Вильям Цветков Фестиваль

Пролог

Темнота была настолько явственной, что казалось, стоит протянуть руку и можно пощупать черную непроницаемую вату, окружившую ее со всех сторон.

Она прошла немного вперед, во всю силу напрягая зрение. Холодный казенный пол леденил босые ступни, но она этого не замечала. Где-то позади нее капала вода, разбиваясь о пол с сильным булькающим звоном. Ни одного постороннего звука не проникало сюда. Черная зловещая тишина.

С замиранием сердца, шаг за шагом, она пробиралась вперед.

Если бы она посмотрела сейчас на себя со стороны, то увидела бы крадущегося человека с выставленными вперед руками и застывшей на лице маской ужаса.

Именно ужас она чувствовала в данный момент — дикий неописуемый ужас. Ее ноги скользили по мокрым булыжникам, издавая шлепающие звуки.

Прошло уже, наверное, с полчаса, как она попала сюда. Если бы она помнила, КАК она сюда попала, то, несомненно, пулей выскочила бы обратно, из этого адского места.

Что-то сорвалось с потолка, прямо над ее головой, и, задев ее чем-то упругим и шершавым, пища и чихая, улетело туда, откуда она шла.

Сердце застучало быстро и гулко. Кровь с тяжелым напором бросилась к вискам. Она присела, потому что не могла идти дальше. Тело сотрясала крупная дрожь.

«Это, наверняка, летучая мышь», — успокоила она себя. Они не опасны, совсем не опасны. Хотя где-то она читала, что летучие мыши пьют человеческую кровь. А когда их очень много, то с человеком они расправляются за пару минут.

Она заплакала и сквозь слезы посмотрела на потолок. «Я этого не заслужила! Боже? За что?! Выпусти меня отсюда, боже! Пожалуйста!..»

Тишина становилась невыносимой.

«Так нельзя сидеть!» — раздался внутри нее твердый голос. «Встань и иди вперед.»

— Тебе легко говорить, — всхлипывая, прошептала она в пустоту, но, однако, послушалась и нетвердыми шагами двинулась дальше.

Ощупывая гладкую стену правой рукой, она убедилась, что в этом месте делается поворот. Медленно повернув, она прошла несколько метров и почувствовала, что булыжники под ногами — абсолютно сухие, даже теплые.

Этот факт несколько поднял ее настроение, но вдруг она ощутила, как что-то или кто-то трогает ее распущенные волосы.

Замерев от страха, она простояла несколько минут, боясь шевельнуться. Потом медленно, так медленно, как только могла, обернулась.

Зная, что тьма все равно не даст ей ничего разглядеть, она сделала шаг вперед, ожидая, что в любую секунду чьи-то челюсти сомкнутся на ее горле. А может быть еще хуже. Сначала одна крыса решится схватить за босую ногу и вырвать маленький кусочек мяса. Будет больно, наверное она закричит… А что будет дальше? Воображение мигом нарисовало страшную, даже нет — жуткую картину. Почуяв кровь, собратья первой хищницы, уже не боясь, начнут терзать сначала ее ноги, а затем и все остальное… В лицо пахнуло теплом. Сквозняк. Значите где-то есть выход.

«О, боже?» — от свалившегося напряжения она нервно рассмеялась.

«Глупая», — сказал ей тот же твердый голос», — возьми себя в руки.

— Сама глупая, — ответила она в пустоту.

«Подруга», — сказал ей голос, — «если ты начиталась Брэма Стокера или Стивена Кинга, то вини в этом только себя. Надо смотреть на вещи реально Ты попала в обыкновенный подвал. Тебе даже повезло, ты ведь знаешь, что бывают подвалы и похуже. НАМНОГО ХУЖЕ. Так что, выбирайся и не распускай нюни.»

«Но ведь, там где я была, не ощущалось сквозняка…», — подумала она. «И там было сыро.»

Она вернулась назад к повороту, держась за стену уже левой рукой. «Значит, здесь не один ход», — решила она, и шагнула к месту, где по ее мнению должна стоять стена.

Стены не было.

Первый раз она горько пожалела, что не курит. Так бы у нее, несомненно, в кармане лежала бы зажигалка или на худой конец, спички. На всякий случай похлопав себя по карманам и постояв еще с минуту на развилке, она решила идти в ту сторону, откуда чувствовалось перемещение воздуха.

Немного освоившись, она передвигалась чуточку быстрее, переставляя ноги таким образом, словно под ними находился лед. Странно, но никаких труб, ящиков и подобного мусора пока не попадалось. Она еще ни разу не споткнулась. Может быть, это метро какое-то? Откуда в Минске такие подвалы?

Через двадцать метров она остановилась. О таких длинных коридорах в подвалах ей приходилось слышать, но побывать пришлось впервые. Лучше бы этого не произошло никогда.

Поверхность под ногами казались сухими и идти было не трудно, если бы не тишина, все больше и больше гнетущая ее и абсолютным мрак.

«Или у меня что-то с памятью, или меня украли и выбросили сюда», — подумала она, вслушиваясь в стук своего сердца.

На днях она очень сильно ударилась головой. Вернее ее ударили. То, что было потом, вспоминалось тяжело. Словно отдельные кусочки ее мозга где хранилась память, заволокло непроницаемым туманом. Правда, нельзя сказать, что у нее что-то изменилось или нарушилось, по крайней мере, врачи так сказали. Она не сделалась идиоткой, и даже за эти несколько дней почти перестала обращать внимание на жестокую головною боль, такую, что иногда ей хотелось вырвать себе глаза, или, проще, отрезать всю голову.

В такие минуты она ничком лежала на своей кровати и думала, что вот-вот умрет. Инсульт… или как там это называется. В ее раскаленной добела голове проносились неясные образы. «Ангелы», — думала она. «Скорее бы уж.»

Помассировав немного виски, она огляделась. Какое-то неуловимое изменение обстановки заставило ее вздрогнуть.

Все та же темнота, теплый сквозняк, голые стены. Но что-то добавилось еще.

Медленно переставляя деревянные ноги, она прошла еще метров десять. Коридор под углом уходил вправо. Она подошла к другой стене.

Галерея расширилась. Теперь стены отстояли друг от друга метра на три. Раньше это было от силы полтора — два метра.

Опять запахло сыростью и чем-то еще.

Внезапно ее ступня погрузилась во что-то слизкое и мокрое. Она моментально отдернула ногу.

«Господи, если это труп, я сойду с ума», — подумала она, нагибаясь и протягивая руку, чтобы ощупать пол. Рука утонула в мягкой волокнистой массе.

ГНИЮЩИЙ ТРУП.

Холодные мурашки побежали по спине, волосы на голове буквально встали дыбом. Ей стало нехорошо.

Странно, но запаха не было. Вернее, почти не было. Она приблизила руку к носу и сразу узнала залах. Конечно, это была гнилая картошка.

«А что ты еще хотела найти в подвале», — едко спросил ее твердый голос. «Труп? Ха-ха-ха!»

Однако ей было не до смеха. Ни конца ни края этому видно не было. Одно утешало — здесь когда-то, по всей видимости, не так уж давно, побывали люди. Как никак, сама по себе она здесь появится не могла.

Она прошла вперед еще метра полтора и вдруг больно наткнулась животом на что-то твердое и тупое.

Поспешно выставив руки вперед, она нащупала трубу, которая опускалась вниз. Сделав полшага вперед и крепко держась за трубу, она обнаружила, что ногу ставить не на что. Чуть не свалившись, она отпрянула назад. Воздух с шумом выходил из легких, она была на волосок от возможной гибели.

ЕСЛИ ТАМ ОБРЫВ, ТО ЧТО ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ?

Найдя руками трубу, она мелкими шажками подошла поближе и осторожно опустила ногу вниз.

В фильмах, которые она смотрела, какой-нибудь маньяк или мерзкое чудовище, обычно всегда пользуются этим моментом, хватают и стаскивают жертву вниз.

Она смертельно боялась, что так оно и случится…

Нога встала на тверды предмет.

Теперь другая нога. Дальше… Это были ступени, и они уводили вниз. Она насчитала тридцать девять ступеней.

Опираясь рукой о кирпичную стену, она вошла вперед. Страх несколько притупился, но она постоянно чувствовала его взведенную пружину, готовую сорваться по любому поводу.

Ей показалось, что стало светлее. Или глаза уже настолько привыкли к темноте, или действительно стало светлее. По-прежнему, ничего не было видно, но что-то ей подсказывало, что источник света не так далеко.

Большим усилием воли она подавила в себе желание побежать на свет, хотя все ее существо рвалось к мельчайшему проблеску.

Галерея делала полукруг, и она медленно шла, держась рукой за внешнюю кирпичную кладку. Радиус круга, вероятно был большим, потому что искривление стены почти не замечалось.

Она отметила, что по правой же стороне, то есть, во внешней стене, сделаны ниши, но она побоялась входить туда. Темнота там казалась еще мрачнее и гуще.

Вдруг она увидела, что впереди, метрах в двадцати, из одной ниши падает неяркий желтовато-серыми свет.

СВЕТ.

Она остановилась как вкопанная.

«Откуда там свет, если нигде его нет?» — юркнула в ее мозгу пугливая мысль.

Стараясь не дышать, она медленно подкралась к нише. Вблизи стало видно, что ниша представляет собой обрамленный кирпичной кладкой ход в помещение, противоположной стены которого она все еще не видела. Но сквозняка здесь уже не было.

Скорее, она почувствовала новый залах. Запах людей и еще один… сладковато-терпкий и очень знакомый.

…Конечно! Вспомнила. Это были духи, которые любила ее соседка, солидная женщина. АРМАНИ. Духи Армани.

Господи! Только она хотела обрадоваться, как новый кошмар заставил ее содрогнуться. А если здесь обитают люди, которым есть, что скрывать? Кто они? Бомжи? Это еще не самое страшное… С ними, наверное можно найти общий язык. А если это?..

«Но откуда у них Армани?» — трезвый твердил голос. «Может у них здесь склад ворованного? «— она пыталась найти лазейку.

«Иди и посмотри, что там. «— Твердый голос. «Я боюсь! Я не хочу!!! Господи! «— ее сознание заметалось как загнанный зверек, но она поняла, что если не посмотрит, то назад не вернется.

Она решительно подошла к краю коридора и осторожно заглянула в комнату. То, что она увидела, подкосило ее ноги и она в глубоком обмороке осела на каменный пол.

«И я стесню людей, и они будут ходить как слепые, потому что они согрешили против Господа, и разметана будет кровь их, как прах, и плоть их, как помет.»

Господи! Господи!!!

Приступ тошноты подкатил к ее горлу. Внезапно и очнувшись, она почувствовала за своей спиной движение. Собрав остатки мужества, она повернулась.

Это не был Фредди Крюгер. И это не был Франкенштейн. Перед ней, метрах в двух, стоял молодой человек в черном костюме. По его взгляду она поняла, что Фредди не мог бы претендовать к нему даже в ученики. Его желтые, подернутые дымкой глаза обещали подвалы гестапо в десятое степени. Это не были глаза человека, и даже не животного. Она засомневалась, что это вообще могли быть глаза. Мгновение они продолжали смотреть друг на друга. Затем она прыгнула на него и чуть в сторону, не надеясь ни на что. Это его мир. Это его царство. Мышеловка захлопнулась.

Он не ожидал такого выпада и потерял пару секунд. Падая, она очень сильно ушиблась всем телом, но на удивление легко вскочила и побежала по мрачному полукругу.

Вероятно, это был ее лучший забег в жизни.

Абсолютно ничего перед собой не замечая, она только слышала его ровное дыхание метрах в пяти позади. Он не кричал, не ревел, как оборотень, он спокойно бежал. ОН БЫЛ УВЕРЕН.

Там, где по ее мнению, должны были находится перила лестницы, она споткнулась, сильно разодрав палец ноги. Уже падая, она растопырила руки, как кошка, но не успела приземлится.

Сильнейший удар по голове в области темени мгновенно выключил ее сознание.

«Я есмъ и аз воздам», — это было последнее, что Господь послал в ее разрушенный мозг.

Глава 1

— То, что вы предлагаете, очень интересно. Молодой человек в черном костюме огляделся, словно наслаждаясь летней прохладой ночного парка. — Но это несколько не входит в наши планы. Вы меня понимаете? Как вас кстати, называть?

— Зовите меня Макс. Тем не менее, одно другому не помешает. Вы можете на этом хорошо заработать.

Человек усмехнулся. Нагло и цинично.

— Вы думаете, нам не хватает? Нас поддерживают целые правительства. Это вам не Россия.

— И все же… По-моему, много никогда не бывает.

— У нас другие задачи. Нам заплатили, мы заплатим в свою очередь вам. Конечно, если вы нам поможете. В конце концов, вы даже не знаете, что предстоит сделать.

— И что же?

— Сначала я назову сумму, которую вы можете получить. Двести тысяч. Макс достал тонкую сигарету и затянулся.

— За эти деньги можно многое сделать… — неопределенно сказал он.

— Поэтому вы нам и подходите. Макс быстро взглянул на собеседника и тут же отвернулся.

— Да вы так не волнуйтесь, — сказал человек в черном, — ваше прошлое и настоящее, — он сделал паузу, — нам очень хорошо известны. Мы рискуем, но только не в таких делах. Закончили спецшколу КГБ, были двойным, — тут он спора запнулся, — агентом. Одним из лучших, надо признать. Кстати, в одном откровенном журнальчике писали про ваши подвиги…

— Эта скотина, предатель! — прошипел Макс. — Он многих сдал. Но про меня он почти ничего не знал. Только слухи.

— Да, слухи… — подтвердил человек.

— Но я уже отошел от дел, — сказал Макс.

— Такие, как вы, не отходят от дел. Они только поджидают удачного момента. Макс вспомнил названную цифру.

— Что мне надо сделать и какие гарантии?

— А вы не любите откладывать дела в долгий ящик…

— Я теперь деловой человек. Время — деньги. Вы это прекрасно знаете. Почти полчаса незнакомец объяснял Максу общие детали. Иногда он поглядывал по сторонам и незаметно — на часы.

— Почему вы не боитесь, что я вас сдам? Все-таки это относится ко мне напрямую.

— Вы говорите глупые вещи, — холодно ответил собеседник. — Впрочем, — он задумался, — даже вам это не простительно. Мы заинтересованы друг в друге. И знаем слишком много.

Макс кивнул. Его карие глаза, светились стальным блеском.

— Если я соглашусь, вы должны согласится на мои условия.

— Какие?

— Во-первых, никто не вмешивается в мою работу.

— Согласен.

— Во-вторых, вы поможете мне в моем деле. Взгляд человека затуманился. Он не хотел брать на себя лишние обязательства.

— Мне кажется, это лишние хлопоты, вы не должны ни о чем волноваться.

— Это уж мое дело, — сказал Макс. — В противном случае…

— Хорошо, — неожиданно согласился человек. — Я сделаю это. Куда все отправить?

— Вы разве больше не приедете?

— Нет. Наше участие предполагается в самом конце.

— А деньги? Вы же не думаете, что я буду мягко говоря, нарушать закон за честное слово?

— Нет. — Человек вытащил из кармана плоский прямоугольник кредитное карточки. — Здесь треть. Две трети — по окончании.

— Если вы меня обманываете… — начал Макс. Собеседник резко повернулся.

— Мы уже говорили на этот счет. Куда передать документы? — повторил он.

— Передайте почтой на мое имя. Вы знаете мой адрес?

— Да.

— Сколько вам потребуется времени? — спросил Макс.

— Примерно месяц — полтора. Могут возникнуть сложности. Но учтите, то что вы делаете, нас не касается. Мы платим вам только за то, что вы должны сделать.

— Я гарантирую, что у вас не возникнет проблем, — сказал Макс. — Только непонятно вот что, зачем растягивать все это на целый год? Я мог бы то же самое сделать за месяц или за две недели. Меньше риска, а эффект тот же.

Незнакомец долго молчал, всматриваясь в безоблачное звездное небо. А потом ответил:

— Так хочет заказчик.

Глава 2

Василий вышел из прохладного здания железнодорожного вокзала Калининграда и огляделся вокруг. В руках он держал небольшой черный чемоданчик, содержащий в себе единственный выходной костюм, пару хлопчатобумажных рубашек и гигиенические принадлежности.

Еще в поезде «Москва — Калининград «его ошеломил старый, немецкой постройки железный каркас вокзала. Таких он не видел еще ни в одном из городов, которые проехал. А проехал он немало. Прямиком из солнечного Бишкека, через Москву, и вот теперь он, наконец, на месте.

О своем бывшем родном городе вспоминать не хотелось. Если ты русский, тот тебе там делать нечего, ты — низшая, вторая раса. Он прекрасно помнил, с каким настроением приходил отец домой с работы последние свои месяцы жизни. Те унижения, которым он подвергался и свели его в могилу. В этом Василий не сомневался, но и терпеть не хотел.

Отец частенько упоминал о своих долгих вечерних рассказах Калининград. До того как его послали по комсомольской на солнечный юг, он некоторое время проработал главным технологом на рыбзаводе. Эти деньки, по его словам, были лучшими в жизни.

— Сынок, — повторял он почти каждые вечер, усаживаясь за рабочий стол, — поверь мне, здесь тебе жизни не будет. Поезжай в Калининград, Устроишься на работу, заведешь семью, там их квартиру дадут…

Пересекая здание вокзала, Василий придирчиво оглядел себя в большое, метра четыре высотой зеркало в массивной бронзовой раме.

На него смотрел молодой человек, лет двадцати четырех — двадцати пяти, высокий, спортивного телосложения. Его загорелое лицо с несколько выдающимися скулами и большими черными глазами несомненно привлекало внимание женщин. В этом он убедился по особенному вниманию проводницы. Искренняя теплая улыбка выдавала в нем обаятельного общительного человека.

Погода выдалась преотличная, тепло, но не так жарко как в Бишкеке. Несильный ветерок шевелил зеленые кроны деревьев, растущих на прилегающей к вокзалу площади, как в парке.

Медленным шагом Василий шел по чистому тротуару, разглядывая попадающихся прохожих. Одни спешили по делам, другие, так же, как и он, прохаживались, наслаждаясь летним покоем.

Чуть дальше, метрах в пятидесяти, уже проходила дорога, кишащая автомобилями преимущественно иностранных марок. Квадратные корпуса троллейбусов на остановке выстроились друг за другом в длинную очередь.

Немного оглядевшись, Василий достал из внутреннего кармана маленькую записную книжку в кожаном переплете. Она содержала адреса, по которым нужно было обратиться в первую очередь. Знакомые отца. Мать сказала, что они не откажут, если он напомнит им фамилию. Не должны отказать. Василий скользнул взглядом по первому адресу. Советский проспект д. Управление внутренних дел, к Литвинову Ирану Дмитриевичу.

Это по поводу работы. Конечно, в некоторых кругах профессия милиционера не очень то котируется, но зато там предоставляют общежитие, униформу и питание. И именно это ему сейчас было необходимо.

Прочитав список до конца, Василий решил, что не стоит испытывать судьбу. Возле обшарпанного, с вывеской начала шестидесятых годов, гастронома «Стрела» он заметил двух патрульных, разомлевших и попирающих квасок.

Видимо, они знают, где это.

Перейдя улицу в неположенном месте. Василий отметил про себя очень плохое состояние асфальта, огромные дыры и трещины как щупальцы опутали дорожное полотно. Василий не изучал язык глухонемых, но прекрасно понимал, что именно говорят шевелящиеся губы водителей.

— Извините, — обратился он к двум молодым ребятам в форме патрульно-постовой службы. — Вы не подскажете, как мне найти Советский проспект? Они посмотрели на него без особого интереса.

— Вон, видишь остановку, — сказал один из них, кивая головой. — Там сядешь на двойку, пятерку или шестерку. Выйдешь на вокзале, там недалеко.

— А на чем ехать-то? — спросил Василий, чувствуя всю наглость этого вопроса. Постовой устремил на него непонимающий взгляд.

— Как на чем?.. На трамвае попробуй.

— Хорошо, спасибо.

Василий устремился к забитой народом остановке и где-то через час добрался до указанного адреса.

Город из окна стонущего и охающего трамвая ему очень понравился. Широкие, довольно чистые улицы утопали в буйной зелени. Большое количество отдыхающих и курортников слонялось в поисках свободного местечка в кафе или баре, их безмятежные лица придавали городу спокойный и умиротворенный вид.

Красивые девушки в суперминиюбках гордо выпрямив плечи дефилировали по эстакадному мосту как фотомодели но подиуму. Их высокие стройные фигуры и развевающиеся волосы заставляли выгибать шеи добрую половину трамвая.

Чуть дальше раскинулся огромный торговый центр из стекла, металла и пластика, облепленный массой машин и легко одетых людей.

Василию показалось, что он попал в Европу в какой-нибудь германский или австрийский город. Облагороженный немецкие здания, множество яркой рекламы, выгодно подчеркивали архитектуру и цивилизованность.

Дом на Советском проспекте тоже оказался довоенной, если не дореволюционной постройки. Исключительно массивные коричневые стены из кирпича возвышались на четыре этажа… Окна на первом этаже закрывали ажурные решетки.

Василий поднялся по ступенькам к дежурному офицеру.

— Здравствуете. Подскажите, Литвинов Иван Дмитриевич еще работает у вас?

Офицер взглянул на него и тут же продолжил изучение какого-то списка.

— У него не приемный день. Завтра приходите с двух до четырех. Василий хотел ему сказать, что уже сегодня где-то надо жить, и немного помолчав обратился опять, ощущая крайнюю неловкость.

— Товарищ капитан, если он есть, скажите ему, от Батурина… Капитан поднял голову и смерил Василия долгим пронзительным взглядом. Видно, не захотев испытывать судьбу, он потянулся к телефону.

— Иван Дмитриевич? Тут к вам от Батурина, пропустить?.. — возникла пауза, Литвинов, наверное, вспоминал.

— Слушаюсь, — сказал наконец капитан. — Проходите. Второй этаж налево. — Сказав это, он тут же углубился в листок, оказавшийся карточкой «Русского Лото».

Василий не позволил себя победной ухмылки и быстрыми шагами поднялся наверх. Этажи оказались очень высокими — метра четыре или пять. Между пролетами лестницы стоял толстый зеленый кактус без шипов в широкое неглубокой кадке, заполненное сигаретными окурками.

Остановившись у двери с табличкой «Литвинов И. Д.», он критически оглядел себя и удовлетворившись, два раза постучал.

— Да, да, войдите, — ответил жесткий мужской голос, одновременно откашливаясь.

В открытую дверь Василий увидел сидящего за большим дубовым столом человека, которые по-видимому и являлся Литвиновым. Напротив него, около длинного стола для заседаний стоял моложавый, военной выправки, капитан.

Литвинов протянул руку.

— Здравствуйте, здравствуете. Правда, думал увижу самого Аркадия, но, конечно, очень рад я вам. Иван Дмитриевич, — представился он. Василий ощутил силу его рукопожатия.

— Василий. — Он ожидал увидеть тщедушного бюрократа, но перед ним стоял подполковник лет шестидесяти, с волевым лицом, выцветшими синими глазами и худощавым жилистым телосложением.

— А это — капитан Архипов, помощник. Они поздоровались.

— Ну, — Литвинов указал на стулья, — что привело вас ко мне? Василий покосился на капитана, не стесняясь, но чувствуя некоторое неудобство.

— Я только что приехал, — начал он, — из Бишкека. Отец говорил, что вы можете помочь с работой. Конечно, если я помешал, то…

— Нет, нет, — поспешил Литвинов. — Вы армию отслужили?

— Да, конечно. Погранвойска. — Василий попытался проникнуть сквозь эти, подернутые дымкой глаза, но не смог.

— Хорошо, — медленно проговорил Литвинов, постукивая пальцами по столу, на котором лежала всего одна папка. — Вам есть где жить? Василий покачал головой.

— Ладно. Архипов, отведи в общежитие, завтра на медкомиссию, а потом к Степанову, в ППС. Послужишь немного, а там посмотрим.

Архипов кивнул, соглашаясь, словно это касалось в первую очередь непосредственно его.

— Не будем строить догадок, — сказал Литвинов, когда Василий поднялся. — Но если кровь та же, то у тебя все получится. Желаю удачи.

— Спасибо, Иван Дмитриевич. Я вам очень благодарен.

— Ничего, приступай. Степанов — мужик нормальный. Сработаетесь.

Василий вышел вместе с Архиповым, вид у которого был весьма озабоченный. В руке он держал серую картонную папку с надписью «Дело». Они поднялись еще на один этаж и вошли в кабинет с табличкой «Архипов».

— Так значит, из Бишкека? — рассеянно спросил Архипов, накручивая диск телефона.

— Оттуда, — ответил Василий.

— Как там?

— Жарко. Намного жарче, чем здесь. Русские в положении негров, денег нет, зарплаты не платят, законов никаких не существует…

— Да… — протянул Архипов. — Но ты не смотри на наш блеск, наверное уже увлекся. Скоро узнаешь, что за этим стоит, — он похлопал по серой папке. — У меня, вот, позавчера человек исчез. Был и нет. Девушка, пятикурсница. Не знаю даже, откуда начать…

Телефон, наконец соединился.

— Алло, это Архипов из областного. К вам человек придет, Батурин фамиилия. Поселите сегодня же… Да… Спасибо. — Он повесил трубку. — ну вот, одно дело сделано. Завтра утром придешь сюда, на втором этаже — отдел кадров, возьмешь направление на медкомиссию.

— А ее долго проходить? — спросил Василий.

— Дня два, если у тебя все нормально. Не больше. А затем, ко мне, я познакомлю со Степановым. — Он достал клочок бумаги и записав название улицы с общежитием, протянул ее Василию. — Найдешь? Это рядом.

— Да, да, спасибо.

Василий попрощался и с ликующим сердцем вышел на улицу. Все оказалось не так сложно, как он себе представлял. Вспомнилось отцовское — хорошие люди должны помогать друг другу.

Чем же я ему помогу? — вдруг подумал Василий, поджидая, пока громыхающий трамвай в облаке удушливой пыли прокатится мимо.

Девушка насадила длинную иглу на шприц и велела у ему подать руку. Обмотав ее чуть повыше локтя жгутом, она помазала место сгиба чем-то отдаленно напоминающим спирт.

— Это у вас одноразовые иглы? — поинтересовался Василий, с ужасом наблюдая приближение процедуры.

— Да вы не беспокойтесь, мы их в автоклаве кипятим, — ответила она, улыбаясь.

— Я в общем-то и не беспокоюсь, но все-таки… Она приблизилась и сосредоточенно ввела иглу в пульсирующую вену. От нее шел едва уловимый запах цветочных духов.

Чтобы не смотреть, как шприц наполняется кровью, Василий уставился в вырез ее халатика.

«А она симпатичная», — подумал он, незаметно скользя взглядом ниже, насколько это позволял бесформенный халат.

— Как вас зовут? — спросил Василий, решив попытать счастья. Вытаскивая иглу, она тряхнула головой. При этом ее пепельные волосы мягко заволновались.

— Наташа, а что?

— А меня Василий. Просто хотел пригласить вас сегодня вечером куда-нибудь сходить, только, вот не знаю, куда. Я же из Калининграда, на местности пока плохо ориентируюсь… Она опять улыбнулась, рассматривая пробирку с алой кровью.

— Вряд ли из меня получится хороший гид.

— А вы попытайтесь. Во сколько вы заканчиваете? Я бы зашел, мне не далеко…

— В пять вечера, но учтите, в одиннадцать мне нужно быть дома. Василий неспеша закатал рукав и поднялся.

— Если кружится голова, то можно прилечь, — сказала Наташа, смотря ему прямо в глаза.

— Еще как кружится, — ответил Василий, — от ваших духов.

Она немного покраснела, ей было приятно услышать такое.

— Значит в пять? — Василии подошел к двери и еле заметно подмигнул ей. — Я буду точно.

Она слегка кивнула и принялась расставлять пустые и заполненные пробирки, что-то помечая в толстой амбарной книге.

Все-таки Калининград — прекрасный город, — решил Василий, покидая поликлинику. Отец, как всегда, был прав.

До встречи оставалось еще почти полдня, комиссию он умудрился пройти за одно утро) наверное, благодаря богатырскому здоровью, и, теперь выдалось время, чтобы пройтись по городу пешком и получше рассмотреть его вблизи.

Полюбовавшись суетой Северного вокзала, Василий купил в одной из многочисленных палаток поллитровую банку пива «Хольстен» и медленно двинулся к центральному рынку.

Облитый чем-то зеленым памятник Ленину показывал, правда, совсем другое направление, но Василий, увидев серое мрачное здание администрации, свернул в парк, густо усаженный цветущими липами и каштанами. В прохладной тени деревьев на скамейках отдыхали и развлекалась молодежь и многочисленные милицейские патрули. «Скоро и я буду таким», — подумал он, наблюдая разморившихся на свежем воздухе стражей порядка. Впрочем, милиционеры ни к кому не приставали, а только изредка окидывали свое служебное пространство ленивым взглядом.

Центральный рынок кишел людьми, торгующими, что-то несущими, или просто, бесцельно шатающимися. Нескончаемый поток машин на дороге то и дело останавливался, пропуская толпы народа. Пенсионерки, все в поту и мыле, выкрикивали нецензурные ругательства, и всем своим видом показывали, что машины поедут только по их трупам, при этом они неспеша волочили или катили свои тележки с продуктами и хозяйственным скарбом, не обращая внимания абсолютно ни на что.

Усталый старшина ГАИ с мокрой от пота спиной и плюнувший на все это безобразие, уплетал за обе щеки смачные гамбургер, заедая его жаренное картошкой и запивая кока-колой.

С отсутствующим видом взглянув, как серый опель-рекорд поехал нагло под кирпич, он прикоснулся было к рации, но, видно передумал и сделал запись в блокноте.

Слева от входа в рынок торговали свежими цветами, сутуло свесившими свои дряблые бутоны. Было дело, Василии выращивал цветы в совхозе, недалеко от Бишкека, и теперь, прохаживаясь по рядам, с улыбкой слушал, как распарившиеся торговцы впихивают залежавшийся товар, который через два часа превратится в дохлый гербарий.

Впрочем, запах стоял отменный, особенно от огромных полыхающих астр, и нежно-светлых метровых роз.

Выбрав самую красивую, еще живую розу, он заплатил пятнадцать тысяч, нисколько не пожалев. «Ей понравится.»

Решив больше не толкаться по рынку, Василий вышел на улицу Черняховского, и, наблюдая, как прохожие любуются его розой, направился вдоль по тротуару. Откуда-то доносилась популярная музыка, иногда перекрываемая шумом моторов.

«Областное Гаи», — прочитал он на синей вывеске, прикрепленной к стене немецкого здания из красного, местами потемневшего кирпича.

Это, наверное, одна из главных достопримечательностей, — подумал он, наблюдая невозмутимо спокойные лица сотрудников, в то время, как владельцы машин с пеной у рта готовы были кидаться на стены от переполнявшей их энергии. Он не знал, сто уже несколько недель подряд ожидался новый указ об отмене льгот по растаможке машин.

Наслаждаясь отдыхом и хорошим деньком, Василий постепенно добрался до Нижнего озера, утопающего в зеленых насаждениях. В глубине его виднелись отдыхающие, выделывающие пируэты на водных катамаранах.

Владельца собак держались побоку. Освободив своих ненаглядных бультерьеров и ротвейлеров от всяких ошейников и намордников, они собрались в кучку, весело смеясь и отхлебывая пиво. Ошалевшие от предоставленной свободы питомцы иногда нарушали границы своей зоны и увлеченно гонялись за кем-нибудь, по неосторожности попавшему в их поле зрения, пока остервенелые крик не нарушал всеобщего покоя — «Уберите собаку!»

Стоя на балкончике, нависшем над озером, Василий выкурил сигарету и внимательно оглядевшись, поспешил прочь. Он не любил собак и они отвечали ему взаимностью.

Осмотрев музей янтаря изнутри и ликеро-водочный завод снаружи, он, оставшись довольным своими впечатлениями, спустился на Московские проспект.

Побродив по магазину «Тысяча мелочей», Василий почему-то подумал, что так и не увидел мелочей дешевле миллиона. Разве что две-три.

Василий взглянул на часы, четыре с небольшим. Пора было возвращаться в поликлинику, чтобы встретить Наташу. Он с удовольствием отметил, что роза еще не потеряла своего первозданного вида.

Ноги немного гудели, но после поезда это было приятным чувством. Когда Василий подъехал на такси, Наташа уже вышла на ступеньки блеклого приземистого здания поликлиники, густо обсаженного зеленоватым вьющимся кустарником. Серые потрескавшиеся стены дома, словно обтянутые загнившей паутиной, уже давно и настойчиво требовали ремонта.

Возле деревянной, недавно окрашенной двери, на высоте человеческого роста висела грязная стеклянная табличка с надписью «Поликлиника», с наискось пересекавшим ее блестящим расколом.

Наташа, в красивом, цвета морской волны, легком шелковом костюме, трепещущим на свежем воздухе и белых туфлях-лодочках прохаживалась по забросанным выкуренными до фильтра окурками ступеням, иногда встряхивая головой. При этом ее серебристо-пепельные волосы медленными волнами перемещались с лица на спину.

— Привет, — крикнул Василий, расплачиваясь с шофером, — Я не опоздал?

Она поглядела на маленькие часики и улыбнувшись, покачала головой.

— Нет. Даже раньше. — Ее голос был приятным и мелодичным. Василий подошел к ней, пряча розу за спиной и снова ощутил еле уловимый цветочный аромат, от которого защекотало в груди.

— Вот и прекрасно. — Он сделал паузу. — А это вам, — и протянул длиннющую, нисколько не потерявшую свою свежесть розу.

— О!.. это мне? Какая красивая! Наверное, она стоит кучу денег!.. Спасибо!

Василий скромно посмотрел на сверкающие кончики своих туфель.

— Подарок нельзя оценить деньгами, это я вас должен благодарить, что вы позволили мне сделать такой маленький сюрприз. Ее лицо расцвело, но она взглянула на Василия вполне серьезно.

— Давайте на «ты» — так будет проще.

— Хорошо. Куда идем? Я, правда, уже полгорода исходил, хотелось бы посидеть где-нибудь спокойно…

— Вот и прекрасно, — сказала она, поправляя прическу. — Честно говоря, я не очень-то люблю ходить много пешком. Слишком пыльно и шумно.

— Но вечером-то, получше, я думаю, — заметил Василий.

— Тогда пойдем в одно прекрасное место, называется бар «При свечах», это где драмтеатр. Там уютно и народу много не бывает…

— Я всецело полагаюсь на твой вкус, — сказал Василий, подавая ей РУКУ.

Медленно, разговаривая о пустяках, они поднялись по улице Озерова, пересекли гудящую строительством Уральскую, вышли на кипящий машинами Советский проспект и повернули налево, на проспект Мира, оставив позади широкую, используемую под автостоянку, площадь Победы. Справа тянулось длинное, позеленевшее от старости угрюмое здание.

— Это технический университет, — сказала Наташа, увидев вопрос на лице Василия. — Попасть сюда практически невозможно, особенно на экономический. Но если ты захочешь выучиться на механика или тралмастера, то, я думаю, тебе будут рады.

— А это кто? Студенты? — Василий указал на группу неформально одетой молодежи, праздно шатающейся в тени вековых деревьев. Наташа засмеялась, но не громко, а как-то робко и застенчиво.

— Да… студенты, посмотри на них получше. Когда они подошли поближе. Василий разглядел, что в большинстве это были подростки, но среди них попадались люди и постарше. Почти все они пребывали в состоянии буддистской отрешенности, и, склонив головы, казалось, не могли найти выхода из парка с дюжиной деревьев. Некоторые лежали на траве с широко открытыми глазами без малейших признаков жизни. Один парень в широких черных джинсах-клише и цветастой рубашке навыпуск пытался закурить, но его руки, судорожно сжимающие зажигалку, удалялись по мере того, как он приближал к ним рот с зажатой сигаретой. Он как-то странно весь изгибался и стоял в такой немыслимой позе, что по всем законам должен был вот-вот упасть.

Все-таки он прикурил, полностью опустившись на асфальт и замер, словно кающийся грешник у алтаря.

— Не обращай внимания, — посоветовала Наташа и спохватившись, добавила, — мы почти пришли, вон и драмтеатр, видишь?

Впереди стояло красивое, пастельного цвета здание, поддерживаемое гигантскими белоснежными колоннами с искусной лепниной на концах.

На площадке под колоннами расположились красные пластмассовые столики летнего кафе, почти все свободные, прямо за ними замерли три колоссальные деревянные двустворчатые двери с круглыми ручками из желтого металла. Справа и слева Василий разглядел точно такие же, только распахнутые во всю ширь.

— Слева — драмтеатр, справа — бар, — сказала Наташа, поднимаясь по ступенькам.

Через вырез я костюме Василий отметил ее идеально стройные ноги и тонкие щиколотки, переходящие в крохотные ступни.

Они прошли в полутемные небольшой бар, по стенам которого горели оранжевым пламенем электрические свечи. Здесь также стояли пластмассовые столики, накрытые зелеными полотняными скатертями.

Справа от обклеенной фольгой стойки бара под потолком работал телевизор. Крутили клипы. Негромкая музыка создавала таинственную и романтичную атмосферу, иногда прерываемую возгласами поваров на кухне. Василий усадил Наташу за стол и заказал два джина с тоникам.

— А ты давно в поликлинике? — спросил он, когда сел напротив и достав сигарету, закурил.

— Да нет, около года, после медучилища. — Она тоже взяла сигарету и неглубоко затянулась, осветив тонкие длинные пальцы.

— Что, хорошо платят?

Наташа усмехнулась.

— Триста тысяч.

Василий недоверчиво посмотрел на изящное золотое колечко с рубином и большой золото» кулон в виде знака зодиака, падающий на блузку.

— Подрабатываю у одного старика сиделкой, его сынок не скупится, — пояснила она, потягивая джин через соломинку. — А что еще делать? Хочешь жить… — Наташа взглянула на Василия: — А ты чем занимаешься? Пришел черед смущаться ему.

— Пока ничем, прохожу комиссию.

— Кровь у тебя, кстати, хорошая. Здоровая. А что дальше будешь делать?

— Наверное в милицию. Пока так решил. — Он ожидал, что Наташа переменится в настроение, услышав это, но она только еле заметно качнула головой.

— У меня дед тоже в милиции служил. Но он уже пятнадцать лет как на пенсии, а форма — так в шкафу и висит.

Василий облегченно вздохнул, сосредоточив все внимание на сигарете. Темы для разговора все куда-то пропали, они сидели друг против друга и кидали многозначительные взгляды.

— А чем ты занимался в Бишкеке? — первая прервала молчание Наташа.

— После того, как отслужил, два года работал на нефтевышке оператором, конечно, ездить было далековато, но я привык.

Наташа засмеялась.

— Я вспомнила ту рекламу про норвежские буровые. Холод… у — у — она поежилась, — грязища, этот мазут…

— Нет, у нас все не так было. Жара градусов сорок пять, сухой южный ветер, все в песке… и в нефти. Машины буровые довоенного производства, постоянно ломаются, мастер орет во все горло. — Василий немного прикрыл глаза и продолжил, — а потом порвался трос, которые соединял лебедку с ковшом, а я стоял на мостике, на высоте двенадцати метров, проверял сепаратор… ну в общем меня задело. Четыре месяца в больнице, когда выздоровел, отец уже умер… Он всегда хотел, чтобы я уехал в Калининград… И теперь, вот я здесь, мне кажется, что он был бы рад.

Наташа смотрела в его большие грустные глаза и он все больше и больше нравился ей, мужественный, умный и добрый.

— А у нас, между прочим, месяц назад фестиваль был, — прощебетала она, отвлекаясь от накативших мыслей. — Если бы ты приехал пораньше, то мы обязательно сходили бы на него, — Наташа украдкой взглянула на Василия.

Он успел заметить призыв в ее глазах.

— Где же он проходил? В кинотеатре?

— Да ты что! Целый остров выделили. Конечно, первый блин обычно комом, но в следующий раз обещали устроить супершоу.

— Что?! В Балтийском море остров? — на миг растерялся Василии. Наташа звонко рассмеялась.

— Нет конечно, в городе район так называется. Со всех сторон окруженным рекой. Может ты видел, старый немецкий собор с часами?

— Да, когда на трамвае по мосту проезжал…

— Вот, под мостом и находится так называемым остров. Что там Было! — Она мечтательно подняла глаза к потолку. — Народу — уйма, все гуляют, поют! А потом фейерверк и салют, грандиозно!

Василий покачал головой.

— У нас такого не было. Один раз на соседней буровой каким-то образом загорелась нефть. Представь, огненный фонтан высотой метров в сто… а так, чтобы специально праздник — такого нет.

— А здесь — постоянно. Дни города, фестивали, праздники, ярмарки, народные гулянья. Кажется, не успел кончится один, начинается другой. Но этот фестиваль, как говорится — венец творения.

Василий вдруг подумал, что работа у него будет по-видимому несладко?. Народ же не любит праздновать на трезвую голову.

— И что, на следующий год все повторится? — спросил он, снова закуривая.

— Да, только все будет намного лучше и красивее. Так обещали. А она слов на ветер не бросает.

— Кто — она?

— Да… — Наташа вся напряглась, вспоминая. — Платье у нее красивое было. Черное, выделанное жемчугом… Вспомнила, Никитина! Она же всем этим занимается. То есть владелица фестиваля.

Василий моментально представил себе дородную вальяжную женщину, облаченную в необъятное черное с жемчугом платье, с обезьяньей имитацией светских манер и густым низким голосом. Еще обязательно маленькие черненькие усики. Для полной картины.

На девяносто процентов он был уверен в правильности своего представления, но не стал информировать об этом Наташу, которая от выпитого джина слегка покраснела. Василий взглянул на пустые бокалы и попросил бармена повторить.

— Расскажи что-нибудь интересное, — попросила Наташа, дотрагиваясь до его руки. Он взял ее холодные пальцы в ладонь и начал их медленно поглаживать, чувствуя, как желание все больше и больше охватывает его.

— Однажды, — начал Василий, с трудом вспоминая слова, — года полтора назад, мы с ребятами с буровой пошли в аул за водой. У нас закончилась питьевая вода, а рабочий день только начинался. Судя по всему, денек предстоял жаркие, с утра термометр доказывал около сорока. Вышки буровые все в принципе автоматизированы, качают и качают сами… А до аула было километров восемь, почти по пустыне.

Где-то на полпути налетел ураган, небо резко потемнело, хотя до этого было идеально чистым, и нас накрыла песчаная буря. Никто не знал, сколько она продлится, и мы рассорились. Одни хотели вернуться, другие продолжить путь. Я знал, что без воды долго не протянуть и поэтому пошел вперед. Со мной осталось два человека, а те пятеро — побежали назад.

Представь себе, жара неимоверная, кругом песок, залепляет глаза, уши, во рту скрипит… Мы держались за руки, чтобы не потеряться и шли вперед. Я не знаю, сколько это длилось, буря не заканчивалась, и мы, наверное, сбились с пути. Короче, где-то через час, вспоминая и бога и черта, мы наткнулись на высоким сетчатые забор. Входа не видно. Дошли по периметру до ворот, там никого. Еле разглядели за воротами одноэтажное здание, довольно большое, из-за песка его и не видно сначала было. Мы в дверь проскочили — оказалось открыто, но запах внутри — жуткий. Зашли еще в одну дверь. Все такое старое, как будто брошенное… Боже! Когда я их увидел, то чуть в обморок от страха не упал. Представляешь! Мы случайно забрели в лепрозорий.

Они сидели, если это можно так назвать, на старых кроватях с матрасами грязно-желтого цвета и смотрели на нас. Потом один встал и начал к нам приближаться. Я… я не знал, что делать. Я протянул у ему пустую канистру для воды. Он взял ее и ничего не сказав, вышел через другую дверь.

Они… они разглядывали нас, как покойники, которые хотят попробовать живой плоти. Никогда не забуду… Если ты думаешь, что в их глазах был страх или отчаяние… — нет, ничего такого. Этот, с канистрой вернулся довольно быстро. В ней плескалась вода.

Обезображенной рукой он указал нам на дверь. Если бы за дверью находился ад, я бы с радостью променял это место на самый страшные ад.

Стоит ли говорить, что мы выскочили, как из склепа с живыми покойниками и бежали, пока не закончилась буря. Потом мы уже сориентировались и вышли к буровым. Ноги дрожали, мы ужасно хотели пить, но только не из этой канистры, которую я почему-то так и не бросил.

Мастер на нас наорал и, кажется, врезал кому то, но, увидев воду, обо всем забыл, отобрал канистру и выпил целый литр.

— И что? — шепотом спросила Наташа.

— Ничего. Я ему объяснил, где мы взяли коду. Он блевал до вечера, а на следующее утро не вышел на работу. Ему взамен прислали нормального парня.

— А может он заболел?

— Нет, лепра ведь не заразная, но в принципе, зараза заразу видит издалека.

Наташа молчала, не в силах вымолвить ни слова. Потом она достала сигарету и нервно закурила.

— Страшно, да? — вымолвил Василий. — Это еще ничего, было и похуже.

У Наташи больше не возникало желания спрашивать. История была не очень страшной, но заставляла высунуться из своей скорлупы и подумать о том, что происходит вокруг. Подумать всерьез.

— Я наверное, перестарался, — извиняющимся тоном снизал Василий.

— Ничего, это ведь я сама тебя попросила. — Наташа попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло.

Выпив еще по стаканчику джина с тоникам, они поднялись и расплатившись, вышли в теплый летний вечер. Уже смеркалось. Загоревшиеся огни рекламы красиво разнообразили затихающий проспект.

— Тебе далеко? — спросил Василий. — Я тебя провожу, — и покосился в сторону так называемых «студентов''.

— Нет, тут рядом, на Чайковского.

Они вместе шагнули в ласкающую темноту. Выпитый джин приятно согревал желудок и отдавался в голову, создавая впечатление необычной легкости и свободы.

— Я тебя завтра увижу? — осторожно спросил Василий, когда показался ее дом — пятиэтажка довольно недавней постройки. Наташа обернулась и кивнула.

— Если сможешь, заходи. А сейчас мне надо идти. Пока.

— Пока.

Василий не поцеловал ее в раскрасневшуюся щеку, но он особенно и не торопил события, предоставив их идти своим чередом.

Наташа поднялась на свой этаж, открыла дверь, разделась и моментально уснула благодаря выпитому спиртному. Всю ночь ей снился Василий и прокаженные, наводнившие город.

Глава 3

— Хотите кофе? — предложила Никитина человеку, сидящему напротив. Это был Карташов, раньше она о нем слышала, но никогда не видела.

Его элегантный, песочного цвета пиджак и несколько вызывающий галстук на белоснежное рубашке шились, по крайней мире, у Пьера Кардена.

— Почему бы и нет, — ответил он, разглядывая кабинет. — Только без сахара.

Сидевшая слева от него за журнальным столиком из красного дерева помощница Никитиной — Анжелика Кордец тихо поднялась и вышла в приемную. Через некоторое время она вернулась с круглим серебряным подносом девятнадцатого века. Маленькие, того же металла изящные чашечки и старомодный кофейник с длинным носиком были явно из одного и того же сервиза. Старого я дорогого.

— Хорошая вещь, — похвалил Карташов, оценивая антиквариат.

— Вы, кажется, этим занимаетесь? — поинтересовалась Никитина, наблюдая, как Анжелика разливает кофе.

— Не совсем. Но иногда приходится. Заниматься старинными вещами ж очень выгодно, к тому же интересно. Но у меня ремесло пошире. Никитина кивнула, нисколько не понимая, что именно он имеет в виду.

— Но сейчас тяжело стало, — продолжил Карташов, — законы никудышные, иностранцы нам не доверяют. Звонит, например, немка, хочет дом купить, в котором до войны ее родители жили, и все нахожу, договариваюсь с нынешними хозяевами, а как дело доходит до практической стороны, тут нередко все и обрывается — они в шоке от нашей бюрократии. Сейчас даже за деньги ничего не сделаешь.

— Так вы просто — обыкновенный маклер? — спросила Кордец невинным голосом. Карташов обидчиво встряхнул головой.

— Ну что вы! Всю эту коммерцию я бы послал… — он многозначительно промолчал, куда именно. — Вы знаете, сколько стоит день раскопок, ну, например, развалин рыцарского замка?

Обе женщины промолчали.

— Не знаете… Самый минимум — полторы тысячи долларов. Это при минимальном оборудовании и количестве участников. Сами понимаете, чем это оборачивается… И так — везде, за все надо платить. А то, что ты делаешь — никому не нужно… — он удрученно замолчал, но сразу опомнился, — впрочем, я совсем по другому вопросу. Как вы уже, наверное, догадались, мне приходится заниматься бизнесом, чтобы не прогореть. Я хочу предложить вам хорошую идею, на которой мы сможем заработать.

— Что-нибудь с иностранцами? — предположила Кордец.

— Нет. Я все объясню по порядку, и, зарегистрировал страховую компанию, работа уже идет, и довольно неплохо. Честно говоря, я даже не ожидал такого наплыва. Так вот, вы, насколько я знаю, делаете шоу?

Никитина сложила руки на груди и кивнула. Анжелика неотрывно смотрела, как шевелились губы собеседника, мясистые и чувственные. Легкий летний гомон, просачиваясь через форточку походил на неисправный радиоприемник.

— И это приносит вам немалы доход…

Это прозвучало несколько бестактно и Никитина немедленно отреагировала:

— Какое это имеет отношение к вам?

— Вы сейчас поймете. Положим, доход у вас составил, ну, сто миллионов Не важно чего, из этих денег сколько вы заплатили налогов? Никитина пожала плечами.

— Это знает Гестер. Наш бухгалтер.

Анжелика нагнулась к сумке, стоящей подле кресла и вынула зеленый блокнот из крокодиловой кожи, окантованный золоченым металлом. Юбка на ее коленях задралась несколько выше обычного и она нехотя поправила ее.

— Много больше половины, — сказала она, отыскав нужное место.

— Это при всем при том, что бухгалтер у вас высшей категории и в налоговой свои люди. Я ведь не ошибаюсь?

— Нет. — вяло ответила Никитина. Карташов разгладил несуществующие складки на брюках и закурил. Все последовали его примеру.

— Получается, с каждых ста вы платите больше пятидесяти. Я предлагаю пропускать ваши деньги через мою кампанию.

Никитина слегка оживилась. Анжелика сосредоточила все свое внимание на тонком кончике сигареты, испускающем причудливые завитки сизого дыма. Как по команде включился автоматический кондиционер, наполнив кабинет слабеньким комариным гуденьем.

— Что это меняет? — спросила Никитина, не зная, что ей делать, то ли радоваться, то ли гневаться.

— Вы не платите налогов.

— Вообще?!

— В принципе, да. Мои юристы выработали возможную схему прокрутки денег. Но это относится только к шоу. А именно — к билетам. Со всего остального пока придется платить.

Никитина задумалась, опершись головой на руку. Ее тонкие наманикюренные пальчики играли с нижней губой.

— Это интересно, — сказала она минуты через две. — Но как все это происходит практически?

— Все очень просто. — Карташов откинулся в мягком кресле, наслаждаясь искусственной прохладой. — Каждый билет вашего шоу будет являться страховым полисом.

— Но тогда это будет считаться вашим доходом. Вы разве не платите налогов?

— Конечно платим. Мы ведь не хотим иметь проблемы с властью. Но, у нас не будет прибыли. Никитина изумилась. Ее глаза излучали неподдельный восторг.

— Скажите пожалуйста! Вы получите некоторую сумму с каждого участника, и это считается, что прибыли нет?! Да вам придется еще полностью выплачивать страховые суммы. Я уже знакома по горло с этим. Что-нибудь случилось, вы отвечаете. Я ошибаюсь? ...