Стефани Гарбер Караваль

Stephanie Garber

CARAVAL

Copyright © 2017 by Stephanie Garber

All rights reserved

© М. Николенко, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство АЗБУКА®

* * *

Посвящается маме и папе,

благодаря которым я поняла, что такое беззаветная любовь

Остров Трисда

1

Целых семь лет Скарлетт отправляла письма, прежде чем наконец-то получила ответ.

50-й год правления Элантинов

Многоуважаемый господин хозяин Караваля!

Меня зовут Скарлетт, но пишу я не для себя, а для своей младшей сестренки Теллы. Она скоро именинница, и ей бы очень хотелось посмотреть на Вас и на Ваших прекрасных артистов. День рождения у нее тридцать седьмого числа Поры Произрастания. Если Вы приедете, это будет такой чудесный праздник, каких мы еще никогда не видали.

В надежде на встречу,

Скарлетт с Покоренного острова Трисда

51-й год правления Элантинов

Многоуважаемый господин хозяин Караваля!

Снова пишет Вам Скарлетт. Дошло ли до Вас мое предыдущее письмо? Теперь моя сестренка Телла говорит, будто она уже достаточно взрослая, чтобы праздновать день рождения, но мне думается, она просто расстроена тем, что Вы все не едете на наш остров. Нынче в Пору Произрастания ей исполнится десять, а мне – одиннадцать. Хоть она и не признается, но ей по-прежнему очень хочется увидеть Вас и Ваших чудесных артистов.

В надежде на встречу,

Скарлетт с Покоренного острова Трисда

52-й год правления Элантинов

Многоуважаемый господин магистр Легендо!

Извините, что в первых двух письмах неправильно к Вам обратилась. Надеюсь, Вы не по этой причине не приезжаете к нам. Я не только из-за дня рождения сестренки просила Вас привезти на Трисду Ваших чудесных артистов. Мне и самой очень хочется на них посмотреть.

Простите за короткое письмо. Отец рассердится, если увидит, что я Вам пишу.

В надежде на встречу,

Скарлетт с Покоренного острова Трисда

52-й год правления Элантинов

Многоуважаемый господин магистр Легендо!

Я услышала грустную новость и выражаю Вам свои соболезнования. Хоть Вы и не приехали к нам на остров и не ответили ни на одно из моих писем, я знаю: Вы не убийца. Мне очень жаль, что некоторое время Вы не сможете путешествовать.

Желаю Вам всего самого доброго!

Скарлетт с Покоренного острова Трисда

55-й год правления Элантинов

Многоуважаемый магистр Легендо!

Помните ли Вы меня – Скарлетт с Покоренного острова Трисда? С тех пор как я писала Вам в последний раз, прошло несколько лет. Я слышала, что Вы с Вашими артистами снова даете представления. Сестра говорит, якобы Вы никогда не приезжаете в одно и то же место дважды. Но хотя Вы уже были у нас полвека тому назад, с тех пор многое изменилось, и я уверена: никто другой в целом мире не хочет увидеть Ваше представление так сильно, как я.

В надежде на встречу,

Скарлетт

56-й год правления Элантинов

Многоуважаемый магистр Легендо!

Я слышала, что в минувшем году Вы посетили столицу Южной империи и изменили там цвет неба. Это правда? Мы с сестрой очень хотели бы побывать на Вашем представлении, но нам нельзя покидать Трисду. Иногда мне кажется, что я вообще никогда никуда не уеду с Покоренных островов. Может, именно поэтому я так мечтаю о том, чтобы Вы и Ваши артисты приехали сюда. Вероятно, просить Вас об этом снова – напрасно. Но все же я не перестаю надеяться, что однажды увижу Вас.

Скарлетт с Покоренного острова Трисда

57-й год правления Элантинов

Многоуважаемый магистр Легендо!

Это мое последнее письмо к Вам. Скоро меня выдают замуж. Может, это и к лучшему, что Вы с Вашими артистами не приедете на наш остров в этом году.

Скарлетт Дранья

57-й год правления Элантинов

Дорогая Скарлетт Дранья с Покоренного острова Трисда!

Поздравляю Вас с предстоящим замужеством. К сожалению, я никак не могу привезти свою труппу на Трисду. В этом году мы не гастролируем.

На наше следующее представление зрители допускаются только по пригласительным билетам, однако я буду рад видеть Вас, если Вы с Вашим женихом сможете покинуть остров и приехать к нам.

Прошу принять прилагаемое в качестве свадебного подарка.

Легендо, магистр Караваля

2

Чувства Скарлетт расцвели еще ярче обыкновенного: они запестрели красным жаром горящих углей, нетерпеливой зеленью свежей травы, неистовой желтизной оперения летящей птицы. Наконец-то магистр Легендо ответил! Она перечитала письмо еще раз и еще, жадно вглядываясь в каждую чернильную черточку, в каждый изгиб узора, отпечатанного на серебристом воске: солнце, внутри его – звезда, а внутри звезды – слезинка. Водяные знаки с этим же символом различались на приложенных к письму полосках бумаги. Нет, это был не розыгрыш!

– Донателла! – крикнула Скарлетт, спускаясь в винный погреб по крутой лестнице. Нос девушки уловил знакомый запах дубовых досок и черной патоки. Однако чертовки-сестры нигде видно не было. – Телла, ты где?

Масляные лампы бросали янтарные отсветы на бочонки и бутылки с ромом. Проходя мимо них, Скарлетт услышала стоны и тяжелое дыхание. Видимо, после битвы с отцом Телла хлебнула лишку и задремала прямо на полу.

– Дона… – пробормотала Скарлетт и осеклась.

– Здравствуй, Скар!

Припухшие губы младшей сестры раскрылись в нахальной белозубой улыбке. Золотисто-медовые кудри растрепались, шаль упала с плеч. За талию Донателлу обеими руками обнимал молодой моряк – именно это и поразило Скарлетт.

– Я вам не помешала?

– Мы не делали ничего такого, чем не сможем заняться опять, – ответил парень.

Он говорил по-южному напевно. Здесь, в Меридианной империи, интонации были более резкими. В ответ на шутку своего кавалера Телла хихикнула, приличия ради слегка покраснев.

– Скар, ты ведь знакома с Хулианом? – произнесла она.

– Рад тебя видеть, Скарлетт, – сказал Хулиан, и его прохладная улыбка показалась старшей из сестер соблазнительной, как островок тени в Пору Зноя.

Скарлетт прекрасно знала, что полагается ответить что-нибудь вроде: «Я тоже рада нашей встрече», – но не могла думать ни о чем, кроме рук парня, которые по-прежнему играли с голубовато-фиолетовыми юбками Теллы и кисточками ее турнюра, будто девушка была свертком, который ему хотелось поскорее распаковать.

Хулиан приехал на остров Трисда всего лишь около месяца тому назад. Когда он горделиво сошел с корабля – высокий, красивый, загорелый, – почти все женщины устремили на него взгляды. Даже Скарлетт на секунду повернула голову, но ей хватило ума поскорее найти другой объект для наблюдения.

– Я украду тебя на минутку, – сказала она Телле, вежливо кивнув Хулиану, а как только они с сестрой, петляя среди бочек, отошли от него на достаточное расстояние, негодующе прошептала: – Что ты делаешь?!

– Скар, ты ведь скоро выходишь замуж! Я думала, ты знаешь, что делают друг с другом мужчина и женщина, – ответила Телла, лукаво подмигнув сестре.

– Я совсем не о том спрашиваю. Ты подумала, что будет, если вы попадетесь на глаза отцу?

– Подумала. И решила не попадаться.

– Пожалуйста, говори серьезно!

– Я и говорю серьезно. Если отец поймает нас, я заподозрю, что это твоя заслуга, – сказала Телла, ядовито улыбнувшись, и посмотрела на письмо, которое Скарлетт держала в руках. – Но ты, надо полагать, пришла не затем, чтобы об этом поговорить?

Золоченые края листка мерцали в мутном свете фонаря, обещая нечто волшебное и желанное. Так же блестели и буквы на конверте:

Священнику губернаторской часовни

(для Скарлетт Драньи)

Остров Трисда

Покоренные острова, Меридианная империя

Телла так и впилась взглядом в необычный конверт. Эту девушку неизменно привлекало все красивое – вот и моряк, который ждал ее сейчас за бочками, был мужчина эффектный. Частенько, потеряв какую-нибудь симпатичную безделушку, Скарлетт находила ее припрятанной в комнате младшей сестры. Но сейчас Телла не пыталась завладеть конвертом. Она стояла опустив руки, словно послание нисколько ее не интересовало.

– Что, – спросила она, – очередное письмо от графа?

Слово «граф» Телла буквально выплюнула: оно прозвучало в ее устах как «черт». Скарлетт сперва хотела было сказать что-нибудь в защиту жениха, но, зная мнение сестры о предстоящей свадьбе, решила понапрасну не стараться. Во всей Меридианной империи такие браки были делом обычным, и на протяжении нескольких месяцев граф аккуратно присылал нареченной любезнейшие письма, однако Телла все равно не желала понимать, как можно выйти замуж за того, кого ни разу в жизни не видела. Однако саму невесту мысль о том, чтобы остаться на острове Трисда навсегда, страшила куда больше, чем брак вслепую, с незнакомцем.

– Так что у тебя там? Скажешь ты наконец?

– Письмо не от графа, – тихо произнесла Скарлетт. Ей не хотелось, чтобы моряк их услышал. – Оно от магистра Караваля.

– Он тебе ответил?! – Донателла вырвала конверт из рук сестры. – Божьи зубы!

– Тихо! – зашипела Скарлетт, толкая ее назад, к бочонкам. – Еще услышит кто-нибудь!

– Ну разве можно не отпраздновать такое событие?! – восхитилась Телла, доставая из конвертика три полоски бумаги. В свете лампы водяные знаки сначала загорелись золотом, как края письма, а потом приняли угрожающий кровавый оттенок. – Ты это видишь?! – ахнула младшая сестра, когда на одном из пригласительных билетов возникли вычурные серебристые буквы, медленно сложившиеся в слова: «Приглашение на одно лицо. Донателла Дранья, Покоренные острова».

На второй полоске появилось имя Скарлетт, а на третьей было написано только: «Приглашение на одно лицо». На всех трех билетах, в самом низу, стояло название незнакомого девушкам места – Исла-де-лос-Суэньос^[1]. Безымянное приглашение предназначалось, очевидно, жениху Скарлетт, и она подумала, как чудесно было бы посетить Караваль вместе с ним сразу после свадьбы.

– Смотри! Здесь еще что-то написано! – взвизгнула Телла, увидев, как на билете проступают новые строчки:

«Данное приглашение дает право однократного доступа на Караваль. Главные ворота будут заперты в полночь 13-го дня Поры Произрастания 57-го года правления Элантинов. Прибывшие позже не смогут участвовать в игре, победитель которой получит приз – исполнение одного желания».

– Осталось только три дня, – сказала Скарлетт, и яркие цвета, в которые сперва окрасилось все вокруг, сменились привычной серостью разочарования.

Надеяться на чудо (пусть даже всего каких-нибудь несколько минут) было так глупо! Если бы представление давали через три месяца или хотя бы через три недели… Когда угодно, только бы после свадьбы! Точную дату торжества отец скрывал, но Скарлетт знала, что в ближайшие три дня ее графу точно не отдадут. Уехать до замужества? Это было бы невероятно опасно, если вообще возможно.

– Посмотри, какой в этом году приз! Исполнение любого желания! – сказала Донателла.

– Я думала, ты не веришь в подобные глупости.

– А я думала, что ты обрадуешься такому приглашению. Да за эти билеты многие люди решились бы на убийство!

– Чтобы попасть на представление, мы должны уехать с острова! Или ты не поняла? – Как бы сильно ни мечтала Скарлетт увидеть Караваль, выйти замуж она хотела еще больше. – Да чтобы добраться до места за три дня, нам, возможно, пришлось бы выехать уже завтра.

– С чего ты взяла, будто я тебя уговариваю?

Когда Донателле было весело, ее глаза ярко блестели, заставляя весь мир вокруг искриться. Обычно в таких случаях Скарлетт тоже хотелось улыбаться и во всем соглашаться с сестрой, но она слишком хорошо знала, насколько неблагоразумно верить во что-то столь призрачное, как исполнение желания. Ей тяжело было отравлять радость Теллы, однако иного выхода не было. Лучше сразу покончить с пустыми надеждами. Постаравшись придать голосу жесткость, Скарлетт сказала:

– Вы что там, не только целовались, но еще и рому напились? Забыла, что отец сделал в прошлый раз, когда мы попытались сбежать с острова?

Телла поморщилась, превратившись вдруг в беззащитную хрупкую девушку, какой, собственно, она и была, хотя изо всех сил старалась хорохориться. Но это продолжалось лишь одно мгновение. Уже в следующую секунду розовые губки снова изогнулись в привычной беззаботной улыбке. Ранимость сменилась неуязвимостью.

– Подумаешь, это же было два года назад. Теперь мы стали хитрее.

– Но теперь нам есть что терять, – не сдавалась Скарлетт.

Донателле проще было отогнать от себя воспоминания об их неудавшейся попытке увидеть Караваль. Скарлетт не стала рассказывать Телле обо всем, что сделал с ней тогда отец. Она не хотела пугать сестренку: вовсе ни к чему, чтобы та тоже постоянно оглядывалась через плечо, зная, какие ужасы припасены у грозного папаши вдобавок к привычным наказаниям.

– Ты боишься расстроить свадьбу? – спросила Донателла, зажав билеты в руке.

Скарлетт выхватила их:

– Осторожней, а то помнешь края.

– Ты не ответила! Дело в твоей свадьбе?

– Конечно же нет. Дело в том, что мы не можем прямо завтра отсюда уехать. Мы даже не знаем, где находится это место – Исла-де-лос-Суэньос. Никогда о нем не слышала, но это точно не на Покоренных островах.

– Зато я знаю, где это, – сказал Хулиан, выходя из-за бочек с ромом.

Судя по широкой улыбке, он не собирался извиняться за то, что подслушал беседу, не предназначенную для его ушей.

– Не лезь не в свое дело, – ответила Скарлетт, недовольно махнув рукой.

Хулиан посмотрел на нее так удивленно, будто до сих пор ни одна девушка не говорила ему «нет».

– Я же только помочь хотел! Вы об этом острове никогда не слышали, потому что он не принадлежит Меридианной империи. И вообще никакой империи не принадлежит. Это частное владение магистра Легендо. Доплыть туда можно за пару дней, и, если хотите, я тайком посажу вас на свой корабль. Разумеется, не бесплатно.

И Хулиан выразительно посмотрел на третий билет. Его светло-карие глаза, обрамленные густыми ресницами, казалось, были специально созданы на погибель девушкам. Скарлетт вдруг вспомнились недавние слова Теллы: «Да за эти билеты многие люди решились бы на убийство!» Как ни очарователен был Хулиан, однако говорил он с южным акцентом, а в Южной империи (это все знали) царило полнейшее беззаконие.

– Нет, – решительно заявила Скарлетт, – нас могут поймать. Слишком опасно.

– Для нас опасно все, – парировала Телла. – Если отец застукает нас здесь с этим мальчиком – жди беды.

Хулиана явно обидело то, что его назвали мальчиком, однако прежде, чем он успел возразить, Телла продолжила:

– Жизнь вообще полна опасностей. Но сейчас игра стоит свеч. Скар, ты же всегда мечтала попасть на представление магистра Легендо, загадывала это каждый раз, когда видела падающую звезду, и всякий раз, когда в порт входил какой-нибудь корабль, молилась, чтобы на нем оказались его артисты. Ты хочешь поехать еще сильнее, чем я.

Бросив взгляд на билеты, Скарлетт вспомнились слова покойной бабушки: «Караваль невозможно описать словами. На самом деле это не просто спектакль или игра. В целом мире нет ничего более похожего на волшебство». Чудесные истории, которые Скарлетт, затаив дыхание, слушала в детстве, словно бы ожили. Испытывая сильные чувства, она всегда видела цветные вспышки. Сейчас ей так захотелось поехать, что все внутри окрасилось золотом. Всего на миг девушка позволила себе представить, каково это – попасть на загадочный остров, принять участие в игре и выиграть исполнение желания. Свобода. Возможность выбора. Чудеса. Волшебство.

Какая прекрасная, но нелепая фантазия! Пускай уж мечты так и остаются мечтами! То, что они сбудутся, казалось Скарлетт не более вероятным, чем, скажем, встреча с единорогом. В детстве она верила в бабушкины сказки о Каравале, но, повзрослев, предпочла их забыть. Ей еще ни разу не встречались доказательства того, что волшебство действительно существует. Вероятно, старая женщина просто рассказывала внучкам небылицы.

В глубине души Скарлетт по-прежнему хотела увидеть все великолепие Караваля, но отчетливо понимала: его магия едва ли изменит ее жизнь к лучшему. Единственным человеком, который и впрямь мог это сделать, был граф, жених Скарлетт.

Оказавшись в стороне от света лампы, билеты снова превратились в обыкновенные полоски бумаги: надписи исчезли.

– Телла, пойми же, это слишком большой риск. Если мы попытаемся уехать… – Скарлетт вдруг осеклась, заслышав скрип лестницы.

Различив тяжелый топот башмаков – по меньшей мере трех пар, – она испуганно посмотрела на младшую сестру. Та, выругавшись, жестом велела Хулиану спрятаться.

– О, пожалуйста, не исчезайте! – произнес губернатор Дранья.

Войдя в погреб, он сразу же отравил его пахучий воздух резким ароматом своего одеколона. Скарлетт быстро сунула письмо и приглашения в карман платья. За отцом неотступно следовали три гвардейца.

– Мы с вами, кажется, прежде не встречались? – Не обращая ни малейшего внимания на дочерей, он протянул Хулиану руку, облаченную в перчатку лилового цвета – то был цвет власти и… синяков.

Если бы отец сразу снял перчатку, было бы еще хуже. Губернатор Дранья, воплощенная любезность, любил одеваться с иголочки. Сегодня он красовался в безупречно сшитом черном сюртуке и полосатом жилете. В отличие от большинства ровесников (а было губернатору лет сорок пять или около того), он не позволял своему телу обрастать жиром. Согласно последней моде, его светлые волосы были собраны на затылке черной лентой, завязанной аккуратным маленьким бантом. Брови он выщипывал, а бороду носил клином.

На Хулиана губернатор смотрел свысока, хотя и был ниже его ростом. Скарлетт заметила, как отец оценивающе оглядел залатанную коричневую куртку и широкие штаны моряка, заправленные в поношенные высокие ботинки. Как будто нисколько не смутившись, молодой человек решительно пожал протянутую ему руку в лиловой перчатке и произнес:

– Рад встрече, сударь. Позвольте представиться: Хулиан Марреро.

– Марчелло Дранья, губернатор острова.

Хулиан попытался высвободиться, но хозяин дома не отпускал его руку.

– Вы, должно быть, не здешний житель? – поинтересовался он.

На этот раз молодой человек некоторое время колебался, прежде чем ответить:

– Нет, сударь. Я моряк. Первый помощник капитана на судне «Эль Бесо Дорадо»^[2].

– Так, значит, вы у нас ненадолго, – улыбнулся губернатор. – Мы любим моряков. Они обогащают нашу казну: немало платят за то, чтобы пристать, а сойдя на сушу, тратят еще больше. Теперь прошу ответить: пришелся ли вам по вкусу мой ром? – Взмахнув свободной рукой, Дранья указал на бочонки. – Ведь именно ром, как я полагаю, вы здесь пробовали? – Ответа не последовало. Губернатор еще сильнее сжал руку Хулиана. – Может, вы находите его недостаточно вкусным?

– Да… то есть нет, сударь. Все, что я попробовал, было отменно.

– Включая и моих дочерей? – Скарлетт при этих словах вся сжалась. А отец продолжал: – По вашему дыханию я не чувствую, чтобы вы пили. И я также уверен, что вы пришли сюда не затем, чтобы играть в карты или читать молитвы. Так отвечайте, которую из моих дочерей вы попробовали на вкус?

– О нет, сударь, вы заблуждаетесь! Как можно? – Хулиан покачал головой и так округлил глаза, будто никогда в жизни даже и не помышлял о подобном бесстыдстве.

– Скарлетт! – выпалила Телла. – Я спустилась сюда и застала их.

«Только не это!» – ужаснулась старшая сестра, мысленно ругая младшую за глупость.

– Отец, Донателла лжет! Она сама была с ним! Это я их застукала!

Лицо Теллы побагровело.

– Скарлетт, не отпирайся! Будет только хуже!

– Я говорю правду! Отец, это была Телла. Неужели вы думаете, будто я могла совершить подобный проступок за несколько недель до свадьбы?

– Отец, не слушайте ее, – снова вмешалась Телла. – Я слышала, как они шептались: Скар решила напоследок развлечься.

– Опять ложь!

– Довольно! – Дранья посмотрел на Хулиана, чью загорелую руку до сих пор крепко сжимал в своей руке, затянутой в надушенную перчатку. – У меня есть основания не верить дочерям, поэтому придется понадеяться на вашу откровенность. Скажите мне сами, молодой человек, с которой из них вы уединились в погребе?

– Думаю, здесь какая-то ошибка…

– Ошибок я не допускаю никогда, – отрезал губернатор. – Даю вам последнюю возможность сказать мне правду, в противном случае…

Гвардейцы сделали шаг вперед. Хулиан растерянно посмотрел на Теллу. Та мотнула головой и, беззвучно шевеля губами, проговорила:

– Скарлетт.

Скарлетт хотела перехватить взгляд Хулиана и объяснить моряку, что тот поступает неправильно, но по выражению лица поняла: его не остановишь.

– Это была Скарлетт, – ответил он.

Безрассудный мальчишка! Несомненно, он думает, будто оказывает Донателле услугу, однако на самом деле это вовсе не так.

Отпустив Хулиана, губернатор снял надушенные перчатки и сказал старшей дочери:

– Я предупреждал тебя, что будет, если ты меня ослушаешься.

– Пожалуйста, отец, не сердитесь, мы только раз поцеловались…

Скарлетт попыталась заслонить Теллу, но один из гвардейцев оттащил ее в сторону и, встав сзади, грубо схватил за локти, чтобы она не могла помешать расправе. Кару за преступление, которое приписывалось старшей сестре, должна была понести младшая. Всякий раз, когда одна из дочерей проявляла неповиновение, губернатор Дранья причинял боль второй.

На правой руке он носил два крупных перстня: один с квадратным аметистом, другой – с заостренным фиолетовым бриллиантом. Повертев их на пальцах, он отвел руку назад и ударил Теллу по лицу.

– Не надо! Это я виновата! – закричала Скарлетт.

Глупо было надеяться, что это остановит отца.

– За ложь! – сказал отец, ударив Теллу еще раз.

Второй удар оказался сильнее первого. Девушка упала на колени. По ее щеке заструилась кровь. Губернатор, удовлетворенно кивнув, вытер кулак о жилет одного из своих гвардейцев. Потом повернулся к Скарлетт. Ей вдруг показалось, что он стал выше ростом – а может, это она сама усохла от ужаса. Видя, как отец бьет сестру, бедняжка так страдала, что причинить ей еще более сильную боль он уже не мог.

– Смотри! Не вздумай разочаровать меня снова!

– Простите, отец. Я совершила глупость, ужасную ошибку. – Скарлетт нисколько не покривила душой: пусть Хулиан вовсе не ее собирался «попробовать на вкус», она все равно чувствовала себя виноватой, потому что опять не смогла защитить Теллу. – Такое больше не повторится.

– Надеюсь. – Снова натянув перчатки, губернатор достал из кармана сюртука сложенный листок бумаги. – Вероятно, мне не следует отдавать это письмо в твои руки, однако пусть оно напомнит тебе о том, чего ты можешь лишиться. Твоя свадьба назначена уже через десять дней, в конце следующей недели, двадцатого числа. Имей в виду: если свадьба не состоится, у твоей сестры будет кровоточить не только лицо.

3

Скарлетт по-прежнему чувствовала запах отцовского одеколона – лиловый, как и его перчатки. Лаванда и анис смешивались в этом неприятном аромате с чем-то вроде гниющей сиреневой сливы. Сам отец уже ушел, а воздух вокруг Теллы все еще пах его одеколоном. Скарлетт села рядом с сестрой и стала ждать, когда горничная принесет бинты и средство, чтобы обработать раны.

– Зря ты не дала мне сказать правду. Меня бы он так сильно не ударил. Ведь я через десять дней выхожу замуж.

– Даже если бы отец и не стал бить тебя по лицу, то все равно придумал бы что-нибудь ужасное. Может, сломал бы тебе палец, и ты бы не смогла закончить вышивать свадебное покрывало. – Телла закрыла глаза и, откинувшись назад, прислонилась к бочонку с ромом. Ее щека стала почти одного цвета с проклятыми отцовскими перчатками. – Потом, наказание заслужила я, а не ты – так что все справедливо.

– Такого никто не заслуживает, – произнес Хулиан. Это было первое, что он сказал с тех пор, как губернатор удалился. – Я…

– Не надо, – прервала его Скарлетт. – От твоих извинений ей легче не станет.

– Я и не собирался извиняться, – ответил Хулиан и помолчал, словно взвешивая свои следующие слова. – Мои условия меняются. Я вас обеих увезу с острова бесплатно, если захотите. Корабль отчаливает завтра на рассвете. Если решитесь, разыщите меня в порту.

И, посмотрев сначала на старшую сестру, а потом на младшую, он зашагал по ступеням и через несколько секунд скрылся из виду.

– Нет! – прошептала Скарлетт, догадавшись, что хотела сказать Телла. – Если мы уедем, то, когда вернемся, все будет еще хуже.

– Лично я возвращаться не собираюсь!

В глазах Донателлы стояли слезы, но при этом в них горела ярость. Порывистый нрав младшей сестры нередко раздражал Скарлетт. Как бы то ни было, в одном сомневаться не приходилось: Телла никогда не отступится от того, на что твердо решилась. А бежать она надумала еще до того, как узнала о письме магистра Легендо. Потому и рискнула спуститься в погреб с Хулианом. Когда юноша уходил, она даже не посмотрела ему вслед. Значит, ей просто-напросто нужен был моряк, который увез бы ее с острова.

– Скар, ты тоже должна поехать, – сказала Телла. – Знаю: ты думаешь, что, выйдя замуж, будешь в безопасности. Но вдруг твой граф окажется таким же, как отец, или еще хуже?

– Нет, – уверенно возразила Скарлетт. – Ты бы поняла, что он за человек, если бы почитала его письма. О, мой жених – настоящий джентльмен. Он обещал заботиться о нас обеих.

– Эх, сестренка! – невесело улыбнулась Телла. Такая улыбка часто появляется на лице человека, который вынужден сказать нечто такое, чего он предпочел бы не говорить. – Если граф и впрямь такой замечательный, то к чему вся эта таинственность? Почему тебе называют только его титул, но не открывают имя?

– Он сам тут ни при чем. Это отец специально все скрывает, чтобы легче было удерживать нас в своей власти. Вот, погляди сама.

И Скарлетт протянула сестре письмо.

1-й день Поры Произрастания,

57-й год правления Элантинов

Дражайшая Скарлетт!

Это мое последнее письмо к Вам. Скоро я взойду на корабль и отправлюсь на Покоренные острова. Ваш отец желал, чтобы дата нашего венчания стала для Вас сюрпризом, но я все же попросил его передать Вам эту записку. Ведь, хотя я и слышал о Вас так много, мы увидим друг друга впервые, и это уже само по себе будет сюрпризом (надеюсь, приятным для нас обоих).

Сейчас, когда я пишу эти строки, горничные уже готовят комнаты для Вашей младшей сестры. Полагаю, вы обе будете очень счастливы в Валенде…

Оставшаяся часть страницы была оторвана. Отец не только скрыл от дочери те слова, которыми ее жених завершил письмо, но и удалил восковую печать, чтобы девушка даже по ней не смогла догадаться, как зовут ее будущего супруга. Это была одна из тех странных, непостижимых для нормального человека игр, в которые столь любил играть губернатор Трисды.

Иногда Скарлетт казалось, будто весь остров накрыт огромным стеклянным колпаком, сквозь который ее отец смотрит на жителей, время от времени двигая или удаляя фигурки тех, кто очутился на неподходящем, на его взгляд, месте. Окружающий ее мир виделся девушке огромной шахматной доской, и предстоящая свадьба была для отца важным ходом, после которого он ожидал получить все, что желал.

Благодаря торговле ромом и спекуляциям на черном рынке, губернатор Дранья стал богаче большинства прочих островных правителей. Но поскольку Трисда относилась к Покоренным островам, ему недоставало власти, которую он так уважал и которой так жаждал. Как бы ни приумножалось принадлежащее ему состояние, высокородные губернаторы других земель государства не считали Дранью равным себе. Хотя Покоренные острова стали частью Меридианной империи более шестидесяти лет назад, ее жители по-прежнему слыли теми грубыми, невежественными крестьянами, каковыми они и являлись, когда имперское войско поработило их. Однако губернатор Дранья надеялся, что замужество Скарлетт все изменит. Лишь только его дочь войдет в аристократическое семейство, как на него самого все станут смотреть с бÓльшим почтением. И разумеется, он получит больше власти.

– Это еще ничего не доказывает, – заявила Телла, дочитав письмо.

– Это доказывает, что мой жених добр и заботлив…

– Легко казаться добрым и заботливым на бумаге. На самом же деле ни один приличный человек не согласится иметь дело с нашим отцом.

– Замолчи! – Скарлетт вырвала письмо из рук сестры.

Донателла, конечно же, ошибалась. О том, что граф истинный джентльмен, говорило все, даже мягкие аккуратные линии, выходившие из-под его пера. Если бы не искренняя забота о невесте, разве стал бы он столь часто писать Скарлетт, пытаясь развеять ее страхи? Разве пообещал бы увезти обеих сестер в Валенду – столицу государства Элантинов, подальше от деспотичного отца?

В глубине души Скарлетт опасалась, что муж не даст ей всего, о чем она мечтала; с другой стороны, хуже, чем в родном доме, уж всяко не будет. К тому же в ушах у нее до сих пор отдавалось эхом зловещее предостережение: «Если свадьба не состоится, у твоей сестры будет кровоточить не только лицо». Нет, ослушаться отца было никак нельзя. Как можно ставить под угрозу предстоящее замужество ради какой-то призрачной возможности – выиграть исполнение желания! И Скарлетт сказала:

– Если мы попытаемся самовольно уехать, отец выследит нас и отыщет хоть на краю света.

– Что ж, по крайней мере, мы хотя бы увидим этот край света, – ответила Телла. – Я уж лучше умру на чужбине, чем буду жить взаперти здесь или в доме твоего графа.

– Не говори таких вещей!

Слова «Я уж лучше умру!» слишком часто слетали с губ Донателлы, и Скарлетт боялась, что сестра действительно подумывает о самоубийстве. А еще Телла как будто забывала о том, насколько опасен большой мир. Бабушка рассказывала им обеим не только сказки о Каравале, но и ужасные истории про молодых женщин, которых некому было защитить: девушки, желавшие стать независимыми и честно трудиться, оказывались в борделях или в работных домах, где влачили жалкое существование.

– Ты слишком многого боишься! – сказала Телла, с трудом поднимаясь с пола.

– Эй, ты куда?

– Мне надоело ждать служанку. Она будет целый час хлопотать вокруг моей раны, охать и ахать, а потом заставит меня до конца дня проваляться в постели. – Подняв упавшую шаль, Донателла обмотала ее вокруг головы, чтобы скрыть изуродованную половину лица. – А у меня много дел. Завтра я уплываю с Хулианом. Нужно известить его о том, что на рассвете я приду в порт.

– Постой, Телла! Подумай хорошенько!

Скарлетт бросилась вслед за сестрой, но не успела догнать ее: та взлетела по ступеням и выскочила наружу. За стенами дома воздух был густым, точно суп. Во дворе, как всегда после полудня, было влажно и пахло морской солью. Видимо, на кухни уже доставили дневной улов. Петляя в поисках сестры под облупившимися белыми сводами галерей, вымощенных глиняной плиткой, Скарлетт неизменно чувствовала тяжелый рыбный запах.

Губернатор, казалось, все никак не мог удовлетвориться размерами своих владений. Огромное имение на краю города беспрестанно расширялось. Постоянно строились новые дома и новые дворы, прокладывались очередные тайные ходы, по которым контрабандой проносили спиртное и бог знает что еще. Дочерям хозяина разрешалось заглядывать далеко не во все двери родного дома. Если бы сейчас губернатор увидел, как они носятся по имению, он бы тотчас приказал хорошенько всыпать им по пяткам. Но израненные подошвы ног – ничто по сравнению с той карой, которая ждала бы обеих девушек, узнай отец о готовящемся побеге Донателлы.

Скарлетт несколько раз теряла сестру из виду, когда та ныряла в коридоры, где еще не рассеялся утренний туман. В какой-то момент она уже почти отчаялась найти Теллу, но вдруг увидела голубой лоскуток платья на лестнице, ведущей к самой высокой точке поместья – церковной башне из белого камня, блестевшего сейчас на солнце. Желая слыть набожным человеком, губернатор Дранья построил церковь так, чтобы она была видна из любой части города. Однако, не испытывая ни малейшей потребности исповедоваться в своих грехах, он захаживал сюда крайне редко. Именно поэтому храм стал излюбленным убежищем его дочерей и использовался ими для отправки и получения тайной корреспонденции. Ускорив шаг, Скарлетт нагнала сестру на последних ступеньках перед резной деревянной дверью церкви.

– Стой! Если ты напишешь тому моряку, я все расскажу отцу!

Девушка в голубом платье остановилась, а когда она повернула покрытую платком голову и луч солнца, прорезав туман, упал на ее лицо, застыла сама Скарлетт: это оказалась молодая послушница, со спины очень похожая на Донателлу. Чертовка, надо отдать ей должное, ловко умела скрываться от погони. Чувствуя, как по шее стекают капли пота, Скарлетт представила себе, что Телла сейчас, наверное, проникла на какую-нибудь из кухонь поместья, где ворует еду для предстоящего путешествия.

Нет, непременно нужно найти способ помешать этой безрассудной затее. Пусть Донателла потом даже возненавидит старшую сестру, та не позволит ей пожертвовать всем ради Караваля. Особенно теперь, накануне собственной свадьбы, которая могла спасти или (в случае если венчание не состоится) погубить их обеих.

Следуя за послушницей, Скарлетт вошла в церковь. В маленьком круглом помещении всегда стояла такая тишина, что слышно было, как потрескивали толстые свечи, горящие вдоль каменных стен. Роняя капли горячего воска, они освещали гобелены с изображениями святых, претерпевающих смертные муки. В воздухе, щекоча нос, витал затхлый запах пыли и сухих цветов. Скарлетт прошла мимо ряда деревянных скамей к алтарю, где лежали листочки бумаги, на которых следовало записывать собственные грехи.

До того как их мать исчезла (а это произошло семь лет тому назад), Скарлетт не посещала церковь и даже не знала, что, исповедуясь, люди записывают свои дурные поступки, а потом передают листки священникам для сожжения. Как и губернатор, Палома Дранья, его жена, не была религиозна, но, когда она исчезла с острова, дочери в отчаянии пришли сюда молиться о ее возвращении. Эти молитвы услышаны не были, однако выяснилось, что кое-какой толк от священников все-таки есть: оказалось, что они очень искусны в передаче посланий.

Вот и сейчас, взяв один из листков, Скарлетт написала:

Мне нужно с тобою увидеться.

Жди меня на пляже Дель-Охос.

Приходи через час после полуночи.

Это важно. ♥

Скарлетт указала адрес, но вместо имени отправительницы нарисовала сердечко, понадеявшись, что этого будет достаточно. Присовокупив к записке щедрое пожертвование, она передала ее священнику.

4

Когда Скарлетт было восемь лет, отцовские гвардейцы, чтобы малышка держалась подальше от моря, сказали ей, будто блестящий черный песок пляжа Дель-Охос и не песок вовсе, а сожженные кости пиратов. Девочка поверила в эту страшную сказку и как минимум год даже близко не подходила к берегу. Однажды Фелипе, старший сын одного из наименее жестокосердных гвардейцев, разоблачил эту ложь, сказав маленькой Скарлетт, что никаких пиратских костей на пляже никогда не было. Однако страх, как это нередко случается в детстве, уже прожег ее душу, и, сколько бы раз девочку потом ни пытались переубедить, она упорно продолжала считать пляж Дель-Охос кладбищем пиратов.

Сейчас, стоя среди зловеще темного песка в мигающем голубом свете щербатой луны, Скарлетт чувствовала, как давно забытый ужас просачивается вместе с песчинками в ее сандалии и струится между пальцами ног. Справа черную скалистую бухту ограничивал утес, слева – старый док. Он вдавался в море и казался Скарлетт огромным языком в обрамлении неровных зубов-камней. Стояла одна из тех ночей, когда девушка чувствовала, чем пахнет луна – смесью свечного воска с соленой водой разбухшего светящегося океана.

Глядя на мерцающую луну, Скарлетт вспомнила о таинственных переливчатых письменах, которые видела днем на билетах, лежавших теперь у нее в кармане. На мгновение ей захотелось поддаться уговорам сестры, вняв голосу той частички собственной души, что не утратила еще способности мечтать. Но двумя годами ранее она уже совершила подобную ошибку.

Фелипе тайком купил для дочерей губернатора места на шхуне. Правда, сестры лишь едва успели подняться на борт, но и за такое недолгое путешествие они дорого заплатили. Телла потеряла сознание, когда один из гвардейцев с особой грубостью потащил ее вниз по трапу. Скарлетт, на свою беду, не лишилась чувств. Ей пришлось стоять в промокших ботинках у самой кромки прилива и наблюдать за тем, как губернатор вершит расправу над Фелипе. Лучше бы она утонула в ту ночь в святящихся голубых волнах океана. Лучше бы это ее голову отец держал под водой, пока тело не перестало биться и не обмякло, точно водоросли, выброшенные на берег. На следующий день все поверили, что Фелипе погиб по неосторожности, и только Скарлетт знала правду. «Если снова вздумаешь бежать, с твоей сестрой будет то же самое», – предупредил ее отец.

Скарлетт тогда никому не сказала ни слова. С тех пор она стала оберегать Теллу, позволяя той думать, будто старшая сестра просто стала излишне заботливой, превратившись в этакую наседку. Ей одной было известно, что им никогда не уехать с острова живыми, если только обеих не заберет ее муж.

Волны, бившиеся о берег, заглушили шум шагов, но Скарлетт все равно их услышала.

– Ты не та сестра, которую я ждал, – сказал Хулиан, подойдя ближе.

В темноте он больше походил на пирата, чем на обыкновенного моряка. Да и отточенная легкость его движений подсказывала Скарлетт, что юноша этот не из тех, кому следует доверять. Ночь окрасила длиннополый сюртук Хулиана в чернильно-черный цвет, а тени подчеркнули скулы, сделав их острыми, как ножи. Девушка уже начала сомневаться, разумно ли поступила, решившись ускользнуть из поместья, чтобы один на один встретиться с этим человеком на пустынном берегу в столь поздний час. Не проявила ли она сама то безрассудство, за которое ругала Теллу?

– Вижу, ты передумала? Решила принять мое предложение?

– Нет. Я сама хочу кое-что тебе предложить, – ответила Скарлетт, постаравшись, чтобы голос не выдал ее страха, и достала из кармана изящные билетики, полученные от магистра Легендо.

Пальцы не хотели их выпускать, но ради Теллы нужно было это сделать. Вечером, войдя в свою комнату, Скарлетт обнаружила, что все ее вещи перерыты. Не успев определить, чем именно обогатилась младшая сестра, она поняла одно: Донателла приходила, чтобы обеспечить себя всем необходимым для бегства.

Скарлетт сунула билеты Хулиану:

– Возьми все три. Используй их сам или продай, только уезжай отсюда – поскорее и, главное, без моей сестры.

– Ах, так это взятка!

Слово «взятка» покоробило Скарлетт, поскольку прочно ассоциировалось у нее с отцом. Но когда речь шла о Телле, она была готова на все. Даже на то, чтобы расстаться с единственной мечтой, которая до сих пор ее манила.

– Донателла слишком безрассудна. Она хочет уехать с тобой, но даже не представляет себе, насколько это опасно. Если отец поймает беглянку, он обойдется с ней куда хуже, чем сегодня.

– А если твоя сестра останется здесь, она будет цела и невредима? – спросил Хулиан тихо и чуть насмешливо.

– Скоро я выйду замуж и увезу ее с собой.

– А ты уверена, что она сама этого хочет?

– В один прекрасный день она меня за это поблагодарит.

Хулиан по-волчьи улыбнулся, сверкнув в лунном свете белыми зубами:

– Ты не поверишь, но твоя сестра недавно сказала мне про тебя то же самое, слово в слово.

Скарлетт почувствовала опасность слишком поздно. Заслышав еще чьи-то шаги, она обернулась: позади стояла Донателла; ее маленькая хрупкая фигурка, закутанная в темный плащ, словно слилась с ночью.

– Мне жаль, что приходится так поступать, Скар, но ты ведь сама внушила мне: забота о сестре превыше всего.

В этот момент Хулиан набросил на голову Скарлетт мешок. Отчаянно пытаясь высвободиться, девушка стала поднимать ногами клубы черного песка. Однако мешковина явно была чем-то окурена, и дурман подействовал быстро. Все вокруг завертелось, и Скарлетт уже не могла понять, открыты ее глаза или закрыты. Она лишь падала, проваливаясь куда-то.

Все глубже,

и глубже,

и глубже…

5

Прежде чем Скарлетт совершенно лишилась чувств, ласковая рука погладила ее по щеке.

– Так будет лучше, сестрица. Мы живем не только затем, чтобы оставаться целыми…

Слыша эти слова, Скарлетт вошла в хрупкий мир, существовавший лишь в ее лучезарных снах. Перед ней возникла комната с множеством окон, раздался голос бабушки. Щербатая луна, мигая за стеклом, пролила голубой зернистый свет на фигурки двух девочек – самой Скарлетт и Теллы. Они, совсем еще крошки, лежат, свернувшись калачиком, в одной постели, а бабушка заботливо подтыкает им одеяло. Пожилая дама стала уделять внучкам больше времени с тех пор, как исчезла их мать, и все же Скарлетт не могла припомнить другого случая, когда бы nana^[3] сама укладывала их спать. Как правило, это вменялось в обязанность служанкам.

– Расскажите нам про Караваль, – просит старшая из девочек.

Младшая тут же подхватывает ее просьбу:

– Да-да! Про магистра Легендо! Про то, как он получил свое имя!

Бабушка восседает в мягком кресле, как на троне. Нити, унизанные жемчугом, обвивают ее тонкую шею и, словно роскошные перчатки, покрывают ей руки от запястья до локтя. На туго накрахмаленном платье цвета лаванды нет ни единой складки, отчего морщины, избороздившие некогда прекрасное лицо, еще сильнее бросаются в глаза.

– Легендо родился в семье артистов по фамилии Сантос, – начала бабушка свой рассказ. – Они сами сочиняли пьесы и играли в них, причем делали это совершенно бездарно. Публика любила их по одной-единственной причине: все они были красивы, словно ангелы. Особенно один из сыновей – тот, который ныне известен как Легендо.

– А как его звали на самом деле? – заинтересовалась Скарлетт.

– Его настоящего имени я тебе назвать не могу, – ответила бабушка. – Могу только сказать, что, как все великие и ужасные истории, эта история началась с любви. Легендо полюбил девушку по имени Аннелиз, чьи волосы были словно бы из золота, а слова – из сахара. Она околдовала его похвалами, поцелуями и обещаниями. Удивительно, что молодой человек, сам точно таким же образом обманувший множество девушек, поверил ей. В ту пору Легендо не имел состояния. Все его богатство заключалось в умении разбивать сердца. Аннелиз уверяла, будто деньги нисколечко ее не волнуют, но вот ее отец, богатый торговец, никогда не позволит дочери выйти замуж за нищего.

– Значит, они не поженились? – спросила Телла.

– Будешь слушать – узнаешь. – Облако, проплывавшее в окне, закрыло луну, оставив лишь две точки, которые светились над бабушкиной посеребренной головой, напоминая рожки. – У Легендо родился замысел, – продолжила бабушка. – В то время Элантина готовилась надеть корону Меридианной империи. Выступив на торжестве, молодой артист мог бы заработать славу и деньги, необходимые для женитьбы на Аннелиз. Но устроители праздника отказали юноше, сочтя его бесталанным.

– А я бы пустила Легендо во дворец! – воскликнула Телла.

– И я тоже, – согласилась Скарлетт.

– Если не прекратите меня перебивать, не стану дальше рассказывать! – пригрозила бабушка, и сестры тут же поджали губки, превратив их в два розовых сердечка.

Бабушка продолжила:

– Тогда Легендо еще не был чародеем. Но он верил своему отцу, который утверждал, что каждому человеку якобы может быть даровано исполнение одного-единственного неосуществимого желания. Если есть нечто такое, чего ты хочешь больше всех благ в мире, магия поможет тебе это получить. Ну так вот, Легендо отыскал женщину, которая умела колдовать.

– Это была ведьма, да? – прошептала Скарлетт.

Бабушка замолчала и нахмурилась, а глаза девочек стали огромными, точно блюдца: бабушкин рассказ ожил перед ними, как в театре. Их комната превратилась в треугольную клетушку с деревянными стенами. Свечи в люстре, свисавшей с потолка, были перевернуты. От их пламени сверху вниз шел густой беловатый дым. Перед женщиной с огненно-рыжими волосами сидел худощавый юноша, чье лицо затеняли поля черного цилиндра. По этой шляпе Скарлетт тотчас узнала магистра Легендо, хотя черты его лица девочка рассмотреть не смогла.

– Колдунья спросила, чего он хочет больше всего на свете, – снова заговорила бабушка. – Легендо ответил, что желает возглавить величайшую из всех театральных трупп, какие только видел мир, чтобы завоевать свою любовь – Аннелиз. Но женщина возразила: «Это уже не одно желание, а целых два. Ты должен выбрать». Легендо был не только красив, но и горд. Молодой человек рассудил, что, если к нему придет слава, он и без всякого волшебства женится на своей возлюбленной. «Хочу, – сказал он, – чтобы о моих магических представлениях повсюду слагали легенды».

Тут ветер, внезапно ворвавшийся в комнату, задул все свечи, кроме той, что освещала юношу. Его лица Скарлетт по-прежнему не видела, но готова была поклясться: оно изменилось. Тени, лежавшие на нем, как будто стали резче.

– Превращение началось сразу же, – объяснила бабушка. – Истинные желания Легендо, которые были очень сильны, разожгли магический огонь. Колдунья пообещала юноше, что его представления станут настоящим волшебством, какого свет еще не видывал: правда переплетется в них с причудливым вымыслом. «Но всякое желание имеет свою цену, – предупредила она. – Чем дальше, тем больше ты будешь вживаться в роли, которые играешь. Однажды, представляя негодяя, ты действительно им станешь».

– Легендо и впрямь стал негодяем? – спросила Телла.

– А как же Аннелиз? – Скарлетт зевнула.

– Колдунья не солгала, – вздохнула бабушка. – Ему не суждено было получить и славу, и любовь одновременно. Назвавшись Легендо, он перестал быть тем юношей, которого полюбила Аннелиз. Девушка разбила ему сердце, выйдя замуж за другого. Приобретя известность, о которой мечтал, Легендо счел себя жертвой предательства и поклялся впредь никогда больше никого не любить. Одни называют его за это негодяем, а другие говорят, что благодаря своей магической силе магистр Легендо стал подобен Богу.

Девочки уже задремали. Их веки почти сомкнулись, но на губах все еще не погасли полумесяцы улыбок. Телла поежилась, сквозь сон различив слово «негодяй», а личико Скарлетт просияло, когда ее слух уловил слова «магическая сила».

6

Скарлетт проснулась со странным ощущением, будто потеряла что-то важное. Обыкновенно она не спеша потягивалась, прежде чем выбраться из постели и осторожно оглядеться по сторонам. Однако сегодня девушка резко распахнула глаза и сразу же села, а когда попыталась встать, ее качнуло.

– Осторожней, – сказал Хулиан, поддерживая Скарлетт, чтобы она не выпала из лодки – если то, на чем они плыли, уместно назвать лодкой (скорее, это был плот – такой маленький, что они вдвоем едва там умещались).

– Как долго я спала? – спросила Скарлетт и схватилась за бортик.

Мир вокруг нее только теперь приобрел четкие очертания. Хулиан осторожно, чтобы не забрызгать спутницу, опустил в воду два весла. На розовой поверхности моря, которое показалось девушке незнакомым, кое-где кудрявились бирюзовые барашки. Солнце цвета меди ползло вверх. Было утро – очевидно, не первое с того мгновения, когда она, Скарлетт, забылась сном: прежде гладкий подбородок Хулиана успел зарасти темной щетиной, – похоже, моряк не брился по меньшей мере дня два. Скарлетт не забыла, как он по-волчьи ухмыльнулся ей на пустынном ночном берегу. Теперь он походил на разбойника еще больше, чем тогда.

– Мерзавец! – выпалила она, ударив его по щеке, которая тотчас загорелась рубиновым цветом ярости и кары.

– Ай! – вскрикнул Хулиан. – Чем же я такое заслужил?!

Поняв, что натворила, Скарлетт пришла в ужас. Временами ей нелегко бывало обуздать собственный язык, но руки до сих пор она никогда еще не распускала.

– Прости! Я не хотела!

Сказав это, Скарлетт схватилась за борта и стала ждать ответного удара, однако его не последовало. Полосы на щеке Хулиана злобно краснели, но он и пальцем не тронул свою обидчицу.

– Не бойся, я женщин не бью.

Перестав грести, он поглядел Скарлетт в глаза. Если в винном погребе юноша смотрел на нее зазывно, а ночью на берегу – словно дикий зверь, то сейчас она не видела в его взгляде желания обольстить или напугать. Скорее уж, Хулиан был удивлен.

Пятно на его щеке постепенно бледнело, и вместе с ним стал испаряться и ее страх: оказывается, не все ведут себя так же, как губернатор Дранья.

– Прости, что ударила тебя, – проговорила Скарлетт с усилием. – Но вы с Теллой должны были… Постой! – Она осеклась. На нее вновь нахлынуло ужасное чувство, будто она лишилась чего-то, необходимого ей как воздух. У этой «пропажи» были медовые волосы, личико херувима и улыбка дьявола. – Где Донателла?

Хулиан снова взмахнул веслами – на этот раз менее осторожно. Капли ледяной воды обрызгали колени Скарлетт.

– Клянусь: если ты что-то сделал с Теллой…

– Успокойся, Малиновая…

– Меня зовут Скарлетт!

– Малиновый цвет или багровый^[4] – разница невелика. С твоей сестрой все в порядке. Она ждет тебя на острове. ...