Александр Лидин ОБРАТНАЯ СТОРОНА ЛУНЫ

Всякое сходство персонажей с реально существующими или существовавшими людьми совершенно случайно.

Автор

Посвящается, всем любителям книг о Ктулху, и всем тем, кто поддержал меня и дал возможность закончить эту книгу.

ПРОЛОГ Ленинград. Зима 1941–1942

Мы зубами вгрызались в цепи,

Мы ногтями впивались в лёд,

Прорывали стальные сети

И взлетали, нас били влёт.

И. Тальков

«А теперь мы с тобой притихли».

Ветер завывая гнал поземку. Низко, едва ли не задевая за крыши, ползли по небу тяжелые серые тучи. Город казался мертвым, но это было не так. Где-то там, в сердце ледяного, каменного лабиринта еще теплилась жизнь.

Григорий Арсеньевич Фредерикс поморщился — после путешествия в Антарктиду барон не любил холода. Он проверил пистолет и перейдя улицу, нырнул в темную подворотню. Еще несколько широких шагов, и он оказался перед большой деревянной дверью, рядом с которой висела табличка:

Детский дом № 5. Школа интернат.

Григорий Арсеньевич огляделся, подтащил поближе санки, на которых покоился здоровенный тюк. Несколько взмахов ножа, и он освободил большой тюк, аккуратно сгрузил его с санок, поставил в снег, прислонив к стене. Потом, закинув санки за спину, Григорий Арсеньевич громко постучал и быстро вернулся назад в темную подворотню.

Через минуту дверь открылась. На пороге стояла девчушка лет четырнадцати, точнее сказать тень девчушки. Валенки, демисезонное пальто, поверх обвязанное дранным платком, впалые щеки, блестящие глаза. Она с удивлением оглядела двор, а потом уставилась на тюк, оставленный Григорием Арсеньевичем. Осторожно шагнув к тюку, она чуть приподняла край тонкой ткани, и увидев, что внутри, громко ойкнула, прижав руки к груди.

— Ваня, Клим, идите сюда! — позвала она, повернувшись к приоткрытой двери, а потом стала оглядываться, пытаясь понять, откуда взялся нежданный, драгоценный подарок. Григорий Арсеньевич тут же подался назад, вглубь переплетения теней. В его планы не входило быть обнаруженным.

Из дверей выскочило два мальчика лет по пять, такие же тощие как и их «воспитательница».

— Посмотрите!.. — девушка ткнула пальцем в тюк, у нее не было сил говорить, в глазах стояли слезы. — Посмотрите!

Один из пацанов подошел к тюку, заглянул внутрь, запустил туда руку и выудил консервную банку. Какое-то время он смотрел на нее, не понимая, что это. А потом прищурившись по слогам прочитал:

— «Говядина тушеная»… — и с недоумением повернулся к воспитательнице. — Что это, Татьяна Яковлевна?

Девушка ничего не ответила, лишь покачала головой. Наконец взяв себя в руки, она взялась, за угол тюка и попыталась затащить его в дверь. Мальчики тут же бросились ей помогать, и через пару минут, дверь захлопнулась. Еще минута, и ветер занес все следы.

Григорий Арсеньевич еще какое-то время выждал, потом повернувшись побрел назад. Это — последняя ходка. Теперь продуктовый склад в Убежище был пуст. Он выполнил просьбу Катерины, как говориться: помогли, чем могли. Теперь пора было покинуть осажденный Ленинград. Сделать то, ради чего они явились сюда. Только вот для начала нужно добраться до Убежища.

То, что за ним следят, он обнаружил три ходки назад. Эти люди никакого отношения к законной власти не имели. НКВД или СМЕРШ действовали совершенно иначе. Так что, скорее всего это были бандиты. Обычные уголовники, которые ныне сбились в группы, превратившись в мародеров, грабивших полуразрушенный, но не сдающийся город. Причем Григорий Арсеньевич предпочитал столкнуться с законной властью, и надеялся избежать засады, но это ему не удалось.

Слежки за ним не было, это уж точно, но когда он свернул в проходной двор, между третьей и четвертой линией, дорогу ему заступил мужчина в ватнике. Внимательно глядя на Григория Арсеньевича он поинтересовался:

— Куда спешим отец? — и, видя, что его «жертва» не собирается с ним разговаривать, добавил традиционное. — Закурить не найдется?

Григорий Арсеньевич остановился, внимательно разглядывая молодчика. Здоровый, огромный он на голову возвышался над Григорием Арсеньевичем. Борода и грязное, изможденное лицо сильно старили его, рваный ватник и потертая ушанка превращали в нищего истинного пролетария. Увидев, что жертва даже не пытается бежать, лицо бандита расплылось в широкой неприятной улыбке, выставляя на показ отсутствие правого переднего резца.

— Так как, насчет закурить? Пожадись махорочкой, выйдет туз пятерочкой…

Покосившись назад Григорий Арсеньевич увидел еще двух «героев». На мгновение он замер.

— Чего молчишь отец? Покажи, что в карманах?

В руках у верзилы, стоявшего перед ним, словно из воздуха появился нож. Поигрывая им он шагнул вперед.

— Трясись, отец, а то порежем на ленточки для бескозырок…

Григорий Арсеньевич решил не рисковать. Бах! Он выстрелил прямо из кармана шинели. Грохот выстрела эхом пронесся по пустым дворам. Маленькая красная дырочка появилась во лбу верзилы, чуть пониже шапки. На мгновение он остановился, словно не понял, что произошло, потом покачиваясь отступил на один шаг, и со стонам начал опускаться на снег. Но Григорий Арсеньевич не стал ждать, резко повернувшись, он выстрелил еще дважды. Один из бандитов упал в снег, схватившись за ногу, третий повернулся и побежал, но четвертая пуля догнала его.

Мгновение стрелок простоял на месте вслушиваясь в гул эха, а потом, повернувшись широким шагом направился к выходу из проходного, и тут в спину ему прозвучало:

— Стой! Стрелять будем! — а потом этому крику вторил грохот сапог.

С дальнего конца проходного к нему бежал патруль.

Григорий Арсеньевич скривился. «Повезло, так повезло!» И надо же, чтобы патруль проходил мимо, как раз в это время. Молодой лейтенант и два солдата, они бежали на ходу щелкая затворами винтовок. Но прежде чем кто-то из них успел выстрелить, Григорий Арсеньевич отпрыгнул в сторону, одновременно вытащив из кармана руку с пистолетом.

Три выстрела и один из патрульных схватившись за ногу покатился по заснеженной брусчатке. Григорий Арсеньевич перекувырнувшись словно заправский атлет отскочил за угол, и тут же в стену дома в нескольких сантиметров от его головой ударили пули патрульных.

Щелчок и использованная обойма полетела в снег, еще мгновение и на ее место встала новая. Движение руки — и пуля дослана в затвор. И вот из-за угла выскочил молоденький лейтенант. Григорий Арсеньевич всего лишь выставил ногу, и лейтенант споткнувшись покатился по снегу, а барон делав шаг вперед резко дернул рукой вверх, выбив винтовку из рук солдата, бежавшего следом за своим командиром, и когда тот попытался сопротивляться, ткнул пистолет ему в живот и покачал головой.

— Успокойся!

А потом одним ударом по шее вырубил красноармейца. Тот охнув осел в снег, а Григорий Арсеньевич повернулся к лейтенантику, который лежал на мостовой, шаря рукой, чтобы дотянуться до выскользнувшего из руки пистолету. Лицо у него было глупое, словно он никак не мог поверить в то, что проиграл.

— Остановись!

Григорий Арсеньевич выстрелом отбросил пистолет патрульного подальше и замер над офицером.

— Значит так, если хочешь жить, слушай меня внимательно и запоминай. Там, — Григорий Арсеньевич махнул рукой в сторону лежащих в снегу мародеров, — лежат три бандита. Считай, что это твоя добыча, а меня ты не видел.

И повернувшись, Григорий Арсеньевич быстрым шагом пошел дальше. По его расчетом у него было где-то минут десять. За это время лейтенант должен был придти в себя, отправиться и вызвать подкрепление. Но десяти минут должно хватить, вполне хватить, чтобы добраться до Убежища, и, подняв воротник, он прибавил шаг.

Однако пришлось вновь перейти на медленный шаг, на углу 8 линии барон едва не упал — слишком скользко. Несколько раз он оглядывался, но погони не было. «Интересно, где все дворники? Выстрелы ведь хорошо слышно. Неужели никто не хочет задержать очередного немецкого шпиона? А вот и команда по встрече».

Навстречу из-за угла Большого вырулило трое: еще один патруль и дворник, а может, и нет — высокий старик в грязном белом фартуке с огромной кустистой бородой. Если бы у Григория Арсеньевича были документы, он, наверное, рискнул бы пообщаться с патрулем, но документов у него не было. А посему барону не стоило встречаться с представителями власти — подобная встреча в планы его не входила. Плюс был в том, что он уже добрался до нужного квартала.

Нырнув в первую попавшую парадную, Григорий Андреевич поспешил наверх по широкой старинной лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Справа и слева чернели пустыми дверными проемами брошенные квартиры. Вот и последний этаж, только выхода на чердак не предусмотрено. Григорий Арсеньевич метнулся в одну из квартир. Пустые комнаты. Неужели он нырнул не туда и сам загнал себя в ловушку. Где-то внизу хлопнула дверь. Значит патруль заметил его. Что ж… Конечно можно было сделать засаду и всех перестрелять, но стрелять в невинных… Не в его духе. Нужно быстро найти выход. Барон выглянул в одно из окон, ведущих в крошечный дворик, но его интересовало совсем не это.

Рядом с окном была пожарная лестница, ведущая на крышу.

Размахнувшись, Григорий Арсеньевич со всего маха ударил в стекло. Она разбилось, но не вылетело. Осколки повисли на полосках бумаги. Выругавшись Григорий Арсеньевич начал вынимать осколки, а потом, повернувшись осторожно залез на подоконник. На мгновение он посмотрел вниз. Пятый этаж, если поскользнуться, то костей не соберешь, и, тем не менее, нужно было торопиться.

Высунувшись из окна, Григорий Арсеньевич ухватился за перекладину лестницы. Металл показался ему ледяным — буквально обжег сквозь вязанные перчатки. Тем не менее, промедление было смерти подобно. Рывок и барон оказался на пожарной лестнице, а потом быстро полез наверх. Лучше оказаться на крыше, прежде чем патруль найдет разбитое окно.

Он едва успел.

— Стой! Стрелять буду.

Еще пара перекладин.

Бах! Бах! Одна из пуль ударила в жесть крыши и, взвизгнув, ушла рикошетом. Григорий Арсеньевич перевалил через край крыши. Что ж, пол дела сделано, теперь главное не поскользнутся и не упасть. Осторожно скользя и широко расставив руки, чтобы сохранить равновесия, Григорий Арсеньевич устремился к краю крыши. Там маленькая лесенка вела на его дом, чья крыша была чуть ниже. Он уже почти добрался до цели, когда вокруг него вновь засвистели пули. В этот раз барону пришлось остановиться и охладить пыл преследователей. Пара выстрелов заставила их притормозить. Григорий Андреевич специально стрелял поверх голов — если бы он хотел, он бы с легкостью снял бы первых двух патрульных, выбравшихся на крышу.

Спустившись на крышу «своего» дома более плоскую, чем предыдущая, Григорий Арсеньевич быстро пробежал в двери, откуда лестница вела на чердак. Он хорошо слышал грохот шагов и крики преследователей, но и не думал останавливаться. Вот чердак… пятый… площадка между четвертым и пятым. Сунув руку под декоративную лепку он сдвинул несколько витков узора. Со скрипом в нише открылась потайная дверь.

Несколько шагов, дверь захлопнулась, и Григорий Арсеньевич оказался в полной безопасности Убежища. Тяжело вздохнув, он оперся спиной об закрывшуюся дверь потайного хода. Несколько минут он стоял, прислушиваясь. Вскоре в парадном загромыхали чьи-то шаги, потом раздались голоса.

— Посмотри на четвертом!

— Нет здесь никого!

— Куда он делся?

— Может он уже на улице?

— Да не успел бы… если только головой вниз меж пролетов сиганут. Нет, он где-то тут, спрятался, гад, нутром чую.

Еще раз вздохнув, Григорий Арсеньевич убрал пистолет и направился по коридору к центральной комнате Убежища. Тут все было знакомо и привычно.

Катерина уже ждала его. В мужском галифе и кожаной куртке с меховой подкладкой она выглядела очаровательно, а короткая стрижка «под Гавроша», пусть даже выполненная весьма неумело — парикмахерское дело не было коньком Григория Арсеньевича, превратила Катерину в настоящую «пацанку».

— Что там? У нас неприятности?

— Пока нет, — Григорий Арсеньевич обвел взглядом опустевшую нишу продуктового склада. — Однако это была последняя ходка. Теперь кроме запаса НЗ у нас ничего не осталось.

— И?..

— Пора отправляться дальше. Мы же прибыли сюда не для того, чтобы подкормить голодных. Идет война, и мы, особенно я, как офицер СС, послаблений от местной власти не получу. Да и ты приговорена к расстрелу…

— Но ведь вы с ваши сверхспособностями могли бы помочь…

— Поджечь еще один немецкий танк? И дальше что? Танковую дивизию я не остановлю, и осаду с Ленинграда мне не снять, даже если использовать мощь диска… Так что тут нам делать нечего. Другое дело Белый город. Почему вас с Василием пытались туда отвезти? Что там происходит? Мне кажется, что это наиболее важная из ныне существующих загадок… Что за сила обосновалась в Белом городе?

— Но ведь нас похитили, когда мы были в Мире Снов. Может все это простой кошмар и только…

Григорий Арсеньевич отмахнулся.

— Ерунду говоришь. Ваше похищение произошло против желания Ктулху, что само по себе настораживает. Если мы пешки в его игре, то этот ход он явно не учел. А как такое может быть с Богом, тем, кто все видит и все знает: как прошлое, так и будущее? Значит существует некая сила, противостоящая ему, и это не слабые и разрозненные Старцы, ни жадные Ми-го из Гоцлара, а кто-то иной, более изощренный и более опасный… Впрочем, чего сейчас ломать голову и строить беспочвенные догадки. Диск нас ждет.

— Но…

— Катенька, не бойся. Ты уже побывала и в Антарктике, и в глубинах Тихого океана. Смерть должна была забрать тебя сотню раз, и тем не менее на тебе не царапины.

— Но…

— Поверь мне, я уже бывал в Белом городе и ничего со мной страшного не случилось, так что вперед!

С этими словами Григорий Арсеньевич пересек Убежище — небольшое помещение без окон, расположенное между зданиями так, что об его существовании невозможно было догадаться, если только не начать сносить квартал. Тут можно было отсидеться долгое время, так как имелось все необходимое: запасы продуктов, дистиллированной воды, и все остальное, что только могло понадобиться человеку. Даже был собственный генератор электричества, работающий на керосине… Появилось это убежище лишь в далеком восемнадцатом. На мгновение барон закрыл глаза и память вернула его в те далекое годы. Он вновь увидел людей марширующих с красными флагами. Вновь город грязный, серый, хмурый, погрузившийся в пучину межвластия.

— Пойдем. Мне еще предстоит подготовить диск к полету.

— Но ведь вы возились с ним больше недели?

— Поверь, если у нас что-то откажет на полпути, мы ничего не сможем сделать.

Решительным шагом он прошел к двери в дальнем конце убежища. За ней располагалась комната такого же размера, как Убежище, однако большую часть пространства занимал огромный круглый предмет, похожий на диск дискобола или на две суповые тарелки, стоящих на трех тонких ножках.

Сняв с полки два летных шлема, Григорий Арсеньевич стянул ушанку, и водрузил один шлем себе на голову, второй протянул Катерине.

— Не станем медлить, — и, взяв с той же полочки, где раньше лежали шлемы маленькую коробочку с несколькими кнопками, Григорий Арсеньевич шагнул к таинственному диску. Его большой палец вдавил одну из кнопок, и тут же загудели сервомоторы. Часть диска съехала в сторону, открыв доступ во внутреннюю кабину. — Прошу, мадам, — и Григорий Арсеньевич галантно шагнул в сторону, жестом предлагая Катерине подняться на борт. — Садитесь, устраивайтесь пристегивайтесь… Ну а я присоединюсь к вами через минуту другую.

Развернувшись Григорий Арсеньевич вернулся в Убежище, на ходу срывая с себя шинель и стягивая толстые свитера один за другим.

Неожиданно внимание его привлек стук в потайную дверь. Патруль понял, что он ушел через тайный ход и начал простукивать двери. «Ничего, даже если они найдут дверь, им понадобиться не меньше часа, чтобы ее открыть. Вряд ли у них с собой есть взрывчатка, а без нее железную плиту, загораживающую выход не сдвинешь. В любом случае, самое время делать ноги». Подойдя к небольшой цистерне с краном — хранилищу керосина, он запалил фитиль. «Дай бог, чтобы они не успели сюда вломиться», — подумал барон. В любом случае нужно было замести все следы, чтобы власти никак не смогли идентифицировать тех, кто прятался тут. Кроме того, огонь средство универсальное: он уничтожит все следы не только их, но летающего диска.

Облачившись в точно такую же куртку, что и Катерина, Григорий Арсеньевич вернулся к диску.

— Что там происходит? — с тревогой спросила Катерина, кивнув в сторону Убежища.

— Похоже, они обнаружили наше логово, вот только войти не могу. Однако придется лететь днем, без проверки, а это не лучший вариант.

Тем не менее, поднявшись по крошечной лесенке, Григорий Арсеньевич устроился в удобном кресле — предназначенные явно не для людей кресла моментально принимали форму тела. Григорий Арсеньевич пристегнулся и только потом закрыл «входной люк» — отъехавшая в сторону часть диска, встала на свое место. Зашипели вакуумные присоски — началась герметизация.

Григорий Арсеньевич внимательно оглядел кабину. Она рассчитана была на семь пассажиров, но ныне пять кресел пустовали. На самом деле для управления Диском было достаточно и одного человека, но существовало множество подсистем, для управления которыми требовались отдельные операторы.

— Катерина, пересядь. Тебе придется заняться системой обороны. Так как прорываться будем днем, то нас наверняка обстреляют зенитчики. Как только взлетим повыше, включишь защитное поле… Ну, что, готова?

Катерина кивнула.

Тогда Григорий Арсеньевич надавил на другую кнопку пультика, и часть купола диска над головой стала прозрачна, а потом где-то далеко загудели пневмотяги. Крыша помещения стала складываться, словно гармошка. Если честно, то это была, пожалуй, одна из самых опасных операций. Больше всего барон боялся, что механизм за долгие годы испортился и не сработает должным образом, но демоны все делали делали, как говориться, «на века».

Неожиданно в открывшемся отверстии показалось две головы. Патрульные оставшиеся на крыши с удивлением рассматривали открывшееся помещение и диск. Лица их вытянулись от удивления. Потом один из них что-то закричал, но Григорий Арсеньевич звуков снаружи не слышал. Он видел лишь как медленно открывается и закрывается рот человека, и даже попытался понять, что тот кричит, но так и не разобрал. На пульте один за другим загорелись изумрудные огоньки — диск готов к полету.

Перевести рули в вертикальное положение, дать вертикальное ускорение. Рывок и они вылетели из Ангара, на несколько мгновений зависнув над крышей. Наверху над головой раскинулось бездонное серое небо, словно нарисованное на огромном куске ватман, а под ними во все стороны протянулись обледеневшие крыши замороженного, задавленного блокадой Ленинграда. Вдали в серой дымке возвышался потускневший купол Исакия, черным казался шпиль Адмиралтейства и повсюду висели небольшие аэростаты.

Григорий Арсеньевич с ловкостью дал рычаги на себя. Управлять диском было ненамного труднее, чем трактором. Главное подняться на высоту более километра, а там нужно лишь указать нужную точку на объемной карте близлежащего пространства. Конечно, существовали и другие более удобные способы для маневрирования и управления кораблем, не даром в диске было семь кресел, но Григорий Арсеньевич предпочитал не заморачиваться, к тому же сам он подробностей управления всеми приборами не знал, а хоть и понятные надписи над каждой ручкой, кнопкой и переключателем не слишком облегчали задачу.

На прозрачной крышке диска заискрились вспышки. Вначале Григорий Арсеньевич не понял в чем дело, а потом догадался: по ним стреляют. Конечно, обычные оружейные пули не могли пробить удивительный металл, но, с другой стороны кто его знает… «Лучше не рисковать», — решил Григорий Арсеньевич и еще раз взглянул на Катерину. Та, похоже, не заметила вспышек, она любовалась панорамой города.

— Готова? — поинтересовался Григорий Арсеньевич.

Девушка встрепенулась, словно до этого была глубоко погружена в себя.

— А?

— Я спрашиваю: готова?

— Да, да, конечно, — затараторила Катерина.

— Тогда вперед! И помни: стрелять только в крайнем случае. Во-первых не стоит сбивать наших, а во-вторых не нужно демонстрировать, на что способен этот аппарат.

— Вы уже говорили об этом…

— Говорил… Главное, чтобы та запомнила, — и, взявшись за рычаги, Григорий Арсеньевич заложил крутой вираж, а потом уже где-то над Невой, он краем глаза заметил вспышку — огонь столбом ударил в небо.

— Что это, Григорий Арсеньевич?

— Вот и погибло наше Убежище.

— Но…

— Нам нужно лететь дальше Белый город ждет нас, — и насвистывая «На сопках Манчжурии», Григорий Арсеньевич повел Диск вверх, поднимаясь по широкой спирали.

Город уже стал набором кукольных домиков — объемной картой, нанесенной на гигантский живой глобус, когда откуда-то снизу наперерез метнулось два истребителя. По скорости они не могли сравниться с диском, но тот мог набрать нужную скорость лишь в верхних разряженных слоях атмосферы. Быть может, это можно было сделать и много ниже, но Григорий Арсеньевич об этом ничего не знал.

А истребители догоняя открыли огонь. Прозрачный колпак превратился в настоящее соцветие рассыпающихся искр.

Какое-то время Григорий Арсеньевич и Катерина сидели молча, а потом неожиданно девушка вскрикнула:

— Посмотрите! Он что с ума сошел.

Григорий Арсеньевич изогнувшись посмотрел на приборную доску перед девушкой. Трехмерный экран синего свечения ясно показывал траектории истребителей и диска, и совершенно ясно было, что одна из боевых машин развернувшись, летит прямо на диск.

— Решил пойти на таран! — фыркнул Григорий Арсеньевич.

— И…

— Я с эти разберусь. Ты лучше держись покрепче.

Щелчок и перед Григорием Арсеньевичем возникла та же картинка, что и перед Катериной. Если честно он ожидал чего-то подобного, не могло выйти так, чтобы все получилось гладко, наверняка Судьба вопреки всему подстроила им какую-то каверзу. И вот теперь навстречу им несся истребитель. Григорий Арсеньевич был далеко не уверен, что диск выдержит такое столкновение. Единственный способ уклониться от столкновения, в последний момент поставить диск «на ребро». Маневр рискованный, но в данном случае риск оправдан. Григорий Арсеньевич впился руками в рычаги управления так сильно, что костяшки пальцев побели. «Секунда… еще секунда… Вот оно», — он всем своим весом навалился на рычаги, и почувствовал как пол уходит у него из-под ног…

Глава 1 ГДЕ-ТО В ПРИБАЛТИКЕ Лето 1942

Парашюты рванулись,

Приняли вес.

Земля колыхнулась едва.

А внизу — дивизии

«Эдельвейс»

И «Мертвая Голова».

М. Анчаров

«Баллада о парашютах»

В этот раз с самого начала все пошло наперекосяк. Во-первых Шлиман настоял на группе, а с группой Василий Кузьмин никогда не работал, во-вторых пришлось впервые в жизни прыгать с парашютом, а прыжок выходил затяжным. Не всякий опытный парашютист решился бы на такое. И в-третих — погода. Над Балтикой бушевал шторм. Летчики не хотели поднимать машину в воздух, но был приказ сверху и тут хоть кол на голове чеши, а пришлось подчиниться.

А что самое главное: ему категорически не понравилась «команда» — хмурые, угрюмые люди, больше смахивающие на уголовников, а не на героев-диверсантов. Встреть он такого в темной подворотне, шарахнулся бы. Да и имен никто кроме их начальника Павла Александровича Кашева не имел. Гвоздь — здоровенный, сутулый детина с выпирающей вперед нижней челюстью и лбом, как у питекантропа. Бешенный, чаще его называли просто Бесом — маленький вертлявый цыганчик с золотой серьгой в ухе. Сема сам себя шире, но не толстый, а широкосный, руки как ноги нормального человека, ноги — столбы. За спиной у него поговаривали что он с одного удара быка остановить может, и, судя по размеру кулаков, этому верилось. Сам же Кашев выглядел и вовсе непримечательно: обычное лицо, обычные глаза, маленькие круглые очечки — сельский учитель, да и только. Такого увидишь на улице и тут же забудешь, о том что видел.

Сам же Василий всеми силами рвался в Ленинград. Он хотел разыскать Катерину, которая, только появившись, тут же вновь пропала. Он хотел защищать город, ставший ему родным и ныне задыхающийся в тисках блокады. О жизни в осажденном Ленинграде ходили чудовищные слухи, и тем не менее город держался… Однако сколько Василий не рвался на берега Невы, начальство решило по другому. Проверки, переподготовки… Как будто он мог разучиться стрелять или забыть приемы джиу-джитцу. А теперь эта усадьба в Прибалтике — штаб квартира Балтийского отделения Аненербе.

Что знали в штабе об этой усадьбе? Почти ничего. Раньше считали те места гиблыми на манер Помераневских болот. Там частенько пропадали люди, да и с капищ язычников, что местами возвышались на островках посреди топей, и свечение исходило, и музыка дьявольская порой доносилась. Потом еще при Екатерине Великой построил там усадьбу один барин — отпрыск знаменитых Херасковых. И тут уж началось вовсе несусветное. Первые несколько лет барин прожил в имении, словно какой отшельник, а потом, как помер, всякое злое началось твориться в округе. То младенца скрадут, то урожай неведомо отчего враз сгинет, то среди скота падеж. А потом слух пошел, что не умер барин вовсе, а живет себе в заколоченной усадьбе и Зло на округу наводит. Приехали ревизоры из Петербурга, ходили, бродили, так ничего и не нашли, но нечисть с того времени поутихла. Однако стоит только молодой матери зазеваться, ее ребенок тут же исчезнет, или пастух недоглядит — у всех коров молоко кислыми будет. В общем нечисть говорят озоровала там аж до войны, но по тихому озоровала. А как немцам эти места отошли, то в усадьбе тут же обосновались эмиссары Аненербе. Вот и хотело начальство товарища Шлимана это гадское гнездо разворошить и заодно узнать, чем там господин Вилигут и иже с ним занимаются. Ну, а кто Вилегута лучше всех знает — Кузьмин. Конечно, если бы был жив Григорий Арсеньевич — ныне Шлиман и остальные считали его мертвым — то речь о кандидатуре начальника разведотряда не шла бы…

И вот теперь, стоя у открытого люка, Василий гадал, чем закончится это очередное задание. Перед ним лежала гудящая тьма, где не было ни верха, ни низа. Обжигающий ветер шумел в ушах и, не смотря на теплый комбинезон, пробирал насквозь. Василий все еще мешкал, обдумывая, стоит ли прыгать, когда инструктор неожиданно толкнул его, и, непроизвольно сделав шаг вперед, Василий вылетел из люка, и задохнулся, с такой силой ветер ударил ему в лицо. А потом это удивительное ощущение легкости и внутренней пустоты. Разбросав руки и ноги в стороны, Василий замер, наслаждаясь свободой падения. Тут же все посторонние мысли остались позади и разум сосредоточился лишь на одном: как выжить? До скольки нужно сосчитать, прежде чем рвануть кольцо? До ста пятидесяти? Чего-то многовато. Василий посмотрел на землю, но ничего не увидел: под ногами лежал толстый слой облаков. Не смотря на ночное время, они были хорошо видны и казались настоящей твердой поверхностью. На мгновение появилось ощущение, что вот-вот, и он ударится обо что-то твердое. А потом когда ноги Василия коснулись белой взвеси, какой-то импульс пронзил все его тело. Пора!

Сгруппировавшись, Василий принял вертикальное положение, потом рванул за кольцо. В первый миг ему показалось, что парашют не сработал. Как это там бывает: был неправильно сложен и не раскрылся, а в следующее мгновение он почувствовал страшный рывок и повис на ремнях, точно беспомощная кукла. А вокруг… вокруг, теперь было «молоко» — настоящий туман. И мир вокруг превратился в нечто нереальное. Удивительно, если бы Василий знал, как все это будет, может тогда он занялся бы парашютным спортом, а не изничтожением нечисти под флагом ГУГБ.

А потом «молоко» стало редеть и внизу, прямо под ногами оказался лес, а за ним дом — большой такой дом зажиточный, и Василия несло прямо на него. Он огляделся, но своих товарищей в небе не увидел. Может виной тому облака, а может то, что он промедлил во время высадки, и теперь ему придется пешком добираться до объекта. Но что самое неприятное, это — дом… Василий начал дергать за стропы, но это ни к чему хорошему не привело, наоборот, он едва не запутался в мягких шелковых нитях. Потом черепица дома оказалась совсем рядом. Рывком расстегнув замки парашюта Василий буквально свалился на крышу, а его парашют подхваченный ветром полетел дальше. Пересек поле за домом и повис на одной из огромных елей.

Василий на несколько мгновений застил, проверяя все ли на месте и переводя дыхание. Посадка получилась на удивление удачной. Даже самому не верилось, что воздушное приключением обошлось без особых происшествий. Вот только понять бы, где остальные. Василий уже было потянулся за планшетом с картой, чтобы определить собственное местоположение, как внизу, в доме раздались крики. Кричали на каком-то неизвестном языке. Потом из дома выскочило трое мужчин в черной форме с белыми повязками — настоящие полицаи. Криками подбадривая друг друга, они побежали в сторону парашюта.

— Вот гнидушки… Эк неловко вышло, — пробормотал сам себе под нос Василий. Выходит, неудачно он высадился. Однако как бы то ни было, придется дом «зачистить». Ему нужно иметь хотя бы пару часов форы, чтобы смыться… Тут мысли его замерли, потому как из облаков показался второй парашютист, и падал он прямо в объятия полицаев. Было слишком далеко, чтобы Василию удалось рассмотреть, кому из разведчиков так не повезло, однако нужно было что-то делать.

Для стрельбы расстояние было слишком большое. Нет, конечно, Василий мог и с крыши «снять» полицаев, но мог и промахнуться, а тут рисковать не стоило. Сейчас ему товарищу не помочь будет, как бы он того не хотел, а потому… пусть они его возьмут, а он подождет всю компанию в доме.

Повернувшись на сто восемьдесят градусов Василий, стараясь ступать не слышно, подобрался к краю крыши. Задний двор был пуст. Очевидно, все внимание обитателей дома было приковано к тому, что сейчас происходило на поле, с другой стороны дома. Всех… если не считать огромной собаки, которая выбравшись из будки с недоумением уставилась на незваного гостя, явившегося с небес, наконец, набрав побольше воздуха, она уже собиралась разлаяться, когда тонкий стилет Василия пробил зверю горло. Собаку, конечно, было жалко, но если приходится выбирать между жизнью зверя и человека…

Неслышно спрыгнув во двор Василий на мгновение замер, держа наготове огромный охотничий нож. Однако, похоже, никто не заметил его появления. Что ж, на это он и рассчитывал.

Несколько шагов и он уже замер, прижавшись спиной к стене возле двери. Мысленно сосчитав до трех, Василий осторожно приоткрыл дверь. Как он и ожидал, внутри оказалось темно и никого не было. Он осторожно проскочил в дом и начал пробираться между мебелью, осторожно выставив руки вперед, а потом замер заметив полоску света пробивавшуюся из-под двери, ведущей в горницу. Значит ему, скорее всего, нужно именно туда. Еще пара шагов и он, чуть толкнув дверь, заглянув в щелку. Перед ним открылась большая гостиная. Он не видел помещения целиком, но того, что разглядел, ему вполне хватило, чтобы составить общую картину: в центре большой комнаты стоял стол, за ним камин, возле которого возилась полная женщина. А за столом в расхлестанном мундире сидел немецкий офицер; толстый пожилой полицай сидел напротив его за столом, лицом к двери, за которой скрывался Василий. Еще один полицай стоял согнувшись чуть подальше у окна, пытаясь разглядеть, что происходит на поле перед домом.

«Да, с одним ножичком эту компанию не взять», — пронеслось в голове у Василия. В первый момент он потянулся было за револьвером, но потом передумал. Врагов в комнате могло оказаться много больше… Тогда… С тяжким вздохом он снял с пояса гранату, взвесил ее на ладони, опустившись на колено, рывком сорвав кольцо и аккуратненько катнул гранату по полу, а потом выпрямившись встал у двери.

Грохнуло страшно. Дверь, ведущая в гостиную слетела с петель, комната наполнилась едким пороховым газом. Выхватив револьвер Василий ворвался в гостиную. Выстрелом добил толстого полицая, потом пристрелил еще одного, который находился в дальнем углу — раньше Василий его не видел. Пулей снес пол черепа умирающей у камина женщине. Полицай, что был у окна, видимо и так был мертв. Закончив с предателями Василий подступил к истекающему кровью немецкому офицеру. Ловким движением перевернул его на живот и ремнем живо стянул руки за спиной.

И тут пуля ударила в стену рядом с его головой. Обернувшись, он увидел в дальнем конце комнаты девушку, почти девочку с пистолетом в руке. Она целилась в него, но рука ее дрожала. Выстрел и пистолет вылетел у нее из руки, а она схватилась за простреленную ладонь. Василий хотел было прикончить ее, но в последний миг сдержался, подошел и что есть силы врезал ей по лицу, так что она отлетела к стене и медленно осела на пол. В первый момент Василий испугался: что-что, а убивать девушку в его планы не входило, а потом нагнулся проверил пульс. Все в порядке, она была жива. «Ладно, потом разберемся», — решил он, тем более, что с улицы доносились крики тех, кто тащил к дому неудачного парашютиста.

Встав у двери, ведущей на крыльцо, Василий выглянул. Троица стояла у крыльца. Двое полицаев держали избитого Кашева, а третий уперев дуло пистолета ему в затылок, что-то кричал.

Василий действовал почти автоматически. Вскинув револьвер он надавил на курок. Говоривший полицай замолчал на полуслове и словно подрубленный повалился назад, так и не выстрелив в затылок пленному. «Стрелять надо сразу, а если станешь болтать, то никогда так и не выстрелишь», — еще в детстве учил Василия батька Григорий — ныне Григорий Арсеньевич Фредерикс. Двое оставшихся полицаев еще не поняли, что произошло, а последняя полу Василия пробила сердце того, что стоял справа. Что ж патроны кончились. Очередной раз собачка ударила по пустой гильзе, и Василий мысленно выругался. Почему он не стал считать выстрелы? Может всему виной убитая, а точнее добитая им женщин? Но у нее же была проломлена голова. Он ничем не мог ей помочь, и тем не менее, теперь счет шел на доли секунды и оставалось лишь блефовать.

Пинком распахнув дверь Василий вышел на крыльцо и встал перед полицаем, поигрывая револьвером, так, словно тот был заряжен.

— И что будешь делать дальше?

Наступило напряженное молчание, потом Кашев резко, без помощи рук поднялся на ноги и неуверенной походкой направился к крыльцу.

— И ты, мил человек иди сюда, — продолжал Василий. — Только винтовочку свою там на земле оставь. Да, не бойся, не заржавеет, мы ее потом подберем.

Двигаясь неуверенно и не сводя взгляда с револьвера в руках Василия, полицай не спеша присел, положил винтовку в траву, потом поднялся и задрав руки подошел к крыльцу.

— Ты руки то опусти, — приказал Василий, а потом добавил. — Только глупостей не делай, не шали. Лучше скажи, далеко ли отсюда до усадьбы Мечурайтисов?

Полицай закачал было головой, но Василий тут же снова взял его на прицел.

— Кажется, ты забываешься. Ты есть кто?.. Предатель Родины. Таких, как ты, надо сразу к стенке ставить, а вот я проявляю гуманизм… — но договорить он не успел.

Развязавшийся Кашев подошел к полицаю и со всего маха дал ему под дых, так что тот аж вдвое согнулся, а потом с размаху, смачно врезал по зубам, так что пленник повалился в траву, да так и остался лежать.

— Ты чего прибил его?

— Нет, долг отдал, — растирая запястья проворчал Кашев, потом подошел к полицаю, присел над ним, перевернул его на живот и быстрыми, профессиональными движениями стянул ему руки за спиной. — Гады, хотели за меня тысячу рехсмарок слупить с фашистов.

— Да, жадность до добра не доводит, — и Василий по прежнему оглядываясь из стороны в сторону начал перезаряжать револьвер.

— Должен сказать спасибо. Во время ты подоспел.

Василий только кивнул.

Тем временем Кашев поднял полицая и потащил его к крыльцу.

— Ты присмотри за ним. Я пойду за грузом сбегаю, а то все мое там, у парашюта осталось.

Василий кивнул.

— Да, и парашюты убери, а то маячат на виду, как бельмо на глазу.

— Само собой.

И повернувшись Кашин бегом припустил на дальний край поля, а Василий так и остался на крыльце, высматривая, не пожалуют ли к ним незваные гости.

Беззвучно скользили по небу тяжелые тучи. Где-то в лесу закричала было ночная птица, но тут же замолчала, чтобы не нарушать воцарившейся тишины. В такие моменты Василию начинало казаться, что нет вовсе никакой войны. Вот сейчас выйдет на крыльцо его отец — не то кровожадное чудовище, что пристрелил он собственными руками — а тот, каким отец был до всей этой безумной революции — а вместе с отцом брат… и пойдут они на дальний покос, где таких яркие васильки и так пахнет свежескошенной травой, где печет солнце и гудят толстые, насосавшиеся пыльцы шмели…

Сзади скрипнула дверь.

Василий инстинктивно подался чуть в сторону. Девушка с ножом в руках пролетела мимо, нож ударил по пустому месту, а она не удержав равновесия покатилась вниз по ступенькам, да так и осталась лежать со свернутой шеей.

— Ирма! — завопил полицай, бросился к ней, но девушка была мертва, голова ее вывернулась под неестественным углом. — Ирма! — а потом повернувшись к Василию закричал. — Сволочь! Гадина красноперая. Надо было твоего приятеля сразу кончать! Гнида большевицкая!..

Он говорил и говорил, сыпал одно ругательство за другим, а Василий все это время, стоя на крыльце, спокойно наблюдал за ним, пытаясь во тьме разглядеть лицо полицая. Но это никак ему удавалось. Тот явно был молодым парнем, но черты лица скрывала ночь. Одно Василий знал наверняка — перед ним враг. Наконец оторавшись, полицай замер, глотая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. «Дыши, дыши, перед смертью не надышишься, — подумал Василий, и тут же одернул себя. — Еще чуть-чуть и стану, как эти из Первого отдела. Пиф-паф ой-е-ей! А за дело мы человека к стенке поставили или просто для галочки, история потом разберет или Господь на небе рассортирует».

— Ты говори, да не заговаривайся, а то вспомню, что пуля дура, а штык молодец, и будешь ты умирать долго и мучительно.

— Вы негодяи, явились в нашу страну… — и полицай продолжил с новой волной нахлынувшего энтузиазма, но не ругательство пленного заботили сейчас Василия, а темный дом у него за спиной. Теперь после смерти девушки, все кто был в гостиной были мертвы, но ведь в доме было еще с полдюжины комнат, куда Василий даже не заглядывал. Там мог прятаться кто угодно, и в любой момент можно было ожидать удара в спинную Аккуратным движением Василий прикрыл дверь в дом. Так если кто еще и захочет наброситься на него сзади, скрипучая дверь предупредит, а подстрелить его из окон, пока он на крыльце невозможно. Однако никто больше нападать не спешил, так что догадка Василия о том, что в гостиной собрались все — и хозяева, и гости, скорее всего была правильной.

А тут как раз вернулся Кашев с двумя рюкзаками и ППШ, перекинутым через плечо. Василий не спеша спустился с крыльца, забрал свой рюкзак.

— Пора уходить. Мы тут нашумели.

— Да уж, — тревожно оглядываясь согласился Кашев. Сейчас, без очков он выглядел совершенно по другому, а может виной всему ночная тьма.

— Итак, — Василий повернулся к пленному полицаю. — Я тебя внимательно выслушал. Ты рассказал много интересного и познавательного о взаимоотношениях русских, коммунистов и местных жителей. Поверь, получилось аж целая лекция, однако ты забыл сказать самое главное: в какой стороне усадьба Мечурайтис? Считаю до трех.

Но полицай молчал.

— Ты что в героя решил поиграть? Ладно, без тебя найдем, — и Василий повернулся Кашеву, который выудив карту стал водить по ней лучом фонарика.

— Вот тут обозначен хутор, вот точка встречи… выходит нам сюда.

— Хорошо.

Василий вновь повернулся к полицаю.

— А с этим что станем делать?

— Как положено, по закону военного времени, — не раздумывая ответил Кашев. — Он — предатель и враг, а следовательно…

Василий замялся. Ему тоже не нравился хам-полицейский, но с другой стороны расстреливать безоружного человека… Хватит того, что он пристрелил умирающую женщину. Он убрал револьвер в кобуру.

— Вот и приведите приговор в исполнение, — холодно объявил он и, повернувшись, зашагал в сторону усадьбы.

Он слышал, как полицай у крыльца заверещал, то ли что-то прося, то ли вымаливая у Кашева, потом грянула короткая очередь и вновь над миром воцарилась тишина…

* * *

К условленному месту встречи вышли только на рассвете. На самом деле расстояние оказалось не таким уж и большим и часа за полтора вполне можно было бы дойти до условленной точке, вот только почему-то никто не удосужился обозначить болото, которое разделяло хутор и усадьбу. А посему пришлось поплутать отыскивая пригодную для человека тропу. Может, конечно, была и через то болото тропинка, но сходу Кашев и Василий ее не нашли, а блуждать в темноте по незнакомой топи… Нет уж, увольте. Пришлось им сделать большой крюк, правда ни одного немца и ни одного полицая они больше не видели. Да и вообще мир как будто вымер. Лишь крик одинокой птицы да приглушенные, таинственные звуки, порожденные в глубинах болота нарушали тишину.

Сначала Кашев пытался разговорить Василия, заводил разговор, то о Москве и Ленинграде, то о фрицах, то о врагах, со всех сторон окружающих молодую советскую республику, но Василий упорно молчал, тогда Кашев начал напевать себе под нос что-то бравурно-патриотическое, а так как со слухом у него было неважно, то Василий так и не смог определить, что именно подвывает его спутник.

Как только болото оказалось позади, Кашев петь перестал, вмиг превратившись из беспечного повесы в настороженного разведчика. Он даже ступать стал по-особому осторожно, стараясь, чтобы ни одна веточка, ни один сухой сучок не треснул, выдав его присутствие.

Неожиданное «Стой! Руки вверх!» заставило обоих диверсантов замереть. Василий почувствовал себя пацаном, забравшимся в чужой сад и пойманным с поличным, на месте преступления. Он тут же подобрался, готовясь метнуться в бок, и одновременно выстрелить на «звук голоса». Но прежде из кустов вылез Бешенный.

— Да вы руки-то опустите… — и с улыбочкой подошел к Кашеву. — А здорово я вас разыграл, гражданин — начальник.

Видно было как при этом зековском обращении Кашев скривился.

— Что за шуточки, рядовой! А если б мы палить начали?

— Так ведь не начали… — с улыбкой протянул цыганенок.

— По возвращению три наряда вне очереди, — рявкнул Кашев. — Как докладываете старшему по званию!

Бешенный тут же замер по стойке смирно. Василий тогда поразился перемене в облике Кашева. Несколько секунд назад, это был всего лишь усталый, пожилой человек, который вышел на охоту на опасного зверя, а теперь в один миг, он превратился чуть ли не в командарма с Красной площади, принимающего приветствия во время парада.

— Что за вид? Почему воротничок расстегнут? Вы боец Красной Армии или сопля английская?

Быстро застегнув воротничок Бешенный вновь замер. Несколько секунд Кашев внимательно разглядывал цыганенка, потом совсем не по военному хлопнул его рукой по плечу и широко улыбнулся.

— Хватит дури… Но три наряда остаются. А теперь быстренько доложи остановку.

— Пойдемте, — Бешенный тоже расслабился и кивнул в сторону кустов.

Там в самом центе колючих зарослей была маленькая полянка на которой расположились Сема и Гвоздь.

— Как прошла высадка?

— Без приключений. Когда уже закопали парашюты, видели пару грузовиков с фрицами, но судя по всему не по нашу душу. Рем куда-то за болота поехали.

— Да, мы там пошумели, — кивнул Кашев. — Так что как только они все осмотрят, в нашу сторону двинутся.

— Тогда идти надо! — объявил Сема вставая. — Тут километров десять. Если на дорогу не выходить, то к полудню до усадьбы доберемся.

Честно говоря, Василию после ночной прогулки по болоту больше всего хотелось сесть и отдохнуть. Но… дело прежде всего, тем более что фашисты вот-вот начнут наступать на пятки. Поэтому он не стал спорить, а, поправив рюкзак, отправился следом за остальными.

* * *

В этот раз переход получился не таким уж гладким. Несколько раз пришлось останавливаться, пропуская немецкие патрули. Один раз они налетели на колонну танков, и пришлось больше часа отсиживаться в ельнике, выжидая пока вражеская сила не прогромыхает мимо.

Наблюдая за проходящей мимо колонной, Василий задумался о том, что можно противопоставить этой непобедимой военной машине? Неужели Россия и в самом деле обречена? Неужели Ленинград падет, задушенный стальным кулаком гитлеровцев? Неужели… Впрочем чего гадать. Он один все равно не сможет повернуть ход войны. Даже Григорий Арсеньевич с его новоприобретенным удивительным даром не мог. Вот если бы… Впрочем чего гадать, надо было просто выполнять то, что было поручено и надеяться на мудрое руководство вождей…

А потом снова нужно было вставать, идти, пробираться. Сил на размышления просто на просто не осталось, потому как когда Кашев объявил привал, Василий снял рюкзак и устало опустился на землю, потом вытянулся, разбросав руки и ноги, с удовольствием вдыхая аромат леса. На самом деле командиром группы был он, но это были люди Кашева, и если тот взял на себя командование, то пусть до поры до времени командует.

Однако отдохнуть Василию так и не дали.

Стоило ему только расслабиться, как Кашев поднял его:

— Пойдем, взглянем на усадьбу.

Василий тот час вскочил на ноги, словно ванька-встанька. Перекинув рюкзак Семе и взяв с собой лишь планшетку с картой и бинокль, он следом за Кашевым начал взбираться на холм, у подножья которого был устроен лагерь. Подъем занял с полчаса. Последние метры они шли пригибаясь, стараясь лишний раз не качнуть ни одной ветки. Василию этот последний участок пути показался бесконечным. «И откуда только столько сил у этого очкарика?» — думал он, шагая следом за Кашевым.

Вот еще пара шагов и перед ними открылась долина, спрятавшаяся между холмов, а посреди нее — усадьба — настоящая крепость. Все обнесено колючей проволокой, часовые — человек двадцать. Да и само строение больше напоминало настоящую средневековую крепость с высокими башенками и зубчатыми стенами. Не хватало только рва и подъемного моста. Но у Василия появилось странное ощущение, что что-то тут не то. Вроде бы обычный объект, но зачем такая охрана? На какой-то штаб не похоже, да и место это в стороне от трактов и дорог, и обилия машин нет, как возле любого штаба. Резиденция одного из руководителей рейха — этакая загородная дачка? Не то место и не то время. К тому же будь это «загородной резиденцией» рядом непременно была бы взлетно-посадочная полоса. Он помнил, какое строительство развернули немцы за считанные дни возле «Логова дождевого червя»…

Кашев и Василий долгое время созерцали укрепление, а потом Кашев поинтересовался:

— Ну и как, товарищ командир, мы туда проникнем? Нас всего пятеро, а там фрицев поди пара сотен. Они там, в штабе, что все с ума посходили…

«Наконец-то вспомнил, кто тут командир», — про себя проворчал Василий. Только вот незадача. Он и сам понятия не имел, как проникнуть внутрь. А уж о том, чтобы захватить объект. Хотя… Можно же… Главное узнать, кто у них командует, что и как, а уж потом строить планы.

Отступив с наблюдательного поста, Василий направился назад в лагерь, не слова не сказав Кашеву. Тому ничего не оставалось как последовать за оперативником.

— Ну и как там? — поинтересовался Бешенный, когда они вышли на поляну, где устроили привал диверсанты.

Василий огляделся.

— А где этот длинный… Гвоздь?

— На посту, — проворчал Сема, он сидел на корточках и ковырялся ножом в пустой банке тушенки.

— Лады, — Василий присел, вытянул ноги. Все ждали, пауза затягивалась. Он — командир, значит, он должен был сейчас собравшись придумать некий гениальный план, как они впятером проникнут в усадьбу, перебьют всех немцев и с честью, без потерь выполнят задание. Только в голове у Василия не было никакого плана, не то что гениального, а самого, что ни на есть захудаленького. Он надеялся придумать что-то пока спускался с холма, но… ничего ему в голову так и не пришло. Надеясь оттянуть время признания в собственной некомпетентности, он повернулся к Кашеву. — А у вас, какое мнение?

Тот только плечами пожал.

— А что тут думать. Усадьба выглядит неприступной крепостью. Единственное, что нам известно: охраняют ее не только простые солдаты, но и СС… Наши предшественники погибли, так и не сумев ничего предпринять. ...