Александр Афанасьев Отягощенные злом. Разновидности зла

© Афанасьев А., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

* * *

Мы пилигримы, господин. Под вековечным небом

Единственный мы держим путь средь всех путей земных —

За гребень голубой горы, покрытой белым снегом,

Через моря в пустыне волн – то ласковых, то злых.

В пещере неприступной там, на неподкупном троне,

Всевидящ и безмерно мудр, живет пророк святой.

Все тайны жизни он лишь тем доверчиво откроет,

Кто устремился в Самарканд дорогой Золотой.

Приятен караванный путь, когда пески остынут.

Огромны тени. Даль зовет. Колодцы – за спиной.

И колокольчики звенят сквозь тишину пустыни

Вдоль той, ведущей в Самарканд, дороги Золотой.

Мы странствуем по всей земле не только для торговли.

Нас в путь огонь сердец влечет под солнцем и звездой.

К познанью Вечности вершим мы странствие благое

В священный город Самарканд дорогой Золотой.

Джеймс Элрой Флекер

«Золотое путешествие в Самарканд»

Полковое стихотворение Двадцать второго полка САС

14 сентября 2012 года Афганистан, Кабул Лойя Джирга

Время разбрасывать камни и время собирать их…

Государство Афганистан, павшее в пламени междоусобной войны несколько лет назад, покорилось силе русского оружия как-то незаметно. Все изменилось буквально за несколько дней – в одну из ночей над Кабулом появились русские самолеты, а уже утром изумленные афганцы узнали, что теперь они живут в протекторате Афганистан и являются подданными Белого Царя, о котором много говорили на базарах. Некогда непобедимые британцы бежали быстро и растерянно: праправнук Кутузова, генерал граф Апраксин стремительным ударом в неожиданном направлении пробил непрочную британскую оборону и бросил в тылы моторизованные части. Паника была всеобъемлющей: русских остановили только в двадцати километрах от Карачи при поддержке авиагруппы с авианосца «Герцог Мальборо»^[1]. Британия терпела поражение в этой стремительной и жестокой войне, и то, что происходило в британской Индии, было вовсе даже не катастрофой, если сравнить с тем, что происходило в метрополии. Убит монарх, погибло больше половины офицеров Имперского генерального штаба, был дан сигнал о неизбежности вторжения, и британцы готовились встретить подходящую с востока объединенную армаду русского Флота Атлантического океана и германского Флота открытого моря, в которой должно было быть то ли шесть, то ли семь авианосцев и два десятка крупных кораблей с десантом.

Но вместо этого было Бисмаркское урегулирование, и генерал граф Апраксин вынужден был переквалифицироваться из полководца в хозяйственника, будучи назначенным генерал-губернатором новообразованного протектората Афганистан и получив чин фельдмаршала русской армии. Протекторат этот, кстати, едва ли не на четверть увеличил свою территорию за счет территорий, присоединенных к нему, точнее возвращенных по условиям «урегулирования Дюранда»^[2]. Он оказался полновластным властителем (с изъятиями, конечно, предусмотренными актом об учреждении протектората) тридцати миллионов человеческих душ, многие из которых были голодны, обозлены и привыкли нарушать законы с той же легкостью, как пьяница опрокидывает стакан вина. Хуже того – пуштуны привыкли к разбою, потому что именно это служило основным занятием многих из них на протяжении веков – ибо земля, на которой они жили, была скупа на урожай. Готового рецепта, как поступать в таком случае, не было, однако у теперь уже фельдмаршала Апраксина имелись честь, совесть, добронамеренность и желание хоть что-то сделать для этого гордого и, в сущности, не такого плохого народа. С чем он и приступил к исполнению обязанностей генерал-губернатора и протектора Афганистана.

Город Кабул, столица не признанного половиной государств мира протектората Афганистан, который мог стать Королевством Афганистан уже в недалеком будущем, пробудился ото сна еще до рассвета. Солнце еще не поднялось над горами, охранявшими древний город со всех сторон, подобно каменным стражам, а по улицам уже катили свои огромные телеги весело перекрикивающиеся о чем-то своем хазарейцы, дымились сотни земляных печей, в которых хозяйки готовили первый завтрак для семьи, и на минарет уже поднимался азанчи, чтобы своим мелодичным азаном возвестить правоверным о необходимости поблагодарить Всевышнего за начало нового дня и пробуждение ото сна, который, как известно, сродни смерти^[3].

В высоком красивом дворце, расположенном на возвышении, на холме, с которого виден весь Кабул – дворец, кстати, назывался «Топаи Таджбек», – от тревожного, нехорошего сна проснулся человек. Этот человек еще не перешагнул порог своего пятидесятилетия, но в его волосах уже пробивалась седина, а виски были седыми полностью. Еще за последние месяцы у него появились морщины между глаз – так, по крайней мере, говорила его супруга, которая приехала на место службы мужа и привезла детей, на что решилась бы далеко не каждая. Но они были вместе уже двадцать четыре года, и слова «пока смерть не разлучит нас» не были пустым звуком ни для нее, ни для него.

Человек прислушался. Было тихо – лишь рядом мерно посапывала во сне Ольга.

Он осторожно, стараясь не шелохнуть кровать, протянул руку, взял со столика будильник, посмотрел. Пять часов по Кабулу. Надо бы еще поспать, но уже не уснешь…

Он аккуратно встал с кровати, сунул ноги в тапочки. Стараясь ступать как можно тише, пошел к двери…

– Не уходи!

Он обернулся как от выстрела. Жена сидела в кровати и смотрела на него своими зелеными, ведьмиными глазами. Собственно говоря, эти глаза и привлекли молоденького лейтенанта на балу много лет назад.

– Спи. Еще рано.

– Володя, не уходи! Не надо!

В голосе женщины плескался страх.

Он подошел к кровати, взял руку жены и поднес ее к губам.

– Спи. Все нормально.

– Нет! Нет, не все!

– О чем ты?

– Я опять видела! Опять…

Господи…

– Перестань. Это всего лишь сон.

– Нет, Володя, нет! Ты знаешь, у меня бабушка… умела! Это не просто сон! Ты опять там… падаешь с коня!

Цыганская кровь говорит…

– Господи, здесь нет коней. Я поеду на машине… упасть мне грозит только вечером, если я напьюсь во время банкета.

– Нет! Послушай меня… тебе нельзя сегодня идти!

– Но я должен, ведьма ты моя. Это же Лойя Джирга. Все соберутся. Я должен там быть, чтобы зачитать приветствие от Его Величества.

Рука жены бессильно опустилась на роскошное покрывало.

– Не переживай. Все будет нормально.

– Да… – безразлично отозвалась она.

Чтобы хоть немного ее успокоить, он достал кобуру с подарочным от Его Величества «орлом». Он редко делал это, понимал – если перебьют всю охрану, то никакой пистолет не поможет. Но все равно…

Она безразлично наблюдала за его действиями.

– Я пошел. Что тебе привезти?

– Что хочешь…

Черт…

Он вышел в коридор – как был в халате и тапочках. Стоявший на посту лейб-гвардеец вытянулся, отдал честь.

– Господин фельдмаршал!

Настроение было ни к черту.

– Как наш гость? Спит?

– Так точно. Прикажете будить?

– Нет, нет. Не вздумайте! Я в кабинет. Извольте – завтрак в семь ноль-ноль. Как обычно.

– Слушаюсь! – Гвардеец заговорил что-то в рацию.

Фельдмаршал, граф Апраксин – звание присвоил Государь именным указом, в нарушение порядка производства – отпер ключом, который носил всегда на шее на цепочке, дверь кабинета. Тут хранились нужные бумаги и форма, он никогда не переодевался в спальне при жене. Провел ладонью над нужным местом на косяке, отключая сигнализацию.

Надо было переодеваться, но переодеваться не хотелось. Прямо так, в халате фельдмаршал сел в кресло, которое привез сюда, в чужую страну, из своего дома. Задумался…

Сегодня – Лойя Джирга. В столице страны – большая часть шейхов и амиров племен, в том числе впервые – с той стороны границы, до этого они юридически не относились к Афганистану. Учитывая, с какими буйными и своенравными людьми приходится иметь дело, проблем не избежать…

Другое дело – проблемы как раз сыграют и в плюс. Дело в том, что многие шейхи и эмиры не могли согласиться, что королем станет один из них, это казалось несправедливым. А вот если королем Афганистана станет Белый Царь, о котором хорошо говорят на базарах и воины которого разбили и унизили британскую армию, – вот это будет решением, не унижающим и не оскорбляющим никого. Такое решение проговаривалось при личных встречах, неторопливо и осторожно – собственно, вопрос о будущем государственном устройстве Афганистана поднялся с самых первых дней присутствия. На словах решение было найдено – оставалось узаконить его.

Конечно же, будут против Дуррани. Это племя пуштунского народа, родом из джелалабадских гор, сто с лишним лет было у власти. Во время последней войны британцы победили и унизили их. И если в тайной, террористической войне они ничего не могли противопоставить пуштунам – они унизили их, сделав афганским королем полукровку Гази-Шаха. Так Дуррани потеряли власть.

Они попробуют собрать коалицию. Но против них будут многие. Главными против них будут представители племени Сулейманхейль, их давние конкуренты. Вряд ли обрадуются претензиям Дуррани на власть и Гильзаи, а они тоже имеют немалое представительство. И вряд ли обрадуются представители новых племен, такие как Африди и Шинвари, которые впервые присутствуют на всеафганской Лойя Джирге. Эти будут поддерживать Белого Царя сознательно – как гаранта единства афганского народа. Никому не хочется, чтобы англичане снова забрали свое, тем более что оно им никакое не свое вовсе.

Только бы большинство пуштунских вождей стали на их сторону. Афганистан практически невозможно покорить силой, это познало немало великих завоевателей прошлого. Но здесь можно обо всем договориться. Территории к востоку от линии Дюранда будут козырной картой – никто не захочет их лишиться, и все понимают, что Британия их отдаст Российской империи, но не Афганистану, Афганистан и афганцы для Британии ничто. И многие пойдут на то, чтобы принести клятву верности Белому Царю – взамен на то, чтобы территории, где живут их братья, остались в составе нового, большого Афганистана.

Проблема в Афганистане в том, что эта страна, по сути, никогда не была единой, это был конгломерат племен, многие из которых признавали кабульскую власть лишь формально, получая взамен включенность вождей племен в некие почетные консультативные органы. И это – не изменить, наверное, даже за поколение.

Покорение Кавказа шло на протяжении жизни двух поколений. Генерал понимал, что на Афганистан может уйти не меньше времени.

Как и все дворяне, граф был разносторонне образованным человеком – он, например, в совершенстве знал английский, французский, немецкий, арабский^[4], выписывал газеты и литературу на всех этих языках и читал ее. В журнале Foreign affairs глаз запнулся за одну знаковую фразу, которую он запомнил наизусть. Демократия – это не когда проходят честные выборы, а когда после выборов соблюдаются права проигравших. Граф немного поразмыслил и решил, что если эту фразу понимать немного расширенно, то получится одно из ключевых отличий мира цивилизованного от мира нецивилизованного. Действительно, в мире цивилизованном после проигрыша, и неважно чего: выборов, религиозного спора, энной суммы денег в карты – выигравший не пытается уничтожить проигравшего. Они просто расходятся, чтобы встретиться, возможно, вновь в будущем. Они действуют в рамках игры, в рамках правил, не покушаясь друг на друга. В мире нецивилизованном кто-то обязательно хватается за автомат – причем это может быть как выигравшая, так и проигравшая сторона. Выигравшая – чтобы лишить противника шансов на реванш и предупредить возможную месть. Проигравшая – чтобы переиграть партию уже с автоматом Калашникова в руках. И Афганистан в таком случае относится к явно нецивилизованным странам. Граф понимал, что если даже собрать конституционное большинство в Лойя Джирге – а это две трети, – то оставшаяся одна треть никогда не смирится с проигрышем. И этого будет достаточно, чтобы началась гражданская война.

Но если стремиться собрать абсолютное, стопроцентное большинство – Лойя Джирге ни к чему не придет никогда. Просто потому, что, если вождя каждого афганского племени спросить, кто, по его мнению, достоин править Афганистаном, он ответит – я. А так как Афганистан один, удовлетворить запросы всех племен совершенно невозможно. Тем более что надвигается еще один раскол. Афганцы больше ста лет жаждали воссоединиться с пуштунами, которых отрезала от Афганистана линия Дюранда. Теперь же, когда объединение состоялось, коренные пуштуны крайне негативно отнеслись к амбициям новообретенных братьев, особенно к амбициям племени Африди. Вот тебе и еще один раскол – «коренные» против «понаехавших».

Так что единственным выходом из ситуации, по мнению генерала, было установление в Афганистане власти Его Императорского Величества Николая Третьего Романова…

Если королем Афганистана будет один из вождей племен, начнется все то, что было и до прихода англичан. Став королем, он рассует по всем своим постам своих родственников и соплеменников, потому что это требует принцип «нанга», единства со своим племенем. Если он не сделает этого, он будет «бинанга», то есть подлецом. И в таком случае он потеряет связь со своим племенем, его не будет уважать и поддерживать свое племя, не будут уважать и поддерживать чужие – как поддерживать подлеца? Обнаглевшие и малограмотные представители победившего племени начнут угнетать другие племена просто потому, что власть в Афганистане берется именно для этого. А проигравшие племена возьмутся за оружие. И ни о какой нормальной сменяемости власти нельзя будет говорить – да и зачем она здесь, сменяемость власти? Пограбил сам – дай другим пограбить, так, что ли?

А вот если королем Афганистана станет русский Император – дело совсем другое.

Наличие русского на высшем посту парадоксальным образом не делает проигравшими никого, потому что главное, это чтобы не выиграли другие. Русские находятся вне межплеменных разборок, поэтому и спроса с них никакого нет. Они просто здесь чужие. Опыт Кавказа, Турции, арабского Востока времен замирения показывает, что русских ненавидят, но в то же время предпочитают за правосудием идти к русским. Потому что знают и верят: русский судья будет рассматривать дело беспристрастно, в то же время от «своего» правды не дождешься, он будет судить не по закону, а в соответствии с межплеменными отношениями.

Англичане тоже приходили сюда со своей правдой, правда несколько с другой. Они приходили сюда как оккупанты, в то время как русские приходят как хозяева. В Индии британский новобранец в индийской армии сразу получал звание майора, в то время как пределом званий для индуса было звание капитана – считалось и считается, что англичанин не может подчиняться индусу. В то же время сын имама Шамиля, лидера кавказского сопротивления, стал полковником русской армии. Именно поэтому на Кавказе сейчас порядок, а вот в Индии порядком и не пахнет. Права подданных Российской империи, бесплатные школы, возможность для воинственных и амбициозных горцев делать карьеру в русской армии – вот что мог предложить генерал Апраксин в обмен на переход в подданство Белого Царя. Конечно, взрослые не смогут стать полноправными подданными вследствие недостаточности образования, но вот дети, отучившиеся в русских школах, получат полные права.

Не в последнюю очередь за подданство России будет говорить то, что многие афганцы, которым удалось побывать в Империи, из уст в уста передают истории про город, где воды столько, что по ней ездят, как по дорогам, про богато живущих людей с белой кожей и про Белого Царя, справедливого и мудрого, который не притесняет и не угнетает свой народ, не рассылает по своей стране орд боевиков, не терпит на своей земле англизов и не торгует дурманом.

Что же касается экономики – ситуация в Афганистане сейчас настолько плоха, что ухудшить ее практически невозможно. Само по себе прекращение сопротивления, прекращение террористических актов, британских бомбежек уже будет способствовать росту благосостояния людей. Введение в обиход твердой валюты, позволяющей делать накопления, прекращение поборов с купцов, сокращение разбоев на дороге – все это могло довольно быстро оживить местную экономику и способствовать тому, чтобы люди могли прокормить сами себя хотя бы на минимальном уровне. Конечно, это не Персия, где до махдистского мятежа была высокоразвитая промышленность, но этим и проще: восстанавливать почти нечего. Если не считать заброшенной англичанами добывающей промышленности. Если что-то и строить, то строить с нуля.

Граф задумывался о струннике Юницкого. Передовая технология скоростной транспортировки грузов, возможно и людей, получила в Российской империи очень ограниченное распространение. Прежде всего, потому, что уже были созданы мощнейшие железнодорожные компании, они вложили огромные деньги в инфраструктуру, привлекли деньги банков, а потому и банки и железнодорожники не были заинтересованы в конкурентах. Благодаря стратегической железной дороге удалось максимально сбить цены на трансграничные перевозки, поезд с шестиметровой колеей перевозил столько же груза, сколько и небольшой сухогруз, причем со скоростью в двести километров в час. А струнник надо было прокладывать. Поэтому струнник был широко распространен лишь в Заполярье, где прокладывать железнодорожную колею проблематично из-за низкой несущей способности грунтов, и кое-где в Сибири. Но вот здесь…

Длина железной дороги в Афганистане была равна примерно полутора километрам, это был путь в центре города, проложенный по указанию короля еще в двадцать первом году. На этом дело встало. Ветка имперской железной дороги идет почти по самой границе с Афганистаном, станции можно расширить и подготовить к приему грузов. Но вот дальше…

Старая дорога через Саланг со знаменитым тоннелем не справляется с грузопотоком уже сейчас, расширить ее невозможно. Строить железную дорогу через Саланг – безумие. Затраты просто невероятные, потребуются десятки мостов, тоннелей, инфраструктура будет крайне неустойчивой из-за возможных лавин и оползней. Но вот если провести гораздо более дешевый и быстро возводимый струнник Юницкого до Кабула, а потом и дальше – до Кандагара и Карачи…

Тогда удастся по-настоящему воссоздать Великий шелковый путь. Кабул превратится в город-базар, равно как и Джелалабад, как и Кандагар, русские товары будут закупать здесь купцы и контрабандисты как из Британской империи, так и из континентальной Японии. Британия уже не сможет без конкуренции поставлять в Индию свои плохие и дорогие товары, ей придется конкурировать с контрабандой русского происхождения – а это значит, что Британия не сможет быстро аккумулировать деньги на свое восстановление и выпадет из ряда великих держав. Плохо придется и континентальной Японии – хотя не так плохо, как Британии. Работу – строительство, торговля, охрана – получат большинство афганцев, впервые за все время существования своей страны. Конечным пунктом пути пока будет Карачи – город с населением в двадцать миллионов человек. Его Величество уже пожаловал Карачи такой же статус, как Одессе, – открытого торгового города. А это значит, что Карачи скоро будет азиатскими торговыми воротами Империи.

И все это упирается в сегодняшнюю Лойя Джиргу…

Фельдмаршал Апраксин быстро оделся. Пристегнул к поясу наградное, «анненское» оружие, которое он заработал в честной схватке с боевиками в Польше. Форма фельдмаршала русской армии не изменилась не протяжении веков и представляла собой узкий мундир-сюртук старого стиля с высоким красным воротником, белые, обтягивающие штаны, высокие кавалерийские сапоги, широкая, фиолетовая перевязь через плечо. Фельдмаршальский жезл, входивший в состав положенной формы, обязателен был лишь на Императорском Смотре, поэтому фельдмаршал не взял его с собой. Зато пристегнул справа то, чего фельдмаршалы русской армии обычно не носили: массивную кобуру с тяжелым автоматическим пистолетом «орел» ручной работы. Пистолет был отлажен, смазан, заряжен и поставлен на боевой взвод.

В полной парадной форме фельдмаршал вышел из своего кабинета. Стоящие на посту солдаты взяли «на караул».

Фельдмаршал прошел к лестнице, спустился по ней на первый этаж – именно там, в комнате, которую раньше занимала охрана, жил человек, с которыми они долгими-долгими вечерами спорили о судьбе и о будущем Афганистана.

Этому человеку только исполнилось сорок, но выглядел он на все пятьдесят с хвостиком: местная жизнь старит людей. Он был ниже ростом своего отца, но никто не смел отказать в уважении ему, шейху почти исчезнувшего племени. Большая часть его племени погибла, сгорела в атомном огне – это было еще одно преступление британцев на этой земле, – но он выжил, и выжили те, кто собрал под свое крыло разрозненные и разбитые англичанами остатки племенных ополчений. Благодаря помощи русским оружием и русскими деньгами, шейху Дархани удалось создать эффективную афганскую милицию, практически единственную в стране, которую боялись агрессивные исламисты и даже англичане. Это было единственное нерелигиозное и неплеменное вооруженное объединение, пуштунская милиция, которая имела в стране реальную силу. Опорной точкой этой милиции было ущелье Пяти Львов – Пандшер. Ни одному завоевателю ни в древности, ни сейчас не удалось завоевать это место. Никому. Никогда.

Этого человека нельзя было назвать русским агентом – русские не выдвигали таких требований, на тот момент им гораздо важнее было создать в стране антибританскую оппозицию. Этот человек до сих пор хранил снайперскую винтовку, подаренную ему русским офицером-советником. И он был за лучшее будущее для пуштунского народа, оставаясь при этом типичным пуштуном, с намусом и нангой. Именно с ним спорил вечерами фельдмаршал, вырабатывая в спорах аргументы, которые следовало применить в спорах с другими старейшинами.

Граф посмотрел на часы – чтобы не попасть на время первого намаза: нельзя отвлекать человека, когда он говорит с Богом, нужно уважать веру людей. Тем более, если это единственный человек, на которого хоть как-то можно положиться в этом бурлящем котле…

Граф постучал. Затем вошел.

Человек уже закончил намаз и убрал молитвенный коврик, саджаку, с глаз. И успел одеться. Он оделся как простой афганец – одежда их почти не изменилась с тех пор, как изобрели ткань машинной выработки – за исключением обуви: растоптанные чувяки сменила добротная армейская обувь, купленная на базаре или снятая с ноги убитого. В остальном… широкие штаны грубой ткани, рубаха с широкими рукавами, похожая на русскую, но не белая, а из грубой темной ткани, теплая безрукавка мехом вниз – ее носят все афганцы, даже в помещении. На голове – небольшая шапочка из овчины, паколь, подобно московской «боярке», только примитивнее. Часы на руке – для афганца один из символов успеха и одновременно приобщенности к ценностям цивилизованного мира. Здесь часы есть не у всех, даже у тех, кто может себе это позволить. Время здесь течет по-другому, неспешно, но и неумолимо.

Этот человек должен был получить в будущем правительстве пост министра по делам племен, и пост этот был, наверное, более важен, чем пост, скажем, премьер-министра. Потому что от племен зависит спокойствие в Афганистане, мир в Афганистане. От нескольких десятков племенных князьков со всеми их амбициями будет зависеть, будет мир или нет.

План мирного развития Афганистана, который они предложат Лойя Джирге, был разработан в этом дворце, он проговаривался долгими вечерами между этими двумя людьми, потом подключили еще небольшую группу востоковедов – специалистов по дари. В основе плана лежала широкая автономия, предоставляемая племенам, по типу казачьих войск на территории самой России. Каждое крупное племя, или племенная группа, получает свою землю, свою территорию, на которой живет как будто в отдельном государстве. В частности, племена получают право формировать местную полицию (фактически легализовать племенное ополчение, которое и так есть, и разоружить его невозможно) и племенной суд, где будут судить по законам племени. Племя получает право участвовать в переговорах в качестве стороны по разработке тех природных ископаемых, какие найдут на его территории, а также право взимать плату за проезд по дорогам, которые проходят по территории племени. Фактически это так и было, сделать с этим было ничего нельзя, оставалось только узаконить, введя в приемлемые рамки. Так, плата должна была устанавливаться не произвольно, а в соответствии с качеством и длиной дороги, а племя в обмен должно было гарантировать безопасный проход по дороге и отсутствие нападений боевиков-душманов. Душман – так в Афганистане назывались лихие люди, грабившие купеческие караваны. Во время британского присутствия британцы стали называть так тех, кто нападает на военные базы и караваны. Душманы были препятствием на пути установления нормальной жизни в Афганистане – и сделать что-то с этим могли только сами афганцы.

В обмен племена обязывались поставлять рекрутов в армию Белого Царя. Это не было принуждением, ситуация с армией в Афганистане была вот какой. В армии обычно служили представители только некоторых племен, остальные не давали рекрутов в армию вообще. Разобраться с этим вопросом должна была Лойя Джирга, но фельдмаршал Апраксин был уверен: рекруты все же будут. Как объяснил ему его афганский друг, рекрутов в армию будут поставлять прежде всего слабые племена, племена, у которых недостаточно земли и влияния. Армия в Афганистане – это социальный лифт, в армии хорошо кормят, бесплатно дают одежду, учат грамоте и учат воевать: по меркам афганца – это все равно что рай земной. Человек, отслуживший в армии даже солдатом, очень ценится, не говоря уж про унтер-офицера или офицера. И те племена, которые захотят изменить свой статус, будут давать своих сыновей в армию. Так что, если кто и не будет давать рекрутов, давить на это племя не стоит, нужно просто держать это на заметке. Еще Белый Царь печатает деньги (на это право покушений не должно было быть, деньги нужны были всем, и обеспеченные) и оставляет за собой право высшего судьи. Со вторым тоже не должно было быть проблем: племенные вожди понимали, что, если над ними не будет беспристрастного судьи, будет постоянно литься кровь.

Проблема была в том, что это все было совсем не то, что нужно Афганистану. Право же – фактически конфедерация с беспределом племенных вождей, многие из которых были отнюдь не лучших нравов, с консервацией отсталого племенного строя – это дорога, ведущая в никуда.

Нужно было время. Двадцать лет.

Троянским конем, как всегда, были школы. Вожди должны были согласиться на то, чтобы отдать детей племен в школы и не препятствовать открытию школ на территории своих племен. Это должно было изменить Афганистан.

Предложение могло пройти и без сопротивления. В Афганистане юноша, который умел читать, писать и считать, был отрадой семьи, потому что он мог поступить на государственную службу и стать королевским чиновником, мог пойти к крупному купцу писарем (то есть бухгалтером) или сам стать купцом, мог стать врачом или портным, наконец – он мог уехать из Афганистана в цивилизованную страну, найти там работу и посылать семье переводы. Другое дело – что каждая семья рада дать образование своему сыну, но вряд ли им понравится, если образованными будут все. И тем не менее – русская власть в лице графа Апраксина планировала настаивать на этом. Не сдавать этот рубеж ни за что.

Через двадцать лет грамотное поколение войдет в жизнь. Оно будет в основном жить в городах, работать на нормальной, требующей значительных знаний работе, многие уже в городах закончат полный гимназический курс образования и поступят на высшее образование. Они уже не потерпят над собой власти полуграмотных самодуров-царьков, они не будут подчиняться заскорузлым, покрытым пылью времен законам – они захотят жить в нормальной, цивилизованной стране. Женщины тоже захотят перемен – навряд ли какой-то афганской женщине нравится, что ее могут продать, как скотину, на базаре, могут убить просто так, ни за что, что у мужа может быть несколько жен.

И тогда снова начнется война, но в этой войне на их стороне будет больше половины населения Афганистана. И они одержат победу, на сей раз – окончательную победу…

– Что говорят пуштуны, начиная какое-нибудь важное дело? – спросил фельдмаршал Апраксин, глядя в глаза своего гостя.

– Они говорят, что для начала не мешало бы позавтракать…

Завтрак быстро накрыли в комнате, примыкающей к кухне, – смысла занимать обеденную залу не было. Завтрак был афганским, но богатым – с мясом. Мясо барашка, правда холодное, оставшееся после вчерашнего ужина. Зато лепешки и кислое молоко с зеленью – тоже примета богатства хозяина – свежие.

Супруга фельдмаршала Ольга к завтраку не вышла, и гость даже не подумал спросить, где она и что с ней. По меркам пуштунов, интересоваться у хозяина дома относительно его жены – любой вопрос, даже самый невинный, считается верхом бестактности.

– Почему вы на нашей стороне? – вдруг спросил фельдмаршал.

– Простите? – переспросил гость.

– Мы с вами довольно давно знаем друг друга. Вы не предатель, но вы понимаете, что после сегодняшнего многие сочтут вас предателем. Человеком, предавшим пуштунов, продавшим их Белому Царю. Но я не думаю, что вы лицемерны. Так почему вы на нашей стороне?

Гость вытер пальцы и рот салфеткой. Умение пользоваться салфетками и столовыми приборами выдавало в нем не совсем обычного афганца. Афганцы едят руками, максимум чем они умеют пользоваться – ножом, чтобы наколоть на него куски мяса. Еще некоторые племена переняли от русских обычай жарить мясо над огнем на стальных прутьях – правда, пережаривали.

Заданный хозяином дома вопрос был тоже бестактным – в Афганистане вообще не принято спрашивать что-либо «в лоб». Однако гость долгое время знал русских и знал, что они могут спрашивать и так – у них это считается нормальным, как и то, что хозяйка этого дома не носила даже платка и вступала с ним – посторонним мужчиной – в разговоры. Однако на вопрос надо было ответить – этого требовали и правила поведения в гостях, и понимание того, что русскому нужны какие-то гарантии, что он не переметнется на другую сторону. История Афганистана полна предательств, предать неверного здесь не позор, а доблесть…

– Вы знаете, что значит быть мужчиной? – вопросом на вопрос ответил афганец.

– Полагаю, что да, – ответил фельдмаршал.

– В Афганистане быть мужчиной – значит подчиняться требованиям кодекса поведения Пуштун-Валай, а также быть мусульманином. Именно так это было всегда. Именно так меня учил мой отец. – Афганец на секунду поднял глаза, воздавая должное ушедшему: – Долгие годы мы все – я, мои братья, другие люди моего племени – учились этому. Мы учились стрелять, воевать, убивать. Мы радовались, когда мусульмане нападали на неверных. Мы радовались, когда лилась кровь и когда мы лили ее сами. Мы считали, что мы живем правильно и нам нечему учиться у других народов – наоборот, это другим народам нужно постигать все благородство души, все мужество пуштунского воина. А потом прилетел самолет, и моего племени не стало. Почти всего моего племени не стало. Вы знаете об этом?

Фельдмаршал кивнул – он знал это. Еще одно преступление в длинной цепочке злодеяний, совершенных англичанами на этой земле и в других землях. Тем, кто вопиет об ужасах персидского замирения, о взрыве в Бендер-Аббасе, следовало бы изучить историю Афганистана. Когда англичанам потребовалось, они применили ядерное оружие не задумываясь, это было первое боевое применение ядерного оружия за последние тридцать с лишним лет – и они пошли на это без всяческих колебаний. А потом забыли об этом. У англичан есть одна неприятная черта – они забывают о том, что совершили, а потом нагло смотрят на тебя и говорят, что этого не делали. Или придумывают какие-то небылицы…

– …Так вот, эфенди, я тогда задумался – мы же живем на одной земле. Вы, англизы, пуштуны, хазарейцы – мы все живем на одной земле. Для того чтобы добраться до земель твоего народа отсюда – два дня пути на машине, эфенди. Но почему-то у проклятых англизов нашелся и самолет, и бомба, чтобы сжечь нас невидимым огнем, а у нас ничего этого не нашлось, понимаете?

Фельдмаршал снова кивнул.

– И тогда я посмотрел на то, как мы живем, эфенди, и сравнил с тем, как живут другие. У меня были русские друзья, я спрашивал их, как они живут. У каждого есть машина, а у нас это роскошь, у многих нет даже осла, потому что осла надо кормить, а нечем. У многих есть собственный дом, а у нас даже в Кабуле многие живут в земляных домах^[5], в норах, как крысы. Наконец, у вас есть такой же самолет и такая же бомба, как у англизов, и поэтому англизы десять раз подумают, прежде чем сунуться к вам. А ваша армия захватила Афганистан и прогнала англизов за три дня, сделав то, что мы не могли сделать сто лет. Те люди, которые будут потрясать оружием на Лойя Джирге и говорить хвалебные речи, и многие из них смелые люди и умелые воины, эфенди… но ни они, ни их отцы, ни отцы их отцов не смогли сделать то, что вы сделали за три дня.

И тогда я понял, эфенди, что мы не учителя, а ученики и что нам надо учиться жить, как и вы, чтобы никто больше не посягнул ни на наш народ, ни на нашу землю. Что Лойя Джирга, какие бы правильные слова в ней ни были сказаны, ничто против самолета и бомбы. И потому я решил, что мое племя и я будем служить Белому Царю. Потому что служить великому Царю лучше, чем жить в земляной яме и ждать, пока англизы опять придут.

Фельдмаршал кашлянул:

– Я… не могу говорить за Его Величество, вы должны это понимать, друг мой. Но… полагаю, если бы Его Величество слышал это, он сказал бы, что ему не нужна служба. Слуг и так достаточно… но слуга служит за деньги. А друг… друг – это не слуга. Каждый народ из тех, что живет в Империи, блюдет свои традиции, волен молиться своим богам и говорит на своем языке всякий раз, как захочет… – Фельдмаршал протянул руку. – Вот хлеб. У нас есть традиция: пожать друг другу руки над хлебом – означает крепкую дружбу навсегда. Давайте пожмем друг другу руки, а потом пойдем на Лойя Джиргу. И попытаемся что-то сделать хорошее для вашей страны и вашего народа – право же, они мало видели хорошего за всю их жизнь…

14 сентября 2012 года Афганистан, Кабул Северная часть города

Вопреки бытующему мнению – Афганистан до прихода русских знавал и хорошие времена. Шестидесятые… семидесятые… период относительного мира во всем мире за исключением Тихоокеанского региона. Страна была под британским влиянием, британская молодежь направлялась сюда «прочистить голову». Прочищали голову обычно с помощью конопли – в Афганистане было полно конопли, она росла на склонах гор, как сорняк, и сами афганцы курили ее, как другие курят табак. Право же, табак стоит денег, а тут – нарвал и кури. Выделывали тут и опиумный мак, мало кто знает, что опиумное молочко идет… точнее, шло на приготовление различных лекарств. Более того, до семьдесят третьего года любой врач с лицензией мог прописывать больным и кокаин и героин в качестве обезболивающего и успокоительного, таким образом, наркоман мог получать небольшие дозы легально.

Потому в шестидесятые годы едва ли не на каждой улице Кабула можно было встретить хиппи. Бородатые, нечесаные, от изобилия доступных наркотиков совершенно потерявшие понимание времени и пространства, они перемещались по городу как сонные мухи, покупали лепешки на базаре, пили из реки Кабул, из которой сами афганцы пить не осмеливались, валялись прямо на земле на туристических спальниках и исповедовали свободную любовь. Афганцы их не трогали, считая их почти что бидуна – святыми сумасшедшими, юродивыми. С тех пор прошло столько времени, что иногда казалось, будто вся планета изменилась. Компьютеры, Интернет. Но тут… тут не изменилось почти ничего. Кроме людей…

Старый, потрепанный «Фиат» – универсал, с большими круглыми глазами фар, его за это называли еще «лягушкой» – остановился на углу так называемого «британского района», укрепленного района на севере столицы страны, где жили британские специалисты. Район этот сильно отличался от обычной кабульской застройки, состоящей то из дорогих вилл, то из непередаваемого убожества лачуг. Британцы построили для персонала посольства, британской больницы, университета, дилера «Бритиш Моторс» и некоторых других органов и организаций, действующих в Кабуле, крепенькие бетонные четырехэтажки, примитивные, но при необходимости превращающиеся в бетонные бастионы. Четырехэтажки стояли правильными квадратами, в центре каждого такого квадрата была общественная зона – футбольное или волейбольное поле, к примеру. Его размеры были рассчитаны аккурат под посадку среднего транспортного вертолета типа «Вестминстер».

Сейчас британцы покинули этот район, и его обживали русские. Пока их было немного – большую их часть составляли врачи и корреспонденты. Ничего особо интересного здесь никто не ждал – открытого сопротивления русским не было, жизнь приходила в некую норму. Были здесь, конечно, и разведчики…

Молодой парень, с вытянутым лицом, разночинского вида, с очками в золотистого цвета оправе на большом носу, шмыгнул на переднее сиденье машины, рядом с водителем. На нем был армейский универсальный жилет, только вот переделанный под репортерские нужды, и с ним была серая, джинсовой ткани сумка под камеру. Была у него и аккредитационная карточка, подлинная и непросроченная, выданная присутствием^[6] генерал-губернатора. Последним штрихом, подтверждающим то, что он является журналистом, были ручка и карандаш в нагрудном кармане, оба дорогие, автоматические, в стальном корпусе.

– Салам алейкум, – поздоровался он, – я не опоздал?

Водитель ничего не ответил, только хмуро посмотрел на него и тронул машину с места.

«Фиат» покатился вниз… Дорога шла вниз под небольшим уклоном, чтобы выйти, в конце концов, на Майванд, главную транспортную артерию афганской столицы, ведущую из западных пригородов в Старый город на востоке, огороженный старинным забором с воротами, закрывающимися на ночь. Мимо катились бетонные заборы, оставшиеся еще от англичан, хазарейцы в своих деревянных сандалиях, натужно тянущие в гору свои неподъемные телеги, часто даже вдвоем – один тянет, другой толкает. Велосипеды… простые афганцы охотно покупали велосипеды, потому что велосипед не требует бензина, как машина, еды, как осел, и если даже на нем наехать на мину, то только поранит, но ногу, скорее всего, не оторвет. Те, кто побогаче, использовали мотоблоки, к которым пристегивали самодельные телеги, и везли товар, ведя мотоблок в поводу… Благотворительные организации поставляли мотоблоки в сельские районы, но там они ломались, да и бензина не было, а вот в городе были и мастера и бензин. Машин было мало, в основном – британские, семидесятых – начала восьмидесятых годов, разрисованные, как передвижные храмы. Было много женщин, закутанных в чадры… по утрам их бывало много, они шли на базар за покупками, и это было единственное, ради чего они могли выйти из дома без сопровождения мужчины. Много было и детей – они клянчили милостыню, бросаясь едва ли не под колеса. На фоне этого настоящими мастодонтами выглядели русские грузовики… русские караванщики до сих пор снабжали Афганистан всем необходимым, порой даже мукой, когда той не хватало. Угрюмые, носатые, высокой посадки, с колесами в рост подростка, кустарно бронированные автомобили казались реквизитами из фильмов об инопланетном вторжении. Оставалось только понять – на Землю или с Земли на другую планету…

Были и патрули на броневиках, но немного. Зато было больше, чем обычно, разукрашенных, с пулеметами пикапов, они стояли у дверей вилл, а заборы и стальные ворота этих вилл были разукрашены разноцветными лентами… причем сочетание цветов имело значение и обозначало то или иное племя. Это – многочисленные местные князьки и эмиры приехали на Лойя Джиргу, чтобы себя показать и на людей посмотреть. Еще больше родственников и членов племенных формирований ожидало во временных лагерях за чертой города – во избежание, так сказать, русские постановили, что вождь любого племени, большого или малого, может привести с собой только двадцать человек. Вожди подумали и, от греха, зная сами себя – согласились…

Журналист достал камеру, небольшую, полупрофессиональную, пишущую на карту памяти последнего поколения, емкостью в сто двадцать четыре гигабайта, и начал снимать, опустив окно машины. Водитель заметил это, молча дотянулся и вырвал камеру. Положил ее между сиденьями рядом с архаичной палкой переключения передач.

– Эй!

– Не то снимаешь…

Журналист обиженно замолчал, но ненадолго. Профессия журналиста предполагает толстую кожу – профессионального журналиста очень нелегко оскорбить…

– Меня Иосиф зовут. А тебя?

Водитель хмуро усмехнулся.

– Жид, что ли?

– Нет, русский.

– Ага. А я грузинский…

В водителе и в самом деле было что-то грузинское… черные вьющиеся волосы и нос, например. Впрочем, он мог быть и местным…

– Ты антисемит?

– Нет. Но кто вас любит…

Водитель снова цинично хмыкнул.

– Ну, кому надо, тот любит… – ответил журналист, – давно здесь работаешь?

– Давно…

Перед выездом на Майванд образовалась пробка – два кортежа не могли поделить дорогу. Водитель раздраженно нажал клаксон, который был тут не в центре ступицы, а на одном из отходящих от нее крыльев…

14 сентября 2012 года Афганистан, Кабул Бывшее здание МВД

Долгое время не удавалось подобрать подходящее место для проведения Лойя Джирги – не подходило ни посольство, ни «Арк» – городской королевский дворец, ни «Таджбек» – новый пригородный. В конце концов решили остановиться на имеющей довольно приличных размеров зал новостройке Министерства внутренних дел Афганистана, в самом центре города. Это было восьмиэтажное, массивное здание, чем-то напоминающее здание североамериканского посольства в Сайгоне. Напротив было здание «Радио и телевидение Афганистана» …

Несмотря на то что фельдмаршал Апраксин по своему чину имел закрепленный за ним вертолет, который мог совершить посадку на крышу здания министерства, он сам понимал, что использовать его не следует. Следует взять машину и приехать на машине как все. Афганцы – очень гордые люди, болезненно реагирующие на любую демонстрацию превосходства над ними… даже на то, что генерал-губернатор использует вертолет. Вертолет напоминал им о британцах и о том, кем они являлись сейчас – небольшим, но воинственным народцем, отставшим в развитии от цивилизованных стран примерно на сто пятьдесят лет. Пройдет время, и, как и в Багдаде, вертолет будет дорогим транспортным средством, которое может себе позволить каждый, имеющий деньги. Но пока тут так, и не стоит ломать все это через колено. Британцы уже попробовали…

И потому фельдмаршал Апраксин в сопровождении небольшой охраны вышел из своего бронированного автомобиля, точно так же, как до этого подобное делали шейхи и эмиры племен. Это напоминало синематографический фестиваль – девять ступенек, девять шагов, лестница, покрытая красным ковром. Вот только вместо ярко разрисованных рекламных перетяжек и полотнищ с названиями новых фильмов – простое, белое полотно, призванное перекрыть линию прицеливания снайперам, а вместо рукоплещущих фанатов – бородатые архаровцы с автоматами…

В холле Апраксин заметил шейха Абдуррахмана Рази, вождя племени Шинвари. Один из самых образованных людей на Джирге, знает восемь языков, правда половина из них – восточные. Шейх кивнул, давая понять, что нужно поговорить…

Фельдмаршал сделал знак, и охрана моментально отгородила своими телами место в углу. Лойя Джирга должна была вот-вот начаться, кабинета, чтобы нормально поговорить, не было…

– Да пребудет с вами Аллах, – начал шейх.

– И вас, да коснется милость его…

Шейх кивнул.

– Аллах щедр на милость, это верно. Но когда на свет появлялись некоторые из присутствующих, он был явно в гневе.

Фельдмаршал пожал плечами. Он знал, что это будет – несмотря на то что афганцы считались единым народом, междоусобная грызня не прекращалась ни на минуту…

– Вам судить. Вы лучше знаете всех здесь присутствующих…

– Например, вон тот негодяй Суруби… видите, вон тот, у него еще чалма хаджи^[7] – он очень богомольный человек, по-видимому, замаливает грехи. Аллах запретил кровосмешение, а он сожительствует со своей родной дочерью, и уже родился ребенок. Вон тот… Самед… он говорит, что у него степень по фикху, но его выгнали с третьего курса богословского факультета за то, что он любил маленьких мальчиков больше Аллаха, и про то знал весь Кабул. А вон и Абдалла… этот недавно отправил сына в Оксфорд… он и сам там учился. И чему его там научат хорошему для Афганистана, спрашивается…

– Уважаемый… – фельдмаршал ладонью показал, что достаточно, – в традициях моего народа харам говорить о других за глаза. Если вам что-то есть сказать, вы можете сказать это открыто, публично…

Шейх покачал головой.

– Я говорю это вам для того, чтобы вы знали – на Лойя Джирге у вас будет поддержка. Мы жили в Британской Индии и знаем, что почем. Мы не хотим туда возвращаться.

Все понятно. Разборка между своими и «понаехавшими».

– Я вас понял, уважаемый. Вы один так думаете?

– Так думают многие. Например, Мохаммад Хан Африди думает точно так же, я говорил с ним не далее чем вчера вечером…

– И что вы хотите за свою поддержку? – прямо спросил фельдмаршал.

Лицо шейха выразило неодобрение столь прямо заданным вопросом, но на словах он не возмутился.

– Видите ли, уважаемый наместник… – сказал он, – мы знаем о том, что многие наши братья – братья нам только на словах. На деле же они говорили о том, что делают все для возвращения исконных афганских территорий, а как только милостью Аллаха пуштунский народ вновь стал единым, они строят козни против нас и считают, что мы какие-то «ненастоящие» пуштуны. Да, да… так и говорят.

Фельдмаршал знал – так говорили и на самом деле. Говорили и о том, что все пуштуны из «племенной зоны» продались англичанам… конечно, так говорили, чтобы русские так и думали. Восток очень лукав…

– Да, я слышал.

– Мы не раз слышали про демократию, уважаемый, но здесь она невозможна, вы должны это понимать. Если одно из племен возьмет верх над остальными, остальным придется очень и очень плохо…

– Конкретнее, уважаемый…

– Мы предлагаем создать некий… племенной Совет. Постоянный. Двадцать… наверное, столько человек хватит, чтобы управлять Афганистаном.

Фельдмаршал Апраксин едва не рассмеялся в лицо шейху. Военный человек, он много чего знал об управлении и знал, что даже двое управлять не могут. А тут… двадцать человек, причем такие двадцать человек, которые ненавидят друг друга, говорят друг о друге гадости… О каком управлении тут может идти речь?

– Об этом не может быть и речи. Двадцать человек никогда не договорятся между собой, вы и сами это понимаете.

Шейх кивнул, но было видно, что он недоволен. Очевидно, он рассчитывал на место в таком совете, что сильно подняло бы его статус и самоуважение. Здесь об этом думают в первую очередь – не о том, кто ты есть на самом деле, а о том, как ты выглядишь в глазах других людей. Здесь от общественного мнения все зависит больше, чем в цивилизованном мире.

– Впрочем… – Апраксин перестроился на ходу, – я здесь человек чужой. Я не могу управлять чем-то, не зная ничего. Я не могу управлять Афганистаном, не зная его истории, его людей, его особенностей. Полагаю, группа советников из местных, авторитетных и уважаемых людей мне потребуется…

– Это слова очень мудрого и предусмотрительного человека, эфенди…

Про себя Апраксин решил, что предложение, вопреки первому впечатлению, не так и плохо. Если взять наиболее авторитетных лидеров племен, от которых, по данным разведки, и может идти буза, привезти в Кабул, посадить в Арке и назвать это как-нибудь красиво типа «Комиссия по примирению многонационального Афганистана», то шейхи оторвутся от своих племен и не будут мутить воду – раз, и направят всю свою энергию на склоки и грызню друг с другом – два. Потом можно будет собрать что-то вроде межплеменного суда, подключить туда авторитетных богословов, не таких, как этот… любитель маленьких мальчиков со степенью в фикхе. Пусть чем-то занимаются дельным. Или делают вид, что занимаются дельным. Еще попросить, пусть пришлют настоящих богословов, из Мекки, из Казани, авторитетных кади…

Опытный офицер, фельдмаршал Апраксин знал, что в армии ничем не занятый солдат – все равно что преступник и все ЧП происходят, когда офицеры манкируют работой в части и ничем не заняли солдат. Бегать до потери сознания, автомат разбирать-собирать, маскироваться на местности… Хоть плац мести! Так и тут.

– Полагаю, что такое решение будет принято в самое ближайшее время, уважаемый шейх. Подумываю я и над тем, чтобы создать примирительную комиссию, включив в нее наиболее авторитетных шейхов и богословов для разрешения споров между племенами. Право же, в Афганистане пролилось слишком много крови за последние годы, и будет харам, если сейчас, когда пуштуны обрели свободу, они начнут сводить меж собой счеты, сами убивая друг друга вместо англизов…

– Сам Аллах наставил вас на этот путь, эфенди… – воскликнул шейх, – но я хотел бы сказать пару слов о составе правительства…

Обмануть опытного интригана было не так-то просто. Он прекрасно понимал, где будет реальная власть и, что еще более важно – реальные деньги…

– Я слушаю вас… – Фельдмаршал демонстративно глянул на часы.

– Мы понимаем, что пост первого министра правительства мы не потянем. Но пост министра природных ресурсов…

Ага, уже воровать примерились. Орлы! Только не те, которые высоко летают, а те, которые сверху – и прямо на голову…

– У вас есть конкретная кандидатура на этот пост?

– Найдем! – горячо сказал шейх. – У нас есть грамотные, вы не думайте! Даже университет закончили!

Достижение. Скорее всего – исламский университет, англичане крайне не любили, когда пуштуны из племен заканчивали какой бы то ни было университет, кроме университетов богословия. Богословие было специфическим – с отчетливым привкусом деобандизма.

– Уважаемый, говорят, что халва сладка, только когда она у тебя во рту. Приведите ко мне ваших людей, и я подумаю, какую работу им дать на благо Афганистана.

Про себя Апраксин подумал, что надо сказать пару слов об этом в конце подготовленного выступления. Все равно рано или поздно придется передавать власть афганцам, и будет лучше, если это будут люди молодые, проверенные, уже поработавшие с русскими, современные, а не конгломерат царьков.

– И еще, эфенди…

Апраксин высказал уже откровенное нетерпение:

– Только один вопрос, он волнует всех собравшихся в не меньшей степени, чем меня. Вы уже относительно давно пришли на нашу землю, но вы так и не собрали нас и не сказали, сколько мы должны платить…

– Сударь, на данный момент мне не поступало подобных указаний.

– Но… вы же должны собирать подать… чтобы платить Белому Царю, разве не так? И вы сами так же должны получать положенное…

Генерал решительно сделал знак охране, что разговор закончен и надо идти в зал.

– Сударь, я полагаю невозможным брать взятки, это противно чести русского офицера. Что же касается Белого Царя, то и он, полагаю, не считает возможным брать деньги с пуштун, пока здесь дети умирают от голода…

Фельдмаршал Апраксин совершал сейчас ошибку. И большую ошибку. Он-то думал, что этот жест будет оценен по достоинству, но нет… наоборот, этот жест должен был вызвать у всех присутствующих испуг и гнев, причины которого были бы понятны только тем, кто долго жил в Афганистане. Здесь каждый должен платить… феодалу за право пользования землей, главе племени и рода, местному мулле платить закят. Иностранные купцы должны были платить джизью. Обирать нищих, едва сводящих концы с концами людей, и не вызывать ненависти можно было только одним способом – говорить, что эти деньги идут англизам, англичанам, и королю. Тогда гнев народа переключался на англизов и Короля, и это устраивало всех. Англизов и Короля в том числе – ведь они брали деньги, и немалые, и для них было бы проще собирать их с нескольких сотен богатых и влиятельных человек, чем с нищей и озлобленной податной массы. Подати в Афганистане собирались по архаичной «откупной системе», когда феодал платил королю, а податная масса платила феодалу, и по таксе, установленной феодалом, а не королем. Сейчас каждый из тех, кто собрался на Лойя Джиргу и неожиданно узнал, что русские не намерены брать подати с Афганистана, первым делом должен был подумать, что рано или поздно об этом узнают и простые люди. Те же русские им и скажут. И тогда они сами тоже не смогут собирать с людей подати, потому что всем будет ясно – эти подати собираются не для русских, а для себя. А еще люди поймут, что они и раньше врали… И тогда десятилетиями копившийся людской гнев обрушится на них…

Не давая ничего сказать в ответ, фельдмаршал шагнул в образованный охраной проход. Среди глаз, настороженных, любопытных, откровенно не верящих, подчас и злобных, он нашел глаза своего гостя из дворца и подмигнул, давая понять, что надо переговорить перед выступлением, пусть даже коротко, пусть даже обменяться парой записок. Гость кивнул, зал уже открылся, двери открылись, и людской поток постепенно втягивался в зал, где каждому было отведено место, заботливо выделенное племенным флагом или символом, – некоторые даже читать толком не умели. Генерал был уже у самых дверей, окруженный охраной, когда инстинкт старого, травленого волка вдруг подсказал ему – беги! Просто так, без колебаний и сомнений – беги. Но сделать генерал ничего не успел.

Потому что все взорвалось…

Со стороны это выглядело потрясающе…

Они нашли подходящее место, и Иосиф залез на крышу, включив зум камеры на максимум для того, чтобы снимать. Здание Министерства внутренних дел бывшего королевского режима высилось над местной застройкой угрюмым айсбергом, над ним реяли флаги – вместо флага Королевства Афганистан флаги племен, часто сделанные впопыхах и кое-как… в одном случае на флагшток вместо флага приспособили… ковер соответствующей расцветки. Из всех флагов выделялось тяжелое, черно-желто-белое полотнище Империи, около здания было не протолкнуться от машин и вооруженных людей… а потом раздалось что-то вроде хлопка, и между седьмым и восьмым этажами сразу в нескольких местах прямо из стены вырвались целые клубы дыма и пыли… потом то же самое произошло между пятым и шестым, между третьим и четвертым, между первым и вторым… все это происходило в считаные секунды, никто даже не успевал понять, что к чему. Здание, величественный бетонный утес, стояло еще несколько секунд… может, и меньше… а потом вдруг стало оседать, все разом, ровно, в облаках дыма и пыли, превращаясь в груду бетонных развалин…

– Каскадный направленный взрыв… – произнес шофер такси, – уходим отсюда…

– Минуту…

Иосиф снимал дальше. Тех, кто был ближе всего к зданию – их просто засыпало бетонным ливнем… место катастрофы полностью скрылось под облаком тяжелой цементной пыли. Машины… все накрыло этим облаком, не было видно ничего. Разом взвыли сигнализации везде в округе… среагировали на взрыв.

– Поехали… – еще раз сказал водитель.

Взрывчатка была заложена в конструкцию здания еще британскими инженерами-проектировщиками. Британцы никогда и ничего не оставляли на волю случая и были мастерами таких вот грязных случаев и фокусов. Оставался только один вопрос – как русские, принимая здание и готовя его к Лойя Джирге, не заметили неладного. Ведь среди них были опытные саперы со всей необходимой техникой, включая даже компактные рентгеновские аппараты.

А вот… как-то не заметили.

– Направо… – сказал Иосиф, – в аэропорт. Мы выполняем свои обязательства…

– Это хорошо… – проворчал водитель, – никогда раньше не имел дела с русскими…

Водитель на самом деле был индусом, хотя умело работал по России и прикидывался выходцем из Грузии, небольшого места в причерноморском регионе, маленькой горной страны, покоренной русскими в ходе Большой игры. Британцы широко использовали индусов на Ближнем Востоке и в Африке – благо индусы, общины индусов занимают неплохие позиции в торговле и банковском деле в регионе. Общераспространенное мнение, что все индусы чувствуют себя угнетенными и только и ждут, чтобы избавиться от британского угнетения, действительности не соответствовало – были и те, кто сознательно сотрудничал с англичанами и связывал будущее Индии только с Великобританией.

Машина поехала к аэропорту, мимо квартала, где находились посольства и представительства некоторых гуманитарных организаций. Где-то поспешно закрывали ворота, где-то, наоборот, высыпали все на улицу, чтобы смотреть, но даже отсюда было понятно, что произошло что-то невероятное…

На полпути они пропустили несколько огромных, красно-белых машин, на большой скорости несущихся со стороны аэропорта. Это были пожарные машины спасательной службы аэропорта, огромные четырехколесные монстры, способные за две минуты доставить к месту падения самолета десять тонн воды и пару тонн огнегасящей смеси. Очевидно, кто-то подумал, что в городе пожар, наверняка из панических сообщений ничего нельзя было понять, и отправил самую лучшую пожарную команду, какая только была в Кабуле, – аэропортовскую, которую укомплектовали и тренировали сами британцы. Толку от этого будет – как от козла молока…

Они проскочили линию укреплений, которая принадлежала англичанам, а теперь тут стояли русские. Казаки были в повышенной боевой, но в аэропорт пускали…

Здесь дорога разом стала лучше…

– Скажи мне, русский… – машина приближалась к аэропорту, водителя такси пробрало поговорить, – только честно…

– Ну… честность понятие относительное.

– И все же. Я понимаю, для чего это делаем мы. Но вам-то зачем? Здесь же теперь террористическая война начнется…

Иосиф цинично усмехнулся.

– Так это же хорошо.

– Хорошо?!

– Если не будет террористов, кого же мы будем ловить, друг мой…

Водитель промолчал. До подобного понимания ситуации он еще не… дотумкал, как говорится. Да, у них тоже боролись с терроризмом… но чтобы провоцировать терроризм, чтобы с ним потом бороться…

Машина проехала под бетонным козырьком одноэтажного, примитивной архитектуры здания гражданского терминала аэропорта Кабул-международный, ушла на стоянку. Свободных мест было много – половина от имеющихся, если не больше…

– Переодевайтесь… – Иосиф теперь приказывал.

Водитель такси быстро переоделся, запасной комплект одежды был у него в багажнике. Теперь он был похож на обычного туриста… точнее, даже не туриста, а человека, отправленного по делам в командировку, командированного. Гражданские, грубые и прочные ботинки на шнуровке, брюки, рубашка, ремень. Небольшая сумка, какую используют спортсмены для переноски сменной одежды, заранее подобранная.

Иосиф вручил водителю небольшой пакет.

– Документы на имя Левона Григоряна, армянина, но уроженца Тифлиса. Деньги, как договорились, билет до Бомбея. Отметка о въезде поставлена, с таможней уже договорились, пройдет как по маслу. Мир тебе. ...