Кристен Эшли Рискованное приключение

Глава 1 Перерыв

Я посмотрела на часы на приборной панели арендованной машины, а затем снова на снег.

Я уже на двадцать минут опаздывала на встречу с управляющим. Я беспокоилась не только потому, что опаздывала, но и потому, что, когда я наконец доберусь до места, ему придется ехать домой в такую метель. Ситуация на дороге ухудшалась с каждой секундой, водяная пленка в некоторых местах превратилась в черный лед, а в других — покрылась снегом. Оставалось надеяться, что управляющий живет недалеко от коттеджа.

Опять же, возможно, он привык к такой погоде, раз уж живет в маленьком горном городке в Колорадо. Возможно, для него это пустяки.

Но меня такая погода пугала до чертиков.

Я поборола желание взглянуть на указания, которые выучила в самолете (а если быть точнее, то еще до того, как села в самолет) и которые лежали рядом с моей сумочкой на пассажирском сиденье. Было непонятно, далеко ли еще до места, и что еще хуже, я тащилась со скорость вполовину меньше разрешенной.

Это не считая усталости от смены часовых поясов и от того, что последние семнадцать часов я провела в дороге, в самолете и в продуктовом магазине.

И не считая того, что вчера (или позавчера — никак не понять из-за смены часовых поясов) у меня в носу возникло то непонятное ощущение, которое говорит о приближении простуды или еще чего похуже, и оно никак не проходило.

Не говоря уже о том, что наступила ночь, а с ней пришла снежная буря, которая усиливалась с каждым мгновением. Все началось с небольшого снега, а теперь я видела едва ли на пять футов вперед. Перед вылетом я смотрела прогноз погоды — предполагалось, что следующие несколько дней небо будет ясным. Скоро апрель, до него осталось два дня. Откуда могло взяться столько снега?

Интересно, что думает Найлс. Хотя он, наверное, ничего не думает, потому что, скорее всего, спит. С другой стороны, если бы он отправился в путешествие в одиночку или даже с друзьями (что вряд ли, потому что друзей у Найлса немного), я бы не спала. Я бы волновалась и беспокоилась, добрался ли он до места назначения целым и невредимым. Особенно, если бы у него в носу были такие же ощущения, как у меня, о чем я ему рассказала перед отъездом.

Надо признаться, что он не говорил мне позвонить, когда я доберусь до коттеджа целой и невредимой. Он вообще мало что говорил, даже когда я сказала, что, перед тем как мы выберем церковь и назначим дату свадьбы, мне нужен двухнедельный перерыв. Подумать о наших отношениях и о нашем будущем. Собраться с мыслями. Устроить небольшое приключение, немного встряхнуть свою жизнь, вымести паутину, затянувшую (с каждым днем все больше и больше) мою голову и все остальные грани моей скучной, спокойной, предсказуемой жизни.

И еще надо признаться, что вне зависимости от того, куда я ехала и чем занималась, кажется, Найлса не волновало, доберусь ли я туда целой и невредимой. Он не звонил, даже если я уезжала в командировку и меня не было несколько дней. А когда звонила я, он, кажется, не обращал на это внимания. А в последнее время (я пару раз проверяла), когда я не звонила и спокойно возвращалась домой, иногда на несколько дней позже, он не обращал внимания и на то, что я не звонила.

Неприятное течение моих мыслей изменилось, когда я заметила нужный поворот. Я обрадовалась: значит, я уже близко, осталось совсем немного. Если бы ночь была ясной, то, судя по указаниям, я бы доехала за пять минут. Я аккуратно повернула направо и сосредоточилась на все ухудшающейся видимости. Поворот налево, потом еще раз направо и сразу в горку, на которую, по моим опасениям, моя машинка могла не забраться. Но тут я увидела его, словно сияющий маяк, который зажгли специально для меня.

Дом в форме буквы «А», в точности такой, каким он выглядел в интернете, за исключением сосен вокруг, гор на заднем плане и яркого солнца. Конечно, все это (кроме солнца ночью), наверное, тоже было, просто я не могла видеть.

Он прекрасен.

— Давай, детка, давай, ты сможешь, — проворковала я машине. Мысль о том, что мое путешествие подходит к концу, наполнила меня облегчением. Я наклонилась вперед, словно пытаясь придать машине ускорения, чтобы преодолеть подъем.

Удача запоздало улыбнулась мне (и машине), так что мы добрались до почтового ящика с наполовину засыпанной снегом надписью «Максвелл». Ящик означал начало подъездной дорожки, ведущей к фасаду дома. Я снова повернула направо и аккуратно подъехала к джипу «Чероки», припаркованному перед домом.

— Слава Богу, — прошептала я, остановила машину и поставила ее на ручник. Мой мозг тут же перешел к следующему пункту.

Встретиться с управляющим, получить ключи и указания.

Освободить машину от чемоданов и многочисленных пакетов с двухнедельным запасом продуктов — полезных, которыми я и питалась обычно, и не очень, которые я обычно не употребляла.

Убрать скоропортящиеся продукты в холодильник.

Постелить кровать (если надо).

Принять душ.

Принять лекарство от простуды, которое я купила в магазине.

Позвонить Найлсу и оставить хотя бы голосовое сообщение.

Спать.

Больше всего мне хотелось спать. Кажется, я никогда не была такой измотанной.

Чтобы уменьшить количество ходок от машины до крыльца, я схватила сумочку, вылезла из машины и закинула на плечо еще одну сумку. Потом вынула из багажника столько пакетов, сколько сумела удержать в руке. Надо быть осторожной: снег засыпал подъездную дорожку и пять ступеней, ведущих к крыльцу, которое шло вдоль всего фасада, а у меня сапоги с высокими каблуками. К тому времени как я добралась до крыльца, я уже пожалела о своем выборе обуви, хотя и слишком запоздало. Но я же смотрела прогноз погоды и думала, что мне ничего не грозит.

Не успела я шагнуть на крыльцо, как стеклянная входная дверь открылась, и в дверном проеме показался мужчина. Его силуэт вырисовывался на фоне света из дома, а лицо скрывалось в тени.

— Ой, здравствуйте. Мне очень-очень жаль, что я так опоздала. Меня задержала буря, — поднимаясь на крыльцо, торопливо объяснила я свою вполне объяснимую неучтивость (понятно, что в такой снег любой разумный водитель будет осторожен).

Мужчина отошел в сторону, выпустив наружу яркий свет, на секунду ослепивший меня.

Я остановилась, чтобы дать глазам привыкнуть к свету, и услышала:

— Какого хрена?

Я моргнула, сфокусировалась и уставилась на мужчину. Он выглядел совсем не так, как должен был, по моим представлениям, выглядеть управляющий.

Высокий. Очень высокий и широкоплечий. С темными, почти черными, волнистыми волосами. Они были густыми и выглядели так, словно стилист только что закончил укладывать это совершенство. Мужчина носил клетчатую фланелевую рубашку с закатанными до локтей рукавами, из-под которых виднелись длинные рукава белой футболки, потертые джинсы и толстые носки на ногах. Загорелая кожа на безупречном лице, способном вызвать бурю восторга у слепого, которому удалось бы дотронуться до него. Сильная челюсть, лоб, прекрасно очерченные скулы — невероятно. Хотя, по моему мнению, ему не мешало бы побриться еще пару дней назад.

— Мистер Эндрюс? — спросила я.

— Нет, — только и ответил он.

— Я… — начала я и замолчала, не зная, что сказать.

Я глянула по сторонам, потом обернулась назад на свою машину, на «Чероки», затем осмотрела дом. Картинка точно такая же, как на сайте. Верно?

Я снова посмотрела на мужчину:

— Извините. Я ожидала увидеть того, кто присматривает за домом.

— Присматривает?

— Да, мистера Эндрюса.

— Вы про Слима?

Слима?

— Э-м-м… — ответила я.

— Слима здесь нет.

— Вы здесь, чтобы передать мне ключи? — спросила я.

— Какие ключи?

— От дома.

Несколько секунд он просто смотрел на меня, потом пробормотал: «Дерьмо» — и вернулся в дом, оставив дверь открытой.

Не зная, что делать, я постояла на крыльце, а потом решила, что, возможно, открытая дверь означает приглашение последовать за ним. Что я и сделала. Я закрыла дверь ногой, потопала по коврику, чтобы сбить снег с сапог, и осмотрелась.

Полностью открытое пространство. Полированное дерево. Великолепно. Обычно на интернет сайтах изображения мест отдыха выглядят лучше, чем на самом деле. Здесь же все было наоборот. Никакое фото не могло бы адекватно передать красоту этого дома.

Слева находилась гостиная. Широкий и длинный диван с покрывалами. Рядом с диваном, лицом к окнам, стояло огромное кресло, в котором уютно (и крепко обнявшись) могли устроиться два человека, а перед ним пуфик для ног. Между креслом и диваном находился крепкий, грубо отесанный стол, а прямо перед диваном — еще один стол, пониже, но с большой квадратной столешницей. Помещение освещала лампа на маленьком столе. Ее основание было сделано из ветви дерева. В углу комнаты, рядом с окнами стоял торшер, сделанный из более длинной и толстой ветви, с бегущими бизонами на абажуре. За решеткой огромного, сложенного из камня камина, чей дымоход исчезал в скате крыши, весело горел огонь. Сзади в нише стояло бюро с убирающейся крышкой, а перед ним старомодный вращающийся стул. В углу располагалось кресло-качалка, а рядом еще один включенный торшер с основанием в виде бревна. Винтовая лестница вела на второй этаж, который нависал над первым и был огорожен перилами. Внизу, под полом второго этажа, были еще две двери, одна из которых, как я знала, вела в совмещенный санузел, а другая, скорее всего, в кладовку.

Согласно фотографиям второго этажа, которые я видела на сайте, там находилась двуспальная кровать, а также гардеробная и фантастическая ванная комната с небольшой сауной.

Справа от меня располагалась кухня, возможно, не самого современного дизайна и технического оснащения, но далеко не ветхая. Гранитные рабочие поверхности образовывали букву «П». Одна сторона шла вдоль боковой стены дома, вторая была двойной — низкая и широкая столешница, а над ней барная стойка — и выходила в жилую зону. Перед барной стойкой стояли два стула. Множество шкафчиков с блестящими дверцами из некрашеной сосны. Утварь из нержавеющей стали. Еще одна ниша, в которой находилась раковина, слева от нее — холодильник. И обеденный стол на шесть мест рядом с окнами, тоже из некрашеной сосны. В центре стола стоял большой стеклянный подсвечник в виде керосиновой лампы, наполненной серовато-зеленым песком, в котором была закреплена толстая сливочно-белая свеча. Над столом висел светильник, также сделанный из ветвей.

— У вас есть документы?

Я была настолько поглощена осмотром и мыслями о красоте этого места и о том, что этот потрясающий дом стоил долгих недель сомнений в правильности своих действий и семнадцати часов изматывающего путешествия, что испуганно вздрогнула и уставилась на мужчину.

Он стоял в кухне и держал в руках радиотелефон. Я направилась к нему, положила пакеты с продуктами на барную стойку и принялась копаться в сумочке в поисках бумажника. Достав бумажник, я вынула подтверждающие бумаги.

— Вот, — сказала я, вручив их мужчине. Он взял документы, одновременно набирая номер большим пальцем.

— Какие-то проб… — начала я, но его взгляд метнулся ко мне, и я замолчала.

У него были серые глаза. Ясные, светло-серые глаза. Я никогда не видела таких глаз. Особенно в обрамлении длинных и густых черных ресниц.

— Слим? — сказал мужчина в телефон. — Да, у меня тут женщина… — Он опустил взгляд на документы. — Мисс Шеридан.

— Миз^[1], — автоматически поправила я, и его ясные серые глаза вернулись ко мне.

Несмотря на сложившуюся ситуацию, я отметила, что у него на удивление привлекательный голос. Низкий, очень низкий, но не мягкий, а резкий, почти хриплый.

— Миз Шеридан, — прервал он мои размышления, подчеркнув «миз» тоном, который я бы не назвала приятным. — Она ищет ключи.

Я ждала, что Слим — который, подозреваю, и был мистером Эндрюсом, отсутствующим управляющим, — объяснит этому потрясающему мужчине, что у меня подтвержденная, заранее оплаченная бронь на две недели с довольно солидным залогом на маловероятный случай ущерба. Я также ждала, что Слим скажет этому потрясающему мужчине об очевидно имевшей место ошибке и посоветует ему освободить помещение, чтобы я могла разгрузить машину, убрать в холодильник скоропортящиеся продукты, принять душ, поговорить с Найлсом и, что самое важное, лечь спать.

— Да, ты облажался, — сказал потрясающий мужчина в трубку и закончил разговор словами: — Я разберусь.

Затем он нажал отбой, бросил трубку на столешницу и сообщил мне:

— Слим облажался.

— Э, да, начинаю понимать.

— Внизу на горе есть гостиница, милях в пятнадцати отсюда.

Кажется, я открыла рот, но не уверена, поскольку мой мозг отказался мыслить. Потом я спросила:

— Что?

— Гостиница в городе. Чистая, неплохие виды, хороший ресторан. Вниз по горе, откуда вы приехали. Выезжаете на шоссе, поворачиваете налево, около десяти миль.

С этими словами он отдал мне бумаги, подошел к двери, открыл ее и встал, придерживая ее и пристально глядя на меня. Я осталась на месте, потом посмотрела сквозь треугольные окна на снежный вихрь и снова на потрясающего, но — как я с опозданием заметила — неприветливого мужчину.

— У меня бронь, — сказала я.

— Что?

— Бронь, — повторила я, потом объяснила по-американски: — Заказано заранее.

— Да, Слим облажался.

Я растерянно покачала головой:

— Но я внесла предоплату за две недели.

— Я же сказал, что Слим облажался.

— И залог, — добавила я.

— Получите возврат.

Я моргнула и спросила:

— Возврат?

— Да, возврат. Вам вернут деньги.

— Но… — начала я, но замолчала, когда он громко вздохнул.

— Слушайте, мисс…

— Миз, — снова поправила я.

— Неважно, — коротко сказал он. — Произошла ошибка. Я здесь.

Такого не случалось уже довольно давно, но, кажется, я начинала сердиться. Опять же, я больше семнадцати часов провела в дороге, находилась в другой стране, в другом часовом поясе; на улице поздно, темно, идет снег, на дорогах опасно; в моей машине лежат продукты на сотни долларов, некоторые из них испортятся, если их не положить в холодильник, а в гостиницах нет холодильников, по крайней мере больших холодильников; я устала, у меня начинается простуда. Так что меня можно простить за то, что я рассердилась.

— Что ж, я тоже, — ответила я.

— Да, вы тоже, только это мой дом.

— Что?

— Я владелец дома.

Я снова растерянно качнула головой.

— Но он же сдается.

— Когда меня нет. Когда я дома, он не сдается.

Происходящее наконец-то дошло до меня.

— То есть вы хотите сказать, что моя подтвержденная бронь на самом деле не подтвержденная и вы отменяете сделку в самую что ни на есть последнюю минуту?

— Именно это я и говорю.

— Я не понимаю.

— Я говорю по-английски, мы с вами разговариваем на одном языке. Я вас понимаю.

Я снова был сбита с толку.

— Что?

— Вы англичанка.

— Я американка.

Он нахмурился, и от этого стал выглядеть немного страшно, в основном потому, что его лицо при этом потемнело.

— Ваша речь звучит не по-американски.

— И тем не менее.

— Неважно, — буркнул он и махнул рукой в сторону открытой двери. — Вам вернут деньги в понедельник утром.

— Вы не можете так поступить.

— Я только что это сделал.

— Это… Я не… Вы не можете…

— Слушайте, миз Шеридан, уже поздно. Чем дольше вы будете стоять и болтать, тем больше времени вам понадобится, чтобы доехать до гостиницы.

Я посмотрела на снег, потом опять на мужчину.

— Снег идет, — выдала я очевидное.

— Поэтому я и говорю, что вам лучше отправиться в путь.

Секунду я пристально смотрела на него. Потом секунда превратилась в десяток.

— Поверить не могу, — прошептала я.

А потом мне больше не надо было задумываться о том, сержусь ли я, потому что я была очень зла и слишком устала, чтобы думать о дальнейших словах.

Я сунула бумаги в сумочку, схватила свои пакеты, подошла к мужчине и, задрав голову, сердито уставилась на него.

— А кто вернет мне деньги за бензин? — спросила я.

— Мисс Шеридан…

— Миз, — прошипела я, подавшись к нему, и продолжила: — И кто вернет мне деньги за авиабилет из Англии, где я живу, хоть мой паспорт и синий?

Не дав ему ответить, я спросила:

— И кто возместит мне испорченный отпуск в прекрасном доме в горах Колорадо, до которого я добиралась больше семнадцати часов — и надо сказать, что добиралась до места, которое полностью оплатила, но не получила никакого удовольствия?

Мужчина открыл рот, но я все говорила:

— Я летела через океан и большую часть континента не для того, чтобы остановиться в чистой гостинице с хорошими видами. Я сделала это, чтобы остановиться здесь.

— Послушайте…

— Нет, это вы послушайте. Я устала, у меня болят носовые пазухи, на улице снег. Я уже много лет не ездила во время снегопада, особенно такого. — Подняв руку с пакетами, я ткнула пальцем в темноту. — А вы меня выпроваживаете, в десятом часу вечера, отказавшись исполнить договор.

Пока я говорила, раздраженное выражение его лица сменилось таким, которое я не смогла определить, а потом он неожиданно усмехнулся, и я разозлилась еще больше, увидев, что у него прекрасные белые, ровные зубы.

— Болят носовые пазухи? — переспросил он.

— Да, — рявкнула я. — Болят носовые пазухи. Сильно. — И я опять, на этот раз сердито, покачала головой. — Хотя какая вам разница? Забудьте. Я слишком устала для этого.

И я действительно устала, слишком устала. Я подумаю о том, что делать дальше, завтра.

После этого я несколько театрально протопала в ночь, подумав, что это и есть ответ. Таким образом вселенная говорила мне, что не стоит рисковать. Надо выйти замуж за Найлса. Принять надежность, несмотря на то, что она была очень скучной и, если признаться самой себе, глубоко в душе заставляла ощущать себя такой одинокой, как никогда в жизни.

До оцепенения одинокой.

Но кого это волнует?

Если это и есть приключение, то оно отвратительно.

Я бы лучше сидела перед телевизором вместе с Найлсом (вроде того).

Я открыла багажник, сложила обратно пакеты с продуктами, а когда попыталась его закрыть, то не смогла.

Все потому, что потрясающий, но неприветливый мужчина стоял рядом с моей машиной и крепко держал дверь багажника.

— Пустите, — потребовала я.

— Возвращайтесь в дом. Мы что-нибудь придумаем, по крайней мере на эту ночь.

Он сумасшедший? Что-нибудь придумаем? То есть мы оба будем ночевать в доме? Я даже не знаю его имени, и кроме того, он гад.

— Спасибо, нет, — высокомерно отрезала я. — Пустите.

— Возвращайтесь в дом, — повторил он.

— Пустите, — повторила я в ответ.

Он наклонился ближе.

— Слушайте, Герцогиня, на улице холодно, идет снег, а мы стоим здесь и, как идиоты, спорим о том, чего бы вам хотелось. Возвращайтесь в чертов дом. Можете спать на диване.

— Я не собираюсь спать на диване. — Тут я вскинула голову и спросила: — Герцогиня?

— У меня очень удобный диван, а беднякам не приходится выбирать.

Я решила не обращать внимания на последнюю фразу и повторила:

— Герцогиня?

Он вытянул свободную руку в мою сторону и заговорил, оглядывая меня с ног до головы:

— Шикарные шмотки, шикарная сумочка, шикарные сапоги, шикарный акцент.

Наконец его глаза остановились на моем лице, и он твердо закончил:

— Герцогиня.

— Я американка! — заорала я.

— Точно, — ответил он.

— В Америке нет герцогинь, — просветила я его.

— Это так.

С какой стати я тут распинаюсь про аристократию? Я вернулась к своей цели.

— Пустите! — снова крикнула я.

Он полностью проигнорировал мой крик и заглянул в багажник.

А затем задал, как мне показалось, безумный вопрос:

— Продукты?

— Да, — огрызнулась я. — Я купила их в Денвере.

Он посмотрел на меня, ухмыльнулся, и я снова подумала, что это безумие какое-то, когда он пробормотал:

— Глупейшая ошибка.

— Вы отпустите уже, чтобы я могла закрыть багажное отделение и уехать?

— Багажное отделение?

— Багажник!

— Англичанка.

Думаю, в этот момент я зарычала, но не знаю точно, поскольку уже так завелась, что глаза заволокло красным.

— Мистер… — Я остановилась, а затем продолжила: — Как-вас-там…

— Макс.

— Мистер Макс.

— Нет, просто Макс.

Я наклонилась к нему и рявкнула:

— Неважно!

А затем потребовала:

— Отпустите машину.

— Серьезно?

— Да, — отрезала я. — Серьезно. Отпустите. Машину.

Он отпустил машину и сказал:

— Как хотите.

— Я хочу отправиться назад во времени и не нажимать «забронировать» на этом глупом сайте, — пробубнила я, захлопнув багажник, и зашагала к водительской двери. — Идиллический коттедж в горах Колорадо. Да ни черта подобного. Больше похоже на самый кошмарный буран в горах Колорадо.

Я забралась в машину и захлопнула дверь, но точно знаю, что перед этим услышала, как он хохотнул.

Даже будучи разозленной, я все-таки не была глупой, поэтому осторожно сдала назад по подъездной дорожке. Наверное, я действовала, как старушка за рулем, но мне было все равно. Я хотела убраться с его глаз, подальше от прекрасного, но недоступного дома и поближе к кровати, в которой смогла бы по-настоящему выспаться. И мне не хотелось, чтобы это оказалась больничная койка.

Я вывернула на дорогу и поехала быстрее (но все же не очень быстро), ни разу не взглянув в зеркала на утраченный коттедж.

Адреналин все еще бежал по венам, и я все еще была зла как никогда. По моим подсчетам, я находилась недалеко от главного шоссе, когда наехала на скрытую под снегом замерзшую лужу, потеряла управление и скатилась в кювет.

Когда сердце перестало кувыркаться у меня в груди, а комок в горле больше не угрожал моей жизни, я глянула на снег перед машиной и буркнула:

— Прекрасно.

Потом добавила:

— Великолепно.

А потом я разразилась рыданиями.

* * *

Я проснулась. По крайней мере я так думала.

Я увидела много света и мягкую бежевую наволочку. Но мне казалось, что мои глаза увеличились раза в три. Я чувствовала, как опухли веки. Голова словно была набита ватой. В ушах создалось забавное ощущение, как будто они стали огромными тоннелями, способными пропустить поезд. Чертовски болело горло. И наконец, тело казалось таким тяжелым, что мне бы потребовались все силы, только чтобы сдвинуться хотя бы на дюйм.

Я сделала усилие и сумела приподняться на локте. Тогда я сделала еще одно усилие и убрала волосы с глаз.

Я увидела яркий, солнечный день через верхнюю часть треугольного окна, отгороженного перилами. Я видела снег, много снега, и сосны, тоже много. Если бы я не чувствовала себя так ужасно, я бы поняла, как прекрасна была открывшаяся мне картина.

Осторожно, поскольку моя набитая ватой голова еще и кружилась, я осмотрелась вокруг и узнала спальню на втором этаже дома с интернет-сайта.

— Я сплю, — пробормотала я. Голос охрип, и было больно говорить.

Также мне нужно было воспользоваться ванной комнатой, дверь в которую я видела перед собой.

Я собрала остатки своей подходившей к концу энергии, чтобы свесить ноги с кровати. Встав, я покачнулась, потому что поняла, что мне очень плохо. Потом я покачнулась еще раз, когда посмотрела на себя.

На мне была огромная мужская футболка. Красная. Вернее, красной она была когда-то давно. Теперь она была бледно-красной. На левой стороне груди был нарисован какой-то мультяшный персонаж, похожий на лохматого человечка, игравшего на пианино, над которым полукругом было написано «Бар моего брата».

Я оттянула воротник футболки и уставилась на свое тело. Полностью обнаженное, за исключением трусиков.

Отпустив воротник, я прошептала:

— О Боже.

Что-то случилось.

Последнее, что я помню, как укладывалась спать на заднем сиденье арендованной машины, накрывшись свитерами, и надеялась, что кто-нибудь наткнется на меня рано утром.

Я безуспешно пыталась вытащить машину из кювета, но сдалась, потому что устала и плохо себя чувствовала. Я решила не бродить по неизвестной местности в поисках главного шоссе или кого-нибудь достаточно глупого, чтобы сесть за руль в слепую метель. Вместо этого я решила переждать.

Я также думала, что не смогу заснуть, особенно в машине, в кювете, во время метели, да еще после такой разборки с неприветливым, но безумно привлекательным мужчиной. Так что я приняла лекарство, смягчающее кашель, в надежде пересилить подступающую простуду, накрылась свитерами и улеглась на заднее сиденье.

Определенно, проблем со сном у меня не возникло.

А теперь я была здесь.

В коттедже.

Одетая только в трусики и мужскую футболку.

Может быть, это и есть мой самый кошмарный буран в горах Колорадо. Странные вещи случаются с женщинами, которые путешествуют в одиночку. Странные вещи, означающие, что этих женщин больше никто никогда не увидит.

И все это полностью моя вина. Я хотела сделать перерыв. Хотела приключение.

Я подумала, что мне следует бежать со всех ног. Но сложность в том, что я больна и мне очень нужно в ванную.

Я решила первым делом сходить в ванную, а уж потом думать, как выбираться из моего личного фильма ужасов.

Сделав свои дела (ванная — чтоб ее! — оказалась грандиозной, в точности как на фото) и помыв руки, я вышла в спальню и увидела, что потрясающий, но неприветливый мужчина, также известный как Макс, поднимается по винтовой лестнице.

Как всякая глупая, безмозглая героиня любого ужастика я застыла на месте и поклялась себе: если выберусь отсюда живой, то больше никогда не стану смеяться над глупыми, безмозглыми дурочками в фильмах ужасов, как всегда поступала до этого.

Мужчина вошел в комнату и посмотрел на меня.

— Ты проснулась, — заметил он.

— Да, — настороженно ответила я.

Он взглянул на кровать и снова на меня.

— Я позвонил в «Трипл А». Они приедут и вытащат твою машину.

— Хорошо.

Он склонил голову на бок, разглядывая мое лицо, и спросил:

— Ты в порядке?

— Да, — соврала я.

— Выглядишь не слишком хорошо.

Тут же свою уродливую голову подняла еще одна глупая, идиотская женская черта, и я оскорбилась.

— Спасибо, — язвительно фыркнула я.

Кончики его губ приподнялись в улыбке, и он сделал шаг ко мне.

Я сделала шаг назад.

Заметив мою реакцию, он остановился и нахмурился:

— Я хотел сказать, что на вид не скажешь, что ты хорошо себя чувствуешь.

— Я в полном порядке.

— И по голосу не скажешь, что ты хорошо себя чувствуешь.

— Это мой нормальный голос, — снова соврала я.

— Прошлой ночью он был не таким.

— Сейчас утро. Я только что проснулась. По утрам у меня такой голос.

— Твой утренний голос звучит так, будто у тебя дерет горло и заложен нос.

— У меня аллергия, — продолжала врать я.

Он посмотрел в окно и снова на меня:

— На снег?

Я тоже посмотрела в окно и снова перевела взгляд на мужчину, когда он продолжил:

— В таком холоде не выживет ничего, способного вызвать у тебя аллергию, Герцогиня.

Я решила сменить тему разговора, однако слегка забеспокоилась, поскольку чувствовала, что у меня начинает кружиться голова.

— Как я здесь оказалась? — спросила я.

Он снова склонил голову набок и спросил:

— Что?

Я показала на себя пальцем и сказала: — Я, — затем показала на пол: — Здесь.

Как я здесь оказалась?

Он посмотрел на пол, куда я показывала, покачал головой и пробормотал:

— Дерьмо.

Потом поднял глаза на меня и сказал:

— Ты была без сознания. Никогда такого не видел. Подумал, что ты притворяешься.

— Простите?

Он сделал еще один шаг в мою сторону, а я сделал еще один шаг назад. Он снова остановился, посмотрел на мои ступни и почему-то усмехнулся. Потом снова поднял глаза на меня.

— Я немного подождал и позвонил в гостиницу, чтобы проверить, зарегистрировалась ты или нет. Они сказали, что нет. Тогда я позвонил в пару других гостиниц. Там тебя тоже не было. Поэтому я отправился следом, решив, что ты, возможно, попала в беду. Так и оказалось. Я нашел твою машину в кювете, а тебя — спящей на заднем сиденье. Принес тебя и твои вещи в дом. Ты была в полной отключке. — Он повернулся и показал на мой чемодан, который лежал в уютном кресле в другом конце комнаты, а потом снова повернулся ко мне. — Положил тебя в кровать, сам спал на диване.

У меня определенно кружилась голова. Не только из-за болезни, но и из-за его слов. Поэтому, чтобы не свалиться и не выглядеть полной дурой, я обогнула его, подошла к кровати и села, или, если быть честной, плюхнулась на нее.

Потом я подняла глаза на мужчину и спросила:

— Вы уложили меня в кровать?

Он развернулся лицом ко мне. Его брови были нахмурены, и он больше не выглядел веселым.

— Тебе нехорошо, — заявил он.

— Вы уложили меня в кровать? — повторила я.

Он посмотрел меня в глаза и ответил:

— Да.

Я потянула за футболку и спросила:

— И это вы надели ее на меня?

Его ухмылка вернулась, но на этот раз она была другой. Совсем другой, и от ее вида мое головокружение только усилилось. Потом он сказал:

— Да.

Я вскочила на ноги, но с моим зрением случилось что-то забавное, я поднесла ладонь ко лбу и шлепнулась обратно на кровать. Он вдруг оказался на корточках передо мной, говоря:

— Господи, Герцогиня.

— Вы меня раздели, — обвинила я.

— Ложись, — приказал он.

— Вы меня раздели.

— Да, а теперь ложись.

— Вы не можете меня раздевать! — закричала я, но слишком громкие слова зазвенели у меня в голове, голова закружилась, и я едва не упала на спину, но успела опереться на руку.

— Могу, уже сделал. У тебя нет ничего, что я не видел бы раньше. А теперь ложись.

Я начала подниматься со словами:

— Я ухожу.

Он выпрямился и положил ладони мне на плечи, надавив вниз. Моя попа опустилась на кровать, и я посмотрела на него, неожиданно ощутив такую усталость, что едва могла поднять голову.

— Ты никуда не пойдешь, — объявил он.

— Вы не должны были меня переодевать.

— Герцогиня, больше повторять не буду. Ложись.

— Мне нужно идти.

Не успела я выговорить «идти», как он поднял мои ноги и положил на кровать. Я больше не могла удерживаться в сидячем положении и тоже упала. Он накрыл меня одеялом.

— У тебя в сумках лекарство. Я принесу. И тебе надо поесть.

— Мне надо идти.

— Еда, лекарство, потом поговорим.

— Послушайте…

— Сейчас вернусь.

С этими словами он ушел, и у меня даже не было сил поднять голову и посмотреть куда. Я решила достать из чемодана одежду и выбираться отсюда. Потом я решила, что сначала ненадолго закрою глаза. Они слишком болели, да еще это солнце и снег. Слишком ярко, надо дать глазам отдохнуть.

А потом я, кажется, вырубилась.

* * *

— Нина, ты со мной? — услышала я смутно знакомый, глубокий хриплый голос, который, казалось, шел откуда-то издалека.

— Откуда вы знаете мое имя? — спросила я, не открывая глаз. Если бы я не так сильно устала, то меня бы сильно встревожил скрипучий звук собственного голоса.

— Ты со мной, — пробормотал этот смутно знакомый, глубокий хриплый голос.

— Горло болит.

— Похоже на то.

— И глаза болят.

— Могу поспорить.

— И все тело болит.

— У тебя температура, Герцогиня.

— Так я и знала, — буркнула я. — Я же в отпуске. Всю свою чертовски скучную жизнь я здорова как огурец. Стоило мне уехать в отпуск, и я сразу заболела.

Я услышала очень даже привлекательный смешок, а затем:

— Милая, мне нужно, чтобы ты приподнялась, приняла ибупрофен и попила.

— Нет.

— Нина.

— Откуда вы знаете мое имя?

— Водительские права, кредитки, паспорт.

Я слегка приоткрыла веки, но на это потребовалось слишком много сил, так что я снова их закрыла.

— Вы копались в моей сумочке.

— Да, у меня в кровати больная женщина. Подумал, что лучше знать, как ее зовут.

Я попробовала перевернуться, но это тоже требовало слишком много сил, поэтому я оставила попытки и сказала:

— Уходите.

— Помоги мне.

— Устала, — пробормотала я.

— Милая.

Он дважды назвал меня милой. Найлс никогда не называет меня милой, любимой, дорогой или еще как-то. Он даже Ниной меня редко называет, а ведь это, черт возьми, мое имя. На самом деле, если подумать, Найлс вообще мало со мной разговаривает, но сейчас у меня не было сил думать об этом.

Я почти заснула, когда почувствовала, что мое тело осторожно подняли и устроили на мужских коленях, а потом поднесли к губам стакан.

— Выпей, — приказал все тот же смутно знакомый, глубокий хриплый голос.

Я выпила. Стакан убрали, и я услышала:

— Открой рот, Герцогиня.

Я сделала, как мне велели, и почувствовала что-то на языке. Стакан вернулся.

— Проглоти.

Я проглотила и дернула головой: таблетка больно оцарапала мое воспаленное горло. В результате мой лоб оказался прижатым к чьей-то шее, а щека покоилась на мягкой ткани.

— Ох, — прошептала я.

— Извини, милая.

Меня снова положили на кровать головой на подушку. Я заснула еще до того, как меня накрыли одеялом.

* * *

Я проснулась, почувствовав, как моей шеи коснулось что-то холодное, слишком холодное.

— Нет, — прохрипела я.

— Ты вся горишь, малышка.

Я не горела. Я мерзла, мерзла так сильно, что меня трясло. Настоящий человек-землетрясение.

— Очень холодно.

Я поморщилась — слова царапали горло.

Холод оставил мою шею и прижался ко лбу.

— Нина, у тебя есть туристическая страховка?

Я попыталась сосредоточиться, но не смогла и переспросила:

— Что?

— Если жар не спадет, мне придется отвезти тебя в больницу.

Я молчала, по большей части потому, что старалась согреться. Я подтянула одеяло повыше и закуталась в него.

— Нина, послушай, у тебя есть туристическая страховка?

— Бумажник, — сказала я. — В сумочке.

— Хорошо, милая, отдыхай.

Я кивнула и закуталась еще плотнее, но никак не могла согреться.

— Мне нужно еще одно одеяло.

— Милая.

— Пожалуйста.

Прохладная ткань осталась у меня на лбу, но я почувствовала, как мою шею обхватили сильные пальцы и спустились к плечу. Потом я услышала тихое «Твою мать», и с меня стащили одеяло.

— Нет! — слабо вскрикнула я.

— Держись, малышка.

Матрас прогнулся от солидного веса, устроившегося у меня за спиной. Макс всем телом прижался ко мне, а я поудобнее устроилась в его твердых теплых объятьях. Меня продолжало трясти. Он вытянул руку, и его ладонь отыскала мою. Я обеими руками вцепилась в нее.

— Так холодно, Макс.

— Борись, Герцогиня.

Я кивнула в подушку и сказала:

— Постараюсь.

Дрожь не давала мне уснуть, а Макс крепко держал меня, прижимаясь своим телом.

Мне показалось, что прошло несколько часов, прежде чем дрожь начала стихать. Я тихонько окликнула:

— Макс?

— Я здесь, — раздался хриплый и сонный ответ.

— Спасибо, — прошептала я.

И соскользнула в сон. Я так устала, словно только что выиграла грандиозную битву.

* * *

У меня на лбу опять лежала влажная ткань, закрывая волосы.

— Макс?

— Жар спал.

— М-м-м, — промычала я, снова проваливаясь в сон.

Мое падение прервали слова:

— Помоги мне, Нина.

— Хорошо, — прошептала я, и меня перевернули на спину, а потом подняли в сидячее положение.

— Подними руки.

Я сделала, как просили, и с меня сняли футболку.

— Ты вспотела, Герцогиня, скоро станет лучше.

— Хорошо.

— Держи руки повыше.

— Хорошо.

Я почувствовала, как на мои руки и голову надели другую футболку, почувствовала, как ее расправили у меня на животе и боках. Я упала вперед и ощутила, что уперлась лбом во что-то мягкое и твердое. Твердое мужское плечо, покрытое мягкой тканью.

— Можешь опустить руки.

— Хорошо.

Я уронила руки, обняла мужскую талию и прижалась поближе. Я почувствовала, что меня тоже обняли в ответ, и еще мне показалось, что по моей спине легко прошлась мужская ладонь.

— Ты милая, когда болеешь.

— Да?

— И безбашенная, когда сердишься.

— Да?

— Да.

— М-м-м.

— Не знаю, какая мне нравится больше, — пробормотал он.

Я не ответила, потому что опять провалилась в сон.

Глава 2 Снова человек

Я проснулась от безумно яркого света и через несколько секунд вспомнила, где нахожусь.

Дом.

И Макс.

— О Боже, — пробормотала я в подушку, открыла глаза и перевернулась на спину. Мой затуманенный мозг наполнился воспоминаниями.

Я не была уверена, что помню все до секунды, но того, что я помнила, оказалось достаточно, чтобы почувствовать себя униженной. Такого унижения я не испытывала никогда в жизни.

Нужно убираться отсюда. Немедленно.

Я откинула одеяло, свесила ноги с кровати и встала. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы не упасть. Немного кружилась голова, и нос был еще чуть-чуть заложен, но в остальном я снова чувствовала себя человеком.

Настолько человеком, что готова была сбежать.

Я подошла к перилам и посмотрела вниз, потом налево и направо. Макса не было ни в кухне, ни в гостиной.

Я выглянула в окно. Снег, сосны, неровные бело-зеленые горные вершины, пронзающие голубое небо, — захватывающий пейзаж. Великолепный вид, куда ни глянь.

Я заметила, что кто-то расчистил подъездную дорожку и большую площадку перед домом. Ведущая к шоссе дорога и само уходящее вдаль шоссе тоже были очищены от снега. Перед домом стояла моя арендованная машина, сияя на солнце так ярко, что слезились глаза. Она выглядела так, словно и не попадала под снегопад.

«Чероки» нигде не было.

— Макс? — позвала я, но голос прозвучал очень слабо. Я прочистила горло и позвала громче:

— Макс?

Ничего.

Слава Богу, его нет дома.

Понимая, что мне надо пошевеливаться, я продолжала стоять на месте. Необходимо столько всего сделать, а я не знала, с чего начать.

У меня всегда была ужасная привычка воспринимать любую проблему — неважно, насколько большую — целиком. Чарли всегда советовал мне разделять большую проблему на маленькие и решать их постепенно.

Я посмотрела на кровать и на свой чемодан.

Душ. Первым делом душ. Потом одеться и поесть, какой-нибудь быстрый перекус, чтобы восполнить энергию. Вода — уменьшить обезвоживание. И кофе. Мне нужен кофеин. Потом я напишу Максу записку с благодарностью, погружусь в машину и уеду отсюда. Спущусь с горы и проведу две недели в Денвере.

Я ведь и не бывала в Денвере по-настоящему — только в аэропорту и продуктовом магазине. Но он казался милым местечком. Живут же там люди, значит, есть, куда пойти. Кинотеатры. Магазины. Музеи. Найду, чем заняться. Может быть, в Денвере у меня получится разобраться в своей жизни.

Решено: Денвер.

Я достала из сумки нужные принадлежности, отнесла их в ванную и вернулась к чемодану за одеждой.

Тут я взглянула на кровать и отвлеклась, решив, что, наверное, нужно сменить постельное белье. Никто не захочет спать в кровати после больного человека. Может быть, при первой встрече Макс и повел себя как козел, но он не был козлом, когда я болела. Он заслуживал чистого белья.

Так что я стянула шоколадного цвета пододеяльник с большого пухового одеяла, сдернула простынь и оставила их на полу около кровати. Рекламное объявление в интернете сообщало, что в доме имелась стиральная машина с сушкой. Я загружу в нее белье после того, как приму душ, а потом напишу Максу в записке, где их найти, чтобы он не подумал, что я прихватила их с собой. Не то чтобы он мог решить, что я стала бы воровать его простыни, но кто знает. Люди иногда творят странные вещи в арендованном жилье.

Я зашла в ванную и замерла перед зеркалом, увидев свое отражение.

— О Боже, — прошептала я.

Бледное лицо с фиолетовыми синяками под глазами. Но хуже всего были волосы. Настоящая катастрофа.

Мне не часто везло в жизни, но единственная вещь, с которой мне повезло, — это мои волосы. Они были густыми и хорошо выглядели практически в любое время дня и ночи, даже когда я только что проснулась или не мыла их пару дней. В юности я несколько раз неудачно делала химическую завивку, но, как правило, мои волосы выглядели великолепно независимо от длины, формы стрижки, а если честно, то и от цвета. В настоящее время мой естественный русый цвет оживляли светлые пряди, а волосы отросли довольно длинными.

А сейчас они были влажными, спутанными и ужасными.

Прогнав из мыслей страшное видение, я почистила зубы, умылась и шагнула под душ. Это отняло у меня много сил. Я только что перенесла сильную лихорадку и Бог знает сколько времени не ела. Наверное, мне лучше отдохнуть и совершенно точно нужно найти несколько минут, чтобы съесть банан или что-то еще. Но я понятия не имела, где Макс. Надеюсь, он на работе. Это даст мне достаточно времени закончить нужные дела и сбежать.

Я вышла из душа, нанесла на тело лосьон и духи и расчесала волосы, упиваясь ощущением чистоты. Душ может творить чудеса. Такие мини-чудеса. Особенно душ Макса, отделенный от ванны, облицованный красивым кафелем под бежево-коричневый мрамор и достаточно большой для двух человек.

Я надела белье и недавно купленные джинсы. Когда я показывала их Найлсу, он только покачал головой. Найлс не понимал джинсы и прочие вещи, которые я купила для своего сельского приключения-перерыва в Колорадо, думая, что они помогут мне выглядеть, как местные жители. Найлс носил костюмы на работу и вельветовые брюки с кашемировыми джемперами, когда отдыхал дома. Я ни разу не видела его в джинсах, тем более потертых и поношенных.

Эти джинсы я купила на Парк-стрит в Бристоле, в магазинчике подержанной одежды, который специализируется на винтажной одежде из Америки. Джинсы были потертыми, с разрезом на заднем кармане, из которого торчали белые нитки. Я считала, что они выглядят хиппово. А еще они сидели на мне, как влитые, и хорошо смотрелись на моей несколько великоватой попе. Так что я в них просто влюбилась.

К джинсам я подобрала широкий коричневый ремень и сиреневую кофточку с длинными узкими рукавами, закрывающими запястья, и широким вырезом лодочкой, из-за чего она иногда сползала с одного плеча.

Затем я собрала свои вещи и вышла из ванной. И сразу учуяла запах готовящегося бекона и заметила, что кто-то убрал грязное белье.

Я медленно закрыла глаза.

Наверное, мне не следовало тратить время и снимать белье с кровати, хоть это и было бы невежливо.

И, наверное, можно было обойтись без лосьона и не стоять под сильными горячими струями душа целых пять минут, просто позволяя воде омыть меня и вернуть обратно к жизни.

Что ж, Макс дома, и у меня не осталось выбора, кроме как поблагодарить его лично. Нет, мне придется посмотреть в глаза высокому, потрясающему обладателю хриплого голоса Максу Не-знаю-его-фамилии, который видел меня почти голой и заботился обо мне, пока я болела, и поблагодарить его лично.

«Давай уже, покончи с этим, — сказал бы Чарли. — С неприятными делами лучше разбираться поскорее, чтобы они не мешали двигаться дальше».

Чарли, как всегда (если бы только он был здесь, но, к сожалению, его не было), прав.

Я вздохнула, бросила футболку Макса на кресло, убрала свои туалетные принадлежности в сумку и босиком направилась к винтовой лестнице.

Когда я спустилась в гостиную, Макс стоял у плиты спиной ко мне. В этот раз он был без рубашки, в футболке винного цвета, которая превосходно на нем сидела. Даже слишком превосходно. Под футболкой с легкостью угадывались мускулы, и их, кажется, было много. На нем снова были потертые джинсы. Сзади его волнистые волосы выглядели такими же совершенными, как и спереди. Возможно, еще более совершенными. Возможно даже, его волосы были воплощением совершенства.

Я была в пяти шагах от бара, когда он повернулся ко мне, держа в руке вилку.

Его серые глаза нашли меня и осмотрели с головы до ног. Макс улыбнулся, и я замерла.

— Она жива, — произнес он своим необычно привлекательным, хриплым голосом.

Его глаза и голос ощущались почти физически, как прикосновение. Приятное прикосновение. Я почувствовала, как к щекам прилила кровь, и дотронулась до своих волос. Обнаружив, что они все еще мокрые и зализанные назад, я уронила руку и, опустив голову, пробормотала:

— Извини.

— За что? — спросил Макс, и я снова посмотрела на него.

— За…

— Ты ввела себе вирус гриппа?

— Нет.

— Иногда дерьмо случается, — сказал он и повернулся обратно к плите.

Что ж, надо признаться, дерьмо определенно случалось. Хотя в последнее время не так уж много. Я изо всех сил старалась его избегать, но когда-то в моей жизни было много дерьма. И я знаю, что оно случалось до сих пор, потому что мои друзья рассказывали, когда у них что-нибудь происходило.

— Все равно, я просто…

— Садись, — приказал Макс, бросил вилку на столешницу и пошел к холодильнику.

— Прости?

Он открыл холодильник, но смотрел при этом на меня.

— Садись.

— Я подумала, что…

— Тебе нужен сок, — заявил он и достал из холодильника пакет клюквенного сока, подозрительно похожий на тот, что я купила в Денвере.

— Правда. Мне просто надо…

Макс закрыл холодильник и взглядом пригвоздил меня к месту.

— Герцогиня, сядь на стул.

Что тут скажешь?

Я не знала, но все равно начала:

— Макс…

— Посади свою задницу на стул или это сделаю я.

Он серьезно?

— Макс, мне нужно…

— Поесть.

— Прости?

— Тебе нужно поесть. Ты два дня ничего не ела.

Тут я забыла про его некоторую грубость и несомненную склонность командовать и вскинула голову, удивленно расширив глаза.

— Что? — прошептала я.

— Ты была в отключке два дня.

Я посмотрела в окно, словно природа могла подсказать мне, правда это или нет, а потом обратно на Макса.

— Два дня?

— Да.

— Сегодня вторник?

— Да.

— О Боже, — прошептала я.

— Нина, сядь.

Я была так потрясена потерей целых двух дней своего приключения-перерыва, что без слов подошла и села на стул. Макс налил стакан клюквенного сока и поставил его на стойку передо мной.

— Кофе, — пробормотала я, — пожалуйста.

— Понял.

— Два дня, — прошептала я клюквенному соку, прежде чем сделать глоток.

— Ты что-нибудь помнишь? — спросил Макс, и я бросила на него быстрый взгляд. Он стоял спиной ко мне и наливал кофе в кружку.

И что мне теперь делать?

Сказать, что я помню, как он заботился обо мне? Как давал мне лекарство, заставлял пить, вытирал лоб? Как лежал рядом со мной и обнимал, пока не прошла дрожь, переодевал меня, гладил по спине? Сказать, что я помню, каким он был добрым?

Поскольку я не собиралась даже думать об этом (никогда), то решила соврать.

— Что-нибудь помню? — повторила я за ним.

Макс повернулся и принес мне кофе.

— Да, ты была не совсем в себе. Ты что-нибудь помнишь?

Я благодарно кивнула, когда он поставил передо мной кружку с кофе, и подтвердила:

— Я действительно ничего не соображала. Так что нет, я ничего не помню.

Несколько секунд он смотрел на меня, а потом кивнул головой на кружку и спросил:

— Добавить сливки?

— Сливки?

Он усмехнулся:

— Да, Герцогиня, сливки. Они есть в Англии?

— Мы не называем их сливки.

— А как же вы их называете?

— Как есть. Молоко.

— Хорошо, добавить молоко?

— Да.

— Сахар?

— Один.

— Один что?

— Один сахар.

Все еще улыбаясь, Макс покачал головой и пошел к холодильнику. Достал пластиковую бутыль молока емкостью в один галлон^[2] и поставил ее на столешницу передо мной. Затем он достал огромный нераспечатанный мешок сахара. Если не ошибаюсь, его я тоже купила в Денвере. После чего Макс поставил мешок рядом с молоком, достал из выдвижного ящика ложку, вручил ее мне и вернулся к бекону.

Открывая мешок с сахаром, я заметила:

— Не думаю, что смогу съесть бекон.

— Бекон для меня. Ты будешь овсянку.

— Ох.

Я смотрела, как Макс добавил к бекону на сковороде два яйца, а потом достал из шкафчика пачку овсянки быстрого приготовления.

Я положила в кофе ложку сахара и уставилась на бутыль с молоком. Потом на свою кружку. Потом на молоко. И снова на кружку. Как же мне налить немного молока из этой огромной бутылки, ничего не расплескав?

И тут я услышала:

— Милая, ты собираешься взглядом заставить молоко налиться в кружку?

Я посмотрела на него и спросила:

— У тебя есть молочник?

Макс откинул голову и разразился смехом, который тоже оказался глубоким и хриплым.

Я уставилась на него. Что смешного?

— Что смешного? — спросила я, когда он справился со своим бурным весельем.

— Я не устраиваю чаепитий, Герцогиня, — ответил он, продолжая улыбаться, как будто я его очень позабавила.

Не уверена, что мне нравится, что он называет меня Герцогиней. Ладно, сейчас он делал это довольно мило и странным образом привычно, даже несколько интимно. Но вот насчет того, как он произнес это два дня назад, я не уверена. Как будто смеялся надо мной, только теперь он, кажется, думает, что я в курсе шутки.

— А ты не можешь перестать называть меня Герцогиней? — предложила я.

— Не могу, — ответил Макс, подошел ко мне, поднял бутыль и плеснул солидную порцию молока в мою кружку, отчего кофе с молоком вылился и растекся по столешнице. Потом он развернулся и добавил молоко в овсянку.

— Меня зовут Нина, — сказала я.

— Я знаю.

— Ты можешь звать меня Нина.

— Я буду звать тебя Ниной тоже.

— Вместо Герцогини.

Макс убрал молоко в холодильник, подошел ко мне, взял мешок с сахаром и посмотрел на меня, прежде чем вернуться к овсянке.

— Тебе требуется молочник, чтобы попить кофе. Ты определенно Герцогиня.

Я решила не обращать внимания. Через полчаса он никак не будет меня называть, потому что я буду в машине на дороге в Денвер.

— Неважно, — пробормотала я и глотнула кофе.

Потом я стала смотреть, как он кладет сахар в овсянку. Одна ложка. Две. Три. Четыре.

— Это для меня? — поспешно спросила я, когда он собрался положить пятую ложку.

Макс повернулся и посмотрел на меня:

— Да.

Он готовил для меня овсянку, и я не хотела выглядеть неблагодарной, так что сказала:

— Э, думаю, четырех ложек достаточно.

Мне бы хватило двух, а если честно, то и одной ложки, но я согласна на четыре.

— Как прикажешь, — весело ответил он.

На это я тоже решила не обращать внимания.

Макс поставил овсянку в микроволновку и вернулся к сковороде. Он ловко перевернул яйца, вытащил вилкой бекон и, не промокнув жир, положил его на тарелку, которую я раньше не заметила. На тарелке уже лежали два тоста с маслом и виноградным джемом.

Не успев остановить себя, я тоскливо проговорила:

— Я так скучаю по виноградному джему.

Макс повернул голову ко мне, и на его лице застыло такое выражение, словно я одновременно и забавляла его, и немного смутила.

— Ты скучаешь по виноградному джему?

Я сделала глоток клюквенного сока, взглянула на микроволновку, но ничего не ответила. Разговоры с Максом требовали сосредоточенности и отнимали много сил, а в данный момент у меня не осталось ни того, ни другого. Все это странно. Он вел себя так, словно я жила здесь целый год и мы были близкими друзьями. Как будто это не он два дня назад практически выгнал меня из своего дома. Как будто я ему нравлюсь.

Вы же не станете поддразнивать человека, который вам не нравится. По крайней мере так говорила мне мама много лет назад, когда я возвращалась домой и жаловалась на мальчишек, которые меня дразнили. Она говорила, что мальчики дразнят девочек, которые им нравятся. А если уж жизнь чему меня и научила, так это тому, что моя мама редко — если вообще когда-нибудь — ошибается.

Макс тоже решил не настаивать на ответе и вместо этого переложил яичницу на тарелку, выключил конфорку, передвинул сковородку на другую и подошел ко мне. Держа тарелку на весу, он принялся за еду.

— Сегодня тебе нужно отдохнуть, — сказал он.

— Да, — согласилась я. Я буду отдыхать, но только когда найду гостиницу в Денвере.

Расправившись с беконом, Макс загадочно произнес:

— Наверху в стену между спальней и ванной встроен телевизор. Тебе надо только раздвинуть двери. Тоже самое под ним, чтобы добраться до DVD. Там же есть диски. Пульты управления лежат на тумбочке около кровати.

Он наколол на вилку кусок яичницы, а я уставилась на него:

— Извини?

— Если захочешь воспользоваться компьютером, то пароль «Шауна444».

— Э-м-м… — пробормотала я и повторила: — Извини?

Запищала микроволновка. Макс поставил тарелку и повернулся к ней, говоря:

— Через «у».

Ничего не понимаю.

— Через «у»?

Он открыл микроволновку, достал из нее миску, подошел ко мне, достал из выдвижного ящика ложку, сунул ее в миску и поставил миску передо мной.

— Шауна. Через «у». Ш-а-у-н-а. И 444. Без пробела.

— Но…

— Компьютер стоит на бюро, — продолжил он, снова взяв тарелку и подняв ломтик бекона. Но прежде чем он откусил, его взгляд уперся в окно позади меня.

— Макс, я думаю…

— Ты накупила еды на целую армию. Найдешь что-нибудь на обед.

О Боже. Он думает, что я останусь здесь?

— Макс…

Его взгляд вернулся ко мне.

— На всякий случай поешь чего-нибудь легкого. Лучше, чтобы у тебя в животе не было ничего тяжелого, если болезнь вернется.

— Может, нам стоит…

Я услышала, как хлопнула автомобильная дверь, и замолчала. Обернувшись, я увидела, что рядом с «Чероки» стоит один из спортивных кроссоверов, к тому же красный, что делало его еще более спортивным. По ступенькам вприпрыжку поднималась молоденькая девушка с густыми вьющимися темными волосами. На ней был розовый пушистый жилет, голубая водолазка в крошечный розовый горошек и бледно-голубые джинсы в обтяжку. А еще мохнатые сапожки с большими помпонами впереди, которые раскачивались, пока она прыгала по ступенькам. Девушка была хорошенькой. Очень хорошенькой.

Нет, она была прелестной. Воплощение девушки с лыжного курорта.

И она была очень юной. Намного младше меня. И, подозреваю, намного младше Макса.

Мне тридцать шесть. Ему должно быть примерно столько же, возможно чуть больше или меньше, но не сильно.

Девушка выглядела на двенадцать. Хотя, раз уж она может водить машину, наверное, ей шестнадцать.

Она остановилась на крыльце и преувеличенно радостно помахала нам рукой, подпрыгивая на носочках. Но даже такое преувеличенное движение выглядело прелестно, словно было для нее естественным. Наверное, так и есть, потому что, скорее всего, она состоит в какой-нибудь группе поддержки.

Боже милосердный.

— Бекка, — пробормотал Макс. Я посмотрела на него, а он сложил кусок тоста пополам и сказал: — Я ненадолго уеду.

Потом он откусил тост и повернулся к раковине.

— Я…

— Эй! — раздался от двери звонкий и радостный девичий голос.

Я обернулась. Бекка уже была внутри и закрывала дверь. Потом она так же вприпрыжку подошла к барной стойке. Помпоны раскачивались из стороны в сторону.

— Привет, Бекка, — поздоровался Макс.

— Привет, Макс, — откликнулась Бекка, потом повернулась ко мне и все так же звонко и радостно сказала: — Привет.

— Здравствуй.

— Ты, должно быть, Нина, — заявила она, и я, кажется, застыла, открыв рот.

Откуда она меня знает?

Она осмотрела меня.

— Она хорошенькая, — сказала Бекка, обращаясь, подозреваю, к Максу, поскольку никого другого в доме не было. Потом она посмотрела обратно на мня, и ее взгляд остановился на моей груди. Все так же звонко, радостно и даже громко она провозгласила: — Мне нравится эта кофточка! Где ты ее взяла? Я хочу такую же.

— Я…

— Ты можешь отправиться по магазинам, Бекка, но будет чудом, если ты найдешь такую, — сказал Макс, и она посмотрела на него. — И если сможешь позволить ее себе.

Я взглянула на Макса и ответила, немного резко из-за того, как прозвучали его слова:

— Она не настолько дорогая.

— Раз уж ей ради покупки придется сесть на самолет и отправиться в Англию, то дорогая.

Тут он прав.

— Англия, — выдохнула Бекка, но даже это получилось у нее звонко и радостно.

— Э… да, — сказала я.

— Я забыла. Макс говорил Минди, что ты англичанка.

Минди? Кто такая Минди? И почему Макс говорил ей обо мне?

— Я не англичанка, — сказала я Бекке.

— Мне нравится твой акцент, — с придыханием продолжила она.

— Вообще-то, у меня нет акцента.

— Он клевый! — воскликнула она и посмотрела на Макса. — Правда клевый?

— Клевый, — согласился Макс, но, судя по голосу, он не считал мой акцент клевым, он старался не рассмеяться.

Только я хотела посмотреть на него и проверить, действительно ли он пытался сдержать смех, и спросить, что смешного, как мое внимание снова привлекла Бекка.

— Господи, мне бы так хотелось жить в другой стране, — заявила она. — Тебе так повезло.

Мне? Повезло? Англия красива, но…

— Хотя мне бы хотелось жить где-нибудь, где нет дождей, — решила Бекка.

— Дождей там хватает.

— А если бы я там жила, через сколько времени у меня появился бы акцент? — спросила она.

— Эм… Точно не знаю, — ответила я.

— Мне пришлось бы практиковаться, — решила она.

Я подумала о том, как звонкая, радостная и прыгучая американская девочка из группы поддержки едет в Англию практиковаться в акценте, и постаралась не содрогнуться.

— Пойду обуюсь, — сказал Макс и обогнул столешницу.

— Макс, — окликнула я, но он не остановился.

— Я быстро, — сказал он, даже не обернувшись.

— А в Англии вся одежда такая клевая, как эта кофточка? — спросила Бекка.

— Э… не совсем, — ответила я и попросила: — Ты не могла бы подождать секунду?

Я подняла один палец, соскочила со стула и поторопилась следом за Максом, который поднимался по винтовой лестнице.

Когда я вошла в спальню, он сидел на кровати и надевал ботинок.

— Макс…

— Чистое белье в гардеробной, — перебил он меня.

— Хорошо, но…

Он натянул второй ботинок.

— Не знаю, сколько времени это займет, так что чувствуй себя как дома.

— Я уезжаю, — выпалила я.

Макс поднял голову и посмотрел на меня:

— Что?

— Я еду в Денвер.

— Нет, не едешь, — сказал он, и от этого твердого и неожиданного ответа я моргнула.

— Не еду?

— Не-а, — сказал Макс и встал. Он казался очень высоким и очень большим. Конечно же, он был таким и на кухне. Но кухня представляла собой большое ярко освещенное пространство, а спальня такой не была. Она больше походила на ярко освещенный, уютный кокон, и очень высокий и очень большой Макс, казалось, заполнил его целиком, не оставив места для меня.

— Но… Я еду.

Макс подошел по мне, и я едва поборола порыв отступить, в основном потому, что позади меня была винтовая лестница. Я и так уже провела в этом доме два дня, болея, и мне совсем не хотелось сломать здесь шею.

Макс остановился в шаге от меня и сказал:

— Не едешь.

Я тряхнула головой и спросила:

— Почему?

— Тебе нужен отдых.

— Я отдохну в Денвере.

— Поездка в Денвер — это не отдых.

— Хорошо, тогда я найду гостиницу в городе и переночую там, а завтра поеду в Денвер.

— Этого ты тоже не сделаешь.

— Почему нет?

— Потому что нет.

Я начинала злиться. А злилась я не часто, в основном потому, что устроила свою жизнь так, что в ней не происходило ничего, вызывающего злость. Но сейчас я определенно злилась.

— Почему? — спросила я.

— Нина, мне надо кое-что сделать, у меня нет времени на это.

Нет времени на это? На что?

— На что?

— На препирательства.

Я больше не злилась, теперь я была смущена.

— А мы… препираемся?

— Ты не в форме. Той ночью ты держалась лучше.

— Лучше?

Вместо ответа он повторил:

— Мне надо идти.

— Макс… — начала я, но он стал меня обходить, так что я инстинктивно схватилась за его руку, обхватив пальцами бицепс.

Макс остановился, но мое тело замерло, а взгляд опустился на его руку.

Мышцы под моими пальцами напоминали сталь. У Найлса не было стальных бицепсов. Его бицепсы были мягкими и слабыми. Может быть, кому-то не нравится прикасаться к стальным мышцам, но мне понравилось. Очень понравилось.

— Нина, — позвал Макс. Я вздрогнула и отдернула руку.

— Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты был так добр ко мне… во время болезни, и… за все, но я правда должна уехать.

— Почему?

— Почему?

— Да, почему?

— Ну, потому что.

— Потому что что?

Он сумасшедший? Я не понимаю. Почему он хочет, чтобы я осталась? Два дня назад он не хотел, чтобы я оставалась. Почему мы вообще это обсуждаем?

— Ты дома, — напомнила я.

— Да?

— И мы не можем жить здесь вместе.

— Почему?

Я ничего не ответила, просто не знала, что ответить на такой дикий вопрос. Но потом придумала и сказала:

— Я тебя совсем не знаю.

Макс только ухмыльнулся, и от этой ухмылки мне стало очень не по себе, но каким-то странно приятным образом.

— Герцогиня, я видел тебя почти голой.

После этого мне стало не по себе еще больше, но уже совсем не приятным образом. А еще я вытаращила глаза, покраснела и почувствовала, как заколотилось сердце. И подскочило давление.

— Да, действительно, видел. Против моей воли, — напомнила я.

— Это было не против твоей воли.

Я наклонилась к нему и рявкнула:

— Я была без сознания!

— А вот и она, — пробормотал он. И выглядел при этом дико довольным.

— Кто? — опять рявкнула я.

Он проигнорировал мой вопрос и унизительно сообщил:

— Когда я последний раз видел твое тело, малышка, ты сама подняла руки.

Я и правда это сделала, я помню.

— Нет, — соврала я.

— Да.

— У меня была высокая температура! — еще громче сказала я.

— Но ты это сделала.

Я взмахнула рукой.

— Ладно, хорошо. Ты видел меня голой. Но это не значит, что мы друг друга знаем.

— И я спал с тобой. — Я открыла рот, а Макс спросил: — Помнишь?

— Нет, — прошептала я, но я помнила.

— Ты не отпускала меня.

О Боже. Это я тоже помнила.

— Повторяю тебе: у меня была высокая температура.

— Неважно, что у тебя было. Если ты заботишься о человеке, если спишь с ним, то ты его знаешь.

— Нет.

— Да.

— Нет!

Он качнулся на пятках и сказал мне:

— У тебя довольно скучная жизнь, так что тебе вдруг пришло в голову уехать в отпуск, сделать перерыв, потому что дома у тебя жених, которому на тебя наплевать.

Я вскинула голову и уставилась на Макса. Я не помню, чтобы рассказывала ему об этом. Не помню, чтобы вообще что-либо ему рассказывала. Особенно о Найлсе.

— Ему не наплевать на меня, — прошептала я.

— Тогда почему твой сотовый не звонил два дня? — спросил он.

— Я…

— И почему ты уже полчаса как проснулась, но еще не позвонила ему? — продолжал Макс.

Черт!

Макс наклонился ко мне, и я с немалым восхищением увидела, что выражение его лица стало мягче. У него и так потрясающее лицо, но когда оно смягчается, то становится совсем другим. Еще лучше.

— Герцогиня, ты находишься на другом конце света, больная, а твой мужчина с тобой так и не связался? Пусть даже он не знает о твоей болезни, но, если мужчине не наплевать, он звонит.

К сожалению, он прав.

Поэтому я стояла и смотрела на него, не зная, что сказать.

А вот Макс не выглядел неуверенным. Он взял меня за руку, поднял мою ладонь и большим пальцем провел по кольцу с бриллиантом.

— Будь я твоим мужчиной и окажись ты на другом конце мира, милая, я бы позвонил, — тихо сказал он.

— Найлс очень сдержанный человек, — прошептала я.

— Найлс мудак, — ответил Макс, и я нахмурилась.

— Ты его не знаешь.

— Я знаю мужчин и знаю, что он мудак, а не сдержанный.

Я собралась с мыслями, вырвала свою ладонь из его и рявкнула:

— Да? И откуда ты знаешь?

— Потому что я видел тебя голой, видел тебя милой, видел тебя неуверенной и видел тебя в ярости. Так что я знаю только одно: если бы ты находилась на другом конце света от меня, я бы позвонил.

— Видимо, у нас с Найлсом другие отношения, — злобно огрызнулась я, но слова Макса задели меня сильнее, чем я думала.

— Ты взяла перерыв?

— Что?

— Если бы ты сказала мне, что тебе нужен перерыв в отношениях, во-первых, я бы ни за что не допустил этого, во-вторых, я бы не дал тебе причин захотеть перерыва, и в-последних, если бы ты все равно уехала, я бы, черт возьми, позвонил.

Я склонила голову набок и почувствовала, как мое тело наполняет тепло, на этот раз не из-за высокой температуры.

— Ты бы не допустил?

— Чертовски верно.

— Эрго, ты не мог бы быть моим мужчиной.

— Эрго?

— На латыни это значит «следовательно».

— Неважно, — буркнул он. — Мне нужно идти.

— Подожди, — рявкнула я. — Ты можешь думать, что знаешь меня, но я была в бреду. Я тебя не знаю.

— Узнаешь.

— Не узнаю.

— Так ты собралась уезжать? — сменил тему Макс.

— Собралась, — объявила я, обрадовавшись, что мы вернулись к этому вопросу.

Макс достал из переднего кармана джинсов ключи от арендованной машины, позвенел ими у меня перед носом, а потом сжал их в кулаке и сунул обратно в карман.

— Сложновато тебе будет спускаться с горы пешком, таща на себе этот огромный чемодан, который весит чертову тонну, дорожную сумку, сумочку с документами и до хрена продуктов, — сообщил он.

— Отдай ключи, — огрызнулась я.

— Я бы предложил тебе отнять их, милая, но у меня нет времени на игры.

При этих словах мой рот снова открылся, а Макс ухмыльнулся, легко потрепал меня по подбородку (да, потрепал меня по подбородку) и пошел прочь.

Я так и стояла, уставившись на место, где он только что находился, а услышав, как открылась входная дверь, побежала к перилам.

— Макс! — заорала я.

— Потом, Герцогиня, — крикнул он, подняв руку и даже не оглянувшись.

Но Бекка оглянулась. Она сочувствующе поморщилась и помахала пальцами. Значит, она все слышала. Я совсем забыла о том, что она внизу.

Потом я смотрела, как Макс, уже надевший черную кожаную куртку, обнял Бекку за плечи, и думала о том, кто такая Бекка, и что она значит для Макса, который только что наверху шутливо пререкался и, если я не ошибаюсь (а я думаю, что не ошибаюсь), флиртовал со мной в своей грубой, самодовольной манере мужчины с гор.

Они коротко поговорили около ее машины и разделились. Бекка села в свой красный спортивный кроссовер, а Макс забрался в черный «Чероки», и они уехали.

Я посмотрела вниз и увидела на барной стойке свой клюквенный сок, кофе и нетронутую овсянку.

Потом я посмотрела на пейзаж за окном.

Реклама в интернете утверждала, что отсюда до ближайшего города пятнадцать миль. Тихое и уединенное место, идеально подходящее для спокойного, расслабляющего, безмятежного отпуска.

И кошмарное место, если вам нужно пройти пятнадцать миль пешком до города с чемоданом, дорожной сумкой, женской сумочкой и до хрена продуктов.

«Разбей проблему на части», — посоветовал Чарли у меня в голове, и я кивнула, как будто он был здесь, рядом.

Потом я спустилась вниз, разогрела овсянку и кофе, уселась на стул и приготовилась решать проблему по частям.

Глава 3 «Бургеры Баффало»

Закончив есть, я вымыла посуду, протерла столешницы, нашла в гардеробной чистое белье и застелила кровать. На первом этаже я обнаружила вход в подсобку. На полу лежало грязное белье. Стиральная и сушильная машины тоже оказались на месте, как и было сказано в рекламном объявлении, но еще и куча разного мужского барахла, в котором просто необходимо было навести порядок.

Барахло я трогать не стала, а белье загрузила в стиральную машину.

Я сложила свои сумки и решила, что оставлю продукты Максу. Пусть устроит вечеринку с Беккой и неизвестной Минди. Мне все равно. Я ухожу.

Потом я налила себе еще одну чашку кофе и отыскала телефонный справочник. Очень тонкий. Никогда не видела таких тонких справочников.

Я поняла почему, когда стала искать такси. Там была всего одна компания. Но мне достаточно и одной.

Я подошла к телефону, сняла трубку с базы и набрала номер.

— «Трифти», — ответил женский голос.

— Здравствуйте. Меня зовут миз Шеридан, и мне нужно такси до города.

Повисла пауза.

— Нина?

Я вздрогнула и застыла с трубкой около уха.

— Алло? — позвал голос.

— Эм-м… да?

— Та самая Нина?

— Откуда вы знаете, кто я?

— Ну-у, звонил Макс, сказал, что позвонит леди по имени Нина с необычным акцентом и захочет заказать такси. Ты леди с необычным акцентом, и ты заказываешь такси. Я уже принимала звонки от людей с британским акцентом, правда не много. Так что я угадала. Ты Нина?

Я подумала, успею ли добраться до Денвера, а потом до Англии, прежде чем кто-нибудь обнаружит труп Макса. Потом я подумала, станет ли кто-нибудь затевать экстрадицию, если узнают, что это я его убила. Слишком много бумажной волокиты ради одного большого, властного негодяя с гор. А потом я задумалась: если Макс такой большой, то как же его убить?

В итоге я решила: отравление.

И только после этого ответила:

— Да, я Нина.

— Макс сказал, что ты свалилась с гриппом, девочка. Тебе нужен отдых, — посоветовала женщина.

— Я думала снять номер в гостинице в городе.

Она вздохнула мне в ухо, но ничего не сказала.

— Что? — спросила я.

— Детка, если бы Холден Максвелл посадил меня на карантин в своем доме, да еще и сидел со мной, я бы не стала искать никаких гостиничных номеров.

Я нахмурилась:

— Кто такой Холден Максвелл?

— Кто такой Холден Максвелл? — повторила она.

— Да. Кто такой Холден Максвелл?

— Детка, ты с ним живешь.

Его зовут Холден? Что за имечко? Не удивительно, что он называет себя Макс.

Я решила не спрашивать, откуда у Макса такое имя, и не объяснять, что не живу с ним, а просто сказала:

— На самом деле его здесь нет, так что я одна на карантине.

— О, он вернется.

В этом я не сомневалась.

— Поскольку вы, полагаю, знаете, где он живет, не пришлете ли вы сюда такси? — спросила я.

— Не-а, — ответила она.

Я потрясенно замолчала, а потом повторила немного более сердито:

— Не-а?

— Не-а.

— Почему нет?

— Потому что Макс говорит, что тебе нужен отдых.

Да, определенно, яд.

— Я заплачу по двойному тарифу.

— Тебе все еще нужен отдых.

Мои глаза снова заволокло красным, но я постаралась не сорваться и предложила:

— По тройному.

— Тебе нужен отдых.

— Послушайте…

— Приезжай в город вместе с Максом, когда выздоровеешь. Я угощу тебя пивом.

Она и правда только что сказала, что угостит меня пивом? Когда мы успели перейти от заказа такси к пиву?

— Что? — спросила я.

— Меня зовут Арлин. Приходите в «Собаку». Покажу тебе город, известный только местным.

— Но…

— Мне пора. Отдохни, слышишь?

И она повесила трубку.

Я уставилась на трубку, из которой раздавались короткие гудки. Потом отключила ее и поставила на место.

В рекламном объявлении не было ни слова о том, что жители этого городка с приветом. Ни одного слова. Если бы было, я бы точно не нажала «забронировать».

Я еще раз просмотрела телефонный справочник. Других такси не было. Было три фирмы по прокату, но они занимались квадроциклами и снегоходами. Это мне не поможет.

Так что либо мне придется идти пешком, когда мне хочется спать, либо я застряла здесь.

А это значит, я застряла.

А это, в свою очередь, значит, что мне нужно поспать, чтобы набраться сил и с ясной головой спланировать убийство Холдена Максвелла.

Но сначала мне нужно сделать еще одно дело.

Я взяла свою сумочку, достала сотовый телефон и увидела, что батарейка почти села. Также я увидела много сообщений от друзей и ни одного от Найлса.

Я поднялась по винтовой лестнице, вытащила из дорожной сумки зарядник и конвертер, подключила их к телефону и воткнула в стену. Потом я протянула провод и устроилась с телефоном на кровати. Открыв список контактов, я выбрала номер Найлса.

Он ответил после третьего гудка.

— Алло.

— Найлс?

— Нина?

Я попыталась понять, что чувствую, слушая его голос по телефону, но не смогла. Это не было облегчение или приятная близость, а просто… что-то знакомое.

Потом я попыталась понять, что чувствую, не слыша в его голосе облегчения, когда я наконец-то позвонила с другого конца света. Как будто я просто вышла в магазин и звоню спросить его, что он будет на ужин. В этом я тоже не смогла разобраться.

— Привет. Я на месте, — сказала я.

— Здорово.

— Я здесь уже…

— Слушай, — перебил он, — я убегаю на встречу.

— Что?

— У меня назначена встреча.

Я покачала головой:

— Найлс, я только хотела сказать тебе, что была больна.

— Да, ты говорила, что у тебя начинается синусит.

— Ну, все оказалось хуже.

— По голосу ты кажешься здоровой.

Действительно. Каким-то чудесным образом, я чувствовала себя довольно хорошо, разве что устала. Горло не болело, и я не кашляла, хотя нос был немного заложен.

— Сейчас мне уже лучше.

— Хорошо. — Он казался рассеянным. — Меня ждут.

— Ладно, — сказала я. — Хочешь, я перезвоню позже?

— Позже?

Теперь он казался растерянным, как будто не знал, что означает «позже».

— Позже, вечером, когда ты будешь дома.

— Я работаю допоздна.

— Да, но твое «допоздна» — моя середина дня.

Я услышала, как он вздохнул и ответил:

— Если хочешь.

Если хочу?

Я опять злилась, и что самое удивительное, злилась на Найлса. Я никогда не злилась на Найлса. Он никогда не делал ничего, что могло бы меня разозлить, в основном потому, что он вообще ничего не делал.

— Найлс, я на другом конце земного шара.

— Прости?

— Я на другом конце земного шара, — громче повторила я.

— Я не понимаю.

И он действительно не понимал. Потому что не относился к тому типу мужчин, которых беспокоило, когда их невесте был необходим перерыв в отношениях, да еще на другом конце света.

Интересно, что он подумает, если я скажу, что остановилась в прекрасном доме с захватывающими видами вместе с потрясающим мужчиной, который видел меня голой (почти), готовил мне завтрак, дразнил меня, флиртовал со мной и с которым я вроде как спала?

— Ты здесь? — спросил он.

— Здесь.

— Мне надо идти.

— Конечно.

— Если хочешь, перезвони позже.

— Хорошо.

— Ты в порядке?

Нет, не в порядке. Но я не стала этого говорить.

— Устала.

— Отдохни, ведь именно за этим ты туда поехала.

Нет, не за этим. Я поехала, чтобы сделать перерыв.

— Хорошо, — повторила я.

— Поговорим позже.

— Хорошо.

— До свидания.

— Пока.

И он повесил трубку.

Я уставилась на телефон, потом выключила его и положила на прикроватную тумбочку. Потом я откинулась на кровать и закусила губу, чтобы не расплакаться.

Чарли никогда не встречал Найлса, но мне бы этого хотелось. Чарли всегда хорошо разбирался в людях. Он бы постарался выразиться помягче, но не стал бы скрывать свое мнение.

Проблема в том, что я не считала, будто мне нужно мнение Чарли.

Я поднесла к лицу левую ладонь, а правой прикоснулась к кольцу.

Я была в взволнована, когда Найлс сделал мне предложение, потому что была влюблена в него. Он был надежным, спокойным, предсказуемым, и он по-своему любил меня.

Он никогда не станет мне изменять. А такое со мной бывало в прошлом, когда в моей жизни случалось дерьмо. Он никогда не будет грубым и не станет оскорблять меня, только чтобы сделать мне больно или потому что пьян, что тоже бывало со мной в прошлом, когда я еще не стала осторожной и в моей жизни случалось дерьмо. И он никогда не ударит меня в гневе, что, к сожалению, тоже со мной бывало.

Ну и что, что он не очень нежный? Ну и что, что он не держит меня за руку, не обнимает меня и не прижимает к себе во сне? Ну и что, что он не зовет меня милой или малышкой и не придумывает прозвищ вроде Герцогини?

Он основательный, у него хорошая работа. Он много работает и мало отдыхает. У него не много друзей. Он не любит куда-либо выходить. Он любит сидеть на диване и смотреть телевизор вместе со мной. Или DVD. Ему достаточно этого. И он по-своему любит это — смотреть телевизор вдвоем со мной.

И мне достаточно… почти. В этом нет ничего захватывающего, но это хорошо. Это значит, что меня больше не обидят. Правда, в надежности, спокойствии и предсказуемости есть много преимуществ.

Но будет ли мне достаточно этого на всю оставшуюся жизнь?

«Ты знаешь ответ, Фасолинка», — услышала я голос Чарли у себя в голове. Вздрогнув, я подскочила и осмотрелась по сторонам, но никого не увидела.

Время от времени я слышала голос Чарли, но это были воспоминания о том, что он говорил, или уверенность, что он сказал бы именно так. Он никогда не обращался ко мне сам.

— Может быть, этот перерыв не самая хорошая идея, — прошептала я. — Может, это была плохая идея.

Чарли не ответил. Никто не ответил.

Так что я решила: раз уж я слышу голоса, то хорошо бы поспать.

* * *

— Нина.

Я открыла глаза и увидела лицо Макса совсем близко. И еще я почувствовала его пальцы на своем бедре. Я лежала на боку в его кровати, а он сидел возле меня.

— Господи, ты спишь мертвым сном, — пробормотал он и поднял голову, но его ладонь осталась на моем бедре.

Я заметила, что экран телевизора светится синим, а солнце уже не такое яркое. Темнело, а значит, уже поздно.

Не до конца проснувшись, я немного повернула голову на подушке, чтобы посмотреть на Макса, и спросила:

— Что?

— Я думал, что так было из-за болезни, но ты и сейчас спишь, как мертвая, — сообщил мне Макс, потом поднял другую руку и откусил кусочек печенья с шоколадной крошкой.

Я прищурилась:

— Это мои печеньки?

Он прожевал, потом сказал: — Да, — и положил остатки печенья в рот.

Я приподнялась на локте:

— Но они мои.

— Милая, они в моем доме, так что это моя законная добыча.

— Вижу, что вся эта затея с совместным проживанием не сработает, — сказала я, и он усмехнулся.

— Это чертовски вкусное печенье, малышка, но его тут больше трех десятков. Ты собралась съесть все?

— Да, — отрезала я.

— Значит, ты съешь все, кроме четырех.

— Ты съел четыре?

— Да, — ответил он, не обращая внимания на мой тон и смертельно опасное выражение на лице, и продолжил: — Я голодный. Поехали поужинаем.

— Поужинаем?

Неожиданно его ладонь переместилась с моего бедра на плечо, и он провел пальцем по моей коже. Я поняла, что моя кофточка съехала вниз и дернула ее на место, потом села, прислонившись к изголовью.

Рука Макса упала на кровать с другой стороны от моих бедер, так что он навис надо мной и сказал:

— Да, поужинаем. Я отвезу тебя в город и угощу бургером.

— Ты отвезешь меня в город, чтобы угостить бургером?

Он склонил голову набок и спросил:

— Ты собираешься повторять все, что я скажу?

— Нет.

— Хорошо. — Макс поднялся с кровати, взял меня за руку, прежде чем я успела ее отнять, и дернул вверх, так что я не могла ни сопротивляться, ни игнорировать его. — Собирайся. Отправляемся, как только ты будешь готова.

Потом он повернулся и пошел к лестнице.

— Я не поеду в город с тобой, — объявила я.

Он развернулся:

— Почему?

— Потому что ты позвонил в такси и велел им не присылать машину.

— И?

— И хотя я в восторге от предложения Арлин угостить меня пивом и от возможности увидеть город глазами местного жителя, но я-то хотела такси.

Он снова усмехнулся:

— Арлин дружелюбная.

— Я думаю, Арлин немного чокнутая.

— Дорогая, дружелюбная не значит чокнутая. Это значит дружелюбная.

— Она была бы дружелюбной, если бы отправила такси.

Макс кивнул головой в сторону кровати и заметил:

— Ты поспала.

— Да.

— И выглядишь лучше.

Я боролась с желанием дотронуться до своих щек, выиграла эту битву и спросила:

— И что?

— А то, что ты отдохнула, за исключением выпечки. Тебе это было нужно.

— Макс, что мне нужно, так это…

Он опять отвернулся и пошел к лестнице:

— Поговорим за бургерами.

— Макс.

— Бургеры, — сказал он и начал спускаться вниз.

— Макс!

Он не ответил.

О Боже, до чего же он раздражающий.

Он голоден? Он хочет бургеров? Он хочет поговорить за бургерами? Я тоже голодная. На самом деле я умираю от голода. Так что поговорим за бургерами.

Я подошла к чемодану и вытащила из него фен и косметичку. Если Макс хочет поехать в город и поговорить за бургерами, то ему придется подождать, пока я не уложу волосы и не сделаю макияж. Я никуда не хожу без прически и макияжа.

К сожалению, утром я не поспала. Я пыталась, но сон не шел. Так что я испекла печенье. Потом пришло время обеда, так что я приготовила обед. Потом я положила простыни в сушилку, убралась на кухне и пробовала почитать, но так устала, что поднялась наверх и раздвинула дверцы, за которыми скрывались телевизор и DVD. У Макса был большой выбор криминальных фильмов, вестерны, ужасы, несколько шпионских детективов и много боевиков. Я выбрала фильм про шпионов и устроилась на кровати. Когда фильм закончился, я спустилась вниз и сложила сухие простыни, потом снова поднялась наверх и включила следующий фильм про шпионов, за которым, очевидно, и заснула.

Теперь наступило время ужина.

Я нанесла на волосы немного кондиционера и занялась макияжем. Конечно, не по полной программе, поскольку я находилась в горах Колорадо, а если судить по отсутствию косметики на Бекке, девушки в горах Колорадо не делают макияж по полной программе. Я остановилась на легком макияже. Может быть, я и выглядела лучше, но еще не совсем здоровой, так что мне требовалась небольшая помощь.

После этого я вышла из ванной, убрала свои вещи в чемодан (чтобы на всякий случай быть готовой к побегу), воспользовалась духами, надела золотые сережки-кольца, несколько звенящих золотых браслетов и обернула шею сиреневым шарфом, отделанным золотой нитью, позволив длинным концам свисать спереди. Потом я надела носки, натянула коричневые сапоги на высоких каблуках и зашагала вниз по лестнице.

— Готова, — произнесла я, спустившись с последней ступеньки.

Макс стоял на кухне и, похоже, разбирал почту. И ел печенье.

— Ты ешь еще печеньку, — обвинила я.

Он поднял голову и осмотрел меня с головы до ног, а потом сказал:

— Герцогиня, ты провела наверху целый год. Если бы не печенье, я бы умер с голоду.

Я подошла к барной стойке и уперлась в нее ладонями:

— Я была наверху не год.

— А показалось годом.

— Не год.

Его глаза осмотрели мое лицо, и он сказал уже мягче:

— Однако оно того стоило.

Этот голос и эти слова вызвали у меня странное чувство, но я не хотела сейчас в нем разбираться.

Так что я спросила:

— Мы идем?

Макс усмехнулся и ответил:

— Да.

Затем положил в рот оставшееся печенье и бросил почту на стол.

— Ты не знаешь, где мое пальто? — спросила я.

— В гардеробной, — ответил Макс по пути в столовую. Там он снял со спинки стула свою кожаную куртку.

Я подошла к дверям, которые заметила еще в первый раз, и наугад открыла одну из них. Я угадала правильно. За дверью находилась большая кладовка с крючками на стене и кучей мужского барахла. Мое коричневое кашемировое пальто с широким воротником-шалью и поясом висело на крючке. Я надела пальто и перекинула волосы за спину. Макс стоял у открытой входной двери.

— Ты выглядишь так, будто собираешься на встречу с королевой, — сказал он, дав мне понять, что даже несколько приглушенный мой образ все равно шикарнее, чем нужно для обычного городка в горах Колорадо.

— На встречу с королевой не ходят в джинсах, — объяснила я, выходя за дверь и застегивая пояс.

— Тебе виднее, — тихо произнес он.

Я подавила рычание и направилась к «Чероки».

Нажатием кнопки на пульте, Макс открыл замки, но не подошел, чтобы открыть мне дверь. Не удивительно. Он не походил на мужчину, который открывает дверь женщине. Найлс тоже такой. И к тому же Найлс не водит машину. Не умеет, не собирается учиться и не беспокоится по этому поводу. Во-первых, водить умею я, что я и делаю, когда мы едем куда-нибудь вместе. Во-вторых, до поезда можно добраться и на такси, а уж поезда ходят почти всюду. А потом, доехав на поезде, можно взять такси до нужного места. В любом городе, даже маленьком, есть больше, чем только Арлин у «Трифти».

Я залезла в машину, села и пристегнулась.

— Я бы хотела, чтобы ты позвонил Арлин и отменил бойкот на такси для Нины, — сказала я, как только Макс завел мотор, быстро — так, что у меня волосы встали дыбом, — в три приема развернулся и направил джип по дороге.

— Ты куда-то собираешься?

— Возможно, мне захочется куда-то поехать, а без ключей от арендованной машины это затруднительно.

— Посмотрим.

— Не посмотрим, а позвони ей.

— Я не особенно люблю, когда женщины указывают мне, что делать.

— Макс…

— Или кто-либо другой, — закончил он, и я повернулась к нему, не веря своим ушам.

— Ты не любишь, когда женщины — или кто-либо — указывают тебе, что делать, но сам фактически украл у меня машину и велел единственной в городе службе такси не возить меня, что, по сути, и называется «указывать мне, что делать».

— По сути да, — любезно согласился он.

— Я… я… я даже не знаю, что сказать.

— Тогда не говори ничего.

— Я решила тебя отравить, — едко сообщила я.

Он разразился смехом, повернув направо в конце дороги. Я уставилась вперед через лобовое стекло, скрестив руки на груди.

— Я вовсе не собиралась тебя веселить.

— Невозможно.

Я повернулась к Максу:

— Не собиралась!

— Давай уточним: я ухаживал за тобой, пока ты болела, а ты в благодарность решила меня отравить?

— Ты держишь меня в заточении.

— Милая, ты арендовала дом на две недели. Вряд ли это можно назвать заточением.

— Я арендовала дом, который должен был быть свободным.

— Раз уж ты заболела, то тебе повезло, что это не так.

Тут он прав.

— И сегодня там никого не было, кроме тебя, — продолжил он.

И тут он прав.

Я решила молчать.

Это тоже было не самой хорошей идеей, потому что Макса молчание, кажется, устраивало, а вот мои мысли никак не могли успокоиться. Сначала я думала о том, что же Макс делал целый день. Потом думала о том, что же он делал целый день с Беккой. Потом стала размышлять над тем, почему он вообще был с Беккой. Потом задумалась о том, кто такая Бекка. Все это никоим образом меня не касалось, но я хотела спросить, даже понимая, что меня это не должно волновать. А потом я поняла, что меня это волнует, и задумалась о том, что бы это значило.

Мы въехали в город. Он оказался оживленнее, чем я ожидала от маленького городка в горах вечером четверга. И еще он оказался симпатичным. Когда я ехала через него в метель, да еще учитывая мое состояние, то не очень-то внимательно его разглядывала. Из рекламного объявления в интернете я знала, что это был старый город золотодобытчиков, который по прошествии стольких лет продолжал существовать, в последнее время благодаря туристическому бизнесу из-за близости популярных горнолыжных спусков, а также из-за местных магазинчиков, ресторанов и собственной прелести. Строения выглядели старыми — конечно, по американским стандартам, а не по английским. Тротуары были сделаны из досок и снабжены деревянными перекладинами, к которым можно было привязать лошадь. Немало магазинчиков показались мне интересными. Если я когда-нибудь получу обратно ключи от своей машины, то обязательно отправлюсь их исследовать.

После того как зарегистрируюсь в гостинице, которую я приметила, пока мы ехали по городу.

— Ты можешь ходить в этих сапогах? — спросил Макс, нарушив тишину в машине.

— Да.

— Я хочу сказать дольше, чем несколько шагов.

— Да, — ответила я резче.

— Просто спрашиваю, Герцогиня, поскольку нам придется припарковаться немного дальше.

— Я справлюсь.

Мы остановились, хотя я не знала, насколько это было «немного дальше» от места, куда мы направлялись. Тем не менее припарковался Макс так, что со стороны пассажирской двери оказалась огромная куча снега, который явно сгребли с дороги. Так что я даже не могла открыть дверь.

Я посмотрела через окно на кучу снега, а потом снова на Макса.

— Думаю, что у меня не получится открыть дверь.

Он ответил не сразу. Просто открыл свою дверь и вышел из машины.

Потом наклонился, протянул мне руку и сказал:

— Перелезай.

— Перелезать?

— Перелезай через сиденье.

— Ты серьезно?

— Похоже, что я шучу?

Нет, не похоже, чтобы он шутил.

Мне оставалось выбрать: сидеть в «Чероки», пока он будет есть бургер, или перелезть через водительское сиденье.

На самом деле, выбора не было, так что я тяжело вздохнула, отстегнула ремень безопасности, закинула на плечо сумочку и полезла.

Едва я положила руку на водительское сиденье, как Макс подхватил меня подмышки и вытянул из кабины. Машинально я вцепилась в его плечи, а он прижал меня к себе, одной рукой обняв меня за талию, а другую положив мне на поясницу, и позволил мне соскользнуть вдоль его тела вниз. Когда мои ноги коснулись земли, я оказалась вплотную к Максу. Совсем вплотную. С головы до ног.

Он все не отпускал меня, так что я закинула голову и сказала:

— Думаю, я справилась.

— Ты вкусно пахнешь, — ответил он.

— Что, прости?

— Ты вкусно пахнешь, — повторил он.

Я попыталась оттолкнуть его руки, но безуспешно.

— Макс…

— Ты звонила ему?

Я моргнула и в замешательстве покачала головой:

— Извини?

— Своему мужчине. Звонила ему?

Что-то странное шевельнулось у меня внутри. Я не знала, что именно, но точно знала, что в этом я тоже не хочу разбираться.

— Да.

— Сказала, что болела?

— Да.

— Что он ответил?

Я убрала ладони с плеч Макса, положила их ему на грудь и слегка надавила, тихо сказав:

— Макс, не думаю, что это тебя касается.

— Да, — также тихо ответил он, — я так и знал.

— Что? — растерянно спросила я, но Макс отпустил мою талию, положил ладонь мне на живот и немного отодвинул меня. Потом он захлопнул дверь, запер машину, взял меня за руку и двинулся вперед широкими шагами.

— Макс… — окликнула я, но замолчала.

Мы поднялись на тротуар, и Макс спросил:

— Что?

Я решила не обострять ситуацию и ответила:

— Ничего.

Мы быстро шли рядом, держась за руки. На это я тоже решила не обращать внимания. Макс часто вел себя как козел, но он вылечил меня, а еще его ладонь была большой, сильной и теплой, а вечер был холодным.

Я увидела, что впереди перед дверями толпятся люди, как будто ждут, чтобы их впустили. Когда мы проходили мимо окон, я заметила, что ресторан выглядит грубовато, но при этом гостеприимно. И там было полно народу.

Макс открыл дверь, около которой стояли люди, провел меня внутрь и не отпускал мою руку, пока мы шли к стойке администратора.

Девушка-администратор без грамма косметики на лице была одета в футболку, которая оповещала всех о том, что она поклонница группы Grateful Dead. Копна медно-рыжих кудрей была небрежно собрана у нее на затылке.

У нее также была пара необычных, больших сережек-колец из витого серебра. Они были изумительны.

Девушка подняла глаза, и ее лицо моментально посветлело, когда она заметила Макса и крикнула:

— Макс!

— Привет, Сара, — ответил Макс.

Ее взгляд переместился на меня, она осмотрела меня с головы до ног, и ее лицо застыло, совсем немного, но тем не менее. Мне это показалось странным.

Макс остановился перед стойкой, но руки моей так и не отпустил.

— Есть столик?

— Да, — тут же ответила Сара, и я оглядела переполненный ресторан. Потом я посмотрела назад, потом по сторонам. Все свободное пространство занимали люди, ожидающие столики, и люди на улице тоже ждали.

Еще я заметила, что эти люди были одеты почти как я, только немного попроще. Но они явно были не местными, а отдыхающими и носили одежду для отдыха.

Очевидно, местным не нужно было ждать столик.

Сара взяла что-то из-под администраторской стойки, повернулась и пошла по ресторану. Макс потянул меня за руку, и мы последовали за Сарой. Она отвела нас в дальний конец зала, где были свободные сидения, которые вытирал уборщик. Он торопливо прошел мимо нас, улыбнувшись и сказав:

— Привет, Макс.

Сара шлепнула на стол белые бумажные подложки, завернутые в салфетку столовые приборы и пластмассовый стаканчик с восковыми мелками.

Потом она повернулась к Максу и спросила:

— Как обычно?

— Да, — ответил он, подведя меня к диванчику, который стоял спиной к стене и лицом к залу, и закончил: — Два.

— Поняла.

— Подождите, — окликнула я, когда она собралась уходить.

— Да?

— Мне нравятся ваши сережки, — сказала я. — Они потрясающие.

Мгновение девушка казалась удивленной, а потом подняла руку к уху и сказала:

— Спасибо.

— Вы недавно их купили? В смысле, где я могла бы купить такие?

Она изучающе посмотрела на меня и ответила:

— Да, на этой улице. Я купила их год назад, но там все время есть.

— Спасибо, — улыбнулась я.

— Сара, это Нина, — представил меня Макс, и она кивнула мне.

— Привет, Нина.

— Привет.

— Он называется «Карма», — сказала она.

— Что?

— Ювелирный магазинчик. У них много прекрасных вещей. «Карма».

— «Карма». Спасибо.

— Без проблем, — ответила она, потом повернулась и ушла.

Не успела я понять, что происходит, как Макс уже посадил меня на диванчик. Я не успела даже снять пальто и сумочку. И так же быстро Макс сел рядом со мной.

— Макс, — начала я, но он не слушал. Он стягивал свою куртку и в процессе дважды врезался в меня рукой. Потом он перекинул куртку через стол на противоположный диванчик, повернулся ко мне и сказал:

— Пальто.

Я вжалась спиной в угол, сняла с плеча сумочку, и Макс, забрав ее у меня, тоже перекинул ее через стол. Я смотрела, как она летит и приземляется на куртку Макса.

— Ты только что бросил мою сумочку, — сообщила я ему.

— Да, — ответил он и потребовал: — Пальто.

Я уставилась на него, размышляя, что спор насчет пальто, а также насчет того, что я бы предпочла, чтобы Макс сидел не рядом со мной, а напротив, только отдалит мой ужин. Так что, все также вжавшись в угол, я стянула пальто. Макс взял его и тоже перекинул через стол.

Настоящий джентльмен.

— Макс…

Он повернулся и наклонился ко мне, положив одну руку на стол, а другую — на спинку дивана. Из-за этой неожиданной близости его крупного тела, из-за воздействия его ясных серых глаз, а также оттого, что все еще была зажата в углу, я замолчала.

— Расскажи мне, Герцогиня, как получилось, что американка разговаривает таким образом?

Я еще секунду смотрела на него, а потом пробормотала:

— Это долгая история.

Макс через плечо осмотрел ресторан, повернулся ко мне и заметил:

— А здесь и не фаст-фуд.

— Плохо, учитывая, что я голодная.

— Итак, американский паспорт и английский акцент, — подсказал он, не обратив внимания на мое замечание.

— Англичане говорят, что у меня американский акцент, — сообщила я.

— Они ошибаются.

— Вообще-то, они правы.

Он покачал головой:

— Ты не ответила на мой вопрос.

Я вздохнула и сказала:

— Я живу там уже некоторое время.

— Сколько?

— Очевидно, довольно долго, чтобы обзавестись легким акцентом.

— Легким?

— Да.

— Не таким уж и легким, малышка.

Я пожала плечами, оглядела стол и сдалась:

— Как скажешь.

Потом я стала раскладывать подложки и столовые приборы для себя и для Макса, при этом стараясь не думать о том, что почувствовала, когда он назвал меня малышкой. К несчастью, не думать у меня не получилось, и я решила, что это было приятно.

Когда я закончила готовить стол к ужину, Макс спросил:

— Сколько тебе лет?

Я посмотрела ему в глаза и сообщила:

— Неприлично задавать такой вопрос женщине.

— Да ну?

— Да.

— Почему?

— Просто неприлично.

— Ты старше, чем выглядишь?

— Возможно.

По крайней мере я надеюсь, что это так.

— Можно предположить?

Я напряглась и провозгласила:

— Ни в коем случае.

Он усмехнулся и подвинулся ближе:

— Назови хотя бы приблизительно.

— Старше, чем Бекка, но моложе, чем твоя мать.

Его рука, лежавшая на спинке диванчика, коснулась моего плеча. Я опустила взгляд, и увидела, что ворот кофты снова соскользнул. Я поправила ворот и прикрыла плечо. Макс убрал ладонь, а я сердито уставилась на него.

— Довольно большой разброс, — заметил он, но я только пожала плечами, и он продолжил: — Ты выглядишь на тридцать… — (что ж, неплохо) —…а ведешь себя как будто тебе девяносто.

Я замерла, а потом подалась к нему:

— Я не веду себя как будто мне девяносто.

— Милая, если бы такое было возможно, то я бы предположил, что ты родилась два века назад.

— Что это значит?

— Это значит, что ты зажатая.

Я наклонилась ближе и гневно ответила:

— Я не зажатая!

Он снова усмехнулся:

— Абсолютно зажатая.

— Я не зажатая, — повторила я.

— Даже не знаю, как понимать твою противоречивость, — сказал он, оглядывая меня.

— Что это значит? — спросила я, хотя прекрасно знала, что не стоило этого делать.

Его глаза вернулись к моим.

— Это значит, что выглядишь ты одним образом, а ведешь себя по-другому.

Я наклонилась еще ближе:

— А это что значит?

Макс тоже наклонился, так что мы оказались почти нос к носу.

— Это значит, что женщина в таких джинсах, такой кофточке и таких сапогах в глубине души не может быть зажатой.

— Вот именно, я не зажатая, — рявкнула я и вздрогнула, когда на стол со стуком поставили две бутылки пива.

Я подняла глаза и увидела официантку с подносом подмышкой. Она была в белой футболке и джинсах. Пепельная блондинка с убранными в хвост волосами и симпатичным свежим личиком без макияжа.

— Привет, Макс, — сказала она.

— Привет, Труди, — ответил Макс.

— Привет, — обратилась она ко мне и улыбнулась.

— Привет, — ответила я без улыбки.

Ее улыбка стала еще шире, и, не оставив нам меню, Труди отошла.

Я смотрела на пиво, а Макс, к счастью, отодвинулся от меня, взял обе бутылки, одну поставил передо мной и сделал глоток из другой.

— Это для меня? — спросила я. Он посмотрел на меня поверх бутылки и опустил руку.

— Да.

— Я этого не заказывала.

— Я заказал.

Он? Когда?

Я решила не спрашивать и сообщила:

— Я не пью лагер.

— Что?

Я кивнула головой на пиво:

— Я сказала, что не пью лагер.

— Что ты пьешь?

— Эль, биттер, стаут.

— То есть ты не пьешь американское пиво, а пьешь английское.

— Бывают и не американские лагеры. Хейнекен. Стелла. Бекс. На самом деле, — поучительно продолжила я, — думаю, лагер изобрели немцы. Думаю, вообще пиво изобрели немцы.

Вообще-то, я не знала наверняка, просто предположила.

— Господи, — пробормотал Макс, уронив голову.

— Что?

Он снова посмотрел на меня:

— Герцогиня, ты способна спорить о чем угодно.

— Нет, не способна.

— А теперь ты споришь о споре?

Я решила промолчать.

Макс повернулся и крикнул:

— Труди!

Труди, стоявшая у другого столика, обернулась, подняв руки с блокнотом и карандашом и крикнула:

— Что?

При этом прервав туристов за столиком прямо посреди заказа.

— У вас есть эль? — спросил Макс, и я вжалась в сиденье.

— Эль? — переспросила Труди.

— Эль.

— Да, конечно.

— Принесешь Герцогине бутылку, хорошо? — крикнул он, кивнув в мою сторону головой.

Труди посмотрела на меня, улыбнулась и крикнула:

— Конечно.

В это же время я наклонилась вперед и прошипела:

— Макс!

Он снова повернулся ко мне и спросил:

— Что?

— Не называй меня Герцогиней при Труди.

Он ухмыльнулся и ответил:

— Хорошо, ты говоришь, сколько тебе лет, а я не называю тебя Герцогиней при Труди.

Я подняла глаза к потолку и вопросила:

— За что? Господи, почему я? Что такого я сделала?

Я почувствовала, как пальцы Макса легли мне на шею, и, опустив голову, увидела, что он придвинулся ближе. И он не просто придвинулся ко мне, его лицо смягчилось, а сам он выглядел веселым. Необыкновенное сочетание. Настолько необыкновенное, что я перестала дышать.

Его глаза опустились на мои губы, и мои легкие начали гореть.

— Господи, до чего же ты милая, — пробормотал он.

— Макс! — услышала я мужской крик. Макс повернул голову на голос, и я наконец выдохнула.

— Твою мать, — вполголоса проворчал Макс.

Я посмотрела в зал и увидела, что к нам направляется высокий худой мужчина с красивым открытым, немного мальчишеским лицом и светло-каштановыми волосами. Он улыбался.

Рядом с ним шла высокая женщина, стройная и очень красивая какой-то холодной красотой. Безупречная кожа. Длинные черные волосы, идеально прямые и блестящие, разделенные строгим пробором и собранные в такой же строгий низкий хвост. На ней тоже не было косметики. Она была одета почти так же, как Бекка этим утром, только ее меховой жилет был не таким пушистым и был приглушенного серо-зеленого цвета, а под ним была не водолазка, а трикотажная сине-голубая кофточка с длинным рукавом. И женщина, и мужчина держали в руках по бутылке пива. «Курз светлое», если быть точной.

Женщина пристально смотрела на Макса и не улыбалась.

Потом ее взгляд переместился на меня, и по какой-то непонятной причине выражение ее лица сделалось ледяным.

— Макс, не знал, что ты вернулся в город, — дружелюбно заметил мужчина, когда они дошли до нашего столика.

Макс встал и пожал ему руку:

— Гарри.

Гарри посмотрел на меня и поздоровался:

— Привет.

— Здравствуйте, — ответила я.

— Нина, это Гарри, — сказал Макс, а потом дернул головой в сторону женщины, и я заметила, что он тоже не улыбается. — А это Шауна.

Шауна? Шауна через «у», как в пароле на компьютере Макса? Не удивительно, что она так холодна.

О Боже!

— Здравствуйте, Шауна, — сказала я, стараясь скрыть удивление и неловкость.

Она скользнула по мне взглядом и сказала стене рядом со мной:

— Здравствуйте.

— Сколько же здесь народа сегодня, — сказал Гарри, оглядываясь назад. — Наш столик еще убирают. Не возражаете, если мы пока посидим с вами?

И сразу, не дав Максу ответить, он отодвинул нашу одежду и мою сумочку в сторону и сел на диванчик напротив нас. Лицо Шауны так напряглись, что я подумала, оно сейчас треснет. Но Гарри просто взял ее за руку и потянул за собой, не заметив ее состояния. Хотя, возможно, он не знал, что имя его спутницы было паролем на компьютере Макса. И всего, что из этого следовало.

Я подняла глаза на Макса и увидела, что его губы сжались в жесткую линию, а лицо стало пугающе мрачным, как в ту ночь, когда мы впервые встретились. Однако он ничего не сказал и сел рядом со мной.

— Итак, Нина, вы вернулись вместе с Максом? — спросил Гарри.

— Вернулась? — переспросила я.

— Да, — сказал Гарри, слегка глуповато улыбаясь.

— Эм-м… — ответила я на его сбивающий с толку вопрос единственным возможным образом. — Нет.

— Нина арендовала дом, — объяснил Макс Гарри, и тот кивнул.

— Да, дом великолепный, — отозвался Гарри и глотнул пива.

— Да, — согласилась я, не зная, что еще делать в такой ситуации, и надеясь, что сосульки, которые Шауна явно желала метнуть в меня своим взглядом, все-таки не появятся.

— Сложно поверить, но Макс сам его построил, — сказал Гарри.

Я оставила попытки не смотреть на Шауну, делая вид, что не стараюсь не смотреть на нее, и взглянула на Гарри.

— Простите?

— Дом. Макс сам построил его с нуля, — сообщил Гарри, и я посмотрела на Макса.

— Сам? — выдохнула я. На самом деле выдохнула. Но слова Гарри меня удивили. И впечатлили.

— И спроектировал тоже, — продолжил Гарри, прежде чем Макс, повернувшийся ко мне, смог ответить.

— Нет, — холодно вставила Шауна, и я снова посмотрела на них.

— Ну, Руди помог, — улыбнулся Гарри, видимо, невосприимчивый к ее ледяным манерам. — Он просматривал чертежи.

— Руди архитектор, — сказала мне Шауна, сделав ударение на последнем слове. — Он не просто помог.

Я решила, что Шауна похожа на стерву.

— И все-таки, — сказала я, — построить дом — это…

— Он не один его построил, — перебила меня Шауна.

— Да, было бы сложно установить такие окна в одиночку, но остальное… — сказал Гарри.

Шауна посмотрела на Гарри:

— Проводку делал не он.

Гарри посмотрел на Макса:

— А я думал, что ты сам ее делал.

И снова не успел Макс ответить, как Шауна вставила:

— Не всю.

Прежде чем будет сказано что-то еще, я, глядя на Шауну, быстро и твердо сказала:

— Неважно. Даже вложить один-единственный камень в создание этого прекрасного дома — это впечатляюще. Он совершенен.

Шауна посмотрела мне в глаза, и между нами началось соревнование кто кого пересмотрит, которое прервал Макс, обнявший меня за плечи и притянувший к себе. Мы с Шауной одновременно отвели глаза, я оттого, что возмутилась такой фамильярности со стороны Макса, Шауну же это явно взбесило.

Я откинула голову назад, чтобы посмотреть на Макса, и увидела, что он наклонился, чтобы посмотреть на меня.

— Ты считаешь мой дом прекрасным? — тихо спросил он.

Нечто в его глазах поразило меня, нечто настойчивое и завораживающее, отчего весь ресторан отошел на второй план.

— Ну… да, потому что так и есть, — также тихо ответила я.

— Ой, да вы англичанка, — вмешался Гарри, и я вблизи увидела, как Макс сжал челюсти и перевел взгляд на Гарри.

Я тоже посмотрела на Гарри, но в отличие от Макса я была благодарна — в основном ради собственного душевного равновесия — за то, что Гарри нарушил наш маленький момент. Это был приятный момент, и от него по моему телу разлилось тепло, хотя я знала, что мне не следует чувствовать ничего подобного.

— Не совсем, — сказала я Гарри. — Просто у меня небольшой акцент, потому что я там живу.

— Ничего себе! — воскликнул Гарри. Он так удивился, что откинулся на спинку сиденья. — В самом деле?

— Да.

Глаза Гарри перебегали с меня на Макса, и он спросил:

— Как же вы познакомились, если вы живете в Англии?

— Это длинная история, — ответил Макс своим хриплым голосом, так что сразу становилось понятно, что ни сейчас, ни потом он не собирается рассказывать эту долгую историю Гарри и особенно Шауне.

Гарри запоздало понял намек и спросил меня:

— Чем вы занимаетесь в Англии?

— Я стряпчий.

— Кто? — спросил Гарри.

— Так англичане называют поверенных, — объяснила я и почувствовала, как ладонь Макса сжала мое плечо.

— Клево! — воскликнул Гарри. — Типа «Соблюдайте порядок в суде!» и «Возражаю!», да?

— Не совсем. Я не адвокат, я стряпчий. Я нечасто выступаю в суде.

— Как-как? — спросил Гарри, выглядел он при этом прелестно растерянным.

В этот момент я решила, что хоть Гарри немного нелепый, но он мне нравится.

— В Англии все по-другому, — объяснила я. — Я не судебный юрист, я не очень часто выступаю в суде, а когда выступаю, то обычно по незначительным делам, например, мелкие претензии. В основном я пишу письма и все такое.

— Вот это облом, — уныло пробормотал Гарри.

Я усмехнулась:

— Это хорошие письма, а некоторые даже очень длинные.

Макс хохотнул, Гарри улыбнулся, а Шауна продолжила попытки метать из глаз ледяные кинжалы.

Неожиданно взгляд Шауны переключился на Макса, и она спросила:

— Ты разговаривал с Доддом?

По какой-то причине этот вопрос нарушил добродушный настрой Гарри, и он тихо произнес:

— Шауна.

Но в это же время Макс ответил:

— Нет.

— Тебе следует поговорить с ним, — посоветовала Шауна.

— Да, ты уже говорила мне долбанную сотню раз, — сказал Макс угрожающе, не слишком явно, но так, чтобы предупреждение было понятно.

Шауна проигнорировала его, посмотрела на меня и ни с того ни с сего заявила:

— Эту землю Максу оставил его отец.

— Правда? — спросила я, озадаченная таким поворотом разговора.

— Это отличная земля. Красивая, — постарался разрядить обстановку Гарри. — Целых тридцать акров благословенной земли.

— Да, — ответила мне Шауна, наплевав на усилия Гарри. — Он ее не купил или что-то еще.

Обнимавшая меня рука Макса напряглась, прижав меня ближе, а я промолвила единственный ответ, пришедший мне в голову:

— О.

— Он бы не смог, учитывая, что она стоит миллионы, а их у него нет, — продолжила Шауна.

Я удивленно моргнула. Не только оттого, что Макс оказался владельцем земли, стоившей миллионы долларов, но и оттого, каким неприятным образом Шауна это сообщила. Гарри шикнул:

— Шауна.

— Ему нечем платить налоги, вот почему он сдает дом, — добавила Шауна, а я все смотрела на нее.

Макс напрягся всем телом, я села ровнее, а Гарри прошипел:

— Шауна!

Та пожала плечами, скользнув взглядом мимо Макса, как будто боялась посмотреть ему в глаза, и сказала:

— Я просто сказала. Она с ним, ей нравится этот дом, ей лучше быть в курсе.

— Может, мы… — попыталась я сменить тему, но Шауна собралась с духом и посмотрела на Макса.

— Видела тебя с Беккой сегодня.

Это было обвинение. Я поняла это, потому что ее взгляд скользнул ко мне, чтобы посмотреть на реакцию.

И, честно говоря, с меня хватит. Шауна не похожа на стерву, она самая настоящая стерва. Думаю, я еще никогда не встречала большей стервы.

— Да, Бекка такая лапочка, — выдала я, прижимаясь к Максу, но не сводя глаз с Шауны. — Мы познакомились сегодня утром. Она заглянула, когда Макс готовил мне завтрак.

Когда я упомянула, что Макс готовил для меня завтрак, волна холода, исходившая от Шауны, градусов на десять понизила температуру во всем ресторане. Чудо, что меня не затрясло от холода.

Не обращая внимания на ледяное выражение ее лица, я подняла глаза на Макса. Он сердито смотрел на Шауну, и, чтобы привлечь его внимание, я положила ладонь ему на грудь. Его грудь оказалась такой же твердой, как и его бицепсы, и меня охватило внезапное желание и дальше ощущать эту твердость, но, к счастью, эти мысли прервал Макс, когда опустил голову и посмотрел на меня.

Да, его лицо выглядело мрачным и пугающим. Он злился, возможно даже был в ярости.

Об этом я тоже постаралась не думать и тихо сказала:

— Не хочу показаться неблагодарной, но овсянка была… слишком сладкой.

Он не понял, скорее всего потому, что был слишком зол.

— Слишком сладкой?

Я сильнее надавила на его грудь, прижалась еще ближе и прошептала:

— Слишком сладкой. Четыре ложки сахара? Эм-м…

Я замолчала, но лицо Макса прояснилось, и он усмехнулся.

— Завтра сделаю с тремя, Герцогиня, — прошептал он в ответ.

— Лучше с одной.

Он поднял брови.

— С одной?

Я кивнула, и он обнял меня сильнее и притянул выше, а сам наклонился вперед, чтобы его лицо оказалось близко к моему. Все так же шепотом он сказал:

— Если тебе так нравится, значит, так я и сделаю.

Я была поглощена созерцанием того, как двигаются его губы, и собственными ощущениями от твердого тела, прижатого к моему, и крепко обнимавшей меня руки, так что почти пропустила момент, когда Шауна издала странный горловой звук.

Но я его услышала. И Макс тоже.

Я посмотрела ему в глаза и улыбнулась. И он улыбнулся в ответ. На таком близком расстоянии его улыбка и глаза были не просто необыкновенными, они были великолепными.

Звонкий удар поставленной на стол бутылки заставил меня вздрогнуть. Я повернулась.

— Эль, — объявила Труди, широко улыбаясь и глядя на меня. Она кивнула головой на только что принесенное пиво и посмотрела на Гарри. — Столик готов, Гарри.

И не удостоив Шауну взглядом, Труди повернулась и опять ушла, так и не оставив меню.

— Оставляем вас одних, — сказал Гарри, и я заметила, что он больше не выглядит беззаботным. Он казался бледным и немного напуганным. ...