Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Все книги автора

Эта же книга в других форматах

Приятного чтения!

Джозеф ФайндерИнстинкт хищника

Пролог

Первый раз в жизни я стрелял из оружия.

До сих пор мне даже не доводилось держать оружие в руках. Это был кольт 45 калибра, он казался неудобным и тяжелым. Рукоятка револьвера была шершавой на ощупь. Я никак не мог прицелиться, хотя стоял так близко, что мог отправить ему пулю прямо в грудь. Если я его не застрелю, он убьет меня – в этом не было никаких сомнений. Я не мог с ним тягаться, и мы оба это знали.

Ночь, мы одни на нашем двадцатом этаже, а может быть, и во всем здании. За дверью моего кабинета погруженные в темноту офисные помещения – знакомые рабочие места коллег, которые работали со мной и которых, скорее всего, я больше никогда не увижу.

Рука дрожала, но я смог нажать на курок.

Всего несколько дней назад я был преуспевающим менеджером крупной компании. Престижная работа, красавица жена. Казалось, жизнь налажена – мысль об опасности просто не приходила в голову.

Теперь я не был уверен, что доживу до утра.

Где я допустил ошибку? И когда? Может быть давно, на первом курсе, когда залепил снежком в того парня, Шона Херли? Или на четвертом, когда оказался в местной кикбольной команде?

Нет, я точно могу сказать, когда именно это началось.

Десять месяцев назад.

Часть I

1

Ну и кретин же я.

Авария случилась из-за моей привычки делать сразу много дел одновременно. Радио играло слишком громко, а я гнал свою «акуру» на предельной скорости, потому что, как обычно, задержался на работе и теперь спешил домой. Вел машину одной левой, а правой нажимал кнопки на смартфоне, пытаясь проверить электронную почту – надеялся, что новый крупный клиент наконец согласился на условия сделки. Большинство писем было связано с уходом Кроуфорда, вице-президента нашего подразделения – его только что переманили в Sony. А потом зазвонил еще и сотовый телефон. Я бросил смартфон на пассажирское сиденье и схватил мобильник.

По мелодии звонка я узнал, что это Кейт, моя жена, поэтому не потрудился уменьшить громкость магнитолы – наверняка она звонила узнать, когда я буду дома, чтобы приготовить ужин. Ее последнее кулинарное увлечение восточной кухней длилось уже несколько месяцев – тофу, бурый рис, листовая капуста и тому подобная гадость. Должно быть, это очень полезно, раз уж так отвратительно на вкус. Но ей я никогда этого не говорил.

Однако Кейт звонила по другому поводу. По ее голосу я сразу понял, что она плачет, и прежде чем она начала говорить, я знал – почему.

– Звонил ДиМарко… – сказала она.

ДиМарко был нашим доктором из бостонского центра искусственного оплодотворения, который лечил Кейт от бесплодия последние два года или около того. Лично я не возлагал на него особых надежд и не знал никого, кто смог бы зачать ребенка в пробирке, поэтому у меня были серьезные сомнения насчет эффективности этого метода. Я всегда считал, что высокие технологии уместны при производстве плазменных панелей, а не в деле зачатия детей. Тем не менее сердце у меня упало. Представляю как эту новость восприняла Кейт. Она и так уже была достаточно взвинчена из-за курса гормональных инъекций. Эта неудача стала последней каплей.

– Мне очень жаль, – сказал я.

– Они не станут возиться с нами вечно, ты же знаешь, – рыдала она, – все, что их беспокоит, – это показатели, а мы портим им статистику.

– Кейти, это всего лишь третья попытка искусственного оплодотворения. Ты же знаешь, что наши шансы – десять процентов за цикл или что-то вроде этого, верно? Мы будем пытаться снова, малыш, вот и все.

– Да, но что мы будем делать, если это не поможет? – сдавленный, прерываемый рыданиями голос Кейт заставил мое сердце сжаться. – Поедем в Калифорнию для пересадки донорской яйцеклетки? Я этого не перенесу. Взять приемного ребенка? Джейсон, я тебя почти не слышу!

Я не против усыновления. Или против? Чтобы сосредоточиться на вождении, я постарался приглушить музыку. На руле была небольшая кнопка, но я не мог разобраться, как она работает. Большим пальцем я начал нажимать разные кнопки на руле, но радиоприемник заревел еще громче.

– Кейт, – начал я и в этот момент обнаружил, что машину повело в сторону – сначала на обочину, а потом прочь с дороги. Я бросил телефонную трубку, схватился за руль обеими руками и круто его вывернул, но было уже поздно.

Послышался резкий металлический звук. Я отпустил руль, нажал на тормоза.

Душераздирающий скрежет. Меня бросило вперед на руль, потом назад. Неожиданно машина резко завалилась набок. Двигатель продолжал работать, колеса крутились в воздухе.

Я сразу понял, что ничего серьезного со мной не случилось, но несколько ребер, возможно, ушиблены. Забавно: я тут же вспомнил старые черно-белые фильмы, которые показывали будущим водителям в автошколах в пятидесятые и шестидесятые годы. Зловещие названия вроде «Последней прогулки» и «Механической смерти» напомнили времена, когда все полицейские носили шляпы с широкими полями. Приятель в общежитии колледжа хранил такую образовательную видеокассету с записями аварий. Просмотр этих фильмов был занятием не для слабонервных. До сих пор не верю, что тот, кто посмотрел «Последнюю прогулку», пожелал бы потом добровольно сесть за руль автомобиля.

Я заглушил двигатель, выключил музыку и посидел несколько минут в тишине, прежде чем позвонить в службу помощи на дорогах.

Но линия до сих пор не разъединилась, и я услышал крик Кейт.

– Привет, – сказал я.

– Джейсон, с тобой все в порядке? – она была на грани истерики. – Что случилось?!

– Малышка, со мной все нормально.

– Джейсон, боже, ты попал в аварию?

– Не беспокойся, дорогая. Я в полном порядке. Все хорошо, не волнуйся.

Через сорок пять минут приехал эвакуатор – ярко-красный грузовик с надписью на боку: «Уолш. Помощь на дорогах». Водитель подошел ко мне, держа в руках металлический планшет с бумагами. Это был высокий, широкоплечий мужчина с неряшливой бородкой, длинными волосами с проседью, подхваченными сзади банданой. Одет он был в черный кожаный жилет.

– Дааа… – протянул водитель.

– Спасибо, что приехали, – сказал я.

– Не за что, – ответил обладатель жилета, – дайте угадаю. Вы разговаривали по мобильному телефону.

Я моргнул, на секунду замешкался и признался:

– Да.

– Эти телефоны – настоящее проклятие.

– Точно, – согласился я. Как будто я мог прожить без своего сотового телефона. А вот водитель произвел впечатление человека, который вполне мог без него обойтись. Он водит эвакуатор и мотоцикл. Возможно, в машине у него лежит рация, жевательный табак и CD с классикой рок-н-ролла. И еще рулон туалетной бумаги в бардачке. Он сам косит свой газон, чинит машину и думает, что последние три слова национального гимна звучат как «заводим двигатели, парни».

– С вами все в порядке? – спросил он.

– Да, все хорошо.

Он подвел эвакуатор к моей машине, опустил площадку, зацепил машину лебедкой. Включил электромотор и начал вытаскивать ее из канавы. На мое счастье, это был довольно безлюдный участок дороги – я всегда срезаю здесь, когда еду с работы из Фрэмингема домой в Масс Пайк – мимо проносились редкие машины. Я заметил на грузовике желтую наклейку с надписью: «Поддержим наши войска» и еще одну: «Мы помним ветеранов Вьетнама» – на лобовом стекле. Я отметил про себя, что критика войны в Ираке будет неудачной темой для беседы, которая может закончиться тем, что мое горло будет раздавлено голыми руками водителя грузовика.

– Забирайтесь, – сказал он.

В кабине грузовика стоял застарелый запах сигаретного дыма и бензина. На торпеде – наклейка «Спецназ»… Определенно здесь пахло еще и войной.

– У вас есть постоянная авторемонтная мастерская? – спросил водитель. Я с трудом расслышал его голос за воем подъемной платформы эвакуатора.

– У меня есть приятель, который хорошо разбирается в автомобилях, но сам я не отличу амортизатор от ароматизатора: я не слишком часто попадаю в аварии, – ответил я.

– Да уж, вы не похожи на того, кто сам полезет под капот, чтобы сменить масло, – вслух подумал обладатель кожаного жилета. – Я знаю одну мастерскую здесь неподалеку. Мы можем ехать.

Почти всю дорогу мы ехали молча. Несколько раз я пытался завязать разговор с водителем-байкером, но с таким же успехом мог бы побеседовать с бетонной стеной.

Обычно я могу говорить с кем угодно о чем угодно, – о спорте, о детях, о собаках, о телесериалах, – неважно о чем. Ведь я – менеджер по продажам в одной из крупнейших компаний-производителей бытовой электроники, наши ближайшие конкуренты – Sony и Panasonic. Подразделение, в котором я работаю, производит те самые огромные плоские широкоэкранные жидкокристаллические и плазменные панели, которые всем так хочется иметь дома. Прекрасный материал для работы. Я открыл для себя, что настоящий менеджер по продажам, продавец от бога, может завязать разговор с кем угодно. А я – тот самый прирожденный продавец.

Но этот парень просто не хотел поддерживать со мной разговор, и в конце концов я оставил свои попытки. Я чувствовал себя не в своей тарелке, сидя на переднем сиденье эвакуатора в компании байкера в своем дорогом угольно-черном костюме, который я пытался уберечь то ли от жевательной резинки, то ли табачной смолы, прилипшей к виниловой обшивке сиденья. Прощупав грудную клетку, я убедился, что ни одно ребро не сломано, и успокоился. На самом деле было даже не очень больно.

Я молча рассматривал коллекцию наклеек на приборной панели: «Спецназ», наклейка участника автопробега в поддержку войск в Ираке, еще одна с надписью «Войска особого назначения – я тот самый злой дядя, о котором предупреждала твоя мама». Через какое-то время я наконец спросил:

– Это ваш грузовик?

– Не мой. Приятель – хозяин службы эвакуации, и я иногда ему помогаю.

О, это уже начало разговора. Я спросил:

– Он из спецназа?

Долгая пауза. Я даже не знал, насколько уместно спрашивать, служил мой собеседник в спецназе или нет. А вдруг это секретная информация, выдав которую он должен будет меня убить?

Я уже собрался повторить вопрос, когда он ответил:

– Мы оба служили.

– О, – выдавил я, и снова повисло долгое молчание.

Он включил радио – шла трансляция бейсбольного матча. Команда Red Sox против Seattle Mariners – жесткая, бескомпромиссная игра, где противники не простят ни единой ошибки. Я люблю слушать бейсбольные матчи по радио. У меня дома стоит огромный плоский телевизор, который я купил по специальной цене на работе, и бейсбол в хорошем разрешении – завораживающее зрелище. Но матч по радио – это что-то совершенно особенное: треск бейсбольной биты, возгласы на трибунах, даже идиотская реклама автомобильных стекол. Это классика, голоса комментаторов звучат точно так же, как и во времена моего детства и даже, наверное, во времена детства моего немолодого отца. Эти лишенные эмоций, гнусавые голоса – словно пара старых кроссовок, таких знакомых, привычных и разношенных. Они всегда используют одни и те же избитые фразы вроде «подача – бросок – мяч!», «нападающие на базах» и «замах – мимо». Я особенно люблю, когда комментатор вдруг яростно и громко кричит: «Назад, назад!»

Один из комментаторов рассказывал что-то про питчера команды Sox:

– …Но даже в своих лучших матчах ему не удалось приблизиться к рекордной скорости подачи в сто целых девять десятых миль в час, продемонстрированной… Джерри, ты знаешь о ком я.

Другой комментатор ответил:

– Ноланом Райаном.

– Нолан Райан, – повторил первый комментатор, – верно. Рекорд поставлен на стадионе в Анхайме, двадцатого августа тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. – Наверняка прочел в шпаргалке, которую ему заранее подготовил продюсер.

Я сказал:

– Неправда.

Водитель повернулся ко мне:

– А?

– Эти придурки не знают, о чем говорят, – пояснил я. – Рекорд скорости был поставлен питчером Марком Волерсом.

– Конечно, – кивнул кожаный жилет, – Марк Волерс. Сто три.

– Верно, – удивленно подтвердил я. – Сто три мили в час, в тысяча девятьсот девяносто пятом.

– Весенние сборы команды Atlanta Braves, – одобрительно улыбнулся водитель, обнажив ровные белые зубы. – Не думал, что еще кто-нибудь знает об этом.

– Конечно, если говорить о самом быстром питчере, который когда-либо играл в бейсбол, не только в высшей лиге…

– Стив Далковский, – закончил байкер, – сто десять миль в час.

– Расколол маску арбитра, – утвердительно кивнул я, – значит, вы тоже были без ума от бейсбола в детстве, верно? Собрали коллекцию бейсбольных карточек?

Он снова улыбнулся:

– В самую точку. Помните упаковки черствой жевательной резинки, внутри которых были эти карточки?

– И следы от этой липкой дряни всегда оставались хотя бы на одной карточке из пачки, да?

Он усмехнулся.

– Отец часто брал вас с собой на стадион Фенвей? – спросил я.

– Я вырос не здесь, – ответил он, – а в Мичигане. И отца не было рядом. Мы не могли позволить себе ходить на матчи.

– Мы тоже, – сказал я, – так что я часто слушал матчи по радио.

– Я тоже.

– Играли в бейсбол на заднем дворе? – спросил я. – Много окон пострадало?

– У нас не было заднего двора.

– У нас тоже. Я с друзьями играл в парке.

Он кивнул и снова улыбнулся.

У меня появилось ощущение, что я давно знаю этого парня. Мы выросли в одной среде – сомнительный район, отсутствие денег и все остальное. Только я пошел учиться в колледж и теперь сидел здесь в дорогом костюме, а он, как и многие мои одноклассники, решил пойти в армию.

Какое-то время мы прислушивались к игре. Назначенный бьющий команды из Сиэтла был в ударе. Он замахнулся на первый же мяч. По радио можно было расслышать треск биты. «И высокий мяч уходит глубоко в левое поле!» – ликовал один из ведущих. Мяч шел прямо в руки знаменитого отбивающего команды Red Sox, который в то же время был известен своей неуклюжестью в роли аутфилдера. Если он не бил по мячу, то был бесполезен в команде, – мог, например, исчезнуть с левого поля прямо посреди игры, чтобы отлить.

– Мяч практически у него в руках, – объявил комментатор, – идет прямо в перчатку.

– Он промажет, – сказал я.

Кожаный жилет засмеялся:

– Это ты так решил.

Рев разочарования пронесся по стадиону. «Мяч ударился о тыльную часть перчатки, – простонал ведущий, – когда игрок сдвинулся вбок, чтобы поймать мяч. Какая непростительная ошибка…»

– Ну я же говорил, – я развел руками.

Мы оба одновременно застонали.

Кожаный жилет выключил радио.

– Позор, не могу больше этого слышать, – объяснил он.

Мы въехали на парковку рядом с авторемонтной мастерской.

Местечко было довольно грязным и выглядело как бывшая заправочная станция. Вывеска гласила: «Авторемонтная мастерская Вилки». Дежурного приемщика звали Абдул, и у него наверняка возникли бы проблемы, вздумай он пройти паспортный контроль в аэропорту. Я решил, что эвакуаторщик в жилете займется разгрузкой моей покореженной машины, но вместо этого он прошел в офис и стал наблюдать, как Абдул записывает данные моей страховой компании. На стене я заметил те же самые наклейки: «Поддержим наши войска» и еще одну с надписью «Спецназ».

– Иеремия дома? – спросил байкер.

– Да, – ответил Абдул. – Конечно. Дома, с детьми.

– Это мой друг, – сказал водитель эвакуатора, – уважьте его.

Я оглянулся и понял, что он говорил обо мне.

– Конечно, Курт, – пообещал Абдул.

– Скажи Джерри, что я заезжал, – попросил водитель.

Я успел прочитать старую копию журнала «Maxim», прежде чем водитель эвакуатора и Абдул вернулись в мастерскую. Они вошли в конторку через несколько минут.

– Абдул приведет вашу машину в порядок, – сказал кожаный жилет, – он мастер своего дела. Компьютерный подбор цвета. Хорошая чистая мастерская. Ребята, почему бы вам не закончить дела с бумагами, а я пока загоню машину на пост.

– Спасибо, приятель, – поблагодарил я.

– Ладно, Курт, увидимся, – сказал Абдул.

Я вышел несколькими минутами позже и увидел водителя сидящим в своем грузовике с работающим двигателем – он слушал бейсбольный матч по радио.

– Эй, – обратился он ко мне, – где ты живешь? Я подброшу.

– Довольно далеко отсюда. В Бельмонте.

– Забирай свои вещи из машины и полезай ко мне.

– Вас это не затруднит?

– Мне платят за час работы, приятель. Не за количество вытащенных машин.

Я нашел свои музыкальные диски на полу своей машины. Мой портфель и бейсбольная перчатка оказались на заднем сиденье.

– Вы раньше работали в автомастерской? – спросил я, забравшись в кабину грузовика. Радиостанция заверещала помехами, и он ее выключил.

– Я работал везде.

– Вам нравится работа водителя эвакуатора?

Он повернулся и одарил меня таким взглядом, что я почувствовал себя полным идиотом.

– Я берусь за любую работу, которую мне предлагают.

– Работодатели не больно-то жалуют бывших солдат?

– Напротив, военных берут с большим удовольствием, только не тех, кто был уволен с лишением прав и привилегий.

– С лишением прав и привилегий?

– Н-да. И как только потенциальный работодатель видит такую запись в документах, с тобой никто не хочет связываться.

– О, – смутился я, – прошу прощения. Это не мое дело.

– Ничего страшного. Просто меня это бесит. Уволен с лишением прав и привилегий, и никаких тебе льгот и пенсий, которые положены ветеранам. Дерьмово.

– Как же так получилось? – спросил я. – Впрочем, вам, наверное, не хочется об этом говорить…

Последовала еще одна длинная пауза. Он включил поворотник, перестроился.

– Нет, почему же… – Он снова замолчал, и мне показалось, что я больше не услышу от него ни слова. Но он вдруг начал рассказывать: – Командир моего подразделения спецназа послал половину ребят на самоубийственное разведзадание в Тикрите, под Багдадом. Я сказал командиру, что с вероятностью девяносто девять на сто ребята попадут в засаду. Отгадайте, что произошло? Они попали в засаду, и их расстреляли из миномета. Среди них погиб мой приятель Джимми Донадио.

Он умолк. Смотрел прямо перед собой, сжимая руль обеими руками. Потом продолжил:

– Хороший парень, должен был скоро вернуться домой. У него остался ребенок, которого он никогда не видел. Я любил его, как брата. И потерял. Я набросился на командира – ударил головой. Сломал ему нос.

– Ну и дела, – сказал я, – черт возьми, не могу вас винить. Получается, вы попали под трибунал, или как это называется у военных?

Он пожал плечами:

– Мне повезло, что меня не отправили в тюрьму в Левенуэрте. Никто из командования даже не посчитал нужным разобраться, что именно произошло той ночью, и уж конечно они не хотели, чтобы в разбирательство был вовлечен Отдел криминальных расследований. Это, знаете ли, плохо сказывается на моральном облике солдат. И, что еще важнее, может стать источником негативного пиара. Так что все решилось очень просто – увольнение с лишением прав и привилегий.

– Дела, – сказал я еще раз. Я не был до конца уверен, что знаю, что такое Отдел криминальных расследований в армии, но счел за лучшее не спрашивать.

– Ну а вы работаете юристом или что-то вроде этого? – спросил мой собеседник.

– Менеджер по продажам.

– Где?

– В Entronics. В Фрэмингеме.

– Круто. Можете организовать мне скидку на плазменную панель?

Я заколебался:

– Я не продаю их в розницу, но, возможно, мне удастся что-нибудь придумать.

Он улыбнулся:

– Я шучу. Не могу себе позволить такую вещицу, даже по оптовой цене. Я обратил внимание на вашу бейсбольную перчатку. Классная. Такими пользуются профессиональные игроки. Выглядит совершенно новой. Только что купили?

– Да нет, ей около двух лет, – смутился я, – подарок жены.

– А-а. Играете?

– Редко. В основном за команду нашей компании. Софтбол, не бейсбол, но моя жена не понимает разницы.

По правде говоря, наша команда была сборищем дилетантов. Список наших проигрышей напоминал печально знаменитую полосу неудач команды Baltimore Orioles в сезоне 1998 года.

– А вы играете?

Он пожал плечами:

– Раньше играл.

В кабине грузовика опять повисла тишина.

– В школе? – спросил я.

– Меня звали играть в команду Detroit Tigers, но я так и не пошел к ним.

– Вы шутите.

– У меня была подача девяносто четыре – девяносто пять миль в час.

– Не может быть. Боже мой! – Я повернулся, чтобы получше рассмотреть его.

– Но в то время мои мысли были заняты другим. Вместо бейсбола я пошел в армию. Кстати, меня зовут Курт, – он снял правую ладонь с руля и крепко пожал мне руку. – Курт Семко.

– Джейсон Стэдман.

Последовала еще одна долгая пауза, и мне в голову пришла одна идея.

– Знаете, нам нужен питчер, – сказал я.

– Кому?

– Команде моей компании. У нас завтра игра, и нам бы не помешал приличный питчер. Как насчет того, чтобы завтра сыграть за нашу команду?

Снова долгая пауза. Потом он спросил:

– А разве игроки не должны работать в компании?

– Те, с кем мы играем, понятия не имеют, кто является сотрудником, а кто нет.

Курт молчал.

Через какое-то время я спросил:

– Ну так как?

Он пожал плечами:

– Даже не знаю.

Он уставился на дорогу с едва заметной улыбкой.

В тот момент моя идея казалась мне удачной.

2

Я люблю свою жену. Иногда просто не могу поверить, что такая утонченная, интеллигентная и, что уж там скрывать, невероятно красивая женщина вышла замуж за такого, как я. Она любит шутить, что наш брак – это моя самая удачная сделка. Я не спорю. В конце концов, мне действительно удалось ее заключить.

Когда я вошел, Кейт сидела на диване и смотрела телевизор. У нее на коленях покоилась тарелка с попкорном, рядом на журнальном столике стоял бокал белого вина. Она была одета в старенькие выцветшие спортивные шортики, которые носила еще в старших классах школы – они отлично подчеркивали ее длинные загорелые ноги. При моем появлении она вскочила с дивана и подошла, чтобы обнять меня. Я поморщился от боли, но Кейт ничего не заметила.

– Боже мой, – сказала она, – я так за тебя волновалась.

– Со мной все в порядке, я же сказал тебе. Единственное, что серьезно пострадало в аварии, – это моя гордость. Ну и водитель эвакуатора тоже решил, что я полный идиот.

– Джей, ты уверен, что с тобой все в порядке? Ты был пристегнут или нет? – она освободилась из моих объятий, чтобы получше рассмотреть меня. У нее были замечательные глаза темно-орехового цвета с зеленым огоньком, пышные темные волосы, хорошо очерченная линия подбородка и высокие скулы – настоящая кинозвезда в стиле сороковых годов прошлого века, настоящая Кэтрин Хёпберн. Очарования ей добавляло и то, что сама она считала себя довольно невзрачной, а черты лица – слишком крупными и чрезмерно резкими. Однако сегодня ее красота несколько потускнела – глаза были припухшими и красными от слез. Несложно было заметить, что сегодня ей довелось много плакать.

– Машина просто съехала с дороги, – объяснил я, – со мной-то все нормально, а вот машина сильно пострадала.

– Машина… – Кейт безразлично махнула рукой, словно моя «акура» была чем-то незначительным, вроде рулона туалетной бумаги. Думаю, она унаследовала эти аристократические жесты от своих родителей. Видите ли, Кейт родом из очень богатой семьи. Вернее, в стародавние времена ее семья была очень богатой, но до ее поколения деньги не дошли. Семейное состояние Спенсеров сильно сократилось в 1929 году, когда ее прадед умудрился сделать неосмотрительные инвестиции накануне великой депрессии, и окончательно растворилось благодаря усилиям ее отца, который был алкоголиком и умел только тратить деньги, а не управлять ими.

Все, что досталось Кейт, – это частично оплаченное престижное образование, хорошо поставленный голос, множество состоятельных друзей семьи и их дружное сочувствие, а также полный дом антикварных вещей. Теперь большая часть этого хлама была втиснута в четыре комнаты, из которых, собственно, и состоял наш небольшой дом в колониальном стиле в Бельмонте.

– Как ты добрался до дома? – спросила она.

– Меня подбросил водитель эвакуатора. Интересный парень – бывший десантник.

– Хмм, – произнесла Кейт с наигранным интересом, который был мне так хорошо знаком.

– Это и есть ужин? – поинтересовался я, указывая на тарелку попкорна на журнальном столике.

– Дорогой, прости меня. Сегодня у меня не было настроения готовить. Хочешь, я что-нибудь быстренько тебе соображу?

Я представил себе затаившийся в холодильнике кусок тофу и внутренне содрогнулся.

– Не беспокойся, я найду что-нибудь сам. Иди сюда, – я снова обнял ее. Стерпел боль, на этот раз даже не поморщившись. – Забудь о машине. Я волнуюсь за тебя.

Неожиданно она горько разрыдалась, уткнувшись мне в грудь. Я чувствовал, как вздрагивают ее плечи и как моя рубашка намокает от ее горячих слез. Я обнял ее как можно крепче.

– Я просто… Я просто очень надеялась… что на этот раз получится, – всхлипывала она.

– Может быть, выйдет в следующий раз. Ну же, нам просто нужно набраться терпения.

– Неужели ты правда не беспокоишься об этом?

– Я могу переживать только о том, на что я могу повлиять, – ответил я.

Через некоторое время мы уже сидели рядышком на диване – чертовски неудобном и жестком, словно садовая скамейка, – вне всяких сомнений, это был бесценный английский антиквариат. По каналу Discovery показывали документальный фильм про бонобо – особый вид шимпанзе, которые, похоже, были умнее и цивилизованнее, чем современные люди. Согласно утверждению создателей фильма, бонобо живут в матриархальном обществе. Камера запечатлела, как самка бонобо пытается соблазнить самца, вытягивая ноги и приставляя свои ягодицы прямо к его морде. Ведущий назвал это «презентацией». Я подавил в себе желание высказать что-нибудь едкое насчет наших супружеских отношений, которые практически прекратили свое существование. Не знаю, может быть, дело в гормональном лечении от бесплодия, но наша половая жизнь больше походила на половую смерть. Я даже не помню, когда Кейт устраивала «презентацию» в последний раз.

Я набрал в руку попкорна. Он был приготовлен на пару́ и лишь слегка спрыснут безкалорийным заменителем масла. По вкусу больше всего это напоминало пенопласт. Не имея возможности незаметно выплюнуть эту дрянь, я наконец разжевал ее и с трудом заставил себя проглотить.

Самка бонобо пока не пользовалась успехом у самца, но упорно не оставляла своих попыток. Она вытянула лапу и начала приманивать его пальцем, словно проститутка в немом кино. Самец оказался недогадлив, и, потеряв терпение, она просто подошла к нему и со всей силы схватила за яйца.

– Больно же! – вскрикнул я. – Думаю, ей не довелось прочитать книгу «Ты просто ему не нравишься, детка».

Кейт тряхнула головой и попыталась спрятать улыбку.

Я поднялся с дивана и отправился в ванную принять несколько таблеток обезболивающего. Потом зашел на кухню и положил себе в тарелку неприлично большую порцию сливочного мороженого. Я даже не спросил Кейт, не желает ли она присоединиться, потому что она всегда отказывалась от мороженого, как, впрочем, от всего, что хоть отдаленно могло содержать калории.

Плюхнувшись обратно на диван, я принялся поглощать мороженое, а голос за кадром продолжал: «Самки целуют и обнимают друг друга, близкие подруги даже трут друг другу гениталии».

– А куда же смотрят самцы бонобо? – спросил я. – Сидят перед телевизором и щелкают кнопками на пульте?

Кейт внимательно следила за тем, как я уплетаю мороженое:

– Дорогой, это что такое?

– Это? – переспросил я. – Это замороженный обезжиренный заменитель молока на сое.

– Любимый, ты же знаешь, что за ночь все это отложится у тебя вокруг талии.

– Да, но мне никогда не хочется мороженого на завтрак.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я, – сказала она и прикоснулась к своему безупречно плоскому животу. Я же, напротив, к тридцати годам уже начал отращивать брюшко. Кейт могла есть все, что ей придет в голову, и все равно не набирала вес. Женщины ненавидели ее за это. По правде говоря, меня и самого это немного раздражало. Если бы у меня был такой метаболизм, как у нее, я ни за что не стал бы есть всю эту соевую дрянь.

– Давай посмотрим что-нибудь другое, – предложил я, – эти обезьяньи истории меня возбуждают.

– Джейсон, ты отвратителен! – Кейт взяла пульт дистанционного управления и начала переключать сотни каналов, пока наконец не остановилась на чем-то знакомом. Я узнал актеров, которые играли красавцев-школьников, брата и сестру, а также их отца в разводе, юриста, специализирующегося на разводах. Это был сериал по каналу Fox про нелегкую судьбу красивых и богатых старшеклассников и их разбитых семей в Санта-Барбаре – сплошные автокатастрофы, разводы, наркотики, ночные приключения и обманутые родители. Самое популярное шоу сезона. И его автором был мой шурин, Крейг Глейзер – пробивной телепродюсер, муж старшей сестры Кейт, Сьюзи. Мы с Крейгом притворялись, что симпатизируем друг другу.

– Как ты можешь смотреть подобную чушь? – спросил я, забирая пульт и переключая телевизор на какую-то старую научно-познавательную программу, посвященную примитивному племени под названием яномамо, обитающему в джунглях Амазонки.

– Тебе бы лучше пересмотреть свою точку зрения на сериал к следующей неделе, когда Сьюзи и Крейг придут к нам на обед.

– А что останется, если не будет моей точки зрения? В любом случае, они понятия не имеют, что я думаю о нем.

– О, уверяю тебя, Сьюзи в курсе.

– Уверен, она думает то же самое.

Кейт многозначительно подняла брови, но вслух ничего не сказала.

Какое-то время мы тупо смотрели познавательную передачу. Ведущий программы сочным голосом с явным британским акцентом рассказывал, что яномамо – самое жестокое и агрессивное человеческое сообщество в мире, известное под именем «свирепые люди». Они все время воевали, обычно из-за женщин, которых не хватало.

– Спорю, тебе нравится эта идея, а? – спросил я. – Воевать из-за женщин?

Она покачала головой:

– Я изучала свирепых людей на одном из занятий по феминизму. У них мужья били жен. А женщины были уверены, что чем больше у них на теле шрамов от мачете, тем сильней их любят мужья.

На тумбочке около кровати со стороны Кейт всегда лежала какая-нибудь книга по феминизму. Последняя называлась как-то вроде «Этот секс совсем не то, что надо». Точно не помню названия, но к счастью, мне не придется сдавать по ней экзамен.

Мне кажется, что в последние несколько лет Кейт заинтересовалась малоизвестными культурами африканских и южноамериканских племен благодаря своей работе. Она работала на бостонский Фонд поддержки искусства социально незащищенных. Фонд давал деньги бедным и бездомным за картины и скульптуры, которые выглядели так, словно их сделал бездарный восьмилетний ребенок. Но своим сотрудникам Фонд денег практически не давал – Кейт получала восемь тысяч долларов в год и, похоже, была убеждена, что это она должна им платить за привилегию работать у них. Я думаю, она тратила на бензин и на парковку больше, чем зарабатывала.

Мы продолжали смотреть шоу. Кейт ела попкорн, я – сливочное мороженое. Ведущий программы сообщил, что мальчики племени яномамо доказывали свою зрелость «окропив копье кровью», то есть, убив кого-нибудь. У них в ходу были топоры, копья и луки со стрелами. И еще вырезанные из бамбука плевательные трубки с короткими отравленными стрелами.

– Круто, – сказал я.

Члены племени яномамо кремировали усопших и смешивали пепел с банановым супом, а потом ели этот суп. Может быть, не так уж и круто.

Когда передача закончилась, я поделился с Кейт новостями, что вице-президент подразделения, Кроуфорд, только что уволился, перешел в Sony и увел вместе с собой шесть человек из своего ближайшего окружения. И что его уход оставил большую зияющую дыру в нашем направлении.

– Полный бардак, – закончил я, – все вверх дном.

– О чем ты говоришь? – неожиданно Кейт заинтересовалась. – Это же просто отлично!

– Ты не понимаешь. Entronics только что объявил, что покупает американское подразделение голландской компании под названием Meister.

– Мне знакомо название Meister, – произнесла она с ноткой раздражения, – ну и что?

Компания Royal Meister Electronics N.V. была огромным конгломератом, производящим разнообразную электронику и являлась одним из наших самых крупных конкурентов. В Далласе у них было подразделение, продающее ту же продукцию, что и мы – жидкокристаллические и плазменные панели, офисные проекторы и тому подобные вещи.

– Словом, Кроуфорд смотал удочки. Наверняка он что-то узнал.

Кейт села, подтянула колени к подбородку:

– Послушай, Джей, неужели ты не понимаешь, что это означает? Это же твой шанс!

– Мой шанс?

– Ты застрял на должности менеджера по продажам на годы. Как муха в янтаре.

Я подумал, что она, наверное, пытается компенсировать свою неудавшуюся беременность заботами о моей карьере, и заметил:

– Никаких новых вакансий пока никто не объявлял.

– Джей, перестань, подумай сам. Ведь если Кроуфорд ушел и увел за собой шестерых своих лучших людей, у отдела продаж не остается ничего другого, кроме как заполнить пустоту новыми сотрудниками, уже работающими в компании, верно? Это твой шанс выбиться в директора. Шанс начать двигаться вверх по служебной лестнице.

– Это скорее шанс начать карабкаться по колючей проволоке. Кейти, я люблю свою работу. И не стремлюсь стать вице-президентом.

– Но ведь твоя зарплата практически достигла своего максимума, ведь так? Ты никогда не будешь зарабатывать существенно больше, чем сейчас.

– Что ты имеешь в виду? Я неплохо зарабатываю. Помнишь, сколько денег я получал три года назад?

Она кивнула, пристально глядя на меня и словно взвешивая, стоит ли продолжать. Потом все-таки сказала:

– Дорогой, то, что было три года назад, больше не повторится никогда. Плазменные панели только выходили на рынок, и у Entronics просто не было конкурентов. Такого больше никогда не будет.

– Видишь ли, Кейт, дело в том, что в любой компании, когда сотрудник достигает примерно моего возраста, становится понятно, как сложится его дальнейшая карьера. Принцип работы похож на работу машины на птицефабрике, которая сортирует яйца по размеру: мелкие, средние, крупные и отборные, понимаешь?

– И куда же попадаешь ты?

– В отборные я не гожусь. Я просто продавец. Я – это то, что я есть сегодня.

– Но хороший мой, если ты попадешь в начальники, тогда ты будешь зарабатывать совсем другие деньги.

Кейт еще пару лет назад начала вести со мной беседы о том, что я должен сконцентрироваться на своей карьере, но я надеялся, что она бросила это занятие.

– Все эти директора никогда не покидают своих офисов, – сказал я, – они всегда на связи. И еще у них мертвенно-бледные лица, потому что они все свое время проводят в офисе на встречах. Бесконечное лизоблюдство и политика. Это не для меня. Да и почему мы вообще все это обсуждаем?

– Пойми, ты станешь руководителем отдела, потом – вице-президентом направления, еще чуть позже – вице-президентом и исполнительным директором, и в конце концов очень скоро ты будешь управлять всей компанией! Через несколько лет ты станешь загребать миллионы!

Я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы поспорить с ней, но передумал. Кейт села на своего любимого конька, и спорить с ней было так же бесполезно, как убеждать терьера добровольно отдать свою игрушечную косточку.

Суть наших разногласий объяснялась совершенно разными представлениями о том, что такое богатство. Мой отец был рабочим на заводе, производящем из листового железа воздуховоды и трубы для систем вентиляции и кондиционирования. Он поднялся до должности бригадира и был довольно активным членом местного профсоюза. Не слишком амбициозный, он устроился, как мне кажется, на первую подвернувшуюся ему работу, взялся за нее, стал хорошим специалистом и остался на ней на долгие годы. Работа была тяжелой, да к тому же отец никогда не отказывался от сверхурочной и оставался на дополнительные смены. В конце дня он приходил домой полностью измотанным, и все, на что у него хватало сил – это безучастно упасть перед телевизором с банкой пива. У отца не доставало фаланг на двух пальцах правой руки, что всегда служило мне лишним напоминанием, насколько поганая у него работа. Когда он сказал мне, что хочет, чтобы я пошел учиться в колледж и получил достойную работу, я прекрасно понимал, что он имел в виду.

Мы занимали один из этажей трехэтажного здания на улице Провиденс в Вустере. Снаружи здание было отделано асбестом, бетонный двор огорожен металлической сеткой. Путь от трущобы, где я вырос, до собственного дома в колониальном стиле в Бельмонте, на мой взгляд, был вполне достойным.

В то же время дом в престижном городке Уэллсли под Бостоном, где выросла Кейт, был больше, чем все здание университетского общежития Гарварда, в котором она потом училась. Однажды мы проезжали мимо этого дома. Это был огромный каменный особняк с высокой кованой решеткой и бесконечными земельными угодьями. Даже после того, как ее пьяница-отец вляпался в провальную инвестиционную авантюру и им пришлось продать сначала дачу на модном курорте в Остервилле на мысе Кейп-Код, а затем и родовой дом в Уэллсли, дом, который они купили на остатки средств, был почти вдвое больше нашего теперешнего.

Кейт помолчала, потом надула губы:

– Джейсон, ты же не хочешь закончить, как Кэл Тейлор, верно?

– Это удар ниже пояса.

Кэл Тейлор был в Entronics вечным менеджером по продажам. Ему было уже около шестидесяти, а пришел он, когда компания только начинала продавать транзисторные радиоприемники и второсортные цветные телевизоры. В те далекие времена нашими конкурентами были еще Emerson и Kenwood. Он был ходячим предостережением – я избегал встречаться с ним, потому что втайне полагал, что могу закончить так же, как он: седые волосы, пожелтевшие от никотина усы, непрерывное покашливание, запах виски изо рта и нескончаемый поток бородатых шуток – Кэл был моим вечным кошмаром. У него не было ни малейшего шанса продвинуться по карьерной лестнице, и единственная причина, по которой его до сих пор не выгнали из компании, заключалась в том, что за многие годы работы ему все-таки удалось завести кое-какие ненадежные связи внутри компании – это было последнее, что у него осталось. Жена от него ушла, и он одиноко проводил вечер за вечером перед телевизором с контейнером готовой, размороженной в микроволновке еды. И еще он почти каждый вечер пил в баре.

Лицо Кейт смягчилось, она наклонила голову:

– Дорогой, – вкрадчиво проворковала она, – ну посмотри на этот дом.

– А что с ним?

– Мы же не хотим, чтобы наши дети росли в таком доме. – Она запнулась, и в ее голосе проскользнула горечь: – Здесь нет места для детской комнаты, лужайки перед домом тоже почти нет…

– Я ненавижу стричь газоны. И потом, когда я рос, у меня вообще не было никакой лужайки.

Кейт замолчала и отвела глаза. Интересно, о чем она сейчас думала? Если мечтала вернуться во дворец, то точно вышла замуж не за того парня.

– Перестань, Джейсон, куда делось твое честолюбие? Когда мы встретились, ты весь излучал энергию, для тебя не было преград, помнишь?

– Я просто притворялся, чтобы ты согласилась выйти за меня замуж.

– Неправда, я знаю, что ты шутишь. В тебе есть огонек, и ты сам это прекрасно знаешь. Ты просто стал… – она почти произнесла «толстым и ленивым», но в последний момент сказала: – Слишком любить комфорт. Но это действительно твой шанс. Не упусти его.

Я продолжал думать про документальный фильм о свирепых людях. Наверное, когда Кейт выходила за меня замуж, она представляла себе, что я – один из солдат племени яномамо, который с ее помощью имеет все шансы стать вождем.

Но вслух я сказал:

– Я поговорю с Горди.

Кент Гордон был старшим вице-президентом и управлял всеми продажами в нашем подразделении компании.

– Отлично, – обрадовалась Кейт, – скажи ему, что ты требуешь, чтобы тебя пригласили на интервью на одну из освободившихся вакансий.

– Знаешь ли, «требовать» – это не совсем мой стиль.

– Ну так удиви его. Покажи, что ты способен отстоять свое. Ему понравится. Сожри ты или сожрут тебя. Покажи им, что ты – хищник.

– Ладно, хорошо, – пообещал я, – как думаешь, мне удастся купить несколько плевательных трубок яномамо на интернет-аукционе?

3

– Да, приятель, хреновые наши дела, – сказал Рики Фестино, – очень хреновые.

Рики Фестино был членом нашей так называемой «Банды братьев» – спортивной команды менеджеров по продажам видеосистем американского подразделения Entronics. Менеджеру по продажам по долгу службы положено быть открытым, дружелюбным и общительным, этаким симпатягой-говоруном. Но Рики Фестино представлял собой исключение – он был замкнут, суров, циничен и язвителен. Похоже, единственное, что его увлекало – это юридические вопросы при подписании контрактов. После года учебы он вылетел из бостонского юридического колледжа, потому что коммерческое право было единственным предметом, который ему нравился. Одно это уже скажет вам о нем многое.

Насколько я понимаю, он ненавидел свою работу, с трудом терпел свою жену и двоих маленьких детей. Каждое утро он отвозил младшего сына в частную школу и тренировал бейсбольную команду старшего, что теоретически делало его хорошим отцом – если бы только он перестал ныть, как его все это раздражает. Не знаю, зачем он работал в компании, но работал он неплохо.

Еще я не мог понять, почему он симпатизировал мне. Я должен был бы казаться ему счастливым идиотом, и я бы ничуть не удивился, если бы он презирал меня.

На самом деле я был для него чем-то вроде домашнего животного, глубоко понимающего его сложную натуру – беззаботным пушистым песиком, который мог терпеливо выслушивать его брюзжание во время прогулки. Иногда он называл меня «Тигра», по имени неугомонного и не слишком умного героя мультфильма про Вини-Пуха. Себе он, видимо, отводил роль унылого ослика.

– А, собственно, что случилось? – спросил я.

– Поглощение. Ты задумывался о том, что оно означает для нас? Полное дерьмо, – пробормотал Фестино, выдавливая блестящую каплю антибактериального геля для очистки рук из крошечного тюбика, который всюду таскал с собой. Он остервенело потер руки, и до меня донесся спиртовой запах геля. Фестино был просто помешан на чистоте. – Я только что пожимал руку тому парню из Compumax, а он без конца чихал на меня.

Компания Compumax была так называемым «поставщиком корпоративных решений», что на деле означало сборку и продажу дешевых компьютеров из малоизвестных комплектующих для корпоративных клиентов. Они были неперспективным клиентом – в основном потому, что предпочитали не переплачивать лишних денег за известность брэнда. Entronics был для них слишком раскрученным и дорогим поставщиком. Фестино пытался продать им партию жидкокристаллических мониторов, сделанных не на нашем заводе, – заказ был размещен на одной из корейских фабрик, а Entronics просто поставил свой логотип на готовую продукцию. Он пытался убедить клиентов, что имя Entronics хотя бы на одном из компонентов «решения» сделает всю систему более респектабельной и, соответственно, более привлекательной. Здравая идея, но Compumax ею не вдохновился. Мне казалось, что Фестино не знает, как заключить эту сделку, но не хотелось вмешиваться, – в конце концов, это была его работа.

– Я начинаю понимать, почему японцы считают европейцев такими грязнулями, – продолжал Фестино, – представляешь, он без конца чихал в ладони, а потом хотел пожать мне руку. И что мне было делать, скажи на милость, отказаться от рукопожатия? Этот парень – ходячий рассадник болезней. Хочешь продезинфицировать руки? – он предложил тюбик мне.

– Нет, спасибо.

– Мне кажется, или твой кабинет действительно много меньше моего?

– Да нет, просто другой дизайн, – сказал я, – кабинет такого же размера, как твой.

После переоборудования мой кабинет действительно стал выглядеть меньше. Американское подразделение продаж видеооборудования Entronics занимало верхний этаж здания компании в Фрэмингеме, примерно в двадцати милях к западу от Бостона. Наше здание – самая высокая постройка в городке, стоящая в окружении малоэтажных офисных зданий, и местные жители активно выступали против ее строительства десять лет назад. Здание было красивое, но все жители Фрэмингема убеждены, что оно не вписывается в местную архитектуру. Какой-то здешний умник даже окрестил его «фрэмингемским фаллосом». Другие с издевкой называли его «комплексом Entronics».

Фестино опустился в кресло для посетителей:

– Позволь-ка мне рассказать тебе кое-что про эту сделку с Royal Meister. У японцев в голове всегда есть стратегический план. Они никогда с тобой им не поделятся, но это не значит, что у них нет плана. Мы для них просто маленькие круглые камушки – как называется эта настольная игра, в которую любят играть японцы?

– Го?

– Точно, го. ГОтовься к неприятностям. ГОсподи упаси.

На строгой темно-голубой рубашке Рики выступили темные пятна вокруг подмышек. У нас в офисах всегда, и зимой и летом, поддерживалась одинаковая температура – ровно двадцать градусов тепла. На мой вкус, холодновато, но Рики всегда сильно потел. Он был на несколько лет старше меня и уже успел отрастить брюшко, которое нависало над ремнем значительно больше, чем мое. Валик жира на шее наползал сзади на туго застегнутый ворот рубашки. Несколько лет назад он начал красить волосы, чтобы скрыть седину, и выбранный им оттенок был неестественно темным.

Я украдкой бросил взгляд на часы на мониторе своего компьютера. Я обещал парню из гостиничной сети Lockwood Hotel and Resorts позвонить до полудня, а часы уже показывали 12:05.

– Послушай, Рик…

– Ты просто ничего не понимаешь. Ты слишком наивный, – протянул он, презрительно скривив губы. – Entronics приобрел американское подразделение компании Royal Meister, да? А ты не задумывался, почему? Ты думаешь, потому что их плазменные панели лучше наших?

– Да нет, – осторожно возразил я, пытаясь завершить разговор.

Я решил, что скажу парню из Lockwood, что был на переговорах по поводу очень крупной сделки и поэтому не мог позвонить раньше. Я не хотел врать напрямую, но решил намекнуть, что одна из конкурирующих гостиничных сетей премиум-класса, имя которой я по понятным причинам назвать не могу, также планирует установить во всех номерах телевизоры с плазменными панелями. Если бы я верно разыграл карты, возможно, мне удалось бы зародить в нем мысль, что сеть, о которой идет речь – это отели Four Seasons. И возможно, это бы его подстегнуло. А может, и нет.

– Правильно, – продолжал Рики, – все дело в их отделе продаж. А нас они просто выгонят. Парни в Токио сидят на своих татами на последнем этаже небоскреба и потирают желтые ручки в предвкушении того, как они получат более квалифицированных менеджеров, чем мы. И что это означает для нас? А означает это, что они оставят только десять процентов сотрудников, и то не факт, и переведут их в Даллас. Консолидируют бизнес. Недвижимость в Далласе значительно дешевле, чем в Бостоне. Они продадут это здание и выбросят остальные девяносто процентов сотрудников на улицу. Это же очевидно, Джейсон. Тебе не приходило в голову, почему Кроуфорд вдруг решил свалить в Sony?

Фестино был так горд своими поистине макиавеллевскими умозаключениями, что я не стал разочаровывать его признанием, что сам давно пришел к точно такому же выводу. Поэтому только кивнул и сделал вид, что заинтригован.

Мимо моего офиса прошел высокий японец, и я приветственно махнул ему рукой:

– Привет, Йоши.

Йоши Танака, безликий японец в сильных очках, был фанин-ша – сотрудником, переведенным по контракту в США для более тесного знакомства с бизнесом. Официально его должность называлась «Директор по бизнес-планированию», но все в компании знали, что он был осведомителем штаб-квартиры Entronics в Токио. Каждый вечер он допоздна оставался в офисе – строчил отчеты по электронной почте или разговаривал по телефону. Он был глазами и ушами Токио, но, поскольку он почти не говорил по-английски, его шпионская деятельность оставляла желать лучшего.

Все боялись его до смерти, а мне было его жаль. Быть отправленным в чужую страну, в которой говорят на незнакомом тебе языке, одному, без семьи, – а я предполагал, что у него в Токио осталась семья, – это нелегкое испытание. Я даже не мог представить, как бы я сам чувствовал себя, окажись волею судеб в Японии и не зная ни слова по-японски. Вечные сплетни за спиной. Вечное непонимание того, что происходит. Он был изгоем, у него не было друзей среди коллег, потому что ему никто не доверял. Трудно позавидовать такой работе. Я никогда не присоединялся к коллегам, которые глумились над Йоши.

Рики обернулся, нацепив на лицо улыбку, и махнул Йоши. Как только тот немного отошел от офиса, Рики пробормотал:

– Проклятый шпион.

– Не думаешь, что он мог тебя услышать? – спросил я.

– Не-а. Даже если и услышал, он бы все равно не понял.

– Послушай, Рик, я должен позвонить в Lockwood.

– Становится все интереснее. Они продолжают морочить тебе голову?

Я уныло кивнул.

– Приятель, все кончено. Забудь. Перестань за ними бегать.

– Там сделка на сорок миллионов долларов, и ты предлагаешь мне забыть о ней?

– Этот парень просто хочет получить от тебя билеты на чемпионат по бейсболу. Переговоры по реальной сделке не могут длиться так долго.

Я вздохнул. Фестино был настоящим экспертом по нереальным сделкам.

– Все же я должен им позвонить.

– Знаешь, ты словно мышка в колесе. Все мы – подопытные грызуны. В любой момент лаборант в белом халатике зайдет и придушит нас, а мы так и будем бессмысленно перебирать лапками по кругу. Забудь о них, правда.

Я встал, чтобы наконец закончить разговор:

– Ты играешь сегодня вечером?

Он тоже поднялся:

– Конечно. Я уже получил от Кэрол по полной за то, что вчера вечером допоздна ужинал с клиентами. Еще один вечер вне дома ничего не меняет. С кем мы играем сегодня, с Charles River?

Я утвердительно кивнул.

– «Банду братьев» ждет еще одно унизительное поражение. У нас нет нормального питчера. Тревор просто отстой.

Я улыбнулся, вспоминая вчерашнего водителя эвакуатора.

– У меня есть питчер.

– Ты, что ли? Да ты не можешь подать мяч даже на два метра от себя.

– Да нет, не я. Тот парень почти профессионал.

– О ком ты говоришь?

Я вкратце рассказал ему о вчерашнем знакомстве.

Глаза Рики сузились, и впервые за все утро он улыбнулся:

– А мальчикам из Charles River мы скажем, что он наш новый кладовщик?

Я снова кивнул.

– Подсадная утка, – развивал идею Рик.

– Именно.

Он на мгновение заколебался:

– Подача в софтболе отличается от бейсбольной.

– Рик, этот парень потрясающий спортсмен. Я уверен, что он запросто справится с софтболом.

Он склонил голову на сторону и наградил меня оценивающим взглядом:

– Знаешь, Тигра, а под личиной дурачка ты прячешь бездну хитрости. Я никогда от тебя такого не ожидал. Тебе удалось произвести на меня впечатление.

4

Сеть гостиниц Lockwood Hotel and Resort Group была одной из крупнейших сетей пятизвездочных отелей в мире, но многие номера уже успели устареть и нуждались в модернизации. Часть плана сети по повышению конкурентоспособности по сравнению с такими ведущими сетями, как Four Seasons и Ritz Carlton, заключалась в оснащении всех номеров высококачественными звуковыми системами от Bose и сорокадвухдюймовыми плоскими плазменными панелями. Я знал, что параллельно они вели переговоры с NEC и Toshiba.

Именно я настоял на проведении прямых сравнительных тестов с продукцией NEC и Toshiba и отправил одну из наших панелей в штаб-квартиру Lockwood в Уайт-Плейнс в штате Нью-Йорк. Я знал, что наши панели как минимум не уступают конкурентам и имеют все шансы на выигрыш. Но Брайан Борг, вице-президент Lockwood по управлению недвижимостью, все никак не мог принять окончательное решение.

Возможно прав Рики Фестино, когда говорит, что Борк водит меня за нос ради билетов на чемпионаты по бейсболу и обедов у известнейших шеф-поваров в Нью-Йорке. Я уже почти желал получить отказ и забыть про эту сделку.

– Привет, Брайан, – сказал я в телефонную трубку.

– А, вот и ты, – ответил Брайан Борк. Казалось, он только и ждал моего звонка.

– Я должен был позвонить тебе раньше. Виноват. – Я уже почти раскрыл рот, чтобы наврать про сделку с другой гостиничной сетью, но в последний момент не хватило духу и я промолчал. – Встреча оказалась длиннее, чем предполагалось.

– Не волнуйся, приятель. Кстати, я сегодня видел статью про вас в Wall Street Journal. Вас покупает Meister?

– Наоборот. Entronics приобретает американское подразделение Meister.

– Интересно. Ты же знаешь, с ними мы тоже ведем переговоры.

Я не знал. Чудесно, не хватало только еще одной стороны в этих и без того бесконечных переговорах. Эта история напомнила мне один старый фильм, который я смотрел еще в колледже. В нем речь шла о танцорах, которые не прекращают танцевать до тех пор, пока не падают замертво.

– Ну, тогда, похоже, у нас стало на одного конкурента меньше, – сказал я игривым тоном. – Как вы отпраздновали день рождения Марты? Слетали в Вену, как и собирались?

– Да, в Вену, только в ту, которая находится где-то посреди штата Виргиния. Слушай, я на следующей неделе планирую быть в Бостоне, – как насчет того, чтобы сходить посмотреть, как будут играть Sox?

– Запросто.

– У вас по-прежнему есть билеты на те волшебные места?

– Постараюсь сделать, что смогу. – Я заколебался на мгновение. – Послушай, Брайан…

Он почувствовал перемену в моем голосе и перебил:

– Мне бы очень хотелось дать тебе ответ прямо сейчас, но у меня его нет. Поверь, мне действительно очень хочется, чтобы сделка была подписана именно с вами.

– Брайан, дело в том, что на меня сильно давит начальство. Мы внесли эту сделку в план продаж…

– Перестань, я же никогда не говорил тебе, что все окончательно решено и что вы можете на нас рассчитывать.

– Знаю, знаю. Это все Горди. Он все время давит на меня. Хочет организовать переговоры с вашим исполнительным директором.

– Ох уж этот Горди, – с отвращением произнес Брайан.

Кент Гордон был старшим вице-президентом и директором по продажам Entronics в США. Перфекционист, привыкший выжимать всех до последний капли, он был самым жестким менеджером, с которым мне довелось столкнуться в этой жизни. Непреклонный, коварный и безжалостный, – а что поделаешь, наверное, таким и должен быть успешный управленец, – и вся моя карьера находилась у него в руках. Горди и правда постоянно давил на меня, чтобы я завершил эту сделку, – он давил на всех менеджеров, чтобы они скорее завершали все сделки, над которыми работали, так что мои слова о том, что он хочет встретиться с исполнительным директором Lockwood, выглядели вполне правдоподобно. Но на самом деле Горди меня об этом не просил. Скорее всего, это был вопрос времени, он непременно попросит, но пока до этого дело не дошло. Я блефовал.

– Да уж, – сказал я, – но ничего не попишешь, я не могу указывать ему, что делать.

– Я бы тебе и не посоветовал.

– Все мое начальство действительно ждет не дождется завершения этой сделки, а мы уже столько времени топчемся на одном месте, что…

– Джейсон, когда я был на твоем месте, я много раз говорил клиентам в точности те же самые слова, – доброжелательно сказал Брайан.

– Правда? – начал я, но не нашел в себе сил довести блеф до логического завершения. Я потрогал синяки на ребрах – боль почти прошла.

– Послушай, я бы правда хотел тебе рассказать, что происходит с этой сделкой, но я сам не понимаю, что творится. Сравнение моделей прошло блестяще, да и по цене ваше предложение интересное. Возможно, мне не стоило тебе этого говорить, но ваши цены очень даже хороши. Только похоже, сверху происходит что-то, во что меня не считают нужным посвящать.

– Кое у кого есть любимчики или что-то в этом роде?

– Джейсон, ты все понимаешь верно. Если бы я знал подробности, я бы обязательно тебе рассказал. Ты классный парень, ты вложил кучу времени и сил в эту сделку. Если бы ваши панели не подходили нам, я бы сразу дал тебе об этом знать. Но дело не в этом. И, к сожалению, я сам не знаю, в чем.

После секундной паузы я сказал:

– Я ценю твою искренность, Брайан. – А сам вспомнил про машину для сортировки яиц и задумался о том, как именно она работает. – Так когда именно на следующей неделе ты прилетаешь?

Моей непосредственной начальницей была женщина, что в нашем бизнесе обычным делом не назовешь. Ее звали Джоан Турек, и она отвечала за продажи в регионе, который охватывал несколько штатов. Я не был в курсе подробностей ее личной жизни. От кого-то я слышал, что она лесбиянка и живет с женщиной из Кембриджа, но она никогда не рассказывала о ней и не приводила ее на наши корпоративные мероприятия. Джоан была немного скучной, но мы симпатизировали друг другу, и она всегда поддерживала меня в свойственной ей суховатой манере.

Когда я заглянул к ней в кабинет, она разговаривала по телефону. Она всегда разговаривала по телефону. На ней были надеты наушники с микрофоном, она улыбалась собеседнику. Двери всех помещений компании украшены узкими витражами из прозрачного стекла, сквозь которые видно, что происходит внутри офиса. От коллег ничего не скроешь.

Джоан наконец заметила меня перед дверью своего офиса и предупредительно подняла указательный палец. Я подождал за дверью, пока она не махнула мне рукой, приглашая войти.

– Ты сегодня разговаривал с Lockwood Hotels? – спросила Джоан. У нее были короткие вьющиеся волосы неопределенного серо-коричневого цвета с проседью на висках. Она никогда не красилась.

Я утвердительно кивнул, садясь.

– Пока ничего?

– Ничего.

– Тебе не кажется, что пора на них надавить?

– Возможно. Пока мои ухаживания ни к чему не приводят.

– Нам обязательно нужна эта сделка. Дай мне знать, если тебе потребуется моя помощь.

Я заметил, что она выглядит непривычно усталой, какой-то надломленной. Под глазами появились темные круги. Она не спеша сделала глоток кофе из большой кружки.

– Ты о сделке хотел поговорить?

– Не только, – сказал я. – У тебя есть пара минут?

Она бросила быстрый взгляд на крошечные часы на запястье:

– Я собиралась уйти из офиса на ланч, но пока я жду гостя, можем поговорить.

– Спасибо. Итак, Кроуфорда больше нет, – начал я.

Она прищурилась и хранила молчание, не помогая мне.

– А с ним и всей его команды, – продолжил я, – скорее всего, тебя повысят до вице-президента, верно?

– Не забывай, – минуту поколебавшись, сказала Джоан, – что следствием приобретения Meister будет сокращение штатов. Останутся только сильнейшие.

Я прикусил нижнюю губу:

– Мне пора собирать вещи?

– Джейсон, тебе не о чем беспокоиться. Ты был в клубе лучших продавцов четыре года подряд.

Так называемый «Клуб 101» состоял из менеджеров по продажам, которые принесли как минимум 101 % прибыли по сравнению с поставленными перед ними задачами.

– Ты даже был выбран менеджером года.

– Да, но не в этот раз, – заметил я. В этом году подхалим Тревор Аллард выиграл награду и призовую поездку в Италию. Он взял с собой жену и продолжал изменять ей даже там с итальянской проституткой, которую подцепил в баре в Венеции.

– У тебя был неудачный четвертый квартал. У всех случаются неудачные периоды. Главное, что люди покупают у тех, кто им нравится, а ты умеешь всех очаровать. Но, мне кажется, ты пришел не затем, чтобы это от меня услышать.

– Джоан, есть ли у меня шансы на должность регионального менеджера?

Она посмотрела на меня с удивлением:

– Ты правда этого хочешь?

– Конечно.

– Тебе известно, что Тревор претендует на это место. И старательно готовит почву в верхах.

В компании его называли «Тефлоновый Тревор», потому что ему все сходило с рук. Он всегда напоминал мне скользкого героя вечернего телесериала Эдди Хаскела. Да-да, вы можете сделать вывод, что я провожу много времени перед телевизором за просмотром старых сериалов.

– Тревор – сильный кандидат. Но я тоже. Ты меня поддержишь?

– Я не собираюсь занимать чью-либо сторону, Джейсон, – грустно сказала она, – если ты хочешь, чтобы я переговорила с Горди, буду рада сделать это для тебя, но я не уверена, что он прислушается к моим рекомендациям.

– Это все, о чем я прошу. Просто замолви за меня словечко. Скажи, что я хотел бы попасть на интервью на эту должность.

– Хорошо. Но Тревор – как бы это лучше сказать – он, пожалуй, больше в духе Горди.

– Более агрессивный?

– Я думаю, в нем больше того, что Горди называет «хищностью».

Коллеги чаще называли его совсем другими, куда менее тактичными словами.

– Я тоже не вегетарианец.

– Я поговорю с Горди. Но у меня нет фаворитов – я сохраняю нейтралитет.

Послышался стук в дверь. Джоан снова приглашающе махнула рукой. Дверь открылась, и, ослепительно улыбнувшись, в комнату вошел высокий приятный мужчина с взъерошенными каштановыми волосами и спокойными карими глазами. Тревор Аллард был высок и строен – мускулистый и самоуверенный, он все еще выглядел как капитан университетской команды, которым не так давно был.

– Ты готова, Джоан? – спросил он. – О, привет, Джейсон, я тебя сразу не заметил.

5

Когда я приехал домой, Кейт уже вернулась с работы. Она лежала на жестком антикварном диванчике с книжкой женских историй, готовилась к встрече в своем книжном клубе. Клуб состоял из девяти одноклассниц и однокурсниц, которые раз в месяц собирались вместе, чтобы обсудить книги, написанные исключительно женщинами.

– У меня сегодня игра, – поцеловав ее, напомнил я.

– Ах точно, сегодня же вторник. А я хотела приготовить оригинальное блюдо из тофу по рецепту из кулинарной книги, но я так понимаю, времени у тебя нет?

– Я перехвачу что-нибудь по дороге на стадион, – быстро согласился я.

– Как насчет вегетарианского сэндвича?

– Да нет, спасибо. Не беспокойся…

Кейт не отличалась особенными кулинарными талантами, и это увлечение тофу было очень некстати, но я восхищался тем, что она в принципе вставала к плите. Ее мать даже не знала, где находится плита. В богатые времена у них в доме жила кухарка. А моя мать приходила вечером после утомительного рабочего дня в регистратуре в офисе у врача и готовила сытный ужин для нас с отцом – обычно что-нибудь вроде макарон по-флотски с томатным соусом. Тогда я даже не мог себе представить, что у кого-нибудь, кроме героев кинофильмов про красивую жизнь, может быть собственная кухарка.

– Я поговорил с Джоан и сказал ей, что хочу принять участие в конкурсе на новую должность, – сообщил я.

– Дорогой, это прекрасно. Когда интервью?

– Ну, я пока даже не знаю, пожелает ли Горди пригласить меня на собеседование. Уверен, что на этой должности он предпочтет видеть Тревора.

– В любом случае, он должен пригласить тебя на интервью!

– Горди никому ничего не должен.

– Он обязательно тебя пригласит, – уверенно произнесла Кейт. – И тогда ты скажешь ему, как сильно ты хочешь получить эту работу и как ты для нее подходишь.

– Мне уже и в самом деле хочется получить эту работу. Хотя бы ради того, чтобы Тревор не стал моим боссом.

– Я не уверена, что это лучший аргумент, дорогой. Можно я покажу тебе кое-что?

– Конечно. – Я заранее знал, что она мне покажет. Это будет какая-нибудь картина, созданная одним из опустившихся «обездоленных» художников в отвратительном примитивистском стиле. Такое случалось как минимум один раз в месяц. Кейт сходила с ума от очередной картины, а я просто не мог ее понять.

Она ушла в прихожую и вернулась с большой картонной коробкой, из которой вытянула квадратный кусок холста. Она расправила его перед собой, сияя от гордости:

– Потрясающе, правда?

Похоже, на картине было изображено огромное черное многоквартирное здание, под которым лежали крошечные раздавленные люди. Один из этих крошечных человечков был в процессе превращения в шар голубого пламени. У другого изо рта выплывал пузырь с надписью: «Я раздавлен долгами капиталистического общества». Над зданием по безоблачно-голубому небу летала огромная стодолларовая купюра с крылышками. Произведение венчали написанные сверху слова: «Боже, храни Америку».

– Талантливая работа, правда? Эта ироничная надпись «Боже, храни Америку»… Это фаллическое здание, олицетворяющее долги, которые давят на простых маленьких людей.

– Ты считаешь, что это здание похоже на фаллос?

– Джей, перестань. Назови его живым воплощением инженерных достижений или массивной громадой, если тебе так больше нравится.

– Ну хорошо, – согласился я и сделал вид, что действительно согласен.

– Это художественное выражение целой жизненной истории, созданное гаитянской художницей Мари Бастьен. Она была очень известна на Гаити, и недавно ей пришлось переехать в Дорчестер вместе с пятью детьми. Она одинокая мать. Я думаю, она могла бы стать новым Фейтом Ринггольдом.

– Правда? – сказал я, хотя понятия не имел, о ком она говорит.

– Яркость ее красок напоминает мне работы Боннара. С оттенком простого, искреннего модернизма Якоба Лоуренса.

– Хмм, – промямлил я, глядя на часы. Я поднял с журнального столика счет American Express и открыл конверт: – Замечательно, – сказал я. Посмотрел на итоговую сумму, и мои глаза округлились. – Бог мой!

– Все плохо, да? – спросила Кейт.

– Я просто раздавлен долгами капиталистического общества.

– Насколько плохо? – уточнила Кейт.

– Плохо, – повторил я. – Но ты не дождешься, чтобы я сгорел синим пламенем.

6

Трудно найти группу людей, где дух соперничества был бы столь же силен, как в отделе продаж американского подразделения Entronics. На эту работу нас отбирали за способность конкурировать – так, как отбирают для дальнейшего скрещивания самых злобных питбулей, когда выводят новую породу. Компания не особенно заботилась об уровне умственного развития нанимаемых сотрудников – среди нас наверняка не было супер-отличников. Предпочитали тех, кто активно занимался спортом во время учебы, справедливо полагая, что спортсмены наверняка отличаются упорством и привыкли к жесткой конкуренции. К тому же в жизни им наверняка уже довелось столкнуться и с оскорблениями, и с жестокостью. Те из нас, кто не имел спортивного прошлого, были общительными, коммуникабельными «общественниками» – старостами групп в университете, президентами студенческих клубов или лидерами в студенческих общежитиях. Это как раз про меня. Был, участвовал, состоял. Во время учебы я был президентом одного из студенческих клубов.

Наверняка вы подумали, что столь богатое спортивное прошлое сотрудников отдела продаж означало, что наша команда по софтболу непобедима.

На деле мы были полным ничтожеством. Большинство из нас давно утратило спортивную форму. Виной тому – частые поздние ужины с клиентами, обильная еда, большие бокалы пива и полное отсутствие времени на посещение спортзала. Исключение составляли Тревор Аллард, наш питчер, и Брет Глейсон, полевой игрок, который был классическим спортсменом – высокий, мускулистый и не слишком обремененный интеллектом. Аллард и Глейсон были хорошими приятелями и проводили вместе много времени, а каждый четверг вместе играли в баскетбол.

У нас считалось немодным слишком сильно переживать из-за спортивных результатов. Мы не носили форму, если не считать таковой футболки с надписью «Entronics – Банда братьев», про которые к тому же все вечно забывали. Мы скидывались, чтобы заплатить пятьдесят долларов арбитру, и он судил наши матчи, когда у него было свободное время. Периодически на поле начинался спор, была ли занята база, был фалбол или нет, но все разногласия быстро разрешались и мы продолжали игру.

Тем не менее проигрывать не любил никто, особенно такие помешанные на соперничестве ребята, как мы.

Сегодня нам предстояло играть против действующих чемпионов нашей корпоративной лиги, команды паевого инвестиционного фонда Charles River Financial. Члены этой команды были сплошь биржевыми трейдерами – молодые двадцатидвухлетние ребята, только что из колледжа, все под 180 сантиметров ростом. К тому же большинство из них совсем недавно играли в бейсбольной команде своего элитного колледжа. Фонд нанимал их молодыми, выжимал как лимоны до последней капли сока и где-то к тридцати годам выбрасывал. Однако пока они работали здесь – и чертовски хорошо играли в софтбол.

Вопрос был не в том, проиграем мы или нет. Вопрос был в том, насколько смачно о нас вытрут ноги.

Мы играли каждый вторник, вечером, на поле Стонингтонского колледжа. Поле было великолепным – ничуть не хуже профессионального стадиона. Сочная, идеально подстриженная трава, красная кирпичная крошка внутри ромба только что аккуратно разровнена граблями, линии поля ровные и безупречно белые. Словом, все было гораздо лучше, чем мы заслуживали. ...