Ирина Антонова, Инна Гамазкова, Светлана Семёнова, Сергей Силин, Анатолий Петухов, Марк Шварц Красавица из 5 «В»

Сборник весёлых рассказов

Ирина Антонова

С днём рождения!

Утром впечатлительную Фокину потряс Верочкин праздничный вид. Одноклассницы окружили Верочку, и добрая Фокина ласково спросила:

— Чего вырядилась?

Верочка смутилась:

— У меня, девочки, сегодня день рождения. Все наперебой стали поздравлять её.

Только отзывчивая Фокина и толстушка Кучкина не приняли участия в общем оживлении.

Не спеша, вразвалочку к одноклассницам подошёл гроза школы Орлов. Нарочито грубо позвал:

— Вер, поди на минутку.

Девочки замерли в трепетном ожидании. Верочка оглянулась на них и покорно поплелась за Орловым.

Фокинская шея мгновенно устремилась вослед.

— Куда это он её? — задала вопрос любознательная обладательница длинной шеи.

У колонны Орлов и Верочка остановились. Орлов вынул из брючного кармана шоколадный батончик и протянул Верочке:

— С днём рождения, Вер!

Он наклонился, быстро чмокнул Верочку в щёку и кинулся прочь, в бурлящую перемену.

Шея наблюдательной Фокиной нехотя вернулась на место. А сама смышлёная Фокина еле дождалась Верочкиного возвращения и, глядя на шоколадный батончик, громко сказала:

— Это он ей за поцелуй подарил.

— Неправда! — оскорбилась Верочка.

Последние слова толстушка Кучкина уже не услышала. Взгляд её был обращён в противоположную сторону. Там, возле стены, маленький Лагутин достал из портфеля бутерброд, нежно посмотрел на него, поправил сползший на сторону кусочек колбасы и приготовился есть. Кучкина неровной грозовой тучей двинулась на него.

— Лагутин, поцелуй меня! — прогремел над головой мальчишки раскатистый кучкинский бас. — Разрешаю.

От страха маленький Лагутин вжался в стену и высоко поднял бутерброд над головой.

Кучкина подошла вплотную. Правой рукой взяла Лагутина за шею и прижалась щекой к его губам. Левой — выхватила бутерброд.

— За поцелуй, — пояснила она.

Маленький Лагутин не смел пошевелиться.

Он видел, как уходила Кучкина, унося заветный бутерброд.

Кучкина вернулась к девочкам. Те молчали. Даже находчивая Фокина не нашла что сказать.

Это было вторым, самым сильным потрясением за сегодняшний день. И возвышенная Фокина стойко вынесла его с раскрытым от удивления ртом.

«Крыша»

Лагутин был самым маленьким и худым в классе. Его каждый обидеть мог. А после того как могучая Кучкина отобрала у него бутерброд, он и вовсе столкнулся, как оказалось, с неразрешимой проблемой.

Дело в том, что толстушке Кучкиной понравилось лакомиться лагутинскими завтраками. Она подкарауливала его на переменах и забирала бутерброды себе.

Нельзя сказать, что Лагутин не пытался с этим бороться. Поначалу он прятался в раздевалке или в спортзале и тайком наскоро перекусывал. Но Кучкина выслеживала его, а после и вовсе стала на уроках показывать из-под парты кулак, так что бедному Лагутину ничего не оставалось, как добровольно расставаться с завтраками.

Как только Кучкина получала желаемое, она тут же теряла интерес к его хозяину.

Каждое утро Лагутин с тоской наблюдал, как мама искусно нарезает хлеб, колбасу, сыр и ловко пакует всё это в фольгу. Он ломал голову над тем, как прекратить безобразие и избавиться от прожорливой одноклассницы.

Однажды, после того как заветный серебристый свёрток перекочевал в полные кучкинские руки, к Лагутину подошёл крепыш Пузырёв.

— Чего сам не ешь? Не хочется? — безразлично спросил он.

— Ещё как хочется! — возразил Лагутин. — Только она всё требует и требует, — пожаловался он.

— Так это же рэкет! — неизвестно чему обрадовался упитанный Пузырёв.

— Рэкет, — вздохнув, согласился Лагутин. — И ничего с этим нельзя поделать.

— Как нельзя? — удивился Пузырёв. — Так не бывает.

Он посмотрел на уплетающую бутерброды Куч кину, и у него возникла идея.

— Не боись, что-нибудь придумаем, — пообещал маленькому Лагутину Пузырёв.

— Что? — с надеждой спросил тот.

— А вот что. Приноси завтра бутерброд. Только побольше.

На другой день Кучкина по обыкновению подошла к Лагутину. А тот на сей раз и не прятался.

— Давай, — потребовала она и протянула руку за серебристым свёртком.

Но свёрток вдруг перехватил Пузырёв.

— Знаешь, Кучкина, как это называется? — прищурясь, спросил он.

— Как? — растерялась толстушка. А смутил её не столько вопрос Пузырёва, сколько то, что заветный завтрак очутился в посторонних руках.

— Называется это, Кучкина, рэкет! И я намерен его прекратить, — разворачивая фольгу, сказал упитанный Пузырёв. — Дело в том, Кучкина, что я — «крыша»! «Крыша» Лагутина. Подтверди! — велел он, откусывая от бутерброда приличный кусок.

Лагутин кивнул.

— А это, Куч кина, значит, что он под моей защитой, — сурово продолжил Пузырёв, не забывая набивать рот. — Это ясно?

Толстушка окинула взглядом крепыша, прикинула, что он, пожалуй, поупитанней её будет, пробурчала что-то невнятное и укатилась восвояси.

— Ура! — обрадовался Лагутин и даже подпрыгнул.

— Нет проблем, приятель! — улыбнулся Пузырёв. — Теперь ты будешь отдавать бутерброды мне! А если возникнут какие трудности — обращайся. Помогу. Ведь я — твоя «крыша»!

Дожёвывая бутерброд, он хлопнул маленького Лагутина по плечу. И тот, вслед за звонком, медленно поплёлся в класс.

Надпись

Лагутин неторопливо подходил к пятиэтажному дому. В одной руке, как пику, он держал щётку для мытья окон, в другой мерно покачивалось ведро на две трети заполненное водой.

В этом доме на первом этаже жила его одноклассница Фокина.

Войдя в подъезд, Лагутин остановился и по-хозяйски оглядел окрашенную масляной краской стену. По зелёному фону в разные стороны разбегались сделанные мелом рисунки, очень схожие с наскальной живописью дикарей, и более современные надписи типа «Димон — козёл», «Маша + Саша = дружба», «Не влезай — убьёт!» и прочие.

Какое-то время Лагутин с интересом изучал их, затем вздохнул и, окунув щётку в воду, стал отмывать стену.

Из квартиры за зелёной стеной выглянула старушка.

— Чего это ты творишь, хулиган? — упёрла она руки в бока. — Я сейчас милицию вызову! Мало вам мела, так вы теперь ещё и швабрами орудуете!

Лагутин молча окунул щётку в ведро и, глядя перед собой, продолжил облагораживать стену.

Старушка пригляделась и охнула:

— Ах ты милый! Ах касатик! Вот молодец! — Но тут же спохватилась, заподозрив неладное: — А с чего это ты вдруг такой хороший? Небось, сам стену исписал, а теперь совесть замучила — вот и драишь!

— У-у, — помотал головой Лагутин.

— А что же тогда? Неужели за деньги? Подрабатываешь, да? На карманные расходы…

— У-у, — отрицательно промычал Лагутин.

— Неужели сам?

Не отвлекаясь на старушку, Лагутин всё так же усердно тёр стену.

— Молодец! Да ты у нас просто тимуровец! — распрямилась от гордости за мальчишку старушка. — Прям такой же, как моя внучка Наташка!

Швабра на секунду замерла в руках Лагутина, а затем заскользила с удвоенной скоростью. Наташкой звали Фокину.

— И скромный какой! Ну ладно, ладно, не буду мешать! А ты, если чего надо, — ну там чистой воды набрать, швабру сполоснуть, — не стесняйся, звони прямо ко мне! — и она скрылась за дверью.

Когда стена была полностью отмыта, Лагутин отошёл в сторону. Сначала он склонил голову на одну сторону, затем на другую, полюбовался делом рук своих и тихо пробормотал себе под нос:

— Ну, скромный… Ну, тимуровец… Ну, молодец… — и достал из кармана баллончике краской.

Как же широко размахнулась его молодецкая рука!

И вот…

…гордо, во всю свою зелёную длину, похвасталась надписью подъездная стена.

Красавица из пятого «В»

Пятый «В» готовился к конкурсу красавиц.

Мальчики должны были назвать самую красивую девочку класса. Победительницу ждал приз — новенький плеер.

Вначале девочки сильно волновались. Возбуждённо обсуждали наряды, кто какое стихотворение прочитает, кто какую песню споёт. Каждой хотелось показать, на что она способна. Но чем меньше оставалось времени до знаменательного события, тем всё более хмурыми и неразговорчивыми становились они.

Пожалуй, только две одноклассницы были уверены в своей победе. Это Света Султанова, признанная красавица среди пятых классов (впрочем, шестиклассники тоже на неё поглядывали), и отличница Иванова. Эта просто не могла себе представить, что её, такую учёную, не назовут красавицей.

А вот мальчиков конкурс не увлёк. Им было всё равно. Они пока ещё красавицами всерьёз не интересовались. Тем более что приз пообещали этим воображалам, то есть девчонкам.

Но вот долгожданный день настал. После уроков всё должно решиться.

На перемене Витя Тарасов подошёл к Саше Скворцову.

— Саш, ты за кого голосовать будешь? — поинтересовался Тарасов.

— За Султанову, конечно, — удивлённо ответил тот. — За кого же ещё?

— А я за Фокину проголосую, — ответил Друг.

— Так она же того… страшилище… — вытаращил глаза Скворцов.

— Знаешь, красавицу каждый выбрать может. А ты за такую вот как Фокина проголосуй, — назидательно сказал Тарасов.

Скворцов задумался. А ведь Тарасов прав!

— Ладно, попробую, — неуверенно пообещал он.

Потом Тарасов подошёл к Андрею Самохину, к Пете Бычкову, к Славке Пузырёву, к Белену, Карпухину, Марочкину…

Дольше всех пришлось уговаривать Лагутина. Тот ни в какую не соглашался считать Фокину красавицей. Но наконец и он сдался.

«Уф, кажется, всех убедил!» — с облегчением подумал Тарасов.

Фокина сияла как начищенный самовар. Только что её провозгласили красавицей 5 «В» класса и торжественно вручили заветный плеер. Она победно оглядывала растерянных одноклассниц, и улыбка фотомодели не сходила с её лица.

Улыбка у неё и в самом деле была удивительная. Что там Мона Лиза со своей ухмылкой! Фокинской улыбке позавидовал бы сам Буратино.

Фокина покидала класс под недовольное перешёптывание одноклассниц. Только двое — отличница Иванова и красавица Султанова — не принимали участия в общем обсуждении.

Иванова в недоумении рассуждала сама с собой:

— Как же так? Ведь Фокина троечница. А у меня отличные знания. А знания, как говорит мама, — лучшая в мире красота!

Султанова же напоминала куклу Барби. Она застыла с широко раскрытыми глазами и от несправедливости не могла даже заплакать.

Так и покинула Фокина не спешащих расходиться одноклассников.

Она торопливо шагала домой, поминутно озираясь. Будто чего-то опасаясь. Может, погони?

Вот так, не глядя вперёд, Фокина врезалась во что-то мягкое.

От неожиданности она ойкнула и отпрыгнула в сторону. И на минуту растерялась.

Перед ней стоял Тарасов.

— Чего тебе? — быстро придя в себя, спросила строгая Фокина.

— Сама знаешь чего! — намекнул Тарасов.

— Не понимаю, о чём ты… — попыталась прошмыгнуть мимо Фокина.

Но Тарасов снова преградил ей дорогу.

— Фокина, гони плеер! — неуверенно потребовал он.

— Какой плеер? — удивилась непонятливая Фокина.

— А тот, что на конкурсе выиграла!

— Ты-то тут при чём? — возмутилась справедливая девочка. — Я его выиграла — значит, он мой!

— А наш уговор? — оторопел Тарасов. — Сама сказала: «Если поможешь выиграть конкурс, поделимся честно: мне звание красавицы, тебе — плеер». Я помог. Гони плеер!

— Ничего не знаю! Меня мальчишки выбрали единогласно! Даже мой враг — Лагутин — и тот считает меня красавицей! Вот!

Фокина гордо задрала нос и обошла вконец ошарашенного Тарасова. Она продолжила свой путь, коварно прерванный одноклассником. Но теперь Фокина шла не торопясь. И по сторонам больше не оглядывалась.

Тарасов глядел ей вслед и невесело размышлял: «И почему я такой доверчивый? Вечно меня норовят провести… А уж с Фокиной вообще нельзя было связываться!»

На следующий день Тарасов, издали разглядывая Фокину, сказал Скворцову:

— Знаешь, Саш, ты был прав — она и правда страшилище.

— Жаль, — вздохнул тот. — Я уже привык к ней как к красавице.

Дама сердца

К чудачествам Тарасова весь класс давно уже привык. Поэтому, когда он вдруг ни с того ни с сего во всеуслышание объявил себя рыцарем, никто не удивился. А наоборот, все оживились, предвкушая новое развлечение. А любознательная Фокина заинтересовалась больше всех.

На перемене Тарасов подошёл к стайке одноклассниц и сказал:

— У каждого уважающего себя рыцаря должна быть дама сердца. Я назначаю дамой своего сердца… — Он немного помедлил, оглядел замерших в ожидании девчонок и торжественно произнёс: — Кошкину!

Кошкина чуть не упала в обморок от стыда. А у Фокиной от досады нос заострился.

— Что я ему сделала? — со слезами обратилась Кошкина к подругам. — Я не давала ему повода так меня оскорблять! Я всё Ольге Борисовне скажу! — пообещала она Тарасову.

— И правильно, — поддержала одноклассницу отзывчивая Фокина.

— Ну, Кошкина, ты даёшь! — чуть не задохнулся от возмущения Тарасов. — Темнота! Быть дамой сердца — большая честь! Я — единственный рыцарь в нашем классе. А может, и во всей школе или даже в нашем городе. Представляешь, ты будешь единственной дамой сердца в городе!

Потрясённая Фокина раскрыла рот от удивления и позабыла его закрыть.

— А что я должна делать? — растерялась Кошкина. — Учти, целоваться с тобой не буду! — и она, покраснев, уныло уставилась в пол. А девчонки прыснули в кулачки. Только Фокина выпучила глаза и пошла пятнами.

— Кошкина, ты что сумасшедшая?! — откровенно удивился Тарасов. — Я же не в невесты тебя зову, а в Дамы сердца!!!

— А что это значит? — пролепетала Кошкина, косясь на подруг. Но и те недоумевали.

— Тебе ничего делать не придётся. Это я буду прославлять даму своего сердца и совершать в её честь подвиги.

— Подумаешь, — фыркнула независимая Фокина и отвернулась.

— А если кто усомнится в том, что дама моего сердца, то есть ты, Кошкина, не столь прекрасна, тот будет иметь дело со мной. Ух, я ему покажу! — и Тарасов потряс в воздухе кулаком. — Ну что, Кошкина, согласна?

Кошкина победно посмотрела на подруг, ловя на себе их завистливые взгляды: как же, единственная в школе прекрасная Дама сердца.

— Я согласна! — гордо выпрямилась она.

Кошкинское окружение больше уже не считало Тарасова чудаком. На него смотрели с уважением, а на Кошкину — с плохо скрываемой завистью: везёт же некоторым почему-то.

Прозвенел звонок на урок. ...