Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Мирча Элиаде Пелерина
I
Он приметил его издалека — по той же короткой допотопной пелерине с двумя симметричными заплатками на плечах, вызывающе нашитыми как бы вместо эполет. Теперь-то Пантелимон знал, что такой формы — пелерина с эполетами — в румынской армии не было. «По крайней мере в этом веке, — заверил его Ульеру. — Разве что в далеком прошлом, в какую-нибудь там феодальную эпоху… — И после короткого молчания продолжил: — Вот если бы доказать, что заплаты на самом деле прикрывают следы эполет, — доказать, как положено, по науке, современными методами, тогда, конечно… — Он еще помолчал, буравя Пантелимона взглядом. — Вы давно знакомы?» — «Давно? Да я вообще с ним незнаком. Понятия не имею, кто это такой и как его фамилия. Я вам доложил, потому что мне бросились в глаза заплатки. Я же говорю: пришиты точь-в-точь где эполеты…» — «Подозрительно, — кивнул Ульеру. — И если доказать как следует, по науке, это было бы весьма и весьма. Понимаешь почему?..» Пантелимон озадаченно пожал плечами. «Нет, — признался он, — не понимаю». — «Да потому что тогда пелерина наверняка краденая. Из музея вооруженных сил… Так незнакомы, говоришь?..» — протянул он раздумчиво. «Я и видел-то его всего раз, у большого продуктового на Мэтэсарь, вход Б. Он выходил, я входил. Шел за колбасой». …На этот раз Пантелимон замедлил шаг, чтобы получше разглядеть пелерину. Нет, он не ошибся: заплаты, выкроенные по мерке эполет, красовались на подобающем им месте. То ли его пристрастный взгляд, то ли невольная улыбка подействовали на старого человека в пелерине поощряюще, потому что он вдруг остановился. — Простите, пожалуйста, вы не подскажете, который сейчас год? — Девятнадцатое мая, — машинально ответил Пантелимон. — Ах нет, вы меня не поняли. Что девятнадцатое мая, это я знаю. А вот год? Год какой сейчас? Пантелимон слегка посторонился, пропуская женщину с ребенком. — Шестьдесят девятый, — пробормотал он. — Девятнадцатое мая тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. — Так я и думал! — воскликнул старик. — Позволю себе даже сказать, что был уверен: шестьдесят девятый. И тем не менее некоторые придерживаются другой точки зрения. Представьте: есть люди, которые утверждают, что сейчас — шестьдесят шестой! И не только люди — газеты! Я прочел их внимательнейшим образом и вынужден признать: газеты действительно были за март, апрель и май шестьдесят шестого года. — Не понял, — сказал Пантелимон с кривой улыбкой. — Вы уж мне поверьте, — продолжал старик, как-то особенно молодцевато встряхивая своей пелериной. — Я человек серьезный, здравомыслящий. Но перед лицом фактов, то бишь газет, я был вынужден склониться… — Да каких газет? — недоумевал Пантелимон. — Наша самая популярная газета, «Скынтейя»[1]. Я начинаю с нее день. Сегодняшний утренний номер прочел от заголовка до телефона редакции. — Ну и что? — Пантелимон занервничал, видя, что вокруг них собирается народ. — Я тоже прочел и тоже не пропустил ни строчки. — Положим. Но газета, о которой я говорю, свидетельствует, что сейчас идет май шестьдесят шестого года! — Старый номер небось попался, — вступил в разговор парень в берете, натянутом до бровей. — Видите ли… — собрался ответить старик, снова встряхнувши пелериной так, будто хотел собрать все складки на спине. — В чем дело? — вмешался кто-то, дымя сигаретой и протискиваясь поближе к Пантелимону. — Вот тут товарищ утверждает, что сейчас шестьдесят шестой год… — Прошу прощенья, товарищ, я этого не утверждал. Я только позволил себе спросить, какой сейчас год. А точнее: я хотел убедиться, что не ошибаюсь, считая, что год сейчас — шестьдесят девятый, хотя… — Хотя что? Спрашивающий вынул изо рта сигарету, и в его голосе зазвучал металл. — Хотя, повторяю, газета, которую я читал не далее как сегодня утром, свежая «Скынтейя», была датирована девятнадцатым мая шестьдесят шестого года. И такое не первый раз. Три дня назад и два раза на прошлой неделе, и еще раньше, весь апрель, номера «Скынтейи», которые я вынимал из ящика, были шестьдесят шестого года… — Бывает, — сказали в толпе. — У меня приятель в Слатине, он мне тоже такие показывал, я их видел собственными глазами. Свеженькая «Скынтейя», и вся — шестьдесят шестого года. — Провинция, — заметили в ответ. — Слатина — красивый город, но провинция есть провинция… Вокруг захихикали. Пантелимон почувствовал на плече чью-то руку и обернулся. Старик улыбался ему со значением. — Неплохо бы и вам поспешить в Слатину, — сказал он. — Может быть, вы снова окажетесь в шестьдесят шестом году, и тогда… Но, уколовшись о взгляд Пантелимона, который жадно затягивался сигаретой, конфузливо смолк. — Что вам неймется! — сквозь зубы процедил Пантелимон, давя каблуком окурок. — Дурью маетесь. Занялись бы лучше делом…II
Когда полчаса спустя он выходил из магазина, от стены отделился человек. — Ну, Пантелимон, давно знаком с Зеведеем? Пантелимон тяжело сглотнул и переложил сверток в другую руку. — Вообще незнаком. И понятия не имел, что его фамилия Зеведей. Он мне попадался пару раз на глаза, и я обратил внимание: пелерина, да еще с заплатами на месте эполет. А шеф, товарищ Ульеру, говорит: в румынской армии пелерин с эполетами не было. Поэтому подозрительно… Разве что в эпоху феодализма… — Ты это брось с эпохой феодализма, — обрезал его человек. — Ты говори, почему подозрительно. — Потому что, как говорит товарищ Ульеру, если бы можно было доказать по-научному, каким-нибудь методом, — если б доказать, что заплатки пришиты на месте эполет, тогда, значит, пелерина наверняка краденая. Из музея вооруженных сил. — Ты мне лапшу на уши не вешай, — оборвал его человек, доставая пачку сигарет. — Еще музей вооруженных сил приплел… Давно знаком с Зеведеем? Пантелимон поиграл свертком, но тут же опамятовался и прислонился к стене. — Я же говорю: знаком полчаса. Шел в магазин за колбасой, а он меня остановил и спрашивает: «Простите, пожалуйста, вы не подскажете, который сейчас год?» А я ему… — Пантелимон мотнул головой и усмехнулся. — Я не понял, я думал, он спрашивает, какое сегодня число, и ответил: девятнадцатое мая. А он мне: нет, говорит, что девятнадцатое мая, это я знаю. А год? Который сейчас год?.. — Который сейчас год… — повторил человек с ухмылкой. — И ты ничего не заподозрил? Пантелимон вжался в стену. — Я подумал, что он или не в своем уме, или… — Или — что? Ты к чему клонишь? Тебе кажется, дело нечисто? Пахнет аферой — это ты хочешь сказать? — Ну, в общем, вроде этого, а может… в общем, вы лучше меня понимаете, что я хочу сказать. Человек снова ухмыльнулся и не спеша сунул в рот сигарету. — Но почему шестьдесят шестой? — спросил он с внезапным, строгим прищуром. — Тебе не показалось подозрительным, что Зеведей напирал на шестьдесят шестой, а не на какой-нибудь другой год, к примеру на пятьдесят шестой или шестидесятый? — Нет, — оробев, признался Пантелимон. — Вот когда вы мне это сейчас подсказали, я тоже вижу: подозрительно. Потому как, в самом деле, почему шестьдесят шестой? Человек рассмеялся. — Вы нас за дураков-то не считайте, товарищ. Пантелимон побледнел и залепетал с жалкой улыбкой: — Я? Как я могу вас считать за… за кого вы говорите? Да я… ...Все права на текст принадлежат автору: Мирча Элиаде.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.