Татьяна Луганцева Табу на женатых мужчин

Глава 1

– Ну вот! Наконец-таки! Хоть кто-то стоящий! – подбодрила великовозрастную дочь Светлана Игоревна, появляясь за спиной дочери, словно привидение, и подслеповато щурясь на экран компьютера.

Ее тридцатипятилетняя дочь Муза Юрьевна Ромашкина, давно пребывающая в статусе разведенной женщины, наконец-таки решила познакомиться с кем-нибудь через Интернет, потому что ничего лучшего придумать не смогла. Сначала ее мама, женщина старой закалки и высоких моральных устоев, категорически не приняла этот способ знакомства.

– Это несерьезно! Как можно знакомиться, не видя человека? Ваш чертов компьютер уже заменяет человека, это ненормально!

– Сейчас все так делают. То есть не все, конечно, – смущенно отвечала Муза, – но многие. А где еще найти пару? Коллектив у нас женский – на работе не познакомиться. В транспорте я не вижу никого стоящего. Да и не знакомятся вот так в пути… в суете, в толпе, на ходу…

– Да что ты вообще видишь! – прервала ее мать, намекая на испорченное с детства зрение. – Ты и на мужчин-то не смотришь, идешь вся такая согбенная под грузом своих проблем. Кто к тебе подойдет-то?

Муза была близорука, словно крот, и рассеянна. А если забывала где-то очки, то начинала сильно щуриться и просто тыкаться в лицо и грудь собеседника носом. Ее подруга Настя Кречетова смеялась по этому поводу:

– Со стороны это выглядит так, как будто ты обнюхиваешь человека, когда разговариваешь и забываешься…

В целом внешность у Музы была вполне приличная. Она была выше среднего роста, стройная для своих лет, с длинными светло-русыми, слегка вьющимися волосами и большими грустными голубыми глазами с несколько не сфокусированным, плавающим взглядом. Как говорила все та же подруга Настя: «Они у тебя грустные из-за того, что их никто не видит из-за этой идиотской оправы, которую ты водрузила себе на нос, словно седло! Не хватает только свисающих по бокам стремян, которые бились бы о твои щечки и гнали тебя дальше по жизни!»

– Что ты такое говоришь?! – рассмеялась Муза. – Даже представить страшно!

– Вот-вот! Представить страшно, а ты так ходишь! Почему ты носишь страшную, стариковскую оправу темно-коричневого цвета? Почему?

– Тебе не нравится? – переспросила Муза.

– А кому это понравится? Кто тебе еще скажет правду, если не лучшая подруга? Купи красивую оправу, тоненькую, совсем незаметную на лице. Зачем себя так уродовать? Словно специально! Ты же – молодая женщина! А еще лучше – приобрети контактные линзы и открой миру свои большие и красивые глаза!

– Я молодая? – удивленно уточнила Муза.

– Ну, не очень старая?! – уточнила Настя, зная, что самооценка у ее подруги здорово снижена.

– Не очень, – неуверенно согласилась Муза. – Не молодая, но и не дряхлая еще. Такой стабильный середнячок.

– Слава богу, что ты еще это понимаешь, – рассмеялась в голос подруга. – Глаза красивые, волосы светлые, кожа белая, а очки такие мощные, темные, словно ты сняла их с мертвого дедушки.

Удивлению Музы не было предела.

– Почему – мертвого? – даже икнула она.

– А живой тебе бы очки не отдал, – пояснила Анастасия.

И Музе пришлось еще долго утирать слезы от смеха.

Поэтичным именем Муза назвал ее отец, очень рано ушедший из жизни. Муза его почти и не помнила. Естественно, он был музыкант, весьма успешный и известный в своих кругах. Он просто жил музыкой, существовал ею. Он играл на рояле и пел, он сочинял музыку и все время гастролировал, зарабатывая неплохие деньги. Что для него было не главным. Первая жена использовала Юрия Владимировича Ромашкина в нужных ей целях. Ей было все равно, что он весь в себе, что он все время отсутствует, главное, что он приносил деньги в дом. Юрий Владимирович материально обеспечивал семью и, что называется, мог быть свободен, большего от него и не требовалось. А женушка развлекалась с любовниками и вела праздный образ жизни на его деньги. Вот за одним из этих «празднований» ее и застал Юрий Владимирович, приехавший с воспалением легких из командировки преждевременно. Жена лежала в постели в окружении пустых бутылок из-под шампанского и лепестков роз. Но это были не главные детали антуража, центром композиции являлся молодой мужчина с глупо-испуганным взглядом, бритым затылком и накачанными руками, покрытыми татуировками. Юрий Владимирович долго соображал, что бы это могло значить, прижимая к себе портфель с нотами. А когда понял, удивлению его не было предела.

– Так ты изменяешь мне? Как же так, дорогая? Разве это прилично, разве это возможно… так сказать…

– Совсем чуть-чуть, только когда ты долго в отъезде, – отвечала ему пышногрудая жена, еще пытавшаяся достойно выйти из весьма недостойной ситуации.

Юрий Владимирович нашел в себе силы собраться с мыслями, потом собрать вещи и уйти от ветреной жены, которая все его имущество и квартиру благополучно оставила себе. Сам Юрий Владимирович был настолько интеллигентным и скромным, что даже не заявил никаких претензий на свое личное имущество. Жена долго не верила, что он вот так сможет уйти и не простить ее. Жил он при филармонии, как бомж. Коллеги вошли в его положение, закрыли глаза на его ночевки. Юрий Владимирович мыл пол в благодарность, питался там же в столовой или покупал хлеб с сосисками и молоко в соседнем магазине. Костюм он чистил себе, как мог, но все равно все более принимал вид бесхозного мужика, потерявшегося в жизни. Гардеробщица филармонии сжалилась над ним и уговорила свою соседку, учительницу английского языка, одинокую и очень воспитанную женщину, сдать комнату Юрию Владимировичу, боясь, что рано или поздно его все равно выкинут из подсобки. Соседка согласилась, и через год совместной жизни в одной квартире они расписались и создали настоящую семью. Так познакомились родители Музы. Ее мама была много моложе отца, и естественно, что он раньше ушел из жизни, оставив своих любимых девочек наедине друг с другом. Светлана Игоревна хранила светлую память о муже, то есть была верна ему. А вот за неустроенную жизнь дочери она сильно переживала. Конечно, Муза с таким именем и папой-музыкантом не могла не пойти в музыкальную школу и не окончить ее с отличием, естественно, по классу фортепьяно, сделав это с огромным удовольствием.

В музыке она жила, существовала, и чувства ее раскрывались, только когда садилась за инструмент. Поэтому Муза дополнительно отучилась еще два года и освоила арфу и аккордеон. Потом она поступила в высшее музыкальное училище. Девушка была прилежна и хорошо училась, ее заметили и сразу после окончания пригласили в оркестр как арфистку, место пианистки было занято. Оркестр был достаточно известный и часто гастролировал по российским филармониям и даже за границей. А то, что Муза с детства знала английский язык очень хорошо и немецкий с переменным успехом, ей помогало за пределами родины. Вообще, она очень любила путешествовать по Европе. Ей нравилось созерцать окружающее и слушать шум улиц, людскую речь, шелест дождя, и в каждом пейзаже она находила для себя что-то особенное и неповторимое. Слыла она среди своих коллег-музыкантов нелюдимой и немного странной, то есть человеком, живущим в своем мире. А у нее ничего больше и не было. И в этот внутренний мир Муза очень редко кого допускала. Например, с мамой у нее сохранялись дружеские, теплые отношения, подруга одна была с детских времен, которой Муза могла доверять полностью. Настя Кречетова всю жизнь проработала учительницей в школе, а после тридцати лет вдруг захотела что-то поменять, причем радикально, видимо, предваряя кризис среднего возраста. Она уволилась из школы и устроилась работать в туристическое агентство «Надежды сбываются». Она подошла как сотрудница с высшим образованием, умеющая общаться с людьми, знающая языки, чтобы переводить всю документацию и рекламу, которые присылали из других стран. Но из-за полного отсутствия опыта работы именно в такой индустрии Настю пока сделали помощницей при турагенте. И теперь Настя все время жаловалась Музе:

– Я взрослая женщина, а бегаю, как подросток! Помоги! Отнеси-принеси! Подай кофе! Словно курьер…

– Это же временно, – успокоила ее Муза.

– Мне не доверяют клиентов, и это плохо. Я так не наберусь опыта! А я знаю, почему мне не доверяют клиентов: нет свободного места для еще одного туроператора. Я должна ждать, пока кто-нибудь из них не уйдет! Меня обманули! Меня взяли курьером и все время кормят баснями об испытательном сроке. А я чего должна ждать? У моря погоды? Вдруг кто-то из них умрет или забеременеет?

– Настя!!

– Ну, хорошо! До пенсии там всем далеко! Остается только проводить кого-нибудь в декрет! – распалялась Анастасия. – Есть пара молодых девчонок замужних. Так это месяцев семь минимум ждать!

– Ты сама рвалась на эту работу! – напомнила Муза.

– Так в том-то и дело, что работать не дают, – жаловалась Настя.

Еще Муза пустила в свою жизнь, будучи уже двадцатипятилетней девушкой, дирижера своего симфонического оркестра Генриха Масловича, который и разбил ее мечты о счастливой семейной жизни, любви до гроба и принце на белом коне – то есть все сразу – просто вдребезги. Счастливы они были года два, и то это счастье было весьма относительным, просто ей сравнить было не с чем и не с кем, а потом Генрих начал пить по-черному. Оказывается, он и до встречи с Музой увлекался алкоголем, потом вроде завязал, чтобы ездить за границу, но не справился с болезнью или вредной привычкой, и она с новой силой вырвалась наружу.

Тут уж Муза хлебнула по полной. Пил Генрих по-страшному, до потери памяти, до белой горячки, до рукоприкладства и оскорблений. А с утра Музе доставался трясущийся, бледный, плохо пахнущий и стонущий мужчина, которого надо было не то что приводить в чувство, а просто возвращать к жизни, к тому же он не помнил, что происходило накануне. Она отпаивала его куриными бульонами, отварами, рассолами. Иногда приходилось покупать пиво. Муза кормила его с ложечки и, естественно, пыталась образумить, слабо представляя, как это делать. Все тщетно. Несколько лет пыток, а потом она не выдержала и ушла. Тогда Генрих встрепенулся и попытался вернуть любимую жену. С работы его уже к тому времени выгнали, так как он дирижировал дрожащими пальцами, если вообще мог встать. Оркестр не мог сконцентрироваться начать играть не «дрожащую музыку», а то, что надо было. У него и характер испортился, он стал озлобленным, неуравновешенным и агрессивным. Музыканты написали коллективное письмо с отказом работать с таким больным человеком в одном коллективе.

Уж очень сильно просил Генрих Музу его понять и простить в очередной раз, что она опять и сделала, считая, что муж должен быть один и что она должна помогать ему и быть с ним в печали и радости. И, несмотря на то что Муза была в то время единственной кормилицей в семье, она взяла отпуск и поехала со своим суженым-ряженым в Сибирь в какой-то экологический тур. «Ты не представляешь, какая там красота! Огромные вековые ели, все укрывающие своими темными лапами. Ты знаешь, что еловый лес – самый темный? Сосны… снег, первозданное все! Закат, рассвет и сногсшибательный воздух! Там я одурею от него, а не от алкоголя! Там и поживем с тобой. Три избы на несколько километров. Все надо будет делать своими руками: колоть дрова, носить воду, топить печь. Мы будем есть собранные за лето белые грибы в сушеном и маринованном виде, и я буду ходить на охоту! Да, я принесу в дом дичь, во мне проснутся спящие на генетическом уровне мужские инстинкты, и я вернусь в свою жизнь, забуду про этот алкоголь!» – горячо убеждал ее Генрих, что обескуражило Музу окончательно.

И вот они вдвоем улетели в глухую Сибирь черт знает куда и зачем, то есть понятно зачем: для спасения их любви, семейной жизни. И избавления Генриха от алкоголизма в качестве самого главного аргумента. Поселилась семейная пара в деревянной избе в спартанских условиях, что и было обещано.

Муза, как домашняя девочка, пережила настоящий шок от отсутствия нормального быта, но собралась и решила сделать все, чтобы помочь мужу. Им удалось продержаться целую неделю в холоде и фактически в голоде, то есть с очень ограниченным набором продуктов. А потом в соседнюю избу заселились любители зимней охоты. Надо отметить, что всю эту неделю Генрих был мрачнее тучи и всю накопившуюся злобу из-за отсутствия выпивки срывал на Музе. Она это понимала и терпела, терпеливо ждала, когда израненная градусами нервная система у близкого человека придет в норму. Но ее надеждам было не суждено сбыться, потому что заехавшие в соседнюю избу охотники были затарены по полной ящиками с водкой, и все лечение Генриха сразу же пошло насмарку. Он пропадал у небритых соседей сутками, а они по доброте душевной поили его и смеялись, когда мужчина напивался до свинячьего состояния. И сколько Муза ни просила и ни умоляла их этого не делать, ничего не помогало. Она уже решила вернуться домой, если Генрих не образумится, когда ночью проснулась от того, что на нее навалилось большое, грузное мужское тело. Тело было с запахом немытости и перегара и колючей, грязной и сальной бородой.

– Что вы делаете? – испугалась она, путаясь в белье и ночной рубашке.

– Тише, тише… Молодая, красивая, а муж – алкоголик! Ну, чего ты? Теплая такая. Мы с ребятами давно без баб блуждаем, а тут такая женщина пропадает! Вот сейчас и удовлетворим друг друга! Я и ребят могу позвать по очереди!

– Ах, мерзавец! Негодяй! Немедленно отпустите меня! Сволочь! – Муза быстро пришла в себя и начала активно сопротивляться, что вывело пьяного детину из себя, и он тоже не сдавался. – Помогите! – закричала в отчаянии Муза.

– Кого ты зовешь? Твой суженый валяется без чувств в нашем домике, а вокруг лес на тысячи километров и дикие звери. Так что не кричи, детка, и расслабься, сейчас получишь удовольствие от настоящего мужика! – пыхтел бородатый злодей.

Понятно, чем бы это кончилось, если бы не подвернувшееся под руку Музе полено. Им она и огрела несостоявшегося любовника по затылку. Он не потерял сознание, но потерял ориентацию в пространстве на какое-то время. Этого хватило Музе, чтобы выскочить на мороз, засунув ноги в огромные валенки насильника, которые он скинул у порога. И еще она успела сорвать с вешалки свой пуховик. Пряталась она от своего мучителя в сарае для хозяйственных принадлежностей, пока он ходил вокруг избы с проклятиями, ища ее с угрозами полного уничтожения. Под утро он выпил и угомонился, тогда протрезвели его напарники и муж Музы. Они-то и нашли девушку в сарае вконец замерзшую и испуганную. Они и извинялись, и накрывали ее пледами, и поили настойками на чуть ли не чистом спирте – что только не делали. Это было зря, потому что Муза по натуре своей вовсе не требовала никакой крови, то есть мести. Она только тряслась мелкой дрожью и благодарила судьбу, что выжила. Муза не чувствовала рук, но решила, что просто сильно замерзла. А когда и через час, и через два, и через день, и через несколько дней чувствительность к рукам не вернулась, Муза напряглась. Понятно, что они с Генрихом вернулись домой много раньше, чем предполагалось. И Муза только тогда с ужасом поняла, что не может играть. Она не чувствовала ни клавиш, ни струн арфы, то есть чисто теоретически по генетической и отработанной практикой памяти она могла играть, но уже не на том высоком уровне. Муза обратилась к врачу и прошла обследования, начиная от исследований головного мозга, заканчивая тестами функций периферической нервной системы. Она потратила на восстановление все сбережения, так как для нее музыка была жизнью и лишить Музу музыки было смерти подобно. Именно это с ней и произошло: после многих месяцев исследований и лечений Муза поняла, что ее карьере и всему тому, на что она была нацелена любимым отцом, светлая ему память, пришел конец.

Естественно, ее уволили из оркестра вслед за пьющим муженьком. А когда Генрих сказал, что она сама во всем виновата, что могла бы отдаться мужику, а не бегать и не прятаться неизвестно где и неизвестно зачем, Муза ушла от него окончательно и бесповоротно. Она настолько разочаровалась в супруге, что решила больше не ждать от него ничего хорошего. А Генрих еще долго доставал ее тем, что она по своей глупости покалечилась, потеряла такую хорошую работу и теперь не может его содержать.

– Подумаешь, цаца! От тебя бы не убыло! Надо же было такое учудить – полуголой на морозе сидеть! Дура!

То, что Муза окончательно порвала с Генрихом, несколько сняло с ее плеч неподъемный груз. Но то, что она осталась без того, чем занималась всю жизнь, подкосило ее конкретно. Женщина реально растерялась, возможно, это состояние и называлось депрессией. Она осталась одна со свалившимися на нее проблемами. Подруга Анастасия пребывала в шоке.

– Бедная ты моя! Ты хотела спасти этого урода-алкоголика, а пострадала сама! Ты, словно жена декабриста, бросила все и поехала с ним в эту глушь! Ради кого? Почему же мы такие сердобольные-то?! Я ведь тебе говорила, предупреждала, чтобы ты сто раз подумала, прежде чем пуститься в эту авантюру!

– Я думала спасти!

– И вот оно чем обернулось, – вздохнула Настя, зная, что значит для ее подруги игра на инструменте.

Муза поняла, что она все равно должна прийти в себя и чем-то заняться, и решила давать частные уроки музыки детям. Она могла научить детей нотной грамоте и игре на инструменте. У Музы сохранился идеальный слух, она прекрасно понимала, как должна звучать музыка, да и сама играла очень хорошо, но не достаточно, чтобы остаться в оркестре. Хотя, если честно, Музу бы там оставили, если бы не ее излишнее самобичевание, максимализм, возведенный в квадрат. Она не допускала мысли, что когда-нибудь сможет взять не ту ноту на общем фоне хорошо чувствующих свои руки музыкантов и подвести всех.

Частными уроками Музе предлагали заниматься давно как подработкой, и вот теперь именно это занятие стало для нее самым главным. При этом она еле сводила концы с концами, существовала на грани нищеты. Иногда Муза ехала к ученику, имея деньги только в один конец, зарабатывала за час репетиторства тысячу рублей и могла себе позволить уехать на метро назад и даже купить что-нибудь поесть. А еще ее очень напрягало одиночество в течение долгих лет, практически всю жизнь, и то, что с каждым годом шанс найти свое счастье становился все более призрачным. На ее мозги, и так работающие в этом направлении, еще больше капала Настя, просто уничтожая ее как женщину.

– Ты должна себе найти кого-нибудь! Ты просто обязана! Жизнь проходит! Ты же такая добрая и нежная! В чем дело? Так тяжело одной! А какой-нибудь мужчина помог бы тебе! Вдвоем бы свили гнездо! – уговаривала ее Настя.

– Ты сама себя слышишь? «Свили гнездо»! Ты с ума сошла? Мы что, птицы, что ли? Я не верю, что кто-то сможет стать для меня опорой, эта сторона жизни прошла мимо меня, и мужчины надежные тоже где-то прошли…

– Да, ты уж точно не лебедь! Скорее сгорбленная, прибитая жизнью цапля, – сказала ей Настя, – тебе просто не повезло. Ты должна взлететь! Должна подняться, а то так и увязнешь в болоте…

– Я не против найти себе кого-нибудь, просто чувствую, что никому не нужна, да и где познакомиться – не знаю. Я же нигде не бываю, только в домах своих учеников. А это счастливые семьи, мужчины, приходящие домой, целующие своих жен и интересующиеся успеваемостью в музыке своих детишек. Я всегда чувствую себя неудобно и неуютно в такие моменты, словно присутствую на чужом празднике жизни, и я туда не приглашена, попала туда случайно.

– Ты завидуешь?

– Я скорее смущена, но мысли, что у меня такого нет, посещают меня, это тоже правда. Я не хочу видеть нежность и любовь других людей, наверное, чтобы не травмировать себя лишний раз. Я себя не люблю за это, но ничего поделать не могу…

Именно тогда Настя и убедила подругу поискать счастье в Интернете. Вроде как одна из учительниц в ее бывшей школе нашла себе таким способом мужа и они счастливы.

Муза послушалась. Теперь вечерами она сидела за своим стареньким компьютером и всматривалась в фотографии неизвестных ей мужчин. Разные лица, лица, лица… Незнакомые люди, иногда жуткие фотографии с толстыми волосатыми животами, пьяными или потными лицами, часто просто неприкрыто предлагающие интим, секс, свободные отношения и прочую лабуду. Она сразу пропускала такие «милые» предложения и такие «милые» лица и фото. Некоторые, похоже, и фотографировались в пьяном виде, с кружками пива или бутылками водки или в постели… То есть хлама хватало, это точно. Она пыталась вычленить хоть кого-то серьезного, надеясь, что это возможно, что ей повезет. Один немногословный мужчина по имени Алексей привлек ее внимание. Он представил одну фотографию человека с серьезным, располагающим лицом славянского типа и обозначил профессию – врач. На вопросы в переписке Алексей отвечал очень скупо и сжато, что тоже нравилось Музе: он не разводит «сопли», а является конкретным человеком с приличной профессий. Ему было некогда заниматься глупой перепиской. Алексей сказал Музе, что разведен уже два года. Ее все устраивало в нем, на предложение Алексея встретиться Муза с радостью согласилась и стала очень ответственно готовиться к этому важному событию. Именно тогда Настя радостно сообщила, что нашла ей еще одну ученицу для поправки ее шаткого финансового положения.

– Очень состоятельные люди! Я познакомилась с женщиной на работе. Они с дочкой покупали тур в Арабские Эмираты. Самый дорогой тур и в самый дорогой отель. Денег она вообще не считала. Куча кредиток, куча наличности, любая форма оплаты. Дама с интересным именем Валенсия интересовалась также возможностью приобрести там золото и дорогие вещи. Живут они полгода в Англии, полгода в Москве. Девочка ходит в престижную школу при английском посольстве, а дополнительные частные уроки мама набирает сама. Виктория, так, кажется, зовут девочку, занимается теннисом, французским языком, конным спортом, а Валенсия мечтает обучить девочку игре на фортепьяно. Но в музыкальную школу ребенок пойти не может, так как нет времени посещать ее чуть ли не каждый день. Она – девочка из очень богатой семьи и не может ходить вместе со всеми детьми по всяким сольфеджио, хорам и истории музыки, это я цитирую ее мамашу. Да и как она будет оканчивать школу, если ребенка постоянно увозят за границу? Валенсия сильно переживает, что девочка остается без музыки, готовит она ее как будто к браку с принцем или арабским шейхом. И тут я скромно сказала, что у меня подруга – профессиональный музыкант и сейчас как раз занимается тем, что обучает детей на дому. Я сразу о тебе подумала!

– Спасибо, – на всякий случай ответила Муза, еще не зная, благодарить подругу или подождать, хотя сердцебиение у нее участилось: что говорить, ученики ей были нужны.

– Ну вот! Валенсия заинтересовалась! А я, не будь дурой, сказала, что час обучения у тебя стоит двести долларов!

– Господи, Настя! Это же почти шесть тысяч рублей! Но все не так! Я за тысячу хожу.

– Молчи! Я сказала, что двести долларов нормально для музыканта такого уровня, как ты! Кстати, Валенсия даже глазом не моргнула, я даже пожалела, что зарядила всего лишь двести, такая бы и пятьсот оплатила! У людей другие понятия о деньгах! Тут смекалку проявлять надо! Если бы я сказала – тысяча рублей, она бы еще и отказалась, подумав, что все это несерьезно и ты плохой музыкант.

– Это нечестно! Я не делю людей на богатых и бедных. Я беру деньги за свою работу: приехала, уехала и час музыкальных знаний. А дети для меня все равны. Они, как это ни странно звучит, не виноваты в том, что у них богатые родители, я с них тоже взяла бы тысячу рублей, – ответила подруге Муза, смущаясь.

– Ну и дура! – совершенно спокойно ответила Настя. – С таких как раз можно брать деньги и воспитывать их избалованных детей. Хотя, честно тебе скажу, сама Валенсия очень запоминающаяся личность. Красивейшая баба! Яркая! Волосы белые, глаза синие, губы красные! В общем, просто актриса или модель уже в возрасте, может, как мы? Но выглядит, конечно, лучше, ухоженней, но оно и понятно при таких деньжищах! Причем, как я поняла, зарабатывает там муж, везет же кому-то с мужиками! Какая на ней одежда, нам и во сне не приснится! Стильная, дорогая! На каждом пальце и в ушах брильянты! Запах парфюма сбивает с ног, а на ногах шпильки-стилеты в стразах. Не женщина – богиня! Но характер чувствуется. Она слышит только себя, громко говорит и от других ожидает только выполнения своих поручений. Деньги развращают, на этой женщине это сказалось в полной мере. Как она говорит, каким тоном! Но, с другой стороны, тебе дело иметь с ребенком, а не с ней. Да и с ней можно вполне, она баба умная, деловая, главное, не вступать в полемику. Но зато деньги…

– Так ты что, договорилась?! – удивилась Муза, боясь поверить своему счастью.

– Договорилась! Вот тебе адрес, позвони, тебя будут ждать. Найдешь общий язык с Викой – дела пойдут в гору, а ты детям нравишься.

– Спасибо, конечно, – растерялась Муза, – я позвоню…

– Конечно, звони! Они живут в ближайшем Подмосковье! Вернее, даже вот уже – это Новая Москва, в каком-то коттеджном поселке! Езжай туда смело и зарабатывай деньги! – именно такими напутственными словами провожала ее подруга.

И вот в день «икс» на любовном фронте, то есть в день свидания с Лешей, Муза стояла у торгового центра, где они договорились встретиться с потенциальным женихом. Она даже подумала о том, что в ее жизни наконец-таки закончилась темная полоса и началась светлая, раз и клиент богатый нарисовался, и свидание уже не за горами. Муза надела обувь на высоких каблуках, короткую, облегающую юбку и приталенную куртку с большим, пышным воротником из меха лисы. Свои светлые волосы она разметала по плечам, слегка завив концы плойкой, как могла. Она умело нанесла на лицо макияж, надушилась, стояла и с большой надеждой смотрела на проходящих мимо мужчин большими глазами, постоянно щурясь. Один из них даже отреагировал на ее призывный, блестящий взгляд.

– Вы не меня ждете?

– Вы Алексей? – спросила она, приосаниваясь.

– Нет, я Геннадий, но, если что, я могу быть и Алексеем, – согласился на все мужчина.

– Нет, извините.

– Девушка, а вы что, ждете мужчину, которого никогда не видели? – удивился мужчина.

– А это не ваше дело, – занервничала Муза.

– Интернетное знакомство? Девушка, не советую, – не отступал мужчина.

Музе пришлось спасаться от него бегством, и тут ей пришла эсэмэска: «Я сегодня прийти не смогу, тысяча извинений, но я сильно разболелся».

«Твою мать!» – про себя выругалась Муза и вконец потерялась.

Муза была настолько настроена на свидание, она так собиралась, она так волновалась, что, когда все обломалось, она реально расстроилась. Именно тогда она и позвонила по телефону, который ей дала Настя. Почему-то она не хотела возвращаться домой, да и настроена была решительно. Обладательница приятного женского голоса сказала, что не имеет на ее счет никаких распоряжений, но если Муза любезно подождет на телефоне, то она уточнит и даст ей ответ. Муза сообщила, что подождет, и долгих пять минут слушала музыку и мечтала о том, чтобы у нее не закончились деньги на телефоне, а то пропадет хороший клиент.

– Да, приветствую вас снова. Вы можете подъехать, – вежливо и сухо сообщили ей.

– Спасибо, – поблагодарила Муза и направилась к метро. От конечной станции, чтобы сэкономить деньги, она уже взяла такси и назвала адрес коттеджного поселка Эльдорадо. Она надеялась, что хоть там повезет, ведь не может же снаряд сбить ее с ног дважды за один день…

Глава 2

Муза, как человек умный и думающий, и к тому же любящий созерцать прекрасное, сразу отметила, насколько красива территория в Эльдорадо. Словно на самом деле попадаешь в другой мир, о котором можно только мечтать. Дорожки были выложены разноцветной тротуарной плиткой. Вдоль прямой улицы тянулась аллея из зеленых кипарисов, высаженных в огромные глиняные горшки. Зелени было много, причем, учитывая, что на дворе стоял ноябрь, виднелись газоны с ровным ковром зеленой травы. Везде были посажены голубые ели, которые вносили разнообразие в пейзаж на фоне уже голых деревьев лиственных пород. Дома словно сошли со страниц какой-то сказки. Все они были разноцветные, один не походил на другой. Они различались и по высоте, но очень высоких в поселке не было совсем. Фасады были покрашены разными красками, выложены кое-где резными плиточками, словно мозаикой, разными и по фактуре, и по цвету. Мало того, в домах были очень интересные балконы и лоджии. Они были просторными и огорожены цветным прозрачным пластиком. То есть кому-то из жильцов посчастливилось стать обладателями балконов нежно-розового цвета, кто-то выходил на небесно-голубой балкон, а кто-то – на солнечно-желтый или салатовый.

Выглядело все это очень необычно и оптимистично, так сказать, позитивно. Такого Муза в своей жизни еще не видела. Ее завораживала эта архитектура, эти дворы, экзотические деревья, многие из которых имели табличку с годом посадки и названием на латинском языке. Сейчас она шла по улице Солнечной-1 и поворачивала на улицу Лазурную-2. Дома в этом жилищном комплексе были и многоквартирные, и таунхаусы, и дома-коттеджи, стоящие вдоль красивейших аллей с фонтанами и статуями. «Очень интересное, современное место…» – поняла Муза и обернулась лицом к большому дому из красного кирпича со светлой крышей, на которую, скорее всего, был выход и где можно было загорать. Номер на этом доме был тот, что ей дали по телефону. К воротам вела аллея из кипарисов и маленьких елочек. Вся территория была вылизана и ухожена. Понятно, что летом тут все было в цветах, и это вполне вписывалось в общую атмосферу праздника и красок. Обычно богатый человек покупал участок земли и строил там дворец или замок, кому как захочется, а вокруг стояли полуразвалившиеся старые дома, и эти хоромы выглядели просто золотым зубом в гнилом рту. А здесь богатые люди могли воплощать любые свои фантазии и капризы на равных условиях. Такие сногсшибательный архитектурный план и ландшафт все выдерживали. Муза ощутила, что она волнуется. Она нажала кнопку звонка, и когда из динамика что-то защелкало, она даже умудрилась сказать что-то типа:

– Это я… Муза – учительница музыки, я звонила…

Ответом ей была тишина, а затем дверь открылась с мягким щелчком. Она вошла внутрь и прошла по аллее до входной двери из красного дерева с латунной ручкой в форме головы льва. Она открылась, и Муза подняла взгляд снизу вверх. Она ожидала увидеть красивую, темпераментную блондинку с гонором, как описывала подруга. Но она не была готова лицезреть высокого стройного мужчину с темными густыми волосами, проникновенным взглядом и весьма выразительным породистым лицом. Муза замерла на ступеньках. Мужчина в одной руке держал бокал с жидкостью, очень напоминающей по цвету коньяк или бренди, в другой – сигарету. Муза растерялась, пока он оценивающе осматривал ее.

– Здравствуйте, – выдавила она.

– Привет. Ты кто? – безразлично спросил он.

– Я звонила… я говорила… я…

– Кто ты? – повторил свой вопрос этот очень красивый мужчина, от которого исходила энергия, такая хорошая, мужская энергия, которая одинокую женщину могла и с ног сразу же сбить. Она была даже не в красивой фигуре, хотя и это было важно, а больше – в его взгляде. Вообще, Муза очень боялась мужчин именно с таким опытным, всезнающим взглядом, знающих себе цену.

– Муза, – выдавила она из себя.

– Кто? – поперхнулся он.

– Муза…

Мужчина сфокусировал взгляд на бокале с коньяком, словно думая, много он уже выпил или может себе позволить еще.

– Я вроде еще не очень много выпил. Мне вроде Муза не нужна. Я не творческий человек, так что ни Музы, ни Орфеи меня не интересуют, если честно…

– Нет, я не в том понимании муза… Меня зовут Муза. Муза Юрьевна Ромашкина, – повторила женщина, – имя у меня такое… от рождения… извините.

Мужчина снова посмотрел на свой бокал, словно темная жидкость могла дать ему ответы на все вопросы.

– Муза Юрьевна Ромашкина… обалдеть. А ведь ничего не предвещало, с утра, я имею в виду…

Он пошатнулся, и она невольно поддержала его за предплечье.

– Осторожно…

– Извините, я слегка принял на грудь…

– Я вижу.

Тут на заднем плане появилась женщина лет шестидесяти в темной одежде с аккуратно крашенными волосами. Она как-то сразу поняла, что к чему.

– Это учительница музыка для Вики. Мы вас ждем!

– Учительница музыки – Муза! Прикольно! – усмехнулся мужчина, которого забавляло ее имя.

Муза понимала, что он сильно пьян, но улыбка у него была очень обаятельная и светлая, и этого было не отнять.

– Проходите, Муза! – позвала женщина, и Муза с удовольствием подчинилась, потому что уже не могла держать его под руку – мужчина был довольно крупным.

Мужчине пришлось перенести свой вес на перила и держаться за них.

– Антонина, какие симпатичные учительницы к нам приходят! Может, она и меня чему научит? Вдруг я еще чего не знаю?

– Полноте вам, Григорий Георгиевич! Дочь услышит, – с укоризной ответила ему пожилая женщина и завела Музу в дом, буквально заталкивая внутрь. – Пойдемте за мной, девочка на втором этаже.

Изнутри дом тоже произвел на Музу прекрасное впечатление: мало вещей и много пространства. Они поднялись по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и вошли в детскую комнату в розово-сиреневом цвете с рюшами на занавесках в крупный горох. Большая кровать под светлым покрывалом и белый ковер с большим пушистым ворсом. На ковре Муза увидела маленькую девочку с темной косичкой и большими умными глазами на худеньком симпатичном лице.

– Знакомьтесь, это наша Викуся, – представила ее женщина по имени Антонина, – ваша потенциальная ученица.

Девочка внимательно посмотрела на Музу и вернулась к своей игре на пышном паласе.

Муза представилась и направилась прямиком к пианино, стоящему в углу. Она села на круглый вертящийся стул и заиграла не детскую, веселую, подкупающую музыку, а глубокую, взрослую и красивую. Муза сама погружалась в какой-то транс, когда ее охватывала музыка, поэтому она играла с большим вдохновением и самоотдачей. Тем более пианино было настроено и музыка лилась идеально. Она не сразу заметила, что в комнату все же смог подняться красивый мужчина, которого звали Григорием Георгиевичем, и он встал, прислонившись спиной к стене, и тоже слушал ее. А она играла и играла, и никто ее не останавливал.

– Это великолепно, – сказала Антонина, когда перестала звучать музыка.

– Красиво… – согласился с ней брюнет с бокалом в руке.

– Спасибо, – поблагодарила их Муза.

– Музыка завораживает, вы словно околдовываете, погружаете в другой мир. На самом деле вы можете стать для кого хотите настоящей музой, не только из-за имени, – похвалила ее Антонина.

– Папа, я так же буду играть? – обратилась к Григорию Георгиевичу девочка, тем самым определив их родственную связь.

– Если будешь слушать тетю, то вполне возможно, – ответил ей отец.

Девочка встала с пола и осторожно приблизилась к Музе.

– Сколько тебе лет? – спросила у нее Муза.

– Семь.

– Отличный возраст. Ты знакома с фортепияно? То есть с пианино? Вот с этим инструментом? – спросила у нее Муза.

– Да, я вот так пальцем нажимаю, – продемонстрировала девочка убойную музыку. – Это пианино мама купила не так давно…

– Понятно.

Антонина потянула Григория Георгиевича за рукав к выходу, чтобы Муза наладила контакт с ребенком.

– Я буду очень хорошо платить за занятия музыкой с моей дочерью, если ей это будет интересно, – в конце успел произнести мужчина, и Муза с Викой остались одни.

– Я не буду заниматься музыкой по воскресеньям! – сразу же твердо заявила девочка.

– Ты будешь это делать, когда захочешь, в удобное время, – ответила Муза. – А сейчас поиграем в игру «узнай звук».

– Я не знаю такой игры, но мне интересно. Это как мычит корова или лает собака?

– Нет, это как звучит та или иная клавиша на этом инструменте, это звуки музыки…

Муза спустилась вниз часа через два, заблудившись поначалу в большом и каком-то словно не жилом доме и еле найдя лестницу, ведущую вниз. Впору ей было уже кричать: «Ау, люди! Где вы? Хоть кто-нибудь! Выведите меня отсюда!»

Навстречу ей попалась все та же приятная женщина Антонина.

– Где Вика? – сразу же поинтересовалась она.

– У себя.

– Вы по лестнице спускайтесь в холл, там поговорите с Григорием Георгиевичем, правда, он немного принял на грудь, но все решаемо… при желании, – сказала Антонина.

– Да, я уж видела, то есть поняла.

– Все финансовые вопросы у нас все равно решает он. Вообще-то он не пьет, так получилось. Неприятности у него… А так он очень хороший человек, я работаю в этой семье уже пять лет и знаю, что говорю. Разговаривать вы будете о зарплате только с ним, он один зарабатывает на семью, – пояснила Антонина, выполняющая в доме функцию домоправительницы, это уже Муза поняла.

– А я к Вике, ей пора есть и спать, – сказала Антонина и исчезла в длинном коридоре просторного дома.

Муза спустилась в гостиную и увидела хозяина дома, развалившегося в кресле и с тупым видом смотрящего в телевизор. Под его длинными ногами валялась пустая бутылка емкостью ноль семь.

«Не самое удачное время говорить о чем-либо, не только о зарплате и о дочери», – прекрасно понимала Муза, тихонько крадясь вдоль стенки, чтобы не нарушить его пьяный покой, словно пытаясь уйти по-английски. Но он заметил ее и расплылся в улыбке.

– А… учительница! Как вас там? Афродита? А нет… Муза! Точно! Очень приятно! Сколько я вам должен за сегодняшний урок? Мы как договоримся? Вам платить зарплату за несколько уроков вперед или вы хотите получать по факту, за каждое посещение? – спросил он.

– Вы ничего мне не должны. Сегодня был не урок, а тестирование, – ответила Муза, больше всего мечтающая побыстрее унести отсюда ноги.

– Любое потраченное время оплачивается, – не согласился с ней Григорий Георгиевич, – когда вас ждать в следующий раз?

– Следующего раза не будет, – тоскливо ответила Муза, уже предвидя очередную бурю. Такое экспертное решение и трезвому было трудно объяснить, а уж пьяному, с замедленной реакцией и пониманием…

– Почему не будет? Я согласен на любой оклад, который вы попросите, – начал Григорий, приподнимаясь на диване и пытаясь сфокусировать на ней свой взгляд.

– Дело не в деньгах. У вашей девочки нет музыкальных способностей, нет слуха, как это называется, – пояснила она, понимая, что говорит в никуда.

– Как это – нет слуха?! – сразу же на тон повысил голос мужчина. – Так мы для того и берем репетитора, то есть учителя, чтобы научить играть!

– Поймите, научить играть можно ребенка со способностью к этому, развить эту способность еще больше, то есть раскрыть ее. А когда ее нет, не надо мучить ребенка, она никогда не сможет играть. Она вообще не различает не то что полутона, а целые ноты! – честно сказала ему Муза.

Но отца явно не устраивало открытие, что его дочку не собираются, то есть отказываются учить, признав неспособной…

– Да кто вы такая, чтобы ставить на моем ребенке клеймо, что она неспособная?! – сузил глаза Григорий. – У вас у самой сколько детей?

– У меня нет детей, – поджала губы Муза.

– Это многое объясняет! Да я за свою дочку порву любого! – распалялся он.

– Я в этом не сомневаюсь! Только я не говорила, что она бесталанная, я сказала, что к музыке способностей нет, а это немного разные вещи, – постаралась сохранять хладнокровие Муза.

– Не смейте говорить, что мой ребенок чего-то не может, стерва!

– Не смейте меня оскорблять! Я даже больше вам скажу, папаша! Ваша девочка не просто не имеет музыкального слуха, она вообще плохо слышит! – выпалила Муза в сердцах. ...