Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Пелам Гренвилл Вудхаус Дядя Фред весенней порой[1]
Глава I
Двери клуба распахнулись, и молодой человек в прекрасно сшитом костюме, спустившись по ступенькам, направился к западу. Прохожему показалось бы, что взгляд его напряжен и зорок, как у африканского охотника; показалось бы – и не зря. Мартышка Твистлтон шел к Хоресу Пендлбери-Давенпорту, чтобы занять двести фунтов. Если вы идете к Хоресу от клуба «Трутни», вы спуститесь по Хэй-хилл, минуете Беркли-сквер и по Маунт-стрит, а там по Парк-лейн доберетесь до его дома. И впрямь, минут через десять Уэбстер, слуга Давенпорта, открывал Мартышке дверь. – Пип-пип! – сказал гость. – Хозяин дома? – Нет, сэр. На уроке танцев. – Можно, я войду? – Конечно, сэр. Пожалуйста, сюда. В гостиной небольшой беспорядок. – Убираете? – Нет, сэр. Герцог Данстабл переломал мебель кочергой. Мы не скажем, что гость удивился; мало того – мы не скажем, что он испугался. Странности дяди Алариха нередко служили темой дружеских бесед, тем более что у Мартышки был и свой дядя, тоже странный. Рассказы о герцоге он слушал примерно так, как слушал бы Ной жалобы на легкий дождик. – Почему? – Мне кажется, сэр, что герцога что-то огорчило. Мартышка решил, что это вполне возможно, и пошел в небольшую комнатку, носившую громкое имя библиотеки, где стал смотреть в окно на Парк-лейн. Веселого там было немного. Весна, как все английские весны, не могла по глупости выбрать между нежнейшим воздуха теплом[2], любезным поэту, и вполне зимней прохладой. Только что все сверкало, теперь – почему-то мело, и Мартышка заскучал. Хорес собирался жениться на его сестре, но достаточно ли этого для двух сотен? Нет, недостаточно, думал он, отходя от окна и принимаясь шагать по комнате. Если вы шагаете по так называемой библиотеке квартиры номер 52, вы рано или поздно наткнетесь на письменный стол. Наткнувшись на него, Мартышка заметил кое-что интересное, а именно – кончик листка, торчащий из-под пресс-папье, а на нем – загадочную подпись: «Клод Плум (частный сыщик)». Слова эти потрясли Мартышку так, словно он увидел на полу баронета с восточным кинжалом под лопаткой. Обычно он чужих писем не читал, но тут не устоял бы и рыцарь. Прочитал он повесть, вернее – сагу о какой-то особе N. Автор, то есть частный сыщик, буквально не мог с ней расстаться. Жила она за границей, ходила в казино, словом – была из тех, кто непрестанно ищет наслаждений. Она не помогала бедным и не размышляла о политике. Когда ей случалось презреть казино, она игр. в тенн. (11–17.00), обед, с 3 др. (2 м., 1 ж.), езд. в Монтрёй с 1 м. или посещ. рест., с 4 м., 4 ж., где задерж. до поздней ночи. Просто напрашивалось выражение «прожигает жизнь». Писал этот Плум хорошо, выразительно, но не совсем понятно, как Роберт Браунинг. Мартышка стал читать в третий раз, когда во входной двери заворочался ключ, и он едва успел сунуть листок на место. Вошел высокий, но очень узкий человек. Вытянув Хореса в длину, о ширине природа забыла; и если бы его увидел Евклид, он бы шепнул приятелю: «Смотри осторожней, он обидится! Вот тебе моя прямая». Высоко вверху было и лицо, такое приветливое, что Мартышка решился. – Ку-ку! – заметил он не без живости. – Привет. Про дядю слышал? – Да. Уэбстер полагает, что он расстроился. Так это? – Так. Он едет в деревню, хотел взять Бакстера. Это его секретарь. А тот не может. Собирает материалы для истории рода. Дядя на ней свихнулся. Кроме того, с Рикки что-то вышло. И здесь, у меня, суфле расползлось, как больной кисель. Когда мы пили кофе, дядя сказал, что поеду я, а я не могу. Ну, тут и началось. – Почему ты не можешь? – У меня уроки. – Да, я как раз хотел спросить. Что это? – Валерия требует, чтобы я научился танцевать. Она говорит, я как верблюд с мозолями. Мартышке этот образ понравился. – Успехи есть? – Вроде да. Полли берет меня завтра на бал-маскарад, оденусь бойскаутом. Хорошо бы взять и Валерию, то-то удивится! – А разве она не в Лё Тукэ? – Сегодня прилетает. – Ясно. Скажи, а кто это – Полли? – Моя учительница. Нас познакомил Рикки. Полли Плум. Жалость пронзила Мартышку. Он пытался что-то делать в суде и очень страдал, но по сравнению с этой Полли – просто благодушествовал. Хуже всего, подумал он, что Хорес такой высокий. Его бы разделить пополам, тогда и учи. – Плум? А она не связана с сыщиком? – Дочь. Откуда ты его знаешь? Мартышка смутился. – Да так, – проговорил он, – случайно заметил бумажку… – Я бы просил не читать моих писем. – На что они мне? Но это не письмо, бумага какая-то. Все-таки я юрист. Могу посоветовать. – А теперь ты скажешь Валерии! Мартышка прозрел. – О Господи! – воскликнул он. – Вот это что такое! Он строго поджал губы – конечно, не слишком строго, деньги занять надо, но и не без того. – Знаю, все знаю, – сказал Хорес, – но ты войди в положение. Туда поехал на несколько дней почти весь наш клуб. Восемьдесят семь трутней! И где? На французском курорте, с его нравами. А тут Полли говорит, что ее отец – сыщик. Можно устоять, а? Мартышка, я тебя умоляю, не проговорись Валерии! Она очень чувствительная. Лучшая из женщин, это да, но чуть что – обижается. Так не скажешь? Мартышка все понял и простил. – Конечно, старик, конечно. Разве я стану губить лучшего друга? Кстати, ты не мог бы… ну, это… в общем… – Мистер Клод Плум, – доложил Уэбстер. Мартышка полагал, что сыщиков отличают ястребиный профиль, орлиный взор и повадки леопарда, а потому удивился. У ястреба нет подбородка, тем более двух. Леопард гибок. Наконец, ни у одного орла не бывает тусклых глаз, затянутых какой-то пленкой. Бывают они у людей, скрывающих свои мысли. Словом, сыщик оказался круглым и лысым, словно букмекер или мелкий актер. Как ни странно, он побывал и тем и этим. – Добрый вечер, мистер Давенпорт, – сказал он. – Здравствуйте, мистер Плум. Когда вернулись? – Вчера вечером. А с утра решил – пойду-ка я доложу остальное. – Есть что-то еще? – А то как же! Значит, когда вы освободитесь… – Ничего, ничего. Мистер Твистлтон все знает. Он… гх… хм… брат особы N. – Мистер Твистлтон? – оживился сыщик. – Тогда вы племянник лорда Икенхема? – Да, он мой дядя. – Прекрасный человек! Таких теперь нет! Старая школа. – Да, – согласился Мартышка, немного удивляясь, – человек он хороший, только не в себе. Вы с ним знакомы? – Еще бы! Это он дал мне деньги на контору. Ах ты, как получается! Он деньги дал, а я за племянницей слежу. – Удивительно, – сказал Мартышка. – Где там, просто жуть! – сказал Плум. – Тесен мир. – Еще как тесен. Хоресу надоела философская беседа. – Вы собирались сделать отчет, – напомнил он. – И верно! Ну, дело плохо. 19 апреля, то есть вчера, особа N позавтракала в ресторане «Пикарди» с двумя женщинами, тремя мужчинами и направилась к полю, где начала игру в гольф. У четырнадцатой лунки… Вы представляете себе тамошнее поле? – Скорее, да. – Тогда вы знаете, что после четырнадцатой лунки игрок оказывается у домика, отделенного изгородью. Оттуда вышли двое мужчин и стали звать особу N, видимо – предлагая выпить, поскольку один держал так называемый миксер. Особа N, оставив игру, вошла в домик. Хорес Давенпорт застонал. – Действуя в ваших интересах, я подкрался ближе, как вдруг на мое плечо легла чья-то рука. Особа N, выглянув в окошко, сказала: «Так его, Чайник! Ходит за мной и ходит. Дай ему по голове, а Кошкинкорм позовет полицию. Пошлем на гильотину, пусть знает». У меня оставался только один выход. – По-моему, ни одного. – Нет, один. Во всем признаться. Хорес страшно закричал. – Да, – продолжал Плум. – Что ж мне, связываться с их полицией? Пока субъект по имени Чайник обзывал меня всякими словами, а субъект Кошкинкорм спрашивал, как по-французски полиция, я все рассказал. Особа N заметила, что, если я попадусь ей на глаза… – Мисс Твистлтон! – доложил Уэбстер. – До свидания, – сказал сыщик.Те, кого огорчило отсутствие сходства между сыщиком и леопардом, утешились бы при виде Валерии Твистлтон. Когда она вошла в комнату, так и казалось, что обитатель джунглей приближается к добыче. – Мерзкий червь! – сказала она, чтобы начать беседу. – Валерия, дорогая, дай объяснить!.. – Лучше я, – предложил Мартышка. Сестра посмотрела на него куда суровее, чем сыщик, и сказала: – Не твое дело, кретин. – Мое, – отвечал Мартышка. – Я не дам обижать лучшего друга. Хорошо, он послал сыщика. Так радовалась бы! Ты посмотри, как он тебя любит! – Неужели? – Валерия, дорогая… Сестра обернулась к брату. – Ты не мог бы, – спросила она, – сообщить твоему другу, что я для него не «Валерия», а уж тем более не «дорогая»? Моя фамилия – Твистлтон. – При ней и останешься, – парировал Мартышка, – если будешь швыряться людьми. И какими! Человек, который по великой любви нанимает сыщика… – Я не… – И что же? Он прав! Ты вела себя как недоделанная актриса на голливудской вечеринке. Что за субъект с миксером? – Я… – А мужчина, с которым ты ездила в Монтрёй? – Да, – приободрился Хорес, – что это значит? – Если вы разрешите мне вставить слово, – холодно проговорила Валерия, – я сообщу вам, что пришла не для споров. Я пришла довести до вашего сведения, что помолвка наша расторгнута, о чем вы сможете прочитать завтра в «Таймс». Поведение ваше я могу объяснить только душевной болезнью. Я этого давно ждала. Возьмем вашего дядю. Абсолютно невменяем. – А твой что, лучше? – вскричал несчастный Хорес. – Какие у вас претензии к дяде Фреду? – Полный псих. – Ничего подобного. – Спроси своего брата. – Он кретин. Мартышка удивился. – Нельзя ли, – осведомился он, – соблюдать приличия? – Нельзя, мы не ведем дискуссию. Я пришла сообщить мистеру Давенпорту, что… – Значит, ты меня бросаешь? – спросил Хорес, со зловещим спокойствием протирая очки. – Да. – Будешь каяться. – Нет, не буду. – Заметь, я пущусь во все тяжкие. – Пожалуйста! – И погибну. – Прошу, прошу. – Прежде всего я пойду с Полли на маскарад. – Бедная девушка! – Не понял. – Купите ей завтра костыли, это ваш долг. Воцарилось молчание, только Хорес дышал, как дышит мужчина, если женщина перегнула палку. – Когда ты нас оставишь, – холодно сказал он, – я ей позвоню. Дверь хлопнула. Он пошел к телефону. Мартышка откашлялся, призывая хваленую смелость своего древнего рода. – Вот что, старик… – Да? – Вот что… – Алло! Полли? – Вот что, Хорес… – Минуточку. Кто-то что-то говорит. Да? – Хорес, старик, я хотел сказать… по всяким обстоятельствам… то есть… – Не тяни душу. Я занят. Мартышка решил обойтись без вступления. – Можешь одолжить двести фунтов? – Нет. – Вот как? Ну-ну. Тогда – пока. И он ушел, и пошел в гараж, где держал свою машину, и сказал владельцу, чтобы тот приготовил ее к завтрашнему утру. – Далеко едете, сэр? – В Икенхем, – ответил Мартышка. Ничего не поделаешь, думал он, придется все открыть дяде Фреду.
Глава II
Обработав гостиную племянника и покинув его квартиру, герцог Данстабл приободрился, доехал в кебе до Паддингтонского вокзала и поездом 2.45 отбыл в Маркет-Бландинг, расположенный в графстве Шропшир, ибо сам пригласил себя к Кларенсу, графу Эмсворту, и леди Констанс, его сестре, в древнюю обитель покоя – Бландингский замок. Заблаговременно сообщив об этом открыткой, он особо напомнил, чтобы ему отвели спальню на первом этаже, окнами на юг, и тихий кабинет, где он мог бы работать вместе с секретарем над историей своего рода. Открытку принесли к завтраку и приняли неоднозначно. Лорд Эмсворт очень удивился и воскликнул: «Нет, что ж это! А? Нет, что же это такое?» Он не любил герцога сорок семь лет, секретаря же его, Руперта Бакстера, надеялся не увидеть ни в этом мире, ни в будущем. Еще недавно тот служил у него, и граф относился к нему, как относится чудом исцеленный человек к страшной болезни. Конечно, теперь секретарь терзал другого, но графа это не очень утешало. Ему претила мысль о том, что они с Бакстером будут жить под одной крышей. Зато леди Констанс была рада. Бакстер ей нравился, а в давние дни, когда мир был молод, они с герцогом позже всех возвращались домой с пикников. Ничего из этого не вышло, он еще не унаследовал титула, и старый герцог, отец, услал его за границу, чтобы Англия немного отдохнула, – но память осталась и жила до сих пор. – Да он неделю как уехал! – протестовал лорд Эмсворт. – Семь месяцев назад. – А ты не можешь сказать, что у нас нет места? – Конечно, не могу. – Когда он был тут, – сообщил страдающий граф, – он ткнул Императрицу зонтиком. – Знаешь что, – отвечала леди Констанс, – я не стану оскорблять старого друга из-за твоей свиньи. Отведем ему комнату окнами в сад, ему нужен первый этаж. Боится пожара. Так и случилось, что наутро после визита к племяннику герцог проснулся в роскошной спальне на первом этаже. Сперва он полежал, глядя, как сочится свет сквозь занавеси огромных окон, выходящих прямо на лужайку; потом позвонил и велел лакею принести тостов, джема, китайского чаю, яйцо в мешочек и газету «Таймс». А через двадцать минут дворецкий Бидж передал леди Констанс, что герцог ждет ее у себя. Она немного всполошилась. Вчера, за вечерним столом, герцог успел рассказать, как он проучил племянника, и рассказ этот произвел на нее большое впечатление. Подходя к его комнате, она боялась разрушений; но все было в порядке, и она посмотрела на гостя, облаченного в розовую пижаму, с той нежностью, с какою смотрит женщина на мужчину, шептавшего ей когда-то слова любви. – Доброе утро, Аларих, – сказала она. – Дбррр. Какого черта он свистит? – Что? – Свистит. Какой-то тип под окном. «На берегах Лох-Ломонда»[3]. – Наверное, садовник. Герцог неопределенно хмыкнул. Если Мартышка удивился мистеру Плуму, он удивился бы и тому, что прославленный зверствами герцог так приличен с виду. Конечно, нос – но и все. Вполне обычная лысина, водопад седых усов, голубые глаза. Старик как старик. – Ты для этого меня звал? – Нет. Скажи шоферу, чтобы отвез меня к поезду. – Да ты вчера приехал! – А сегодня прочитал в «Таймс», что мой племянник не женится. – Что?! – То, что слышишь. – Почему? – Откуда мне знать? Для того и еду. – Это племянница Икенхемов? – Да. – Леди Икенхем я знаю, а его не встречала. Говорят, он эксцентричен. – Душевнобольной. Теперь все такие. Посмотри на Кларенса. – Правда, он какой-то рассеянный. – Еще чего! Сумасшедший. И Хорес. И Рикки. Мой тебе совет: не заводи племянников. Леди Констанс вздохнула: – У меня их много, Аларих. – Сумасшедшие? – Иногда мне кажется, что да. Так странно себя ведут… – Куда им до моих! – Роналд женился на хористке. – Рикки пишет стихи. – Бошем купил на улице золотой слиток. – А теперь еще суп. – Бошем купил суп? – Какой Бошем! Рикки. Хочет торговать супом. – Торговать супом? – Конни, ты не горное эхо. Да, торговать супом. И еще просит, нахал, пятьсот фунтов на обзаведение. Конечно, не дам. Обижается, видите ли! Ничего, Хорес больше обидится, когда я с ним поговорю! Распорядись насчет машины. – Ты бы послал мистера Бакстера. Он ведь в Лондоне? Вот его и пошли. – Еще чего! Сумасшедший племянник, а мой. Разве я допущу, чтоб его ругал какой-то выскочка? – Знаю! – воскликнула леди Констанс. – Бошем собирался в Лондон. Пусть Хорес привезет его обратно. – Вот это дело, – похвалил герцог. – А то «Бакстер»! Да, скажи Бошему. Ну, заболтался я с тобой. Где Кларенс? – У свиньи. – Не надоело? – Что ты! Он по ней с ума сходит. – Вот именно. От нее все и пошло. Надо ее убрать, а то твой братец скажет, что он – яйцо всмятку. Кстати, пришли мне десяток яиц. – Ты не завтракал? – Завтракал. – Не наелся? – с натужной заботой сказала леди Констанс. – Наелся. Я буду их бросать. Проучу этого охламона. Ах ты, опять! Теперь поет. – Аларих, – мягко спросила леди Констанс, – тебе непременно нужно бросать в него яйца? – Да. – Прекрасно, – сказала она и пошла уводить певца из опасной зоны, напряженно о чем-то размышляя. Тем временем лорд Эмсворт, не зная обо всей суете, был на лужайке за огородом, у милого сердцу свинарника, где обитала прославленная Императрица, дважды получившая приз по разряду жирных свиней. Под его любящим взором она кончала трапезу. Девятый граф Эмсворт легко забывал плохое. Не помня о том, что в жизнь его вернулся Бакстер, он наслаждался той совершенной радостью, которую дают нам чистая совесть, отъезд домашних, приятное общество и хорошая погода. В это утро у него не было тайн от сестры своей, Констанс, никто не мешал ему общаться с любимой свиньей, а погода стояла редкая даже для этих блаженных мест. Весна была капризной в Лондоне – но не в Бландинге. Одно хоть немного омрачало радость: граф знал по опыту, что такое божественное одиночество не бывает долгим. И опыт его не обманул. Кто-то зарычал, он обернулся – и увидел, как выразился бы сыщик, одного м. Гость его, герцог, шел к нему по лужайке. – Утррр, Кларенс. – Доброе утро, Аларих. Растерянный граф притворно улыбнулся. Воспитание, а точнее – непрестанные напоминания сестры (около 15 тысяч слов) внушили ему, что хозяин должен носить маску. Он старался изо всех сил не походить на загнанного оленя. – Бошема видел? – Нет, нет. – Надо поговорить. Подожду здесь, перехвачу, а то уедет. Он едет в Лондон за Хоресом. Помолвка расстроилась. Лорд Эмсворт вроде бы помнил, что наследник его женат, и решился на это намекнуть. – Не у него, – ответил герцог. – У Хореса. Графу легче не стало. – А кто это – Хорес? – Мой племянник. – Он женится? – Собирался. На племяннице Икенхема. – А кто такая… – Его бывшая невеста. – А кто такой… – Ее дядя. – О! – обрадовался граф. – Икенхем! Как же, как же. Я его знаю. Он дружит с Галахадом. Хорошо, что он приедет. – Откуда ты взял? – Ты же сам сейчас… – Ничего подобного. Это Хорес приедет. – А кто такой… – Я тебе только что говорил, – с привычной строгостью ответил герцог. – Мой племянник. – А? О! Э? – сказал лорд Эмсворт. – А, племянник! Прекрасно, прекрасно. Он любит свиней? А ты, Аларих? Вот моя свинья Императрица. Кажется, ты ее видел прошлым летом. Хозяин отошел от перил, чтобы гость разглядел ее получше. Оба помолчали: граф – благоговейно, герцог – сердито. Вынув большие очки из нагрудного кармана, он укоризненно глядел на свинью. – Ну и вид! – сказал он наконец. – Ф-фу, мерзость! Лорд Эмсворт страшно вздрогнул, не веря своим ушам. – Что? – Слишком жирная. – Жирная? – Да, слишком. Ты посмотри. Какой-то шар. – Это так надо. – Не до такой же степени! – До такой, до такой. Она получила две медали. ...Все права на текст принадлежат автору: Пэлем Грэнвил Вудхауз, Пэлем Грэнвилл Вудхауз.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.