Олег Агранянц Тень наркома

Часть первая. Глубокое залегание

Кто ищет, тот всегда найдет.

Но чаще всего не то, что ищет.

Глава первая. К новым берегам

1. Будапешт

Проснулся я от прикосновения к плечу. Передо мной стояла улыбающаяся стюардесса. Сквозь окно я увидел движущийся трап.

— Уже Будапешт?

— Будапешт.

— Сколько будем стоять?

— Около двух часов. Прилетели на час раньше. Вы выйдете?

— Да. Я могу оставить здесь чемодан?

— Конечно.

Чемодан я оставил, кейс взял с собой.

Так уж получилось, что мне приходилось часто летать с посадкой в Будапеште. И я всегда заходил в бар транзитного зала. Это не было простым ритуалом: такого кофе, как в будапештском аэропорту, я не пил нигде. Даже в Риме. А уж там кофе готовить умеют.

Лысый бармен оказался на месте. Я помнил его еще со времен первой командировки в Алжир, лет двадцать тому назад. Тогда в будапештском аэропорту я в первый раз увидел «фри-шоп» и бар с иностранными напитками. Но если во «фри-шопе» купить можно было только на валюту, то бармен брал рубли. Делал он это тайком, советские об этом знали. Курс у него был божеским, и пассажиры из Москвы выстраивались в длинную очередь.

Может быть, именно из-за этих воспоминаний кофе здесь и казался самым лучшим.

Я взял чашку и сел за столик. Стоянка два часа. Торопиться некуда. Можно собраться с мыслями.

Проходя мимо висящего на стене телевизора, я видел те же кадры, что и полтора часа назад в Риме: Горбачев и Раиса, спускающиеся с трапа самолета, Ельцин на танке, толпы на улицах.

Что меня ждет в Москве? Стоит ли рисковать? Можно переоформить билет на другой рейс прямо здесь, в транзитном зале. Можно выйти в город и купить новый билет. Но Будапешт — не Рим, отсюда можно прямехонько в Лефортово.

Прилетел новый самолет. Из Москвы. Пассажиры, говорящие по-русски, облепили буфет, и до меня долетали обрывки фраз. Люди, одетые по-летнему, оживленно жестикулировали, что-то внушали друг другу. Ко мне никто не подсаживался. Сидел я по-прежнему один.

И в этот момент я увидел нечто.

Не обратить на нее внимание было невозможно: высокая, метр восемьдесят, не меньше, светло-русые волосы до плеч и большие голубые глаза плошками. И в довершение летнее ярко-красное платье, очень открытое — мои друзья называли такие «с залазом», груди не меньше третьего размера и крепкие стройные ноги в красных лодочках.

«Такого не бывает! — я покачал головой. — Такое можно только нарисовать. Уж больно хороша! Просто Мальвина».

Девушка в красном платье повертелась у бара, потом прошла во «фри-шоп».

Я посмотрел на часы: прошло уже почти полтора часа. «Еще минут тридцать», — вздохнул я.

Если бы это был не Будапешт! Кроме венгерского здесь ни на каком языке не объяснишься. Лет пять назад я чуть не заблудился в самом центре города. Хорошо, кто-то в Москве рассказал про службу переводчиков: если набрать по телефону-автомату «06» или «07», сколько именно, уже не помню, то к телефону подходит дежурный переводчик. Как «скорая помощь».

Мимо снова прошла Мальвина в красном платье. На этот раз совсем близко от меня. До чего же хороша!

И в это время я услышал голос рядом с собой:

— Как самочувствие, Евгений Николаевич?

Это говорил незнакомый человек в сером тропическом костюме. Я не заметил, как он подсел ко мне.

Я вздрогнул, но смотреть в его сторону не стал.

— Спасибо, хорошо.

— За событиями в Москве следите?

— Слежу.

— Вот такие там дела…

Я вздохнул.

«Кто он такой? Откуда взялся?»

— Такое творится, — он продолжал. — Памятник Дзержинскому снесли.

«Дальнейшее предположить нетрудно, — соображал я. — Следующая команда: оставьте кейс на месте, а сами идите на посадку. И что мне делать?»

— Возьмите посадочный, Евгений Николаевич, — человек в сером костюме положил передо мной голубой транзитный посадочный билет. — Теперь он ваш.

Я взял. Вертелась мысль: «Зачем это? Что дальше?»

— А теперь положите на стойку ваш посадочный, — голосом, не терпящим возражения, приказал человек в тропическом костюме.

Я положил.

«Сейчас потребует кейс, — соображал я. — Но просто так кейс я не отдам».

— Торопитесь. Посадка уже началась, — человек в тропическом костюме взял мой посадочный. — Счастливого пути. Номер вашего рейса на посадочном талоне. Скажите стюардессе свое имя, и она покажет вам место. Дальнейшие инструкции получите в самолете.

И исчез.

Кейс остался при мне.

Я вертел новый посадочный талон и ничего не мог понять.

Что это может означать? Мне дали посадочный на другой рейс и оставили кейс. Оставили кейс! Что дальше? Дальнейшие инструкции получу в самолете. Какие? От кого?

«Прежде всего надо узнать, куда я теперь лечу», — соображал я.

Я встал, подошел к табло и стал искать номер рейса:

Лондон… Москва… Стокгольм… все не то. А вот и мой рейс. Рабат — Рио-де-Жанейро! Не ближний свет!

— Объявляется посадка на самолет Аэрофлота, следующий рейсом Москва — Рабат — Рио-де-Жанейро, — объявили сначала по-венгерски, потом по-французски, потом по-русски.

Пассажиры толпились у посадочного отсека.

Надо идти.

У входа в самолет пассажиров встречала высокая черноволосая стюардесса.

— Моя фамилия Лонов.

— Я вас проведу на ваше место.

Место оказалось у окна, снова в первом классе, только теперь во втором ряду. Рядом стоял мой чемодан. Позаботились!

Я устроился поудобнее, пристегнул ремень.

На соседнее кресло кто-то сел. Я повернул голову.

Рядом сидела девушка в красном платье, та, которой я любовался у бара. Мальвина.

2. Попутчица

Стюардесса показывала, как надо обращаться со спасательным жилетом. Соседка следила за ее движениями и сверяла их с рисунками на буклете, который держала в руках.

Я хотел предложить ей свое место у окна, но решил пока не отвлекать. Я искал глазами человека, который должен ко мне подойти. Но в первом классе кроме меня и Мальвины сидели только две ярко выраженные латинки. «Эти — нет, — решил я. — Кто-то появится из другого салона. Или из экипажа».

Другая стюардесса, та, которая встречала пассажиров у трапа, подкатила тележку с напитками. Я взял бокал шампанского. Соседка пошепталась со стюардессой, и та принесла ей чашку кофе.

Потом: «пристегнуть ремни», «не курить»…

Самолет оторвался от земли, набрал высоту. Я искоса поглядывал на соседку, та продолжала изучать буклет. Я уже хотел начать разговор, но она опередила меня:

— Вы говорите по-португальски?

— Нет, — удивился я.

— Нам придется учиться.

Я не понял, почему она сказала «нам», а она продолжала:

— Говорят, это несложный язык. Вы знаете много языков, вам будет легче. Говорят, тому, кто знает много языков, легче изучать новый.

— А вы знаете какой-нибудь иностранный язык? — решил я перехватить инициативу.

— Практически никакого. Учила английский.

Она сокрушенно покачала головой. Ее большие голубые глаза стали еще больше. «Настоящая Мальвина!» — не переставал я удивляться.

Она положила буклет в отделение для газет и повернулась ко мне:

— Но португальский я выучу. Если что-то надо, я обязательно сделаю. Я вас уверяю, через два года мы будем свободно говорить по-португальски.

Это «мы» было уже во второй раз. И я осторожно спросил:

— Почему вы говорите «мы»?

Мальвина удивилась:

— Потому что мы будем изучать вместе.

Я удивился не меньше:

— Кто «мы»?

«Компания, что ли, какая?» — подумал я.

— Вы и я. Вдвоем.

— Вдвоем? Вы в этом уверены?

— Конечно.

— А кто вы такая?

— Как кто такая?! — еще больше удивилась Мальвина.

— Я ваша жена.

— Жена?!

Я залпом допил шампанское:

— Вы в этом уверены?

— Ну, конечно.

И она протянула мне зеленый дипломатический паспорт.

На второй странице — фотография Мальвины, и там, где «фамилия» и «имя»: Лонова Нина Георгиевна, супруга советника Министерства иностранных дел.

— Вот видите, — Мальвина излучала безмятежную улыбку.

Я внимательно изучил паспорт: все как у моей бывшей жены, только там, где год рождения, не 1950, а 1970.

Я рассматривал паспорт и соображал. Итак, кто-то определил Мальвину мне в компаньоны. Радоваться по этому поводу или печалиться? Дама она, по первому впечатлению, странная.

— Как вас зовут на самом деле?

— Нина.

— Это я уже прочел. Я хочу знать, как вас зовут на самом деле. Я должен знать настоящее имя своего компаньона.

— Не компаньона, а законной супруги, — поправила лже-Нина.

— Хорошо, супруги, я не отказываюсь. При ваших внешних данных отказаться от такого было бы ни с чем не сравнимой глупостью.

— Зовите меня Нина.

— Но ведь вас зовут иначе.

— Верно. Иначе. Но когда я что-нибудь делаю, то делаю серьезно. Я стала Ниной только сегодня утром. И сказала себе: все, я — Нина и никто больше. На два дня я — Нина. Нина. Нина Георгиевна.

— Ах, всего только на два дня! — обрадовался я. — Потом вы вернете свое имя.

— Да нет же! — Мальвина снова выглядела до крайности удивленной. — Через два дня нам с вами дадут другие имена, и мы забудем наши собственные. Навсегда.

— И какие нам дадут имена?

— Бразильские. — Она развела руками, что должно было означать: ну какой же вы непонятливый.

Игра в вопросы и ответы мне надоела:

— Послушайте, расскажите мне все от начала до конца. Мне сказали, что меня проинформируют в самолете. Я жду.

— Вас кормили в самолете до Будапешта?

— Нет.

— А нас кормили. И теперь снова кормить будут не скоро. А вы голодный. Поэтому и злой.

— Да не злой я! Я хочу знать, куда мы летим! И что мы должны делать.

— Мы летим в Бразилию.

— Это я уже понял. Нас кто-нибудь встретит?

— Да.

— Кто?

— Не знаю. Нас встретят, и вы им отдадите ваш кейс.

«Ах, вот в чем дело! — понял я. — Кейс. Теперь понятно.

Кому-то понадобилось перевезти этот кейс в Бразилию, и перевозчиком оказался я. Но причем тут Мальвина?»

— Хорошо. Я отдам кейс, что дальше?

— Они дадут нам документы, деньги за то, что в кейсе, отвезут в маленький город, на первых порах помогут, пока мы будем изучать язык. И всё.

— И что я буду делать?

— Да что хотите!

— А вы?

— А я ваша жена.

— Понимаю.

К этому я уже начинал привыкать.

— Вас правда не кормили до Будапешта?

— Правда.

Она встала, подошла к стюардессе и принялась что-то втолковывать. Та отрицательно качала головой. Мальвина стояла на своем, стюардесса отказывалась. Потом они обе ушли, и через несколько минут Мальвина появилась с подносом:

— Рыба у них кончилась. А мясо разогрели.

«Хваткая девица, — оценил я. — С такой не пропадешь.

Но такая и свернет в рог. Кажется, я влип! Интересно, надолго ли?»

* * *

Я действительно очень хотел есть и ел с аппетитом. Мальвина смотрела на меня, как мать на сына, утром уплетающего манную кашу:

— Миленький, какой же ты голодный!

— Кстати, вы не хотите пересесть к окну? — Я вспомнил, что именно так хотел начать с ней разговор.

— Нет! — опять удивилась она. — Если бы я хотела, я бы попросила. Я всегда прошу, если что-то хочу. Это нормально.

— Нормально, — вздохнул я. «Ну и дамочку господь послал!»

— И не зови меня на «вы», я твоя жена.

— Я понял, что жена.

— Ну и прекрасно. Тебе чаю или кофе?

— Я попрошу.

— Так чаю или кофе?

— Кофе.

— Ты ни о чем не должен волноваться. Ты много поработал, устал. У тебя было трудное задание. Ты с ним справился. Теперь тебе надо отдохнуть. Я здесь, рядом. И сделаю все, что ты хочешь. Я твоя жена.

— Понимаю.

— Еще нет, — она покачала головой.

— Не могу же я тебе это доказать здесь!

— Этого здесь нельзя.

«А она еще и с сексуальным комплексом? — вздохнул я про себя. — Ну и попал!»

— Теперь ты можешь ничего не бояться. Все прошло. Никто тебя не найдет. Завтра у тебя будет другое имя.

«Интересно, за кого она меня принимает?» — думал я.

— А что я такого сделал, чтобы срочно менять имя?

— Я все знаю. И завтра забуду.

— А что сегодня ты помнишь? — Мне эта конспирация не нравилась.

— Я тобой горжусь.

— Все мои друзья мною гордятся.

— И я тоже.

«Ни малейшего намека на чувство юмора», — ужаснулся я.

Она наклонилась ко мне и прошептала:

— Я знаю, ты выполнял важное задание и убил какого-то торговца оружием. Теперь тебе надо срочно исчезнуть навсегда.

Я отпал. Ну и легенду мне придумали!

Стюардесса принесла кофейник. Моя новая подруга жизни аккуратно налила кофе в чашку. Судя по всему, она была фанатично аккуратной.

Итак, я убил кого-то. Доказать обратное я уже не смогу. И пистолет, который я нашел в кейсе, конечно же, окажется тем, который ищут все сыщики Италии.

Мальвина не отставала:

— Ты хочешь поспать?

— После Рабата.

— У тебя есть, что читать?

— Нет.

— Ты хочешь, чтобы я к тебе не приставала?

— Нет, нет. Наоборот. Расскажи что-нибудь.

— Что? — она обрадовалась.

— Что-нибудь.

— Ты лучше отдохни, ты устал.

Я действительно устал. Я повернулся к окну и закрыл глаза.

Мальвина молчала, размеренно гудели моторы, но сон не приходил. Я повернулся на одну сторону, потом на другую. Случайно моя рука упала на ее колено. Она ее подняла и положила на сиденье:

— Потерпи, не здесь же.

«Точно с сексуальном комплексом. С ее-то габаритами!»

— Нет, не могу заснуть.

— Хочешь яблоко?

— Нет.

— А что хочешь?

— Скажи, а в Бразилию мы надолго?

— Навсегда.

Ответила эдак простенько, как «на недельку до второго».

— И даже на пару дней не вырваться?

— Почему? Лет через пять, когда совсем привыкнем, можно будет куда-нибудь съездить. Если, конечно, ты сочтешь это неопасным. Если про тебя уже забудут.

— Пять лет! — перед моими глазами поплыли круги.

— Пять, — Мальвина положила мне под бок подушку.

— Через пять лет все забудется. Мы изменимся. Подрастут дети.

— Какие дети? — Я начал заикаться.

— Наши, — удивилась Мальвина. — У нас будет трое детей.

— Сколько? — я почти взвыл.

— Трое. Ты хочешь больше?

— Нет, пожалуй, троих хватит, — вздохнул я. «Так влипнуть!»

— Ты тоже хочешь троих? — она обрадовалась и взяла меня за руку. — Ты не знаешь, в Бразилии зимой холодно?

«А у нее еще плохо с географией!»

— Вряд ли.

— Я тоже так думаю, но на всякий случай взяла шубу. У меня на сборы был всего один день. И я не знала, что брать.

Мальвина продолжала что-то рассказывать про шубу, я ее перебил:

— Можно еще раз взглянуть на твой паспорт?

— Пожалуйста, — она протянула паспорт, и я стал рассматривать визовые страницы.

Бразильской визы нет. Значит, Бразилия возникла в самый последний момент:

— У тебя тоже нет бразильской визы. Нас обоих вернут в Москву.

— Если мы скажем, что летим в Парагвай, нам дадут транзитную визу на два дня. А для нас самое главное — пройти полицейский контроль. На таможне нас проверять не имеют права. А после таможни нас встретят.

Нет, подготовлено тщательно, Мальвину с моим кейсом в Бразилии ждут серьезные люди.

— Ты действительно собирала вещи в один день?

— В один.

— Но ты знала, что поедешь. Не знала только когда?

— Да. Но все получилось так быстро.

— А когда ты узнала, что поедешь со мной?

— Я же твоя жена, с кем я могу поехать еще!

«Опять за свое! Прямо партизанка!»

То, что я нашел кейс, для ребят из моей конторы должно было быть неожиданностью. Но когда из посольства пришла шифровка о том, что я лечу в Москву с непонятной «диппочтой», мои дорогие начальники все поняли. Дальнейшее при нынешней суматохе — дело техники.

— Ты пить хочешь? — Прямо перед моим лицом снова возникли большие голубые глаза и круглое, как по циркулю, лицо.

«До чего у нее здоровая кожа. Просто кровь с молоком!»

— Нет, не хочу.

— Кофе или чай?

— Пожалуй, попозже.

— Ты расстроился, что придется пять лет сидеть в Бразилии? Но так нужно. Для тебя в первую очередь. Мы будем учить язык, ездить по стране, она большая, интересная, я о ней читала. Через пять лет мы изменимся, но не постареем. Потому что не будем волноваться. Стареют только тогда, когда много волнуются. Мы будем говорить только по-португальски. У нас будет хороший дом. В большом городе, но на окраине, где много зелени. И обязательно с бассейном. Чтобы дети могли купаться, когда жарко.

«Так влипнуть. И дороги назад нет».

— И мы поедем на пару недель большой семьей во Флориду или в Мексику. Лучше в Мексику. Во Флориду опасно.

«А ведь так все и будет, — думал я. — Эта Мальвина — рок. Все, что она говорит, — сбудется».

3. Путь до Рио

Подошла стюардесса:

— В Рабате только техническая посадка. Пассажиры до Рио-де-Жанейро должны оставаться на борту.

«Все продумали, — злился я. — Чтобы не сбежал!»

Мальвина повернулась ко мне, взяла за руку:

— Самое главное, чтобы нам хватило денег. Как ты думаешь, сколько они дадут за камни?

Я даже не видел этих камней.

— Не знаю. Главное, чтобы не обманули.

— Нет, эти люди не обманут. Дадут настоящую цену. Но и не больше. А нам на них нужно прожить всю жизнь. Больше никто нам помогать не будет.

«Не так уж все радужно, — подумал я. — Не хватает еще остаться без денег! Интересно, знают они про пистолет и деньги в кейсе?»

— Там еще…

Я засомневался, говорить или нет. Но потом решил, никуда не денешься. Все равно придется при ней открывать кейс.

— Там еще есть деньги.

— Много?

— Много.

— Их надо оттуда вынуть. Не отдавать же кейс вместе с ними!

Она повертела кейс в руках, потом вернула:

— Я сейчас.

И исчезла.

Вернулась быстро, с ножичком от маникюрного прибора, и принялась осторожно снимать с кейса пластилин.

Я набрал номера, кейс открылся.

— Ой! — она увидала пистолет. — Это тот самый?

Я удивился:

— Какой?

И потом совершенно непроизвольно выпалил:

— Да.

А сам подумал: «Ну, что я говорю! Дурак! Рисуюсь перед Мальвиной».

— Ты из этого? — она показала на револьвер. И погладила меня по колену. — Я горжусь тобой.

— Что будем делать с деньгами? — спросил я.

— Сейчас.

Она вынула из сумочки пару долларов и снова исчезла.

Вернулась тоже быстро. С белым полиэтиленовым пакетом какого-то «фри-шопа».

— Открой свой чемодан.

Я открыл. Она вытащила из чемодана пижаму, положила на дно фри-шоповского пакета, потом, осторожно приоткрыв кейс, взяла первую пачку, не торопясь, пересчитала и начала ловко перекладывать пачки в пакет. А когда купюры кончились, прикрыла их сверху моими рубашками.

— Если во всех пачках столько же бумажек, как в первой, и все они по сто долларов, то это… — она закрыла глаза, считала в уме. — Это — двести тысяч. Это много?

— Да не очень.

Мальвина показала на пистолет:

— Его лучше отдать людям, которые нас встретят.

— Скорее всего. Только я не знаю, кто они такие.

— Я тоже не знаю.

— Где они нас встретят?

— Сразу после таможни.

— А если не встретят?

— Я знаю, как с ними связаться. У меня есть телефон.

— На них можно положиться?

— Да.

Она нашла мой швейцарский паспорт на имя Жильбера Мало.

— Это что?

— На это имя у меня в одном банке лежат деньги.

— Много?

— Точно не знаю.

— Их можно получить?

— Да. Надо будет перевести из банка во Франции в Бразилию.

Мальвина подумала самую малость:

— Сколько стоит во Франции… к примеру, «мерседес»?

— Около двадцати тысяч.

Она снова закрыла глаза. Потом:

— Можно купить двадцать «мерседесов», пригнать в Бразилию и продать. Это возможно?

До чего шустра!

— Возможно.

— За дорогу платить много?

— Да. Но когда покупаешь оптом, обходится дешевле.

— Вот видишь.

Швейцарский паспорт она положила к себе в сумочку.

— Лучше, чтобы все документы лежали в одном месте. Паспорта, билеты. Дай мне твой паспорт.

Я протянул свой паспорт:

— А билета у меня нет.

Она удивилась:

— Как нет?! Вот он, твой билет.

И вытащила из сумки билет Аэрофлота.

Я не стал смотреть.

— Ты уверена, что бразильскую визу дадут?

— Уверена.

— Через таможню пропустят?

— Там дипломатов никогда не досматривают.

Она аккуратно закрыла кейс, снова прилепила пластилин.

— Пойду отдам ножик.

На этот раз ее не было долго. Я закрыл глаза. В голове вертелись строчки:

«Под пальмами Бразилии, от зноя утомлен, шагает дон Базилио, бразильский почтальон».

Я задремал.

Сквозь сон услышал слова Мальвины:

— Не будите моего мужа, он только что заснул.

— Я не сплю.

Я открыл глаза. Передо мной стояла стюардесса с подносом:

— Кофе, пирожные, фрукты.

— Пожалуй.

Мальвина открыла мой складной столик, расстелила салфетку, потом раскрыла свой столик и тоже расстелила салфетку. Стюардесса поставила поднос сначала мне, потом ей.

Я ел банан и искоса поглядывал на Мальвину:

«Хорошо, что хоть красивую девку подсунули. А то ведь могли и бабу-ягу. Страх — и только!»

Мальвина положила свой банан мне на тарелку.

— Зачем?

— Я обратила внимание, что ты любишь бананы.

— А ты?

— Я люблю смотреть, как люди едят с удовольствием. Кофе не пей, спать не будешь.

— А если захочу?

— Тогда пей.

— А если не засну?

— Я тебе колыбельную спою.

— Да ты просто идеальная женщина.

Мальвина положила руку мне на колено:

— Ты, наверное, думаешь, что я дурочка, что у меня нет чувства юмора. Это не так. Я просто очень устала. Очень-очень… Я собиралась. Одна. Все бросить…

— Я понимаю.

— Я, правда, не такая, как ты думаешь. Знакомые звали меня «совершенной женщиной». Но совершенных не бывает. Если бы я была совершенной, разве так у меня сложилась бы жизнь?!

— И как она у тебя сложилась?

Мальвина тряхнула головой:

— Но все будет хорошо. Обязательно!

— А тебя правда называли «совершенной женщиной»?

— Ну да.

— Кто?

— Многие.

— Почему?

— Я — не болтушка, не транжирка, хозяйственная, все всегда делаю аккуратно, друзьям не изменяю. Если что-то задумаю, непременно выполню. Хорошо готовлю. Шью. И на внешность не жалуюсь.

— Про внешность — это верно, — согласился я. — А не боишься, что оказалась женой незнакомого человека?

— Брак по расчету чаще всего бывает более крепким, чем по любви, — уклончиво ответила она.

— Ты же меня совсем не знаешь.

— Верно. И очень боялась. Но один твой друг сказал, что ты самый лучший человек на свете и что он тебя готов рекомендовать по всем пунктам. Ты будешь пить кофе?

— Нет.

Она отдала подносы стюардессе.

— Ты отчаянная. Пуститься в такую историю с незнакомым человеком…

«И который намного старше тебя, — подумал я. — Лет на двадцать уж точно». Она словно прочла мои мысли:

— Мне никогда не нравились мальчики. Мне просто было с ними неинтересно. У меня всегда были знакомые лет на десять старше.

Она положила руку мне на плечо:

— Давай теперь отдохнем. Я правда устала.

— Давай.

«Интересно, какую легенду придумают про меня мои разлюбезные начальники? — думал я. — Убежал? Перешел в нелегалы?»

Я представил себе, как начальник управления говорит на совещании: «Евгений Николаевич переведен на другую работу. Если будут спрашивать, где он, отвечайте, что выполняет задание — и все». И все.

Мальвина закрыла глаза и сразу заснула.

Я тоже закрыл глаза.

«Под пальмами Бразилии, от зноя утомлен, шагает дон Базилио, бразильский почтальон».

Ну и влип!

Потом я тоже заснул, и мне приснился дом, а на доме вывеска: «Автомобильный салон. Новые “мерседесы”. Дон Базилио и сын. В бизнесе десять лет». Потом появились какие-то люди, и они говорили, показывая на меня пальцем: «Это владелец салона “мерседесов” синьор Базилио. У него очаровательная жена».

Я проснулся и открыл глаза. Мальвина тоже проснулась. Она взяла меня за руку:

— Скажи, ты меня не бросишь?

— Нет.

— Правда? Я же останусь одна. Я, правда, тебя совсем не знаю.

— Ну как же я тебя брошу! Мы теперь с тобой связаны.

— Я очень боялась все время. Все-таки незнакомый… И человека убил. А я с ним на всю жизнь… Но потом тебя увидела и успокоилась. Ты ведь убил, потому что так получилось. По-другому не мог.

— Хочешь, я тебе расскажу правду?

— Расскажи. Но только сегодня. Завтра у нас уже будет другая история.

— Хорошо, только сегодня.

Она поудобнее устроилась в кресле.

— Я никого не убивал. Но так подстроили, будто убил я.

— Честно?

— Честно. Так подстроили. Ты же видишь, как меня взяли. Ни о чем не спросили.

— Вижу.

— Но как докажешь?!

— Я тебе верю.

Она поправила подушку у меня под боком:

— Мне правда хочется, чтобы у нас было трое: два мальчика и девочка. Мальчики — красивые и умные в папу. Девочка — красивая и глупая в маму.

«Нет, голубушка, ты совсем не глупа», — думал я.

— Давай еще поспим, — предложил я. — Завтра у нас трудный день.

— Очень трудный, — она вздохнула. — Завтра — новая жизнь.

— Новая, — согласился я.

— Ты правда меня не бросишь?

— Правда.

Она прижалась ко мне и быстро заснула.

«Как все-таки приятно чувствовать, что ты хоть кому-то да нужен!» — подумал я и с нежностью посмотрел на спящую Мальвину.

4. Рио

Вечер догнал самолет над океаном.

— Местное время Рио-де-Жанейро двадцать часов пятнадцать минут, температура воздуха в аэропорту двадцать четыре градуса, — торжественно провозгласила стюардесса.

Самолет коснулся колесами посадочной полосы, затрясся, загудел. Я хотел расстегнуть привязной ремень, Мальвина остановила:

— Только после полной остановки самолета.

Я посмотрел в окно: ничего особенного, люди в униформе, тележки с багажом, как везде.

Самолет подполз к зданию аэровокзала.

— Счастливого пути, — на прощание улыбнулась стюардесса.

* * *

Офицер полицейского контроля говорил по-французски.

— Нам с супругой нужна транзитная виза, — начал я.

— Мы летим в Парагвай.

— В таком случае у вас будет возможность осмотреть наш город, — полицейский улыбнулся и поставил штамп в оба паспорта.

Встречающие ждали за будками полицейского контроля. Я сразу заметил группу из четырех человек, они держались немного в стороне и разглядывали каждого выходящего с ног до головы. Один из них, высокий, в легком светлом костюме и ярком красном галстуке, решительно двинулся нам навстречу.

— Евгений Николаевич?

Я кивнул.

— Как долетели?

— Хорошо.

— Меня зовут Павел Михайлович, — он улыбался. — Над океаном не очень трясло?

Ответила Мальвина:

— Не очень.

Подошли остальные трое.

Павел Михайлович сказал им что-то по-португальски, потом повернулся к нам:

— У вас много багажа?

— Много, — Мальвина протянула билет с прикрепленными багажными квитанциями.

— Наши друзья вам помогут, — Павел Михайлович взял билет. — Покажите им свои чемоданы.

Объяснялся он с остальными только по-португальски, из чего я сделал вывод, что все они — местные.

Когда Мальвина и местные отошли, Павел Михайлович показал взглядом на мой кейс:

— Тот самый?

— Тот.

— Как-то так получилось, что в Москве мы с вами не встречались. Но Колосов мне много о вас рассказывал. Вы ведь давно знаете друг друга?

Я развел руками:

— Да уже лет двадцать.

— Он надежный товарищ.

Павел Михайлович произнес «товарищ» по-старинному многозначительно, потом посмотрел на часы и заторопился:

— У меня очень мало времени, сегодня ночью я должен лететь. Но мы с вами еще увидимся.

Я никак не мог прийти в себя после полета:

— Вы меня проинформируете, что я должен делать?

— Конечно, конечно. Хотя… — он улыбнулся. — Делать вам ничего не надо. Просто уйти на дно. На пять лет.

— Это я знаю, — вздохнул я.

— У нас будет еще время с вами поговорить. Но потом. Я думаю вернуться месяца через два-три. А вы пока обосновывайтесь, учите язык, отдыхайте.

Он снова посмотрел на часы.

— Ваши вещи отвезут в гостиницу, а мы сейчас проедем в один дом. Это совсем рядом с аэропортом. Побудем там с полчаса, не больше, немного поговорим, отметим начало вашей новой жизни. Потом вас с Мариной отвезут в гостиницу.

«Итак, Мальвину зовут Мариной», — отметил я про себя.

— Марина — хорошая девочка, надежный товарищ. «Еще один надежный товарищ», — ухмыльнулся я. Вернулся один из встречавших. Сказал что-то по-португальски.

— Все в порядке, — констатировал Павел Михайлович.

— Можно ехать.

Нас с Мальвиной усадили рядышком сзади в новенький американский «Торус». Павел Михайлович расположился впереди рядом с шофером. Как только машина тронулась, он повернулся к Мальвине:

— Как долетели, Мариночка?

— Очень устала.

— Ваш супруг мне рассказывал, что собирались вы второпях.

Ничего подобного я не говорил и теперь искоса смотрел на Мальвину, как та отреагирует на «Мариночку». Мальвина всплеснула руками:

— Он же мне не помогал! Я все одна.

Она возмущалась совершенно искренне. Потом погладила меня по голове.

— Но я на него не в претензии. Он у меня молодец. У него просто было очень много дел.

— Много-много дел, — согласился Павел Михайлович.

— Ему досталось в последние дни.

— Досталось, — понимающе вздохнула Мальвина.

Я не заметил, как машина завернула в какой-то дворик.

— Уже приехали? — удивился я. — Быстро.

— Здесь недалеко.

Павел Михайлович вышел из машины, помог Мальвине:

— Есть не хотите, Мариночка?

Мальвина отрицательно покачала головой.

Павел Михайлович открыл дверь ключом, и мы очутились в просторном, совершенно пустом холле.

— Сюда, — Павел Михайлович показал на низенькую дверь в углу холла.

— Здравствуйте, здравствуйте! — встречал нас полный седой мужчина в роговых очках.

Его большие добрые глаза блестели. Он подал руку. Ладонь у него была большая и мягкая.

— Как долетели? Не проголодались? — Он говорил по-русски с небольшим акцентом.

— Это Ромеру, — представил его Павел Михайлович.

— Наш большой друг.

— Вы хорошо говорите по-русски, — не удержалась от комплимента Мальвина.

— Я много лет прожил в Москве, сначала учился, потом работал.

— Ромеру — совсем москвич, — Павел Михайлович держал Ромеру за руку. — Даже за «Торпедо» болеет. Не за «Динамо», не за ЦСКА, а за «Торпедо».

— «Торпедо» — это рабочий класс, — твердо и спокойно отпарировал Ромеру.

— А другие не рабочий класс! — проворчал Павел Михайлович.

— Ладно, ладно, — примирительно махнул рукой Ромеру. — Прошу к столу.

«Интересно, из какого ведомства этот Павел Михайлович, — размышлял я — Из нашего? Я бы его знал. Из ЦК партии? Скорее всего».

Такого пестрого стола я отродясь не видел: горки крупно порезанных папай, бананы, какие-то незнакомые фрукты, на большой тарелке куски дымящегося мяса, совсем по-русски поджаренная картошка, в центре большая бутылка «Абсолюта», бутылки с вином и водой.

— Мариночке вина или немного водки? — Павел Михайлович приготовился разливать водку в большие фужеры.

— Водки, только очень-очень немного, — Мальвина села и с любопытством рассматривала стол.

«Чем крупнее посуда, тем лучше, — подумал я. — Прилично будет не пить до конца». Я чувствовал себя совершенно разбитым, меньше всего мне хотелось попасть на бесшабашную пьянку.

Ромеру вытащил откуда-то маленькие разноцветные рюмки, и Павел Михайлович, отставив фужеры, начал разливать водку по рюмкам.

Ромеру поднял рюмку:

— С приездом!

Я отпил половину и краем глаза посмотрел на остальных: Павел Михайлович и Ромеру выпили и того меньше, Мальвина только пригубила.

Не успел я доесть кусок папайи, как Павел Михайлович снова поднял рюмку:

— За нашу замечательную пару: Евгения Николаевича и Марину.

И снова выпили.

— Как там в Москве? — обратился Ромеру к Павлу Михайловичу.

Тот махнул рукой:

— И не спрашивай! Хуже не придумаешь. Снесли памятник Дзержинскому. Варвары.

Потом он посмотрел на часы и долил рюмки:

— Выпьем за наше дело. За наше правое дело.

Голос его стал торжественным:

— Нам очень приятно, что Евгений Николаевич присоединился к нам в столь ответственное время.

«К чему это, интересно, я присоединился?» — подумал я.

Павел Михайлович продолжал:

— Сейчас тяжелое время, но оно должно было наступить. Отход от марксизма дорого обошелся нашей стране. Мы в глубоком кризисе; унижение и разруха — вот результаты, которые предвидели настоящие марксисты.

Предупреждал Ленин. Предупреждал Сталин. Правый уклон неизбежно приводит к капитулянтству перед капиталом и дальше к национальной катастрофе. — Он наклонился ко мне. — Вы только не думайте, Евгений Николаевич, что я заскорузлый сталинист, консерватор. Ни в коем случае. Я просто марксист. Марксист не по партбилету, не для спецмагазина, а по убеждению. Таких у нас немного. Разве Брежнев и Суслов были марксистами? Только честно. Были? Нет.

— Да, пожалуй, нет, — согласился я.

Голова у меня кружилась. Наступило такое состояние, когда внутреннее «я» не поспевало за языком. Такое со мной бывало, когда я очень уставал.

Павел Михайлович продолжал:

— Неужели вся героика двадцатых годов — это ошибка? Неужели все комиссары — мерзавцы, а белые офицеры — герои? Ведь погибали люди не за жиреющих буржуев, не за плюющих на свой народ аристократов! Погибали за свободу. За счастливую жизнь. За человеческое существование. Вон французы до сих пор поют «Марсельезу»: «Пусть нечистая кровь оросит наши борозды». А у нас есть подонки, которым не терпится выдать нечистую кровь за чистую. Смеются над «Интернационалом», под музыку которого хоронили их отцов и дедов. Разве это не самая низшая степень деградации?!

Вмешался Ромеру:

— Ничего страшного. Во Франции три раза была реставрация, пока все ни встало на места. Людям нужно время. Вот когда через пару годков спохватятся — поймут.

— Верно, поймут, — согласился Павел Михайлович.

Он налил рюмки:

— За революцию! За Великую Октябрьскую социалистическую революцию!

Выпили все. Даже Мальвина. Павел Михайлович не останавливался:

— До тех пор, пока есть богатые и бедные, бедные всегда хотят жить как богатые, а когда богатые наглеют — а нувориши всегда наглеют — тогда бедные берутся за оружие. И они возьмутся. И позовут нас.

Ромеру выбрал кусок папайи и подал Мальвине. Потом выбрал другой и протянул мне. Павел Михайлович продолжал:

— У нас есть люди. У нас есть деньги. У нас есть опыт. У нас есть терпение. Мы непобедимы.

— Опыт — это очень важно, — вступил Ромеру. — Важно не повторить ошибок. А они были.

— Ошибок не было, — строго обрезал Павел Михайлович. — В истории не бывает ошибок. Бывает только неизбежная череда событий.

Ромеру положил руку на плечо Мальвины.

— Не надо спорить. Девочка уже почти спит. Тем более, что они такого же мнения, что и мы.

— Верно, — согласился Павел Михайлович. — Евгений Николаевич честный человек.

«Честный человек» очень хотел спать.

Павел Михайлович посмотрел на часы:

— Мне скоро ехать.

Он повернулся ко мне:

— Кейс отдайте Ромеру. Он все сделает, как надо.

Я поднял кейс, вручил Ромеру.

— Там ничего нет вашего? — спросил Павел Михайлович.

— Нет.

Ромеру взял кейс, поставил в угол:

— Вы отдохнете в гостинице. Там вас встретит наш человек. Его зовут Мануэл. Он учился в Москве в комсомольской школе, говорит по-русски. У вас есть деньги?

— Да.

— Завтра утром я к вам приеду, и мы все урегулируем. Павел Михайлович встал, подошел ко мне:

— Чем вы хотите заняться, Евгений Николаевич?

Я не понял и смущенно развел руками.

— Чем вы хотите заняться? — повторил Павел Михайлович. — Коммерцией, преподаванием?

Я вспомнил про разговор в самолете:

— Я открыл бы салон по продаже европейских машин. «Мерседесов», например.

Павел Михайлович вопросительно посмотрел на Ромеру:

— А что? Хорошая идея!

Ромеру кивнул головой:

— Отличная. Десяток новых машин мы подкинем сразу. А потом еще поможем.

Павел Михайлович похлопал меня по плечу:

— Главное, Евгений Николаевич, душой не стареть.

— Не позволю, — вступила Мальвина.

— Молодец, Мариночка, не позволяй.

Павел Михайлович и Ромеру вышли из дома вместе с нами.

— Устраивайтесь плотнее, — говорил Павел Михайлович.

— Нам будут нужны богатые бразильские торговцы. Торговцы, понимаете. Никакие не русские, никакие не бывшие чекисты. Международные торговцы. А когда мы победим…

— Это будет скоро, — продолжил Ромеру.

— Не думаю, — возразил Павел Михайлович. — Для этого потребуется времени значительно больше, чем думают некоторые наши отчаянные головы. Когда будет трудно, надо повторять одно: мы вернемся. Мы не можем не вернуться, потому что мы правы.

Мы с Мальвиной сели в машину. Она сразу положила голову мне на плечо и закрыла глаза. Я открыл окно. Машина плавно тронулась.

Навстречу совершенно непонятной новой жизни.

* * *

В гостинице нас встретил парень лет двадцати пяти.

— Меня зовут Мануэл, — представился он по-русски.

— Я вас провожу в номер. Мне сказали, что вы уже поужинали. Багаж в номере.

Поднялись на четвертый этаж. Багаж занимал половину небольшой, с одной широкой кроватью, комнаты. Мальвина сразу бросилась к чемоданам, Мануэл остался у двери.

— Нужны ваши паспорта.

Мальвина открыла сумочку, вытащила документы…

— Вы не могли бы спуститься вместе со мной в регистратуру? — обратился ко мне Мануэл.

— Я нужна? — спросила Мальвина.

— Нет.

В комнате, которая служила Мануэлу кабинетом, пахло кофе. Он протянул регистрационные карточки.

— Если что непонятно, спросите.

Вопросы по-португальски, по-английски и по-французски.

— Нет, пожалуй, все понятно. А вы хорошо говорите по-русски.

— Я учился в Москве, в комсомольской школе. У вас есть крузейро?

— Нет, только доллары.

Он вынул из стола несколько купюр, протянул:

— На первое время хватит.

— Сколько я должен?

— Это вы решите с товарищем Ромеру.

— Спасибо.

— Завтрак внизу в холле с шести до десяти.

Я отдал заполненные листки. Мануэл взял их, внимательно прочел, положил в стол:

— Спокойной ночи. До завтра.

Я вернулся в номер. Часы на прикроватной тумбочке показывали десять минут третьего. Уличный фонарь освещал стол, чемоданы, спящую на кровати Мальвину. На ней была желтая пижама, разбросанные на две подушки волосы закрывали лицо.

Спать почему-то не хотелось. От усталости, что ли. На полу валялась расстегнутая сумка Мальвины. Вероятно, в мое отсутствие Мальвина что-то в ней искала. Я взял сумку, положил на стул, хотел закрыть и заметил, что из сумки торчит листок бумаги. Я слегка засомневался. Потом осторожно взял его, подошел к окну и при свете фонаря начал читать:

«Мне будет не хватать тебя. Но, вероятно, ты права, так надо. Это моя последняя записка, ты ее получишь в аэропорту в Будапеште. Теперь у тебя есть все, что ты хотела — деньги, пусть не очень большие, но надо суметь ими распорядиться, надежная опора — я не знаю этого человека, но все говорят, что на него можно положиться. Ты должна исчезнуть из моей, из нашей жизни навсегда. У тебя будет своя новая жизнь. Ты всегда любила авантюры. Эта новая авантюра, в которую ты ввязалась, по крайней мере, не опасна. Выйдет — хорошо, даже очень хорошо. А не выйдет, ничего страшного. Я сделал все, что мог, даже больше, чем мог. Сейчас не самые лучшие времена, но правда обязательно победит. Потому что правда всегда остается правдой, даже несмотря на то, что мы с ней сотворили. Не хочется прощаться. Но надо. Надо уметь подводить черту. Будь счастлива».

Подписи не было.

Я положил записку в сумку, подошел к кровати. Мальвина спала сном тяжелоатлета, только что выигравшего олимпийскую медаль.

5. Начало новой жизни

— Ты проспишь завтрак.

Я открыл глаза. Мальвина стояла передо мной, в светлом синем платьице, умытая, причесанная, улыбающаяся:

— Быстро в душ!

Я вскочил, попытался обнять ее. Она оттолкнула:

— Этим надо было заниматься ночью.

Душ был старомодным, с очень сильной струей. Я плескался недолго.

Завтрак подавали на первом этаже. Кофе, круассаны, соки, — все, как в Европе. ...