Елена РУДЕНКО ДОЛГИЙ ЛЕТНИЙ ПРАЗДНИК Париж. Июль 1791 год

В ОЖИДАНИИ ПРАЗДНИКА

13 июля

Моё имя Максимильен Робеспьер, мне 33 года. Я живу в доме № 30 на улице Сентонж, район Марэ. Я стал одним из преуспевающих молодых политиков. Трудно поверить, что совсем недавно я был всеобщим посмешищем.

Стук в дверь. Кто это может быть? Я иду открывать

На пороге незнакомый мне пожилой человек, аккуратный, хорошо одетый. Судя по учащённому дыханию, подъём на третий этаж дался ему с трудом.

— Вы мсье Робеспьер? — дружелюбно спрашивает старик. — Я не ошибся?

Я утвердительно киваю. Предлагаю гостю войти.

— С кем имею честь говорить?

— Мое имя Марсель Брион, — представляется старик, осторожно садясь в кресло. — Простите, что отвлекаю вас от дел, но мне бы очень хотелось кое–что обсудить с вами…

Выпроводить человека преклонных лет, которому стоило больших трудов добраться ко мне, было бы в высшей мере жестоко.

— Да, я выслушаю вас, — соглашаюсь я. — Только через полчаса мне нужно уходить. Надеюсь, вам хватит этого времени?

— Вполне, не беспокойтесь, — отвечает Брион. — Я пришел к вам в качестве просителя. Мне известны ваши успехи не только в политике, но и в расследовании преступлений…

М-да, этого и следовало ожидать. Лавры сыщика не дадут мне спокойно жить.

— Вынужден вас разочаровать, мсье, — тактично начинаю я отказ, — но я уже не занимаюсь этим. У меня много иных забот…

— О! Я вас прекрасно понимаю! — кивает старик. — Но войдите в мое положение, у меня пропала дочь, её никак не могут отыскать…

— Прошу прощения, — вежливо перебиваю я его. — Но с этим лучше справится полиция.

Брион отмахивается. Почему он так не уверен в полиции?

— Я подозреваю некоторых лиц в похищении, — говорит он. — Но никак не могу понять, кто именно из них похититель. Вы, я слышал, умеете улавливать за словах скрытый смысл. Прошу вас поговорить с подозреваемыми, а потом сообщить мне, кто, на ваш взгляд, является похитителем. Ох, я на вас так надеюсь!

Мне жаль любящего отца. Да и любовь к частному сыску вновь даёт о себе знать. Не буду сразу отказывать мсье. Для начала лучше всё обдумать.

— Сейчас я ничего точно сказать не могу, — отвечаю я. — Я напишу вам сегодня вечером. Прошу вас, оставьте свой адрес.

Лицо Бриона расплывается в благодарной улыбке.

— Я вам очень признателен — восклицает он, пожимая мне руку. — Клянусь, в долгу я не останусь!

— Еще рано благодарить, мсье, — прохладно отвечаю я. — Поживем — увидим.

Брион уходит. Я погружаюсь в размышления. А стоит ли браться за это дело?

Мои мысли прерывает визит Светланы Лемус. Мы должны вместе отправиться на заседание в Клуб Якобинцев. Светлана писательница. Сочиняет приключенческие романы, а также истории с расследованиями запутанных убийств.

— Как тебе моя статья о Лафайете? — весело спрашивает Светик.

Светлана, помимо писательства, занимается написанием статей, и это у неё неплохо получается. К тому же, друзья всегда рады дать ей необходимые сведения.

— Хорошо, но слишком резко, — говорю я. — Ты писала эту статью в соавторстве с Жоржем. Не следовало записывать всё, что он диктовал.

Светик пожимает плечами.

— Ругательства я опустила, — говорит она. — Жорж Дантон мсье Лафайета терпеть не может, вот и отзывается о нем не очень красиво. Жорж обиделся на меня за то, что я вырезала половину его высказываний… Кстати, сейчас я пишу статью о тебе, о том, как ты победил своих противников. Ты же теперь у нас Неподкупный, которым восхищается вся Франция!

— Ладно, не преувеличивай! — останавливаю я её.

Светлана считает меня неким идеалом. Мне от этого становится неловко. Особенно, когда она начинает хвалить меня перед друзьями. Я от этого моментально тупею и не знаю, что сказать, кроме фразы: «Светик, не надо».

— Я ничего не преувеличиваю! — горячо возражает девушка. — А как у тебя продвигаются отношения с Мадлен? Тебе удалось её завоевать? Последнее время она стала благосклоннее к тебе относиться. Жаль только, что этот пошляк Барнав постоянно увивается около неё. Этот тип расположился на перекрестке двух твоих дорог.

— Не вижу в этом человеке реального соперника ни в политике, ни в любви, — твёрдо отвечаю я. — Прошу тебя, не будем об этом… У меня есть новость, уверен, она будет тебе интересна…

Я рассказываю Светик о визите Бриона. Это должно её заинтересовать.

— Макс, миленький, давай будем искать пропавшую дочь! — восклицает девушка. — А то последнее время как–то скучно стало, почти ничего не происходит! А я так люблю приключения!

М-да, последнее приключение Светланы мне хорошо запомнилось.

— Светик, ты ко всему слишком легкомысленно относишься, — говорю я строго. — Пойми, у меня нет времени проводить расследование, вести допрос подозреваемых, собирать факты! Сейчас у меня много дел!

Девушка улыбается.

— Сбор фактов я беру на себя, — важно произносит она. — А тебе останется только подумать, и всё!

— Ох, деточка, ты считаешь, что думать легко? — спрашиваю я.

— Нет! — энергично мотает головой Светик. — Думать невыносимо и противно! Но ты же любишь думать!

Светлана настойчиво уговаривает меня. Да, отказать Светик в этом предприятии — значит поссориться с ней надолго. К тому же дело обещает быть неопасным и легким, а Светлана всегда блестяще справляется со сбором фактов.

Только ради Светланы я решил вновь стать сыщиком? Нет, если бы я не хотел, то вряд ли бы рассказал Светик о визите Бриона. Так что не надо сваливать вину на любопытного ребенка. Просто я сам соскучился по расследованиям.

Я, Мадлен Ренар, мне 27 лет. Я уехала ненадолго в моё загородное имение. Хочу немного отдохнуть от столичной жизни.

Как всё сложно… Всё меняется. Каждый упрямо преследует свою цель. Но кто из них одержит победу? Чего хотят эти люди? Республики? Монархии? Просто власти?.. Не следует забывать, от этого зависит мое благополучие! Я должна выбрать правильный путь…

Для начала надо разобраться, что из себя представляют господа политики. Я сажусь за письменный стол. Решаю начертить схемы.

Бриссо — он активно наступает… имеет успех. Хотя… впечатления разумного человека он не производит. Мне кажется, тут не обходится без Манон Ролан… Вот доказательство, что женщина может всё!..

Дантон… этот пьяница и бабник умеет хорошо выступить. В ораторском искусстве немногие могут с ним тягаться. Но он расчищает путь герцогу Орлеанскому… Какой правитель получится из этого типа?..

Мой друг Барнав что–то приуныл… Но не думаю, что он сложит оружие. Конституционная монархия! Самое лучшее.

А что будет делать Макс? Он осторожен, никогда не пойдет против закона. Но при этом Макс умеет рисковать… Увы, сейчас даже на свои чары нельзя надеяться. Мне кажется, Макс меня не любит. Почему я так решила? Он слишком увлечён своей идеей. Что–то постоянно скрывает от меня. Стоит мне спросить Макса о его планах, как он моментально переводит разговор на другую тему. Да, для него политика — важнее всего!

Но наш недавний ужин вместе… и эта ночь… Чепуха! Это не означает любовь!

Хватит думать о глупостях! Надо написать всем «игрокам». Они не откроют карты, но я умею читать между строк…

Я пишу письмо Манон Ролан. Я слышала, эта дама очень самолюбива. Отлично, на неё должна подействовать лесть. Как бы это потоньше изложить?

Я перечитываю письмо. Кажется, получилось весьма неплохо!

А через Манон я познакомлюсь с Бриссо и остальной компанией.

Кто следующий? Барнав! Да, рановато я с ним рассталась. Хотя… мы с ним не ссорились. К тому же я никогда и ничего ему не обещала! Разыграю перед ним нежную несчастную дурочку. Он обожает, когда у него спрашивают совета!

Далее Жорж Дантон. С этим всё ясно. Даже пытаться не буду. Он вызывает у меня отвращение!

Остаётся Макс! Я вздыхаю. Написать ему? Разве это чем–то поможет? Не уверена, что он вообще мне ответит. Политика заставит Макса сразу же забыть о моём письме. Но попробовать стоит.

Заседание клуба Якобинцев завершилось. Я, Максимильен Робеспьер, хочу переговорить с Бриссо. Его выступление меня взволновало. Жаркие призывы этого мсье лишены всякой логики! Неужели люди этого не замечают!

— Ничего не понимаю, — бормочет Светик. — Что мсье Бриссо хотел от народа?

— И не поймёшь, — вздыхаю я. — Бриссо просто хочет действовать. Причём действовать грубо, необдуманно. А зачем действовать и как конкретно действовать — он ещё не решил.

Бриссо важно подходит к нам.

— Как вам моя речь? — гордо спрашивает он. — Как видите, она вызвала полный восторг у собравшихся!

— Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? — прямо спрашиваю я.

— Не понимаю вас, — пожимает плечами Бриссо.

— Вы требуете референдума, отсрочки принятия конституции, хотите сорвать выборы в законодательное собрание! — говорю я. — Неужели вы не понимаете, к чему это приведет?

— ЛуиТупого уберут ко всем чертям! — хмыкает Бриссо.

— А дальше? — иронично спрашиваю я. — Начнётся политическая война, которая перерастет в войну гражданскую! Политические партии и кружки будут драться за власть, не щадя никого! Наступит хаос! Ни о каком благосостоянии нации и речи быть не может!

— Ради свободы можно ненадолго пожертвовать благосостоянием, — гордо отвечает Бриссо.

М-да. Сумбурный вспыльчивый человек, сначала делает, а потом думает.

— А что вы–то предлагаете? — спрашивает Бриссо. — Неужели вы будете спокойно молчать? Это на вас никак не похоже, Робеспьер!

— Я не собираюсь молчать! — возражаю я. — Разумеется, я буду требовать, чтобы короля призвали к ответственности!

— Эх, Робеспьер! Неужели вам не ясно, что сейчас самый подходящий момент для республики?! — восклицает Бриссо.

— Я думаю, что как раз наоборот! — возражаю я.

— Что ж, ваше право! — пожимает Бриссо плечами. — Однако мои призывы возымели действие. И нравится вам это или нет, но мне уже поручили составить петицию против короля Собранию. Вам остаётся только выбирать — поддержать нас или нет.

Составить петицию. Это предложил Лакло. Конечно, для него и Дантона это самый подходящий момент отодвинуть Луи и сделать правителем герцога Орлеанского.

— Если бы всё было так просто, — вздыхаю я. — Но ведь речь идет о жизнях тысяч людей.

— Ох, ну не обязательно же будет война! — отмахивается Бриссо.

Ох, он меня не понял. Я имел в виду, что петиция подвергнет опасности каждого, кто её подпишет.

Эх, Бриссо, Бриссо, «обязательно», «необязательно», что за манера. Такая неопределенность и сумбурность просто недопустима!

— Кстати, а вы чем занимаетесь? — вдруг спрашивает Бриссо.

Этот вопрос адресован Светик, которая с широко распахнутыми глазами слушает наш разговор.

— Помогаю Максу в расследовании, — затараторила она, — пропала дочь мсье Бриона.

— Бриона? — переспрашивает Бриссо.

Светик кивает.

— У него пару месяцев назад погиб брат, Жан Брион, лошадь понесла, — информирует нас Бриссо. — Пренеприятнейший был братец. Промышлял шантажом, контрабандой. Не без оснований считают, что он был связан с работорговлей. Тёмные делишки.

На этом наш разговор закончен. Сказанное Бриссо о погибшем брате Бриона показалось мне любопытным. Странно, что такой тип погиб, просто упав с лошади.

— Макс, — зовут меня.

Я оборачиваюсь. Пред нами предстает Луиза Робер. Маленькая шустрая особа с большими черными глазами.

— Не понимаю, почему вы настроены против петиции! — говорит она. — Вы ведь смелый человек! Вы же привыкли рисковать!

— Дорогая Луиза, — с поклоном говорю я. — Одно дело рисковать самому, другое — подставлять под удар других.

Луиза вопросительно смотрит на меня, хлопая большими глазами.

— Представьте картину, — поясняю я. — Площадь, сотни людей пришли подписать петицию. Достаточно лишь роты вооруженных солдат…

— Нет! Нет! — мотает головой Луиза. — Они не посмеют применить силу против народа!

Ох, ещё один ребенок. Все сегодня, как дети малые.

— Против народа не посмеют, — киваю я. — А против мятежников… Ладно, подождем, что будет. Если они примут закон, оправдывающий короля Луи, то о петиции сразу следует забыть. Поддержка этого документа будет приравнена к преступлению против закона.

Луиза погружается в задумчивость.

— Петицию мы все же составим! — говорит она. — А там видно будет!

К нам подходит её супруг.

— Тебе удалось убедить Робеспьера? — спрашивает он Луизу.

— Увы, нет, — хитро улыбается она. — Но только пока…

— Большинство за то, чтобы составить петицию! — весело говорит Робер. — Нас поддержит весь клуб Кордельеров!

— Отлично! — щелкает пальцами Луиза. — Редактирование петиции мы с супругом берём на себя. Бриссо не возражал.

Я киваю.

— Я краем уха слышала, что вы расследуете исчезновение дочери Марселя Бриона, — переходит Луиза на другую тему. — Мадемуазель Мариэль, моя приятельница, была близкой подругой покойного Жана Бриона. Она прожила с ним двадцать лет! Была ему женою, но их брак не был узаконен! Просто жили как жили. Поэтому после его смерти бедняжка не получила ни гроша! Завещания Брион не составил, а по закону она ему никто! Значит, ей ничего не положено.

Луиза торжествующе оглядывает наши лица. Это тоже любопытно. Похоже, дело о пропавшей дочери не так уж просто. Интересно…

— Поэтому я и не люблю новомодных браков без законного венчания! — важно произносит Луиза. — Светик, на будущее, обязательно регистрируй свой брак! В противном случае останешься ни с чем! Все мы зависим от воли Божьей.

Светлана, кивая, выслушивает нравоучение мадам Робер.

— Мой милый супруг, — ласково обращается Луиза к мужу, — когда мы пойдем домой?

— Уже сейчас, — пожимает Робер плечами.

Так мы и расстаемся. Меня очень волнует петиция… Никто не хочет слушать моих советов. Где ваша логика, граждане?

— Не понимаю, почему все вцепились в эту петицию?! — восклицает Светик. — Макс, ты же всё им понятно объяснил!

Я пожимаю плечами. Что тут поделаешь. Если уж люди что–то вобьют себе в голову, то даже сила небесная их не переубедит. Печально, но факт.

Я, Антуан Барнав, мне 30 лет. Мои успехи в политике нельзя не заметить. В свои молодые годы я имею широкую популярность не только в Париже, но и во всей Европе. А поклонницы мне просто проходу не дают. Любовные послания приходят пачками. Зимой я топлю ими камин.

Сейчас я в растерянности. Вопрос о судьбе короля — решающий. Удастся ли нам добиться того, чтобы Собрание его оправдало?

Очень печально, но популярность нашего триумвирата — Ламета, Дюпора и меня — начинает падать. Мы уже не пользуемся былым влиянием в Якобинском клубе. Вчера в клубе мы не могли даже слова вставить. А насмешливые взгляды оборванцев вроде Демулена выводят меня из себя!

— Вопрос о судьбе короля остается открытым, — говорит Ламет. — Всё очень сложно. Однако далеко не безнадежно.

— Меня беспокоит то, что мы постепенно теряем нашу популярность, — говорю я.

— Да, — кивает Дюпор. — Якобинский клуб уже давно не наш. А ведь этот клуб очень влиятелен. Его слава гремит по всей Франции.

— У меня есть предложение, — продолжаю я. — Я давно думал об этом… Сейчас как раз самый подходящий момент! Надо открыть свой клуб!

Ламет и Дюпор вопросительно смотрят на меня.

— Кого сейчас удивишь клубами, — пожимает плечами Ламет. — Их открываются сотни! Но настоящее влияние имеют только те клубы, что открылись на заре революции…

— Это будет не совсем новый клуб, — поясняю я. — Мы дадим клич, что все истинные патриоты и друзья Конституции отныне перебрались в наш новый клуб! В прежнем клубе остались лишь враги и мятежники.

— Открытие клуба довольно хлопотное дело, — говорит Дюпор.

— У меня уже всё готово, — успокаиваю я его. — Всё это время я трудился, чтобы приготовить нам этот путь. Простите, что держал в тайне, у меня не было уверенности, что нам удастся применить этот план.

— Простите, но чем нынешняя ситуация более благотворна для открытия клуба? — спрашивает Ламет.

— Петиция против короля, которую хотят утвердить в клубе Якобинцев, — поясняю я, — если Луи Тупого оправдают, то поддержавшие петицию будут мятежниками — а мы, истинные друзья Конституции, не можем находиться рядом с мятежниками! Вы меня понимаете?

Ламет и Дюпор переглядываются. На их лицах появляются улыбки!

— Ловко придумано! — восклицает Ламет.

— Браво! — хлопает Дюпор.

Я самодовольно усмехаюсь:

— Открыв новый клуб, мы лишим шайку Робеспьера его политического веса, и привлечем на свою сторону клубы провинций.

— А если Луи призовут к ответственности? — спрашивает Дюпор. — Что тогда?

— Я этого не допущу! — горячо восклицаю я.

— Я тоже, — кивает Ламет.

Да, Ламет председатель Собрания, от него многое зависит.

— Простите, но, на мой взгляд, было бы лучшее вообще не допустить петиции, — делится мыслями Дюпор. — Если Луи оправдают, мы можем покинуть клуб и без петиции, сославшись на мятежное настроение наших коллег.

— Почему вас так пугает эта петиция? — интересуется Ламет.

— Любой бунт опасен, — верно замечает Дюпор. — Он может стать стихией. Составление петиции может обернуться для нас тем, чем обернулось взятие Бастилии для короля.

Дюпор прав. Петиция представляет для нас опасность.

— Я постараюсь скорее увидится с Лафайетом и мэром Байи, — говорю я. — Мы это обсудим.

— Кстати, о Робеспьере, — говорит Дюпор, — как я понимаю, он против петиции.

— Да, Робеспьер слишком расчётлив и хорошо знает закон, — неохотно киваю я, — петицию он вряд ли поддержит. Хотя… кто его знает. Увы, весь клуб Якобинцев поступит так, как решит Робеспьер.

— Главные виновники петиции Дантон и Лакло, — говорит Дюпор. — Если бы с ними договориться…

— Да, — киваю я, — Ламет, они ведь ваши приятели!

Не понимаю, как такой человек завёл приятельские отношения с этим сбродом. Лакло — автор глупейшего романа человечества «Опасные связи», а Дантон — городской пьяница. Я молчу про Демулена и Лежандра — как мог Ламет вообще общаться с этими болванами!

— Я попробую поговорить с Дантоном, — кивает Ламет. — Но не уверен, что это принесёт какие–либо плоды.

Я тоже не уверен. Вернее, уверен, что это будет бесполезно. Они всеми силами расчищают путь для герцога Орлеанского. Засадить бы их в тюрьму месяца на два, пока всё не стихнет. Нет, Ламет этого не позволит. Он считает, что это опасно. А их присутствие в Париже не опасно?

— Дантон соратник Орлеанского, — повторяет мои мысли Дюпор. — Его цель — сделать герцога регентом. Вот и причина петиции!

— Соратник, скорее собутыльник, — хмыкаю я. — Они вдвоём вечерами шляются по кабакам и домам терпимости. Именно в этих заведениях их, наверно, и посетила идея петиции.

— Они своего рода единомышленники, — усмехается Дюпор.

Это точно. У них на уме только выпивка и девки.

— А если всё сложится так, как мы планировали? — размышляет Ламет. — Ну, оправдаем мы Луи Тупого, ну, воцарится конституционная монархия. Что дальше? Дальше чистить обувь монархам?

— Думаю, постепенно мы сможем их сместить, — отвечает Дюпор.

— А мне кажется, что монархи насмехаются над нами, — возражает Ламет. — Они планируют потом сместить нас.

— Не будем сейчас об этом, — перебиваю я их.

— Ха, вас так очаровала Мария — Антуанетта, — они хихикают. — Ласковая речь опаснее самого смазливого личика.

Как мне осточертели эти шуточки. Да, мне льстит, что королева избрала меня своим другом и советчиком. А этих проходимцев просто гложет зависть!

Они уходят. Я сажусь за письменный стол. Разбираю почту. Ничего интересного.

Мой взгляд задерживается на одном из конвертов. Знакомый почерк! Мадлен! Я смеюсь. Всегда знал, что она долго не выдержит любви врага Робеспьера. Что пишет красотка? Она просит у меня совета! Что я говорил! Я нужен Мадлен! Ну что, Робеспьер? Посмотрим, кто победит!

Ах, красотка Мадлен. Интересно, как вы объясните мне свои свидания с этим уродцем?! Разыграю перед ней ревнивого влюбленного.

Я, Жорж Дантон, мне 31 год. Судьба начинает мне потихоньку улыбаться. Это радует. Имя Жорж Дантон у всех на слуху. Хотя моя известность временами довольно скандальная. Ну и что? Главное, народ меня обожает. Моя простецкая манера очаровывает всех. Стремясь к вершине политического Олимпа, я продолжаю наслаждаться жизнью! Развлечения — моя любовь!

Я и мой друг и коллега Лакло устроились в кофейне за бокалами превосходного вина.

— Петиция против Луи Тупого — то, что надо! — говорю я, осушив свой бокал. — Его побег возмутил население! Это точно!

— Да, — кивает Лакло, — надо действовать! Но всё должно быть чётко продумано… Я договорился с Бриссо, чтобы он сделал пометку: замещение короля Луи должно быть произведено только конституционными методами!

— Молодец! — хвалю я компаньона. — Конституция предусматривает монархию! Так как сын Луи ещё мал, то речь пойдёт о регенстве, а регентом может стать только герцог Орлеанский!

— Но всё не так просто, — погружается Лакло в размышления. — Петицию должны поддержать влиятельные политики. Робеспьер, например.

Я пожимаю плечами.

— Робеспьер любит действовать наверняка, — говорю я, — но смелости ему не занимать. Всё будет зависеть о того, как он отнесется к нашему проекту. Дело в том, что Робеспьера невозможно переубедить!

— Тогда о нём следует забыть, — говорит Лакло. — У Робеспьера это мероприятия не вызвало восторга.

Ладно, поживем — увидим! Сейчас главное составить петицию!

— Редактирование петиции взяли на себя Роберы, — говорит Лакло.

— Не говори о Луизе Робер во множественном числе, — смеюсь я. — Петицию отредактирует именно она!

— Бриссо не возражал, — замечает Лакло.

— Ага, попробовал бы ты возразить Луизе Робер! — хмыкаю я. — Эта вертлявая, неугомонная дамочка — подобна пиявке!

— А я против лишения женщин права общественной деятельности! — гордо говорит Лакло.

— Как будто я хочу запереть всех женщин в монастырь! — огрызаюсь я, терпеть не могу это ехидство. — Но пойми меня, иногда Луиза просто невыносима! Везде суёт свой нос, всё ей надо — это мелочи, простительно. А вот её советы и бурная инициатива кого угодно доведут до гроба! ...