Таблетки

Это было прекрасное молчание. Два человека, слишком похожие друг на друга и, в то же время, слишком разные по некоторым признакам, просто молчали, наслаждаясь шепотом ночи. Я был одним из них, и я все прекрасно помню.

Открытая лоджия на верхнем этаже высотного здания, тусклый свет в просторной комнате за стеклом. Шум улиц, переплетающихся где-то внизу – там, куда уже не хотелось спускаться. Ближе к небу, под россыпью звезд, свет которых был подернут легкой дымкой – вот где хотелось оставаться. Я помню те ощущения так, будто они случаются со мной в данный момент. Будто время исказилось, и прошлое соприкоснулось с настоящим.

Я помню взгляд моего немого собеседника, тяжелый, направленный в сторону от меня. Ветер, разыгравшийся под конец дня, ворошил его темные волосы. Мне казалось, что ветер тем самым пытался расшевелить его, заставить заговорить. Но все было тщетно – ошибочность молчания безоговорочно одерживала победу над конструктивностью беседы.

Да и мне самому нечего было сказать своему собеседнику, оттого я и пытался концентрировать свое внимание на бокале красного вина, который стоял на стеклянном столе около меня. Мой бокал был полон лишь наполовину, бокал моего собеседника – пуст. Он выпил все одним махом, словно хотел тем самым избавиться от навязчивых мыслей. Но я-то прекрасно знал, как тяжело нам избавиться от подобных мыслей, и одного бокала вина для этого совершенно недостаточно.

Я знал, что его гложет. Переживания его отдавались во мне тупой, невнятной болью, которую я предпочитал заглушать всеми возможными способами. А их, к счастью, было предостаточно. Идеальный мир без боли – то, что удалось создать мне за те долгие годы безумия, через которые мне суждено было пройти. И мой собеседник был не более чем побочным эффектом. И он это прекрасно понимал.

– Мы похожи, – выдавил он из себя пару слов, после чего снова погрузился в молчание. Я кивнул в знак согласия.

Повторюсь, мы действительно были похожи. Те же четкие линии лица, острые края; болезненный прямой нос; чуть запавшие глаза, обрамленные потемневшими с годами кругами. Но это ли делает людей похожими? Задумавшись над этим вопросом, я отпил немного вина. Я любил вино. Мой собеседник – нет. В этом мы были различны, как небо и земля.

– Так что ты собираешься делать? – спросил он меня.

– Я? Да ничего не собираюсь. Я буду жить как прежде. Мне ничего не мешает снова смотреть по сторонам и думать о том, о чем я думал прежде. И тебе тоже.

– Ты так считаешь? – его губы чуть дрогнули. – Понимая, что все это обман, ты… ты будешь жить как прежде? Да кто ты такой?!

Душа его дрожала, испугавшись внезапных перемен в нашем общении. Он был зависим от меня так же, как и я от него. Но мы смотрели на ситуацию, которая сложилась, по-разному. Это довольно сложно объяснить. И еще сложнее объяснить, почему спустя несколько минут он сделал шаг в пропасть…

– А кто такой ты? – ответил я вопросом на вопрос. – И кем ты себя считаешь? Неужели тебе не кажется, что самое важное…

– Хватит пудрить мне мозги! – внезапно взорвался мой собеседник. Он встал со стула, на котором просидел не меньше часа, и сделал несколько широких шагов в сторону. Ближе к краю. – Ты и сам запутался в своих мыслях, и ты не знаешь, кем являешься на самом деле – оригиналом, или подделкой, лишь хорошей копией! А я знаю, кто я. И мне необходимо решить, что делать дальше.

– Просто смириться с этим, и все, – спокойно сказал я.

– Нет, это не выход. Нужно что-то делать…

– Тебя поразила паранойя, только и всего. И ты знаешь, как с этим бороться, – сказав это, я достал из кармана пиджака пластину с таблетками и положил ее на стол, показательно пододвинул ближе к своему собеседнику.

Он повел бровью, но ничего не ответил. Я видел в его глазах тревожное переживание. Он метался из стороны в сторону, как загнанный зверь. Ветер усилился.

– Бери, не стесняйся, – продолжал я. – Эту ночь еще можно спасти. Мы допьем вино и поедем в клуб, хорошенько надеремся. Ты и сам знаешь, как тебе все это нужно. Я могу позвонить и достать то, что ты любишь… ну, ты понял…

– Нет, к черту! Хватит с меня всего этого! Мы только и делаем, что затуманиваем себе глаза. Это… это как катаракта души, мать твою! Как же ты не понимаешь, что далеко не все идеально?!

Я не был с ним согласен. Для меня все было идеально. Кроме, разумеется, этой невнятной ругани посреди прекрасной ночи, которая обещала оставаться такой же прекрасной. У меня был план.

– Ты себя, похоже, Богом возомнил, – продолжил мой собеседник изливать свои мысли. – Но только ты и сам прекрасно знаешь, чем заканчиваются подобные истории. Ты считаешь, что можешь вертеть людьми так, как ты захочешь, и тебе ничего за это не будет? Как бы ни так!

– Ах вот в чем дело! – усмехнулся я, не веря собственным ушам. – Все дело в ней, не так ли? Ты мог сказать об этом еще в самом начале вечера и не устраивать этот спектакль одного актера. Черт, я должен был догадаться.

– Не только в ней. Ты прав лишь отчасти. Да и то не важно! Важно другое: как ты можешь обращаться с ней подобным образом? Неужели тебе нравится наблюдать за всей этой грязью?

– Нравится, не нравится… да что с того? Это мое дело!

Я слышал шелест пластины. Почувствовал вес таблетки пальцами правой руки. Гладкая поверхность, что касается моего языка. Пуля, устремленная в самую глубину моего нутра. Это оружие всегда бьет точно в цель. Оно не дает осечек.

– Да, тебе так проще! – разрывался мой собеседник на части. Мне казалось, что ветер вот-вот подхватит части его тела и души и унесет прочь от меня. Я ждал этого момента. Я хотел, чтобы он испарился в один прекрасный миг. Я думал о ночи, которая еще могла стать прекрасной. Быть может, потому он и сделал роковой шаг.

Это случилось очень быстро. Фигура, столь знакомая мне, поднялась надо мной и исчезла спустя секунду. Остался лишь вой ветра.

Я еще долго смотрел на то место, где видел своего собеседника в последний раз. Меня не мог отвлечь даже женский крик, доносившийся с улицы. И отблески сирен в окнах соседних высоток казались лишь дополнением к блеску реклам и неоновых вывесок. Ночь окутала меня, внутреннее тепло разбежалось по телу. Оно достигло кончиков пальцев. Вены набухли, сердце стало биться чаще.

Мне казалось, что я победил страх, сидевший во мне многие годы. Он точил мое сердце изо дня в день, каждый раз, когда я поднимался выше уровня улиц. Чего я боялся? Высоты? Неизвестности? Или внезапного падения? Теперь это совершенно неважно.

Я подошел к краю, ухватился руками за железные перила. Вдохнул воздух полной грудью, так, что закружилась голова. Передо мной открывался замечательный вид. Улица суетилась, горела, сияла. Темное пятно, практически неразличимое на фоне асфальта дороги, окружали люди. Вот и настал твой час славы, добрый друг. Спи спокойно.

Помню, как пел ту песня Боба Дилана… «Knockin` on Heaven`s Door». Мне хотелось, чтобы мои волосы вились, чтобы приглушенный взгляд закрывали темные очки. Хотелось держать в руках гитару, плавно перебирать струны, играть аккордами. Мягко, а потом надрывисто. Хотел, чтобы вены на шее вздувались каждый раз, когда я начинал брать высокие ноты. Мне хотелось быть кем-то другим и оставаться собой в тот же самый момент. Недолго было запутаться в струнах собственной, или даже чужой, души.

Помню, как смотрел на темное пятно, окруженное людьми, и не мог отвести взгляд от этого прекрасного зрелища. Мне казалось, что я там, внизу, лежу в луже собственной крови, изнывая от переломов по всему телу. Казалось, мой мозг сочится сквозь дыру в затылке на асфальт. Беспощадная смерть. И взгляды незнакомых людей. Вот и настал твой час славы, добрый друг.

Все это я прекрасно помню. Но я ли это был?

***

Мою жизнь нельзя было назвать яркой или необычной, и меня устраивал такой расклад. Я считал, что нормально жить от выходных до выходных, зачастую убегая от того, что делаешь, в сладкие объятия алкогольного дурмана и таблеточной зависимости. Считал нормальным молчать о проблемах, не разговаривать неделями с женой и не получать удовольствия от секса с ней. Я растекался в стороны, как пролитая на скатерть краска. Капая на пол, она создавала звук, и этим звуком становилась моя реальность. А я просто наблюдал за тем, как капли касаются пола и превращаются в грязные пятна.

Не могу вспомнить, когда начал принимать таблетки. В мою жизнь они вошли так же мягко и аккуратно, как столовый нож в масло. Я часто сравнивал свою зависимость (от подобного определения я нисколько не открещивался) с умением ходить, которое рождается вместе с человеком, но требует некоторой сноровки и терпения.

Шелест пластины с таблетками наводил меня на хорошие мысли. Не то, чтобы я пребывал в эйфории – скорее, я возвращался к своему привычному состоянию. Я мог спать спокойным сном.

Таблетки стали частью жизни не только для меня. Вокруг только и говорили о чудодейственном эффекте маленьких, но увесистых пилюль: как легко стало просыпаться по утрам и засыпать по вечерам; как легко стали даваться те дела, от которых раньше приходилось лишь открещиваться; каким ярким стал наш мир. Повальная эпидемия или всего-навсего новомодный образ жизни? Были и те, кто стоял по другую сторону баррикад.

Эти люди зачастую напоминали мне видом своим серые пятна. Поникшая голова и взгляд, устремленный в пол – я мог отличить такого индивидуума в толпе счастливых и полных энергии людей с первого взгляда. Да, в этом я преуспел. Я любил наблюдать за людьми.

Сидя за рулем своего седана небесного цвета и дожидаясь зеленого сигнала светофора, я часто смотрел на водителя по соседству. Обычно это была миловидная (или хотя бы не слишком уродливая внешностью) девушка с нежным цветом кожи и легким взглядом, устремленным в мою сторону. Бывало, что за рулем соседней машины сидел мужчина средних лет с аккуратно подстриженной бородой. Он подмигивал мне и топил педаль газа в пол.

Все они мчались на своих машинах куда-то вперед, не оставляя позади себя ничего. Ритм жизни не позволял поступать иначе. Тебе нужно было находиться в форме двадцать четыре часа в сутки, иначе жизнь разлеталась на чертову кучу кусков, которые уже невозможно было собрать воедино. У кого-то получалось так жить. У кого-то нет.

Те, кто оставался за бортом, сидели за рулями своих потрепанных малолитражек с нервозными выражениями лиц. На старте они оставались позади – не хватало мощности. Во всех смыслах. Понимая это, я улыбался, преодолевая новые повороты жизни. Вот только я ни разу за все время поездки не задумался над тем, куда еду. Я не знал, где находился тот пункт назначения, в который мы все так рьяно старались попасть.

Было ранее утро. За окном бушевала порывами ветра ранняя весна. Снег все меньше походил на снег, чернел и таял. Воздух, освободившийся от крепких цепей мороза, казался особенно прозрачным, невесомым. Я вдыхал его, облокотившись о перила, глядя вниз. Высота уже не пугала. Мой страх погиб.

В комнате, завернувшись в одеяло, спала моя жена, Лиля. В то утро она была как-то особенно хороша собой. Локоны светло-русых волос нежно лежали на подушке. Чуть приоткрытые губы выпускали теплый воздух, коснувшийся глубины ее тела. Глаза закрыты, но легким был ее сон.

Я хотел поцеловать ее плечо, оттого долго стоял рядом с кроватью. Я размышлял о том, насколько правильным был бы мой поступок, опустись я на колени и поцелуй ее. Быть может вчера, или, быть может, несколько лет назад мы неслабо повздорили. Вероятно, из-за пустяка, о котором нет смысла рассказывать. Не знаю, что больше злило ее во мне: моя отрешенность, или же моя скрытая напористость, которую могла различить лишь она одна.

Мне казалось, что уже чужие руки ласкают ее тело, а я лишь день ото дня наблюдаю за этим, испытывая интерес, схожий сутью своей с медленно потухающей спичкой. Мне казалось, что чужие руки хватают ее за нежную шею. Пальцы белеют от напряжения, и она теряет жизненную силу. А я все смотрю и смотрю, не желая прерывать интересную театральную постановку.

Простояв минут десять около кровати, я тряхнул головой и направился на кухню, где выпил чашку кофе, закинулся таблеткой и поспешил покинуть квартиру. Моя ракета была готова к запуску. Я надел свой скафандр и приготовился испытать перегрузки.

Лифт с бешеной скоростью опустил меня на уровень первого этажа. Быстрые шаги, стук каблуков моих ботинок. Легкий скрип двери, и ветер в лицо. Машина на парковке. Двигатель свирепо загудел под металлическим покровом. Мое сердце, удары которого я все реже и реже замечал в повседневной жизни, билось в ритме большого города, название которого было давным-давно позабыто вместе с такими понятиями, как «неспешность» и «добродушие».

Я спешил продавать эмоции.

Компания, в которой я занимал далеко не последнюю должность, предлагала своим клиентам весьма специфические услуги. Представьте, что ваша жизнь стала похожа на зарисовку к фильму «День сурка», по сюжету которого герой Билла Мюррэя оказывается «заперт» в одном дне, и события этого дня повторяются снова и снова. Он мечтает лишь о том, чтобы поскорее этот самый день закончился. Так вот, теперь представьте, что эта зарисовка была выполнена японским сценаристом, специалистом по созданию угнетающих авторских картин, после просмотра которых не остается никакого желания жить.

Одними таблетками тут вряд ли отделаешься. Справиться вам поможет позитивный заряд энергии. Концентрированный. Сладкий. Вкусный. Хотите стать знаменитостью, но работаете в душной конторе на краю города? Извольте, сегодня вы на красной ковровой дорожке в Лос-Анджелесе! Мечтаете о безумном сексе с героинями вашего любимого порнофильма? Сегодня вы покажете им то, о чем они так долго мечтали! Желаете убить своего босса, но боитесь сесть за это в тюрьму? В обойме боевые патроны, дерзайте!

Инновационная технология, основанная на использовании нетоксичных веществ, вводимых клиенту через вену, и компьютерных голограмм, максимально приближенных к реальности. Удобная комната, в которой клиент может оставаться наедине с самим собой и своими фантазиями. Качественное обслуживание. Всеми этими моментами могла похвастаться наша компания.

Моя работа заключалась в поиске потенциальных клиентов и предложении этим клиентам услуг нашей компании на самом высоком уровне. День ото дня я наблюдал лица зажравшихся таблетками людей с толстыми кошельками и золотыми банковскими картами, которые приходили в наш современный и хорошо обставленный офис, подозрительно оглядываясь по сторонам. Добро пожаловать в мир иллюзий, – говорил я сам себе.

Хорошего торговца эмоциями от плохого отличало умение продать именно то, что нужно, несмотря на первоначальное желание клиента и всяческие возражения, которые должны качественно отрабатываться. Тут и техника продаж, и знание основ психологии человека, и простое обаяние, без которого вообще невозможно работать. Смазливые девицы модельной внешности, не умеющие вовремя стрельнуть глазками, могли рассчитывать лишь на крохотную премию, по сумме не превышающую зарплату простого курьера. Ну а если у человека Талант, если у человека Харизма – это уже совершенно другой разговор.

Не хочу хвастаться, но скажу прямо – Талант у меня был. Да и Харизма тоже. Что-то такое, о чем я и сам не знал, пока не стал смотреть на себя со стороны в буквальном смысле этого слова. Талант был и у Дины.

Я не помню тот день, когда она пришла к нам на работу. Говорят, перевели из другого офиса, находящегося в другом городе. Да это и не столь важно. Главное, что мы с ней были похожи как две капли воды. Как внешне, так и внутренне.

Те же черты лица, только более женственные, хоть и сам я не походил на брутального работягу, живущего в дешевом спальном районе города. Волосы цвета вороного крыла, прическа «каре» с удлиненными передними прядями. Внешность андрогинная, чертовски привлекательная для меня и большей (не только лишь мужской) части нашего коллектива. Она пользовалась популярностью, и мне казалось, что и я сам становился популярным вместе с ней.

Мы могли работать как поодиночке, так и в паре. В паре мне нравилось больше. Обычно это заканчивалось дружеским сексом, в котором мне больше нравился даже не сам процесс соития, а томная аура, окружающая все наши действия. Это было прекрасно, и мы оба это чувствовали. А после расходились по домам, не оставив ничего друг другу напоследок.

Она понимала те шутки, которые не понимали другие мои коллеги. Со мной она была, что называется, на одной волне. И даже когда я, наперекор всем правилам, решил посмотреть на то, каким образом развлекается мэр города в своей VIP-комнате, а она застукала меня за этим делом, у нас не случилось никакого скандала, и не было места компрометации, столь привлекательной для круга наших коллег. Мы просто стали смотреть вместе на то, как тучного и довольно неуклюжего мэра пыталась ублажить огромная голограмма темнокожего парня с берегов какого-нибудь Сомали. О вкусах не спорят.

Тогда-то у нас и случился первый секс. Прямо там, в служебном помещении, смежном с комнатой мэра. Дина коснулась моего паха своей рукой будто бы невзначай, но я-то знал, что это движение не было неловкой случайностью. Я повернул ее к себе, достаточно грубо, впился в ее сладкие губы своими губами и стал гладить руками ее шею, ее талию. Спустился ниже. Почувствовал легкую дрожь ее тела, которая подсказывала мне, что я на верном пути.

Я закрыл ей рот, чтобы она невзначай не вскрикнула, ведь тем самым она могла подставить нас обоих. Я развернул ее спиной к себе. Хотел взять ее сзади. Капельки пота стекали по ложбинке на ее спине. Она тихонько стонала, кусая пальцы моей левой руки. Правой я держал ее за бедра, стараясь войти как можно глубже. Я хотел чувствовать ее снова и снова.

Оставшуюся половину дня я отработал с огромным энтузиазмом. Она же, чуть уставшая, лениво сидела в своем кресле и думала о чем-то. Отстраненный взгляд ее серых глаз не давал мне покоя каждый раз, когда я проходил мимо ее кабинета. С каждой новой секундой все больше и больше мне хотелось узнать, о чем же она думает, так что в перерыве я подошел к ней вплотную и спросил, в чем проблема.

– Нет никакой проблемы, – ответила она, посмотрев на меня с улыбкой.

– А то я подумал, что, может, все это неудобно как-то, – мялся я почище школьника.

– Перестань. Мы взрослые люди. Будем друзьями, – сказала она, улыбнувшись еще шире.

Я коснулся ее руки, будто бы пытаясь доказать себе, что она реальна, что это не мой бредовый вымысел. Вернувшись на свое рабочее место и откинувшись в кресле, я услышал шелест пластины с таблетками. Я выдавил себе одну и положил на язык. Пальцы все еще пахли ее телом. Она была самой реальной из всех, кто встречался мне за последнее время.

Реальным был и мой приятель по имени Артем. Реальными были следы от уколов на его руках. Реальной была его наркотическая зависимость.

Я сидел напротив него в небольшой забегаловке, за столом у окна. Был вечер, и мокрый снег падал вниз, а лужи все разрастались и разрастались, и брызги из-под колес летели в сторону остановок, где толпились уставшие, но заряженные химическим счастьем люди. Все они казались мне пустыми и нереальными, как изображения на рекламных плакатах. Есть картинка, но нет факта существования. Двухмерный мир, как в старой компьютерной игре.

Артем вздрагивал каждый раз, когда слышал громкие звуки. Он выглядел совершенно неважно: исхудавшие щеки, покрытые щетиной, лишь подчеркивали впечатляющие размеры его раскрасневшихся глаз; прическа была отнюдь не прической, а признаком долгого и мучительного сна, закончившегося, казалось, пару минут назад. Кожа его была бледна, а губы украшала пара мелких трещинок. Тем не менее, глядя на его лицо, я испытывал весьма странные ощущения. Я будто бы смотрел на собственное отражение. Будто кривое зеркало искажало не формы, но содержание.

Не могу с уверенностью ответить, почему он был моим приятелем. Мне казалось, что я был знаком с ним еще до того, как стал принимать таблетки. Был ли он моим школьным другом, или мы вместе учились в университете? В любом случае, у каждого из нас была своя дорога. А дороги иногда пересекаются.

– Решил тут попробовать коку через вену пустить, – говорил он чуть дрожащим, приглушенным голосом, глядя мне прямо в глаза. – Слушай, ощущения вообще конкретные…

– Ты так закончишь через пару месяцев в какой-нибудь придорожной канаве, – сказал я, как помнится, без всякой доли сожаления. – Сделай что-нибудь с собой.

– Ну, так вот… я отошел прямо с воткнутым шприцем, – продолжил он, но внезапно опомнился. – Короче, о чем я говорил?

– Я не знаю.

– Эти уроды из конторы… ну, как ее там… опять название забыл…

Поток его мыслей был хаотичен. Броуновское движение. Оттого я и не следил за его рассказом. Я будто не слышал его, а он – меня. Так и сидели мы друг напротив друга, разговаривая сами с собой.

Я ел жареный картофель с грибами и пил кофе, глядя в окно время от времени. Суета вечера сменялась умиротворением ночи. Артем сидел со стаканом воды, крепко сжатым в руках. Он все смотрел и смотрел на меня.

– Ты тоже должен это попробовать. Вот увидишь, будет весело. Будет круто.

В очередной раз я кивал ему в ответ. В очередной раз я вставал из-за стола, так и не доев до конца, накидывал на себя пальто и шел на улицу. Он следовал за мной, оглядываясь по сторонам, будто опасаясь слежки.

Мы шли пешком по небольшой улочке. Я помнил, что дом, в котором он проживал, должен был находиться где-то рядом. Небольшая прогулка с наркоманом по неспокойному району. Да, это было как раз то, что нужно.

И все же меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Дома казались плоскими, и свет в окнах был будто нарисован. Неаккуратные мазки движений, габаритные огни проезжающих мимо машин светились не так ярко, как раньше. Кто-то подменил мир копией плохого качества, думал я, раз мне удалось заметить разницу. Но кто это сделал? И самый главный вопрос: зачем он это сделал?

Артему было не до того. Он спешил домой. Он хотел познакомить меня с тем, что считал важным. А важность – дамочка довольно прихотливая. Не корми ее всякой дрянью. Она предпочитает изысканные блюда.

Он сидел на полу, прямо посреди своей грязной квартирки, пропахшей табачным дымом и сыростью. Ему нравилось сидеть на полу, когда он начинал приготовления. Он испытывал наслаждение, когда брал в руки жгут и крепко, в меру своих сил, перетягивал руку. Но все самое интересное оставалось впереди. Оттого его руки дрожали, и он спешил, не успевая насладиться моментом. На лице его застывала глупая ухмылка.

Я наблюдал за ним, сидя в кресле, прислонив пальцы правой руки ко лбу. То, что я видел перед собой, было куда реальнее всех этих прекрасных реклам с прекрасными детьми и их добросовестными родителями. Реальность завораживала меня, потому я и не мог отвести взгляд от Артема и его «инструментов». Я знал финал этого фильма, просмотренного уже не один десяток раз, но все так же самозабвенно наслаждался искусной игрой актера.

Он ввел шприц в вену и приложил немного усилий большим пальцем руки. Мне показалось, что у меня самого закружилась голова. Я буквально ощутил, как «раствор» влился в мою кровь. Это был раствор той реальности, о которой мне так часто приходилось грезить. Я улыбался, потому что все это доставляло мне удовольствие.

Артем откинулся назад и повалился на пол. Он глубоко вдохнул и с наслаждением выдохнул, тем самым давая мне понять, что представление окончено. Настало время уходить. Я взял в руки пальто и направился к двери.

– Хорошо посидели, – протянул он мне вслед.

– Надо бы повторить, – ответил я и коснулся дверной ручки.

Щелчок. Я оставил что-то позади себя. Но ненадолго.

Опьянение от таблеток наступало медленно. Ближе к началу своего «химического забега» я ощущал действие пилюль намного яснее. Сильнее был эффект. Внезапно я будто бы терял ощущение собственного тела, начинал парить над землей. Не скажу, что не пугался. Мне становилось не по себе, меня начинала одолевать легкая паранойя, из-за которой я просто ложился на кровать, не сняв с себя одежду, и лежал, попеременно закрывая и открывая глаза. Я ждал чего-то. Мне говорили, что это нормально. Что все пройдет.

Прошло. Таблетки стали частью моей жизни, частью меня самого. Как еще один орган, крайне важный для всего организма. Я пил их вперемешку с алкоголем, усиливал дозу, крошил содержимое пилюль в еду. Я стал собранным, активным. Я парил над землей, но уже не боялся высоты. Быть может, мне просто так казалось.

Я мчался по ночному городу за рулем своего седана небесного цвета, заряжался бликами и ярким белым светом. Свет проходил через меня как через призму, разлагался на составляющие цветные лучи. Я слушал альбом Pink Floyd «The Dark Side of the Moon» и медленно поглаживал руль, не сбавляя скорость.

Картонные люди шли по тротуарам. Они как будто бы не замечали, что стали нереальными; делали все так, как и раньше. Слишком правильные движения, слишком правильные мысли. Как в кино, где у актеров все получается идеально. За этим приятно наблюдать, но тебя не покидает мысль, что это всего лишь копия реальной жизни. Мне становилось жалко этих картонных жителей моего мира, но, в то же время, я ненавидел их за чрезмерную глупость. Ну и пусть! – кричал я во все горло. Ну и пусть!

Я остановил машину около тротуара. Старый кинотеатр в центре города, как напоминание о том, что когда-то была грань между вымыслом и реальностью. Красота старинной архитектуры, не сломленной новыми веяниями. Не застегнув пальто, я шел по направлению к входу, и ветер дул мне в лицо, а я лишь наслаждался. Я чувствовал себя реальным. Я был частью природы.

Крутили старый фильм. Не помню, какой именно. Помню лишь налет старомодности, который покрывал все, включая огромный экран, на котором целых два часа разворачивались события чужой жизни.

Легкая дрожь, берущая свое начало где-то в области живота, поразила мое тело. Я откинулся назад, прислонился затылком к подголовнику и закрыл глаза. Я слышал голоса актеров и рисовал в своем воображении новый, отличный от оригинала сюжет, в котором все события разворачивались по моим правилам.

Там был Артем, и Дина. Там был тот парень, Макс, который так часто заходил в гости к моей жене. Лиля там тоже была, только спящая. Такой я и видел ее в последнее время. Спящей. Мне казалось, что мы с ней живем в разных временных промежутках, в разных плоскостях времени. Я не знал, как попасть в ее время. Но я старался. То была завязка сюжета.

Я сжимал в руке оружие, с помощью которого мог открывать временные порталы. Беда была лишь в том, что оружие было неисправно. Оно досталось мне от Артема, который приторговывал экспериментальными видами оружия время от времени и был застрелен в момент нашей с ним сделки агрессивно настроенными детишками в бронежилетах, вид которых напоминал мне о подгузниках. Я хохотал как бешеный, убегая от недружелюбных детишек.

Я не знал, где окажусь в следующий момент времени, оттого, нажимая на спусковой крючок, закрывал глаза. Открывая их, я оказывался в абсолютно разных временных промежутках. То был и конец 19-го века, и начало 20-го, и Средневековье с его грязными трущобами. Меня клеймили и возносили.

Сон мой был ярким, красочным. Совершенно иным был тот мир, в который мне пришлось вернуться, когда тяжелая рука охранника коснулась моего плеча.

– Сеанс окончен, молодой человек, – сказал он грубоватым голосом, пристально посмотрев на меня.

– Э… – протянул я, пытаясь выбраться из объятий удобного кресла. – Начните заново… это все так нереально…

– Что? – переспросил меня охранник. Он повел пышной бровью.

– Начните все заново… вы все неправдоподобны… ...