Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Валерий Гусев Агенты школьной безопасности
Глава 1 Денежки тю-тю
Недавно я прочитал в предисловии к одному детективному роману, что самая интересная книга в этом жанре, знаете какая? Та, в которой читатель получает, наравне с главным героем-сыщиком, всю информацию о совершенном преступлении. Автор сообщает приметы предполагаемых преступников, всякие улики, «обозначает» нескольких подозреваемых, называет еще какие-нибудь важные детали. И получается так, что читатель как бы тоже ведет свое расследование. Параллельно с сыщиком. И даже частенько его обгоняет и на него сердится: «Какой же он глупый! Ведь и так понятно, что машину угнал Васька Конопатый». А почему? А потому. «Во-первых, Васька с детства мечтал о своей машине, а ее у него никогда не было. Во-вторых, в ночь угона он не ночевал дома. А в-третьих, на воротах гаража обнаружены отпечатки его пальцев». И даже если потом выяснится, что Васька Конопатый с раннего детства такой близорукий, что не только машину, а и велосипед угнать не может; что в ночь угона он просидел в милиции за мелкое хулиганство; что отпечатки на воротах гаража Васька оставил, когда помогал владельцу машины запереть эти ворота. Ну и так далее… Но даже и после этого догадливый читатель не очень огорчится. А восхитится умелым сыщиком. И признает, что он не очень-то глупый. И задумается: а как же я не обратил внимания на эти факты? Мне эта мысль в предисловии понравилась. Но я ее очень скоро забыл за другими делами и мыслями. А вот когда в нашей школе совершилось подлое преступление – тут же вспомнил. Вспомнил потому, что сам оказался как бы читателем увлекательного детектива, в котором главным героем-сыщиком стал мой младший братишка Алешка. Я знал (и позже узнавал) все, что знал он, и пытался сам во всем разобраться. Что-то я угадывал правильно, в чем-то ошибался, но в любом случае до Алешки мне было далеко. Но я не в обиде. Не каждому ведь дано быть Шерлоком Холмсом. И у меня тоже есть кое-какие достоинства. В частности, я решил рассказать эту историю вам в виде настоящего детектива.Начинаю с самого начала этой загадочной, поучительной и страшноватой истории… Третьим уроком у нас была физподготовка. На нашем стадионе. Мы пробежали сто кругов по сто километров и попадали без сил на площадку для прыжков, наполненную еще теплым после лета чистым речным песком и первыми осенними листьями. Никишов – он лежал на животе – приподнял голову, сложил ладони «биноклем» и навел его на школьный подъезд: – Лайнер подошел. Опять Баулин приплыл. Возле школы плавно остановилась длиннющая несуразная белая машина. На таких возят женихов, невест и Аллу Пугачеву. – И чего он повадился? – лениво спросил кто-то (кажется, я). – По двойкам соскучился, – насмешливо объяснил Никишов. Этот Баулин когда-то учился в нашей школе. Пока его не выгнали за неуспеваемость – уж очень тупой был. Немного погодя он попал в милицию за мелкую кражу, а потом начал торговать цветами и вскоре стал настоящим цветочным королем Москвы и Подмосковья. В Подмосковье эти цветы для него выращивали, а в Москве он ими торговал. Вот тебе и тупой! Но на родную школу Баулин не обижался. Наоборот – очень скучал по ней, называл ее своей малой родиной, часто навещал и делал своей малой родине всякие подарки. Говорил, что будет вечно признателен за то, что в ее стенах получил некоторые знания арифметики. Научился считать. Денежки, конечно, а не звезды в небе, например. Приезжая к нам, Баулин ходил по всем этажам, распространяя запах роз и хризантем, и предавался теплым воспоминаниям. За ним суетливо семенила Артоша, наш многолетний завуч. В нашей школе, как и в любой другой, все учителя и ученики имеют прозвища. Для внутреннего употребления, как говорит наш директор Семен Михалыч (по прозвищу Полковник). Артошей нашего завуча прозвали очень давно. Когда она носила на голове мелкие кудряшки, а платье у нее было с хлястиком в виде бантика. Все вместе очень походило на симпатичного пуделя – кудряшки, бантик на хвостике, да и фамилия у нее была подходящая – Артамонова. Со временем длинная кличка Пудель Артемон превратилась в Артошу. Артоша хорошо помнила Баулина и умилялась его воспоминаниям. – Вот это окно, – говорил ей Баулин, – я разбивал шесть раз. Даже надоело. – Да, Валечка, – вторила ему Артоша, – у тебя была великолепная рогатка. И память хорошая. – А вот точно таким глобусом, – сладко жмурился «Валечка», – я гонял в футбол в спортзале. – Да, Валечка, – жмурилась Артоша, – ты был такой выдумщик! – А вот на этой стене, помните, я нарисовал красивый пейзаж. Масляной краской из баллончика. – Ах, озорник! Только это был не пейзаж, ты забыл. Там были какие-то слова. – И Артоша краснела при воспоминании об этих словах. – Да, Валюша, напрасно ты пошел в бизнес. У тебя ведь такие были способности, золотые руки… Да, эти «золотые руки» наша школа помнит до сих пор. – …С такими руками, Валечка, ты бы мог стать хорошим рабочим. Или строителем, тоже хорошо. Возводил бы дома для людей. – Да, конечно, – вздыхал Баулин, разглядывая свои нежные пальцы с розовыми ногтями. – Рабочим быть очень хорошо. И он приказывал своим громадным охранникам внести в школу очередной дар. Глобус, например. Вот и сегодня опять что-нибудь привез. – Пошли посмотрим, – сказал Никишов, вставая и отряхивая с пуза песок. Мы пошли к подъезду. Баулин как раз выбирался из машины. Но в этот раз руки охранников были свободны. А вот руки самого Баулина, наоборот, были заняты – он бережно и надежно прижимал к груди небольшой плоский чемоданчик. – Помочь? – спросил его Никишов. Баулин скосил на него глаза, не ответил, а один из охранников мощной рукой отмел Никишова в сторону: – Не вертись под ногами, братан. – От братана слышу! – конечно, не стерпел Никишов. Но на него не обратили внимания, и все трое прошагали прямо в кабинет директора, побыли там и вскоре вышли, уже без чемоданчика. За ними вышел и наш директор, Семен Михалыч, боевой отставной полковник. Всегда невозмутимый, он сейчас был заметно растерян. Проводил «делегацию» до двери, попрощался и задумчиво вернулся в свой кабинет. Никишов приставил палец ко лбу, изобразив глубокое раздумье. Потом сказал: – Что бы это значило? – И сам ответил на свой вопрос: – Взрывное устройство. Запоздалая месть за двойки. – Это не месть, – в шутку подхватил я. – Он хочет взорвать свою малую историческую родину, чтобы освободить место под застройку. – Ты прав, Димон, – кивнул Никишов. – Здесь будет громадный цветочный торговый центр имени Валюши. – Да. Поэтому нужно скорее идти в класс. Чтобы успеть еще чему-нибудь научиться. Пока школа цела. Но через два дня нам стало не до шуток…
Через два дня нас всех согнали в актовый зал. Семен Михалыч поднялся на сцену. Он был хмур и бледен. – Встать! – гаркнул он на весь микрорайон. – Смирно! Мы поднялись со своих мест и замолчали. А наши любимые учителя, выстроившиеся вдоль стены, побледнели. – Во вверенном мне подразделении, – начал тяжелым голосом отставной полковник и действующий директор, – я хотел сказать, в нашей школе, произошло отвратительное событие. – Семен Михалыч помолчал. – Вчера из моего сейфа пропали деньги. Огромная сумма, которую выделил нам спонсор для реконструкции школьного здания. Тишина в зале настала такая, что даже страшно стало. – Я пока не сообщал об этом в милицию. Я не хочу, чтобы на безупречную репутацию вверенного мне подразделения легло несмываемое пятно позора. Я даю время тому, кто совершил эту пакость. Если деньги не будут возвращены, я приму меры. Все свободны! Идите и думайте!
Вообще это было как-то странно. В нашей школе, конечно, всякое случалось. Но никогда не случалось воровства. Да у нас и красть нечего, кроме старых матов и драного «козла» в спортзале. А тут… Ведь в тот день, когда наш спонсор Валюша Баулин передал в дар школе деньги, он даже, в целях большей безопасности, оставил нам одного из своих охранников. Раньше должность охранника совмещал наш завхоз. Вечером он запирал все двери на все ключи и пил чай. До утра. А теперь школу охранял здоровенный детина. С дубинкой и газовым баллончиком. Он чай до утра не пил. Значит, все-таки деньги спер кто-то из наших. …Мы разбрелись по классам. Не глядя друг на друга. Это было очень противно – думать, что кто-то из нас украл эти деньги. Конечно, в нашей школе, я уже говорил, как и везде, были всякие ребята. И хулиганы, и курильщики, и двоечники, и драчуны. Были и такие, которые отбирали у малышей деньги. Исправляли в журналах оценки. Но воров у нас никогда не было. А вот теперь – есть! Есть и у нас вор. Да еще какой – хапнул целый чемодан денег. И, может, он сидит рядом с тобой, в твоем классе… А мы все сейчас под подозрением. На переменке Никишов (он у нас, как говорит директор, и формальный и неформальный лидер) задержал нас в классе, стал к дверям и сказал: – Если это сделал кто-то из наших, пусть немедленно сознается. Все равно мы узнаем. Но тогда… – А что тогда? – спросил Костя Музейник. – Расстреляешь? – В овраге искупаю, – мрачно пообещал Никишов. Да, это была серьезная угроза. Когда-то в наш овраг сливались отходы с бензоколонки, и сейчас там зловонное болото. Не отмоешься никогда. И ничем. – А чего ты грозишься? – недовольно спросил Кузнецов. – И оскорбляешь. У нас в классе таких нет. Я вообще думаю, что деньги не ребята сперли. – А кто? – шагнул к нему Никишов. – Кто-то из взрослых. Из учителей. – Думай, что мелешь! – вспыхнул Никишов. – В лоб захотел? – Попробуй. – Кузнецов усмехнулся. И не зря. В школе поговаривают, что его старший брат Витек состоит в какой-то группировке. Может, это и так, а может, Кузнецов сам это придумал, для авторитета. Витек время от времени тоже появляется у нас в школе. На вид – он настоящий добродушный бандюга. Рот до ушей, но взгляд тяжелый. И с Баулиным он хорошо знаком, они с ним в одном классе в свое время глобусом в футбол играли. Так что Кузнецова у нас побаиваются. Но Никишов Кузнецова не боится. Наверное, потому, что его не любит. И еще потому, что у Никишова тоже есть старший брат, который служит в какой-то крутой охране. – А что? – не унимался Кузнецов. – Учителя у нас бедненькие, зарплаты у них маленькие, а сейф, считай, игрушечный. – Ты по себе-то не суди! – Мне показалось, что у Кузнецова и впрямь сейчас лоб зачешется. – Не все деньгами меряется! Тут он прав. Мы наших учителей знаем уже много лет. И никто из них не смог бы такое сделать. Хоть у них и зарплаты маленькие. В общем, мы не только все переругались, но и чуть не подрались. А потом Никишов сказал: – У древних юристов было правило: ищи, кому выгодно. Вот мы и… – Глупости говоришь, Андрюха, – перебил его Костя Музейник. – Такие бабки хапнуть – каждому выгодно. – И тебе? – сощурился Никишов. – И мне, – смело кивнул Костя, – выгодно. Только я ни из-за какой выгоды воровать не стану. Я подумал, быстренько прокрутил в голове весь класс и понял: выгодно каждому, но никто из нас такое не сделал бы. Мне как-то даже легче стало. Вот только такая мысль пришла: а ведь сейчас, наверное, в каждом классе такая же буря поднялась. И все говорят и орут примерно то же самое. Но ведь все-таки кто-то украл эти деньги. Кто? И зачем? Ну, зачем, это ясно. Деньги и зарабатывают, и крадут для того, чтобы их тратить. Тот, кто зарабатывает деньги, тот тратит их на жизнь. А тот, кто их крадет, тот тратит деньги на всякие развлечения. И я не думаю, что громадные деньги из сейфа директора украдены на хлеб с маслом. Я думаю о другом: вот если бы вдруг я нашел на дороге пачку денег, что бы я сделал? Я бы отнес их в милицию. Никогда не взял бы чужое. Я помню, у нас был такой случай, с Кузнецовым, я еще тогда дружил с ним. Он на самом деле нашел на улице деньги. Целую пачку. И все их проел. И мне потом похвалился. – Ну и дурак! – сказал я. – В милицию бы отнес. – Ага! Разбежался! Я их проел, а они их пропили бы. Ты что, наших ментов не знаешь? Я не люблю драться. Мне трудно ударить человека, даже очень плохого, в лицо. Но тут я не сдержался. И вмазал ему в лоб кулаком. Даже пальцы ушиб. Потому что мой папа работает в милиции. И он никогда не возьмет чужое. Наоборот – он работает для того, чтобы возвращать людям то, что у них украли, и наказать тех, кто это сделал. Он рискует своей жизнью ради других, совершенно чужих ему людей. Мне вообще кажется, что нужно почаще думать о других людях. Нельзя относиться к ним небрежно. Вот в Алешкином классе учится Светик, очкарик, тихоня такой. У него мама – дворником работает. И некоторые ребята относятся к нему с презрением. «У меня мама – артистка, а у тебя – дворничиха. Иди отсюда, от тебя помойкой пахнет». А если подумать, то без артисток мы уж как-нибудь проживем, а вот без дворников просто пропали бы все. В мусоре заблудились. И помойкой пропахли бы. В общем, у этого Светика трудная жизнь, некоторые ребята его дразнят. А он, молодец, не стесняется, что его мама не знаменитая кинозвезда, а простой дворник. И Светик ей все время помогает убирать территорию. Им вообще трудно живется. Папа их бросил, ушел в другую семью, к другим детям. И квартиру у них забрал. Вот мама Светика и пошла в дворники, потому что там давали жилье. В общем, они со Светиком дружно живут. Но бедно…
Перед последним уроком в наш класс влетел Алешка. Весь какой-то встревоженный и растерянный. – Дим! Светика арестовали! Мы все так и ахнули. Выяснилось: никто его не арестовывал, просто Любаша отвела его к директору. Вот это новость! Светик в нашей школе самый послушный и тихий ученик. Чтобы его отвели к директору? Такого быть не может! – Может! – выпалил Алешка. – Любаша сказала, что это он деньги украл!
Глава 2 Неопровержимые улики
Любаша – это учительница в Алешкином классе. Она носит на голове высокую прическу и ходит в туфлях на высоких каблуках, высоко задрав носик. Но все равно, когда ее окружают в классе ученики, обнаружить среди них Любашу трудновато. Разве что по голосу. Он у нее командирский. Звонкий, четкий и решительный. Такой же, как и стук ее каблуков по коридору. Вот под этот стук она и повела Светика к директору. А в третьем «А» случилось вот что. Есть там у них один амбал, с соответствующей фамилией Пеньков. Ростом с меня и толщиной с бочку. Здоровенный и очень озорной. Почти хулиган. Все время что-нибудь шкодит. Наверное, будущий Баулин. У него любимая шутка такая. Он обычно входит в класс последним, когда все ученики уже стоят возле своих парт в ожидании Любаши. И этот Пеньков изо всех сил толкает ближайшего ученика. Тот падает и сшибает следующего. И так далее. Весь ряд валится как косточки домино. А последняя парта – Светика. Он и упал последним. Из его рук выпала книга, а из книги – сложенный в несколько раз тетрадный листочек. Когда вошла Любаша, все уже стояли на ногах, только Светик пыхтел под партой и вылавливал свою книгу «Таинственный остров». – Святослав! – строго сказала Любаша. – Что у тебя там такое? – Она прошагала к нему через весь класс и подняла листочек. Развернула, внимательно и долго смотрела на него и вдруг ахнула и покраснела. А потом побледнела и взглянула на Светика. И сказала упавшим голосом: – Вот от тебя я этого не ожидала! – И столько было обиды и горечи в ее голосе, что Светик весь съежился, еще меньше стал. – Я не нарочно, – пролепетал он. Любаша открыла рот, но сразу ничего не смогла сказать. Только зубами щелкнула. Открыла еще раз и, запинаясь, проговорила: – Как это не нарочно? Разве можно украсть деньги случайно? Ты бы лучше не врал! Светик вскинул голову. И за стеклами его очков сверкнула то ли слезка, то ли гордость: – Я никогда не вру! – Пошли к директору! – И Любаша, сжимая в одной руке бумажку, а другой вцепившись в Светика, зацокала каблучками на второй этаж. Наш Алешка опомнился первым и тут же помчался в кладовку на третьем этаже. Там у нас был секретный наблюдательный пункт. Когда-то в школе меняли трубы и проводку, и в кладовке на третьем этаже осталась в полу приличная дырка. Строители собирались ее заделать, но только заткнули комком пакли и забыли про нее. В общем, дырка как дырка. Но с одним великим достоинством. Она находилась в потолке директорского кабинета. Почти над его столом. И когда нам нужно было разведать в учительской что-нибудь секретное, мы вытаскивали паклю и беззастенчиво подглядывали за педагогами. Рядом с дыркой, кстати, давно уже прижился старенький театральный бинокль. С его помощью можно было свободно читать записи и отметки в раскрытом журнале. Про эту дырку знала вся школа. Кроме учителей, конечно. Алешка влетел в кладовку, заперся и выдернул затычку из дырки. Директор сосредоточенно что-то писал, наверное, очередной приказ «по вверенному ему подразделению». Тут распахнулась дверь, в кабинет ворвалась Любаша, за ней на буксире Светик, с очками, повисшими на одной дужке на одном ухе. – Вот! – Любаша шлепнула на стол директора листок. – Вор! Директор скинул очки – он без них лучше видел – и взял в руки листок. – Ну и что? Ничего не понимаю. Он эту бумажку украл? У вас? – Бумажка! – фыркнула Любаша. – Это схема! Бандитская! Алешке глаза директора не были видны – только его круто стриженный затылок, а вот у Светика глаза сделались размером с блюдечки. – Это закладка, – сказал он. – Она в книге была. – Семен Михайлович! – Любаша заломила руки. – Как мне жить дальше? Ведь Святослав – самый честный ученик в школе! И совершил такой поступок. Что же ждать от остальных? Бумажка лежала перед директором. Алешка, не поворачивая головы, нащупал бинокль, поднес его к глазам. Действительно, на тетрадочном листе в какую-то странную двойную линеечку была набросана какая-то схема, местами подписанная какими-то буквами. «Чд», «Ня» – разобрал Алешка. А больше он ничего не разобрал. Какие-то решеточки, стрелочки, квадратики… Даже кораблик какой-то. Семен Михайлович повертел листок, посмотрел, склонив голову. – Похоже на схему обороны второго взвода мотопехоты. – Какая оборона? – взвизгнула Любаша. – Это схема нашей школы! Это путь к вашему сейфу! Неужели непонятно? Вот же написано: «Вх» – значит, вход. «Уч» – учительская. Вот стрелка к вашему кабинету. Так и написано: «Кд» – кабинет директора! Семен Михалыч поскреб макушку. – А «Чд» – это что? Чемодан? – Конечно! Вы умница, Семен Михайлович. Чемодан с деньгами. Он!.. – Любаша чуть ли не в лоб Светика пальцем ткнула. – Он эту схему для какого-то жулика нарисовал! Алешка мне потом рассказал, что схема напоминала план нашей школы. С дорожкой к сейфу директора. – Вот что. – Семен Михалыч тяжело поднялся. – Вот что, Любаша… извините, Любовь Михайловна, не звоните по всей школе о вашей гениальной догадке. Я сам во всем разберусь. Идите в класс. А ты, Святослав, останься. Садись-ка вот здесь, поговорим. Как мужчина с мужчиной. Как рядовой с генералом. Любаша ушла. Светик присел на краешек стула, вернул очки на место. – Слушай сюда. Что за бумажка? Откуда она у тебя? Только не ври. – Я никогда не вру, – упрямо повторил худенький и маленький Светик. – Я не знаю, что это такое. – Впервые видишь? – усмехнулся директор. Светик кивнул. И тут же поправился: – Бумажку эту я видел. Но не разворачивал. Закладка. Она в книге была. Семен Михалыч вздохнул: – Когда я начинал служить в армии – это было очень давно, – наш старшина Канарейкин говорил: «Врать – так уж честно». – Загнул, однако, Семен Михалыч. Как это – честно врать? Говорить лживую правду, что ли? Или правдивую ложь? – Ты это рисовал? – Нет. – Для кого? – Ни для кого. – Иди в класс.Алешка прилетел в класс раньше, чем Светик. Любаша недовольно посмотрела на него: – Тебе, Оболенский, всегда времени не хватает. Для этих дел перемена существует. Садись. – Тут дверь снова распахнулась, и вошел Светик. Ему Любаша ничего не сказала. Только проводила хмурым взглядом. И весь класс смотрел на него. Светик неторопливо уложил свои тетради и учебники в сумку, подошел к двери: – Вы назвали меня вором, Любовь Михайловна. Я не вернусь в школу, пока вы не извинитесь. И он в полной тишине вышел из класса.
Что потом сделалось в школе, описать трудно. Просто скандал получился. Любаша, кстати, тоже объявила забастовку: «Пока он не извинится, я в школу не приду». Как маленькая, честное слово. ...
Все права на текст принадлежат автору: Валерий Борисович Гусев.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.