Все права на текст принадлежат автору: Уинстон Грэм.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
УорлегганУинстон Грэм

Перевод: группа «Исторический роман», 2016 год.

Над переводом работали: gojungle, Oigene, olesya_fedechkin, linaalina, david_hardy, Elliadriar, Elena_Panteleeva, tamika, Sam1980, neontimmy, editor2015 и Scavenger .

Домашняя страница группы В Контакте:  http://vk.com/translators_historicalnovel

Поддержите нас: подписывайтесь на нашу группу В Контакте!








Книга первая


Глава первая


В треугольнике корнуоллского побережья, образованном Труро, Сент-Агнесс и Сент-Майклом, в 1790-х годах светская жизнь протекала не слишком интенсивно. Там имелось шесть больших домов — шесть домов, населяемых людьми благородного сословия, но обстоятельства не способствовали отношениям между ними.

В одном из этих домов, Мингуз-хаусе, старейшем и самом восточном, Рут Тренеглос, урожденная Тиг, делала всё возможное, чтобы вдохнуть в него новую жизнь, но с недавних пор попала в тиски деторождения, ее грубоватый муж Джон интересовался только охотой, свекор же был слишком глух и учен, чтобы обращать внимание на тех, кто входит и выходит в парадную дверь. В Уэрри-хаусе, самом крупном и имеющем самую дурную репутацию, развалившись в кресле, рыгал как вулкан распутник сэр Хью Бодруган, а Констанс, леди Бодруган, его мачеха, годящаяся по возрасту ему в дочери, большую часть своего времени разводила собак, кормила собак и разговаривала с собаками.

С другой, западной стороны треугольника, стоял Плейс-хаус, малоподобающая дворянину резиденция в стиле неоклассицизма, построенная в начале столетия, где жил сэр Джон Тревонанс, овдовевший и бездетный баронет, и Киллуоррен — не многим более чем добротный крестьянский дом, где жил мистер Рэй Пенвенен, который был богаче, но при этом бережливее своих соседей. Что до находящихся между ними домов, одного прямо на берегу, а другого неподалеку, то от них было бы естественным ожидать больше инициативы, не только из-за расположения, но и потому, что в них обитали молодые семейные пары, от которых всегда ждут участия в светской жизни. К несчастью, обе семьи не имели денег.

Между Солом и Сент-Агнесс, на пригорке, но под защитой деревьев, возвышался Тренвит-хаус, дом елизаветинских времен, прекрасный и изысканный, где жили Фрэнсис Полдарк с женой Элизабет и восьмилетним сыном, а также двоюродная бабушка Фрэнсиса Агата, такая старая, что все уже позабыли ее возраст. В трех милях к востоку стоял самый маленький дом из всех, Нампара, построенная во времена короля Георга, причем весьма практично, хотя так и не доделанная до конца, но не лишенная индивидуальности и очарования, что, возможно, относилось и к ее владельцам. Здесь жил Росс Полдарк с женой Демельзой, их сыну Джереми только что исполнился год.

Итак, из шести домов в первых двух занимались собаками и детьми, в следующих двух имели возможность развлечься, но не имели желания, а в оставшихся двух — имели лишь желание. И потому все удивились и начали перешептываться, когда в мае 1702 года в пяти домах получили приглашение от владельца шестого на ужин двадцать четвертого числа. Сэр Джон Тревонанс написал, что воспользовался случаем, поскольку его приехала навестить сестра, а также брат Анвин, член парламента от Бодмина.

Это выглядело столь слабым основанием для нарушения многолетней привычки, что все стали гадать о более серьезных причинах. Демельза Полдарк уж точно без труда нашла одну. Когда доставили письмо, Росс был на шахте, новой шахте, где он теперь проводил почти всё время, и Демельза с нетерпением дожидалась его возвращения.

Накрывая стол для легкого перекуса — ужин будет не раньше восьми — Демельза гадала, каким станет исход этой последней и, возможно, окончательной ставки. Уил-Лежер, шахта на вершине утеса, которую Росс основал вместе с шестью партнерами в 1787 году, продолжала процветать, но в прошлом году он продал половину своей доли в ней и вложил деньги в гораздо более рискованное предприятие.

До сих пор оно не принесло результатов. Установили прекрасный новый насос, сконструированный двумя молодыми инженерами из Редрата, и если бы в шахте что-то имелось, тому уже давно нашлись бы подтверждения. Однако прошли уже уровень в тридцать саженей, куда не спускались и самые старые шахтеры, но не нашли ничего, кроме старой расщелины. На новых уровнях в сорок и пятьдесят саженей рабочие разделились, чтобы снова пробить шурфы, опять оказавшиеся непродуктивными, показав лишь бедную породу или вообще пустую. Насос работал на пределе мощности, он по-прежнему поглощал уголь, и если всё останется по-прежнему, с каждым днем становился ближе тот миг, когда долина погрузится в тишину, а механизм начнет ржаветь.

Выглянув в окно, Демельза увидела, как Росс пересекает сад в компании со своим кузеном и партнером Фрэнсисом. Они погрузились в разговор, но Демельза поняла, что речь не идет о неожиданной находке. Она часто наблюдала за лицом Росса, когда он возвращался домой.

Она подняла Джереми, который, пытаясь ходить, едва не стянул со стола скатерть, и с ребенком на руках подошла к парадной двери, чтобы встретить мужа. Ветер раздувал юбку из канифаса в зеленую полоску.

Когда они подошли поближе, Фрэнсис сказал:

— Демельза, ты никогда не состаришься, всегда выглядишь на семнадцать. Я не собирался сегодня приходить, но, черт возьми, воздух меня так взбодрил, что я подумал — чашка чая в твоем обществе довершит исцеление.

— Ты первый раз вышел из дома? Надеюсь, ты не спускался в шахту, — отозвалась она.

— Второй, и не спускался. Росс снова отправился на разведку в одиночестве и как всегда с тем же успехом. Думаю, у Джереми режется еще один зуб. Когда я видел его в последний раз, вроде было всего три?

— Семь! — ответил Росс. — Ты вступаешь на зыбкую почву.

Они рассмеялись и вошли в дом. В начале чаепития Джереми позаботился о том, чтобы всё внимание уделялось ему, но потом пришла миссис Гимлетт и забрала его, и взрослым предоставили немного покоя. Демельза налила себе вторую чашку. Она слегка запыхалась, на глаза падал выбившийся из причёски локон.

— Тебе и правда, лучше, Фрэнсис? Жара нет?

— Это была всего лишь простуда, — ответил он. — Мы все ее подхватили, но у меня оказалась самая тяжелая форма. Чоук пускал мне кровь и давал кору хинного дерева, но я всё равно поправился.

Росс потянулся, выпрямив длинные ноги.

— Почему ты не пригласил Дуайта Эниса? Он весьма сведущ, придерживается самых современных методов и знаком с последними веяниями в медицине.

Фрэнсис хмыкнул.

— Нас всегда пользовал Том Чоук. Лично я считаю всех этих шутовских лекарей одинаковыми. В любом случае, наш друг Энис возится со старым Джоном Эллери, насколько я понимаю.

— А что с ним?

— Похоже, у него заболел зуб, и Энис вырвал три, но вместе с корнями, такова его манера. Чоук удовлетворился бы тем, что отломал бы вершки, как ты знаешь. Но что-то пошло не так, и боль у Эллери до сих пор не проходит.

— Мне кажется, Дуайт выглядел немного озабоченным, когда заходил вчера, — сказала Демельза.

— Он слишком близко к сердцу принимает неудачи, — заявил Росс. — Думаю, для его профессии это серьезный недостаток.

— Это серьезный недостаток в любой профессии, — отозвалась Демельза, стараясь избежать его взгляда.

Фрэнсис иронически поднял бровь. Чтобы заполнить неловкую паузу, Демельза взяла с каминной полки конверт.

— Мы получили приглашение, Росс! Ты только представь, в эти-то непростые времена! Вы тоже, Фрэнсис? Полагаю, будет достойный прием. Интересно, как одеваться. А что об этом думает Элизабет?

— От Тревонансов? — спросил Фрэнсис, пока Росс читал. — Да, мы сегодня получили письмо. Старику седина в голову ударила, хотя, зная сэра Джона, думаю, что в его безумной выходке кроется какая-то причина.

— Ах, мне это тоже это пришло в голову, — согласилась Демельза.

— И какая причина? — поинтересовался Росс, подняв глаза от письма.

Фрэнсис посмотрел на Демельзу, но та ждала его слов. Он засмеялся.


— Мы с твоей женой так безжалостны, Росс. Племянница Рэя Пенвенена, Кэролайн — богатая наследница. Анвин Тревонанс давно пытается поймать ее в силки. Вероятно, они объявят о финальном выстреле.

— Не знал, что девушка снова здесь.

— Насколько я знаю, она вернулась из Оксфордшира на прошлой неделе.

— Но в таком случае, — сказала Демельза, — если они собираются объявить о помолвке, разве не мистер Пенвенен должен был устраивать прием? Мне казалось, что так полагается. Росс, когда-то ты обещал купить мне книгу по этикету, но так этого и не сделал.

— Ты лучше себя ведешь без нее. Мне нравится жена, которая ведет себя естественно, а не чопорная, соблюдающая искусственные предписания.

— В любом случае, — произнес Фрэнсис, — Рэй Пенвенен ни за что не станет устраивать прием, чтобы отпраздновать помолвку, так что мы можем и дальше продолжать гадать.

— Вы ведь, конечно, пойдете? — спросила Демельза.

— Думаю, Элизабет горела желанием пойти, когда я покинул ее нынче днем.


— Надеюсь, они поторопятся, если рассчитывают соединить эту пару, — заявил Росс. — Если Кэролайн Пенвенен надолго задержится поблизости, это выбьет из колеи Дуайта. Я буду рад увидеть, как она свяжет себя узами с Анвином.

— Я слышал, что между ней и Энисом что-то было в прошлый ее приезд сюда, но считал, что Дуайт достаточно разумен, чтобы в это не ввязываться.

— Мне кажется, что никакой мужчина не будет разумным, если неразумна женщина, — заметила Демельза.

Росс бросил на нее добродушный взгляд.

— Остроумное замечание. Ты говоришь это по опыту?

Демельза встретилась с ним взглядом.

— Да, Росс, по опыту. Я подумала о том, как глупо бы повел себя со мной сэр Хью Бодруган, если... если бы я ему позволила.

Росс не сразу понял двусмысленность своего вопроса, который мог относиться и к их собственному браку, и обрадовался, что жена восприняла это правильно. Он не осознал, что два года назад даже не стал бы в этом сомневаться.

Примерно в то же время, пока Фрэнсис и Росс спускались от шахты на чай, Джордж Уорлегган спешивался перед Тренвит-хаусом.

При взгляде на него никто бы и не подумал, что он внук кузнеца, из первого поколения своей семьи, получившего приличное образование, разве что его одежда приоткрывала историю, которую ей надлежало скрывать. Ни один сельский сквайр не стал бы так наряжаться ради дневного визита, даже если хотел произвести впечатление на даму, как хотел того Джордж.

После того как миссис Табб проводила его в дом и довольно поспешно бросилась искать миссис Полдарк, Джордж мерил шагами зал, похлопывая по сапогу хлыстом и рассматривая портреты предков. Бедность здесь отличалась от той, что он мог бы увидеть в Нампаре, в трех милях отсюда. Фрэнсис и Элизабет, может, находились и не в лучшем положении, чем их кузены, но прелесть дома елизаветинской постройки не уменьшится от всего нескольких лет заброшенности. Джордж выглянул в великолепное окно с сотнями маленьких кусочков стекла, и тут услышал шаги и повернулся, увидев спускающуюся по лестнице Элизабет.

Заметив его, она замедлила шаг и нерешительно преодолела последние ступени.

— Неужели это ты, Джордж? Когда миссис Табб мне сказала, я не могла поверить своим ушам.

— Что я все-таки осмелился прийти, — он вежливо склонился над ее рукой. — Я проезжал мимо и привез крестнику подарок на день рождения. Полагаю, это мне позволено.

Она взяла то, что протянул ей Джордж, по-прежнему неуверенно.

— Но день рождения Джеффри только через несколько месяцев.

— Это за прошлый год. Я опоздал, а не поторопился.

— А Фрэнсис...

— Знает ли он, что я здесь? А что, если знает? Уверен, что эта детская вражда длится слишком долго. И правда, Элизабет, мне так приятно снова тебя увидеть. Так приятно.


Она улыбнулась Джорджу, но не покраснела, как произошло бы несколько лет назад, хотя по-прежнему обрадовалась его восхищению. Она не знала, насколько Джордж искренен, но знала, что не врет. Элизабет отметила, что со времени их последней встречи он немного располнел, в его крупных чертах проглядывала тень того человека средних лет, в которого он превратится. Но как бы он ни поступил с Россом, а против этого она безусловно восставала, Джордж всегда был исключительно справедлив по отношению к Фрэнсису и неизменно очарователен с ней.

Тот маленький сверток, что он принес, она открыла в зимней гостиной и обнаружила, что это золотые часы. Элизабет попыталась их вернуть, обеспокоенная и, чувствуя, что он проявил излишнюю щедрость, но Джордж и слышать об этом не желал.

— Брось их на время в ящик, если считаешь его еще слишком маленьким. Он не должен стать участником нашей ссоры. К тому времени, как он подрастет, чтобы их носить, возможно, мы снова станем друзьями.

— Я уж точно не желала этой ссоры, — ответила Элизабет. — В нынешние времена мы живем очень тихо, и я рада всем друзьям. Но ты знаешь Фрэнсиса не хуже меня. Он всегда принимает всё близко к сердцу, и если бы он сейчас вошел, то наша дружба могла бы получить более серьезный удар, чем когда-либо.

— Иными словами, он попытался бы вышвырнуть меня вон, — весело произнес Джордж. — Что ж, не сомневаюсь, что ты посчитаешь меня излишне осторожным, но я послал лакея постоять на страже у церкви Сола. Если покажется Фрэнсис, он меня предупредит, так что тебе не стоит бояться стычки, — он дернул плечами. — Я бы не стал так поступать, если бы решил, что ты можешь счесть меня трусом.

Элизабет села у окна и посмотрела на огород. Джордж пристально наблюдал за ней, словно вел деловые переговоры.

— Никогда в жизни, — сказала Элизабет. — Хочу поблагодарить тебя за доброту к моим родителям. Матушка еще так нездорова, а ты пригласил их к себе.

— Я специально просил их ничего тебе не рассказывать.

— Я знаю, отец так и сказал. Но он всё равно написал о твоей любезности, пока они там находились.

— Никакого беспокойства. Мне всегда нравилась твоя матушка, я считаю ее такой храброй, с этой глазной болезнью. Не понимаю, почему они не продадут свой дом, чтобы жить здесь с тобой.

— Иногда я и сама об этом задумываюсь. Но Фрэнсис не считает, что это будет правильным решением, — она осеклась.

Джордж сел и поднес серебряный набалдашник хлыста к губам.

— Элизабет, я не жду, что ты будешь каким-либо образом непочтительна к желаниям Фрэнсиса из-за меня и нашей ссоры, но ты лично разве не считаешь, что пришло время ее забыть? Не было бы это разумным для всех нас? Фрэнсис пилит сук, на котором сидит. Ты это знаешь не хуже меня, с моей стороны не было никаких угроз, хотя я бы хоть завтра мог его обанкротить. Тебе неприятно в этом признаваться, но разве ты в этом сомневаешься?

— Не сомневаюсь, — ответила Элизабет и покраснела.

— Хотел бы я, чтобы всё стало по-другому. Я хотел бы приложить все силы, чтобы положение изменилось. Но пока длится эта вражда, я бы хотел, чтобы ты помогла мне ее излечить.

Элизабет отодвинула шпингалет и приоткрыла окно на несколько дюймов, впустив мягкий ветерок. На фоне коричневых штор вырисовывался ее четкий, как камея, профиль.

— Ты говоришь, что не просишь быть непочтительной, но все же хочешь, чтобы я выбрала сторону.

— Вовсе нет. Просто подумай.

— Ты считаешь, что мои раздумья приведут к какому-нибудь результату? Джордж, ты знаешь Фрэнсиса не хуже меня. Он полагает, что ты стоял за судебным преследованием Росса и...

— Ох, Росса...

Произнеся эти слова, он понял, что поступил неверно, но продолжил, пытаясь не выдать своего раздражения.

— Я знаю, что ты питаешь к Россу теплые чувства, Элизабет. Хотел бы я получить в твоих глазах ту же благосклонность, что и он. Но позволь мне это прояснить. Мы с Россом не виделись с глазу на глаз, с тех пор как учились в школе. Это нечто глубинное. Мы никогда друг друга не любили. Но с моей стороны нет ничего больше. А с его — это сродни заболеванию. Он с головой ныряет то в одно несчастье, то в другое и винит во всем происходящем с ним меня!

Элизабет встала.

— Лучше бы ты этого не говорил. Нечестно заставлять меня это слушать.

Она собралась отойти, но Джордж не отодвинулся, Элизабет оказалась слишком близко к нему и не смогла покинуть оконную нишу.

— Разве ты не слышала, что говорит Росс? Почему же нечестно выслушать и меня? Позволь объяснить тебе его положение и как он поступил, чтобы выпутаться.

Элизабет больше ничего не добавила. Поняв, что преодолел первый барьер, Джордж продолжил:

— Росс импульсивен, слишком упрям и безрассуден. Ты не можешь винить в этом меня. Его вина лишь в том, что он родился с деньгами и происходил из того поколения, которое всегда имело деньги. Но никто не должен вести себя, как он. Четыре года назад Росс затеял этот плохо продуманный план по плавильному предприятию в Корнуолле. Он винит меня в его крахе, но затея была обречена с самого начала. Потом, когда результат его обескуражил, он оказался слишком горд, чтобы обратиться к друзьям за помощью, и вдобавок к прочим долгам подписал долговую расписку на тысячу фунтов с грабительскими процентами — как раз недавно она попала в руки моего дядюшки, вот откуда я о ней узнал, и с тех пор Росс выплачивает эти проценты. Но он и этим не удовольствовался, а в прошлом году продал половину своей доли в прибыльной шахте и сделал Фрэнсиса партнером в Уил-Грейс, бессмысленном предприятии, которое истощилось еще при его отце двадцать лет назад! Когда капитан Полдарк вконец обнищает и разорит вас, несомненно, он обвинит меня в том, что я за одну ночь украл из его шахты всю медь!

Наконец, Элизабет выскользнула и пересекла комнату. Джордж слишком преувеличивал, защищаясь, но правда находилась где-то посередине, между его аргументами и аргументами Фрэнсиса. Она и сама не могла понять свои чувства к Россу, и в выслушивании противной стороны имелась капелька извращенного удовольствия.

Джордж не последовал за ней. Через минуту он сказал:

— Тебе ведь известно, не правда ли, что ты — одна из самых прекрасных женщин в Англии?

Часы на каминной полке пробили пять. Когда они затихли, Элизабет ответила:

— Даже если бы твои слова были правдивы лишь наполовину, с твоей стороны это была бы любезность, но раз Фрэнсиса здесь нет, мне они кажутся вольностью. Насколько я знаю...

— Если правда — это вольность, тогда я готов на нее пойти, — Джордж смахнул пылинку с вышитого жилета, чувствуя себя не вполне уверенно, но и не желая отступать, — потому что это действительно правда. Я давно вращаюсь в обществе и уверяю тебя, не пытаюсь польстить и не притворяюсь. Оглянись. Посмотри на себя в зеркало. Вероятно, ты слишком хорошо себя знаешь, чтоб это понять. А мужчины понимают. Другие мужчины, не я один. А если бы ты больше выходила в свет, если тебя чаще бы видели, то таковых оказалось бы гораздо больше. Даже нынче я слышу, как люди говорят: «Вы помните Элизабет Полдарк-Чайновет? Такая красавица. Интересно, что с ней сталось?».

— Тебе так только кажется.

— Если бы Фрэнсис мне позволил, я бы ему помог. Пусть вкладывает деньги в шахту, если уж так хочет, но это должно быть только побочным делом. Как-то раз я упоминал о синекуре. Сегодня я бы мог предложить ему две таких должности. И в этом нет никакого бесчестья. Спроси своего пастора, как он получил приход, или у майора, как он получил батальон — в нужное время друзья замолвили за них словечко. Это... это существование для вас неприемлемо. Ваша бедность не только незаслуженна, в ней нет необходимости!

Элизабет молчала. Что бы она ни думала о комплименте Джорджа, он задел больное место. Ей исполнилось двадцать восемь, и дни ее красоты сочтены. Она может на пальцах одной руки пересчитать число своих выходов в свет после двадцать пятого дня рождения.

— О, Джордж, ты весьма любезен. Не думай, что мне это неизвестно. Тем более что я ведь понимаю — ты ничего этим не выиграешь. Я...

— Напротив, — возразил Джордж, — я многое выиграю.

— Даже не знаю, что и сказать. Ты облагодетельствовал моих родителей, моего сына, даже Фрэнсиса, если бы он позволил. Хотела бы я положить конец этой ссоре, я в самом деле этого желаю. Но не обманывайся, считая это пустяковым делом, не всё так просто, как ты говоришь. Хотела бы я, чтобы было таковым. Я была бы счастлива увидеть вашу дружбу восстановленной.

Джордж подошел к камину.

— А ты готова сыграть свою роль в ее восстановлении?

— Если ты сыграешь свою.

— Как?

— Помоги убедить Росса, что ты ему не враг.

— Росс мне неинтересен.

— Да, но теперь Фрэнсис и Росс — партнеры. Невозможно убедить одного без другого.

Джордж опустил глаза на свой хлыст. Возможно, потому что этот взгляд не предназначался Элизабет.

— Ты приписываешь мне сверхъестественное могущество. Что я должен делать?

— Если ты сделаешь то, что в твоих силах, я сделаю то, что в моих, — сказала Элизабет. — Надеюсь, что смогу поддержать тебя в этой сделке.

— Ты смогла бы.

Он склонился над рукой Элизабет и на сей раз поцеловал ее с довольно старомодной официальностью, которая сказала то, что он намеревался донести.

— Не провожай меня, — произнес он. — Моя лошадь у двери.

Джордж вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, и пересек большой и пустой зал. Ветер стучал открытыми ставнями. Когда Джордж оказался у входной двери, из маленькой гостиной вышла тетушка Агата и засеменила в его направлении. Джордж попытался скрыться с ее глаз, но несмотря на почти полную глухоту, тетушка сохраняла зоркость.

— Да неужели это Джордж Уорлегган, или я совсем выжила из ума? Вот уж слух пойдет. Непременно начнут болтать. Могу поклясться, уже несколько лет ноги вашей не было в этом доме. Что, слишком зазнались?

Джордж улыбнулся и склонился над иссохшей рукой.


— Приветствую тебя, старая карга. Черви уже, поди, заждались. Удивительно, что некоторые умудряются начать гнить еще над землей.

— Зазнались, как я полагаю, — повторила тетушка Агата, одна трясущаяся рука присоединилась ко второй на трости. — Вы только поглядите на этот жилет. Я помню вас еще мальчишкой, Джордж, чуть больше Джеффри Чарльза. Как вы были напуганы, явившись сюда в первый раз. Теперь всё по-другому.

Джордж улыбнулся и кивнул.

— Нужно издать закон, чтобы позволял травить старух, мэм. Или душить их подушкой. Это не заняло бы много времени. Если бы вы остались последней из Полдарков, я сделал бы это лично. Но не беспокойтесь, ваши внучатые племяннички сами выроют себе могилу. И много времени это не займет.

Из глаза тетушки Агаты упала большая капля и скатилась по диагонали в складке щеки. Это не было проявлением чувств, такое просто случалось с ней время от времени.

— Вы всегда были другом Фрэнсиса, как я припоминаю, и никогда не дружили с Россом. Что вы сказали? В тот первый раз вы нервничали, были едва оперившимся юнцом, и Чарльз сказал, что мальчик привел приятеля из школы. Что ж, времена изменились. Я еще помню те годы, когда в таком наряде и до Труро нельзя было проехать, чтобы вас не обчистил какой-нибудь разбойник или бродяга. Вы виделись с Фрэнсисом?

— Я виделся с Элизабет, — ответил Джордж, снова поклонившись. — Ты как раз напомнила мне о том, что я забыл, старушенция. Помирай побыстрее, и пусть тебя саму позабудут.

— Всего хорошего, — попрощалась тетушка Агата. — Приезжайте как-нибудь и оставайтесь на ужин. В последнее время у нас мало гостей.


Глава вторая


Фрэнсис добрался домой незадолго до шести. Элизабет он обнаружил сидящей у окна за вышивкой покрывала для кресла, а тетушку Агату — примостившейся у крохотного огонька.

— Уух, ну и духота у вас тут.

Он подошел к окну и распахнул его.

— Слушай, старушка, тебе бы лучше лечь в постель, чем трясти тут старые кости.

Но произнес он это незлобиво.

Тетушка Агата скосила на него глаза.

— А ты с гостем-то нашим разминулся, Фрэнсис. Ну вот на волосок разминулся. В последнее время к нам не часто заглядывают гости.

— Тебе следовало попросить его отужинать, Элизабет.

Фрэнсис посмотрел на жену, и та вспыхнула, донельзя раздосадованная тем, что старушка её опередила, как и тем, что это её заботило.

— Приходил Джордж Уорлегган.

— Джордж? — по тому, как Фрэнсис произнес это имя, все стало ясно. — Ты с ним виделась?

— Да, но быстро ушел.

— Надеюсь, что так. Чего он хотел?

Элизабет подняла серые глаза, которые в подобные этому мгновения могли выглядеть особенно искренне и невинно.

— Не думаю, чтобы он чего-то хотел. Просто передал, что на его взгляд бессмысленно продолжать эту ссору.

— Ссору, значит.

— И он был крайне любезен, — добавила тетушка Агата. — Если я не совсем выжила из ума, могу сказать, что состояние облагородило его манеры. Как в старые добрые времена — преклонил он пред нами колено.

— Интересно, знал ли он, что я стою к нему спиной. — фыркнул Фрэнсис.

Элизабет вернулась к вышивке.

— Джордж сказал, что вы с ним друзья с самого детства, и он не желает, чтобы между вами возникло отчуждение. Он сказал, что не желает ни капельки вмешиваться в твои дела или Росса, лишь только помочь нам во всей полноте ощутить радость жизни.

— Ты рассказываешь это как без запинки заученный урок.

Пальцы Элизабет в замешательстве запорхали над корзинкой, подбирая новый цвет.

— Но это его слова. Можешь принять их или отвергнуть, Фрэнсис.

— Помнится мне, то ли в год скандала с мадам Дюбарри, то ли годом позже, — промолвила тетушка Агата, — ты впервые привел Джорджа к нам домой. Крепенький мальчонка, присылали его в бархате и шелках, вкуса-то у матери его не было; а глядел бычком, увернувшимся от ножа.

— У него вкрадчивый, льстивый голос, — сказал Фрэнсис, — и чертовски убедительная манера складно излагать. Я испытал это на своей шкуре. Уж не считает ли он, что мы заживем полной жизнью лишь по милости его дружбы? Не верится, что его лесть могла тебя убедить.

— Я сама могу составить мнение, — ответила Элизабет. — Хотя не могу не заметить, что не воздержись Джордж от решительных мер с закладной, жизни у нас не было бы совсем никакой.

Фрэнсис задумчиво погрыз ноготь.

— Признаюсь, мне непонятно его терпение. Никак не вяжется. Я ведь теперь партнер Росса. Из-за этого Уил-Грейс переписали на Джеффри Чарльза. Но Джордж бездействует.

— Может, из дружеского расположения, — предположила Элизабет.

Фрэнсис подошел к распахнутому окну и подставил лицо холодному воздуху.

— Я не могу избавиться от мысли, что своей неприкосновенностью обязан тебе.

— Мне? Глупости. Право, Фрэнсис...

— Глупости? Отнюдь. Джордж не один год по тебе вздыхает. Я никогда не считал его достаточно человечным, чтобы позволить нежным чувствам затмить деловые цели, но за неимением лучшего объяснения...

— Надеюсь, ты найдешь лучшее объяснение, — Элизабет поднялась. — Мне надо идти, почитать Джеффри Чарльзу.

Фрэнсис схватил ее за руку, когда жена проходила мимо. Отношения между ними за последние два года наладились, однако так и не стали теплыми.

— Мы оба можем это отрицать, — сказал он, — но на мой взгляд, его приход сегодня объясняется достаточно простой причиной. Независимо от того, считаешь ли ты, что Уорлегган расположен ко мне, или, как я думаю, он расположен к тебе, нет сомнений в его чувствах к Россу. Относясь к нам по-дружески, Джордж может снова встать между нами и Россом, и, несомненно, добьется в этом успеха. Ты хочешь, чтобы у него получилось?

На секунду Элизабет замолкла, а затем ответила:

— Нет.

— Я тоже, — он отпустил ее руку, и Элизабет медленно вышла.

— Вам следует пригласить его на ужин. У нас всего предостаточно, чтобы это устроить. Конечно же, не как при жизни Чарльза. Мне так грустно без твоего отца, мой мальчик. Это единственный человек, который знал, как следует развлекаться знати, — произнесла тетушка Агата.

***
По пути домой на перекрестке Баргус, где стояла виселица, Джордж встретил Дуайта Эниса, ехавшего со стороны «Принца головорезов». Поприветствовав его, Дуайт собирался уже проехать мимо, но Джордж остановился, лошади сблизились.

— О, доктор Энис, едете в далекие края выполнять свой медицинский долг? Не иначе как в Труро, смею предположить?

— В Труро — редко.

— Однако, бывая там, вы никогда не доезжаете до Уорлегганов.

Обдумывая ответ, Дуайт не без труда успокоил коня и решил быть откровенным.


— Ваша семья всегда относилась ко мне по-дружески, мистер Уорлегган, и я также питаю к вам дружеские чувства, но Полдарки из Нампары — мои близкие друзья. Я живу на краю их земель, работаю среди шахтеров, ужинаю за их столом и пользуюсь их доверием. И мне кажется, что не стоит пытаться получить удовольствие в обоих мирах.

Не поворачивая шеи, Джордж все же позволил себе изучить потертый бархатный сюртук Дуайта с позолоченными пуговицами.

— Эти два мира настолько расколоты, что независимый человек не может перемещаться из одного в другой по собственной воле?

— Полагаю, что да, — сказал Дуайт.

Джордж помрачнел.

— Мужские языки иногда обгоняют женские. Надеюсь, ваши дела процветают?

— Вполне, благодарю.

— На прошлой неделе я посещал Пенвененов и узнал, что теперь вы там постоянный лекарь.

— Здоровье мистера Пенвенена отменное. Я не так часто с ним встречаюсь.

— Однако мне сказали, что вернулась его племянница. Как я понял, вы сделали какую-то сложную операцию на горле и спасли ей жизнь.

— Полагаю, мужские языки опередили женские и в этот раз.

Джорджу не понравилось, что собственные же слова ударили по нему рикошетом. Он начинал испытывать растущую неприязнь к молодому доктору, тот говорил так прямолинейно и почти не пытался скрыть свои симпатии. Джордж не проводил время в обществе людей, которых не волновало его одобрение или неодобрение.

— По моему мнению, – сказал Джордж, – все эти доктора и аптекари не достойны ни капли доверия. От них больше вреда, чем пользы. И вообще, моя семья достаточно состоятельна, чтобы позволить себе ни о чем не переживать, в отличие от многих семей с древними корнями.

Джордж развернулся и поскакал прочь. Его слуга последовал за ним. Дуайт в недоумении глянул им вслед, дернул поводья и отправился своей дорогой. Он прекрасно понимал, что обидел влиятельного человека. Учитывая все тонкости профессии, Дуайт предпочел бы не заводить себе такого врага. Но, к сожалению, времена, когда он мог сам выбирать себе друзей, давно миновали. Поэтому на этот счет Дуайт не особо переживал. Его занимало совсем другое. «Мне сказали, что его племянница вернулась», — невзначай обронил Джордж. Если это на самом деле так, то пришел конец душевному спокойствию Дуайта. Путь его лежал в Сол, мимо сараев с рыбой. Внезапно он услышал грохот за спиной. Обернувшись, Дуайт понял, что это Розина Хоблин растянулась на мостовой.

Бедняжка тащила ведро с водой. Дуайт спрыгнул с лошади, привязал ее к столбу и помог Розине встать. Все попытки доктора выяснить, почему девятнадцатилетнюю девушку отправили за водой, несмотря на хромоту, оказались безуспешны. Сейчас миленькое лицо Розины искажала гримаса боли.

— Это всё колено, сэр. Через минутку пройдет. Иногда бывает, что я не могу его разогнуть. Спасибо, сэр.

В это мгновение из дома выскочила младшая сестра Розины, Парфезия, присела в реверансе перед доктором и, подняв ведро, протянула сестре руку.

— Подожди минутку, — обратилась Розина к сестре. — Нужно чуть-чуть передохнуть, и всё пройдет, — эти слова были адресованы уже Дуайту.

Спустя пару минут ее провели в дом. Дуайт обрадовался, что Джака, отец девушек, отсутствует, поскольку его настроение менялось непредсказуемо.

С непроницаемым лицом Дуайт отмахнулся от заверений Розины и миссис Хоблин, что ничего страшного не случилось, и если она сядет за стол и задерет ногу, то все пройдет, и наклонился, чтобы осмотреть колено, боясь найти бог знает какую стадию разрушения сустава. Но не нашел. Опухоль, разумеется, и легкое покраснение, но на ощупь кожа не была горячей и не лоснилась.

— Говоришь, что эта проблема появилась восемь лет назад?

— Да, сэр, около того.

— И ты всегда испытываешь боль?

— Нет, сэр, только когда нога сильно деревенеет, как сейчас.

— А с бедром у тебя такая же проблема?

— Нет, сэр, с ним все в порядке.

— Из колена никогда ничего не текло?

— Нет, сэр. Только будто бы кто-то поворачивает ключ, и колено немеет, — ответила Розина, опуская юбку.

— Ты когда-нибудь показывала это другому доктору?

Дуайту показалось, что девочки обменялись взглядами у него за спиной.

— Да, сэр. Когда это впервые началось, — ответила Розина, — в 84-м, мистеру Нюэ, а он уж давно помер.

— И что он сказал?

— Ничего не сказал, — торопливо ответила миссис Хоблин, — даже не знал, что это.

Атмосфера в доме настолько очевидно препятствовала расспросам, что Дуайт велел девушке приложить холодный компресс и сказал, что зайдет снова на следующей неделе, когда боль утихнет. Когда он вышел, уже почти наступили сумерки, а ему еще предстоял самый неприятный вызов.

У подножия холма над галькой располагался плоский зеленый треугольник травы и сорняков, с одной стороны его стояли сараи для рыбы, а над ними — коттеджи и лачуги. Чтобы добраться до них, требовалось пересечь узкий горбатый мостик. Дуайт на мгновение задержался, глядя на море.

Поднимался ветер, и дальние скалы едва виднелись в сгущающихся сумерках, но все еще можно было разглядеть мрачные створки узкого входа в залив. В лодке возился старик, перекидывая сеть через борт. Перед постоялым двором чайки дрались за рыбью голову. В окне мерцала свеча.

Дуайту показалось, что сквозь шум волн он расслышал шепоток деревенских жителей.

— Слыхал о Джоне-Джеймсе Эллери, а? Всего-то зуб разболелся, пошел к лекарю за Мингузом, и тот выдрал ему три зуба. Джон-Джеймс с тех пор мучается от жуткой боли и предпочел бы сдохнуть! Если б я заболел, то испужался бы к нему пойти!

Дуайт собрался уходить, и тут из постоялого двора тихо вышел человек. Казалось, он хотел избежать встречи с ним. Но Дуайт остановился, и мужчина тоже остановился. Это был Чарли Кемпторн, которого Дуайт вылечил от шахтерского туберкулеза, теперь Кемпторн домогался Розины Хоблин, хотя и являлся вдовцом сорока с лишним лет с двумя детьми, а ей исполнилось только девятнадцать.

— Поздновато вы вышли из дома, сэр, а? Хочется быть дома у камелька — здорово иметь очаг, у которого можешь посидеть.

— То же самое и собирался сказать и тебе.

Кемпторн усмехнулся и кашлянул.

— Кое-чем лучше заниматься в полутьме, ну вы понимаете. Когда таможенники не видят.

— Если бы я был таможенником, то как раз в полутьме и был бы занят сильнее всего.

— Ха, но им больше нравится сидеть у собственных очагов, как и прочим разумным людям.

В голосе Чарли, когда он проскользнул мимо, послышалась легкая тревога.

Фиби Эллери открыла Дуайту двери и провела его наверх. В комнату Джона-Джеймса Эллери приходилось взбираться по деревянной лестнице из комнаты на первом этаже, где лежали мешки с картошкой, сети, весла и пробковые поплавки. В спальне невозможно было выпрямиться, и в этот вечер горящая лампа на рыбьем жире едва освещала надвигающуюся ночь. Большая часть стекол в окне отсутствовала, и ветер задувал внутрь, теребил занавески и пригоршнями швырял в дом брызги дождя. Огромная черно-белая кошка прошествовала по комнате, которая ни на секунду не оставалась неизменной и создавала свои собственные фиолетовые зловещие тени. Лицо больного было обмотано старым тряпьем.

— Господи! Помилуй меня, Господи, помилуй меня, — бормотал он.

Фиби встала в дверях, неотрывно наблюдая за Дуайтом укоризненным взглядом.

— Ему скоро полегчает, — сказала она, — боль длится около часа и потом на время уходит.

Дуайт мало что мог поделать, но остался на полчаса, дал больному настойку опия и слушал шум волн, к тому времени как он собрался уходить, приступ закончился.

Это была непростая ночь, и Дуайт провел ее беспокойно, переживая по поводу собственной неудачи и бессмысленности своей профессии.


Глава третья


Вечером двадцать четвертого мая Росс и Демельза прибыли к Тревонансам почти последними, поскольку им пришлось одалживать лошадь у Фрэнсиса, у него оставалось еще целых три. Когда они поднимались наверх, в большой гостиной уже разговаривала и смеялась компания человек в двадцать. Демельзе потребовалось целых полчаса, чтобы переодеться, и Росс, которому почти ничего не требовалось, читал свежий выпуск «Шерборн меркьюри», любезно оставленный в спальне.

Франция воевала с Австрией. Всего три недели назад революционный котел наконец вскипел. В газете говорилось, что господин Робеспьер возражал против объявления войны и покинул пост общественного обвинителя, но остальные склонялись к войне, и огромная армия уже вторглась в Бельгию. Столкновение с австрийскими войсками ожидали со дня на день. А какова же наша собственная позиция? Мистеру Питту хорошо предсказывать пятнадцать лет мира, как он делал это в марте, предсказания ничего не стоят, но когда они сопровождаются дальнейшими сокращениями нашей и без того крошечной армии и превращением флота в скелет, наша безопасность и само существование под угрозой.

Росс так зачитался, что не услышал Демельзу с первого раза, и ей пришлось повторить, пока муж не поднял взгляд.

Когда он встал, то понял, что очарование и красота жены не померкли за три года испытаний и почти что бедности. Временами они скрывались под будничной маской рутинных дел, но тем поразительнее было их возвращение. В такие мгновения Росс понимал, что именно так привлекает в Демельзе многих мужчин.

Росс подошел к двери и, открыв ее жене, сказал:

— Выход в свет все ещё внушает тебе страх, как в былые времена? Никогда не понимаю, волнуешься ты или нет.

— В первые десять минут у меня дрожат коленки. Но, к счастью, эта часть тела хорошо спрятана.

— Я знаю, что тебя излечит, — засмеялся Росс.

— И что же?

— Портвейн.

— Да, частенько помогает, согласна. Но есть и другие способы.

— Например?

— Осознание, что другие в меня верят, — она в сомнении пожала обнаженными плечами.

— Другие включают меня?

— Главным образом тебя.

Росс медленно наклонился и поцеловал её в ложбинку между шеей и плечом.

— Могу я сейчас предложить тебе эту уверенность?

— Благодарю, Росс

Он поцеловал ее снова, а Демельза подняла руку и пригладила волосы у него на виске.

— У тебя еще остались ко мне чувства?

Росс ошеломленно посмотрел на жену, заглянув ей в глаза.

— Боже, тебе следует это знать!

— Да, Росс, но чувства чувствам рознь. И я спрашиваю о тех, а не о других.

— Собираешься втянуть меня в философский спор, когда толпа щеголей внизу жаждет с тобой пофлиртовать?

— Никакие они не щеголи. И не думаю, что это... как-ты-там-его-назвал спор.


Она положила руку на дверь.

— Демельза, — окликнул ее Росс.

— Да!

— Если чувства и изменились, то не думаю, что их стоит помещать в разные отсеки, потому что одна часть неотделима от другой. Ты должна знать, что я тебя люблю. Какие еще тебе требуются заверения?

Она криво, но тепло улыбнулась.

— Лишь те, которые я могу услышать.

— Ну значит, ты их услышала. Это имеет такое значение?

— Да, это имеет такое значение!

— Что ж, буду повторять по средам и субботам.

— Лучше по воскресеньям, по воскресеньям всё звучит правдивей.

И они в довольно радостном настроении спустились вниз, обнаружив, что там уже собрались все соседи: молодые Тренеглосы, Бодруганы, доктор Чоук с женой и конечно же Пенвенены.

И Джордж Уорлегган.

Было непростительной ошибкой со стороны Тревонанса пригласить на один званый вечер Джорджа и Росса. Но раз встречи не миновать, следовало её пережить. Прошлогоднюю драку Джорджа с Россом злые языки раздули едва ли не до убийственных размеров. Сегодняшнее присутствие обоих придавало вечеру особую пикантность в глазах тех, кто выказывал живой интерес к последствиям их ссоры.

Но Джордж держался скромно и старался избегать Полдарков. Что ни говори, но упав с лестницы, он проникся уважением к силе своего оппонента. За обедом Росса усадили неподалеку от главы стола. По правую сторону от него сидела Констанс, леди Бодруган, по левую — Элизабет, а напротив оказалась Кэролайн Пенвенен.

Он так много слышал о Кэролайн, что было бы странным, если бы она соответствовала его представлениям. Росс счел ее не такой красивой, как Элизабет, и не такой очаровательной, как Демельза, но ее ясноглазая и остроумная энергия немедленно привлекала внимание любого мужчины. Изумруды вокруг молочно-белой шеи чудесно ей шли, они внезапно, как и хозяйка, менялись в зависимости от освещения, то были прохладными и бездонными, то яркими и сияющими. Росс без труда понял чувства Анвина Тревонанса — тот всегда был восприимчив к чужому влиянию. Все гадали об их отношениях, поскольку сегодня оба выглядели напряженными. Кэролайн обращалась с Анвином с ледяной вежливостью, и все воображали, как это переменится после свадьбы. Гордый львиный профиль Анвина и выступающая нижняя губа о многом говорят.

Едва гости уселись за стол, как сэр Джон спросил:

— Вы знакомы с мисс Пенвенен, Росс? Кэролайн, капитан Полдарк.

Росс изучал её широко распахнутые серо-зеленые глаза.

Мисс Пенвенен склонила голову в знак приветствия.


— Сегодня мы встретились впервые, Джон. Однако мне доводилось видеть капитана Полдарка при иных обстоятельствах.

— Когда же? — спросил Росс.

— О, вы не могли меня заметить. Я присутствовала на суде в Бодмине, когда вам предъявили обвинения в разграблении двух кораблей. Я сидела среди зрителей.

— Прекрасно помню, — ответил Росс. — Однако зрители наводят на мысль о представлении. Боюсь, то представление не удалось.

— Мне встречались и похуже. Видите ли, во время представления зритель знает, что добродетель восторжествует, но в жизни из-за беззакония и страхов за исход всё висит на волоске.

— Мне кажется, вы присутствовали не на том слушании, мисс Пенвенен. Добродетели в моем деле были нещадные крохи, и никакого торжества в моем оправдании. Если что и восторжествовало, так это упорство присяжных в своих заблуждениях. Стало быть, вы сочувствовали судье.

Глаза Кэролайн блеснули.

— Уверяю вас, сочувствовала. Видели бы вы, как опечалилось его лицо, когда ему не удалось вас наказать.

Во время первой половины обеда Росс беседовал с Элизабет. Она испытывала не меньше удовольствия, это стало очевидным и Демельзе, которая сидела на другом конце стола, оказавшись между сэром Хью Бодруганом, как обычно пытавшимся завладеть ее вниманием, и капитаном МакНилом из Шотландского полка гвардейских драгун. МакНил уже бывал здесь ранее, несколько лет назад, вместе с отрядом драгун, чтобы присмотреть за шахтерскими волнениями и положить конец контрабанде.

Что бы ни думали остальные относительно своих мест за столом, Малькольм МакНил не жаловался. Он лишь желал лишить сэра Хью монополии. Снова и снова он пытался привлечь внимание миссис Полдарк, но снова и снова волосатый баронет опять им завладевал. Первая настоящая возможность настала, когда сэру Хью пришлось нарезать мясо для миссис Френшэм, сестры сэра Джона, и МакНил тут же спросил Демельзу, не может ли он сделать то же самое для нее.

— Благодарю, но нет, — ответила Демельза. — Я удивлена видеть вас здесь, капитан МакНил. Я уж было решила, что вы вернулись в Шотландию, к кланам.

— О, я уже там был, — заверил он ее, восторженно подкрутив ус. — И еще за морем. И в Лондоне, и в Виндзоре. Но я привязался к этой части страны и некоторым ее обитателям, и когда выдается случай, приезжаю их навестить.

— С драгунами?

— Нет, на этот раз без драгун.

— Ни одного?

— Вынужден вас расстроить, но только я один, миссис Полдарк. Я переболел лихорадкой, и встретив сэра Джона в Лондоне, получил приглашение провести здесь отпуск по болезни.

Демельза приветливо на него взглянула.

— Вы не похожи на больного, капитан МакНил.

— Уже нет, мэм. Позвольте вам налить. Вы канарским угощались?

— Я знаю лишь три напитка, и этот в них не входит.

— Тогда пусть будет канарское. И я также с удовольствием, как и с пользой для здоровья, наслаждаюсь вашим прекрасным побережьем.

— А не контрабандистов ловите?

— Нет-нет, миссис Полдарк, не в этот раз. А они еще есть? Мне казалось, что в свой прошлый визит я всех переловил.

— Так и есть. Мы были так подавлены, когда вы уехали.

Шотландец взглянул на нее с огоньком в глазах.

— Эту фразу можно понять двояко.

Демельза посмотрела на другую сторону стола и увидела, как Росс улыбнулся Элизабет.

— Не думаю, капитан МакНил, что вы считаете меня контрабандисткой.

МакНил хохотнул, весьма сдержанно по собственным меркам, но достаточно для того, чтобы все остальные присутствующие за столом на пару секунд замолчали.

Миссис Френшэм с улыбкой заявила:

— Если эту шутку можно повторить, то вам стоит поделиться ею с остальными.

— О, с моей стороны это была вовсе не шутка, мэм. Капитан МакНил заверял, что на сей раз он приехал не для того, чтобы ловить контрабандистов, а я сказала ему, что больше в этих краях он никого не поймает, — сказала Демельза.

— Будь я проклят, если это не острота, — прогрохотал сэр Хью.

— Капитан МакНил выздоравливает после болезни, — сообщила миссис Френшэм. — Цель его пребывания здесь, как он меня уверил, совершенно невинна, иначе нам пришлось бы приставить к нему охрану и запереть в его комнате!

— Я искренне полагаю, мэм, что вам следует так и поступить, — отозвалась Демельза, а сэр Хью и капитан снова рассмеялись.

На другом конце стола сэр Джон Тревонанс по не очень понятной причине отпустил уничижительное замечание по поводу молодого Дуайта Эниса. В то утро скончался Эллери, и сэр Джон считал, что скандальное происшествие привлечет внимание общества. Эллери был крепким и здоровым мужчиной шестидесяти лет, а Энис вставил ему в глотку зонд, и рана так и не зажила. Его старый приятель доктор Чоук это подтверждает... Невежество и пренебрежение. Но сэр Джон понял, что ошибся, потому что за доктора Эниса не только тут же вступилась Кэролайн, но и нашла союзника в лице Росса Полдарка, и баронет, к своему неудовольствию, а еще более — к неудовольствию Анвина, оказался меж двух огней. При первом знакомстве Росс счел Кэролайн дерзкой, но теперь они выступили в унисон, и к концу спора Кэролайн посмотрела на него с одобрением.

— Она прелестна, не правда ли? — вполголоса сказала Россу Элизабет.

— Производит впечатление. Красота — это дело вкуса.

— Как думаешь, это правда, что то, чем не восхищается взор, и по сердцу не придется?

— О, несомненно. Попробуй найти доказательство противоположного. По крайней мере, со мной это так. И ты об этом знаешь.

— Я так мало о тебе знаю, Росс. Сколько раз мы встречались за пять лет? Может, с десяток?

Росс замолчал.

— Я думал не о последних пяти годах. Но, может, ты и права. Склонен с тобой согласиться, я тоже мало о тебе знаю. И ты так изменилась... я имею в виду — внутренне...

— Правда? Расскажи, в чем же заметнее всего проявляется это ухудшение.

— Ты ведь хочешь, чтобы я тебя утешил, не так ли? Так и будет. Просто это другая Элизабет, вот и всё. Вовсе не хуже, наоборот. Но временами она удивляет. Теперь я понимаю, как ты была молода, когда пообещала выйти за меня замуж.

Элизабет убрала руку от бокала, но задержала пальцы на ножке.

— Но достаточно взрослой, чтобы понимать, чего хочу.

Иногда Росса удивляла ее манера говорить. Ее тон вдруг стал самоуничижительным. И это тут же увело их разговор в сторону от вежливой беседы с легким намеком на флирт.

Росс посмотрел на нее, пытаясь взвесить свои слова, чтобы дать ей возможность вернуться к обычной болтовне:

— Что ж, мы оба согласны, что ты была юной. А потом ты решила, что я погиб.

Элизабет взглянула через стол, на беседующего с Рут Тренеглос Фрэнсиса. Возможно, нахлынувшие чувства тоже застали ее врасплох. Или она решила, что слишком часто их избегает. Совершенно спокойным и юным голосом она произнесла:

— Я никогда до конца не верила, что ты мертв. Просто мне казалось, что Фрэнсиса я люблю больше.

— Тебе казалось, что ты его любишь?

Она кивнула.

— А потом я обнаружила, что ошиблась.

— Когда?

— Довольно скоро.

Его логический склад ума отказался принимать всё значение этого неожиданного разговора, но где-то внутри заколотилось сердце, словно понимание пришло по другому каналу. Двадцать с лишним человек за столом, его собственная жена, беседующая с офицером-кавалеристом с большими усами, сэр Хью по другую ее руку, ожидающий возможности вмешаться, Джордж Уорлегган, по большей части молчаливый и напряженный, но постоянно переводящий взгляд со своей тарелки или партнеров по беседе на волосы Элизабет, ее губы или руки. Невероятно, что Элизабет выбрала именно это время для подобного признания, и это через девять лет! Настолько невероятно, что звучит правдиво.

— Проклятые дворняжки, что шляются вокруг, — пылко заявила леди Бодруган, — постоянно спариваются, до чего же трудно держать чистую породу. Вам повезло гораздо больше Джон, раз имеете дело только с коровами. Так что у вас за пес, мисс?

— Мопс, — ответила Кэролайн. — С чудесной кудрявой шерсткой и золотистой мордой размером не больше этой тарелки. Анвин относится к нему с чрезвычайным уважением и любовью, не так ли, дорогой?

— С уважением, несомненно, — сказал Анвин, — потому что его зубы дьявольски остры.

— Ты пытаешься надо мной подшутить? — спросил Росс у Элизабет.

Она улыбнулась неожиданно беззащитно.

— О, разумеется, это шутка. Но подшучиваю я только надо собой, Росс. Разве ты не понимаешь? Мне было интересно, догадаешься ли ты.

— Догадаюсь...

— Что ж, если ты не догадался, с твоей стороны было бы любезнее остановить это откровенное признание на полпути. Разве так уж удивительно, что женщина, однажды изменившая решение, может изменить его еще раз? Что ж, видимо, да, потому что для меня это всегда было унизительным потрясением.

После довольно длинной паузы Росс сказал:

— В ту Пасху, когда я пришел к тебе после твоего замужества, ты достаточно ясно дала понять, что любишь только Фрэнсиса и не думаешь ни о ком другом.

— А что еще я могла тебе сказать? Всего через несколько месяцев после замужества и с Джеффри Чарльзом в моем чреве?

У Росса забрали тарелку и поставили на ее место новую. Каким бы ни был повод для приема, сэр Джон не поскупился на запасы из погреба, и разговоры за столом стали громче. Но Росс боролся с собой, чтобы не отодвинуть стул и уйти. И Элизабет выбрала именно это время... Разве что только присутствие посторонних придало ей мужества так откровенно рассказать о том, что она давно собиралась. И хотя несколько минут назад он не понимал значения ее слов, теперь Росс видел, что они имеют смысл. Каждая прошедшая секунда неумолимо вплетала эти слова в узор прошедших девяти лет.

— А Фрэнсис? Он знает?

— Я уже и так слишком много сказала, Росс. Ох уж мой язык. Внезапный порыв. Лучше о нем позабыть. А если и не забыть, то оставить без внимания. О чем мы говорили до этого?

Через три человека за столом сидел Фрэнсис со слегка пренебрежительным выражением лица, на котором живые черты юности постепенно уступали место преждевременному увяданию. Словно что-то подозревая, он взглянул на Росса, поднял бровь и подмигнул.

Фрэнсис знал. Теперь Росс это понял. Фрэнсис знал уже так давно, что первый приступ разочарования и крушения иллюзий уже прошел. Он давно растерял ревность, а может, вместе с ней и любовь, больше кузен не ощущал никакой неловкости, видя Росса и Элизабет вместе. Стычки прошлых лет, загадочное поведение — всё имело объяснение. А теперь его это не трогает, всё прошло, стало частью давно минувшей эпохи, пришли новые времена терпимости и добродушия.

Возможно, думал Росс, именно потому Элизабет и осмелилась ему рассказать, потому что ее чувства давно остыли, и она считает, что и у Росса тоже, Элизабет просто предложила объяснение и извинение за прошлое, этим признанием она хотела показать, что никакой опасности для них всех более не существует.

Элизабет повернулась, чтобы ответить на какие-то вопросы сидящего по другую руку мужчины, и Росс увидел ее лицо лишь через пару секунд. И даже тогда он не встретился с ней взглядом, но всё равно понял по выражению ее лица (или, на самом деле, уже давным-давно об этом догадался) — дело даже не в том, что она считала или не считала его погибшим.

После того как дамы удалились, мужчины провели полчаса за портвейном, а потом вновь соединились с дамами за чаем и кофе.

Росс встретился с Кэролайн Пенвенен. Он шел по малой гостиной, когда услышал сердитые слова и узнал голос Анвина Тревонанса. Пройдя еще немного, Росс услышал, как резко хлопнула дверь, и быстрые шаги в сторону главной гостиной. Он попятился, чтобы пропустить вперед Кэролайн. Она улыбнулась и выглядела запыхавшейся, а глаза еще сверкали от пережитых чувств.

Росс уже собрался двинуться дальше, как она спросила:

— Могу я отвлечь вас на минутку?

— На сколько вам понадобится.

Девушка стояла рядом, с прищуром рассматривая гостей. Теперь Росс понял, какая она высокая и насколько грациозная.

— Я благодарна, что вы сохраняете верность друзьям, капитан Полдарк.

— Верность? Надеюсь. Но вы же не...

— Я про доктора Эниса. Должна признаться, когда я встретилась с ним впервые, он горячо вас защищал.

— Когда это было?

— До суда над вами, разумеется. Он так пылко выступил в вашу защиту.

Обычно люди избегали упоминать при Россе о суде. Выражение его лица не поощряло такие вольности. Но эта девушка, казалось, не испытывала никаких сомнений. Она произнесла эти слова либо от полного отсутствия проницательности и понимания, либо исходя из собственных понятий о честности, в которых не существовало табу. Раз уж она решила вести себя дружелюбно, то Росс сделал ей скидку.

— Должен ли я понимать, что вы дали ему повод выступить в мою защиту?

— О, разумеется. Потому что если вы хотите узнать подлинные чувства человека, всегда стоит его спровоцировать.

— Именно к этой тактике вы сейчас и прибегаете, мисс Пенвенен?

Она мило улыбнулась.

— Было бы слишком самонадеянно с моей стороны вообразить, что у меня получится.

— Вы останетесь на лето у дяди?

— Возможно. В октябре мне исполнится двадцать один, и тогда я стану сама себе хозяйкой. Такое досадно долгое ожидание.

— Может, к тому времени вы уже выйдете замуж.

— Не означает ли это просто замену одного владельца другим?

— Так я и думал, что вы смотрите на мужа именно в этом свете.

— Поскольку у меня никогда не было мужа, трудно судить. Но повидав многих вокруг себя, я бы не стала называть такое описание нелестным.

— Вашему дяде оно уж точно не льстит.

— Почему же, — засмеялась Кэролайн. — Он меня содержит. Разве это не значит, что он мой владелец? Там нет решеток на окнах, разве что невидимые решетки условностей и неодобрения. Но думаю, свобода мне понравится.

Пока они разговаривали, мимо с грозным лицом прошел Анвин, а Кэролайн продолжила беседовать с Россом даже в присутствии жениха. Добродушно осознавая, что его используют, Росс подумал, что его надеждам на их скорый брак, вероятно не суждено сбыться.

Подозрения укрепились, когда Анвин исчез и в тот вечер больше не показывался. До полуночи играли в карты, но размолвку между юной парой подчеркивала кислая мина Рэя Пенвенена, и это испортило остаток вечера.

Лишь когда партия подходила к концу, Джордж Уорлегган временно оказался наедине с Фрэнсисом и тут же воспользовался возможностью поговорить с ним.

— Добрый вечер. Могу сказать, что рад снова тебя видеть, столько времени прошло.

Фрэнсис уставился на него.

— Прости, но не могу сказать то же самое, Джордж.

— Если это правда, то мне жаль. Так не должно быть.

— В этом разница между нами. Я сделал свой выбор давным-давно. Предпочитаю жить с чистыми руками.

Лицо Джорджа помрачнело.

— Это просто бессмысленный плевок... Я не вижу никаких причин для твоего кузена...

— Что ж, в таком случае, если причина в этом, то и от меня не ожидай.

Если Джордж и имел серьезные надежды на возобновление отношений, то теперь они исчезли. Джордж отвернулся и столкнулся лицом к лицу с Россом.

На мгновение настала тишина. Кое-кто смотрел в их сторону в ожидании неминуемой стычки. Гости приблизились, чтобы уловить слова, из которых разгорится искра.

Росс посмотрел на Джорджа сверху вниз.

— Добрый вечер, Джордж.

Грозное лицо Джорджа слегка скривилось.

— Что ж, Росс, я предвкушал нашу встречу в этом доме.

— Нам стоит как-нибудь поужинать вместе.

— Жду с нетерпением. Надеюсь, твоя шахта процветает?

— Будет.

— Хотелось бы мне иметь твою уверенность.

— Неужели ты завидуешь даже этому? — спросил Росс.

Джордж вспыхнул и открыл рот, чтобы ответить, но Росс уже ушел. Но теперь эти слова растопили многолетнюю сдержанность. Теперь впервые Росс поступал так, как того желал Джордж. Сдержанность — это добродетель. Стоит лишь выдержать паузу и насладиться триумфом.

Когда Росс и Демельза ехали домой в сопровождении Фрэнсиса и Элизабет на первом участке пути, встала ущербная луна, залив пейзаж блеском, высветив росу на полях и паутину в живых изгородях. Все четверо почти не разговаривали. Элизабет сосредоточилась на сказанном и тревожилась об эффекте своих слов, потому что невозможно предугадать поведение Росса. Фрэнсис засыпал. А Росс погрузился в думы о прошлом и размышления о будущем и видел не пейзаж, а лишь Элизабет, причину всего произошедшего, едущую впереди.

Демельза со своим прирожденным, почти животным чутьем, поняла, что в жизнь Росса вошло нечто новое. Она чувствовала, что причиной тому может быть Элизабет, но не могла и вообразить, что это новое возникло из старой привязанности. «Буду вас ждать, мэм», — сказал капитан МакНил с восхищением во взгляде. Из всех мужчин, с которыми она знакома, Малкольм МакНил был единственным, кто мог состязаться с Россом. «На днях я устрою прием, дорогая», — сказал сэр Хью Бодруган, сжав ее ладонь пальцами.

Как раз перед тем, как они собирались расстаться, Фрэнсис спросил:

— Правда ли, что контрабандисты вернулись из успешного плавания?

— Да, — ответил Росс. — Так я слышал.

— Веркоу со своей шайкой будет не в духе.

— Не сомневаюсь.

— Ходят слухи... Забыл, где я об этом слышал, но люди перешептываются, что ты имеешь отношение к этому делу.

Настала тишина. Демельза чуть натянула поводья, и лошадь дернула головой с недовольным перезвоном.

— Где ты это слышал? — поинтересовался Росс.

— А какая разница? Это было довольно давно. Думаю, это связано с тем мартовским плаванием.

— Разве было когда-нибудь время, чтобы о нас не болтали всякие глупости, Фрэнсис?

Опять повисла тишина.

— Что ж, я рад, что это неправда.

— Рад? Не знал, что ты так беспокоишься о таможенниках.

— Вовсе нет, Росс. Но нынче я беспокоюсь о тебе. И мне не нравится, что поблизости болтается этот доносчик, лазутчик и болтун. Всем известно о его существовании, но никто его не знает. Если его личность раскроется, то его ждет печальный конец. Но пока он вдвойне опасен. Разумеется, на месте мистера Тренкрома, который серьезно вложился в это дело и с куттером внушительных размеров, я бы продолжил, положившись на милость Господа. Ничего не поделаешь. Но на месте обычного сельского сквайра, желающего подзаработать лишний пенни, или шахтера, или кузнеца, ищущего дополнительный приработок, в последнее время я бы держался подальше от этого дела.

Для Фрэнсиса это была длинная речь, и пока он ее произносил, они как раз подъехали к развилке. Четверо всадников остановились.

— Полагаю, в следующий раз, когда речь зайдет об этом предмете, ты промолчишь об этой истории, — сказал Росс.

— О, разумеется. Конечно. Что ж, доброй ночи вам обоим.

— Разумеется, в этом деле все участвуют по-разному. Не обязательно плавать на лодке или перевозить товары.

— Любое участие может быть опасным, если поблизости крутится доносчик.

— Если бы я был обычным сельским сквайром, желающим подзаработать лишний пенни, то мог бы с тобой согласиться. Но в некоторых обстоятельствах награда перевешивает риск.

— Думаю, лучше мне больше ничего не знать. Я лишь хотел по-дружески предупредить, а не допытываться о твоих секретах.

— Похоже, ты уже знаешь секрет. Будет неплохо, если узнаешь и подробности. Некоторое время назад ко мне приехал мистер Тренкром, у него возникли затруднения, поскольку из-за доносчика он не мог выгружать товар в обычных местах. Он спросил, нельзя ли использовать бухту Нампары. В то время Уорлегганы всеми силами стремились наложить лапы на мою шахту Уил-Лежер. Я согласился на предложение Тренкрома, и он пользуется моей бухтой, но лишь пару раз в году, и за каждую выгрузку платит двести фунтов.

Фрэнсис присвистнул.

— Приличная сумма. Любого введет в искушение. Если бы не эта опасность, я бы и сам рискнул.

— Если бы не эта опасность, мне бы никто такого не предложил.

— Да... Да, понимаю. Но эти деньги... они для того, чтобы вести работы на Уил-Грейс дольше, чем мы планировали? Если так...

— У меня долги, — коротко ответил Росс. — И один со слишком высокими процентами. С деньгами от Тренкрома я смогу выжить. Без них наша шахта никогда бы не заработала.

— Тебе следовало мне сказать.

— Что именно?

— Про эти долги. Деньги, которые я вложил в Уил-Грейс, можно было бы разместить удачней.

— Если с Уил-Грейс ничего не выйдет, может, стоит вложить их в другое предприятие. Всё равно их недостаточно, чтобы выплатить долг.

Фрэнсис посмотрел на кузена, наполовину освещенного лунным светом. Ему хотелось бы прояснить этот вопрос, но в нем таилось слишком много ловушек. Их нынешняя дружба, нынешнее партнерство, значило для него слишком многое, чтобы рисковать, задавая необдуманный вопрос.

Когда Росс и Демельза поскакали дальше вдвоем, Демельза спросила:

— Интересно, кто ему рассказал?

— Про контрабанду? Этого не могло не случиться, когда в курсе двадцать или тридцать человек. — Словно бы прочитав ее мысли, Росс добавил: — О, я знаю, о чем ты постоянно твердишь. Но я почти ничем не рискую. Пока никто не знает даты разгрузки, всё в порядке. Таможенники не бродят каждую ночь по берегу.

— Да лучше уж я буду ходить босиком.

— Вряд ли ты так рискуешь.

— Но есть риск еще похуже.

— Не думаю.

— Не шути с этим, Росс. Тут нет ничего смешного. У тебя и так в последние годы было слишком много неприятностей.

Теперь они уже въехали в собственную долину. По другую сторону пыхтел насос Уил-Грейс, выкачивая воду с глубины.

Чтобы немного отвлечь жену, Росс спросил:

— Тебе понравился вечер? Соответствовал ожиданиям?

— Да, оказался весьма приятным. Только мы с тобой разделились с самого начала, а под конец стали почти незнакомцами.

— Таковы правила современного общества. Но я заметил, что капитан МакНил весьма неплохо за тобой присматривал.

— Да, в самом деле. Он так вежлив, весьма любезный человек, Росс, и собирается заехать к нам на следующей неделе.

— Хм. Дело привычное. Тебе стоит только поманить пальчиком, и они все сбегутся.

— Ты ужасно и скверно преувеличиваешь, Росс. Временами я думала, что засну. А что Кэролайн Пенвенен?

— Кэролайн?

— Да, ты уделял ей много внимания. Что ты о ней думаешь? Она зажала тебя в уголке и не позволила уйти, разве не так?

Росс с минуту поразмышлял.

— Она не загнала бы меня в угол против моего желания, но я определенно считаю, что Дуайту в жены мисс Пенвенен не годится — станет вытирать об него ноги.


Глава четвертая


Смерть Эллери многое изменила для Дуайта. Доктор может применять свои умения в бедном и необразованном обществе только на основе доверия. Без этого ничего не применишь. За две недели больше половины пациентов Дуайта перестали появляться у его порога или находили благовидные предлоги, когда он приходил к ним.

Он и раньше нечасто посещал Сент-Агнесс, но там жили несколько преданных пациентов, и среди них один платежеспособный: миссис Веркоу, жена таможенника, их младший сын зимой заболел. На следующий день после приема, на который его не пригласили, Дуайт нанес им визит в то самое время, когда Веркоу прощался у входной двери своего белоснежного коттеджа с белокурым мужчиной с роскошными кавалерийскими усами. Хоть незнакомец явно был джентльменом, но прибыл не верхом и зашагал по полям в сторону утеса.

Клара Веркоу поприветствовала Дуайта, когда тот вошел. Хуберту нездоровится, сказала она, после последней порции микстуры его стошнило, и больше она давать не стала. Хуберт выглядел бледным как полотно и изможденным, его подвинули к падающим через открытую дверь солнечным лучам, и Дуайт окинул его профессиональным взглядом, сделав вид, что восхищается его книжкой. Книжка была из новых — дешевая, отпечатанная в Плимуте на жесткой бумаге, с картинками и в хлипкой обложке с деревянным корешком, под названием «История милашки Примроуз». На первой картинке был изображен ангел, и Хуберт раскрасил крылья красным.

Дуайт гадал, может, это еще одно эхо происшествия с Эллери, и его микстуру винят в желудочном расстройстве.

Он сказал, что заменит лекарство, и плеснул его в чашку, чтобы попробовать.

Пока он находился в коттедже, Джим Веркоу вернулся за подзорной трубой, и Дуайт проследил взглядом, куда направили прибор — в сторону паруса на горизонте.

Нельзя не восхищаться человеком, продолжающим выполнять свое дело, несмотря на предлагаемые взятки, угрозы время от времени и общественное порицание выбранного им пути. На бородатом лице Веркоу читались отголоски неприязни, с которой ему так часто приходилось сталкиваться. Дуайту он нравился бы больше, если бы на его лице читалось мрачное удовлетворение, которое некоторые люди находят в том, как остальные осуждают исполненный им долг.

— Нынче утром небо ясное, — отметил Дуайт, когда таможенник опустил подзорную трубу.

— Чистое, как скальпель хирурга. До ночи дождя не будет.

— Мы всю неделю высматриваем судно контрабандистов, — сказала миссис Веркоу, кивнув. — Джим давно уже о нем расспрашивает.

— Скоро по всей деревне начнут трепать, — раздраженно заметил Веркоу. — У женщин языки без костей, в особенности в делах, что их не касаются.

— Ох, доктор Энис ведь ничего не скажет, правда, сэр?

— Как и если бы увидел человека с бочонком бренди.

Веркоу на мгновение уставился на него с обидой в глазах.

— Человек, желающий быть доктором, не может быть беспристрастным.

Трудно выполнять свою работу как надо, когда все дворянство против тебя, доктор, когда на всем побережье для честного корабля едва ли найдется местечко для безопасного пристанища. Они просто не решаются приблизиться сюда при плохой погоде. Даже в Падстоу небезопасно, если разразится шторм. Но наблюдать за всем этим из залива Маунтс невозможно!

— Мне думается, это мешает обеим сторонам. Волны, что удерживают в гавани ваш таможенный куттер, удерживают и любителей выгрузить груз без пошлин.

— Все не так просто, как кажется. Контрабандисты склонны идти на больший риск и знают каждый камень и водоворот как свои пять пальцев. Что мне нужно, так это больше людей на берегу. Я будто все время пытаюсь подниматься в гору, а хуже всего, думаю, осознание того, что даже если наконец-то поймаю негодяя, он предстанет перед местными судьями, а те его оправдают и отпустят.

— Я знаю, это трудная работа, но не могу сказать, что всё дворянство против вас, или даже простые люди, как я понимаю, у вас есть информаторы, и они должны быть на вес золота.

Лицо Веркоу налилось кровью от злости.

— Вот до чего доходит, доктор, когда оказываешься в затруднении. Честные люди не помогают, вот и приходится использовать крыс.

Пару минут спустя Дуайт въехал на главную улицу деревни и спешился у маленькой лавки, где ему готовили лекарства. Войдя, доктор остановился в ожидании среди разноцветных склянок, пучков крашеной соломы для дамских шляпок и жестянок со смесями чая, пока Ирби, аптекарь, не появился из подвала, где он смешивал лекарства. Ирби был маленьким толстяком с носом картошкой и очками в металлической оправе с линзами такого же размера, как и жадные глаза, прячущиеся за ними.

Для начала Дуайт вежливо попросил аптекаря принести его заказ, проверил микстуру и отметил, что на дне бутылочки есть осадок. Мистер Ирби, как всегда услужливый и вежливый, пораженно заметил, что, конечно же, осадок может быть: лекарства, которые Дуайт попросил смешать, могли не взаимодействовать друг с другом, и вероятно образование осадка.

Дуайт почтительно поправил его. Если медикаменты без примесей, это невозможно и т. д. и т. д. И тогда беседа, до этого все ещё вежливая, начала и сама по себе приобретать осадок.

Дуайт сказал, что желает проверить состав микстур. Мистер Ирби покосился по сторонам из-под очков и отметил, что за двадцать лет его практики в Сент-Агнесс ни один лекарь не подвергал сомнению его компетенцию, поэтому вопрос о поддельных лекарствах унизителен.

Мистер Ирби сказал, что никогда не покупал дешевые препараты и не собирается сейчас выслушивать обвинения. Дуайт ответил, что ему жаль, но он настаивает и имеет законное право как врач прийти и проверить медикаменты любого аптекаря, именно это он и собирается сделать.

Следуя за мистером Ирби, Дуайт спустился в подвал, разглядывая в тусклом свете глауберовы соли, дуврские порошки, гуммигут, рвотный орех, болеутоляющие и глистогонные средства. ...



Все права на текст принадлежат автору: Уинстон Грэм.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
УорлегганУинстон Грэм