогу следовал за нами. Он

припарковался неподалеку на этой чертовой дороге. Ты не видишь в этом проблемы?

— Он уедет. Он всегда уезжает.

Ригор отвечает не сразу, но затем трясет головой.

— Риг!

Вскинув руки, он говорит:

— Черт, Пташка. Он все равно надерет мне задницу.

— Нет, не надерет. Потому что ему ни к чему знать о случившемся дерьме.

— Отлично, я не скажу о дерьме. Но в ближайшие дни все проявится на наших

гребаных лицах. И в его власти окажутся обе наши задницы. Теперь проезжай, —

возвращаясь к своему байку, он бормочет: — За минувший час он мне названивал без

гребаной остановки. Подкаблучный мудак.

Лили протяжно выдыхает и закрывает окно, когда въезжает на территорию. Затем

она объясняет:

— Моему старику не нужно знать о нашей стычке с Дэвисом. Это просто выбесит

его, и он сделает какую-нибудь глупость. Да, к тому же, он плохо справляется со

стрессом. Так что говорить ему о Дэвисе — не лучшая идея. Мы сохраним это в тайне.

Хорошо? Кроме того, если кто-нибудь спросит, тебя уже осмотрел доктор Алистер, перед

тем как мы сюда приехали.

Я моргаю и порываюсь спросить почему, когда она вдруг произносит:

— Поверь мне, у меня есть план. Я знаю, как действуют эти ребята. Просто…

позволь мне вести разговор.

— Хорошо.

Она паркует автомобиль. Территория парковки размером примерно с футбольное

поле. В настоящее время она заполнена шестью автомобилями, пикапами и

22

приблизительно стольким же количеством людей, в том числе двумя байкерами в

кожаных куртках.

Частный забор окружает сравнительно небольшой участок земли и три здания.

Первое из них — серое шлакобетонное здание с массивным измазанным краской

металлическим знаком, висящим над дверьми и извещающим о том, что это «Дом

Мотоклуба «ПРЕДВЕСТНИКИ ХАОСА», Главный филиал». Нижняя строка гласит

«ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ». В центре их эмблемы взъерошенные крылья, безумный череп с

кровью, капающей изо рта, и символ, который выглядит как глаз на лбу. Хаотичные

стрелки на заднем фоне основного дизайна указывают на разные направления, а также

когти, вцепившиеся в баннер, который гласит: «Упивайся хаосом. Ни о чем не жалей».

Я тяжело сглатываю и глубоко вздыхаю.

Ригор проходит мимо автомобиля Лили и заходит, как мне кажется, в здание клуба.

На его куртке нет эмблемы, как у других байкеров. В нижней части белая нашивка с

черными буквами, которая гласит «КАНДИДАТ» вместо «НЬЮ-МЕКСИКО», как у них.

Полагаю, это значит, что он пока не является полноправным членом клуба, но пытается

им стать.

Лили поворачивается на своем сидении и кладет свою руку на мою.

— Есть несколько правил. Нюансы, которые тебе нужно знать, прежде чем мы туда

войдем, — она загибает пальцы. — Правило номер один — уважать членов клуба и их

старух. Не болтать лишнего и не грубить. Во-вторых, то, что байкер делает в клубе, — это

его личное дело. Это не твой дом, чтобы высказывать что-то его старухе. Некоторые из

этих парней под запретом, уже с кем-нибудь связаны, другие нет. Просто будь начеку и ты

быстро поймешь, что к чему, — она поднимает третий палец и говорит: — Уважай клуб и

все, что он собой представляет. Не высмеивай жизнь, пока не узнаешь, какие у нее на тебя

планы, — четвертый палец. — Не прикасайся к байкам, если не получила на это

разрешения. Большинство из этих парней любят свои поездки больше, чем саму жизнь, —

пятый палец. — Не устраивай никаких драк с другими клубными девушками, даже если

они усложняют тебе жизнь. Мой тебе совет — улаживай распри в частном порядке.

Последнее правило — держи нос в чистоте. Тяжелые наркотики в здании клуба не

допускаются. Вообще. Поняла?

Я моргаю, немного озадаченная последним правилом. Но я не ставлю его под

сомнение и киваю.

— Да, я поняла.

— Хорошо. Думаю, что ты прекрасно справишься. Ты немного застенчива, но

некоторым парням нравится такая деталь.

Великолепно. Мои кишки скручивает еще сильнее. Словно выжимаешь кухонное

полотенце.

Она тяжело выдыхает. Затем снова похлопывает меня по руке и одаривает

небольшой улыбкой.

— Я буду присматривать за тобой. Просто держись поближе ко мне. И помни,

позволь мне вести разговор.

Нет проблем.

— Ты готова?

Голос разума в моей голове выкрикивает оглушительное «НЕТ»! Моё сердцебиение

бешено стучит у меня в ушах. Я привожу дыхание в норму.

— Готова как никогда.

Открыв дверь, я выхожу из автомобиля и делаю все возможное, чтобы стереть

нервное выражение со своего лица. Мне нужно быть уверенной. Сильной. Бесстрашной. В

противном случае, эти байкеры съедят меня живьем.

***

23

Войдя в клуб и сделав три шага, Лили останавливается, и я чуть не налетаю на нее.

Моим глазам требуется минута, чтобы приспособиться к тускло освещенной

комнате. Но так только они привыкают к потемкам, я вдыхаю смесь дыма, одеколона и

пота, и впитываю в себя устойчивый ритм проникновенной музыки, когда она начинает

пульсировать вокруг меня. Громкость композиции практически заглушает гул разговоров

и девичье хихиканье, но не полностью.

Помещение просторное, с темными стенами и простоватыми потертыми

деревянными полами. Справа от меня длинный бар, позади которого полки с

алкогольными напитками и широкое зеркало, которое простирается по всей длине бара.

Остальные стены украшены байкерскими памятными вещами, фотографиями, дощечками

и предметами патриотического характера.

В углу комнаты, в нескольких футах от двери, с потолка свисает самый настоящий

мотоцикл, подвешенный толстыми цепями. Он располагается на металлической

платформе с ромбовидным рисунком. Бензобак представляет собой смесь цветов от

бледно-желтого до темно-оранжевого, который переходит в глубокий коричнево-красный

цвет. Все краски огня и самородной серы, если я не ошибаюсь.

Большинство мужчин облачены в кожу и рассредоточены по всей комнате. Они либо

у бара, сидят за одним из многочисленных столов, либо обосновались на одном из

расположенных вдоль стен диванов. Небольшая группа собралась вокруг бильярдного

стола в дальнем конце комнаты с бильярдными киями в руках. Один из мужчин, красивый

блондин, прижимает брюнетку к бильярдному столу. Мой взгляд скользит по нему,

подмечая каждую деталь, пока я не замечаю как он, потянув футболку девушки вниз и

наклонившись вперед, всасывает в рот ее сосок. Она хихикает, и тогда я понимаю, откуда

исходят эти громкие смешки. Мужчина замечает мой пристальный взгляд и

выпрямляется. На его лице расцветает ослепительная улыбка, и он шевелит бровями,

глядя на меня.

Я быстро отвожу взгляд.

Здесь, в главной комнате, примерно дюжина мужчин и, по крайней мере, пять

женщин. Две девушки одеты как Лили, больше с рокерским шиком, нежели три другие,

которые напоминают девушек по вызову, одетых в откровенную одежду, как, например,

девушка с высветленными волосами в кожаной мини-юбке и красном бюстгальтере,

прикрытым сверху топом в черную сетку. Или другая, похожая на испанку девушка с

татуировкой, сидящая на коленях у байкера рядом с баром; ее желтое платье выглядит так,

словно могло бы лучше послужить в роли зубной нити.

Стоны вынуждают меня бросить взгляд влево. Громадный мужик со спутанными,

подстриженными под ирокез каштановыми волосами сидит на диване. Он крупного

телосложения и покрыт татуировками от лица до пальцев рук. Его голова откинута назад,

а глаза закрыты. И если бы не стенания и не девушка, раскачивающаяся взад и вперед на

его бедрах, и не его мертвая хватка на ее талии, я бы приняла его за спящего.

Ясно, что они занимаются сексом. Однако других обитателей комнаты кажется не

беспокоит данный факт.

Это шок для моей системы ценностей. В принципе, я ожидала, что войду в логово

секса, дыма и неприятных сцен, но предвидеть это и увидеть собственными глазами —

две совершенно разные вещи.

— Кого ты там привела, Птичка? — кричит кто-то с другого конца комнаты. Мои

мышцы непроизвольно напрягаются, когда я чувствую тяжесть обращенных на меня

пронзительных взглядов. Мое дыхание ускоряется, но я сопротивляюсь инстинкту

выживания, требующему от меня бежать туда, откуда я пришла.

— Чертовски вовремя, детка, — кричит привлекательный байкер с проседью в

волосах, сидя на высоком стуле у бара. Он вскакивает и пересекает комнату быстрыми и

целеустремленными шагами.

24

Лицо Лили озаряет ликование за мгновение до того, как он заключает ее лицо в свои

ладони и требовательно накрывает ее губы своими губами.

Из него вырывается звук, который лучше приберечь, уединившись в спальне.

Наполовину рычание, наполовину стон. Его большая рука скользит по ее талии и

ощупывает задницу.

Тело Лили тает напротив его тела. Затем, как будто внезапно вспомнив, что я стою и

наблюдаю за ними, она шлепает его по руке и пытается выкрутиться из его рук.

— Гус, детка, прекрати!

— Черт, нет, женщина. Ты ушла хрен знает когда.

Он осыпает ее шею легкими поцелуями сверху донизу.

— Перестань. Пожалуйста, детка. Дай мне познакомить тебя с моим новым другом.

Ей нужно место, чтобы остаться на несколько дней.

Мужчина ворчит, но не прекращает своей атаки.

— Я привела ее, потому что подумала, что ребятам она понравится. Возможно, она

сможет меня заменить. Как думаешь?

При этих словах Гус отводит свой взгляд от ее шеи и пристально смотрит на меня

через ее плечо. Его радужная оболочка глаза цвета лазури и, Боже милостивый, он

сногсшибательно красив. Его загорелое и обветренное лицо красиво и выгодно

выделяется на фоне длинных волос, правда, немного сальных. У него усы, которые

спускаются к козлиной бородке, а флюиды, исходящие от этого сурового, сексуального и

зрелого мужчины, чертовски притягательны.

Уголок его рта приподнимается, когда он говорит:

— Она очень хороша, детка. Но я уверен, ты в курсе, что это плохая идея. Ты

знаешь, как Рики Бой относится к посторонним, особенно к рыжим.

Мое сердце обрывается. Что? Что не так с рыжими? Они не могут выставить меня

сейчас. Дэвис снаружи.

— Да ладно, малыш. Было бы неплохо, чтобы в клубе появился кто-то новый и

нормальный, не такие как эти… — она отводит руку в сторону, когда старается обвести

ею комнату. Приглушенным голосом Лили добавляет: — …использованные тряпки.

Он посмеивается в ответ.

— Мав говорил, что хочет организовать что-то особенное для Эджа ( прим. Edge

(англ.) — остриё, лезвие, грань, край).

Он ухмыляется и говорит:

— Да, но я не думаю, что он имел в виду рыженькую.

— Малыш, она бы была идеальным подарком по случаю возвращения домой. С

вечеринками и всем прочим нам понадобится здесь приток новой крови. Мы не можем

устраивать вечеринку только с четырьмя клубными девушками под рукой. Даже пары

девчонок из «Вет Типс» ( прим.: «Мокрые концы»), которых мы пригласили, по-прежнему

будет недостаточно. А нехватка девочек создаст проблему. Поговори с ним. Посмотри,

даст ли он ей шанс. Несколько дней. Вот и все.

Она проводит вверх и вниз по его руке.

— Не знаю, Птичка.

— Пожалуйста... Финн.

Она легко касается его губ своими губами.

Он заметно дрожит. Потом на секунду закрывает глаза и снова издает то ли рычание,

то ли стон.

Лили обхватывает руками его лицо.

— Если мы заручимся поддержкой парней, Маверик ( прим. Maverick (англ.) —

одинокий волк) согласится. Ему придётся. Говорю тебе, она отлично впишется. Ребята

полюбят её. Я знаю это, малыш.

На мгновение Гус отстраняется и изучает её. Потом качает головой.

25

— Ты права насчёт того, что мы нуждаемся в новой крови. Но Мав хотел подождать

до окончания голосования.

— Но это будет слишком поздно. Пожаааалуйста!

Она наклоняется вперёд и пару секунд шепчет ему что-то на ухо.

Он вздыхает:

— Хорошо, — потом ухмыляется ей. — Ты станешь моей гребаной погибелью.

Хихикая, она обнимает его и дарит один быстрый, глубокий поцелуй в губы. Когда

они разрывают контакт, она поворачивается ко мне и подталкивает меня вперед.

— Тыковка, это мой старик Гус. Гус, это Тыковка.

Я внутренне вздрагиваю из-за нового имени, которое мне дали.

Мужчина дергает подбородком.

— Привет, — поворачиваясь к Лили, он продолжает: — Мав не пойдёт на это, но,

возможно, если ты поговоришь с Дозером ( прим. Dozer (англ.) — бульдозер) и заручишься

его поддержкой... Но если Дозер скажет «нет», я ничего не смогу поделать.

— Где Ди?

Гус оборачивается и указывает в дальнюю часть комнаты.

— У бара. Видишь того здорового быка, Тыковка? Он — тот человек, которого ты

должна убедить позволить тебе остаться.

Мое беспокойство возрастает, когда я нахожу взглядом Дозера.

В конце бара стоит огромный мужчина. Мужчина, который действительно похож на

бульдозер… если бы у бульдозера была плоть, мышцы и сексуально взлохмаченные

светлые волосы. Парень ростом около шести с половиной футов. У него слишком

широкие плечи, грудные мышцы и крепкие как канат бицепсы, которые растягивают его

серую футболку и черный кожаный жилет до максимального предела.

— Это Дозер? Крупный блондин?

Не знаю, зачем я задала эти вопросы.

Лили смеётся.

— Ему подходит, правда?

Ага, подходит.

Дозер стучит костяшками пальцев по барной стойке. Ригор, который сейчас подает

напитки, вкладывает пиво ему в руку. Сделав глоток, Дозер осматривает комнату. Его

взгляд останавливается на нашей маленькой группе, возможно, потому, что мы все

смотрим на него. Он хмурится и слегка склоняет голову на бок. Гус подзывает его

взмахом руки. Через секунду на лице Дозера расплывается ухмылка, и он пересекает

комнату.

Когда он приближается, я изо всех сил сопротивляюсь своему инстинкту —

спасаться бегством.

В мгновение ока Дозер оказывается передо мной. Гигантская стена из мышц и

тестостерона.

— Так, так, так, посмотрите, какая птичка к нам залетела.

Я предпринимаю попытку выжать из себя улыбку. Не то, чтобы он не великолепен с

его серо-голубыми глазами, чисто выбритым лицом и безупречным телосложением,

потому что он именно такой. Просто... меня обычно не привлекают парни, которые

возвышаются надо мной, которые могут с лёгкостью меня раздавить. Он, по большему

счёту, скорее типаж Санни, нежели мой.

Но мне нравится, что он загораживает обзор остальной части комнаты.

— Как тебя зовут, детка? — спрашивает он.

— Меня зовут хм…

Он так меня напугал, что я чуть не выкладываю ему свое настоящее имя.

К счастью, Лили крепко сжимает мою руку и обрывает меня на полуслове.

— Ди, познакомься с моей подругой Тыковкой.

Он поводит бровью, и его улыбка становится шире.

26

— Тыковка, да? Что же ты делаешь в таком месте, Тыковка?

Тыковка. Тьфу ты.

Гус слегка хлопает Дозера по руке, привлекая его внимание к себе.

— Она ищет место, где можно остаться на несколько дней. Лил считает, что она

станет для нее хорошей заменой. Она хотела знать, позволим ли мы Тыковке задержаться

здесь подольше, чтобы посмотреть, сможет ли она вписаться, — он пожимает плечами. —

Думаю, парни полюбят ее, и она станет приятным подарком для Эджа по случаю его

возвращения.

Глаза Дозера встречаются с моими.

— Подарок для Эджа, да? Не уверен, что я соглашусь с этим. Что, если я захочу

оставить её себе?

Волоски на моих руках встают дыбом.

Гус посмеивается.

— Ну-ну, во-первых, мы должны получить согласие Рикки Боя на то, чтобы он

позволил ей на какое-то время здесь осесть. Я надеялся, что ты заступишься за нее, — Гус

понижает голос и наклоняется ближе к Дозеру. — Переходный период для Лил был

тяжеловат. Она нуждается в подруге, пока старухи не прекратят устраивать ей ад и пустят

ее в свой маленький круг, — Гус потирает заднюю часть шеи. — Считай, что это ответная

услуга за ту услугу, которую ты мне задолжал.

Они глядят друг на друга, и между ними протекает какой-то вид безмолвного

общения. Дозер смотрит на Лили.

— Старухи до сих пор тебе продыху не дают?

Лили произносит «нет», но отводит взгляд, поднимает руку и рассматривает свои

ногти.

Дозер вздыхает, и его взгляд возвращается ко мне, но в этот раз у меня такое

чувство, будто я прохожу какой-то экзамен.

— Это, на самом деле, то место, где ты хочешь быть, красавица?

Я выдавливаю из себя «да».

Его взгляд путешествует вверх и вниз по моему телу. Он делает несколько шагов и

обходит меня. Когда он встаёт у меня за спиной, то кладет свои большие руки мне на

плечи.

Моя стена из мускулов теперь меня не прикрывает. Я вынуждена любоваться новой

окружающей меня обстановкой и обитателями комнаты. Любоваться мужчинами, которых

меня послали сюда соблазнить и за которыми я должна шпионить. Я смотрю на других

женщин, находящихся в комнате. Они кажутся счастливыми. Они, похоже, наслаждаются

жизнью. Никого из них не вынуждают делать что-то против воли.

— Парни, — кричит Дозер. — Познакомьтесь с Тыковкой.

Поворот голов и я сразу же становлюсь центром внимания. Словно тепловая волна,

их взгляды достигают меня, и я чувствую, как моё тело опаляет невыносимой жар. Мне

становится неудобно в собственной коже. Я чуть заметно отшатываюсь, а потом ругаю

себя за то, что демонстрирую такую неуверенность.

Раздаются комментарии, но они летят с разных сторон и так быстро, что я не

уверена, кто их произносит. По крайней мере, поначалу.

— Чертовски горяча. Дозер раздобыл себе рыжую закуску.

— Новая киска.

— Аминь, брат.

— Ты принесла мне вишневый пирог ( прим. имеется в виду девственница) на

десерт, Лил?

— Чур, моя.

— Похоже, эту крошку уже застолбили, придурок.

— Мав придет в ярость. Она выглядит так же, как… ауч, — эта часть сказана

красивым белокурым байкером с приятной улыбкой, стоящего у бильярдного стола.

27

Блондин огрызается на байкера, находящегося рядом с ним. — Черт, мужик! На кой хрен

это было делать?

Его друг отвечает:

— На тот случай, если Мав услышит, как ты произносишь ее имя и подправит твою

гребаную рожу, дебил. Нарвешься же. Не позволяй лакомиться твоим сердцем в качестве

угощения. Он ни за что не позволит ей околачиваться поблизости.

Блондин отвечает:

— Этому ублюдку нужно проверить свою гребаную башку. Эта конфетка уже виляет

здесь своей попкой. Мне насрать, что он скажет. Мы не купимся на его дерьмо.

Я надеваю на свое лицо маску безразличия, но внутри меня бурлит и вспенивается

отвращение. Я всего лишь новый кусок мяса в комнате полной плотоядных животных.

Дозер наклоняется и дышит мне в ухо.

— Если ты думаешь, что хуже быть уже не может, ты не справишься, когда ситуация

реально выйдет из-под контроля. Это не шутки.

— Все нормально. Я в порядке, — заверяю я.

— Ты уверена? Ведь эти мужики не доброжелательные, не терпеливые и уж точно

не ласковые, — слова Дозера щекочут мне шею. — Они грязные, грубые уроды; и как

только ты станешь собственностью «Предвестников Хаоса», они потребуют от тебя все,

что только можно. Твое уважение, твое время, твое тело. Твои пот и кровь, — его голос

понижается и рокочет. — Это не значит, что ты не получишь чего-то взамен, но мы не

даем никаких обещаний. Если ты здесь, ты здесь для нас. Никакой фигни. Никакой драмы.

Ты делаешь то, что мы говорим и когда говорим. Не имеет значения, что именно. Ты либо

следуешь нашим правилам, либо проваливаешь. Все просто.

Он тянет мой подбородок вверх так, чтобы я всмотрелась в его лицо. Милый Дозер,

которого я встретила минуту назад, исчез. На меня пристально смотрит устрашающий

мамонт в коже.

— Ты врубаешься?

Его тон намеренно резкий. Его лицо суровое и серьезное.

Сообщение получено громко и чётко.

— Да.

— Если у тебя остались какие-либо сомнения, то сейчас самое время прислушаться к

ним и свалить. Потому что я не собираюсь подставлять из-за тебя свою шею, чтобы ты

развернулась и дала деру, когда обстановка накалиться. Это подпортит мою репутацию.

Вот оно. Мой последний шанс уйти, прежде чем все зайдет слишком далеко. Я в

последний раз быстро взвешиваю свои варианты. Дэвис или клуб. Тюрьма или свобода.

Наручники, тюремное заключение и Уорнер или место в клубе, полном байкеров, что,

возможно, означает, что я должна буду отдавать им себя по частям до тех пор, пока не

смогу найти выход отсюда, не угодив при этом в лапы Дэвиса.

Я не могу жить запертой в клетке, кто знает, как долго и на чью милость полагаясь.

Я не собираюсь в очередной раз терять контроль над своей жизнью. Одна только мысль об

этом вызывает дрожь в руках и покрывает мою кожу мурашками, как будто тысячи

крошечных муравьёв пляшут на мне, призывая дождь.

Это место позволит мне обрести некоторую свободу и даст мне время выяснить, что

делать дальше. Это отсрочка.

Приняв решение, я отвечаю Дозеру:

— Я смогу это сделать. Я хочу остаться. Если ты поможешь мне, то не пожалеешь об

этом. Я — труженица. Я буду добросовестно выполнять возложенную на меня работу.

Готовить. Убирать. Делать все, что потребует от меня клуб.

На лице Дозера вспыхивает широкая улыбка. Кокетливый Дозер возвращается.

Другая его рука сжимает мое бедро.

— Хороший ответ, детка, — он отпускает мой подбородок и поворачивается к Гусу

и Лили.

28

— Отлично. Я заступлюсь за нее. Но я предупреждаю вас заранее, Мудень Рик

слетит с катушек, когда увидит ее. Боди прав, она похожа на нее. Будет нелегко.

Гус улыбается и хлопает Дозера по спине.

— Ну, если кто и подожжет его фитиль, то это будешь ты.

Дозер громко ржет и качает головой.

— Думаю, пришла пора ему разобраться со своим дерьмом, так? Мы чертовски

долго пускали это на самотек. Черт. Я надеялся, мне не придется быть тем, кто сделает

это.

Лили подает голос.

— Прежде чем идти туда, ты должен кое-что узнать, Ди.

Он вздергивает подбородок вверх.

— Да? Что такое?

Лили отстраняется от Гуса и подходит к Дозеру. Она поднимается на носочки и

шепчет ему что-то на ухо. В тот же миг взгляд Дозера устремляется ко мне и замирает на

моём лице. Его глаза вспыхивают, а его губы расплываются в ленивой усмешке.

Мои брови сходятся вместе.

Что она ему говорит?

Когда Лили отступает назад, Дозер произносит:

— Как я уже говорил, не нравится мне, что она подарок для Эджа, но ты права,

Пташка. Он может на это пойти. Джи, меня чертовски пугает то, как работают мозги твоей

женщины.

Гус забрасывает свою руку на плечи Лили и притягивает к своему телу.

Демонстрация собственничества, насколько я могу судить.

— Думаешь, я этого не знаю, черт подери? Эта женщина играет на мне как на

гребаной скрипке.

Большущая рука Дозера обхватывает мои плечи. Он притягивает моё тело к своему

боку. Он такой крупный, а его рука такая тяжёлая, что у меня такое чувство, будто я

придавлена огромным валуном.

— Пошли, детка. Давай-ка разозлим привратника, а?

Затем он шепчет мне на ухо:

— Сделай мне одолжение, игнорируй все, что я скажу до тех пор, пока не скажу

обратное.

Вместе мы пересекаем комнату. Но когда мы проходим мимо бара, Дозер

обращается к находящимся там байкерам.

— Похоже, Птичка нашла для Эджа милую спелую вишенку. Не знаю, как вы парни,

но я не собираюсь прогонять эту конфетку. По крайней мере, до тех пор, пока сам ее не

попробую. Пришло время нам принять в свои ряды новую вкусняшку.

Раздаются одобрения.

Немолодой рыжеволосый байкер с длинной рыжей бородой хлопает Дозера по

спине. Он напоминает мне ведущего гитариста ZZ Top.

— Устрой ему ад, Ди. Скажи, что нам надоело обходиться без кисок. Если мы

понадобимся, только свистни. Мы всегда тебя прикроем.

Дозер ведет нас по коридору. Он тащит меня к третьей двери справа. Прежде чем

постучать, он смотрит на меня сверху вниз. В его взгляде притаилось извинение.

— Должен предупредить тебя, детка. Это будет неприятно, но я все улажу, хорошо?

Я киваю и чувствую, как мои внутренности скручивает в узел. Ей-Богу, насколько

ужаснее может стать этот день?

29

Глава 4

Есть своя прелесть в разбитом сердце и бесспорное очарование в израненной душе. В

один миг наши идеалы красоты превращаются в руины и отстраиваются по новой.

Я лихорадочно вытираю потные ладони о свои шорты, а затем заправляю за ухо

выбившуюся прядь волос.

Дыши, Эм, дыши. Все будет хорошо.

Дозер стучит три раза в дверь.

Резкий грубый голос с чуть различимым акцентом огрызается:

— Клянусь Богом, если вы, мудаки, не оставите меня в покое, и я не смогу закончить

работу сегодня, я проломлю чью-нибудь башку о гребаную стену.

Удерживающая меня рука Дозера напрягается.

— Все в порядке, детка, он всегда такой. С вечным шилом в заднице. Он будет рвать

и метать. Это неизбежно, но я его угомоню, хорошо?

Я киваю и убеждаю себя, что независимо от обстоятельств я не открою рот. Я не

позволю этому парню добраться до меня. Мне нужно быть готовой ко всему. Он ведь

будет вести себя как козел… это само собой разумеется. Закусив внутреннюю сторону

щеки, я мысленно ругаю себя… Не позволяй своему характеру одержать над тобой верх.

Или можешь распрощаться со своей свободой.

Дозер убирает руку, которой прижимал меня к себе, открывает дверь и просовывает

голову в комнату.

— Мав, нужно поговорить.

Через минуту тот же самый хриплый голос отвечает:

— Входи.

Дозер открывает дверь шире, и мы заходим в небольшой кабинет.

В комнате висит облако дыма. Оно запускает сигнал тревоги в моей голове. Я

выросла в доме, который всегда наполняли загадочные облака дыма и, понимая, что

сегодня мне необходима ясная голова, я стараюсь не дышать. До тех пор, пока не

замечаю, что дым исходит от сигареты, лежащей в переполненной пепельнице на столе.

Мужчина с темными волосами, склонившийся над столом, что-то пишет на большом

белом листе бумаги.

Он не поднимает на нас взгляд, не сразу. Но его плечи напряжены, а карандаш в его

руке замирает на весу. Через секунду он медленно откидывается на спинку стула, кладет

карандаш на стол и тянется к сигарете. Взяв ее, он подносит сигарету к губам. Когда он

делает затяжку, его покрытые щетиной щеки втягиваются внутрь. Когда он, наконец,

обращает свое внимание на нас, его пронзительный взгляд проходит сквозь Дозера,

словно он не стоит передо мной, и останавливается на мне.

Кислород, приютившийся в моих легких, со свистом вырывается наружу. И на

бесчисленное количество секунд я лишаюсь дыхания. Замираю.

Очарованная темным и привлекательным байкером, представшим передо мной.

30

Мой мозг отключается, когда я заглядываю в его янтарные глаза. Того же цвета, что

и песок на побережье Тихого океана. Песок, на котором я валялась днями напролет,

будучи подростком, и строила замки из песка как маленькая девочка.

Он темный, и больше напоминает мне жаркую летнюю ночь, нежели жаркий летний

день. С его черными как смоль, коротко стриженными волосами, густыми ресницами и

черной щетиной на нижней части лица, эта исходящая от него темнота практически синяя.

Как океан в ночное время.

От его горящего взгляда мое тело окатывает теплой волной, и в то же время мою

кожу покрывают мурашки.

Жар и холод.

Он выпускает облачко дыма в мою сторону. И хотя оно мешает мне разглядеть его

лучше, я не могу не отметить, что он прекрасно сложен, явно свирепее, чем секунду назад,

и однозначно самый сексуальный мужчина, которого я когда-либо видела.

Я изучаю его. Его кожаный жилет, испещренный значками и нашивками, идеально

сидит на его красивых широких плечах. На шее у него висит серебряная цепь, и мне очень

любопытно узнать, что висит на ее конце. Но это скрыто под его облегающей черной

футболкой. На нем выцветшие и чертовски сексуальные джинсы. Протертые до дыр, они

демонстрируют восхитительные кусочки его загорелой кожи. Рука, покоящаяся на его

бедре, огромная и мужественная. Он носит одно кольцо в отличие от большинства

байкеров — серебряная Н, переходящая в крылья. У него жилистые руки и одна без

татуировок, тогда как другую покрывают красочные изображения.

Тьма окутывает его, как саван, и напряжение в комнате возрастает, как будто оно

волнами исходит от его кожи.

Я возвращаюсь к реальности, когда Мав, Маверик, Мудень Рик, Рикки Бой — кем

бы он, мать вашу, ни был — тянется вперед и тушит сигарету в пепельнице. Его глаза,

которые остаются прикованными к моему лицу, сужаются, на коже вокруг них

проступают морщинки, мышцы на его челюсти напрягаются, а затем он стискивает зубы.

Еще одно доказательство того, что Гус, Дозер и светловолосый байкер, к которому Дозер

обращался не иначе как Боди, были правы. Ему не нравится то, что он видит.

Я кусаю губу и пытаюсь понять, что именно его выводит из себя — мои рыжие

волосы или что-то другое во мне.

По какой-то причине он смотрит на меня так, будто я украла его надежды и мечты, и

я понятия не имею почему.

Его взгляд отрывается от моего лица и скользит вниз по моему телу, словно нечто

живое и дышащее. Он опускает взгляд, касаясь моей груди, как если бы это был палец,

медленно продвигающийся вниз по моей ложбинке, моему животу, двумя руками

проводящий по моим бедрам.

Болезненное, тянущее ощущение вспыхивает внизу моего живота. То, чего я не

чувствовала уже очень давно. То самое ощущение, что присутствовало в начале наших

отношений с Уорнером, но уступающее по силе нынешнему. Я боялась, что Уорнер

подорвал мое желание к мужчинам, к сексу. Но, по всей видимости, это не так, потому что

мое тело пылает от одного вида Мава. Мужчины, которого я только что встретила.

Мужчины, который, по какой-то причине, зажег внутри меня огонь. Огонь, который

разгорается с каждой частичкой вдыхаемого мной кислорода.

Не нужно быть гением, чтобы понять, этот байкер — последний человек, к которому

я должна испытывать влечение. Он, несомненно, опасен для моего здоровья. Потому что

он не только смотрит на меня так, словно хочет убить, я нисколько не сомневаюсь в том,

что он способен это сделать.

Боже… Я что, сбежала от монстра, только для того, чтобы попасть в логово

дьявола?

Громкое «ДА!» вынуждает мое сердце забиться быстрее.

31

Физически он кажется полной противоположностью Уорнера. Но он столь же

красив, просто по-другому.

Уорнер был блондином с голубыми глазами, и сначала я думала, что он — ангел. Он

забрал меня из лачуги, в которой я жила с Сандаун и Уилл, и помог мне обеспечить их. Он

относился ко мне так, словно я для него целый мир. Он покупал мне вещи и всюду брал

меня с собой. Я думала, что он был ответом на мои молитвы. Доказательством того, что

Бог действительно заботился обо мне.

Но я еще никогда так сильно не ошибалась.

Вскоре после того, как я переехала к нему, он показал мне монстра, которого

скрывал от меня, пока мы встречались. Тьма, которую я не могла укротить, а он не мог

сдержать. Та, что вынуждала меня жить с неимоверной дозой страха, протекающей по

моим венам каждый день. В ожидании худшего, в мольбе о лучшем.

В глазах Мава бурлит тот же внутренний хаос. Это безошибочно, если только вы

знаете на что это похоже. Он заключен в соответствующую восхитительную упаковку.

Только он темный, тогда как Уорнер был светлым, и он не скрывает того, кем является на

самом деле. Его тьму ясно видно, как божий день. Она не скрыта. Она выставлена на

всеобщее обозрение.

Как Люцифер, его присутствие источает враждебность. Сам его внешний вид кричит

об ОПАСНОСТИ. Он — необычайно соблазнительный, чарующий образ плохого парня в

коже и воплощение греха в лучших его проявлениях. Похититель сердец и душ, без

сомнения.

Знаки, предупреждающие об опасности, так и маячат перед моими глазами, и на этот

раз я не могу себе позволить проигнорировать их.

МАВЕРИК

По выражению лица Дозера, когда он просовывает голову в мой кабинет, я могу

определить, что он собирается еще больше испоганить мой и без того поганый день.

С нечитаемым выражением на лице, он заявляет:

— Мав, нужно поговорить.

Я редко нахожу время в эти дни, чтобы наверстать упущенное в работе. Фактически,

я на неделю запаздываю с текущим проектом. И сегодня — первый день, с тех пор как

подстрелили Кэпа, когда я не позволю делам клуба превалировать над остальным. Я не

позволю этому непрекращающемуся сраному урагану, который, похоже, завис над нашим

клубом, отвлечь меня, и не стану откладывать свои обязанности в долгий ящик. Я терпеть

не могу разочаровывать клиентов, нарушая свое слово и срывая сроки.

От этого я выгляжу ленивым, никчемным байкером, а мне противно это позорное

клеймо.

Так что сегодня, я не Предвестник Хаоса. Я просто Маверик Ганн со своим

собственным дерьмом, которое нужно разгрести, прежде чем я вернусь к управлению

клубом в отсутствие Кэпа.

Я разозлился еще больше, потому что это Дозер помешал мне. А ведь именно Дозер,

как сын Кэпа и вице-президент клуба, до того как ушел в отставку, должен сейчас

разбираться с дерьмом клуба. Не я.

Я никогда не стремился стать президентом клуба. Не-а. Я рад быть полноправным

членом клуба и собратом-по-оружию, вернее, был рад, пока все не покатилось к чертям

собачьим. Я правая рука, тот, кто пачкает свои руки в грязи, а не лидер, который

заставляет других делать за него грязную работу.

Жду не дождусь освобождения Эджа. Тогда мы проведем голосование и выберем

нового президента. Которым должен стать Эдж. Тем не менее, некоторые члены хотят,

чтобы Гриз ( прим.: Griz, Grizzly (англ.) — медведь-гризли) взял на себя бразды правления.

Хотя сам Гриз не является одним из них. Но только мы с Кэпом знаем почему.

32

Меня все еще беспокоит возвращение Эджа. Я дерьмово сплю в последнее время. Я

не знаю, сможет ли он так легко простить то, что произошло. Поскольку мои действия,

мои решения украли пять лет его жизни. Хотя он клянется, что не держит зла. Всякий раз,

когда я посещал его в тюрьме, он говорил, что мне нужно отпустить это дерьмо.

Двигаться дальше.

Но я не могу.

Я не могу двигаться дальше, пока не искуплю свою вину. Может потребоваться

больше пяти гребаных лет или вся моя проклятая жизнь, но я, так или иначе, сделаю это.

Я надеюсь, что Дозер здесь, потому что изменил свое решение и готов стать

человеком, который отложит в сторону свою гордость и поможет мне решить вопросы по

бизнесу.

Не поднимая головы от заметок, я разрешаю ему войти.

Он входит, и боковым зрением я замечаю рядом с ним темно-красный цвет. От этого

цвета моя кровь стынет в жилах. Мою грудь мгновенно пронзает боль. Цвет чего-то…

кого-то… кого я никогда не хочу больше видеть. Опустив взгляд, я замечаю пару женских

ног и убеждаюсь, что это она.

Женщина, которую я ненавижу каждым ударом своего почерневшего и

искалеченного сердца.

Меня переполняет раскаленный добела гнев, который бежит по моему телу как вода

по реке, заполняя каждую частичку. Куча эмоций, которым я долго не давал выхода

наружу, грозят снести дамбу, которую я выстроил, дабы удерживать их взаперти. На

протяжении последних пяти лет не унимающаяся, постоянная боль в груди, которая время

от времени изводила и мучила меня, теперь пульсирует и кричит, требуя обратить на нее

внимание.

Я представляю, как срываюсь со своего места и подлетаю к ней, начиная душить

голыми руками. Или воспользовавшись ножом со своего пояса, кромсаю ее белоснежную

кожу.

Я тянусь к своей сигарете, зная, что это поможет мне, мать вашу, успокоиться.

Как она смеет, черт подери, приходить сюда? Как она смеет показывать свое лицо и

дышать тем же воздухом, что и я? После того, что она украла у меня. У Эджа.

Достаточно лишь подумать об этом, как в моей голове с дикой скоростью

проносится еще больше мыслей об убийстве. Разве она не понимает, что я тысячу раз

фантазировал о всевозможных вариантах ее смерти? Что я задушил и закопал ее в своих

мечтах? Бросил землю на ее холодное, мертвое тело? Последние пять лет каждая секунда

моей жизни была отравлена этой сукой. Теперь она здесь. Зачем? Чтобы растоптать те

крохи, что остались от моего сердца? Чтобы разрушить и уничтожить то, что осталось от

моей души? Чтобы снова отправить Эджа обратно в тюрьму, когда он выйдет?

Медленно, пытаясь сдержать свою ярость, я чувствую, как выпрямляюсь,

поворачиваюсь и смотрю ей в лицо. Только вот мои глаза натыкаются на слегка загорелую

и веснушчатую кожу, а не на белоснежную. Мой взгляд встречается с глазами цвета моря,

а не темно-карими, которые я ожидал увидеть. Симпатичное лицо без макияжа.

Боль в груди на мгновение утихает.

Кто это, черт возьми?

С переполняющим меня замешательством я всматриваюсь в девчонку, стоящую

рядом с Дозером. Она не Дана, но сходство есть. Во-первых, волосы. Во-вторых,

состояние отчаяния.

Впрочем, ненависть к Дане — все, что я чувствую, и я не могу не съежиться при

виде этой девушки. Напоминающей обо всем том, что я потерял. О том, кем я был и кем

стал. Все из-за одной гребаной рыжеволосой девчонки.

Я ничего не могу поделать с тем, что каждая женщина с огненными волосами для

меня словно скрытый под маской ядовитый плющ. Болезнь. Пусковой механизм. Чума,

33

которая уничтожает все, к чему прикасается. То, что я не хочу видеть в пределах десяти

футов от себя.

Когда мои глаза путешествует по ее телу, я отмечаю ее дешевую и рваную одежду.

Девчонка невысокая и худая, но загорелая для рыжей. Я не могу отрицать, что она

привлекательна. Она все то, что меня всегда привлекало: длинные рыжие волосы,

стройное миниатюрное тело, красивое невинное личико и несколько соблазнительных

изгибов.

Только вот теперь, некоторые из этих составляющих я презираю.

Девушка молода, возможно, около двадцати лет или чуть за двадцать. То, как она

одета... напоминает мне о... Я даже думать не могу об этом слишком долго, иначе то, что

осталось от меня может разбиться на миллион гребаных осколков.

Девушка выглядит так, словно живёт на улицах. Истощенная. Грязная. Отчаявшаяся.

Красные глаза и впалые щеки. Наркоманка?

Я ненавижу наркоманов. Они похожи на зомби. Недоедающие и одержимые тем, что

страстно желают. И они причинят боль любому, лишь бы обуздать свою жажду. В такие

моменты они показывают себя с худшей стороны. Я не уверен на сто процентов, что она ...