Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Виктория Токарева Джентльмены удачи (сборник)
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав. © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)Джентльмены удачи
По желтой среднеазиатской пустыне шагал плешивый верблюд. На верблюде сидели трое в восточных халатах и тюбетейках. За рулем (то есть у шеи) восседал главарь – вор в законе и авторитет по кличке Доцент. Между горбами удобно устроился жулик средней руки Хмырь, а у хвоста, держась за горб, разместился карманник Косой. Ехали молча, утомленные верблюжьей качкой. Навстречу жуликам повстречался старик узбек. – Салям алейкум! – заорал Косой, обрадовавшись новому человеку. – Алейкум салям, – отозвался старик. – Понял… – с удовлетворением отметил Косой. Старик продолжал свой путь, а жулики свой. – Хмырь, а Хмырь, – Косой постучал соседа по спине, – давай пересядем, а? У меня весь зад стерся. Доцент, а Доцент! Скажи ему! – Пасть разорву! – с раздражением отозвался Доцент. – Пасть, пасть, – тихо огрызнулся Косой. В песке торчал колышек, а на нем табличка в виде стрелы:...
«АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ № 13. 2 км».Жулики спешились. – Уложи верблюда, – распорядился Доцент и стал карабкаться на вершину бархана. – Ляг! – приказал Косой верблюду. – Ложись, дядя! Верблюд не обратил на приказ никакого внимания. Он стоял, старый и высокомерный, перебирая губами. – Слышь? Кому говорят? Ложись, скотина. Пасть разорву! Верблюд оттопырил губу и плюнул в лицо Косому. – А-а!! – завопил Косой. – Ты что, дурак, шуток не понимаешь?! – Тихо ты! – одернул Доцент с бархана. С высоты он оглядывал перспективу в полевой бинокль. До самого горизонта лежала пустыня, как застывшее море. Потом, приближенные биноклем, выступили какие-то древние развалины, палатки, люди… Стояла ночь. Над пустыней взошла луна. – Пора, – сказал Доцент. Он лег на живот и пополз по-пластунски. Хмырь тоже лег и пополз. Далее следовал Косой, а за ним безмолвно и преданно зашагал верблюд. – Доцент, а Доцент, – растерянно позвал Косой. – Верблюд… – Гони! – приказал Доцент, обернувшись. Косой встал, и его лицо оказалось вблизи от верблюжьей морды. Верблюд узнал Косого и оттопырил губу… – А ну тебя… – Косой махнул рукой и побежал догонять товарищей. Верблюд не отставал. Возле входа в древнюю усыпальницу дежурил сторож. Он сидел на камне, положив берданку на колени. За его спиной послышались шорохи. Сторож обернулся, но не успел ничего увидеть, потому что его схватили, повалили, связали и засунули в рот кляп… Сухо щелкнула в замке отмычка. Заскрипела дощатая дверь, наспех сколоченная археологами. Жулики ступили в усыпальницу. Жидкий свет фонарика выхватил из темноты каменный свод, гробницу, дощатый стол. На столе тускло мерцал золотом древний шлем… – Порядок, – тихо сказал Доцент. – У-у-уа! – вдруг прорезало тишину ночи. – Верблюд! – выдохнул Хмырь, цепенея от страха. – Заткни ему глотку! – приказал он Косому. – Да ну его! Он кусается! Из палатки археологов выглянул бородатый ученый, профессор Мальцев. Пошел по направлению к усыпальнице. – Кто тут? – крикнул он в темноту. Доцент выхватил нож и застыл, прижавшись к двери. – Доцент, а Доцент, спрячь перо! – испуганным шепотом умолял Косой. – Не было такого уговора… – Глаза выколю! – прохрипел Доцент. На полдороге профессор остановился. – Опять эти кошки… – пробормотал он и беззлобно припугнул: – Кыш! Евгений Иванович Трошкин – заведующий детским садом № 83 Черемушкинского района Москвы – стоял у себя дома в ванной комнате и брился электробритвой, вглядываясь в свое лицо. Он привык к своему лицу, не находил в нем ничего выдающегося и, уж конечно, не мог знать, что как две капли воды похож на вора-рецидивиста по кличке Доцент. Только Трошкин в отличие от Доцента был лыс.Он кончил бриться и вышел на кухню. Здесь над тарелкой манной каши колдовали две женщины – мама и бабушка.Трошкин сел, подвинул к себе тарелку с кашей и развернул свежую газету. Мама и бабушка присели напротив и с благоговением смотрели на него.– Во! Опять насчет шлема, – сказал Трошкин, найдя что-то в газете, и прочел: – «Начальник археологической экспедиции профессор Мальцев Н.Г. предполагает, что пропавший шлем относится к четвертому веку до нашей эры и является тем самым шлемом Александра Македонского, который, по преданию, был утерян им во время индийского похода…»– Какое безобразие! – сказала мама.– Найдут, – успокоил Трошкин.– Не найдут! – с жаром возразила бабушка. – Вон у Токаревых половичок пропал – нужная вещь, и то не нашли!.. А во Всесоюзном угрозыске, в своем кабинете, полковник Верченко показал профессору письмо и отложил в сторону. – Союз архитекторов, коллектив Тульского оружейного завода, отдел культуры ЮНЕСКО… Уже и ЮНЕСКО подключили?Мальцев кивнул.– Товарищ профессор! – взмолился Верченко. – Ну зачем вы все это организовываете?! Неужели вы думаете, что мы без этих писем не будем искать ваш шлем? Это же наша работа…– Да-да, понимаю, – согласился Мальцев.– Вот и хорошо, – умиротворенно похвалил полковник. – Давайте я вам отмечу пропуск, а то вас так не выпустят… Мы будем держать вас в курсе…– Спасибо, только один маленький вопросик… Я вчера говорил с профессором Лаусоном из Кембриджского университета. Он сказал, что, если понадобится, он может по своим каналам подключить к розыску Интерпол…Верченко нажал кнопку, сказал в селектор:– Славина ко мне! Вы бы лучше вместо того, чтобы звонить по Интерполам, охраняли свои находки как следует, а не бросали где попало! – упрекнул он Мальцева.– У нас сторож был…– Сторож! – передразнил полковник. – Это для вас шлем – историческая ценность. А для жуликов это просто кусок золота… Они могут его переплавить, распилить, наконец, продать за границу…– О-о-о! – застонал профессор.Вошел лейтенант Славин, белобрысый, подтянутый, и положил на стол папку.– Личности преступников установлены. – Полковник достал из папки снимки. – Ермаков, Шереметьев, – на стол легли тюремные фото Косого и Хмыря, – Белый, – он показал фотографию Доцента. – Рецидивист, очень опасный преступник…– Можно? – Мальцев взял у полковника снимок, вгляделся. – Отвратительная рожа… – чуть не плача от ненависти, сказал он. – Вы их поймаете?– Безусловно, – заверил Верченко.– Спасибо, – благодарно кивнул Мальцев и встал, но тут же вкрадчиво предложил: – А может, Глебу Иванычу позвонить?– А что Глеб Иванович?! – раздражаясь, воскликнул полковник. – Я, конечно, очень уважаю Глеба Ивановича, но он тоже не Господь Бог и не гончая собака!Зазвонил телефон. Полковник схватил трубку.– Верченко слушает! – казенно и раздраженно отозвался он, и вдруг лицо его переменилось и голос стал приветливым. Он даже встал: – Да, Глеб Иваныч… Ну конечно, Глеб Иваныч!.. Так точно, Глеб Иваныч!..Профессор на цыпочках вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь…В проходной он отдал пропуск, вышел на заснеженную московскую улицу и, увидев подходивший к остановке автобус, бросился за ним… В автобусе сдавленный со всех сторон современниками профессор еле вытащил из кармана пятак. – Передайте, пожалуйста, – вежливо постучал он в спину впереди стоящего гражданина.Гражданин обернулся, и рука Мальцева застыла в воздухе: прямо перед ним в пыжиковой шапке стоял его злейший враг – Доцент!Грабитель взял из пальцев профессора пятак, передал дальше.– Полундра! – предупредил себя ошеломленный Мальцев.Автобус остановился, дверцы разомкнулись, грабитель вышел. Мальцев ринулся за ним.Профессор преследовал, как заправский детектив, теряясь в толпе, пытаясь остаться незамеченным, хотя преследуемый не обращал на него никакого внимания. Он свернул в переулок и скрылся за оградой. На воротах была вывеска:
...
ДЕТСКИЙ САД № 83Мальцев прижался носом к стеклу. В окне был виден бандит, застегивающий пуговицы белого халата, и женщина в белой шапочке. Она что-то говорила ему, и тот рассеянно посмотрел в окно. Мальцев моментально присел, боясь быть увиденным. – Плохо едят! – жаловалась Трошкину молодая воспитательница Елена Николаевна. Трошкин вошел в столовую. За столиками дети скучали над манной кашей. Оглядев ребят, Трошкин громко объявил:– Товарищи! Завтрак в детском саду сегодня отменяется!– Ура-а-а! – восторженно закричали «товарищи».– …Мы совершим полет на космической ракете на Марс. Командором назначается Дима. Дима, ты сегодня командор. Прошу взять в руки космические ложки. Подкрепитесь основательно. До обеда ракета не вернется на Землю.Дети судорожно схватили ложки и стали запихивать в рот «космическую» манную кашу.– Гениально! – прошептала Елена Николаевна.В это время дверь в столовую приотворилась, заглянул участковый милиционер.– Евгений Иванович, можно вас на минуточку? – виноватым шепотом попросил он.– Здравствуй, Петя, – поздоровался Трошкин. – Ты извини, я сейчас занят.– Вот тут гражданин настаивает, – виновато сказал Петя, и в тот же момент из двери на середину столовой с такой стремительностью, будто им выстрелили, вылетел Мальцев.Он схватил Евгения Ивановича за горло и заорал:– Попался!– Пустите! Вы что, с ума сошли?! – пытался вырваться Трошкин.– Отдавай шлем, подлец! Ты Доцент, а я профессор!.. В подмосковном дачном поселке за низким заборчиком, заваленный до окон снегом, стоял летний садовый домик. Оттуда доносилась песня: Стучат колеса, и поезд мчится, Стучат колеса на ветру-у… И всю дорогу мне будет сниться Шикарный город на южном берегу. Хмырь и Косой пировали за дощатым столом. Перед ними стояла начатая бутылка «Московской» и лежали соленые огурцы на газетке. – За Доцента! – Косой поднял стакан.– Да, это тебе не мелочь по карманам тырить, – авторитетно заметил Хмырь. – Теперь тысяч по сто каждому обломится.Они чокнулись и выпили.– А что ты с ними будешь делать? – поинтересовался Косой.Хмырь не ответил, усмехнулся снисходительно – было ясно, что он найдет деньгам достойное применение.– А я машину куплю с магнитофоном, – размечтался Косой, – пошью костюм с отливом и – в Ялту! – Во все горло он запел: Я-Я-Ялта, где растет голубой виноград. Ялта, где цыгане ночами не спят, Ялта, там, где мы повстречались с тобой, Там, где море шумит о прибрежный гранит, Поет прибой… В ворсистом пальто и каракулевой шапке пирожком, со спортивной сумкой в руках Доцент медленно шел по тропинке среди заснеженных сосен. Поселок дышал тишиной и покоем, и Доцент, казалось, был покоен и тих, но все до последней клеточки было напряжено в нем… У калитки он остановился, постоял несколько секунд, потом вдруг резко обернулся: никого…Доцент быстро вошел в домик.– Ну? – встрепенулся Хмырь.– Толкнул? – спросил Косой.– Толкнул… грузовик с откоса, – пробурчал Доцент, зачем-то отодвигая комод. – Рыбу я ловил.– Рыбу? – удивился Хмырь. – Какую рыбу? Где?– На дне. В проруби у лодочной станции…Доцент достал из-за комода пистолет и сунул его за пояс.– Пушка!! – вытаращил глаза Косой. – Зачем она тебе?– Ты, Косой, плавать умеешь? – спросил Доцент.– Куда плавать?– Ну нырять…– Это щас, что ли? В такую холодину? Не было такого уговора! Пусть Хмырь ныряет!– Засекли нас, – серьезно сказал Доцент.– С чего ты взял? – испугался Хмырь.– Чувствую. Я всегда чувствую. Расходиться надо. – Он подошел к столу. – Встретимся завтра в семь у Большого театра…Он взял бутылку и стал пить прямо из горлышка.– Ни с места! – раздался отчетливый приказ.– Все! Кина не будет, электричество кончилось! – отозвался Косой и первым поднял руки. Нам не страшен серый волк, Серый волк, серый волк! — пели три «поросенка» в костюмах и масках: в детском саду № 83 шла подготовка к Новому году. Дети сидели на стульчиках, как зрители, аккомпанировал на рояле Евгений Иванович Трошкин.– Хорошо, – похвалил он и похлопал в ладоши. Дети тоже захлопали. – Теперь Серый Волк!Из-за занавеси вышел худенький и робкий Серый Волк и тоненьким голосом затянул: Я злой и страшный Серый Волк, Я в поросятах знаю толк… – Не так, Дима. Вот смотри… – сказал Трошкин, поднимаясь с места. Он снял с Димы маску волка, надел ее на себя и, моментально преобразившись в волка, зарычал:– Р-р-р…В дверь заглянула воспитательница Елена Николаевна.– Евгений Иваныч, там этот… ненормальный пришел…Профессор Мальцев ждал Трошкина в кабинете заведующего.– Здравствуйте, дорогой товарищ Трошкин. Садитесь, – любезно предложил он. Трошкин сел напротив Мальцева.– Грабителей я поймал! – сообщил профессор.– Поздравляю.– Не с чем. Шлема при них не оказалось – я там все перерыл. А где он, они не говорят. Молчат.– Продали, наверное, – предположил Трошкин.– Может быть. А может, и спрятали. Теперь это можете выяснить только вы!– Я? – удивился Трошкин. – Каким образом?– А вот каким… – Мальцев достал из портфеля фотографию, спрятал за спину. – Закройте глаза! – потребовал он.– Зачем?– Закройте, не бойтесь!– А я и не боюсь.Трошкин зажмурился. Мальцев быстро вытащил из-за спины портрет Доцента, закрыл ладонью его лоб, чтобы скрыть челку, и скомандовал:– Можно!Трошкин открыл глаза.– Кто это? – спросил профессор.– Не знаю, – пожал плечами Трошкин.– Это вы!– Да, вроде я… – неуверенно согласился Трошкин.– Ага! – обрадовался Мальцев. – А это вовсе и не вы!Он убрал ладонь, открывая доцентовскую челку.– Да, не я… – еще больше удивился Трошкин.– Так вот, дорогой мой, я вам приклеиваю парик, рисую татуировки и сажаю в тюрьму! Согласен?– Зачем? – растерялся Трошкин.– Родная мать не отличит, кто есть кто! – Профессор забегал по кабинету. – Это моя идея! – похвастал он.– Ничего не понимаю, – сказал хмуро Трошкин.– Суд уже был, – сообщил Мальцев. – Тем двоим дали по четыре года. Они так, мелочь… А этому, – профессор ткнул в портрет, – восемь! Отвратительная личность, мародер! У него еще и пистолет был… Так те двое сидят в Средней Азии, а этот под Москвой. Теперь ясно?– Нет! – отрезал Трошкин.– Господи! – развел руками Мальцев. – Я сажаю вас к этим. – Он указал на дверь, вероятно, подразумевая под дверью Среднюю Азию. – Они думают, что вы – он! – Профессор ткнул в портрет. – И вы узнаете у них, где шлем! Татуировки сделаем ненастоящие, я договорился с НИИ лакокраски, мне обещали несмывающиеся! Согласны?– Не согласен.– Почему? – растерялся Мальцев, не ожидавший такого поворота.– У меня работа, дети. Елка на носу. Пусть милиция этим занимается, пусть еще раз у них спросит. И вообще… – Трошкин поморщился. – Не получится это у меня. Да и неэтично…– Этично – неэтично! – передразнил профессор. – У нас вот с ними цацкаются, перевоспитывают, на поруки берут. А надо как в Турции в старину поступали: посадят вора в чан с дерьмом – так, что только голова торчит, – и возят по городу. А над ним янычар с мечом. И через каждые пять минут он ка-ак вж-жж-жик!.. мечом над чаном, – Мальцев с удовольствием полоснул ладонью воздух, – так что, если вор не нырнет – голова с плеч! Вот он весь день в дерьмо и нырял!– Так то Турция, там тепло… – неопределенно ответил Трошкин, глядя на сугробы за окном. …А через год попал я в слабосилку. Все оттого, что ты не шлешь посылку, — пел Трошкин доцентовским голосом, стоя в ванной комнате перед зеркалом. Он выключил электробритву, подвинул лицо к зеркалу, изучая, и вдруг, сделав свирепые глаза, выкинул вперед два пальца.– У-у… Глаза выколю!Он вышел в комнату, где бабушка укладывала чемодан.– Брюки от нового костюма я положила в чемодан. А пиджак надень – меньше помнется.– Ладно.– Наш Женечка будет самый красивый на симпозиуме! – крикнула бабушка маме.– Мама! – позвала мама из кухни. – У тебя пирожки горят!Бабушка устремилась на кухню, а Трошкин, воспользовавшись моментом, быстро вытащил из чемодана брюки, схватил пиджак и, приподняв сиденье дивана, сунул костюм туда… Поезд шел, подрагивая на стыках рельсов, равнодушно стуча колесами. Трошкин и лейтенант Славин сидели друг против друга в купе международного вагона. Славин экзаменовал Трошкина, тот нехотя отвечал, глядя из-под бандитской челочки на проплывающий за окном среднеазиатский пейзаж.– Убегать? – спрашивал Славин.– Канать, обрываться.– Правильно… Сидеть в тюрьме?– Чалиться.– Квартирная кража?– Срок лепить. Статья 145-я.– Ограбление?– Гоп-стоп. Статья 26-я.– Девушка?– Маруха, шалава, шмара.– Нехороший человек?– Падла.– Хороший человек?Трошкин задумался, достал из кармана записную книжку.– Сейчас… – Он нашел в книжке нужное слово. – Зараза, – прочитал он и удивился: – Да, точно, зараза! По улочкам небольшого среднеазиатского городка ехал милицейский «газик». – Очень похож! – говорил в машине начальник тюрьмы майор Бейсембаев, с восхищением глядя на Трошкина.– Поработали, – похвастал Славин. – А волосы?– А что волосы? – не понял Бейсембаев.– Парик! – торжествующе сказал Славин.– Можно? – спросил майор.– Можно, – без особой охоты разрешил Трошкин.Бейсембаев взялся за челку и осторожно потянул.– Да вы сильней дергайте, – сказал Славин. – Спецклей! Голову мыть можно!– Очень натурально, – опять похвалил майор.– Скажите, Хасан Османович, – спросил Славин. – Вы Белого хорошо знаете? И вот если б вас не предупредили, догадались бы вы, что перед вами не Доцент?– Да как вам сказать… – Майор уклончиво улыбнулся. – Можно догадаться…– Почему? – встревожился Славин.Бейсембаев еще раз внимательно поглядел на Трошкина и сказал:– Этот добрый, а тот злой…Раздвинулись массивные ворота, и «газик» въехал в тюремный двор. – Вот ваша «палата». – Славин отпер дверь и пропустил в пустую камеру Трошкина. – А где моя кровать? – спросил Лжедоцент, оглядываясь по сторонам. Чувствовалось, что ему здесь не понравилось.– Нары! – поправил Славин. – Вы должны занять лучшее место.– А какое здесь лучшее?– Я же вам говорил – возле окна! Вот здесь…– Но тут чьи-то вещи.– Сбросьте на пол. А хозяин придет, вот тут-то вы ему и скажете: «Канай отсюда, рога поотшибаю…» Помните?– Помню, – с тоской сказал Трошкин.Во дворе ударили в рельс.– Ну все! – заторопился Славин. – Сейчас они вернутся с работы. – Оглядев в последний раз Трошкина, он пригладил ему челку и пошел из камеры, но возле двери остановился. – Если начнут бить – стучите в дверь…Оставшись один, Трошкин снял чужие вещи с нар и аккуратно сложил на полу. Стянув рубашку, он сел на нары, закрыл глаза и стал шептать, как молитву:– Ограбление – гоп-стоп. Сидеть в тюрьме – чалиться. Хороший человек – зараза…В коридоре послышались топот, голоса. Загремел засов, дверь распахнулась, и в камеру ввалились заключенные. И тут Косой и Хмырь застыли: на нарах возле окна, скрестив руки и ноги, неподвижный и величественный, как языческий бог, сидел их великий кормчий – Доцент! Рубашки на нем не было, и все – и руки, и грудь, и спина были синими от наколок.Трошкин грозно смотрел на жуликов, выискивая среди них знакомые по фотографиям лица Ермакова и Шереметьева.От группы отделился хозяин койки, широкоплечий носатый мужик со сказочным именем Али-Баба.– Эй, ты! Ты зачем мои вещи выбросил?!– Ты… это… того… – забормотал Трошкин, к ужасу своему обнаружив, что забыл все нужные слова и выражения.– Чего – «того»? – наступал Али-Баба.– Не безобразничай, вот чего…– Это ж Доцент!! – вскричал Косой очень своевременно, а Хмырь кинулся на Али-Бабу. – А ну канай отсюда!..– Канай! – обрадованно закричал Трошкин, вспомнив нужный термин. – Канай отсюда, падла, паршивец, а то рога поотшибаю! Так, что ни одна шалава, маруха, чувиха не узнает!! Всю жизнь на лекарства работать будешь, Навуходоносор!– Так бы и сказал… – проворчал Али-Баба и поплелся в угол.Трошкин слез с нар и небрежно протянул Косому и Хмырю свои вялые пальцы.– Мальчик, – раздался вдруг сиплый голос, – а вам не кажется, что ваше место у параши?..Трошкин медленно и нехотя обернулся. Перед ним шагах в десяти стоял здоровенный рябой детина со шрамом через все лицо.– Это Никола Питерский, – шепотом предупредил Трошкина Хмырь. – Пахан. Вор в авторитете.Заключенные замерли в напряженном ожидании.– Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько душ я загубил!! – вдруг завопил Трошкин. Подпрыгнув, он изогнулся, как кот, и двинулся на Николу Питерского…– Ну ты чего, чего… – забеспокоился Никола, пятясь к двери.– Р-р-р-р! – свирепо зарычал Трошкин так, как рычал в детском саду, когда изображал волка, и снова подпрыгнул, выкинул вперед два пальца на уровне глаз жертвы. – Р-р-р!– Помогите! – заорал Никола, его нервы не выдержали, и он отчаянно забарабанил в дверь локтями и пятками. – Спасите! Хулиганы зрения лишают!!И в ту же секунду распахнулась дверь: за ней стояло все тюремное начальство во главе с Бейсембаевым.Майор сразу понял расстановку сил…– Извините… – вежливо сказал он ко всеобщему изумлению жуликов и удалился, осторожно прикрыв за собой дверь.
* * *
В камере ярко горела электрическая лампочка. Заключенные спали. Трошкин сел на своей постели. – Эй, Косой! – тихо позвал он и потолкал спящего Косого в бок. – А-а-а! – завопил Косой, просыпаясь и затравленно оглядываясь. Но, увидев вокруг себя родную обстановку, успокоился. – Чего? – недовольно спросил он. – Спокойно! – грозно предупредил Трошкин. – Куда шлем дел, лишенец? А? Проснулся и Хмырь. Тоже сел на своей койке. – Я? – удивился Косой. – Он же у тебя был! – Да? А тогда куда я его дел? – А я откуда знаю! – Пасть разорву! – Да ты что, Доцент, – вступился за Косого Хмырь. – Откуда ж ему знать, где шлем? Ты его все время в сумке носил – как уходил с сумкой, так и приходил с сумкой. А когда нас взяли, там, оказалось, его и нет. Трошкин задумался. – Сам потерял куда-то, – обиженно сказал Косой. – И сразу – Косой. Как чуть что, так Косой, Косой… – Ты что, не помнишь, что ли? – спросил Трошкина Хмырь. – В том-то и дело, – озадаченно сказал Трошкин, понимая всю серьезность полученной информации. – В поезде я с полки упал башкой вниз. Вот тут помню, – он постучал по правой стороне головы, – а тут ни черта! – Он постучал по левой. Косой с интересом посмотрел на ту половину, которая ни черта. – Побожись! – сказал он. – Вот век мне воли не видать! – побожился Трошкин. – Как шлем взяли – помню, как в Москву ехали, помню, суд помню, а в середине – как отрезало! – Так не бывает! – не поверил Хмырь. – Тут помню, там не помню… – Бывает! – неожиданно поддержал Трошкина Косой. – Я вот тоже раз надрался, проснулся в милиции – ничего не помню! Ну, думаю… – Да подожди ты! – оборвал его Хмырь. Приблизившись к Трошкину, он умоляюще заговорил: – Послушай, Доцент! Вот ты меня мало знаешь, так у людей спроси – я вор честный. Скажи, где шлем! Мы тебе твою долю всю сохраним – век воли не видать – всю до копеечки!.. – Значит, и вы не знаете… – огорчился Трошкин. – Как же мы его найдем?.. – задумчиво проговорил он. – И как в Москву приехали, не помнишь? – с любопытством спросил Косой. – А что в Москве? – заинтересовался Трошкин. – Поселились в каком-то курятнике. – Косой сел напротив и для убедительности показал руками, какой был курятник. – Ну а потом? – Дядя к тебе какой-то приезжал, во дворе вы с ним толковали. – Чей дядя? – оживился Трошкин. – Ты говорил: гардеробщиком он в театре Большом… – А дальше? – К барыге ездили. – Куда? – На бульвар, где машины ходят. – Косой показал, как ходят машины. – Какой бульвар? – Адреса не назову, а так помню… – Слушайте – заткнитесь, пожалуйста! – попросил из другого угла камеры Али-Баба. – Устроили тут ромашку: помню, не помню… Дайте спать!.. «Заканчивается посадка в самолет № 16917, отлетающий рейсом шестьдесят вторым Ашхабад – Москва. Просим отлетающих занять свои места!» – объявлял по радио диктор аэропорта. Трошкин, Славин и Бейсембаев стояли у трапа «Ту‑104». Прощались.– Ну, счастливо оставаться! – Славин протянул майору руку.– Всего доброго, – улыбнулся Бейсембаеву и Трошкин. Он был уже без парика, в обычном костюме, в своем прежнем трошкинском обличье. – Извините, что напрасно потревожили.– Это вы извините, – улыбнулся Бейсембаев.Славин и Трошкин поднялись по трапу последними, и стюардесса закрыла дверь самолета. Трап отъехал.– …время нашего полета – четыре часа сорок минут, – объявляла в самолете синеглазая стюардесса. – А сейчас я попрошу всех пристегнуть ремни и не курить!– А какая разница во времени с московским? – спросил Трошкин у Славина.– Три часа. – Славин удобнее устроился в кресле и откинул спинку.– Так, выходит, мы в Москве будем в двенадцать? – обрадовался Трошкин. – Я еще на работу успею.Шум моторов внезапно прекратился. В проходе снова показалась стюардесса.– Товарищи, кто здесь Трошкин? – спросила она.– Мы, – сказал Трошкин.– Вас просят выйти.Трошкин и Славин, недоумевая, двинулись следом за стюардессой. Она открыла дверь, и они увидели подъезжающий к самолету автотрап. А на трапе, как памятник на пьедестале, величественно стоял профессор Мальцев в светлой дубленке. Официантка поставила на столик, за которым сидели Мальцев, Трошкин и Бейсембаев, четыре дымящиеся пиалы. За стеклянными стенами ресторана были видны летное поле, самолеты, поблескивающие на солнце. Все с удовольствием принялись за еду, кроме Трошкина – он отодвинул от себя пиалу, сказал:– Я дома пообедаю.Профессор перестал жевать и уставился на Трошкина.– Следующим рейсом я улетаю! – твердо сказал тот.– Какая безответственность! – воскликнул Мальцев. – Какое наплевательское отношение к своему делу!– Мое дело – воспитывать детей, – сдержанно напомнил Трошкин, – а не бегагь с жуликами по всему Советскому Союзу.Мальцев бросил ложку.– Меня вызывает полковник, – он повернулся к Бейсембаеву, – и говорит: операцию прекращаем. Почему? – говорю я. – Если эти двое не москвичи и не знают названия улиц, они могут показать их на месте! Устроим им ложный побег, и они помогут нам определить все возможные места нахождения шлема! А он мне говорит: нельзя…– Правильно, – сказал Трошкин.Профессор молча царапнул по нему глазами.– Ладно, думаю, – продолжал он. – Беру нашего вице-президента, отрываю его от работы, едем в ваше министерство. Ну то, се – наконец получаю разрешение. – Профессор вытащил из папки бумагу, потряс ею в воздухе. – Представляете, как все это сложно!– Представляю, – сказал Бейсембаев. – Я двадцать пять лет работаю в системе и первый раз слышу, чтоб мы сами устраивали побег.– А шлем, между прочим, тысячу шестьсот лет искали и тоже первый раз нашли!– А я что? – сдался Бейсембаев. – Приказ есть, я подчиняюсь!– Я бросаю все дела, беру это разрешение, – продолжал Мальцев, – лечу сюда, хватаю такси, мчусь к вам в Ахбулах, отпускаю такси, бегу в тюрьму, мне говорят: «Они уехали на аэродром». Лечу обратно с преступной скоростью, останавливаю самолет в воздухе, а он говорит: не хочу!– Не хочу! – подтвердил Трошкин.– Видите? – с мрачным удовлетворением проговорил Мальцев, впиваясь глазами в Бейсембаева. – Не страшен враг – он может только убить! Не страшен друг – он может только предать. Страшен равнодушный! С его молчаливого согласия происходят и убийство, и предательство!– И я б на его месте боялся! – вступился за Трошкина Славин. – Они могут разбежаться, своровать, убить…– Не в этом дело, – сказал Трошкин. – У меня сто детей каждый год, и у каждого мамы, папы, дедушки, бабушки. Меня весь Черемушкинский район знает, а я буду разгуливать с такой рожей да еще в такой компании!– Кстати, о бабушках, – вдруг спохватился Мальцев. – Где у меня тут был пакетик? – забеспокоился он. – Ну только сейчас я держал в руках такой целлофановый пакетик…– Вы на нем сидите, – подсказал Бейсембаев.Мальцев приподнялся, вытащил из-под себя сплющенный пакет, протянул его Трошкину.– Бабушка прислала вам пирожков, – сказал он. – Сегодня утром я забегал к вашим.– Спасибо, – вздохнул Трошкин. На стене цементного завода в строительной зоне исправительно-трудовой колонии висел лозунг:...
«ЗАПОМНИ САМ, СКАЖИ ДРУГОМУ, ЧТО ЧЕСТНЫЙ ТРУД – ДОРОГА К ДОМУ».А под лозунгом в составе своей бригады трудились Хмырь и Косой, укладывая шлакоблоки в штабеля. – О! Появился! – сказал вдруг Косой. Хмырь обернулся: по двору от проходной понуро шел Трошкин-Доцент. – Ты где был? – подозрительно спросил Хмырь подошедшего Трошкина. – В больнице. Хмырь многозначительно посмотрел на Косого. – Понятно, – сказал он и принялся за свои шлакоблоки. – Что тебе понятно? – спросил Трошкин. – Все понятно… Золото со шлема врачу на зубы толкал, вот чего! – выкрикнул Хмырь. – Не по-воровски поступаешь, Доцент, – упрекнул Косой. – Ну вот что, – спокойно сказал Трошкин. – В 10.00 у арматурного склада нас будет ждать автоцистерна. Шофер – мой человек. Возле чайной в стоге сена для нас спрятаны деньги и все остальное… – Бежать?! – спросил Хмырь. – Я не согласный. Поймают. – И я, – сказал Косой. – Как пить дать застукают! Лейтенант Славин заглянул в пустую автоцистерну с надписью «Цемент». Там было темно, уныло, пахло сыростью. – Н-да… – сказал он. – Неудобный вагончик.– Тут недалеко, потерпят, – отозвался снизу шофер.– Повторите задание! – сказал Славин, спрыгивая на землю.– Занять позицию, чтоб меня было не заметно. Когда увижу, что трое залезли в цистерну, – выехать, не заправляясь цементом, к Али-Бакану. На развилке возле чайной остановиться и идти пить чай, пока эти не вылезут. А дальше…– А дальше разбегутся они все к чертовой матери! А кто будет отвечать? Славин!.. Выполняйте! – Нет, – сказал Хмырь. – Нет, – сказал Косой.– Ну бывайте! – попрощался Трошкин. – Деньги ваши стали наши… – Зайдя за угол, он облегченно и с наслаждением потянулся, засунул руки в карманы и, насвистывая песенку трех поросят, зашагал к проходной.Когда работавший Али-Баба случайно оглянулся, он увидел острый зад Косого, мелькнувший за недостроенным домом…– Эй, постой! – за спиной Трошкина раздался шепот.Трошкин оглянулся: за ним следом по-пластунски ползли Косой и Хмырь. Они залегли в канаве за зданием цементного завода. Перед ними метрах в пятидесяти виднелся глухой щитовой барак, крытый шифером. Трошкин посмотрел на часы, спросил:– А это точно арматурный склад?– Я ж говорю – это слесарный! – раздраженно зашипел Хмырь. – Арматурный там – за конторой, – показал он большим пальцем назад.– Во придурок! – возмутился Косой. – Чего свистишь-то? Я сам видел, как отсюда арматуру брали… Во!Из цемзавода выехала автоцистерна с прицепом и остановилась возле барака. Из машины вылез шофер и скрылся за углом здания. – Вперед! – скомандовал Трошкин и выскочил из канавы, как из окопа. Пригибаясь, они подбежали к автоцистерне. Трошкин взобрался по лесенке, откинул крышку люка и протиснулся внутрь. За ним легко попрыгали в цистерну более худые Хмырь и Косой. А из-за груды железных бочек за беглецами внимательно следил Али-Баба. Из-за сарая появился шофер. Но это был не тот, с которым говорил Славин, а другой – постарше и поплотнее. Он стукнул сапогом по баллону, неторопливо залез в кабину, включил мотор. – Пронесло! – перекрестился в темноте цистерны Косой. Машина подъехала под погрузочный люк цемзавода. – А чего стали? – удивился Косой. – Проходная, наверное, – прошептал Трошкин, с ужасом глядя на шланг, повисший над люком цистерны. – Давай! – крикнул шофер, и в цистерну под давлением хлынул цементный раствор. Минуту спустя шофер махнул рукой: – Порядок! Полна коробочка! Он проехал немного вперед, подвинув под шланг прицеп. По дороге мчалась автоцистерна с прицепом, а в ней по горло в цементе стояли Трошкин, Хмырь и Косой, упираясь макушками в свод. Когда машину встряхивало на ухабах, тяжелая волна накрывала Хмыря с головой – он был ниже других ростом. – А говорил: шофер свой человек, порожним пойдет, – упрекнул Хмырь отплевываясь. Тут машину тряхнуло, и цемент окатил всех троих с головой. – Как в Турции… – сказал Трошкин. Машина остановилась. Шофер неторопливо выбрался из кабины и пошел к голубому домику с надписью «Пиво-воды». Трошкин откинул люк и, как танкист, высунул голову. Осмотрелся. – Вылезай! – скомандовал он.Хмырь и Косой вылезли следом и побежали к лесу.– Эй! – закричали сзади. – Подожди!..Беглецы обернулись и застыли: из люка прицепа торчал цементный бюст Али-Бабы!.. Лейтенант Славин в полной форме шел по пояс в цементном растворе, ощупывая багром дно цементной ямы. А по сторонам ямы (на суше) в скорбном и напряженном молчании стояло все тюремное и строительное начальство. Впереди – профессор Мальцев. – Вон там! Там, в углу, проверьте! – истерично требовал он.– Николай Георгиевич. – Славин остановился и укоризненно посмотрел на профессора. – Ну неужели вы не понимаете, что это бессмысленно? Что же они, по-вашему, сквозь шланг проскочили? У шланга автоцистерны диаметр двенадцать сантиметров, а у этого Али-Бабы один только нос – два метра!– А где же они тогда? – чуть не плача, спросил Мальцев. Зашелестели желтые листья кустарника, и на выжженную солнцем поляну вылезли взмыленные и исцарапанные Трошкин, Косой, Хмырь и Али-Баба. Беглецы были в трусах и майках, в руках держали окаменевшую от цемента одежду. – Вон еще сено, – тяжело дыша, показал Косой.Неподалеку виднелось несколько аккуратных стогов.– За мной! – скомандовал Трошкин. – И в этом нет, – сказал Косой. Все поле вокруг них было покрыто разбросанными клочками сена. – А может, ты опять что-то забыл? – сказал Хмырь Трошкину. – Может, не в сене, а еще где?– Отстань, – отмахнулся Трошкин. – Сюда! – крикнул он. И вся команда с остервенением накинулась на последний оставшийся стог.– Стой! – раздался вдруг окрик. – Зачем сено воруешь!На поляне появился старик сторож с берданкой.– Шухер! Обрыв! – завопил Косой и первым устремился к кустам. Остальные за ним.– Стой! – раздалось им вслед, и тут же прогремел выстрел.– Не попал! – радовался Косой, продираясь сквозь кусты.Хлопнул еще выстрел.– Попал! – констатировал Трошкин, хватаясь за зад. Хмырь, Косой и Али-Баба сидели на корточках возле ручья в трусах и в майках, стирали свою одежду. Трошкин чуть поодаль сидел по горло в ручье, кряхтел. – Больно? – с сочувствием спросил Хмырь.– Не больно, – раздраженно сказал Трошкин. – Жжет…– Поваренная соль, – констатировал Хмырь и научно объяснил: – Натрий хлор.– Ай-ай-ай! – зацокал языком Али-Баба. – Какой хороший цемент, не отмывается совсем…– Ты зачем бежал? – строго спросил Трошкин.– Все побежали, и я побежал, – объяснил Али-Баба.– У тебя какой срок был? – спросил Косой.– Год, – сказал Али-Баба.– А теперь еще три припаяют, – радостно хихикнул Косой. – Побег. Статья 188-я.– Ай-ай-ай! – укоризненно зацокал языком Али-Баба. – Нехороший ты человек, Косой. Злой, как собака.Хмырь вытащил из воды свои окаменевшие брюки, встал.– Что делать будем, Доцент? – Он показал Трошкину брюки.– Так побежим! – угрюмо сказал Трошкин.– Прямо так? – поразился Хмырь. – Голые?– Да! Прямо так и прямо по шоссе. И прямо в гостиницу. Пусть думают, что мы спортсмены.– Да ты что, в гостиницу! – испуганно вскричал Хмырь. – Нас же сразу заметут! Можно пока и в канавке переспать!– Буду я с вами в канаве валяться, – зло сказал Трошкин. – Сказано в гостиницу, значит, в гостиницу!Он вылез на берег, присел пару раз, разминаясь, потом согнул руки в локтях и затрусил в сторону дороги.Стрелочник, сидя на табурете, дремал на солнышке возле вверенного ему железнодорожного переезда, когда его разбудил бодрый окрик:– Открывай дорогу, дядя!По шоссе к переезду бегом приближались четверо в трусах и майках.Стрелочник покорно закрутил рукоятку. Шлагбаум поднялся, и мимо гуськом пробежали: толстяк, руки, плечи и даже ноги которого были изукрашены узорами татуировок, черный, как жук, волосатый дядя с длинным носом, тощий парень лет двадцати пяти и лысый мужчина лет сорока.– Физкультпривет, дядя! Салям алейкум! – крикнул худой малый. И спортсмены, не сбавляя темпа, скрылись за холмом. Голодные, измученные марафонцы вбежали в маленький белый городок, пересекли площадь у мечети и вошли в подъезд Дома колхозников. В вестибюле Трошкин, кивком указав подчиненным на диван, подтянул трусы, пригладил челку и подошел к дежурному администратору – молодой женщине, сидевшей за деревянным барьером.– Мы марафонцы, – задыхаясь, выговорил он.– Сколько вас? – спросила дежурная, пытаясь прочитать надписи на трошкинской груди.– Четверо. Один лишний.– Всем места хватит, – сказала дежурная.– Вы из какого общества, ребята? – Перед замершими от страха Хмырем, Косым и Али-Бабой остановился скучающий командированный.– «Трудовые резервы», – сообщил Косой.– А «Динамо» бежит?– Все бегут, – пробурчал Хмырь.– За мной, – позвал Трошкин. И спортсмены организованно затрусили на второй этаж.Команда подошла к двери, Косой присел на корточки, заглянул в замочную скважину, потом привалился спиной к правому косяку, а в левый уперся ногой и сильно потянул дверь на себя. Хмырь толкнул дверь, и она распахнулась.– Ключ же есть! – возмутился Трошкин.– Привычка, – сказал Хмырь.«Марафонцы», голодные и обессиленные, рухнули на кровати.– Жрать охота, – простонал Косой.– Очень охота, – поддержал Али-Баба. – А у нас в тюрьме ужин сейчас… макароны…– Вот что, – приказал Трошкин. – Отсюда ни шагу, понятно? Я сейчас вернусь! – Он вышел в коридор. – Товарищ, – робко попросил он сидящего возле дежурной командированного. – Вы не могли бы мне на несколько минут одолжить какие-нибудь брюки? А то наши вещи еще не подвезли…– Может, козла забьем? – оживился командированный вставая.– Потом, – пообещал Трошкин. На улице Трошкин вошел в телефонную будку, снял трубку и набрал 02. – Милиция, – отозвались с другого конца.– Можно лейтенанта Славина?– У нас такого нет.– Как нет?– Так. Нет и не было.– Я – Доцент! – закричал Трошкин.– Поздравляем!– Вас разве не предупредили?– О чем?Евгений Иванович посмотрел на бестолковую телефонную трубку и положил ее на рычаг. Медленно вышел из автоматной будки.– А какой это город? – спросил он у пионера.– Новокасимск, – сказал пионер, с восхищением разглядывая татуированного босого дядю в узких джинсах.– А Али-Бакан далеко?– Тридцать километров.Трошкин задумался. Детский сад в Новокасимске был такой же, как в Москве, – двухэтажный, белый, штукатуренный. Трошкин пригладил набок челку и пошел в подъезд.– Здравствуйте! – вежливо поздоровался он, войдя в кабинет заведующей.– Здравствуйте, здравствуйте… – отозвалась заведующая, глядя на робкого посетителя. – Садитесь.– С вашего разрешения, я постою. – Трошкин хотел скомпенсировать свою внешность хорошими манерами. – Понимаете, в чем дело… – начал Трошкин. – Я из Москвы. Ваш коллега. Заведую 83-м детсадом.Она понимающе покивала.– Нас четверо, – продолжал Трошкин.– И все заведующие?– Вроде… – смутился он.– Ну-ну…– И вот, понимаете… в цистерне, где мы ехали, случайно оказался цемент, и наша верхняя одежда пришла в негодность.– Бывает, – сказала заведующая.– Мне очень неловко… – У Трошкина от унижения выступили пятна на лице. – Не могли бы вы мне одолжить на два дня 19 рублей 40 копеек?– А хватит на четверых-то? – весело спросила заведующая.– Хватит! – серьезно сказал Трошкин. Заведующая встала и взяла Трошкина за руку.– Пошли! – сказала она и повела его за собой, высокая, статная и решительная, как боевой генерал.Они вышли из детского сада к одноэтажному кирпичному зданию с забитыми окнами.Заведующая отворила дверь, и они оказались в небольшой комнате, совершенно пустой, если не считать старой тумбочки.– Здесь у нас будет игротека, – сказала она. – А вот здесь… – она отворила дверь в смежную комнату, – здесь у нас будет спортзал.Где будет спортзал, Трошкин не увидел: комната до потолка была забита ржавыми радиаторами парового отопления.– Так что вот вы с вашими заведующими очистите эту комнату от радиаторов и сложите их там, – она указала на навес во дворе. – Я вам за это плачу 20 рублей. Идет?Трошкин задумался, глядя на бесконечные радиаторы.– Идет, – сказал он. – Только знаете что: работать мы будем ночью. – Он подошел к тумбочке. – Положите наши 20 рублей вот сюда, в ящик. А на дверь повесьте замок. – Он показал на другой конец здания. – Когда все вынесем, эта дверь освободится. Мы войдем и заберем нашу зарплату.Заведующая помолчала, обдумывая предложение.– Хорошо, – наконец сказала она. – Только учтите, майн либер коллега: замок будет крепкий! Командированный сидел по одну сторону стола, а Хмырь по другую. Между ними лежала шахматная доска, играющие сосредоточенно глядели на поле битвы. Хмырь был целиком и полностью одет в одежду командированного: костюм, рубашка с галстуком, ботинки. А командированный сидел раздетый – в трусах и в майке. Но на голове его была шляпа. Али-Баба и Косой «болели» за спиной товарища. Али-Баба молчал, он ничего не понимал в шахматах. Косой тоже не понимал, но поминутно подсказывал:– Ходи лошадью… лошадью ходи, дурак! ...
Все права на текст принадлежат автору: Виктория Самойловна Токарева.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.