Дж. Р. Уорд Грешник

Информация о переводе:

Перевод: РыжаяАня, Naoma, Green Eyes

Редактура: Андрованда

Перевод осуществлен для группы vk.com/jrward

Глава 1

149-ая трасса

Колдвелл, штат Нью-Йорк

Сидя за рулем своей десятилетней развалюхи, Джон вгрызлась в «Слим Джим» так, словно это ее последняя еда в жизни. Она ненавидела искусственный запах копченостей и резиновую текстуру. Сорвав обертку зубами, Джо вскрыла псевдомясо и бросила бумагу на пассажирское сиденье. Там было много ее собратьев, ими усыпан практически весь коврик.

Ее умирающие передние фары освещали полуголые сосны, на фоне пушистых крон стволы напоминали зубочистки. Наехав на выбоину, Джо поперхнулась и кашляла до самого пункта назначения.

Заброшенный торговый комплекс «Адирондак» служил очередным памятником довлеющему влиянию «Амазон Прайм». Одноэтажный торговый ряд был словно подковой без копыта, на фасадах по обе стороны улицы виднелись истертые надписи брендов, а также кривые вывески с выцветшими названиями вроде «Ван Хьюзен»/«Айзод», «Найки» и «Дэнск». За пыльными стеклами больше не увидишь товары на продажу, на территории никто не появлялся, по меньшей мере, год, здесь жили только сорняки по краям обочин да ласточки, строившие гнезда в карнизах. Также ресторанный дворик, соединявший восточную и западную части, больше не предлагал мороженое, кофе от «Старбакс» и ланчи.

Когда на нее накатил очередной прилив жара, Джо опустила окно. Сначала чуть-чуть, затем — полностью. Март в Колдвелле, штат Нью-Йорк, в северной части напоминал зиму, и спасибо Господу за это. Вдыхая холодный, сырой воздух, Джо убеждала себя, что эта ее затея — не так уж плоха.

Нет, вовсе нет. Вот она, одна, в полночь едет по зацепке для сюжета, который она не напишет для своего работодателя — газеты «Колдвелл Курьер Жорнал». В новой квартире ее тоже никто не ждет. Никто на этой планете не опознает ее обезображенный труп, который по запаху обнаружат в канаве через неделю.

Позволив машине медленно остановиться, Джо выключила фары, но осталась на месте. Луны не было видно, и значит, она угадала с одеждой. Все черное. Небо не давало освещения, поэтому глазам пришлось напрягаться в темноте, и не потому, что она жадно изучала разваливающиеся здания.

Не-а. В настоящий момент ее беспокоила вероятность стать звездой сюжета на «True Crime Garage». Когда тревога защекотала затылок, словно кто-то пытался привлечь ее внимание, приставив разделочный нож к ее коже…

Джо вздрогнула, когда заурчал ее желудок. А потом снова запустила руку в сумку. В этот раз она прошла мимо трех батончиков «Слим Джим», устремившись прямо к «Херши», и проворность, с которой она сдернула упаковку с шоколада, стала печальным комментарием к ее диете. Приговорив шоколадку, Джо все еще чувствовала голод, и не потому, что желудок был пуст. Как всегда, два продукта, от которых ее не мутило, не могли утолить ни ее голод, ни потребность в питательных веществах.

Подняв окно, она взяла рюкзак и вышла из машины. Подошва кроссовок с хрустом ступала на асфальт, громким, как на концерте, и сейчас ее напрягала ее простуда. С другой стороны, словно обоняние ей поможет? И когда в последний раз она полагалась на нюх? Проверяя свежесть молока в коробке?

Пора завязывать с мурашками.

Закрыв рюкзак на обе застежки, Джо заперла машину и натянула капюшон ветровки на рыжие волосы. Незачем идти на носочках. Она ступала всей подошвой своих «Бруксов», пытаясь заглушить шаги. Когда глаза приспособились, она видела лишь тени вокруг себя, нычки и укромные уголки в виде дверных проемов и лавочек, в которых могли скрываться маньяки, играя в прятки до наиболее подходящего для нападения момента.

Добравшись до массивной цепи, преграждающей дорогу, Джо оглянулась по сторонам. На парковке не было ни души. Никто не прогуливался по открытому прямоугольнику площади. Ни одной машины на дороге, что привела ее на эту возвышенность над 149-ой трассой.

Джо сказала себе, что это к лучшему. Это значило, что никто не подкрадется к ней.

Надпочечники, с другой стороны, твердили, что никто не услышит ее криков о помощи.

Джо сосредоточилась на цепи, и в голове мелькнула мысль, что если она перекинет через нее ногу и окажется на другой стороне, то ее жизнь кардинально изменится.

— Да перестань уже, — сказала она, перебрасывая ногу.

Она решила пойти по правой стороне магазинов, и когда начался дождь, Джо обрадовалась тому, что архитектор предусмотрел навес над пешеходной дорожкой. А вот решение, что торговый ряд, расположенный так близко к Канаде, может обойтись без внутренних переходов, было не совсем умным. Экономия в десять баксов на светильнике или купальнике не согреет клиента в период с октября по апрель, и так было еще до процветания онлайн шоппинга с бесплатной доставкой на следующий день.

В конце дорожки она остановилась вроде как у кафе мороженого — судя по корове на стекле, с рожком мороженого с тремя шариками в копыте. Джо достала свой телефон.

На ее звонок ответили с первого гудка.

— Ты в порядке? — спросил Билл.

— Куда я иду? — прошептала она. — Здесь ничего нет.

— Кажется, в задней части. Помнишь, я сказал, что нужно обойти сзади.

— Черт возьми. — Похоже, нитраты выжгли ей мозги. — Подожди, кажется, я вижу лестницу.

— Думаю, мне стоит приехать.

Джо двинулась вперед, качая головой, пусть ее никто и не видел.

— Я в норме… да, нашла где срезать до заднего фасада. Я наберу, если понадобишься…

— Не стоило ехать одной!

Завершив звонок, Джо спустилась по бетонным ступеням, рюкзак подпрыгивал так, словно отжимался на ее плечах. Спустившись, она изучила пустую парковку…

В нос забрался запах, провоцирующий рвотный рефлекс. Сбитое животное… или детская присыпка?

Джо посмотрела в сторону источника. Ремцех возле деревьев, с гофрированной металлической крышей и металлическими стенами явно не переживет торнадо. Размером с половину футбольного поля, и гаражные двери были опущены до земли. В лучшие годы это здание служило пристанищем для асфальтоукладочного оборудования, а также снегоуборщиков, воздуходувок и косилок.

Одностворчатая дверь была открыта, и когда поток холодного ветра ударил по ней, раздался скрип достойный фильмов Джорджа Ромеро^[1]. А потом панель с треском захлопнулась, словно Мать-Природа, так же как и Джо, не оценила вонь.

Достав телефон, она написала Биллу: «Запах отвратный»

Чувствуя, как сердце ускорило бег, Джо пересекла асфальт, дождь лил на капюшон ее ветровки беспорядочным стаккато^[2]. Запустив руку в нейлоновую куртку, она ощутила пистолет в кобуре и обхватила рукоять ладонью.

Дверь снова со скрипом приоткрылась и с треском захлопнулась, очередной поток вони вырвался наружу. Борясь со спазмами в горле, Джо с трудом продвигалась вперед, и не потому, что в лицо бил ветер.

Когда она остановилась перед дверью, та перестала трепыхаться, словно сейчас, когда Джо была готова войти внутрь, панель не нуждалась больше в привлечении внимания.

И помоги ей Бог, если по другую сторону скрывался Пеннивайз^[3]…

Оглянувшись по сторонам в поисках красного шарика, Джо потянулась к двери.

Я просто должна все выяснить, — подумала она, открывая дверь. Должна… узнать…

Заглянув за дверь, она ничего не увидела, но все же застыла перед тем, с чем пришлось столкнуться. Чистое зло, такое, что похищает и убивает детей, невинных, наслаждается страданиями праведников, оно буквально накрыло ее тело, проникая внутрь, отравляя ядом и радиацией до самых костей.

Закашлявшись, она отступила и прикрыла нос и рот сгибом локтя, сделав пару глубоких вдохов через рукав, Джо снова набрала Билла.

Прежде чем он успел что-то сказать поверх шума на заднем плане, Джо выпалила:

— Ты должен приехать.

— Я уже на полпути.

— Хорошо.

— Что происходит…

Завершив звонок, Джо достала фонарик и включила его. Снова шагнув вперед, она плечом придержала дверь и направила луч в пространство.

Свет рассеялся.

Словно она направила фонарь на рулон плотной ткани, и хрупкий луч не мог пробиться сквозь нее.

Она переступила через порог — не тонкий уплотняющий шов, а полноценный барьер в дюйм высотой, который казался непреодолимой вершиной — а потом ощутила липкий пол под своей подошвой. Направив фонарик на пол, Джо подняла одну ногу. С кроссовок стекало что-то похожее на моторное масло, капли с громким эхом приземлялись на пол.

Джо обнаружила первый бак слева. «Хоум Депо»^[4], оранжево-белый… и логотип был вымазан ржавой полупрозрачной субстанцией, от которой замутило желудок.

Фонарик в ее руке дрожал, когда Джо подошла ближе и заглянула внутрь бака. Внутри был галлон блестящей, маслянистой… красной… жидкости. В горле она ощутила медный привкус…

Джо повернулась вокруг себя с фонарем в руке.

Двое мужчин, беззвучно вошедших в помещение ремцеха, подошли к ней со спины и нависали как порождения ночи, призраки из ее ночных кошмаров, вскормленные дождем, одетые в ночную темень. У одного была бородка и татуировки вокруг виска, сигарета, зажатая между губ и зловещее выражение лица. Другой носил бейсболку «Ред Сокс Бостон» и длинный плащ, полы которого развевались несмотря на слабый напор сквозняка. У обоих на груди были черные кинжалы, направленные рукоятью в пол, и она чувствовала, что было и другое оружие, скрытое от ее взгляда.

Они здесь, чтобы убить ее. Следили за ней от ее машины. Видели ее, когда она их — нет.

Споткнувшись, Джо отскочила назад и попыталась достать пистолет, но мокрые от пота ладони выронили телефон, пытаясь удержать фонарик…

А потом она не смогла пошевелиться.

Мозг приказывал ее ногам, всему телу бежать, но конечности не подчинились паническим приказам, мускулы вздрагивали в тисках чего-то невидимого, кости болели, дышать стало труднее. Мозг взрывался от боли, мигрень охватила весь череп.

Открыв рот, она попыталась закричать…

Глава 2

Син принял форму посреди холодного моросящего дождя, ботинками становясь в грязь, укрытое в черную коже тело с готовностью приняло вес его мышц и бьющееся черное сердце, темная сущность воссоединилась из потока молекул. Было странно видеть на парковке цементной компании вереницу иностранных седанов и джипов. Рядом с бетонными блоками, тяжелой погрузочной техникой и бетономешалками, они выглядели как свора проституток на фоне сумоистов.

Шагая вперед, Син водил кончиком языка по клыкам, царапая кожу до крови. Смакуя медный привкус, он сжал руки в кулаки, игнорируя тот факт, что его мозг представлял собой зажженный фитиль.

Хищнику всегда нужна жертва.

И порой нужно жрать, даже когда желудок полон.

Когда он подошел к узкому навесу, человеческий мужчина, сидевший на пластиковом стуле возле двери, поднял голову, отрываясь от «Daily Racing Form»^[5]. В свете голой лампочки, висевшей над его головой, его глаза, ноздри и щеки казались впалыми ямами, и Син представил череп, который останется после того, как смерть иссушит это тело до скелета.

Мужчина нахмурился. И в качестве приветствия положил пистолет поверх журнала на его коленях.

— Меня ждут, — сказал Син, останавливаясь.

— Никого нет.

Син не сдвинулся с места, и мужчина подался вперед.

— Ты слышал меня. Никто тебя не ждет…

Син материализовался перед мужчиной, схватил его за горло и прижал к зданию, и пластиковый стул полетел в сторону так, словно не желал лезть в чужие проблемы.

Человек вцепился в его руку, сжавшуюся вокруг горла, и засучил ногами, стуча пятками по стене здания. Рот, лишенный прежнего бахвальства, открылся в безуспешной попытке втянуть воздух в легкие, которые уже, очевидно, горели от нехватки кислорода.

— Я пришел к одному человеку, — тихо сказал Син. — И твое счастье, если это не ты.

Опустив сопляка так, чтобы он коснулся ногами пола, Син ослабил хватку — чуть-чуть, в самый раз для разговора. Но не потому, что хотел слышать ответ. Нет, он ему ни к чему.

Син достал один из кинжалов. Когда он поднял лезвие, мужчина переместил хватку с руки Сина на своей шее на запястье и предплечье другой руки — контролирующей лезвие. Словно ребенок тянул Сина за рукав кожаного плаща.

Острие кинжала прижалось к левому уху говнюка, и Син сделал глубокий вдох.

Кровь. Страх. Пот.

Он вжался пахом в мужчину. Эрекция Сина не имела отношения к сексуальному возбуждению, но парень решил иначе, учитывая, как он вылупил свои слезящиеся темно-карие глаза.

Закрыв глаза, Син ощутил всплеск силы внутри, агрессии, жажды доминирования. На задворках сознания мелькнула мысль, что ему следует остановиться. У него был другой план и, что более важно, скоро все кончится. А последующая зачистка ему ни к чему, и речь сейчас не о крови и ошметках.

— Дерись со мной, — прошептал он. — Давай. Борись… дай мне повод высосать твой мозг через дыру, что я проделаю в твоем черепе.

— У меня дети, — пролепетал мужчина. — У меня дети…

Син отодвинулся немного.

— Да ладно?

Мужчина закивал так, словно его жизнь зависела от количества иждивенцев.

— Да, мальчик и девочка и…

— Ты приехал на работу этой ночью?

Мужчина моргнул так, словно не мог разобрать тягучий акцент родом из Старого Света.

— Э-э, да.

— Значит, у тебя есть водительские права. Ты же законопослушный преступник, да?

— Я… я… да, в бумажнике. Возьми деньги…

— Хорошо. — Син снова подался вперед, помещая свой правый глаз аккурат напротив левого глаза своей жертвы, так близко, что когда говнюк моргнул, их ресницы соприкоснулись. — После того, как закончу с тобой, я вломлюсь в твой дом и убью твоих детей в их кроватях. Ну а твоя жена? Ты услышишь ее крик на том свете.

Каждой порой мужчина излучал чистый ужас, резкий, терпкий запах которого действовал на нервную систему Сина подобно кокаину. Ускоряя биение сердца, кровообращение, учащая дыхание…

Распахнулась потайная дверь. Ее открыл тучный старик с носом картошкой и шрамами от акне, от чего лицо напоминало лунную поверхность. Но взгляд не был заплывшим и заторможенным.

— Господи Иисусе, ты мне и нужен. Заходи… и, прошу, не убивай его. Это муж сестры моей жены, его смерть омрачит нашу Пасху.

Короткое мгновение тело противилось команде «отпустить»… данной не этим человеком. Приказ его мозга, но руки отказывались подчиняться. Но если он отложит удовлетворение своей нужды, то вполне может убить другого, более интересного оппонента. Это не конец. Это — начало.

Подобно тигру, которого кусок свежего мяса отвлек от туши, его пальцы разжались, Син спрятал метафорические клыки и отступил. Мужчина зашелся в диком кашле, резко накренившись вперед, словно собирался поцеловать асфальт.

— Проходи, — сказал старик. — Ни к чему это видеть посторонним.

Сину почти пришлось согнуться в талии, чтобы протиснуться в дверной проем. Узкий коридор стенами обтирал мускулы его плеч и жир — на плечах старика. По другую сторону тонкой стены он слышал разговоры и возгласы мужчин, играющих в карты, запах сигар, травки и сигарет. Алкоголя. Одеколона.

В конце коридора их ждала другая хрупкая дверь, а за ней — стол, заваленный бумагами разных размеров и форм. Пепельница, в которой тихо тлела сигара. Маленький черно-белый монитор, на экране которого виднелся мужчина с журналом, который снова вернулся на свой пластиковый стул.

— Присаживайся, — сказал старик, указывая на жесткий стул по другую сторону стола. — Много времени не займу.

Син отметил, как дверь в коридор закрылась без посторонней помощи, сровнявшись со стеной. Была и другая дверь — на привычных петлях и с ручкой, и он разместился спиной под таким углом, чтобы видеть старика и обе двери — потайную и обычную.

— Тебе дают хорошие рекомендации, — старик с кряхтеньем переместил вес на колени, которые, очевидно, давно сдали. — Обычно я разбираюсь с проблемами сам, но сейчас иной случай.

Выдержал паузу. А потом человеческий мужчина взял ноутбук и поставил на бумаги. Включив его, поднял на него взгляд с катарактой.

— Нужно очистить улицы от этой грязи.

Мужчина повернул экран. Фотография черно-белая. Зернистая. Словно снимали газетную статью на мобильную камеру.

— Джонни Паппалардо. Он нарушил правила, которые нельзя нарушать.

Когда Син не отреагировал на фотографию, старик нахмурился.

— У нас проблема?

Мясистая рука нырнула под стол, но Син двигался быстрее, чем мог уследить любой человек. Не меняя позиции, он обхватил парные «Глоки» с глушителями и направил один на старика, а второй на дверь позади него.

Телохранитель как раз вломился в кабинет. Человек застыл, копируя своего босса.

— Не делай так больше. — Сказал Син. — У нас с тобой нет проблем. Пусть так и остается.

Встав на ноги, старик наклонился над столом.

— Сынок, ты не местный. Друзья не рассказали тебе, кем я был…

Син нажал на оба курка. Пули влетели в стены поверх обеих голов, заставляя мужчин вздрогнуть.

— Меня волнует только работа, — сказал он. — Не становись моей проблемой.

Повисла долгая пауза. Потом мужчина с кряхтеньем опустился в кресло.

— Оставь нас. — Когда телохранитель не сдвинулся с места, старик рявкнул: — Господи, Младший, ты оглох?

«Младший» посмотрел на Сина, и Син окинул его взглядом. Тот же цветотип, что и у старика. Схожие черты лица. Тот же прищур глаз. Разница лишь в двадцати пяти годах и семидесяти пяти фунтах веса.

— Младший, закрой за собой дверь, — прорычал Син. — Спрячешься за ней, когда я снова спущу этот курок.

Младший посмотрел на старика, а потом вышел.

Старик рассмеялся.

— А ты бесстрашный. — Запустив руку в кардиган, он сухо сказал: — Не хочешь опустить пушки?

Не получив ответа Сина, он с ухмылкой покачал головой.

— Вы молодые, всегда такие. Горячие головы. Если хочешь, чтобы тебе заплатили, я должен достать деньги из кармана…

— Мне не нужны твои деньги. Только работа.

Старик снова прищурился.

— Да ну нах?

Син отошел к потайной двери. Когда он усилием мысли заставил ее отъехать в сторону, старик отшатнулся, но быстро взял себя в руки, по всей видимости решив, что ее просто не закрыли должным образом.

— Не хочешь денег? — спросил он. — Кто берется за работу бесплатно?

Опустив подбородок, Син посмотрел на него, чуть смежив веки. Когда его взгляд вспыхнул под влиянием его тальмэна^[6], старик резко отшатнулся на спинку кресла так, словно совсем не хотел находиться в тесном пространстве с оружием, которое он искал и которое планировал использовать против врага.

— Тот, кто любит убивать, — зловеще прорычал Син.

Глава 3

Смотря на женщину в ступоре и охваченную страхом, Бутчу О'Нилу в голову пришла дурная и странная мысль. По неясной причине он вспомнил, что его звали Брайан. Непонятно, почему сейчас это было так важно, и он списал эту мимолетную отрыжку сознания на тот факт, что женщина чем-то напомнила ему двоюродную сестру по материнской линии. Но данная аналогия была притянута за уши, потому что в Саути, там, откуда он родом, жило не больше тысячи рыжеволосых женщин.

Ну и то, что он не видел никого из родственников, близких или дальних, уже сколько, года два? Три? Он сбился со счета, но не потому, что ему было плевать.

Хотя, кому он врет. Ему было плевать.

К тому же, более вероятно, что их связывал тот факт, что женщина была полукровкой на пороге превращения. Он пришел в расу несколько иным путем, и все же.

— Меня не обманывает нюх? — Он посмотрел на своего напарника. Вот его настоящий брат, а не те, по крови, кого он оставил в человеческом мире. — Или у меня крыша протекает?

— Не-а. — Вишес, сын Бладлеттера, выдохнул дым турецкого табака, который на короткое мгновение скрыл жесткие черты лица и бородку. — С крышей все в норме. И я охренеть как устал стирать этой женщине память.

— Если честно, то ты охренеть как устаешь делать все что угодно больше одного раза.

— Не будь таким хэйтером. — Ви махнул рукой, отсылая женщину. — Кыш, кыш…

— Подожди, она выронила телефон.

Бутч прошел дальше в «приемное отделение» лессеров, освещая помещение фонарем и испытывая рвотный рефлекс. Гребанные лессеры. Он бы предпочел потные носки в своих ноздрях. Но, по крайней мере, телефон быстро нашелся. Он приземлился в масляную жижу экраном вверх, и Бутч достал платок, чтобы максимально очистить устройство.

Подойдя к женщине, он положил мобильный в карман ее ветровки и отступил назад.

— Ну все, она готова.

Ты уверен в этом? — спросил голос в его голове.

— Да пофиг, уверен, это наша не последняя встреча, — сухо сказал Ви. — Прилипла как банный лист.

Когда она вышла, Бутч наблюдал, как женщина удаляется и, наконец, поднявшись по бетонной лестнице, скрывается с глаз.

— За ней ты следил?

— Она не отвяжется.

— Это ее сайт о вампирах?

— Проклятый Стокер. Оригиналка та еще. Напомни обратиться к ней за уроком каламбура.

Бутч посмотрел на своего напарника.

— Она в поисках себя. Такой интерес невозможно отключить.

— Что ж, превращение заставит ее определиться. У меня полно дел, чтобы следить за ее гормонами, как за яйцом на плите.

— Ты просто мастер обращения с языком.

— Говорю уже на семнадцати — недавно добавил «вампирский конспирологический». — Бросив окурок, Ви смял его подошвой. — Почитай дерьмо, которое они публикуют. Целое сообщество долбанутых на всю голову.

Бутч вскинул палец.

— Минуточку, Профессор Ксавье, как ты можешь называть их сумасшедшими, учитывая, что мы действительно существуем.

— Позволишь прибрать за Омегой или хочешь продолжить дискуссию, пока у нас носы не отсохнут от вони, а дождь не пропитает все слои кашемира на твоем теле?

— Ты играешь на моих слабостях, это нечестно. — Чертыхаясь, Бутч стряхнул влагу с плеч пальто от «Том Форд».

— Мог надеть кожу.

— Стиль превыше всего.

— А я вполне мог разобраться и один. Ты знаешь мое секретное оружие.

Ви поднял перчатку и сжал белыми острыми зубами кончик среднего пальца. Стянув защитное покрытие, он обнажил сияющую руку, с обеих сторон отмеченную предупреждениями на Древнем Языке.

Протянув проклятую ладонь, он освятил ремцех полуденным светом — черную кровь на полу, красную — в бочках. Бутч обошел помещение, оставляя следы на полу, которые быстро исчезали — жидкость мгновенно поглощала каждый дюйм пространства.

Опустившись на корточки, Бутч провел пальцами по субстанции и растер черную смердящую жидкость, проверяя ее на вязкость.

— Нет.

Ви переместил свой бриллиантовый взгляд.

— Что?

— Это ненормально. — Бутч снова воспользовался платком. — Слишком жидкая. Отличается от обычной.

— Думаешь… — Ви, который всегда отличался ясностью ума, сбился с мысли. — Время пришло? Как считаешь?

Бутч выпрямился и подошел к одной из цистерн. Самый обычный контейнер для сухой штукатурки, с маркировкой бренда. Внутри — свернувшаяся на холоде кровь, выкачанная из вен. И в кои-то веки немного мясца.

— Думаю, здесь оставили сердце, — сказал он.

— Невозможно.

Надо же. Новобранцы всегда забирали с собой сердца, помещая в сосуды. Так было раньше.

По всей видимости, Омега больше этим не балуется. С другой стороны, новообращенные жили недостаточно долго, чтобы успеть обзавестись надежным местом для хранения такого сосуда. В старые времена, лессера ждали серьезные проблемы, если он терял свое сердце… поэтому Братья сделали традицией присвоение таких контейнеров. Ну и типа трофей.

Лессеры могли лишиться человечности. Души. Свободы. Но не сердца, в котором больше не было пользы.

— Нет, это сердце, — сказал Бутч, подходя к следующему баку. — И здесь тоже.

— Омега растерял аккуратность. Или старость пришла.

Бутч повернулся к своему напарнику, и ему не понравилось выражение на лице брата.

— Не смотри на меня так.

— Как «так»?

— Словно у меня есть ответы. Словно я — ключ ко всему.

Повисла долгая пауза.

— Бутч, так и есть. И ты это знаешь.

Бутч подошел к Ви, становясь впритык.

— Что, если мы ошибаемся?

— Пророчество не в наших руках, это часть истории, — сказал Ви на Древнем Языке. — Как предсказано, так и будет. Ранее будущее, оно станет настоящим в нужное время. После чего конец войны с Обществом Лессенинг превратится в священное прошлое, сохраненное для расы посредством записи.

Бутч подумал о своих снах, от которых просыпался в течение дня. О которых отказывался говорить с Мариссой.

— Что, если я не верю в это?

Если я не могу в это поверить, закончил он мысленно.

— Ты считаешь, что судьба нуждается в твоей вере.

Беспокойство пробежало по венам как крысы — в коллекторе, свободно и беспрепятственно. А он, тем временем, чувствовал себя в плену.

— Что, если меня недостаточно?

— Достаточно. Должно быть.

— Я ничего не смогу без тебя.

Знакомый взгляд Ви, его бриллиантовые глаза с голубой каймой смягчились, доказывая, что даже самая жесткая материя на планете бывает уступчива.

— Я всегда с тобой. И если нужно, то сколько угодно пользуйся моей верой в тебя.

— Я на это не вызывался.

— Добровольцев не бывает, — хрипло сказал Ви. — И будь оно иначе, всем плевать.

Вишес печально качнул головой, словно вспоминал свою жизнь, моменты, которые также были навязаны ему, сомнительные подарки, втиснутые в его судьбу без его желания, накинутые на его плечи регалии, непосильная ноша благодаря манипуляциям и желаниям посторонних. Учитывая, что Бутч знал прошлое своего напарника как свое собственное, он задумался о природе этой так называемой теории судьбы, о которой говорил Ви.

Может обосновываемая людьми суть судьбы или предопределенности — всего лишь способ дистанцироваться от всего дерьма, что ты получаешь от окружающих? Невезуха, которая сваливается на теоретически хорошего парня, законы Мерфи — никакая на самом деле не судьба, а просто беспристрастная природа хаоса в действии. А еще были разочарования и потрясения, расколы души и сердца, неизбежные в процессе жизненного пути смертного — от рождения к праху и пеплу, в который все они превратятся — не были предопределены и не носили личный характер.

Может, не было никакого сакрального смысла во вселенной, не было загробной жизни и никто не управлял метафорическим автобусом, сидя на небесах.

Бутч сдвинул мокрый кашемир, чтобы обхватить массивный золотой крест, скрытый шелковой рубашкой. Католическая вера твердила ему обратное, но что ему известно на самом деле.

И в такую ночь, как эта, он не знал, что было хуже. Мысль, что на нем лежит ответственность за окончание этой войны.

Или вероятность того, что это не так.

Положив руку на плечо Ви, он скользнул по массивным мышцам и сжал ладонь вокруг запястья проклятой руки. Потом встал рядом с братом и поднял сияющую, смертоносную ладонь, и от всех телодвижений кожаный рукав куртки Ви заскрипел в протесте.

— Время для уборки, — сказал Бутч хрипло.

— Ага, — согласился Ви.

Бутч держал руку поднятой, и поток энергии из смертоносной ладони был настолько ярким, что ослепил его, глаза защипало, но он отказывался отводить взгляд от ужасающей, но праведной мощи, от загадки вселенной, сокрытой под непримечательной плотью его лучшего друга.

Под натиском этой силы исчезали все следы зловещего труда Омеги, каркас ремцеха, относительно тонкие стены, стропила и крыша остались нетронутыми божественным сиянием, которое поглощало все предметы, использованные в дьявольских целях.

Что, если самого пророчества недостаточно? — задался он вопросом.

В конце концов, не только смертные имели свой срок годности. Также сама история истончалась, забывалась со временем. Уроки канули в лету… правила толковали неверно… герои умирали…

Пророчества забывали, когда очередной виток будущего пожирал настоящее, доказывая, что все, принятое за абсолют, являлось истинным лишь отчасти.

Все твердят об окончании войны, но может ли быть конец злу? — гадал Бутч. Даже если у него получится, даже если он действительно был тем самым Разрушителем, что дальше? Безмятежная жизнь до скончания времен?

Нет, подумал он с уверенностью, от которой стало тревожно. Появится новое зло.

Такое же, что было раньше.

Или того хуже.

Глава 4

Женщина… ей нравилось так называть себя, отбрасывая свою истинную природу… стояла посреди толпы, ее возбуждал этот запах человеческого пота, крови и смертности. Их объединяла музыка, биты связывали тела в одну бьющуюся в едином аудио оргазме гирлянду, наполняющую танцпол, звенья побрякивали, когда они двигали бедрами, выгибали спины и руки в медленном, чувственном танце.

Она не двигалась и ее ничто не цепляло, она просто потягивала фруктово-алкогольную смесь через металлическую трубочку, не чувствуя ни сладости, ни крепости напитка.

Закрыв глаза, она отчаянно хотела поймать ритм музыки, проникнуться басами, уловить дрожь высоких частот. Хотела, чтобы к ней прижалось тело, хотела чувствовать ладони на своей талии и бедрах, пальцы, обхватывающие ее задницу, чувствовать член, вжимающийся в ее юбку. Губы на своем горле. Язык между ног. Она хотела дикого, безудержного траха.

Она хотела…

Женщина не осознавала, что опять сдается. Но наклонившись и поставив недопитый бокал на пол, она поняла, что собирается уйти. Снова. Гордо удаляется, лавируя между танцующими, мужчинами и женщинами что дышали, жили и умирали, выбирали и получали отказы. Она завидовала тому хаосу свободной воли, что был им доступен, с его последствиями, хорошими и не очень; всем иллюзорным целям, которые они никогда не достигнут; далеким горизонтам, к которым никогда не приблизятся; ценностям ускользающей красоты их закатов.

Учитывая, сколько она знала о вечных муках… а она знала многое… выяснилось, что земли отверженных — филиал ада на Земле, и она чувствовала, что мерзкая неудовлетворенность была связана с общедоступностью и вседозволенностью. Когда ты можешь иметь все, то вещи теряют свою ценность, еда в неограниченном количестве встает комом в горле, от нее тошнит, пропадает всяческий аппетит.

Продираясь сквозь толчею, женщина ловила на себе взгляды — с нее либо изначально не сводили глаз либо же она притягивала повторное внимание. Они пучили глаза и раскрывали рты, своим присутствием она оказывала неизгладимое впечатление, вызывая в головах химическую реакцию, перекрывающую все другие чувства.

Вернувшись в Колдвелл, она посмотрела на них, на них на всех, не только в этом клубе, но и в пробках, заполняющих магазины, офисы и дома. С жарким предвкушением искала в себе реакцию на любое из не озвученных приглашений, удовлетворяющий позыв, затрагивающих нутро, что стал бы кирпичиком в ее коллекцию, пенни, которого ей не хватало до одного доллара.

И ничего.

Потом она постепенно сокращала время пребывания здесь. А сегодня вообще решила уйти.

Черный вход в клуб был покрыт красными буквами, предупреждающими об использовании только «В СЛУЧАЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СИТУАЦИИ». Женщина нажала на финальную кнопку и отступила назад. Когда взревела сирена, она зашагала прочь, по переулку, подняв лицо навстречу весеннему дождю, падавшему с грозовых туч.

На улице холодно? — задумалась она. Наверное, да, учитывая, что ее тело напоминало печку.

Шпильки цокали по грязному асфальту и лужам, периодически попадая на неровности. Когда она опустила голову, ветер смел ее волосы назад, словно ночь стремилась обеспечить ей ясный обзор, так добрый друг с жалостью и участием отнесся к ее депрессии.

Грохот музыки становился все тише, сменяясь тихим рокотом капель дождя, стекающих с пожарных лестниц, подоконников и бамперов брошенных автомобилей. Бродячий кот внезапно заголосил, но не получил ответ на свои потуги. Мимо понеслась полицейская машина — в погоне за преступником или, может, они спешили кому-то на помощь.

Она брела без цели, хотя испытала некий интерес, когда ощутила, что кто-то преследует ее. Оглянулась через плечо с мыслью, что ей померещилось. Но потом… да. Вот он. Фигура с длинными ногами и широкими плечами, мужчина выскочил из теней на рассеянный персиковый свет городского освещения.

Женщина не изменила скорость, и не потому что желала нападения.

Но ее вскоре схватили, мужчина сократил расстояние, заходя со спины, эрекция в штанах и бурлящий в венах тестостерон нарисовали в его мыслях столкновение их тел.

Она остановилась и снова подняла взгляд на грозовое небо. Дождь прошелся по ее щекам и лбу, невесомо, так ступает вежливый гость, не желая беспокоить хозяев.

— Потерялась, девочка? — сказал он.

Опустив голову, она посмотрела в его сторону.

Мужчину можно было назвать привлекательным, но что-то в его непозволительно близко посаженных темных глазах и изгибе чересчур тонких губ скрадывало красоту. Может, поэтому он покрыл шею татуировками и зализывал волосы назад. Хотел лишить свое лицо намека на всякую цивилизованность. Наверное, это же объясняло манеру, с которой он сжимал своими неровными зубами косяк, торчавший как продолжение его эрекции.

— И почему обязательно быть такой. — Он отстранил косяк, сплюнул наземь, а потом снова сжал сигарету зубами. — В чем твоя проблема.

Он не задавал вопросов, поэтому она не станет отвечать на этот поток сознания. Она просто смотрела в жадные, блестящие черные глаза, чувствуя биение его сердца, которое он принимал за данность.

Затянувшись травкой, мужчина выдохнул дым в ее лицо. Когда она зашлась в слабом кашле, мужчина скользнул взглядом по ее телу так, словно она — какой-то предмет на полке. Словно у него были все права на нее, но он надеялся на сопротивление. Словно собирался причинить ей боль, жаждал этой боли.

— Дам тебе один шанс, — сказала она тихо. — Проваливай. Быстро.

— Нет, я так не думаю. — Он бросил косяк в сторону, окурок сверкнул оранжевым на своем пути в клубы пара, исходившие неизвестно откуда. — Хороший я парень. Тебе понравится…

Она знала, когда именно мужчина бросится в атаку и что предпримет. Он потянулся к ее черным волосам, схватил их как веревку и дернул, лишая ее равновесия — что было несложно сделать, учитывая высоту ее каблуков. Когда она выгнула спину, а ее лодыжка накренилась под неправильным углом, она выругалась на элегантную манеру своего падения.

И он подхватил.

Учитывая, как мужчина повторно обхватил одной рукой ее торс, а нож во второй прижал к горлу, он делал это не впервые и весьма успешно, и этот опыт позволил мужчине оттащить ее со скромного участка света в темень переулка.

Дернув ее к своему телу, он сказал:

— Закричишь — порежу. Дашь, что хочу, и я отпущу тебя. Кивни, сучка.

Она покачала головой.

— Не советую отпускать меня…

Лезвие поцарапало кожу ее горла.

— Сука, кивай…

Девина завладела ситуацией, обездвижив мужчину как есть, с рукой, обернутой вокруг нее, ножом, приставленным к ее горлу. Накренённым назад. Потом она исчезла из его рук и снова появилась перед ним. Без ее тела в своих лапах он, казалось, танцевал без партнера. Или собирался перерезать собственную глотку.

Собрав волосы, которые спутались из-за его грубого обращения, женщина пригладила роскошную черную копну — так, словно успокаивала пугливую лошадь, а потом перекинула пряди через плечо, где они и будут покорно лежать во благо красоты. Уверенной рукой она скользнула по нанесенной лезвием ране и собрала выступившую на шее кровь. Опустив взгляд, она с грустью посмотрела на красную жидкость.

Всего лишь иллюзия. Часть «одежды», укрывающей ее истинное обличье. Жаль, не настоящая…

Сдавленный стон заставил ее поднять взгляд. Мужчина с трудом осознавал происходящее, он шокировано раскрывал рот, испуг на лице превращал его в школьника, оказавшегося на директорском ковре.

— Я же говорила, — сказала она тихо. — Следовало оставить меня в покое.

Наклонившись вперед, она украсила его вялые губы своей кровью, такая помада подходила его глазам-бусинкам и жеманным губам.

— Ч-Ч-что…

Она ударила его раскрытой ладонью, достаточно сильно, чтобы оглушить. И еще раз, проливая его кровь, когда он прикусил внутреннюю сторону щеки.

Оказавшись напротив его лица, она прошептала:

— Я заставлю тебя заплатить за все, что ты присвоил без спроса.

Потом она поцеловала его, накрыв его рот своим, цепляя нижнюю губу зубами… откусывая кусок плоти. Когда он заверещал, она выплюнула губу на ладонь, а потом провела по его лицу, оставляя кровавый след.

— Что, не нравится? — выдавила она, когда мужчина попытался увернуться от своей же губы. — Не нравится, когда целуют насильно.

Выбросив его губу, она рывком послала парня в полет и впечатала в сырую, испачканную копотью кирпичную стену, возле которой он собирался ее изнасиловать. Мужчина раскинул руки и ноги в стороны под влиянием ее воли и тем самым напомнил индейку на День Благодарения.

Кровь потекла по альфасамцовым татуировками на шее — благодаря тому, что она внесла правки и сейчас сделала его рот достаточно большим для этого лица, но мужчина пребывал в глубоком шоке и не кричал. Однако шок исчез, когда она вскинула ладонь и послала в него сгусток энергии.

Вот после этого он закричал на высоких частотах, как заколотое животное.

Но она его не закалывала. И визг раздражал.

Другой ладонью она набросила на него чары, формируя пузырь вокруг его головы, сдерживающий крик, спасающий ее бедные уши от звона, который останется даже когда мужчина замолкнет.

Девица разрезала его кожу ровно посередине его тела, срывая майку и обнажая мускулы под ней, кожа слетела с него, как и бесполезная одежда, двумя кусками приземлившись у его ног.

Распятый и мокрый от дождя, мужчина еще дышал, и крови было мало, только лифма стекала по сухожилиям ног. Тело подрагивало, в основном ноги и руки, ну и грудные мышцы. А потом он обгадился.

Это было так неприглядно.

Испытывая отвращение, она отозвала пузырь и позволила телу рухнуть бесформенным кулем наземь. Уходя, она как Леброн^[7] игралась с чарами тишины, вела мяч возле себя, он с эхом отскакивал от асфальта, созданный ею ритм вдохновлял не больше того, что она слышала в колонках человеческого клуба.

Добравшись до конца переулка в нескольких блоках к северу, она услышала шум в районе того места, где она вершила правосудие, и представила, как кто-нибудь найдет тело того мужчины. И да, вскоре послышался вой сирен.

Хотя ночью в Колдвелле сирены звучали на каждом углу, скорее всего, эти не по ее душу.

Она остановилась и, подхватив мяч, устроила его на кончиках пальцев.

Дождь капал неумело, словно погода не могла решить, перейти ли в стадию тумана… или, может, это Девина ее напугала? Так или иначе, бесконечно маленькие капли, падая на пузырь, скатывались на асфальт, оставляя после себя радужные следы и напоминая ей о разводах на внутренних форзацах старых книг. Она думала о продолжительном времени, проведенном на земле, и ее относительно недолгом заключении — из которого она вырвалась благодаря немалым усилиям. Но кое-что ее волновало. Когда она только вырвалась из Колодца Душ благодаря продуманному соблазнению, она ожидала что Творец Всего Сущего разыщет ее и сбросит вниз, наказывая ее еще большей изоляцией.

Но чем дольше ей позволяли бродить по улицам города, чем явственнее зима трансформировалась в весну, она начинала осознавать, что никто не посягнет на ее свободу. Но чем дольше она находилась здесь и чем больше верила в свою безнаказанность, тем четче понимала, в каком заточении находится, несмотря на свободу передвижения. По-прежнему на цепи, пусть она и не видела ни их, ни сдерживающих ее решеток.

Окруженная потенциальными любовниками и бесконечной вереницей возможностей для потребления чего бы то ни было, она оплакивала потерю своей настоящей любви, горевала по беспрецедентной разлуке, ознаменовавшей конец их отношений. Падший ангел Джим Херон сейчас был в Раю, навсегда разлученный с ней… и навечно с другой. Он был с той мелкой невзрачный девчонкой Сисси, в которую умудрился влюбиться, и Девине хотелось уничтожить Землю и всю галактику от одной мысли, что он проведет вечность с этой мямлей.

Поэтому она понимала, почему Создателю плевать на то, что она снова вырвалась на свободу.

Отец знал, что на самом деле у нее не было свободы воли, неразделенная любовь служила ей вечной тюрьмой.

От вспышки знакомой боли стало труднее дышать, а зрение заволокло пеленой влаги — и дождь тут не при чем.

Отчаянно желая избавиться от страданий, она запустила пузырь в начало переулка. От столкновения с мокрым кирпичом полупрозрачный кокон разбился подобно стеклу, выпуская полный боли вопль, подобно стенаниям ее души с тех пор, как ангел, которого она полюбила, предпочел ей другую…

Без любви даже зло чувствовало себя не счастливым.

Было странно желать того, что она по своей сути должна уничтожать, и скорбеть по потере любви, словно она была смертной, и холодная рука Мрачного Жнеца украла у нее ценное, желанное яблоко с семейного древа.

Полный отстой.

Глава 5

Вампиры боялись солнечного света, а не ночи, как люди. Темнота дарила свободу, тени — безопасность, облака, укрывающие яркий лик луны, считались благодатью. Но приближение солнца, с другой стороны, заставляло кожу тревожно съеживаться, и чем ярче становится персиковый свет на востоке, тем больший ужас наполнял грудную клетку. Как бы сильна ни была спина, мощна боевая рука и крепка воля, золотые лучи были косой, что никогда не притуплялась, незатухающим пламенем, водоемом, где все неизбежно тонули.

Син стоял на величавых каменных ступенях спиной к особняку Братства Черного Кинжала, влажность, оставшаяся после бури, задержалась в неподвижном воздухе подобно аромату вышедшей из комнаты женщины. Внизу, перед ним простиралась сосново-кленовая лощина, сосны — с пушистыми кронами, клены усыпаны набухающими почками, что со временем и при теплой погоде раскроются, превратившись в цветущие листья, пусть и без аромата и соцветий.

Но близится беда.

Здесь. Из-за гор. Пунцовое сияние пока было скромным, словно холодное темное небо смущалось той радости, с которой оно приветствовало восходящее солнце.

Если он останется здесь, если обратит свои вампирские глаза на смертоносную красоту солнца, то он встретит свой конец. Придется испытать короткое инферно на своей плоти, однако непрекращающаяся агония его жизни закончится.

— Кузен?

Син развернулся. В огромном проеме стояла фигура, свет из вестибюля обрамлял ее подобно божественному свечению. Бальтазар, сын Хэнста, был вполне живым вампиром, но выглядел как призрак. С другой стороны, такова сущность любого вора. Они действуют бесшумно, могут стащить что угодно и не спалиться… никто не узнает, что рука вора побывала в твоем кармане, пока не станет слишком поздно.

— Сейчас иду, — пробормотал Син, снова поворачиваясь к горизонту.

Глаза защипало, а кожа на плечах съежилась, словно он уже стоял под прямыми лучами солнца, что вот-вот должно взойти.

Когда массивная дверь захлопнулась, он порадовался пониманию со стороны кузена. Этой ночью его тальмэн подобрался слишком близко к поверхности, требуя…

— Знаешь, а тебе пойдет загар с кровоточащими ранами.

Син вздрогнул.

— Я думал, ты зашел внутрь.

— Нет, ты просто хотел этого. — Бальтазар прикурил и выдохнул дым, со щелчком закрывая старомодную зажигалку. — И прежде чем повторишь, что уже заходишь, просто знай: я тебе не верю.

— Некому обчистить карманы?

— Не-а. — Бальтазар пренебрежительно отмахнулся. — Я завязал.

Син рассмеялся.

— Ага. Точно.

— Не веришь, что я могу начать с чистого листа?

— Ты был рожден без совести.

— А вот это было обидно.

— Ты даже не чувствуешь, когда врешь.

Бальтазар поднял сигарету.

— И здесь ты ошибаешься. И раз я — ас по части вранья, то и чужую ложь чувствую.

Когда мужчина уставился на него, Сину хотелось сбросить его с горы.

— Для тебя здесь становится слишком жарко, что скажешь?

— Пока ты в норме, я в норме.

— Никогда не испытывал потребность побыть в одиночестве?

— Ну хотя бы сигарету не придется прикуривать. — Ублюдок размял палец. — Тендонит^[8] — это вам не шутки.

Син отвернулся и посмотрел на кузена.

— Ты сумасшедший, это ты понимаешь?

— Это не я по доброй воле лезу на барбекю.

— А как еще назвать того, кто стоит здесь только ради моей компании?

— А, ну это не по доброй воле, — Бальтазар прищурился. — Ты толкаешь меня к суициду.

Син медленно похлопал ему.

— Отличный перформанс. А сейчас дуй в особняк, пока не пострадал не за дело.

Когда Бальтазар не сдвинулся с места, просто курил и быстро моргал, отворачивая лицо от восходящего солнца, Син скрестил руки на груди.

— Я не пойду внутрь…

— Ну и ладно, оба станем факелами…

Кто-то открыл дверь и смачно выругался.

— Вы тут чего забыли?

Они оба повернули головы. Зайфер, немыслимо красивый ублюдок, хмурился единственным целым глазом, смотря на них с укоризной, как школьная училка. Другой глаз, который он потерял два месяца назад в бою с лессером, сейчас заменил протез с радужкой в цветах щита Капитана Америка^[9].

— Не твое собачье дело, — отрезал Син.

Бальтазар приглашающе махнул рукой.

— Выходи к нам. Я сказал, что зайду только после него.

Зайфер подтянул кожаные штаны и вышел на ступени, хотя его лицо мгновенно раскраснелось, и пришлось прикрыть глаза так, словно кто-то собирался выколоть ему гляделку кочергой.

— Знаете, не видел солнца с самого превращения…

Син проигнорировал желание рассерженно топнуть ногой.

— Такова задумка.

— Тогда зачем ты здесь стоишь? — Зайфер протянул ладонь. — Балз, дашь одну?

Бальтазар предложил свою пачку.

— Ты же не куришь.

— Но так всегда делают, стоя перед расстрельной командой. — Зайфер толкнул Сина локтем. — Огневой командой, да? Ха-ха, обхохочешься.

Син переводил взгляд с одного на другого, пока Бальтазар прикуривал сигарету, а Зайфер…

Давился и кашлял так, словно кто-то дал ему кислородную маску с баллоном, полным выхлопных газов.

— Знаешь, — сказал Бальтазар, похлопав парня по спине. — Ты совсем не умеешь курить.

— Боже, как ты это делаешь? — пробормотал Зайфер, затушив сигарету о подошву ботинка. Выпрямившись, он с шипением отступил назад. — Жарко, слишком жарко…

— Вау! Да у вас тут вечеринка! А меня почему не позвали?

Когда троица повернулась, что пришлось кстати, ведь так лицо Сина отдохнет от жжения… хотя сейчас на его спине можно было жарить яичницу. Сайфон, один из кузенов Сина, вышел из вестибюля с заметным смятением на лице. Хотя там особо ничего не прочтешь, учитывая, что он поднял обе руки и отклонился назад так, словно кто-то любезно протянул ему плутоний.

— Выходи к нам, — позвал его Бальтазар. — У нас коллективное самоубийство, потому что Син не хочет заходить.

— О как. Ну хорошо.

Когда тупой ублюдок слепо перешагнул порог и запнулся на лестнице, Син витиевато выругался, так же сочно, насколько ярко светила сияющая звезда смерти, КОТОРАЯ ПО ЗАДУМКЕ ДОЛЖНА БЫЛА СТАТЬ ПРОБЛЕМОЙ ДЛЯ НЕГО ОДНОГО.

— Народ, да что с вами не так! — Он протер слезящиеся глаза рукавом. — Возвращайтесь в дом!

Чудно, сейчас еще побежали сопли из носа… словно он съел перца на 17 триллионов по шкале Сковилла^[10] и закусил все паяльной лампой.

— Ты не понимаешь, — сказал Бальтазар, когда и к его глазам подступили слезы. — Мы были вместе долгие века.

— Мы не оставим своего ублюдка, — сказал кто-то — Сайфон? Непонятно, Сина подводил слух.

Зайфер вроде закивал. Ну или у него случился припадок.

— Ты умрешь, мы все умрем…

На фоне рева, вырвавшегося из особняка, голос Джеймса Эрла Джонса превращался в сопрано, а Гордон Рэмзи казался добрым психотерапевтом.

— Все в дом, живо!

Кор, лидер Шайки Ублюдков, не моргнул при виде солнца. Не отклонился, ощущая жар подступающих лучей, не укрыл лицо. Он являлся смертоносным всадником войны, с заячьей губой и огромной мускулатурой, одним своим присутствием он заставил Сина устыдиться своей выходки.

Один за одним все склонили головы и прошли мимо огромного мужчины, державшего дверь в вестибюль широко открытой. Как только они зашли в особняк, система непроницаемых панелей накрыла весь дом, и внутренняя температура тела начала падать, когда угроза отступила.

Кор на них даже не посмотрел. Ну, Сину так показалось. Сложно сказать наверняка, учитывая, что глаза все еще слезились. Нет, даже не так. У него словно на месте глазниц появилось два фонтана.

И поэтому он не видел великолепия помещения, в которое зашел. Ни мраморных колонн, ни мозаичного пола с изображением яблони в полном цвету, ни золотых перил вдоль кроваво-красной лестницы, ни фрески на потолке на высоте трех этажей — с воинами, верхом на жеребцах.

Ни спины других Ублюдков, направляющихся в столовую, где для всех была накрыта Последняя трапеза.

— Блин, я жрать хочу, — сказал Зайфер буднично, словно они только что не жарились как маршмеллоу на костре. И на них не кричал босс. — Знаете, я думаю перейти на Кето.

— Вместо чего? — спросил Сайфон.

— Аткинса.

— В чем разница?

— На одной диете ешь мясо… на другой тоже.

— Вау, какие сложности с выбором.

— Не провоцируй, я ведь и глаз могу в тебя бросить.

Когда все зафукали, Син схватил Балза за руку и дернул назад. Посмотрев Ублюдку в глаза, тихо заговорил:

— Прими к сведению: я бы остался там. До полного испепеления.

— А к твоему сведению… — Бальтазар подался вперед и сказал еще тише: — Нет, не остался бы.

— Ошибаешься.

Его кузен покачал головой.

— Я знаю тебя лучше, чем ты себя.

— Не делай из меня героя. Тебя ждет разочарование.

— О, я не делаю из тебя героя. Об этом не беспокойся. Но ты не увидишь наших смертей в одном случае — если сам поостережешься огненного светила.

— Дурь какая.

Балз покачал головой так, словно не желал тратить время на глупости, и ушел. Син хотел отправиться за ним и спровоцировать драку, просто чтобы выпустить пар. Но Роф не потерпит этого в своем доме… и к тому же за обеденным столом были дети. Незачем раньше времени посвящать их в темное искусство вражды с родственниками.

Отворачиваясь, Син вместо этого направился к парадной лестнице, ведущей на второй этаж. Перескакивая через ступеньку, он не понимал, куда торопится.

Чушь. Все он знал.

Когда вообще он хотел остаться на трапезу?

Его комната располагалась в крыле, которое, как он понял, открыли специально для Шайки Ублюдков. Он подумал, что это пустая трата гостеприимства. Долгие века в Старом Свете Ублюдки жили где придется, устраивая ночлег в лачугах и укромных местах в лесу, скрывались от солнца молитвой и собственным оружием, агрессия служила им пищей, а кровь врагов утоляла жажду.

Уж лучше так, чем это, решил он, открывая дверь в свою спальню. В противовес уюту всего особняка, который никогда не станет ему домом.

Он зашел внутрь, ботинки стучали по голым половицам, и в помещении не было мебели, кровати с четырьмя столбиками, съедавшей все пространство, комода для хранения «BVD»^[11], стола для корреспонденции, которую он никогда не получал и никому не отправлял, кресла, которое бы приняло его усталые кости.

В ванной, откуда он предварительно убрал все пушистые полотенца на золотых вешалках, спугнув их как птиц с насиженного места, он снял одежду и оружие в должной последовательности. Сначала оружие, которое он разложил на мраморном столике аккуратным, педантичным рядом. Два стальных кинжала. Четыре пистолета, два глушителя. Семь запасных обойм, потому что одну он разрядил в лессера, тренируя свою меткость. Пара метательных ножей, длинная нейлоновая веревка, изолента, зубило и молоток.

Последние четыре в списке? О них никто не знал. Они были его. Собственность… личная.

Затем шла одежда. Сначала кожаная куртка, которую Син положил возле ванны на изогнутых ножках. Черная футболка, свернутая и уложенная рядом с курткой на мраморном полу с подогревом. Ботинки он поставил в один ряд с футболкой, свернутые носки положил поверх футболки, а кожаные штаны — на куртку. Полностью раздевшись, Син поднял футболку с носками и закинул их в спускной желоб для грязного белья. Ему это не нравилось. В Старом Свете он использовал одежду до полного износа, заменяя негодные элементы. Сперва такой порядок являлся вынужденной необходимостью. Впоследствии он придерживался его, потому как не хотел тратить время на то, что не имело значения.

Сейчас он жил здесь, где народ не желал есть свой ростбиф рядом с тем, от кого несет улицей, потом, лессерской кровью и порохом.

Смертью.

До него доходчиво довели сей нюанс, и он возненавидел эти сложности. Но ничего не поделаешь. Время от времени в течение своей жизни ему приходилось уступать превосходящему его сопернику. Во благо… или же нет.

Повернувшись к вещам, которые были для него единственно важными в этой жизни… что бы там ни говорил Балз… его внимание привлекла нейлоновая веревка.

Зубило.

И молоток.

Тело двинулось вперед по призыву его инструментов. И приближаясь к столику, Син видел разные версии себя, листая свои воспоминания с множеством острых граней и сдерживающих средств, что он использовал на протяжении многих веков, так, словно они были фотографиями людей, чьей компанией он наслаждался, счастливых событий, что он разделил с семьей и друзьями… вечеринки, празднества, дни рождения.

Без сознательного приказа от его мозга рука коснулась зубила, прошлась от заостренного края к тупому, он не раз загонял его острие в мягкую плоть и твердые кости. Внутри него обосновался его тальмэн, жуткая энергия от центра груди направилась по его предплечью к боевой руке. Порождая дрожь, судороги.

Но не от слабости. От игнорируемой силы.

Представляя, как он использует это зубило, молоток… свою пилу и топор… другие не менее ужасные инструменты… он видел тела, валявшиеся на полу разного типа. Деревянных, из обработанного дерева или же нет. Мраморных, каменных, с керамической плиткой. Ковры, дорожки, линолеум. Мягкий настил из влажной листвы. Холодный блеск покрытого льдом пруда или же снежные сугробы. Бетон, о который разбиваешь костяшки. Песок на берегу океана, каменистые берега рек, озерная гладь.

Дыхание Сина участилось, а пот выступил на груди, горле, лице.

В своих мыслях он представлял изломанные конечности. Рты, широко распахнутые в крике. Вспоротые его рукой животы и вываливающиеся из них внутренности.

Лаская плоскую стальную поверхность зубила указательным пальцем, он согревал металл теплом собственного тела, поглаживая… массируя…

Тянущие ощущения на члене заставили его удивленно опустить взгляд на затвердевший ствол.

Нет, это не тяга. Его член ударился о ручку шкафа, стоявшего между раковинами.

Он словно смотрел на жесткую длину с большого расстояния. А потом снова погладил стальное зубило.

Прикосновение транслировалось вплоть до члена, он снова дернулся. Желая большего.

Взяв зубило в боевую руку, Син прижал его к лицу. Такое чистое, идеальное, с острыми беспощадными гранями.

Другую руку он опустил и накрыл член ладонью. Передергивая, он смотрел на лезвие. Жестче. Быстрее. Острее. Насыщеннее. И в какой-то момент он не мог отделить мысли о зубиле от сексуального возбуждения. Они смешались, переплетаясь, формируя прочную связь между, казалось бы, совсем несвязанными вещами.

Секс и смерть.

Внезапно тело прошила мощная волна, наполняя его жаром и чувством срочности, и он открылся навстречу этой извращений страсти. Повертев зубило в руке, он любовался тем, как потолочный свет сверкал на клинке, подмигивал, заигрывал… соблазнял. Как это могло быть с любовницей, Син перевел взгляд с клинка на свой член и обратно, отчего напряжение только нарастало.

Его тальмэн пульсировал под кожей, как и нужда убить его вторую сущность, которую он так сильно и долго подавлял. Быстрее. Сильнее. Судорожное дыхание — его. Гулко бьющееся сердце — его. Давление в венах, выступивших на шее, голова откинулась назад, когда он с силой зажмурился. И неважно, что он не видел зубило. Перед глазами мелькало разнообразие картинок, вереница кровавых мучительных удовольствий, которые он не мог испытать чреслами.

Нарастая… еще… и еще…

Пока…

Щелчки. Он начал остро осознавать, с какими сухими щелчками член вбивался в его кулак. Начал ощущать жжение от фрикций — в неприятном, обдирающем кожу смысле. Яйца скукожились и поджались ближе к телу, словно вообще пытались слиться воедино.

Стимуляция переросла в удушье, следующей стадией которого станет отказ в разрядке. За нарастанием интенсивности пришел спад. Кульминация стала фрустрацией.

Тот яркий момент, что он только что создал, обернулся против него, легкость, с которой он отпустил контроль со своего разума, сейчас исчезла, напряженное лицо в зеркале спустило его с небес на землю.

Его отражение было уродливым, черты лица обострились под влиянием болезненного отказа в удовольствии, такого привычного для него. У своих губ он ощущал зубило, как целующую его любовницу. А рука все двигалась, насухую сжимая ставшую фиолетовой головку.

Пришла боль. Но, как и с удовольствием, что он получал от процесса убийства, так и природа агонии была смешанной. Дело ли в грубых рывках вокруг члена? Или это было что-то глубинное… уходящее в самую суть.

В его глубинную суть.

Сдаваясь, Син отбросил зубило, нарушая стройный ряд из молотка, изоленты и веревки. Стиснув зубы, он подался вперед, сжимая края раковины. Дыхание со свистом вырвалось изо рта, а пот, стекавший с его подбородка, падал на босую ступню.

Нет ничего хуже погони за разрядкой.

Которую ты не в силах настигнуть.

Глава 6

Следующим утром, у Джо, находившейся в заметно уменьшившейся редакции комнате «Колдвелл Курьер Жорнал», подогнулись колени, и она рухнула в свое офисное кресло. Когда у нее задрожали руки, она скрыла тремор, укладывая снимки на стол, вместо того чтобы отдать их на растерзание гравитации. Фотографии из пачки рассыпались по поверхности, снимки, снятые под разными ракурсами, поражали до глубины души: глаза распахнуты от ужаса, черты лица застыли в крике, зубы обнажены как у дикого животного.

Не осталось ничего человеческого.

— Прости, — сказал Билл Элиотт. — Не хотел портить тебе завтрак.

— Да ничего. — Она прокашлялась, перекладывая верхнюю фотографию в самый конец стопки. — Все нормально, я…

Джо моргнула. Увидела на изнанке век обезображенное тело в свете сирен полицейских автомобилей. Когда горло сжалось в кулак, она подумала о том, чтобы выбежать из редакции и избавиться от съеденного возле двери, ведущей на парковку.

— Так, что там? — Она устроилась выше в своем дерьмовеньком кресле. — И где нашли тело?

Билл скрестил руки на груди и подался вперед на своем кресле через пролет. В свои двадцать девять и пребывая в браке полтора года, он сочетал в себе черты хипстера и взрослого мужчины, торчащие черные волосы, очки в черной оправе и скинни джинсы были атрибутами первого, а серьезное отношение к работе и жена — последнего.

— Через семь домов от клуба техно.

— Что за чертовщина… с ним приключилась… — Посмотрев на следующий снимок, Джо усилием мысли сохранила содержимое желудка на месте. — Его кожа…

— Снята. Его освежевали как корову. Оленя.

— Это… нереально. — Джо подняла взгляд. — Это заняло бы время… видеонаблюдение. Наверняка…

— ОПК^[12] в деле. У меня есть информатор. Он свяжется с нами.

— С нами?

Билл подкатил к ней на кресле и похлопал по пачке фотографий.

— Я хочу, чтобы мы вместе писали эту статью.

Джо окинула взглядом пустые столы.

— Мы с тобой?

— Мне понадобится помощь. — Он посмотрел на часы. — Черт, где Дик? Сказал, что приедет к этому часу.

— Подожди, мы с тобой? Пишем вместе статью? Для публикации на бумаге?

— Да. — Билл проверил телефон и нахмурился. — Мы же уже работаем какое-то время над сама-знаешь-чем.

Она встретила его взгляд.

— Не думаю, что это связано с…

— Официально, я тоже так не считаю, и ты не думай. Начнем обсуждать наш маленький проект о вампирах, и Дик отправит нас к психиатру.

Когда лобную долю прошила резкая боль, у Джо возникло ощущение, что она должна спросить что-то у Билла… что-то о прошлой ночи.

В голове оставалось пусто, а боль все усиливалась, и Джо покачала головой, опуская взгляд на фотографию тела в полный рост. Не тело, а блестящий кусок мяса, сплошь мускулы и сухожилия, периодически мелькающие и шокирующие белизной кости. Вены подобно фиолетовым проводам расставляли филигранные акценты пожеванной анатомии. А настил, на котором лежал труп? Кожа.

Ну, на самом деле, там была и одежда…

Знакомая боль прокатилась по черепу, нажимая на фортепианные клавиши ее болевых рецепторов. Когда она поморщилась, широко распахнулась задняя дверь в новостную. Дик Питерс, главный редактор «ККЖ», вошел в помещение так, будто владел этим местом, тяжелые шаги свидетельствовали о заносчивости и самодурстве, каким только может обладать посредственность. Пятидесяти лет, пятьдесят фунтов на пивном брюхе, с зашоренными сексисткими взглядами из пятидесятых и жирными складками на его когда-то симпатичном лице, что служили предвестником скорого атеросклероза.

Но недостаточно скорого. Не в ближайшие пятьдесят футов, к сожалению.

— Ты хотел меня видеть, — заявил Дик. — Пошли, поговорим.

Босс, словно фура на трассе, не замедляясь, пронесся по проходу, и Билл встал и жестом попросил Джо следовать за ним вместе с фотографиями.

Затолкав снимки в папку, Джо пошла за мужчинами. Когда объем подписок и рекламы заметно снизился, офис сократили до двадцати футов, до тонкой двери в хрупкий, увядающий храм диковской власти.

Но его авторитет был непогрешим, когда он скинул свой плащ в стиле Коломбо на потертое кресло… и осознал, что Билл пришел с «плюс один».

— Что? — рявкнул он, отпив свой латте из большого стакана «Старбакс».

Билл закрыл дверь.

— Мы вместе.

Дик перевел взгляд между ними. Потом сосредоточился на Билле.

— Твоя жена беременна.

Словно неверность можно простить в отсутствие беременности, но не в конкретно эти девять месяцев.

— Мы расследуем дело вместе, — сказала Джо, бросив фотографии на стол Дика.

Они приземлились неровной стопкой, глянец выглядывал из папки, привлекая внимание Дика.

— Срань… Господня.

— Такого в Колдвелле еще не было. Нигде не было. — Билл снова посмотрел на свои часы от «Эпл». — Мы с Джо будем расследовать это дело…

Дик повернул голову, не выпрямляя склоненный торс, бульдожьи щеки свисали с линии челюсти.

— Кто так решил.

— Тони после гастрошунтирования все еще на больничном. — Билл указал на закрытую дверь. — Пит работает неполный день и ведет аферу в управлении метрополитеном. А у меня с Лидией назначен прием у врача через двадцать минут.

— Значит, подождешь, пока твоя жена не выйдет от гинеколога. — Дик подушечкой пальца покрутил фотографии на столе, попивая свой кофе со всей изящностью пылесоса. — Это фурор… ты должен…

— Джо сейчас едет на место преступления. Мой информатор в ОПК будет ждать ее.

После этих слов Дик выпрямился во весь свой рост в пять футов и девять дюймов.

— Нет, ты поедешь на место после приема у врача, и да, ты же говорил, что прием пройдет быстро? Когда отпрашивался на утро? — Мужчина указал на обшарпанные стены. — Если ты не заметил, эта газета нуждается в сюжетах, а тебе, как будущему папаше, нужна работа. Если только ты не считаешь, что получишь хорошее пособие на фрилансе?

— Мы с Джо работаем над делом вместе.

Дик указал на нее.

— Ее наняли в качестве редактора на сайт. Этим она и будет заниматься…

— Я справлюсь, — сказала Джо. — Я смогу…

— История — его. — Дик взял фотографии и посмотрел другим взглядом. — Изумительный материал. Билл, хочу, чтобы ты копнул глубже. Глубже.

Джо открыла рот, но Дик пихнул папку Биллу.

— Я не ясно выразился? — требовательно спросил он.

***

Мистер Ф., стоя перед домом, еще раз посмотрел на номер на почтовом ящике, хотя совсем не понимал, где он находится и что здесь забыл. Оглянувшись назад, он не мог понять, как оказался в этом тупике с двухуровневыми домами прямиком из семидесятых и домами в колониальном стиле. Ни машины, ни байка. И в этой части города не было ни одной автобусной остановки.

Но, что более важно, у него осталось смутное воспоминание о… черт.

Что-то, о чем было невыносимо думать.

Но он должен войти в этот дом. Что-то в голове твердило, что он должен пересечь подъездную дорожку и через гараж войти в дом в псевдо-тюдоровском стиле.

Мистер Ф. оглянулся по сторонам в надежде, что происходящее можно объяснить как-то иначе. Последнее, что он четко помнил — он был под мостом вместе с другими торчками. Кто-то подошел к нему. Неизвестный ему мужчина. Ему обещали наркотики и что-то связанное с сексом. Мистера Ф. не особо интересовал секс, но его мучила жесткая ломка, ему срочно нужна была доза.

И…. произошло что-то жуткое. После чего он вырубился.

И сейчас он здесь, в брюках-карго, которые никогда в жизни не носил, в бронежилете, который кажется слишком тяжелым, и ботинках, которые впору носить солдатам.

Утро выдалось серым и пасмурным, словно весь мир не хотел просыпаться… или, может, только Колдвелл. Но в этом районе, казалось, у всех была хорошо оплачиваемая работа и дети школьного возраста. Никто не двигался в окнах домов. Никого не было во дворах. Ни лающих собак, ни детей на велосипедах.

Несмотря на мрачный настрой, что дарила им погода, все отправились в мир, зарабатывать деньги, получать знания в школе, взаимодействовать с социумом.

Он вырос в подобном районе. И какое-то время, будучи в браке, жил в таком доме. Но с тех пор, казалось, прошла целая жизнь.

Мистер Ф., прихрамывая, двинулся по подъездной дорожке, понимая, что с ним что-то произошло. Также он чувствовал зуд в венах, он не был приятным, но и не приносил дискомфорт. Однако, это не ломка, хотя учитывая…

Вообще, какой сейчас день?

Фокусируя взгляд на парадной двери, Мистер Ф. отметил заросшие кусты и газон, усеянный палками и ветками размером с человеческое тело. Почтовый ящик был забит флаерами, хрупкая створка открыта, из нее вываливались конверты, а на дверном коврике лежали три телефонных справочника, испорченные погодой. Соседи, должно быть, любят этого беспризорника. Он представил, как порой они злостно стучали в эту дверь и не получали ответа. Пихали записки под москитную сетку. На общественных сборах за барбекю обсуждали неблагополучный элемент, обитавший в 452-ом доме по Брук Корт.

Мистер Ф. вошел не через главный вход. Голос в голове подсказал, что боковая дверь в гараж была не заперта, и да, он без проблем проник туда. В самом гараже масляный пол был покрыт пожухшими опавшими листьями, попав сюда, судя по всему, через окно, разбитое очередной упавшей веткой.

Дверь в дом была заперта, поэтому он выбил ее, невиданная сила в его теле удивляла и вселяла тревогу. Придержав рукой дверную панель, что устремилась навстречу ему под силой удара, Мистер Ф. остался на месте, прислушиваясь к звукам. В доме стояла тишина, и он осторожно вошел в задний холл. Впереди располагалась небольшая кухня и обеденная зона, а чуть поодаль — столовая.

Мебели не было. Как и мусорной вони. В гостиной слева тоже пусто.

Куча пыли. По углам — мышиное дерьмо в качестве элементов декора. Пауки на потолке, и мертвые мухи — на подоконниках, и особенно много — возле пересохшей как пустыня Сахара раковины.

Пока он обходил помещения, полы скрипели под его ногами. Мистер Ф. был уверен, что в воздухе витал запах плесени, но ничего не ощущал с тех пор, как подвергся пыткам в том торговом ряду. Наверное, это к лучшему. У него остались смутные воспоминания о произошедшем, и он помнил, как его выворачивало от вони. Может, она убила его обоняние, зловоние сумело повредить синусовые пазухи.

На втором этаже, в хозяйской спальне, он обнаружил ноутбук рядом с каким-то сосудом. И книгу в кожаном переплете.

Три предмета стояли в углу, рядом с приставкой для кабельного ТВ, «Делл» был подключен к интернету и все еще запитан от сети. Все покрыто еще большим слоем пыли, и, попытавшись включить ПК, Мистер Ф. не удивился тому, что тот не работал. Не было электричества. Кабельного тоже, очевидно же.

Сосуд был странным. Покрытый синей эмалью, с заостренной крышкой, в форме вазы, с изгибами посередине, как у фигуристой женщины. И держа его в руке, вращая, Мистер Ф. с тревогой осознал полное отсутствие сексуального желания, равно как и чувства голода, а также ощущал силу, что сейчас наполняла его руки и ноги.

В вазе что-то было, билось о стенки сосуда, когда он поворачивал его, но крышка была закрыта, приклеена.

— Брось, — сказал он вслух.

Он не смог. Ноги принесли и его и сосуд в тусклую ванную, к раковине с зеркалом. Увидев свое отражение, он оторопел. Его кожа была не натурального, неестественно бледного цвета, но, что более важно, он был словно обсыпан пудрой, черты лица покрыты матовым восковым слоем, и это ненормально.

И он не должен так хорошо видеть в темноте.

Мистер Ф. в прострации потряс сосуд. Бамс. Бамс. Бамс…

С размаха вписал его в раковину, разбивая. И когда разлетелись осколки, увиденное привело его в ужас.

Он не особо разбирался в анатомии, но прекрасно понимал, что видит перед собой. Человеческое сердце. Съежившееся и черное, но это был человеческий орган, насильственным образом выдранный из грудной клетки, учитывая рваные края вен и артерий.

Словно вырванное из груди.

Разорвав рубашку, Мистер Ф. посмотрел на свою грудину. Кожа была исписана татуировками, где-то приемлемого вида, где-то — откровенный портак, но он не обратил внимание на чернила.

У него не было шрама. Не было ран. Но что-то же с ним сделали…

Мистер Ф. дрожащей рукой смахнул полы рубашки с шеи. Где пульс? Где его пульс?

Ничего. Нет хрупкого, но уверенного биения у яремной вены.

Отвернувшись от зеркала, Мистер Ф. рванул в спальню и, рухнув на колени, жадно глотал воздух. Рвоты не было, ничто не покинуло его желудок. Ни еда, ни желчь, ни слюна.

Он — как эта ваза. Разбитый сосуд.

Мистер Ф. позволил себе рухнуть лицом в ковер, пока реальность вокруг него искажалась, обнажая новый ужасающий ландшафт.

Я просто хочу вернуться назад, — думал он. Хочу вернуться назад и сказать «нет».

Чувство, что его взяли в рабство, и не было пути назад, казалось проклятьем, которое он не заслужил даже за все свои прегрешения. И, что более важно, он не просил об этом. Он, может, и заключил сделку, но его заманили обманом.

Даже в худшие моменты наркотического угара он бы не подписался на подобное нечестивое перерождение. И единственное, что он мог сказать с уверенностью о своей реинкарнации?

Пути назад нет.

От такого дерьма не скроешься.

Глава 7

Когда в Колдвелле наступил вечер, Джо в одиночестве сидела за своим столом в редакции и яростно печатала статью, она так и не сняла пальто и уже несколько часов игнорировала нужду сходить в туалет. Когда зазвонил офисный телефон, она не стала отвечать, позволяя включиться голосовой почте. Когда зазвонил сотовый, ответила сразу же.

— Как Лидия? — Она застыла в процессе. — Сейчас все хорошо?

Повисла длинная пауза. Что и послужило ответом.

— Нет. — Голос Билла был пустым и убитым. — Они потеряли сердцебиение. А сейчас открылось кровотечение.

— О… Боже, Билл, — прошептала она. — Мне так жаль. Я могу чем-то помочь?

— Нет, но спасибо. — Он прокашлялся, а потом оживленно продолжил, словно хотел быть профессионалом в этот момент. — Как продвигается сюжет?

Джо, откинувшись на спинку стула, посмотрела на закрытую дверь в кабинет Дика. Босс ушел в три тридцать, и слава Богу. Когда остальных нет, да и Билл отсутствует, ей было неприятно оставаться с ним тет-а-тет.

— Хорошо, — отчиталась она. — Я собираюсь в центр на встречу с твоим информатором, офицером МакКордлом. И я закончила интервью с парнем, обнаружившим тело. Также получила пустой комментарий от семьи Паппалардо. Сейчас проверяю обновление на орфографию. Отправить тебе перед публикацией на сайт?

— Я доверяю тебе. И не забудь вписать свое имя.

— Лучше оставить авторство под твоим.

— Джо, ты делаешь всю работу. — Еще одна пауза. — Слушай, мне нужно вернуться к Лидии.

— Позаботься о своей жене. И передай, что я люблю ее и беспокоюсь.

— Спасибо, Джо. Обязательно. Напишу, как мы доберемся до дома.

Завершив звонок, она уставилась на телефон. Потом легла лицом на стол. Потирая центр груди, заставила себя нажать на проверку орфографии. Без ошибок. Еще раз. Перечитала три параграфа.

Прежде чем отправить статью на публикацию, посмотрела на подпись под материалом. Уильям Элиотт.

Исходный сюжет, который она написала пять часов назад, выложила онлайн и отдала в печать на завтра, ушла под авторством Билла. Хотя он был прав. Именно она напечатала две с половиной тысячи слов этой статьи.

Посмотрев на дверь в кабинет Дика, Джо подумала о том, насколько ей нужна эта работа. Не настолько сильно, насколько в ней нуждался Билл, особенно учитывая проблемы со здоровьем жены, и тем не менее. Ведь сейчас она переехала в отдельную квартиру.

Неважно, она помогает другу…

Раздался звонок, и Джо ответила, не глядя на экран:

— Билл, что-то еще… — Джо нахмурилась, когда послышался незнакомый голос. — Подождите, Офицер МакКордл? Отменяете встречу?

— Нет, я как раз покидаю участок. — Коп заговорил тише: — Но ты не поверишь, кто является главным подозреваемым.

— Кто?

— Кармин Джиганте.

Джо подалась вперед.

— Тот самый Кармин Джиганте? Старший или младший?

— Старший.

— Не думала, что у тебя есть выход на него.

— Он постоянно тусит в «Гудзонском Клубе охотников и рыболовов». Но у меня есть номер его мобильного.

— Дашь мне? — Она почувствовала сомнение и поспешила добавить: — Я не записываю наши с тобой разговоры. Ты можешь доверять мне. Никто не узнает, где я достала номер.

— Я бы предпочел иметь дело с Биллом.

— Клянусь, ты можешь доверять мне.

Он нехотя назвал цифры, и, записав их, Джо закончила разговор. Сделала пару глубоких вдохов и с дрожью в руках начала набирать номер.

Ей ответил грубый голос, мужчина говорил «в нос» и с тяжелым бруклиновским акцентом.

— Да.

— Мистер Джиганте?

Повисла пауза.

— Да.

— Меня зовут Джо Эрли. Я журналист из «ККЖ». Что вы можете сказать касательно смерти племянника Фрэнка Паппалардо, Джонни?

— Что ты несешь?!

— Джонни Паппалардо был найден мертвым вчера в районе полуночи возле техно-клуба «Десять», с которым, насколько мне известно, вы косвенно связаны. Интересно, как он оказался в Колдвелле, учитывая, что территорией его клана является Манхэттен. Ходят слухи, что он прибыл в город для мирных переговоров с вами, но, очевидно, они закончились на плохой ноте.

— Я ничего не знаю.

— Сегодня утром я разговаривала с представителем Фрэнка Паппалардо. Их юрист сообщил, что семья Паппалардо скорбит о потере своего юного родственника. Что-то подсказывает мне, что их горе искреннее, но это лишь одна сторона медали. Вы ожидаете акт возмездия…

— Как, говоришь, тебя зовут?

— Джозефин Эрли. Журналист из «ККЖ».

— Не звони сюда больше. Иначе сделаю так, что нечем будет.

— Мистер Джиганте, вы мне только что угрожали…

Когда звонок прервался, Джо сделала глубокий вдох и вернулась к клавиатуре. За пару строчек добавила новую информацию, включая нежелание Мистер Кармина Джиганте Старшего, Колдвелловского криминального авторитета, комментировать смерть близкого родственника одного из своих главных противников. Еще раз проверить на орфографию. И финальная вычитка.

Накрыв мышку рукой, Джо помедлила. В третий раз посмотрела на дверь в кабинет босса. Обратила взгляд на экран.

— Пошел ты на хрен, Дик, — пробормотала она, внося еще одну правку.

Джо опубликовала дополнение к исходному сюжету, схватила сумку и встала. Направляясь к двери из редакции и выходя в холодную ясную ночь, она не думала о головной боли, проблемах с желудком и ощущению жара в теле.

Кто бы подумал, что она испытает облегчение от угрозы со стороны главы мафиозного клана.

***

«Гудзонский Клуб охотников и рыболовов» не имел ничего общего с охотой или рыбалкой, но располагался поблизости к Гудзону, в центре города, в десяти домах от реки. Син подошел к заведению, и его нисколько не впечатлил непримечательный фасад без окон, но в этом и была задумка. Двухэтажное строение не должно было привлекать внимание, прямоугольное здание из семидесятых идеально вписалось в район из шести блоков. Минимаркет. Местные ресторанчики. Сапожники, портные и никаких шпионов^[13].

Прошмыгнув в переулок шириной с игольное ушко, он ловко пробирался по темноте. На полпути открылась дверь, слабый желтый свет озарил влажный асфальт.

Что ж, вот неожиданность. Это был его приятель с прошлой ночи, с пистолетом и журналом о гонках.

Блин, нос выглядел неважно, весь опух, да и под левым глазом сиял фингал.

— Он ждет тебя, — пробормотал парень, когда Син вошел. — Иди прямо до самого конца.

Син вошел в почти пустой бар. За столами никого, только три парня за стойкой с бутылкой «Джек Дэниэлс» и тремя стаканами. Пока он шел «до самого конца», они не сводили с него темных глаз, а руки запустили в полы расстегнутых пиджаков.

Син надеялся, что они нападут на него, и он всех запомнил. У одного был шрам через бровь. У другого обтесаны кончики ушей, словно его неудачно обстригли. У третьего же, которого назвали «Младшим» прошлой ночью, было золотое кольцо на мизинце левой руки размером с пресс-папье.

В задней части бара располагалась откидная дверь, ведущая в коридор, пахнувший яйцами и беконом. Что-то открылось справа, и Син приготовился достать оба пистолета.

Мужчина, показавшийся в проеме, был типичным шкафом, хотя взгляд предполагал наличие мозгов за горой мускул.

— Стой где стоишь, — сказал он с сигарой в зубах. — Я обыщу тебя.

Да пофиг. Син залез в его мозг и опустил несколько переключателей.

Мужчина достал сигару изо рта и кивнул.

— Все в порядке.

Да неужели? ...