Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Сочинения
Источник знания
Предисловие
Преподобнейшему и богопочтенному отцу Косьме, святейшему епископу Майюмы Иоанн монах
Сознавая ограниченность своего разума и неискусство своего языка, я, о блаженные, не решался, подобно какому–нибудь гордецу и смельчаку, взяться за то, что превышает мои силы, и отважиться на невозможное, ибо я вижу опасность, угрожающую тем, кто дерзает на что–либо подобное. Если божественный этот Моисей, законодатель, отрешившийся от всякого человеческого зрелища, оставивший треволнения жизни, освободившийся от всяких вещественных проявлений, очистивший духовное зрение и через то сделавшийся способным созерцать Бога; если удостоившийся видеть человеколюбивое нисхождение к нам Бога Слова и Его сверхъестественное воплощение — в купине и невещественном огне, которым горел и пламенел терновник, но так, что, воспринимая блеск огня, не сожигался, не уничтожался им и не лишался свойственной ему природы; если тот, кто был первым посвящен в имя сущего — и подлинно сущего превыше всякой сущности, — получивший от Бога предстательство своих соплеменников, называл себя гугнивым и косноязычным (Исх. 1:10) и поэтому не могущим послужить божественной воле, объявить ее [всенародно] и стать посредником между Богом и человеком, то как же я, запятнанный всяким видом греха, носящий в самом себе многомятежную бурю помыслов, не очистив своего ума и рассудка, чтобы стать зеркалом Бога и Божественных явлений, не владеющий словом, которое в достаточной степени могло бы выразить мои мысли, — как же я стану говорить о Божественном и неизреченном, превосходящем постижение всякой разумной твари? Размышляя об этом, я не решался [приступить] к слову и боялся порученного, чтобы, правду сказать, не подвергнуться двоякому осмеянию — за невежество, а вместе с тем, что всего тяжелее, за безумие, ибо вина невежества еще простительна, если она не от нерадения происходит. Но при невежестве воображать, что имеешь знание, это тяжелая вина, которая заслуживает порицания, недостойна никакого снисхождения и является признаком гораздо большего, чтобы не сказать, самого крайнего невежества. Но так как плод преслушания — смерть, тогда как смиренный и послушный подражатель Христов восходит на высоту и приобретает от Бога световодящую благодать и, отверзая уста, исполняется духа, очищает сердце, просветляет разум и получает слово в открытии уст своих (Еф. 6:19), не заботясь о том, что скажет, являясь органом говорящего через него Духа, — то, повинуясь Христу, Который священноначальствует в вашем лице, подчиняюсь повелению и открываю уста, надеясь, что силою ваших молитв они исполнятся духа и я изреку слова, которые будут не плодом моего разума, но плодом Духа, просвещающего слепцов, принимая то, что Он даст, и именно это излагая. И прежде всего я предложу то, что есть самого лучшего у эллинских мудрецов, зная, что если есть что–либо благое у них, то оно даровано людям свыше от Бога. Ибо всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит от Отца светов (Иак. 1:17). Если же что противно истине, то это — темное изобретение сатанинского заблуждения и измышление злополучного разума, как сказал великий в богословии Григорий. Посему, подражая образу пчелы, я воспользуюсь тем, что близко к истине, и от самих врагов получу плод — спасение; напротив, отвергну все, что негодно и заключает в себе лжеименное знание. Затем я изложу приверженные этому вздорные учения богоненавистных ересей, чтобы, познав ложь, мы крепче держались истины. После этого с помощью Бога и его благодати раскрою истину, губительницу заблуждения и прогонительницу лжи, изукрашенную и убранную, словно некоей золотой отделкой, словами богодухновенных пророков, богонаученных рыбарей и богоносных пастырей и учителей. Слава этой истины, изнутри сияя, просвещает своими лучами тех, кто подходит к ней с должным очищением, отрешившись от суетных помыслов. Своего же, как я сказал, я не скажу ничего, а, по возможности совокупив воедино добытое трудами наиболее надежных учителей, кратко изложу это, во всем следуя вашему повелению. Но я прошу вас, богочтимые, быть снисходительными ко мне, повинующемуся вашим предписаниям, и, принимая от меня послушание, воздать мне помощью ваших молитв.I. Философские главы
Глава I. О познании. Нет ничего более ценного, чем познание, ибо познание есть свет разумной души. Наоборот, незнание есть тьма. Как лишение света есть тьма, так и отсутствие познания есть помрачение разума. Неразумным существам свойственно незнание, разумным — познание. Поэтому, кто будучи от природы способен к познанию и ведению (episthmonikw), не имеет его, тот, хотя он от природы и разумен, тем не менее по нерадивости и слабости души бывает хуже неразумных. Что касается познания, то под ним я разумею истинное познание сущего, ибо знания касаются сущего. Ложное познание, которое есть как бы познание не сущего, более незнание, чем знание, ибо ложь есть не что иное, как не сущее. Так как мы живем не одной душой, но душа наша, как бы сокрытая завесой — плоти, имеет подобие ока — видящий и познающий ум, воспринимающий познание и ведение сущего, причем это познание и ведение она имеет не с самого начала, но нуждается в обучающем, то приступим к неложному учителю — истине. Христос же есть ипостасная мудрость и истина, в нем же вся сокровища разума сотворенна, Который есть Бога и Отца мудрость и сила. Поэтому послушаем голоса Его, говорящего нам через Священные Писания, и научимся истинному познанию всего сущего. Приступая же, станем приближаться прилежно и с чистым сердцем, не позволяя страстям притуплять мысленное око нашей души. Ибо едва ли кто будет в состоянии даже самым чистым и самым ясным оком явственно созерцать истину. Аще убо свет, который в нас, т. е. ум наш, тьма, то тьма кольми? Приступим всею душою и всем помышлением . Ибо подобно тому, как невозможно, чтобы глаз, часто переводимый с одного предмета на другой и обращающийся то туда, то сюда, ясно созерцал видимое, но необходимо, чтобы око пристально наблюдало подлежащий рассмотрению предмет, так и мы, отрешившись от всякого волнения ума, непорочно (aulws) приступим к истине. А приступая и достигнув врат, не ограничимся этим, но громко постучим, чтобы, когда нам откроются двери покоя, увидеть его внутреннюю красоту. Итак, писание — врата; находящийся же за вратами покой означает скрытую в писании красоту мыслей, т. е. Дух истины. Громко постучимся, т. е. прочтем раз, два, будем часто читать, и так углубляясь, найдем сокровище знания и будем изобиловать богатством. Будем искать, исследовать, высматривать, спрашивать. Всяк бо просяй приемлет и ищай обретает и толкущему отверзется. А также: вопроси отца твоего и возвестит тебе, и старцы твоя в знании и рекут тебе. Поэтому если будем любознательны, то будем и знать многое; ибо все достигается старанием и трудами, а также — и это прежде всего и после всего — благодатию дарующего Бога. С другой стороны, так как апостол говорит: вся же испытающе добрая держите, будем исследовать также и учения языческих мудрецов. Может быть, и у них мы найдем что–либо пригодное и приобретем что–нибудь душеполезное, ибо всякий художник нуждается в некоторых инструментах к совершению устрояемого. И царице свойственно пользоваться услугами служанок. Поэтому мы позаимствуем такие учения, которые являются служителями истины, но отвергнем нечестие, жестоко владевшее ими, и не воспользуемся дурно хорошим, и не употребим искусства доказательств для обольщения простецов. Хотя истина и не нуждается в разнообразных доказательствах, тем не менее мы воспользуемся ими для опровержения нечестных противников и лжеименного знания. С этого мы и начнем, как с букв, именно с того, что приличествует имеющим еще нужду в молоке, призвав руководителем Христа, ипостасное Слово Божие, Которым подается всякое даяние благо и всяк дар совершен. Те, кто будет читать эту книгу, должны направлять свой ум к блаженной цели, состоящей в том, чтобы через чувства восходить к тому (pros ton), Кто выше чувства и восприятия. Кто есть Виновник всего, Творец и Устроитель. Ибо от красоты созданий своих сравнительно рододелатель их познавается и невидимая Его от создания мира твореньми помышляема видима суть. Поэтому мы достигаем желаемого, стремясь к познанию нетщеславным и смиренным умом. Ибо Вы не можете веровать в Меня, сказал Христос–истина, славу от людей приемлюще. А также: всяк возносяйся смирится, и смиряйся вознесется. Глава II. Какая цель этого произведения? Так как всякий, кто принимается за дело без определенной цели, как бы во тьме блуждает; так как трудящийся без цели нищенствует во всем, — поэтому мы прежде всего скажем о поставленной для этой книги цели, чтобы то, о чем в ней говорится, легче усваивалось. Цель же эта заключается в том, чтобы начать философией и вкратце предначертать в этой книге по возможности всякого рода знания. Поэтому ее должно назвать «Источником знания». Итак, я ничего не буду говорить от себя, но в связном виде изложу то, о чем в различных местах сказано у божественных и мудрых мужей. И лучше прежде всего определить, что такое философия. Глава III. О философии. Философия есть познание сущего как такового, т. е. познание природы сущего. И снова: философия есть познание Божественных и человеческих вещей, т. е. видимого и невидимого. Кроме того, философия есть помышление о смерти, как произвольной так и естественной. Ибо жизнь двух видов бывает: естественная, которой мы живем, и произвольная, в силу которой мы со страстью привязываемся к настоящей жизни. Двух видов бывает и смерть: смерть естественная, которая есть отделение души от тела. и смерть произвольная, по которой мы, пренебрегая настоящей жизнью, стремимся к будущей. Затем, философия есть уподобление Богу. Уподобляемся же мы Богу через мудрость, т. е. через истинное познание добра, а также через справедливость, которая каждому воздает свое и нелицеприятно судит; наконец, через святость, которая выше справедливости, т. е. через добро и воздаяние обидящим добром. Философия есть искусство из искусств и наука из наук. Ибо философия есть начало всякого искусства: ею всякое искусство было изобретено и всякая наука. Искусство, по мнению некоторых, кое в чем погрешает; наука же не погрешает ни в чем: но одна только философия не погрешает (вообще). По мнению других, искусство есть то, что исполняется при помощи рук. Наукой же будет всякое умственное искусство: грамматика, риторика и тому подобное. Кроме того, философия есть любовь к мудрости; Бог же есть истинная мудрость. Таким образом любовь к Богу есть истинная философия. Философия разделяется на теоретическую и практическую. Теоретическая, в свою очередь, разделяется на богословие, физиологию и математику, а практическая — на этику, экономику и политику. Теоретической философии свойственно украшать знание. При этом богословию свойственно рассматривать бестелесное и невещественное: прежде всего Бога, поистине невещественного, а затем ангелов и души. Физиология есть познание материального и непосредственно нам доступного, например, животных, растений, камней и т. п. Математика есть познание того, что само по себе бестелесно, но созерцается в теле, т. е. чисел, говорю, и гармонии звуков, и, кроме того, фигур и движения светил. При этом рассмотрение чисел составляет арифметику, рассмотрение звуков — музыку, рассмотрение фигур — геометрию; наконец, рассмотрение светил — астрономию. Все это занимает среднее место между телами и бестелесными вещами. Действительно, число само по себе бестелесно, но рассматривается в теле — в хлебе, например, или в вине, или в чем–либо подобном. Практическая философия занимается добродетелями, ибо она упорядочивает нравы и учит, как следует устраивать свою жизнь. При этом, если она предлагает законы одному человеку, она называется этикой; если же целому дому — экономикой; если же городам и странам, — политикой. Некоторые пытались устранить философию, говоря, что ее нет, равно нет никакого знания или постижения. Таким мы скажем: на каком основании вы говорите, что нет философии, нет знания или постижения? Потому ли, что это было вами познано и постигнуто, или потому, что не было познано и постигнуто? Если потому, что было постигнуто, то вот вам познание и постижение; если же потому, что не было познано, никто вам не поверит, так как вы рассуждаете о таком предмете, о котором не получили никакого познания. Итак, в виду того, что есть философия и есть познание сущего, мы скажем о сущем. Но должно знать, что сперва мы будем заниматься логической частью философии: последняя — скорее орудие философии, чем ее часть, ибо (философия) пользуется ей при всяком доказательстве. Итак, мы будем сначала рассуждать о простых словах, которые через простые значения обозначают простые вещи. А объяснив прежде значение слов (lexews), рассмотрим таким же образом и то, что касается речей. Глава IV. О сущем, субстанции и акциденции. Сущее (to on) есть общее имя для всего существующего. Оно разделяется на субстанцию и акциденцию. Субстанция (ousia) есть нечто самое важное, так как она имеет существование в себе самой, а не в другом. Акциденция (sumbebhkos) же есть то, что не может существовать в самом себе, а созерцается в субстанции. Субстанция есть подлежащее (upokeimenon), как бы материя вещей. Акциденция же есть то, что созерцается в субстанции как подлежащем, например: медь и воск — субстанции, а фигура, форма, цвет — акциденции, и тело — субстанция, а его цвет — акциденция. Не тело находится в цвете, а цвет — в теле, и не душа — в знании, но знание — в душе, и не медь и воск — в фигуре, но фигура — в воске и меди. Не говорят; тело цвета, но цвет тела; не душа знания, но знание души; не воск фигуры, но фигура воска. И цвет, и знание, и фигура изменяются, тело же, душа и воск остаются теми же самыми, так как субстанция не меняется. Кроме того, субстанция и материя тела одна: цветов же много. Подобным же образом обстоит дело и со всем остальным: подлежащее есть субстанция; то же, что созерцается в подлежащем, т. е. субстанции, есть акциденция. Определяют же субстанцию таким образом: субстанция есть самосущая вещь, не нуждающаяся для своего существования в другой. Акциденция, напротив, есть то, что не может существовать в самом себе, но имеет свое бытие в другом. Таким образом субстанцией будет Бог и всякое творение, хотя Бог есть пресущественная субстанция. Есть же и существенные качества, о которых мы будем говорить. Глава V. О звуке. Так как мы имеем в виду рассуждать о всяком чисто (aplws) философском звуке (fwnh), то нам необходимо прежде определить, с каким звуком философия имеет дело. Начиная свою речь с рассмотрения звука, мы говорим: звук бывает или незнаменательный (ashmos), или знаменательный (shmantikh). Незнаменательный звук — тот, который ничего не обозначает; знаменательный — тот, который что–либо обозначает. Далее, незнаменательный звук, в свою очередь, бывает или нечленораздельный, или членораздельный. Нечленораздельный звук — тот, который не может быть написан; членораздельный же — тот, который может быть написан. Таким образом, бывает нечленораздельный и незнаменательный звук, как, например, тот, который производится камнем или деревом: ибо он не может быть записан и ничего не означает. Бывает звук незнаменательный и членораздельный, например, «скиндапс»: ибо он может быть написан, но ничего не обозначает; скиндапса и не было, и нет. Философии нет дела до незнаменательного звука, как нечленораздельного, так и членораздельного. В свою очередь, знаменательный звук бывает или членораздельный, или нечленораздельный. Нечленораздельным знаменательным звуком будет, например, лай собак: он обозначает собаку, так как есть голос собаки; равным образом он обозначает и чье–то присутствие; но это нечленораздельный звук, поэтому он не пишется. И до этого звука философии нет дела. Членораздельный знаменательный звук бывает или общим, или частным [единичым]. Общим звуком будет, например, «человек»; частным — Петр, Павел. И до частного звука философии нет дела. Но (философия имеет дело) с звуком знаменательным, членораздельным, соборным, т. е. общим, высказываемым в применении ко многим предметам. Этот звук, в свою очередь, бывает или существенным (ousiwdhs), или прилагаемым к сущности (epousiwdhs). Существенным называется тот звук, который выражает субстанцию, или природу вещей; прилагаемым же к сущности — тот, который выражает акциденции. Например: человек есть смертное разумное животное. Все это будут существенные звуки. Ибо если что–нибудь из этого отнимешь у человека, он не будет человеком. И если скажешь, что он не животное, то он уже — не человек; и если скажешь, что он не разумен, то он уже — не человек; подобным образом, если скажешь, что он не смертен, он — не человек; ибо всякий человек есть и животное, и разумное, и смертное. Потому (эти звуки) называются существенными, что они восполняют природу человека, и невозможно, чтобы человек существовал вне их. Подобным образом и в каждой вещи существенным называется то, что составляет ее природу; прилагаемым же к сущности — акциденции, которые могут быть и не быть в подлежащем: человеке или лошади, или в чем–либо другом таковом, — например, белое. Ибо будет ли кто белым, или черным, он тем не менее останется человеком. Это и подобное называется прилагаемым к сущности, или акциденциями, которые мы можем иметь то эти, то противоположные им. Существенный звук обозначает или что есть вещь, или какова эта вещь. Например, отвечая на вопрос, что такое человек, мы говорим: животное. Затем, спрошенные, какое животное, мы говорим: разумное, смертное. Существенный звук, показывающий, каков есть предмет, называется разностью (diafora); показывающий же, что есть предмет, обозначает или многие виды и составляет род, или же многие индивидуумы, различающиеся между собой числом, но ни в коем случае не видом, и составляет вид. Первое, т. е. род, есть, например, субстанция, ибо субстанция обозначает и человека, и лошадь, и вола, потому что каждое из этих существ называется и есть субстация, но одно составляет один вид, другое — другой. Второе же, т. е. вид, есть, например, человек, ибо это слово обозначает многих, вернее всех отдельных людей, которые различаются друг от друга числом — ибо один — Петр а другой — Павел, и они не суть одно, но два — видом же, т. е. по природе, они не различаются. В самом деле все они и называются, и суть люди. Таким образом есть частнейшее [индивидуальное, в противоположность роду и виду], различающееся между собой числом, например, Петр, индивид, а также лицо и ипостась (prosopon kai upostasis). Оно обозначает кого–либо определенного. Так, когда нас спрашивают; «Кто этот (человек)», мы говорим: «Петр». Это же обозначают и выражения: «другой» — ибо один есть Петр и другой — Павел — «он», «этот», «тот» — они прилагаются к индивиду, который существует сам по себе — и подобные им. Напротив, то, что заключают в себе индивиды, называется видом и имеет большую общность, чем индивид, так как обнимает многие индивиды, — например, «человек». Это слово обнимает и Петра, и Павла, и всех единичных людей. Вид у святых отцов называется природой (fusis) и сущностью (ousia), и формой (morfh). То же, что обнимает множество видов, называется родом, — например «животное», ибо (это слово) обнимает человека, вола, лошадь и является более общим, чем вид. Святые же отцы как вид, так и род называют природой, формой, образом, сущностью. Через вид, — иначе сказать, природу, сущность, форму — полагается не тот или другой индивид, не то или другое различие, но та или иная субстанция. Так человека мы называем одной сущностью, лошадь — другой, но не одним или другим индивидом. В отношении же вида говорится: это, оно, то и подобное, — т. е. отвечающее на вопрос: «Что есть предмет?» Разность полагает различие между предметами, — иное дело — животное разумное и иное — животное неразумное, — и «таковое», и «какое», и «каково». Что касается прилагаемого к сущности, то оно принадлежит или одному виду, или многим. Если оно принадлежит одному виду, то называется свойством; например, способность смеяться, которая принадлежит одному человеку, способность ржать, которая принадлежит одной лошади. Если оно принадлежит многим видам, то оно составляет акциденцию, — например, белизна, ибо она принадлежит и человеку, и лошади, и собаке, и многим другим видам. Таковы те пять названий, к которым сводится всякое философское название, И нам нужно знать, что каждое из них обозначает и в чем они сходны друг с другом, и в чем различаются. Эти названия суть: род, вид, разность, свойство и акциденция. Род есть то, что высказывается, т. е. говорится и называется, в отношении многих предметов, различающихся между собой по виду, на вопрос: что есть предмет? Ибо высказываться значит быть сказану о чем–либо. Вид есть то, что высказывается в отношении многих предметов, различающихся между собой числом, на вопрос: что есть предмет? Разность есть то, что высказывается в отношении многих предметов, различающихся между собой по виду, на вопрос: каков предмет? и принимается в определение, в качестве существенного признака. Разность не может быть и не быть в одном и том же виде, но необходимо должна быть в том виде, которому принадлежит. Находясь в нем налицо, она его сохраняет: отсутствуя, разрушает. Точно так же невозможно, чтобы в одном виде совмещались и разность, и противоположное ей. Например, разумность не может не принадлежать человеку, ибо неразумное существо уже не человек. Находясь налицо, разумность составляет природу человека, а отсутствуя, разрушает, ибо неразумное существо — уже не человек. Следует принять к сведению, что разность называется существенной, естественной (fusikh), составляющей (sustatikh), разделяющей, а также видовой разностью, существенным качеством и естественным свойством природы. Философы весьма метко называют ее разностью, так как она наиболее особенна и является выразительницей той сущности, которой принадлежит. Свойство есть то, что принадлежит одному виду, всему и всегда, и допускает обращение [может поменяться местом с подлежащим], — например, способность смеяться. В самом деле, всякий человек способен смеяться, и всякое существо, способное смеяться, есть человек. Акциденция есть то, что высказывается относительно многих предметов, различающихся по виду, на вопрос: каков предмет? Она не принимается в определение, но может и принадлежать предмету и не принадлежать ему. Акциденция, присутствуя в предмете, не сохраняет его и, отсутствуя, не разрушает. Акциденция называется несущественной (epousiwdhs) разностью и качеством. Акциденция бывает или отделимой, или неотделимой. Отделимой акциденцией называется то, что в одном и том же лице то присутствует, то отсутствует, как, например, сидение, летание, стояние, болезнь, здоровье. Неотделимой акциденцией называется то, что не входит в состав сущности, так как не созерцается в целом виде, — однако, коль скоро оно принадлежит известному лицу, то уже не может быть отделено от него. Таковы, например, приплюснутость или горбатость носа, синева глаза и т. п. Такая не отделимая акциденция называется отличительною особенностью (carakterikon idioma), ибо это различие составляет ипостась, т. е. индивидуум. Что касается индивидуума, то он слагается из субстанции и акциденций и существует сам по себе, различаясь от подобных ему по виду числом, и показывая не «что», но «кого». Но с этим мы, с Божьей помощью, обстоятельнее познакомимся потом. Глава VI. О разделении. Разделение есть первое расчленение вещи; например, животное разделяется на разумное и неразумное. Дополнительное разделение (epidiaireosis) есть второе расчленение той же вещи. Например, животное дополнительно разделяется на безногое, двуногое и четвероногое: безногое — рыба, двуногое — человек и птица, четвероногое — вол, лошадь и подобное. Подразделение есть расчленение выделенной части. Например, животное разделяется на разумное и неразумное, разумное же — на смертное и бессмертное. Таким образом, первый предмет (животное) разделяется на два члена: разумное и неразумное, а разделение одного из этих членов, говорящее: разумное разделяется на смертное и бессмертное, есть подразделение. Однако деление и дополнительное разделение бывают не всегда, но в том случае, когда первым разделением обнимается не все. Например, животное разделяется на разумное и неразумное. Но как в разумных, так и в неразумных животных усматривается признак: двуногое. Поэтому необходимо дополнительное разделение, т. е. мы производим второе деление того же самого предмета, именно животного, и говорим: животное разделяется на безногое, двуногое и четвероногое. Способов разделения восемь и по следующему основанию. Все, подлежащее разделению, разделяется или само по себе, т. е. сообразно своей субстанции, или сообразно своим акциденциям. Если что–либо разделяется само по себе, то оно разделяется или как вещь, или как название. Если как вещь, то или как род на виды, как это бывает при разделении животного на разумное и неразумное, или как вид на индивиды, как это имеет место при разделении человека на Петра, Павла и прочих отдельных людей, или как целое на части. При этом последнее разделение двоякого рода: или на подобные части, или на неподобные. Предмет состоит из подобных частей, когда его части принимают название и определение как целого, так и друг друга, — например, мясо разделяется на много кусков мяса, и каждый кусок называется мясом и принимает определение мяса. Наоборот, предмет состоит из не подобных частей, когда выделенные части не принимают ни названия, ни определения ни целого, ни друг Друга, — например, если разделить Сократа на руки, ноги и голову. В самом деле, нога или голова, отделенная от Сократа, уже не называется Сократом, равным образом нога Сократа не принимает определения Сократа или определения головы. Или как омонимное название — на обозначаемые различия. И это разделение опять бывает двоякого рода, так как названием обозначается или нечто целое, или часть. Целое, как например, название: пес. Это название обозначает нечто целое, ибо оно употребляется и в приложении земного пса, и небесного, и морского, из которых каждый есть нечто целое, а не часть животного. Часть, когда, например, название языка прилагается и к верней части сандалий, и к верхней части флейты, и к вкусовому органу животных — все это суть части, а не целые. Так производится разделение, когда предмет делится сам по себе. Сообразно же акциденциям (разделение производится) или тогда, когда субстанция делится на акциденции, — например, когда я о людях скажу, что одни из них белые, другие — черные, ибо люди — субстанция, а белый цвет и черный — акциденции; или в том случае, когда акциденция делится на субстанции, — например, когда я скажу, что одни из белых предметов одушевленные, другие неодушевленные, ибо белый цвет — акциденция, одушевленные же и не одушевленные предметы — субстанции; или в том случае, когда акциденция разделяется на акциденции, — например, когда я скажу: одни из холодных предметов белые и сухие, другие — черные и сырые, ибо холод, белый цвет, черный, сырость, сухость — все это акциденции. Есть и другой способ разделения, именно, на предметы, происходящие от одного предмета и относящиеся к одному предмету. От одного, именно, от медицины, происходят и медицинская книга, и медицинский инструмент, ибо они названы медицинскими от одного предмета — медицины. К одному предмету относятся полезное для здоровья лекарство и полезная для здоровья пища, ибо они имеют в виду один и тот же предмет — здоровье. Что касается предметов, происходящих от одного и того же предмета, то одни из них получают свое название от известной причины, — например, изображение человека получает название от истинной причины, т. е. человека; другие — потому, что они изобретены кем–либо: например, медицинский нож и тому подобные предметы. Таково общее разделение предметов, по которому может быть разделено все, что допускает разделение: или как род на виды, или как вид на индивиды, или как целое на части, или как омонимное название на обозначаемые различия, или как субстанция на акциденции, или как акциденция на субстанции, или как акциденция на акциденции, или как предметы, принадлежащие и относящиеся к одному и тому же предмету. Впрочем, некоторые не признают деления вида на индивиды за разделение, предпочитая называть его исчислением, потому что разделение имеет два, три, очень редко четыре члена; вид же разделяется на бесконечное множество членов; ибо отдельных людей, например, бесконечное множество. Следует заметить, что ни один способ разделения [за исключением последнего] не дает возможности видеть, что в членах деления является предшествующим по природе и что последующим, а также что выше и что ниже. Но при делении по происхождению от одного и того же предмета или по отношению к одному и тому же предмету можно видеть, что является предшествующим по природе и что последующим, а также что выше и что ниже, отсюда ведет свое начало и название. Глава VII. О предшествующем по природе. Предшествующим по природе называется то, что полагается вместе с другим, но не полагает его, что вместе с собой устраняет и другое, но не устраняется вместе с ним. Например, животное по природе предшествует человеку, ибо, раз устраняется и не существует животное, то необходимо не будет существовать и человек, так как человек есть животное. Если же уничтожится и не будет существовать человек, существование животного возможно, ибо будет существовать лошадь, собака и подобные существа, являющиеся животными. С другой стороны, если полагается человек, то непременно полагается и животное, ибо человек есть животное. Если же полагается животное, то человек не полагается непременно, но может полагаться и лошадь, и собака, и что–либо подобное, ибо и они суть животные. Поэтому Петр не предшествует по природе Павлу или животное разумное — неразумному, ибо когда устраняется и не будет существовать Петр, Павел будет существовать, и когда полагается Павел, не полагается вместе и Петр, равно как, когда полагается Петр, не полагается вместе и Павел. Точно так же Петр не более, т. е. не в более полной степени является человеком или животным, чем Павел, равно как Павел не более, чем Петр. Но одно лекарство бывает действительнее другого, и одна медицинская книга полезнее другой. Глава VIII. Об определении. Определение есть краткая речь, выражающая природу подлежащего, т. е. речь, обозначающая эту природу немногими словами. Например, человек есть животное разумное, смертное, способное к разумению и постижению. Многие из людей составили о природе человека словеса широкие, т. е. протяженные и напыщенные, но так как они не отличаются краткостью, то поэтому они и не суть определения. С другой стороны, есть и краткие слова, как, например, изречения (apofqegmata), но так как ими не выражается природа вещи, то они не являются определениями. И имя. хотя оно часто выражает природу подлежащей веши, однако не есть определение, ибо имя есть одно слово (lexis), определение же есть речь (logos), а речь слагается, по крайней мере, из двух различных слов. [Термин есть имя объясненное, имя же есть термин в сжатом виде]. Определение составляется из рода и из образующих (sustatikon), т. е. существенных (ousiwdwn) разностей. Это можно видеть на определении животного: животное есть одушевленная субстанция, обладающая способностью восприятия. В этом определении субстанция есть род, а одушевленность и способность восприятия — образующие разности. Составляется (определение) из материи и формы. Например, статуя есть то, что делается из меди и изображает человека. Итак, медь есть материя а «изображает человека» — форма статуи. При этом материя соответствует роду, форма же — разности. Составляется определение также из изучаемого предмета и цели. Например, медицина есть искусство, имеющее своим предметом человеческие тела, а ставит своею целью здоровье. Здесь предмет медицины — человеческие тела, цель же — ее здоровье. Описание же слагается из несущественных признаков, т. е. свойств и акциденций. Например; человек есть животное, способное смеяться, имеющее прямую походку и плоские ногти. Все это несущественные признаки. Поэтому описание и называется (по–гречески) (upografh), так как оно дает как бы тень предмета и выражает не существенное бытие, но то, что ему сопутствует. Описательное определение смешано из существенных и несущественных признаков предмета. Например, человек есть животное разумное, имеющее прямую походку и плоские ногти. Определение (по–гречески) называется (orismos) от метафоры с земельными границами. Как граница отделяет собственность каждого человека от собственности другого, так и определение отделяет природу каждой вещи от природы другой. Достоинство определения заключается в том, чтобы не быть скудным и не изобиловать словами. Недостатком же его является скудость или избыток слов. Совершенным определением будет такое, которое допускает обращение с определяемым предметом, несовершенным — такое, которое не допускает обращения. Определение скудное словами не допускает обращения. Когда определение изобилует словами, то оно уже определяемой вещи: когда же оно скудно словами, то изобилует предметами. [Таким образом можно сказать, что природа изобрела удивительное приспособление: скудость изобилующую и богатство, скрывающее скудость]. Например, совершенным определением человека будет такое определение: человек есть животное разумное, смертное. Это определение допускает обращение, ибо всякое животное разумное, смертное есть человек и всякий человек есть животное разумное, смертное. Если же в этом определении опустить одно слово, то оно будет уже шире определяемого предмета, — например, человек есть разумное животное. В этом определении опущено одно слово, так как я не добавил: смертное. Поэтому оно изобилует предметами, ибо не один человек есть разумное животное, но и ангел, поэтому же оно не допускает обращения. Если же я скажу: человек есть животное разумное, смертное и ученое, то это определение тоже не допускает обращения, ибо оно изобилует словами, так как сказано: ученое. Поэтому оно уже определяемого предмета, ибо определяет не всякого человека, но только ученых. Действительно всякое животное разумное, смертное и ученое есть человек, но не всякий человек есть животное разумное, смертное и ученое, ибо не всякий человек — ученый. Итак, совершенными будут те определения, которые допускают обращение с определяемым предметом. Но так как и свойство допускает обращение с тем предметом, которому оно принадлежит, — ибо если известное существо есть человек, то оно и способно смеяться, и если оно способно смеяться, то оно и человек, — поэтому мы должны, прибавляя к данному раньше определению, сказать, что совершенные определения суть те, которые составляются из рода и образующих разностей, в которых сказано не более и не менее, чем следует, и которые допускают обращение с определяемым. Равным образом (совершенными определениями) будут те, которые составляются из предмета и цели, а также из материи и формы. Иногда (совершенными являются) и такие определения, которые состоят из одного предмета, — именно, когда предмет не подлежит другому искусству, как например, стекло — стекольному искусству — и из одной цели, когда эта цель не может быть целью других искусств, как например, это имеет место в отношении кораблестроения. Из всего это следует сделать вывод, что совершенство определения заключается в его способности к обращению. Название «определение» (orismos) отличается от названия «термин» (oros) тем, что первое уже, а второе шире. В самом деле «термин» (oros) обозначает и земельную границу, и решение, например, когда говорим wrisen basileus (царь решил). Точно также он означает то, на что разлагается посылка, как мы это, с Божьей помощью, узнаем потом. Обозначает оно и определение; определение же обозначает только краткую речь, выражающую природу подлежащей вещи. Следует принять к сведению, что определение возможно только в отношении субстанции и ее видов. Что же касается индивида и акциденций, то в отношении их определение невозможно, а только описание, так как определение составляется из рода и образующих разностей, описание же — из несущественных признаков. Глава IX. О роде. В отношении омонимов следует доискиваться ответа на следующие три вопроса: является ли известное название омонимом, сколько предметов оно обозначает и о каком из них идет речь. Но прежде нужно сказать, что такое омоним. С омонимом мы имеем дело тогда, когда два предмета или большое число их имеют одно имя, при этом каждый из них обозначает нечто различное и имеет различную природу, принимая различные определения. Так обстоит дело и в данном случае в отношении рода, ибо род принадлежит к числу омонимов. Во–первых, род употребляется для обозначения происхождения из определенного отечества и от определенного родителя, причем и в том, и другом случае понимается двояко: в близком н отдаленном смысле. Слово род употребляется для обозначения близкого отечества: например, происходящий из Иерусалима, называется иерусалимлянином; для обозначения происхождения из дальнего отечества: например, происходящий из Палестины называется палестинским. Подобным же образом род употребляется для обозначения происхождения от близкого родителя: например, когда Ахиллес, бывший сыном Пелея, называется Пелидом, и для обозначения происхождения от отдаленного предка. например, когда тот же Ахиллес по деду Эаку называется Эакидом, ибо Эак был отцом Пелея. Далее родом называется отношение родоначальника ко многим происшедшим от него людям: например, все ведущие свое происхождение от Израиля, называются израильтянами. Рассмотренные значения слова род философии не касаются. Далее, родом называется то, чему подчиняется вид. Например, животному подчиняется человек, лошадь и другие виды. Поэтому животное есть род. Об этом–то роде и говорят философы. Определяя его, говорим: род есть то, что сказывается в отношении многих и различающихся по виду предметов и отвечает на вопрос: что есть предмет? Например, животное как род сказывается в отношении человека, лошади, вола и многих других существ, различающихся между собой по виду, и отвечает на вопрос: что есть предмет? В самом деле, один вид человека, другой лошади и третий вола. Род высказывается на вопрос: что есть предмет? Когда нас спрашивают, что такое человек, мы отвечаем: животное. Так же обстоит дело и с лошадью, ибо когда нас спрашивают, что такое лошадь, мы говорим: животное. Таким образом, род есть то, чему подчиняется вид [и снова: род есть то, что разделяется на виды]. В самом деле, род разделяется на виды, является более общим, чем вид, обнимает виды и есть высшее в сравнении с ними понятие. Нужно заметить, что более общее понятие называется высшим. Напротив, менее общее, именно подлежащее в отношении своего сказуемого, называется низшим. Ибо есть подлежащее в отношении существования, именно субстанция, так как она служит основанием для существования акциденции, поскольку акциденция находится в ней. И есть подлежащее в отношении оказывания — именно менее общее, ибо сказывается род в отношении вида и вид — в отношении индивидов. Ясно, что род имеет большую общность, чем вид, и вид — большую общность, чем индивиды. Обо всем этом мы более обстоятельно, с Божьей помощью, узнаем потом. Теперь же, говоря о роде, скажем и о виде. Глава X. О виде. Вид принадлежит к числу омонимов и употребляется в двух смыслах. Видом называется форма, а также фигура каждой вещи, например: вид статуи. Сообразно с этим говорится: первый вид достойный царства. Видом, с другой стороны, называется то существенное, что подчиняется роду. И снова: видом называется то, в чем сказывается род в форме ответа на вопрос, что есть предмет, или то, что высказывается в такой же форме о многих и различающихся численно предметах. Но два первых определения вида различаются между собой лишь относительно, как направление вверх и направление вниз, и подходят ко всякому виду. Третье же, совершенное, определение подходит лишь к самому низшему виду, ближайшему к индивидам общему понятию, обнимающему единичные сущности; в этом смысле мы, например, говорим: вид человека. Мы сказали, что название род употребляется в трех смыслах: в смысле происхождения от родителя, в смысле происхождения из отечества — в том и другом случае в двояком смысле (близком и отдаленном) — и, в–третьих, род означает то, чему подчиняется вид. Подобно этому и вид имеет два значения: во–первых, вид означает фигуру каждой вещи и, во–вторых, то, в отношении чего сказывается род и что подчиняется роду, как член его деления. Об этом роде и виде и говорят философы. Так как, рассуждая о роде, мы упомянули о виде, говоря: род есть то, что разделяется на виды, и снова: рассуждая о виде, мы упомянули о роде, говоря: ведь есть то, на что разделяется род, поэтому следует заметить что, подобно тому, как, говоря об отце, мы необходимо упоминаем и о сыне — ибо отцом является тот, у кого есть сын, а, говоря о сыне, необходимо упоминаем и об отце, ибо сын — тот, кто имеет отца, так и в данном случае нельзя рассуждать о роде, не касаясь вида, или о виде, не касаясь рода. Ибо род непременно разделяется на виды, и то, что не имеет видов, на которые оно делится, не есть род; равно и виды суть то, на что делится род, и то, что не имеет рода, не есть вид. Первый человек, т. е. Адам, не называется сыном, так как не имел отца, но называется отцом, так как имел сыновей. Сиф же называется и сыном в отношении родившего его — ибо он имел отца — Адама — и отцом в отношении родившегося от него, ибо он родил Эноса. Напротив, Авель называется сыном, ибо он имел отца Адама, но не называется отцом, ибо не имел сына. То же самое нужно сказать и в отношении рола и вида. Первый род, поскольку он не есть то, на что делится другой род и не имеет предшествующего ему рода, является только родом и не бывает уже видом; этот род называется самым общим родом (genikwtaton genos — genus generalissimum), и, определяя его, говорим: самым общим родом будет тот, который, будучи родом, не есть в то же время вид, не имея над собою высшего рода. Что же касается членов деления этого рода, имеющих под собою другие виды, на которые они разделяются, то эти члены в отношении того, что им предшествует, т. е. того, чему они подчинены и что на них разделяется, будут видами, а в отношении того, на что они сами разделяются, т. е. низших понятий, — родами; поэтому они и называются подчиненными родами и видами. Последние же и низшие виды, которые не имеют под собой других видов, т. е. которые обнимают не виды, а индивиды и ипостаси (upostaseis), уже не называются родом, но только видом. Основание для этого то, что, как я сказал, они не имеют под собой других видов, на которые делятся; ибо нельзя назвать родом то, что не обнимает видов или не имеет под собой видов, на которые делится. Поэтому заключающее в себе не виды, но ипостаси называется низшим видом, ибо, будучи видом, оно не есть в то же время и род, подобно тому, как род, не служащий в то же время и видом, называется высшим родом. Следует иметь в виду, что виды необходимо принимают как наименование, так и определение рода, а род — наименование и определение своего рода и так далее до рода высшего; но один вид не может принимать определение другого вида. А чтобы сказанное стало более ясным, мы обратимся к таким примерам. Субстанция есть первый и высший род. В самом деле, хотя сущее (on) и разделяется на субстанцию (ousia) и акциденцию (sumbebhkos), однако сущее не будет для них родом, так как имя сущего они принимают, а определения не принимают. Сущее есть или вещь самосущая, не нуждающаяся в другой для своего существования, или вещь, не могущая существовать сама по себе, но имеющая свое существование в другой. Субстанция же есть только самосущая вещь, не нуждающаяся для своего существования в другой. Таким образом, субстация не принимает всего определения сущего. В силу этого сущее не есть род субстанции, равно как и субстанция не есть вид сущего, ибо вид принимает все определение своего рода без остатка. Но и акциденция не есть вид сущего. В самом деле, она принимает не все определение сущего, но половину, ибо акциденция есть только вещь, не могущая существовать сама по себе, а нуждающаяся для своего существования в другой. Таким образом, ни субстанция, ни акциденция не принимают всего определения сущего, но субстанция принимает одну половину, а акциденция — другую. Поэтому хотя сущее и разделяется на субстанцию и акциденцию, однако, оно не составляет их рода. Субстанция, в свою очередь, разделяется на тело и существо бестелесное. Здесь тело и бестелесное существо суть виды субстанции, ибо каждое из них принимает наименование и определение субстанции. Отсюда следует, что субстанция не есть вид, так как не имеет над собою рода, но она есть первый и высший род. В свою очередь, тело разделяется на одушевленное и неодушевленное. Здесь опять тело, будучи видом в отношении субстанции, является родом для одушевленного и неодушевленного. Одушевленное опять разделяется на ощущающее и не ощущающее. Ощущающее есть животное, которое имеет жизнь и ощущающую способность. Не ощущающее есть растение, так как оно не имеет ощущающей способности. А одушевленным растение называется потому, что оно способно к питанию, возрастанию и размножению. Животное опять разделяется на разумное и неразумное; разумное — на смертное и бессмертное; смертное — на человека, лошадь, вола и т. д.; из них некоторые уже не разделяются на другие виды, но разделяются на индивиды и ипостаси. Так, человек разделяется на Петра, Павла, Иоанна и прочих отдельных людей, которые уже не суть виды, но ипостаси. В самом деле, виды, как мы сказали, не принимают определения друг друга: например, тело не принимает определения бестелесного существа, человек не принимает определения лошади. Петр же, Павел и Иоанн принимают одно определение, определение человека. Подобным же образом дело обстоит и с прочими отдельными людьми, так что они не суть виды человека, но индивиды, или ипостаси. Затем вид, при разделении, сообщает тому, что ему подчинено, и имя, и определение. Петр же, если его разделить на душу и тело, ни душе, ни телу не сообщает своего имени и определения, ибо Петр не есть только душа и только тело, но то и другое в соединении. Кроме того, всякое разделение рода на виды достигает двух, трех, редко четырех видов; так как не может быть того, чтобы род разделялся на пять или более видов. Человек же разделяется на всех отдельных людей, которых безграничное число. Поэтому некоторые отказываются назвать деление вида на индивиды разделением, а называют его исчислением (apariqmhsin). Отсюда ясно, что Петр, Павел и Иоанн не суть виды, но индивиды, или ипостаси. Равным образом и человек не есть род Петра и прочих ипостасей, но вид. Вследствие этого человек есть низший вид. Он есть вид в отношении высшего, поскольку обнимается им, и вид в отношении низшего, поскольку он обнимает его, ибо то, что обнимается родом, есть вид, равно как видом является и то, что обнимает индивиды, т. е. ипостаси. Таким образом, низшим видом будет такой вид, который служит ближайшим высшим понятием для индивидов, почему его и определяют следующим образом: низший вид есть то, что сказывается в отношении многих и различающихся численно предметов, отвечая на вопрос: что есть предмет? Подобным образом и лошадь, и собака, и др. животные суть низшие виды. То же, что лежит между самым общим родом и низшим видом, суть подчиненные роды и виды — виды в отношении высшего и роды в отношении низшего. Они же составляют существенные и естественные разности и качества, которые называются, с одной стороны, разделяющими, а, с другой — образующими; разделяющими они называются в отношении высших понятий, а образующими в отношении низших. Так, тело и бестелесное существо разделяют субстанцию: подобным образом одушевленное и неодушевленное разделяют тело; подобным же образом ощущающее и не ощущающее разделяют одушевленное. Но те же понятия образуют животное. В самом деле, если я возьму субстанцию одушевленную, ощущающую, то получу животное, ибо животное есть субстанция одушевленная, ощущающая. Если же возьму субстанцию неодушевленную, не ощущающую, то получу растение. Далее, разумное и неразумное разделяют животное, смертное и бессмертное разделяют разумное. Поэтому, если я возьму животное, которое служит для этих понятий родом, а также разумное и смертное, то образую человека, ибо человек есть животное разумное, смертное. А если я возьму животное и прибавлю: неразумное, смертное, земное, то образую лошадь, собаку и т. д. А если я возьму животное и присоединю: неразумное, смертное, водяное, то образую рыбу. Существенными же и естественными разностями эти понятия называются потому, что через них один вид различается от другого вида и одна сущность от другой сущности и природы. Глава XI. Об индивиде. Слово индивид употребляется в четырех значениях. Индивидом называется то, что не рассекается и не делится, например: точка, теперь, единица; подобные предметы называются также неколичественными [т. е. не имеющими количества). Индивидом называется и то, что с трудом делится или рассыпается, например: алмаз и подобное. Индивидом называется вид, не делящийся уже на другие виды, т. е. самый низший вид, например: человек, лошадь и т. п. В собственном же смысле индивидом называется то, что, хотя и разделяется, однако после деления не сохраняет своего первоначального вида. Например, Петр делится на душу и тело. Но ни душа сама по себе не есть уже полный человек или полный Петр, ни тело. Философы и говорят об индивиде в этом смысле, согласно которому он обозначает основывающуюся на субстанции ипостась. Глава XII. О разности. Разность, качество и свойство в отношении предмета — нечто единое; в отношении же их действия они различаются. Так, разумность называется и качеством, и свойством, и разностью человека, но при этом она берется различным образом. Если она берется как нечто создающее и как бы образующее субстанцию, то она называется качеством. Далее, если она берется как нечто, ставшее свойственным этой субстанции, то называется свойством. А если она берется, по сравнении к неразумному, скажем, волу, мулу или собаке, то называется разностью; ибо ею человек отличается от неразумных. Разность, в свою очередь, употребляется в трех смыслах: общем, собственном и исключительном (idiaitata). В самом деле, нельзя найти двух предметов, которые в каком–либо отношении не отличались бы друг от друга. Так, вид от вида отличается одним, ипостась от ипостаси того же вида и субстанции — другим, и ипостась от себя самой — третьим. Например, вид человека и вид лошади различаются между собой разумностью и неразумностью, поэтому разумность и неразумность носят название существенной разности. Подобным же образом все, чем различается вид от вида, называется естественной, существенной, образующей (sustatikh) видовой (eidopoios) разностью, или качеством [а также естественным свойством, которое неизменно присуще всему виду], которое у философов называется разностью в собственнейшем смысле (idiaitata), так как она сроднее природе предмета и является ее выразительницей. Далее, человек отличается от человека, лошадь от лошади, собака от собаки [т. е. индивид от индивида, принадлежащего к одному с ним виду]: так один высокого роста, другой мал; один стар, другой юн; [у одного нос плоский, у другого горбатый]; один умен, другой глуп. Все эти признаки называются несущественными свойствами и качествами и принадлежат к акциденциям, о которых мы теперь и будем говорить. Глава XIII. Об акциденции. Акциденция есть то, что в предметах и бывает, и отсутствует, не разрушая предмета. И снова: акциденция есть то, что может одному и тому же предмету как принадлежать, так и не принадлежать. Так, человек может быть белым, а также высоким, умным, с приплюснутым носом. [Будучи налицо, ни один из этих признаков не сохраняет вида — ибо не принимается в определение вида, — и отсутствуя, не разрушает его. Так, хотя эфиоп и не бел, однако это не мешает тому, чтобы существовал человек. Таким образом, присутствует ли этот признак, или отсутствует, он не наносит ущерба подлежащей субстанции, ибо мы сказали, что субстанция есть подлежащее акциденций, некая материя их]. Акциденция бывает двух видов: разность в общем смысле и разность в собственном смысле. Разностью в общем смысле будет отделимая акциденция, например, один сидит, а другой стоит. В самом деле, разности между сидящим и стоящим допускают отделение, и одна может занимать место другой, что и произойдет, если сидящий встанет, а стоящий сядет. Равным образом, говоря о различии от самих себя, мы имеем в виду отделимую акциденцию, ибо от самих себя мы различаемся тем, что сидим или встаем, бываем молоды или стареем, болеем или находимся в добром здравии. Что касается разности в собственном смысле, то такою разностью будет неотделимая акциденция, например: плоский нос. Плоского носа уже нельзя отнять у человека, равно как и синеватых глаз и подобного. Такими неотделимыми акциденциями и различаются индивид от индивида, т. е. одна ипостась от другой ипостаси. Но сами от себя этими акциденциями мы никогда не отличаемся. Для определения неотделимые акциденции не имеют значения, ибо человек может иметь плоский нос, а может и не иметь плоского носа. И если у человека глаза не имеют синевы, он тем не менее остается человеком. Глава XIV. О свойстве. Свойство употребляется в четырех смыслах. Во–первых, свойством называется то, что принадлежит только одному виду, но не всему, как например, человеку — быть геометром. Один только человек — геометр, однако не всякий человек бывает геометром. Во–вторых, то, что принадлежит всему виду, но не одному ему, как. например, две ноги. У всякого человека две ноги, но не один человек имеет две ноги, а также и голубь и подобные. В–третьих, то, что принадлежит всему виду и одному этому виду, но не всегда, как, например, седина — человеку. Седина может быть у всякого человека и у одного только человека, но не всегда, а лишь в старости. В–четвертых, то, что имеет место при совпадении трех первых случаев, т. е. когда что–либо принадлежит всему виду, одному этому виду и всегда допускает обращение. Так, например, способность смеяться принадлежит человеку, способность ржания — лошади и тому подобное. Один только человек имеет способность смеяться, притом всякий человек и всегда, хотя он и не всегда пользуется ею. [И если какое–либо существо есть человек, то оно, непременно, способно смеяться, и если оно способно смеяться, то, непременно, есть человек, в этом и состоит обращение. Философы понимают свойство в этом последнем смысле]. Определяя его, мы говорим: свойство есть то, что принадлежит всему виду, одному этому виду и всегда. Но свойства бывают трех родов: одни заимствуются от способа организации [т. е. от форм членов организма], например: плоские ногти [а также прямая походка] — у человека. Другие заимствуются от способности, например, у огня нестись вверх; третьи заимствуются от силы: например, мы говорим, что огню принадлежит согревающая сила, превосходящая теплоту других тел. Свойство называется несущественным (epousiwdes) или сопутствующим сущности (epeisousiwdes). Глава XV. О сказуемом. Всякое сказуемое или шире подлежащего, или равно ему; но уже подлежащего оно никогда не бывает. Сказуемое бывает шире подлежащего в том случае, когда более общее высказывается о менее общем; более же общими являются высшие понятия, а менее общими — низшие. Самое общее из всех понятий есть сущее: поэтому оно и высказывается обо всем. В самом деле, и субстанция называется сущим, и акциденция называется сущим. Но мы не можем сказать, что сущее есть субстанция, ибо не только субстанция есть сущее но и акциденция. Равным образом и роды высказываются о видах, так как они более общи, виды же не высказываются об их родах. Виды менее общи, чем роды. Поэтому, субстанция высказывается о животном, а животное о человеке, ибо и животное есть субстанция, и человек есть субстанция. Но эти суждения не допускают обращения, ибо всякий человек есть животное, но не всякое животное есть человек: и лошадь, и собака будут тоже животные. Равным образом не всякая субстанция есть животное, ибо и камень, и дерево — субстанции, но они не животные. Подобным же образом вид высказывается об обнимаемых им индивидах, т. е. ипостасях, так как ему принадлежит большая общность, чем им. Но индивид, или ипостась, не высказывается о виде, ибо ипостась имеет меньшую общность, чем вид. Поэтому и Петр есть человек, и Павел есть человек; но не всякий человек — Петр или Павел: есть и другие ипостаси вида человек. Что касается разностей, то они высказываются и о видах, которым принадлежат, и об индивидах этих видов, ибо разностям принадлежит большая общность, чем видам. Так «разумное» имеет большую общность, чем вид — человек: всякий человек разумен, но не всякое разумное существо — человек; так, например, ангел, хотя и разумен, тем не менее он не человек. Таковым бывает сказуемое, когда оно шире подлежащего. Сказуемое равно по объему с подлежащим, когда оно допускает обращение. Так, свойства высказываются о видах, коим они принадлежат; и виды сказываются о своих свойствах. Всякий человек обладает способностью смеяться, и всякий, обладающий способностью смеяться, есть человек. Ибо хотя и говорят об обезьяне, что она смеется, однако она не смеется сердцем, а лишь по наружному виду, так как она подражательное животное. Таким образом, когда род высказывается о виде, разность о виде, вид — об индивиде; то сказуемое бывает шире подлежащего. Когда же высказываются свойства, то сказуемое бывает равно с подлежащим. Такое сказуемое называется чисто обращаемым и допускающим взаимное с подлежащим предикатирование. Глава XVI. О сказуемом синонимическом и омонимическом. Сказуемое бывает синонимическим тогда, когда подлежащее принимает и название, и определение самого имени. Например, животное высказывается о человеке, и человек принимает как название, так и определение животного. В самом деле, животное есть субстанция одушевленная, чувствующая, и человек принимает это определение, ибо человек есть субстанция и одушевленная, и чувствующая. Сказуемое бывает омонимическим тогда, когда подлежащее имя принимает, а определения нет. Например, изображение человека принимает название человека, определения же человека не принимает. В самом деле, определение человека таково: животное разумное, смертное, способное к разумению и познанию. Напротив изображение и не животное (ибо оно не одушевленно), и не разумно, и не способно к разумению и познанию. Следует заметить, что все, что синонимически высказывается о каком–либо предмете как подлежащем, будет высказываться и о том предмете, которое служит подлежащим в отношении первого. Например, животное синонимически высказывается как о подлежащем о человеке, а человек говорится о Петре, ибо Петр есть подлежащее в отношении человека. Поэтому животное высказывается и о Петре, так как Петр — животное. Подлежащее употребляется в двух смыслах: в смысле основы существования и в смысле предмета высказывания. В смысле основы существования субстанция, например, лежит под акциденциями: на ней они имеют свое бытие и помимо нее не существуют. Подлежащим в отношении высказывания является менее общее, ибо менее общее лежит в отношении оказывания под более общим, когда это более общее сказывается о менее общем. Например, животное сказывается о человеке. Об общем говорят, что оно относится к подлежащему, а о более частном, что оно есть подлежащее в отношении оказывания. Равным образом об акциденции говорится, что она находится в субстанции как подлежащем, а о субстанции, что она есть подлежащее, составляя основу существования. Глава XVII. О сказуемом, отвечающем на вопрос: что есть предмет? и каков предмет? Сказуемое, отвечающее на вопрос: что есть предмет? отлично от сказуемого, отвечающего на вопрос: каков предмет? Сказуемое первого рода имеет место, например, тогда, когда, отвечая на вопрос: что есть предмет? мы говорим: животное. Сказуемое второго рода имеет место тогда, когда, отвечая на вопрос: какое животное, мы говорим: разумное, смертное. Таким образом, и род, и вид отвечают на вопрос: каков предмет. А ипостась не выражает ни что есть предмет, ни каков он, но кто. Ибо, отвечая на вопрос, кто это такой, мы говорим: Петр. Затем, отвечая на вопрос, какой человек, — мы говорим: большого роста, например, или малого. Следует заметить, что о предметах, различающихся по природе, говорят: одно и другое. Так мы говорим: человек — одно (allo), а лошадь — другое (allo): другое, разумеется, по природе, ибо человек составляет один вид, а лошадь — другой. О предметах же, различающихся лишь численным порядком, говорят: один и другой. Так мы говорим: Петр один (allos), а Павел другой (allos). Но мы не можем сказать, что Петр — одно (allo), а Павел — другое (allo), иначе солжем, ибо по природе они единое, по числу же не составляют одного. Следует заметить что о субстанции говорится «одно» (allo). То же самое нужно сказать и о существенных разностях. Но об акциденции говорят: одного, другого качества (alloion), потому что существенные разности рассматриваются относительно вида или природы и образуют ее, акциденция же рассматривается относительно индивида, так как акциденции составляют ипостась. Поэтому человек — одно а лошадь — другое. Петр же одного свойства (alloios) и один (allos), а Павел другого свойства (alloios) и другой (allos). Но всякая разность, существенная и несущественная, полагает различие (eteroion poiei) ибо под различием нужно понимать как другое по природе, так и другое со стороны качества (alloion). Природа обозначает, что есть предмет, а ипостась — кто это такой или что это такое: всякая же разность — каков предмет. Глава XVIII. Сходства и различия пяти названий. Следует заметить, что пять названий имеют между собой то сходство, что все они сказываются о многих предметах . Различаются же они друг от друга тем, что род сказывается о многих предметах, различающихся между собой по виду, и отвечает на вопрос: что есть предмет? вид сказывается о многих предметах, различающихся между собою числом, и отвечает на вопрос: что есть предмет? разность же и акциденция сказываются о многих различающихся между собою по виду предметах и отвечают на вопрос: каков предмет? свойство сказывается о многих предметах, различающихся между собой числовым порядком, т. е. сказывается об одном виде и подчиненных ему индивидах , и отвечает на вопрос: каков предмет? Отличается же разность от акциденции тем, что разность есть существенное качество, т. е. является частью, подлежащей субстанции, акциденция же есть не часть субстанции, но несущественное ее качество. Глава XIX. Сходство и различие между родом и разностью. Сходство между родом и разностью состоит в том, что как тот, так и другая обнимают вид и синонимически сказываются о видах и индивидах. При этом следует заметить, что то, что синонимически сказывается о чем–либо как о подлежащем будет синонимически сказываться и о подлежащем этого подлежащего; напротив то, что высказывается омонимически, никогда. Различие же рода от разности состоит в том, что род шире подчиненных ему разностей и трех других названий; что род обнимает разности силой; что род отвечает на вопрос: что есть предмет, а разность — каков предмет? что ближайший род — один, а разностей много; что род соответствует материи, разность же — форме. Глава XX. Сходство и различие между родом и видом. Сходство между родом и видом состоит в том, что и тот, и другой сказываются о многих предметах и отвечают на вопрос: что есть предмет? что и тот, и другой по природе предшествуют подчиненным им понятиям; что и тот, и другой есть нечто целое (olon ti). Различие же между родом и видом состоит в том, что роду принадлежит большая общность, чем виду; что у вида более разностей, чем у рода; что род синонимически сказывается о виде, вид же не сказывается о роде; что не может быть самого низшего рода (genos eidikwtaton), ни самого высшего вида (eidos genikwtaton), равно как самое низшее понятие не будет родом. Глава XXI. Сходство и различие между родом и свойством. Сходство между родом и свойством состоит в том, что как род, так и свойство следуют видам, т. е. сказываются о них, что как род, так и свойство совпадают по объему со своим подлежащим; что и род, и свойство сказываются синонимически. Разница же между родом и свойством та, что род сказывается о многих видах, свойство же — об одном; что свойство допускает обращение с видом, род же — нет; что свойство принадлежит только одному виду. род же не только одному. Глава XXII. Сходство и различие между родом и акциденцией. Сходство между родом и акциденцией состоит в том, что и род, и акциденция сказываются о многих предметах. Разница же между ними состоит в том, что род предшествует тем видам, которым принадлежат акциденции, акциденции же являются по отношению к видам последующими; что род принадлежит всем видам в одинаковой степени, акциденции же — не в одинаковой; что акциденция прежде всего принадлежит индивидам, а затем уже видам, — род же — наоборот; что род в сказуемом отвечает на вопрос: что есть предмет? акциденция же — на вопрос: каков предмет? или в каком состоянии находится предмет? Глава XXIII. Сходство и различие между разностию и видом. Сходство между разностию и видом то, что и разность, и вид принадлежат предметам в одинаковой степени; что они всегда бывают налицо у тех предметов, которым принадлежат. Особенности разности и вида состоят в том, что разность в сказуемом отвечает на вопрос: каков предмет? вид же на вопрос: что есть предмет? что разность обнимает множество видов, а также индивидов, вид же обнимает лишь подчиненные ему индивиды; что разность по природе предшествует видам; что одна разность сочетается с другой разностью, вид же с видом никогда не сочетается. Глава XXIV. Сходство и различие между разностью и свойством. Сходство между разностью и свойством то, что и разность, и свойство сказываются о тех предметах, которым они принадлежат, что они присущи им всегда и притом всему виду. Особенности же разности н свойства состоят в том, что разность обнимает множество видов, свойство же только один, что разность не допускает обращения с видом, свойство же допускает. Глава XXV. Сходство и различие между разностью и акциденцией. Сходство между разностью и акциденцией состоит в том, что и та, и другая сказываются о многих предметах и отвечают на вопрос: каков предмет? а также в том, что и разность, и неотделимая акциденция всегда принадлежат тем предметам, о которых они высказываются. Различие же разности и акциденции состоит в том, что разности объемлют (periechousin) другие понятия, сами же не объемлются ничем другим, а акциденции объемлются. В самом деле, как разность, так и акциденция объемлют виды, поскольку они высказываются о многих видах. Но разность не объемлется видами, так как один и тот же вид не принимает противных разностей. Акциденция же объемлется другими понятиями, так как один и тот же вид и один и тот же индивид принимают множество акциденций, которые часто бывают даже противоположными друг другу. [Далее разность и акциденция различаются между собой тем], что разность не бывает более или менее, акциденции же бывают; что противные разности не соединены между собой, противные акциденции соединяются друг с другом. Глава XXVI. Сходство и различие между видом и свойством. Сходство между видом и свойством заключаются в том, что они взаимно сказываются друг о друге или допускают обращение друг с другом; что они в одинаковой степени принадлежат индивидам, так как один индивид не участвует в них более или менее другого индивида. Различие же между видом и свойством состоит в том, что вид есть существенное в предмете, свойство же — несущественное; что вид всегда актуален, свойство же всегда потенциально и [не всегда] актуально; что, имея различные определения, они и сами, разумеется, являются различными. Глава XXVII. Сходство и различие между видом и акциденцией. Сходство между видом и акциденцией состоит в том, что и вид, и акциденция сказываются о многих предметах. Различие же между ними то, что вид в сказуемом отвечает на вопрос: что есть предмет? акциденция же — на вопрос: каков предмет? что предмет может принадлежать лишь одному виду, акциденций же у него может быть несколько; что вид по природе предшествует акциденции; что вид принадлежит индивидам в одинаковой степени, акциденция же может принадлежать и в большей, и в меньшей степени. Глава XXVIII. Сходство и различие между свойством и неотделимой акциденцией. Сходство между свойством и неотделимой акциденцией состоит в том, что предметы, которым они принадлежат, не могут без них существовать, а также в том, что оба они принадлежат предметам всегда. Различие же между свойством и акциденцией состоит в том, что свойство принадлежит одному виду, акциденция же — многим видам; что свойство допускает обращение с видом, акциденция же нет; что акциденция допускает определение: более или менее, свойство же никогда. Глава XXIX. Об ипостаси, ипостасном и неипостасном. Слово «ипостась» (upostasis) имеет два значения. Взятое в общем смысле (aplws), оно означает субстанцию вообще. В собственном же смысле «ипостась» означает индивид, а также всякое отдельное лицо. Подобным же образом и слово «ипостасное» (enupostaton) имеет два значения, ибо оно означает и сущее вообще — в этом смысле мы называем ипостасным не только субстанцию вообще, но и акциденцию; но оно означает и отдельную ипостась, или индивид. Слово «неипостасное» (anupostaton) также имеет два значения. Неипостасным называется и то, что никогда и никаким образом не существовало; неипостасным снова называется и акциденция, так как акциденция не имеет самостоятельного существования, но существует в субстанции. Глава XXX. О сущности, природе и форме; об индивиде, лице и ипостаси. Языческие философы, как уже было сказано, различали субстанцию (ousia) и природу (fusis). Именно, субстанцией они называли бытие вообще, природой же — субстанцию, определенную ее существенными разностями и соединявшую с бытием вообще качественную определенность бытия: разумную или неразумную, смертную или бессмертную, или, как сказали мы, неизменное и непреложное начало, причину, силу, вложенную в каждый вид Творцом для движения: ангелам — для разумения н сообщения друг другу своих мыслей, без помощи произносимого слова; людям — для разумения, размышления и сообщения друг другу, при помощи произносимого слова, своих внутренних мыслей; у неразумных животных — силу жизни, ощущения и дыхания; у растений — способность питания, произрастания и рождения; у камней — способность нагреваться и охлаждаться, а также свойственное неодушевленным предметам перемещение с места на место, под действием другого движения. Это они назвали природой, т. е. самые низшие виды (ta eidikwtata eidh), например, ангела, человека, лошадь, собаку, вола и т. п., — которые отличаются большею общностью, чем ипостаси, и обнимают их, заключаясь в каждой обнимаемой ими ипостаси равным и неизменимым образом. Таким образом, ипостасью они назвали более частное; более же общее и обнимающее ипостаси они назвали природой; наконец, существование вообще они назвали субстанцией. Но святые отцы, отказавшись от бесполезных словопрений, общее и о многих предметах высказываемое, т. е. низший вид назвали субстанцией (ousian), природой (fusin) и формой (morfhn), — например, ангела, человека, собаку и т. п. В самом деле, (слово) ousia — субстанция — происходит от (глагола) einai, а fusis — природа — от глагола pefukenai, но einai и pefukenai означают одно и то же — быть, существовать. Равным образом слова eidos — вид и morfh — форма — имеют значение одинаковое со словом fusis — природа. Единичное же (merikon) они назвали индивидом (atomon), лицом, ипостасью, например, Петра, Павла. Ипостась же должна иметь субстанцию с акциденциями, существовать сама по себе и созерцаться через ощущение, или актуально (energeia). Две ипостаси не могут не различаться между собою акциденциями, раз они различаются друг от друга числом, Следует заметить, что характеристические свойства, это - акциденции, характеризующие ипостась. Главы из Аристотеля. Существует ли что–либо; что существует; каким оно существует; по причинам чего существует? Глава XXXI. Об омонимах. Омонимами называются предметы, имеющие одно и то же название, по различающиеся между собой определением или описанием. Например, собака есть омоним, ибо это название означает и земную, и морскую собаку. Но собака земная имеет одно определение, а собака морская–другое, так как природа той и другой собаки различна. Определяют же омонимы так: омонимами называются такие предметы, которые имеют только общее имя (onoma), но у которых понятие сущности (o logos ths ousias), относящееся к имени, различно. Под понятием (logos) здесь разумеется определение или описание. Слова же: «соответствующее имени» (kata tounoma), указывают на то, что существует и другое определение того же самого имени, в силу чего и образуются омонимы. Например, земная и морская собаки в отношении названия: собака — омонимы. В самом деле, если бы кто пожелал дать определение земной и морской собаки, поскольку каждая из них называется собакой, то он дал бы земной собаке одно определение, а морской собаке — другое. При этом они могут иметь общее и в имени, и в определении, ибо и та, и другая собака называются животными и принимают определение животного. Однако, в отношении имени животного они не суть омонимы, а скорее синонимы. В отношении омонимов следует искать разрешения следующих трех вопросов: принадлежат ли известные предметы к числу омонимов? Сколько предметов обозначается одним именем? О каком из обозначаемых предметов идет речь? [По мнению древних, подобие (omoioths) употребляется в четырех смыслах и относится только к качеству; но, по мнению новейших, оно касается прежде всего, преимущественно и субстанции, и качества: субстанции, например, когда мы говорим, что люди подобны (omoious) ангелам, вместо: равны им, хотя со стороны своих качеств они совершенно различны друг от друга, — подобным же образом мы говорим и о лошадях, и о лебедях, и прочее. Так как подобие в этом смысле иногда не имеет никакого различия, а иногда имеет некоторое различие, то еретики, желая умалить достоинство Сына, называли Его подобным Отцу и, благодаря неопределенности обозначения, увлекали к дурному простых людей. Поэтому и великий Василий говорит: «и я принимаю [выражение «подобное по сущности»], если к нему присоединяется: «без различия»). Таково подобие со стороны субстанции. Подобие же со стороны качества имеет место не в отношении лишь того или другого качества, но в отношении всякого качества, т. е. фигуры, формы, цвета, искусства, добродетели и всего, что подходит под понятие качества. Самое подобие (omoioths) бывает четырех родов: или в одном виде и в отношении одного качества; как мы называем подобными друг другу членов одного и того же вида, — например, эфиопов мы называем подобными друг другу в отношении черного цвета, а лебедей, в свою очередь, в отношении белого. Таким образом, одни и те же предметы оказываются в двояком отношении подобными друг другу: и со стороны субстанции, и со стороны наружности, например, по цвету. Или в различных видах, но в отношении одного и того же качества; так, например, перец белый и перец черный подобны друг другу в отношении качества. Или в одних и тех же видах, но с различными качествами, — например, дикий голубь подобен домашнему по своей белой, коричневой и черной окраске, а равно и в других отношениях; но качество того и другого различно. Четвертое подобие есть подобие изображения и оригинала, например подобие между животным нарисованным и живым. В этом смысле, говорят, и мы подобны Богу. Однако, при ближайшем рассмотрении, [наше подобие Богу] совершенно отлично [от этого вида подобия], ибо изображение и оригинал не имеют ничего общего, кроме имени и фигуры. Человек же в самой действительности имеет общее с Богом — разумею благость, мудрость и силу — хотя и не в одинаковой степени: Бог обладает этими свойствами по природе, мы же — по Его соизволению, причем один — в одной степени, а другой — в другой. Поэтому мы не только от Бога безгранично отличаемся, но соответствующим образом отличаемся и друг от друга. Итак, подобие имеет место как между теми предметами, которые происходят от одного предмета, так и между теми, которые стоят в отношении к одному предмету]. Глава XXXII. О синонимах. Синонимы суть такие предметы, которые имеют как общее имя, так и общее определение и описание этого имени. Например, «животное» означает и человека, и лошадь. В отношении этого имени, т. е. животного, они суть синонимы, ибо каждое из них принимает как имя, так и определение животного. Определяют же синонимы так: синонимами называются такие предметы, у которых и имя. и соответствующее имени понятие сущности суть общие. Глава XXXIII. О полионимах. Полионимы суть такие предметы, которые по определению совпадают, а по имени различаются. Это, именно, бывает в том случае, когда один и тот же предмет называется многими именами. Например: нож, меч широкий и узкий, кинжал, клинок. Все эти названия принимают одно определение, именно такое: обоюдоострое железо, т. е. железо, отточенное с обеих сторон. Определяют полионимы так: многие имена, прилагаемые к одному и тому же предмету. Глава XXXIV. О различных и разноименных предметах. Предметы, различающиеся между собою в обоих отношениях, т. е. как по имени, так и по определению, или имеют одну основу и называются разноименными (етеронимами), например: восхождение и нисхождение, ибо они имеют одну общую основу — лестницу; или же не имеют одной основы и называются различными, например субстанция и акциденция; ибо они имеют и различное наименование, и различное определение и не имеют одной общей основы. Определение тех и других, т. е. как разноименных, так и различных таково: «у которых и название, и определение различны». Глава XXXV. О паронимах. Есть такие предметы, которые занимают среднее положение между омонимами и синонимами и как по имени, так и по определению отчасти совпадают, отчасти различаются. Они называются паронимами, т. е. производными: так от грамматики производится грамматик. Грамматик и грамматика имеют общее в наименовании, но различаются окончанием наименования, т. е. последним слогом. Точно так же и со стороны определения они и совпадают, и различаются: грамматика есть знание, а грамматик — существо, которому это знание принадлежит. Итак, паронимы суть такие предметы, которые получают название от другого названия, отличаясь от него своим окончанием, т. е. окончанием названия. Следует заметить, что грамматика, музыка, справедливость не суть паронимы, а паронимами будут музыкант, грамматик, справедливый; ибо грамматик производится от грамматики, музыкант — от музыки, справедливый от справедливости. Следует также заметить, что паронимы обнимают те предметы, от которых они получили свое название: так грамматику присуща грамматика, справедливому — справедливость. Те же предметы, которые получили название по происхождению от определенного предмета, — никогда, ибо медицинский инструмент не обнимает медицины. Глава XXXVI. О десяти самых общих родах. Все то, что говорится, говорится (или) просто и без связи, например: субстанция, акциденция и тому подобное, (или) в связи, например, лошадь бежит, Сократ философствует. Из всего, что говорится просто, без связи, одно обозначает субстанция, например: человек, лошадь; другое — количество, например, два, три, двойной, тройной; третье — отношение, например, отец, сын; четвертое — качество, например, белый, черный; пятое — место, например, на корабле, на площади; шестое — время, например, в прошлом году, вчера, сегодня; седьмое — положение, например, стоять, сидеть; восьмое — состояние, например, быть одетым, быть обутым; девятое — действие, например, течь, резать; десятое — страдание, например, подвергаться жжению, резанию. Эти десять видов названий именуются категориями, т. е. сказуемыми, поскольку они говорятся относительно чего–либо — ибо сказывать (to agoreuein) значит говорить. Должно знать, что каждая из этих десяти категорий есть самый общий род. Но из этих десяти категорий, самых общих родов, только одна — субстанция; остальные же девять — акциденции. Перечень категорий таков: 1) субстанция, 2) количество, 3) отношение, 4) качество, 5) время, 6) место, 7) положение, 8) состояние, 9) действие, 10) страдание. Глава XXXVII. Об однородном и принадлежащем к одному и тому же виду, о разнородном, разновидном и различающемся числом. Однородны те предметы, которые находятся под одной и той же категорией [например, человек и лошадь]. Разнородны те предметы, которые находятся под различными категориями [например, животное и знание], ибо эти предметы различаются между собой родом. К одному и тому же виду принадлежат те предметы, которые подчинены одному и тому же виду и имеют общее в определении сущности, например: Петр и Павел. Разновидны те предметы, которые различаются друг от друга видом, т. е. те, которые различаются определением сущности, например: человек, лошадь. Числом же различаются те предметы, свойство (idioths) ипостаси которых определяется через сочетание акциденций и которое получили самостоятельное бытие, т. е. индивиды, как Петр и Павел и каждый из людей. У всех разнородных предметов и разности бывают различными в отношении вида, — например, разности животного и знания. В самом деле животное подчинено категории субстанции, а знание — категории качества. У животного разности — образующие: одушевленность, чувствительность; разделяющие: разумное, неразумное, крылатое, земное, водяное. У знания образующие разности: принадлежность существам одушевленным и разумным, а также неизменность; разделяющие: грамматика, философия. К какой категории принадлежит род, к той же категории принадлежит и вид, и разность этого вида. Но что касается подчиненных родов и видов, то ничто им не мешает иметь те же самые разности, хотя и не все, например: для животного невозможно произвести не животного. Под разностями здесь я разумею такие, которые образуют роды и виды. Следует знать, что каждая из девяти категорий — не считая субстанций, — хотя она и есть акциденция, однако имеет образующие и разделяющие разности; каждая (hekasth, а не hekasthi) из них является самым высшим родом и имеет виды, подчиненные роды и самые низшие виды. Ибо несомненно, что, где род, там и виды и разделяющие разности, так как именно последние разделяют род на виды. Равно как, где виды, там и образующие разности, ибо они образуют виды. Название «одно» (to en) употребляется в трех смыслах: или в отношении рода; например, — человек и лошадь со стороны рода суть одно и то же, ибо они подчиняются одному роду — животное. Или в отношении вида: так мы говорим, что Сократ и Платон, принадлежащие к одному виду — человек, со стороны вида одно и то же. Или в отношении числа: например, о Сократе мы говорим, что сам по себе он есть один, отличаясь от прочих людей. Глава XXXVIII. О том, что находится в другом. То, что находится в другом, находится в нем одиннадцатью различными способами: 1) Как род в виде, — например, животное в определении человека. 2) Как вид в роде — например, человек в разделении животного. 3) В смысле места, — например, священник в храме. 4) В смысле времени, — например, Ной во время потопа. 5) В смысле сосуда, — например, вино в чаше. 6) Как целое в частях, — например, Сократ в его членах: голове, руках, ногах. Впрочем, целое здесь находится не в другом, а в других. 7) Как часть в целом, — например, голова, рука в Сократе. 8) Как форма в веществе, — например форма статуи в меди. 9) Как в производящей причине, — например, все — в Боге. 10) Как в конечной причине, — например, ложе в отдыхе людей, ибо ради этого отдыха готовится ложе. 11) Как в основном субстрате, например, белье на теле. Должно знать, что «части целого» говорят, «целое же части» никогда, но «целое в частях». Глава XXXIX. Еще о субстанции. Субстанция есть самосущая вещь, не нуждающаяся для своего существования ни в чем другом; и снова: субстанция есть то, что в самом себе является ипостасным (auqupostaton) и не имеет своего бытия в другом, т. е. то, что существует не через другое и не в другом имеет свое бытие и не нуждается в другом для своего существования; но существует само по себе, — в чем и акциденция получает свое бытие. Цвет существует ради тела, чтобы окрашивать его, а не тело ради цвета. Равным образом цвет имеет свое бытие в теле, а не тело в цвете, почему и говорят «цвет тела», а не «тело цвета». Поэтому при частых переменах и изменениях цвета субстанция, т. е. тело, не изменяется, но остается той же самой. (По–гречески) субстанция называется ousia — от einai, существовать [по преимуществу; акциденция же — sumbebhkos от sumbainein — случаться и иногда быть, а иногда и не быть, потому что определенный предмет может иметь одну и ту же акциденцию, может и не иметь ее, но иметь противоположную]. Глава XL. О природе. Природа есть начало движения и покоя каждой вещи. Так земля движется, в смысле произведения растений; покоится, в смысле перехода с места на место, ибо она не движется с одного места на другое. Итак, начало и причина движения и покоя, которыми свойственно вещи двигаться и покоиться, свойственно по существу, или по природе, а не случайно, — называется природой, поскольку она так создана и так существует. Природа есть не что иное, как субстанция; ибо от субстанции вещь имеет такую способность, т. е. способность движения и покоя, и субстанция есть причина определенного движения и покоя. [Греческое название природы] fusis происходит от pefukenai — родиться. Глава XLI. О форме. Форма (morfh) есть субстанция, формированная и специализированная существенными разностями (diafora); это, именно, и есть самый низший вид. Так, субстанция, формированная и специализированная признаками тела одушевленного и чувствующего и составляющая животное, если к ней присоединить еще признаки разумности и смертности, составит вид человека. Этот самый низкий вид называется формой в качестве формированной субстанции. Святые отцы самому низшему виду прилагают название и субстанции, и природы, и формы, утверждая, что субстанция, природа, форма — самый низший вид одно и то же. Поэтому индивиды, подчиненные одному и тому же самому низшему виду, у них называются единосущными, имеющими одну природу, один вид, один род и одну форму. Различными же по сущности, природе, виду, роду и форме, они называют самые низшие виды. В самом деле, невозможно, чтобы один вид в отношении другого вида, одна природа в отношении другой природы, или субстанции, не были различны и по сущности, и по природе, и по форме. Следует заметить, что из двух субстанций, или природ, не может образоваться одна сложная; ибо невозможно, чтобы в одной и той же вещи находились образующие разности противоположного свойства. Но из различных природ может образоваться одна ипостась (hupostasis): так человек составлен из души и тела. Хотя природа людей и называется единой, тем не менее каждый в отдельности человек не называется существом единой природы. Сложная природа людей называется единой потому, что все сложные ипостаси людей сводятся к одному виду. Но каждый отдельный человек не называется существом единой природы, так как каждая ипостась людей состоит из двух природ, именно: души и тела; причем она сохраняет их в себе не–слиянными, доказательством чего служит разделение, происходящее вследствие смерти. Глава XLII. Об ипостаси. Название: «ипостась» имеет два значения. Иногда оно означает простое бытие. Согласно этому значению, субстанция и ипостась одно и то же. Поэтому некоторые из святых отцов говорили: «природы, или ипостаси». Иногда же название; ипостась, обозначает бытие само по себе, бытие самостоятельное. Согласно этому значению, под ним понимается индивид, отличающийся от других лишь численно, например, Петр, Павел, какая–либо определенная лошадь. Следует заметить, что ни субстанция не существует сама по себе без вида, ни существенная разность, ни вид, ни акциденция, но одни только ипостаси, или индивиды. В них созерцаются (qewrountai) и субстанции, и существенные разности, и виды, и акциденции. При этом простая субстанция созерцается одинаково во всех ипостасях: в неодушевленных и одушевленных, разумных и неразумных, смертных и бессмертных. Напротив, существенные разности у неодушевленных иные, чем у одушевленных; у разумных — иные, чем у неразумных; у бессмертных–иные, чем у смертных. Одним словом, ипостасям каждого самого низшего вида свойственны одни и те же существенные разности, которые, с одной стороны, соединяют их друг с другом через понятие субстанции, с другой, отделяют их от ипостасей другого вида. Подобным же образом созерцаются в них, т. е. в ипостасях, и акциденции, обособляя каждую ипостась от ипостасей того же вида. Поэтому индивид и называется по преимуществу именем ипостаси, ибо (только) в нем получает действительное существование (energeia ufistatai) субстанция вместе с ее акциденциями. Глава XLIII. О лице. Лицо есть то, что в своих действиях и свойствах обнаруживается ясным и определенным образом, отличным от способа обнаружения однородных существ. Например, Гавриил, беседуя с Пресвятой Богородицей, был одним из ангелов, но непосредственно беседовал с ней только он один, отличаясь от единосущных с ним ангелов присутствием в определенном месте и тем, что он беседовал, И Павел, когда он держал речь на лестнице, был одним из числа людей, но своими свойствами и действиями он выделялся из всех других людей. Следует заметить, что святые отцы названиями: ипостась. лицо и индивид, обозначали одно и то же: именно то, что, состоя из субстанции и акциденций, существует само по себе и самостоятельно, различается числом и выражает известную особь, например Петра, Павла, определенную лошадь. Название ипостась upostasis, происходит от ufestanai, стоять в основании чего–либо. Глава XLIV. Об ипостасном. Название «ипостасный» также иногда обозначает простое бытие. В этом смысле ипостасной мы называем не только чистую субстанцию, но и акциденцию. Однако, последняя, собственно говоря, не ипостасна, а етероипостасна. Иногда же оно означает самосущую ипостась, т. е. индивид. Однако, последний в строгом смысле не есть нечто ипостасное, но есть самая ипостась и называется так. В собственном смысле ипостасным называется то, что не существует само по себе, но созерцается в ипостасях: так вид, или природа людей не созерцается в собственной ипостаси, но в Петре, Павле и в прочих человеческих ипостасях, — или то, что соединяется с другим, субстанциально различным, в нечто целое и образует одну сложную ипостась. Так человек составлен из души и тела, причем ни душа, ни тело, взятые в отдельности, не называются ипостасями, но ипостасными; то же, что образуется соединением обоих, называется их ипостасью, ибо ипостасью в собственном смысле называется то, что существует само по себе и самостоятельно. Кроме того, ипостасной называется природа, воспринятая другою ипостасью и в ней получившая свое бытие. Отсюда и плоть Господа, не существовавшая самостоятельно ни в один момент времени, не есть ипостась, а скорее нечто ипостасное; ибо, будучи воспринята ипостасью Бога Слова, она в ней существует и имела, и имеет ее своей ипостасью. Глава XLV. О неипостасном. И название «неипостасный» употребляется в двух различных смыслах: иногда оно означает то, чего никогда абсолютно не было, т. е. — несущее, а иногда то, что не имеет бытия в самом себе, а имеет свое существование в другом, т. е. акциденцию. Глава XLVI. Разделение сущего. Сущее разделяется на субстанцию и акциденцию, но не как род на виды, а как омонимное название или как то, что происходит от одного предмета и находится к нему в определенном отношении. Глава XLVII. Разделение субстанции. Субстанция есть самый общий род. Она разделяется:на тело | и бестелесное; | |
тело | ||
на одушевленное | и неодушевленное; | |
одушевленное | ||
на чувствующее животное, | животно–растительное животное | и не чувствующее растение; |
чувствующее | ||
на разумное | и неразумное; | |
разумное | ||
на смертное | и бессмертное; | |
смертное | ||
на человека, вола, лошадь, собаку и т. п. | ||
человек | ||
на Петра, Павла и прочих единичных людей, которые суть индивиды, ипостаси, лица. |
II. О ста ересях вкратце
Откуда они начались и от чего произошли
Всех ересей матерей и первообразов четыре, именно: 1) варварство, 2) скифство, 3) эллинство, 4) иудейство. От них произошли все остальные ереси. 1. Варварство: ересь, которая сама по себе продолжалась от дней Адама до десятого рода, [до времен] Ноя. Варварством же она названа потому, что тогдашние люди не имели какого–либо вождя или одного согласия, но что каждый устанавливал себе в предпочтении собственной воли, то и становилось для него законом. 2. Скифство: от дней Ноя и в последующее время до построения столпа вавилонского и после столпотворения в течение немногих лет, т. е. до Фалека и Рагава, которые, уклонившись в страну Европы, поселились в области скифской и присоединились к тамошним племенам со времен Фарры, от которого произошли фракийцы, и позднее. ...Все права на текст принадлежат автору: Иоанн Дамаскин, Преподобный Иоанн Дамаскин.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.