Другие миры (сборник) - Рэй Дуглас Брэдбери | читать онлайн, купить, либмир

Все права на текст принадлежат автору: Рэй Дуглас Брэдбери, Рик Риордан, Нил Шустерман, Шеннон Хейл, Шон Тан, Д Дж Макхейл, Кеннет Опель, Ребекка Стид, Том Энглбергер, Эрик Найланд, Джон Шеска.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.

Купить эту книгу в ЛитРес

Джон Шеска Другие миры. Антология

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Прежде, чем мы начнем…

Как по-вашему, что случится, если на вашей школьной площадке приземлится армия инопланетных захватчиков?

Или если вы украдете доспехи старшего брата и убежите из дому, а единственным способом добыть себе еду будет заделаться очень крутым и даже, возможно, владеющим магией вышибалой в деревенской харчевне?

Или если роботизированная обувь, обладающая искусственным интеллектом, объединится и восстанет против своих хозяев?

А случится то, что вы окажетесь по уши в отличной фантастике, как научной, так и не очень. Вот так-то.

Вся художественная литература, все байки и побасенки отвечают на этот сакраментальный вопрос: «А что, если?..» Но фэнтези и научная фантастика идут еще на шаг дальше: они берут законы реальности и творят с ними, что захотят. Они позволяют нам вообразить это самое «А что, если?..» в совершенно других, небывалых мирах.

Именно поэтому хорошая фантастика и фэнтези так занимательны и так здорово расширяют горизонты.

Первые прочитанные мною в жизни фантастические рассказы написал один парень по имени Рэй Брэдбери. Может быть, вы его знаете. Книга рассказов называлась «Человек в картинках». Там татуировки на теле героя оживали и принимались рассказывать истории о черном-пречерном доме, о солдате с Марса, об астронавтах, выброшенных на Венеру, об агентстве путешествий во времени и еще о целой куче безумных, странных, прекрасных вещей.

Рэй Брэдбери умер в 2012 году. Мне ужасно жаль, что мы так никогда и не встретились, – мне очень хотелось поблагодарить его за рассказы, после которых я стал читать Айзека Азимова, Артура Кларка, Л. Спрега да Кампа, Эдгара Риса Берроуза, Филиппа Дика, Дж. Р. Р. Толкиена, Терри Пратчетта, Жюля Верна, Г. Лавкрафта, Роберта Хайнлайна и многих, многих других.

В наши дни появились еще сотни совершенно замечательных авторов, пишущих в жанрах фэнтези и научной фантастики. Кто, например? Переверните страницу и посмотрите на содержание этой книги. Мы отобрали для вас букет лучших из лучших. Отличный коктейль из всемирно известных писателей, которых вы уже наверняка знаете, вперемешку с совсем новыми, которые станут для вас настоящим сюрпризом.

Кроме того, в этом томе есть кое-что особенное. Это рассказ мистера Брэдбери «Огонь и лед». Так мы решили отдать дань уважения человеку, который вдохновил не только меня, но и многих других писателей и читателей.

Спасибо вам, Рэй Брэдбери!

Спасибо всем вам, писатели-фантасты, творцы иных миров!

Джон Шеска

Рик Риордан Перси Джексон и певица аполлона

Да знаю я, что вы собираетесь спросить.

«А поведай-ка нам, Перси Джексон, с какой радости ты висишь без штанов на билборде посреди Таймс-сквер, чтобы вот-вот полететь вниз, навстречу смерти?»

Отличный вопрос. За ответами прошу обращаться к Аполлону, богу музыки и поэзии, стреловержцу и прочая, и прочая, – а еще, вдобавок, богу идиотских поручений.

Эта злосчастная история – одна, надо сказать, из многих – началась с того, что я притащил моему другу Гроуверу ко дню рождения несколько алюминиевых банок.

Так. Наверное, стоит сразу предупредить: я – полубог. Мой папаша, Посейдон, – владыка моря. Звучит, конечно, круто, но на практике по большей части означает только одно: на меня постоянно нападают какие-то чудовища, а греческие боги беспардонно заваливаются с визитом то в вагоне метро, то посреди урока по математике, то когда я душ принимаю. (Долгая история. Лучше не спрашивайте.)

И только я понадеялся выкроить себе увольнительную из этого сумасшедшего дома и смотаться на день рождения к Гроуверу, как вот вам, пожалуйста.

Гроувер и его подружка, Можжевелка, решили провести этот день в бруклинском Проспект-парке – слияние с природой, танцульки с местными дриадами, серенады белкам и все такое прочее. Гроувер, видите ли, сатир. Так он представляет себе хороший выходной.

Можжевелка, сдается мне, наслаждалась больше всех. Пока мы с Гроувером сидели вдвоем на скамейке, она резвилась на Длинном Лугу с другими природными духами. Глазки ее – цвета свежего хлорофилла – так и сверкали от радости. Можжевелка – дриада, и источник ее жизни – можжевеловый куст на Лонг-Айленде. Гроувер мне объяснил, что это не мешает ей совершать короткие вылазки из дома, при условии что карманы у нее набиты можжевеловыми ягодами. Что будет, если она их случайно раздавит, я спрашивать не рискнул.

Как бы там ни было, мы тусовались в парке, болтая и наслаждаясь хорошей погодой. Я выдал имениннику припасенные алюминиевые банки. Да, звучит как издевательство, но на самом деле это его любимое лакомство.

Так вот, Гроувер хрустел себе банками, а нимфы тем временем затеяли спорить, в какие бы подвижные игры нам поиграть. Мой друг вытащил откуда-то платок и предложил сыграть в «Приколи Хвост человеку»^[1]. Я немного заволновался, так как человек в этой компании был только один – угадайте, кто.

А потом безо всякого предупреждения солнечный свет вдруг стал нестерпимо ярким, а воздух – неприятно горячим. В двадцати футах от нас трава зашипела и исторгла облако пара, будто кто-то открыл большой гладильный пресс в прачечной. Потом пар рассеялся, и перед нами предстал бог Аполлон собственной персоной.

Вообще-то боги могут выглядеть как им заблагорассудится, но Аполлон почему-то всегда выбирает облик типа «я только что с прослушивания в бойз-бенд». Сегодня он принарядился в джинсы со штанинами в карандаш шириной, облегающую (даже слишком) белую футболку и солнечные очки в золотой оправе. Конечно, брендовые. Волнистая белокурая шевелюра так и лоснилась от геля. Когда он улыбнулся, дриады пискнули и захихикали.

– О, нет, – пробормотал Гроувер. – Не к добру все это, не к добру.

– Перси Джексон! – возгласил Аполлон, озаряя меня улыбкой. – И, гм, твой козловидный друг…

– Его, между прочим, зовут Гроувер, – сообщил я. – И у нас в некотором роде выходной. Сегодня у Гроувера день рождения.

– Поздравляю! – просиял бог. – Очень хорошо, что вы сегодня совершенно свободны! Значит, найдется время, чтобы помочь мне разобраться с одной маленькой проблемкой.

С маленькой, как же!

И Аполлон отвел нас с Гроувером в сторонку – потолковать наедине. Можжевелке это не особо понравилось, но перечить богу она не решилась. Гроувер клятвенно заверил ее, что сей же час вернется в целости и сохранности. А я только понадеялся про себя, что это обещание он сдержать сумеет.

Мы отошли на опушку парка.

– Позвольте представить, – повернулся к нам светоносный, – мои Хризеи Келедонес.

И он щелкнул пальцами.

Земля выплюнула еще облако пара, и в нем явились три золотые женщины. То есть золотые в буквальном смысле. Их металлическая кожа так и сияла. Золотой ткани, пошедшей на скромные платья без рукавов, хватило бы, чтобы спасти от банкротства небольшую компанию. Золотые кудри были элегантно забраны в классический «пчелиный улей» на макушке. Леди были одинаково прекрасны и одинаково ужасны, как из какого-нибудь божественного инкубатора.

Автоматоны – живые статуи – я видал уже не один раз. Красивые или нет, они почти всегда пытались меня убить.

Я на всякий случай отступил на шаг.

– Как-как ты сказал? Хрисси Келли… чего?

– Хризеи Келедонес, – великодушно повторил бог. – Золотые певицы. Это моя группа бэк-вокала.

Я искоса глянул на Гроувера: вдруг это такая шутка, а я до сих пор не врубился. Тот, однако, не смеялся. Он таращился на золотых дамочек, раскрыв рот, будто ему показали самую большую, самую вкусную на свете алюминиевую банку.

– Так, значит, они настоящие…

Аполлон милостиво улыбнулся.

– Ну, мне их сделали уже много веков назад. Сами понимаете, если такое слишком часто выводить на публику, очарование новизны быстро улетучится. Все это время я держал их у себя в Дельфах. Это настоящий рок, чуваки, вот что я вам скажу! Они способны взорвать любой храм! Конечно, теперь я использую девочек только по особым случаям.

Глаза у Гроувера заблестели слезами благодарности.

– …и ты привел их ко мне на день рождения?

– Да нет же, идиот! У нас концерт сегодня на Олимпе. Там будут все! Музы на разогреве, а дальше выйду я с миксом из старых хитов и нового материала. Ну, то есть, строго говоря, келедонес мне не нужны – у меня и с сольной карьерой все в порядке. Но публика жаждет кое-чего из классики, с девочками, – «Дафна, ты всегда со мной», «Лестница на Олимп», «Не плачь по мне, Атлантида». Это будет реально круто!

Я изо всех сил делал вид, что меня не тошнит. Мне уже доводилось внимать поэзии Аполлона, и если музыка хотя бы вполовину так же дурна, концерт вылетит в трубу со свистом – даже Эол, отец ветров, не сделал бы лучше.

– Отлично! – подытожил я не совсем искренне. – Так в чем проблема-то?

Небесная улыбка Аполлона как-то сразу подувяла.

– Слушай!

Он повернулся к золотым леди и поднял руки на манер дирижера. По его мановению девушки издали хоровое: «Л-а-а-а-а-а-а!»

Это был всего лишь вокальный аккорд, один-единственный и совсем простой, но этот звук наполнил меня острым блаженством. Я вдруг позабыл, где нахожусь и чем только что занимался. Даже если бы золотые певицы решили сей же час разорвать меня на кусочки, я бы не стал сопротивляться – при условии, что они продолжали бы петь. В мире больше не было ничего, ничто не имело значения – кроме звука.

Потом роботы замолчали. Наваждение схлынуло. На меня глядели три прекрасные, ничего не выражающие металлические маски.

– Это… – мне пришлось сглотнуть, – это было изумительно!

– Изумительно? – Аполлон пренебрежительно сморщил божественный нос. – Да их же всего только три! Звук пустой, плоский. Я не могу выступать без полного квартета.

Гроувер тем временем давился слезами восторга.

– Они бесподобны! Они идеальны!

Хорошо, что Можжевелка нас не слышит, она девушка ревнивая.

Аполлон внушительно скрестил на груди загорелые руки.

– Нет, они не идеальны, господин сатир! Мне нужны все четыре, или концерт полетит в тартарары. К несчастью, моя четвертая келедона с утра в самовольной отлучке. Нигде не могу ее найти.

Я поглядел на золотых автоматонов, спокойно взирающих на Аполлона в ожидании приказаний.

– Гм… как вообще бэк-вокалистка может самовольно куда-то отлучиться?

Аполлон сделал еще один дирижерский жест, и певицы вздохнули на три голоса. Это прозвучало так скорбно, что сердце у меня упало куда-то в желудок, спасаясь от разрыва на месте. Мне показалось, что я никогда, никогда больше не буду счастлив. Затем ощущение рассеялось – так же быстро, как первое.

– А на них гарантия кончилась, – объяснил Аполлон. – Гефест сделал их для меня уже довольно давно, и они всю дорогу отлично работали… пока не вышел гарантийный срок в две тысячи лет. И сразу же – БАБАХ! Четвертая рехнулась и сбежала в город.

Он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону Манхэттена.

– Я, конечно, попробовал предъявить претензии Гефесту, а он такой: «Вы приобретали пакет Защита-Плюс вместе с товаром?» А я: «Да пошел ты со своей дурацкой продленной гарантией!» А у него рожа такая, будто это я виноват, что келедона сломалась, и вот если бы я, дескать, своевременно купил Пакет-Плюс и у меня была бы круглосуточная служба технической поддержки, то…

– Так-так-так, – вмешался я.

Никакого желания лезть в свару бог-против-бога у меня, естественно, не было. Вляпывались уже в такое, спасибо, и не один раз.

– Если ты знаешь, что твоя келедона шарится где-то по городу, почему ты не отправишься сам искать ее? Ты же бог.

– Да у меня времени нет! Мне некогда, нужно репетировать. Надо сет-лист написать, саунд-чек провести… И потом, для этого есть герои!

– …у богов на побегушках, – пробормотал я недостаточно тихо.

– Ну да! – развел руками блистательный. – Я так думаю, беглая келедона бродит сейчас по Театральному кварталу, ищет, где бы прослушаться. Келедоны – они те же старлетки: мечтают, чтобы их заметили, взяли в какой-нибудь бродвейский мюзикл, все дела. По большей части мне удается держать их амбиции в узде. Я хочу сказать, не могу же я допустить конкуренции с их стороны! Того и гляди высидят со сцены! Уверен, когда меня нет, бедняжка думает, что она – новая Кэти Перри^[2]. Вы, парни, должны изловить ее, пока она не натворила дел. И побыстрее! Концерт – сегодня вечером, а Манхэттен – остров немаленький.

Гроувер подергал себя за бородку.

– То есть ты хочешь, чтобы мы поймали тебе певицу, пока ты будешь заниматься саунд-чеком?

– Считайте это дружеской услугой, – улыбнулся лучезарный, не уточняя, кто кому ее оказывает. – Не ради меня, конечно, – ради всех смертных Манхэттена.

– Ой, нет. – Голос у Гроувера вдруг стал совсем писклявый. – Ой, нет, ой, нет…

– Да что с тобой? – удивился я. – Чего «ой, нет»?

Несколько лет назад Гроувер провел между нами линию волшебной эмпатической связи (еще одна длинная история), так что мы теперь могли ощущать эмоции друг друга. Это вам не телепатия, но то, что он насмерть перепуган, было очевидно.

– Перси, – проникновенно сказал он, – если эта чертова машинка примется голосить на людях в послеполуденный час пик…

– …она учинит жуткий хаос, – подхватил бог. – Келедона может затянуть любовную песнь, или колыбельную, или патриотический военный марш, и все, что услышат из ее уст смертные…

Я содрогнулся. Один вздох этих золотых девиц вверг меня в отчаяние, даже при том, что рядом торчал державший их под контролем Аполлон. Перед моими глазами так и встала келедона, запевающая что-нибудь эдакое на запруженной людьми площади, – и тотчас все засыпают, или бросаются друг другу на шею, или затевают общую драку…

– Ее надо остановить, – твердо сказал я. – Но почему мы?

– Вы мне нравитесь! – радостно сообщил Аполлон. – Вы уже имели дело с сиренами. Тут все примерно так же – заткнете воском уши, и все. К тому же твой друг Гроувер – сатир, у него природный иммунитет к волшебной музыке. И на лире он умеет.

– На какой еще лире? – не понял я.

Аполлон щелкнул пальцами. Внезапно в руках у Гроувера обнаружился самый прикольный музыкальный инструмент, какой я когда-либо видел. Внизу – пустой черепаший панцирь (черепаху тут же стало ужасно жалко, она такое перенесла… но не суть). В него воткнуты два полированных деревянных рога, прямо как у быка, а между ними – планка, и семь струн натянуты от нее к днищу. Все в целом смотрелось как странный гибрид арфы, банджо и… ну и дохлой черепахи.

– Ой! – Гроувер чуть ее не уронил. – Я не могу! Это же твоя…

– Ага, – сияя, согласился Аполлон. – Это моя личная лира. Если ты ее сломаешь, я тебя испепелю, так что, не сомневаюсь, ты будешь осторожен. Ты же умеешь на ней играть, правда?

– Э-э-э… – Гроувер тренькнул нечто заунывное, похожее на похоронный марш.

– Ты, главное, тренируйся, – успокоил его Аполлон. – Чтобы обуздать келедону, вам понадобится магия лиры. Пусть Перси отвлечет ее, а ты играй.

– Значит, отвлечет… – Задача звучала все поганее и поганее.

Понятия не имею, как эта скорлупка сможет победить золотой автомат… но Аполлон уже хлопал меня по плечу – типа, вот и договорились.

– Отлично! – сказал он. – Встретимся у Эмпайр-стейт-билдинг на закате. Вы приводите келедону, а я так или иначе убеждаю Гефеста ее починить. Только, чур, не опаздывать! Нельзя, чтобы публика ждала. И запомните, чтобы ни царапинки на инструменте, я все проверю!

И солнечный бог вместе со своими золотыми певицами растворился в очередном облаке пара.

– С днем рождения, дорогой Гроувер! – прохныкал Гроувер и извлек из лиры крайне плачевную ноту.

Мы сели на метро в сторону Таймс-сквер – решили, что это хорошее место для начала поисков. Самая середина Театрального квартала, с кучей самых чудны́х уличных артистов и примерно так миллиардом туристов: самое то для золотой дивы, желающей привлечь к себе внимание.

Замаскироваться Гроувер не потрудился. На белой футболке у него красовалась надпись: «Что нам скажет Пан?» Из курчавой шевелюры торчали кончики рогов. Обычно свои мохнатые голени он прятал под джинсами, а копыта – под специального кроя ботинками, но сегодня от пояса вниз он был откровенный козел.

Не думаю, что это имело хоть какое-то значение. Большинство смертных не видят сквозь Туманы, скрывающие истинное обличье волшебных существ. Даже безо всякой специальной маскировки людям придется сильно приглядываться, чтобы убедиться, что перед ними сатир. Да и тогда они, скорее всего, глазам своим не поверят. Люди это хорошо умеют – не верить своим глазам. В конце концов, кругом Нью-Йорк.

Пока мы проталкивались сквозь толпу, я обшаривал взглядом местность на предмет проблесков золота. Никакой беглой келедоны в окрестностях, однако, не наблюдалось. Дела на площади шли как обычно. Парень, одетый только в трусы и гитару, фотографировался с какими-то зеваками. Полицейские, скучая, подпирали углы. Перекресток Бродвея и Сорок Девятой Западной был перекрыт: там техническая команда сооружала сцену. Проповедники, спекулянты билетами и лоточники пытались переорать друг друга. Из десятков колонок надрывалась музыка, но никакого магического пения я не слышал.

Гроувер протянул мне комок теплого воска, чтобы сразу залепить уши, если что, – сказал, у него всегда с собой есть немного, вместо жвачки. Пихать это в уши мне сразу расхотелось.

Тем временем мой друг успел налететь на лоток торговца солеными крендельками и отскочить, сжимая в объятиях Аполлонову лиру, – не дай бог, что случится.

– Ты же знаешь, как пользоваться этой штукой, правда? – спросил я. – Я имею в виду, что за магию она творит.

Гроувер сделал большие глаза.

– Ты что, не в курсе? Да Аполлон же воздвиг стены Трои, просто играя на лире! Если спеть правильную песню, она способна создать практически что угодно.

– Скажем, клетку для келедоны?

– Ну… да!

Голос его звучал не слишком уверенно. Мне со своей стороны как-то не улыбалось, чтобы сатир нарывался на лишние подвиги с этим божественным черепаховым банджо. Нет, Гроувер и сам кое-что умел со своей тростниковой флейтой. В хорошие дни у него даже получалось ускорять рост растений и отводить глаза врагам. Правда, в плохие у него в голове крутился сплошной Джастин Бибер^[3]. Никакого магического эффекта эти мелодии не имели – разве что от них у меня начинала болеть голова.

Надо было срочно придумать какой-нибудь план. Жалко, здесь нет моей подружки, Аннабет. По части планов она дока. К несчастью, ее как раз унесло в Сан-Франциско, навещать папу.

Тут Гроувер схватил меня за руку:

– Гляди!

Я проследил за его взглядом. На той стороне площади на открытой площадке толпились рабочие, устанавливая свет и микрофонные стойки, подключая исполинские колонки – наверное, готовились к предпоказу какого-то мюзикла.

Тут-то я ее и увидел. Наша золотая дамочка пробиралась к платформе. Она перелезла через полицейское заграждение, просочилась между рабочими, оставившими ее явление совершенно без внимания, и устремилась прямиком к лестнице на сцену. Обернувшись к запрудившей Таймс-сквер толпе, она улыбнулась, словно предвкушая аплодисменты, которыми та вскоре неизбежно разразится, – и двинулась к центральному микрофону.

– Ой, боги мои! – простонал Гроувер. – Если эти колонки у них подключены…

Уже мчась к сцене, я на бегу запихивал в уши спасительный воск…

Драться с автоматонами – та еще радость. А драться с ними в толпе смертных – самый верный рецепт катастрофы. Морочиться о безопасности смертных (и своей заодно) и параллельно выдумывать способы поимки келедоны мне совершенно не улыбалось. Нужно было как можно скорее эвакуировать Таймс-сквер, не учинив при этом масштабную панику.

Ввинтившись в толпу, я схватил за плечо ближайшего полисмена.

– Эй, там президентский кортеж на подходе! – сообщил я ему. – Вам, ребята, лучше бы побыстрее расчистить улицу.

Я ткнул пальцем куда-то в сторону Седьмой авеню. Никакого кортежа там, разумеется, не было, но я изо всех сил постарался как следует его себе представить.

Дело в том, что некоторые полубоги умеют контролировать Туманы. Это значит, они могут заставлять людей видеть то, что им нужно. Не то чтобы я был в этом деле большой мастер, но попробовать стоило. Президентские визиты тут дело обычное – в городе штаб-квартира ООН, все дела, так что, я надеялся, у копа есть все шансы купиться.

Ну, он и купился – поглядел в указанном направлении, увидал выдуманную мной вереницу лимузинов, изобразил на лице омерзение и что-то забормотал в свою рацию. С воском в ушах я не знал, что именно, но прочие копы тут же начали оттеснять толпу в боковые улицы.

К несчастью, келедона за это время успела выбраться на главную сцену. Нам до нее оставалось еще футов пятьдесят. Наша золотая дива сцапала микрофон и постучала по нему пальчиком. «БУМММ, БУМММ, БУМММ», – разнеслось по окрестным улицам.

– Гроувер, – завопил я, – уже давай начинай играть на этой чертовой лире!

Если он что и ответил, я этого уже не услышал: я стремглав мчался к сцене. Рабочие препирались с полицией, так что никто и не подумал меня останавливать. Я вскарабкался по ступенькам, вытащил из нагрудного кармана ручку и свинтил колпачок. В руке тут же возник мой меч, Волнолом, хотя я совсем не был уверен, что он как-то спасет положение. Вряд ли Аполлон сильно обрадуется, если я обезглавлю его бэк-вокалистку.

До келедоны оставалось еще футов двадцать, когда куча вещей решила произойти вся и сразу.

Во-первых, золотая певица взяла ноту, такую мощную, что она пробилась сквозь мои восковые затычки. Голос ее разбивал сердце и наполнял то, что осталось, тоской и надеждой. Даже профильтрованный через воск, он едва не швырнул меня на колени – мне отчаянно захотелось повалиться наземь и залиться слезами. Именно это и сделали несколько тысяч человек на Таймс-сквер. Машины встали как вкопанные. Полиция и туристы повисли друг у друга на шее, рыдая и обнимаясь в поисках утешения.

Тут я ощутил и другой звук – Гроувер, как сумасшедший, терзал струны лиры. Я ничего отчетливо не слышал, но почувствовал, как по воздуху кругами разошлась магия, так что даже сцена у меня под ногами содрогнулась. Спасибо нашему каналу эмпатии, я уловил отблески Гроуверовых мыслей. Он пел про стены, пытаясь создать каменный саркофаг вокруг келедоны.

Хорошая новость: это вроде как сработало. Между мной и келедоной прямо из сцены вверх выстрелила кирпичная стена; она сшибла микрофонную стойку и прервала песню. Плохая: к тому времени, как я понял, что происходит, останавливаться было уже поздно. Я со всей дури влетел в стену, известки в которой не оказалось, так что мы с кучей кирпичей в едином порыве рухнули келедоне на голову.

У меня слезы вышибло из глаз; кажется я сломал нос. Не успел я вспомнить, кто я и где нахожусь, как келедона выбралась из-под кирпичей и отшвырнула меня прочь – а затем гордо воздела руки к небесам, словно все это был поставленный сценический трюк.

– Та-дааааам! – пропела она.

Микрофон ее больше не подзвучивал, но такому голосу это и не нужно. Смертные живо прекратили рыдать и уже поднимались на ноги, аплодируя певице и подбадривая ее ликующими воплями.

– Гроувер! – проорал я, не уверенный, что он меня вообще слышит. – Быстро играй что-нибудь еще!

Я подхватил меч, кое-как встал и кинулся на золотую деву. С тем же успехом можно было кидаться на фонарный столб. Она проигнорировала меня и затянула новую песню.

Пока я боролся с ней, пытаясь хотя бы сбить с ног, температура на сцене принялась подозрительно повышаться. Пела келедона на древнегреческом, но мне хватило нескольких знакомых слов: «Аполлон», «солнце», «золотой огонь». Это было что-то вроде хвалебного гимна богу. Металлическая кожа живой статуи раскалилась. Запахло паленым, и после недолгого раздумья я понял, что это моя рубашка.

Я отпрянул назад; моя одежда вся дымилась. Воск в ушах растаял, так что я теперь мог в полной мере насладиться вокалом. По всей Таймс-сквер люди начали падать в обморок, сраженные тепловым ударом.

Неподалеку, у заграждения, Гроувер отчаянно бряцал на лире, но сосредоточиться ему никак не удавалось: с неба падали отдельные кирпичи. Одна из колонок на сцене превратилась в курицу. Прямо под ногами у келедоны возникла полная тарелка острых мексиканских блинчиков с мясом.

– Не работает! – крикнул я ему, корчась от невыносимого зноя. – Про клетки пой! Или про кляпы!

Было уже жарко, как в печке. Если келедона продолжит в том же духе, центр города испечется в момент. Значит, по-хорошему мы не понимаем. Отлично. Когда она затянула следующую строфу, я бросился на нее с мечом наперевес.

Келедона уклонилась с фантастической скоростью. Острие меча прошло в дюйме от ее золотой щеки. Впрочем, песня смолкла, и певице это совсем не понравилось. Она гневно зыркнула на меня и перевела взгляд на меч. Тут же по металлическому лицу пробежала тень страха. Большинство волшебных созданий достаточно осведомлены, чтобы уважать небесную бронзу, способную испарить их одним касанием.

– Сдавайся, и я не причиню тебе вреда, – пообещал я ей. – Мы просто доставим тебя назад, к Аполлону.

Келедона раскинула руки. Я уже испугался, что она сейчас снова заголосит, но чертова кукла вместо этого решила изменить облик. Руки обросли золотыми перьями, физиономия удлинилась и заострилась в клюв. Туловище стремительно уменьшилось, и вот я уже таращился на упитанную металлическую птицу размером самое большее с куропатку. Прежде чем я успел что-нибудь предпринять, келедона не слишком грациозно взлетела и взяла курс прямиком на крышу ближайшего небоскреба.

Рядом со мной на подмостки рухнул Гроувер. По всей площади вырубившиеся от жары люди начали приходить в себя. Мостовая все еще дымилась. Полицейские орали какие-то команды, пытаясь, как могли, расчистить территорию. На нас никто ровным счетом никакого внимания не обращал.

Я смотрел, как золотая птица наворачивает круги и исчезает за самым высоким билбордом на Таймс-Тауэр. Вы, наверное, видели эту башню, хотя бы на картинках: такая высокая, тощая, вся в световых рекламных табло и громадных экранах.

Честно говоря, чувствовал я себя довольно отвратно. Из ушей тек расплавленный воск. Некоторые участки туши вполне годились на стейк средней прожарки. Рожа выглядела так, словно я недавно повстречался с кирпичной стеной… потому что я с ней действительно повстречался. Во рту был медный вкус крови, и, кажется, я с каждой минутой все сильнее ненавидел музыку. И заодно куропаток.

Я повернулся к Гроуверу:

– Ты знал, что эта тварь умеет превращаться в птицу?

– Э-э-э… да. Но я, типа, забыл.

– Отлично! – подытожил я и пнул тарелку с мексиканской едой. – Может, попробуешь в следующий раз вызвать что-нибудь более полезное?

– Прости, – пробормотал Гроувер. – Я когда нервничаю, всегда есть хочу. Так что мы станем делать теперь?

Я устремил взгляд на вершину Таймс-Тауэр.

– Золотая девчонка выиграла первый раунд. Посмотрим, за кем будет второй.

* * *

Вам, наверное, интересно, почему я снова не заткнул уши воском. Во-первых, у меня его больше не осталось. Во-вторых, когда воск плавится и вытекает наружу, это больно. Ну и, возможно, какая-то часть меня принялась выступать: «Какого черта, я же полубог! На сей раз я буду готов. Неужто мне слабо справиться с какой-то там музыкой?»

Гроувер заверил меня, что раскусил лиру. Никаких больше блинчиков и кирпичей с неба. Мое дело было за малым: разыскать келедону, застать ее врасплох и отвлечь… а вот как – этого я пока и не придумал.

Короче, мы доехали на лифте до последнего этажа и нашли лестницу на крышу. Жалко, что я летать не умею – увы, среди моих талантов такой не числится, а мой знакомый пегас Пират в последнее время на зовы о помощи не отвечал. (Весной он делается немного рассеян и все рыщет по небесам в поисках хорошеньких самочек своего вида.)

Наверху обнаружить келедону особого труда не составило. Уже в человеческом обличье она стояла на краю крыши, раскинув руки, и оглашала Таймс-сквер собственной версией знаменитой «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

Терпеть эту песенку не могу. И не знаю ни одного настоящего ньюйоркца, которого бы от нее не тошнило. Но могу вам сказать, что в исполнении нашей героини я возненавидел злосчастный хит еще в сто раз сильнее.

Как бы там ни было, а беглянка стояла к нам спиной. Это давало какое-никакое преимущество. Меня так и подмывало подкрасться сзади и столкнуть ее с парапета, но пользы в этом не было бы никакой: чертовка сильна, в прошлый раз мне ее и с места сдвинуть не удалось. Кроме того, что мешает ей тут же превратиться в птицу и… Так, минуточку. В птицу, говорите?

В голове зашевелилась идея. Да, представьте, и у меня бывают моменты просветления.

– Гроувер, – прошептал я, не оборачиваясь. – Ты можешь этой лирой вызвать птичью клетку? Только действительно крепкую, из небесной бронзы?

Сатир поджал губы.

– Думаю, да, но птиц негоже сажать в клетки, Перси. Птицы должны быть свободны! Им надо летать на воле и… Так-так…

Тут он, наконец, посмотрел на келедону.

– Ну да, – подтвердил я.

– Попробую.

– Круто. Ты только моего сигнала подожди. У тебя осталась та повязка от игры в Приколи хвост?

Он выдал мне тряпочку. Я ужал меч до шариковой ручки, сунул ее в карман джинсов – для того, что я задумал, мне понадобятся обе руки – и стал подкрадываться к келедоне, которая как раз заканчивала последний припев.

Хоть она и стояла затылком, от музыки мне нестерпимо захотелось пуститься в пляс. Но, поверьте, вы бы не хотели такое увидеть. Так что я заставил себя идти вперед, но бороться с ее магией было все равно что продираться через развешанные рядами на веревках мокрые простыни.

План мой был прост: зажать келедоне пасть; она превратится в птицу и попробует смыться; я схвачу ее и засуну в клетку. Что может пойти не так?

На последней строчке «Нью-Йорк, Нью-Йорка» я запрыгнул твари на спину, ногами взял талию в замок и накинул тряпку на рот, как уздечку – на морду строптивой лошади.

– Нью-Йо-о-о-о-орк, Нью-Йоррпффффф… – захрипела келедона.

– Гроувер, давай! – заорал я.

Золотая женщина зашаталась и перегнулась вперед. Перед глазами у меня замелькали картины неразберихи, царившей внизу, на Таймс-сквер: полицейские пытаются навести порядок, туристы слаженно исполняют партию кордебалета, высоко брыкая ногами… Электронные билборды на боку башни отсюда напоминали пеструю психоделическую горку в аквапарке – только вот на конце у нее был не бассейн, а неприятно твердый тротуар.

Наша певунья тем временем откачнулась назад, вертясь и пытаясь что-то бормотать сквозь повязку.

Гроувер отчаянно дергал струны. Инструмент послушно распространял вокруг магические вибрации – но только в голосе сатира не было ни силы, ни уверенности.

– Э-э-э… птицы! – мямлил он. – Ла-ла-ла! Птицы в клетках! В очень прочных клетках! Птицы, да!

«Грэмми»^[4] с такими текстами точно не выиграешь, а я уже начал терять хватку. Сильны все-таки эти ваши келедоны! Мне в прошлом случилось разок прокатиться на Минотавре – так вот, удержаться верхом на золотой дамочке было ничуть не проще.

Певица тем временем вертелась, пытаясь сбросить меня. Она вцепилась мне в предплечья и как следует сдавила. Руки так и прострелило болью до самых плеч.

– Гроувер, да быстрее же! – прокричал я из последних сил.

Правда, из-за стиснутых от усилия зубов у меня получилось что-то вроде «гррр… пппух!»

– Птицы в клетках! – выдавил Гроувер еще строчку. – Ла-ла-ла, в клетках!

Как ни удивительно это звучит, но на краю крыши действительно возникла птичья клетка. Мной как раз мотали в разные стороны, так что разглядеть ее как следует у меня не вышло, но вроде бы Гроувер постарался на славу. Клетка была достаточно велика для упитанного попугая или куропатки, а прутья слабо светились – отлично, небесная бронза, все как мы заказывали.

Оставалось совсем чуть-чуть – заставить келедону перекинуться в птицу. К сожалению, идти нам навстречу она категорически отказывалась. Девушка крутанулась на месте, явно намереваясь взломать захват и выкинуть меня к черту через парапет вниз. Увы, ей это удалось.

Я старался не паниковать раньше времени. Видите ли, это был не первый раз, когда меня кидали с вершины небоскреба.

Я был бы рад вам рассказать, что проделал лихой акробатический трюк, ухватился за край билборда и взлетел обратно на крышу идеальным тройным сальто.

Ага, как бы не так. Когда я встретился с первым по ходу движения электронным экраном, ремень мой зацепился за какую-то торчащую из него ферму. Ощущение впившейся мне промеж ног проймы джинсов было неописуемо. Но еще неописуемее оказалось то, что из-за инерции падения меня перевернуло вверх тормашками, так что я самым натуральным образом вывалился из штанов.

И помчался навстречу Таймс-сквер головой вниз и с целеустремленностью Супермена. Правда, в отличие от него, я молотил вокруг руками, пытаясь хоть за что-нибудь ухватиться. Мне повезло. Вдоль верха следующего билборда шел рейлинг – наверное, для совсем уж рисковых высотных рабочих, любителей подвешиваться на страховочном тросе.

Я умудрился ухватиться за него на лету и перевернуться правильной стороной вверх. Руки мне чуть не выдернуло из суставов, но каким-то образом я сумел удержаться. Тут-то мы и вернулись к тому, с чего начинали. Вот он я, собственной персоной, болтаюсь без штанов на билборде на Таймс-сквер.

Сразу отвечу на следующий вопрос, а то вы его, чего доброго, зададите. Боксеры, простые голубые боксеры. Никаких смайликов. Никаких сердечек.

Смейтесь, если хотите. По мне, так они куда удобнее брифов.

Келедона приветливо улыбалась мне с бордюра, в двадцати футах вверху. Чуть ниже с металлической балки свисали мои джинсы, развеваясь на ветру и помахивая штанинами – прощались, наверное. Гроувера нигде видно не было. Музыка смолкла.

Руки у меня слабели. Мостовая маячила футах где-то так в семистах внизу. Лететь долго, кричать тоже. Световой экран постепенно припекал мне живот.

Пока я болтался там, наша келедона решила проводить меня особой серенадой. Она запела о долгожданном отдыхе, о том, чтобы оставить все заботы и отдохнуть на берегах реки. Точный текст я сейчас не припомню, но смысл был именно такой.

Все, что мне оставалось – это держаться. Падать совсем не хотелось, но келедонина музыка окатывала меня со всех сторон, как прибоем, размывала мою решимость. Мне уже виделось, как я легко, будто перышко, лечу вниз… приземляюсь на берегах вальяжно текущей реки… где так славно можно было бы устроить пикник с моей подружкой…

Аннабет.

И я вспомнил, как спас Аннабет от сирен, когда мы с ней бороздили Море Чудовищ. Я держал ее мертвой хваткой, а она плакала, и вырывалась, и пыталась плыть навстречу смерти, потому что впереди ей уже виделись счастливые берега земли обетованной.

Теперь это она держала меня. И она говорила мне в самое ухо: «Водоросли у тебя вместо мозгов, Перси! Это же трюк! Обдури ее сам или умрешь. А если и правда умрешь, я тебе никогда этого не прощу, так и знай!»

Это-то и разрушило чары келедоны. В гневе Аннабет будет пострашнее большинства чудищ. Только не говорите ей, что я это сказал.

Я еще раз поглядел на безмятежно развевавшиеся вверху джинсы. Меч в обличье ручки был надежно запрятан в кармане, пользы от него никакой. Где-то за пределами видимости Гроувер снова заныл что-то о птичках, но и это не помогло. По всей видимости, келедона обращалась в птицу, только если ее неожиданно испугать.

Погодите-ка…

Идиотский План версия 2.0 забрезжил у меня в голове. Чего только не придумаешь с отчаяния.

– Эй! – заорал я наверх. – Ваша взяла. Вы просто чудо какое-то, мисс Келедона! Я вами восхищаюсь! Можно мне сейчас, на пороге смерти, ваш автограф напоследок?

Келедона умолкла посреди ноты. И удивленно уставилась на меня, а потом улыбнулась от удовольствия.

– Гроувер! – завопил я во все горло. – А ну дуй сюда!

Лира тоже заткнулась. Над краем крыши возникла физиономия сатира.

– Ой, Перси… Мне… мне так жаль!

– Да все нормально, чувак!

Я изобразил улыбку, постаравшись параллельно передать ему по эмпатической связи реальное положение дел. Целые связные мысли мне посылать никогда не удавалось, так что я постарался сосредоточиться на самом главном: будь наготове, соображай и действуй быстро. Надеюсь, дружище не протупит.

– У тебя там не найдется ручки с бумагой? – крикнул я ему. – Я хочу перед смертью взять у этой леди автограф.

Гроувера аж перекосило.

– А… Э… нет. Но у тебя в кармане джинсов разве не было ручки?

Самый. Умный. Сатир. На свете. Браво! Отлично схватывает парень.

– А ведь верно! – я умоляюще воззрился на келедону. – Пожалуйста? Последнюю просьбу, а? Не могли бы вы извлечь ручку у меня из джинсов и подписать… да хоть бы их и подписать? Тогда я умру счастливым.

Золотые статуи не краснеют, но келедона выглядела крайне польщенной. Она наклонилась, ухватила джинсы, вытащила их на крышу и достала из кармана ручку.

Я аж дыхание задержал. Никогда еще не видал Волнолом в руках у чудовища. Если она догадается, что дело нечисто, если поймет, что ее пытаются надуть, то может убить Гроувера. Клинки из небесной бронзы и на сатиров отлично действуют.

Дева меж тем изучала ручку, словно никогда ничего подобного не видала.

– С нее нужно снять колпачок, – любезно подсказал я.

Пальцы уже начинали соскальзывать с балки.

Келедона положила джинсы на бордюр рядом с клеткой и отвинтила колпачок. Волнолом обрел жизнь. ...

Купить эту книгу в ЛитРес