В. Герасимов СКВОЗЬ ПЛАСТЫ ВРЕМЕНИ Очерки о прошлом города Иванова

Вместо предисловия

Богата история нашего города! С малых лет впитывал я рассказы родных и близких о героической борьбе иваново-вознесенских рабочих за свои права.

Сколько знали старожилы былей и легенд об ивановской старине, о диких нравах текстильных фабрикантов!

В годы журналистской работы захотелось обо всем, услышанном в детские и юношеские годы, узнать подробнее. Так были написаны очерки о прошлом Иванова, его местечек, площадей, улиц и переулков, о происхождении их названий. Эти очерки в течение ряда лет печатались в областной газете «Рабочий край». Именно они — переработанные, дополненные, уточненные — легли в основу книги, которую вы держите в руках.

Было бы неверно видеть в ней систематизированное изложение истории нашего областного центра или путеводитель по его достопримечательностям. В книгу вошли очерки лишь о некоторых, в основном наиболее древних частях города, о том, какую роль в его развитии сыграли водные источники — река Уводь и ручьи. За рамками книги осталось многое, например, целиком Вознесенский Посад, хотя о нем можно было поведать тоже немало любопытного.

Тем не менее искренне надеюсь, что и в нынешнем ее составе книга будет полезна для каждого, кто интересуется прошлым родины первого Совета.

Выражаю глубокую признательность всем, кто помог мне в подготовке очерков советами, консультацией, сообщением новых сведений. Столь же сердечно буду благодарен читателям за любые замечания, уточнения, дополнения к книге.

АВТОР

Стал славен безвестный Иван

«Первое упоминание о селе Иванове встречается в 1561 году». Так, или примерно так, говорится во множестве книг, посвященных нашему городу. Часто авторы к сказанному добавляют, что именно в том году царь Иван Грозный «пожаловал» село своей родне — князьям Темрюковичам-Черкасским.

Вроде бы все ясно, и спорить тут не о чем. Тем более, что хорошо известен источник этих сведений — книга историка В. Борисова «Описание города Шуи и его окрестностей», увидевшая свет в 1851 году в Москве.

Однако не столь давно краеведы Ю. Глебов и Т. Лешуков^[1] усомнились в правильности утверждения историка. И выяснили, что оно, по сути дела, голословно. Документ о «пожаловании» села не был опубликован ни тогда, ни позднее. И вообще неизвестно, существовал ли он.

Вот почему, как это ни огорчительно, следует все же признать, что первые, действительно достоверные, сведения о селе относятся к более позднему времени — началу XVII века, ко времени крестьянской войны и польско-шведской интервенции.

К сожалению, ни в одном из сохранившихся до наших дней документов о первых веках существования села нет и намека на то, когда, кем и при каких обстоятельствах оно было основано, откуда получило свое название. Возможно, авторов документов это совсем не интересовало. Но возможно также, что обстоятельства, при которых возникло селение, были столь обыденны, столь общеизвестны, что о них и упоминать не стоило.

Интерес к происхождению названия села возник только в середине прошлого века. Возник не случайно. Ведь современники столкнулись с настоящим феноменом: рядовое русское селение, расположенное на несудоходной реке, вдали от важнейших торговых путей, стало одним из крупнейших промышленных центров России. Как свидетельствует исторический опыт, господствующие классы и их прислужники всегда стремились использовать подобные явления в своих целях. Они объясняли феномен «божьим предопределением», связывали его с именами «святых», исторических личностей, коронованных и владетельных особ и т. п.

Так произошло и в данном случае. Начало положил все тот же В. Борисов и в той же книге — «Описание города Шуи и его окрестностей». Он сообщил о предании, согласно которому село получило свое название от существовавшей здесь древней деревянной часовни, а позднее церкви «во имя святого Иоанна Предтечи».

Но следом автор дал и другое объяснение: название пошло от существовавшего в селе при Крестовоздвиженской церкви придела «во имя святого Иоанна Богослова». Ни одной из этих версий автор не отдал предпочтения, ни одну не подкрепил фактами.

Рассмотрим сначала первую из них.

Документальных данных о существовании древней часовни Иоанна Предтечи не найдено. Но церковь такая была. Больше того, она существует и поныне. Это хорошо известный ивановцам памятник архитектуры XVII века — деревянная Успенская церковь в Минееве. Первоначально она находилась в Покровском монастыре (на месте Дворца искусств), затем была перенесена на Успенское кладбище (в конце нынешней улицы Смирнова), а уже оттуда — на кладбище в Минеево.

И все же нет никаких оснований считать, что село получило имя по этой церкви или часовне. Ведь монастырь со слободкой находился в стороне от села и слился с ним только в XVII веке. В течение долгого времени это были совершенно самостоятельные поселения.

Историк и краевед, ключарь Суздальского собора Анания Федоров оставил рукопись, относящуюся к середине XVIII века. В ней содержится географическое, экономическое и этнографическое описание Суздальской епархии. Сообразно положению священнослужителя, Федоров отметил все, что так или иначе связано с церковью. Он не забыл упомянуть даже те храмы и монастыри, от которых, по выражению автора, и «следа не осталось». В немногих строчках, посвященных селу Иванову, он указал его местонахождение, занятия жителей, сообщил, что они «полотна знатные сострояют», упомянул Покровский монастырь, но и словом не обмолвился о том, что село названо в честь какого-то святого. А ведь это ему вроде бы «по чину» было положено.

Есть и другие соображения против «церковной» версии, о некоторых из них будет сказано ниже.

Видимо, все это и принял во внимание ивановский фабрикант Я. Гарелин, когда, спустя тридцать с лишним лет после В. Борисова, вернулся к тому же вопросу в своей книге «Город Иваново-Вознесенск или бывшее село Иваново и Вознесенский Посад». Он отбросил версию о часовне и церкви Иоанна Предтечи, даже не упомянул о ней, зато воспользовался другим соображением своего предшественника. Он писал: «Название свое Иваново получило, как говорят, по церкви Иоанна Богослова, которая была здесь. Действительно, и теперь существует при Воздвиженской церкви придел во имя Иоанна Богослова, и в старину весьма распространено было обыкновение давать селам названия по существующим в них церквам».

Итак, Борисов писал о приделе Ионна Богослова, Гарелин — уже о церкви его имени. Разберемся внимательнее и в этих версиях.

На том самом месте, где сейчас находится памятник Борцам революции, издавна стояла церковь, сначала деревянная, а с конца XVII века — кирпичная. Полное ее наименование — «Церковь воздвижения честного креста господя с престолом Иоанна Богослова». Но чаще ее называли Крестовоздвиженской или просто Воздвиженской. Слово «придел» означало, что у церкви имелась пристройка, в которой стоял дополнительный алтарь (престол).

Известны селения, названные по возведенной там церкви (например, город Покров Владимирской области). Но чтобы дать имя селу по пристройке, по второстепенному алтарю… Такой случай, если он действительно имел место, можно отнести к числу редчайших, вызванных какими-то необычайными обстоятельствами, о которых, однако, нам ничего не известно.

Это, очевидно, и учел Я. Гарелин, сославшись, как на источник названия села, уже не на придел, а на церковь, подкрепив свой тезис ссылкой на то, что в старину таково было «распространенное обыкновение». Но так ли это?

Раскрываю изданный в 1955 году справочник «Ивановская область», где перечислены все ее населенные пункты. Итак, Тейковский район. Какие же в нем значатся села? Крапивново, Морозове, Богатырево, Елховка, Зернилово, Шумилово… Все чисто русские, народные названия. Правда, есть село и с языческо-мерянским именем — Сахтыш, есть с татарским — Якшино. А вот и с «церковным» — Золотниковская Пустынь. Одно на весь район.

Беру область в целом. В ней значатся: единственное Рождествено, два — Богородских, три — Церковных, несколько больше — Воскресенских. Как видим, совсем не густо. Менее одного процента от общего числа селений. К тому же это в основном не села, а деревни, где не было церквей.

Если взять более давние, дореволюционные списки, то цифра, конечно, изменится, поскольку в советское время некоторые селения были переименованы. Но изменится весьма незначительно, не настолько, чтобы поколебать главный вывод, который напрашивается сам собой: утверждение Я. П. Гарелина несостоятельно. «Церковные» названия сел были не «весьма распространенным обыкновением», а скорее исключением.

Известный ивановский краевед И. Власов в начале нашего века потратил немало времени на изучение первоначальной истории села. Он просмотрел десятки первоисточников, обширную литературу. Итогом этой работы стала обстоятельная статья «Село Иваново до 1700 года», опубликованная уже в советское время в «Иваново-Вознесенском губернском ежегоднике» (1921 год). Касаясь происхождения названия села, автор повторил то, что сказал до него Я. Гарелин. Возможно, сделал он это «по инерции», так как не привел в подтверждение никаких новых фактов. Более того, само содержание статьи доказывало как раз нечто противоположное.

И. Власов писал, что одним из древнейших селений нашего края является Кохма. Об этом свидетельствует мерянское^[2] название. Со временем возле Кохмы возникли тяготеющие к ней деревни, сельцо (не село!) на ручье Поток. Называлось оно Иваново-Кохма. Вторая часть названия говорила о принадлежности селения к Кохомской волости.

Постепенно развиваясь, сельцо в свою очередь обзавелось собственными деревнями, став центром феодальной вотчины. Дополняя И. Власова, укажем: только тогда сложились условия для образования нового церковного прихода. Ведь православная церковь была организацией не только идеологической, но и экономической. Чтобы построить культовое здание и создать приход, необходимо было иметь достаточное число прихожан, которые были бы в состоянии содержать храм и причт, да еще приносить епархии доход.

Тысячи селений Центра Европейской части России проделали этот путь: от сельца — группы крестьянских дворов без церкви — к селу — обстроенному и заселенному крестьянами месту, в коем есть церковь (В. Даль).

Утверждать при подобных обстоятельствах, что село Иваново было наименовано по возведенной там церкви, едва ли можно. Это значило бы, что селение, до появления прихода, носило в течение долгого времени какое-то иное название. Но даже малейших следов его мы не обнаруживаем.

Не может не удивлять безразличное, чтобы не сказать более, отношение духовенства к якобы «церковному» происхождению названия села. Известно, что в прошлом, когда то или иное селение получало религиозное наименование, церковь, блюдя свои интересы, стремилась увековечить его. Для этого учреждались престольные праздники, служились торжественные литургии, проводились крестные ходы и прочие религиозные церемонии. Ничего подобного в прошлом Иваново-Вознесенска не наблюдалось. До революции главным здесь был религиозный праздник «иконы Казанской божьей матери», а не какого-либо Иоанна.

Не значит ли все это, что церковь, располагая некогда большими архивами, лучше других знала действительное положение дел и потому вовсе не была склонна увековечить под именем Иоанна Предтечи или Иоанна Богослова память о простом мужике-хлебопашце Иване, основавшем селение? И не в противовес ли «мужицкому» Иванову к его названию, при образовании города, была добавлена вторая, действительно «церковная», часть — «Вознесенск»?

Вообще создается впечатление, что православная церковь своими действиями как бы открещивалась от предположения, что село носит «церковное» имя. Она переименовала храмы, некогда воздвигнутые в честь библейских Иоаннов, и даже выдвинула собственную «теорию» о происхождении названия села.

В 1916 году протоиерей Покровского собора Д. Сперанский в брошюре, посвященной истории храма, писал, ссылаясь опять-таки на устное предание, что село назвали Ивановом князья Черкасские. И сделали они это будто бы в знак благодарности царю Ивану Грозному, который пожаловал им данную вотчину.

Но это опять-таки значило бы, что село имело прежде какое-то иное название. Выше уже говорилось, что ни малейших сведений на этот счет нет. Так что принимать всерьез слова протоиерея не приходится. Так же, как и версию о том, что село названо по имени князя Ивана Шуйского, который владел им некоторое время в начале XVII века.

Казалось бы, при критической оценке версий, опирающихся только на предания, нигде прежде не зафиксированные, ничем не подкрепленные, следовало решительно от них отказаться. Но велика сила инерции! Кое-кто и в наши дни продолжает брать их на веру, пытается гальванизировать, пусть даже с оговорками, несостоятельную версию о том, что название города произошло от одной из его церквей. Так, М. Горбаневский и В. Дукельский, авторы книги «По городам и весям „Золотого кольца“» (Москва, 1983 г., стр. 115―116), всерьез пишут, что об этой гипотезе «стоит подумать».

Иногда, в качестве «доказательства», авторы ссылаются на «могущество» церкви в средние века. Ей, дескать, все было нипочем. Захотела — и назвала селение, как ей заблагорассудилось.

Но подобное утверждение, как свидетельствуют факты, весьма спорно. По крайней мере, в той его части, которая касается села Иванова. Да, при феодальном строе, который господствовал в России на протяжении тысячи лет, с IX по XIX век, православная церковь была могущественна. Но отнюдь не беспредельно. Это могущество ей приходилось добывать в непрерывной и нелегкой борьбе с давними, языческих времен, традициями русского народа, с народными освободительными движениями, короче говоря, со всеми видами оппозиции. В этой борьбе церковь далеко не всегда выходила победительницей. Порой она была вынуждена «не замечать» тех или иных неугодных ей явлений в народной жизни или как-то приспосабливать их к своей доктрине, порой шла на компромиссы, а то и терпела поражение.

Вспомним: в XVII―XIX веках Иваново было одним из центров старообрядческой оппозиции официальной церкви, средоточием беглых попов, «лжеучителей» и прочих «еретиков». Именно из тех времен до нас дошла образная фраза о том, что «ивановцы в вере христовой аки лист древесный колеблются». Тот же Гарелин писал, как очевидец, что и в середине XIX века в Иванове «официальная церковь не имела никакого влияния на жителей».

Сказанное имеет самое непосредственное отношение и к топонимике. Так, когда в Кохме был построен храм «во имя рождества Христова», по настоянию духовенства селение стало именоваться «Кохма-Рождествено». Но это двойное название так и не закрепилось.

Другой пример. Вплоть до XIX века в селе Иванове не было ни одной площади, ни одной улицы, ни одного переулка, названного по имени какого-нибудь «святого», «угодника», христианского праздника. Не парадоксально ли это для селения с библейским будто бы названием и «могущественным» духовенством?

В наши дни среди ученых и краеведов все более крепнет убеждение, что имя селу дал его первооснователь — безвестный крестьянин по имени Иван. Для такого предположения есть веские основания.

Советский ученый-лингвист и литератор Л. В. Успенский писал в шестидесятых годах: «Заимствованное это имя, как в русском языке, так и в других европейских, необыкновенно привилось и, приобретя звуковое обличье, очень далекое от первоисточника, стало повсюду одним из любимых имен, превратившись… в типично русское Иван, типично французское Жан, типично английское Джон. Любопытно, что во многих странах носитель этого имени стал характерным народным типом: у нас — Иванушка (и „русский Иван“ — в устах иностранцев); у французов — Жан, Жанно; у англичан — Джон Буль — чисто национальные образы».

Именно типичность, широчайшая распространенность имени Иван послужили причиной того, что уже в XVI веке в окрестностях одной только Шуи насчитывалось 15 сел и деревень, называвшихся Иваново. Даже теперь, после упразднения многих бесперспективных селений, в Ивановской области насчитывается более 30 населенных пунктов, в основе названий которых то же имя. В стране счет таким селениям может идти на сотни и тысячи. Трудно предположить, что даже отдельные из них были названы некогда в честь «святых», царей или бояр — ведь такое селение сразу бы «затерялось» среди множества своих «мужицких» тезок.

Так что ивановцы могут справедливо гордиться не только тем, что их город является родиной первого Совета, местом, где рождаются прославленные ситцы, но и тем, что он имеет истинно народную родословную, начало которой положил простой русский труженик, крестьянин-землепашец по имени Иван.

Голос улиц и площадей

Имени Революции

Вскоре после Великой Отечественной войны мне довелось участвовать в закладке одного нового города. Ударами топоров по хилым березкам люди расширили поляну в лесу. Посредине ее вбили колышек с фанеркой. Углем из костра написали на ней название, предложенное кем-то из присутствующих, и дату. Потом поставили первую парусиновую палатку.

В советское время подобным образом появились на свет десятки крупных промышленных центров, составляющих ныне славу нашего отечества. А как возникали города в старину?

Русские летописи сообщают нам о времени закладки лишь малой части из них, в основном крепостей. Мы точно знаем, например, когда были основаны Юрьевец и Плес. Но что нам известно о первопоселенцах, скажем, древней Шуи или не менее древней Кинешмы? Города эти появились тихо, незаметно, не выправляя метрик о рождении.

Только наивный фантазер может надеяться, что когда-нибудь отыщутся документы о постройке первых домов, положивших начало селу, а затем и городу Иванову. И все же, невзирая на скудость вещественных доказательств, историки и краеведы с редким единодушием утверждают: село возникло на том самом месте, где сейчас находится площадь Революции. Именно здесь, на крутом левом берегу урочища Кокуй, были срублены из могучих сосен первые крестьянские избы.

Так образовалось ядро поселения. Со временем среди крестьянских усадеб были возведены судная (приказная) изба и деревянная церковь. Они находились друг против друга. Свободное пространство между ними, кстати, весьма небольшое, стало первой в селе площадью, его своеобразным общественным центром.

Шумел сход, свистел кнут…

Первоначально площадь была местом сельских сходов, на которых объявлялись «повеления» владельца села, то ли князя Черкасского, то ли графа Шереметева, творился суд, решались мирские дела. Зимой крестьяне собирались в судной избе.

«Сущность дела при приглашении на сходы не объявлялась, да и самые вопросы ставились по желанию выборного (в его руках находилась судебная и административная власть) или управляющего, — писал Я. Гарелин. — Богатые крестьяне или, по местному выражению, первостатейные и добросовестные (выборные по разным отраслям хозяйства) сидели около выборного за столом, а остальные все стояли не только в комнате, где было собрание, но и в сенях и даже на улице, так как судная изба была небольшая; предложения о разборе дел читались старшим земским (секретарем) или объявлялись выборным словесным. Сбора голосов не было, а почти постоянно по совету добросовестных и первостатейных дела решались согласием прочих, посредством крика голытьбы: „согласны!“

Здесь же, на площади, приводились в исполнение приговоры о телесных наказаниях. Чаще всего провинившегося стегали розгами. В серьезных случаях в ход пускали кнут. Тогда на площадь собирали всех жителей села — в назидание. Кнутом был наказан, в частности, крестьянин Дмитрий Икрянистов, обвиненный в 1776 году в поджоге. Двадцать пять ударов кнута, с последующей ссылкой на каторжные работы, получил в 1818 году крестьянин И. Нечунаев „за ругательство над крестом“».

Судная изба

Она находилась на том самом месте, где теперь трамвайные пути поворачивают с проспекта Ленина к улице 10 Августа. До нас дошло подробное ее описание. Построили избу из могучих бревен — в семь-двенадцать вершков толщины (от 31 до 52 сантиметров). Доски для пола и потолка не пилили, а тесали топором.

В первом этаже помещался архив, где хранились разного рода дела по управлению вотчиной, и так называемая «черная», иначе говоря — арестантская. Второй этаж был отведен для собственно приказа. Он состоял из двух комнат и сеней. В первой комнате — судейской — проходили заседания членов управления. Здесь вершили суд над крестьянами, налагали штрафы, взимали оброки и недоимки. Во второй комнате, сборной, помещались канцеляристы. Здесь же ожидали решения своих дел просители.

Во время больших пожаров, то и дело случавшихся в селе, приказная изба неоднократно сгорала. Но всякий раз ее восстанавливали в первоначальном виде. Правда, не на самом пепелище, а чуть в стороне. ...