Сара Риз Бреннан

«Невысказанное»

Наследие Линбернов - 1

Оригинальное название: Unspoken by Sarah Rees Brennan

Сара Риз Бреннан «Невысказанное»

Серия: Наследие Линбернов – 1

Перевод и редактура: Ана sadako999 Овсянникова

Виктория vikaz Салосина

Вычитка: Елена Брежнева

Обложка: Катерина Маренич

Аннотация:

Кэми Глэсс любит того, с кем даже ни разу в жизни не встречалась… парня, с которым она мысленно разговаривает, практически с младенчества. Будучи ребенком, она не скрывала, что у нее есть воображаемый друг, в связи с чем, стала слыть немного чудачкой в своем сонном английском городишке Разочарованный дол. Однако Кэми не особо страдала, что не очень вписывается в свое окружение. У нее есть лучшая подруга, она работает в школьной газете, и лишь изредка бывает поймана на том, что разговаривает сама с собой. Ее жизнь в порядке, просто потому, что ей она нравится, несмотря на голос в своей голове.

Но все меняется с возвращением Линбернов.

Семейство Линберн владело на протяжении столетий завораживающим и зловещим поместьем, которое возвышается над Разочарованным долом. Таинственные сестры-близнецы, которые отказались от своего родового имения несколько лет назад, вернулись, вместе со своими сыновьями-подростками Джаредом и Эшем, один из которых кажется Кэми до жути знакомым. Кэми не из тех, кто будет чураться неизвестности — на самом деле, она полна решимости найти все ответы на вопросы, которые неожиданно ставит перед ней Разочарованный дол. Кто несет ответственность за кровавые деяния в глубине леса? Что скрывает от нее собственная мать? И теперь, когда ее воображаемый друг стал настоящим парнем, любит ли она его еще? Или ненавидит? Может ли она ему доверять?

Глава 1

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

«ВОЗВРАЩЕНИЕ ЛИНБЕРНОВ»

автор Кэми Глэсс

У всех городов в Англии есть своя история. Когда-нибудь я разузнаю историю Разочарованного дола.

Ближе всего эта репортерша подобралась к раскрытию нашей городской легенды, когда попросила (76-летнего телом, но молодого душой) мистера Роджера Стима, поведать мне тайну нашего городка. Он доверительно сообщил, что полагает, тайна Разочарованного дола заключается в том, что город получает высокий доход с продажи шерсти овец, которые пасутся на здешних пастбищах. Похоже, я выглядела слегка разочарованной, потому что он, какое-то время пристально смотрел на меня, а потом сказал: «Уважайте овец, юная леди», — и на этом интервью закончилось. Поэтому в нашем городке Котсуолдс — «Мир шерсти» — много шерсти и никаких тайн. Что абсолютно нелепо. Упоминание о Разочарованном доле датируется еще 1400 годом. А шестьсот лет не проходят просто так, чтобы кто-нибудь да не вытворил что-нибудь мерзкое.

Линберны являются семьей-основателем города, а мы все знаем, чем обычно занимаются феодалы. Грабят крестьян, сжигают их скромные лачуги. Охотятся на лис. Список можно продолжать бесконечно.

У Линбернов, наверняка, имеется какая-то «темная тайна». Про них даже песенка есть для игры в скакалку. Может, кому-то она и не покажется «темной», тогда припомните, что «Хоровод вокруг Рози» - веселый детский стишок про чуму. В Разочарованном доле поют вот такую песню:

Лес дремуч, колокол молчит

Рассказать секрет никто не спешит.

Долина тиха, вода замерла,

Линберны наблюдают с холма

Яблоки красные, рожь золотая.

Почти все стареют и умирают.

Даже песня говорит о тайне.

Однако, за всю свою жизнь, эта бесстрашная репортерша знавала только одного Линберна в Ауример Хауз — это Мэриголд Линберн (ныне покойная). Я далека от того, чтобы говорить плохо о мертвых, но невозможно отрицать, что миссис Линберн была большой затворницей. До такой степени, что в некоторых любопытствующих детишек летели ее ходули.

На сегодняшний день, после семнадцати лет, проведенных в Америке, в Разочарованный дол вернулись дочери Мэриголд Линберн. Если у их семьи и есть какие-то темные секреты, то будьте уверены, дорогие мои читатели, я их раскрою.

Кэми прекратила печатать и уставилась на экран. Она не была уверена, верный ли тон выбрала для своей статьи. Наверное, серьезная журналистка не должна отпускать столько шуточек, но каждый раз, когда Кэми садилась за комп, шутки и остроты, будто уже прятались за клавишами клавиатуры и ждали подходящего момента, чтобы наброситься на нее.

Кэми не сомневалась, что у Линбернов была какая-та история. Они уехали еще до ее рождения, но всю свою жизнь она только и слышала, «вот бы тот-то выздоровел» или «вот бы буря обошла стороной долину», и тут же добавлялось, «но Линбернов нет». Как только она прознала об их возвращении, то целое лето только и занималась тем, что расспрашивала всех в городке о них. Но люди шикали на нее, будто боялись, что Линберны могли подслушать. Даже собственная мать Кэми постоянно ее прерывала, причем голос у нее был в равной степени строгим и испуганным за дочь, которая вела себя крайне неуважительно.

Кэми опять поглядела на экран. Она не могла придумать другого названия статьи, кроме как «Линберны вернулись». В чем винила самих Линбернов, из-за их фамилии и «вернулись», потому что рифмовалось с «очнулись». Также она обвиняла детей, которые бегали по лесу, около ее сада: сегодня они издавали какие-то звуки, очень напоминающие вой. И казалось, что не будет ни конца, ни края этому шуму, от которого чуть ли не лопались барабанные перепонки, а в висках начинало пульсировать.

Кэми вскочила со стула и выбежала из спальни. Она забарабанила ступнями, сбегая вниз по узкой скрипучей лестнице, и выбежала в ночь на площадку, тронутую серебром, которая была ее садом. Темный изгиб леса был усеян огоньками Разочарованного дола, словно темная ладонь звездочками. На другом конце леса, высоко над городом, стоял Ауример Хауз, колокольня которого, напоминала палец скелета, упирающегося прямо в небеса. Ауример Хауз был выстроен в то же время, когда Линберны основали город, и они жили там поколение за поколением, будучи владельцами всего, что охватывал взор. Особняк в Разочарованном доле виден был отовсюду, его окна напоминали пытливые глаза, которые пристально наблюдали за всем происходящим вокруг. Кэми всегда ловила себя на том, что и сама наблюдает за ними в ответ.

Впервые Кэми видела, чтобы во всех окнах горел свет, сияющий золотом.

Наконец, Линберны были дома.

Вдруг раздался очень громкий и протяжный вой, от которого у Кэми по спине пробежали мурашки, и она побежала к садовой калитке, где остановилась, чтобы вглядеться в темноту. Потом вой оборвался. Больше не было слышно ничего, кроме ночного ветра, успокаивающего Кэми, пробегая холодными струями по ее волосам, как будто это был всего лишь плохой сон. Кэми попыталась мысленно успокоиться.

«Что случилось?» — спросил голос у Кэми в голове, ее окружила его обеспокоенность.

Она на мгновение почувствовала тепло, несмотря на ветер.

«Ничего не случилось», — ответила Кэми.

Она почувствовала, что присутствие Джареда ускользает от нее, пока она какое-то время оставалась стоять в саду, залитом лунным светом, слушая тишину леса. Затем она вернулась в дом, чтобы закончить свою статью. Она еще ничего так и не рассказала Анджеле о газете.

Кэми слышала голос у себя в голове всю свою жизнь. Когда ей было восемь лет, люди считали милым, что у нее был воображаемый друг. Теперь, когда ей было семнадцать, все сильно изменилось. Кэми привыкла, что люди считают ее чокнутой.

— Ты чокнутая, — сказала ее лучшая подруга, Анджела, когда за пять минут до начала их первого учебного дня прозвенел звонок.

Анджела переехала из Лондона в Разочарованный дол, когда Кэми было двенадцать. Время оказалось, что ни на есть, самым подходящим, потому что ее первая лучшая подруга, Никола Прендергаст, только что ее бросила, потому что Кэми была слишком странной.

— Такое во все времена говорят о великих провидцах, — проинформировала ее Кэми, спеша по коридору, стараясь идти в ногу с длинноногой широкошагающей Анджелой.

— А знаешь, кто еще так говорит? — требовательно спросила Анджела. — Все сумасшедшие. — Она одарила Кэми, взглядом, который говорил, чтобы Кэми перестала ей докучать.

При обычных обстоятельствах, это бы не обеспокоило ее. Анджела всегда смотрела на людей с таким выражением, но Кэми обычно, все равно, удавалось уговорить ее, сделать то, что хотелось Кэми. Но Кэми никогда и ничего так не сильно не хотелось.

— Прошлым летом, когда мы добровольно отправились в качестве помощниц в крикетный лагерь…

— Когда ты нас записала добровольцами, не спросив меня, да, — сказала Анджела.

Кэми не стала заострять внимание на этой мелочи.

— Помнишь, как я предложила детям вести дневники, которые превратились в разоблачение изнаночной стороны крикетного лагеря?

— Считаю, что такое невозможно забыть, — сказала ей Анджела.

— А помнишь, как в прошлом году, когда я начала ходатайствовать, чтобы мисс Маккензи уволили, а она гонялась за мной по полю, размахивая хоккейной клюшкой, и мы должны были выступить перед Советом школы?

— И такое не забудешь, — сказала Анджела.

— Я хочу сказать, что у нас есть возможность докопаться до правды, и это не касается спорта, — настаивала Кэми. — Это шаг на моем пути к становлению величайшей журналисткой нашего времени. Анджела, ты должна мне помочь, потому что мисс Доллард считает, что я нарушитель спокойствия, и она только-только, наконец-то, разрешила мне открыть школьную газету и то, потому что я сказала, что ты в деле.

Анджела повернулась к Кэми, ее темные глаза сверкали.

— Что ты сделала?

— Я знала, что как только объясню тебе ситуацию, ты поймешь, — сказала Кэми, стоя на своем, несмотря на то, что Анджела нависла над ней, рассерженная и чрезмерно высокая. Она продолжала говорить скороговоркой, на случай, если Анджела надумает избить ее школьной сумкой. — Я надеялась, что ты согласишься не из-за реального увлечения проектом, а просто потому, что ты — настоящая подруга, но если настаиваешь на том, чтобы оставаться в неведении…

— Настаиваю, — решительно сказала Анджела. — Ох, как настаиваю.

— Есть еще одна причина, — сказала Кэми. — В офисе, в котором мы собираемся издавать школьную газету, имеется диван. — Она сделала паузу для пущего эффекта. — И нам разрешено приходить в офис в любую свободную минуту, чтобы неустанно добиваться правды и справедливости. Или, скажем…

— Вздремнуть, — закончила Анджела, благоговейным тоном рыцаря, который, наконец, узрел Святой Грааль. Она застыла в задумчивости, постукивая пальцами по ремню своего школьного портфеля. Ее идеальные губы изогнулись в улыбке. — Думаю, у меня есть парочка идей для статей.

Они вошли в класс, пребывая в полном согласии друг с другом, а Кэми светилась от счастья, благодаря одержанной победе.

— У меня гораздо больше, чем парочка. Я уже начала писать статью.

Анджела опустилась на стул рядом с окном, а Кэми заняла место рядом с ней.

— Так о чем они?

Кэми наклонилась через стол, и сказала, понизив голос:

— Вчера я была в кондитерской и разговаривала с миссис Томпсон о возвращении Линбернов.

Она выглянула из окна классной комнаты. Поля зеленым покрывалом тянулись к югу. На севере возвышался холм, достаточно крутой, чтобы сойти за скалу. На краю которого стоял Ауример Хауз, а под ним лес, словно полк мрачных солдат во главе со светлым генералом.

Она снова посмотрела на свою подругу, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Анджела приподняла брови.

— Итак, попросту говоря, ты пытала бедняжку миссис Томпсон, которой, скорее всего, лет сто двадцать?

— Я обзавелась информацией, — спокойно сообщила Кэми. — А также лакрицей.

— У тебя ни стыда, ни совести, — подытожила Анджела. — Надеюсь, ты правильно расставила свои жизненные приоритеты.

Кэми вновь взглянула на долину. Там были загадки, которые хотели, чтобы их разгадали, и она собиралась явить их миру.

— Знаю, — сказала она. — И на самом деле так и есть.

Их прервала своим появлением мисс Маккензи, которая заставила их обеих, улыбающуюся Кэми и качающую головой Анджелу, уткнуться в свои книги.

Только к концу дня у Кэми с Анджелой нашлось время, чтобы подняться вверх по лестнице на второй этаж и заценить свой офис, отведенный под редакцию газеты. Зданию школы Разочарованного дола (городок был невелик, а потому ему и не требовалось больше одной школы) было больше ста лет. Она вмещала всех детей Дола, возрастом от пяти до восемнадцати лет, и при этом в школе еще оставались кабинеты, которые простаивали без дела. Кэми не могла дождаться, когда же она сможет уже занять один из них.

— Итак, давай рассказывай о статьях, которые у тебя на уме, — сказала Кэми Анджеле, как только занесла ногу в редакцию.

— Я подумала, что могла бы написать несколько подсказок людям, которые слишком заняты, чтобы заниматься спортом, но хотят оставаться в форме, — сказала Анджела. — Таким, как я.

Кэми кивнула.

— Ты всегда только и занята тем, что ищешь как бы где прикорнуть.

— Именно, — сказала ей Анджела. — Я не могу отвлекаться в своих поисках на пилатес или типа того. Так что вот тебе мой совет: всегда шагай через две ступеньки.

Что она и продемонстрировала.

— Мне кажется, ты это сделала, чтобы лишний раз поиздеваться над моими коренастыми ногами.

— Не без этого, — согласилась Анджела. — Но главное заключается в том, что перешагивание через две ступеньки сродни тренировкам на шведской лестнице. И каков результат? Стальная попка. — Анжела, в подтверждение своей правоты, небрежно хлопнула себя по ягодицам.

У Анджелы было идеальное тело. И лицо у нее было идеальным, но, честно говоря, она прикладывала кое-какие усилия, чтобы макияж всегда был безупречен, а ее способности в подводке глаз были просто неестественно хороши. Кэми же больше была сосредоточена на одежде, чем на макияже. Она всегда забывала, прежде чем вылететь из дома, нанести блеск на губы, но совершить подобное упущение с одеждой и забыть что-нибудь надеть, для Кэми было менее вероятным.

Кэми, ради эксперимента, ударила себя по заднице и поморщилась.

— Не задница, а гофрированная жестянка, — сказала она. — И то, по хорошим дням.

«Что с тобой происходит?» — спросил Джаред, как гром среди ясного неба. Кэми почувствовала, как его разум тянется к ней, сбегая от собственной жизни. Это было сродни тому, когда в середине разговора в переполненной комнате твое внимание привлекает кто-то, ведущий совершенно другую беседу в совершенно другой группе людей. Помноженное на тысячу, потому что вместо глаз, это были сознания.

«Начало новой эры в журналистке, — сказала ему Кэми, посылая свое хорошее настроение через их связь. — Хотя, если уж быть до конца честной, мы с Анджелой хлопаем себя по задницам».

«Ничего выдающегося», — сказал Джаред.

«А ты что делаешь?»

Возникло такое чувство, будто ее коснулась тень, давая понять, что Джаред был вовсе не рад, но, тем не менее, он ответил: «Просто читаю. Начинаю новую эру, чтобы стать бесполезным бездельником». Он впитывал ее веселость с благодарностью, и она могла сказать, что он был рад за нее.

Кэми улыбнулась Анджеле, которая в ответ одарила ее снисходительным взглядом. Кэми поняла, что слишком долго простояла, пялясь в никуда.

— Пришествие? — спросила Анджела, чуть улыбаясь. Она знала о Джареде, хотя Кэми старалась болтать о нем поменьше, чтобы не потерять свою подругу, как это случилось с Николой Прендергаст.

— А я тебя поблагодарила за все это? — спросила Кэми.

Анджела перекинула руку Кэми через плечо, когда они поднимались по лестнице.

— Твоя душа, как души тысячи обезумевших обезьянок, — сказала она Кэми. — Но хватит о тебе. Покажи мне скорее мой дремотный диванчик.

Поднявшись наверх, они подошли к синей двери. В дверь было вставлено дымчатое стекло, а поверх натянута проволочная сетка. Кэми достала коротенький серебряный ключик, который мисс Доллард с большой неохотой вручила ей, и повернула его в замке. И когда дверь настежь распахнулась, она сказала:

— Та-да!

Кэми и Анджела заглянули в свою новую штаб-квартиру. Комната была небольшой. На полу лежал тонкий серый ковер, кирпичные стены были побелены, стоял большой шкаф, несколько столов, и вожделенный диван Анджелы. Комната также была заполнена, от пола до потолка, пустыми картонными коробками.

— Я прямо сейчас тебя так ненавижу, — сказала Анджела.

Кэми с Анджелой прибирались минут двадцать в их новом офисе, а затем Анджела сдалась, зевнула и завалилась на диван, который был все еще уставлен коробками. Она легла, и прикрыла глаза руками.

Кэми продолжала прибираться, насвистывая себе под нос, пока сворачивала и складывала картон друг на друга, а вокруг нее падала пыль, словно мягкий серый дождь. Она вынуждена была признать, что ее ярко-голубой шарф, юбка-карандаш и винтажная блуза в цветочек не очень-то годились для подобного вида деятельности. Но ей хотелось в первый же день заявить о себе, как о пионере в журналистике.

Кэми боролась с очередной коробкой, которая определенно никак не хотела складываться, когда в открытую дверь постучали. Она оторвала взгляд от своего творения, напоминающего гигантское оригами, и уперлась глазами в самого красивого парня, которого она когда-либо видела.

Но важнее всего, кроме того, что он классно выглядел, были две вещи. Одна из них, что у него был серьезный, внушительный фотоаппарат, болтающийся на шее. И второе, что Кэми прежде его никогда не видела, что говорило о том, что он, должно быть, из Линбернов.

Глава 2

ПРИНЦ АУРИМЕРА

Кэми всегда переиначивала свои сказки, чтобы сделать сказочных девиц смелее и самостоятельнее, но против прекрасного принца у нее никогда не было никаких веских доводов. И вот один из таких, одетый в белую рубашку и джинсы, вместо сияющих доспехов, с золотыми волосами, вьющимися на концах, и глазами до смешного голубыми, как летнее небо, залитое солнечным светом и тронутое облаками, стоял на пороге редакции.

Ну, разумеется, эти голубые глаза были сосредоточены на Анджеле.

— Гмм, привет, — сказал Линберн, с тем же выражением лица, которое появлялось у всех парней, которые встречали Анджелу, как будто им влепили пощечину, и они наслаждались этим. — Ты Кэми Глэсс?

Анджела приподняла руку, лежащую на глазах.

— Проваливай, — скомандовала она. — Я встречаюсь только с парнями из колледжа.

— Ты не знаешь ни одного парня из колледжа, — заметила Кэми.

Анджела перевела взгляд на Кэми, и улыбнулась:

— Что оставляет мне больше времени для сна. — Она снова закрыла глаза, оставив Кэми и Линберна пялиться друг на друга.

Кэми должна была прийти парню на выручку. У большинства парней наступало оцепенение или они впадали в бешенство, когда сталкивались с ничем необъяснимой грубостью Анджелы. Выражение лица этого же совершенно не изменилось, за исключением того, что глаза слегка расширились. Кэми восхитилась его выдержкой.

— Я видел флаер на доске объявлений, что школьной газете нужен фотограф, и там сказано, чтобы после занятий подойти сюда. — У парня был приятный американский акцент, благодаря которому он растягивал слова: еще одно доказательство в пользу того, что он Линберн.

Его голос так же звучал невозмутимо. Неужели он и впрямь предлагал быть фотографом для газеты, несмотря на тот факт, что его только что оскорбили и их офис захлебывался в коробках?

Анджела села прямо и посмотрела на Кэми.

— Ты повесила флаер? Еще до того, как уговорила меня на это?

— Анджела, Анджела, — сказала Кэми. — Мы можем жить прошлым или можем двигаться в будущее!

— Я могу спрятать твое тело среди груды этих коробок. И никто никогда его здесь не найдет. — Анджела сделала жест рукой новенькому, чтобы тот уходил. — Не возражаешь?

Он взглянул на Кэми, которая одарила его победной улыбкой. Так все обычно и происходило с парнями, которым Анджела давала отставку: они обращали свое внимание на Кэми. Что не всегда было на руку Кэми. Анджела являлась в их дуэте обладательницей экзотической красоты, что было нечестно, учитывая, что это у Кэми была бабушка японка. Волосы Кэми были темными, но темно-каштановыми, а не такими, как у Анджелы, черными, как вороново крыло. Чертами лица Кэми неуловимо отличалась от своих одноклассников, и золотистой кожей, но вот предательские веснушки на носу все портили. У экзотических красавиц нет веснушек.

Линберн улыбнулся ей в ответ. Кэми нравилась его улыбка, почти так же сильно, как его фотоаппарат.

— Серьезно, — сказала Анджела. — Теперь проваливай.

У любой грубости, которую способен вынести человек, есть предел. Кэми схватила Анджелу за руку и потащила с дивана.

— Извини, мы тут отлучимся на секундочку, — сказала она Линберну. — Нам с коллегой нужно посоветоваться в нашем офисе. — И с этими словами, она запихнула Анджелу в пустой шкаф для канцелярии и захлопнула за ними двери.

Оказавшись в темноте, Анджела спросила:

— Почему я в шкафу?

— На повестке дня для обсуждения только два важных пункта, — сказала Кэми. — Во-первых, для успеха нашей газете требуется фотограф.

— А во-вторых?

— Он бы отлично украсил собой наш штаб, — сказала Кэми. — Ты должна признать, что он хорош собой, и мне нужен фотограф, так я могу оставить его, пожалуйста, о, пожалуйста?

Анджела вздохнула. В шкафу вздох, как порыв ветра.

— Кэми, ты же знаешь, я ненавижу, когда вокруг меня все время ошиваются парни. Они не перестают пялиться и докучать мне, и смотреть на меня печальными-препечальными щенячьими глазками до тех пор, пока у меня не появится желание просто им двинуть, прямо как щенку.

— Значит, у тебя есть некие проблемы с щенками, — заметила Кэми.

Дверца шкафа неожиданно распахнулась.

Это был новенький, обрамленный ярким светом.

— Извините, что помешал, — сказал он. — Но я слышу все, что вы говорите.

— Ой, — сказала Кэми.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Я понимаю намеки. Особенно, если намек сопровождается фразой… — Он очень похоже изобразил жест Анджелы, которым она его выставляла за дверь. — А теперь проваливай.

Анджела посмотрела на него почти ласково.

— У нас были вместе и хорошие времена, не так ли? Я всегда буду о них помнить. После твоего ухода.

Парень слегка наморщил лоб.

— Также, может, вы и не заметили, но это шкаф.

— Признаю, что у нашего личного кабинета габариты довольно скромные, — сказала ему Кэми. — Но, он нам нравится и таким. Только то, что мы редакторы, не значит, что у нас должны быть особые привилегии. Мы не снобы. — Она выбралась из шкафа, и новенький протянул ей руку. Рука ей была не нужна, но она все равно ее приняла.

Он снова улыбнулся.

— Меня зовут Эш Линберн.

Кэми в ответ просияла.

— Так я и думала. У нас появляется не много новичков в городе. Расскажи мне все о себе, и, позволь, я возьму ручку, чтобы все записать. А я сказала, что ты принят?

— В этом вся Кэми, — сказала Анджела.

Даже, несмотря на то, что Кэми знала, что Анджела говорит это любя, ее подруга говорила это в присутствии человека, на которого Кэми хотела произвести впечатление. Она помедлила, а затем мысленно потянулась к Джареду, и ее неуверенность, словно смыло волной утешения, которую она получила в ответ.

— Верно, — весело сказала Кэми. — Я прирожденный репортер. Но, сам понимаешь, когда старинное семейство возвращается в свой родовой особняк — все, кто приходят к моей маме, только и болтают об этом.

Она посмотрела на Эша.

— Моя мама работает в «У Клэр», — сказала она. — Пекарня утром, ресторан вечером. Лучшая еда в Разочарованном доле. Мы возьмем тебя туда, когда у нас будет на выходных проходить встреча сотрудников.

— Жду с нетерпением, — сказал Эш. Он все еще держал ее руку в своей.

Они крепко пожали друг другу руки, затем Кэми выдернула свою и подошла к столу: ей нужно было взять блокнот.

— Я — Кэми Глэсс, — сказала она, как только взяла ручку и блокнот. Она махнула в сторону Анджелы. — А эта женщина из «комитета радушия» — Анджела Монтгомери. Поздравляю! Ты теперь часть команды. Твоим первым заданием будет, выйти на лестницу и сделать несколько фотографий Анджелы на ступеньках, хлопающей себя по заднице.

Анджела сказала:

— Я собираюсь обратно в шкаф.

В итоге, они все оказались на лестнице. Кэми с трудом удалось притащить Анджелу и заставить остаться, чтобы взять у Эша интервью. Эш несколько раз сбегал вверх-вниз по лестнице, пытаясь сделать лучший снимок Анджелы (хотя не было не единого шанса сфотографировать Анджелу плохо, с ее струящимися волосами, пронзительными глазами и вечной раздражительностью), и отвечал на все вопросы Кэми любезно и уклончиво: «Где Линберны побывали? О, да везде. Где ему понравилось больше всего? Гм, здесь».

— Итак, теперь, когда вы вернулись, как думаешь, вы останетесь? — Кэми посмотрела на Эша сверху вниз, ручка застыла над блокнотом.

Эш опустил фотоаппарат и поднял на нее взгляд. Его волосы казались облаком света вокруг головы, благодаря свету, затопившему коридор.

— Мы родом из Разочарованного дола, — ответил он и впервые не казался спокойным и беззаботным. Он говорил так, будто давал обещание, которое намерен исполнить. — Мы собираемся остаться здесь навсегда.

Кэми проснулась ночью ото сна, будучи в котором кем-то еще, а затем услышала крик в лесу. Она потянулась к Джареду.

Он тоже проснулся и ответил, утешая и любопытствуя одновременно.

«Мы собираемся посмотреть, что происходит?»

Как только тихий голос в ее голове спросил об этом, звук прекратился.

Кэми сказала себе, взять себя в руки: она позволяла себе только строго определенную степень сумасшествия. По лесу всегда снуют какие-то дети. Эти звуки были совершенно нормальными.

Через свою связь с Джаредом, она снова почувствовала тот холодок, что ощутила уже сегодня, который говорил о том, что Джаред был несчастен.

«Я проявлю бесстрашие в другой раз, — сказала она ему. — Мне просто снился ты. Как дела?»

Кэми потянулась через границы, что они возвели, которые требовались для того, чтобы они жили своими собственными жизнями и не выглядели слишком безумными. У нее были только кусочки и обрывки из того, о чем думал Джаред, особенно, начиная с прошлого лета. Она думала об этом, исходя из их совместного решения: Кэми пришла к выводу, что проще было вести себя, если считать его настоящим, и они оба играли по этим правилам.

Она подобралась к границе между ними и чуть проникла в его пространство, и попыталась разобраться в его чувствах. Его усталость ударила по ее восприятию, что было сродни тому, будто держишь за руки кого-то, кто еле-еле тащится.

«Это важно?» — спросил он.

«Разумеется, это важно, — сказала Кэми, и оттолкнула его, немного грубовато. — Расскажи мне».

«Моя мама спросила, общаюсь ли я все еще с тобой, — сказал Джаред. — И я ответил — да».

Ни один из них на самом деле не обсуждал друг друга: слыша голос у себя в голове, и так поневоле начнешь вести себя довольно странно, куда уж обсуждать это. Еще когда они были детьми, когда Кэми была достаточно юна, чтобы отправить английский пенни на адрес в Америке, про который она узнала каким-то непостижимым образом, их матери уже были не на шутку обеспокоены. Мать Кэми была даже напугана, считая, что ее дочь, очевидно, сходит с ума. Кэми была единственным ребенком в течение многих лет, прежде чем родились ее братья. Она воспитывалась молодыми, отчаянными родителями и бабушкой, которая понимала, что они все должны работать сообща, чтобы у их семьи все сложилось. Она же должна была быть самодостаточной. Считалось, что она не должна быть трудным ребенком, пугающим свою мать фантазиями о воображаемом друге.

Страх ее матери заставил бояться и Кэми, но не настолько, чтобы отступиться от Джареда. Хотя, она перестала задавать Джареду вопросы о его жизни, и она перестала обсуждать Джареда с другими людьми. Он был ее тайной, а это означало, что она держала его при себе.

Кэми не чувствовала себя комфортно, обсуждая маму Джареда, но она знала, что у них были не очень хорошие отношения. Она также понимала, что это было иррационально и нелогично, и ненормально — переживать из-за его семейных неурядиц. Но в первую очередь, это было ненормально. В конце концов, он был голосом у нее в голове: она старалась об этом сильно не задумываться, из-за того, что она и в самом деле могла сходить с ума.

Джаред заполнил тишину: «Она хотела, чтобы я прекратил общаться с тобой».

Кэми не позволила своему страху коснуться его. «И ты прекратишь?» — спросила она, пытаясь не выказывать ему ничего, кроме поддержки.

«Я сказал ей, что мне нужно подумать», — ответил он устало.

Кэми сильнее сжалась под одеялом, чувствуя холод. Джаред ничего больше не сказал. Молчание воцарилось в ее голове, и под ее окном стояла тишина, а она все еще не могла уснуть.

Глава 3

ЛЕСНАЯ ТАЙНА

Первая публикация «Пронырливого Паркера» появилась спустя два дня и сопровождалась огромным успехом, чему Кэми не была удивлена, потому что всю обложку занимала фотография Анджелы. Но так как Анджела бродила вокруг, выглядя так, будто ищет повод ударить кого-нибудь под колено, все комплименты получала Кэми.

— Мне правда так понравилась твоя разоблачающая статья о крикетном лагере, — сказала Холли Прескотт, вторая красавица школы. Она держалась рядом с Кэми весь путь сквозь буйство, которое представлял собой коридор в конце учебного дня. — Сколько лет было этим детям, одиннадцать?

— Девять, — сказала Кэми. — Но уже закоренелые грешники.

Холли засмеялась. Она всегда была милой по отношению к Кэми, но по большей части проводила время с парнями, иногда сразу с несколькими, так что они никогда не были подругами.

— У меня есть несколько идей для статей, — предложила Холли к удивлению Кэми.

Кэми осенила мысль, сколько копий газеты продвинет фотография ясных зеленых глаз Холли и ее, несомненно опасных, изгибов.

— Какие идеи? — спросила она и улыбнулась.

Холли улыбнулась в ответ и прижала учебники к груди. Росс Филлипс остановился, как вкопанный, очевидно, желая быть учебником по биологии.

— Ну… ты знаешь, что у меня есть мотоцикл, — сказала Холли. — Я мчалась мимо Пастушьего угла, знаешь такой? И там лежал этот мертвый барсук.

— Животных постоянно сбивают на Углу, — сказала Кэми, не уверенная к чему клонит Холли.

— Ага, — ответила Холли. — Но этот барсук не был сбит машиной. Я имею в виду, что ехала на мотоцикле и не так хорошо всматривалась, но видела лучше, чем кто-либо, проезжающий мимо в автомобиле. Он был разрублен на куски.

— О, Господи, — отшатнулась Кэми.

— Я знаю, — сказала Холли. — И… в смысле… может быть, я поняла неправильно, но это преследует меня, как навязчивая идея. У меня появилась мысль, что если какие-то ужасные дети причинили вред животному, то было бы умно положить его на Углу, где его переехала бы машина, и все бы выглядело так, будто он умер от этого.

Какой-то неуловимый сигнал, помимо того факта, что Кэми выглядела так, будто ее сейчас вырвет, заставил Холли остановиться и пойти на попятную.

— Скорее всего, это просто паранойя, — спешно сказала она. — Господи, ты, наверное, думаешь, какая я странная. Слушай, забудь об этом, хорошо?

— Мой дом находится прямо рядом с лесом, — сказала Кэми, думая вслух. — Мы слышали что-то вроде криков, которые будили моих братьев. Меня это заинтересовало. Я подумаю над этим. Спасибо, Холли.

Холли выглядела одновременно и обрадованной, и запуганной.

— Без проблем, — пробормотала она и оставила Кэми на вершине школьных ступеней, махнула рукой и направилась к своему мотоциклу.

С этой выгодной позиции Кэми могла видеть голову Эша Линберна, склонившегося над двигателем блестящего черного автомобиля, дорогого на вид, но примерно двадцатилетнего. Казалось, будто у него какие-то проблемы. Она спустилась по ступеням и сзади подошла к нему.

— Проблемы с машиной?

Эш ударился головой об капот автомобиля.

— Ох, привет, Кэми, — сказал он, улыбнувшись, несмотря на то, что из-за нее практически получил сотрясение.

— Нет, никаких проблем с машиной. Она для начала должна завестись, чтобы создавать проблемы, — он пнул по шине.

Кэми подошла ближе, чтобы взглянуть. Когда она была ребенком, ее бабушка решила, что их механик — непорядочный человек, и научилась сама и обучила Кэми основам ремонта автомобилей, так что с тех пор, как Собо умерла, Кэми была единственным человеком в доме, который знал, как починить все, что угодно.

— Это не проблема, — сказала она, — Провода расшатались. Это легко починить.

Кэми наклонилась и потянула за провинившийся провод для демонстрации.

— Точно. Я — идиот, — Эш резко и разочарованно выдохнул. Кэми выпрямилась и он, все еще склонившись над двигателем, посмотрел на нее.

— Извини, попробую еще раз, — сказал он. — Спасибо. У меня отвратительное настроение, но я, правда, тебе благодарен.

— Все нормально, — сказала Кэми. — Хотя, в обмен я попросила бы тебя об услуге. Так как ты не пролил свет в своем интервью на все инкриминирующие детали, которых я так жаждала, хочу, чтобы ты помог мне написать статью о вашем возвращении в Англию.

— Возвращении? — спросил Эш. — Я еще даже не родился, когда родители уехали.

— Моя статья все еще называется «Линберны вернулись», — проинформировала его Кэми. — И мы бы сфотографировали тебя всего такого в образе помещика, снаружи на холме. У тебя есть, скажем, старомодная белая рубашка? Потому что ты должен надеть ее и, возможно, она должна быть мокрой, будто ты плавал в озере.

— И что же это будет за озеро? — рассмеялся Эш.

— Да любое, в лесу есть два озера. Это неважно.

— Починка машины не такое уж большое одолжение, — сказал Эш. — Если хочешь заполучить меня в мокрой белой рубашке, тебе придется сделать кое-что другое.

— Правда? — Кэми подняла брови.

— Покажешь мне окрестности? — предложил Эш. — Я слышал, что есть хорошее местечко, называется «У Клэр». Эм…у тебя сильно бдительная мама?

Кэми позволила себе попасть под влияние его очарования.

— Она мной ужасно пренебрегает. Это, в каком-то роде, даже трагично.

— Отлично, — глаза Эша просияли.

За всю жизнь у Кэми был ровно один бойфренд, да и тот, его звали Клод, был другом по колледжу брата Анджелы и ее ужасной ошибкой с козлиной бородкой. Иногда парни говорили, что она симпатичная, а иногда они осматривали ее и находили круглолицей, либо странно одетой, либо, что всегда было определенным риском, выглядящей так, будто она слушала голос у себя в голове.

Она определенно не привыкла к вниманию со стороны таких привлекательных парней. Кэми отвела взгляд от Эша и уткнулась им в гравий на парковке.

— Так, — сказала она, стараясь говорить легкомысленно. — Почему у тебя отвратительное настроение? Кто-то в школе тебя достает? Можешь со мной поговорить, я знаю, каково это. Как правило, все так жестоки с гламурными парнями, живущими в больших поместьях.

— Моя тетя с кузеном только приехали, — сказал Эш своим обычным легким тоном. — Мы все еще разбираемся с вещами, чтобы он мог пойти в школу, поэтому ты еще не испытала сомнительного удовольствия от встречи с ним. Мы не особо ладим.

Кэми подняла взгляда на Эша и увидела, что он изучает ее. Его привычное приятное выражение лица вернулось.

— Позволь мне еще раз упомянуть поместье, — сказала Кэми. — Поселите идиота в южном крыле и не будете видеть его неделями. Или заприте на чердаке. Закон будет не на вашей стороне, но буквальный прецедент вы создадите.

Эш выглядел слегка озадаченно, но все равно улыбнулся шутке.

— Возьму твое предложение на заметку. Могу я подвезти тебя?

— Не, приятель, не очень-то я доверяю твоей машине, — сказала Кэми. — Слышала, что у тебя были какие-то проблемы с ней.

Она всегда разговаривала с Джаредом по дороге домой. Кэми потянулась к их связи, как только вышла за школьные ворота, давая ему знать, что в следующий раз, когда она услышит крики в лесу, они проведут расследование.

Ни один из них не упоминал их последнего разговора.

Этой ночью Кэми чуть ли не подпрыгивала каждую секунду в ожидании крика в лесу и старалась не думать о Джареде, поэтому не могла уснуть. В результате весь следующий день она ходила из класса в класс пошатывающейся походкой. Анджела устала спрашивать ее, что не так, и просто подталкивала подругу через коридоры в нужном направлении. Кэми вздохнула с облегчением, когда прозвенел последний звонок, и она смогла, спотыкаясь, побрести домой.

День Кэми еще не закончился. Ее отец встретил дочь у дверей и спросил, не сможет ли та приглядеть за своими младшими братьями, пока он закончит свой большой проект. Кэми была к этому привычной. К счастью, Тен с Томо были поглощены телевизором, так что она могла спокойно подремать, свернувшись калачиком на подоконнике.

Разум Кэми раскрылся на встречу Джареду, без их обычных барьеров. Она не могла перестать думать о том, что скоро, возможно, потеряет его, и Кэми все время неосознанно тянулась к нему. Если он исчезнет, то она перестанет то и дело отвлекаться, и станет чуточку нормальнее. Ее мама будет так этому рада. Все подумают, что так для нее будет лучше. За исключением самой Кэми, которая так не считает. Не тогда, когда, каждый раз при мысли о потере Джареда, ее сердце начинало учащенно биться от ощущения абсолютного одиночества и горя, и все, о чем она могла думать, — как она будет скучать по нему.

Если она думала о нем как о реальном человеке, каким бы ненормальным это ни было, — все менялось. Она смогла бы пережить разрыв их связи, если бы это сделало его жизнь лучше.

«Я вот тут подумала, что, может… — сказала Кэми, и мысль о нем, о том, что лучше для него, была такой устойчивой, так что он знал, что она уверена в этом. — Может, для тебя все обернется к лучшему, если ты сделаешь то, чего хочет твоя мама. Может быть, это правильно».

Джаред сказал: «Мне плевать».

Слишком много их стен пало под напором их общего горя, открывая канал между ними. Она должна отступить. И отступит, ей всего лишь нужна минутка.

«Я не хочу быть в здравом уме. Я не хочу быть «нормальным», — сказал Джаред. — Я просто хочу тебя».

Кэми прижалась щекой к прохладному оконному стеклу. Как будто на мгновение он стал реальным, как будто он был так близко, словно их разделяло всего лишь оконное стекло. А его едва ли можно назвать преградой.

Затем чему-то, увиденному по телевизору, рассмеялся Томо. Кэми вернулась в реальный мир, чтобы понять, что так развеселило Томо и перехватить обычно серьезный взгляд Тена, который вспыхнул пониманием за стеклами своих очков. Вернуться снова к происходящему у нее дома.

Этой ночью Кэми опять разбудил крик. Она тут же поднялась, смахнув в процессе свой будильник и последний мистический роман «Нечестивый мезонин» со своего прикроватного столика. Затем она быстренько откинула одеяло и схватила фонарик. Он был именно там, где она его оставила, втиснут между книгами и ночником.

Кэми схватила свое пальто, сунула ноги в туфли, и бросилась вниз по лестнице, в ужасе от того, что крики могут прекратиться, прежде чем она доберется до того места, откуда они раздаются.

Дверь их дома, как правило, была закрыта на защелку, но та поднималась легко, дверь бесшумно распахнулась, и ночной воздух, повеявший прохладой, погладил ее по волосам.

«Джаред, — сказала Кэми, потянувшись к нему. — Хочешь отправиться на поиски приключений?»

«Ты еще спрашиваешь?!»

Кэми чрезвычайно обрадовалась тому, что он все еще был с ней. Она сделала шаг и вышла на садовую дорожку, осторожно закрывая за собой дверь. Там где кончался сад, начинался лес. Почти наступила осень, а на деревьях еще было полно листвы. Но деревья, казались более смиренными и закрытыми, будто они хранили некие тайны. В темноте Кэми не могла разглядеть лес за деревьями. Она включила свой фонарик и кружок света, наконец-то, отыскал тропинку в лес.

Кэми отправилась в путь. Здесь ночь ощущалась по-другому, словно деревья, изгибающиеся у нее над головой, утяжеляли воздух своим присутствием. Крик становился все тише. Этот звук раздавался откуда-то издалека, но теперь, когда Кэми прислушивалась, ей казалось, что она слышит еще и плач. Она не знала, как могла спутать этот звук с детскими голосами.

Кэми спешила, ее ноги летели над корнями деревьев, ветками и листьями, едва луч фонарика успевал их обнаружить.

«Потому что, Боже упаси, если мы опять пропустим крик», — сказал Джаред, становясь более настороженным, по мере их приближения. И у Кэми возникло такое чувство, будто он, защищая ее, вытянул перед ней руку.

Звук был ужасным, и он раздавался рядом.

«Я не хочу упустить этот крик, — сказала ему Кэми. На бегу, она сунула руку в карман своего пальто и обнаружила свой телефон и ключи. — Я хочу застать их на месте преступления».

Кэми пригнулась и чуть было не ударилась головой о низко висящие ветки, практически выронив свой фонарик. Луч света стал шире.

Крик резко оборвался.

Желтый кружок света уткнулся в стену.

Стена представляла собой грубую древесину, которая осела и немного деформировалась. Но это была стена. Когда Кэми подобралась поближе, то разглядела очертания чего-то похожего на покосившуюся хижину или сарай, чего-то такого, что было когда-то построено.

Ей в голову закралась мысль, спокойная и лукавая, как сквозняк из-под двери. Что, если это место было выстроено только для этого?

«Кэми, беги», — приказал Джаред.

Кэми хотелось убежать, но она не могла, пока не узнает правды. Она поползла вперед.

«Кэми, отломай что ли, хотя бы ветку от дерева, так ты сможешь в случае чего драться!»

«Я могу драться и голыми руками, если придется», — сказала Кэми. Она положила руку на мягкую, почерневшую от времени деревянную дверь хижины.

Та от ее прикосновения отворилась.

Везде были свечи, некоторые горели, другие были затушены, их воск все еще стекал, он был жидким и горячим. В хижине стоял стол, покрытый белым сукном, на котором лежала лиса. Она была мертва. Вся ткань была залита кровью. Кэми знала, что если она дотронется до крови, то та окажется все еще теплой, только что пролитой, как свечной воск.

Ее резанул острый, как лезвие, страх Джареда. И это больше, чем что-либо, почти заставило Кэми запаниковать.

«Кэми, беги!»

Но она пока не могла убежать. Одной рукой она держала фонарик, а другой доставала сотовый. Она старалась, чтобы ее руки не дрожали, пока она делала им снимки, фото за фото.

А потом она убежала, пробежав расстояние от этого сарая до дома быстрее, чем она шла до него. Оказавшись дома, в безопасности, она вызвала полицию.

Глава 4

КРОВЬ И СОЛНЕЧНЫЙ СВЕТ

Когда сержант Кенн брал показания у Кэми, он был очень любезен, сказав, что она выполнила свой гражданский долг, и даже позволил ей процитировать его в газете.

Кэми закончила свою статью об убийстве животного в лесах Долины словами: «Полицейское расследование продолжается. Как и мое собственное, смею заверить вас, мои читатели». Второй выпуск «Пронырливого Паркера» (Кэми решила ковать железо, пока горячо, и выдать сразу два выпуска за первую учебную неделю) стал даже более популярным, чем первый.

— Ученики взяли домой копии для родителей, — объявила Кэми и победно протанцевала в их штабе в гордом одиночестве. — Ксерокс перегрелся и вышел из строя. Думаю, что до сих пор слышу звуки его рыданий и желания поговорить о детстве.

Эш прислонился к дверному проему, отводя взгляд от танцующей Кэми. Танец включал в себя кручения, размахивания вазой с цветами и, что самое важное, победный танец шимми, так что она, по правде говоря, не могла его винить.

— Проводить тебя в класс? — спросил он.

— Ага, — сказала Кэми. — конечно.

Эш оттолкнулся от дверного косяка и прошел в помещение, навстречу ей.

— Ты проделала необычайную работу в лесах, — сказал он. — И со статьей.

Кэми просияла:

— Спасибо.

— Но считаю, что вы с Анджелой должны с этого момента оставить это дело полиции.

— Какая интересная мысль, — сказала Кэми. — Спасибо, что поделился ею. Позволь и мне поделиться с тобой: вообще-то, я и сама в состоянии дойти до класса. А также могу позаботиться о себе, так что я буду делать то, что захочу, — она повесила сумку на плечо и прошла мимо него к выходу.

— Кэми, подожди, — крикнул Эш.

Она остановилась на вершине лестницы и оглянулась. «Штаб газеты выглядит замечательно», — гордо думала она. Коробки исчезли, а орехово-коричневые столы блестели. Кэми позаимствовала из дома несколько разноцветных ламп и планировала расставить их в кабинете. Офис выглядел отлично, а Эш отлично вписывался в него: руки, сложенные на груди, голубые глаза, потемневшие от беспокойства, вперившийся в нее взгляд.

— Кто бы это ни делал… — начал он, но затем направил мысли в другую сторону. — Что, если тебя ранят?

— Понимаешь, какое дело, — сказала Кэми. — Холли пришла ко мне с этой историей, потому что больше никто бы ее не послушал. И никто не послушал бы меня, если бы я позвонила в полицию и сказала: «Ох, в лесу дети слишком сильно шумят». Сейчас они меня слушают, потому что я вышла туда и кое-что обнаружила. Я кое-что обнаружила. Это было ужасно, а единственный известный мне способ разобраться с чем-то ужасным — сделать с этим что-нибудь. Это моя история и я не собираюсь ее бросать. Я собираюсь увидеть, чем она закончится. У тебя нет права голоса.

— У меня создалось такое же впечатление, — заметил Эш. Он распрямил руки и подошел к тому месту, где стояла Кэми, при этом все еще выглядя нерешительно. — Я просто беспокоюсь о тебе.

Кэми улыбнулась, просто не смогла сдержаться. Она не привыкла, что парни смотрят на нее с заботой или болтаются рядом — все такие красивые и дружелюбные. За исключением, конечно же, брата Анджелы, но Ржавый едва ли считался.

— Думаю, ты можешь беспокоиться, если хочешь, — уступила Кэми.

Она поднялась на цыпочки и поцеловала Эша в щеку. Почувствовав, что он улыбнулся, она опустилась и увидела, что он наклонился ближе.

— Так ты в порядке? — прошептал он.

Кэми не была в этом уверена, несмотря на возбуждение по поводу газеты. Полиция напугала ее, но то, насколько обеспокоились ее родители, напугало ее еще больше. Она все продолжала думать о той ночи и крови, но в тайне она боялась за себя и Джареда, — она едва знала этого парня и неважно, насколько красивая у него улыбка.

Она просто улыбнулась в ответ. Кэми знала, что ее улыбка не такая убеждающая, как его, но, кажется, этого было достаточно. Улыбка Эша стала шире и ярче, чем прежде, и он наклонился ближе. У Кэми перехватило дыхание, но она не отодвинулась.

С лестничной площадки донеслась вспышка шума — столько людей бежали и кричали одновременно, словно началось землетрясение. Кэми и Эш отпрянули друг от друга, без шансов дальше идти вместе.

Кэми сбежала вниз по лестнице, Эш прямо за ней. Она повернула за угол и спустилась по школьным ступеням, а затем прошла за школу, во внутренний двор, на несколько ступеней возвышающийся над полем для крикета.

На поле для крикета творился хаос.

— Что происходит? — спросил Эш, стоящий позади Кэми, как раз в тот момент, когда Холли Прескотт взбежала по ступеням.

— Твой брат дерется с командой по крикету, — объявила Холли, покрасневшая от возбуждения.

— Он мне не брат, — огрызнулся Эш, и впервые с тех пор, как Кэми с ним познакомилась, все его хладнокровие пошло трещинами вместо того, чтобы просто заколебаться.

— С кем из команды? — тотчас спросила Кэми, выуживая из бюстгальтера свой блокнот для экстренных случаев.

— Да типа со всей командой, — сказала Холли.

Кэми подошла ближе, закрывая глаза от солнечных лучей. Она видела только одного человека, одетого не в форму команды по крикету, а все, что смогла различить, — плечи и кулак, движущийся в направлении чьего-то лица.

Мисс Маккензи и мисс Доллард быстро пересекали поле. Кэми со свистом пронеслась по ступеням и достигла побоища в тот же момент, что и учителя.

— Комментарии для школьной газеты? — крикнула она сквозь шум.

Обернулся только новенький. Солнце все еще светило в глаза, но ей показалось, что он усмехнулся через плечо. Его зубы потемнели от крови.

— Ад, а не первый день, — сказал он.

А затем кузен Эша — еще один Линберн — и четыре члена команды по крикету были отконвоированы в кабинет мисс Доллард.

Кэми взбежала наверх к Холли с ручкой наготове.

— Что произошло?

Холли выглядела обрадованной тому, что ее спросили.

— Из того, что я слышала, Мэттью Хьюджес сказал что-то и толкнул его, затем новенький дал ему кулаком и, ну, ты знаешь, насколько у нас сплоченная команда по крикету…

— Кто выиграл драку?

— У кое-кого из команды все еще были биты, — сказала Холли.

— Так что новенькому надрали задницу. Я не хочу совать нос не в свое дело, — добавила она, обращаясь к Эшу. — Но у него проблемы?

— Ох, Джаред весь состоит из проблем, — едко сказал Эш. — И огромного желания свалить их на других, — и направился в сторону кабинета директора.

— Постой, — сказала Кэми, и ее голос запнулся при этом имени. — Его зовут Джаред?

Эш нетерпеливо посмотрел на нее.

— Ага, а что?

— Ничего.

Эш кивнул и зашагал прочь.

«Это ничего не значит, — говорила себе Кэми. — Множество людей зовут так же». Просто ей не нравилось слышать его имя, сказанное вслух.

Эта ситуация заставила Кэми вспомнить свою первую поездку в Лондон, когда она держала отца за руку и наслаждалась новым ощущением, когда никто не знает твоего имени или истории всей твоей жизни, когда никто даже не замечает, что ты — азиатка, потому что здесь это было повседневным и ничем не примечательным. Она услышала, как кто-то крикнул: «Джаред!», — и обернулась, встав на каменный бордюр моста Блэкфрайарз, выискивая его глазами.

Но Кэми больше не ребенок, чтобы выискивать его в каждой толпе. Это такое же имя, как и другие. Но она все еще ловила себя на собственнических чувствах. Джаред принадлежал ей, его имя — ему, и ее раздражало, что ему приходилось делить его с каким-то криминальным элементом.

— Эй, а он симпатичный, — сказала Холли, следя взглядом за Эшем. — Вообще-то, они оба симпатичные. Новенькие, я имею в виду. Эш симпатичнее, но с сумасшедшим Джаредом может быть веселее.

— Да, быть исключенным из школы и провести все жизнь в тюрьме — так весело, — Кэми схватила Холли за локоть и повела обратно в здание. — Мне нужно поговорить с этим парнем.

— Потому что он симпатичный? — моргнула Холли.

— Потому что он сумасшедший, — сказала Кэми. — А это кое-что новенькое. Помимо прочего, он — Линберн, а я хочу узнать все о них. Кажется, сейчас этот Линберн несколько занят, но ты сможешь задержать его и привести ко мне завтра?

— Ты знаешь, — протяжно произнесла Холли. — Что для меня никогда не было проблемой задержать их.

Кэми почувствовала, как к ней потянулся Джаред, будто бы знал, что она думает о нем.

«Мне скучно, — сказал он. — Чем занимаешься?»

«Обсуждаю сексуальных парней», — проинформировала его Кэми.

Джаред сказал: «О, Боже».

«Ты сам спросил».

«Интерес к этой теме никогда не ослабнет, — сказал Джаред. — Уверен. Кому как не мне, сексуальному парню, об этом знать».

Кэми рассмеялась.

«Я нахожу твой скептицизм очень обидным, — сказал Джаред. — Я весь безумно сексуальный. За исключением, разве что лица».

«Что ж, если ты говоришь, что найдется много людей, которые захотят купить билеты на твои воображаемые поигрывания бицепсами, — сказала Кэми.— То я очень рада за тебя».

Его веселье прокатилось сквозь нее, заставив заулыбаться, в тот момент, когда она и Холли дошли до класса. Холли одарила ее странным взглядом, и Кэми поняла, что слишком долго молча общалась с воздухом и только что рассмеялась без причины.

— Что ж, спасибо, Холли, ты — настоящий друг, — поспешно сказала Кэми.

Холли замешкалась, словно ожидая чего-то, но Кэми разделась и направилась к своему обычному месту рядом с Эмбер Грин.

Эмбер коротко ей улыбнулась из-за завесы ярко-рыжих волос и вернулась к чтению «Пронырливого Паркера». Кэми взглянула с улыбкой на ее склоненную голову.

«Как ты только с этим справляешься? — спросила Кэми Джареда. — Со смехом без причины и тем, что порой останавливаешься, как вкопанный».

«У меня есть такая система, что, когда я останавливаюсь, то будто бы случайно прислоняюсь к чему-нибудь, — сказал Джаред. — Это заставляет людей думать, что я — плохой парень. Или, возможно, что у меня осанка плохая».

Кэми снова засмеялась и Эмбер одарила ее знакомым взглядом, который говорил, что она опасается за ее умственное здоровье. Смех Кэми стих, и она открыла блокнот, чтобы набросать план интервью с криминальным элементом.

Холли должна будет привести его к ней завтра. Она должна быть готова.

Уже стемнело к тому времени, как Кэми добралась до дома Анджелы, чтобы обсудить их будущее как непреклонной следственной журналисткой команды. Семья Монтгомери купила свой дом, полагая, что Разочарованный дол — старомодный и изящный городок, прекрасно подходящий для воспитания детей. Им хватило одного года и двух расширений дома, чтобы заскучать настолько, что они цеплялись за каждый повод уехать в Лондон и оставить детей самих по себе. Анджела никогда не говорила об этом и, казалось, никогда по ним не скучала.

Когда-то дом был красивым, но теперь походил на грустного маленького ослика с двумя огромными вьюками. Из одного окна падал свет, а ворота стояли нараспашку, что было прямо-таки везением, потому что Анджеле требовалась вечность, чтобы подняться с дивана и впустить Кэми. Она открыла ворота еще шире и направилась к задней двери.

Очень быстро стемнело так, что хоть глаз выколи. Она могла различить только бледную стену дома и шелестящие листья, которые были тисовым деревом, растущим около нее. Хотя Кэми и шла осторожно, все равно споткнулась об шланг.

Этот промах на секунду нарушил дыхание Кэми. Она услышала тихий, практически неразличимый звук чужого дыхания одновременно с тем, как рука схватила ее за горло, и мужской голос прошептал ей на ухо:

— Не двигайся.

Глава 5

СЛУШАЯ ШЕПОТ

Пальцы Кэми вцепились в руку в том месте, где та сжимала ее горло. Когда хватка ослабла, она присела пониже, продолжая крепко держаться за чужую руку и использовала свое тело, чтобы отбросить парня и ударить того о стену.

— Ржавый! — резко сказала она. — Заканчивай с этим.

Даже в темноте было видно, как глаза Ржавого блестели задорными смешинками, когда он смотрел на нее снизу вверх, оказавшись на корточках.

— Кэмбридж, я поддерживаю тебя в форме, — сказал он. — Превращаю тебя из простой тощей школьницы в настоящую злющую боевую машину.

Кэми протянула руку и стукнула его по лбу так, что он опять ударился о стену.

— Ты прав, я стала злее.

Ржавый поднялся и придержал для нее дверь открытой, потому что он был джентльменом, даже, несмотря на то, что являлся невероятно раздражающей личностью, которая то и дело нападала на нее. Кэми позвала Анджелу, и ее голос эхом отразился ото всех белых поверхностей в этой безупречно-чистой кухне, а Ржавый прислонился к дверному косяку, словно был истощен от недавнего перенапряжения. ...