Все права на текст принадлежат автору: Ян Росс.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
ЧелленджерЯн Росс

Информация


Роман "Челленджер"

Автор: Ян Росс


Редактор: Евгений Фридлин

Корректор: Ирина Цуркова


Художественное оформление обложки по мотивам скульптуры Александра Милова, фестиваль Burning Man.


ISBN: 978-5-9909643-3-4

© Ян Росс, 2017



Сайт автора:  yanross.net


Благодарности


Огромное спасибо моим друзьям:


Володе – крылатость, эстетика, антураж;

Ире – поэзия и медицина;

Лене – самобытность;

Раби – риторика, стилистика, деформация сознания;

Слону – советнику по широчайшему кругу вопросов;

Тамаре – консультанту по специфическим аспектам;

Тюль – тюльность и поддержка;

Хиппе – потусторонность, буддизм, неистовство;

Шурику – драма, динамика, бытовой реализм;

Шустерман – эксцентричность и графический дизайн.


За неоценимый вклад в русскую литературу.


Ян Ross


Содержание


Информация

Благодарности


Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Эпилог


Что в ваших руках?


Глава 1


Главная цель красноречия – не дать говорить другим.


Луи Вермейль

– Так, так… – пробормотал Ариэль, впиваясь в моё резюме. – Расскажите-ка теперь о себе.

– О'кей. Значит… у меня четыре высших образования. Законченных… и ещё два незаконченных. Мм… самолётостроение и космос, компьютеры, биомедицина, прикладная математика…

– Да-да, вижу, – он наигранно рассмеялся, блуждая взглядом по убористому тексту. – Ну хорошо, и для чего вы всё это проделали?

– Понимаете ли, учась в университете, я любил читать умные книжки, а когда захотелось стать совсем умным, принялся за греческую философию. Совсем умным я так и не стал, зато вычитал красивое слово – естествоиспытатель.

– Что? – оторвавшись от непролазных нагромождений напыщенных терминов, Ариэль в недоумении уставился на меня. – Естествоиспытатель?

– Да, сегодня каждая наука изучает какую-то отдельную сферу. А тогда – там, у них, в Древней Греции, не было математиков, физиков, биологов… Все учёные были естествоиспытателями и изучали мир как единое целое.

– И что? По этому поводу вы десять лет метались по факультетам?

– В общем… да. Во-первых, меня впечатлил такой подход. Я воспринимал науку как способ познания мира и хотел охватить все возможные аспекты. – Завладев вниманием, я продолжал развешивать лапшу на благодарно подставленные уши интервьюера. – Во-вторых, мне было интересно. И в-третьих, это получилось очень… мм… интегрально. Я занимался мультидисциплинарными проектами и соприкасался с разными областями.


Признаться, это была не полная картина. В своей похвальбе я опустил, с чего всё начиналось. На самом деле, ввиду запутанных и несущественных для данного повествования обстоятельств, я случайно угодил на инженерный факультет вместо вожделенной архитектуры, о которой имел идиллические представления. Заканчивая школу, я считал себя довольно посредственным учеником. И тот факт, что меня взяли в Стэнфорд, да к тому же на самолётостроение, вселял непередаваемый ужас и уверенность в том, что эта очевидная ошибка вскоре позорно вскроется.


Я боялся точных наук, как огня, и единственным спасением казалось, получив хорошие оценки, побыстрее сменить кафедру. Вдобавок, в учёбе у меня сложилось конструктивное соревнование с тогдашним другом, о котором ещё упомяну позже. Эти два фактора вынудили перебороть страх и удачно закончить сессию, а там, уверившись в собственных силах, и остаться. Постепенно я обнаглел и безоговорочно возомнил, что море инженерии и науки мне по колено или, по меньшей мере, взял за правило разговаривать соответствующим тоном, что для стороннего наблюдателя зачастую одно и тоже.


– Захватывающая история, – Ариэль плотоядно улыбнулся. – Но всё же, не слишком? Шесть факультетов…

– Когда я чем-то увлекаюсь, – я развёл руками, – мне не всегда удаётся вовремя остановиться.

– И какие оценки получаются при таких метаниях? – продолжил он, не принимая шутки.

– Всё, что закончил, я закончил с отличием.


Помолчав, акцентируя заключительную фразу, я сделал следующее довольно рискованное признание:


– На деле это проще, чем кажется. Система не рассчитана на такие, как вы выражаетесь, "метания", и вместо того, чтобы давать результат для каждого факультета отдельно, высчитывает среднюю оценку по всем когда-либо пройденным предметам. То есть, недурно защитив первый диплом, несложно иметь высокий балл и по второму, не говоря уж о третьем.


Интуиция подсказывала, что собеседник способен по достоинству оценить предлагаемый гамбит. Ариэль молчал, пристально рассматривая меня и будто что-то решая.


– Хорошо, – произнёс он наконец. – Очень хорошо. Теперь поговорим о профессиональном опыте. И, пожалуйста, поподробнее.


Я сел на любимого конька и выдал несколько отточенных многочисленными собеседованиями "рекламных роликов" про свои проекты. Ультразвук, компьютерная томография, катетеры для кровеносных сосудов, – в совокупности мой предыдущий опыт покрывал все инженерные аспекты данной фирмы, и я прекрасно понимал – это именно то, что ему нужно. Уловив нужный тон и тембр, я набирал обороты, выводя мелодию, от которой по его лицу расплывалась блаженная улыбка. Забыв про сжатые в пальцах бумажки, Ариэль внимал, всякий раз кивая в такт новым виткам повествования.


В начале интервью говорил он, рассказывая о компании и об их инновационных технологиях, заключающихся в изобретённых им самим ультразвуковых сенсорах. Потом пошли расспросы, в ходе которых мне удалось сбить его с толку своим признанием и, во избежание неудобных тем, перейти к прокручиванию загодя заготовленных роликов. Увлёкшись моими байками, он так и не задал ни одного технического вопроса. И сейчас, к вящему удовольствию переговаривающихся сторон, мы приближались к развязке. Почувствовав себя уверенно, я перевёл дух и осмотрелся…


В центре кабинета, занимая большую часть пространства, громоздился стол, на котором в гордом одиночестве стоял стильный вогнутый монитор. За столом сидел высокий, крепко сложенный, коротко стриженный мужчина лет под сорок с выразительными чертами лица. Глубокие залысины придавали его лбу некую монументальность, подчёркнутую двумя резкими морщинами, восходящими от переносицы. Вплотную за ним – стандартный офисный шкаф с несколькими папками и сбоку, у стены, ещё один стул. Из-за тесноты и куцости обстановки человек казался несуразно массивным. В глазах гиганта читалась радость непризнанного мыслителя, нашедшего, наконец, брата по разуму.


…Взаимопонимание крепло с каждым новым удачным выражением, буквально переполняя помещение. Ещё немного, и оно грозило выплеснуться наружу, проламывая тонкие гипсовые перегородки. Пора было закругляться, и, сбавляя темп, я плавно переходил к заключительным кадрам, как вдруг Ариэль опомнился.


– Если всё было так здорово, почему же вы каждый раз увольнялись?


Вопрос был задан скорее для проформы, но я старался избегать этой темы, так как предыдущие компании неизменно покидал со скандалом. Поначалу я, скрипя зубами, терпел окружающее безобразие, но, рано или поздно, выкладывал очередному начальничку всё, что думал о нём и его организации, и с шумом хлопал дверью. Мало того, последние три года я вообще нигде не работал.


В результате этих художеств сейчас мне позарез нужны деньги, и от предполагаемого работодателя данные факты стоило утаить. Тем более, что ему, вероятно, ещё предстоит познакомиться с этой замечательной чертой моего характера.


– Дело в том, – насторожился я, оказавшись на тонком льду, – что на второй работе компания создала несколько коммерчески успешных продуктов и, распустив отдел разработок, полностью переориентировалась на продажи.


В действительности всё обстояло несколько иначе. Преисполненный энтузиазма, я доделывал проект и надеялся на повышение. Мне импонировал титул Chief Scientist[1], особенно в сочетании с моей фамилией. Играя ключевую роль в разработке нового продукта, я имел договорённость с генеральным директором о присвоении желанной должности в случае успешного завершения. Но ближе к концу мне вежливо объяснили, что данную позицию должен занимать не талантливый двадцатисемилетний мм… "юноша", а представительный мужчина лет сорока. В ответ я стал заявляться на работу не чаще раза в неделю, и то лишь после долгих просьб и уговоров. При этом фирма была вынуждена терпеть мои выходки ещё почти год, пока не нашла нового специалиста.


Естественно, знать такие подробности Ариэлю было вовсе не обязательно, и расстраивать его столь неаппетитными деталями после недавнего духовного взлёта казалось даже несколько нетактично.


– Собственно, у них так и было задумано. Существующая продукция обеспечивала конторе неплохой доход на ближайшие лет десять.

– Так… понятно, а на первой? – продолжил расспросы Ариэль.


Дальнейшее увиливание от попыток нащупать брешь в моей обороне грозило обернуться потерей доверия, и я решил сменить тактику, перейдя от слегка припудренной полуправдой лжи к радикальной искренности.


– Надо признать, мне было сложно ладить с начальником, – я умолк, изображая замешательство. – Имелось множество разногласий и часто не удавалось найти конструктивный выход… а главное, мы постоянно скатывались в состязания эго.


Ошарашив собеседника неожиданным откровением, можно было вновь направлять беседу в удобное русло.


– Я был юн, вспыльчив и эмоционален… только с университетской скамьи. Кроме того, я был первым его подчинённым, и ему тоже было нелегко. Но могу сказать одно: при всех неурядицах я понимал, что это гениальный человек. С большой буквы. Его рассказы о физике вдохновили меня поступить на ещё один факультет и получить ещё одну учёную степень. Он…


И вместо того, чтобы рассказывать о проблемах в профессиональных отношениях, я принялся петь дифирамбы бывшему боссу.


– Ладно, предположим, тогда вы были молоды. А сейчас?

– А сейчас прошло десять лет, и мне хочется верить, что я стал уравновешенней и мудрее.


Он помолчал, уставившись в незримую точку за моей спиной. Судя по всему, уловка с искренностью прошла успешно, и с этой темой было покончено.


– М-да… А у меня… – вымолвил Ариэль, выйдя из оцепенения. – У меня всё это было… – он махнул рукой, указывая в неопределённом направлении, словно приглашая полюбоваться как всё "это" было у него, – …совсем не так. Фирма взялась за амбициозный проект, но подход был неправильный, а методы ущербные. Кругом царил полный бардак, и чем больше они пытались навести порядок, тем хуже становилось. А главное, – он жахнул кулаком по столу, – начальник был идиот.


Ариэль взглянул на меня, ища понимания. Я кивнул, пряча улыбку.


– Мой начальник был идиот, – повторил он, воодушевляясь. – Я пытался и так, и этак, а он… представляешь…


И Ариэль принялся описывать идиотство своего начальника. Получалось действительно забавно.


– …и я ушёл, – шумно выдохнув, резюмировал он. – Потом устроился на вторую работу, но там было то же самое. Там тоже был начальник. И тоже неслыханный идиот. Хуже первого. Он беспрестанно выдвигал несуразные требования и слушать ничего не желал. Всё делал через ж… Ну ты понял?! Я всё пытался ему объяснить… Впустую! Он не понимал. Был просто не способен…


"Что объяснить? Что он идиот?" – подумал я, и еле сдержался, чтобы не прыснуть со смеху.


– …и я снова уволился, – решительно подытожил Ариэль. – И устроился на новую. Там оказалось ещё хуже, а начальник – ещё большим идиотом. Невероятно! Гораздо тупее, чем те два вместе взятые. Только вообрази, каково?! И опять я пытался, но ни в какую.


Как мы будем из этого выбираться? После титанических усилий провести замысловатую, но не лишённую элегантности кривую между нужными мне фактами, всё "это"? Катком по моим воздушным замкам? Зря я довёл его до такого вдохновения… Тем временем Ариэль был уже на ногах. Энергичными движениями рук он как бы наваливал в растущую между нами кучу новые и новые аргументы.


– И теперь начальник я! – помпезно провозгласил Ариэль. – Это моя компания. И на этот раз, тут – в моей компании, всё будет как надо!


Он постоял, сжимая кулаки, потом растерянно огляделся, сел и вытаращился на меня. На деле его положение было двояким: с одной стороны, он был соучредителем и мог, с некой натяжкой, заявлять, что фирма действительно принадлежит ему; с другой, Ариэль являлся руководителем отдела разработок, и именно в этом качестве должен был стать моим начальником. В любом случае, несмотря на растущее раздражение, приходилось лихорадочно подыскивать достойный ответ на это выступление.


– Но вы же понимаете, – начал я уклончиво, – всё "это" скорее связано с формой отношений "начальник-подчинённый", нежели с конкретными личностями. Мне кажется, дело в расстановке ролей, а не в самих людях. Потому что… Ведь я тоже успел поработать в нескольких местах, и в каждом из них, как водится, был начальник… прямо скажем – не идеальный. И когда я сегодня прихожу на собеседование, в нашей с вами ситуации…


В голове мелькнула мысль о вероятных последствиях, но было уже поздно. Я не мог не закончить.


– Получается, что самым большим идиотом в моей жизни являетесь вы.


Воцарилось молчание. Ариэль коротко хохотнул, потом на секунду умолк и засмеялся уже искренне и не сдерживаясь. Ход принят – я с облегчением выдохнул и решил, что с таким человеком будет не скучно работать.


– Ну да, но я, по крайней мере, стараюсь быть не полным идиотом. В худшем случае средним. Ладно… – он сгрёб бумажки. – Вернёмся к делу.


Он ещё раз проглядел резюме.


– А чем вы занимались в последнее время? Вижу – долго не работали. Где вас три года носило?

– Почувствовал, что надо разобраться в себе. Пока я постигал окружающий мир, прыгал и бегал, всё как-то перекосилось в моём собственном.

– И как? Разобрались?

– И да, и нет. Это непростой вопрос, во всяком случае, мне больше не кажется, что в моём мире нечто перекошено.

– Понятно. Скажите, сейчас вы закончили самокопания и готовы хорошенько поработать?

– Да. Я закончил и готов, – я широко улыбнулся.

– Великолепно, свяжемся на днях, – он встал и протянул руку.


* * *

from: maya@akutra.me

to: ilya.dikovsky@gmail.com

date: 05.05.2015

subject: Namaste


интересная легенда о Сати – первой жене Шивы. Сати очень его любила, с детства мечтала о нём и поклонялась, хотя её отцу – Дакши это совсем не нравилось. ему казалось, что Шива урод какой-то. впрочем, Шива к тестю должного почтения тоже не проявлял, даже не здоровался с ним. однажды Дакши устроил великий праздник и, конечно, Шиву не пригласил. Сати жутко расстроилась. Шива посоветовал ей не париться – я мол, самый крутой бог и всем о том ведомо. но Сати была тусовщицей ещё той и не желала пропускать такое мероприятие. Шиве эта идея не нравилась, но противиться он не стал и отправил её на своём верном быке Нанди.


явившись на вечеринку, Сати учинила дебош, требуя должного уважения к мужу. отец ответил: "твой супруг – невежа и не достоин присутствовать на выдающемся событии". Сати, естественно, такого снести не могла. она поклялась вернуться, когда отыщет на земле родителей, которых сможет уважать, и кинулась в жертвенный огонь, разведённый там для пущего понта.


узнав об этом, Шива осерчал – устроил полный ататуй и цирк с конями: папаше голову оторвал, всех, кто был на празднике, перебил и, пригорюнившись, забрался на гору Кайлаш оплакивать свою утрату. провёл там тучу лет в аскетизме – сидел, косяки курил и медитировал.


вообще, когда Шиву что-то напрягало, он разносил всё в клочки. как правило это было из-за женщин. каждый раз он почти разрушал вселенную, а потом воссоздавал вновь, разгоняя мрак.


он был любитель снести кому-то башку и приставить новую, притом какую попало. пострадавшему тестю приладил голову козла, а своему сыну Ганешу – голову слона. Сати же, как и обещала, переродилась и вновь стала женой Шивы в облике Парвати.


как-то раз Шива вернулся домой в то время как Парвати была в ванной с ребёнком. Шива подумал, что с ней мужчина, разгневался, ломанулся туда и сгоряча оттяпал сыночку голову. Парвати крайне огорчилась и сказала, что пока Шива не исправит это безобразие, не пустит его к себе. тот, недолго думая, выскочил на улицу, увидал слонёнка, отчекрыжил ему башку и приставил Ганешу. Парвати это вполне устроило.


начало их отношений тоже забавно. друганы Шивы решили, что тому пора жениться, и послали бога любви прервать его медитацию. забравшись на гору, восточный купидон принялся распевать оды любви, пока Шива, очнувшись, не испепелил его. это происшествие несколько взбодрило Шиву и интерес к женщинам у него возродился, а болезного купидона впоследствии откачали.


преданий, конечно, хватает, но общий мотивчик прослеживается – хаос и разрушение. индусы утверждают, что таким образом Шива создаёт пространство для новых творений. я тоже к нему неравнодушна. таскалась, собирала рудракши, бусы плела, понавешала на всех друзей и сама почти не снимаю. рудракши – это косточки гималайской оливки – священный атрибут, олицетворяющий те самые слёзы Шивы.


вот и всё. посадка заканчивается. улетаю из города смерти – Варанаси. согласно поверью, если человек умрёт здесь, его душа не переродится и он выйдет из колеса Сансары. но так как скончаться в этом чудесном местечке мне не посчастливилось, приходится перевоплощаться дальше, и я отправляюсь в Катманду…


OM namah Shivaya!


P.S. с тех пор именем Сати называют похоронную традицию, когда вдова восходит на погребальный костёр вместе с усопшим супругом.


* * *

Среда. Середина дня. Стеклянная дверь, наклейка с надписью BioSpectrum. В ответ на звонок из кабинета появился Ариэль и, приветствуя меня издали, размашисто потопал открывать.


– Проходите, – он указал на дверь. – Сейчас позову Харви.


Стол, монитор, те же три стула: один – за столом Ариэля; напротив, прямо перед входом – ещё два. Странная диспозиция. На сегодня основной оппонент – директор, и сидя рядом, обращаться к нему будет неудобно. Если же он сядет напротив, Ариэль окажется у меня в тылу, – тоже мало приятного. Этот верзила вполне способен затоптать меня, снова впав в экзальтацию. В любом случае не стоит ограничивать его свободу собственным организмом.


Я переставил стул в торец стола. Сел. В который раз провертел в уме заготовленные наработки. Оставалось подгадать момент и выбрать правильный тон.


Возникнув на пороге, Ариэль попытался скомпоноваться так, чтобы директор тоже помещался в проёме и я мог лицезреть их обоих, однако директор поместился лишь частично. Он пожал мне руку и сел у двери.


– Это Харви, генеральный директор компании. – Ариэль протиснулся мимо, бухнулся в кресло и развернулся к нам. – Илья – специалист по алгоритмике. Окончил все факультеты Стэнфорда, на которые ему позволили записаться. Зачем он это сделал, нам вряд ли удастся понять. Илья утверждает, что так принято в Древней Греции.


Ариэль громко рассмеялся. Харви покосился на него и внёс пометку в блокнот. Кажется, с Грецией я погорячился, и меня только что прямиком записали в античные мыслители. Ничего не оставалось, кроме как вежливо улыбнуться.


– Как бы то ни было, у него широкий опыт разработки медицинского оборудования. Илья, расскажите вкратце, чем вы занимались.


Я принялся за ролики и спустя нескольких вступительных фраз перешёл к перечислению базвордов. Buzzwords – это звучные понятия как численный анализ или объектно-ориентированное программирование, от которых айтишники склонны впадать в благоговейный восторг. Когда необходимо быстро произвести впечатление, можно просто закидывать ими собеседника вплоть до полного изумления. Базворды должны подаваться нарастающим потоком так, чтобы оппонент едва улавливал, но не успевал осмыслить очередной термин.


Посматривая то на меня, то на Ариэля, Харви коротко чиркал в блокноте. Это был сухопарый мужчина среднего роста на вид чуть старше Ариэля. Он был сдержан, говорил сухим негромким голосом. Между аккуратными фразами – прослойки чётко выверенных интервалов и выражение вежливого интереса на бесстрастном лице.


После особо удачных оборотов Ариэль гордо поглядывал на Харви, словно мои успехи являлись прямым результатом его стараний. Энергично жестикулируя, он как бы помогал информации перекочёвывать от меня к директору. Однако складывалось впечатление, что, несмотря на нарочито сосредоточенный вид, Харви мало интересовали мои словоизлияния. Лишь бы Ариэль был доволен да новый работник за рамки не выступал. Не вопрос, не слишком выступая "за рамки", я подбирался к середине второго ролика:


– …а из собранных точек выстраивается трёхмерная реконструкция сердца, – вещал я. – Визуализация импульса внутри стенок миокарда и…

– Да-да, я тебе про это говорил, – Ариэль щёлкнул пальцами. – Помнишь?


И он принялся рассказывать Харви об ультразвуковой системе, которую я когда-то разработал. Я умолк, не смея мешать начальству делать мою работу. Теперь уже я согласно кивал и жестикулировал, поддерживая Ариэля. Едва он стал выдыхаться, я уцепился за удачно подвернувшееся слово "томография" и перешёл к последнему ролику. Ариэль вновь быстро перехватил инициативу. Дождавшись, пока он умолкнет, я припечатал:


– И вот я здесь, – с ходу ничего лучше придумать не удалось, а подытожить чем-то эту прочувственную речь было необходимо.


Ариэль сиял как новенький гаджет и важно посматривал на Харви, заговорившего об окладе. Запрошенная мной сумма выходила за рамки бюджета, и начальная ставка в двести тысяч виделась директору вполне соответствующей предлагаемой должности.


– За две сотни в год я работать не буду, – отрезал я.


Он немного попрепирался и, получив очередной отказ, предложил сойтись посередине, посулив в течение года поднять зарплату до названной суммы и компенсировать разницу ретроактивно. Как-то неубедительно они торгуются, – думал я, пока мы обсуждали опционы и социальные условия.


– Хорошо, – Харви занёс цифры в блокнот. – Нам важно время. Когда вы можете приступить?


Такая постановка вопроса меня как нельзя более устраивала.


– Хоть сегодня, – я положил ладони на стол. – Но есть одна важная… мм… вещь. В такие темы не принято вдаваться на собеседованиях, но я хочу, чтобы у нас складывались доверительные отношения, и поэтому сейчас буду говорить о любви.


Харви улыбнулся чуточку шире вежливого минимума и вновь принял невозмутимый вид. Ариэль склонил голову набок и обескураженно вытаращился.


– Долгое время я жил один, – продолжил я, обращаясь к директору, – и недавно встретил женщину, с которой хочу быть. Но она, как, собственно, и я, живёт в LA[2] и не может внезапно переехать в другой город, потому что у неё есть сын, и она его очень любит.


Брови Ариэля постепенно приподнимались, Харви же довольно успешно боролся со своей улыбкой.


– Я в непростой ситуации. С одной стороны, то, что Ариэль рассказал о вашей фирме, производит впечатление. Меня интересуют и кардиология, и ультразвук, и я буду рад принять ваше предложение, если таковое поступит. С другой, мне важны новые отношения, и я не хочу оказаться в ситуации, где буду вынужден выбирать.

– Так в чём проблема? – Ариэль подался в мою сторону. – С какой стати одно должно мешать другому?

– Расстояние… сами посудите – на машине туда-сюда – нереально. Значит, придётся летать. То есть ехать с работы в аэропорт, потом лететь, потом снова ехать. И пока я буду летать и ездить, она будет уже крепко спать, так как утром ребёнка надо вести в школу.

– Так встречайтесь со своей любовью по выходным.


Ариэль взмахнул рукой, устраняя досадную помеху с нашего совместного пути в счастливое будущее мировой кардиологии.


– Видите ли… в субботу моя подруга работает, а в воскресенье хочет уделять время ребёнку. И с этим трудно спорить.

– Хорошо, – помолчав, промолвил Харви. – Что вы предлагаете?


Поставив локти на стол, я скрестил пальцы.


– Думаю, стоит пойти друг другу навстречу. У вас сроки, у меня любовь. Я знаю, как сделать, чтобы все были happy – и вы, и я. Предлагаю договориться так: первые три месяца я работаю четыре дня в офисе и один дома.


Не сказать, что моя идея пришлась по вкусу, но возражать они не спешили, и я продолжил развивать успех, описывая преимущества работы на дому, где имеются все условия для продуктивной инженерной деятельности, где некому меня отвлекать и куда не нужно добираться через полштата.


– В таком случае – могу начать, когда вам угодно, – я откинулся на спинку стула. – Либо мы откладываем этот разговор, так как мои обстоятельства не должны вас касаться, договариваемся, как это и принято, о старте спустя месяц, и за это время я самостоятельно разбираюсь со своими делами.


Харви вопросительно взглянул на Ариэля, тот пожал плечами.


– О'кей, – уступил директор, – постарайтесь поскорее решить этот вопрос. Ариэль, когда ты хочешь, чтобы он вышел на работу?

– Вчера, – хохотнул Ариэль.

– Спасибо, что пришли, – Харви отложил блокнот. – Завтра вышлем черновик контракта, к понедельнику всё оформим, и сможете приступать.


Спускаясь по лестнице, я праздновал победу. Эх, – мелькнула шальная мысль, – надо было запросить два дня…

Глава 2


Музыку я разъял, как труп. Поверил

Я алгеброй гармонию. Тогда

Уже дерзнул, в науке искушённый,

Предаться неге творческой мечты.


А. С. Пушкин

Проснувшись от настырно повторяющихся звонков, подскакиваю и хватаю телефон.


– Алло?


Первый день работы – единственная чёткая мысль, которой удаётся оформиться в моей голове. Смотрю на экран – 7:46.


– Это твой новый начальник Ариэль. Ты где?

– Я… я в постели.


Повисает молчание, и я чувствую, что необходимо что-то добавить.


– Дома, – хрипло сообщаю я, потирая заспанные глаза.

– Почему ещё не в пути?! Мы же договорились, что ты прибудешь в девять!

– Мы о времени не договаривались.

– Вот как? Хм… Вообще, я и сам прихожу поздно, так что это даже удобно.


Я наскоро собираюсь и завожу свой Challenger[3]. Мимо проносятся опрятные домики. В зеркалах, слепя глаза, поблёскивает весеннее солнце. Ветвистые трещины на мостовой аккуратно залиты гудроном. Выруливаю на шоссе Pacific Coast Highway, полчаса, и я на парковке аэропорта. Миновав автоматические двери, иду вглубь зала, озираясь в поисках регистрационной стойки, и сквозь гомон толпы различаю знакомые голоса.


– Сэр, не соблаговолите поделиться адресом вашего портного?


Вразвалочку приближается пёстрая троица чудесных раздолбаев – группа "Bizarre[4]… чего-то" во всей своей неизъяснимой красе.


– Эк вырядился! – Ли скалит зубы на мой свежевыглаженный костюм. – У тебя что – суд или похороны?

– О-ля-ля, зачётный галстук! – под дружный гогот приятелей Майк отвешивает галантный поклон. – Прошу прощения, сэр, я не совсем компетентен в данном вопросе, скажите, это виндзор или полувиндзор?

– Чего? – рассеянно бормочу я, пытаясь уследить за потоком их неудержимого веселья. – О чём ты?

– Не бери в голову. Давай лучше дунем!


Майк, который, естественно, никакой не Майк, а Миша – еврейский мальчик-шалопай из города Питера, один из множества знакомых, приобретённых за последние годы тусовочной жизни, является предводителем этой шайки. Живут все трое в особняке Эда в Малибу, где и находится их студия. Играют своеобразный микс этническо-электронной музыки. Когда на Ли накатывает вселенская тоска, в этот винегрет примешиваются средневековые напевы и готика. Эд – большой весёлый американец из состоятельной семьи, чего он стыдится, вращаясь в околомузыкальных кругах, где модно слыть оборванцем. По собственному мнению, настоящим талантом он не обладает, и с благоговением смотрит на людей, как-либо причастных к искусству.


– А чувачки в синем? – я киваю в сторону охранников.

– Так у нас справки[5], – подмигивает Ли.


На улице Майк неуловимым движением заправского фокусника извлекает два здоровенных джойнта.


– Э-э… У вас-то справки, а мне бы улететь без приключений, – увлекая их за собой, я направляюсь за угол.

– Не бoись, профессор. Затянешься – и сразу улетишь.


Ли – негр, то есть, афроамериканец, у него широкая улыбка и, кажется, в голове всё время играет регги, хотя по их музыке этого не скажешь.


– Так куда ты намылился в таком прикиде? – Миша протягивает косяк, а второй раскуривает сам.

– У-у! Сегодня поистине историческое событие! – гордо выпятив грудь, я выпускаю дым поверх их голов. – Я начинаю работать!

– Менеджером в Бургер Кинг?


Я пытаюсь отшутиться, но словесный водоворот неумолимо влечёт их всё глубже и глубже.


– Интересно, сколько это продолжится… – хохочет Майк. – Поди – месяц-другой не больше.

– Да какой там! – не унимается Ли. – Недели три от силы!

– Максимум четыре, – вворачивает свои пять копеек Эд.


Отсмеявшись, они наперебой выдвигают гипотезы, что произойдёт раньше: я уволюсь или меня выгонят. Дождавшись, пока все выскажутся, я решаю, что самое время сворачивать эту животрепещущую дискуссию.


– Так, понятно, – говорю я резче, чем хотелось бы. – Вас-то как сюда занесло?

– Ох, видите ли, сэр, – принимается за своё Миша, – мы держим путь к берегам туманного Альбиона. То бишь в его столицу.

– Турне по ночным клубам Сохо, – подхватывает Ли. – Выступим, попьём клёвого пивка и обратно.


Заслышав очередное объявление, приглушённо доносящееся из павильона, я вспоминаю о времени.


– Ладно, хороших гастролей. Пойду регистрироваться, пока не развезло.


Попрощавшись, спешно направляюсь ко входу, как вдруг меня осеняет, я оборачиваюсь и кричу:


– Эй, клоуны, какой Лондон?! Это же терминал для внутренних рейсов!


Они растерянно оглядываются на Майка.


– Вам в меж-ду-на-родный!


* * *

Самолёт Bombardier Q400 компании Alaska Airlines. Оснащён двумя турбовинтовыми двигателями, крейсерская скорость 667 км/ч, размах крыла 28 метров, максимальная взлётная масса 29¼ тонн, максимальная посадочная 28.


Миром правит наука. Даже не так – наше бытие практически целиком и полностью определяет наука. Если бы не наука, то мы с вами не пребывали бы в комфортабельной обстановке, сытые, удобно одетые и даже обутые, а торчали в какой-нибудь дремучей чащобе, кутаясь в провонявшие обрывки шкур, каждую ночь зверея от холода и доедая подгнившую требуху позавчерашней добычи. Хотя и такие деликатесы были бы редкостью, так как в рационе лесных жителей преобладали жуки и личинки, выковырянные из трухлявой коры, вприкуску с мхом того же происхождения. Да и вообще, лесные люди в подавляющем большинстве не доживали до нашего с вами возраста. Но, слава науке, мы ещё не окочурились, а благополучно выбрались из каменного века и столько всего наворотили, что мир уже конкретно трещит по швам.


Над головой зажглись лампочки, все дружно пристегнулись и самолёт принялся выруливать на взлётную полосу.


Достоевский утверждал, что красота спасёт мир. Красота всегда казалась непостижимой и таинственной. Художники, композиторы, поэты, писатели веками искали её формулу. А современная математика нашла и выразила её простым дифференциальным уравнением. И сейчас, вопреки уставу научной гильдии, я поведаю вам эту страшную тайну.


Красота – это непрерывность второй производной. Всё до отвращения просто. Производная – это скорость изменения величины, а вторая производная – это производная производной. Кроме того, вторая производная пропорциональна мере кривизны. Соответственно, её непрерывность гарантирует непрерывность изгиба линии, то есть определённый уровень гладкости. И именно по этой причине сегодня всё такое круглое и пухлое.


Оглядитесь, посмотрите на нынешнюю эстетику плавно изогнутых форм. И это совсем не случайно, ведь сами графические программы для дизайнеров по умолчанию используют линии, состоящие из Би-Сплайн функций. Только не пугайтесь. Би-Сплайн функции – это функции, построенные по принципу сохранения непрерывности той самой второй производной. И посему любая деталь, нарисованная современным дизайнером, неминуемо будет пухлой и гладкой.


Под крылом проплыл Лос-Анджелес, рассечённый широкими магистралями на ровные квадраты. Поблёскивая кромкой прибоя, простирался до горизонта Тихий океан.


А углы, спросите вы, как же углы? Как же прямые линии? Вы хотите судорожно ухватиться за такой родной и всеми нами любимый уголок двадцатого века, за этот последний ускользающий краешек. Но я вам не дам. Углы – это анахронизм, неудачная попытка воплощения абстрактной идеи в реальность. Это зверьё никогда в природе не водилось, их внедрили где-то в процессе индустриализации.


Физические явления, как правило, естественным образом создают формы, обладающие непрерывностью второй производной, и именно поэтому природа представляется нам красивой. Или скорее наоборот, ведь изначально мы черпаем представление о красоте из природы, и, следовательно, гладкость второго порядка не может не казаться красивой. В прошлом веке мы попробовали создать новую эстетику углов и прямых линий, но не тут-то было – угловатость быстро осточертела, и полагаю, скоро окончательно вымрет, кроме некоторых неизбежных случаев.


В недрах сумки начинает истерически трезвонить мобильник. Пожилая женщина с всклокоченной, будто её шарахнуло молнией, ядовито-красной шевелюрой, оборачивается и негодующе смотрит в мою сторону.


– Что происходит? Ты ещё не приехал?

– Это возмутительно! Немедленно выключите сотовый телефон! – бабулька машет на меня костлявыми пальцами.

– Я в самолёте, – отворачиваясь к окну, я делаю успокоительные жесты свободной рукой.

– Молодой человек, вы подвергаете опасности сотни человеческих жизней! – заходится старушенция.


В проходе возникает стюардесса.


– Ариэль, надо заканчивать. Скоро буду.


Вырубив телефон, я демонстративно засовываю его обратно в сумку.


– Прошу прощения, мэм, самолёт Bombardier Q400 рассчитан…


Я хотел съязвить, что Bombardier Q400 рассчитан максимум на восемьдесят пассажиров, но внезапно с пронзительной ясностью, характерной осмыслению самых банальных истин, понимаю, как глупо затевать спор с пожилой женщиной в поисках предлога блеснуть эрудицией.


Находясь под впечатлением далеко не в первый раз сделанного открытия собственной склонности к пижонству и мелочности, я пялюсь на крыло самолёта, рассеянно отмечая, как недовольно бухтит бабулька, как вторит ей сидящая рядом подружка, и старается добиться моего внимания подошедшая стюардесса. Слушая её вполуха, я продолжаю коситься в иллюминатор, где мой взор притягивает некая несообразность… и тут меня снова озаряет.


– Послушайте, мисс… мм… – я читаю имя на планшетке, прикреплённой к её груди. – …Грейс, у вас торчат закрылки.


Она отстраняется, и я, подавив неуместный смешок, пытаюсь исправиться:


– Кхм… то есть, не у вас конечно… мм… В общем там… – я тычу в стекло. – Не закрыты закрылки.


Для наглядности я пару раз взмахиваю кистями рук.


– Не задвинуты, – добавляю я, окончательно смутившись. – Пилот забыл закрыть.


Тут до неё доходит, и, втайне удивляясь скудоумию клиентуры, она терпеливо увещевает меня, заверяя, что полёт протекает нормально и нет никаких причин для беспокойства. Она говорит, что их авиакомпания функционирует в строгом соответствии с современными стандартами безопасности, а их техобслуживание – самое что ни на есть прогрессивное, не говоря уж о высоких профессиональных качествах пилотов. И, следовательно, мне совершенно незачем волноваться. А я, собравшись с мыслями, втолковываю ей, что я инженер-авиаконструктор и знаю о чём говорю, хотя после махания крылышками, поверить в это довольно сложно.


– Поймите правильно, – примирительно произношу я, начиная жалеть, что ввязался, – вы можете ничего не докладывать, это не критично для этой вашей безопасности, разве что расход топлива…


Услышав ключевое слово "безопасность", она принимается успокаивать меня с удвоенным усердием. Спор затягивается, бабулька негодует, пассажиры ёрзают, озираясь.


– Хорошо, спасибо, немедленно доложу о вашем… эм… наблюдении командиру воздушного судна. – Поджав губы, стюардесса удаляется в сторону рубки.


Бабулька глядит победоносно, будто ожидая, что после этой выходки меня высадят прямо здесь, личным распоряжением капитана. Тем не менее, закрылки почти сразу задвигаются, и вскоре, отдёрнув занавеску служебного отсека, появляется Мисс Грэйс.


– Вы оказались правы, – наклонившись, говорит она слегка сконфуженно. – Пилот желает отблагодарить вас.


Она снова уходит и грациозно возвращается, неся поднос с бутылкой шампанского, бокалом и сложенным пополам листом бумаги. Я польщён. Однако у меня хватает благоразумия сообразить, что алкоголь поверх травы за час до начала рабочего дня будет явно лишним. Но отказываться от красивого жеста тоже неловко. Пока я так раздумываю, стюардесса стоит с подносом, молча наблюдая моё замешательство.


– Дело в том… Понимаете, я сейчас никак не могу… Хотя… – мне, наконец, удаётся найти удачное решение. – Передайте это во-он той даме.


Я киваю на потревоженную блюстительницу авиационных правил.


– И ещё бокал для её спутницы, пожалуйста.


Стюардесса отдаёт мне записку и уносит шампанское. Сперва обе старушенции недоверчиво переглядываются, но, смилостивившись, благосклонно принимают угощение. Вскоре они о чём-то шушукаются, посматривая на меня и елейно улыбаясь. Я разворачиваю листок:


Thanks for saving my bonus. Captain T. White.[6]


Так, с самолётами разобрались, с женщинами, кажется, тоже, теперь ближе к телу. Мы обсуждали взаимосвязь между гармонией и алгеброй и их влияние на нашу судьбу. Атеросклероз – закупорка сердечных сосудов является основным фактором риска возникновения инфаркта миокарда. К концу двадцатого века атеросклероз становится первой причиной смертности в западном мире и, судя по всему, этот показатель будет только расти с увеличением продолжительности жизни. Последние десятилетия основное количество копий в медицине ломаются на подступах именно к этому вопросу.


Реки финансовых ресурсов изливаются на всевозможные исследования, и полчища специалистов, подобно крестоносцам, отправлявшимся за тридевять земель, ежедневно идут на штурм сей неприступной цитадели. Я в передовых рядах этого движения – разрабатываю аппаратуру для диагностики и лечения сердечно-сосудистых заболеваний, и большинству из нас предстоит оказаться на операционном столе, оснащённом моими приборами, если, конечно, не посчастливится загнуться раньше по какой-либо глупой случайности.


Считается, что сосуды начинают закупориваться с момента рождения, но, полагаю, дела обстоят значительно хуже: наши сосуды закупориваются ещё в утробе, почти с самого момента зачатия. Точнее, едва у зародыша появляется кровеносная система, – всё, каюк, сосуды начинают закупориваться.


А тем временем всякие очковтиратели внушают нам: не ешьте холестерин, не курите и неустанно занимайтесь спортом. И в чём-то они несомненно правы. Но, во-первых, по сей день никто достоверно не знает, от чего этот самый атеросклероз возникает и как развивается. А во-вторых, даже если вы соблюдаете все указания и, кроме того, печётесь о диете, регулярно прочищаете чакры, контролируете дыхание и постоянно находитесь в полной моральной, душевной и физической гармонии, так или иначе, сосуды неумолимо закупориваются, впрочем, вероятно, несколько медленнее. И, если очень постараться, возможно удастся отсрочить свидание с тем самым операционным столом, на который вы всё равно попадёте, если вовремя довезут.


…Самолёт начал снижаться, выдвинулись обратно закрылки и вновь зажглись лампочки, требующие пристегнуться. Раздалось слаженное щёлканье. Бабуся с товаркой, выхлебав шампанское и не на шутку раздухарившись, перешёптываются, хихикают и делают мне ручкой. В иллюминаторе раскинулись утопающие в зелени окраины Сан-Хосе[7], увитые причудливым переплетением автомагистралей. Лайнер делает широкую дугу, и вдали, сквозь дымку ещё не совсем рассеявшегося утреннего тумана, искрится бирюзовой гладью залив Сан-Франциско.


Далее, о свиданиях с операционным столом. Предположим, пациента благополучно довезли. Залитая светом софитов операционная сияет стерильной чистотой, мигают индикаторы приборов и суетятся расторопные медсёстры. Может показаться, что непосредственным лечением будет заниматься вон тот улыбчивый или хмурый, или мудрый и опытный учёный эскулап. Но, увы, врач всё больше становится декорацией и лицом, несущим юридическую ответственность. Уже сегодня во многом роль медика сводится к обслуживанию машины.


Конечно, плохой врач может неверно эксплуатировать оборудование. Но хороший, в лучшем случае, правильно использует инструмент, данный ему инженером. И улыбается, говорит покладистым вкрадчивым голосом, либо наоборот, сильным и уверенным, в соответствии с пожеланием клиента, создавая иллюзию того, что его лечит человек, которому он небезразличен. Но по сути, это ширма, красивый обман, чтобы было легче смириться с тем, что наше здоровье, а может и жизнь, в этот страшный момент зависят от компьютера.


В аэропорту покупаю кофе, включаю мобильник и слышу звук входящего сообщения. Проверю потом, решаю я и, выйдя из здания, сажусь в первое свободное такси.


Звонок. Я отхлёбываю, чтобы не расплескать, и опять достаю телефон:


– Илья, это Ариэль. Я тебя ищу, почему ты не отвечаешь?

– Ариэль, я был в самолёте.

– И что?!

– Пожилые женщины требовали…

– Причём тут женщины? Ты вообще где? Почему тебя ещё нет?

– В такси. Буду через пятнадцать минут.

– Поспеши, я жду.


Возвращаясь к науке и красоте. Естественно, всеобщая компьютеризация происходит не только в медицине. Технологический прогресс безжалостно проникает в наше повседневное существование, определяя образ жизни, быт и досуг. А искусство, как проявление стремления к духовной красоте, которую имел в виду Достоевский, не более чем надстройка на здании науки и техники. Милая сердцу отдушина, сквозь которую видно небо, но всё же надстройка, пентхаус на крыше громадного небоскрёба цивилизации. И хотя прекраснодушные мечтатели пробуют возразить, утверждая, что всё здание строится именно ради этой мансарды, едва ли это так, ведь небо видно одинаково хорошо и с земли, и со сто пятьдесят пятого этажа.


Да я бы и сам хотел согласиться с Фёдором Михайловичем, но вот смотрю на небоскрёб и на мансарду, соизмеряю масштабы, и вывод очевиден: как ни прискорбно, приходится признать, что тенденция безостановочного наращивания новых ярусов не имеет никакого отношения к стремлению приблизиться к небу. И единственная цель строительства этой колоссальной конструкции – возвыситься над окружающими ландшафтом.


Расплатившись, вхожу в здание и вызываю лифт. Конопля почти выветрилась, я полон сил и готов к действию. Сейчас мы будем строить верхний этаж, самый близкий к мансарде, ну и как бы к небу.


* * *

Стеклянная дверь. Наклейка. Из комнаты в конце коридора с непринуждённой грацией молодого гиппопотама выскочил Ариэль.


– Здравствуй, добро пожаловать в компанию BioSpectrum, – он потряс мою руку в крепком рукопожатии. – Сначала поговорим, потом всё тебе покажу.


Ариэль посторонился, указывая в направлении кабинета. Из-за его спины появилась девушка с короткими, высветленными до белизны волосами и очками в тонкой оправе. Прошмыгнув между нами, она сдержанно улыбнулась, но в брошенном вскользь взгляде мелькнуло что-то лукавое, или мне лишь почудилось… Впрочем, вокруг столько нового, что пока просто не до того.


– Садись. – Ариэль проследовал на своё место. – Первым делом условимся о времени прибытия на работу.

– Конечно, когда вы хотите, чтобы я приходил?

– В принципе… – он поскрёб иссиня-выбритую скулу. – Мне не важно. Преимущественно ты будешь работать один, поэтому можешь выбрать удобные для себя часы. Главное, чтобы всё было согласовано и организовано на профессиональном уровне.

– Хорошо, я прикинул с полётами… давайте в одиннадцать.

– Одиннадцать? Великолепно. Люблю решать всё, исходя из обоюдного понимания и согласия. Таким образом, будет легко придерживаться договорённостей, и не придётся снова возвращаться к одним и тем же вопросам.


Он помолчал, собираясь с мыслями.


– Итак, к делу, – я подготовил материалы по ультразвуку, датчикам и обработке сигналов, – он бухнул на стол изрядную кипу бумаг. – Это последние публикации. Ещё несколько статей на флешке, – Ариэль выдрал диск из USB порта. – Распечатаешь потом.

– О'кей.

– Флешка твоя. Подарок.


Я кивнул.


– Там книги и парочка учебников на случай, если надо освежить знания.

– Хорошо, начну со статей, потом просмотрю книжки.

– Прекрасно, если что-то неясно – приходи и спрашивай. Нет смысла терять время на мелочи и условности, я всегда рад помочь.

– Спасибо.

– Замечательно… Так… – он энергично потёр ладони. – Что ещё? А, вот… Сегодня я не успел, но завтра сделаю доступ к университетской электронной библиотеке. Или у тебя остался?

– Нет, спустя два года они таки собрались с мыслями и прикрыли.

– Понятно, тогда пробью по своим каналам. – Ариэль заговорщицки ухмыльнулся и хлопнул по крышке стола. – Великолепно. Идём, покажу твоё временное место, на днях организуем что-нибудь поприличней.


Я поднялся, сунул под мышку распечатки и вышел. В конце коридора три двери: направо кабинет начальника, налево комната с железными столами, заставленными аппаратурой. Ариэль махнул на среднюю. Мы вошли. Двое работников фирмы BioSpectrum подняли головы и взглянули на меня, потом на него.


– Это Геннадий – ответственный за механику и электронику.


Ариэль указал на мужчину лет шестидесяти в очках типа гомо советикус.


– Стив – интеграция, эксперименты, контакты с субподрядчиками.


Высокий худощавый парень улыбнулся и приветливо кивнул.


– Илья – инженер всего, чего ни попадя, и космоса.


Мы обменялись рукопожатиями.


– Геннадий, тебе нужен сегодня компьютер? – бросил Ариэль и, не дожидаясь, продолжил. – Мы им воспользуемся.


Геннадий закрыл странички браузера, свернул окно электронной почты и вернулся на другой конец стола, где оборудована компактная мастерская. Аккуратно развешаны инструменты, под рукой – разогретый паяльник, стеллажи миниатюрных ящичков для мелких деталей и увеличительное стекло с подсветкой на шарнирном штативе.


Я сижу у открытой двери в коридор, за спиной Стив перебирает таблицы, разграфлённые на цветные блоки. Периодически он делает звонки по телефону, говорит лаконично, внимательно слушает ответы, благодарит, прощается и возвращается к таблицам.


Внезапно в проёме материализуется могучая фигура Ариэля:


– Илья, всё в порядке? – он требовательно смотрит на меня сверху вниз.


Стив и Геннадий оборачиваются.


– Да, всё о'кей.

– Что ты делаешь?


"В каком смысле?" Я слегка теряюсь.


– Я читаю.

– Великолепно, если что неясно – не стесняйся.


Он хлопает меня по плечу и выходит. Все возвращаются к прерванной деятельности. Через пару минут Ариэль снова на пороге:


– Илья, тебе нужно в туалет?


Стив оборачивается, Геннадий продолжает паять.


– Уборная рядом с лифтом. Идём.


У входа дощечка, в неё вбит гвоздь, на нём ключ.


– Не забывай возвращать на место, это стратегический ресурс.


Хохотнув, Ариэль снимает ключ и выходит. Я возвращаюсь в комнату. Полностью освоить научные статьи с первого раза практически невозможно, тем более в таком количестве. Я внимательно читаю аннотацию и введение. Зарываться в дебри формул нет смысла – имплементировать[8] придётся в лучшем случае малую толику. Полистав теорию и присмотревшись к графикам, перехожу прямиком к выводам и заключению.


Девочка лет четырёх корчит мне с десктопа смешную рожицу.


– Ваша внучка? – обращаюсь я к Геннадию.

– Да, они с дочкой живут в Сакраменто.


Вдумчиво помолчав, он задаёт обязательный в такой ситуации вопрос:


– Вы откуда?

– Из Минска.

– А-а… – он многозначительно кивает.


У меня, конечно, есть устоявшиеся ассоциации, связанные с названиями крупных городов бывшего Советского Союза и некими характерными чертами их обитателей, но что думает человек, слыша это моё "из Минска", я не очень себе представляю. Однако ритуал требует логичного завершения, и я продолжаю ещё более банально:


– А вы?

– Из Москвы.


Итак, знакомство состоялось. Удовлетворённые содержательным диалогом, мы возвращаемся к своим делам. Геннадий что-то неторопливо подтачивает и паяет. Добротно и с удовольствием. Закончив использовать очередной инструмент, кладёт на место и внимательно рассматривает полученный результат сквозь линзу увеличительного стекла. Стив всё так же сосредоточенно ковыряется в таблицах.


С треском распахивается дверь и появляется Ариэль:


– Илья, что ты делаешь?

– Читаю.

– Что читаешь?

– Статьи.


"Какого чёрта? Он дал статьи, сказал читать – я читаю".


– Ты дал мне книжки и статьи, я читаю.

– Превосходно. Всё понимаешь?

– Более или менее…

– Есть вопросы?

– Нет, я тут как раз посередине… – я делаю неопределённый жест. – Ещё не сложилась общая картина.

– Если что непонятно – приходи. Моя дверь всегда открыта.

– Хорошо.


Ариэль выходит, ныряет в кабинет и захлопывает дверь. Из-за стены почти сразу доносятся длинные гудки, голос в спикере, звук срываемой трубки и напористый бубнёж. Выждав немного, Стив оборачивается ко мне:


– Он всегда такой… на первых порах. Попробуй не обращать внимания.


* * *

Прошёл день, работники разошлись. Я, уже порядком опухший мозгами, продираюсь через дебри очередной публикации. В который раз врывается Ариэль:


– Что делаешь? Читаешь? Как идёт?

– Я…

– Нет времени, в другой раз. Когда собираешься прибыть на работу?

– В одиннадцать.

– Одиннадцать? Великолепно! До завтра.


В начале девятого я собрался и вызвал такси. В аэропорту, ожидая посадки, наспех перекусил китайскими куриными ножками. Напряжение долгого дня неохотно отступало, сменяясь заторможенностью и приятным оцепенением…


Проснувшись во время приземления, миную охранников, турникеты, стеклянный павильон, лабиринт парковки, и вот я в своей родной машине. Вечерние улицы проплывают за окном под тихий джаз. Сейчас дом, душ и постель.

Глава 3


Каждый солдат носит в ранце маршальский жезл и недописанный роман.


Наполеон Бонапарт

Шаря в поисках будильника, проклинаю повседневную реальность, продолжающую неустанно радовать свежими переживаниями. Пылкая любовь к ранним побудкам никогда не была мне свойственна, а вставать по часам и вовсе давненько не доводилось. Хочется вырубить адское изобретение, повернуться на другой бок и завалиться спать дальше. Зарывшись в одеяло, наслаждаюсь последними сладкими мгновениями. Впереди дорога, утренний бриз, солёный воздух, стекло и металл терминала и Bombardier с закрылками. Я сладко потягиваюсь, приходя в чувства, небо в клочьях ватных облаков, гладкая поверхность океана и новый начальник Ариэль.


После часового перелёта лайнер начинает заходить на посадку, раздаётся звонок телефона и пассажиры раздражённо озираются. Взгляд на экран, так и есть – "Ариэль", – произношу я вслух, будто выигрывая у себя безмолвный спор и, наученный опытом, спешно выключаю мобильник.


По прибытии я, как большой, самостоятельно миную дверь с наклейкой, пользуясь временной магнитной карточкой с логотипом и стилизованной надписью BioSpectrum. Из застеклённой комнаты выплывает смуглая женщина с длинными гладкими волосами.


– Привет, Илья. Я Кимберли, – она протягивает руку, – административный директор компании.


Не секретарша, нет, директор! Не хухры-мухры. Манера вспомогательного персонала придумывать себе звучные титулы всегда меня забавляла.


– Необходимо уладить несколько бюрократических формальностей, – продолжает она, сияя образцовой улыбкой.


В конце коридора появляется Ариэль.


– Который сейчас час? – требовательно вопрошает он вместо приветствия.

– Одиннадцать десять.

– Нам надо поговорить, идём в кабинет.

– Ариэль, не позволишь сперва закончить парочку формальных мелочей? – вкрадчиво интересуется Кимберли, заметно усиливая мощность улыбки. – Обещаю долго не задерживать.


В узком коридоре нам троим вместе с внушительными формами административного директора довольно тесно, и, будучи зажатым между начальником и секретаршей, я чувствую себя несколько неловко. Кимберли – ухоженная, стройная женщина, на каблуках она порядочно выше меня и слегка выше Ариэля. От её улыбки в его лице что-то меняется, и даже поза становится менее напряжённой.


Улаживание формальностей в исполнении Кимберли оказалось процессом стремительным и неудержимым. Насилу успевая следить за её действиями, я кивал и расписывался, где требовалось. Ей было лет сорок, но выглядела она моложаво и подтянуто. Упругая, загорелая кожа без единой морщинки, холёные ногти, ни щербинки, ни царапинки. Мулатка, безупречностью вида напоминающая дизайн фирмы Apple.


В течение пятнадцати минут была оформлена новая карточка, занесены в многочисленные бланки мои анкетные данные, и назначена встреча со страховым агентом. Вновь очутившись в коридоре, я направился к Ариэлю.


– У нас масса работы, – он быстро допечатал пару слов. – Но прежде, во сколько ты прибыл?

– В начале двенадцатого.

– Мы договорились в одиннадцать.

– Да… Пришлось ждать такси, потом пробки…

– Постарайся впредь не опаздывать. Теперь к делу: я организовал доступ в библио… Кстати, – он вскочил, – жди здесь.


Исчезнув, он в очередной раз оставил меня в лёгком недоумении.


– Держи! – вернувшись, Ариэль протянул ноутбук. – Он не новый, но это вполне мощная машина.


Вслед за начальником семенил щуплый мужчина азиатской внешности с курчавым хвостиком под лысой макушкой.


– …практически всё почистил, – он бочком протиснулся внутрь, – только вот…

– Потом, – отмахнулся Ариэль. – Когда прибудет стационарный компьютер?

– Утром ещё раз звонил, обещали…

– Кстати, – снова перебил его Ариэль, – это Тим Чи, познакомься.


Я встал и протянул руку. Ответив податливым рукопожатием, Тим помедлил, переминаясь с ноги на ногу, и побрёл восвояси.


– Это на первое время. Выбери себе новый, поищи в интернете, посоветуйся… И без ложной скромности – бери лучший. Так, что ещё? – начальник помолчал. – Чем ты занимаешься?

– Читаю статьи, – отчеканил я.

– Великолепно! У меня всё. Увидимся позже.


* * *

Около полудня вошла загадочно улыбавшаяся девушка с короткими волосами.


– Стив, когда обедать? – спросила она и, оглянувшись, добавила. – Илья, пойдёшь с нами?


Через четверть часа наша небольшая компания покинула помещение офиса. По дороге мы познакомились. Вчерашнюю симпатичную девушку звали Ирис, на вид ей было лет двадцать восемь. Она была сдержанна и предупредительна. Девочка, которая своими пальчиками ничего не трогает. Но может.


– В округе имеется широкий выбор кафе и ресторанов, – интонацией гида произнесла Ирис, когда мы вышли из здания.

– Я хочу в "Black", – капризно потребовала русская девица кукольной наружности. – Давайте в "Black".


По её тону сразу стали ясны две вещи: во-первых, ни в какой "Black" никто не пойдёт, и далеко не в первый раз; а во-вторых, отчётливо вырисовался характерный, легко узнаваемый типаж, определение которого мне никогда не удавалось выразить словами, но почему-то стойко ассоциировавшийся с именем Марина.


– Меня зовут Татьяна, – гордо заявила она, когда мы ехали в лифте, выговаривая своё имя на американский лад. – Я студентка третьего курса факультета биомедицины.


Студентка третьего курса обладала незамутнённым чрезмерным интеллектом васильковым взглядом и русыми кудрями. Когда она их приподнимала, сзади на шее становился виден ещё не сошедший детский пушок. Несимметричный румянец и перманентное состояние лёгкого шока гармонично довершали классический образ.


– В "Black" нет салатов, – снисходительно улыбнулся Стив.

– Геннадий, а вы куда хотите? – спросила Ирис.

– Мне всё равно, – улыбнулся он.

– Тогда в "Olive", – подытожила она.


"Olive" являлся сетью здорового питания, где прежде мне бывать не доводилось. Там имелся набор стандартных блюд и длинная стойка, за которой готовились салаты на заказ. Все дружно ринулись туда. Выбор составляющих оказался задачей нетривиальной. Абсурдно широкий ассортимент ингредиентов, вплоть до нескольких десятков сортов орешков, зёрнышек и странного вида семян, сбивал с толку неподготовленного клиента.


– Арик рассказывал о тебе, – задала тему Ирис, когда я кое-как справился с многотрудной проблемой. – Четыре учёных степени, как так вышло?

– Знаете… – начал я. – Да как-то…

– Вау… – встряла Таня, уставившись на меня с неподдельной тревогой. – Зачем? У тебя вообще оставалось время на жизнь?

– Оставалось, – я улыбнулся. – Когда приходишь на второй факультет, предметов уже гораздо меньше, а на третий и подавно.

– А оценки? – продолжала допытываться она.


Так… на собеседование у любознательной Тани-Марины я не рассчитывал.


– Да разве в оценках дело? – я выпучил глаза и пристально взглянул на неё. – Эта студенческая обсессия довольно быстро проходит.

– Ай, да ну вас… – оглянувшись на Стива, насупилась Таня. – Нет, но я всё же не понимаю, зачем ты это делал?

– Преимущественно чтобы хвастаться перед всеми, какой я умный.


Ответ понравился, лёд первой отчуждённости треснул. Я почувствовал, что пора слезать со сцены, и передал эстафету Ирис. Оказалось, что она заканчивает магистратуру по управлению медицинскими системами – близится время подбирать хвосты и писать диплом. Потом Татьяна вторично продекламировала намертво вызубренную формулировку, суммирующую её небогатую профессиональную биографию. Геннадий ел, поглядывая на собравшихся, как, должно быть, смотрел на друзей своей внучки. Когда очередь дошла до Стива, тот со странной усмешкой сообщил, что он программист, что поступил на работу в BioSpectrum чуть больше года назад и был первым работником фирмы, на тот момент ещё не успевшей обзавестись своим помещением.


– Погоди, а когда ты закончил учиться? – удивился я, прикинув, что он вряд ли значительно младше меня.

– Лет пять назад.

– Ты ж сказал, что это первая работа, чем же ты занимался?


Стив неопределённо развёл руками, но тут проснулся мой телефон.


– Алло?

– Ты где?

– Обедаю… вместе со всеми.


Стив переглянулся с Ирис. "Ариэль", – прошептал он одними губами.


– Зайди сразу, как вернёшься.

– Хорошо.


Я вопросительно посмотрел на Стива, потом на Ирис и снова на Стива. Они выглядели как парочка хитрющих сообщников, ловко обтяпавших очередное дельце.


– Я что-то не понимаю. Может объясните, зачем он так часто звонит?

– Не парься, – отозвался Стив, сдерживая улыбку, – Постепенно пройдёт.

– Ты бы видел, как он мучал Тима! – рассмеялась Ирис.


Таня-Марина тоже захихикала, но как-то невпопад.


– Так с каждым новым работником, – продолжал Стив. – До тебя был Тим, и Ариэль не слезал с него больше полугода, а вначале то же было со мной.

– Да, он действительно выглядит порядком измученным, – съязвил я.

– Ой, да ладно… – не выдержала Таня-Марина, почему-то задетая общим весельем. – Вот всегда обязательно…

– Зато теперь он сможет вздохнуть спокойно, – веселилась Ирис. – Твоё появление для Тима просто праздник!


Стало быть, вот что означала вчерашняя улыбочка, – ожидается новый аттракцион. Я задумался, а Стив с Ирис принялись наперебой рассказывать курьёзы, связанные с нашим начальником. Что ж… радужная перспектива вырисовывается, остаётся надеяться, что они утрируют для забавы.


* * *

Когда я вернулся, шеф разговаривал по телефону. Я пошёл заварить кофе в маленьком закутке, где имелись раковина, микроволновка и миниатюрный холодильник. Только я разобрался, что там и как, на пороге возник Ариэль.


– Идём, – выпалил он, развернулся и вышел.


Я взял чашку и отправился за ним. Шли мы недолго – шага три по коридору, и пришли в соседнюю комнату.


– Это наша лаборатория, – гордо объявил Ариэль, обводя широким жестом свои владения. – Это Таня – работница лаборатории.


"Работница" сидела у покрытого листовой нержавейкой стола, рядом – аквариум и робот-манипулятор с длинным механическим щупом.


– Здесь калибруются преобразователи, – пояснил Ариэль. – Манипулятор двигает датчик, замеряющий интенсивность.


Робот коротко зажужжал, совершил микроскопическое движение и затих. Татьяна вгляделась в табло и скрупулёзно занесла несколько рядов цифр в таблицу, затем переключила тумблер, вновь раздалось жужжание, и по воде пробежали едва заметные круги.


– Таким образом составляется трёхмерная карта ультразвукового поля[9], – продолжал Ариэль. – Качество измерений обусловлено высокой плотностью сетки и сверхточной локализацией…

– Да-да, я в курсе, – вклинился я, улучив момент, когда его речевой напор слегка ослаб. – Нечто подобное я уже видел.

– Великолепно, тогда займёмся сенсорами. – Ариэль хлопнул в ладоши и потёр рука об руку. – Тим! Где Тим? Сейчас я его…


Он вышел и мгновенно вернулся, волоча за собой Тима Чи. Распорядившись подготовить лабораторную демонстрацию, Ариэль велел поспешить. Тим кивнул и удалился.


– И разморозь какую-нибудь артерию, – спохватившись, прокричал Ариэль вдогонку, – я хочу, чтобы всё было по-настоящему!


Шеф с удовольствием углубился в описание своего детища. Рассказ кишел совершенно непроизносимыми названиями композитных материалов. Я пытался поспеть за основной канвой, с грехом пополам продираясь сквозь дебри излишних подробностей. В сущности, в ближайшее время меня будут интересовать не тонкости строения сенсоров, а их рабочие характеристики.


– В действительности всё гораздо сложнее, но мы ещё обстоятельно к этому вернёмся, – обнадёжил Ариэль. – А пока обсудим абсорбирующие элементы. Тут важно не только само вещество, а также крепление, клей, толщина и прочее.

– Кстати, а какова толщина излучателя? – спросил я, почувствовав, что слишком долго никак не проявляю своё внимание.

– Типичные размеры…


Пока Ариэль в новом приливе энтузиазма фонтанирует ничего не говорящими мне химическими терминами, а Тим Чи собирает систему для предстоящей демонстрации, я в двух словах расскажу об ультразвуке.


Ультразвуковая система, как любая акустическая система, состоит из трёх основных компонентов – проигрывателя, создающего электрический сигнал, усилителя и колонок, преобразующих электрический сигнал в акустический. Функцию проигрывателя исполняет генератор-приёмник, а ультразвуковой преобразователь (или просто сенсор) заменяет одновременно колонки и микрофон. То есть он сперва генерирует акустическое колебание, а затем ловит возвращённое эхо. В итоге ультразвуковое изображение – это карта интенсивности вернувшегося сигнала. Ткани организма обладают различными акустическими свойствами, и потому картина отражённых эхо соответствует анатомическому составу.


– В целом, уже сегодня наши сенсоры демонстрируют удовлетворительные технические характеристики. Остаётся одна загадка: почему при спектральном анализе фигурируют три преобладающих группы частот? – Ариэль метнулся в кабинет и приволок кипу графиков. – Смотри, вот основная частота, под которую разработан датчик, а вот ещё две взявшиеся невесть откуда.


Я сосредоточился. Представлялся шанс себя проявить. Множественность разнообразных факторов, влияющих на распределение частот, предоставляла широкий простор для импровизации. Оставалось найти нечто наглядное. В поисках зацепки я судорожно перебирал запомнившиеся понятия, параллельно перелистывая диаграммы. Дойдя до конца, разложил их, частично совместив графики с похожими очертаниями. Так, различные виды композитных материалов. Что ещё? Крепления, абсорбирующая прослойка, размеры. Не то, не то. Хотя… стоп.


– А-а… вы не думали, что это из-за размеров? – проронил я.

– Размеров? – Ариэль осёкся. – Каких размеров?

– Из-за размеров сенсоров.


Позабыв о прерванной лекции, он тоже склонился над столом.


– Три вида частот могут возникать из-за геометрических размеров преобразователя, – уже уверенней, с расстановкой продолжил я. – Сенсор – не идеальная струна, а трёхмерный объект. Низкие, сильно выраженные частоты совпадают с колебаниями вдоль основной оси, а более слабые…

– А высокие – двум другим, – подхватил Ариэль. – Тогда их соотношение должно соответствовать пропорции размеров.

– Вероятно… не обязательно линейно, но как-то соотноситься они должны.

– Тим, что скажешь?

– Я не физик. – Тим, внимательно следивший за разговором, отложил провода. – Сомневаюсь, что мои соображения могут быть полезны.

– Стив! – заорал Ариэль.


Выждав пару секунд, он стремглав бросился вон. Итак, сегодня удалось заработать несколько очков, интересно, что будет, если я окажусь неправ… Тем временем Ариэль взялся втолковывать Стиву мою свежеиспечённую теорию, а Таня, уловив общий ажиотаж, оторвалась от робота.


– Звучит логично, – дослушав, согласился Стив, – но надо бы основательно проверить.

– Великолепно, вот вы с Татьяной этим и займитесь, – резюмировал Ариэль. – Тим, у тебя готово?

– Почти, ещё кое-что… – протянул Тим, ковыряясь в программном коде.

– Превосходно. – Ариэль окинул нас удовлетворённым взглядом. – Вы тут поиграйте, хочу, чтобы Илья почувствовал всё своими руками.


Стив принялся проверять результаты калибровки. Кажется, мои идеи прибавят ему с Таней немало хлопот, хотя недовольства с их стороны не чувствовалось. Я подсел к Тиму и стал вникать в премудрости работы с аппаратурой.


Разобравшись с подсоединениями, мы подключили сенсор. Тим закрепил в тонких алюминиевых зажимах развёрнутую артерию и приладил к ней наспех размороженный кусочек куриной грудки из супермаркета, симулирующий мускул сердца. Ещё раз всё проверив, мы приступили к измерениям.


Тим со знанием дела указывал и частично разъяснял характерные особенности. Он был нарочито аккуратен, последователен и внимательно относился к мелочам. Чувствовалось, что несмотря на отказ комментировать физические аспекты, он неплохо разбирался и в самих сенсорах, и во многих связанных с ними специфических явлениях.


После эксперимента меня ждало чтение статей, потом такси и аэропорт. По пути я позвонил подруге, и мы договорились встретиться.


* * *

Отворив, Ира на мгновение застыла, прислонившись к створке двери.


– Полюбуйся, это мой новый друг, – я хлопнул по чехлу лэптопа.


Она шагнула ко мне и осторожно обняла. Я почувствовал её пальцы на плечах и лопатках. Настроение мгновенно сменилось, напряжение отхлынуло, уступая место нетерпеливому возбуждению, мурашками пробежавшему по телу. Высвободившись, я скинул ноутбук и увлёк её в спальню.


* * *

Приподнявшись на локте и жестикулируя свободной рукой, я взахлёб делился свежими впечатлениями.


– Ты теперь прям добытчик… – умилённо глядя, невпопад произнесла Ира. – Летаешь куда-то на заработки…

– Сейчас я тебе покажу – добытчик! – набросив одеяло, я сгрёб хохочущую и брыкающуюся пленницу в объятия. – Слушай лучше, этот Ариэль совершенно ненормальный. Его распирает. Он носится туда-сюда по офису, хотя там особо не побегаешь – всё помещение метров десять на пятнадцать, от силы. А ещё он постоянно звонит, неясно зачем.

– Может ему одиноко? – в её голосе звучала тёплая ирония, с какой выслушиваются истории первоклассников о первом сентября.

– Да нет… он мне в принципе нравится. Конечно, его малость заносит, а кого в хай-теке[10] не заносит? Тем более в стартапе[11]


Я ненадолго задумался.


– С этими полётами я чувствую себя космонавтом. Мне нужна, как это… декомпрессия.


Обрадовавшись найденному слову, я вскочил, изображая неимоверное давление, сжимающее мою бедную голову.


– Надо потребовать, чтобы мне установили декомпрессионную камеру.

– Ты так долго не выдержишь.

– Well, darling[12]… а какие варианты? Пока так. Или хочешь, пожалуйста, давай перебираться в Сан-Хосе.


Она укоризненно взглянула на меня.


– А можно в Сан-Франциско. Цветные трамваи, золотые мосты, тенистые улочки… – театрально размахивая руками, я рисовал в воздухе сказочные картины, – …и твой любимый Тихий океан. Тот же самый, что и тут. Отличный город – летние туманы, Русские холмы, огромные парки…

– Илья, ты же знаешь…

– Видишь… – я лёг обратно. – Во Фриско мы не хотим, так что придётся полетать.


Спохватившись, я заметил, что Ира выглядит усталой и продолжает слушать лишь потому, что я никак не могу успокоиться и прекратить тарахтеть. Поборов желание сполна излить накопившееся, я сослался на то, что нам обоим рано вставать, и отправился домой.


* * *

Оттягивая возвращение в пустое жилище, я медленно ехал вдоль набережной. Ночевать у Иры было нельзя. Она получала пособие как мать-одиночка. Год назад к ней нагрянули с проверкой и нашли боксеры. Боксеры были признаны мужскими. Сколько она не объясняла, что занимается в них спортом, ей так и не поверили и прекратили выплаты. В итоге бесчисленных прошений и апелляций, пособие всё-таки вернули спустя три долгих месяца.


На самом деле, не будь этой преграды, я бы всё равно вряд ли остался. Утром меня лучше не трогать. Думаю, если разбудить меня детскими криками за час-два до нужного времени, то всем вокруг сразу станет тесно.

Глава 4


Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы не смущать оное разумением своим.


Пётр I

Сегодня я продвинутый пассажир воздушного транспорта – заранее выключаю телефон, своевременно пристёгиваюсь и отстёгиваюсь. Ловко маневрируя сквозь разношёрстную толпу, с ходу нахожу свободное такси. С опозданием в две минуты вбегаю в вестибюль, бросаюсь к лифтам и, обнаружив, что обе кабины на верхних этажах, не сбавляя темпа кидаюсь к лестнице, взлетаю на второй этаж и перехожу на шаг, выравнивая дыхание.


Ариэль в коридоре разговаривает с Кимберли. Поздоровавшись, я задерживаю на нём вопросительный взгляд. Комментариев не последовало. Великолепно, как выражается мой неугомонный начальник.


– Как дела? – в комнату заглядывает Ариэль.

– Всё хорошо.

– В котором часу ты прибыл?

– В одиннадцать ноль-пять.

– Одиннадцать ноль-пять и одиннадцать ноль-ноль – две совершенно разные временные точки. Ты, как учёный, должен это понимать.

– Я понимаю.

– Вот и отлично. Надо обсудить пару моментов.


Он развернулся и вышел. Я проследовал в кабинет. ...



Все права на текст принадлежат автору: Ян Росс.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
ЧелленджерЯн Росс