М. КУЗМИНѣ.

ЧУДЕСНАЯ ЖИЗНЬ ІОСИФА БАЛЬЗАМО, ГРАФА КАЛІОСТРО.

Вѣ ТРЕХѣ КНИГАХѣ.

ПЕТРОГРАДѣ.

1919.

Напечатано въ 15-ой Государственной типографіи (бывш. т-ва Р. Голике и А. Вильборгъ).

Книжныя украшенія работы М. В. Добужинскаго.

Введеніе

У Чарльса Диккенса, въ прекрасномъ, но мадо извѣстномъ романѣ «Нашъ общій другъ», мистеръ Бофинъ, читая біографіи Плутарха Херонейскаго, испытываетъ разнообразныя сомнѣнія: то онъ вѣритъ всему написанному, то ничему не вѣритъ, то даритъ своимъ довѣріемъ одну половину жизнеописанія, при чемъ не знаетъ, которой отдать предпочтеніе.

Будучи далекъ отъ мысли равнятьсл съ Херонейскимъ мудрецомъ, я легко могу представить подобныя затрудненія у своихъ, хотя бы и снисходительныхъ читателей, тѣмъ болѣе, что, предприннмая «Новаго Плутарха», я отнюдь не думалъ предлагать на общее вниманіе компилятивныя біографіи и еще менѣе выдавать свои фантазіи за историческія изслѣдованія. Конечно, я не буду легкомысленно утверждать, что Микеланджело жилъ въ двадцатомъ вѣкѣ, и не поселю Платона къ зулусамъ, но, исключая самыя основныя біографическія очертанія, въ подробностяхъ, краскахъ, а иногда и въ ходѣ описываемыхъ событій предоставляю себѣ полную свободу. Главнымъ образомъ, меня интересуютъ многообразные пути Духа, ведущіе къ одной цѣли, иногда не доводящіе и позволяющіе путнику свертывать въ боковыя аллеи, гдѣ тотъ и заблудится несомнѣнно.

Мнѣ важно то мѣсто, которое занимаютъ избранные герои въ общей эволюціи, въ общемъ строительствѣ Божьяго міра, а внѣшняя пестрая смѣна картинъ и событій нужна лииіь какъ занимательная оболочка, которую всегда можетъ замѣнить воображеніе, младшая сестра ясновидѣнія.

Мнѣ бы хотѣлось, чтобы изъ моихъ жизнеописаній узнали то, что лишь самый внимательный, почти посвященный чтецъ вычитаетъ изъ десятка хотя бы самыхъ точныхъ и подробныхъ, фактическихъ біографій, — единственное, что нужно помнить, лишь на время плѣняясь игрою забавныхъ, трагическихъ и чувствительныхъ сплетеній, все равно, достовѣрныхъ или правдоподобно выдуманныхъ.

«Новый Плутархъ» будетъ заключать въ себѣ около пятидесяти біографій и, конечно, поддежитъ разсмотрѣнію лишь по окончаніи, но мнѣ казалось, что и отдѣльно взятыя главы оттуда могутъ представлять нѣкоторый интересъ для читателя.

ЖИЗНЬ КАЛІОСТРО

В. Э. Мейерхольду.

КНИГА ПЕРВАЯ

1

Феличе Бальзамо старалась взглянуть на маленькое существо, лежавшее около нея на широкой купеческой кровати, и говорила мужу:

— Смотри, Пьетро, какіе блистающіе глаза у малютки, какой умъ написанъ у него на лобикѣ!.. Навѣрное, онъ будетъ если не кардиналомъ, то, во всякомъ случаѣ, полковникомъ!..

По правдѣ сказать, ничего особеннаго нѳ было въ большеголовомъ мальчуганѣ, корчившемъ свои распеленутыя ножки; нельзя даже было сказать, на кого ребенокъ похожъ, на отца или на похудѣвшую Феличе. Тѣмъ не менѣе, синьоръ Бальзамо, на минуту оторвавшись отъ большои расходной книги и засунувъ перо за ухо, повернулся къ кровати и, не подходя къ ней, отвѣтилъ:

— Вѣроятнѣе всего онъ будетъ честнымъ купцомъ, какъ его отецъ и дѣдъ. Можетъ-быть, впрочемъ, онъ будетъ адвокатомъ; это теперь выгодное занятіе.

Будущій адвокатъ залился горькимъ плачемъ, можетъ-быть, отъ судьбы, которую ему предсказывали родители, или отъ солнца, которое какъ-разъ на него бросаю іюньскій квадратъ. Бабка Софонизба быстро поднялась отъ столика, гдѣ она пила кофей около очага, передвинула ребенка въ тѣнь, закрыла его одѣ яльпемъ и, тихо шлепнувъ для окончанія, подняла очки на лобъ и промолвила:

— Браки и должностивъ небѣ рѣшаются. Никто не знаетъ, кто кѣмъ будетъ. Вотъ если онъ сдѣлается графомъ или чудотворцемъ, то я удивлюсь и скажу, что онъ — молодецъ.

Феличе, закрывъ глаза, тихонько хлопала рукою по голубому одѣялу, улыбаясь и словно мечтая, что будетъ съ маленькимъ Беппо, недавно окрещеннымъ въ Палермскомъ соборѣ.

Лѣтній жаръ уже сломился, и Пьетро Бальзамо отправился въ прохладную лавку; ушла и повивальная бабка Софонизба, а Феличе все лежала, стараясь скосить глаза, чтобы увидѣть Іосифа, который уже тихо таращилъ свои большіе каріе глазки. ДѢйствительно, не можетъ быть у купца такихъ глазъ, такихъ странныхъ бугровъ на лбу, такой печати (конечно, печати) необыкновенности на всей большой головѣ.

И мать, и сынъ оба думали и видѣли “(по крайней мѣрѣ, Феличе), какъ на стѣнѣ выскакивали, словно картонные квадраты, на которыхъ было написано поочередно: кардиналъ, полковникъ, адвокатъ, купецъ, чудотворецъ, графъ. Послѣдній квадратъ появлялся чаще другихъ и былъ весело-желтаго цвѣта.

Въ сумеркахъ Пьетро вернулся, жена только-что проснулась и, подозвавъ къ себѣ мужа, тихо сказала:

— Несомнѣнно онъ будетъ графомъ!

Бальзамо хотѣлъ-было послать за докторомъ, думая, что у жены начинается бредъ, но Феличе остановила его, сказавъ, что она совершенноздорова. Пьетро сѣлъ у кровати и сидѣлъ долго, не зажигая огня и смотря на безмолвный пакетикъ, гдѣ заключался будущій полковникъ. Такъ досидѣли они до первыхъ звѣздъ, когда служанка принесла свѣчи и стала накрывать на столъ для ужина.

2

Мальчикъ росъ, какъ растутъ всѣ дѣти небогатыхъ купцовъ, хотя родители ему предоставляли больше свободы, чѣмъ это принято. Феличе огорчалась, что Іосифъ плохо растетъ и будетъ маленькаго роста, нѣсколько утѣшаясь тѣмъ, что онъ все-таки крѣпкаго сложенія, широкоплечъ, имѣетъ высокую грудь, маленькія руки и ноги (какъ у графа) и выразительное смѣлое лицо. И характеръ имѣлъ смѣлый, предпріимчивыи и открытый, не безъ нѣкоторой вспыльчивости впрочемъ. Былъ щедръ, почти расточителенъ, скоръ на руку и крайне самолюбивъ. Часто, когда Беппо прибѣгалъ домой и съ жаромъ разсказывалъ объ уличныхъ дракахъ, отецъ качалъ головою и полушутливо, полусерьезно говорилъ: «нѣтъ, братъ, плохой изъ тебя выйдетъ купецъ! Развѣ только матросъ на торговомъ суднѣ. Ужъ очень ты задоренъ и важенъ, такъ жить нельзя!» Мать ласкала сына и радовалась словамъ Пьетро, потому что вовсе не считала положеніе купца самымъ выгоднымъ и достойнымъ для своего любимца.

Однажды утромъ онъ разсказалъ ей удивительный сонъ.

Ему не спалось, и сначала наяву онъ увидѣлъ, какъ по темному воздуху двигались и сплетались блестящія голубоватыя фигуры въ родѣтѣхъ, что онъ какъ-то замѣтилъ въ учебникѣ геометріи: круги, треугольники, ромбы и трапеціи. Соединялись онѣ въ необыкновенно разнообразные узоры, такіе красивые, что, казалось, ничего на свѣтѣ не могло быть лучше ихъ, хотя и были онѣ одного цвѣта. Какъ-будто вмѣстѣ съ ними носились какіе-то инструменты каменщиковъ, совсѣмъ простые: молотки, отвѣсы, лопаты и циркули. Потомъ онъ заснулъ и очнулся въ большой залѣ, наполненной одними мужчипами, посрединѣ стоялъ большой столъ, какъ на придворныхъ обѣдахъ, съ хоръ раздавались скрипки, флеиты, трубы и контрабасы, а самъ Іосифъ висѣлъ въ воздухѣ, сидя на голубомъ облакѣ. Внизу, прямо подъ нимъ, на маленькомъ столикѣ стоялъ графинъ съ чистой водою, и около находился голый мальчикъ съ завязанными глазами; руки его были скручены за спину полотенцемъ. И Іосифъ понялъ, что этотъ пиръ — въ честь его; у него горѣли щеки, онъ чувствовалъ, какъ билось у него сердце, между тѣмъ какъ голубое облако, описывая мелкіе (все мельче и мельче) круги опускалось прямо на столикъ съ графиномъ. Ему было такъ радостно, что онъ проснулся, но и проснувшись, продолжалъ чувствовать, какъ бьется его сердце, и какъ пахнетъ варенымъ краснымъ виномъ, смѣшаннымъ съ анисомъ и розами.

Феличе весь этотъ сонъ поняла попросту и объяснила, что Джузеппе женится на графинѣ, будетъ держать открытый домъ и каждый день обѣдать съ музыкой, которая будетъ играть аріи Перголезе. Но, кажется, она боялась сглазить предсказаніе, потому что усиленно просила сына никому не разсказывать объ этомъ видѣньи, обѣщая и со своей стороны полный и строгій секретъ.

Вскорѣ послѣ этого сна Іосифъ, гуляя въ отдаленной части города, засмотрѣлся на недавно отстроенный домъ, съ котораго не успѣли еще снять лѣсовъ. Онъ былъ очень красивъ, въ четыре этажа, выкрашенный въ розовую краску; на крышѣ стояли гипсовыя вазы, вѣроятно, чтобы потомъ сажать туда вьющіеся цвѣты. На крыльцѣ сидѣла худая женщина съ ребенкомъ. Очевидно, она пришла издалека и нѣсколько дней не ѣла, такъ блѣдно и худо было ея лицо. Нищая не обратилась къ Іосифу, она его не замѣтила, да и потомъ, естественно было подумать, что такой маленькій мальчикъ едва ли можетъ оказать какую-либо помошь, развѣ сбѣгать въ аптеку или полицію. Но у Іосифа всегда почти были деньги. Имѣя доброе и быстрое на рѣшенія сердце, онъ, не дожидаясь обращенія, самъ подошелъ къ сидящей женщинѣ и молча протянулъ ей маленькій голубой кошелекъ, гдѣ бренчало нѣсколько монетъ, которыя онъ ей и предоставилъ. Такъ какъ Іосифъ былъ маленькаго роста, то на видъ ему казалось не больше восьми лѣтъ. Нищая съ удивленіемъ посмотрѣла на благотворительнаго малютку въ чистомъ синемъ камзольчикѣ и не прятала кошелька, очевидно думая, что деньги не принадлежатъ мальчику, или что онъ самъ не соображаетъ, что дѣлаетъ. Но синьоръ Бальзамо очень важно замѣтилъ:

— Не безпокойтесь, это мои деньги, и сейчасъ онѣ мнѣ не нужны. Я буду очень радъ, если онѣ вамъ пригодятся.

Женщина разразилась благословеньями и поцѣловала руку Іосифу, которую тотъ не отдернулъ, но, наоборотъ, очень охотно, повидимому, подставилъ для поцѣлуя. Затѣмъ онъ, не спѣша, повернулся и хотѣлъ-было уже отправиться домой, какъ вдругъ увидѣлъ, что его благодѣяніе не осталось безъ свидѣтелей. У сосѣдняго дома стоялъ высокій молодой человѣкъ въ сѣромъ плащѣ и внимательно смотрѣлъ на Іосифа. Самъ мальчикъ не понималъ, что заставило его подойти къ незнакомцу и почтительно приподнять треуголку. Тотъ улыбнулся, но продолжалъ молчать и не двигаться. Остановился и Іосифъ. Наконецъ, человѣкъ въ сѣромъ плащѣ взялъ Іосифа за руку и спросилъ какъ-то странно:

— Хотѣлъ бы ты имѣть такой домъ?

Мальчикъ не любилъ, когда посторонніе говорили съ нимъ на «ты» и притомъ совсѣмъ не былъ подготовленъ къ такому вопросу; поэтому онъ промолчалъ и только перевелъ глаза на розовое зданіе. Незнакомедъ продолжалъ:

— Но насколько прекраснЬе выстроить такой домъ, нежели владѣть имъ.

Мальчикъ все молчалъ.

— Какъ хорошо бы выстроить прекрасный свѣтлый домъ, который вмѣстилъ бы всѣхъ людей, и гдѣ всѣ были бы счастливы.

— Дома строятъ каменщики!

— Да, дитя мое, дома строятъ каменщики. Запомни, что я тебѣ скажу, но забудь мое лицо.

При этомъ незнакомецъ наклонился къ Іосифу, какъ-будто именно для того, чтобы тотъ его лучше разсмотрѣлъ. Лицо его было прекрасно, и мальчикъ какъ бы впервые понялъ что есть лица обыкновенныя, уродливыя и красивыя. Молодой человѣкъ пробормоталъ:

— Какъ ни таращь свои глаза, все равно ты позабудешь, чего тебѣ не нужно помнить!

Потомъ выпрямился и началъ нѣсколько торжественно:

— Іосифъ, у тебя доброе сердце и славная голова, смѣлый характеръ и веселый нравъ. Я не говорю о другихъ дарахъ. Никогда не употребляй ихъ во зло другимъ и для достиженія мелкихъ, ничего не стоющихъ выгодъ. Будь разсчетливымъ купцомъ, въ этомъ я согласенъ, пожалуй, съ твоимъ батюшкой, потому что злодѣство, въ концѣ концовъ, есть вещь невыгодная для самого злодѣя и ни къ чему доброму не приводитъ. У тебя же большой, огромный путь! Ты даже самъ не предполагаешь, какая участь тебѣ готовится.

Мальчикъ вдругъ замѣтилъ:

— Нужно много учиться!

— Да. Ты будешь учиться, но никогда не забывай двухъ самыхъ вѣрныхъ учителей.

Тутъ онъ положилъ одну свою руку на сердце Іосифа, другую поднялъ къ небу.

— Это — природа и чистое сердце. Они тебя научатъ вѣрнѣе и лучше многихъ книгъ!

Молодой человѣкъ поцѣловалъ мальчика и быстро ушелъ, а Іосифъ никому не разсказывалъ о своей встрѣчѣ, но когда старался вспомнить лицо незнакомца, то никакъ не могъ воспроизвести въ своей памяти его черты. Осталось впечатлѣніе только чего-то необыкновенно прекраснаго и милостиваго. И потомъ еще Іосифъ былъ увѣренъ, что всегда узналъ бы этого человѣка, гдѣ бы и когда бы онъ ни встрѣтился еще разъ.

Нѣсколько странно, что у Іосифа послѣ этого случая появилась и быстро стала развиваться повышенная религіозность. Онъ не пропускалъ ни одной службы и, наконецъ, попросился у родителей въ монастырь «маленькихъ братцевъ», находившійся неподалеку отъ ихъ дома. Такъ какъ Іосифъ не высказывалъ желанья постригаться, а хотѣлъ только жить въ монастырѣ, гдѣ жило на такихъ же условіяхъ еще нѣсколько мальчиковъ и молодыхъ людей, то супруги Бальзамо его отпустили, тѣмъ болѣе, что Феличе помнила про возможность для ея сына сдѣлаться кардиналомъ, а Пьетро разсуждалъ такъ, что все равно, гдѣ учиться, лишь бы учиться, а изъ монастыря онъ можетъ взять обратно Іосифа въ любую минуту, когда тотъ понадобится.

3

Іосифъ учился довольно прилеягно, особенно пристрастившись къ химіи и такъ называемымъ тайнымъ наукамъ, въ которыхъ былъ достаточно опытенъ братъ Пуццо, предложившій молодому Бальзамо отправиться съ нимъ на островъ Мальту. Іосифу было уже двадцать три года, а онъ не только ходилъ еще, къ огорченью своихъ родителей, холостымъ, но даже не имѣлъ, повидимому, никакихъ любовныхъ связей. Въ городѣ по этому поводу были разные невѣрные и смѣшные слухи, но у «маленькихъ братцевъ» знали навѣрное, что Іосифъ ведетъ себя цѣломудренно, отдавая все время, остававшееся отъ занятій, прогулкамъ за городомъ и простымъ играмъ.

Вмѣстѣ съ Іосифомъ и братомъ Пудцо на Мальту отправился еще кавалеръ д’Аквино, старинный еще знакомецъ добраго монаха, очень скоро подружившійся съ молодымъ Бальзамо, несмотря на разницу въ лѣтахъ. Кавалеру о ту пору было лѣтъ подъ сорокъ; онъ имѣлъ мягкія, вкрадчивыя манеры, пріятный голосъ, интересовался тайнами природы, магнетизмомъ, велъ замкнутый образъ жизни и считался человѣкомъ очень богатымъ. Къ Іосифу онъ отнесся такъ, какъ-будто тотъ былъ ему кѣмъ-нибудь заранѣе рекомендованъ съ самой лучшей стороны. Іосифа это не удивдяло, такъ какъ онъ былъ нѣсколько легкомысленъ и принималъ ласковое обращеніе какъ нѣчто должное. Впрочемъ, кавалеръ былъ, повидимому, такимъ добрымъ и достойнымъ человѣкомъ, что могъ бы пріобрѣсти довѣріе кого угодно, не только двадцати-трехлѣтняго юноши, не видавшаго ничего на свѣтѢ, кромѣ своего Палермо.

Іосифъ отправился въ путешествіе въ свѣтскомъ платьѣ, при чемъ кавалеръ настоялъ, чтобы онъ принялъ отъ него извѣстную сумму денегъ какъ прибавку къ ассигнованнымъ ему на обмундированіе отъ родителей, и одѣлся, не торгуясь и не соблодая излишней экономіи.

Бальзамо обрадовался неожиданному подарку, такъ какъ отличался пристрастіемъ къ щегольству, хотя часто ходилъ небрежно и даже неряшливо одѣтымъ.

Родители сердечно простились съ сыномъ, и самъ онъ отъ души прослезился, махая платкомъ и смотря, какъ все уменьшался гористый берегъ, и все туманнѣе становился родимый городъ. Но долго ли можетъ грустить молодой человѣкъ съ живымъ характеромъ, любопытнымъ умомъ и легкимъ сердцемъ, впервые отправляясь въ далекое плаванье, особенно, когда онъ увѣренъ, что не только жизнь и продовольствіе, но и извѣстныя развлеченія обезпечены ему кошелькомъ преданнаго и состоятельнаго друга?

Конечно, островъ Мальта и образъ жизни рыцарей не очень подходили человѣку, ищущему веселаго времяпровожденья, и больше напоминаютъ мѣсто, куда ѣздятъ поучаться и брать примѣръ строгой и духовной жизни, но такъ какъ Іосифъ, повторяю, ничего еще не видѣлъ и, кромѣ того, имѣлъ искрениее и сильное влеченіе къ занятіямъ, то онъ очень радовался и интересовался всѣмъ устройствомъ и жизнью ордена и завелъ много знакомствъ, насколько пріятныхъ и поучительныхъ, иастолько и могущихъ быть полезными впослѣдствіи. Кавалеръ д’Аквино, вѣроятно, принимая въ соображеніе молодость своего сиутника и боясь, чтобы онъ все-таки не соскучился, на рыцарскомъ островѣ, преддожилъ ему проѣхаться въ Испанію, на что Іосифъ, конечно, съ радостью и согласился. Братъ же Пуццо остался на Мальтѣ. ...