Агата Кристи Спросите полисмена

© The Detection Club, 1933, 2012

© Cristie Archive Trust, 2012

© Перевод. А. Комаринец, 2016

© Издание на русском языке AST Publishers, 2017

Введение. Мартин Эдвардс Спросите у автора детективов

Сборник «Спросите полисмена», впервые опубликованный в 1933 году, – четвертый в серии совместных изданий, выпущенных членами Детективного клуба. Клуб был основан за три года до выхода этого сборника как элитное и даже тайное сообщество ведущих авторов жанра. Он продолжает процветать по сей день, хотя сегодня среди его членов видные авторы не только классического детектива, но и триллеров, и шпионских романов.

«Спросите полисмена» предшествовали два радиосериала («За ширмой» и «Сенсация!») и полноценный детективный роман «Последнее плавание адмирала». Эти коллективные произведения принесли хороший доход, чтобы Клуб смог снять помещение в Сохо, где, по словам Дороти Л. Сэйерс, члены собирались «главным образом для совместных обедов и бесконечных разговоров о работе».

В начале тридцатых годов детективный жанр пользовался огромной популярностью, и многие писатели относились к детективам как к интеллектуальной игре, в которой соревновались с читателями в остроумии и находчивости. Предполагалось, что важно «играть честно». Преподобный Роберт Нокс, один из основателей Клуба, даже создал шуточные десять заповедей жанра (например, «допускается не больше одной тайной комнаты или тайного хода за раз»), которые он сам и его коллеги благополучно нарушали, когда им это было удобно.

Энтони Беркли организовывал обеды, они привели к основанию Клуба, а Дороти Л. Сэйерс, виднейшая среди его членов, возглавляла группу талантливых писателей, которые хотели исследовать психологию преступников и писать романы, не только развлекательные, но и обладавшие собственными литературными достоинствами. Не забывали они и про интеллектуальные игры, придумывая запутанные головоломки.

Написание детектива-буриме создает проблемы для любой команды авторов, и членам Клуба предстояло решить, как повторить успех «Последнего плавания адмирала». Ответом стала свежая концепция: они напишут сборник, где поменяются друг с другом главными героями. Этот прием позволил участникам пародировать жанр и причуды знаменитых персонажей-сыщиков своих коллег. Но превращение идеи в литературное произведение оказалось сопряжено с многочисленными сложностями, поскольку каждому из авторов по очереди понадобилось развернуть свое повествование. Это объясняет небольшое количество авторов нынешнего сборника: если в «Последнем плавании адмирала» их тринадцать, то в этом – всего полдюжины.

Аннотация на обложке отражает ликование, какое испытывали писатели от своей затеи: «Очаровательная новинка жанра, история, сочетающая расследование с пародией. В каждой из глав ставится одна и та же загадка, она сама по себе пародия на сотни и тысячи детективных историй». Владелец крупной газеты умирает в собственном кабинете, и подозрение падает на архиепископа, секретаря, помощника комиссара столичной полиции, главного партийного организатора правящей партии. Есть и «таинственная незнакомка». Что остается министру внутренних дел, как не призвать на помощь дилетантов? Их четверо, каждый пробует свои силы и предлагает собственную разгадку.

Обстоятельства преступления задал во вступительной части известный писатель Джон Род. Род – главный псевдоним Сесила Джона Стрита (1884–1965), отставного офицера, удостоенного ордена «Военный крест». Самым знаменитым его героем был доктор Ланселот Пристли, аскетичный интеллектуал. Он появлялся в серии романов, но в этом сборнике отсутствует. Род хорошо умел выстраивать сюжет и придумал для сборника идеальную жертву, тирана медиамагната, мотив убить которого имеется у каждого персонажа. В соответствии с модой того времени к его вступлению прилагается план места преступления.

Само действие предваряется обменом письмами между Родом и Милуордом Кеннеди. Кеннеди (1894–1968) также скрывался под различными псевдонимами, а его настоящее имя было Милуорд Родон Кеннеди Бердж. В годы Первой мировой войны он работал в военной разведке и был удостоен французского ордена «Военный крест», позднее сделал карьеру дипломата. Как и Энтони Беркли, Кеннеди стремился раздвинуть границы детективного жанра, и несколько его книг представляют собой эксперименты с формой. У него не было сквозных персонажей, и, вероятно, отсутствие героя-сыщика привело к тому, что слава обошла его стороной. Кеннеди выпала незавидная задача написать заключение для сборника в целом. Одна из скрытых шуток книги в том, что разобраться в убийстве, потребовавшем напряжения всех сил от лорда Питера Уимзи и его знаменитых собратьев, Кеннеди предоставил персонажу, который, как и он сам, состоял на государственной службе. Он с иронией признается в нарушении «Правил, придерживаться которых сделали делом чести мои собратья по Клубу всегда – и я во всех случаях, кроме этого».

Обрисовав обстоятельства, Род передал бразды правления Хелен Симпсон, харизматичной и одаренной уроженке Сиднея. После безвременной кончины Симпсон от рака в 1950 году ее близкая подруга Дороти Л. Сэйерс сказала: «Я никогда не встречала никого, равного ей по яркости личности и острому интересу к людям и событиям». Симпсон попробовала себя в поэзии и драме, потом написала в соавторстве с Клеменсом Дейном роман «В дело вступает сэр Джон», где представила публике сэра Джона Сомареса, актера-антрепренера театра «Шеридан». В этом романе сэр Джон взялся защитить молодую актрису, которую обвинили в убийстве, и проделал он это с таким успехом, что ко времени выхода «Спросите полисмена» они стали мужем и женой. По роману «В дело вступает сэр Джон» снят фильм Альфреда Хичкока «Убийство!». Симпсон сочинила еще два романа в соавторстве с Дейном и несколько книг одна, включая «Под знаком Козерога». Позднее книга также была экранизирована Хичкоком. Когда Симпсон обратилась к политике, то была избрана кандидатом в парламент от острова Уайт, но ее карьеру оборвала серьезная болезнь. Энергия, остроумие и мастерство, с каким она берется описывать расследование миссис Брэдли (образ, вышедший из-под пера Глэдис Митчелл), типичны для ее подхода к жизни.

Глэдис Митчелл была избрана членом Клуба незадолго до написания данного сборника. Она тоже восхищалась Симпсон, которую в интервью В.Э. Пайку описывала как «талантливую, остроумную, очаровательную и высокоинтеллектуальную». Глэдис Митчелл даже позволила Симпсон наделить свою героиню именем Адела. Глэдис Митчелл (1901−1983) сочетала писательскую карьеру с работой учительницы, а миссис Брэдли впервые появилась в довольно нетрадиционном романе «Быстрая смерть» и продолжала расследовать преступления более полувека. В книгах Митчелл немало эксцентричного, но у нее сложился круг преданных читателей, включая писателя и влиятельного критика Филиппа Ларкина, называвшего ее Великой Глэдис. Свою миссис Брэдли, психиатра и психолога-консультанта Министерства внутренних дел, Митчелл наделила внешностью «зловещего птеродактиля», но когда «Тайны миссис Брэдли» транслировали по Би-би-си в 1998−1999 годах, роль сыщицы сыграла Дайана Ригг – решение столь эксцентричное, что оказалось достойно самой ее создательницы.

Энтони Беркли являлся одним из ведущих новаторов жанра. Настоящее его имя было Энтони Беркли Кокс (1893–1971), и он написал немало юмористических статей для журналов, прежде чем вывести на сцену Роджера Шерингема в «Тайне Лейтон-Корта». Первоначально роман был напечатан анонимно. Под псевдонимом Френсис Айлз он сочинял новаторские – и глубоко циничные – романы о преступлениях, в частности «Умышленная злоба» и «Замужем за смертью». Последний был экранизирован Хичкоком под названием «Подозрение». В романах о Шерингеме часто встречаются загадки с хитроумными множественными решениями, самый яркий пример – «Дело об отравленных шоколадках» обыгрывает в этом сборнике Дороти Л. Сэйерс. Беркли любил браться за дилеммы о справедливости, его привлекала фигура неудачливого сыщика. Поэтому в его произведениях преступники иногда избегают наказания, Шерингем не всегда находит верную разгадку преступления, и рисковым сюжетным ходам сопутствует ироничное остроумие. Чтобы взяться за написание новеллы о герое Сэйерс, Питеру Уимзи потребовалось немало смелости, поскольку этой поразительной писательницей восхищались многие ее коллеги по Клубу. Но Беркли это оказалось по плечу, он великолепно воссоздал Уимзи в главе, которая заключает в себе одну из лучших пародий всего «золотого века», равно как и умное решение поставленной Родом задачи. Глэдис Митчелл, ставившая Беркли выше Сэйерс, вспоминала в старости: «То, как Энтони обошелся с лордом Питером Уимзи, доставило внушительной леди что угодно, только не удовольствие». Хотя в более поздние годы две эти сильные и часто пугающие личности все чаще конфликтовали, трудно поверить, будто Сэйерс не оценила чутье и вкус, которые Беркли проявил в своем романе «Спросите полисмена».

Ко времени создания сборника Сэйерс стремилась перевести детективный жанр в новое русло. Уимзи начинался едва ли не карикатурно, хотя и был выведен с любовным юмором в романе «Чье тело?», опубликованном в 1923 году, где читателю сообщают, что «его узкое симпатичное лицо выглядело так, словно спонтанно выросло из цилиндра, как червяк из сыра горгонзола». Но когда Уимзи познакомился с Хэрриэт Вейн, автором детективных романов, обвиненной в убийстве (не вдохновило ли ее на такую мысль первое дело сэра Джона Сомареса?), и влюбился в нее, персонаж начал развиваться. Описание отношений с Хэрриэт задало канон для последующих поколений авторов детективов, предпочитавших создавать не суперменов в духе Шерлока Холмса, а серьезных и правдоподобных героев, жизнь которых меняется по мере того, как идут годы. Сэйерс была застенчиво интеллектуальной, и в своем романе вне серий «Документы по делу», написанном в соавторстве с Робертом Юстасом, размышления о жизни встроены в сам сюжет. Результат Сэйерс не удовлетворил, но сама попытка столь амбициозного предприятия показывала, что жанр детективного романа способен предложить много больше, чем просто любимые всеми интеллектуальные игры. В своей главе для «Спросите полисмена» Сэйерс весьма эффективно выводит Шерингема (с остроумной шуткой, когда он слышит, как двое слуг покойного лорда Коисток отзываются о нем грубо), и если предлагаемая ею разгадка не столь впечатляюща, как у Беркли, это лишь подчеркивает ее попытки сосредоточиться на создании убедительных персонажей.

Однако с началом Второй мировой войны она отошла от детектива, сосредоточившись на переводе Данте и религиозной тематике. Сходным образом Беркли и Кеннеди все больше писали рецензии вместо романов. Однако все трое не утрачивали связи с Клубом, президентом которого Сэйерс оставалась до своей смерти в 1948 году.

Агата Кристи, принимавшая участие в первых трех совместных проектах Клуба, этот сборник пропустила. Однако мы с огромным удовольствием включаем сюда очаровательное эссе, которое она сочинила о своих коллегах. В составе сборника оно печатается впервые, хотя написано было в 1945 году по просьбе министерства информации для публикации в одном русском журнале. Надо полагать, она была уверена, что никто из коллег по Клубу не увидит ее комментариев, а потому высказалась весьма откровенно.

Интересно видеть, как Кристи не одобрила трансформацию Уимзи в «героя-любовника» или заклеймила манеру письма Рода «прямолинейной», а также выразила восхищение способностью Энтони Беркли развлечь читателя. Но также Кристи совершенно ясно дает понять, что упомянутые ею писатели лучшие в своей профессии. Сегодня не только книги Г.К. Бейли, Рода, Кеннеди и многих их современников забыты всеми, кроме небольшого числа энтузиастов, на удивление мало известно о самих членах Клуба. Я удостоился чести стать первым архивариусом Клуба, хотя факт, что и архивов-то практически не существует, довольно характерен для этой необычной и таинственной организации. Ее члены – не только ожидаемые знаменитые авторы детективов вроде Кристи и Сэйерс, но и А.А. Милн и баронесса Орци. Они прославились не столько детективами, сколько как создатели Винни-Пуха и Алого Первоцвета, и сыграли гораздо более значимую роль в развитии массовой культуры двадцатого века, чем ранее признавалось. Печально, но никаких протоколов заседаний Клуба не сохранилось, а немногочисленные воспоминания его ранних членов – классические образчики «ненадежного повествователя». А потому изыскания о ранних годах существования Клуба и биографиях его членов почти так же увлекательны, как многие загадки «золотого века» детектива.

«Спросите полисмена» – сборник, отражающий определенный период в истории развития жанра. Разгадку Кеннеди нельзя отнести к «честной игре» с читателем, но книга полна очарования и юмора и давно ожидала своего переиздания. Известный американский историк детективного жанра Говард Хейкрафт превозносил ее как «бесподобное проявление мастерства», и ее успех подтолкнул многих авторов на пародии классических детективов. Но мало кто из них добился столь же прекрасных результатов, как шесть членов Детективного клуба, собравшихся, чтобы создать эту развлекательную книгу.

Предисловие. Агата Кристи Авторы английского детектива

Кто читает детективы и почему? Полагаю, это занятые люди, труженики. И те, кто многого достиг в мире науки, даже если не читают ничего больше, тоже находят время для детективных произведений. Вероятно, это происходит потому, что детектив позволяет полностью расслабиться, сбежать от повседневности. Кроме того, он тонизирует своими загадками, заставляя состязаться с автором в находчивости, и развивает ум. Чтобы внимательно читать детектив, нужна сосредоточенность. Чтобы изобличить преступника, необходимы сообразительность и логика. В детективе есть нечто от спортивных состязаний, и он гораздо дешевле ставок на скачках или игры в карты! В его основе четкие моральные устои. Редко преступник оказывается героем книги! Общество смыкает ряды, чтобы вывести его на чистую воду, и читателю дарованы все радости погони – без необходимости вставать с кресла.

Прежде чем перейти к современным английским писателям, я должна воздать должное Конан Дойлу, первопроходцу детективного жанра, и его двум великим созданиям – Шерлоку Холмсу и доктору Ватсону, причем второй, возможно, значительнее первого. В конце концов, у Холмса есть его способности, скрипка, халат, кокаин и прочее, тогда как Ватсон остается просто самим собой – милым, бестолковым, верным, сводящим с ума, гарантированно ошибающимся и постоянно восхищающимся Холмсом! Как всем нам порой нужен собственный Ватсон!

С тех пор значительная часть детективных произведений строилась приблизительно по той же схеме. Сыщик – центральный персонаж. Но частный сыщик стал восприниматься как нечто искусственное. Суть детектива в том, что его персонажи и окружающая их обстановка должны быть естественными. Мой собственный Эркюль Пуаро зачастую вызывает у меня неловкость – не сам по себе, а из-за своего призвания. Обратился бы к нему кто-нибудь за консультацией? Полагаю, что нет. Поэтому с годами его вмешательство в разыгрывающуюся вокруг убийства драму все больше определяется волей случая. С мисс Марпл дело обстоит лучше: эта престарелая любительница слухов из маленькой деревушки сует нос во все, что ее не касается, и делает выводы исходя из своего знания человеческой природы.

В настоящий момент одним из ведущих авторов детективов я назвала бы Марджери Аллингем. Она не только пишет превосходным языком, но мастерски обрисовывает персонажей и обладает удивительной способностью создать нужную атмосферу. Можно почувствовать зловещее влияние за сценой, и ее персонажи еще долго остаются в памяти после того, как книга закрыта. Мрачная и деспотичная миссис Фарадей из «Полиции на похоронах»; добрая и милая красавица в «Смерти призрака» Джимми Сьютен; быстроногий танцор с печальным лицом… Все они необычные, но реальные люди, бесконечно интересные. И через ее книги проходит мистер Кэмпион, на первый взгляд праздный, на деле проницательный, а с ним – верный Лагг (в которого, увы, я не вполне верю!). Приятная «бесцветность» Кэмпиона составляет разительный контраст с подспудными подозрениями и страхом, которые разрастаются к кульминации – особенно в «Цветах для судьи». Порой кажется, будто Марджери Аллингем склонна подчинять сюжет персонажам. Они настолько ей интересны, что разгадка преступления часто оборачивается не разорвавшейся бомбой, а выдохшейся и неизбежной.

Дороти Сэйерс, увы, устала от детективов и обратилась к иным жанрам. Мы все об этом сожалеем, поскольку она была исключительно хорошим автором детективов и притом остроумным. Ее ранние романы «Чье тело?», «Не своей смертью» и «Неприятности в клубе “Беллона”» – лучшее из написанного ею, поскольку в них больше живости и простоты. Ее сыщик лорд Питер Уимзи, чье лицо первоначально было пикантно описано как «спонтанно вырастающее из цилиндра, как червяк из сыра горгонзола», с годами превратился просто во «влюбленного героя». Его поклонники ранних успехов едва ли простят ему привязанность и долгое ухаживание за утомительной молодой особой Хэрриэт. Мы все надеялись, что, женившись на ней, он обретет прежнюю форму, но лорд Питер остается примером того, как можно испортить хорошего человека.

Зато такого не произошло с мистером Форчуном, великолепным персонажем Г.К. Бейли. Реджи Форчун всегда верен себе, и брак с тактичной и очаровательной женщиной никак не отражается на его язвительном характере. Детективные произведения Бейли держатся на мистере Форчуне, и читателя привлекают не столько сами расследования, а то, как их ведет мистер Форчун. Ведь он, без сомнения, человек великий. А назвать человека великим, писать о нем и действительно показать его величие – высшее литературное достижение!

Расследования известного хирурга и консультанта министерства внутренних дел Реджи Форчуна напоминают хирургические операции. Там, где все кажется прямолинейным, он проверяет, прощупывает, замечает какой-нибудь крошечный факт, от которого отмахнулся самодовольный полицейский чиновник, и, как скальпель, проникает в самое сердце проблемы. Его метод – метод этого самого скальпеля, безжалостный и вскрывающий зло. Грубость по отношению к несчастному помощнику комиссара полиции Ломасу невероятна – и заставляет теряться в догадках, не убьет ли однажды измученный Ломас мистера Форчуна.

Повести и романы Г.К. Бейли не столь увлекательны, как его короткие рассказы. Все персонажи склонны говорить особым бейлевским языком – на обрывистом жаргоне. Это эффективно в небольших дозах, как атмосфера операционной. Но атмосфера операционной по сути своей искусственна, специально создана для конкретных целей. Ее невозможно перенести на повседневную жизнь. В лучших рассказах о расследованиях Форчуна показано, как из одного изолированного инцидента вырастает целая злокачественная опухоль. Например, засохшие листья в женской сумочке, в которых мистер Форчун распознает иву арктическую, заставляют его заняться делом о кажущемся очевидным самоубийстве.

Мистер Форчун толст, ленив, невероятно жаден (его упоение сливками и джемом к чаю приносили особое удовольствие от чтения в дни войны!), но под улыбчивой внешностью таится сталь. Реджи Форчун существует ради правосудия, безжалостного и неизбежного. Сочувствие у него вызывают жертвы, а в преследовании преступника он так же безжалостен, как его скальпель во время операции.

Джон Диксон Карр (или Картер Диксон, ведь это один человек) – непревзойденный волшебник. На мой взгляд, только те, кто сами сочиняют детективы, способны по достоинству оценить его ловкость рук. Он замечательный фокусник, король в искусстве наведения тени на плетень. Каждая его книга – гениальный, фантастический, невероятный фокус.

«Следите за моими руками, леди и джентльмены, следите за руками, шляпа пуста, нигде ничего… и оп-ля! Кролик!» Он тоже обладает даром рассказчика: едва откроешь его книгу, просто невозможно оторваться. Чем ближе окончание каждый главы, тем яснее вам видится логичное объяснение, потом, как тропинка «Алисы в Зазеркалье», его нить будто встряхивается и уходит в сторону, вновь сбивая вас с толку. Персонажи у него не слишком хороши, говорят совершенно не так, как в жизни, события – фантастичны. Все это театр, сцена за рампой, но каково представление!

Излюбленный сюжетный ход Карра – невероятная ситуация. Это может быть привычная всем запертая комната или замкнутый круг, или (как в «Убийстве арабских ночей») чисто фантастическая обстановка, набор персонажей, которые ведут себя как явные психопаты. Вскоре встряхивается калейдоскоп! – и вы узнаете причину происходящего. Все совершенно нормально, а потом снова невероятности, и снова логичные объяснения. Для многих читателей подобные сюжетные кульбиты излишне сложны. Разумеется, его можно обвинять, что иногда он играет краплеными картами, но все прощаешь за гениальность, с какой он это проделывает. Подсказки так ничтожны, что это почти нечестно: одна краткая фраза, ввернутая в напряженной ситуации, упоминание автомобильного радиатора на тридцатой странице, которое не согласуется с упоминанием автомобильного радиатора на сто восьмидесятой странице. Вы подобное замечаете? Конечно, нет. Ваш взгляд прикован к подозрительным обстоятельствам, их, как вам кажется, только вы заметили. Опять «отвод глаз».

Группа людей собралась за обеденным столом в «Загадке Красной вдовы». В доме имеется зловещая комната, уже много лет заколоченная. Каждого, кто остается в ней один, находят мертвым. Мужчина входит, запирается там, остальные ждут снаружи. Раз в четверть часа они окликают его, и он отзывается, но когда дверь открывают, человек мертв – в комнате с запертыми ставнями и без единого тайного выхода! – и хуже того, он мертв более часа. Случилось невозможное! Вы никогда не заметите одной-единственной фразы с описанием этого человека за обедом: бледен, нервничает, не ест ничего, кроме супа… Подсказка содержится в последних четырех словах.

Сыщик Диксона Карра – любящий пиво доктор Фелл. Сыщик Картера Диксона – сэр Генри Мерривейл, человек старой школы, бывший глава военной разведки. Из них двоих я предпочитаю второго, но истинная сила гения Диксона Карра в разворачивании истории. Он – Шехерезада в мужском обличье, и уж точно ни одна жестокая императрица не прикажет казнить его, пока не услышит продолжение!

Заслуженной популярностью пользуется Найо Марш. Ее стиль забавляет, персонажи отлично прорисованы. «Объевшись миногами…» – чудесная книга, хотя, читая, так забавляешься семейством Лампри, что забываешь про убийство. «Смерть в экстазе» мастерски рисует кружок поклонников «новой религии», усердно распространяемой дурнославным отцом Гарнеттом. «Маэстро, вы – убийца!» – отличная история про убийство в среде художников. И атмосфера, и персонажи в ней первоклассные.

Еще у нас есть мастер по алиби Фриман Уиллс Крофтс. Его инспектор Френч – доброжелательный внимательный человек, он добивается результатов исключительно тяжелым трудом. Если вам нравятся алиби, то порадуют и старания инспектора Френча. Лучший их образчик – «Бочка», одна из ранних книг Крофтса. В некую лондонскую фирму доставляют бочку, а в ней – разумеется! – оказывается труп молодой женщины. Отсюда можно прослеживать путь бочки до его отправителя и снова в Лондон. Между крышкой и основанием нет ни зазора, ни прорези; ни у кого не было шанса открыть бочку и подменить ожидаемую статую трупом. Однако есть изъян, и наконец медленно, кропотливо выявляется истина.

Хороших детективных писателей много, объем эссе не позволяет упомянуть их всех. Есть талантливый и остроумный Майкл Иннес. Есть прямолинейный Джон Род с его доктором Присти. Есть Глэдис Митчелл с ее замечательной миссис Брэдли, безобразной, как жаба, и вооруженной самыми современными теориями из области психологии. Книги Ричарда Фримена остаются интересным примером научных методов расследования преступлений.

Наиболее полно я охарактеризовала тех писателей, которые у меня вызывают наибольшее восхищение. Их я считаю лучшими в нашей профессии. Но ни один перечень не будет полным без упоминания Энтони Беркли, основателя Детективного клуба, хотя он, увы, вот уже долгие годы молчит. Но какие чудесные книги он сочинял! Расследование и преступление – на пике остроумия, и все его романы были забавными и увлекательными, к тому же он – мастер развязки и неожиданного разоблачения. Его сыщик Роджер Шеридан Шерингем, чуть глуповатый писатель-романист, хотя ему не всегда позволяют блистать. Он неизменно остается талантливым дилетантом, и вне зависимости от того, улыбнулась ему удача или нет, удовольствие читатель получает первоклассное.

А теперь несколько слов обо мне самой. Поскольку я сочиняю детективы вот уже четверть века и имею на своем счету свыше сорока романов, то могу по меньшей мере претендовать на право называть себя плодовитым ремесленником. Одна американская газета наделила меня более аристократическим титулом «герцогиня смерти».

Я получала удовольствие от сочинения детективов и думаю, аскетизм и строгая дисциплина, необходимые в создании крепкого детективного сюжета, полезна для мыслительного процесса. Наш жанр не допускает небрежного мышления. Все должно увязаться, встроиться как частичка тщательно сконструированного целого. Сначала надо иметь набросок, и требуется поистине конструктивное мышление, чтобы превратить его в действующую модель.

Методы, разумеется, меняются. С годами меня больше стало интересовать то, что предшествует преступлению: взаимодействие персонажей и характеров, затаенные обиды и недовольства, которые не всегда выходят на поверхность, но способны внезапно вылиться вспышкой насилия. Я сочиняла беззаботные рассказы об убийствах, и серьезные рассказы о преступлениях, и техничные буффонады в духе «Десяти негритят». Перенесла детективный сюжет в Древний Египет, написала про убийство на пароходе на Ниле. У меня был расхожий «труп в библиотеке», «трупы в самолете», «трупы на кораблях» и «труп в экспрессе». Эркюль Пуаро оставил о себе след в мире и, вероятно, пользуется большей любовью читателей, чем своего создателя! Молодым авторам детективов я дала бы один совет. Будьте очень тщательны, создавая главного героя, – возможно, вам придется провести с ним долгое время!

Вступление к части I

Уважаемый Джон Род!

Узнав, что я пишу детективные романы (ладно, будем честны, когда я об этом говорю), люди спрашивают: «С чего вы начинаете? Придумываете убийство и раскручиваете его или придумываете разгадку, а уже потом исходите из нее?» Полагаю, подобные вопросы неизбежны, но я так и не нашел на них ответа.

В настоящий момент я оказался в необычной ситуации: придумал название – «Спросите полисмена». Несомненно, такое должно наводить на мысль о симпатичном запутанном убийстве. Сами понимаете, с членами кабинета министров, папскими нунциями, библиотеками…

Но самое странное в том, что дальше названия дело не пошло. А как оно вам?

Всегда ваш,

Милуорд Кеннеди.

Уважаемый Милуорд Кеннеди!

Понимаю вас. Я и сам не знаю ответа. Я пришел к выводу, что написание детективных романов сродни любому пороку. Проступок совершаешь без ясного понимания, какое искушение к нему подтолкнуло. Но, должен признаться, обычно я начинаю с чего-то более весомого, чем название. Полагаю, вы втайне надеялись, что я придумаю к вашему заглавию сюжет. Но в моем незатейливом уме название «Спросите у полисмена» вызывает образы не гламурных персонажей, а скорее попытку сбыть украденные часы – или вы слишком молоды, чтобы помнить ту песенку? Кроме того, я не знаком ни с одним папским нунцием. Даже не знаю, о чем бы стал с ним разговаривать, если бы нас представили друг другу. Однако я видел архиепископа – издали. И однажды имел благоговейную беседу с членом кабинета министров, чьим умением разражаться обличительными речами всегда восхищался.

В общем, вот вам сюжет. Как вы сами убедитесь, у вас на выбор будет несколько детективных умов, с кого можно требовать разгадки.

Ваш

Джон Род.

Часть I Джон Род Смерть в Хорсли-лодж

По лицу министра внутренних дел нельзя было определить, как именно повлияли на него известия. Этот крупный и грузный мужчина больше походил на фермера, чем на члена кабинета министров. «Панч» любил изображать его в коротких бриджах и подтяжках, с вилами на плече. Можно было предположить, что в кабинете он занимает пост министра сельского хозяйства.

Но знавшие сэра Филиппа Брэкенторпа понимали, какой острый ум таится под неброской внешностью. А в том, что этот острый ум сейчас далеко не бездействует, комиссар столичной полиции нисколько не сомневался. Они сидели в кабинете сэра Филиппа в здании министерства внутренних дел. Из открытого окна доносился приглушенный шум уличного движения Уайтхолла, он единственный нарушал тишину, воцарившуюся после сжатого доклада комиссара.

– Комсток! – наконец воскликнул сэр Филипп. – Он упивался сенсациями, и только уместно, что его смерть станет самой крупной из них. Да, вы совершенно правы, Хэмптон. Мне нужны все факты из первых рук. Эта история непременно всплывет на завтрашнем заседании кабинета министров. Кто у вас тут?

– Боюсь, толпа, сэр, – ответил сэр Генри Хэмптон. – Сомневаюсь, что вы захотите видеть их всех…

– Я встречусь с теми, у кого есть что сообщить по данному делу. Только помните, нужны не спекуляции, а доказательства. Но перед тем как начнем, мне бы хотелось поговорить с Литлтоном, поскольку он будет отвечать за расследование. Он приехал с вами?

Высокий сухощавый Хэмптон напрягся. Вопрос прозвучал гораздо раньше, чем он предполагал. Чертовски неловко получается, поскольку сэр Филипп не из тех, кого можно отвадить увертками.

– С прискорбием должен отметить, что Литлтона не было в его кабинете, когда в Скотленд-Ярд сообщили, – ответил он.

«Незачем вдаваться в детали, – думал Хэмптон. – Литлтон, в должности помощника комиссара возглавлявший отдел уголовных расследований, может вернуться к себе с минуты на минуту и найти записку с приказом немедленно явиться в министерство внутренних дел. А тогда, – мрачно думал Хэмптон, – пусть сам выкручивается. И его история… А эта история – если верить дошедшим до комиссара поразительным слухам о его местонахождении – может оказаться весьма интересной».

Сэр Филипп, вероятно, догадался, что Хэмптон что-то утаивает от него.

– Вы отвечаете за вверенное вам ведомство, – сказал он немного сурово, – и, разумеется, дадите Литлтону инструкции, какие посчитаете необходимыми. Но хочу подчеркнуть, что смерть такого человека, как Комсток, далеко не повседневное событие. Она потребует, скажем так, особых методов расследования. И по причинам, которые едва ли следует вам называть.

По отстраненному взгляду сэра Филиппа можно было предположить, что он мысленно обращается к более широкой и значительной аудитории. Хэмптон подумал, не видит ли начальник перед собой кабинет министров или палату общин. Убийство, если это убийство, такого человека, как лорд Комсток, стало событием мирового масштаба. Газеты, которыми владел миллионер, обладали влиянием, много превосходящим их реальную стоимость. Вдохновленные самим Комстоком, они часто претендовали на роль истинных вершителей судеб Британии как внутри страны, так и за ее пределами. Правительства приходили и уходили, каждое со своей взвешенной политикой. Концерн «Комсток-пресс» покровительствовал им, их игнорировал или обрушивался на них, повинуясь сиюминутной прихоти лорда Комстока. В этом его политика была фиксированной и неизменной.

Такое утверждение, возможно, поразит тех, кто помнит, как стремительно и часто менялось мнение редакции «Утреннего рожка». Но политика лорда Комстока учитывала благополучие не государства и сограждан, а лишь его самого. С непоколебимой настойчивостью она продвигала одну-единственную цель – увеличение стоимости рекламных страниц изданий. Самым надежным путем этого добиться было увеличение тиражей, заманивание читателей покупать издания «Комсток-пресс». А лорд Комсток твердо знал, что прекрасный способ привлечь читателей, – газетная шумиха, причем чем экстравагантнее, тем лучше.

А потому шумихи – с ошеломительной стремительностью – следовали одна за другой. Из поднятых в настоящее время особое внимание привлекали две. Чтобы иметь успех, газетная кампания должна обрушиваться на кого-то или на что-то, желательно незыблемое, ставшее неотъемлемой частью жизни читателя. В качестве первого объекта нападок лорд Комсток выбрал христианство.

Но он был слишком ушлым журналистом, чтобы просто нападать. Его наступление на христианство не имело ничего общего с иконоборчеством большевиков. От христианства следует отказаться не потому, что оно угрожает социализму, а из-за того, что христианская цивилизация потерпела крах. Трясина экономической депрессии достаточно ясно это продемонстрировала. Христианство отменило концепцию республики Платона с ее единственным и логичным решением всех проблем, одолевающих Содружество. «Назад к язычеству!» – таков был лозунг, и «Утренний рожок» ежедневно посвящал немало статей доказательствам того, что единственно этим способом возможно исцелить нынешнюю экономическую депрессию.

Один противник, даже такой внушительный, грозный, как христианство, не мог удовлетворить бунтарского духа лорда Комстока. Он искал второго и нашел его в лице лондонской полиции, – на его выбор повлияло главным образом то, какое уважение вполне заслуженно вызывает данное ведомство. Главным предметом обличений «Комсток-пресс» сделался Скотленд-Ярд. Он, мол, неэффективен, плохо управляется и коррумпирован. Его следует реформировать. Десяток репортеров уголовной хроники и криминалистов «Комсток-пресс», людей, умеющих работать головой, стоят всей столичной полиции и ее изощренного аппарата, которые являются тяжким и бесполезным бременем для налогоплательщиков.

Временами случается, что за совершенным преступлением не следует арест. В этом «Комсток-пресс» увидел свой шанс. Без оглядки на значимость того или иного дела и чувствуя собственную безнаказанность, поскольку правительственное ведомство не может дать отпор, «Утренний рожок» и его вечерний побратим «Вечерний горн» обрушивали потоки брани на отдел уголовных расследований, начиная с помощника комиссара и заканчивая самым скромным его подчиненным. И последняя статья – эхо вызванной ею бури еще клокотало – вспомнилась министру внутренних дел, пока он задумчиво выводил изощренные геометрические узоры на промокашке.

Тень лорда Комстока темным крылом накрыла обоих мужчин, сидевших в кабинете под палящим зноем июньского полдня. Словно в углу притаился невидимый призрак этого человека, властный, презрительный, отравляющий воздух ложью. Факт, что в этот момент он лежит мертвый в своем загородном доме Хорсли-лодж, казался совершенно невероятным, и требовалось время, чтобы его осознать. Отсюда, вероятно, и тишина, снова повисшая в кабинете.

Нарушил ее сэр Филипп.

– Вы знали его лично? – вдруг спросил он, не отрывая взгляда от загогулин, которые все еще выводил.

– Видел довольно часто и говорил с ним раз или два, – ответил комиссар, – но не стану утверждать, что я знал его.

– А я знал, – протянул сэр Филипп. По его тону могло показаться, будто его больше интересуют каракули, чем тема разговора. – Во всяком случае, знал о нем столько, сколько он готов был предать огласке. Не так-то трудно это было. У него имелась только одна тема разговора. Во всяком случае, с мужчинами. Мне дали понять, что его беседы с женщинами были более личного свойства. И тема эта – он сам.

С бесконечным тщанием он провел линию, соединяющую вершины двух треугольников. С явным удовлетворением изучив результат, поднял голову и уже энергичнее продолжил:

– Лорд Комсток любил говорить о себе и своих достижениях, до какого-то момента. Сами можете догадаться. Контраст между тем, кем он был, и тем, кем стал. Слушая, невозможно было им не восхищаться, как бы на самом деле он ни был противен. По-своему, Хэмптон, он был весьма способным человеком, от этого никуда не деться. Способным и сильным, с врожденной безжалостной тягой к успеху. Вы, конечно, знаете, как лорд Комсток начинал?

– Насколько я слышал, с низов, – откликнулся комиссар.

– Его отец работал на заводе где-то на севере. Порядочный и респектабельный человек, насколько я понимаю. Совершенно непохожий на нашего Комстока. Экономил и перебивался кое-как с одной-единственной целью – вырастить джентльмена из своего шалопая-сынка. Ему повезло, что он не дожил до сего дня и не увидел, к чему привели его старания. В общем, отец послал сына в школу в Блэкминстере. Одному богу известно, что это было за пугало, когда он туда попал. Но окончил он ее старостой школы.

– Мозгов ему и тогда было не занимать, – заметил комиссар.

– Мозгов или решимости. Но потом пробел. Комсток исчезает из виду – то есть ничего про себя не рассказывает. Никто не слышал, чтобы он упоминал промежуточные годы. Ступеньки лестницы от нас скрыты. Снова Комсток появляется в ореоле славы как лорд, по слухам, миллионер и владелец нескольких желтых газетенок. К тому же амбициозен. Дело жизни пока не завершено и все такое. А теперь вы говорите, он лежит мертвый в своем загородом доме, в Хорсли-лодж. Никогда там не бывал. Насколько я понимаю, гостей-мужчин там не жаловали.

– Жаловали или нет, сегодня утром их была целая толпа, – мрачно заметил комиссар. – Вот только дом маленький.

Сэр Филипп кивнул. У него вдруг пропало желание предаваться воспоминаниям.

– Ладно, зовите их, – велел он. – Сначала своих людей. Я про полицейских. Пригласите того, кого вызвали первым. Предоставлю вам право извлекать из них информацию.

Комиссар открыл дверь в комнату личного секретаря. Зорко огляделся, надеясь увидеть среди тех, кто сейчас нервно переминался с ноги на ногу, язвительную физиономию своего помощника. Свидетельством его разочарования стала складка на лбу. Он резко поманил к себе троих. Один за другим они остановились перед столом сэра Филиппа, и Хэмптон представил их:

– Главный констебль Шепард, суперинтендант Черчилль, сэр. Оба из Скотленд-Ярда. Это суперинтендант Истон, из местной полиции.

Сэр Филипп взглянул на каждого, каждому кивнул, но сказал лишь краткое «садитесь», обращенное ко всем присутствующим. Они повиновались, рассевшись по рангу: чем моложе, тем дальше от стола министра внутренних дел. Поначалу комиссар занимал большое кресло у самого стола, но по ходу допросов стал перемещаться по кабинету: он то сидел, то стоял, то облокачивался о письменный стол и почти грозил (как казалось неопытному Истону) смести министра внутренних дел и занять уже его кресло. Сэр Филипп снова взялся за карандаш и с усердием рисовал внушительный круг на промокашке.

– Участок Истона включает Хорсли-лодж, сэр, – начал комиссар. – Он находился в участке, когда поступил звонок, и сообщили, что лорд Комсток найден мертвым у себя в кабинете. Это произошло сегодня в тринадцать ноль семь.

Сэр Филипп посмотрел на часы. На них было четырнадцать тридцать пять.

– Он сразу выехал в Хорсли-лодж. Там его встретил секретарь лорда Комстока, мистер Миллс, и провел в кабинет. Ситуация станет понятнее, сэр, если взглянете на план.

Он положил на стол аккуратно нарисованный план дома, и сэр Филипп с любопытством рассмотрел его.

– Откуда он взялся?

– Истон привез его с собой из Хорсли-лодж, сэр, – с ноткой запальчивости ответил комиссар. Ему не терпелось изложить факты.

Сэр Филипп поднял голову и впервые выделил Истона из прочих полицейских. Суперинтендант робел в высшем обществе, в котором очутился. Под взглядом министра внутренних дел он почему-то вскочил и начал переминаться с ноги на ногу и лишь усилием подавил почти непреодолимую тягу отдать честь.

– Очень умно с вашей стороны раздобыть такой план, Истон, – ободряюще произнес сэр Филипп. – Где вы его нашли?

– Мне дал его мистер Миллс, сэр, секретарь, – ответил Истон. Что-то в манере сэра Филиппа помогло ему расслабиться. Дальше он обращался исключительно к нему, словно между ними возникли какие-то таинственные узы симпатии. Даже сделал несколько шагов к столу министра.

– Так вам его дал мистер Миллс? – уточнил министр. – А он его где взял? Нечасто у людей имеется наготове план дома.

– Это копия с плана канализации, сэр, – объяснил Истон. – Просто трубы не нарисованы, и кое-что добавлено. Мистер Миллс сообщил, что в Хорсли-лодж недавно проложили новую канализацию и оставили план на случай, если потребуются какие-то изменения.

– Понятно. Хорошо, Истон. Расскажите, что вы обнаружили в кабинете.

– Это просторная комната, сэр, с большим эркером в южной стене. Окно створчатое, и все створки были распахнуты. Там мало мебели, сэр. Книжные шкафы по стенам и полдюжины стульев перед ними. Один стул был опрокинут и лежал рядом с дверью в холл. Дверей в комнате три. Одна из холла, другая ведет в гостиную и замаскирована под книжный шкаф. Книжный шкаф поворачивается вместе с дверью, если понимаете, о чем я, сэр.

Сэр Филипп кивнул.

– А третья? – спросил он.

– Двойная, сэр. Ведет в комнату, где работает мистер Миллс. В дальнем конце комнаты стоял письменный стол, у самого окна. Позади стола, между ним и окном лежало тело лорда Комстока. Его светлость лежал на правом боку, подтянув колени к подбородку. Я сразу понял, что он мертв, сэр.

– И вы так же быстро установили причину смерти?

– На левом виске у него было маленькое пулевое отверстие, сэр. Такое маленькое, что сначала я подумал, будто это отверстие от какого-то предмета. От толстой шляпной булавки, например.

– Что заставило вас изменить мнение, Истон?

– Посмотрев на стол, сэр, я нашел вот это.

Запустив руку в карман, Истон достал что-то тщательно завернутое в носовой платок. Развернув его, предъявил миниатюрный пистолет, который положил на краешек письменного стола министра. При виде его главный констебль Шоуфорд издал невнятный звук, точно собирался что-то произнести, но взгляд комиссара заставил его замолчать. Сэр Филипп с любопытством посмотрел на оружие.

– Какая жуткая вещица! – воскликнул он. – По вашему, именно из нее убили лорда Комстока? Так, Истон?

– Думаю, да, сэр. Одного патрона в магазине не хватает, и, судя по загрязнению, выпущен он был совсем недавно. Но насколько я смог определить, сэр, отпечатков пальцев нет.

Комиссар встал и подошел к столу.

– Займитесь этим, Шоуфорд, – велел он. – Чем раньше его осмотрят эксперты, тем лучше.

Он собирался забрать оружие, но сэр Филипп возразил:

– Нет, пусть пока полежит тут. Теперь давайте кое-что проясним, Истон. Вы сказали, что лорд Комсток лежал на полу, а пистолет на столе. Вам не пришло в голову, что лорд Комсток мог застрелиться?

– Мне это приходило в голову, сэр. Но если он в момент выстрела сидел, то не понимаю, как пистолет мог очутиться там, где я его обнаружил. А нашел я его на другой стороне стола, сэр.

– Но, вероятно, до вашего приезда в кабинет заходили другие люди. Несколько человек, рискну предположить.

Ответил ему комиссар, которому явно хотелось загладить свою бестактность с пистолетом:

– По меньшей мере двое, сэр. Секретарь Комстока и дворецкий. Они ждут в соседней комнате. Позвать их?

– Позднее, – отозвался сэр Филипп. – Полагаю, Истону еще есть что нам рассказать. Мне бы хотелось лучше понять, мог ли Комсток застрелиться. На пистолете отпечатков не видно. Следовательно, можно предположить, что тот, кто последним держал его в руках, был в перчатках, либо оружие вытерли. В кабинете было так же жарко, как здесь?

– Очень тепло, сэр.

– Надо полагать, да. Сегодня один из самых жарких июньских дней на моей памяти. Не могли бы вы, Хэмптон, переставить на мой стол вон тот подсвечник?

Он указал на каминную полку, на которой стояла пара серебряных подсвечников. Подойдя к ближайшему, комиссар взял его и поставил рядом с пистолетом.

– Благодарю вас, Хэмптон. Теперь вы, главный констебль, посмотрите на подсвечник и скажите, видите ли вы на нем отпечатки?

Осторожно взяв подсвечник, Шоуфорд подышал на него.

– Они отчетливо видны в том месте, где к подсвечнику прикасался сэр Генри Хэмптон, сэр, – торжественно произнес он.

– Думаю, это решает дело, – быстро сказал сэр Филипп. – Если кто-нибудь сегодня утром прикасался к рукоятке пистолета голыми руками, то должен был оставить отпечатки. Комсток не стал бы ходить в перчатках в доме. Ладно, оставим пока это. Что вы сделали, осмотрев кабинет, Истон?

– Позвонил шефу, сэр. Я подумал, он захочет узнать, что тут произошло. После звонка, сэр, я попросил мистера Миллса послать за врачом, которого обычно вызывали к его светлости.

– Под шефом Истон подразумевает главного констебля Саутшира, сэр, – объяснил комиссар. – Полковника Грэхема. Он позвонил мне приблизительно в половине второго и повторил рассказ Истона. Я решил, что вам следует немедленно узнать все обстоятельства, а потому позвонил в Хорсли-лодж. Меня соединили с Истоном, и я приказал ему приехать немедленно и привезли с собой всех имеющихся свидетелей.

Сэр Филипп кивнул. ...