Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Тайна шляпы с сюрпризом
СУББОТА
Я была главарем банды
В Небож мы приехали в четверг, а начинаю я рассказ с субботы, поскольку ни в четверг, ни в пятницу особых происшествий не случилось, а если их не было, то не о чем и писать. В субботу шел дождь; тогда же началась та самая идиотская история со шляпой за сто тысяч… Однако, прежде чем рассказывать о шляпе, я должна представиться. Зовут меня Кристина Цуховская, мне двенадцать лет, я перешла в шестой класс и считаюсь девочкой. Но, честное слово, это какое — то недоразумение. Мне следовало родиться мальчишкой и зваться Кристином Цуховским. Посудите сами, как может чувствовать себя девчонка, если у нее мальчишеский нрав и мечта стать в будущем благородным шерифом? Шериф расправляется с бандой Косого Джима, в него до бесчувствия влюбляется красавица дочь судьи Ричардсона. Интересно, смогла бы я в будущем завоевать любовь златовласой Мэри, вырвать ее из рук Косого Джима, предстать с ней перед алтарем и осыпать потом золотом и жемчугом? Ну да ладно. Я девочка, и приходится с этим мириться. Официально, повторяю, я — Кристина Цуховская, но друзья зовут меня Девяткой. Здорово, правда? Я ведь была главарем банды на Саской Кемпе в Варшаве, и восемь щенков постарше меня беспрекословно мне подчинялись. Вы спросите, как я стала главарем, если была единственной девчонкой в банде и самой младшей из всей девятки? Да очень просто. Фелек с Закопяньской сказал, что главарем станет тот, кто победит всех соперников. Меня они вообще не принимали в расчет. Думали, видно, что буду у них на побегушках. Ошиблись, мои дорогие! Не знали, что я тайком занималась на курсах дзюдо. Когда же дошло до дела, я в первую очередь задала трепку самому сильному из восьмерки — Фелеку с Закопяньской. Бедняжка расплакался, а остальным расхотелось соперничать со мной. Назвали меня Девяткой, а после всячески ублажали и угощали мороженым. Мы задумали много чего интересного, но закончился учебный год, и все разъехались на каникулы. Моя семья отправилась отдыхать к морю, в Небож. Вы только представьте себе — отдыхать! Как известно, семейный отдых заключается главным образом в том, что дети отравляют жизнь родителям, а родители детям. Прежде всего я должна была дышать у моря йодом, чтобы укрепить миндалины и вернуться в Варшаву здоровой. Но как тут дышать, когда так много по — настоящему интересных дел — например, поиски янтаря, не говоря уже о разгадке тайны этой самой шляпы за сто тысяч злотых… Небож — это море, пляж и все остальное, а остальное складывается из домов и пересекающихся чаще всего под прямым углом улиц, носящих порой довольно любопытные названия — например, улица Шутка, улица Соловьиная, улица Отскок… От этих названий можно просто со смеху лопнуть, тем более что на Соловьиной вообще нет никаких соловьев, а одни лишь воробьи и коноплянки. Наш пансионат под названием «Укромный уголок» располагается — тоже словно в насмешку — как раз посредине улицы Пляжная. Мы живем на втором этаже в тринадцатом номере. Отец с Яцеком — это мой младший брат, смотреть на него жалко, — все время пропадают на рыбалке, а мать играет в бридж с другими дамами. В хорошую погоду они собираются на пляже, в ненастные дни — в клубе. Мне порой кажется, что мама только для того и приехала в Небож, чтобы проиграть июньскую премию отца, полученную им на фабрике за какое — то рационализаторское предложение. С тем же успехом она могла просадить эти деньги в Варшаве. А я тем временем мечтаю о каком — нибудь большом приключении… Дни в Небоже делятся на погожие и ненастные. В погожие все торчат на пляже, ненастные проводят в кафе «Янтарь» либо на террасе гостиницы «Под тремя парусами». Все в Небоже так или иначе подразделяется. Даже дачники и курортники, просидевшие слишком долго на пляже, делятся на получивших солнечные ожоги первой, второй или третьей степени. Теперь у них лупится покрасневшая кожа, и Небож напоминает индейское поселение, краснокожих обитателей которого поразил чешуйчатый лишай.Встреча с орнитологом
В четверг и пятницу было настоящее пекло, тридцать градусов по Цельсию в тени. Мы поджаривались в ультрафиолетовых и всяких иных лучах, кому как хотелось. А в субботу все переменилось. Говорят, над Скандинавией сформировалась область низкого атмосферного давления, которая распространилась и на наше побережье, словно не нашлось для нее другого места. Это чистое безобразие — над Скандинавией область низкого давления, а мы тут должны страдать и смотреть на струящийся за окнами дождь. У всех сразу пропало настроение, и отдыхающие ходили с унылым видом. Лишь мой папа весело насвистывал с самого утра, поясняя, что в дождь лучше клюет рыба. Яцек говорил то же самое, так как всегда повторял сказанное отцом. Они натянули резиновые сапоги, надели плащи, взяли удочки и, сев на велосипеды, укатили в неизвестном направлении. Мама жаловалась на недомогание и боли. Правда, она не знала, в каком месте у нее болит, но при этом сильно морщилась и все расспрашивала, не играют ли внизу в бридж. К сожалению, еще не играли, и мама перешла к упрекам в отношении тех персон, которые вместо того, чтобы сорваться с постели чуть свет, нежатся в своих кроватях и неизвестно о чем думают. Мне стало жаль маму, и я робко предложила: — Может быть, пойдем погулять? — В такую погоду? — удивилась мама. — Пойдем собирать янтарь. Я вчера набрала полбаночки. — В такой дождь? — Вчера не было дождя. — Ах, правда, я и забыла. Если хочешь, иди сама. — Мамуся, ты же обещала в Варшаве… — Обещала. Но сегодня я плохо себя чувствую. — Уверена, что прогулка пойдет тебе на пользу. — Выгляни, дождь все еще идет? — Идет, мамуся. — Ну так неужели ты хочешь выгнать меня с моим радикулитом в такую слякоть? Ужасно! — В таком случае пойду одна, — решила я. — Иди, дорогая, только оденься теплее. Кажется, сильный ветер. — Надену полусапожки и плащ с капюшоном. Ничего не случится. — И толстый свитер, а то продует. — А еще что? — Может быть, тренировочный костюм Яцека? Висит в шкафу. — Спасибо. Буду выглядеть, как боксер. Маме хотелось, чтобы я натянула на себя все, что у меня было. Я согласилась лишь на свитер. — Только бы ты не замерзла! Вот, вот! По мнению родителей, мы выходим из дому всего — навсего для того, чтобы простудиться, а потом выслушивать: «Вот видишь, я же говорила. Если бы послушалась меня, не схватила бы насморк». Быстро одевшись, я взглянула на себя в зеркало. В полусапожках, джинсах и зеленом плаще я выглядела совсем как собравшийся на охоту Робин Гуд. — Чао, мамуся! — выкрикнула я и, схватив баночку для янтаря, выбежала из дома. На улице шел дождь… Надо признать, что мне нравился дождливый пейзаж. С моря дул ветер. На высоком берегу сгибались в поклонах сосны. Их кроны, как флаги, трепетали над стройными мачтами стволов. На опустевшем пляже валялось несколько опрокинутых кабинок, а море с шумом и плеском набегало на берег. Волны с пенистой гривой оседали на песок, словно утомленные дальней дорогой чудища. Они оставляли после себя узоры, сотканные из пены, крохотных ракушек и темного слоя водорослей. Над молом в порывах ветра кружили чайки. Было удивительно красиво. А дождь… Дождь не так уж страшен. Можно представить, что это падающие прямо с неба струи исполинского душа. Исторгнув радостный вопль — «эгей!», — я сбежала по ступенькам на пляж и пошла по мокрому утрамбованному волнами песку, как по асфальту. Миновав мол, я повернула влево, в сторону рыбацкой деревушки и маяка, и пошла вдоль умытого волнами берега, разгребая палочкой отложения гравия, ракушек и водорослей. Я искала янтарные сокровища. Какая замечательная игра! Я воображала себя золотоискателем на Клондайке. Иногда среди ракушек поблескивал янтарь. Тогда я припускалась со всех ног, словно боялась, что меня опередят. С радостью поднимала кусочек янтаря, взвешивала его на ладони и бросала в баночку. Я так увлеклась поисками, что даже не заметила лодок, лежавших на песке, как громадные снулые рыбы, и, миновав их, продолжала свой путь к маяку. И вдруг впереди совсем близко от себя я увидела согнутую фигуру: кто — то двигался мне навстречу. Видимо, еще один искатель сокровищ. Судьба распорядилась так, что в тот момент в ракушках между нами блеснул довольно крупный кусочек янтаря. Мы заметили его одновременно, но я была быстрее и, бросившись вперед, прижала янтарь ногой, издав победный возглас: — Это мое! — Фигушки, я первым его увидел. Передо мной стоял рослый мальчишка, блондин с большими зелеными глазами. Кожа на его лице так облезла, что жалко было смотреть. С воинственным видом он глядел на меня. Я хотела было уступить, но мне не понравился его задиристый взгляд. — А вот как раз я первая увидела! — вызывающе бросила я. — Сначала надо доказать. — Янтарь лежал прямо у меня на пути. — Отдай! — Глаза мальчишки угрожающе блеснули. — Отдай, а то сейчас накостыляю. — Попробуй! Мальчишка попытался толкнуть меня, но не успел и дотронуться, как, применив один из пятнадцати основных захватов, я перебросила его через плечо, будто мешок с песком. И вот, пожалуйста, герой лежит на песке, а я посмеиваюсь. Кажется, он был очень самолюбив, ибо сорвался с места и бросился на меня с кулаками. Однако хватило едва заметного движения моей ноги, чтобы он снова зарылся в песок облезлым носом. Когда он встал, я засмеялась еще громче: — А ну, попробуй! У него уже пропало желание пробовать, и он только процедил сквозь стиснутые зубы: — Не знаешь, с кем имеешь дело. — И ты тоже не знаешь. — Я лучший орнитолог в классе. Он меня ошарашил. «Орнитолог! Что это такое? Может быть, опасный преступник либо… черт его знает?» Я не могла оставить за ним последнее слово. — А я главарь банды гангстеров! — крикнула я ему. — Слышал о Девятке с Саской Кемпы? — Не имел удовольствия, так как живу на Мокотове. — Тогда я тебе скажу. Меня зовут Девяткой, и под моим началом восемь таких, как ты, щенков, понятно? — Чепуха, — пренебрежительно отозвался он. — Мне это не нравится. В Вилянове над Вислой я нашел три гнезда ремезов. Я стояла ошеломленная. До сих пор не слыхивала о ремезах и не имела удовольствия видеть их гнезда. Насмешливо улыбаясь, блондин пояснил: — Ремезы — это птицы, которые строят висящие над водой совершенно фантастические гнезда. Хочешь, могу показать фотоснимки. Сам их сделал. — Покажи, — согласилась я менее вызывающим тоном. — К сожалению, при себе их нет, они дома. — А где ты живешь? — На Соловьиной, в «Марысеньке». — Чудесно. Я забегу к тебе, интересно посмотреть, как выглядят эти гнезда. — Говорю тебе, фантастично. — Как тебя зовут? — Мацек. А тебя? — Крыся, но мальчишки называют Девяткой. — А почему не Семеркой? — Потому что в банде девять человек, понимаешь? — Понимаю. Подняв с песка кусочек янтаря, я протянула его Мацеку. — Возьми, если это для тебя так важно. — Нет, нет, глупости. Я не знал, что ты главарь банды. — Он твой, — настаивала я. — Можешь даже сказать, что получил его от меня. — Спасибо, это будет действительно приятный подарок. Я присмотрелась к нему внимательней: высокий, стройный, с живыми огоньками в глазах. Пожалуй, из него мог получиться даже мой заместитель в банде. — Хотел бы вступить в мою банду? — Спасибо, нет. Я ведь орнитолог. — А что это такое? — Занимаюсь птицами. — Это, наверное, скучно. Подумай. Организуем банду и совершим налет на гостиницу «Под тремя парусами». Будет невероятно интересно. — Я предпочитаю птиц, — убежденно возразил он. — Ну что же. В любом случае зайду к тебе посмотреть фотографии гнезд ремесов. — Ремезов, — поправил он. — Не забудь, Соловьиная, семнадцать, вилла «Марысенька». — Чао! — Я протянула ему руку. Он предусмотрительно отступил, подняв на прощание ладонь к лицу в солдатском приветствии.Это не моя шляпа
На обратном пути с полной баночкой золотистого янтаря я ощущала себя кладоискателем, возвращающимся домой с полным мешком драгоценных камней. Но даже самый замечательный кладоискатель всего лишь человек и, проработав целый день, чувствует в желудке пустоту. Я не была исключением из общего правила и решила подкрепить ослабевший организм соответствующим количеством калорий. Главное — это калории! На углу Соловьиной и улицы Яна из Колна я почувствовала себя гораздо лучше, увидев большое объявление:«КАФЕ „ЯНТАРЬ“ приглашает попробовать вкусное мороженое и вафельные трубочки с кремом собственного приготовления».При мысли о мороженом меня пробрала дрожь, зато представшие в воображении вафельные трубочки с кремом привели меня в блаженное настроение. Миновав садик с мокнущими под дождем цветастыми тентами и войдя в одноэтажный павильон, я погрузилась в чарующие запахи кофе, ванили и свежеиспеченной сдобы. На буфетной стойке весело урчала никелированная кофеварка — «экспресс», а зал был набит до отказа. На каждый квадратный метр зала — десять человек, все что — то жуют, едят, пьют, что — то говорят либо курят. Одним словом, преддверие ада. Если бы не вафельные трубочки, я бы сбежала, но трубочки с кремом стоили жертв. Я постояла минутку, пока с меня стекала дождевая вода, осматриваясь в поисках свободного места. к сожалению, дождливым днем в «Янтаре» легче найти сто тысяч, чем один незанятый стул. «Сяду у окна», — подумала я. Сняв мокрый плащ, я повесила его на вешалку, и тут мое внимание привлекли две висевшие рядом шляпы. Это были летние бежевые поплиновые note 1 шляпы с густо простроченными полями. Шляпы походили одна на другую, как близнецы. Обе новенькие, словно только что из магазина, и обе совершенно сухие. Видимо, их владельцы пользовались зонтами. Мне подумалось: а как отличить одну от другой эти одинаковые шляпы? Впрочем, пусть это заботит их владельцев. И все же что — то меня обеспокоило, хоть я тогда и не предполагала, что эти шляпы станут величайшей сенсацией летнего сезона. А пока они мирно соседствовали, будто их оставили здесь сиамские близнецы. Заказав две вафельные трубочки с кремом, я уселась на подоконник и, развернув «Спортивное обозрение», принялась изучать таблицу десяти наивысших мировых достижений в легкой атлетике. Немного спустя я совершенно забыла о шляпах. Но тут я случайно заметила, как кто — то подходит к вешалке. «Щеголь», — оценила я его с первого взгляда. Молодой человек как будто сошел со страниц лондонского журнала: элегантный костюм из серо фланели, снежной белизны рубашка, темно — синий шелковый галстук — и все это от наилучшего портного. При этом высокомерное, как у лорда, выражение лица и взгляд покорителя Эвереста. «Красавчик!» — смуглый, загорелый; темные, коротко подстриженные волосы с безукоризненным пробором. А в зубах короткая пузатенькая трубочка. Одним словом, франт, сошедший прямо с экрана. Не успела я внимательней к нему присмотреться, как Франт (так я его окрестила) протянул руку к шляпам. Мгновение он медлил, не зная, какую из двух предпочесть. Затем решительным движением снял ту, что находилась ближе к выходу, переложил ее в левую руку и, взяв правой стоявший в углу зонт, медленной, почти величественной поступью направился к двери. Я запомнила каждое его движение, как будто смотрела фильм, демонстрирующийся в замедленном темпе. Немного погодя я увидела Франта в саду неторопливо раскрывавшим зонт. Шляпу он по — прежнему держал в руке, что казалось довольно подозрительным. На кой черт тратить деньги на шляпу, чтобы потом носить ее в руке? А может быть, этого требуют правила хорошего тона? Тем временем Франт упругим, эластичным шагом прошел через сад и исчез в воротах. Когда он свернул на улицу Яна из Колна, на виду остался только черный зонт, паривший над живой изгородью, словно парашют. Но тут к вешалке подошел еще один посетитель. Сначала я заметила его громадную лысину, потом — широкие плечи. Одет он был очень небрежно: фланелевая рубашка, старый шерстяной жилет потертые вельветовые брюки и изношенные кеды. Медленно, не торопясь, он потянулся за оставшейся шляпой, которую собрался было уже надеть, как вдруг стал внимательно к ней присматриваться. Повертев ее сначала в пухлых ладонях и повернув затем тульей вниз, он заглянул внутрь и громко, отчетливо произнес: — Да ведь это не моя шляпа! Во мне что — то дрогнуло, что — то подсказало — начинается необычное приключение. Кафе было до отказа набито людьми, но я единственная из всех оказалась свидетелем происшедшего недоразумения. Подойдя к лысому и сделав книксен, я сказала: — Прошу прощения, только что какой — то мужчина взял висевшую рядом с этой шляпу. Если хотите, я выбегу посмотреть. Может быть, еще сумею его догнать. — Был бы тебе очень признателен, но стоит ли… такой дождь… — Лысый доброжелательно улыбался. — Глупости, — обронила я и выбежала из кафе. Интересно, какую мину состроит Франт, узнав, что забрал чужую шляпу? К сожалению, мне так и не довелось этого узнать, ибо Франт будто растворился в пропитанном влагой воздухе. Я пробежала до угла улицы Яна из Колна, потом сто шагов влево и еще сто шагов вправо. Никого, полное безлюдие и дождь, а под дождем стою я с разочарованным видом и мокрой головой — одним словом, дура дурой. Опустив голову, я в унынии вернулась в кафе. На пороге меня ожидал лысый, прищурив близорукие глаза и протирая стекла очков нервными движениями рук. — Ну и промокла же ты, моя девочка, — пожалел он меня. — Говорил тебе, что не стоит. — Глупости… И, пожалуйста, не волнуйтесь, я хорошо запомнила того человека. — Ты очень любезна. — Лысый надел очки. — Думаю все же, что это просто недоразумение, а тот человек, как только поймет ошибку, отнесет шляпу в кафе. — И я так думаю. В конце концов, какое это имеет значение? Шляпы ведь совершенно одинаковые. — Откуда ты знаешь? — У меня наметанный глаз, уверена даже, что шляпы одного размера. Примерьте, пожалуйста. Недоверчиво взглянув на меня, лысый медленным движением накрыл голову шляпой. — Точь — в—точь, — удивился он. — У тебя в самом деле острый взгляд. — Ну, — усмехнулась я заговорщически, — знали бы вы, с кем имеете дело, не стали бы так удивляться. — Очень интересно, — прищурился лысый. — Главарь гангстерской банды, — шепотом продолжила я. Лысый будто окаменел и лишь немного спустя ни с того ни с сего засмеялся. — Можете смеяться над собой, — посоветовала я. — Вам подменили шляпу, и вы не заметили, кто и когда это сделал. А за вам наблюдать должна я. — Прекрасно, что ты главарь банды. — Разговаривая, лысый потирал пухлые, покрытые рыжеватыми волосками руки. — Поможешь найти мне шляпу. — Но ведь и эта сидит как влитая! Лысый снял шляпу и, поворачивая ее в руках так и сяк, внимательно к ней приглядывался. — Да — а, — задумчиво протянул он, — и эта сидит как влитая, но я никогда бы не отдал ту. — Не понимаю, почему вы… — Не стоит над этим задумываться, — прервал он меня. — Надеюсь, тот человек принесет мою шляпу в кафе, а эту я оставлю пока у официантки. Будь здорова, главарь банды! Сердечное тебе спасибо. Ты действительно была очень мила и любезна. А если случайно встретишь того человека, скажи ему, что его шляпа в «Янтаре».
Может быть, в «Янтаре» был ваш дух?
Чудак! Шляпа лежит на его лысине как влитая, а он говорит, что «никогда бы не поменялся». И еще смеется надо мной! Интересно, что бы он сказал, увидев восьмерых моих гангстеров с Саской Кемпы? Наверно, разинул бы рот от удивления. Да какое мне дело до его шляпы! Я съела две вафельные трубочки с кремом. Объедение! После них весь мир выглядит совсем иначе. Даже прекращается дождь, а из — за туч выглядывает солнце. Я посмотрела на часы: было двенадцать. В «Укромном уголке» обед начинается только в два. У меня в запасе оставалось два часа, и я решила обозреть окрестности. В Небоже лучше всего любоваться природой с высокого берега, круто поднимающегося вверх сразу же за палаточными домиками туристского лагеря. Оттуда открывается великолепный вид на море, покрытое пенными бурунами вплоть до подернутого дымкой горизонта. Я медленно брела улицей Яна из Колна, улицей старых вилл и уединенных домиков. Здесь повсюду, куда ни глянь, старательно ухоженные сады, множество цветов, деревьев, декоративных кустарников. Откуда — то доносился беспрерывный птичий гомон. Было приятно идти среди умытых дождем садов, вдыхая напоенный ароматами цветов воздух и вслушиваясь в пение птиц. Миновав местный стадиончик, на футбольном поле которого паслась бородатая белая коза с двумя пестрыми козлятами, я заметила на заборе табличку с названием улицы — «Шутка», и мне снова стало смешно. Видно, название это придумал очень остроумный человек. Узкая улочка, посыпанная чистым гравием, выглядела как туннель, выдолбленный в зелени деревьев и кустарников. С левой стороны тянулась невысокая кирпичная ограда, а в глубине двора теснились хозяйственные постройки. Между ними и домом размещался сад. Несколько карликовых яблонь, кусты одичавшего крыжовника. Заросшие клумбы и грядки тонули в джунглях сорняков. Мне очень нравились такие маленькие улочки и запущенные сады, немного печальные и таинственные. Здесь было хорошо играть в индейцев или в гангстеров. Я свернула на улицу Шутка с предчувствием, что вот — вот случится что — то удивительное. И тут на тропинке, ведущей от дома к калитке, я различила знакомую фигуру. Тот же элегантный костюм, та же безупречная сорочка, тот же галстук и даже прежняя утрированная изысканность движений, а во рту короткая английская трубочка. Одним словом, Франт из «Янтаря» собственной персоной. Его посылало мне само небо. Феноменальный тип, по желанию умеет исчезать и появляться в самый неожиданный момент. «Подожди, сейчас я спрошу тебя о той шляпе». Тем временем Франт, как ни в чем не бывало, подошел к калитке. Он держался высокомерно, словно английский лорд. В одной руке у него был сложенный зонт, в другой новехонькая поплиновая шляпа, а зубы сжимали погасшую трубку. Наверно, мода такая. Мне показалось, я вижу это в кино или во сне. Но когда Франт, толкнув калитку, вышел на улицу, я поняла, что это — счастливый случай. Едва он поравнялся со мной, я обратилась к нему с самым серьезным видом: — Извините, мне кажется, что, будучи в кафе, вы по ошибке заменили шляпу. Франт остановился как вкопанный. Взглянув на меня, а затем на шляпу, он удивленно пробормотал: — Я?.. В кафе?.. Шляпу?.. — В кафе «Янтарь» полчаса назад. — В «Янтаре»? — переспросил он с уморительным видом. — Но вы ведь были в «Янтаре» и по ошибке забрали с вешалки чужую шляпу. — Ты ошибаешься, моя дорогая. — Прошу прощения, но человек, чью шляпу вы забрали, просил меня сообщить вам об этом. — Это просто смешно, — весьма нелюбезно отозвался он. — Во — первых, я не был в «Янтаре», в во — вторых, ни у кого не забирал шляпу. И очень тебя прошу прекратить эти пошлые шутки. Меня как громом поразила столь беспардонная ложь. — Тере, фере! — закричала я. — Это вы насмехаетесь надо мной. Я же все видела собственными глазами. Вы не знаете, с кем имеете дело! Видно я его здорово озадачила, ибо, кисло улыбнувшись, он вынул изо рта трубку. Это был явный признак нервозности. — Деточка, — язвительно проговорил он, — что тебе, собственно говоря, от меня надо? Я не могла больше сдерживаться и, заметив, что в трубке отсутствует табак, прыснула вдруг со смеху. — Отнесите, пожалуйста, шляпу в «Янтарь» и отдайте официантке. Владельцу очень нужна его шляпа. Я ожидала, что он побледнеет, начнет выкручиваться, а он просто поднес шляпу к моим глазам. — Смешно. Это же моя собственная шляпа. Вот, пожалуйста. — Перевернув ее тульей вниз, он показал на кожаный отворот. — Видишь инициалы? От сильного волнения у меня на мгновение потемнело в глазах, но потом на кожаном отвороте шляпы я разглядела выписанные черной тушью инициалы ВК. — Курам на смех! — фыркнула я. — Это ведь могут быть инициалы того человека. — В таком случае, — нетерпеливо прошипел франт, — скажи, как его зовут? — К сожалению, не знаю. — Тогда не морочь мне голову. — Он со злостью хлопнул шляпой по колену и снова стиснул зубами трубку, прекращая тем самым дискуссию. — Разве что в «Янтаре» были не вы, а ваш дух, — сказала я. Молча пожав плечами, Франт повернулся и упругим шагом двинулся по улице Яна из Колна. Я стояла, оторопев, в голове был настоящий сумбур, в ушах все еще звучали его слова: «Во — первых, я не был в „Янтаре“, а во — вторых, ни у кого не забирал шляпу…» Если бы это происходило на Соловьиной, я бы еще могла поверить, но на улице Шутка? О нет, мой милый! Шутить можешь с кем хочешь, но не с Девяткой. У Девятки голова на плечах и зоркий взгляд. Либо Франт изображает собственного духа, либо просто бессовестно от всего отпирается. Преодолев минутную растерянность, я очнулась и решила за ним проследить. Однако, добежав до угла, не увидела уже ни серого костюма, ни поплиновой шляпы. Удивительная история! Выходя утром из дому, я была главарем банды с Саской Кемпы, а возвращаюсь домой уже детективом.Простите, как вас зовут?
После полудня снова пошел дождь. Мама играла в бридж в клубной комнате, папа читал газету, Яцек же ничего не делал, а только зевал. Зато я размышляла о шляпе. Дело было необычайно трудным. Существовало несколько возможностей: либо Франт подменил шляпу и, заметая следы, надписал потом инициалы; либо Франт не подменял шляпы, а лысому очкарику почему — то захотелось заставить остальных поверить, что подменял; либо… Этих «либо» могло быть и больше, жалко тратить на них время. Сначала нужно выяснить, что случилось с подмененной шляпой. Я вышла из дому с самым обычным видом. Первая заповедь детектива — всем своим поведением создавать впечатление, что не происходит ничего необычного. Плотно запахнув плащ и прикрыв лицо надвинутым на глаза капюшоном, я отправилась на улицу Яна из Колна. Притворяясь, что вслушиваюсь в музыку дождя, восхищаюсь красотами природы и архитектурой домов, что витаю в облаках, я кружила по улицам Шутка, Солнечная, Пляжная и Яна из Колна. Во мне тлела надежда, что преступник явится на место преступления, а наибольшие мои ожидания были связаны с кафе «Янтарь». Как назло, кругом было тихо и безлюдно, только дождь монотонно и сонно барабанил по жестяным крышам. Я стала позевывать, а уж когда начинаешь зевать, тебя непременно клонит в сон. Мне уже захотелось вернуться домой, когда вдруг за спиной послышался знакомый голос: — Ну что, моя дорогая, ты не встретила того человека? Я оглянулась. За мной стоял лысый. Правда, лысина его была накрыта полотняной пилоткой и защищена сверху куполом зонта, но от этого лысина не переставала быть лысиной. Поглядывая на меня сквозь толстые стекла очков, он приветливо улыбался, будто добрый дядюшка. Я собралась было рассказать ему о странной встрече с Франтом, но вовремя прикусила язык. Настоящий детектив никогда не раскрывает своих карт. Он всегда невозмутим и делает вид, что ничего не знает. Поэтому я ответила необыкновенно серьезным тоном: — К сожалению, такой дождь… Я почти не выходила из дому. Лысый шутливо прищурился. — Не выходила из дому, а такая мокрая, будто выкупалась, не снимая плаща. Настоящий детектив никогда не лезет за словом в карман, и я немедленно объяснила: — Я одолжила плащ одной девочке из нашего пансионата. — Прекрасно. Вижу, ты со всеми одинаково любезна. — А вы узнавали, не принес ли тот тип шляпу? — Как раз иду спросить. Может, сходим вместе? Посмотрим, как там дела. — С удовольствием, — тут же согласилась я. — Мне самой интересно — я ведь первая заметила… — У тебя наметанный глаз, — засмеялся лысый. Он вел себя так, словно на самом деле был моим добрым дядюшкой. Прикрыл меня сверху зонтом, обнял за плечи, и мы направились к «Янтарю». После обеда в кафе почти никого не было. Наплыв посетителей начинался после пяти. Добрый дядюшка спросил официантку о шляпе. Молодая девушка в белом фартучке озабоченно улыбнулась: — Мне очень жаль, но никто не заходил. — Гм, плохо, — помрачнел лысый. — Будем надеяться, до вечера еще зайдет. — Он посмотрел на орошаемое дождевыми струйками оконное стекло. — В такой дождь… неудивительно. — Тут он взглянул на меня. — Не откажешься от порции крема? Я великодушно изъявила свое согласие, хотелось подробнее расспросить о шляпе, чтобы выяснить, отчего весь этот шум. Тем временем легкий шум издавала пока лишь кофеварка — «экспресс». Усевшись сам и усадив меня напротив, добрый дядюшка заказал две порции шоколадного крема и вздохнул. Я воспользовалась наступившей тишиной. — Вы уверены, что вам подменили шляпу? — Как дважды два — четыре. «Чрезмерная самоуверенность», — отметила я про себя. — Интересно! — произнесла я вслух. — Что интересно? — удивился лысый. — Вообще… Например, как вы узнаете свою шляпу, если они были так похожи? — Вижу, подход у тебя вполне профессиональный. Но опознать шляпу очень просто. Поскольку она была мне чуть — чуть великовата, я под кожаный отворот подложил газетную прокладку. — А вы не помните, какая была газета? — Хо — хо… Ты копаешь все глубже. Трудно сейчас ответить. Во всяком случае, какая — то варшавская газета — «Экспресс» или «Жиче Варшавы». Другие я не читаю. — И больше никаких примет? — Никаких. — Тогда зачем вам нужна именно эта шляпа? Та, другая, сидит на вас как влитая, и в нее не нужно подкладывать газету. — Браво! Вижу, ты не только внимательна, но и практична. Мне это нравится. Должен сказать, однако, что не могу так легко расстаться с той шляпой. Открою тебе один секрет. Я заплатил за нее сто двадцать шесть злотых… — Разве это так много? — перебила я. — Пока немного, сейчас она стоит ровно столько, сколько я за нее заплатил. Но завтра, в воскресенье… — тут он загадочно улыбнулся, — …она может подняться в цене до ста тысяч или выше. — Сто тысяч, а может, и больше… — восхищенно прошептала я, забыв даже о необходимости проявлять безразличие. — Но почему? — Сожалею, но пока не могу объяснить. Приложив палец к губам, добрый дядюшка жестом призвал меня к молчанию. — Вы, наверно, волшебник? — Нет, моя дорогая. — Он развел руками. — Если хочешь знать, я всего — навсего виолончелист. И к тому же не солист, а рядовой музыкант из симфонического оркестра, в котором играю на виолончели. Ты когда — нибудь слышала о ней? — Конечно. Это такая большая — большая скрипка. — Ну, не совсем. — Знаю. Ее не прижимают подбородком, а ставят на пол между ногами. — Скажите пожалуйста! Вижу, ты хорошо разбираешься в музыкальных инструментах. Знаю даже, что самый знаменитый в мире виолончелист — это испанец Пабло Касальс. — Еще раз браво! — дядюшка от восторга был, казалось, на седьмом небе. — Меня лишь удивляет, почему вы так спокойно говорите о ста тысячах? — задала я каверзный вопрос. Виолончелист снял очки и, вынув из кармана кусочек замши, начал медленно протирать стекла. — Моя милая, если бы ты всю жизнь играла на виолончели, то тоже не слишком бы нервничала. Этот инструмент умиротворяющее действует на нервную систему. «Ну и философ, — подумала я, — о ста тысячах говорит так, словно речь идет всего — навсего о том, чтобы заплатить за две порции крема. Ну, дорогуша, неужто ты и впрямь скромный виолончелист симфонического оркестра?» Во мне зародилось подозрение. Виолончелист же как ни в чем не бывало занялся своей порцией крема. А я тем временем думала о ста тысячах, вернее, о том, что бы я купила себе на эти деньги. Скорее всего, настоящие американские джинсы и кольт из чистого золота. Пацаны с Саской Кемпы иссохли бы от зависти. — Почему ты не ешь? — спросил виолончелист. — Исчез аппетит. — Не принимай эту пропажу близко к сердцу. — Но ведь дело совершенно необычное. — Зря я тебе рассказал… — Я бы и так узнала. — Браво! — Виолончелист снова снял очки и, подышав на стекла, начал их протирать. а я, воспользовавшись паузой, снова обратилась к нему: — Вы абсолютно уверены, что этот тип случайно подменил вашу шляпу? — Абсолютно. Никто не знает, что ее ценность может внезапно возрасти. — А может быть, он за вами следит? ...Все права на текст принадлежат автору: Адам Багдай.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.