СВЯТИТЕЛЬ АФАНАСИЙ, ИСПОВЕДНИК, ЕПИСКОП КОВРОВСКИЙ «КАКОЕ ВЕЛИКОЕ УТЕШЕНИЕ — ВЕРА НАША!..» ИЗБРАННЫЕ ПИСЬМА

Москва: Православный Свято–Тихоновский гуманитарный университет, 2012

© Косик О. В., составление, статья, примечания, 2012

© Православный Свято Тихоновский гуманитарный университет, редакция, оформление, 2012.

О. В. Косик  «СТРАДАЮЩАЯ ЗА НАС И МОЛЯЩАЯСЯ ЗА НАС ЛЮБОВЬ»

Епископ Зиновий (Мажуга), будущий схимитрополит Серафим Тетрицкаройский, еще при жизни епископа Афанасия сказал его духовным чадам: «Да, дети, с каким вы человеком живете! Бойтесь его обидеть не только словом, но даже и взглядом. Таких людей на земле больше нет. Это один из великих»^[1]. Эпистолярное наследие священноисповедника Афанасия дает нам почувствовать величие этого человека, который, находясь десятилетиями в заключении, был старцем, утешителем страждущих, великим литургистом, ревнителем Церкви и богослужения.

Будущий святитель родился 2 июля 1887 (ст. ст.) в с. Паревка Кирсановского уезда Тамбовской губернии в семье надворного советника, делопроизводителя гимназии Григория Петровича Сахарова. Родители назвали его Сергеем в честь преподобного Сергия Радонежского. Отец умер, когда мальчику не было и двух лет. Совсем еще молодая, почти неграмотная мать Сережи, Матрона Андреевна Сахарова осталась вдовой с маленьким сыном. Однако ее вера, любовь и мужество позволили ей с Божией помощью добиться, чтобы сын получил духовное образование. «Если для меня мама была всё, то ведь и для мамы я был всё»^[2], — писал святитель. Детство и юность его прошли в одном из самых древних и красивых уделов Русской земли — городе Владимире, знаменитом своими монастырями и храмами, в которых хранились чудотворные иконы, покоились мощи многих русских святых.

Сергей Сахаров, его мать Матрона Сергеевна Сахарова и племянник. 1912 г.

Матрона Андреевна постаралась с помощью родственника мужа устроить Сережу в Шуйское духовное училище. Он был определен туда в 1896 г. Сохранилось свидетельство матери одного из учеников Владыки, жены преподавателя Шуйского духовного училища Александры Ивановны Свирелиной. Бывший ученик писал: «За чайным столом Владимир Дмитриевич Крутецкий [преподаватель училища] восторженно отзывался о мальчике Сереже Сахарове, как об одном из примерных учеников училища, достойных для подражания»^[3]. С самого раннего детства будущий епископ был отмечен особой любовью к Церкви и богослужению. С 12 лет он начал прислуживать в алтаре.

К этому времени относятся и его первые литургические опыты: он, «не удовлетворяясь общим тропарем Богородице, пытался написать тропарь Шуйско–Смоленской иконе Божией Матери на основе тропаря Владимирской иконе».

В 1902 г. Сергей Сахаров поступил во Владимирскую семинарию. «За все время обучения в семинарии, — свидетельствует ее ректор, — он отличался прекрасным поведением, никогда никаких нарушений школьной дисциплины он не допускал, был тих, скромен, почтителен и деликатен, отличался искренней религиозностью и вполне церковным направлением…»^[4] В эти годы будущий святитель был посвящен в стихарь, участвовал в архиерейских службах в качестве рипидоносца и иподиакона.

В 1907–1908 учебном году Сергей Сахаров возглавил семинарский проповеднический кружок и, как лучший его представитель, произносил проповеди во владимирском кафедральном соборе и в крестовой церкви архиерейского дома. По окончании Владимирской духовной семинарии Сергей Григорьевич поступил в Московскую духовную академию. В период сдачи вступительных экзаменов он заболел тифом. В связи с этим ректор Владимирской семинарии протоиерей Иоанн Соболев ходатайствовал перед ректором Академии о переносе экзамена. В ходатайстве пишется: «Беру на себя смелость уверить Ваше Преосвященство, что студент Сахаров по его успехам, поведению и направлению вполне заслуживает этого снисхождения: при очень хороших способностях, примерном усердии и прилежании, при отличных успехах он окончил курс первым студентом нашей Семинарии»^[5]. Московскую духовную академию будущий епископ закончил в 1912 г., получив степень кандидата богословия за сочинение на тему «Настроение верующей души по Триоди Постной».

12 октября 1912 г. пострижен в монашество ректором Московской духовной академии епископом Феодором (Поздеевским) с именем Афанасия в честь святителя Афанасия Пателария, Патриарха Цареградского, Лубенского чудотворца. К монашеству будущий святитель относился с особым благоговением и трепетом. Своим близким он говорил: «Если бы было нужно иметь в Церкви не семь, но восемь таинств, то я хотел бы, чтобы этим восьмым таинством было монашество»^[6].

14 октября 1912 г. рукоположен во иеродиакона, 17 октября 1912 г. — во иеромонаха.

С ноября 1912 по сентябрь 1913 г. иеромонах Афанасий преподавал в Полтавской духовной семинарии. Затем был переведен во Владимирскую духовную семинарию. На погребении Владыки протоиерей Алексей Громов, его бывший ученик, сказал: «Я хорошо помню день, когда ты, молодой, энергичный, ревнующий о славе Божией, прибыл из Полтавы в родную семинарию, чтобы занять вакантную кафедру преподавателя литургики и гомилетики. Помню блестящую лекцию, которую ты прочел нам, приступая к работе, о значении литургики и гомилетики в системе богословского образования. Никогда не забуду начальных слов этой твоей лекции. "На фронтоне нашей семинарии, — сказал ты, — написаны подлинно золотые слова: Дондеже свет имате, веруйте во свет, да сынове света будете (Ин. 12:36)". И дальше потекла речь, плавная, красноречивая, убежденная и убеждающая»^[7].

Иеромонах Афанасий 1913 г.

Ученик епископа Афанасия протоиерей Владимир Елховский вспоминал о том, как однажды по предложению о. Афанасия семинаристы подготовили «такую всенощную, какая пелась в старину», продлившуюся с шести часов вечера до трех часов утра.

В период преподавания во Владимирской семинарии иеромонах Афанасий вместе с игуменией Успенского Княгинина монастыря Олимпиадой (Медведевой) был избран на Всероссийский съезд духовенства и мирян, состоявшийся в Москве летом 1917 г. В январе 1918 г. иеромонах Афанасий вошел в состав членов Священного Собора Российской Православной Церкви вместо настоятеля Белогорского Свято–Николаевского монастыря Пермской епархии архимандрита Варлаама (Коноплева), который 20 декабря 1917 г. (3 января 1918 г.) заявил о сложении с себя полномочий члена Собора.

На Соборе иеромонах Афанасий встретился с профессором Б. А. Тураевым, инициатором восстановления в богослужебной практике службы Всем русским святым. Священный Собор постановил восстановить существовавшее в Русской Церкви празднование дня памяти русских святых. Проф. Б. А. Тураев и иеромонах Афанасий приняли на себя труд исправления и дополнения древней службы, составленной иноком Григорием в XVI в. После кончины проф. Б. А. Тураева в 1920 г. вся работа по составлению службы легла на плечи Владыки Афанасия, эту работу он выполнял всю свою жизнь, вынужденно оставляя ее лишь в связи с пребыванием в заключении. Он писал впоследствии: «Господь судил мне в 1918 г. участвовать вместе с + Борисом Александровичем Тураевым (инициатором восстановления этого праздника) в составлении службы Всем русским святым. Изданная в том же году служба эта, хотя и обвеянная дыханием Священного Собора, как составлявшаяся спешно (праздник был восстановлен 13 августа, мы спешили, чтобы провести службу хотя бы чрез Богослужебный отдел Собора; который был распущен пред Рождеством Богородицы) была неполна. + Борис Александрович уже вскоре после Собора писал мне о замеченных им недостатках. Но он не мог заняться их исправлением, ибо вскоре, в 1920 г., скончался. Я считал, что это дело завещано им мне, как соавтору. И я занялся им, побужденный одобрениями авторитетных лиц и чтимых мною иерархов, почитателей нашего праздника»^[8]. Участие будущего епископа Афанасия Ковровского на Священном Соборе 1917–1918 гг., работа в Отделе о богослужении, проповедничестве и храме определили основные направления его научной деятельности. В 1918–1920 гг. иеромонах Афанасий — член Владимирского епархиального совета.

В феврале 1919 г. происходит вскрытие мощей святых князей Андрея, Георгия и Глеба в Успенском соборе г. Владимира. В ожидании начала демонстрации вскрытых мощей народу владимирское духовенство установило в соборе дежурство по два человека. Первыми дежурными были иеромонах Афанасий и псаломщик Александр Афанасьевич Потапов^[9]. Когда открылись двери собора, именно иеромонах Афанасий начал молебен владимирским угодникам.

В 1920–1921 гг. иеромонах Афанасий — наместник Владимирского Рождество–Богородицкого монастыря с возведением (2 февраля 1920 г.) в сан архимандрита. Ему пришлось быть непосредственным свидетелем того, как весь монастырь перешел к ЧК. В июле в одном из помещений монастыря еще совершалось богослужение. В августе 1920 г. монастырь был занят полностью. В сентябре 1920 г. был закрыт епархиальный совет, а в ноябре произведена проверка и переучет всего имущества монастыря. В 1921 г. часть церковного имущества из собора вывезли в Троицкую церковь, куда было переведено духовенство из архиерейского дома. Церковные облачения и другие предметы были свалены в кучу и обречены на гибель. Хорошо об этом сказала владимирский историк и поэт Т. Тимофеева:

1 июля 1921 г. епископ Афанасий был назначен настоятелем Боголюбовского монастыря, а через девять дней, 10 июля, хиротонисан во епископа Ковровского, викария Владимирской епархии. «О ковровцах я всегда молитвенно и с любовию памятую. К этому обязывает меня нареченное мне при поставлении во епископа именование епископа Ковровского. К сожалению, мне всего два раза пришлось совершать Божественную литургию в нашем соборном храме, и ковровцы не могли как следует узнать меня как своего епископа. Тем дороже для меня добрые знаки их внимания и память обо мне..»^[11] — писал Владыка через 40 лет.

Хиротонию по благословению Святейшего Патриарха Тихона совершали митрополит Владимирский и Шуйский Сергий (Страгородский), архиепископ Нижегородский Евдоким (Мещерский) и епископ Печерский Варнава (Беляев), викарий Нижегородской епархии, в Крестовоздвиженском монастыре Нижнего Новгорода^[12], где находился в ссылке митрополит Сергий. Святитель Афанасий рассказывал духовной дочери, что перед архиерейской хиротонией его вызвали в ГПУ, размещавшееся в монастыре, в котором служил Владыка, и предупредили: «Пока вы архимандрит, вы будете сосланы в пределах Владимирской области, а когда будете епископ, вы будете репрессированы в пределах СССР»^[13]. Духовная дочь спросила: «Ну и что же?» И он спокойно ответил: «На другой день состоялась моя епископская хиротония»^[14].

В Боголюбовом монастыре о. Афанасий познакомился со своими самыми верными впоследствии помощниками — будущим иеромонахом Дамаскином (Жабинским) и о. Иосифом Потаповым, тогда послушником монастыря и келейником викария Владимирской епархии преосвященного Евгения (Мерцалова).

Начало 1922 г. ознаменовалось кампанией по изъятию церковных ценностей. Сводки из Владимирской губернии сообщают о том, что в марте 1922 г. в Вязниковском уезде при изъятии церковных ценностей присутствовал епископ Афанасий (Сахаров), который призвал верующих к сопротивлению. 30 марта 1922 г. он был арестован по обвинению в «агитации и будировании масс» против сдачи церковных ценностей, но на другой день выпущен на свободу.

Весной 1922 г. во Владимире начинается следствие, связанное с хищением из ризницы Спасо–Евфимиевского Суздальского монастыря. Так называемое суздальское дело состояло в том, что в 1918 г. при взятии на учет группой верующих имущества Спасо–Евфимиевского монастыря в г. Суздале была обнаружена кража из ризницы. Настоятель монастыря епископ Павел (Борисовский) назначил комиссию по проверке, которая выявила, что расхищено 48 золотых и серебряных предметов. Возможно, что ценности были просто спрятаны от властей. Несколько епископов были объявлены укрывателями и в марте 1922 г. арестованы. После показательного суда во Владимире епископ был приговорен к годичному заключению, но по амнистии на другой день освобожден.

К этому времени развертывается обновленческий раскол. В 1922 г. властями была поставлена задача «борьбы с тихоновским реакционным духовенством» и, в первую очередь, с иерархами. К октябрю 1922 г. более половины «тихоновских», т. е. верных православию архиереев, были заменены обновленцами. Епископу Афанасию пришлось взять на свои плечи всю тяжесть борьбы с раскольниками, так как епархиальный архиерей, митрополит Сергий (Страгородский) признал обновленческое «Высшее церковное управление». Благодаря Владыке Афанасию обновленческое движение во Владимирской епархии не получило, по свидетельству властей, «существенного развития».

Владыка был особенно любим и почитаем во Владимирском Княгинином Успенском монастыре, игуменией которого была Олимпиада (Медведева)^[15]. В 1922 г. обновленческим ВЦУ она была уволена с запрещением пребывать в Успенском монастыре^[16]. Вскоре монастырь был закрыт. Многие насельницы Княгинина монастыря впоследствии всю жизнь были связаны с Владыкой тесными узами, помогали ему в заключении, переписывались с ним: монахини Агриппина (Мухина), Маргарита (Зуева), Аврамия (Мартынова), Фаина, Варвара (Кукушкина) и другие… В далеких лагерях, в невыносимых условиях существования Владыка не раз уносился мысленно к дням своего служения в Княгинином монастыре. «Вспоминаю мои служения в Вашей обители. Вспоминаю и раннейшие времена, когда еще при матушке игумении Маргарите, — правда, не в этот праздник, я прислуживал с рипидами, а после литургии трапезовали на балконе игуменских келий, — а келейная матушка служила при трапезе…»^[17]

Местная пресса писала: «Цитаделью антиобновленческого движения в г. Владимире служит женский монастырь, где особенно проявилась приверженность к мертвым формам, к рутине, взлелеянная трудами б[ывшего] епископа Афанасия, уделившего женской обители исключительное внимание, и монастырского священника А. Ильинского, за которыми без рассуждения шла мало что разумеющая в вопросах веры, но честолюбивая и властная игумения Олимпиада». По словам автора статьи, «добрая половина населения монастыря… как покорное стадо, беспрекословно слушалась своих вожаков, усердно распуская слухи об обновленческом движении, и в частности, о "Живой церкви", предрекала пришествие антихриста и т. п. и в минуты досуга от этих треволнений и хлопот паломничала в тюрьму, где содержится епископ Афанасий, посылая ему лакомые куски от трудов своих»^[18]. Эти недобрые строки не могут скрыть и ревность к строгому соблюдению устава, которую прививал молодой епископ монахиням, их любовь к Владыке, и заботу о заключенном.

28 декабря 1922 г. Владыку переводят в Таганскую пересыльную тюрьму. Тюремные власти разрешали совершать богослужение. «При бывших там обысках ни разу ничего (даже вино) не отбиралось, наоборот, все необходимое для богослужения присылалось при официальных передачах и мне не только не воспрещалось совершать в полном облачении ежедневное богослужение в той камере, где я помещался, но в праздничные дни с разрешения начальства богослужение совершалось открыто в особо отводившемся помещении для желающих из заключенных»^[19], — писал Владыка. В одиночке Таганской тюрьмы он освятил для себя походный антиминс во имя Всех святых, в земле Российской просиявших, и несколько антиминсов для раздачи отправлявшимся в изгнание.

Близкие передали Владыке облачения, крест. В письмах к маме Владыка передает пастве наставление: «Оставаться православными, нимало не колеблясь… Лучше совсем остаться без службы церковной, чем участвовать в кощунстве вместе с отступниками^[20], — писал он матери. — Конечно, ни о каком общении с ними у нас и речи быть не может, никакого снисхождения или потворства. Пока не покаются они и на деле своего покаяния не покажут — все они для нас яко язычники и мытари. Но озлобления против них у нас нет и не должно быть»^[21]. Этот дух любви никогда не оставлял Владыку, нет в его письмах никогда ни раздражения, ни осуждения. За всех он молился, даже за мучителей своих, и учил так поступать других.

Обвиненный в «возмущении верующих масс на религиозной почве», епископ Афанасий, как «социально опасный человек», был приговорен к высылке из пределов Владимирской губернии административным порядком в Зырянскую область сроком на 2 года. Этот район (наряду с Хивой) был избран как наиболее подходящее место ссылки для священнослужителей, «уличенных в активной тихоновщине». Зырянская область имела населенные пункты, удаленные на полторы тысячи верст от железной дороги, т. е. абсолютно пустынные и глухие^[22].

Большую помощь заключенному епископу оказывала председатель фонда помощи политическим заключенным Екатерина Павловна Пешкова, которая ходатайствовала за Владыку перед властями, организовывала помощь продуктами и необходимыми вещами. Сосланным в Зырянский край священнослужителям разрешалось совершать богослужения в своих квартирах и в присутствии других административно ссыльных церковников и их спутников. Главное, что требовали в ГПУ, чтобы на службах не присутствовали местные жители. Однако несмотря на разрешение в Усть–Выми Владыку и священнослужителей, находившихся с ним, подвергли преследованиям именно за совершение богослужений. У них при обыске обнаружили богослужебные облачения, сосуды, восковые свечи и церковное вино. Иеродиакон Дамаскин был арестован.

В Зырянском крае вместе с Владыкой Афанасием находились митрополит Кирилл (Смирнов), выдающийся знаток Священного Писания, личный секретарь св. Патриарха Тихона архимандрит Неофит (Осипов), который, «с половины 20–х годов оставшись без всякого дела и удаленный даже от знакомых и друзей… занимался исключительно и единственно Священным Писанием»^[23], протоиерей Владимир Богданов, архиепископ Фаддей (Успенский), епископ Николай (Добронравов) и др.

В ссылку за святителем Афанасием добровольно последовал верный келейник иеродиакон Дамаскин (Жабинский), которого Владыка в Зырянском крае хиротонисал в сан иеромонаха. Епископ Афанасий тесно общался с семьей Фуделей и даже венчал Сергея Иосифовича и Веру Максимовну Сытину. В своих воспоминаниях Сергей Иосифович писал о Владыке Афанасии: «Я его увидел впервые в 1923 году в Усть–Сысольске, или Сыктывкаре. Тогда это был еще совсем молодой архиерей, худой, белокурый, очень живой и веселый. Жил он в пригороде Усть–Сысольска Искаре со своим келейником и добровольным спутником иеромонахом Дамаскином. Они занимали одну большую светлую комнату. В ней был стол, два небольших диванчика, стоявших за занавесками спинками друг к другу, и в углу у икон небольшой столик, служивший престолом для литургии… Пел и читал во время богослужений Владыка Фаддей, а у Владыки Афанасия не было ни слуха, ни голоса. Он служил довольно часто, так как в местную церковь никто из нас не ходил: там были живоцерковники. Конечно, он мог бы иметь и полное архиерейское облачение, но он предпочитал служить в простой, холщовой, священнической фелони, только сверх нее одевал омофор. И митра у него была не обычная, не высокая и не сияющая искусственными бриллиантами, а маленькая, матерчатая, по образцу древних митр русских святителей, без камней и украшений, только с иконками… В этом была какая–то мудрая мера. Служение в комнате предъявляет духовные требования и к внешности: пышность византийского обряда становится в комнате чем–то громоздким, ненужным и даже досадным»^[24].

Епископское облачение, сшитое самим свт. Афанасием. Музей Владимирской епархии.

Фудель вспоминал, как святитель искусно делал золотые и серебряные кресты из картона и бумаги, которые священники надевали на себя при богослужении. Владыка изготавливал сам маленькие иконки разных святых из материи, картона и бисера. «Входишь из кухни в его комнату, — писал Фудель, — и в ней обычная картина: тишина, в углу горит лампадка, а за столом Владыка или пишет, или клеит иконки»^[25].

Ссыльные, познакомившись с епископом Афанасием, получали так много духовной помощи и силы, что эти впечатления люди проносили через многие годы. «Благодарю Бога, что Он послал мне прекраснейшее общение в 1923 г. в Усть–Кеми с Вами и другими, чистыми, как кристалл, архипастырями и пастырями, и научиться всему доброму от Вас. Во всю последующую жизнь во всех местах и до сих дней я жил и трудился по указанному образцу… Та риза, которую Вы сшили, и до сих пор цела, и завещаю, чтобы меня в ней и похоронили», — писал Владыке протоиерей Василий Мухин^[26]. Пробыл Владыка в Зырянском крае до 20 января 1925 г.

В 1923 г. на кафедру, получившую наименование «Владимирская и Суздальская» (вместо «Владимирская и Шуйская») был назначен святитель архиепископ Николай (Добронравов). Владыка Николай был в числе тех, кто оказался в Таганской тюрьме вместе с епископом Афанасием в сентябре 1922 г., когда арестовали почти всех владимирских викариев. Это был очень образованный, строгий и несгибаемый архипастырь. Несмотря на назначение ему приходилось, как и многим архипастырям, жить в Москве без права выезда. В феврале 1925 г. Владыка Афанасий вернулся из зырянской ссылки во Владимир. Предварительно он отправился к архиепископу Николаю в Москву за указаниями на свою дальнейшую деятельность. Владыка Николай предупредил о необходимости быть осторожнее. Однако, вернувшись во Владимир, епископ Афанасий продолжил борьбу с обновленческим расколом, а также и с другими отступлениями от чистоты веры и священных канонов.

В январе 1927 г. Владыка был вновь арестован в связи стайными выборами Патриарха и сослан в Соловецкий лагерь особого назначения. Первоначально его поместили на Поповом острове. В 1927 г. к нему приезжала на свидание мама, которую он с тех пор больше не видел. В Соловецком лагере особого назначения он познакомился с протоиереем Петром Алексеевичем Шипковым, на многие годы ставшим его близким другом.

После освобождения святитель был этапирован в Туруханский край на три года. Там произошла радостная встреча с митрополитом Кириллом, который буквально отмолил его во время пребывания в «ужасной туруханской каталажке». «Митр[ополит] Кирилл стал читать за меня Евангелие, — вспоминал епископ, — и я неожиданно был освобожден, так что Евангелие от Иоанна мы дочитывали вместе»^[27]. В туруханской ссылке Владыка получил известие о кончине самого близкого ему человека — матери. «Со смертию мамы окончилась для меня целая эпоха»^[28], — писал он. После смерти Матроны Андреевны Владыка начал свой труд «О поминовении усопших», на титульном листе которого стоит: «Посвящаю памяти любимой матери». Этот труд очень хвалил митрополит Кирилл Казанский, который находился в тех же местах, где и святитель Афанасий, и настаивал на его распространении.

После выхода ряда церковных документов, ознаменовавших недопустимый компромисс с властями высшей церковной власти, епископ Афанасий вместе с митрополитом Кириллом Казанским выработали церковную позицию, на которой основывали свои действия. Святитель Афанасий писал: «Мы поминали одного первоиерарха м[итрополита] П[етра] и не поминали временно за него управлявшего церковными делами, как никогда не возносилось во всей епархии имя викария, хотя бы и управлявшего епархией за отсутствующего или болеющего епарх[иального] архиерея»^[29]. Не признав полномочий Заместителя Патриаршего Престола, епископ Афанасий, возвратившись из ссылки в 1933 г., написал митрополиту Сергию о своем отходе и прекратил открытые служения.

После ссылки с 1933 г. до своего нового ареста в 1936 г. Владыка жил во Владимирской области, иногда нелегально приезжая в Москву. Установилась его связь с членами церковных общин, не поминающих митрополита Сергия, в первую очередь с прихожанами храма Свт. Николая в Клённиках, а также с духовными чадами архимандрита Серафима Битюкова, протоиерея Владимира Богданова, священников Александра Гомановского, Владимира Криволуцкого, Михаила Шика и некоторых других. Службы происходили в домашних церквах, Владыкой Афанасием тайно были рукоположены во иереи Сергий Никитин, Федор Семененко и др. Рукоположение о. Федора совершалось в доме, где нелегально проживал иеромонах Иеракс (Бочаров). На этой службе была освящена икона «Всех святых, в земле Российской просиявших», написанная М. Н. Соколовой (впоследствии монахиней Иулианией). В церковных общинах Москвы, где не поминалось за богослужением имя митрополита Сергия, Владыку Афанасия считали своим епископом.

Вся жизнь Владыки протекала вдали от нормального человеческого быта, в изоляции от близких. Зырянская область, Туруханский край, Соловки, Сибирские лагеря, Беломорско–Балтийский комбинат — вот различные «этапы» жизни Владыки. Допросы, непосильный труд и бесчеловечное отношение к заключенному в лагерях отражено в письмах к властям предержащим.

В 1936 г. последовал арест, епископ был приговорен к пяти годам Беломорско–Балтийских лагерей с нелепым обвинением в связи с Ватиканом (епископ писал, что у него не было ни одного знакомого не только католического священника, но и рядового католика). В Медвежьегорском лагере, входящем в систему Белбалтлага, святитель познакомился и подружился с протоиереем Григорием Синицким^[30], с которым некоторое время жил в одном бараке. Общение протоиерея Григория и епископа Афанасия началось с конца 1937 г. и продолжалось до середины 1938–го. Протоиерей Григорий писал: «Частое, по несколько раз в день, общение с Дядей [так называл он Владыку из конспирации] дает отдохновение душе». После перевода епископа Афанасия в другое место вспоминал: «Мы и говорили, и шутили, и смеялись. Обслуживали друг друга и не беспокоились о хозяйственных вещах. Все оставляли открытым»^[31]. После смерти замученного в лагере протоиерея Григория Синицкого Владыка продолжал переписку с его вдовой Людмилой Ивановной и ее дочерьми Татьяной, Ольгой, Фаиной и Серафимой. Во время подготовки книги «Молитва всех вас спасет», желая помочь составителю иллюстративными материалами, внук протоиерея Григория Герман Николаевич Медведев и его супруга Нина Андреевна чудесным образом обрели в своей квартире в чемодане на антресолях переписку о. Григория с семьей, где было обнаружено 71 письмо епископа Афанасия (большинство писем опубликовано в сборнике «Молитва всех вас спасет») и семейную переписку протоиерея Григория с женой и дочерьми^[32], которая также издана. Письма были свернуты в рулончики и зашиты в ткань. Развернуть рассыпавшиеся листочки стоило немалого труда.

В 1942 г. Владыку ненадолго освободили из лагеря и отправили в ссылку в Ишимскую область. В течение недолгого пребывания в ссылке Владыка пытался наладить церковную жизнь в городе, где не было ни одной церкви, совершал богослужения на дому, хлопотал через своих духовных чад об открытии храма^[33].

Решение о воссоединении с Московской Патриархией созрело уже в марте 1943 г., когда стало ясно, что Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Петра Крутицкого уже нет в живых.

В 1943 г. несмотря на перемену официальной политики в отношении Церкви не прекратились преследования церковных деятелей, находившихся в оппозиции к митрополиту Сергию (Страгородскому). В их числе был и епископ Афанасий (Сахаров). Его арест был произведен по обвинению «в проведении про–фашистской агитации и распространении провокационных слухов и участии в антисоветской агитации». В 1944 г. дела епископа Афанасия (Сахарова), епископа Василия (Преображенского), иеромонаха Иеракса (Бочарова), священника Петра Шипкова, монахини Ксении (Гришановой) и Н. В. Трапани были объединены в одно следственное производство. Следствие стремилось получить картину стройной и разветвленной организации нелегальной церковной жизни, которая возглавлялась епископом Афанасием в то время, когда большинство оппозиционных архиереев были замучены или расстреляны. Н. Г. Трапани в своих воспоминаниях о святителе Афанасии писала, что в тюрьме, куда она попала вместе с епископом, о. Петром Шипковым, иеромонахом Иераксом и монахиней Ксенией, она столкнулась с созданной ГПУ гипотезой о существовании «Антисоветского церковного подполья».

Владыке инкриминировались тайные богослужения, рукоположения, ему предъявляли обвинения в том, что в своих письмах он отвечал на текущие вопросы церковной жизни.

Приговоренный к восьми годам ИТЛ, он отбывал срок сначала в Сибирских лагерях. Здесь в 1945 г. Владыка узнал об избрании на Архиерейском Соборе Патриарха Алексия (Симанского). Сразу после получении этого известия он и другие священнослужители, близкие ему, стали возносить на своих молитвах имя Святейшего Патриарха Алексия, «как законного первоиерарха Русской Православной Церкви, признанного всеми восточными патриархами, чрез которого совершается и наше единение со Вселенскою Церковию»^[34].

С декабря 1946 по июль 1947 г. Владыка томился в Темниковских лагерях. С июня 1947 г. — в Дубровлаге. В мае 1954 г. перемещен в Зубово–Полянский дом инвалидов для заключенных, где находился до 7 марта 1955 г. О пребывании в доме инвалидов свидетель–ствует письмо Председателю Совета Министров СССР Г. М. Маленкову. Уже предельно измученный, больной святитель описывает условия, в которых жил он и другие заключенные инвалиды, среди которых было немало священнослужителей^[35]. 7 марта 1955 г. Владыка был освобожден из инвалидного дома и поселился в г. Тутаеве (Романово–Борисоглебск) у своего давнего знакомого исповедника Георгия Седова, который заявил себя опекуном епископа. С 24 октября 1955 г. до дня кончины святитель прожил в г. Петушки Владимирской области.

К этому времени относятся знаменитые два письма святителя к духовным чадам, распространившиеся среди церковных групп «непоминающих». Одно из этих писем, известное как письмо к О. И. Сахарновой, было послано монахине Варваре (Адамсон), живущей в Загорске (ныне Сергиев Посад) и монахине Серафиме (Ольге Сахарновой). В этом послании был канонически обоснован призыв к воссоединению с Московской Патриархией. Епископ Афанасий писал: «В настоящее время положение церковных дел совершенно не похоже на то, что было при м[итрополите] Сергии. Митр[ополита] Петра, конечно, нет в живых. Помимо первоиерарха Поместной Русской Церкви, никто из нас, ни миряне, ни священники, ни епископы, не можем быть в общении со Вселенской Церковию. Не признающие своего первоиерарха остаются вне Церкви, от чего да избавит нас Господь!»^[36] После ознакомления с этим письмом многие воссоединились с Московской Патриархией.

Освободившись из заключения в 1954 г., епископ Афанасий испытал тяжелейшую душевную травму: то, что он видел, невероятно угнетало его. Он писал другу: «Как было петь в стихире: муч[енику] Аврамию: "О велие дарование граду Владимиру! аки богатство небесное принесошася в онь… Мощи мученика Аврамия… комуждо… во утешение". Где сии святые мощи?.. Сначала, выкинутые из раки, валялись беспризорные на одной из гробниц в придельном алтаре, — потом оказались в музее, теперь, по–видимому, выкинуты и оттуда!.. Ужасно, ужасно…^[37] Что ни праздник Русских святых, — слезы и плач…»^[38]

Но Владыка не позволил скорбям и печалям сломить свою душу, лишить ее духовного мира. Он принимается за работу, возглавляет деятельность Богослужебно–календарной комиссии Московской Патриархии и заканчивает службу Всем русским святым, собирает службы и жития со всех концов России и даже из–за границы. Редактирует богослужебные книги, составляет моления за Русскую землю и многие другие. Он тщательно собирает все, что известно о русских подвижниках благочестия, составляет многостраничные книги своих «Синодиков», предстательствуя пред Богом за всю Россию.

После освобождения Владыки Афанасия многие чада Церкви потянулись к нему, как овцы, не имеющие пастыря, поскольку их духовные отцы были замучены, храмы и обители разорены. К нему рекой полились письма. Судя по архиву епископа Афанасия, ему писало не менее четырехсот человек. К нему обращались духовные чада о. Алексия и о. Сергия Мечёвых: «Просим Господа, дабы Он продлил Вашу жизнь для молитв за нас, рассеянных чад маросейских. Нет благолепных служб уставных у нас, нет праздничных поздравлений и благословений наших отцов, и мы остались как на реках вавилонских, хотя и свободны. Просим Вас, помяните, кого Вы помните, чтобы и мы в эти святые дни получили радость, как воспевает Св. Церковь» (письмо О. В. Глушковой и др. от 5 января 1960 г.).

Святитель Афанасий, пос. Петушки. 1962 г. Фотография Г. Н. Медведева

Писали монахини закрытых монастырей, простые люди и знаменитые ученые, архипастыри и пастыри, эмигранты, бывшие заключенные, писали католики, писали нецерковные люди, ища выхода из своей беды. Те, кто хоть раз соприкоснулся на своем жизненном пути с Владыкой Афанасием, старались восстановить с ним связь, их письма полны признательности за ту поддержку и веру, которые они получали от общения с ним. Корреспонденты соединяли с Владыкой своих знакомых, и так образовывались целые духовные семьи.

Святитель Афанасий, пос. Петушки. 10 сентября 1962 г. Фотография Г. Н. Медведева

Эпистолярное наследие святителя Афанасия Ковровского уникально по своему объему, содержанию и числу адресатов. Не только в годы гонений, когда хранение личных документов было делом весьма рискованным, но и в дореволюционные времена крайне редко сохранялось такое количество писем церковных деятелей. К настоящему времени найдено свыше пятисот писем епископа Афанасия, бережно сохраненных в личных архивах. Некоторые письма найдены в следственных делах, хранящихся в архивах ФСБ.

Каждый святой старец, поучающий своих чад, сообразуясь с их духовным состоянием, отбирает из христианского учения то, что ближе ему и полезней его духовным детям. Письма Владыки, собранные вместе, даже спустя много лет после окончания гонений, оставляют чувство, которое точнее всего можно назвать словами «утешение в скорбях».

Все адресаты Владыки несли огромный груз скорбей и лишений. Они лишились храмов и любимых пастырей, редким счастьем для них было принятие Святых Таин, их близкие, как и владыка Афанасий, нередко находились в заключении, о многих неизвестно было, живы они или уже перешли порог земного бытия, часто верующие люди чувствовали себя в изоляции среди советского населения, быстро терявшего веру, безбожный мир оттеснял их в самый дальний угол общественной жизни. К этому прибавлялись лишения материальные — нехватка денег, продуктов, одежды. И среди многочисленных духовных опасностей, страстей и грехов, подстерегающих человека на его жизненном пути, им чаще всего угрожали не сребролюбие, не чревоугодие, не блуд, не честолюбие, а уныние и отчаяние, к чему было очень много причин.

Святитель Афанасий, пос. Петушки. 1962 г. Фотография Г. Н. Медведева

И Владыка, сам порой пребывающий на грани человеческого существования, в письмах из мест заключения с особенной силой предостерегал от грехов уныния и отчаяния. Письма его пронизаны невечерним светом радости, смирения, любви. Он учил упованию на Бога, внушал веру, давал надежду. Он писал: «И какое великое утешение — вера наша! Мы в бедах не унываем и в скорбях благодушествуем. Разлученные телесно, утешаемся общением духовным, молитвенным. Не теряем надежды встретиться здесь, но если бы сего не случилось, уповаем, что за скорбь земной разлуки Господь утешит нас радостию вечного общения в Его горних обителях… Сие буди… буди…»^[39].

Его близкий друг протоиерей Петр Шипков писал святителю: «В такие дни всегда предо мной живо восстает в памяти Ваш образ, исполненный ласки и привета, утешающий и подкреплящий братию не только духовно, но и телесно. Особенно памятны мне Ваши улыбочки, сопровождавшие всегда словечки, полные юмора»^[40].

Скончался святитель 28 октября 1962 г. в кругу самых близких своих друзей, причастившись Святых Христовых Таин. Последними его словами были: «Молитва всех вас спасет».

На Архиерейском Соборе 2000 г. епископ Афанасий был причислен клику святых новомучеников и исповедников Российских.

14 октября 2000 г. состоялось торжественное обретение мощей святителя Афанасия, которые 29 октября крестным ходом были перенесены из кладбищенской церкви в собор Рождество–Богородицкого монастыря. Нина Сергеевна Фиолетова, которая шла вместе со всеми, рассказывала, как в 1926 г. на этой же Большой Московской улице она встретила арестованного Владыку, которого конвой вел из монастыря, где находилось ГПУ, в тюрьму, расположенную около кладбища. Он благословил девочку и пошел дальше в сопровождении конвоя. Прошли десятилетия. И вот крестным ходом, под звон колоколов торжественно переносили мощи Владыки с кладбища к возвращенному монастырю, последнему месту упокоения святых мощей святителя.

Свт. Афанасий Ковровский. Икона кон. 1990–х гг. Храм свт. Афанасия, г. Петушки Владимирской обл.

* * *

Данный сборник составлен преимущественно из писем святителя Афанасия Ковровского, отправленных им из мест заключения или ссылок. Включены также некоторые письма, в которых святитель особенно ярко проявляет себя как духовный руководитель, старец. Эти письма исполнены особого внутреннего напряжения, любви и скорби. В них ярко предстает духовный облик святителя, который своим крайним уничижением, тяжкими страданиями и пламенной верой исповедал Христа, подражая крестному подвигу Спасителя.

Большинство писем публикуются по сборнику «Молитва всех вас спасет» (М.: ПСТБИ, 2000). В настоящее издание добавлены некоторые письма, хранящиеся в архиве Владимирской епархии, за разрешение на использование которых составитель благодарит архиепископа Владимирского и Суздальского Евлогия. Они опубликованы в сборнике «Собрание писем святителя Афанасия (Сахарова), епископа Ковровского, исповедника и песнописца» (М.: Изд–во Сретенского м–ря, 2001), и в журнале «Свет невечерний» (2002. № 2, 3). Для комментариев использована база данных ПСТГУ «За Христа пострадавшие», комментарии из вышеупомянутых изданий. Некоторые сведения о малоизвестных лицах сообщены Н. С. Фиолетовой.

Публикация осуществлена в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации. Исправлены некоторые текстологические и фактические ошибки, допущенные в сборнике «Молитва всех вас спасет». Авторские подчеркивания не оговариваются. Сокращения раскрываются.

ЭТАПЫ И ДАТЫ МОЕЙ ЖИЗНИ

...