Игорь Горячев, Игорь Минаков Полдень, XXIII век. Возвращение Тойво

Памяти братьев Стругацких посвящается.

Хотя, если подумать, сейчас ни о чем нельзя говорить, что это случится не скоро. Да, милые мои, давно оно прошло, время, когда будущее было повторением настоящего, а все перемены маячили, где-то за далеким горизонтом… нет на свете никакого будущего, оно слилось с настоящим, и теперь не разобрать, где что.

Конечно, человек овладеет вселенной, но это будет не нравственный богатырь с мышцами, и, конечно, человек справится с самим собой, но только сначала он изменит себя…

Природа не обманывает, она выполняет обещания, но не так, как мы думали, и зачастую не так, как нам хотелось бы…

А вообще интересно было бы представить, как в наши дни рождается хомо супер. Хороший сюжет…

А. и Б. Стругацкие «Гадкие лебеди»

Если бы люди, хотя бы мельком увидели, какие безбрежные радости, какие совершенные силы, какие сияющие сферы спонтанного знания, какой беспредельный покой ожидают нас на просторах, которые еще не покорила наша животная эволюция, то они бросили бы все и не успокоились до тех пор, пока не овладели бы этими сокровищами.

Но узок путь, трудно поддаются двери, а страх, недоверие и скептицизм, стражи Природы, не позволяют нам уйти, покинуть ее привычные пастбища.

Шри Ауробиндо

Верь в лучшие дни,

деревце сливы верит

— весной зацветет.

Басё

Введение

Я думал, что поставил последнюю точку в своем мемуаре, законченном всего лишь четыре года назад и посвященном последним дням Большого Откровения и в особенности, и в частности — незаурядной личности Тойво Глумова, бывшего прогрессора, а ныне людена-метагома. Но последующие события оказались столь неожиданными и преподнесли человечеству столько сюрпризов, что рука сама потянулась к перу. Я счел своим долгом рассказать заинтересованному читателю об этой Второй волне Большого Откровения, которая стала для земной цивилизации никак не меньшим, если не большим потрясением, чем Первая.

Следует сразу предупредить читателя — я совсем уже не тот Максим Каммерер, который был автором первого мемуара. Боюсь, к тому Максиму Каммереру я имею теперь весьма отдаленное отношение. Разве, что телесная оболочка моя пока еще остается прежней, но «внутреннее содержание» уже необратимо изменилось. Да и оболочка эта скоро подвергнется радикальной трансформации. Таковы оказались последствия Второй волны лично для меня, о чем я, отнюдь, не жалею. Но пока я сохраняю живую связь с тем Максимом Каммерером, каким он был к началу, описываемых здесь, событий, я оставляю за собой право обращаться к читателю от его, Каммерера, имени. Мне хочется отразить те разительные перемены, что произошли с этим человеком всего лишь на протяжении двух лет с 228 по 230 год, каковые лично мне представляются небезынтересными. Полагаю, это будет интересно и читателю.

Итак, сделав все необходимые оговорки, я продолжаю.

К сожалению, Майя Тойвовна Глумова не дожила до этого часа. Она ушла в 227 году, но до самого конца не теряла надежды на возвращение сына. Она так и не смогла поверить, что «её Тойво» превратился в «какого-то вселенского сверхчеловека». Несколько лет назад ушла из жизни и моя жена, Алена. Я так и остался бы совсем один, если бы не Ася Стасова (Глумова). События Большого Откровения, а главное — уход Тойво сблизили нас. Два одиночества, две «жертвы» Большого Откровения. Мы довольно часто встречались все эти годы, и, как могли, старались поддержать друг друга.

Судьба распорядилась так, что Вторая волна, как и Первая, захлестнула меня прежде многих других людей. И теперь я, как сейчас уже многие из землян, стою перед неожиданной и грандиозной возможностью. Еще совсем недавно я полагал, что мы расстались с Тойво навсегда, что он забыл о нас и о Земле там, в своих «заоблачных эмпиреях», но я ошибался… Однако лучше обо всем по порядку.

Я выбрал на это раз менее официальный стиль для своего мемуара, ибо я давно уже не сотрудник КОМКОНа-2, да и сама Комиссия по Контролю перестала существовать, как отдельная структура и стала лишь небольшим подразделением КОМКОНа-1, занятая в основном наблюдением за «подкидышами». Вернее — была занята, ибо последующие трагические события поставили последнюю точку не только в деле «подкидышей», но и окончательно сняли всяческие подозрения со Странников. Возможно, рановато. Будущее покажет.

После Большого Откровения и ухода люденов, угроза вторжения некой сверхцивилизации на Землю стала казаться многим, по меньшей мере, эфемерной, если не мифической, что и привело, в конечном счете, к расформированию КОМКОНа-2. Как оказалось впоследствии, это была ошибка, которая едва не поставила под угрозу жизнь всей Планеты. Я решительно возражал против этого, но кто меня слушал тогда? И все же я не снимаю с себя доли ответственности: не настоял, не был достаточно убедителен. Попросту говоря, мне не хватило пороху.

Данный мемуар в основном состоит из дневниковых записей, которые я вел в период с 228 по 230 год. Кроме них, он включает расшифровки фонограмм и реконструкцию событий, свидетелем и участником, которых я не был, а в некоторых случаях — и официальные документы. Мне бы хотелось, чтобы любой заинтересованный исследователь мог полностью полагаться на этот мемуар в своих изысканиях, как на вполне объективный документ, ибо он отражает факты и только факты, относящиеся к периоду Второй волны Большого Откровения. Но все же, повторяю, документ сей лишен того налета официальности, который был присущ первому мемуару. Я позволяю себе здесь, иногда, лирические и философские отступления, мои собственные размышления и переживания, ибо без них, на мой взгляд, повествование потеряло бы большую часть своей искренности и достоверности.

(Конец введения)

«Ловкач в радужном плащике»

Он вышел на площадь Звезды из ближайшей к Музею Внеземных Культур кабины нуль-Т, но с тем же успехом он мог соткаться из дождя и тумана. Некогда модный радужный плащик, метавизирка через плечо, лицо — узкое, иссиня-бледное, с глубокими складками от крыльев носа к подбородку. Низкий широкий лоб, глубоко запавшие большие глаза, черные прямые волосы до плеч, как у североамериканского индейца.

Индеец оглядел пустынную в утренний час площадь и быстрым шагом пересек ее наискосок. У парадного входа в Музей он замешкался. Двери оказались заперты, но это задержало его лишь на миг. Он оглянулся еще разок, приложил широкую ладонь к массивной створке, и та легко отошла в сторону.

Обладатель немодного плаща в несколько бесшумных прыжков пересек залы основной экспозиции и углубился в спецсектор предметов невыясненного назначения. Автоматика освещения почему-то реагировала на его появление с запозданием, но Индеец прекрасно ориентировался и в кромешной тьме. Он быстро нашел то, что искал в этот ранний час в пустом музее.

Это оказался массивный футляр ярко-янтарного цвета. В сильных пальцах длинноволосого он легко распался на две части, обнажив покрытую белесоватым ворсом внутренность. Среди чуть заметно шевелящихся ворсинок лежали круглые серые блямбы. Трех не хватало. На поверхности блямб были изображены розовато-коричневые, слегка расплывшиеся, как бы нанесенные цветной тушью на влажную бумагу, иероглифы.

Индеец блеснул безукоризненно белыми зубами, закатал рукав плаща выше локтя, поднес руку одному из пустующих гнезд. На сгибе у него было родимое пятно, напоминающее стилизованную букву «Ж» или японский иероглиф «сандзю». От этого пятна к пустому гнезду протянулись серебристо-серые ворсинки, напоминающие те, что выстилали янтариновый футляр изнутри. Казалось, странная родинка излучает тусклый свет, каждый лучик которого извивается, подобно крохотному червю. Из этих червей в ворсистом гнезде сформировалась еще одна блямба. Полюбовавшись новообразованным кругляшом, рисунок на поверхности которого повторял в увеличенном виде родинку на сгибе его локтя, длинноволосый повторил ту же операцию с другими пустующими гнездами. Потом он раскатал рукав, закрыл футляр и осторожно водрузил его на место. Спустя полчаса Индеец как ни в чем не бывало покинул музей через служебный вход.

Примерно через час метавизирку могли видеть уже на космодроме «Кольцово-4». Служба погоды прекратила дождь и развеяла туман. Горячие солнечные лучи дробились о стеклянные грани пассажирского терминала. Очередь к стойке регистрации рейса «Земля — Пандора» двигалась быстро. Перед индейцем оставалось не больше трех человек. Он снял радужный плащик, перекинул его через руку, воздел на переносицу огромные темные очки.

Регистрирующий биодетектор мелодичным звоном отметил еще одного пассажира, состояние здоровья которого не внушало ни малейших опасений. Незначительные отклонения от антропологической нормы, обнаруженные в психофизиологическом профиле, легко объяснялись погрешностями юстировки и не могли служить причиной отказа в совершении подпространственного перелета по медико-биологическим показателям.

Через два с половиной часа длинноволосый покинул рейсовый «призрак» и вышел под ослепительно-синее с зеленоватым оттенком небо планеты Пандора. Возле трапа вновь прибывшего встретил кибер-носильщик, но не обнаружил у пассажира никакой клади. Человек с метавизиркой через плечо налегке проследовал к площадке с глайдерами. Выбрал маломощную, но чрезвычайно маневренную «стрекозу», взобрался на водительское сидение, захлопнул спектролитовый колпак, свечой взмыл в вышину. В считанные мгновения «стрекоза» достигла «потолка» — воздушного коридора, предельно допустимого для личного транспорта на Пандоре, и взяла курс по направлению к хребту Смелых.

Зыбкие луны гуськом взошли над плоской вершиной Эверины, когда «стрекоза» притулилась с краю посадочной площадки, основательно забитой глайдерами и вертолетами. Вечерело. Темно-зеленые сумерки сгустились над горой. Все столики на веранде легендарного кафе «Охотник» были уже заняты. На танцевальном пятачке в ностальгическом «Светлом ритме» устало топталось несколько пар. Охотники-любители вернулись с холмов, точнее — из черных, колючих зарослей, которые подобно грозовым тучам клубились под трехсотметровым обрывом. Пряный ветер шевелил всклокоченные волосы и остужал разгоряченные лица. Кибер-официанты, как заполошные, сновали между столиками. Остро пахло жареным мясом. Стеклянные фляги с «Кровью тахорга» глухо брякали после каждого тоста, возвещаемого зычным голосом.

На Индейца, переминающегося с ноги на ногу, обратили внимание. Законы гостеприимства нарушены не были. Мигом нашелся свободный стул у относительно свободного столика. По обычаям охотничьего братства длинноволосому обладателю метавизирки заказали традиционное меню новичков: гигантские клубни болотных тюльпанов, нафаршированные маринованной печенью тахорга, и пузатую флягу с «Кровью». Все это полагалось, не задавая лишних вопросов, умять в один присест, что новичок и проделал с завидным хладнокровьем и выдержкой.

Вскоре многолунная ночь Пандоры приглушила веселье. Смолкла музыка, танцующие вернулись за столики. Громогласные тосты сменились тихими беседами. Вновь прибывшего расспросами не донимали. Сам он в разговоры не лез, предпочитая слушать других. Длинноволосому повезло. Он оказался за столиком двух завзятых звероловов-любителей, разочарованных, как выразился один из них — статный, косая сажень в плечах, огненноволосый Степан, трансмантийщик по специальности — «малым туристическим набором».

— Разве у Белых Скал охота! — восклицал он. — Это же манеж для ползунков! Электрифицированные джунгли и газировочные автоматы на каждом шагу! И тахорги прикормленные. В них же стрелять совестно, они же ручные почти.

— Ну и что ты предлагаешь, Степан? — флегматично вопрошал малорослый блондинистый Грэг, кулинар-дегустатор.

— На Горячие болота надо лететь, — ответствовал тот. — Там рукоеды водятся. И гиппоцеты — тоже.

— Гиппоцеты — это замечательно, но кто нас туда пустит, дружище? Ты на карту глядел? Это, между прочим, зона Контакта! Комконовцы завернут нас на первой же контрольной точке.

Степан понизил голос до заговорщического шепота:

— А если — в обход контрольных точек?

— Ха! Вы посмотрите на него! — воззвал Грэг к сдержанно улыбающемуся Индейцу. — Контрабандист-любитель… Он полагает, что в КОМКОНе работают благодушные идиоты. Да будет тебе известно, что всякое транспортное средство на Пандоре оборудовано специальными датчиками, которые поднимут тревогу, если какой-нибудь рыжебородый викинг попытается проскочить на своем драккаре куда не следует.

— Дьявол, — пробормотал Степан, сжимая здоровенные веснушчатые кулаки. — Тогда какого черта мы поперлись на Пандору?! Полетели бы лучше на Яйлу…

— Я могу помочь вашему горю, — тихо, но отчетливо произнес длинноволосый.

Приятели воззрились на него, будто на зверя Пэха.

— В самом деле? — осторожно поинтересовался Грэг.

— Да, — ответил тот. — Я сотрудник КОМКОНа, у меня допуск.

— Прогрессор? — уточнил рыжий викинг Степан.

Индеец посмотрел на него исподлобья, кивнул.

— Да, — сказал он. — Бывший. Сейчас я на вольных хлебах. Консультант Большого КОМКОНа… По счастливому совпадению мне тоже нужно на Горячие болота. Там работает мой старый знакомый. Его зовут Джон Гибсон. Он экзобиолог. Я не видел его сто лет…

— И вы возьмете нас с собой? — спросили приятели в унисон.

— Разумеется, друзья. Вместе и поохотимся.

— Как зовут нашего благодетеля? — осведомился Степан.

Длинноволосый ответил не сразу. Он долго смотрел на изумрудную луну, приплюснутым грибом вырастающую на горизонте, потом улыбнулся и сказал:

— Александр. Александр Дымок.

Экскурс в недавнее прошлое

1

Погожим июльским утром 199 года, в те памятные для меня дни Большого Откровения, когда я внутренне уже навсегда распрощался с Тойво, у меня на даче неожиданно объявился Даня Логовенко, собственной персоной. Мы сидели на веранде, и пили брусничный чай с вишневым вареньем. На лужайке шустрые киберы подстригали газончик, пахло свежеполитой травой, мягко светило солнышко, а на горизонте тянулись ввысь громады тысячеэтажников Свердловска.

Гость мой больше не играл в «человека» и не болтал о пустяках. Он молчал, и я прямо таки кожей чувствовал, какая «эволюционная пропасть» разделяет нас. Интересно, что привело его ко мне? Неужели люден явился сюда для того, чтобы просто посидеть со мной? Вот так вот, молча, перед своим окончательным убытием в неведомые мне измерения.

— Знаешь, Максим, — наконец сказал он, отодвигая в сторону чашку и поднимаясь с кресла. Я тоже встал. Видимо пришло время прощаться. — Я должен тебе сказать что не все еще нам понятно с этой «третьей импульсной»… До сих пор мы не знаем, что способствует ее появлению в организме человека… Есть здесь какая-то загадка… Может быть вам самим удастся ее разгадать?

Он шагнул ко мне, улыбнулся, обнял меня и… исчез. В буквальном смысле слова — растаял в воздухе. Надо полагать, перешел на иной уровень. И последней, заметьте, в воздухе растаяла его улыбка. Как у Чеширского кота. Прощальная шутка метагома.

А позднее я узнал, что исчезли и все известные нам людены. Казалось, на этом можно было бы поставить точку в этой истории. Людены покинули человечество, ушли с Земли, оставив многих и многих из нас с острым ощущением своей неполноценности, «эволюционной ущербности» что ли. Я тоже чувствовал нечто подобное. Просто невозможно было смириться с мыслью, что некоторые из нас обрели почти божественные (хотя почему «почти») возможности, а тебе это не будет дано никогда.

Не всем удалось с этим справиться. После ухода люденов многие психологи и психотерапевты отметили резкое возрастание числа людей с ярко выраженными депрессивными состояниями. И причина у всех была одна и та же. Позже это получило название «синдрома Большого Откровения» (СБО). Многие, страдающие этим синдромом бросали семьи, работу и целыми днями могли бесцельно сидеть на скамейках где-нибудь в парках, «тупо глядя перед собой», или слонялись по улицам, а то и по всей Планете, подобно бродягам двадцатого века. Или уходили в леса, сбивались в группы и жили какой-то полудикой, непостижимой для остальных жизнью, как «флора» в начале двадцать первого. Или же странствовали в Большом Космосе — поодиночке или группами. Высаживались на малоисследованных, но пригодных для жизни планетах и оставались там, обрывая всякие контакты с Землей, с родными и близкими. Они словно бы выпадали из жизни Земли. Прежнее существование их уже не устраивало, а путь в Новый Мир им перекрывало отсутствие «третьей импульсной». Они словно бы доживали отпущенный век.

Страшно сказать, но по Земле и планетам Периферии прокатилась даже волна самоубийств, вызванная СБО. Лично я никогда не был сторонником подобного «решения» проблемы, хотя прочувствовал на себе, как это, оказывается, страшно — потерять эволюционную перспективу. Чувствуешь себя динозавром, который обречен на вымирание и знает это.

Да, начало XXIII века стало временем Великой Депрессии, в буквальном смысле этого слова, тяжело пережитой человечеством. Многие потеряли смысл жизни, увидев перед собой «эволюционный тупик». Не скрою, что я сам оказался среди пациентов доктора Протоса (конечно, не того Протоса, который врачевал штурмана Кондратьева с космолета «Таймыр», но его внука, представителя чудесной династии врачей, Врачевателя Душ, великого психотерапевта). Ему удалось несколько смягчить мои муки, но все равно боль эта жила во мне до самых последних пор.

О, это неизбывное ощущение тупика, непреодолимой стены, когда ты знаешь, что за ней новый, неведомый, непостижимый и захватывающе интересный мир, где ты бог и вся Вселенная — это площадка для твоих игр; и что есть те, кому удалось прорваться туда, а ты до конца дней своих обречен сидеть перед ней — серой, унылой, непрошибаемой, и никакие Д-звездолеты и Нуль-Т не перебросят тебя на ту сторону.

Lasciate ogni speranza^[1].

2

Но, как говориться, беда не приходит одна. В первые десятилетия XXIII века разразилась так называемая «генетическая катастрофа». Неожиданно в разных регионах Планеты стали рождаться дети, страдающие теми или иными формами генетических болезней.

«Складывается такое впечатление, что генные структуры начали потихоньку сходить с ума», — заявил главный врач Всемирного Медицинского Центра Ярослав Новак.

Никто сначала не мог понять причины и механизма этого явления, когда у вполне здоровых родителей рождался неизлечимо больной ребенок. Впоследствии было высказано предположение, что это последствия процедуры фукамизации и растормаживания гипоталамуса. Тщательные исследования подтвердили это предположение. Выяснилось, что растормаживание гипоталамуса приводит к так называемым «резонансным мутациям», которые очень трудно было сразу обнаружить. Я не специалист, но насколько я понял, эта процедура вызывает некое очень слабое возбуждение отдельных участков ДНК. Это возбуждение передается по наследству и с каждым поколением усиливается, ибо потомки тоже подвергаются процедуре фукамизации. В конце концов, это возбуждение взрывообразно приводит к изменению структуры отдельных генов в четвертом или в пятом поколении. Гены начинают мутировать, что и случилось в начале нынешнего столетия. Это и приводит к генетическим заболеваниям.

Решением Мирового Совета процедура фукамизация буквально в течение одного дня была отменена на всей Планете. Но ее применение на протяжении почти полутора веков в значительной мере подорвало генофонд человечества. Фукамизированным семейным парам предлагалось воздержаться от рождения детей, пока не будет найден способ затормозить расторможенный гипоталамус, так как высока была вероятность того, что ребенок родится неизлечимо больным. Рождаемость резко упала. Никому не хотелось рожать больных, обреченных детей. Лучшие силы генетиков, биологов, медиков были брошены на решение этой проблемы. Поиски продолжались на протяжении почти двадцати лет, но так и не привели к положительному результату. Человечество вдруг реально встало перед угрозой вымирания, причем — в самом недалеком будущем. И лишь около десяти лет назад группе псиоников^[2], возглавляемой Ростиславом Нехожиным, удалось найти способ затормозить гипоталамус и по сути дела, спасти человечество от неминуемого вымирания. О псиониках речь пойдет ниже.

К этому же периоду относится еще одно тревожное явление. Ученые разных областей знания: философы науки, искусствоведы, литературные критики отмечали другие негативные тенденции, нарастающие в обществе. В начале XXIII века не было сделано ни одного сколь-нибудь значительного открытия в фундаментальной науке, не было создано ни одного литературного произведения или произведения искусства, которое хотя бы отдаленно можно было бы назвать «шедевром». Как отмечает в своей книге Бернард Альбинус (см. ниже), «складывается впечатление, что в обществе угас творческий импульс, рождающий гениев. Все, что было создано в науке и искусстве в начале века не поднимается выше среднего уровня».

3

Однако были и светлые моменты. Ярким опровержением неутешительным выводам социологов является тот факт, что именно к этому периоду относится появление людей, достигших совершенства в управлении своим сознанием и телом. Их стали называть псиониками, с легкой руки основателя псионики^[3] и их лидера Ростислава Нехожина.

Ростислав Нехожин, лидер группы «Людены», и его дочь Аико несомненно самые яркие звезды из блистательной плеяды псиоников начала XXIII века. Среди других имен следует назвать Дзодзи Сакурая, Таню Икаи-Като, Жана Шарля Сисмонди, Кая Сигбана — все они так же сотрудники группы «Людены». Именно они, общими усилиями, путем воздействия когерентного пси-поля сразу на большие массы людей, сумели затормозить «расторможенный гипоталамус» и, по сути, воскресить человечество к новой жизни. Для многих это выглядело как чудо.

«Пусть нам всем послужит хорошим уроком, что беспардонное вмешательство в организм человека чревато непредсказуемыми последствиями. Никакая наука не может предвидеть все отдаленные результаты подобного шага», — сказал по этому поводу Геннадий Комов.

Мне же хочется помянуть здесь добрым словом люденов, которые в свое время тайно принудили человечество хотя бы ограничить применение процедуры фукамизации. Правда, этого оказалось недостаточно.

Необходимо отметить тот факт, что именно Ростислав Нехожин, после ухода люденов, занял место Даниила Логовенко в филиале Института Метапсихических Исследований в Харькове. И вместе с ним туда переместилась из ИИКИ и вся группа «Людены». Надо сказать, что в своем прошлом мемуаре я совершенно недооценивал работу группы «Людены», несколько утрировано представляя себе этаких «кабинетных ученых», по крупицам собирающих в архивах информацию о днях Большого Откровения, но я ошибался. Эта группа вобрала в себя, пожалуй, самых незаурядных людей нашей эпохи, посвятивших жизнь поиску выхода из этого «эволюционного» тупика, и принявших вызов, который бросили людены человечеству. Я вынужден принести им всем здесь свои глубокие извинения и выразить самую глубокую признательность, ибо встреча с ними перевернула не только мою жизнь, но, без всякой натяжки, и жизнь многих землян, подарив всем нам новую надежду.

4

Я хорошо помню первые десятилетия после ухода люденов. Человечество пыталось справиться с этим эволюционным кризисом, который казался непреодолимым. Именно к этому времени относится серия публикаций, посвященных проблеме Большого Откровения и люденам. В частности заинтересованному читателю я предлагаю краткие аннотации к следующим монографиям:

«Несправедливость Природы», Адамара, Генриха Рудольфа, Новая Земля, 2202 г.

Написанная живым, эмоциональным языком брошюра известного биофизика, посвящена проблеме вероятностной избирательности природы в появлении у человека «третьей импульсной» и поиску причин такой «природной несправедливости».

«Тупики Эволюции», Акабори Хиро, Киото, 2205 г.

Попытка известного японского антрополога осмыслить эволюционный тупик, в котором оказалась большая часть человечества после Большого Откровения.

«Третья импульсная», Айяла, Ларса Валериана, Оттава, 2209 г.

Монография известного метапсихолога, посвященная «третьей импульсной» и возможным факторам ее появления у человека. Правда, сейчас она уже безнадежно устарела.

«Кризис технократической цивилизации», Альбинуса, Бернарда ван Штейна, Берлин, 2210 г.

Книга известного социотополога, посвященная многоуровневому кризису, в котором оказалось человечество после Большого Откровения. Альбинус утверждает, что любая технократическая цивилизация рано или поздно обречена на тупик, обращая слишком большое внимание на внешние технические достижения, и практически не уделяя внимания развитию потенциала психокосма самого человека.

«Конец физики», Ростислава Нехожина, Харьков, 2220 г.

Фундаментальный труд одного из гениев нашей эпохи, бывшего физика, псионика невероятной мощи (получившего прозвище от своих японских коллег Дайши Тайсэй, которое потом подхватили и другие, что означает Великий Учитель, Мудрец, Мастер). Эта книга о пределах современной физики и современной науки, и новой парадигме, открывшей перед человечеством совершенно новые перспективы.

Позволю себе остановиться на этой книге несколько подробнее, так как это необходимо для понимания дальнейшего.

Я не специалист. Все мои познания в физике ограничиваются чтением популярной литературы и просмотром научно-популярных передач вроде «Горизонтов Науки», но насколько мне удалось понять, физика в начале XXIII века переживала глубокий кризис. Правда, преддверием этому кризису был триумф середины прошлого века. Тогда появилась Единая Теория Поля, над созданием которой почти два века бились лучшие умы планеты. В 2159 году группой физиков из Международной Академии Физики в Дубне было теоретически и экспериментально доказано, что все известные науке фундаментальные физические взаимодействия, поля, элементарные частицы, и более крупные объекты, образованные из них, т. е. атомы, молекулы, и твердые тела представляют собой особые энергетические возмущения физического вакуума, т. е., по сути, Пустоты. Правда, механизм этих возмущений тогда еще не был до конца ясен.

Физический вакуум идеально подошел на роль фундаментальной основы Мироздания. Физики все больше осознавали, что он представляет собой какой-то особый вид реальности. Довольно парадоксальный, надо заметить. Начать с того, что вакуум принципиально не наблюдаем (лишь в косвенных экспериментах), обладает свойством абсолютной непрерывности, т. е. не имеет никакой структуры, не состоит из каких либо дискретных частиц, даже виртуальных и поэтому не имеет никаких свойств, характеристик и признаков, т. е. в нем нечего измерять.

Вакуум — это антипод всякой дискретности. А это означает, что невозможно создать какую-либо его физическую модель, что просто поставило физиков в тупик, поскольку любое моделирование предусматривает использование дискретных объектов и описание при помощи свойств и мер. По сути, физический вакуум оказался этаким антиподом вещества. И, тем не менее, вся видимая Вселенная находится в этом ненаблюдаемом, непрерывном физическом вакууме. Согласно этой теории именно физический вакуум предшествует физическим полям и веществу и порождает их, а значит, вся Вселенная должна, в принципе, жить по законам физического вакуума, которые наука только-только начала приоткрывать.

Тогда же родилась теория «первичного правакуума», пришедшая на смену так называемой «космологической сингулярности^[4]», которая несла в себе неразрешимые для физики и космологии противоречия. Согласно этой теории наша Вселенная возникла из первичного нуль-мерного правакуума, обладающего к тому же нулевой массой и плотностью. Т. е. в буквальном смысле Вселенная возникла из Ничего. Правда мнения физиков разделились по поводу того, произошло ли это в результате Большого Взрыва, или же существовал какой-то другой, более «мирный» способ проявления Вселенной из «правакуума». Сначала эта теория породила много споров. Некоторые физики утверждали, что возникновение Вселенной из правакуума, обладающего подобными свойствами, нарушает закон сохранения энергии. Но в работах талантливого физика Кирилла Панова было изящно показано, что положительная и отрицательная энергии Вселенной уравновешиваются, и общая энергия Вселенной всегда остается равной нулю. Мы находимся в зоне проявления «положительной» энергии и вещества, и не воспринимаем «отрицательную», например объекты, состоящие из антивещества, которые и уравновешивают положительную составляющую.

Единая Теория Физического Вакуума (ЕТФВ) претендовала тогда на роль «фундаментальной теории Всего». Но к концу прошлого века обнаружились ее слабые места. Эта теория не давала ответа на пресловутый вопрос о «первотолчке». Что заставляет этот первичный «правакуум» возбуждаться, вызывая к жизни все многообразие Вселенной? Какая сила определяет ход и направленность ее Эволюции? Что «проявляет» или «лепит», так сказать, из первичного «правакуума» все эти упорядоченные иерархические структуры, складывающиеся в еще более сложные структуры: электроны, атомы, молекулы, звезды, галактики, планеты, формы живой и сознательной жизни? Что заставляет Вселенную все время самоорганизовываться, самоструктуироваться и преодолевать энтропию? Какой механизм определяет это эволюционное усложнение структур, эти качественные эволюционные скачки во Вселенной? Из Единой Теории никак не следовала необходимость эволюции материи, появления жизни, человека, социума. Конечно же, никакие «случайные флюктуации вакуума» ничего здесь не могли объяснить. А теперь еще и людены свалились на нашу голову! Увы, ЕТФВ констатировала факты, но не объясняла причины.

Дальнейшее развитие эта теория получила в работах молодого тогда нуль-физика Ростислава Нехожина. Используя сложнейший математический аппарат, Нехожин сумел доказать, что эти вакуумные возмущения, дающие рождение всем феноменальным объектам, должны иметь информационную природу.

Среди физиков до сих пор ходит легенда, больше смахивающая на анекдот, которую не отрицает и сам Нехожин. Однажды Нехожин гулял по лесу и сел отдохнуть под дубом. Неожиданно ему на голову упал желудь. Он взял этот желудь, посмотрел на него, и вдруг подумал: «Откуда этот желудь знает, что ему надо превратиться в дуб? Очевидно, что в нем должна содержаться какая-то программа или информация, следуя которой он с неизбежностью превращается в дуб?» Так пришло первое понимание того, что Вселенная родилась из ЧИСТОЙ ИНФОРМАЦИИ.

В самом деле, рассуждал Нехожин. Откуда берутся все эти программы, все эти упорядоченные процессы, заставляющие атомы объединяться в молекулы, молекулы — в клетки, клетки — в живые организмы, желуди превращаться в дубы, а эмбрионы — в живые существа и так далее? Ответ достаточно очевиден: видимо, в каждой вещи изначально заложено «знание» о том, как ей надлежит действовать и «чем» ей надлежит быть в этой Вселенной. Но что представляет собой это «знание»? Знание — это информация. Значит, в процессе проявления Вселенной активно участвует информация о том, какой она должна быть. Подобно тому, как желудь в скрытом виде несет в себе информацию обо всем дубе со всеми его листочками, ветвями, корнями, составом коры и т. д., так и вся Вселенная возникает из первичного семени «правакуума», который должен содержать в себе информацию обо всем Мироздании.

Хотя аналогия была красивая, но здесь сразу возникало одно серьезное противоречие. Теория утверждала, что физический вакуум должен обладать наивысшей энтропией из всех известных нам физических объектов. Энтропия — как известно, это мера дезорганизации системы любой природы, мера хаоса. То есть, физический вакуум — это, по определению, абсолютный хаос. А информация — это нечто противоположное энтропии, это негэнтропия^[5], так как информация — это мера упорядоченности системы, мера порядка. Как могла абсолютная информация обо всей Вселенной, то есть, по сути, абсолютный порядок, содержаться в «правакууме», т. е. в абсолютном хаосе? И в каком виде она там содержалась? Ведь вакуум не имеет никакой структуры. Это континуум^[6]. Получалось, что вакуум не годился на роль носителя абсолютной информации.

Долго Нехожин бился над этой проблемой, пытаясь разрешить это противоречие, пока ему в голову не пришла гениальная догадка, которая впоследствии получила название космологического парадокса Нехожина. Суть этого парадокса заключается в следующем. Любой объект, претендующий на роль «первоначала» мира, на роль изначальной, так сказать, сингулярности, будет обязательно содержать в себе так называемое «энтропийно-негэнтропийное» противоречие, неразрешимое с точки зрения физики, т. е. он будет обладать одновременно и абсолютной энтропией и абсолютной негэнтропией, будет являться одновременно носителем Абсолютного Хаоса и Абсолютного Порядка. Объясняется это тем, что такой объект, лежит за гранью материальной вселенной (так как он ее и порождает) и не подчиняется известным физическим законам. Он представляет собой особый вид реальности и не является на самом деле «физическим» объектом. Это нечто иное. Таким образом, «первичный правакуум» оказался отнюдь не «физическим» и изучать его обычными физическим методами оказалось просто невозможно. Нехожин выдвинул следующую гипотезу: вакуум представляет собой некое Информационное Поле. Это Поле порождает и содержит в себе всю Вселенную и связано с каждой ее точкой. Оно не силовое и не физическое, по своему характеру и обладает свойством голографичности, т. е. каждая точка пространства несет в себе информацию обо всей Вселенной. Оно и является «фундаментальной основой всех физических взаимодействий, из которого каждое конкретное физическое взаимодействие получает необходимую информацию для своего проявления и действия». Все процессы, объекты и взаимодействия во Вселенной получили дополнительную информационную компоненту, заставляющую их действовать соответствующим образом и работать на общую Эволюцию Вселенной.

Конечно, это было потрясением для всех физиков. Материальная Вселенная оказалась порождением чистой нематериальной Информации. «Нам почти удалось поймать Бога за руку», — как выразился по поводу открытия своего любимого ученика Этьен Ламондуа^[7].

«В начале было Слово, т. е. Информация», — с улыбкой Творца взирая с кафедры на своих слушателей, заявил Нехожин на одной из конференций.

Но Нехожин не остановился на этом и не собирался почивать на заслуженных лаврах. Это было не в его характере. Хорошо, сказал себе он. Но откуда вообще взялась эта Информация, что конкретно она собой представляет и почему этой ей вздумалось творить нашу Вселенную?

По поводу того, как Нехожин решал эту проблему, среди физиков ходит другой анекдот. Говорят, что Нехожин и его дочь Аико страстные цветоводы. Однажды, размышляя над этим вопросом, Нехожин работал в саду, используя при этом примитивные грабли (в саду он всегда работал сам, не признавая никаких кибермеханизмов). Случайно он наступил на грабли, валявшиеся на земле, и они ударили его по лбу. И в этот момент в его голове родилась идея: «Интересно, а как были созданы эти грабли? Ведь сначала они существовали лишь в форме идеи в сознании человека. Сначала была ИДЕЯ о граблях, а потом уже человек, оформляя особым образом материю, сотворил материальные грабли». Эврика! Так родился второй постулат: «Информационное Поле представляет собой некое хранилище нематериальных «идей», Матрицу, Ноокосм, — этакое космическое Сознание, содержащее проект всего Универсума. Именно Оно дает первотолчок рождению всей Вселенной». Оно лепит из «правакуума» согласно своим нематериальным «идеям» реальные физические взаимодействия, материальные объекты и организует их особым образом в процессе Эволюции. Аналогичным образом действует, например, человек, обладающий сознанием и материализующий свои идеи в реальной жизни. Таким образом, делает вывод Нехожин, не остается ничего другого, как предположить, что существует некое Космическое Сознание или Вселенский Разум, иначе Ноокосм, неизмеримо превосходящий по сложности ум человека, который несет в себе информацию обо всей Вселенной и порождает ее. А «правакуум» представляет собой некое «свернутое» состояние этого Космического Сознания. Оно постепенно «разворачивает» или «проявляет» Себя во Вселенной во все более сложных структурах, следуя особой программе Эволюции, сначала в формах «неживой» материи, где оно присутствует неявно и незаметно, подготавливая, так сказать, фундамент для своего дальнейшего проявления, затем в формах жизни, в которых оно все больше и больше выходит на поверхность, затем в человеке, где, оно уже проявляется в форме ума и, наконец, достигает своей кульминации в людене, проявляя какую-то более высокую форму сознания Ноокосма. Эволюция Вселенной — это, на самом деле, эволюция Сознания во Вселенной во все более усложняющихся материальных формах. Это дерево Сознания, вырастающее из первичного семени правакуума, который представляет собой то же самое Сознание в свернутом виде.

Но здесь Нехожин делает еще один вывод, довольно печальный для традиционной науки. Ни при каких условиях, никакими математическими методами мы не сможем описать Ноокосм, или втиснуть его в рамки наших теорий. Здесь традиционная наука упирается в свои пределы. Для изучения этого Космического Сознания надо искать другие методы, методы непосредственного погружения, методы изучения и развития своего собственного сознания, ибо «наше собственное сознание является частью сознания Ноокосма и вратами к Нему».

Это положение и стало первым шагом к рождению новой науки — псионики.

Надо сказать, что именно после этого, началось великое «отлучение» Нехожина от физики. Для многих физиков его выводы оказались слишком смелыми. Зазвучали обвинения в антинаучности, посыпались с разных кафедр язвительные эпитеты типа «адепт креационизма», «жертва антропного принципа». Этьен Ламондуа, потрясая сединами, публично отрекся от своего ученика, и заявил, что он «больше не хочет иметь ничего общего с этим «юродивым». Нехожин практически остался в одиночестве. Интересно, что по времени это совпадает и с его личной трагедией. Но об этом чуть позже, друзья. Я несколько увлекся.

«Люди и людены», Мати Саар, Гаага, 2208 г.

Интересная попытка известного футуролога пофантазировать на тему, чем могут быть людены, об их образе жизни и целях во Вселенной.

«Синдром Большого Откровения», Бумба, Кшиштоф, Краслав, 2212 г.

Содержание этой монографии полностью посвящено катастрофическому взрыву в человечестве «Синдрома Большого Откровения» (СБО), жертвами которого стали сотни тысяч людей, — состояния глубокой, практически неизлечимой депрессии, связанной с осознанием своей «эволюционной ущербности» и ограниченности своих возможностей.

Конечно, этот список можно было бы продолжить. Заинтересованный читатель без труда сможет найти в БВИ материалы, касающиеся данной темы.

5

Кстати сказать, не один из наших «подкидышей» (к началу событий, описываемых в этом мемуаре, их осталось 10) не попал в поле зрения люденов, и не был затронут Большим Откровением. Что, лично мне, все эти годы казалось достаточно странным. По-видимому, ни один из них не имел «третьей импульсной».

К 228 году девятеро из них, кроме Корнея Яшма, все еще жили за пределами Земли, ничего не зная друг о друге. Все уже были в солидном возрасте (под 90 лет), но оставались здоровы духом и крепки телом. Корней Яшмаа (№ 11, значок «Эльбрус») постоянно проживал у себя на вилле «Лагерь Яна» в приволжской степи, неподалеку от Антонова. Бывший прогрессор посвятил себя написанию истории Гиганды.

Мне же все время не давала покоя одна мысль. Ведь кто-то же подбросил человечеству эти эмбрионы? Хотя подбросил — слишком громко сказано. Вероятность обнаружить саркофаг-инкубатор в беспредельном Космосе на безымянной планете в системе ЕН9173 была ничтожно мала. И, тем не менее, он был обнаружен.

Долгое время я размышлял над трагической судьбой Льва Абалкина и Рудольфа Сикорски, хотя с того страшного дня прошло уже более полувека. Время от времени я спрашивал себя: а может прав был покойный Сикорски, спустив тогда курок? Сейчас многие уже подзабыли об этой истории и, видимо, мало кто помнит, что загадочное и необъяснимое исчезновение тела Льва Абалкина из закрытого, герметичного помещения крио-хранилища, куда имели доступ лишь сам Экселенц, Геннадий Комов и Атос Сидоров, подтвердило тогда самые худшие опасения Сикорски.

Все службы КОМКОНа-2 были приведены тогда в состояние «боевой готовности» по программе «Зеркало» (глобальные строго засекреченные маневры по отражению возможной агрессии извне). Все ждали неминуемого вторжения Странников. Но шли годы, ничего особенного не происходило и вся эта история постепенно сошла на нет. Но ни тогда, ни сейчас у меня в голове не укладывалось: зачем сверхцивилизации вообще были нужны такие «сложности»? Хранить эмбрионы кроманьонцев десятки тысяч лет, только для того, чтобы подбросить их человечеству. А затем, путем запуска некой вельзевуловой программы, превратить прекрасных людей в «зомби», которые сметая все на своем пути, будут пытаться воссоединиться с «детонаторами»? Было во всем этом не только нечто страшное и жестокое, но и бессмысленное. Иногда я очень хорошо понимаю Сикорски.

И самый главный вопрос, мучивший меня все эти годы: а что бы произошло в случае воссоединения «подкидыша» с «детонатором»? Если это действительно детонатор. На этот вопрос не было ответа ни у кого. Но потенциальная возможность подобного развития событий все еще не исключалась. Десять «подкидышей» жили и здравствовали, а «детонаторы» все еще лежали в Музее Внеземных Культур. Кроме того, мы до сих пор не знаем, что же стало с населением планеты Надежды, выведенным через нуль-порталы в неизвестном направлении. А то, что мы знаем, отнюдь не внушает оптимизма. Время показало, что опасения оказались не напрасными. Почти полвека я нес тяжесть этой тайны на своих плечах, и только события Второй волны Большого Откровения освободили меня от нее.

Сейчас, когда «история подкидышей» перестала быть секретом и после известных событий превратилась в достояние широкой общественности, можно уже сделать вполне определенные выводы:

Мы приняли люденов за Странников, вернее мы приписали качества люденов Странникам, но мы ошиблись. Незаметно произошла некая подмена понятий. Людены это не Странники. А Странники это не людены. Людены — это порождение нашей собственной цивилизации и Странники тут ни при чем. О люденах мы знаем достаточно много. Что на самом деле стояло за мифом о Странниках, мы узнали только во время Второй Волны Большого откровения и трагических событий августа 230 года.

Тем не менее, до этих событий спецотдел КОМКОНа-1 продолжал наблюдение за подкидышами (я был консультантом и внештатным сотрудником этого отдела). Работа эта была довольно рутинная. Подкидыши ничем особенным себя не проявляли. Жили, работали, как все нормальные люди. Следует лишь отметить тот факт, что все они довольно равнодушно отнеслись к Большому Откровению, никто из них не страдал СБО, и вообще, похоже все это прошло как-то мимо них. Что тоже было довольно странно.

Таково, в общих чертах, было состояние человечества в первые три десятилетия XXIII века. Прямо скажем, ничто не внушало оптимизма.

И вдруг забрезжила надежда…

Для меня Вторая волна началась со звонка из Харьковского филиала Института Чудаков. П. Сорока и Э. Браун, те самые члены группы «Людены», авторы «Пяти биографий века», упомянутые в моем предыдущем мемуаре (в то время они еще были сотрудниками ИИКИ) пожелали со мной встретиться лично и сообщить мне некоторые факты, которые, как они выразились, «несомненно меня заинтересуют». Надо сказать, что им удалось расшевелить мое любопытство. Я не особенно верил в то, что факты, которыми они располагают, будут действительно мне интересны, но мне хотелось посмотреть на авторов биографии Тойво Глумова, и узнать, кто же все-таки скрывается под этими псевдонимами. И я согласился.

(Конец экскурса)

№ 01 «Полумесяц»

Выстрел у Степана не получился. Вместо того чтобы замертво рухнуть к ногам охотника, рукоед попытался откусить ему руки. Вместе с карабином. Кулинар-дегустатор Грэг, который стоял от приятеля всего в нескольких шагах, не успел даже поднять свой «оленебой». По поляне пронесся темный вихрь, и чудовище распласталось на морщинистом стволе псевдосеквойи, уже безнадежно мертвое. Вихрь сбавил обороты и превратился в Александра Дымка. Ни единая капля пота не оросила его бледного чела. Со свойственной ему безмятежной мрачностью Дымок оглядел свою жертву, поднял брошенный карабин и сказал, ни к кому в особенности не обращаясь:

— Рукоеду не стреляют в лоб. Его обходят сзади и бьют в затылок.

— В следующий раз буду знать, — пробурчал сконфуженный Степан. — Спасибо, Саша.

— Не за что, — отозвался Дымок. — Продолжаем движение. Глядите в оба, парни!

Они снова двинулись по извилистой тропе, неуклонно скатывающейся в низину. Здесь почти уже не встречались исполинские, подпирающие зеленовато-синие небеса, колонны псевдосеквой. Почва для них была не подходящей в этом краю, слишком зыбкой и ненадежной. Сухие песчаные откосы сменились глинистыми наплывами, скрытыми под сплошным ковром из красного моха. Даль заволакивало пластами пара, поднимающегося над Горячими болотами: в воздухе отчетливо пахло пустыми щами.

— Замечательное место, — принялся разглагольствовать Степан. — Я слышал, этот мох можно есть. Вот так прямо отрываешь клочьями и ешь…

— Все не так, Степа, — откликнулся Грэг. — Этот мох не только нельзя есть, но и просто лежать на нем не рекомендуется.

— Это почему? Ядовитый, что ли?

— Нет, но выделяет летучие вещества, галлюциногены…

— Вот дьявол! — Огненноволосый с опаской покосился на красный ковер.

— А вот почва возле болот и в самом деле съедобная, — продолжал Грэг. — Собственно, на ее основе великий Пашковский и создал свои знаменитые плантации…

— Тихо! — Дымок замер на полушаге, предостерегающе поднял руку.

Оба приятеля мгновенно умолкли. Сорвали карабины с плеч, принялись озираться, поводя воронеными стволами. Лес тут же надвинулся. Обступил со всех сторон. Он словно старался привлечь к себе внимание трех человек, свалившихся в него с неба. Лес корчился, приседал, переливался радужными пятнами, кривлялся, словно паяц. Смотреть на него было сущим мучением, взгляду не за что зацепиться, хотелось отвернуться, или хотя бы закрыть глаза. Но глаза в лесу закрывать нельзя, и потому приходилось глядеть в оба. И Степан с Грэгом глядели. Глядели и недоумевали. В лесу все было странным. Человеку неопытному совершенно невозможно понять, к чему следует присматриваться, а заодно и прислушиваться? Приятели недоумевали, но полагались на опытность своего товарища. И потому вздохнули с облегчением, когда Александр Дымок произнес:

— Кажется, пронесло…

— А что там было? — немедля осведомился Степан.

— Где «там»?

— Ну-у… там… куда надо было глядеть в оба?

— Вот что, Степан, — сказал Дымок деловито: — Ступайте вон к тому прогалу… — Он указал на едва заметный просвет в подвижной стене леса. А вы, Грэг, следуйте за ним. Дистанция десять шагов.

— Хорошо! — отозвался Степан.

Он перехватил поудобнее карабин и двинулся в указанном направлении. Его могучую фигуру еще не скрыли заросли, когда блондинистый Грэг зашагал следом. Дымок проводил их взглядом. На его узком, бледном лице не дрогнул ни единый мускул, когда раздался отчаянный крик, оборванный смачным хрустом. Рявкнул «оленебой» кулинара-дегустатора. Громовым эхом прокатился по замершему лесу рык молодого тахорга, притаившегося в зарослях арлекинки, чьи подвижные, красные с зеленью листоветви так удачно скрывали чудовище, закованное в изумрудную с рубиновыми просверками броню.

Александр Дымок не тронулся с места. Он ждал. Второго выстрела не последовало. Детеныш самого страшного на Пандоре зверя одолел и другого охотника, столь самонадеянно углубившегося в джунгли за пределами заказника. Дымок закинул карабин на плечо и продолжил путь. Больше он в спутниках не нуждался. Тахорг теперь будет надолго занят перевариванием добычи, а прочие пандорианские хищники опытному человеку не страшны. Да и цель, ради которой Дымок прилетел на Пандору, была уже близка.

Спектролитовый купол, накрывающий биостанцию, легко было заметить издалека. Огромный радужный пузырь возвышался над низкорослыми, по меркам Пандоры, болотными зарослями. Александр Дымок ловко уклонился от встречи с роем полуметровых ос, проскользнул под ядовитыми лианами и очутился у запирающей мембраны шлюза. Ткнул в рубчатую клавишу звонка. Хозяин биостанции откликнулся сразу.

— Чем могу служить? — спросил он молодым, чуть с хрипотцой голосом.

— Здравствуйте! — отозвался гость. — Меня зовут Александр Дымок. Я недавно прилетел с Земли. Мне необходимо с вами поговорить, мистер Гибсон.

— Входите, — отозвался Гибсон. — Заранее прошу меня извинить, но вам придется сначала пройти в дезинфекционную.

— Ничего-ничего, я понимаю…

Вымытый до скрипа, благоухающий антиспетиками, Александр Дымок вступил на территорию биостанции. Это была ничем не примечательная «бусинка», как называли такие биостанции, ожерельем опоясывающие зону Контакта человечества с двуединой гуманоидной цивилизацией Пандоры. Дежурили на «бусинках», как правило, широкопрофильные специалисты, сочетающие экзобиологию с контактерской деятельностью. Джон Гибсон исключением не был.

Он встретил нежданного гостя на веранде стандартного экспедиционного домика, откуда открывался изумительный вид на Горячие болота. Высокий, сухопарый старик, с индейским профилем загорелого лица, с седыми длинными волосами, собранными на затылке в пучок. От постороннего глаза не укрылось бы некоторое внешнее сходство девяностолетнего старика-экзобиолога и его визави, которому на вид было не более сорока, но кроме безупречно замаскированной камеры видеорегистрации, свидетелей состоявшейся между ними беседы не оказалось. Да и беседа эта началась далеко не сразу. Старик придерживался простого правила: сначала накормить гостя, а потом уж расспрашивать.

— Так каким судьбами вас ко мне занесло, Алекс? — приступил к разговору Джон Гибсон, разливая по глиняным кружкам эль. — Простите мое стариковское любопытство, но из лесу без всякого предупреждения приходят только аборигены.

— Аборигенов мембрана не пропустит, — без улыбки отозвался Дымок.

— Верно, — сказал Гибсон. — Вы, кстати, на чем добирались? Вездеход? Вертушка? Глайдер?

— Глайдер, но он угодил в клоаку.

Экзобиолог сокрушенно покачал сединами: ай-яй-яй…

— Пришлось километров тридцать проделать пешком, — добавил гость.

— Вы на редкость мужественный человек. Пешком, три десятка километров по лесу, один… Вы ведь были один, Алекс?

— Как перст.

— Вы не только на редкость выносливы, но и — везучи, — неискренне восхитился Гибсон. — У тропы затаился молодой тахорг. Эти твари, знаете ли, невероятно терпеливы и могут сидеть в засаде месяцами, покуда не попадется кто-нибудь… Удивительно, как вам удалось его миновать? Или вы его пристрелили?

— Нет, что вы, мистер Гибсон, я проскользнул мимо. Ведь я же бывший прогрессор, кроме того — зоопсихолог.

Старик воздел костистые лапы.

— Всё-всё, — проговорил он. — Сдаюсь! Еще раз прошу извинить мою… любознательность, но фронтир есть фронтир. Здесь всякое бывает, приходится быть настороже, иногда поступаясь некоторыми вещами… Так вы сказали, у вас ко мне дело?

— Да, — откликнулся Дымок. — Я хотел вам показать вот что…

Он отставил кружку и закатал рукав охотничьей куртки на правой руке. Продемонстрировал хозяину «бусинки» свою отметину.

— Любопытное родимое пятно, — прокомментировал Гибсон. — Похоже на какой-то японский иероглиф… ...