Рекс Стаут Знают ответ орхидеи (сборник)

Rex Todhunter Stout

Might As Well Be Dead

When a Man Murders

* * *

Знают ответ орхидеи Перевод Н. А. Калининой

Глава первая

Большинство из тех, кто наносит визиты Ниро Вульфу по предварительной договоренности, в особенности если они приезжают из такого далека, как Небраска, имеют, как правило, озабоченный вид. Однако у сегодняшнего посетителя вид был вполне нормальный. Перед нами сидел гладко выбритый мужчина с живыми карими глазами и упрямо очерченным ртом, выглядевший моложе своих лет. (Я-то уже знал, что ему шестьдесят один.)

Когда в понедельник днем пришла телеграмма от Джеймса Р. Хэролда, Омаха, штат Небраска, с просьбой о встрече, я, разумеется, навел о нем кое-какие справки. Выяснилось, что он единственный владелец компании «Хэролд», оптовый поставщик скобяных изделий, очень уважаемый человек, имеющий на текущем счету более полумиллиона долларов. Последнее, разумеется, сулило солидный гонорар, если джентльмен на самом деле оказался в щекотливом положении.

И вот теперь, взглянув на него, я, признаться, разочаровался. Судя по внешнему виду, можно было подумать, что он попросту приехал проконсультироваться относительно обрезки орхидей. Сейчас этот тип удобно развалился в красном кожаном кресле.

– Кажется, мне стоит объяснить, почему мой выбор пал именно на вас, – начал он.

– Как хотите, – буркнул Вульф. В течение получаса после обеда он обычно не разговаривает, а бурчит.

Хэролд закинул ногу на ногу.

– Это касается моего сына. Я хочу его найти. Примерно месяц назад я поместил в нью-йоркских газетах объявления, контактировал с полицией, а также… Вы что-то сказали?

– Ничего. Я вас слушаю.

Как бы не так! Вульф скорчил гримасу. Сие означало, что если здесь не пахнет хорошим гонораром, то Хэролд может убираться ко всем чертям. Одному из наших клиентов, употребившему вместо выражения «установить контакт» словечко «контактировать», пришлось выложить лишнюю тысячу долларов, хотя он об этом и не узнал.

Хэролда, похоже, обуревали сомнения, однако он отмел их:

– Понимаю. Вы не любите совать нос в дело, которым занимается полиция. Но здесь не тот случай. Я обращался в Бюро розыска пропавших людей и поддерживал связь с неким лейтенантом Мэрфи, а до того еще давал объявления в «Скандальной хронике». Абсолютно безрезультатно. Наконец моя жена потеряла всякое терпение и насела на меня. Я позвонил из Омахи лейтенанту Мэрфи, сказал, что хочу нанять частного детектива, и попросил кого-нибудь мне порекомендовать. Он начал было меня отговаривать, но уж если я чего захочу, всегда настою на своем. Я добил его, и он посоветовал мне вас. Он добавил также, что в делах подобного рода от вас мало проку, потому что вы слишком толстый и ленивый, зато ваши подручные Арчи Гудвин и Сол Пензер – непревзойденные виртуозы. Вот я и послал вам телеграмму с просьбой о встрече.

Вульф издал звук, похожий на фырканье, и указал пальцем на меня:

– Это мистер Гудвин. Ему все и сообщите.

– Он работает на вас, не так ли?

– Да. Мой доверенный помощник.

– В таком случае я скажу все вам. Привык иметь дело с начальством. Пол – мой единственный сын, еще у меня есть две дочки. Когда он прошел курс в Университете штата Небраска, я приобщил его к оптовой торговле скобяными товарами. Это было одиннадцать лет назад. Он был неуправляем, когда учился в университете. И я решил, что, впрягшись в работу, парень умерит норов. Куда там! Он украл двадцать шесть тысяч долларов из кассы фирмы, и я выгнал его в три шеи. – Хэролд поджал свои тонкие губы. – И с работы, и из дома. Он уехал из Омахи – я его больше никогда не видел. И не хотел видеть, но теперь хочу, и моя жена хочет. Месяц назад, восьмого марта, мне стало известно, что он не брал денег. Я узнал, кто их присвоил, что было целиком и полностью доказано. Разумеется, вору воздастся по заслугам, а я бы хотел разыскать своего сына.

Он вытащил из кармана большой конверт, что-то из него достал и поднялся из кресла.

– Это его фотография, снятая в июне сорок пятого. Последняя из тех, какие у меня есть.

Хэролд протянул мне снимок:

– У меня таких шесть экземпляров. Если нужно, могу сделать еще.

Он вернулся на свое место.

– С парнем поступили несправедливо, и я хотел бы это исправить. Мне не за что перед ним извиняться, поскольку в ту пору у меня на руках были доказательства, что деньги взял он. Теперь же я знаю, что не он, и потому желал бы его найти. Жена прямо-таки сгорает от нетерпения повидать сыночка.

На фотографии был запечатлен круглощекий юнец в академической шапочке и мантии, с ямочкой на подбородке. Никакого заметного сходства с папашей, не проявлявшим ни малейших признаков сентиментальности. То ли Хэролд-старший умел держать себя в руках, то ли в жилах его текла рыбья кровь. Я склонялся к последнему варианту.

Вульф положил фотографию на стол.

– По-видимому, вы думаете, что он в Нью-Йорке? Но почему?

– Каждый год в свои дни рождения жена и дочки получают от него открытки – ну, вы знаете, такие специальные поздравительные открытки. Подозреваю, что жена все время с ним переписывалась, хотя она это и отрицает. Говорит, что с удовольствием переписывалась бы, но он не дал ей адреса. Присылал только открытки. И на всех стоял почтовый штемпель Нью-Йорка.

– Когда пришла последняя?

– Девятнадцатого ноября, меньше пяти месяцев назад. В день рождения моей дочери Марджори. И тоже из Нью-Йорка.

– Что-нибудь еще? Кто-нибудь видел его здесь?

– Не знаю.

– Полиции удалось что-то выяснить?

– Ровным счетом ничего. Но я не жалуюсь. Похоже, они старались, однако в таком громадном городе, как Нью-Йорк, у них по горло других дел. Я уверен, что одиннадцать лет назад сын приехал сюда поездом из Омахи, хотя ничем не могу этого подтвердить. В полиции моим делом занимались несколько человек. Целую неделю с ним возились. По крайней мере, они мне так сказали. Сейчас, думаю, уже все его забросили. Я послушался жену и решил сам предпринять решительные шаги. Разумеется, в ущерб своему бизнесу.

– Этого мне мало, – сухо заметил Вульф. Он тоже, вероятно, остановился на версии рыбьей крови. – И что, объявления в газетах не дали никаких результатов?

– Никаких. Я получил письма от пяти сыскных агентств с предложениями услуг, дюжины две посланий от психов и самозванцев. Полиция ими занималась, но все оказалось липой.

– Каким образом были составлены ваши объявления?

– Я сам их писал. Они все были одинаковы.

Хэролд вытащил из нагрудного кармана большой кожаный бумажник, порылся в нем и извлек газетную вырезку. Повернувшись лицом к свету, стал читать:

Пол Хэролд, уехавший из Омахи, штат Небраска, в 1945 году, узнает кое-что выгодное для себя, если немедленно свяжется с отцом. Стало известно, что произошла ошибка. Всякого, кто знает что-либо относительно местонахождения вышеназванного Пола Хэролда в данный момент либо в течение последних десяти лет, просим связаться с автором объявления за приличное вознаграждение.

– Я поместил это в пяти нью-йоркских газетах.

Он засунул вырезку в бумажник, а бумажник – в карман.

– В общей сложности объявление появлялось тридцать раз. Столько денег выброшено на ветер! Мне не жаль денег – жаль выбрасывать их на ветер.

Вульф хрюкнул:

– Лучше бы вы потратили их на меня или мистера Гудвина и мистера Пензера. Ваш сын по прибытии в Нью-Йорк мог сменить фамилию, что очень даже вероятно. Поэтому неудивительно, что ни полиция, ни эти объявления не помогли вам напасть на его след. А вы не знаете, при нем был багаж, когда он уезжал из Омахи?

– Да. Он забрал всю свою одежду и кое-что из личных вещей. При нем были чемодан, кейс и сумка.

– Какие-нибудь из этих вещей были помечены его инициалами?

– Инициалами? – Хэролд нахмурился. – М-м-м… Да, конечно. Чемодан и кейс. Подарки матери. То есть моей жены. А вам зачем знать?

– Только «П. Х.» или еще второе имя?

– Нет у него никакого второго имени. Просто «П. Х.». Зачем вам это?

– Если он сменил имя и фамилию, вероятно, ему было удобней во всех отношениях, чтобы они тоже начинались с литер «П» и «Х». Существует десять тысяч вариантов расшифровки этих инициалов. Так что, мистер Хэролд, если даже мы с вами остановимся на этом самом «П. Х.», нам предстоит сложная и утомительная работа. Плюс ко всему следует принять во внимание тот факт, что ваш сын не желает себя обнаруживать, раз все ваши объявления выстрелили вхолостую. Думаю, вам лучше оставить свою затею.

– Вы хотите сказать, что я должен прекратить поиски?

– Да.

– Но я не могу… Жена и дочки… Нет, я тоже хочу его найти. Справедливость должна восторжествовать. Мальчишку нужно найти.

– И вы хотите нанять меня?

– Да. Вас, Гудвина и Пензера.

– Тогда я должен предупредить вас, что поиски могут занять месяцы и потребовать значительных расходов. И счет, который я вам выставлю, не будет зависеть от их результатов. Я запрашиваю высокую плату, мистер Хэролд.

– Знаю. Лейтенант Мэрфи меня предупредил. – Сейчас вид у Хэролда был куда более озабоченный, чем в начале встречи. – Я могу в любое время отказаться от ваших услуг?

– Разумеется.

– Ладно. – Он набрал в легкие воздуха. – Вам нужен задаток?

– На предстоящие расходы. Более того, мне нужно знать все, что известно вам. – Вульф повернулся в мою сторону: – Арчи, блокнот.

Блокнот уже давно лежал передо мной.

Когда через час клиент ушел, а Вульф поднялся в оранжерею на полуденное свидание с Теодором и орхидеями, я положил в сейф чек на три тысячи долларов и сел за пишущую машинку, чтобы отпечатать свои записи. У меня получилось пять страниц фактов, парочка из которых могла пригодиться в дальнейшей работе.

У Пола Хэролда был шрам длиной в три дюйма на левой ноге под коленом – результат несчастного случая в детстве. Это могло нам помочь, найди мы его со спущенными штанами. Благодаря несчастному случаю парень был освобожден от службы в армии и не попал на войну.

Мать называла его Пуси.

Он не пропускал ни одной юбки, однажды положил глаз на свою однокурсницу Эрлин Мэйси, однако не связал себя узами Гименея. Насколько было известно нашему клиенту, уехав на восток, Пол не поддерживал связей ни с одной из бывших подружек.

Хэролд-младший специализировался на социологии, однако у отца были весьма туманные представления об университетских делах сына.

В течение двух лет юнец брал уроки игры на скрипке, потом продал ее за двадцать долларов, за что получил нагоняй.

Несмотря на больную коленку, пытался играть в футбол, но в команду не попал. Дважды принимал участие в бейсбольных матчах против «Канзаса» в сорок четвертом. Это все, что касается спорта.

Курит и пьет в меру. Насчет пристрастия к азартным играм клиенту ничего не известно. Регулярно просил деньги на карманные расходы, но до того рокового случая с пропажей денег ни в каких махинациях заподозрен не был.

И так далее и тому подобное. Одним словом, ничего определенного. Никаких свидетельств о привязанностях, предположим к животным, или о том, что у парня было твердое намерение стать президентом Соединенных Штатов. Ничего такого, что могло бы нам хотя бы чуть-чуть помочь.

Если отец хорошо знал своего сына, в чем я очень сомневаюсь, то это был самый обычный паренек, которому крепко не повезло и который сейчас превратился неизвестно во что.

От той рекламы, которую сделал нам с Солом лейтенант Мэрфи из Бюро розыска пропавших людей, нехорошо попахивало. Любой служащий полиции Нью-Йорка, начиная с комиссара Скиннера и заканчивая мелкой сошкой, с удовольствием отдал бы свой дневной заработок, чтобы стать свидетелем того, как Ниро Вульф сядет в лужу. Так что, вполне вероятно, Мэрфи ухватился за возможность этому поспособствовать, попотев целый месяц над безнадежным случаем.

Я отправился на кухню и сказал Фрицу, что мы взялись за дело, над которым будем пыжиться два года и в итоге останемся с носом. Фриц улыбнулся и покачал головой.

– С носом в нашем доме никто никогда не останется, – решительно возразил он. – Тем более ты и мистер Вульф.

Он достал из холодильника пластмассовую коробку, поставил ее на стол и открыл крышку.

– Эй, икра шэда^[1] была на обед! – заорал я. – Ты что, готовишь ее и на ужин?

– Мой дорогой Арчи, – начал Фриц, превосходивший меня только в приготовлении пищи, – то было обычное соте с самой обычной подливкой из шнит-лука и кервеля. Теперь я запеку ее в горшочке с анчоусным маслом собственного приготовления, под тонкими ломтиками сала, натертыми пятью травами, и сметаной с добавкой репчатого лука и трех других трав, которые я удалю перед подачей блюда на стол. Сезон нереста шэда очень короток, так что мистер Вульф согласен видеть его икру у себя на столе три раза в день. А ты можешь сходить к Элу на Десятую авеню и набить живот окороком на ржаном хлебе с салатом из рубленой капусты. – При этих словах Фрица передернуло.

Между нами вспыхнул спор, однако я не стал подвергать себя риску быть выставленным к Элу и его окороку. Мы всё еще продолжали спорить, когда в шесть часов я услышал, что Вульф спускается на лифте из оранжереи, и тут же безболезненно для нас обоих вышел из игры, оставив Фрица наедине с его ломтиками сала и травами.

Вульф стоял возле полок с книгами, рассматривая глобус, который был шире в обхвате, чем он сам. Вероятно, хотел убедиться, что Омаха, штат Небраска, находится все там же. Убедившись, что так оно и есть, он направился к своему столу, обошел вокруг него и опустил свою колоссальную тушу в сделанное для него на заказ кресло.

Он вытянул шею, чтобы охватить взглядом персидский ковер, закрывающий всю середину комнаты.

– Сейчас апрель, поэтому ковер у нас грязный, – изрек многомудрый Вульф. – Нужно напомнить Фрицу, чтобы отправил его в чистку, а сюда пускай постелит что-нибудь другое.

– Свежую «Таймс», – кивнул я, разглядывая Вульфа. – Но это никак не может служить темой длинного разговора. Если вам хочется избежать обсуждения проблемы Пола Хэролда, выберите что-нибудь связанное с Ближним Востоком.

Вульф хрюкнул:

– С чего бы мне ее избегать? Ведь лейтенант Мэрфи сказал, что это работа для вас с Солом. Ты связался с Пензером?

– Да. Мы хотим прикинуться новобранцами Армии спасения. Сол начнет с Бэттери и двинет на север, я стартую от парка Ван Кортленда и рвану на юг. На Рождество мы с ним встретимся возле могилы генерала Гранта^[2] и сравним наши наблюдения. После чего возьмемся за Бруклин – там годика на три работы, не больше. Можете предложить что-нибудь поинтересней?

– Боюсь, что нет. – Вульф сделал богатырский вдох. – Похоже, дело безнадежно. Ты не знаешь, у этого лейтенанта Мэрфи есть какие-то личные причины меня ненавидеть?

– Ему и не нужно никаких личных причин. Он служит в полиции, а этого вполне достаточно.

– Пожалуй, ты прав. – Он закрыл глаза и через секунду снова их открыл. – Я должен был отказаться от этой работы. Я почти уверен, что в Нью-Йорке никто не знает этого парня под именем Пол Хэролд. Фотографии одиннадцать лет. Как наш герой выглядит сейчас? Весьма вероятно, что он не желает быть узнанным и объявления заставили его насторожиться. Полиция неплохо справляется с поиском пропавших людей. Если они спустя целый месяц… Соедини меня с лейтенантом Мэрфи.

Я подошел к телефону, набрал номер, с трудом убедил какого-то сержанта, что, кроме Мэрфи, мне никто из их ведомства не нужен, а когда последний взял трубку, сделал знак Вульфу. Свою трубку я класть не стал.

– Лейтенант Мэрфи? Это Ниро Вульф. Сегодня днем меня посетил некто Джеймс Хэролд из Омахи, Небраска, с целью поручить мне розыск его сына Пола. Он говорит, что это вы посоветовали ему обратиться ко мне. Уверяет, что бюро уже целый месяц занимается поисками его сына. Это правда?

– Правда. Вы согласились на него работать?

– Да.

– Замечательно. Удачи вам, мистер Вульф.

– Благодарю вас. Можно поинтересоваться относительно прогресса в расследовании?

– Он равен нулю. Каждый раз выяснялось, что мы идем по ложному следу.

– Вы использовали какие-то методы кроме рутинных?

– Смотря что называть рутиной. В этом деле все ясно: с парнем поступили несправедливо, и он обиделся. У меня им до сих пор занимается один толковый человек. Если хотите, присылайте Гудвина с письмом от Хэролда – мы с удовольствием покажем рапорты.

– Благодарю. У вас есть какие-нибудь предположения?

– Боюсь, что никаких. Желаю удачи.

На этот раз Вульф не стал его благодарить. Мы разом повесили трубки.

– Прекрасно, – изрек я. – Он думает, что всучил нам гремучую змею. Черт побери, а ведь он, похоже, прав. Итак, откуда начнем?

– Только не с Бэттери, – буркнул Вульф.

– О’кей. Тогда откуда? Боюсь, все обстоит куда хуже, чем кажется. А что, если милашка Пол сам сфабриковал дельце с кражей двадцати шести кусков, чтобы сделать от папаши ноги? Неудивительно при таком родителе, а? И как он поступает, когда видит объявление, где его просят связаться с отцом – не с матерью и сестрами, а с отцом – и упоминают о какой-то ошибке? Как можно скорее сматывается в Перу или на Ближний Восток. Тьфу, опять этот Ближний Восток! Или же идет в магазин и покупает себе накладную бороду. А что, это идея. Можно справиться во всех магазинах, торгующих театральным реквизитом, и если мы обнаружим…

– Замолчи. Вот тебе идея. Слушай и мотай на ус.

Я уставился на Вульфа:

– Имейте в виду, босс, все не настолько безнадежно. Я старался поднять вам настроение и тем самым активизировать ваши мозги. Если вы…

– Я сказал тебе – замолчи. Еще не поздно дать объявление в завтрашние газеты?

– В «Газетт» уже поздно. Быть может, успеем в «Таймс».

– Бери блокнот.

Если даже он спятил, я все равно еще числился у него в штате. Поэтому я направился к своему столу, достал блокнот, раскрыл его на чистой странице и взял ручку.

– Поместить в разделе «Разное», – велел он. – Объявление должно иметь ширину двух колонок и высоту три дюйма. Озаглавить его так: «Для П. Х.». Заголовок набрать жирными прописными буквами с точками после «П» и «X». Дальше, шрифтом помельче, набрать следующий текст: «Ваша невиновность доказана, раскаиваемся в совершенной несправедливости». – Он задумался. – Измени «раскаиваемся» на «сожалеем». «Сожалеем о совершенной несправедливости». Потом: «Не позвольте обиде помешать торжеству справедливости». – Он снова замолк. – «Вас никто не принуждает вступать в контакт, но Ваша помощь нужна для обличения истинного преступника. Обязуюсь уважать Ваше нежелание возобновлять связи, которые Вы восстанавливать не захотите». – Он поджал губы, потом кивнул. – Дальше укажи мою фамилию, адрес и номер телефона.

– Почему бы не упомянуть мамашу? – спросил я.

– Нам неизвестно, как он к ней относится.

– Он посылает ей ко дню рождения открытки.

– Но под влиянием какого чувства? Ты это знаешь?

– Нет.

– Тогда есть доля риска. Мы можем с уверенностью назвать лишь два владеющих им чувства: обида на несправедливость и желание отомстить. Если же и таковые отсутствуют, то он либо сверхчеловек, либо недочеловек. В таком случае нам никогда его не найти. Я отдаю себе отчет в том, что стреляю наугад по невидимой цели и могу поразить ее только чудом. Но есть у тебя другие соображения?

Я сказал, что таковых не имею, и пододвинул к себе пишущую машинку.

Глава вторая

В черте Большого Нью-Йорка^[3] на тот момент проживало, по-видимому, не меньше сорока тысяч человек, по отношению к которым была когда-то совершена несправедливость, или же они думали так. И шестьдесят шесть из них имели инициалы «П. Х.». Хотя бы половина наверняка видела объявление. Одна треть на него откликнулась. Трое нам написали, шестеро позвонили, а двое наведались в облицованный бурым песчаником особняк на Западной Тридцать пятой улице, которым владеет Вульф и где он живет и властвует, пока я не решаю, что он зашел слишком далеко.

Однако первым на наши призыв откликнулся не П. Х., a Л. K. – Лон Коэн из «Газетт». Он позвонил в четверг утром и спросил, что за объявление мы дали по делу Хейза. Я сказал, что никакого объявления по делу Хейза мы не давали. На это он ответил мне коротко: враки.

– Вульф через газету обращается к П. Х. и объявляет, что, по его сведениям, тот ни в чем не виновен, а ты пытаешься меня убедить, будто вы не давали никакого объявления, – распинался он. – Ладно-ладно. И это после всех тех одолжений, которые я тебе делал! Я всего только и спросил…

– Вы ошиблись номером, – прервал я его сентенции. – Хотя мне следовало бы сообразить. Да и мистеру Вульфу тоже. Ведь мы регулярно читаем газеты и знаем, что некий Питер Хейз недавно отдан под суд за убийство. Однако это не наш П. Х. Тем не менее из-за этой путаницы может начаться всякая петрушка. Молю Господа, чтобы сам Хейз не видел нашего объявления.

– О’кей. Судя по всему, вы решили запираться. А уж коли Вульф решает оставить что-то при себе, он никого и близко к этому не подпустит. Но когда вы будете готовы приподнять завесу секретности, вспомни обо мне. Меня зовут Дамон, мой Пифий^[4].

Разубеждать Лона было бесполезно, и я этого делать не стал. И Вульфу, который сейчас возился в оранжерее с цветами, звонить тоже не стал. Стоило ли пенять ему за то, что он упустил из виду П. Х., которого судят за убийство? Ведь и я сам начисто о нем забыл.

Б́ольшую часть дня меня то и дело теребили другие П. Х.

С одним из них, Патриком Хорганом, не возникло особых проблем. Он заявился к нам собственной персоной, и мне достаточно было просто на него взглянуть. Хорган оказался значительно старше нашего клиента.

Другой, тоже явившийся лично, доставил мне немало хлопот. Его звали Перри Хэттингер, и он отказывался верить, что объявление не имеет к нему никакого касательства.

Когда мне наконец удалось от него избавиться и я вернулся в столовую, Вульф уже разделался с почками в слоеном тесте, и я остался без добавки.

Несколько сложнее оказалось разобраться с телефонными звонками от П. Х., ведь я не видел звонивших в лицо. Троих я исключил после долгих расспросов, однако на трех других стоило посмотреть – этим я назначил свидания.

Не имея возможности отойти от телефона, я позвонил Солу Пензеру, попросив его зайти за фотографией, оставленной нашим клиентом, и съездить на эти самые свидания. Разумеется, это было просто оскорбительно – давать такое детское поручение Солу, лучшему из ныне живущих оперативников, чья такса составляет шестьдесят долларов в час. Однако не мог же я пойти против воли клиента? И платил за все он.

Тот факт, что в судебных отчетах фигурировал человек с инициалами «П. Х.», как я и предполагал, здорово осложнил нам жизнь. Звонили из всех газет, в том числе из «Таймс». Две редакции командировали к нам корреспондентов, с которыми я беседовал через порог.

Около полудня наш номер набрал сержант Пэрли Стеббинс из отдела по расследованию убийств. Он жаждал переговорить с Вульфом, однако я сказал ему, что Вульф занят, и это соответствовало действительности, поскольку босс потел над кроссвордом Ксименеса^[5] в лондонском «Обсервере». Я поинтересовался у Пэрли, не могу ли чем-либо ему помочь.

– Ты еще ни разу мне ничем не помог, – буркнул он. – И твой Вульф тоже. Но коли он дает объявление в газете, в котором утверждает, что обвиняемый в убийстве не виновен и что он хочет назвать имя истинного преступника, мы должны поинтересоваться, чт́о все это значит. Я затем и звоню. Если он не скажет мне этого по телефону, я буду у вас через десять минут.

– Избавь себя от хлопот, – посоветовал я Стеббинсу. – Разумеется, ты не поверишь ни одному моему слову, поэтому рекомендую сразу позвонить лейтенанту Мэрфи из Бюро розыска пропавших людей. Он тебе расскажет все как есть.

– Что еще за шутки?

– Какие шутки? Я бы ни за что не осмелился шутить с блюстителем законности. Позвони Мэрфи. Если же его рассказ тебя не удовлетворит, приходи к нам обедать. Перуанская дыня, почки в тесте, эндивий под мартиникским соусом^[6] и…

В трубке щелкнуло, раздались гудки. Я заметил Вульфу, что было бы очень здорово всегда вот так легко отделываться от Стеббинса. Он скривил физиономию и поднял голову:

– Арчи…

– Да, сэр.

– Процесс над Питером Хейзом начался около двух недель назад?

– Точно, сэр.

– В «Таймс» печатали его фотографию. Принеси этот номер.

Я хмыкнул:

– Сэр, мне пришла в голову подобная мысль, когда позвонил Лон. Но я хорошо помню снимки этого субъекта – их публиковали «Газетт» и «Дейли ньюс», – и я эту мысль отбросил. И все-таки не помешает взглянуть еще раз.

Одна из шестнадцати тысяч моих обязанностей состоит в том, чтобы хранить подшивки «Таймс» за пять недель в шкафу под книжными полками. Я направился к шкафу, присел возле него на корточки и, чихая от пыли, довольно скоро откопал то, что нам требовалось, – семнадцатую полосу номера от 27 марта.

Я быстро пробежал ее и вручил Вульфу, а сам достал из ящика стола фотографию Пола Хэролда в академической шапочке и мантии, которую тоже передал боссу. Он положил снимок рядом с газетным листом и уставился на них сердитым взглядом.

Я подошел сбоку. Снимок в газете был не ахти какой, тем не менее можно было с уверенностью сказать, что если на нем запечатлен наш П. Х., то за одиннадцать лет он здорово изменился. Его круглые щеки впали, нос стал меньше, губы – тоньше, а подбородок отвис.

– Нет, – изрек Вульф. – А? Что скажешь?

– Принято единогласно, – кивнул я. – Черта с два мы так легко найдем этого Хэролда. Может, стоит заглянуть в суд?

– Сомневаюсь. По крайней мере, не сегодня. Ты мне нужен здесь.

Это, однако, всего лишь отсрочило агонию. В тот же день помимо журналистов нас навестила еще одна личность. А было все так.

Ровно через три минуты после того, как Вульф удалился на дневную, с четырех до шести, встречу с орхидеями, раздался звонок в дверь, и я вышел в прихожую. На крыльце стоял субъект средних лет, который явно не брился со вчерашнего утра. Он был в неряшливом пальто цвета древесного угля и модной черной фетровой шляпе-хомбург, с узкими, немного загнутыми полями и продольной вмятиной на мягкой тулье. Скорее очередной П. Х., чем журналист.

Пришедший заявил, что желает переговорить с Ниро Вульфом. На это я ответил, что Ниро Вульф занят, назвал себя и предложил свои услуги. Он замешкался.

– У меня времени в обрез, – сказал этот субъект, глянув на часы. Похоже, он был чем-то сильно озабочен. – Меня зовут Альберт Фрейер. Я адвокат.

Достав из кармана кожаный бумажник, он вынул оттуда визитную карточку и вручил мне.

– Я защитник Питера Хейза, которого судят по обвинению в убийстве первой степени. Меня ждет такси. Присяжные удалились для вынесения вердикта, и к моменту их возвращения я должен быть на своем месте. Вам что-нибудь известно относительно объявления, которое Ниро Вульф поместил в сегодняшних газетах? Того, что обращено к П. Х.?

– Известно.

– Оно попало мне на глаза всего час назад. Звонить не хотелось. Я должен задать вопрос Вульфу. Ходят слухи, что объявление адресовано моему клиенту, Питеру Хейзу. Так вот, я желал бы знать, так это или не так?

– Ответить на ваш вопрос не составляет труда: нет, это не так. Мистер Вульф, конечно, читал газетные репортажи о процессе, но, если не считать этого, ничего не слышал о Питере Хейзе.

– Вы можете в этом поклясться?

– Безусловно.

– Что ж… – Похоже, он расстроился. – Я-то надеялся… Впрочем, неважно. Кто этот П. Х., которому Вульф адресует свое объявление?

– Это человек, чьего имени и фамилии мы не знаем – только инициалы.

– А о какой несправедливости говорится в объявлении? И что за справедливость должна восторжествовать?

– Речь идет о краже, совершенной одиннадцать лет назад.

– Ясно. – Он взглянул на часы. – У меня больше нет времени. Я хочу, чтобы вы все-таки доложили о моем визите мистеру Вульфу. Разумеется, я допускаю возможность случайного совпадения. Но нельзя исключать и рекламный трюк. Если так, моему клиенту может быть нанесен существенный урон, дающий повод для иска против вас. Постараюсь вникнуть во все это основательней. Разумеется, когда у меня будет время. Сможете передать Вульфу мои слова?

– Да. Если у вас есть в запасе еще двадцать секунд, ответьте, пожалуйста, где родился, провел свое детство и окончил колледж Питер Хейз?

– Зачем вам это?

– Я не обязан отвечать на ваш вопрос. Можете назвать это банальным любопытством. Ведь я читаю газеты, не так ли? К тому же я ответил на шесть ваших вопросов. Так почему бы вам не ответить на три моих?

– Да потому, что я не в состоянии этого сделать. Мне это попросту неизвестно.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Неужели? – не унимался я. – Вы защищаете в суде человека, которого обвиняют в убийстве, и вам неизвестны такие элементарные вещи?

Адвокат уже сошел на седьмую сверху ступеньку крыльца.

– Где живут его родственники? – спросил я, стоя у порога.

Фрейер обернулся:

– У него нет родственников.

И он направился к ожидавшему его такси, сел в машину и захлопнул дверцу. Такси укатило, а я вернулся в кабинет и связался по внутреннему телефону с оранжереей.

– Да? – буркнул в трубку Вульф, который не выносит, когда его отрывают от орхидей.

– У нас был гость. Адвокат по имени Альберт Фрейер. Он защищает в суде Питера Хейза, но ему неизвестно, где тот родился, вырос и в каком колледже учился. Фрейер говорит, что у Хейза якобы нет родственников. Похоже, мне стоит прокатиться в суд, тем более что за такси заплатит клиент. Я поехал.

– Нет.

– Вы сказали это машинально. Да?

– Черт с тобой. Только предупреди Фрица.

Пустое сотрясание воздуха: я всегда предупреждаю Фрица, когда выхожу из дома. Сделав это, я вернулся в кабинет, убрал со стола, запер сейф и переключил телефон на кухню. Когда я вышел в прихожую, чтобы одеться, Фриц уже был там, готовый накинуть на дверь цепочку после моего ухода.

Когда что-то входит у тебя в привычку, ты проделываешь это машинально. Однажды, много лет назад, когда я выходил из дому по делу, меня выследили. Я не заметил слежки, и то, что узнал филер, наблюдая за мной в течение часа, стоило нам лишней недели хлопот, а нашему клиенту – нескольких тысяч долларов. После такого промаха я целых два месяца, выходя из дома, даже просто прошвырнуться, первым делом проверял, нет ли за мной хвоста. Такой вот выработался рефлекс.

В тот вторник, сделав шагов пятьдесят в сторону Девятой авеню, я огляделся, как обычно, по сторонам, но ничего подозрительного не заметил. Однако при повторной проверке через следующие полсотни шагов во мне словно сработал какой-то датчик. Он среагировал на типа ярдах в сорока у меня за спиной, который шел в том же направлении. Раньше его там не было.

Я остановился и повернулся к нему лицом. Он замедлил шаги, достал из кармана какую-то бумажку, заглянул в нее и стал внимательно изучать дома справа и слева. Это самая нелепая уловка, какую можно изобрести в подобной ситуации. Уж лучше наклониться и сделать вид, будто завязываешь шнурки. Ведь его внезапное появление означало, что он либо вынырнул из прохода между зданиями, чтобы следовать за мной, либо вышел из какого-то дома, отправляясь по своим делам. В последнем случае ему не было нужды останавливаться и разглядывать номера домов.

Итак, за мной увязался шпик. Но если бы я, фигурально выражаясь, припер его к стенке, не имея иных доказательств, кроме логических умозаключений, он бы попросту посоветовал мне проспаться.

Разумеется, я мог заполучить доказательства, однако на это требовалось время. Фрейер же сказал, что жюри присяжных удалилось в совещательную комнату. А значит, мне следовало поторопиться.

И все-таки я решил, что могу урвать пару минут и рассмотреть незнакомца получше.

Это был мужчина среднего роста в пальто реглан бронзового цвета и коричневой шляпе, длиннолицый и остроносый. К концу первой минуты моих наблюдений он начал проявлять признаки беспокойства, а затем направился к подъезду ближайшего дома, в котором находился офис, а также апартаменты доктора Волмера, и нажал на кнопку звонка.

Дверь открыла Хелен Грант, секретарь дока. Шпик обменялся с ней несколькими фразами, при этом даже не коснувшись шляпы, развернулся на сто восемьдесят градусов, спустился на тротуар, затем взобрался по ступенькам к двери следующего дома и позвонил.

Мои две минуты истекли, к тому же мне все было ясно. Поэтому я дошел до Девятой авеню, больше не давая себе труда оглянуться назад. Остановил такси и велел водителю ехать до пересечения Центр– и Пёрл-стрит.

В это время суток в коридорах суда можно встретить адвокатов и клиентов, свидетелей и присяжных, друзей и врагов, видных политических деятелей и рядовых граждан. Справившись у служителя внизу, где слушается дело Хейза, я вышел из лифта на третьем этаже, пересек холл и свернул за угол к дверям с номером «XIX», будучи уверен, что смогу попасть в зал без всяких проблем, ибо процесс Хейза не освещался на первых полосах газет.

Так оно и оказалось. В зале не было почти никого: ни судьи, ни присяжных, ни даже секретаря и стенографа. Не было, разумеется, и Питера Хейза. На скамейках сидело человек восемь-девять, не больше.

Я обратился с вопросом к офицеру возле двери, и тот сказал, что присяжные еще не появлялись и бог весть когда появятся. Так что я отыскал телефонную будку и сделал два звонка: Фрицу – предупредить, что то ли буду, то ли не буду к ужину, и доку Волмеру. Трубку сняла Хелен Грант.

– Послушай, малышка, ты меня любишь? – поинтересовался я.

– Нет. И никогда не полюблю.

– Чудненько. Я опасаюсь просить одолжения у девушек, которые меня любят. А мне бы хотелось, чтобы ты сделала мне одолжение. Пятьдесят минут назад в вашу дверь позвонил мужчина в пальто реглан бронзового цвета, и дверь ему открыла именно ты. Что он хотел?

– Господи боже мой! – в негодовании воскликнула Хелен. – Скоро ты будешь прослушивать наш телефон! Если хочешь вовлечь меня в свои грязные делишки, у тебя ничего не получится.

– У меня нет никаких грязных делишек, поэтому я тебя никуда не вовлеку. Он что, пытался продать тебе героин?

– Он спросил, не проживает ли здесь человек по имени Артур Холкомб. Я ответила, что не проживает. Тогда этот тип спросил, не знаю ли я, где он живет. Я снова сказала: не знаю. Вот и все. В чем дело, Арчи?

– Так, пустяки. Расскажу при встрече, если у тебя не пропадет к тому времени желание встретиться. Ну, а говоря, что не любишь меня, ты лжешь самой себе. Скажи мне «до свиданья».

– Никаких свиданий, Арчи, забудь…

Значит, шпик. Если он на самом деле разыскивал какого-то Артура Холкомба, то чего же так спешно ретировался? Гадать, впрочем, не было смысла. Оставалось прикидывать, связано ли это с П. Х., а если да, то каким образом и с которым из них.

Подойдя к знакомой двери, я обнаружил оживление: в зал то и дело заходили люди. Я подошел к офицеру, осведомился, не появлялись ли присяжные, на что он ответил:

– Не спрашивайте, мистер, здесь все всё знают, кроме меня. Проходите.

Я вошел в зал и встал в сторонке, чтобы никому не мешать. Занятый изучением декораций и действующих лиц, я услышал, как рядом произнесли мою фамилию. Я обернулся и увидел Альберта Фрейера. Выражение лица у него было отнюдь не дружелюбное.

– Так, значит, вы ничего не слышали о Питере Хейзе, – процедил он. – Что ж, в таком случае вы услышите обо мне.

Я не нашелся, чт́о ему ответить, да адвокат и не ждал ответа. Он уже шел с кем-то по центральному проходу к своему месту за столом защиты. Я последовал за ним и уселся в третьем ряду слева с той стороны, откуда выводят обвиняемого.

Секретарь и стенограф заняли свои места. Помощник окружного прокурора Мандельбаум, которого Ниро Вульф однажды уличил в непрофессионализме, занимал соседний стол за перегородкой, возле него на столе стоял портфель. Рядом с помощником прокурора устроился какой-то младший чин.

Присутствующие рассаживались по своим местам, а я отчаянно вертел головой в надежде увидеть того типа в пальто реглан бронзового цвета, который разыскивал Артура Холкомба, когда по залу вдруг пронесся шумок и все как один повернули головы влево. То же самое сделал и я.

В зал ввели обвиняемого.

Зрение у меня прекрасное. К тому же я напряг его до предела, пытаясь получше разглядеть этого типа, пока он шел к своему месту позади Альберта Фрейера. На все про все у меня было четыре секунды, потому что, когда он сел спиной ко мне, мне бы не помогло даже соколиное зрение. На фотографии Пол Хэролд был запечатлен анфас, а не с затылка.

Я закрыл глаза и сосредоточился. Он… А может, и не он. Возможно, что он, если бы… Когда я смотрел на два снимка, лежавших перед Вульфом на столе, то мог с уверенностью сказать: тридцать к одному, что не он. Теперь же мне казалось, что можно поставить два к одному, даже согласиться на крупную денежную ставку. Вот только я пока не определился, на что ставить. Меня так и подмывало сорваться с места и отправиться за перегородку, чтобы рассмотреть этого субъекта как следует. Однако я заставил себя слиться со скамейкой.

Присяжные рассаживались по своим местам, но они меня не интересовали. Оживление в зале суда, предшествующее оглашению вердикта, обычно вызывает у всех возбуждение, однако я его на сей раз не чувствовал. Лихорадочно соображая, я сверлил взглядом спину обвиняемого – пытался заставить его обернуться.

Когда судебный пристав провозгласил: «Встать! Суд идет», все дружно поднялись, а я сделал это самым последним. Судья уселся на свое место и разрешил всем поступить так же. Я могу в точности повторить слова секретаря; вопрос, который судья задал старшине присяжных; вопрос, заданный старшине присяжных секретарем, поскольку это обычная рутина судебного заседания.

Первым, что дошло до моего сознания, были слова старшины присяжных. Он сказал:

– Мы нашли подсудимого виновным в предъявленном ему обвинении – совершении убийства первой степени.

По залу прокатился гул, вернее, россыпь отдельных восклицаний и ропота. Женщина позади меня издала звук, напоминающий хихиканье. Я все так же не спускал глаз с обвиняемого, и хорошо делал.

Он вдруг поднялся со своего места, стремительно обернулся и обвел взглядом зал суда. Это был дерзкий, испытующий взгляд, который на сотую долю секунды коснулся и меня. Но тут охранник взял подсудимого за локоть и усадил на место.

Встал Альберт Фрейер и потребовал провести опрос присяжных.

Обычно во время этой процедуры зал замирает. Мне же, как говорится, внезапно приспичило. Нагнув голову и прижав к губам ладонь, я шагнул в проход, припустил по нему галопом и был таков. Не в силах дождаться едва ползущего лифта, я кинулся к лестнице. Возле здания суда несколько человек одновременно ловили такси. Я прошел квартал в южном направлении, поймал такси там, уселся и назвал шоферу адрес.

Мне удалось прибыть точно в срок. Часы показывали 17.58, когда в ответ на мой звонок появился Фриц и, откинув цепочку, позволил мне войти. Через две минуты Вульф должен был спуститься из оранжереи.

Фриц последовал за мной в кабинет и доложил, что за время моего отсутствия ничего особенного не происходило. Был звонок от Сола, который сообщил, что встречался с тремя П. Х., но ни один из них не является тем, кто нам нужен.

Тут вошел Вульф и занял свое место у стола. Фриц удалился на кухню.

– Порядок? – спросил Вульф, покосившись в мою сторону.

– Отнюдь нет, сэр, – сказал я. – Сдается мне, что Пол Хэролд, то есть Питер Хейз, только что признан виновным в убийстве первой степени.

Вульф поджал губы:

– И сильно сдается? Садись. Ты ведь знаешь, что я не люблю вытягивать шею.

Я уселся в свое кресло и повернулся в его сторону.

– Мягко говоря, сдается. На самом же деле я в этом уверен. Требуется подробный отчет?

– Да. Сугубо по делу.

– В таком случае буду излагать с самого начала. Когда я вышел из дома, мне на хвост сел шпик. В этом я тоже абсолютно уверен. У меня не было времени на то, чтобы подразнить его и оставить с носом, поэтому я попросту от него избавился.

Вульф привычно хрюкнул.

– Дальше! – потребовал он.

– Когда я вошел в зал суда, присяжные еще совещались, но вскоре эти сукины дети появились. Я сидел впереди, в третьем ряду. Ввели обвиняемого, который прошел в двадцати футах от меня, так что я его хорошо видел, но, увы, недолго и главным образом в три четверти и в профиль. Я был полон сомнений и уже склонялся к тому, что следует бросить монетку: орел или решка? Потом он сел и повернулся ко мне спиной. Когда старшина присяжных огласил приговор, Хейз вскочил на ноги, чтобы окинуть взглядом зал и кого-то в нем увидеть. В его взгляде читался неизвестно кому адресованный крик: «Оставьте меня в покое!» И вот тут-то я увидел его анфас. Его лицо выражало безрассудную дерзость, ту самую, что угадывается на лице юнца с фотографии. Надеть на него академическую шапочку и эту самую хламиду да скостить одиннадцать лет – и будет Пол Хэролд. Я тут же отчалил. Кстати, еще одна деталь. Я, в сущности, дал понять Альберту Фрейеру, что нас не интересует Питер Хейз. Так вот, Фрейер застукал меня в зале суда, презрительно фыркнул и пообещал, что мы еще о нем услышим.

Вульф уставился на меня.

– Черт побери! – выдохнул он. – Но ведь нам было поручено всего лишь найти его. Мы можем доложить мистеру Хэролду, что поручение выполнено.

– Нет. Хотя я и уверен, что это так. Стоит Хэролду узнать, что его сын обвиняется в убийстве, как он прискачет из своей Омахи, глянет на парня сквозь решетку и непременно скажет «нет». И уж тогда лейтенант Мэрфи от души посмеется над тремя ослами. Не просто посмеется, а околеет со смеху. К тому же мне достанется на орехи от вас.

– Ты считаешь наше положение безвыходным?

– Вовсе нет. Лучшее, что вы могли бы теперь предпринять, так это повидать Хейза и сделать собственные выводы. Но поскольку вы страсть как не любите выезжать из дому по делам, а он не может отлучиться из тюрьмы для личной беседы с вами, вам остается во всем положиться на меня. То есть отправить меня к нему.

– А ты, Арчи, не без способностей. Я всегда восхищался твоим умением найти выход из безвыходного положения.

– Я сам им восхищаюсь. Но и мои таланты не безграничны. Именно об этом я размышлял в такси по дороге сюда. Кремер, Стеббинс, Мандельбаум или кто-нибудь еще из казенного ведомства быстро смекнут, что к чему. Узнает и Мэрфи, который, как вам известно, человек сообразительный. И если этот субъект на самом деле окажется Полом Хэролдом, кому достанутся все лавры? Здесь уже вы должны проявить свое могучее, как старое дерево, дарование.

Он гадко хрюкнул и позвонил, чтобы принесли пиво.

– Подробный рапорт, пожалуйста. Все, что ты видел и слышал в суде.

Я принялся рассказывать, что потребовало не так уж много времени, и закончил на том самом месте, когда секретарь суда начал подсчитывать голоса присяжных, а я в спешном порядке покинул зал.

Тут Вульф потребовал «Таймс» с отчетом о процессе. Я направился к нашему шкафу и быстренько подобрал номера, с 27 марта по сегодняшний день включительно.

Вульф начал с самого первого. А поскольку я решил, что и мне не мешало бы подключиться к изучению судебных отчетов, то приступил к этому с конца. Он уже дошел до второго апреля, а я как раз просматривал выпуск от четвертого апреля, и мы неизбежно должны были подраться за следующий номер, но тут раздался звонок в дверь.

Я двинулся в прихожую и, разглядев через прозрачное с нашей стороны стекло пальто цвета древесного угля и черную шляпу, которые видел сегодня уже дважды, отправился докладывать Вульфу:

– Он сдержал свое слово. Альберт Фрейер у наших дверей.

Брови Вульфа поползли вверх.

– Впусти его, – буркнул он.

Глава третья

Адвокат так и не побрился. Дело, с которым он пришел, не терпело отлагательств, и скрести щеки ему было некогда. Похоже, он решил, что уничтожил нас морально, когда, препровожденный мной в кабинет и представленный Вульфу, даже не протянул ему руки.

Если так, его ждало разочарование, ибо Вульф – противник всяческих рукопожатий. Когда Фрейер сел в красное кожаное кресло, Вульф повернулся в его сторону и произнес весьма любезно:

– Мистер Гудвин доложил мне о вашем визите, а также об обвинительном вердикте, который вынесло жюри присяжных. Это весьма прискорбно.

– Он сказал вам, что вы обо мне еще услышите?

– Да, он и это упомянул.

– Хорошо. Вот я и здесь.

Фрейер явно не мог оценить по достоинству большое кожаное кресло, используя лишь переднюю половину сиденья.

– Гудвин сказал мне, что ваше объявление в сегодняшних газетах не имеет к моему клиенту никакого отношения. Еще он утверждает, будто вы не слышали ни о каком Питере Хейзе. Я ему, естественно, не поверил. Не проходит и часа, как он появляется в суде, где слушается дело Питера Хейза. Разумеется, это нуждается в объяснении, за которым я сюда и пришел. Уверен: мой клиент невиновен. Он всего лишь жертва дьявольского заговора. Не берусь утверждать, что ваше объявление – часть этого заговора. Признаться, не вижу в этом никакого смысла, поскольку оно появилось в день оглашения вердикта жюри, однако я намереваюсь…

– Мистер Фрейер, прошу вас, не надо брызгать слюной. Это негигиенично. – Вульф отгородился от него ладонью. – Я могу значительно облегчить вашу жизнь.

– Нет. Сперва объясните мне, что значат ваши фокусы?

– Я вас понимаю. Вот почему и намереваюсь сделать то, что делаю крайне редко, и лишь по принуждению. Сейчас это вызвано чрезвычайным характером ситуации. Я скажу вам то, что рассказал мне мой клиент. Вы являетесь членом Нью-Йоркской коллегии адвокатов, не так ли?

– Да.

– И официальным защитником Питера Хейза?

– Да.

– Тогда я доведу до вашего сведения кое-что не подлежащее разглашению.

Фрейер сощурил глаза:

– Я не обязан хранить в тайне то, что может послужить для оправдания моего клиента.

– От вас этого никто не требует. Единственное, чего я ожидаю, так это уважения к тайне другого человека. Возможно, интересы вашего и моего клиентов пересекутся. А может, и нет. В первом случае мы посмотрим, какую пользу из этого можно извлечь. Во втором я буду рассчитывать на ваше благоразумие. Итак, опубликованию этого объявления предшествовал…

И Вульф выложил Фрейеру все начистоту. Он не стал пересказывать дословно нашу длительную беседу с Джеймсом Хэролдом, но и ничего из нее не утаил. Когда он завершил свой рассказ, Фрейер имел полное представление о том, как обстояли дела на четыре часа сегодняшнего дня, то есть на тот самый момент, когда он позвонил в нашу дверь. Адвокат был хорошим слушателем и всего дважды прервал рассказ Вульфа: один раз кое-что уточнил, в другой изъявил желание взглянуть на фотографию Пола Хэролда. ...