Владимир Санин Приключения Лана и Поуна

Почему я взялся за перо

В наше время, пожалуй, не найдёшь человека, который ничего не слышал о необычайных приключениях Лёшки Лазарева и Аркаши Сазонова. Казалось бы, что можно добавить к потоку газетных репортажей, журнальных публикаций, телевизионных интервью, откликов учёных всего мира? Что нового можно рассказать об этих ребятах, у которых даже школьные тетрадки разорваны на сувениры?

Оказывается, можно. И даже более того — нужно! Лёшка и Аркаша сами меня об этом просили. Дело в том, что правдивые рассказы об их приключениях тонут в море измышлений и небылиц, порождённых неукротимой фантазией журналистов. Один из них дошёл до того, что написал, будто бы Лёшка (цитирую), «распростёршись на земле, поцеловал Аркашину ступню и затем водрузил её на свою голову». Лёшка два дня плевался и не находил себе места от ярости, когда прочитал эту чушь.

— Я бы, скорее, сгорел живьём! — восклицал он. — Пусть Аркашка сам скажет, было такое?

— Выдумка, — подтвердил Аркаша. — Ты только моё колено поцеловал.

— При-ло-жился! — яростно поправил Лёшка. — Ещё этого не хватало — целовать твоё колено!

— Да, да, конечно, — немедленно согласился покладистый Аркаша.

Ребята не раз возмущались подобными неточностями, а зачастую и просто недобросовестными выдумками.

— Мне в школе прохода не дают, — пожаловался Аркаша. — Кто-то пустил слух, что меня, как колдуна, целый месяц кормили сырой печенью крокодила, а мы их и в глаза не видели! Если бы хоть вы написали, как на самом деле было, вы ведь все знаете! Ну, пожалуйста…

Вот и получилось, что в интересах ребят я взялся за перо. Лёшка, мой сосед по дому, на две недели забросил футбол и до конца каникул не выходил из моей квартиры; каждое утро прибегал Аркаша, мы завтракали и запирались, не отвечая на телефонные звонки и стук в дверь. Тщательно, ничего не упуская, ребята восстанавливали в памяти все подробности своих удивительных похождений, а я записывал их, следуя одному принципу: никакой отсебятины, никаких отступлений от жизненной правды. Я даже перестраховался: опустил по просьбе ребят некоторые эпизоды — и так уже находятся люди, которые подвергают сомнению правдивые, основанные на подлинных фактах, рассказы моих друзей. Стоит ли давать маловерам новую пищу для их недостойных скептических замечаний?

Скандал на Олимпе

Вы, конечно, помните, как учёный мир был взбудоражен сенсационными находками в Палеевских пещерах. Да разве только одних учёных потрясли петроглифы, наскальные рисунки доисторического художника, эти загадочные шедевры? Крупнейшие эксперты мировой археологии единодушно датировали их десятым тысячелетием до нашей эры. Здесь сомнений быть не могло. Волновало умы другое.

На одном камне были изображены наши далёкие предки, играющие в… футбол. Чудовищная, невообразимая нелепость! Было от чего призадуматься: двое ворот, двадцать два игрока и круглый мяч!

Английская футбольная ассоциация прислала решительный протест и объявила древнее изображение гнусной фальшивкой. Респектабельная газета «Таймс» из номера в номер печатала гневные письма болельщиков, возмущённых тем, что какие-то мошенники пытаются отобрать у Англии приоритет в изобретении футбола. Но страсти страстями, а факты — фактами!

Второй рисунок был ещё более нелепым. Каким образом первобытный художник, творивший двенадцать тысяч лет назад, мог предугадать облик современного реактивного самолёта? Стреловидные крылья, сигарообразное тело воздушного лайнера… — нет, всё это не укладывалось в голове.

Мир терялся в догадках, сотнями возникали версии, одна фантастичнее другой. Ещё бы, вверх тормашками летели все представления о доисторической культуре предков! Вдохновлённые сенсацией, писатели-фантасты работали, как автоматы. Не было уважающего себя учёного, который не провёл бы нескольких часов у знаменитого камня: каждому хотелось увидеть изображения своими глазами, пощупать камень своими руками.

И мнение специалистов было единодушным:

— О фальсификации не может быть и речи!

И все же это было немыслимо.

Учёные различных специальностей и школ из всех стран мира съехались в Москву на конференцию, чтобы попытаться общими усилиями дать сколько-нибудь сносное объяснение шедеврам первобытного возмутителя спокойствия. Репортажи о заседаниях транслировались по мировой системе телевидения, причём в те же самые часы, что и репортажи об Олимпийских играх, но стоит ли говорить, что спорт в эти дни отошёл на задний план? Даже фантастический рекорд на стометровке гамбийского негра Тромбоко — 9 секунд ровно — остался почти незамеченным мировой прессой и удостоился трёх строчек петита. Ибо внимание мира было обращено к огромному актовому залу Московского университета.

Мне, как представителю прессы, посчастливилось стать свидетелем интереснейшей полемики светил мировой науки и… грандиозного скандала, которым завершилась конференция.

Не стану пересказывать многочисленные газетные отчёты, а перейду сразу к описанию заключительной части прений, ибо главные события начались именно тогда. Шёл ожесточённый спор между представителями двух основных точек зрения — итальянским профессором Джакомо Петруччио и членом Британского Королевского общества сэром Мак-Доннелом.

— В прошлом, когда учёному не хватало квалификации, чтобы объяснить явление, — говорил Мак-Доннел, бросая сардонические взгляды на своего оппонента, — он прибегал к помощи бога. Сознавая, что в наше время такая аргументация недостаточно убедительна, безмерно уважаемый мною коллега ухватился за версию «космических пришельцев», чем вызвал ликование скучающей публики и недалеко ушедших от неё джентльменов с учёными степенями.

Профессор Петруччио засвидетельствовал своё глубокое уважение к логике почтенного сэра и спросил, как же подлинная наука, на вершине которой, безусловно, возвышается профессор Мак-Доннел, объясняет изображения на камне? Если сэр полагает, что дикари проводили свой досуг на футбольном поле и гонялись за мамонтами на реактивном самолёте, то он, Петруччио, готов немедленно признать превосходство коллеги и преподнести ему в качестве личного дара годовую подписку на юмористический журнал «Панч».

Сэр Мак-Доннел поблагодарил своего итальянского друга за великодушное предложение и сказал, что, когда ему хочется развлечься и досыта посмеяться, он читает не «Панч», а куда более весёлые учёные труды глубокочтимого оппонента. Что же касается автора рисунков, то он, Мак-Доннел, полагает, что здесь дело обошлось без всевышнего, сатаны и космических пришельцев.

Профессор Петруччио выразил радость по поводу того, что его друг и коллега установил личность художника и попросил поделиться этими, вне всякого сомнения, совершенно достоверными сведениями.

Сэр Мак-Доннел не делал тайны из своей версии. В рисунках первобытного Леонардо да Винчи просто имеет место случайное совпадение, из-за которого иной раз можно увидеть философский смысл в беспорядочной мазне дрессированного шимпанзе.

Пока коллеги препирались таким образом, а по залу разносился перевод их язвительных реплик, в задних рядах происходило какое-то волнение.

— А чего он обзывает обезьянами и оскорбляет? — послышался звонкий голос. — Пусти, рубашку порвёшь!

— Михаил Антонович, ну скажите ему! Мы же условились!

Треск разорванной материи — и Лёшка, решительный и взволнованный, быстро зашагал к трибуне. Вслед ему полетело отчаянное:

— Ни слова о шкафе!

Двумя прыжками Лёшка преодолел ступеньки и поднялся на сцену.

— Вы, простите, какое научное учреждение представляете, коллега? — под общий смех зала спросил председательствующий академик Котов.

— Девятый класс нашей школы, — возбуждённо ответил Лёшка. — Но не в этом дело.

— А какой класс? — поинтересовался председатель. — «А» или «Б»?

— Зря смеётесь, — обиделся Лёшка. — Я, конечно, вас уважаю, но лучше бы вы, товарищ академик, не тратили время на юмор, а то я возьму и уйду!

— Что вы, что вы! — в испуге замахал руками академик, вызвав новый взрыв веселья. — Надеюсь, вы не нанесёте такого удара науке, коллега… э…

— Алексей Лазарев, — подсказал Лёшка. — Так я насчёт этих рисунков. Дело в том, — Лёшка обвёл зал отчаянным взглядом, — …я обещал Аркашке и Чудаку… то есть Михал Антонычу, не болтать, но уж очень вы все из-за них переругались. Одним словом, я знаю, чьих это рук дело!

По залу прошёл насмешливый гул.

— Даже число знаю, когда они появились, — доверчиво сообщил Лёшка, которому и в голову не приходило, что ему могут не поверить.

— Когда же, мой юный друг? — спросил председатель, весьма довольный тем, что выходка этого эксцентричного юнца прервала затянувшийся спор двух уважаемых учёных.

— Восемнадцатого августа, в каникулы, — поведал Лёшка и, набравшись смелости, неожиданно добавил: — Но это как считать. Вообще-то дело происходило двенадцать тысяч лет назад!

Смех, аплодисменты!

— Разумеется, разумеется, — успокоив зал, проговорил председатель. — Я верю, что вам все известно, но как нам с вами убедить этих скептиков?

Лёшка вытер ладонью вспотевшее лицо и глянул в зал, где сидели полумёртвые от страха Михаил Антонович и Аркаша.

— Значит, сказать? — спросил Лёшка.

— Говорите, коллега, — подбодрил председатель, с трудом сдерживая улыбку.

— А вы не будете смеяться?

— Что вы, что вы, коллега!

— Хорошо, — Лёшка глубоко вдохнул в себя воздух. — Аркашка свидетель, не даст соврать. Хотите — верьте, хотите — нет, а эти рисунки выцарапал… я!

А теперь самое время оставить бушующий зал и возвратиться на несколько месяцев назад.

Чудак и Аркаша

— Можно войти? — весело спросил Лёшка. — Извините, пожалуйста, за опоздание по неуважительной причине.

— Драка? Случайность? — поинтересовался учитель, поглядывая на Лёшкину скулу, украшенную лиловым синяком.

— Поле было мокрое, поскользнулся…

— Прощу, если правильно решишь задачу. Вот на столе точные весы. Взвесь на них любое количество воздуха. На раздумья даю тридцать секунд. Изображай из себя мыслителя.

«Мыслитель» на мгновение застыл, соображая, потом весело подмигнул классу и начал расшнуровывать футбольный мяч. Выпустив из камеры воздух, Лёшка взвесил её, надул, завязал и снова положил на весы.

— Садись, футболист, — Михаил Антонович, довольный, дёрнул Лёшку за ухо. — Кстати, своими спортивными подвигами ты подсказал нам тему сегодняшнего урока. Даю две задачи, на выбор. Первая: Лазарев ударил по мячу с такой силой, что тот оказался в воротах раньше, чем вратарь услышал его свист. С какой скоростью летел мяч? Задача вторая: Лазарев на себе испытал недостаток трения. А что произошло бы в мире, если бы трение исчезло вообще?

Класс погрузился в работу, а Михаил Антонович присел к столу, полистал журнал и — уставился остановившимися глазами в одну точку.

— Ребята, Чудак в трансе! — пронеслось по классу.

Прозвище «Чудак» молодой учитель физики получил за свою феноменальную способность неожиданно отрешаться от всего земного. Его мысли в эти минуты витали столь далеко от грешного мира, что Чудака можно было запросто погладить по вечно всклокоченной шевелюре и даже угостить семечками, которые он начинал неумело, но сосредоточенно лузгать. Угадать, сколько времени продлится такое состояние — пять минут или весь урок, было невозможно, но все знали, что за мгновение до возвращения на землю Чудак хватал ручку и набрасывал на первом же попавшемся клочке бумаги какие-то таинственные знаки. Так что ученики всегда имели в своём распоряжении несколько секунд, чтобы разбежаться по местам и придать своим физиономиям чинное выражение.

Вышесказанное отнюдь не означает, что к учителю относились плохо. Совсем наоборот! Я бы скорее определил это отношение как иронически-дружелюбное. Чудаку никогда не простили бы его странностей, если бы он плохо знал физику и, что иной раз совпадает, возмещал недостаток знаний чрезмерными придирками. Но он любил свой предмет самозабвенно, а любовь, как и всякое сильное чувство, вызывает уважение. Правда, методы его преподавания были необычны, но он искренне бы удивился, если бы ему сказали об этом. По-моему, о методах он просто не задумывался, а требования программы нарушал не потому, что хотел прослыть оригиналом, а, скорее, потому, что не придавал им значения. Как-то само собой получалось, что урок проходил именно так, а не иначе. Директор школы, однако, закрывал на это глаза, интуитивно чувствуя, что молодой учитель даёт школьникам больше, чем его коллеги. Кроме того, директору, возможно, нравилось, что как ни звали Михаила Антоновича работать в физическую лабораторию одного крупного института, он равнодушно отклонял это предложение, несмотря на всю его заманчивость, и оставался верным школе и своим мальчишкам.

Необычен был и образ жизни Чудака. В школе он работал пять лет, и за все эти годы ни разу не сменил свой костюм, который давно превратился бы в лохмотья, если бы над учителем не взяла шефство тётя Паша, старушка гардеробщица. Она же стирала его рубашки и отдавала в починку ботинки. Получив зарплату, Чудак отправлялся по магазинам и возвращался в свою крохотную однокомнатную квартирку нагруженный всевозможными приборами, деталями и мотками проволоки. Чем он занимался дома — никто не знал, так как к себе он никого не приглашал, кроме Аркаши Сазонова, который притворялся немым и глухим, когда его донимали любопытные.

Чудак был высок, сутул и очень худ, хотя и не выглядел старше своих двадцати восьми лет; вместо обеда он брал в школьном буфете чай с булкой, а от угощений, которые ему навязывали сердобольные коллеги, вежливо отказывался. Поэтому ребята никогда не упускали случая во время очередного «транса» подсунуть учителю бутерброды и очень гордились тем, что поддерживают здоровье своего Чудака. Это было маленькой тайной класса, о которой никто не догадывался.

Трудно объяснимой была и дружба Чудака с Аркашей, который настолько слабо разбирался в физике, что учитель однажды в сердцах бросил:

— Если бы технический прогресс зависел от таких, как Сазонов, человечество находилось бы в какой-нибудь мезозойской эре!

— К счастью, человечество появилось на десятки миллионов лет позже, в кайнозойской эре, — тихим голосом уточнил Аркаша. — Иначе бы его без остатка съели гигантские пресмыкающиеся.

Здесь уже с Аркашей никто спорить не мог: увлечённый историей первобытного общества, он прочитал о нем уйму книг и бредил им наяву. Приятели развлекались тем, что загружали Аркашину парту обглоданными костями с привязанными к ним этикетками; вроде: «Кость ископаемого осла, которой подавился саблезубый тигр». Аркаша краснел, застенчиво улыбался, но не сердился, потому что те же самые приятели готовы были, раскрыв рты, часами слушать его вдохновенные импровизации о жизни столь горячо любимых Аркашей первобытных людей. Даже первый классный силач Лёшка, который был глубоко убеждён, что на свете есть три стоящие вещи — физика, футбол и самбо, и тот в конце концов заявил: «Аркашка — парень что надо, и кто его обидит, джентльмены, будет иметь дело со мной!»

И вот, ко всеобщему удивлению, Чудак и Аркаша стали неразлучны. Они бродили по тихим улицам, искали уединения в пустынных аллеях парка, запирались в квартире Чудака и вели бесконечные разговоры, чрезвычайно интриговавшие класс. На уроках учитель по-прежнему приходил в отчаяние от Аркашиных ответов, которые оценивал дрожащей от слабости тройкой, а вторую половину дня неизменно проводил со своим самым плохим учеником.

Наверное, все были бы удивлены ещё больше, если бы стали свидетелями этих бесед. Правда, тётя Паша, иногда прибиравшая квартиру Чудака, рассказывала, что «Аркаша вчерась весь вечер балакал про огонь и зверьё, а Антоныч слушал, развесив уши», но ей никто не поверил. Будет Чудак тратить время на такие пустяки!

А дело между тем обстояло именно так. Более того, Чудак не только «слушал, развесив уши», но даже кое-что за Аркашей записывал и почтительно задавал вопросы.

Разве мог кто-нибудь себе представить, к каким невероятным последствиям приведёт эта странная дружба?

Лёшкино искушение

Лёшка вышел из раздевалки в отличнейшем настроении. Небрежно кивая встречным мальчишкам, провожавшим его влюблёнными глазами, он легко и свободно зашагал по улице. Его душа ликовала и пела. Ещё бы — Лёшка был героем дня! Шутка ли — в одном матче забить три гола, и каких! Особенно хорош был второй гол. Лёшка подобрал мяч в своей штрафной площадке, обвёл одного за другим, как кегли, четырёх игроков противника и неотразимо пробил в «девятку». Сам Константин Бесков, в прошлом знаменитый нападающий московского «Динамо» (он присутствовал на матче школьных команд в качестве почётного гостя), потрепал Лёшку по плечу и записал в книжечку его фамилию.

Поэтому жизнь казалась Лёшке прекрасной. Начались каникулы, впереди три месяца свободы, пляжа и тренировок — хорошо жить на свете!

Итак, придерживая на плече спортивную сумку, Лёшка шёл по улице навстречу своей судьбе. Быть может, если бы ему не захотелось пить, эта повесть не была бы написана. Но Лёшка пожелал выпить стакан газированной воды именно в эту, а не в другую минуту, иначе оказалась бы разорванной нить дальнейших событий. ...