Хроники Базила Хвостолома 8

Атлас

Рительт

Аргонат

Центр Аргоната

Кенор

Форт Кенор

ПРОЛОГ

На огромном склоне, изъеденном солнцем Эраса, стояли пирамиды Синни. Купаясь в вечном сверкании гигантского голубого солнца, они напоминали небольшой городок, выстроенный концентрическими кругами.

Под защитой пирамидальных сооружений, в хрустальных пузырях Синни и укрывались.

Отсюда они вели войну с хаосом и мраком, разразившуюся на другом краю Сферы Судеб. Так они и жили целую вечность. Но теперь древняя угроза снова привлекла их внимание.

– И скажу я вам, моим братьям и сестрам. Он потерпел поражение, но он не уничтожен.

– Я слышу тебя, великий Йеер, – сказал Вуга, известный мягкостью характера.  – Но что можно предпринять? Он уединился в Хаддише и отсиживается там, погрузившись в раздумье.

– Мы должны подготовиться, так как теперь он знает, где мы находимся. Веками мы скрывали от него это знание, но теперь он завладел им.

Наступила тревожная тишина. И снова вспыхнули дебаты, окрашенные внезапно прорвавшимся страхом.

– Коли он узнал наше расположение, то теперь это всего лишь вопрос времени, – так сказал мрачный Аурига. – Он нападет на нас.

– Как он к нам приблизится? Он не может просто так прибыть сюда. Ему не выжить на поверхности и одного мгновения.

– Мой дорогой Вулан, ты судишь слишком поспешно. Он явится сюда в какой-нибудь защитной личине. Он мастер перевоплощений. Уж он-то найдет какой-нибудь способ.

– Тогда мы должны уничтожить его. Мы должны разыскать его и покончить с его существованием, как это и должно было произойти уже давным-давно.

– Но у нас никогда не хватало сил сделать это.

– Боюсь, его невозможно уничтожить. Он вне власти смертных.

– Мы должны подготовиться, – сказал Йеер, – он обязательно придет.

1 ГЛАВА

Радостно звенели храмовые колокола в Марнери. На Башенной улице гремели барабаны, толпа растянулась до самой гавани, где стояли на якоре великие белые корабли «Ячмень» и «Овес», у которых на каждой мачте развевались флаги. В ответ на пение колоколов на земле заиграли корабельные рожки́, вливаясь во всеобщую разгульную радость.

Осада Эхохо закончилась. Вражеские укрепления, этот неприступный барьер сомкнутых стен, мощных башен и нахмурившихся зубчатых частоколов, – пали. Самое сложное военное предприятие из когда-либо предпринимавшихся вооруженными силами Империи Розы завершилось неожиданным и полным успехом.

В результате стратегический баланс сил со старым врагом из Падмасы сместился в пользу Империи Розы. Победа в длительной войне, которая тянулась вот уже сотни лет, теперь была достижима. Отныне армии городов Аргоната держали в своих руках оба конца оборонительной системы падмасцев: Туммуз Оргмеин на севере Гана пал несколькими годами раньше, а теперь и Эхохо, стоящий на Горах Белых Костей, также потерпел поражение.

Когда войска возвращались домой, по всему Аргонату звенели колокола. Со всех концов Марнери и даже из других городов-государств на Башенную улицу стекались толпы народа. Все вместе они приветствовали воинов Первого марнерийского легиона, а вместе с ним Бийского и Пеннарского легионов, которые плечом к плечу с Первым марнерийским приняли участие в осаде крепости.

На улицах стоял неописуемый восторг. Всего за несколько месяцев до этого городу угрожала опасность быть осажденным бунтовщиками из провинции Аубинас. И вот не только исчезла эта угроза, но закончилась и бесконечная изнурительная осада Эхохо.

Марнери и другие города понесли большие потери в последней кампании, особенно при выполнении миссии в отдаленном Эйго. Такая цена, заплаченная жизнями, разрушительно влияла на боевой дух, и страх дальнейших потерь сдерживал действия армии Аргоната в Эхохо. Теперь эта могучая крепость была взята, а потери составили всего 130 человек и ни одного дракона.

Эта изумительная победа была достигнута благодаря отчаянной атаке, предпринятой за час до рассвета тщательно обученными войсками. Они проломили стену и захватили троллей спящими в их казармах.

Тролли, которые полегли там, так толком и не проснувшись, оказались вполне уязвимыми для людей, вооруженных копьями и топорами. Воины перерезали монстрам глотки и пробивали черепа до того, как те успевали вскочить на свои огромные лапы и схватиться за оружие.

Резня продолжалась целый день, пока бесов, троллей и наемников не подавили – некоторых, надо отдать им должное, в ожесточенной борьбе – всех до последнего очага сопротивления. Но к этому времени к солдатам Аргоната уже подоспела помощь от драконов из Шестьдесятшестого, Пятьдесятдевятого и Стодвадцатого драконьих эскадронов, и это свело потери к минимуму.

По такому случаю в городе Марнери вывесили знамена и флаги, в тавернах раздавали бесплатное пшеничное пиво, и на каждой улице, в каждом углу царил праздник.

Народ стекался со всех окружающих город провинций. Не счесть было жителей Сеанта, Лукула и Голубых Холмов. Но были и те, кто пришел из очень отдаленных мест, таких, как деревня Куош из провинции Голубого Камня, которая находилась на юге, на расстоянии пяти дней конного пути.

Были даже жители Аубинаса, великой хлебной провинции на западе. Бунт там перешел в разрозненные партизанские стычки, сводившиеся в основном к ночным налетам рейдеров.^{1} В городах установился мир, а руководители бунтовщиков либо сидели в тюрьме, либо бежали. Простой народ Аубинаса, как правило, держался в стороне от бунта, если не считать вспышки гнева, вызванной сожжением Красного Холма – самой страшной ошибки в первые дни борьбы с бунтовщиками. Но сейчас крестьяне Аубинаса были здесь – чтобы праздновать победу вместе с местными горожанами.

На данный момент Стодевятый марнерийский драконий не был в рядах марширующих победителей. После службы в Аубинасе и выполнения тайной миссии прошлым летом они были назначены в резерв. С тех пор Стодевятый, самый знаменитый драконий эскадрон в Легионах, прохлаждался в военном лагере «Чаща».

За это время началась закулисная возня – их попытались расформировать и распределить драконов по другим отрядам.

Среди высшего армейского командования зазвучали жалобы, что подразделение стало слишком знаменитым, слишком известным, а потому и слишком склонным к нарушению субординации. По округе ходили всевозможные слухи о том, что же все-таки произошло в Аверийских лесах, и невероятные байки про осаду Аубинаса.

«Разогнать бойцов Стодевятого? Да ни за что»! – взревели их почитатели. Разгорелась яростная бюрократическая борьба.

Между тем прошла зима, а за ней весна и лето. Снова и снова к ним приходили известия, что их собираются отправить в Эхохо.

Но приказа все не было. Офицеры расслабились, драконопасы со скукой сдали дополнительные накидки и другое обмундирование, которое получили для жизни в арктических условиях, царивших в Горах Белых Костей, а драконы весело взяли свои топоры и маршем направились на заготовку и перевозку дров.

Тогда-то и пришла к ним неожиданная потрясающая новость о том, что крепость пала под блистательной неожиданной атакой.

Вот так и получилось, что Стодевятый марнерийский стоял среди толпы, встречающей героев-победителей. Непривычная перемена ролей их несколько забавляла.

– Эти драконы счастливы, что им не пришлось маршем проделать весь этот путь до Эхохо от начала до конца, туда и обратно, – высказала общую точку зрения Альсебра.

Во время парада они заняли очень выгодную позицию – как раз там, где Башенная улица переходила в широкую парадную площадь перед самой Башней. Они пели драконьи песни, а заодно спели одну или две кенорские, приветствующие возвращающихся мужей, но по-настоящему виверны загорелись восторгом тогда, когда по улице начали маршировать драконьи эскадроны. Тут уж они взревели во весь голос.

Там был Буртонг, чемпион среди медношкурых драконов, который рядом с ними стоял в битве при Сприанском кряже, и Чампер, старый кожистоспинный ветеран Теитольских войн.

После того, как закончился парад и отзвучали приветственные речи, в Драконьем доме начался собственный праздник. Пиво и горячий келут подавались в неограниченном количестве, и драконопасы всех присутствующих подразделений перемешались в трапезной. И тут уж посыпались вопросы.

– Где Релкин?

– И не спрашивай, – последовал ответ со стороны Свейна из Ривинанта.

– Бедняга Релкин, – сказал маленький Джак.

– А что случилось?

– Его забрали ведьмы. Они увезли его.

– Куда?

– На острова. Да вот уж несколько месяцев прошло с тех пор.

– Он прислал нам как-то письмо.

– Они повырезали из этого письма целые куски, прежде чем мы увидели его.

– Он уже никогда не вернется.

– А кто ухаживает за его драконом?

– Курф.

– Курф?

– Ой, и не говори…

И в самом деле, драконопасы не могли не заметить, как изменился Хвостолом. Его шкуру уже давно толком не чистили. На джобогине зияло множество прорех. Драконопасы тщетно вздыхали.

Легендарного дракона, о котором любой из них был бы рад проявить заботу, отдали на попечение Курфа!

Гулянье затянулось далеко за полночь. Когда колокола пробили полночь, во дворе храма танцы все еще были в полном разгаре.

Среди всей этой суматохи никто не заметил сгорбленную фигуру, ковылявшую по Портовой улице. Никто не обратил внимания, как она добрела до сараев, вытянувшихся вдоль Складской улицы, и бросила на землю мешок, в котором что-то непрестанно возилось.

Сверкнул нож, и из разрезанного мешка вывалилась дюжина, а то и больше крыс. Едва почувствовав свободу, они тут же бросились прятаться в укромные уголки.

2 ГЛАВА

По другую сторону Ясного моря лежали острова Кунфшон, духовный центр возрождающейся цивилизации Девяти городов Аргоната. Там, на обрывистом высоком утесе, над большой гаванью стольного города Кунфшона стоял административный центр Андиквант, мозг Империи Розы.

За стенами Андикванта протянулись ряды кирпичных домов, обиталищ бюрократического руководства, управляющего Империей. В одном из таких невзрачных домов находилось управление Службы Провидения, организации, которая имела дело с дипломатическими вопросами, торговыми операциями и военной стратегией.

Погребенный в дебрях управления службы Провидения прятался теневой департамент – Служба Необычайного Провидения, секретная служба империи, в которой распоряжались Великие Ведьмы.

В глухой маленькой комнатке, в конце глухого коридора с такими же другими глухими маленькими комнатками, четыре ведьмы встретились за квадратным деревянным столом.

Слева сидела женщина с простыми невыразительными чертами лица, облаченная в старую поношенную серую рубаху, прикрытую домотканым платьем. Справа – царственная фигура в черном бархате, ее лицо казалось древней маской, идеалом полногубой красоты, ее глаза горели убийственным проницательным умом.

Между этими двумя противоположностями – Серой Леди Лессис из Вальмеса и Королевой Мышей Рибелой из Дифвода, сидели младшие ведьмы Белл и Селера.

Облаченные в платья своих орденов, обе молодые ведьмы в присутствии Великих Ведьм сохраняли смиренное выражение. Взгляд колдуний, которым давно перевалило за пятьсот лет, был устрашающим. Но ни широкое круглое лицо Белл, ни бледное узкое Селеры не выдавали беспокойства.

– Вы хорошо поработали, сестры, – сказала Рибела.

Белл почувствовала, как у нее поднимается настроение. По крайней мере, хоть какое-то признание.

– И в самом деле, что касается службы расспросов, то они поработали очень добросовестно, – пробормотала Лессис.

Белл присмотрелась: Лессис была известна своим умением подбрасывать утонченные заклинания при обычных разговорах. Но Серой Леди не стоило утруждать себя. Нельзя незаметно произвести заклинание на глазах другой присутствующей Великой Ведьмы.

Лессис вздохнула:

– И все же мы узнали очень мало.

Это была горькая правда.

– Релкин не понимает процессов, в которых замешана магия, – сказала Селера.

– Он порождение стихии еще не известного нам типа, – смело заметила Белл.

При этих словах обе Великие Ведьмы одновременно повернули головы.

– Стихии? Нельзя так запросто делать подобные заявления, – сказала Рибела.

– Я знаю, Леди, но примите во внимание используемые силы и полное отсутствие у него техники, необходимой для волшебства такого уровня. Релкин не понимает, что он делает, однако он может это делать.

Лессис поймала взгляд Белл.

– Метка Синни? Ты ее видела?

Она несколько растерялась, взглянула в глаза Лессис и нашла их странно пронизывающими. «Ведьма проникла мне в самую душу… – подумала она. – Ну, конечно же, Лессис хочется узнать, способна ли молодая ведьма воспринять знак Синни…»

– Да, Леди, думаю, видела. Он сын своего времени и своей страны…

– Он фактически ничему не обучался, – вмешалась Селера, но Лессис проигнорировала ее.

– Но подо всем этим, – продолжала Белл, – есть что-то особое. Он не просто юноша. Здесь что-то скрывается…

– Да, но мы поняли это с опозданием.

Рибела отшатнулась с испуганным шипением.

– Они послали одного из своих! Такое невозможно даже предположить.

– Но Релкин смертный. Он обречен умереть.

– Таким образом, дитя стихии будет потеряно, добровольно приняв смерть, – изумленно сказала Селера.

– Это экстраординарный случай, – возразила Лессис. – Так любить этот мир, чтобы принять боль жизни.

Глаза Белл вспыхнули, и она с внезапным оживлением хлопнула руками.

– Это связано с драконом, должно быть, так. Но драконы не восприимчивы к магии, им трудно скользить в узоре предсказуемого будущего.

– Кроме этого, однако, мы ничего не знаем, – все так же грустно сказала Рибела.

– Мы не можем понять механику того, что он сделал. Как он мог передать сон за много миль, через холмы так, что его увидели дракон и мальчик-драконопас? Сам он ничего объяснить не может. Мы – тоже.

И тут Белл детально описала их затруднение. Релкин и понятия не имел о магической грамотности, знаниях, с помощью которых свершается волшебство. Он не может описать свои судорожные реакции на опасность и экстремальные ситуации. Поэтому-то он не может ответить и на их вопросы.

– Вы неоднократно и раньше опрашивали его. Какие изменения вы заметили в нем за это время?

– Мало. Он молод, но видел ужасов более, чем достаточно. Ну, и, конечно, он – драконопас.

 Селера заговорила торопливо, словно боялась, что ее слова прозвучат как богохульство.

– Он уверяет, что поклоняется Старым Богам. Он отрицает катехизис, весь, кроме молитвы Великой Матери.

Рибела молча покачала головой.

– Особенно он уважает Каймо, Леди, старого Бога Удачи, – близко поставленные глаза Селеры уставились в глаза Рибелы.

– О да, старик Каймо, любитель бросать кости, – улыбнулась Рибела. – Он всегда казался мне причудливым и довольно странным божком.

– Если Каймо все еще гадает на костях, то Релкину он нагадал кое-какие трудности, – заметила Лессис.

– В Релкине есть ядро, но он боится своего предназначения, – сказала Белл. – Он боится, что это вырвет его из жизни, которую он себе запланировал на будущее, когда окончит службу в Легионах.

– Он закончил ее. Он просто этого еще не знает, – сказала Лессис. – Оба они, и он, и Базил, в ближайшее время выйдут в отставку с действительной службы.

– Но он три дня назад отправился в Марнери, – сказала Белл. – Он должен предстать перед судом за присвоение награбленного в Эйго.

– Да, – вздохнула Лессис, – в душе он остался мальчиком-драконопасом, несмотря на все то, что мы подозреваем в его происхождении. Он должен предстать перед судом, эти обвинения нельзя снять. Он признал ввоз золота.

– А можно отложить суд?

– Его однажды уже отложили на десять месяцев. Теперь он обязан состояться.

– Тогда нам самим тоже надо вернуться в Марнери? – удивленно поинтересовалась Селера.

– Да. Мне очень жаль вынуждать тебя ехать, но ты вела этот случай с самого начала. Я бы даже сказала, что теперь ты знаешь его достаточно хорошо. Ты должна продолжить начатое, по крайней мере, пока не пройдет кризис.

– Тогда нам надо взять койку на «Сорго», он отплывает с отливом.

Лессис заметила, что Белл недовольна необходимостью поездки в Марнери.

– Да, это хорошая мысль, – она потерла руки. – Вы обе будете заниматься этой работой. Будьте уверены, перед вами непростая задача.

Молодые ведьмы поднялись, плотно сложив перед грудью ладони, и низко поклонились Великим Ведьмам, самим Королеве Птиц и Королеве Мышей.

Когда они вышли, Рибела повернулась к Лессис.

– Я начинаю думать, что на этом витке борьбы мы достигли оптимальной позиции. Стратегическое положение значительно улучшилось. Мы можем давить на саму Падмасу.

Лессис вынуждена была согласиться:

– Ворота Падмасы открыты. Имея в наших руках как Эхохо, так и Туммуз Оргмеин, мы можем пробиться через горы и вторгнуться во внутренний Хазог. Вдобавок наш союз с Чардхой начал давать плоды. Чардханцы набирают свежую армию для нападения на Падмасу с запада. А мы успешно уговорили кассимцев вернуться обратно в Альянс.

– Да? – Рибела еще не слышала об этих достижениях на дипломатическом фронте.

Лессис продолжала:

– Поражение, которое они потерпели, удерживало их в покорности, но теперь Великий Король услышал об успехах Чардхи, а совсем на днях – и о падении Эхохо. Теперь он опять отважится поднять свой штандарт. Но хватит ли у него духа отправить армию на север в Падмасу – пока неясно.

– Но одно уже возвращение в борьбу Кассима усилит давление на Падмасу.

– А наш скрывшийся враг Сауронлорд, как быть с ним?

Это была та область, которой занималась Королева Мышей.

– Он все еще лежит в Хаддише. Глубоко в восстановительной комнате.

– А то существо, о котором я тебе говорила, разум-левиафан, который поднялся при падении Мирчаза?

– А мог ли это быть настоящий разум-левиафан? Не химера ли это, которую так долго выискивали?

Лессис пожала плечами:

– Я не могу утверждать, что понимаю такие вещи.

– А я могу?

– Ты понимаешь их, сестра. Ты понимаешь их лучше любого из смертных.

Наступила тишина.

– Ну что ж, возможно, и так. Во всяком случае, мальчик знает больше, чем он открыл нам.

– Я не чувствую угрозы со стороны Релкина. Синни отметили его.

– Ваакзаам Великий отметил его тоже. Он видит лучше, чем все смертные вместе взятые. Он увидит их метку. Он узнает, что Синни вмешались, нарушив свою клятву. Угроза и ненависть, бурлящие в груди Ваакзаама, не позволят ему простить такие раны.

– Мальчик никогда не сможет вернуться к нормальной жизни. Я послала инструкции, чтобы наша Служба сама разместила его и держала под пристальным наблюдением и строгой охраной. Его дракон точно так же должен быть защищен. Обманщик придет за ними.

– Ах, – сказала Рибела, – бедный паренек, его мечты никогда не сбудутся.

3 ГЛАВА

Под стремительно бегущими облаками торговое судно «Лилия» пробивалось сквозь длинные перекатывающиеся волны. Выйдя три дня назад с островов, оно не теряло времени зря и воспользовалось ровным южным ветром. Трехмачтовая, с прямым парусным вооружением, трехсоттонная «Лилия» несла груз текстиля и рафинированного сахара. На ее борту, ко всему прочему, была еще и дюжина пассажиров, включая драконира первого класса Релкина из Куоша.

Когда солнце утонуло за западным горизонтом, Релкин, облокотившись на леер^{2} с подветренного борта, упивался морским воздухом. Он смотрел, как огромные волны надвигаются на них, поднимают нос корабля, а затем пробегают под леером и исчезают за кормой.

Он ехал домой. Возвращался в Драконий дом в Марнери, к своему дракону. Как он соскучился по этому огромному зверю. Дракон был для него семьей, которой он никогда не знал. Релкин привык к постоянному соседству существа с таким хорошо знакомым низким хриплым голосом. Он молился, чтобы Курф не сделал ничего безрассудного или опасного для здоровья виверна. Уж если кого среди драконопасов и надо было заменить, так это в первую очередь Курфа. Парень во сне и наяву видел себя в роли музыканта.

Но, успокаивал Релкин сам себя, теперь он уже скоро будет дома. Вернется в этот, стоящий на берегу длинного узкого залива, город из белого камня со Сторожевой башней, возвышающейся на холме. Вернется в родной Драконий дом, с его шумом и запахами. Релкин должен был признаться, что с нетерпением ждет этого момента. Он и в самом деле хотел вернуться к этой своей жизни. И все же… другая его часть стремилась к переменам. Теперь он уже стал мужчиной и ясно видел судьбу, которая ожидала его, как только он покинет ряды Легиона.

В новой, мирной жизни его ждало столько нового!

Прежде всего была Эйлса, длинноногая леди гор. Наследница титула вождя своего клана, отклонившая домогательства всех своих поклонников. И все это – только ради него. Он понимал, что он очень счастливый человек. Их любовь была настолько сильной, что ничто не могло ее сломить.

Затем, в долине Бура его ждал хороший кусок земли. Земля и очень много работы – пока он не расчистит свой надел, чтобы на нем можно было бы начать фермерское хозяйство. А потом – опять работа.

Но у них ведь есть золото, и неважно, что произойдет на суде, который ему грозит. Даже если и отберут у него ту часть золота, которую он положил в банк в Кадейне, у него все еще останутся ценности, спрятанные у дороги. И там вполне достаточно, чтобы купить мулов и лошадей, а также нанять дюжину человек, которые помогли бы расчистить поле.

Добавь сюда Базила, который будет счастлив помахать лопатой или топором просто так, ради упражнения – и через несколько лет ферма заживет полной жизнью.

А пока будет расти ферма, они с Эйлсой будут растить детей.

И Базил тоже будет оплодотворять яйца, возможно многократно, так как знаменитый дракон Хвостолом высоко котируется у женской половины драконьего рода.

Великолепное будущее казалось вполне определенным. Они уже отслужили в Легионах Аргоната полный срок и теперь переедут на новое место и проживут там до конца своих дней.

Но мечты о будущем сталкивались с некоторыми препятствиями, и любое из них могло все разрушить.

Эйлса все еще укрывалась в Видарфе. Последнее письмо он получил от нее за неделю до посадки на корабль в Кунфшоне.

Она чувствовала себя окрепшей. Но он знал, что это потрясение, которое она испытала под рукой Властителя, потрясло ее. Ваакзаам попытался разрушить мозг девушки и превратить ее в свое покорное создание.

Он потерпел неудачу, но Эйлса тяжело пострадала. Долгое время она боялась спать, так ужасны были ее сны. Ведьмы послали ее в Видорф, в древний Храм, который славился своим целительным воздействием, особенно на тех, у кого было неладно с умом и душой.

Там она получила самый лучший уход. Ее дни проходили за молитвой и работой в ткацкой мастерской. В ее письмах было видно постепенное, но уверенное возвращение в себя, но все равно никто не мог поручиться, что она полностью вылечится. Возможно, ей придется остаться в Видорфе на всю оставшуюся жизнь.

Релкина это очень мучило. Он не мог представить себе будущего без ее прелестного присутствия, без этих проницательных голубых глаз и пшеничных волос, без этого острого ума и горячей души. Жить без нее будет невозможно.

А затем предстоял еще этот суд, это глупое судилище. Они, эти таинственные они из Верховного Командования Легионов, хотели отобрать у него золото и, может, даже посадить его в тюрьму.

У Релкина внутри начал подниматься гнев. Это золото, черт бы их побрал, было сполна им отработано. Каждый кусочек каждого таби, и монеты, и ожерелья. Все это стоило им с Базилом мучительных и героических усилий. Они с дюжину раз чуть не расстались со своими жизнями, но ведь они способствовали падению режима Высоких лордов Тетраана.

«Кто теперь правит в Мирчазе»? – задумался он. Суд послал запрос в Мирчаз о золотых таби, но, когда сам Релкин покидал Мирчаз, там царил совершеннейший хаос. Кто знает, что там после этого произошло.

За остальное золото он мог не беспокоиться. Он вывез его из Ог Богона, это был королевский подарок, и король Хулапут из Ог Богона может поручиться и за него, и за дракона. Но вот золотые таби, которые он достал из стены дома эльфийского лорда… Большинство эльфийских лордов на тот момент свешивались с фонарных столбов по всему городу – те, кто не бросился в костры, разведенные из обстановки их собственных дворцов. Злое царствование Высоких лордов закончилось. Релкин покончил с их Великой Игрой и чувствовал, что поступил справедливо, освободив их от таби, этих милых маленьких подушечек из блестящего золота.

Его самая большая ошибка была в том, что он последовал установленным правилам и порядкам. После того, как он две трети золота поместил в банк, он сообщил о передаче и ввозе золота соответствующим властям. Он заполнил в трех экземплярах формы, ответил на вопросы и заплатил немалый налог, а поэтому считал, что все сделано совершенно законно.

Но тут его враги и их аубинасские приспешники воспользовались не совсем ясным толкованием законов Легионов, обвинив его в грабеже.

Его подруга, Лагдален из Тарчо, взялась за ведение этого дела, и ее видение этой ситуации было неутешительным. Если они проиграют процесс, его могут посадить в тюрьму. Тогда он, несомненно, потеряет все привилегии. Его никогда не повысят до командира эскадрона. Его даже могут приговорит к пяти годам тяжелых работ на островах Гуано. И его мечты о будущем с Эйлсой, дочерью Ранара, превратятся в пыль.

Все это было так глупо.

И ко всему этому была еще одна деталь, скрывавшаяся в глубине его головы, как айсберг, и он прикладывал все силы, чтобы разминуться с ней. Вещь, о которой он изо всех сил старался не думать. Та расплывчатая загадка, которая выпрыгнула в Мирчазе.

«Пробудись! – снова и снова звучало в памяти. – Пробудись!» Когда он выкрикнул эти слова на подмостках Игры Высоких лордов Тетраана, на самом деле кричал не он. Пробудившаяся в нем сила. «Стань тем, кем ты должен быть». Он знал, о чем она ему говорит. Но он не осмелился открыть свой мозг этим темным теням, позволить магии подняться в нем, магии, растущей, словно дрожжи в вареве пивовара. Он помнил это чувство, пузырящееся у него под кожей, карабкающееся своими маленькими ножками по позвоночнику, и его каждый раз передергивало от этих воспоминаний.

Дьявольщина! Мерзость! Он видел эту силу. Он чувствовал ее копошение внутри себя и от этого ужасался. Что с ним станется, если он пойдет по этой дороге? Волшебник? Колдун? Релкин встречал многих из них, и ему всегда казалось, что зло запеклось в саму их плоть.

Он не хотел ничего подобного. Он хотел только вернуть прежнюю жизнь, вполне определенный образ жизни, такой милый после всех этих месяцев в Кунфшоне с выполнением бесконечных тестов и ответами на вопросы. Он уже вдоволь насмотрелся на Беллу и Селеру, это точно.

А теперь еще предстоят вопросы и показания в суде. А если он все же будет осужден? Лессис уже намекала, что ведьмы возьмут его обратно в Андиквант и продолжат изучать. Релкина воротило от одной мысли об этом, но что, если встанет выбор между этим и пятью годами тяжелого труда на островах Гуано?

Солнце окончательно село, и воздух внезапно сделался холодным. Релкин без накидки замерз. Он повернулся и начал спускаться по трапу на нижнюю палубу, где в темноте коридора отыскал путь к своей тесной каюте. Он съежился на узкой койке.

А далеко на западе^{3} стоял храм Видарф, на скалистом крутом берегу над Длинным Заливом. Он представлял собой собрание изящных больших каменных зданий с выстроившимися в саду двухсотлетними дубами. Эйлса, дочь Ранара, в одиночестве прогуливалась по дорожке над волнами, ее рука скользила по холодному камню ограды.

Где-то в темноте ночи, далеко на востоке, был Релкин. Сердце девушки заныло.

Молодые ведьмы были с ней добры, они говорили с ней мягким голосом и проводили вместе с ней много времени. Но ответов на ее самые большие страхи у них не было.

Властитель не был мертв. Он поклялся отомстить Релкину.

Как они смогут нормально жить, когда над ними висит такая угроза? Как они вообще смогут жить?

И в самой глубине своего сердца Эйлса знала, что, чем бы ни закончился суд, ведьмы заберут Релкина обратно в Кунфшон. Просто он был для них слишком важен. Они будут изучать его всю оставшуюся жизнь. Он ни за что не сможет убежать из Андикванта второй раз.

А она? Куда идти ей, наследнице Ранара? Вернуться ли ей в Ваттель Бек, выйти там замуж за выбранного кланом жениха, чтобы скрепить кровные связи? Сможет ли она свыкнуться с таким союзом без любви, после всего, что было с Релкином? Ей казалось, что нет. Видарф был для нее куда лучшим вариантом, по крайней мере на данный момент.

4 ГЛАВА

Город Марнери грелся под горячим летним полуденным солнцем. В гавань с приливом возвращались рыбацкие лодки, их маленькие пронзительные рожки́ были слышны по всей Башенной улице. Башня Речных ворот чересчур часто отвечала им своим низким ревом. Народ медленно бродил по жаре, но большинство уже думало о конце дневных трудов, о времени предстоящего отдыха.

Но все это никак не относилось к Драконьему дому. В верхнем зале многообразный шум драконов, играющих в глубоком бассейне, носился в воздухе. Огромные тела плескались в воде, огромные глотки ревели на разные голоса. Происходил обмен такими ударами, которые смогли бы сломать все что угодно. Но здесь они рассматривались всего лишь как обычная игра. Столбы воды фонтанами обрушивались через край бассейна, когда туда с громким всплеском ныряло очередное двухтонное тело.

Пока драконы резвились, драконопасы возились с джобогинами и прочим обмундированием. Каждый день драконы тренировались с оружием и в доспехах, и кожаные детали обмундирования у таких гладиаторов страдали быстрым износом. Мальчики из Стодевятого сгрудились на солнечном местечке возле учебной площадки и занимались ремонтом. В их руках на полуденном солнце поблескивали иголки. Вновь пришивались ремешки и завязки, возвращались на свои места пряжки.

Там стояла пара каменных скамеек, и мальчики либо сидели на них, либо использовали их вместо рабочего стола. Тут собрались все драконопасы Стодевятого за исключением Курфа.

– Можешь не сомневаться, что Курфа здесь нет и не будет. Он поигрывает себе где-нибудь на гитаре, – ответил Ракама на вопрос Джака.

– Снаряжение Хвостолома в безобразном состоянии, – заметил Свейн.

– Да дайте вы ему возможность показать себя. В душе он вполне на своем месте. И вовсю старается, – попытался заступиться за парня Джак, потому что никто, похоже, этого делать не собирался.

Курф был мечтательным юношей, в то время как остальные мальчишки Стодевятого были в основном простоватыми ребятами, прошедшими школу крепких тычков и с самого рождения заботившимися о себе сами, о себе да вот еще о драконах.

– Одного старания мало. Это Стодевятый марнерийский. Мы считаемся лучшими, – сказал Эйин, ухаживающий за Хурвом, медношкурым, который заменил Чурна.

– А вы прислушайтесь к новичкам, – проворчал Свейн, который был старше всех присутствующих.

Эйин был драчливым крепко сбитым пареньком, родившимся в Портхаузе на берегах Сеанта. Он горячо верил в свое военное подразделение и очень хотел хоть как-то показать себя. Мальчики постарше считали, что он несколько перебирает, когда начинает говорить о боевых драконах Стодевятого марнерийского.

– А в Легионах все так и считают, – попытался защититься Эйин.

– Ну, конечно же, Эйин, так оно и есть, только давай не будем слишком много об этом болтать, ладно?

– Да, но Курф все же последнее время как-то странно себя ведет. А снаряжение Хвостолома просто в полном безобразии. Оно вообще скоро развалится на части.

– Я бы сказал, что Курфа что-то мучает, – заметил, пожав плечами, Джак.

И надо признать, что в этом последнем замечании лежала изрядная доля правды.

Сбоку от бассейна, в тенечке, отдыхали лежа вылезшие из воды виверны. Пока одни стремились нырнуть поглубже в бассейн или возились друг с другом в воде, эти нежились в тени.

В этот солнечный день Базил Хвостолом пытался получить совет от Альсебры.

– Что-то случилось с мальчиком Курфом.

– И ты только сейчас пришел к такому заключению?

Базил заранее знал, что услышит от Альсебры что-нибудь колкое в свой адрес.

– За последнее время он стал еще хуже, намного хуже.

– Да этот мальчик всю жизнь только и умел, что витать в облаках. А вот тебе-то, с другой стороны, надо бы позаботиться о своей репутации.

– Этот драконопас растерялся и теперь не знает, что делать. Но идти и жаловаться на него Кузо я просто не могу. Пусть парень и болван, но сердце у него славное. Все дело в том, что он не при своем деле.

– Ты знаешь, что, как только вернется Релкин, парень уйдет. Кузо ни за что и никогда не порекомендует его на место драконопаса.

Базил согласно кивнул. Это знали все. Дни Курфа в Легионах были сочтены, если он, конечно, не завербуется заново, но уже в пехоту.

– Но я бы сказал, что у него нынче какие-то особенные неприятности.

Альсебра кивнула. Значит, это все-таки похоже на правду. Дракон всегда видит, когда драконопас чем-нибудь обеспокоен или попал в неприятное положение.

– И что же ты от меня теперь хочешь?

– Попроси своего мальчика. Пусть он выяснит, что случилось с Курфом.

– Ненавижу просить мальчишку об одолжении.

– Но, пойми, это может быть очень важно. Может быть, из-за этого нас всех ожидают большие неприятности.

– После такого ты будешь у меня в долгу.

– Мой меч всегда был на твоей стороне.

– В большом долгу. Я ненавижу делать такие дела.

Базил вместо ответа просто уставился вдаль.

Альсебра удалилась обратно в бассейн.

В полдень того же дня, когда Джак чистил щетками шкуру Альсебры, она заговорила о Курфе и его неприятностях. Она даже пересилила себя и попросила Джака о помощи.

Это застало Джака врасплох.

– Я не ослышался?

Она зашипела:

– Ты слышишь этого дракона? Хвостолому надо узнать, что беспокоит Курфа.

– Не злись, просто не очень-то часто ты просишь драконопаса о помощи. В большинстве случаев тебе хватает: «Эй, поправь-ка вот это!»

Альсебра снова зашипела. Она всегда была склонна к излишней строгости со своими драконопасами. Джак не был ее мальчиком с детства, и, хотя она уже привыкла к замене, но такой связи, какая устанавливается у драконов с их первыми драконопасами, у нее с Джаком уже не возникло. Она знала, что он делает для нее все возможное, но бесплодной самке^{4} и положено дуться по пустякам и быть склонной к раздражительности и грубости в разговоре.

– Извини, – сказала она наконец.

Она ненавидела себя за то, что ей пришлось извиниться перед драконопасом. Он может стать невыносимым, если вдруг возомнит себя твоей правой рукой.

Джак прекрасно понимал, что нельзя так сразу воспользоваться тем, что она обратилась к нему за помощью.

– Ну, конечно, я сделаю это. Дай мне только на все про все денек-другой.

После этого Джак принялся следить за Курфом и при первой же возможности пошел за ним, как только тот выскользнул из Драконьего дома. Это было как раз после того, как вечером сварили овсянку, когда поздние вечерние сумерки многообещающе наполнили воздух. Джак проследовал за Курфом через боковые ворота и дальше, по Башенной улице, в нижнюю часть города, на Рыбный холм, туда, где над доками, среди складов и сараев стояло несколько домиков. Поднявшись на холм до середины, Курф вошел в старенький домик с обшарпанным фасадом и давно требующими ремонта окнами. Джак притаился в тени аллеи и стал ждать. Еще одна фигура появилась на улице, высокий мужчина в поношенной накидке. Он постучал в дверь, и та открылась. Как и подозревал Джак, у двери стоял охранник. Высокого человека впустили в дом. Джак продолжал ждать. Наконец дверь открылась, и два человека вышвырнули Курфа на улицу. Тот зашатался, споткнулся и упал.

– Тебе лучше за три дня достать эти деньги, иначе мы просто переломаем тебе ноги, – сказал один из мужчин вполне обыденным тоном.

– Очень глупо с твоей стороны пытаться надуть Фелпа Баньярда, молодой человек, – сказал другой.

И дверь за ними захлопнулась.

Курф поднялся, не торопясь отряхнулся и, пробормотав что-то себе под нос, заковылял по улице.

Джак незаметно покинул свое укрытие и подошел к нему.

– Что происходит, Курф?

Курф чуть не выпрыгнул из собственных штанов.

– Что? Что ты здесь делаешь, Джак?

– Это не имеет значения. Просто объясни мне, что здесь происходит. Теперь это уже дело всего Стодевятого. Никто не может побить одного из солдат Стодевятого эскадрона, не пожалев потом об этом.

Курф был в отчаянии: он попал в ловушку. Он начал озираться в поисках помощи, но таковой не нашел. Путей к отступлению не было тоже.

– Это началось с защелки от поножей на правую ногу. Я взял доспехи, чтобы почистить, но в тот вечер так и не закончил. Я забыл прицепить защелку и после этого уже не смог ее найти.

– Брось, Курф, это одна из самых старых сказок в нашей книжке. Ты всегда в конце дня складываешь все вместе. Иначе все моментом растеряется.

– Знаю, знаю. Я все это прекрасно знаю, но в тот день я действительно не сделал этого.

Было ясно, что Курфу нужен хороший урок.

Теперь он ковылял рядом с Джаком вдоль улицы Сторожевой Башни.

– Вот поэтому-то, чтобы купить новые поножи, я и занял деньги у Баньярда.

– А зачем это вдруг поножи целиком?

– Мне было стыдно признаться, что я потерял защелку.

– А признаться, что ты потерял поножи – это ничего?

– Нет, я сказал кладовщику, что их сломали во время тренировки.

– Кстати говоря, постарайся, чтобы об этом не прослышал Кузо, а то вот тогда-то у тебя и начнутся настоящие неприятности.

– Ох, Джак, у меня и без этого уже начались настоящие неприятности. Мне надо вернуть пятнадцать золотых в три дня.

– А почему так много? Поножи не могут стоить больше двух монет.

– Да, но сначала я столько и не занимал. Я занял всего три монеты. Правда, я проиграл их в кости на заднем дворе у Фелпа Баньярда, на Рыбном рынке.

– И что потом? – В глубине живота у Джака появилась тяжесть.

– Я выиграл.

– О?

– Да, у меня выпало одиннадцать и семь, а потом опять семерка. Каждый раз, как я бросал кости, они увеличивали ставку. У меня уже набралось двадцать монет.

– И как же ты тогда попал к Баньярду в должники?

– Я продолжал играть. Я просто не мог остановиться. Думал, смогу выиграть еще больше.

– Ах, так, – мягко заметил Джак.

– Я проиграл все, а потом и то, чего у меня вообще не было.

– И чьими же костями вы играли?

– Фелпа Баньярда. Мы их проверили. И с весом у них было все в порядке, и все такое.

– А кто еще участвовал в игре?

– Ну, когда мы начинали, нас было пятеро. Но трое ушли, остались мы с Фелпом, затем к нам присоединились еще двое.

– Двое, которые работали на Фелпа, могу поспорить…

Курф выглядел совсем ошарашенным.

5 ГЛАВА

На следующий день, во время упражнений на мечах, джобогин Базила развалился. Нагрудник с лязганьем упал на землю. Командир эскадрона Кузо был вынужден дать свисток и остановить упражнение, после чего Хвостолом удалился с площадки. Его место занял Влок.

Курф получил нагоняй и вместе со своим подопечным побрел в казармы намного раньше обычного. Базил был несколько раздражен, однако, зная про неприятности, возникшие у Курфа, от упреков воздержался.

– Я слышал, мальчик играл в кости и проиграл золотые монеты.

– Правильно ты слышал, так оно и было.

– Золотые монеты, которых у него даже нет.

Курф несколько секунд хранил молчание.

– Ну что ж. Боюсь, так оно и есть.

– У этого дракона есть золото. Мы можем воспользоваться им немножко.

Внезапно у Курфа мелькнул луч надежды. Но потом парень опять сгорбился.

– Спасибо, Базил, но я не могу его взять у тебя. На самом деле я очень благодарен тебе за твое предложение, но я должен сам найти эти деньги.

– За три дня это невозможно. А может, это и вообще окажется для тебя невозможным.

– Ты этого не знаешь.

Базил бросил в сторону юного Курфа сардонический взгляд.

– Одну вещь этот дракон знает наверняка. Ты, Курф, совсем не подходишь для драконопаса.

Последовала длительная пауза. После того, как его прошлой ночью вышвырнули за дверь, Курф все еще прихрамывал на правую ногу.

– Я знаю это, я больше не буду драконопасом.

«Ну вот, – подумал Курф, – я сам сказал это.» Его мечта потерпела крах, и он должен признать это.

– Я также слышал, что тебя обжулили.

– Может быть.

– Тогда ничего еще не закончилось. Нам нужен план. Никто не уйдет безнаказанно, обжулив драконопаса этого дракона.

Курф с удивлением посмотрел на гиганта. Это было больше, чем он мог ожидать. Он понял, что Базил завелся. Курф, конечно, не выполнял свою работу так, как хотелось бы. Он признавал это.

В душе он чувствовал, что так много должен Релкину, что должен бы очень хорошо ухаживать за Базилом. Но всегда появлялись песни, которые надо было записать, мелодии, которые надо было подобрать на гитаре, и, чтобы хорошо справиться со всем этим, требовалось много времени, поэтому он всегда опаздывал. Курф не умел беречь время, он ненавидел часы, которые требовались, чтобы, работая иголкой, починить джобогин. А так как он не выполнял свои обязанности, то он, естественно, считал, что дракон и не подумает помогать ему. Последнее время Базил, наплевав на вежливость, даже не скрывал, что томится в ожидании возвращения Релкина.

– Какой план? Мне надо достать деньги.

– О, деньги у нас есть У этого дракона есть необходимое золото. Но, ради спокойствия наших предков, нам надо что-то предпринять насчет жульничества, – сердито потряс он своей огромной головой.

Этим полуднем у Альсебры в стойле состоялось собрание. Когда Курф присоединился к нему, там уже были Джак, Мануэль и Энди.

– Итак, все в сборе, не так ли? – поинтересовался вечно нетерпеливый Свейн.

– Точно.

– Энди пойдет играть. Хвостолом принесет золото.

– А как он достанет золото? Золото ведь в банке, – поинтересовался Мануэль.

– Я его об этом спрашивал, – сказал Свейн, – он послал записку капитану Холлейну Кесептону, так, Курф?

– Да. Я сам отнес ее в Башню. Не больше и не меньше, как в покои Тарчо.

– Тогда все хорошо, – сказал Мануэль. – Об этом, будем считать, побеспокоились.

На следующий вечер, после ужина, они улизнули из Драконьего дома и отправились по Крепостной улице к Рыбному холму. Базил шествовал вместе с ними, и казалось, что его сопровождает значительный эскорт.

На улице было много народа, люди останавливались и желали дракону здоровья. Они прекрасно знали, кто он такой, благодаря скрюченному хвосту его трудно было с кем-нибудь спутать. В городе Марнери Базил Хвостолом был популярной личностью. И хотя для дракона прогулка по городу была вещью необычной, никому не приходило в голову доложить страже о его присутствии в городе.

Базил отвечал на приветствия кивком своей огромной головы и держался правой стороны улицы. Конечно, движение конного транспорта при этом было затруднено, так как лошади очень неуютно чувствовали себя в присутствии дракона. Он продолжал идти своей дорогой, но, кроме недовольного шипения некоторых извозчиков, не встречал никаких препятствий.

У Рыбного холма они повернули и начали подниматься вдоль сараев к зданию, которое выглядело несколько более старым, чем остальные. Окна у него были закрыты ставнями. Боковая аллея вела во внутренний двор. Низенькие ворота, которые Базил мог бы спокойно перешагнуть, были единственным препятствием, которое отделяло двор от аллеи.

Курф, рядом с которым стоял Энди, постучал в дверь. Остальные, вместе с двухтонным боевым драконом, остались стоять на аллее.

Дверь открылась, и в проем выглянул высокий мужчина.

– Что надо?

– Я хочу видеть мистера Фелпа.

– Эсквайр Фелп не желает тебя видеть.

– Я принес ему золото.

Высокий мужчина посторонился.

– Тогда совсем другое дело. Заходи. Я сейчас доложу Фелпу.

– И скажи ему, что мы снова хотим переброситься в кости.

– Оба?

– Я хочу еще раз попробовать, – сказал Курф. – Ведь нет правил, которые бы это запрещали, правда?

– Клянусь Рукой, ты, однако, оптимист, да?

– Мой друг тоже хочет сыграть, согласны?

Высокий мужчина внимательно осмотрел Энди, но увидел всего лишь очередного голубка, который по собственной воле хотел оказаться ощипанным. Почему бы и нет? Возможно, это обещает очередные двадцать золотых.

– Покажи золото.

Энди откинул полу и показал два маленьких кошелька.

– Хорошо, заходите.

– Мы хотим бросать на том же самом месте. Во дворе, хорошо?

– Отлично. Подождите, я схожу за Фелпом. Он любит, когда мы бросаем кости с такими симпатичными молодыми джентльменами, как вы.

Вскоре появился Фелп с радостно выжидательным выражением на лице.

– Добро пожаловать. У тебя есть пятнадцать монет?

Энди протянул ему кошелек. Фелп тщательно пересчитал содержимое.

– Очень хорошо, очень хорошо. И, насколько я понимаю, вы хотите поиграть еще. Проходите, пожалуйста.

Они вышли во двор. Фелп и три его человека собрались вокруг излюбленного для игры в кости места и расстелили там кожаный матрац для игры.

Зная, что у драконопасов глаз, как правило, зоркий, Фелп для начала позволил им пользоваться обычными костями. Подмену следовало делать очень аккуратно. Но его люди были мастерами скрытых манипуляций.

Энди был хорошим игроком. Он не терял голову и постоянно держал свою ставку не слишком высокой, не обращая при этом внимания ни на дополнительные ставки, ни на отвлекающие маневры. Играешь семь, рассчитываешь на восемь. Энди уверенно выигрывал, то есть проигрывал меньше, чем выигрывал. Он брал выигрыш серебряными шиллингами, пять там, двадцать здесь. Но в конце концов набралось пять золотых.

Фелп решил, что этого вполне достаточно. Он сделал Кувсли знак, чтобы тот начал отвлекающий маневр.

Кувсли любил во время игры порисоваться. Он всегда целовал кости и вычурно заклинал Богиню не быть сукой и ведьмой, благословить его ход и вознаградить его золотым. На этот раз он придвинулся к Энди и процедил сквозь зубы длинное проклятье.

В его движениях появилась насмешливая враждебность, при этом он ткнул пальцем в драконопаса. Проделав это, он бросил кости.

У него выпало семь и таким образом кости остались у него. Он объявил восемь и шесть и поставил десять шиллингов. Затем, прежде чем бросить кости, он назвал мать и отца Энди шлюхами. Энди с усмешкой проигнорировал и это. У драконопаса на поясе висел нож, и он чувствовал, что вполне может управиться с Кувсли, но он помнил, что ему нельзя ни выбыть из игры, ни вспылить.

Выпало шесть. Энди заплатил пять шиллингов. Кувсли снова поставил на шесть и восемь. Энди принял ставку. Фелп нетерпеливо подавал сигналы.

Кувсли пришлось принять еще более угрожающую позу, и он придвинулся к Энди так близко, что теперь его уже нельзя было просто игнорировать. Он размахивал руками в опасной близости от лица драконопаса.

Энди сделал шаг назад и вытащил клинок.

Вид стали вызвал на лице Кувсли улыбку. Он бросил обе кости и, прикрыв их ладонью, положил руку на рукоять своего ножа.

– Что случилось, драконопас? Что это ты вдруг стал такой нежный? Ты что, перед этим не слышал, как я назвал твою мать? Ах да, я и забыл, что у тебя нет матери. Вы же все подкидыши, правда?

Фелп внезапно сильно ударил Кувсли.

– Извини, драконопас, Кувсли у нас просто придурок, ты, конечно, понимаешь, что я хочу сказать, правда? – Фелп опять ударил Кувсли. – Заткни свой грязный рот! Делай ставку!

– Не бойся, сделаю. Забудьте о шиллингах. Как насчет десяти золотых на шесть и восемь?

– Десять золотых? – переспросил Курф.

– А как же! У тебя яйца-то есть, драконопас? Или они вас всех кастрируют еще при рождении?

Курф почувствовал, как у него сердце подпрыгнуло до самого воротничка.

– Ты лучше впредь постарайся выбирать выражения, – сказал он.

– Неужто? Тут разве есть кто-нибудь, кто в таком случае приложится к моей голове?

Курф уже было собрался ответить, кто это сделает, но в это время Фелп снова закатил Кувсли затрещину.

– Я! А теперь заткнись! Бросай!

Кости покатились и выдали две тройки.

– Шесть выиграло! – взревел Кувсли. – Так вот, десять золотых, с каждого из вас, правильно?

– Неправильно, – раздался голос откуда-то сверху у них за спиной.

Они дружно повернулись и уставились на обрисовавшуюся в сумраке морду кожистоспинного виверна, который проскользнул во двор из аллеи и теперь выглядывал из тени.

– А что здесь делает дракон? – возмутился старик Фелп, который оказался редким экземпляром, не подверженным леденящему драконьему столбняку.

Однако его люди таким иммунитетом не обладали, и ответа от них он не дождался.

Дракон шагнул во двор и, казалось, сразу же занял целый угол.

– Этот дракон пришел присмотреть за драконопасами. Последить, чтобы они не попали в какую-нибудь переделку.

– Эй, драконам болтаться здесь не позволено, – заорал начавший выходить из оцепенения Кувсли.

– Никто не может говорить мне такое правило.

Кувсли был несколько пьян, а потому в нем взыграла воинственность.

– Да ну! Так вот я тебе это говорю, ящерица-переросток.

Большие глаза Базила опасно засалились.

– Ну-ну, поутихни, ты что, шуток не понимаешь? – усмехнулся Кувсли, подогретый выпитым пивом.

– Брось кости еще раз. Я кое-что хочу посмотреть.

– Я брошу. Ставлю на шесть и восемь. Десять золотых.

– Нет. Ты просто брось. Брось кости три раза. Я кое-что хочу увидеть.

– Эй, оставь это, ящерица…

Послышался шлепок. Искривленный хвост, мелькнув в воздухе, снова спрятался за спиной дракона, а Кувсли растянулся на земле. Курф наклонился и подобрал кости.

– Кинь кости, мальчик.

Выпало две тройки.

– Кинь еще раз.

То же самое. Вот так это и делалось. Кости были со смещенным центром, на них всегда выпадало только две тройки.

Они вопросительно уставились на Фелпа.

– Так вы жулили, – сказал Энди. – Вот так же вы обжулили и Курфа.

– Это кто же обвиняет Фелпа Баньярда? Драконопас?

– Тогда делаем ставки, но теперь кости будут у меня, – Энди взял в руки кости. – Ставлю на две тройки. Пять золотых на две тройки.

Фелп проглотил набежавшую вдруг слюну.

– Я не буду ставить на кости, которые ты предлагаешь мне для игры…

– Ты сам принес их. Мы тебя поймали и мы сейчас пойдем к страже. Против жульничества есть законы.

– А кто это сказал? Кто это послушает тебя, а не Фелпа Баньярда?

Дракон зашевелился и наклонился поближе. Фелп отпрянул назад.

– Я скажу. Я видел, как вот он спрятал те кости и вытащил эти. Те, другие кости у него в кармане.

Теперь Фелп выглядел смущенным. Кувсли все еще, как бревно, лежал на земле.

– Думаю, вас ожидают большие неприятности. Прийти сюда, чтобы отнимать у честных людей с таким трудом заработанные золотые.

– Ты жулик. Клянусь Рукой Матери, я бы хотел… – сказал Курф.

– Что ты сказал? Ты думаешь, ты меня напугал, притащив сюда дракона? Поверь мне, против таких штучек есть законы.

– Базил никому не угрожал, – заметил Энди.

– Он на неделю вывел из строя старика Кувсли.

– Человек не пострадал Ему захотелось назвать дракона ящерицей, так лучше бы он делал это там, где этот дракон его не услышал бы.

Энди наклонился и обыскал карманы Кувсли. И через мгновение он уже стоял, держа в руках настоящие кости.

– Посмотри-ка, что у нас есть.

Фелп закусил губу. Два драконопаса – это одно дело, но с драконом его люди связываться не будут. И все же пятнадцать золотых – слишком большая сумма, чтобы отдать ее без борьбы.

– Думаешь, ты так просто можешь растрясти старика Фелпа Баньярда? Подумай-ка получше.

– Ты думаешь, будет дешевле, если дракон разнесет в щепки этот твой дом? – спросил Энди.

Фелп понял логику драконопаса. Дом принадлежал ему, Фелпу.

Свейн и Мануэль решили, что настал момент показаться и им, и тихонько выступили вперед из-за спины дракона.

– Еще двое! Вы что, чтобы запугать беднягу Фелпа Баньярда, привели сюда весь эскадрон?

– Просто выкладывай проигрыш. Мы бросали на шесть с тройным дублем. Пять золотых. Правила: тройная ставка за дубль. Ты должен пятнадцать за тройной дубль.

Это была стандартная ставка за дубль в подобной игре. Фелп огляделся, ища пути к отступлению, но не нашел.

– Давай, Фелп. Выкладывай денежки, – сказал Курф.

Несчастный Фелп бросил на матрас кошелек, который недавно получил от Курфа.

Энди бросил кости и опять выпали две тройки.

– Шесть. Не смешно ли?

Они подобрали золото.

– Ну, похоже, все уладилось. Думаю, мы квиты, – сказал Энди, глядя Фелпу прямо в глаза. – А эти кости мы возьмем с собой. Лучше не играй больше в такие штучки, а то мы ведь можем и вернуться.

– Мы расскажем Пурпурно-Зеленому. Возможно, ему захочется тебя на ужин.

Хвостолом весело фыркнул.

6 ГЛАВА

С вершины Сторожевой башни капитан Холлейн Кесептон наблюдал за ликующей компанией, возвращавшейся по Крепостной улице в Драконий дом.

Он подозревал, что внезапная просьба снять тридцать золотых со счета Базила Хвостолома в Марнерийском Торговом банке связана с азартными играми в нижней части города. Сержант стражи немало потрудился, чтобы взять под контроль азартные игры в казармах и в Башне, но на остальной город его уже не хватало.

И тут как раз прошел слух, что дракон Хвостолом покинул Драконий дом и вышел в город. Это уже само по себе было необычно, хотя никоим образом не входило в противоречие с законом. Холлейн покончил с обедом и затем отправился на вершину Башни проследить за происходящим. Он подозревал, что любое дело, в котором замешан дракон, надолго не затянется.

Теперь, когда компания прошла ворота двора, расположенного у подножия Башни, и он увидел веселую важность на лицах парней и услышал их радостные победные возгласы, Холлейн с улыбкой отвернулся. Похоже, эта проблема уже решена. По крайней мере, если ребята не слишком сильно кого-нибудь потрепали.

Он вновь окинул взглядом весь город. В десяти тысячах окон светился янтарный свет. В свете луны слабо мерцали белые стены. Обхватив в объятия Марнери, в отдалении лежали темные воды гавани. Холлейн подумал, что город никогда еще не был таким красивым. За последнее время Марнери пережил несколько тяжких лет. Войны и военные экспедиции стоили городу много жертв и денег. За краткую Гражданскую войну с Аубинасом пришлось заплатить потерей твердого чувства единства, которое так долго объединяло города-государства.

Но теперь, после падения Эхохо, установился мир. Падмаса была побеждена и ушла в оборону. В Марнери оживилась все расширяющаяся торговля с Кенором. Его купцы держали постоянно растущий флот. Мир залечивал раны и возрождал чувства к белому городу, стоящему на берегу Длинного Залива.

Холлейн улыбнулся, вспомнив, что сообщила ему жена: ксодские огнепоклонники подали прошение о разрешении строительства небольшого храма священного огня. Лагдален сказала, что это будет двадцать четвертый храм заморскому божеству в Марнери.

Город быстро становится обществом, в котором присутствуют все мировые религии. Лагдален нашла эту мысль несколько шокирующей. Ее город менялся, и в этом она ощущала какую-то угрозу.

Сам Холлейн рассматривал ситуацию скорее как любопытную, чем пугающую.

Вытянувшись вдоль северной стены города, ближе к Башне, сверкали зеленые огни, любимые в Квартале Эльфов. Великое искусство эльфов в металлургических ремеслах превращалось в большую коммерцию. Производство эльфийских клинков, топоров, прочего оружия и инструментов, равно как и металлических орнаментов, позволяло другим производствам увеличить число квалифицированных и полуквалифицированных рабочих.

В последние дни в городе царила суматоха, которая в основном была связана с решением столетней давности, в котором говорилось о необходимости поощрить лесных эльфов горы Красный Дуб заключить союз с Аргонатом. Больше ни один город не связывал себя так тесно с народцем эльфов.^{5}

Холлейн взглянул на юг и вздохнул. Несмотря на все эти хорошие новости, количество проблем не уменьшалось. Аргонат постоянно усиливал свое влияние благодаря силе Кадейна, одного из крупнейших южных городов. С населением, в четыре раза превосходящим население Марнери, Кадейн далеко разросся за границы своих старых стен. Марнери все еще стоял за каменными стенами, которые защитили его в черные годы Опустошения и войны с Мач Ингбоком, Повелителем Демонов.

Но теперь Марнери задыхался в этих границах. Близлежащие городки и деревни срослись в один большой пригородный круг, шел тот же процесс, который Кадейн пережил столетием раньше. Все граждане, живущие в стенах города, были равны, хотя, конечно, прекрасные дома на Фолуранском холме производили совсем не такое впечатление, как те, которые стояли в Западной гавани. Тем не менее, они все равно чувствовали защиту окружающих их стен и единый боевой дух Марнери. Сохранить живым такое чувство в городе, разросшемся, как Кадейн, будет непросто.

И Холлейн знал, что именно этот дух и стал главной причиной, из-за которой и проявилось настоящее лидерство Марнери в Аргонатском союзе. Марнери никогда не сможет поспорить с Кадейном количеством населения, сколько ни разрастайся.

Холлейна передернуло, он плотнее запахнулся от холодного ночного воздуха, повернулся и начал спускаться по лестнице во внутреннее помещение Башни. Город менялся, а с ним менялось и все остальное, и он почти ничего не может с этим поделать. Он продолжал спускаться, пока не достиг этажа, где располагались покои Тарчо. Кивнув Хабу, служанке, он вошел и проследовал по залу в покои жены.

Он нашел ее сидящей на кровати и шьющей при свете свечей.

Его рубашки принесли из прачечной с частично разошедшимися швами, а он должен был одну из них завтра надеть. Прибыли сановники из Чардхи, королевства Хентилдена, и в честь них был назначен парад.

– Все в порядке? – спросила она.

– Когда они возвращались в Драконий дом, они орали во всю глотку.

Холлейн снял свой мундир и сел, чтобы снять сапоги.

– И все равно, Холлейн, я волнуюсь.

– За Релкина?

– Да. Интриги против него все множатся. Командор Хейсс из Первого полка Первого Легиона выдвинул обвинения и отказался их снять.

– М-м-м…

Он знал, что в Легионах еще попадаются люди, симпатизирующие Аубинасу, но его удивляло, что они открыто выступили – так скоро после поражения бунтовщиков.

– Это те, кто симпатизирует аубинасским бунтовщикам, и они нашли союзников в лице антидраконовской коалиции среди высшего командования. Сама знаешь, кого я имею в виду. Генерал Свинг, адмирал Ледимор… в основном кавалеристы и моряки.

– О да, они хорошо известны своими взглядами. А есть еще и такие, которые считают, что некоторые драконопасы получили больше, чем заслуживают, и им воздаются слишком большие почести.

– Такая ревность унижает, – Лагдален тяжело вздохнула, подумав о ничтожности и бессмысленности усилий аубинасских бунтовщиков и их последователей. – Релкин пролил много крови за Аргонат, но в этой истории с золотом у него есть слабые места.

– Он никогда не пытался скрыть его. Он зарегистрировал его, как только прибыл в город.

– И все равно это можно считать грабежом. Мы не получили известий из Мирчаза.

– Но получили из Ог Богона.

– Это правда, пылкие похвалы от самого́ великого короля Хулапута. Он без всяких околичностей ручается за Базила и Релкина.

– Во всяком случае, это легализует большую часть золота.

– Но проблема-то в золоте из Мирчаза.

Холлейн взял кувшин с элем, который внесла Хабу.

Лагдален кончила чинить его рубашку и начала прибирать иголки и нитки. Холлейн видел, что ее беспокоило что-то еще. Когда она взглянула на него, в ее глазах стоял вопрос.

– И все же я считаю, что это уже не имеет никакого значения, – сказала она. – Ведьмы все равно заберут его, и это не зависит от того, каким будет приговор суда. Ему уже никогда не увидеть нормальной жизни.

Холлейн нахмурился.

– Ты в этом уверена?

– А ты что, ожидаешь чего-то иного? Они должны выяснить, что ему известно. Каким образом он может делать то, что делает.

– Релкин будет жить в Андикванте?

– Полагаю, да. Под постоянным надзором и контролем.

– Он возненавидит это.

– Но на самом деле выбора у него нет.

А в конце аллей, за Рыбным холмом, в самой старой части города, крысы почувствовали начало болезни. Они стали безразличными ко всему. Их глаза потускнели. На телах появились язвы, вскоре они умерли. По мере того, как они остывали, их покидали блохи и устремлялись в поисках других еще теплых тел.

7 ГЛАВА

Сразу после рассвета под низким небом и по темной воде бриг «Лилия» вошел в Марнерийскую гавань. За волнорезами вода была поспокойней, но ветер – все таким же острым и надоедливым. Остальные корабли стояли на якоре на внешнем рейде. Но матросы «Лилии» были не новичками. Они моментально взяли рифы на парусах, прикрылись огромным корпусом белого корабля «Овес», а там уж проскользнули и во внутреннюю гавань, чтобы пришвартоваться у пристани Речных Ворот.

Релкин сошел на берег, в знакомую суматоху Марнери.

Пивнушки на Рыбной улице работали на всю катушку, а цветочницы на углу Крепостной на все голоса хвалили свой товар. Он закинул за плечо свой походный мешок и принялся выбираться из толпы, переполненный радостью, что вернулся в город, который для него ближе всего подходил под название «дом». Он поднялся по Крепостной улице, мимо рынка, забитого покупателями, через Фолуранский холм с его прекрасными зданиями и далее, к парадной площади над Речными воротами.

Охрана его узнала и приветствовала подчеркнуто четким салютом. У него могли быть свои трудности с законом, но, несмотря на это, драконир Релкин из Стодевятого марнерийского оставался в Легионах одной из самых уважаемых личностей.

Релкин отвечал на салюты по всей форме, стараясь изо всех сил, но при этом с его лица все равно не сходила улыбка. Не часто драконопасу воздают такие почести.

В Драконьем доме вокруг него вскоре собралась толпа ребят, но ему хотелось увидеть только одну большую морду… И тут из стойла со счастливым ревом вырвался Базил и чуть не лишил парня жизни, прижав к своей огромной груди.

Вновь обретя дыхание, Релкин попросил, чтобы его поставили обратно на пол.

– Очень хорошо, что мальчик вернулся.

– Хорошо, что я здесь.

Не обращая внимания ни на какие протесты, Базил вновь его обнял и унес в стойло.

– Я скучал по дурацкому мальчишке. Много времени прошло.

– Это только так кажется, что много, старик. Я горел желанием вернуться сюда с того самого момента, как уехал.

Опытный глаз Релкина сразу заметил некоторые изменения, которые заставили его нахмуриться. Шкура Базила выглядела так, как будто ее какое-то время не чистили. Когти были подстрижены, но не очень-то тщательно, вверху, на правом бедре, была царапина, которую вообще даже и не пытались обработать!

– Как это произошло? – тут же спросил он, указывая на рану.

– Все так же, старик! – голос Базила был переполнен радостью. – На тренировке. Все уже зажило.

Несколькими мгновениями позже появился Курф.

– Добро пожаловать домой, Релкин!

– Курф!

Они пожали друг другу руки. Опытным глазом Релкин заметил грязь в стойле. Джобогин висел не на том крюку. Подстилка на койке была плохо заправлена. Релкин также заметил, что джобогин требует основательного ремонта. От вида некоторых повреждений он содрогнулся.

– Итак, как вы тут без меня жили? Какие-нибудь значительные катастрофы, войны, сражения, о которых я еще не знаю?

Курф и Базил обменялись взглядами.

– Нет, у нас все действительно спокойно.

– А как относился к вам Кузо?

– О, временами он бывал суров. Сам знаешь, у меня не все и не всегда вовремя и хорошо получается.

– Ага.

– Однако в последнее время все было не так уж и плохо.

Релкин взглянул на виверна и заметил в его глазах проблеск веселья. Курф явно приукрасил правду. Ну, что ж, Релкин ожидал, что дела могли обстоять и намного хуже. Но вот состояние джобогина по-настоящему расстроило его. По крайней мере, хорошо хоть, что дракон не получил серьезных ран и не подхватил никакой инфекции.

– Ладно, я вернулся. Прошло много времени, слишком много, но я так рад, что вернулся сюда. Клянусь Богами, это и впрямь здорово.

Курф слегка нахмурился. Пусть он и не слишком хороший драконопас, но он все же достойный почитатель Великой Матери, как, впрочем, и большинство других молодых людей, а релкинские взывания к Старым Богам коробили добропорядочных верующих.

Релкин этого не заметил, да он и не больно волновался на этот счет. Он давно уже понял, что Боги, все Боги, были капризными, по крайней мере, когда дело касалось именно его.

Базил хранил молчание. Он не собирался хвалить работу Курфа, но не собирался и жаловаться, хотя оснований для этого было предостаточно.

Курф с заметной нервозностью потер руки.

– Ну, я тут пока упакую свои вещички и переберусь в какое-нибудь запасное стойло.

– Извини, Курф, тут уж ничего не поделаешь.

Релкин поставил на полку свой мешок.

– Я собираюсь предложить взять немного пивка, – сказал Курф, уже выходя из стойла.

От этого предложения глаза дракона тут же загорелись.

– Было бы хорошо опять попеть со всеми вами вместе.

– Да, и я того же мнения, – пробормотал Релкин, в то время как в уме уже перебирал, что ему надо будет сделать в ближайшее время, чтобы привести все в норму. Позаботиться о ране на бедре, затем вычистить Базилу шкуру и уж только после этого разобраться с джобогином. Но он понимал, что будут говорить в эскадроне, если он вдруг отклонит приглашение выпить; особенно сегодня.

В срочном порядке была организована вылазка в Легионерский погребок. Альсебра, Гриф и Честер большинством были выбраны для того, чтобы доставить бочонки в Драконий дом, так как, пустив шапку по кругу, они набрали на три бочонка Настоящего пива Легионеров.

Три бочонка – только-только, чтобы хватило, ибо десять томимых жаждой вивернов могли в короткий срок разделаться с поразительным количеством пива.

Виверны в этот вечер были в хорошем настроении и, поужинав обычной огромной порцией лапши с акхом, принялись распевать весь репертуар своих старых песен, где драконопасы выводили высокие ноты, в то время как драконы громыхали низкими грудными голосами.

Отовсюду собрались визитеры. Драконопасы, драконы и даже сам дракон-чемпион, великий Вастрокс, приходили спеть и побуянить со Стодевятым. Вастрокса и Пурпурно-Зеленого принялись обмерять, чтобы выяснить, кто из них больше; после обмера оказалось, что Пурпурно-Зеленый выиграл с небольшим перевесом.

Дракониры Стодевятого разразились победными воплями. Затем был поднят тост за возвращение Релкина, и все разом осушили кружки.

Зашел сам генерал Хант, равно как и два командира Первого полка Первого Легиона, Приккел и Лимс. Капитан Кесептон нанес визит, сопровождаемый своей женой Лагдален и их дочерью Ламиной.

Ламина была несколько настороже с гигантскими вивернами.

Она один или два раза испытала столбняк под взглядом дракона и была необычно кротка и покорна в течении всего визита. Лагдален обратила на это внимание Холлейна, который в ответ только улыбнулся.

– Мы все в тот или иной момент обнаруживаем пределы нашей самодержавной власти.

Они оба рассмеялись.

Во время пения и чествований Релкин старался сохранять бодрый вид. Ему хотелось отвлечься от скуки последних двух месяцев, когда ему пришлось безвылазно сидеть в комнате в Андикванте и отвечать на вопросы.

Кузо заскочил довольно рано и поздравил драконира с возвращением, затем, прежде чем удалиться, присоединился к хору на пару песен. Кузо хорошо знал порядки. Командиру драконов следовало заглянуть на такое мероприятие, но нельзя было оставаться слишком долго, так как его присутствие почти наверняка испортило бы вечеринку.

Позже, когда они уже несколько устали петь, Релкину начали задавать вопросы о путешествии. Он приложил все силы, чтобы ответить на них. Свейн вместе с Ракамой и Джаком сидел рядом с ним. Релкин осушил кружку и откинулся на спинку.

– Итак, куошит, каковы же там, в Кунфшоне, эти самые ведьмы? Уйма миленьких послушниц? Готов поспорить, они все так сразу и приударили за драконопасом.

Релкин рассмеялся вместе с друзьями. Все знали, что он был обручен с Эйлсой, дочерью Ранара.

– Жаль тебя разочаровывать, Свейн. Не многих молоденьких женщин мне довелось там увидеть. В основном общался со старыми ведьмами, которые все время задавали вопросы. Мало чего интересного происходило и по вечерам, после рабочего дня. Они там, в Андикванте, работают днем и ночью, посменно. Это очень серьезное место.

– А каков он, Андиквант? – спросил Энди. – Это правда, что император разъезжает в золотой коляске?

– Нет. Там все по-деловому. Там сжигают так много свечей, что каждый день вынуждены привозить их целый фургон. Свитков там больше, чем ты можешь себе представить. Целые фургоны, полные свитков, постоянно ездят туда и обратно. Здания там по-настоящему огромные, представляешь, на Фолуранском холме ничего подобного и не встретишь. И все дома заняты теми или иными учреждениями. Я ночевал в одной части здания, питался в столовой вместе с еще тремя сотнями людей, а отвечал на вопросы в третьей части. Мне пришлось поучиться и походить в библиотеку. Я прочитал всю историю Аргоната. Знаете, сколько интересного произошло за время его существования!

У Релкина до сих пор в голосе проскакивали нотки изумления, которое он испытал, когда впервые понял, насколько велика и сложна история мира Рителта. Релкин почувствовал свою исключительность среди драконопасов, и это доставляло ему удовольствие.

– А где все эти люди, которые там работают, живут? – удивился Энди.

– По всему краю города стоят здания для жилья. А многие приходят в город на работу вообще из-за городских стен.

– А у императора большой дворец?

– Нет. Он даже не ночует в своем дворце. Неподалеку у него есть дом, где он и живет. Очень милое местечко. С прекрасным видом на море.

– Ты там был?

– Ну, вообще-то, да.

– Ты был у самого императора? – спросил Свейн.

– Он три раза приглашал меня на обеды по разным поводам, – ответил Релкин как можно более безразлично.

– Три раза! Куошит теперь скоро вообще войдет в императорскую семью, – громко сказал Свейн.

– Может, да, а может, и нет, – заметил Релкин. – Они все действительно по-настоящему много работают. Я склоняюсь к мысли, что уж лучше оставаться драконопасом.

– Хочешь посмотреть мир, да? – засмеялся Ракама.

Все рассмеялись. Они знали, насколько это справедливо. Стодевятый сражался на обоих континентах и на большинстве островов между ними!

– Три раза обедал с императором! И что же ты там ел?

– Первый раз – крабов в масле. Было еще белое вино и свежие булочки.

– Ты ел из золотой тарелки? ...