Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Виноградная степь
В ечерело. Казалось, теплый, ясный воздух поднимается к золотистому небу от самих виноградников, словно они медленно и незаметно сочили, испаряли этот вечер и тишину, насыщенную терпким, густым запахом лозы и трав. Я с трудом мог представить, что завтра меня ожидает встреча с большой многоголосой стройкой: в Тараклии располагалось объединение Югводстрой — эпицентр большого строительства, связанного с обводнением юга Молдавии... Не торопясь шел я мимо виноградников, когда меня обогнал парень в темном костюме с ярким целлофановым пакетом в руках. Из пакета торчал батон белого хлеба. Парень вдруг остановился, резко повернулся и начал рассматривать меня с откровенным интересом. — Ты наверняка новенький, причем приехал сегодня или вчера, точно? — спросил он. — Ну и что? — Я, признаться, растерялся от такого вопроса. — Вижу, что не местный. Иван. Иван Топал,— сказал мой неожиданный знакомый и протянул руку. — Пойдем ко мне в общежитие, перекусим, поболтаем, а? В комнате Ивана на первом этаже общежития было светло и чисто. Он вывалил на стол продукты из пакета и, разрезая хлеб, другой рукой щелкнул клавишей проигрывателя. Заиграла музыка, и по белому пластмассовому экрану над кроватью поплыли цветовые пятна. — Цветомузыка. Сконструировал сам,— не без гордости пояснил Иван.— Пространство вообще надо обживать сразу, а музыку я люблю, под нее думается легче. Еще в детстве, когда паял что-нибудь, то только под музыку, елки зеленые... Мы проговорили с ним до глубокой ночи. Под тихие мелодии, которые, казалось, исходили из распахнутого настежь окна, из самой ночи, непостоянной и мерцающей, подобно густому туману. Иван вспоминал село Конгазчик, в котором родился и которое находилось в ста километрах отсюда. Он говорил, что первое время после приезда на стройку его посещало отчаянье, потому что он думал, что здесь двигаются тонны земли и тысячи людей штурмуют стихию. Увидел же... Котлован. Канал, только-только намеченный... Плотину, только-только отсыпанную. А море, которое должны были построить, это море жило лишь в словах и проектах... — Но потом я понял, что стройка — дело тяжелое, будничное. Это ежечасное накопление силы, чтобы однажды... в один день... в одну минуту... оглянуться и увидеть все разом! Одним разом! — громко повторил Иван. В эту секунду я увидел перед собой взрослого серьезного человека с очень юным лицом. Со спокойными, сосредоточенными глазами, в глубине которых мелькнула восторженность. ...В кабинете генерального директора объединения Югводстрой Евгения Анатольевича Лебедева звучали вопросы, проговаривались цифры, сыпались просьбы, шелестели бумаги. Я было подумал, что день этот авральный, но потом, присмотревшись, понял, что так было, наверное, и вчера, так будет и завтра, пока разворачивается, набирает силу эта большая стройка. Притом сам Лебедев успевал набрать номер телефона, тут же ответить по селектору диспетчеру, подписать бумагу... Вдруг он проникновенно и очень тихо сказал, глядя прямо в глаза собеседнику с большим портфелем: — Слушай, ты подумай, а... Ну хоть попробуй подумать, а? Потом придешь... Я тебя очень прошу, подумай... И человек с портфелем кротко ответил: — Да, да, Евгений Анатольевич, надо подумать. Пожалуй, подумаю... — и закрыл за собой дверь. — Итак,— Лебедев жестом пригласил меня подсесть ближе к столу. — Постараюсь коротко изложить суть дела. — Он встал и подошел к большой карте, висевшей на стене кабинета. — Смотрите, это Дунай. — Его палец лег на темную змейку реки, потом ткнулся в юг Молдавии. — Это озеро Ялпуг. Их мы соединяем каналом. Вода пойдет из реки в озеро, затем с помощью двух насосных станций и водохранилища воду поднимем на высоту двести метров в верхний магистральный канал. Большую воду дадим. Большую! — со значением проговорил Лебедев.— Сто семьдесят тысяч гектаров земли напоим. Это половина всей площади, которую планируется оросить на юге республики. Мы строим одну из крупнейших оросительных систем союзного значения, сейчас первую очередь этой системы. И опять распахнулась дверь. Снова появился мужчина с портфелем: — Остаюсь, Евгений Анатольевич. Подумал!.. Я ловил попутку до плотины. Гудели потоки машин. ЗИЛы, МАЗы, КамАЗы шли то едино и цельно, подобно живому железному тарану, то растекались на перекрестках. Солнце шпарило сквозь марево пыли, а башенные краны вздымали к солнцу черные стрелы. Раздался резкий сигнал. Машина с бортовой надписью «Обслуживание средств связи» съехала на обочину. — К плотине?! — Да садись ты быстрее! — нетерпеливо прихлопнул по баранке водитель, совсем молодой паренек в распахнутой на груди зеленой армейской рубашке. Звали его Валерка — так он представился. Надвинув на самый нос матерчатую кепку с длинным козырьком и чуть прищурившись, он пристально смотрел на дорогу, серым шлангом накручивающуюся на колеса. — Жарковато, — обронил я. — Жарковато? Сразу видно — приезжий. — Он ухмыльнулся, взглянув на мою куртку. — Но ничего... Привыкнешь. У нас тут, между прочим, хорошо, если хорошо работать. Стройка большая, платят прилично. И квартиру дадут быстро, Я вот уже получил... — Он искоса взглянул на меня. — Перспективы тут — ого-го! Город будет. А пока испытание на прочность, крепче держись... Валерка выпрямил спину и плотнее взялся за руль. Нас заболтало, и не на шутку. — Вот и плотина, — произнес, наконец, Валерка, когда трудный участок остался позади. Он заглушил мотор и сказал: — Пошли... Панорама водохранилища с плотиной открывалась с холма: голубая водная гладь, изрезанная длинными шлейфами камыша, на фоне ярко-зеленых, расплескавшихся до горизонта полей... — Чем не море? — обернулся Валерка. — Почти семьдесят миллионов кубометров воды вмещает. Ты можешь представить эту цифру? Я тоже не могу... Зато дожди теперь можно будет заказывать. Да-а-а... — Он задумчиво взглянул на белеющее невдалеке здание.— Пойду я, пожалуй, туда оператором. Подучусь и пойду. Точно говорю. Распорядитель дождей... Звучит? — Звучит,— согласился я. — То-то. А плотина капитальная, — продолжал он уважительно. — Длина больше двух километров, высота пятнадцать метров. По ее верху пройдет великолепная трасса — четырехрядная дорога для автотранспорта. Видишь, откос бетонировать кончают? А тут, — он кивнул в гущу экскаваторов и скреперов в стороне от водохранилища, — будет прекрасная зона отдыха, с пляжем, пристанью, пионерским лагерем. Представляешь, как порыбачим, а?! — И Валерка надолго замолчал, словно уже увидел себя сидящим в камышах с удочкой. — Ну все. — Он резко тряхнул головой. — Ехать мне надо. Тебе кто нужен-то здесь? — Экскаваторщик Баринов. — А-а-а, Николай Николаевич?! Из семейного экипажа? Капитальный мужик, он работать научит... — бросил Валерка уже на ходу. И вскоре его машина сорвалась с места. Металлический стакан взлетал и падал на бетонную сваю — свечу. Она, словно оплавляясь с одного конца, погружалась в землю. Невысокого роста, крепкий, Баринов, сдвинув на затылок синюю кепку, из-под которой выбивались соломенного цвета волосы, стоял, прикрываясь рукой от солнца, и сосредоточенно смотрел за работой агрегата. Иногда он резко оттягивал длинный шпагат, соединенный с клапаном на молоте, и оттуда со свистом вылетали искры в тугой струе дыма, и тогда молот начинал колотиться еще быстрее. Рядом с Бариновым я увидел женщину в черной спецовке с закатанными до локтей рукавами. «Баринова», — тут же решил я и каким-то шестым чувством вдруг угадал, что сейчас подходить к ним с разговорами не следует. Баринов повернулся в мою сторону сам и по движению его губ — слов не было слышно из-за грохота — понял: «Ко мне?» Я кивнул. — Не вовремя! — донеслись до меня слова. — После обеда приходите! У нас тут рядом столовая! Перекусите!.. Потом мы сидели с Бариновым на бетонных плитах, рядом с притихшим экскаватором, и Николай Николаевич рассказывал: — Здесь мы с семьдесят восьмого года. Приехали с Костештской стройки, там вместе с румынами возводили гидроэлектростанцию. Мелиорации я никогда не изменял — всю жизнь «строю» воду. Жена моя... — Евдокия Карповна сидела рядом с нами и, казалось, была совершенно безучастна к разговору. — Дуся! — позвал ее Баринов. — Ты же у меня незаменимый помощник, верно? Она смутилась, но тут же серьезно ответила: — Тебе виднее, ты же мой начальник... Они вспоминали, как приехали в Костешты. Устроили детей, и Баринов провез жену по стройке. Все показал, познакомил с товарищами, многие из которых работали на экскаваторах со своими женами. А утром Евдокия Карповна отнесла в отдел кадров заявление, в котором просила назначить ее помощником машиниста к экскаваторщику Баринову... — Иногда мне казалось, — говорила она, — что он нарочно выводит из строя какой-нибудь узел, чтобы я разобралась, в чем дело. А вообще-то он красиво работает, вот, честное слово, порой просто смотрю и любуюсь. — У вас есть блокнот? — спросил вдруг Баринов. — Запишите. Это наверняка вам пригодится. — Он секунду подумал, что-то вспоминая. — Значит, так... Один работает и думает, что только грунт разравнивает, второй считает, сколько в день заработает, а третий на пустом месте цветущий сад видит... Слова эти один бульдозерист сказал, тоже тут работает, Молдова ну его фамилия, звать Виктор Данилович. Так кого он имел в виду, говоря о третьем, знаете? Я пожал плечами. — О многих на нашей стройке сказать так можно, — продолжал Баринов. — Вот, к примеру, Волегов Петр Федорович. Крановщиком который. Мы с ним в одной ПМК работали... И Баринов рассказал, что Волегов сел за трактор в 43-м году, когда ему шестнадцать минуло. На фронт его не пустили, как он ни рвался. До сих пор зло вспоминает того капитана из военкомата, который отметал всё мольбы и твердил только одно: «Иди домой. Мал еще». Тогда он подался на стройку — делали пути, по которым техника шла к фронту. Так и связал всю свою жизнь со стройками... — Стой! Подожди, дорогой! Стой!.. Как из-под земли передо мной вырос человек в ярко-красной рубашке с густым загаром на красивом, энергичном лице. — Поехали со мной. Покажу, что надо фотографировать. Здесь зря пленку тратишь! Ты видел, как монтируют насосные? Категоричность его голоса напрочь отсекла любые колебания и раздумья. — Валентин. Татарлы. Это я, — говорил он, широко шагая через груды щебенки, шпалы и кирпичи. — А куда идем-едем? — поинтересовался я. — К крану идем. К крану. Достал я его все-таки, достал... Витя! — крикнул он шоферу. — Заводись! Земля качалась где-то внизу. Зелеными крыльями разлетались бесконечные виноградники. — Красиво у нас, правда? Сейчас-то не так, а вот осенью! А вино молодое! О, вино молодое... — Мне подумалось, что Валентин сейчас запоет, но он вдруг задумчиво произнес: — Вода. Здесь вода нужна. Большая вода... — Но куда мы все-таки едем? — На насосную станцию, — ответил Татарлы. — Я начальник участка по монтажу и пусконаладке насосных. Что это такое? Витя, — он тронул шофера за плечо, — не гони, мешаешь думать. Значит, так... Вода транзитом идет через насосные от водохранилища, где я тебя подобрал, передается от станции к станции, а каждая из них, в свою очередь, подает влагу на капельное орошение — это когда над каждым кустиком, у каждой лозы из полиэтиленовых трубок вода капает. Цветы цветут, деревья плодоносят, и все нормально, понял? Он рассказал, что станция, на которую мы едем, будет орошать более тысячи гектаров земли. Что издавна юг Молдавии — Буджакская степь — считается самой засушливой зоной, а Максим Горький, путешествуя по Бессарабии в поисках своего Челкаша и Радды, сравнил эти места с раскаленной сковородой. Урожай здесь зависит от капризов погоды: летом температура поднимается до 28—30 градусов, постоянные ветры, сильнейшее испарение... А бывает, что за год выпадает всего 200 миллиметров осадков. — Я здесь с первого дня строительства, — рассказывал Валентин. — Сейчас монтируем быстро, есть уже опыт... Бывает и трудно, но какая стройка без проблем? Нет таких, я знаю. А тут еще сессия у меня на носу, учусь заочно в Кишиневском сельскохозяйственном, на гидротехническом факультете. Кран наш катился по желтой дороге. Из-за заборов тянулись зеленые ветки, а голоногие, шустрые, как ящерицы, мальчишки носились в пыли и провожали нашу машину радостными воплями. ...Серебристые огромные цистерны выстроились на краю строительной площадки. — Фильтры, — объявил Валентин, как только мы сошли на землю. — Пойдем к ребятам. Ребята кружком сидели на земле. Был обеденный перерыв. Валентина встретили дружным: «Здорово, начальник!» Разом встали, разбрелись по рабочим местам. — Валентин, а почему на всех новенькие спецовки? Сегодня, случаем, не день мелиоратора? — Пожар вчера был. Вернее, чуть не случился. Загорелся полистирол, которым фильтры заполнены. Вот в той цистерне. То ли от сварки искра попала, то ли перегрело солнце. Дым пошел. Витя Шаган и Саша Рожнов первыми заметили и туда, внутрь полезли, куртки поскидали и куртками сбили пламя... — А если бы не успели? — Я кивнул на длинный ряд бочек, почти вплотную стоящих друг у друга. — Ты видел, как ракеты стартуют? — вопросом на вопрос ответил Валентин. — Так вот эти капсулы взлетели бы не хуже ракет, ведь какое давление внутри было бы, представляешь? Потом мы взобрались на эти цистерны. Валентин, склонившись над открытым люком, достал горсть белых горошин. — Это и есть полистирол. Сюда, внутрь фильтра, грязная вода закачивается, идет через этот горох — очищается, а дальше, на полив. Прекрасная система, а когда окончательно смонтирована — не налюбуешься. Стенки фильтров — как зеркала, всасывающий трубопровод окрашен в синий цвет, напорный — в красный... Саша! Саша! Кран до завтра даю! До завтра, понял! — неожиданно крикнул он рослому белокурому парню, который появился в дверях вагончика на другой стороне площадки. — И чтоб строители за тобой шли, а не ты за ними! Опережай, опережай, дорогой! Потом Валентин присел на крышку люка. Он сидел и молчал, внимательно разглядывая зелено-голубую полоску горизонта. И смотрел он так, будто распахнул окно с видом на виноградную степь... Тараклия. Молдавская ССР К. Андреев, наш спец. корр. Фото автора и Ю. Смирнова (обратно)Призыв из Потсдама
К аждый год в ГДР проходят весенние встречи мира. В мае 1983 года это был особый праздник — молодежь ГДР принимала у себя юношей и девушек социалистических стран, а также молодежь Азии, Африки, Латинской Америки. Встреча — под девизом «За мир и разоружение» — проходила в Потсдаме, столице самого крупного по площади округа ГДР. По Ленин-аллее к площади Наций прошла здесь трасса Марша мира. Город был расцвечен флагами, гирляндами, цветами. На фасадах домов — антивоенные лозунги. С любовью украшала молодежь свой город. На площади в центре города в майские дни встала «витрина мира». Каждый, кто побывал на площади, считал за Месть поставить свою подпись под воззванием, требующим запретить размещение американских ракет в Европе. Воззвание было направлено на имя генерального секретаря Организации Объединенных Наций. Двести тысяч подписей были собраны здесь. Летом 1945 года в Потсдаме собрались главы государств — участников антигитлеровской коалиции. В самый разгар переговоров о мирном будущем послевоенной Европы президент США Трумэн как бы между прочим сообщил о наличии в США бомбы необычайной мощности. Слово «атомное оружие» тогда еще не было произнесено. Но речь шла именно о нем. Потсдамская конференция закончилась 2 августа, а 6 и 9 августа грянула трагедия Хиросимы и Нагасаки. Это был открытый шантаж в адрес всех миролюбивых сил планеты. Поджигатели новой войны пытались запугать народы мира. Однако у них ничего не вышло. Не выйдет и сегодня! Ибо память о конференции, на которой были подписаны документы мирного послевоенного устройства Европы, жива в сердцах людей. Именно об этом шла речь на весенней встрече мира в Потсдаме. Станислав Флорович — рабочий-машиностроитель из города Трнава, что в Чехословакии, — говорит не только от своего имени: — Главная задача, которая стоит сегодня перед нами и перед всем антивоенным движением, — сохранить мир. Каждый может бороться за это по-своему. Я и мои товарищи послали в штаб-квартиру НАТО около полумиллиона открыток с подписями; в них мы выразили протест против размещения американских ракет в Европе. Молодежь хорошо разбирается в проблемах будущего планеты. Решение разместить в Западной Европе американские «Пер-шинги-2» и крылатые ракеты — разве это не дамоклов меч, занесенный над Старым Светом, над народами десятков стран? А бредовая идея «ограниченной» ядерной войны для Европы?.. Рабочий-строитель из Народной Республики Мозамбик Алешандре Зафаниаш строит мир на своей земле, своими руками. Необъявленная война против народов Юга Африки, против Мозамбика и Анголы, Намибии и Лесото, которую ведут расисты ЮАР, — это кровь и боль молодежи всего мира. Трагедия деревни Матола, ангольской Касинги, расстрелы намибийских патриотов — разве может созидатель, строитель новой жизни не видеть в них угрозу независимости своей страны, ее завтрашнему дню? Вот почему столь пылко произнес Алешандре Зафаниаш в Потсдаме искренние, идущие от имени тысяч сверстников слова: — Мы рассматриваем эту встречу в Потсдаме как важный этап в общем движении миролюбивых сил. Здесь собрались молодые рабочие, студенты. И все они единодушно выступают против реакции и фашизма. Символом вьетнамской трагедии стала судьба деревни Сонгми. Вот что рассказала мне участница встречи из Вьетнама, худенькая черноволосая женщина: — Меня зовут Во Тхи Льен. Я одна осталась в живых в Сонгми. Американские солдаты убили пятьсот моих односельчан. Это было страшное зрелище. Но преступники до сих пор живут спокойно, не мучаясь угрызениями совести. Их никто не осудил в Соединенных Штатах. А ведь безнаказанность порождает новые преступления. Известно, что американцы готовятся повторить подобные зверства в других районах земного шара. Сонгми — это название произносят сегодня с таким же содроганием, как Хатынь, Лидице, Орадур... Пепел жертв фашизма прошлого и настоящего стучит в сердца людей... О мире, об угрозе ему, об открытой помощи реакционным диктаторским режимам в Латинской Америке со стороны США говорили активисты Союза молодых коммунистов Кубы: — На поддержку антинародных диктатур США выделяют колоссальные суммы денег, идет поставка вооружений никарагуанским контрреволюционерам, сальвадорским «гориллам». ЦРУ и Пентагон продолжают выделять огромные средства кубинским «гусанос»... В сердцах арабских народов особой болью отозвалась трагедия ливанцев и палестинцев. Представитель молодежного движения Южного Йемена, крестьянин Салем Насер Абдулла горячо говорил журналистам: — Народ демократического Йемена занимает ясную и последовательную позицию, поддерживая правое дело Организации освобождения Палестины. Мы солидарны с патриотами Палестины, мы требуем освобождения их родной земли и изгнания израильских захватчиков со всех арабских территорий. ...И вот, наконец, берлинская студентка Андреа Шёне оглашает от имени делегатов потсдамского форума «Воззвание к молодежи мира»: «Мы, посланцы молодого поколения социалистических стран, обращаемся из Потсдама, с земли первого немецкого рабоче-крестьянского государства, ко всем молодым людям мира, независимо от их политических убеждений, их мировоззрения и вероисповедания. Мы хотим, чтобы земля была добрым домом для людей, чтобы наша планета не стала игрушкой в руках организаторов атомного побоища. Миру нужна не гонка вооружений, а продолжение разрядки! Мы требуем прекратить империалистическую гонку вооружений! Долой ракетные решения НАТО!» В мирное небо Потсдама взвивается стая голубей. Потсдам, май 1983 года В. Волков, корр. «Правды» — специально для «Вокруг света» (обратно)Институт в бухте Оскара
Н а этот раз дорога в Дальние Зеленцы, поселок Мурманского морского биологического института (ММБИ), заняла у меня… ровно год. В декабре восемьдесят первого побережье одолевали затяжные шторма. Встал на прикол теплоход «Алла Тарасова», регулярно ходивший вдоль северного побережья Кольского полуострова. Вцепившись швартовами в кнехты причалов, грустили в гаванях суда самого института. Отменили автобусные рейсы на Североморск и Туманный. На пятые сутки ветер достиг сорока метров в секунду. Словно не слишком добротные нитки, лопались полудюймовые оттяжки опор ЛЭП, с Дальними Зеленцами прервалась даже телефонная связь. После недельной гостиничной маеты ничего не оставалось, как возвращаться восвояси. И вот снова заполярный декабрь. Время, когда солнце здесь совсем перестает показываться из-за горизонта, блекло-серый, сумеречных расцветок «день» сокращается до двух с половиной часов, а атмосферное давление скачет с безудержной лихостью расшалившегося жеребенка. — Зимой погода бывает у нас любая, кроме хорошей, — посетовал мне как-то Анатолий Федорович Федоров, один из заместителей директора ММБИ, которого я знаю уже лет десять, — но в первый раз приехать к нам нужно обязательно зимой. Иначе картина будет неполной. ...Коротко прогрохотав траками по обледенелому, до снежинки вылизанному ветрами асфальту, наше гусеничное тракторное средство (в просторечье гетеэска) круто развернулось, на мгновение присело, словно бегун перед стартом, и с надрывным стоном вентиляторной турбины начало карабкаться вверх, на крутизну стиснутого сопками распадка. И сразу же в прямоугольном кабинном иллюминаторе замерцало густо-густо-синим, заискрилось серебряно-белым нечто трудно-описуемое. Даже на минуту оторваться от этого зрелища казалось невозможным. А вот спутники мои были к нему совершенно равнодушны. Намаявшись за день в снабженческо-организационных хождениях по мурманским учреждениям, они дружно дремали от Падуна, где мы сменили колесный вездеход на гусеничный, до самого Большого дома — нового жилого корпуса института. Звякнул шпингалет, запиравший снаружи дверцу кабины, чей-то очень знакомый голос возгласил некогда уже слышанное: — Для полярных моряков нет дверей и нет замков.— И через мгновение меня по-медвежьи стиснул коренастый пышнобородый увалень в черном выворотном тулупчике. — Вадим?! Ты здесь? — А как же? — отозвался он. — Куда мне от фермерского дела? В последний раз мы виделись шесть лет назад. На стеклянно-прозрачной голубизне губы Зеленецкая Западная чуть покачивалось странное сооружение — нечто вроде громадной, с частыми переплетами оконной рамы, опирающейся на два почти метровой толщины резиновых «кокона». Я опасливо жался к леерному ограждению, а Вадим в таком же, как сегодня, тулупчике, в тяжеленных рыбацких ботфортах почти на корточках, но уверенно продвигался по узенькому, в пару ладоней, грубо отесанному бревну, вколачивая в него через равные расстояния: «один сапог — один молоток — точно полметра», здоровенные гвозди. В бухточке закладывалась тогда первая на нашем Севере подводная плантация мидий. Закладывалась, прямо скажем, почти на одном энтузиазме молодых. Лаборатория белковых ресурсов Арктики другого — Полярного рыбохозяйственного института — не насчитывала и полутора десятка сотрудников. Своими руками приходилось ставить жилье, сооружать причал, монтировать плоты для размещения садков и сшивать из обрывков сетного полотна сами садки. Потом, в отлив, — собирать на естественных мидиевых банках посадочный материал, сортировать, вылавливая крупные образцы, размещать по садкам и вывязывать из них длиннющие, в шесть этажей, «гирлянды» и развешивать на плотах... Вадим Руденко, экспедиционник и вечный бродяга, мастер на все руки, был тогда первым помощником Федорова. Помощником толковым. Через три года существования подводной фермы выход нежнейшего, целебного и деликатесного продукта превысил все рекорды, когда-либо достигавшиеся сухопутными животноводами — пять-шесть килограммов чистого мяса с квадратного метра акватории. И пожалуй, не следовало слишком удивляться, встретив его здесь, среди молодых сотрудников института, занятого поисками своих заполярных ключей к решению задач Продовольственной программы. Прибрежная целина Второй час утра. Мы только-только разгрузились. В довольно просторной кухне тепло и уютно. В уголке под люминесцентной люстрой зимний мини-сад: королевская вирджиния, обезьянье дерево, непритязательный вьюнок и даже уроженка совсем уж южных стран — настоящая, хоть и карликовая, агава. Я еще не успел согреться после не очень-то уютного пассажирского «салона» гетеэски и с наслаждением прихлебываю удивительно ароматный, тундровыми корешками и травами приправленный чай. На выскобленном до белизны столе — варенье из мало ведомой москвичам морошки, какая-то вяленая рыба, удивительной пышности хлеб местных пекарей. И хозяин — неважно, что заступать ему на вахту в 8.30,— по хорошей, строжайше соблюдаемой в институте военно-морской традиции, с трехминутным опережением распорядка, начинает вводить меня в курс. — Было время, когда вся сфера познания довольно четко разделялась на две как бы подобласти: науки прикладные, непосредственно связанные с практической деятельностью человека, и фундаментальные, строго академические. Сегодня мы знаем — такое противопоставление глубоко ошибочно. В наши дни все чаще и чаще результаты именно таких, казалось бы, сугубо теоретических исследований становятся важнейшими опорами, что ли, материально-технического прогресса... Задачу, стоящие перед мурманскими гидробиологами — изучение биологической продуктивности Мирового океана, разработка рациональных методов использования его биоресурсов и их воспроизводство. Это и постижение тонких, скрытых взаимосвязей, которым подчинено все обитающее в океане. Способна ли хозяйственная деятельность человека стать действенным фактором экологической эволюции? Тут есть о чем призадуматься. Вот два примера для размышления. Интенсивный отлов стада баренцево-морской трески свел почти к нулю популяции наиболее крупных особей, питавшихся в основном рыбкой-песчанкой. Вид не погиб, у него есть свой резерв сохранения жизнеспособности. Однако сегодня осталась вживе лишь мелкая треска, для которой песчанка — аппетитная, но по габаритам, простите, непрожорная пища. И на высвободившуюся кормовую базу с бешеным азартом устремился атлантический кальмар, о котором в прежние времена на здешнем побережье разве что слыхом слыхали да в книгах читывали. Два года назад тут, в бухте Оскара, у самого, можно сказать, порога института, здоровенных, в два хороших кулака, кальмаров в отлив собирали до пяти штук на квадратном метре обсушки. Даже не желая этого, человек перестроил механизм, управляющий «пропиской» целого вида! А с пользой ли? Очень непросто дать уверенный ответ... Или еще деталь. Пример из области мидиеводства. Ферме, что в губе Зеленецкая Западная, не исполнилось и десяти лет. Главный природный враг мидии — морская звезда, организм сугубо придонного образа жизни. Даже ее личинка не поднимается выше полуметра над грунтом, сама же звезда вообще и на сантиметры подвсплывать не способна. Но, «чуя под носом» плантационные плоты с обильным и лакомым кормом, хищник изменил тысячелетиями сформированным привычкам. И придонную звезду вдруг стали обнаруживать в самых верхних садках гирлянды, до которых ей добирать надо десять, а то и пятнадцать метров. Как обучились этому личинки существа, обладающего лишь примитивнейшей нервной системой? Загадка. Одна из очередных. И очень многих, которые природа способна поставить перед человеком. — Лаборатория цитологии и гистологии, — говорит Федоров, — предмет особой гордости института. Электронный микроскоп и прочее сложнейшее оборудование позволяют вести исследования субклеточных структур — вплоть до молекулярных. Их цель — создание всесторонне обоснованных режимов выращивания важных для северного бассейна промысловых «стад» трески, камбалы... В лабораториях ихтиологии, физиологии и эмбриологии на столь же серьезном уровне ведется комплексное изучение биологии лосося. Именно комплексное. Задача актуальнейшая — в деталях познать все жизненные механизмы искусственно разводимой семги и той, что обитает в естественных условиях. Ведь в стране десятки рыбоводных заводов научились стимулировать нерест, инкубировать икру, выращивать молодь. А промысловый возврат этой одомашненной, в тепличных условиях воспроизведенной семги в общем-то невелик. Она плохо кормится. Не умеет уходить от хищников. Гораздо больше подвержена заболеваниям. А где «сбой»? В чем биотехника рыбоводства противоречит законам сохранения вида? Вон сколько вопросов. И на все надо отыскать ответ. Один из сорока В восемь пятнадцать утра мы отправляемся в институт. Большой дом в эту пору пустеет, практически все, за исключением малышни, его обитатели — сотрудники ММБИ — привязаны к его рабочему расписанию. Моя первая встреча в этот день с Валерием Деревщиковым; ему двадцать три года, он водолаз второго класса. Место работы — лаборатория подводных исследований ММБИ. Он плечист и статен, как боксер-средневес, у него окладистая русая борода, ясный взгляд и еще юношеский румянец. ...Все права на текст принадлежат автору: Вокруг Света, Журнал «Вокруг Света».
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.