Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Купить эту книгу в ЛитРесЭд Данилюк Сыщик Вийт
© Эд Данилюк, текст, 2021 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021 О чем сей роман? О любви! Конечно, о любви! А о чем ещё?! Мир застрял в XIX веке. Он не такой, как мы привыкли, без электричества и нефти, зато повсюду царят пар и сталь! Беспримерный сыскной надзиратель Вийт снова и снова распутывает самые загадочные, самые немыслимые преступления. Но не это главное! Главное – каждое расследование всё больше сближает его с прекрасной барышней, встреченной внезапно посреди большого города! От автора: ничего этого не было и быть не могло! Ещё от автора: каждое преступление специально описано так, чтобы уважаемая публика могла распутать его одновременно, если даже не раньше, чем сам легендарный дедуктивист Вийт!Предисловие,
или Глава до начала глав, в которой почтенная публика и непревзойдённый сыщик Вийт присматриваются к странностям мира, в котором разворачивается эта история Здесь вроде бы идёт 2025 год, но сложно не заметить, что дамы в этом мире ходят в длинных платьях, господа носят цилиндры, повсюду пыхтят паромобили, в домах и на улицах горят газовые светильники. Вполне можно подумать, что всё происходит в XIX веке. Городовой может схватить за шкирку беспризорника, граф – дать по случаю именин дочери бал, студент – затянуть знакомую барышню на тур гавота. Дедово отношение к жизни годится для внука, а прабабкины рецепты – для стряпни правнучки. И правнучка будет на кухне именно что не готовить, а как раз-таки стряпать! Многие черты далёкого прошлого с течением времени здесь не исчезли, а, наоборот, стали лишь чётче, заметнее, конденсированнее. В этом мире говорят тем же языком, используют те же слова и фразы, что и сто пятьдесят, а то и двести лет назад. Даже имена не изменились, и непривычные нам Анфиры Житеславовичи да Далеборы Ромуальдовичи кажутся вполне обыденными. Как всё началось, известно – изобрели паровые машины ещё в XVII веке, гораздо раньше, чем в нашем мире. И случилось это именно в Володимире, том городе, где несёт свою неусыпную службу бесподобный Вийт. Технический прогресс рванул вперёд. Казалось, этот мир уйдёт от нас далеко вперёд. Этого, однако, не произошло. По какой-то непонятной причине всё остановилось. Нам, жителям электронно-пластикового века, кажется немыслимым, невозможным, чтобы каждый день не появлялись новые изобретения, мир не менялся буквально на глазах, а человек, отключивший в отпуске интернет, не выпадал из жизни. Здесь же ничего подобного и в помине нет! Этот мир с его спокойным, размеренным, предсказуемым на десятилетия вперёд бытием может показаться даже привлекательным, заманчивым. Но разве это жизнь? Изнутри, конечно, почти невозможно заметить, что с человечеством что-то не так. И уж тем более невозможно обеспокоиться столь затянувшимся застоем – обеспокоиться настолько, чтобы заняться расследованием. И всё же однажды, во время игры в местную разновидность конного поло, правда постучалась в двери к легендарному сыщику Вийту.
Вдоль кромки травяного поля, использовавшегося для конного поло, кок-бору и других похожих игр, стояло несколько десятков болельщиков. Они то кричали что-то подбадривающее, то принимались улюлюкать – в зависимости от того, как складывалась ситуация для поддерживаемой ими команды. Восемь наездников – по четыре с каждой стороны – пытались выхватить у противника странный мяч с десятком торчавших в разные стороны метровых отростков, сделать подачу и, в конце концов, поразить ворота соперника. Голы были редкостью, борьба в основном шла в центре поля. Стоял один из тех чудесных вечеров, которыми так отличалось лето в 2025 году. Нападающий команды «фиолетовых» на мгновение остался без внимания противников. Он поднырнул под брюхо своей лошади, завладел мячом, схватив его за один из боковых отростков, пришпорил коня и поскакал к воротам «оранжевых». Все игроки ринулись за ним. Из-под копыт полетела вырванная трава. Болельщики заорали. Мчавшийся за всеми ампир, как назывался в этой игре судья, взглянул на часы, дождался, пока секундная стрелка перескочит к «12», и закричал, осаживая своего жеребца: – Кок-бору! Игроки натянули поводья. Разгорячённые лошади, вынуждаемые наездниками остановиться, закрутились на месте, перебирая копытами, мотая головами, хрипя. Один из жеребцов заржал. – Кок-бору! – повторил судья и резким движением указал руками в противоположные стороны. – Чакка! – Период закончился! – прокричал зрителям боковой ампир. – Перерыв восемь минут! Застигнутый в момент атаки нападющий «фиолетовых» с досадой швырнул на траву мяч с длинными «рогами». Тот, будто гигантский морской ёж с иглами во все стороны, поскакал на них, приседая и подрагивая. «Иглы» вызывающе торчали, приглашая, даже призывая, чтобы кто-нибудь схватил мяч за одну из них и бросил в сторону ворот. Зрители, также недовольные тем, что неумолимый хронометр прервал нападение команды «фиолетовых», зашумели и заулюлюкали. Ампир развёл руками. Мол, что я могу поделать! Игроки обеих команд осознали наконец, что пора отдохнуть, и направили лошадей к краю поля, к ожидавшим их помощникам с горячим подсоленным чаем. Вечерело. Солнце уже достаточно склонилось к горизонту, чтобы бить своими алыми лучами в глаза «фиолетовой» команде. Судья подъехал к нападающему. – Милостивый государь!.. – грозно начал он. – Сыскной надзиратель Департамента полиции барон Ронисла́в Ваку́лович фон Вийт-Лодими́рский – к вашим услугам! – представился провинившийся. Он стянул с головы толстый кожаный шлем с забралом из стальных прутьев и взъерошил слипшиеся от пота волосы. Да, в нападении у «фиолетовых» играл сам Вийт, тот самый Вийт, прославленный сыщик! Он был весьма молод, хоть и не юноша, где-то между двадцатью пятью и тридцатью годами. Утончённый орлиный нос выдавал в нём природное благородство, высокий лоб – острейший ум, гладко бритое лицо – склонность к изящному искусству, а чёрные кудри и чистые карие глаза – те волнения, которые Вийт уже много лет учинял слабому полу. Услышав легендарное имя, судья на мгновение опешил. Но всё же сумел преодолеть замешательство и сурово проговорил: – Ваше высокоблагородие! Сбрасывать соперника с лошади, приподняв его ногу коленом, запрещено! Как бы вы ни прикрывались крупом коня, я всё вижу! Удалю до окончания игры, имейте в виду! Вийт хотел было возразить, но ампир снова нахмурился, и сыщик только махнул рукой. Он соскочил с коня и, ведя его под уздцы, пошёл к стоявшему на краю поля слуге. Того звали Фирс. В казённых бумагах он значился истопником барона, но все знали, что Фирс – не просто истопник, а друг детства и неизменный помощник Вийта. Они даже были на «ты»! Слуга был одного с детективом возраста и, в общем-то, схожей внешности, если не считать более высокого роста, более широких плеч, простонародной курносости, прямых волос, мушки на щеке и аккуратных бакенбард. Истопник протянул сыщику полотенце, и тот, бросив слуге шлем, принялся вытирать лицо. Подбежал кто-то из конюхов и увёл жеребца. Вийт проводил коня взглядом, повернулся к Фирсу. – Ты, я смотрю, ещё и прессу успеваешь читать, – недовольно буркнул детектив, кивая на номер «Пружинок» в руках помощника. – За игрой я слежу, не сомневайся, – пожал плечами Фирс. – Но очевидно же, что вы проиграете! Счёт разгромный! А профессор Бланки́ написал интересную статью! – И ничего мы не проиграем! – возмутился Вийт. – После перерыва команды должны поменять местами, теперь солнце будет светить им в глаза! – дедуктивист стянул через голову фиолетовую накидку. От его льняного спортивного комбинезона валил пар. Истопник протянул хозяину кружку чая. Тот повесил на плечо полотенце и стал мелкими глотками пить. – Бланки нашёл окаменелую черепную кость, на которой видны следы вибрисс[1], – проговорил Фирс, указав на дагеротипный снимок посреди статьи. – А это значит, что ископаемое животное, во всём остальном пресмыкающееся, было покрыто шерстью, – истопник пожал плечами. – Но ты знаешь Бланки, начав с палеонтологических древностей, он сразу же съехал на язвы нынешнего общества. Он пишет, что человечество лет двести назад на полном ходу врезалось в озеро мёда. И это нужно расследовать! Почему бы, мол, нашему захваленному Вийту не заняться этим делом! Дедуктивист хмыкнул. – Такого я ещё не слышал. Он допил чай, отдал кружку помощнику и стал приседать, готовясь к следующему чакку. – «Развитие науки и общества на протяжении всего XVIII века шло с каждым днём всё быстрее, – стал читать Фирс. – Было сделано множество открытий, множество изобретений. Люди начали смотреть на себя и на окружающий мир другими глазами. Казалось, следующее, XIX, столетие станет триумфом прогресса, но внезапно скорость развития резко упала. В XXI веке человек в целом живёт так же, как и двести лет назад. Мы легко могли бы приспособиться к какому-нибудь 1825 году, если бы там оказались, а житель того года – к нашему 2025-му». – И что в этом странного? – буркнул Вийт. Он перешёл к прыжкам на месте. – Так всегда было. Разве человек из 1025 года не смог бы жить в 825? – Да, но разве узнал бы свой мир житель 1825 года, окажись он в 1625? И наоборот? Сыщик пожал плечами и принялся поочерёдно подтягивать колени к груди. – А почему Бланки назвал всё это «озером мёда»? – спросил он. – Из-за того, что ноги вязнут и быстро двигаться невозможно? – Да, – кинул Фирс. – А ещё потому, что жизнь в течение последних двух столетий была на удивление благополучной. После потрясений Великой французской революции и наполеоновских войн цивилизованный мир более не знал разрушительных бунтов и крупных вооружённых конфликтов. Всё тихо и спокойно, как в меду. – Ну, это он преувеличил, – хмыкнул Вийт. – А как же нищие, беспризорники, эпидемии гриппа и чахотки, голодающие, луддиты, анархисты, социалисты, ретроградисты? Вена вон опять отозвала посла из Пруссии! Всего этого Бланки не заметил? А происходящие ежедневно открытия и изобретения!.. Они бы, наверное, продолжали этот разговор, и Вийт, в конце концов, всё-таки заинтересовался бы загадкой, но тут детектив, искавший достойный пример в подкрепление своих слов, не ко времени вспомнил об одном недавнем изобретении: – Ты, например, слышал о зажигалке? Поразительно! Истопник мгновенно поддался очарованию неведомого приспособления и позабыл о человечестве. – А давай!.. – Фирс всем телом обернулся к детективу. – А давай купим себе такую! Прямо с утра завтра заскочим к ювелиру Кейстуту! Если у него нет, то нет ни у кого! – Плачу я, а пользоваться будешь ты? – хмыкнул Вийт. Тут товарищи заметили трёх очаровательных молодых женщин, направлявшихся к ним, и статья Бланки была позабыта окончательно. Дамы по юнге-моде этого сезона были одеты в платья, из-под которых то и дело легкомысленно мелькали туфельки. Да что там туфельки! Если не пожалеть времени и понаблюдать за бунтарками, то можно было заметить даже щиколотки! Женщины перешёптывались и смеялись, загораживаясь от друзей белыми бумажными парасолями. Фирс пригнулся в поклоне. Вийт поспешно стал приводить волосы в порядок, но понял, что ничего не получится, и склонил в приветствии голову. – Ах, барон! Как мужественно вы играете! – воскликнула одна из молодых женщин. – Газеты пишут, что вы вчера едва не погибли в схватке с преступностью! Это было бы так досадно! – Невозможно, госпожа Бук! – галантно улыбнулся сыщик. – Разве мог я обмануть ожидания товарищей по команде! Сегодня ведь важнейшая игра! – Я так и думала! – молодая женщина повернулась к подругам, и те почему-то снова рассмеялись. – Кок-бору! – донёсся с середины поля крик ампира. – Одна минута до начала следующего чакка! Игроки, в центральный круг! Появился конюх, ведя за собой свежего жеребца, не того, на котором Вийт играл в предыдущем периоде. – Простите, милые дамы, – вновь поклонился женщинам дедуктивист. Он подобрал с земли свою фиолетовую накидку и принялся натягивать на себя. – Барон, вы ведь помните о приглашении на завтрашний бал? – поспешно заговорила госпожа Бук. – Мы с мужем будем счастливы вас видеть! С вашим верным помощником, конечно! – Пренепременнейше будем! – кивнул Вийт. Он надел на голову шлем, затянул ремешки, подошёл к коню и легко вскочил в седло. – Пренепременнейше!
Сыщик Вийт и дело о белом сапфире царя Дария,
или Глава 1, в которой холодная логика острейшего ума противостоит жезлу, змее и сосуду с кармической жидкостью. Сыскной надзиратель Вийт оказался втянут в спиритический сеанс, один из тех, которые граничат с преступлением, а может, и являются таковым! На подступах к речной пристани шумел ночной город Володи́мир, прекрасный и блистательный Володимир, Володимир, залитый светом газовых фонарей, охваченный лихорадкой бесчисленных балов, разгорячённый театральными представлениями. Повсюду был пар – гудели паровые экипажи, жужжали паровые подъёмники, стучали паровые телеграфные аппараты, стрекотали паровые афишные тумбы des Colonnes Morris[2]. Пар клубился, струился, растворялся в прозрачном ночном небе. К нему примешивался угольный выхлоп рейсового дирижабля – летательный аппарат товарищества «Лодими́ръ» как раз заходил на посадку на Северный вокзал. От идущей по реке баржи с гиппопотамами веяло свеженарезанными лимонами. Где-то на невидимой отсюда площади Успенского собора под вжики метлы дворника и верещание забытых туристов пел незатейливую песенку о чудесной Фарной улице шарманщик. Сыскной надзиратель Вийт, тяжело опираясь на трость, спустился по уходящим под воду ступеням набережной к реке Луге. Его мужественное лицо всё ещё покрывали многочисленные царапины, оставшиеся после утренней схватки с противниками, о которых детектив предпочитал газетчикам ничего не говорить. Верный помощник Фирс, внешность которого также пострадала, помог сыщику забраться в арендованную лодку. – Ненавижу, когда ты назначаешь дуэли на полночь! – говорил истопник. Детектив пожал плечами. Он был в парадном полицейском мундире, при сабле и шпорах. Правая рука у него висела на перевязи, левую щиколотку защищала толстая белая повязка. – И вообще, зачем ты попадаешься мужьям любовниц! – продолжал Фирс, ловко орудуя вёслами. – А уж если попадаешься, то мог бы по крайней мере научиться парить в воздухе, когда тебя выбрасывают из окон! Не всюду так удачно растут деревья! Подгоняемая сильными гребками лодка стремительно неслась по воде. Её тёмный силуэт летел сквозь вздымавшиеся речные волны, вопреки запретным знамениям на бакенах, наперекор встречному ветерку… Впереди, в лунной дорожке, рос поджидавший её ялик. В нём в нетерпении метался разъярённый артиллерист Бук. – Зачем вы выбрали столь странное место! – вопил он, весь в золотых шнурах и позументах, с начищенными пуговицами, сияющими от ваксы голенищами ботфортов и похожими на роскошные обувные щётки эполетами. – Посреди реки! Неслыханно! – А зачем вы выбрали сабли? – парировал Вийт. – В двадцать первом веке! Что за дикость! – Чтобы осечек не было! – мрачно проскрипел капитан. – Поединок до смертного конца? – Поединок до смертного конца! – отрезал Бук. Лодки поравнялись, соприкоснувшись бортами. Фирс и слуга военного прикрепили их друг к дружке чугунными скобами и принялись расставлять факелы. Из темноты вынырнула ещё одна шлюпка. – Секунданты, господа! – объявил сидевший в ней офицер. – Я штабс-капитан Мамчур! А это городовой Кутюк от барона фон Вийта! – Городовой! Ещё одно оскорбление! – взревел Бук. – Полицейский не может быть оскорблением! – буркнул Ронислав Вакулович. Секунданты, балансируя в неверной лодке, поднялись. – Предлагаю закончить дело миром! – прочитал по бумажке Кутюк. В свете полной луны лицо Бука исказилось, на мгновение превратившись в злобную маску. – Мы отказываемся от примирения! – процитировал свои записи штабс-капитан. О борта лодок с тихим плеском бились волны реки. Из воды медленно поднялась голова карпа. Холодный, расчётливый глаз с пытливым подозрением смотрел на дуэлянтов. Затем рыба столь же неторопливо исчезла в бездонной тьме. Издалека донеслась едва слышимая на таком расстоянии песня извозчиков. Потянуло холодной сыростью. Секунданты выждали ещё несколько томительных мгновений, но противники так и не проронили ни слова. – Что ж… – пожал плечами городовой и повернулся к слугам. – Разжигайте факелы! Фирс и денщик Бука немедленно зачиркали серными палочками. Мамчур вздохнул, подобрал с сиденья дуэльные сабли и вручил их для осмотра противникам. Пока Ронислав Вакулович вертел в руках клинок капитана, Кутюк прошептал: – А Бук-то, оказывается, раньше служил в кавалерии. Фехтовал каждый день. Из сабельных поединков не вылезал… Фирс посмотрел на городового, поднял воротник и наклонился к детективу: – Думаешь, двух уроков, полученных тобой в детстве, хватит? Сыщик хмыкнул. Тем временем капитан Бук закончил осмотр оружия Вийта. – Слишком много украшательств! – презрительно процедил он сквозь зубы. – Смешно! Даже для парада смешно! Уж лучше воспользуйтесь служебной «селёдкой», – он кивнул на саблю, висевшую на боку детектива, – а то, право дело, неудобно перед людьми! – Это родовой клинок дома Вийтов! – возмутился Ронислав Вакулович. Бук злобно расхохотался и поднялся во весь рост. Сыщик последовал его примеру. Стараясь не слишком раскачивать лодки, противники встали в позиции. Вийту для этого понадобилось опереться на трость, которую он, впрочем, сразу же отдал Фирсу. Дуэльную саблю детектив держал в левой руке. Артиллерист, всё ещё кривясь в усмешке, в нервическом нетерпении стал дёргать свой пышный драгунский ус. – Полноте, господин Бук! – улыбнулся детектив. – Разве можно в наше время так относиться к измене жены?! Подумаешь, изменила! Так ведь с достойным представителем древней фамилии, неотразимым мужчиной, знаменитейшим сыщиком! Артиллерист заревел и рванул саблю вверх. – Стойте! – заорал Мамчур, перепрыгивая с риском перевернуть лодки к капитану и бросаясь под его руку. – Без сигнала нельзя! Нельзя! – секундант едва ли не силой заставил Бука сделать шаг назад. – Дождитесь отмашки! – повторил Мамчур. Внимательно посмотрев на своего подопечного и убедившись, что самая мучительная волна ярости отступила, он отпустил артиллериста, достал ещё одну бумажку и стал читать: – Доктор Лафарг предупредил нашу сторону о наложенном на левую лодыжку барона гипсе… – Гипсе! – нервно хохотнул Бук. Его налитые кровью глаза горели ненавистью. – Да, гипсе, – невозмутимо подтвердил Фирс. – По мнению доктора, у этого строительного материала большое будущее в медицине. – …Мы также извещены о том, что противная сторона не в состоянии пользоваться правой рукой, – продолжил Мамчур чтение. – Согласно дуэльному кодексу мы обязаны отложить поединок до полного выздоровления. – Ах, оставьте! – рыкнул капитан, и его лицо исказила злобная гримаса. – Жаль, что прошлой ночью я слишком быстро выбросил господина барона в окно! Слуги не сумели его догнать! Вийт сверкнул глазами. – В отсрочке не нуждаюсь! – произнёс он надменно, и весь мир содрогнулся от его ледяного тона. – Не пора ли начинать? Секунданты переглянулись. – Что ж… – протянул Мамчур с сомнением. Всё ещё колеблясь, он полез обратно в свою лодку. Выпрямился там. Набрал полную грудь воздуха и крикнул что есть мочи: – Изготовьсь! Сабли взмыли вверх. На клинках сверкнули отблески лунного света. Замершие посреди чёрной реки в боевой позиции, освещённые доброй полудюжиной пылающих факелов, дуэлянты казались нереальными, потусторонними фигурами. – Остановитесь! – раздался крик с берега. К гранитному парапету семенил какой-то человек. – Я хроникёр Квитославный из газеты «Чутки́»! Прошу вас, дождитесь дагеротипистов! Вийт и Бук продолжали безотрывно следить друг за другом. – Ночью снимки всё равно не получатся! – выдохнул детектив. Не спуская глаз с артиллериста, он поиграл саблей в левой руке. – Довольно неудобно… – бросил быстрый взгляд на секундантов: – Так начинаем? – Начинайте! – крикнул Мамчур. – Прощай же, коварный искуситель!.. – звериная гримаса исказила лицо капитана Бука. Резким движением он рубанул сверху вниз, явно намереваясь одним махом срубить Вийту голову. Клинки со звоном встретились, и сыщик едва удержался на ногах, столь сильным был этот удар. В рукоятке сабли Ронислава Вакуловича сработал рычаг. Туго сжатые пружины с обеих сторон хлестнули по скрещённым лезвиям, вызвав вибрацию и создав мимолётное, но неожиданное сопротивление обратному движению рук. Оружие артиллериста вырвалось на свободу, пронеслось над головами и плюхнулось в Лугу. Одновременно раздались рёв взбешённого Бука, визг его перепуганного слуги, лишившегося клока пышного чуба, и вскрики изумлённых секундантов. Лишь Фирс сохранил приличествующее случаю спокойствие. – Бесчестно! – орал капитан. – Барон применил какой-то механизм! Я почувствовал! – Дуэль окончена! – отвечал ему Кутюк. – Победа за Вийтом! Мамчур растерянно переводил взгляд с одного на другого. Фирс, всё столь же равнодушный ко всему вокруг, подал сыщику трость. – Позвольте вам помочь, ваше высокоблагородие! – проговорил он, забирая у Ронислава Вакуловича клинок. Истопник взял саблю осторожно, как змею, двумя пальцами, и она, конечно же, немедленно выскользнула из его рук. Холодная пучина реки в одно мгновение поглотила оружие сыщика. Всё тот же подозрительный карп лично проводил его во тьму глубин. – Эй! – заорал капитан Бук. – Ой! – виновато пробормотал Фирс. Лицо его оставалось равнодушным. – Простите! Я покрою убытки! Из жалования платить буду! – Уж изволь! – бросил Вийт. – Он нарочно это сделал! – орал капитан, размахивая руками. – Чтобы мы не могли осмотреть саблю! – Вы осмотрели её до поединка! – решительно возражал Кутюк. Хроникёр на берегу что-то неистово строчил карандашом в блокноте. – Пустите! – рвался в бой офицер, и слуга с трудом его удерживал. – Code d’honneur dans le code pénal[3], – бубнил Кутюк, – раздел четвёртый, параграф седьмой, дуэль считается завершившейся победой того участника поединка, который… У парапета появились ещё две тени. К спинам прибывших были привязаны громоздкие компоненты агрегата для дагеротипирования. Фотографы, ловко орудуя поворотными ключами и молотками, принялись собирать конструкцию. – Гребите сюда! – орал хроникёр. – Дайте интервью! – А действительно, mon ami![4] – повернулся к Фирсу Вийт. Ни радость победы, ни печаль потери любимого клинка не читались на его мужественном лице. – Почему бы нам не поговорить с теми господами?
Паровой экипаж сыскного надзирателя Вийта нёсся по ночному городу. Прохожие и сидевшие под навесами посетители кафе изумлённо глядели ему вслед. Это был новый, едва из мастерской агрегат, собранный буквально несколько дней назад специально для Вийта. Сам дедуктивист на пассажирском диване просматривал почту. – На сегодняшнюю ночь только одно приглашение! – прокричал он Фирсу. – Поэтический вечер у вдовы Квят! – А мы что, хотим поэзии?.. – спросил слуга. – Раз уж ты остался жив, может, лучше?.. Что, по мнению истопника, было лучше, осталось неизвестным, ибо Вийт прервал своего друга и помощника на полуслове: – Там будет таинственнейшая мадам Волошская! Ожидаются массовые драки и громкий скандал! Фирс пожал плечами и резко налёг на рычаг. Паромобиль свернул на широкий бульвар, лишь по счастливой случайности разминулся с упряжной коляской, промчался мимо конного памятника неизвестно кому, вывернул на перекрёстке на поперечную улицу и тут же нырнул в переулок. Фонарь экипажа выхватил из темноты погружённые в сон особняки. Повозка накренилась, едва не чиркнула по стене одного из домов, пролетела через узкое пространство, предназначенное для пеших, и с лязгом спрыгнула на соседний бульвар. Во все стороны из-под колёс сыпанули искры. У ярко освещённого газовыми фонарями особняка Фирс всем телом повис на тормозном шнуре. Экипаж завизжал, встал на передние колёса, будто собираясь перевернуться, но всё же упал обратно на брусчатку и испустил во все стороны обильные клубы пара. – Дом мадам Квят! – отрапортовал Фирс. Вийт, с трудом приходя в себя после гонки, закопошился в поисках трости. Истопник стал спускаться с шофёрского насеста. Тут внимание товарищей привлекли всхлипы, доносившиеся со стороны ближайшего газового фонаря:
…Ты ведь лишь кости и ведро воды!
Ты ведь лишь сотня сокращающихся мышц!
Как же ты умудряешься, мой друг,
Заставлять расширяться мои зрачки!
Твои губы – отверстие пищеварительной трубки!
Твои губы – круговая мышца, обтянутая кожей!
Но как сильно сокращается мой сердечный мускул,
Когда я вновь зачарованно смотрю на них!
Инженер-угледобытчик Кисель выкрикивал свои стихи, закатив глаза и трясясь, будто в трансе: Цекобыли еймо в цеколесни вой-фараоно я бил-уподо бяте, Ныпрекрас тылани и-тво…[7] В зале, которую госпожа Квят отвела под поэтический вечер, было душно. На стенах горели газовые светильники, на столах щедро разбрасывали во все стороны своё сияние свечи, туда-сюда сновали около двадцати визитёров и ещё человек пять прислуги – в общем, распахнутые окна не могли обеспечить нужного количества воздуха. Лукасевич, поэт по призванию, а в служебное время геолог, кивнул на разоравшегося Киселя: – Вот, изволите ли видеть, тоже поэзия! Перестановка слогов и беспардонное воровство! Как не стыдно! Геолог, как это принято у интеллигентов, слегка картавил. – Рад вас видеть, господин утопист, – улыбнулся Вийт. – Вас отпустили под залог? Лукасевич налил себе вина из бутылки, которую носил с собой, и сразу же отхлебнул добрых полбокала. – Сняли все обвинения, Ронислав Вакулович! Хоть митинг и был незаконным, я на нём лишь выступал, я его не организовывал! – Разве призывы к насильственному свержению законной власти больше не наказываются? – Да полноте! – дёрнул головой геолог. – Власть, конечно, должна быть свергнута, причём всепренепременнейше насильственно, однако есть ведь разница между констатацией исторических закономерностей и зовом взяться за булыжники! – А газета? – приподнял бровь Вийт. – Кажется, «Ве́рите?», не так ли? Каждый раз, когда она оказывается у меня в руках, с её страниц сочится кровь, причём голубая! – Газету власти закрыли, – вздохнул поэт и в сердцах допил свой фужер. И тут же наполнил его вновь. Всё из той же бутылки. – Это какое-то особое вино? – не выдержал Вийт, любопытство взяло верх над правилами хорошего тона. – Особое? – переспросил Лукасевич, разглядывая бордовую искрящуюся жидкость в своём бокале. – Да, пожалуй, что особенное. Я, видите ли, принёс его с собой!.. Договорить геолог, однако, не успел. К собеседникам подскочил давешний знакомец Мйончинский. Он так и остался в своей форменной фуражке и теперь бравировал антиобщественным поведением, с вызовом отказываясь снять головной убор, кто бы его к этому ни призывал. – Так вы тот самый сыскной надзиратель Вийт? – воскликнул он, поправляя козырёк. На лице студента отражались разнообразнейшие душевные переживания – от недоверия до радостного преклонения, к которым сыщик был столь привычен. – Гениальный дедуктивист? Naprawdę?[8] Что же вы мне не сказали?! Почему я должен об этом узнавать лишь волею случая? – Позвольте!.. – удивился Ронислав Вакулович, но тут раздались жиденькие аплодисменты. Угледобытчик, кланяясь во все стороны, соскочил с табурета. Мйончинский немедленно бросился к этой импровизированной сцене. Он сумел опередить некоего прыщавого субъекта в мундире инженера, взобрался наверх и начал: Ты ведь лишь кости и ведро воды!.. Увы, насладиться триумфом ему было не суждено. Отверзлись створки двери, колыхнулось пламя в свечах, и на пороге залы появилась мадам Волошская. Всё и вся замерло. В зале более не двигался воздух, не пузырилось шампанское, не раздавались звуки, не дышали люди. Тишина длилась бесконечную секунду. Потом все бросились к великому медиуму. Прославленная пантеистка, оккультистка и спиритуалистка, певица герметических наук, избранница великого духовного родника, сестра братства тибетских махатм, хранительница сокровенных знаний, эксперт сакральной истины, эрудит сверхчувственных сил человека, ясновидица и пророчица пронзила поклонников горящим взором. Её лицо было плотно усыпано белой пудрой, веки и губы зачернены, брови окрашены алой охрой, ноздря проткнута золотым магическим символом. Пышные волосы цвета лазурита поддерживал в виде струящихся от головы лучей особый каркас. Конечно, из золота. На лоб свисала подвеска с огромным сияющим драгоценным камнем. В правой руке оккультистка сжимала жезл из модного ныне алюминия Эрстеда. К скипетру был прикован алюминиевой же цепочкой живой уж. В левой руке находился бокал с чем-то, что на первый взгляд казалось водой или, возможно, водкой, но издавало странный запах, чуждый, отвратительный и пленительный одновременно. Босая кармистка была, конечно, в наряде индуистских саптариш, сочетании обильных тканей, гремящих украшений и духовных орнаментов. Мадам Волошская выбросила вперёд руку с жезлом, мертвенно бледную, обильно украшенную звенящими браслетами. Змея, шипя и извиваясь, распахнула пасть. – Именем Акуры-Мазды, – произнесла пантеистка замогильным голосом, – устами Зороастра желаю вам просветления! Собравшиеся взревели от восторга. – Эта сущность должна уйти отсюда немедленно, – добавила дама, уперев палец, усеянный перстнями, в грудь прыщавого господина. Жезл покачивался на запястье мадам, как маятник. Уж шипел. Юноша хотел было что-то сказать, но сник, попятился и, стеная, покинул залу. – Как я рада вас видеть! – воскликнула госпожа Квят, хозяйка дома. И, склонившись к уху оккультистки, тихо спросила: – Неужели вы знакомы с нашим Федюсей? За что вы его изгнали? – Впервые вижу! – пронзила её огнём своего взора мадам Волошская. – Однако ж его аура не подходит к моим украшениям! Таинственный бокал пророчицы оказался слишком близко от хозяйки дома. Как раз в этот момент, когда та совершала вдох. Госпожа Квят закашлялась. – Что это? – с подозрением спросила она. – Какая-то кармическая жидкость? – Напротив, – ответствовала спиритуалистка. – Сие называется бензол. Субстанция выделена таинственным фармацевтом в подвале старинной аптеки по ту сторону границы. Основой выступила чёрная патока, которой сочится земля на карпатских склонах. Бензол помогает полёту мысли и раскрепощению души. Вот, наполните ваши лёгкие! И мадам Волошская поднесла бокал хозяйке дома прямо под нос. Квят поспешно отступила. – Да, действительно! – пробормотала она. – Не желаете ли послушать наших поэтов? Есть весьма талантливые! – Кто решил, что они талантливы? – голосом, полным ледяной вечности, спросила оккультистка. – Нет, вселенная требует, чтобы я связалась с миром призраков. Нужны охотники для участия в спиритической цепочке. И уединённое место, будьте благонадёжны…
Спустя несколько минут в комнате, примыкавшей к зале, за столом сидели сама мадам Волошская, госпожа Квят, студент Мйончинский, угледобытчик Кисель и геолог Лукасевич со своей бутылкой. На чёрной скатерти перед ними высилась одинокая свеча, тоже чёрная. Иного освещения не было, и в мерцающем отблеске тонкого огонька едва виднелись почтительно выстроившиеся вдоль стен любопытствующие, в их числе и учуявшие запах скандала Вийт и Фирс. Поэтический вечер за стенкой продолжался, пусть и без прежней пылкости. – Для погружения в мир духов я воспользуюсь сильнейшим сакральным раритетом, – говорила спиритуалистка, снимая с головы налобную подвеску. – Перед вами белый сапфир… – О, а я думал, что это бриллиант! – почтительно пролепетал угледобытчик Кисель и нервно отхлебнул шампанского. Геолог Лукасевич хмыкнул и покачал головой. Глаза его безотрывно следили за камнем. – …белый сапфир, некогда принадлежавший царю персов Дарию, – испепелив обоих огненным взглядом, продолжала мадам Волошская. – Усмиритель Египта, Мидии, Парфии и Вавилона, а также завоеватель Инда двадцать шесть веков назад возжелал покорить скифов. Он переправился через Дунай, но сразиться с северными дикарями не смог – их армия будто испарилась! Дарий искал непокорных повсюду, пересёк Днепр и Северский Донец, достиг земель нынешних Харькова и Белгорода, но скифского войска так и не обнаружил. Добычи не было, провианта не хватало, летучие ватаги скифов наносили урон войску, моровое поветрие убивало верных воинов, и правитель гигантской империи, бросив больных, не погасив костры, под покровом ночи скрытно ушёл обратно, – великий герметик обвела пронзительным взглядом сидевших за столом. – Почти достигнув дружественных земель, где-то между нынешними Измаилом и Одессой, персы вдруг наткнулись-таки на войско врага. Армии построились в боевые порядки, но… – мадам Волошская сделала театральную паузу, заодно ловким движением вытащив из золотого крепления камень, – сражение вновь не состоялось. Между рядами воинов пробежал заяц, и скифы бросились за ним. Такое презрение повергло Дария в уныние. Воспользовавшись уже испытанным приёмом, оставив больных и не погасив костров, он той же ночью ушёл во Фракию. В качестве утешения он подарил воинам, брошенным им на милость жестокого неприятеля, этот сапфир, священный камень египетских жрецов… Студент Мйончинский зачаровано смотрел на раритет. Не отдавая себе отчёта в собственных действиях, он отставил в сторону бокал с шампанским и потянулся к камню. Лишь тут он понял, какое святотатство совершил, и сжался в ожидании проклятий. Пророчица, однако, благосклонно звякнула браслетами и вложила сапфир в дрожащую от волнения узкую ладонь юноши. – Как же подобная редкость оказалась у вас? – ошеломлённо воскликнула госпожа Квят, в свою очередь так же повертев сапфир в пальцах. – Последние двенадцать веков сию драгоценность хранили для меня наши болгарские братья, – замогильным голосом ответила мадам. Она стала нагревать в пламени свечи блюдце. – Линия предательства – одна из самых прочных спиритических связей. Царь Дарий, дважды оставивший своих солдат на растерзание скифам, не может не откликнуться на зов этого сапфира! В комнате воцарилась пугающая тишина. Геолог Лукасевич принял из трясущихся рук угледобытчика Киселя драгоценность и благоговейным взглядом посмотрел сквозь неё на пламя свечи. – Чистейшей воды! – прошептал он еле слышно. – Прекраснейший сапфир! Какой большой! Пантеистка одарила его улыбкой, от которой ужас пробежал по спинам всех присутствующих. – Возложите раритет сюда! – произнесла она замогильным голосом, поставив перевёрнутое блюдце в центре стола. – Пусть каждый коснётся края сосуда! Сидевшие за столом, косясь на шевелящегося на скатерти кентавра из змеи и жезла, послушно вытянули подрагивающие пальцы. – Начнём! – выдохнула оккультистка. Она устремила взор на пламя свечи. Лицо её окаменело, превратившись в безжизненную маску. – Дух царя Дария Первого Великого, сына Виштаспа, внука Аршама, приди к нам! Дарий, заклинаю, приди к нам! Вы, духи его современников, призовите великого владыку! Царь Карфагена Ганнон, правитель македонян Аминта, тиран Гелы Клеандр, архонт Гермокреон! Взовите к духу царя персов!.. Что-то неощутимое коснулось находившихся в комнате. Повеяло холодом. Громко зашипела змея. Пламя свечи заколыхалось, потом разгорелось, вспыхнуло ярким светом, оглушительно затрещало и вдруг, будто взорвавшись, разом угасло. Стало совершенно темно. В этой темноте раздался душераздирающий крик. Донеслись звуки шевеления, отодвигаемых стульев, прерывающихся вздохов. – Не разрывайте контакт! – проскрипел далёкий голос пророчицы. – Держите круг! – Огня, молю, огня! – взвизгнула госпожа Квят. Чиркнула серная палочка, высветив Фирса. Все участники сеанса, кроме медиума, стояли на ногах. Лица их искажал страх. Мадам Волошская сидела за столом. Глаза её закатились, руки безвольно повисли, тело повисло на стуле. – Спиритический мост разрушен! – беззвучно прошелестела пантеистка. Фирс повернулся к настенному фонарю и крутанул кран. Зашипел газ, комнату залил желтоватый свет. – Что произошло? – растерянно спросил Кисель. – Кто кричал? – А вы сами разве не испугались? – пролепетал густо покрасневший студент. – Сапфир! – вдруг возопил геолог Лукасевич. – Сапфир! Его указательный палец вытянулся по направлению к блюдцу. Там ничего не было.
– Перекрой дверь! – бросил Вийт Фирсу. В мгновение ока его друг и помощник встал на пороге. Истопник скрестил на груди руки, всем своим видом показывая, что никого не выпустит. Ясновидящая слабо зашевелилась, подняла взор на сыщика и еле слышно прошептала: – Кто вы? Мундир у вас полицейский, но кто вы? – Это Вийт! – поспешно ответила госпожа Квят. – Тот самый! Оккультистка медленно выпрямилась на стуле. – Пойдите вон! – внятно сказала она сыщику. Хозяйка дома всплеснула руками. – Ну а этот-то чем вам не угодил? Глаза мадам Волошской закатились, руки, будто змеи, взмыли в воздух и задвигались, из горла послышалось шипение. Уж шевельнулся и зашипел в ответ. – Он явный самозванец! – выплюнула спиритуалистка. – Смею уверить, я самый настоящий, – стукнул тростью о пол детектив. Он обвёл всех присутствующих внимательным взглядом и спросил: – Пропажа камня – это ведь шутка? Участники спиритического сеанса переглянулись. – Ну, давайте же! – проникновенно произнёс дедуктивист. – Доставайте сапфир, посмеёмся и продолжим! Ответом ему была тишина. – Неужели вы не понимаете! – взвизгнула госпожа Квят, не выдержав напряжения. – Драгоценность похищена! Бесконечную минуту орлиный взор сыщика по очереди цепко впивался в каждого из гостей. – По-видимому, да, – кивнул наконец Вийт, сразу же расслабившись. Он поворотился к мадам Волошской: – Сколько стоит камень? – Ничего и всё! – раскалённый взгляд медиума резанул по сыскному надзирателю. – И всё же, какая-то цена ведь назначена? – Страховая стоимость, – кивнула знаменитая герметистка. – Шесть тысяч, кажется… Присутствующие изумлённо всхлипнули. – Но дело не в этом! – проскрипела пророчица. Она разбросала в стороны руки, запрокинула голову и издала нечеловеческий крик. Потом резко выгнулась, будто ложась змеёй на стол, вперила в Вийта свой пылающий взор и произнесла: – Сей магический раритет невосполним! – Но мадам! – несмело произнёс Кисель. – Зачем нам сыщик? С вами ведь никто в ясновидении не сравнится! Вы уже прозрели сквозь время и пространство? Знаете, где находится камень? Пантеистка закрыла глаза, вползла на стол, едва не опрокинув бокалы, свернулась калачиком и замерла. Воцарилась мертвенная тишина. Никто не шевелился. Вийт, глядя на Фирса, беззвучно щёлкнул себя пальцами по эполетам. Истопник кивнул и выскользнул за дверь. Сие движение не осталось, однако, незамеченным студентом Мйончинским. Юный поэт почему-то покраснел и стал поправлять воротник мундира. – Адам, Дарус ксайяфийя гаксаманишия… – раздался громкий, уверенный, привыкший повелевать мужской голос. Он нёсся из груди оккультистки. – Ч-что это? – заикаясь, пискнул угледобытчик. – К-кажется, древнеперсидский, – откликнулся ошарашенный Мйончинский. – Мы учили эту фразу… «Я, царь Дарий Ахмединский…» Но… но это ведь невозможно! – Див шаад, бай каам… Все посмотрели на студента. – Я больше не знаю! – испуганно сказал тот. – Я ведь не учил этот язык!.. Но… – Мйончинский переводил неуверенный взгляд с одного спиритиста на другого. – Неужели вы думаете, что это… это… сам!.. Медиум лежала без звука, без движения. – Ей, наверное, нужно помочь? – неуверенно прошептал Лукасевич. Никто не сдвинулся с места. Спиритуалистка вдруг вздохнула, открыла глаза и зашевелилась. – Что произошло? – прошептала она. – Как я оказалась на столе? Пророчица сползла на стул, схватила ближайший к ней бокал и сделала жадный глоток. – Это моё шампанское! – пробормотал студент Мйончинский. Ответа ему не было. Вперёд выступила хозяйка дома. – Вы говорили на древнеперсидском, – растерянно сказала она. – Что-то про «Даруса» и «бай каам», – она оглянулась на присутствующих и несмело добавила: – Мужским голосом. Мадам Волошская слабо кивнула. Провела рукой по глазам, отчего на ладони её осталась чернь с век, а на лице через висок пролегла страшная полоса. – Ну всё! – прохрипела герметистка. – Дух царя Дария забрал сапфир обратно себе!
Фирс вернулся с постовым Кутюком, который, исполнив свой долг секунданта, заступил на ночное дежурство. Городовой немедленно занялся досмотром участников спиритического сеанса. – Изволите ли поднять руки над головой?.. – бубнил городовой сиплым, простуженным голосом, то и дело почёсывая щетину. – Отвернуть обшлаги рукавов?.. Показать, что под воротником?.. Разуться?.. И так с каждым гостем. – За пять секунд темноты невозможно спрятать сапфир слишком далеко, – глубокомысленно изрёк Вийт, наблюдая за ним. – Не забудьте про карманы, у кого есть! С дамами проще – они, по счастью, без le décolleté[9]… Впрочем, если не найдём, обыщем всех по-настоящему! Прошедшие досмотр покидали комнату, собираясь в ожидании приказаний следствия в передней. Последней шла мадам Волошская. Она подхватила свой фужер с бензолом и закатила было глаза, готовясь произнести очередное заклинание, но её остановил вызнаватель: – Всё здесь должно остаться нетронутым! – Ещё есть возможность договориться с царём! – возмущённо воскликнула спиритистка. – Без раскрепощения разума – как это сделать?! Непреклонный взгляд дедуктивиста не дрогнул. Оккультистка фыркнула и поставила сосуд обратно. Изрыгая изо рта мантры, извиваясь, кружа, выполняя немыслимые движения руками, под шипение разъярённого ужа, прикованного к жезлу, то и дело взлетавшего к потолку, мадам Волошская присоединилась в передней к остальным. Вышел и городовой – наблюдать. Фирс проводил его взглядом и, едва за постовым закрылась дверь, упал на четвереньки. Подсвечивая себе серными палочками, он пополз по полу, осматривая комнату, ставшую ареной столь немыслимого, мистического происшествия. Сыщик некоторое время следил за моциями друга, потом принялся ощупывать стулья. Ввиду повреждения ноги он более того помочь истопнику не мог. Увы, сапфира нигде не было…
Вийт вызвал для допроса первого подозреваемого – заметно нервничавшего студента Мйончинского. – Вы ведь не можете арестовать дух царя Дария! – воскликнул Ветран Петрович, глядя на сыщика расширившимися зрачками и поправляя пуговицы на мундире. – К чему всё это? – А в протокол что прикажете писать? – миролюбиво ответил Вийт. – Давайте вспомним, как всё происходило. Мадам Волошская сидела вон там, – детектив указал на бокал с бензолом. – Вы находились рядом с ней, здесь, – палец сыскного надзирателя переместился в направлении пустого фужера из-под шампанского. – Вашим соседом с другой стороны был угледобытчик Кисель. Далее сидели госпожа Квят и Лукасевич, – дедуктивист обвёл рукой противоположную сторону стола. – Всё правильно? Там стояла винная бутылка, которую геолог опустошил и теперь бросил за ненадобностью. Фирс взял её в руки и прочёл этикетку: «Вино Мариани». – Не слышал о таком, – пожал плечами истопник. Потом вчитался в мелкий текст. – Ах, это то вино, которое содержит кокаин! – И как это нам поможет? – буркнул Ветран Петрович. Вийт остановился, покивал в задумчивости, почесал затылок. – Так мы действительно далеко не продвинемся… – согласился он. – Необходимо ускорить мыслеварение! – Co?[10] – совсем растерялся Мйончинский. – А давайте потанцуем? – Вийт неожиданно сделал шаг к студенту. Тот инстинктивно отпрыгнул. Недоумённо глянул на равнодушного ко всему Фирса. – Вы с ума сошли! – вскрикнул юноша, вновь поворачиваясь к сыщику. – Вы что, из тех, кто танцует с мужчинами? – А вы? – сделал ответный выпад Ронислав. – Jezus Maria[11], что здесь происходит?! – воскликнул студент, панически оглядываясь во все стороны в поисках путей для бегства. – Выпустите меня! – На вас слишком большая одежда! – вдруг флегматично проговорил Фирс. – У вас тонкий голос и хрупкая фигура. Вы по-разному ведёте себя с мужчинами и женщинами, и эта разница не такова, как у молодых господ. Ваши движения, особенно подсознательные, те, которые не подделаешь, присущи барышням, но не юношам! – У вас большие глаза, прекрасные, как небо! – добавил Вийт, вновь подступая к Ветрану Петровичу. – Чудесная бархатная кожа, будто освещённая собственным солнцем. Без следов растительности, заметьте. И роскошные… – он протянул руку и стянул с Мйончинского фуражку. По плечам студента рассыпались длинные волосы цвета золота, – …и роскошные кудри, лишающие воли любого мужчину! – Matka Boska Częstochowska! – пробормотала разоблачённая девица, заливаясь краской и закрываясь руками. – Сo za wstyd![12] – Итак, мадемуазель?.. – спросил детектив. – Ветрана Петровна Мйончинская, – еле слышно пролепетала мистификаторша. – Это мундир старшего брата. – Неужели родители отпустили вас из дому в таком виде? – О нет! – горячо запротестовала барышня. – Дома никто не знает! Я выбралась через окно… – Ветрана Петровна подняла на Вийта полные слёз глаза. – Теперь вы меня арестуете? – Непристойное поведение на публике, – бесстрастно проговорил Фирс. – Для дела хватит одного только переодевания в мужской наряд! А прогулка в ночное время без сопровождающего? А неприличные стихи? А провокация беспорядков? Если же ещё выяснится, что вы несовершеннолетняя… – Мне семнадцать! – запротестовала девица. И тут же добавила, смутившись: – Через пару месяцев… – Итак, позвольте предложить вам раунд танца, – примирительно сказал Вийт, вновь подступая к барышне. – Ну что за дикая идея! – Ветрана Петровна сделала шаг назад. – Откуда такая одержимость! Вы что, не видите, насколько это нелепо? Мы в чужом доме, куда нас, кстати, звали читать стихи, а не плясать! Я одета мужчиной! Только что произошло нечто невозможное, космическое, лишающее смысла всё приземлённое! Вы вызвали меня на допрос! У вас повреждены нога и рука! Нет оркестра!.. – Мы будем тихонько напевать мелодию друг другу на ухо, – проговорил Ронислав Вакулович. – Вы только представьте себе этот танец в пустой комнате, в полутьме, в тишине, среди призраков и тайн! – Но… – по растерянному лицу девушки побежали тени. – Вы знаете танец, который завёз к нам тот венский композитор? Как его?.. Девушка промолчала. – К сожалению, я не в состоянии предложить вам руку, – продолжал Вийт. – Правая у меня сейчас не двигается, а левой я опираюсь на трость. Положите же ваши ладони мне на плечи сами! Барышня, всё ещё колеблясь, поднесла руки к эполетам детектива. Сыщик стал напевать девушке на ухо. Та знала мотив, и её голос несмело присоединился. Под стук трости Вийта пара закружила по тонущей в полумраке комнате. Юная Мйончинская танцевала столь грациозно, что таланты барона блекли на её фоне. Вийт в парадном мундире и невысокий студент с длинными золотистыми волосами, то и дело взмывавшими в воздух, двигались всё быстрее и быстрее, забывая, кто они, где, зачем здесь находятся. Палка надзирателя стучала, будто жезл тамбурмажора. Сам дедуктивист хромал и иногда кривился от боли, но темпа не снижал. Ветрана Петровна, не удержавшись, рассмеялась. – Это лучший бал в моей жизни! – вскричала она. – Так со мной ещё никто не танцевал! Темнота, пустота, ни одного музыканта – и так весело! Znakomicie! [13] Дедуктивист остро чувствовал каждое прикосновение к себе хрупкого тела, тонул в огромных глазах, растворялся в мелодичном голосе… Они закружили совсем уж быстро, а потом… Потом как-то так получилось, что трость выпала из рук Вийта, и Ветрана Петровна оказалась в его объятиях. Их взгляды встретились, дыхание замерло… – Зачем вы так! – вскрикнула девица, отскакивая. – Как вы посмели! – Она нервно прошлась по комнате, пытаясь совладать с чувствами. Мужской наряд, столь откровенно демонстрировавший обычно скрытую под платьем фигуру, шёл ей просто неимоверно. – Ветрана Петровна… – пробормотал сыщик. Юная графиня остановилась. Их взгляды вновь встретились, и время замерло… Первой пришла в себя барышня. Она, будто избавляясь от наваждения, шевельнулась, встряхнула кудрями и отвернулась. – Пить хочу! – буркнула она. Ветрана Петровна бросилась к столу, схватила свой фужер, но тот был пуст. – Ох уж эта мадам!.. – барышня говорила, но было видно, что этим девушка лишь пытается преодолеть охватившее её смущение. – А к своему бокалу и не притрагивалась! Ни разу не вдохнула этот свой смрад! – Фирс, принеси воды, – буркнул Вийт, который, балансируя на одной ноге, пытался поднять трость с пола. – Подожди, – задумчиво произнёс истопник. – Я вообще не видел, чтобы медиум вдыхала пары бензола ни в зале, ни здесь. А ты? – Нет, – сыскной надзиратель подхватил наконец свою палку. – Она таскала бокал повсюду… Даже пыталась забрать его с собой в переднюю… Нет, ни разу. Фирс приподнял бровь. – Вот как! – хмыкнул Ронислав Вакулович, внимательно посмотрев на помощника. – Что? – растерянно спросила Ветрана Петровна. Сыщик сделал шаг вперёд, замахнулся тростью, будто хотел одним ударом разбить фужер, но передумал и подхватил бокал пальцами. Поднёс к свету. – Странно… – пробормотал сыскной надзиратель. Выглядел он озадаченным. Одним движением Вийт выплеснул содержимое сосуда на чёрную скатерть. Обильная жидкость растеклась по столу и закапала на пол. Резкая вонь ударила в нос. Сапфира в бокале не было… – А в остальных сосудах? – бесстрастно спросил Фирс. Вийт быстро перевернул рюмки. К тяжёлому запаху бензола примешался ещё и спиртовой дух. Камня, однако, не было и там. Мужчины растерянно переглянулись. Юная Мйончинская прыснула. – Может, ещё танец? Вийт обводил взглядом предметы на столе. Поднял чёрную свечу. Повертел её и так, и этак. Даже помял пальцами. – Самодельная, это понятно, – проговорил он. – Много вкраплений жира и глины… – дедуктивист покачал головой. – Такая свеча вообще не может гореть беспрерывно! А значит… – он поднял глаза на истопника. – А значит, её принесли сюда не для того, чтобы она светила, а для того, чтобы она погасла… Фирс задумчиво кивнул. Ронислав Вакулович бросил свечу на стол, повернулся к окну и открыл створку. Живительный ночной воздух потёк в пропитанную бензоловым духом комнату. – Остаётся только одно место, куда за несколько секунд темноты можно было спрятать сапфир, – вдруг сказал истопник. – Ветрана Петровна, уберите волосы под фуражку! Мы выходим.
Мадам Волошская как раз общалась с духами. Её руки двигались в воздухе, глаза были закрыты, изо рта доносился низкий, пугающий звук. Ему вторило шипение обеспокоенной змеи. Квят с благоговением следила за каждым движением герметистки. Угледобытчик Кисель и геолог Лукасевич сидели в разных углах, каждый погружённый в собственные думы. Городовой охранял парадную дверь. – О, Танит и Баал-Хаммон! – вскричала спиритистка, когда Вийт остановился рядом. – О, священный Мелькарт!.. – Это позже! – сказал сыскной надзиратель. – Пока же позвольте ваш жезл! – Невозможно! – возопила мадам Волошская, отскакивая. – Прикосновение непросветлённого уничтожит силу талисмана! Она взмахнула скипетром, будто тот мог развеять детектива в воздухе. Уж оторвал голову от навершия и зашипел. – Что ж, – произнёс сыщик, – мне и отсюда видны и неестественное утолщение тела гадины сразу за головой, и царапина на вашем большом пальце!.. Экзистенциалистка резко спрятала руку с жезлом за спиной. – Я слаба, но мощь моя велика! – воскликнула она. Угледобытчик и геолог поднялись. Вдова с интересом подступила поближе. – Мадам Волошская принесла с собой свечу, которая неизбежно должна была погаснуть, – сказал Вийт, поворачиваясь к присутствующим. – Едва это случилось, она в наступившей темноте затолкала сапфир ужу в глотку. Гадина, с которой поступали столь бесцеремонно, нанесла укус, отсюда и царапина. Ну а утолщение тела змеи – это сам сапфир! Госпожа Квят ахнула. Лукасевич и Кисель переглянулись. – О, Эшмун! – вскричала оккультистка, принимая самые невероятные позы. – Не карай дерзнувших слишком сурово! Сохрани им жизнь, хоть какую!.. Спиритистка двинулась к двери. Городовой испуганно попятился. – Я обвиняю вас в страховом мошенничестве, мадам Волошская, – сказал дедуктивист, положив тяжёлую ладонь на плечо преступницы. – Вы представляете, каким силам бросаете вызов? – с ужасом пролепетала вдова Квят…
Молчаливые гости, стараясь держаться в ночной тени, тихо покидали особняк. В тюремном экипаже сидела мадам Волошская. Она шипела сквозь решётку, произносила на непонятном языке заклинания и простирала к небу закованные в кандалы руки. Вокруг сыскного надзирателя Вийта толпились хроникёры. Их беспокойное мельтешение мешало двум дагеротипистам делать снимок героя. Слуги специально встали с факелами вокруг сыщика, чтобы получше высветить его лицо, однако самый наглый из газетчиков, известный журналист Квитославный, то и дело пытался влезть между ними. Израсходовав не менее трёх пластин, дагеротиписты удовлетворённо отступили. – Господа, благодарю, меня призывают неотложные дела! – тут же воскликнул сыщик, скомкав ответ на очередной вопрос. Опираясь на трость, он взбежал по лестнице и скрылся в доме. В передней рыдала вдова Квят. Угледобытчик Кисель суетился вокруг неё. Геолог-поэт Лукасевич, будто в прострации, сидел на стуле и, не двигаясь, глядел перед собой. Вийт подошёл к женщине и успокаивающе коснулся пальцами её плеча. – Полноте, – сказал он, – всё уже закончилось! Хозяйка дома, всхлипнув, кивнула. Ронислав Вакулович поклонился и направился к заднему выходу. Уже переступая через порог, Вийт пониже надвинул на голову фуражку и прикрыл лицо ладонью. В тёмном переулке, однако, никого не было. Лишь в паровом экипаже ёжился, будто от холода, студент Мйончинский да заканчивал приготовления к отъезду на своём насесте Фирс. В топке ревело пламя. – Не беспокойтесь, графиня, – сказал, устраиваясь в коляске, сыскной надзиратель, – мы поможем вам влезть обратно в окно!.. – Что это? – спросила Ветрана Петровна, указывая на пару позеленевших от времени бронзовых тарелочек. – Я в темноте задела ящичек под ногами, и… – Это кимва́лы! – заулыбался Вийт. – В Древней Греции ими отбивали ритм на танцах… – Экипаж вздрогнул, пыхнул паром и стронулся с места, но сыскной надзиратель не обратил на это никакого внимания. – О, графиня! Не желаете ли как-нибудь взглянуть на мою коллекцию музыкальных инструментов? Там есть весьма редкие и необычные экземпляры… Ветрана Петровна возмущённо хмыкнула и отодвинулась от Вийта.
Вийт протискивался между надгробиями в склепе природных князей Лодимирских. Точнее, в одном из склепов рода. Сыщик немилосердно хромал и тяжело опирался на трость. Теперь, когда его никто не видел, он мог себе позволить на каждом шагу морщиться от боли. Солнечного света, проникавшего через маленькие окна-розетки под потолком, едва хватало, чтобы рассеять сумрак. Надгробия жались друг к другу, приходилось пролезать по узким проходам между ними, стёсывая о камень ткань одежды и оставляя тут и там нитки. Через несколько шагов дедуктивист остановился возле небольшой ниши, стену которой наполовину покрывали вмурованные в неё медные таблички. Он попытался подсветить себе золотой зажигалкой, но та упорно не срабатывала, и Ронислав Вакулович вынужден был воспользоваться серной палочкой. В круге света на табличках проступили имена. Вийт отыскал нужное и замер. Потом спохватился и сорвал с головы цилиндр. Постоял немного, достал платок и неторопливыми, мягкими движениями протёр медь. – Несколько часов назад я издевался над людьми, участвовавшими в спиритическом сеансе, – пробормотал он, – а теперь вот пришёл сюда. – Вийт замолчал. Он спрятал платок. Покрутил в руках цилиндр. – Я ведь отлично понимаю, что говорю с амфорой с прахом, оставшимся после кремирования тела. Там нет тебя. Тебя вообще нет… А я к тому же ещё и совсем тебя не помню… Я даже похорон твоих не помню, хотя, говорят, я сильно на них плакал… Это ужасно, когда человек не помнит собственной матери… Сзади неслышно появилась чёрная тень. Фирс принёс две белые розы. Вийт взял цветы и положил их на полочку в нише. – Иди, иди, – буркнул он слуге. Тот молча исчез. Вийт остался. Он смотрел на медь, тускло отсвечивавшую в сумраке, смотрел на розы, смотрел на незанятую часть ниши, красноречивое напоминание о том, что однажды где-то здесь появится табличка с его собственным именем. – Сегодня ночью я встретил странную девушку, – пробормотал Вийт наконец. – Но это я так… Мало ли девушек я встречаю… Он постоял ещё немного, а потом развернулся и полез по проходам к выходу. Яркий солнечный свет снаружи заставил Вийта щуриться. Фирс ожидал товарища возле соседнего склепа, тоже принадлежавшего природным князьям Лодимирским. Собственно, всё это небольшое, зажатое со всех сторон городом кладбище при древнем Успенском соборе, главном храме Володимира, представляло собой некрополь Лодимирских. В руках Фирс вновь держал ещё две розы. – Это для Мстислава Изяславовича, – сказал истопник. – Раз уж мы здесь. Он ведь в твоём роду был первым, кто назвал себя князем Лодимирским. Пусть это и случилось всего один раз и, возможно, является выдумкой более поздних летописцев. – Я учил историю у того же гувернёра, что и ты, – буркнул Вийт. – Если хочешь, – примирительно отозвался истопник, – я сам положу цветы на его могилу. – Нет-нет, я так я, – вскинул голову дедуктивист. – Он ведь похоронен внутри собора? Пошли! И Вийт стал подниматься к храму.
Сыщик Вийт и дело о средневековой рукописи,
или Глава 2, в которой Вийт возжелал взглянуть на средневековый манускрипт с самыми дорогими в мире миниатюрами и столкнулся с таинственным призраком загородного особняка Набережная Луги, 36. Адрес, известный каждому. Департамент полиции. Место, откуда зоркий глаз державы по-отечески следит за каждым из нас. Это строгое здание, конечно, вызывает трепет у простых обывателей, и так оно и должно быть, но барон Ронислав Вакулович фон Вийт – не обыватель, он – само воплощение полиции, интеллект, способный разгадать любую загадку, сыщик, от которого не ускользнёт ни один преступник, дедуктивист, по пылинке воссоздающий целый мир! Дыхание закона – это и есть Вийт! Вот и сегодня сыщик, поигрывая тростью, уверенно двигался по устеленным скрипучим паркетом коридорам Департамента. Над ним простирался сводчатый потолок, под ним краснела ковровая дорожка, ряды солидных дверей тянулись по обе стороны бесконечного коридора. После полученных несколько недель назад телесных повреждений детектив всё ещё хромал. Несмотря на это, шаг его был авторитетен и твёрд. Не сыскной надзиратель находился внутри главного здания полиции, это главное здание полиции находилось вокруг сыскного надзирателя! – Теперь в Вычислитель! – сверившись с бумагами, сказал Фирс, друг и помощник Вийта. – Они передадут из обработки дела уже сегодня вечером, но ты ведь не пойдёшь завтра на службу! – Я и послезавтра не пойду! – взревел детектив. – Ты же видел мой кабинет – горы бумаг и скрипящие перьями канцеляристы. Удушающий запах делопроизводства! Если я когда-нибудь захочу покончить с собой, просто посижу там часок-другой! – Тогда вниз! – спокойно ответил истопник и, видя, что Вийт, занятый своими мыслями, продолжает идти прямо, схватил его за плечи и развернул к мраморной лестнице. – А я тем временем займусь котлом экипажа! Меня ведь всё равно не пустят! – и Фирс зашагал к выходу.
У запертой стальной двери в конце подземного перехода Вийта встретили двое суровых полицейских, каждый с парой особых пистолей, в которых подача патронов осуществлялась автоматическим вращением специального барабана. В силу столь неслыханного усовершенствования это секретное оружие было способно выпускать до шести пуль за шесть секунд. Дежурный просмотрел бумаги Вийта, вставил сложный ключ во встроенный в стену механизм и принялся вращать огромный обод на двери. Многочисленные медные шестерёнки пришли в движение, издав приятный гул хорошо подогнанного механизма. Один за другим задвигались прутья из нержавеющей стали, поднялись и опустились чугунные противовесы. В стене что-то громко щёлкнуло. Страж с ключом повис на двери всем телом, и створка поддалась. Изнутри выглянул ещё один городовой. Конечно, вооружённый всё теми же скорострельными пистолями. Он смерил Вийта с головы до ног оценивающим взглядом, прочитал протянутые ему документы и нехотя кивнул.
В приёмную Вычислителя, пустую комнату без окон с привинченными к полу стальным столом и стальным же табуретом, зашёл странный человек, обтянутый с головы до пят в кожу. Его рубаха, штаны, сапоги, перчатки – всё было кожаным. Мало того, его голову и лицо покрывал кожаный шлем. Через простые стёкла, вставленные в лицевую часть маски, на сыскного надзирателя взирали покрасневшие глаза с веками без ресниц. Служитель принёс с собой стопку полицейских документов. – Три заключения сверху – ваши! – произнёс он. Его голос, приглушённый шлемом, доносился будто с того света. Каждое движение сопровождалось скрипом кожи. – Мы передали бы их на вашу подпись вечером, но раз уж вы изволили зайти лично… – Изволил! – кивнул Вийт. Человек тщательно закрыл дверь, а потом с видимым облегчением стянул с себя шлем и перчатки. Остановился, растирая гладковыбритое лицо. В мерцающем свете газовых светильников его кожа казалась жёлтой. – Вы не представляете, какое это мучение! – произнёс он. – Смена в перфокартной длится всего десять часов, больше никто не выдерживает, особенно ночью! – служащий теперь принялся тереть выбритый череп. – Однако я крайне рад, что вы зашли! Я хотел сказать лично… – человек замялся. Потом оглянулся на закрытую дверь. – Тот йоухикко, который вы нашли для меня… Я столь безмерно вам благодарен! – Ах, оставьте! – отмахнулся Вийт. – У меня в руках оказалось старинное смычковое кантеле из Финляндии, а у вас в руках когда-нибудь окажется что-нибудь, что интересует меня… Стоит ли об этом! Дедуктивист устроился на табурете, обмакнул в чернильницу казённое стальное перо и взял из стопки верхний документ. Это было аналитическое заключение о ножевой ране, полученной около недели назад дикобразом ресторатора Дубея. Виновного Вийт давно схватил, но бумажная работа по делу всё ещё продолжалась. Сыщик оставил свой уверенный росчерк на надлежащей странице. – Вы задействовали в вычислениях по делу тридцать аршинов шестерёночных реле, – прочёл он. – Давление пара, поданное на них, составляло две атмосферы. Разве этого достаточно для получения точного результата? Служитель усмехнулся. – Сложно предоставить большие вычислительные ресурсы расследованию, в котором уже есть признание преступника, – проговорил он. Сыскной надзиратель пожал плечами и потянулся за следующей бумагой. – Ну а здесь! – пробурчал он. – В деле о замороженном белье госпожи Тодось вы использовали лишь пятьдесят аршинов реле! Заключение ведь идёт в суд! Служитель вздохнул. Открыл рот, собираясь что-то сказать, закрыл, нервно оглянулся. Потом пригнулся к Вийту и, понизив голос, ответил: – Вам, Ронислав Вакулович, я скажу… – он снова оглянулся. – Но это секрет, учтите! У нас позавчера произошёл Необычайный Казус… Мы были на грани отключения машины. Один из моих коллег… – человек сглотнул. – Он… он зашёл в перфокартную без шлема! – Да поди ж ты! – поразился детектив. – И тем не менее! Перфокартная соединена перфокартопроводами непосредственно с Паровой Вычислительной Машиной. Малейшая пылинка, занесённая в залу, соринка, волосок могут попасть прямо на движущиеся части или, ещё хуже, раструбы Вычислителя! И мы об этом даже не узнаем! Машина выдаёт четыреста тысяч пар чисел и около двухсот логических суждений в сутки. Как их проверить? Как убедиться, что механизм работает правильно? Более того, даже если мы наверняка узнаем, что Необычайный Казус произошёл, как мы найдём чешуйку кожи с черепа моего коллеги среди тридцати вёрст шестерёночных передач, ста вёрст труб и сорока миллионов раструбов? Как? – Да, ремонт невозможен, – кивнул сыщик. – Я об этом читал в «Пружинках»… – Ну вот видите! ПВМ работает, пока что-нибудь не произойдёт. А потом машину проще отправить на переплавку. Вы же понимаете, что я не по доброй воле хожу во всём этом! – и странный человек хлопнул себя по кожаным бокам. – Как же разрешился ваш Казус? – спросил Вийт, расписываясь в форме. – Никак, – пожал плечами служитель. – Мы повторно прогнали все вычисления за последние сутки и получили те же результаты. Наверное, обошлось без последствий, но уверенности в этом у нас уже никогда не будет. В общем, уделить должное внимание новым делам мы никак не могли, уж простите!.. Только, ваше высокоблагородие, умоляю, никому ни слова! – Конечно, – пообещал дедуктивист. Он расписался в третьей бумаге и взял из стопки следующее заключение. Этот документ оказался значительно толще предыдущих. Вийт сразу понял, что это отчёт по чужому делу, и хотел вернуть справку на место, но тут его внимание привлекло имя графа Мйончинского на титульной странице. – Что это? – удивлённо спросил Вийт. – Графическая экспертиза для частного лица, – пожал плечами служащий. – Семь суток работы девяти вёрст шестерёночных передач при давлении пара семьдесят атмосфер и температуре триста градусов по шкале шведского астронома Цельсиуса! Заключение сейчас заберёт посыльный…
В ясно-голубом небе сверкало яркое солнце. Лёгкий ветерок сносил дирижабль праздноотдыхающих к облачку волнующихся перепелов. Из парка доносились звуки топора и крики тетерева. Мощные струи воды били из ртов высунувшихся из фонтана золотых чудовищ. Паровой экипаж сыскного надзирателя Вийта притормозил у парадной беломраморной лестницы особняка. Фирс соскочил с нашеста шофёра, подложил под колесо привезённый с собой камень и открыл дверцу пассажирского сиденья. Детектив Вийт, гордо выпрямившись, ступил на землю. Сабля в серебряных ножнах стукнула по его сверкающему в солнечных лучах чёрному сапогу. Звонко звякнули серебряные шпоры. В последнее мгновение левая нога подвела дедуктивиста, и он едва успел опереться на великолепную трость с набалдашником из слоновой кости, однако лицо его и после этого продолжало сиять как ни в чём не бывало. – Ты бы умерил надежды, – буркнул Фирс, глядя на детектива. – Зачем это вдруг графу представлять дочь случайному посетителю? Ронислав Вакулович пожал плечами. – Если не представит сейчас, найдём повод приехать ещё раз! – воскликнул он бодро. К ним ступенька за ступенькой уже спускался одетый в ливрею мажордом, важный, как индюк, наткнувшийся на павлина. – Полицейский чин Вийт к графу Мйончинскому, – с обычной своей невозмутимостью выступил вперёд истопник. – Департамент полиции известил нас по паровому телеграфу, – с холодным достоинством произнёс мажордом. Замер, будто взвешивая каждое слово, и всё же сделал приглашающий жест рукой: – Не желаете ли пройти в галерею? Великолепный старец выверенной неторопливой походкой двинулся к входной двери. Оба гостя шагнули за ним, но строгий человек остановился. Медленно развернулся. Смерил Фирса взглядом бразилианского питона и, не меняя тона, обратился к Вийту: – Предполагается участие… – он замолчал, давая возможность почувствовать, сколь важен его вопрос, – …слуг? – Это мой помощник Татион Ренеевич Фирс, – пробормотал, невольно ощутив себя в чём-то виноватым, Ронислав Вакулович. Мажордом, не меняя выражения лица, слегка поклонился: – Следуйте за мной, господа. Они пересекли обшитую красным деревом переднюю и вошли в крытую веранду, огибавшую здание. Стены здесь плотно, в несколько рядов укрывали картины. На Вийта взирали бесконечные ряды собак, лошадей, детей и единорогов. – Сколько полотен! – восхитился детектив. За столом, в окружении ароматов кофе и коньяка, сидело несколько человек. Вийт и его верный друг сняли форменные фуражки. – Полицейский сыскной надзиратель барон фон Вийт к его превосходительству графу Мйончинскому со служебным документом! – огласил мажордом. И добавил после едва заметной паузы: – В сопровождении помощника! – О, Ронислав Вакулович! – вскочил один из сидевших за столом, круглый мужчина с байроновской причёской вокруг глубокой залысины. Он бросился к детективу и принялся трясти его руку. – Прошу к нам, прошу, князь! – Благодарю, ваше превосходительство, – с чёткостью военного кивнул сыщик. – Увы, я не князь. Будучи младшим из сыновей, я не имею прав на природный титул батюшки. Он потому и даровал мне баронство Вийт. – Да, я слышал, – быстро закивал Мйончинский. – Слышал! Четырнадцать сыновей от трёх браков! Четырнадцать! Что было благом в прежние времена, в двадцать первом веке превратилось в… – он замялся, – …с точки зрения… э-э-э… – тут граф совершенно потерялся, – …наследства, ну вы понимаете… превратилось в… э-э-э… – …ответственность! – подсказала его жена, говорившая с сильным скандинавским акцентом. Она благосклонно улыбнулась Вийту сквозь боа из страусиных перьев: – Но вы вознаграждены талантом, которому нет равных! – она указала на место за столом напротив себя. – Присаживайтесь, барон! Меня, как вы, должно быть, знаете, зовут Герда Эйриковна. Не удивляйтесь этому имени, я родилась в норвежском фюльке Швеции. Один из слуг беззвучно отодвинул стул, и Вийт сел. Перед детективом тут же появилась рюмка чего-то прозрачного, коричневого. – Вы сложная задача для нашей погрязшей в этикете трясины, – проскрипела графиня-мать, прямая, как гвоздь, старуха, высохшая за первые семьдесят лет жизни до состояния, когда дальнейшие годы перестали сказываться на её внешности. Она сидела во главе стола, совершенно не стесняясь пить тот же коньяк, что и мужчины. – С одной стороны, вы потомок наидревнейшего рода, с другой… гм… полицейский! – в тонких пальцах матриарха жил своей жизнью длиннющий янтарный мундштук с дымящейся элегантной сигареткой. – Полицейский, но какой полицейский! – мягко возразила Герда Эйриковна. – Газеты пишут, что вы, барон, гений! – Вряд ли они уточняли в книгах значение этого слова! – скромно потупил взгляд Вийт. Потом, спохватившись, взял заключение Вычислителя у стоявшего за спинкой стула Фирса. – Вот результаты, которые вы ждёте, ваше превосходительство. Вновь из ниоткуда вынырнул мажордом. Вийт положил документ на подставленный серебряный поднос. Строгий человек с достоинством обошёл весь стол и склонился перед графом. – Благодарю, благодарю! – быстро закивал Пётр-Михаил Саулович. Он пробежал глазами первую страницу, пролистал остальные и отбросил бумаги господину средних лет с чёрными волнистыми волосами до плеч: – Как и ожидалось! Подлинник! – Да, но я это говорил и без всех этих шестерёнок, – скривился тот. Просмотрел документ и повернулся к Вийту. – Я Флегий Яросвитович Станимирский, знаток средневековых рукописей. Может, слышали? – мужчина подождал мгновение, но Вийт молчал, и тогда учёный указал на ещё одного господина за столом. – А это Павел Иванович Тарасюк, специалист в области живописи… – …И с-сам немножко художник, – смутившись, закончил фразу тот. Он говорил тихо, шепеляво, тонким голосом, слегка заикаясь. Вийт кивнул. Павел Иванович покраснел, заворочался, достал очки, водрузил их на нос в дополнение к уже сидевшей там паре. Вооружившись этой сложной конструкцией, он несмело, оглядываясь на Станимирского, потянулся к полицейскому заключению. – Сомнений нет даже у бездушной машины!.. – обладатель коллекции оптических линз возил носом по строчкам документа. – Но, барон! – нетерпеливо прервал художника граф. – Ведь есть причина, по которой эти бумаги привёз нам не посыльный, а сыщик! И какой сыщик! – Мне было приятно доставить вам это заключение лично, – поднял бровь Ронислав Вакулович. – Я так и понял… – забормотал граф Мйончинский. – Я так и понял… – он посмотрел на жену и добавил: – Только не говори, что ты говорила! – А я и не собиралась говорить, что я говорила!.. – буркнула та. – Мы послали за манускриптом, – игнорируя сына с невесткой, уверенно проскрипела графиня-мать и перевела свой орлиный взор на Флегия Яросвитовича. В галерее будто наточенная сталь сверкнула. Станимирский содрогнулся, засуетился. – Судя по всему, вы, барон, уже знаете, что речь идёт о старинном манускрипте, – быстро заговорил специалист по средневековым рукописям. – Это пате́рик инока Феоктиста 1226 года в списке 1462 года крилоша́нина Касияна. Утрехтский букинист Ганс Краус договорился о покупке этой уникальной книги за четыре с половиной тысячи… Вийт невольно вздрогнул и уже внимательней посмотрел на господина Станимирского. – Теперь вы понимаете, почему здесь собралась вся семья? – спросила, улыбнувшись, хозяйка дома. – Помимо, конечно, удовольствия приветствовать у себя столь значительного человека! Загадочный манускрипт, полутысячелетняя тайна, столь несоразмерная сумма – конечно, всем интересно! – Да, столько наличности заплатить мало кто готов, – кивнул Флегий Яросвитович, – поэтому Краус и прибыл сюда. Договорённость такова: манускрипт будет принадлежать графу, а букинист на один год получит неограниченный доступ к рукописи для её изучения. Честь публикации будет разделена поровну. Голландец предоставил оригинал договора с владельцем и письменные заключения лучших европейских специалистов – всё перепроверено нами по паровому телеграфу!..
В галерею вошёл высокий сухопарый мужчина образцовой утрехт-ской наружности. Это, конечно, был сам букинист Ганс Краус. В руках голландец нёс огромный фолиант, на вид старинный. За иноземцем следовали Адам-Каетан Петрович, наследник графа, высокий тощий юноша в прыщах, и златокудрая Ветрана Петровна, младшая из Мйончинских. Дыхание Вийта дало сбой. До сего дня дедуктивист видел девушку лишь один раз, да и то при странных обстоятельствах, в мужском наряде. Теперь же, в женском платье, она казалась чудом! Вийт, не в силах оторвать взгляд от молодой графини, медленно поднялся со стула. Барышня засмущалась. На её щеках проступил румянец. Девица сделала шаг назад и спряталась за спиной голландца. – Меня не обманули, действительно Вийт! Вы похожи на ваши дагеротипные портреты в газетах! – воскликнул молодой Мйончинский, с товарищеской грубоватостью хлопнув сыскного надзирателя по плечу. – Я Адам-Каетан Петрович Мйончинский. Наслышан о вашей последней дуэли, барон! – наследник без лишних церемоний упал на стул рядом с дедуктивистом и схватил оказавшуюся перед ним рюмку с коричневым напитком. – На саблях, и вы победили! И кого! Опытнейшего фехтовальщика! Однако ж капитан Бук рассказывает об этом поединке нечто несусветное!.. – Дуэль из-за любовницы? – с врождённой тактичностью деликатно спросила графиня-мать. По наклону мундштука в её пальцах было видно, что она и так знает, из-за чего была дуэль. – С Адамом-Каетаном вы уже познакомились, барон! – поспешно вмешалась Герда Эйриковна. – А это… – женщина повернулась к девице, – это наша дочь Ветрана…
Свершилось! Ронислав Вакулович был-таки представлен барышне! Невольная улыбка осветила мужественное лицо Вийта. Детектив сделал шаг вперёд, склонился, ловко подхватил руку Ветраны Петровны и куртуазно поцеловал воздух в вершке от бледных тонких пальцев. – Ах, барон! – воскликнула Ветрана Петровна, и лицо её покраснело ещё больше. Девушка поспешно отошла к дальнему концу стола и чинно опустилась на стул. – А это господин Ганс Христина… э-э-э… Зефир Мармозетка… – начал представлять иноземца хозяин дома, но споткнулся, осознав, что не помнит имени голландца. – Ганс Христиан Вернер Брункальд Флуод Заальфельд Рудольф Мнемозистент Краус, – пришёл ему на помощь букинист. Говорил он с акцентом. – Из древнего рода Герульфингов Авенского дома, – голландец с истинно европейской утончённостью склонил голову. – К вашим услугам! Вийт по-военному кивнул в ответ. – Патерик, – добавил господин Краус. Рядом с сыщиком на стол легла огромная, длиной в полтора аршина, книга. Сыскной надзиратель вновь кивнул, сделал шаг к своему месту, намереваясь сесть, но… Да что же это такое! Голландец прошёл к дальнему концу стола и устроился там рядом с Ветраной Петровной! Соприкоснувшись с ней платьем! Вийт оторопел. ...
Все права на текст принадлежат автору: Эд Данилюк.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.