Все права на текст принадлежат автору: Андрей Анатольевич Посняков.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Удар судьбыАндрей Анатольевич Посняков

Андрей Посняков Удар судьбы

Глава 1 Наши дни. Средняя полоса России При попадании на кожу промыть водой

Деревня на своем веку повидала всякое.

Валентин Распутин. Прощание с Матерой
— Ну, ты и гад, Леха! Йэх! Ты зачем, паразит, трактор в болотине утопил?

Сказать, что Михалыч — Василий Михалыч Оленников, бригадир трактористов ОАО «Озерское», по старинке называемое многими — колхоз «Светлый путь» — был рассержен, это ничего не сказать. Светло-серые, с небольшим прищуром, глаза его метали молнии, ноздри возмущенно раздувались, а сомкнутая в кулак правая рука то и дело ударяла в левую ладонь — йэх! Вообще-то, Михалыч считался мужиком невредным, добрым даже, особенно если выпьет, но тут не тот выпал случай. Еще бы! Колхозное — сиречь акционерное — имущество в болоте утопить! Главное — и трактор-то почти новый, ну лет семь-восемь…

— Так зачем, а? — Бригадир снова ударил кулаком об ладонь, только вместо привычного — «йэх» — матерно выругался — трактор-то на нем числился.

Несчастный Леха, по паспорту — Алексей Сергеевич Смирнов, недавно поступил (собственными силами, без всяких там связей и денег, да и откуда деньги у детдомовца?!) в местный педуниверситет на факультет социальных наук, и теперь с гордостью считал себя студентом-историком. Радовался — ну, конечно! — и в себя верил, а в деревню, точнее, в ОАО (бывший колхоз) «Озерское», приехал подзаработать, деньги не лишние были, а трактора и — немного — сельхозмашины Лешка знал, поскольку ОАО «Озерское» старые связи не разрывало и над детдомом, что называется, «шефствовало» — было когда-то такое хорошее старое слово. Короче говоря, все детдомовские старшеклассники сельхозтехнику знали. Пусть не на таком уровне, как учащиеся ПТУ, но — знали. Вот и Лешка знал, да еще получше других, потому как был умным. Еще бы, в университет-то сам готовился, без всяких там репетиторов, откуда на них деньги? И поступил! Сам Роберт Петрович, декан факультета социальных наук, руку жал, говорил, что вот именно такие студенты им и нужны. Не в том смысле, что детдомовские, а в том, что — умные и сами всего добивающиеся.

Лешку в колхозе знали и на временную работу приняли с удовольствием — а как же, страда! Да и парень непьющий, в отличие от многих прочих. Местные ему уж и кличку придумали — «Практикант», немного не в тему, правда, лучше бы уж «Студентом» прозвали, впрочем, Лешка и на «Практиканта» не обижался. Сразу и трактор выделили, не новый, конечно, но и не самую уж развалюху. Трактор…

Вот и стоял теперь Алексей, опустив очи долу, и молчал, как партизан на допросе. А что тут скажешь? Правильно бригадир разоряется, понять можно. Вот и молчал. К тому ж знал — Михалыч долго не сердится — поорет-поорет да и успокоится.

— Тебя хоть зачем в болото-то понесло? — усевшись за старый конторский стол, вздохнул бригадир. — Нешто в обход нельзя было? А, Лешка? Чего молчишь-то?

А Лешка, чуть повернув голову, смотрел в окно на машинный двор. Видел, как — украдкой оглянувшись на нарядную — с самым деловым видом протопали к распахнутым воротам двое слесарюг. И что характерно — у каждого на плече по ржавому обрезку трубы. Видал Лешка эти трубы — валялись в лопухах у забора. По трубам этим, по слишком деловому виду, по вороватому, украдкой брошенному на нарядную взгляду даже Лешка в свои семнадцать лет сразу же догадался — куда именно направились слесаря. Пить, конечно! Даже знал — что. В Касимовке, в соседней деревне, в сельмаг в очередной раз завезли какое-то жуткое пойло — в пластиковой бутылке по тридцать два рубля литр. В отличие от прочих подобных — «Портленда», там, или «Портвейна 777», — пойло сие называлось незатейливо — «вино». Вот именно так, просто — «вино», — к которому, конечно, никакого отношения не имело, но… все лучше, чем технический спирт пить, хотя… Опа!

Лешка напрягся, увидев, как к этим двум ханурикам подошел дядька Иван, могучего вида мужичага, вечно смурной и небритый — тракторист с ДТ-75, гусеничника. Вот он-то и был сейчас нужен Лехе, да и, если разобраться, не только ему, но и всему колхозу — сиречь ОАО. Трактор-то ведь не утонул, не та машина — просто засел хорошо на старой гати, можно, конечно, лебедкой попробовать, но с гусеничником куда как надежнее. Собственно, за ним, за дядькой Иваном, Леха сюда и пришел, на машинный двор, не знал, что уже какая-то собака успела Михалычу настучать. Интересно, кто? Наверное, Ленка, почтальонша, она на своем велосипеде как раз мимо болотины проезжала. Да, наверное, Ленка, зараза, больше некому — уж больно глазастая, да и характер у нее дюже вредный. Оно и понятно — тридцать лет бабе, а мужика-то нет, хотя собою-то Ленка ох как недурна — все при всем: волосы длинные русые, глаза — темные, как у цыганки, да и фигурка — закачаешься. Вот только характер… Может, потому и сторонились ее мужики? Впрочем, сейчас не о Ленке, о дядьке Иване нужно было думать — вот-вот ведь сманят слесаря пьянствовать, паразиты! Как тогда трактор из болота вытаскивать? Да никак! Если только лебедкой попытаться…

Бригадир, в конце концов, тоже оглянулся, бросив внимательный взгляд на двор. На горе слесарюгам!

— Ах вы ж, змеи! Никак пьянствовать собрались? — Позабыв про Лешку, Михалыч схватил кепку и выскочил из нарядной. — Это куда это вы собрались, а?

— Дак, по работе…

— По какой такой работе? Я вам на ржавые трубы наряд не выписывал! А ну, пошли в слесарню!

— Да ты пойми, Михалыч…

— Пошли, я кому сказал!

Лешка тоже вышел во двор — интересно стало, как там Михалыч со слесарюгами разберется?

Погода стояла жаркая, как ей и положено в начале августа. Светло-синее, как старые джинсы, небо казалось выгоревшим, хиленькие белые облачка — так, облачишки — опасливо ползали где-то у самого горизонта, словно бы говорили — тени хотите, дождика? А вот, нате-ка, выкусите — не дождетесь!

Плохо в этакую жарищу работать, особенно перед севом — пахать, дисковать, бороновать, — сидишь в кабине, как дурак, полуголый, жарища, как в адском пекле, пот грязными ручьями течет, на зубах песок поскрипывает, после работы в зеркало глянешь — мама дорогая! Черт, истинный черт! Сейчас хоть полегче — сенокос не посевное поле, пыли нет.

Между тем Михалыч, отправив незадачливых работников обратно в слесарню, вновь обратил внимание на Лешку. Сдвинул этак кепочку на затылок, сплюнул, поинтересовался язвительно:

— Ну, что делать думаешь?

— Дак вытаскивать…

— Вытаскивать! — бригадир хлопнул себя руками по ляжкам. — От, студент! Кто тебя сейчас вытащит-то, коли у нас всего три гусеничных трактора, и те все на ремонте?

— А дядю Ваню Иваничева попросить? — несмело предложил Лешка. — Он ведь должен был к пятнице с ремонта выйти… Сегодня ведь как раз пятница.

— Кого?! — неподдельно изумился Михалыч. — Иваничева?! Ваньку, что ли? Да этот черт вчера целый день пропьянствовал и сегодня, я погляжу, уж было намылился, со слесарями. Главное, как меня увидал, за старой конюшней спрятался, думает, я не вижу… — Бригадир вдруг резко замолк и задумчиво вытащил из кармана рубашки пачку «Примы». Протянул: — Будешь?

Лешка помотал головой:

— Я ж не курю, вы же знаете.

Михалыч вытащил спички, чиркнул — не зажглась, — вытащил из коробка еще одну — та же история, — выругался, с третьей попытки наконец закурил, выпустил дым и — этак искоса, со значением — посмотрел на парня:

— Вообще-то Ванька к вечеру движок переберет, там и осталось-то всего ничего…

— Вот и я говорю! — воспрянул духом Лешка.

— Перебрать-то — переберет… — задумчиво продолжил Михалыч. — Если надо, и до ночи провозится, уж он такой, коли уж начал…

— Угу!

— …только вот в субботу на работу нипочем не выйдет! Свадьба у него, вишь ли. Племянник женится.

— Это Венька, что ли?

— Он.

— Так, свадьба-то, небось, часов в двенадцать. — В серых, с чуть зеленоватым отливом, Лешкиных глазах вспыхнула желтая искорка надежды.

Бригадир не выдержал, рассмеялся:

— Хо! В двенадцать? Да нешто эти глоты до двенадцати ждать будут? С утра уже наквасятся, будь спок!

— Ну, я не знаю тогда… — Лешка устало опустился на крыльцо и шмыгнул носом. Хотелось заплакать — да нельзя, не маленький уже, семнадцать лет, в армию скоро.

Бригадир присел рядом, обдавая загрустившего парня густым клубком сигаретного дыма, и с минуту сидел молча, вглядываясь куда-то вдаль, где, за распахнутыми настежь воротами машинного двора виднелся синий кусочек реки, а за ней, на другом берегу, белела стволами березовая роща. Белое, похожее на пену для бритья облако, неизвестно откуда взявшееся, накрыло солнце, принося облегчение от зноя. Легкий ветерок шевелил росший у ворот бурьян и светлые волосы Лешки.

— Хорошо! — Михалыч вдруг улыбнулся и хитровато подмигнул. — Насчет Ваньки — это ты верно решил. Трактор-то он свой сегодня сделает… только вот мне-то его без толку в субботу звать, а вот ты — пойди, попробуй. Может, и уговоришь.

Лешка встрепенулся:

— Конечно попробую, Василий Михалыч. Сейчас же вот в мастерские и пойду!

— Давай, — бригадир хлопнул парня по плечу и предупредил: — Только ты это, смотри. Застрявшийто трактор охранять надо — болотина-то от Касимовки больно близко, а уж там ухарей хватает — разберут. Так и знай — чего не досчитаюсь, из твоей зарплаты вычту, усек?

— Усек. — Вздохнув, Лешка вытер руки об рубаху и деловито зашагал к мастерским.

К его удивлению, Иваничев согласился быстро, даже и уговаривать почти не пришлось. Только, естественно, напомнил про магарыч да переспросил, в каком именно месте застрял трактор.

— На Черном болоте, — в который раз уже пояснил Лешка, уже не столько для тракториста, сколько для подошедших слесарюг, которым, видать, тоже было интересно. — Там, ближе к Касимовке.

— А, — Иваничев понятливо хмыкнул. — Хорошо, что хоть там. Немного до Курской дуги не доехал, а то бы…

Слесаря понятливо засмеялись и закурили, стряхивая пепел под ноги с полным и хроническим пренебрежением к правилам противопожарной безопасности, красиво выписанным на большом картонном плакате, который бригадир Василий Михалыч Оленников лично приколотил над дверью, рядом с крупной табличкой «Не курить!». К указанию этому некие неопознанные полиглоты приписали еще «No Smoking!» и «Ne fumons pas!» — для кого они это сделали, неизвестно, наверное, для слесарей. Слесаря иностранными языками не владели, поэтому дымили вовсю, не обращая никакого внимания на буквы — привыкли.

— Помню, Колька Курынкин как-то под Новый год на Курской дуге завалился, — усевшись на промасленную ветошь, мечтательно произнес один из слесарей, дядька Слава… Или — дядька Федя. Лешка их все равно путал, уж больно они были похожи — обоим под пятьдесят, оба низенькие, худющие и вечно пьяные.

— Да, он хорошо тогда улетел, — покивал дядька Федя… или Слава. — На Т-150 главное. Силос вез на ферму, да с ребятами выпил…

— Не силос, а навоз, — оторвавшись от пускового двигателя, авторитетно заявил Иваничев. — И не на ферму, а с фермы. Он там и выпил, с доярками. — Тракторист замолк и, подумав, добавил: — И не на Т-150, а на «Владимирце». На Т-150 — это не Колька, это Федька Касимов на «октябрьские» улетел, хорошо — без телеги.

Лешка слушал с интересом. «Курской дугой» колхозные остряки прозвали крутой поворот на склоне холма по суглинку, сразу за Черным болотом, с которого не раз и не два слетала в лежащий внизу овраг мощная сельскохозяйственная техника, и не всегда по-пьяному делу, просто поворот был уж больно опасным, скользким, а спрямить дорогу у колхозного начальства и в лучшие-то времена руки не доходили, чего уж говорить про теперь. Неподготовленному трактористу поехать там — верный способ сгубить технику. Вот и Лешка вчера тоже не рискнул — решил по гати… Проехал, блин… Вообще, если б не Ленка…

— Ты это… — повернувшись к Лешке, напомнил дядька Слава… или Федя. — Спирт лучше в нашей деревне не покупай, лучше в Касимовке, у Федотихи — у ней дешевле. Она, Федотиха-то, в крайней избе живет…

— Да знаю, — отмахнулся Лешка.

Попрощавшись с ремонтниками, он вышел из мастерских и, помахав рукою все так же курившему на крыльце бригадиру, спустился к реке — там, пройдя рыбацкой тропинкой, можно было здорово сократить путь. На плесе, у бережка, купались — Лешка присмотрелся и разочарованно свистнул: знакомых не было, вернее, были, но, так, одна скелочь лет по двенадцати, не стоит и подходить. Хотя, оно, конечно, хорошо б сейчас искупнуться, да некогда — вдруг, и впрямь, с трактора чего утащат, как бригадир, типун ему на язык, предупреждал? А что? С касимовских станется, те еще ухари, до чужого добра жадные.

Парень ускорил шаг, внимательно глядя под ноги — запросто можно было наткнуться на разбитую бутылку или на что-нибудь похуже — места кругом тянулись не то чтобы людные, но весьма посещаемые, особенно в ночную пору. И тут и сям виднелись проплешины от костров, валялись вскрытые консервные банки, осколки бутылочного стекла, полиэтиленовые бутылки-«пэты», в основном, конечно, из-под пива. Да-а… В такую-то жару неплохо бы пива выпить. В касимовском сельмаге наверняка есть, у них вчера привоз был. Вот только трактор…

Немного подумав, Лешка почесал затылок и быстро спустился к плесу, где, на узком песчаном пляжике азартно играли в карты трое ребят, лет на пять помладше Лешки.

— Туз!

— Еще два!

— Еще три!

— А вот еще один!

— Не верю!!!

— Да забирай!

— Ах вы, гады!

Судя по крикам, резались в «верю — не верю», игра, конечно, малоинтеллектуальная, в отличие от того же «козла» или «тысячи», да зато веселая, как раз для такого возраста.

— Здорово, парни, — подойдя ближе, кивнул игрокам Лешка.

— О, Леха! Привет!

Все трое враз вскочили на ноги, поздоровались за руку — как же, солидно: сам Леха-практикант к ним интерес проявил. Не бог весть что, конечно, но все же…

— Пить будешь?

Это предложил самый младший, Витька Битюгов, круглолицый, краснощекий пацан, толстенький и не по-детски циничный. Его маманька тоже, как и бабка Федотиха, приторговывала паленым спиртом. Впрочем, в деревнях многие приторговывали…

— А что у вас? Спирт?

Ну, мог бы не спрашивать…

Воровато оглянувшись, Витька вытащил из-под соседнего куста полуторалитровую бутыль из-под «Пепси» с какой-то подозрительно мутноватой жидкостью.

— Только что разбавили. Вишь, еще теплая. Счас, стакан возьму…

— Да не надо, — отказался Лешка. — Некогда мне сейчас пить. Дело к вам есть.

— Что за дело?

— Да в тракторе посидеть немного… Короче, заглох я… А еще в Касимовку надо. Трактор-то оставлять — сами знаете…

— Да уж знаем. — Витька ухмыльнулся. — Посидим, чего там… Куревом угостишь?

— Куплю.

— А где трактор-то?

— Да на старой гати.

— Где?! — хором вскричали все трое. — Это на Черном болоте, что ль?

— Ну да, там…

Пацаны переглянулись — нехорошее было место, это Черное болото. И люди там ни с того ни с сего пропадали, и скот, да и вообще, слухи ходили разные. Правда, сейчас день, не ночь, но все же…

— Далеко, — шмыгнул носом Витька. — Не-а, мы не пойдем, а то потом родоки наищутся.

— Да всего-то часок посидеть… Ну, может, два.

— Ага… Два часа там, да туда идти часа полтора, да обратно — это к вечеру только дома и будем. Не, не пойдем…

— Ну, как хотите.

Разочарованно махнув рукой, Лешка отправился дальше. На пацанов, правда, не обижался — да и чего было обижаться, в сущности-то, они были правы. Черное болото — край не близкий, даже если по рыбачьей тропке. Ну и в принципе-то чего ему сейчас сделается, трактору-то, белым днем?! Ну, сидит машина в грязи — и что? Застрял, с кем не бывает?

А раз застрял, значит — тракторист где-то рядом, если не спит в кустах, так вот-вот придет — так ведь должны все рассуждать, по идее. Эх… так-то так, да все равно тревожно — не сперли бы аккумулятор. Касимовские — они такие… Лешка и сам сейчас в Касимовке жил, в общежитии, точнее, в старом бараке вместе с двумя молодыми парнями, тоже «практикантами» — Лигуровым Мишкой и усатым Рашидом из медучилища. Хорошо сейчас Рашиду, открыл себе с утреца медпункт, завалился на топчан с книжкой — красота! Не жарко, больных мало, контроля тоже нет — фельдшер в отпуске, не жизнь, а малина! Не то что в тракторе! Двигатель разогреется, кабину солнцем напечет, пылища… Ну, как говорит Рашид — «кто на что учился». Ничего, Лешка тоже уже кое-что в этой жизни смог — в университет поступил. Теперь бы только выучиться… Ничего, выучится, он упорный… и денег на учебу подзаработает. Жаль, что областной центр далековато, а то можно было бы и во время семестра сюда на заработки приезжать…

Да, еще как бы в армию прямо из университета не забрали, бывали случаи, тем более, за Лешку-то заступиться некому, а осенью — очень уже скоро — восемнадцать лет стукнет. Ну, да даже если и заберут, так что? Отслужит да вернется, в университете восстановится… Университет… Юноша улыбнулся — с детства мечтал историком стать, копаться в древних рукописях, ездить на раскопки, в общем — вырывать у прошлого все его тайны. А приохотил его к этому не кто иной, как детдомовский воспитатель — старший воспитатель — Василий Филиппович, подсунул как-то лет пять назад пару книжек: одну про Константинополь-Царьград, другую — про раскопки Трои. Хороший человек Василий Филиппович, правильный — и к ребятам безо всякого так дурацкого сюсюканья, да, в общем-то, с большинством и не посюсюкаешь, те еще «сиротки», как в том фильме, что Василий Филиппович как-то приносил, показывал — «Республика ШКИД» называется… А еще воспитатель Филиппович очень интересно про «черных лесорубов» рассказывал — он же следователь бывший, на пенсии в воспитатели подался — какой-никакой — приработок, да и работа поинтересней, нежели охранником-вахтером где-нибудь торчать. Оказывается, для «черных» — нелегальных — бригад, которые безо всякой лицензии нагло лес воруют, самые страшные враги вовсе не милиция, у которой нормального закона нет, а такие же бригады-конкуренты. И автоматная стрельба в лесах не редкость, и гранаты, бывает, кидают, а в каком-то дальнем урочище вообще, всей бригаде головы пилами отпилили. Жуть! Вот и Василий Филиппович предупреждал, чтоб не гнались за быстрой деньгою. Вот и Лешка не гнался. Но все ж — ясно — деньги не лишние были…

Тьфу ты, черт! Юноша с маху влетел в топь, провалился, почти по колено, хорошо — в сапогах: жарко, зато по лесам-болотам ходить удобно. Выругался, выбрался на сухое — чу! Позади кто-то плюхал по топи, такое впечатление — босиком. Да ведь и вправду — босиком! И в ярко-зеленых шортах. Пацан из той троицы, светленький, темноглазый… как его? А, все равно не вспомнить.

— Я тебя кричу-кричу, а ты будто не слышишь, — обиженно промолвил пацан. — Сам ведь просил в тракторе посидеть.

Опа! Лешка не скрыл улыбки. Вот, славно как вышло, уж теперь-то он безо всякой опаски в Касимовку сходит.

— Че ж ты раньше-то… — посетовал он. — Вместе бы и шли.

— Не знаю, — мальчишка пожал плечами. — Вообще-то, я не очень-то и хотел, — вдруг честно признался он. — Да парни там пить стали, а я…

— Ну и не шел бы, раз не хотел, без тебя б управился, — усмехнувшись, Лешка подал пацану руку. — Вылезай, давай, чего в луже-то встал?

— А еще — трактор охота посмотреть, — сверкнув глазами, признался мальчишка. — И… может, ты мне еще и порулить дашь?

— Ага… — желчно усмехнулся Лешка. — На Курской дуге.

— Не-а, — пацан тоже засмеялся. — На Курской дуге не надо. Лучше уж тут, до поселка, а?

Он посмотрел на Лешку с такой надеждой, что тому вдруг почему-то стало стыдно — ведь получалось бы, что он обманет этого своего помощника… Хотя как-нибудь в следующий раз…

— Ладно, там видно будет… Ну, пошли, что ли?

— Пошли…

— Да, — на ходу обернулся Лешка. — Тебя как зовут-то?

— Вовка.

— А меня… впрочем, сам знаешь. Дружки-то твои сейчас там, на пляже, пьют, поди?

Вовка вздохнул:

— Пьют. Витек спирта отлил у матери. Она у него торгует.

— А ты, значит, не захотел?

Вообще-то, говоря честно, Лешке было наплевать, чего там захотел или не захотел какой-то малолетний шкет, и черт-то с ним, просто вот надоело идти молча, а этот Вовка — какой-никакой собеседник. Вот и спрашивал.

— Не захотел…

— Так и не пил бы!

— Ага, тебе легко говорить.

Вовка обиженно замолк.

А Лешка, между прочим, очень хорошо его понимал, особенно в этом вопросе — пить или не пить, курить или не курить и все такое. Предложили выпить, а ты отказываешься? Да ты маменькин сынок, скелочь пузатая и никто с тобой водиться не будет, наоборот, засмеют. А вот, ежели выпил, да так много, что облевался, обмочился да уснул где-нибудь под крыльцом клуба — вот тут ты герой! Настоящий герой, не придуманный. Все тебя сразу зауважают, да и сам ты будешь иногда вспоминать этак небрежненько, но со значением, для пущей важности вставляя в речь легонькие матерки: мля, вчера с Колькой Шмыгиным пили, мля, все, что горит…

И вот потом пройдет лет пять, а то и того меньше — и идет по деревне этакое пропитое чудовище: помятое, с бланшем под глазом, изо рта — перегар на гектар, работать уже не может, да и не очень-то хочет, честно говоря, предел мечтаний — насшибать рублей двадцать на спирт. А ведь еще не так давно был первым парнем на деревне, крутым себя считал, ну а сейчас — да кому ты нужен, лузер?! И жалеть таких не стоит — сам во всем виноват.

Лешка про себя усмехнулся — вообще-то, это не его собственные мысли были, а все того же Василия Филипповича, старшего воспитателя. Но — правильные мысли, Василий Филиппович не из тех людей, чтоб пургу гнать.

А Вовка этот ничего себе — умный. Надо ж, сразу сообразил: чтобы не пить — на Лешкину просьбу нужно откликнуться. Теперь-то с него взятки гладки, теперь никто из пацанов деревенских, тот же Витька — не скажет язвительно, что, слабак, мол — пить отказался. Причина уважительная — Лехе-практиканту помогал с трактором.

* * *
Ну, вот он, трактор, синий МТЗ-82: мощность 81 л.с., масса 3 тонны, число передач — вперед — 18, назад — 4, относится к тракторам тягового класса 1,4, эффективно используется при возделывании и уборке технических и овощных культур…

Осмотрев трактор — все вроде на месте, Лешка вытащил из сапога потрепанную, в мягкой обложке, книжку, недавно найденную в местной библиотеке. «Дипломатия Святослава» — так книжка называлась, и читать ее Лешке было интересно.

— Леша, а трудно трактора изучать? — заглядывая в глаза, тут же пристал Вовка.

Лешка презрительно пожал плечами:

— Ха — трактора! Ты б, Вовка, лучше про хазар да ромеев спросил!

— Ромеи? А что это?

— Не «что», а «кто»! Люди были такие в Средние века. Ух, и хитрые!

Вовка присел на корточки у самого трактора и присвистнул:

— Ну, ни фига ж себе, засел!

И в самом деле, было от чего свистеть — трактор застрял в болотине аж по самые ступицы, и теперь угрюмо синел посреди коричневато-зеленой трясины, с укоризной поблескивая стеклами. Рядом, на кочках, валялись прогнившие жерди гати, собственно, по ним Лешка тогда и выбрался.

— Что ж ты по гати-то поехал? — Вовка поднял глаза.

— А что, по Курской дуге надо было? — огрызнулся Лешка. — Темно ведь. В общем, ты тут посиди, покарауль, а я быстро.

Махнув рукой, юноша зажал в ладони тетрадку и быстро зашагал прочь.

— Леш, а Леш, — догнал его Вовка. — А можно в кабине посидеть?

— Посиди, — Лешка пожал плечами. — Только, ты когда забираться будешь, смотри, в болотине не утопни.

— Не утопну! — рассмеялся Вовка. — Я ловкий.

* * *
В Касимовку вела раздолбанная лесная дорога, по обе стороны заросшая молодым ельником и кустами малины. В другой раз Лешка, конечно, не упустил бы случая полакомиться ягодами, но только вот сейчас совсем не было времени. До Касимовки километров пять — пока-а добредешь! — а ведь еще и бабку Федотиху найти надо, спирт купить, да заглянуть в общагу — кассетник с собой прихватить, чтоб веселей ждалось. На все про все — примерно час, плюс два — на дорогу. Нет, малину есть некогда, в другой раз как-нибудь. Правда, если попутный лесовоз попадется…

Лешка остановился, прислушался — нет, ни двигатель не рычит, ни пил не слышно. Вот так всегда, когда не надо, лесовозы эти так и шныряют, так и шныряют, а вот когда надобно — фиг с маслом! Ну и черт с ними. Вовка в тракторе сидит — не страшно, уж всяко не разберут, побоятся. Местных пацан всех знает, а чужие здесь не ходят, больно уж места глухие.

Лешка раскрыл тетрадку — загодя готовился к экзаменам.

Так вот и шел парень, с тетрадкой. Учил. А чего зря время терять?

Лесная дорога, обогнув холм, выбралась на грунтовку, идти сразу стало гораздо легче — не надо было перепрыгивать лужи. Лешка повеселел — до Касимовки оставалось три километра, — прибавил шагу, даже принялся напевать:

Я свободен,
Словно птица в вышине…
Нравилась парню «Ария», а еще «Король и Шут», «Наив», «Кукрыниксы», «Тринадцатое созвездие» и уж совсем не нравилась «гнусная попсятина» типа «фабрики звезд» — вот уж чего терпеть не мог. Воспитатель, Василий Филиппович, с музыкальными Лешкиными вкусами и пристрастиями соглашался, правда, предупреждал, что по сему предмету людей судить не стоит, если человек слушает «россиянскую» попсу, так это еще не значит, что он полный дебил. Хотя, наверное, где-то рядом.

Мы верим, что есть свобода,
Пока жива мечта…
Ага! За поворотом, за ельником, замаячили наконец домишки Касимовки. Два трехэтажных, панельных, с балконами, один двухэтажный кирпичный, остальные — деревянные: выкрашенный выцветшей голубой краской клуб, построенный еще пленными немцами, сельпо с оставшейся еще от старых времен вывеской «Магазин ОРСа», почта. Около магазина, на площади, стоял молоковоз — сто тридцатый «ЗИЛ» с желтой цистерной, видать, водила решил заглянуть за пивком. Лешка сунул руку в задний карман старых джинсов, пересчитал имевшуюся наличность — вздохнул. Пересчитывай не пересчитывай — а все равно денег больше не станет. Пятьдесят рублей — десятками — ну еще мелочь — рубля три, точнее — два восемьдесят. Рублей тридцать — на спирт, двадцать — на хлеб, растянуть до понедельника — там аванс обещали. Ну, крупа еще оставалась, макароны, тушенки банка… Рашид обещался с фермы молока принести… Жить можно. А, может, на спирте сэкономить? Тем более, говорили, что он у Федотихи дешевый. Обойтись двумя червонцами, столько же — на хлеб, а на двенадцать — двенадцать восемьдесят — купить в сельпо пива. Как раз на банку «Охоты» хватит — а то жарко!

Произведя такие расчеты, Лешка повеселел и резко свернул к магазину. У дверей сельпо, на лавочке, развалясь, сидел рыжий кудлатый парень с широким, несколько простодушным лицом и вдумчиво листал какой-то гламурный журнал, от обложки которого то и дело отражались веселые солнечные зайчики. Отражались и прыгали прямо Лешке в лицо.

Юноша прищурился и, узнав в рыжем парне шофера молоковоза, вежливо поздоровался:

— Привет, Коля. Как жизнь?

— Бьет ключом! И все по голове, — пошутил водитель. — Ну, что, вытащил трактор-то?

Лешка вздохнул:

— Пока нет. Вечером дядька Ваня Иваничев обещал на «дэтэшке» дернуть.

— На «дэтэшке». — Николай мрачно сплюнул наземь. — Тут не трактором, тут груженым «Камазом» надо. Хорошо засел-то?

— Да уж, засел.

— Ну вот, я и говорю — «Камазом».

— «Камазом», — Лешка шмыгнул носом. — Где его только взять, «Камаз»-то? Ну, может, «Урал» лесовозный поедет… Да! Лесовозников и попрошу, если встречу.

— Лесовозников, — внезапно обозлился шофер. — Все дороги разбили, козлы, ни пройти ни проехать! А ремонтировать кто будет?

— Да, — согласно кивнув, Лешка присел рядом. Не так просто присел — с умыслом. Так же и разговор продолжал — по-хитрому, знал: Колька — парень несговорчивый, резкий, тут издалека начинать надо.

— Интересный журнал у тебя.

— А, «Плейбой», — Николай усмехнулся. — Братишка из города приехал — привез. Вот, думаю кабину украсить.

— О, да тут и машины, не только бабы, — Лешка заглянул в журнал. — Ни фига себе, тачки!

— Да уж, — философски изрек шофер. — Нам с тобой, Леха, на них ни в жисть не заработать. А вот какая-нибудь… — Он выругался. — Вон, пишут — одной дорогущую тачку подарили, другой… И за что, спрашивается? Да за красивую задницу, больше ни за что! Во, блин, уроды. Тут пашешь, пашешь — весь в мыле — а на зарплату смотреть тошно.

— Ну, уж нам-то с тобой никто тачку не подарит, не думай, даже и ждать нечего, — засмеялся Лешка и, посчитав прелюдию законченной, наконец, задал главный вопрос:

— Коль, а ты сейчас с фермы или на ферму?

— На ферму. Вот, зоотехника с почты дождусь — и поеду.

— А назад во сколько поедешь?

— Да через час где-то.

— До повертки подкинешь?

— Давай… Только ждать не буду — ты вот здесь, на крылечке сиди, ладно?

— Конечно! — Лешка обрадованно подпрыгнул. — Короче, я это, по делам побегу… Так не забудешь остановиться?

— Да не забуду, отстань.

Уговорившись с шофером, Лешка быстрым шагом обогнул трехэтажки и, перейдя по разбитым мосткам неширокий ручей, остановился перед длинным забором из сетки-рабицы. За забором произрастали аккуратно подстриженные смородиновые кусты, за которыми наблюдалась выложенная плиткой дорожка, ведущая к небольшому дачному домику с белыми резными наличниками и крышей из нержавейки. Красивенький такой был домик, как с картинки из глянцевого журнала. Рядом с домиком стоял новый белый автомобиль «шевроле-ланос», не такая уж и крутая тачка, вокруг которой, вооружившись тряпкой, бегала немолодая уже женщина в широкополой шляпе, красном лифчике и серых мешковатых шортах. Дачница.

— Здрасьте! — Лешка подошел к воротам и на всякий случай спросил, в каком доме живет бабка Федотиха.

— Федотиха? — дачница улыбнулась. — А во-он ее изба, у леса. Видите?

— Да вижу, спасибо.

Изба бабки Федотихи — добротный, серый, рубленный в лапу, дом под шиферной крышей — была окружена дощатым забором, поверх которого угрожающе поблескивала на солнце колючая проволока. Висевшая на калитке табличка, грозно предупреждавшая — «Осторожно, злая собака», — ничуть не напугала Лешку, со слов Ваничева он знал уже, что никакой собаки у бабки нет, а табличка рассчитана на чужих. За калиткой, на дворе у просторной, пристроенной к дому веранды, стояла бабкина машина — красная «Таврия», что было хорошим знаком — значит, Федотиха дома, а не уехала в город сдавать перекупщикам принятые у местных ягоды и грибы.

Обойдя машину, Лешка подошел к веранде и постучал в окно:

— Есть кто-нибудь?

— Иду-иду, — послышался приветливый женский голос. Дверь отворилась, и вышедшая на двор хозяйка внимательно осмотрела незваного гостя вдруг ставшим подозрительным взглядом:

— Чегой без корзинки-то? Аль где оставил? Чернику принес, лисички?

— Да нет, — улыбнулся Лешка. — Мне бы спирту чуток.

— Спирту?! — зло переспросила Федотиха. — А кто это тебе сказал, что я спиртом торгую?

— Дядя Ваня Иваничев.

— Ванька? Врет, паразит!

— Так значит, нету?

— Нету, нету, — бабка замахала руками. — И не было никогда. Иди, иди отсюда, милок, да боле не приходи. Ишь, чего захотел, спирту!

— Ну…

Враз погрустневший Лешка не знал, чего теперь и делать. Без спирта его точно никто вытаскивать не будет! У кого ж купить? Во! У Рашида в медпункте взять, на время — там-то уж наверняка есть. А потом вернуть — купить где-нибудь, кажется, в трехэтажках кто-то торгует, узнать бы точно — кто.

— Эй, парень, — у самой калитки Федотиха вдруг нагнала Лешку. — Ты сам-то кто?

— Да тракторист, на практике вот у вас.

— А, понятно, — бабка неожиданно подобрела… или это просто так показалось?

Выглядела она, надо сказать, точно так, как обычно и выглядят деревенские бабки — темная затрапезная юбка, вязаная кофта, цветастый платок, лицо продолговатое, морщинистое, с тонкими, ехидно поджатыми губами и остреньким носом и небольшими усиками над верхней губой — запоминающееся, надо сказать, лицо. Глаза непонятного цвета, прищуренные — а взгляд такой неприятный, острый, просвечивающий, словно рентген.

— Недавно, значит, у нас?

— Угу.

— То-то я тебя не знаю. Практикант… Случайно, не ты трактор в болотине утопил?

Лешка аж закашлялся от удивления — ничего себе, и суток не прошло, а уже вся деревня знает! Наверняка это почтальонша Ленка все разболтала, заразища, она, она, больше некому.

— Чего в болото-то сунулся, нешто объехать нельзя было?

— Да, думал, проеду…

— Думал он, — Федотиха оперлась на калитку. — Нехорошее место это Черное болото, — глухим голосом продолжала бабка. — Не один человек уж там сгинул и сгинет еще. Трясина, да и леший, говорят, там где-то рядом бродит.

— Леший?!

— Не хочешь, не верь. Одначе берегись, парень, оказаться на Черном болоте ночью, да еще в грозу! — Федотиха набожно перекрестилась и уже будничным тоном произнесла: — Ну, идем.

— Куда? — не понял Лешка.

Оглянувшись вокруг, бабка понизила голос:

— Тебе ж спирт нужен?

— Ну.

— Сколько?

— М-мм… На двадцать рублей сколько выйдет?

— На двадцатку? Ну, грамм триста. Посудина какая при себе есть?

— Ой, — Лешка хлопнул себя рукой по лбу. — Забыл!

— «Забыл», — передразнила торговка. — Ладно, уж посмотрю у себя, может, и найду что-нибудь. Ты тут, у веранды, жди.

Сказав так, Федотиха скрылась в избе, но скоро вышла, неся в руке белую пластиковую канистру литров на пять.

— Тут, на дне, как раз грамм триста и осталось. На вот! Только канистру сегодня верни.

— Спасибо! — Лешка передал бабке деньги. — А хороший ли спирт?

— Хороший, хороший, не сомневайся, — хрипловато рассмеялась торговка. — Пей, знай, еще никто не помер. Канистру вернуть не забудь.

— Не забуду.

Не прощаясь, юноша побежал по узенькой тропке вниз, к ручью — там, кажется, валялись пластиковые бутылки. Продрался кустами, замер у самой воды — нет, никаких бутылок видно не было, наверное, унесло течением. Что ж, можно и у себя в бараке взять, уж там точно есть. Только бы успеть к молоковозу!

Сокращая путь, Лешка резко повернул влево и вышел на старую поскотину, возле соснового бора, заросшую густой травою и папоротниками. Вдоль поскотины тянулась тропинка, ведущая через ручей прямиком к трехэтажкам, ну а от них до барака — рукой подать.

— Леша! — послышался за спиной звонкий девичий голос.

Лешка оглянулся и недовольно нахмурился, увидев позади Ленку, почтальоншу. В ситцевом летнем платье с узкими лямками — голубом в белый крупный горошек — Ленка осторожно вела за руль свой старый велосипед, на багажнике которого была пристроена сумка. Н-да-а… Вот уж кого меньше всего хотелось сейчас встретить! Теперь растреплет на всю деревню, мол, практиканты спирт покупают да пьянствуют, уж за ней не заржавеет.

— Ого, канистра! Никак спиртику решил выпить?

Ну, вот оно, начинается!

— Не рано, Лешенька?

— Не рано. — Лешка демонстративно прибавил шагу.

— Ой, не беги так, — попросила девушка… нет, скорей, женщина — лет Ленке было уже под тридцать, имелся и ребенок — смешной такой мальчишка лет восьми… или девчонка.

Лешка оглянулся:

— Тороплюсь я.

Нет, вообще-то Ленка была бабой красивой — черноглазая, с длинными темно-русыми волосами — «цыганистая», как ее называли бабки. С тонкой талией и большой колыхающейся грудью, она сводила с ума многих парней и разбила уже не одну семью — за что бабы, конечно, ее не жаловали, а пару раз даже, говорят, изрядно намяли бока.

— Ой, торопится он, — Ленка хмыкнула. — Я смотрю, уже весь запарился. Попить хочешь?

— Попить? — Лешка обернулся. — А что у тебя?

— Минералка, правда, немножко. Хочешь?

— Не откажусь.

— Тогда подержи.

Передав парню руль, почтальонша вытащила из сумки пластиковую бутылку… как раз такую, какая и нужна была Лешке — перелить спирт.

— Я все выпью, можно?

— Да пей, жалко что ли… Поможешь мне через ручей перебраться? Там мостки узкие.

— Да помогу, конечно. Тебе бутылка не нужна?

— Зачем?

— Так я возьму?

— А, — Ленка язвительно расхохоталась. — Поди, спирт бодяжить?

— Да уж как-нибудь…

Разговаривая, они прошли вдоль старой поскотины и, оставив позади бор, спустились к заливному лугу. Отражаясь в текущем рядом ручье, ярко светило солнце, бледно-голубое небо дышало зноем, а изумрудно-зеленая трава в желтых точках цветов казалась мягким, как одеяло.

— Говорят, ты в институт поступил? Правда? — почтальонша искоса посмотрела на парня.

— В университет, — почему-то покраснел тот. — На факультет социальных наук — бывший исторический.

— Молодец! — женщина улыбнулась. — Это что же, историком будешь, как Владимир Иваныч, учитель наш?

— Ну, — Лешке почему-то сейчас не хотелось вдаваться в подробности.

— Красиво как! — внезапно остановилась Ленка.

Лешка согласно кивнул:

— Да, ничего.

— Слышь, Леш… У меня чего-то меж лопатками чешется. Посмотри, а?

— Где…

Опустив велосипед в траву, почтальонша повернулась спиною. Лешка дотронулся до загорелого плеча:

— Здесь?

— Нет, ниже… Да ты молнию-то расстегни, не стесняйся…

Юноша сглотнул слюну.

— И лямки спусти. Вот… Почеши, а? Вот тут, под лопатками… теперь ниже… еще ниже…

Лешка хотел сказать, что куда уж ниже, но — словно язык присох! Еще бы — лифчика-то на почтальонше не было! Пальцы чувствовали тепло шелковистой кожи, скользя по изгибу позвоночника вниз, к…

— Так, так, хорошо… — шепотом командовала Ленка. — А теперь…

Она вдруг резко повернулась, ударив юношу голой большой грудью с налитыми твердыми сосками, обняла, расстегнула рубашку, целуя в губы:

— Лешенька, Леша… Пойдем… Вон, сюда, в траву…

…Высоко в небе таял реверсивный след самолета. Лешка резко уселся и, помотав головой, потянулся к рубахе:

— Мне пора, Лен… Правда, пора.

Ленка улыбнулась:

— И мне… Приходи вечером, а?

— Сегодня точно не смогу.

— Приходи завтра. Я буду ждать.

Проворно натянув платье, женщина вновь повернулась спиной:

— Застегни… Ну, до завтра, Алеша…

Лешка счастливо вздохнул:

— До завтра… Стой, ты ж просила через мостки перевести!

— Да ладно, переберусь и сама. Беги, куда там тебе надо.

Лешка все-таки проводил почтальоншу на другой берег, там, правда, целоваться не стали — видно из домов. Лишь простились до завтра. До завтра… Завтра!

Лешка еще никогда не был так счастливо близок с женщиной, как вот сейчас, на лугу. Какая она красивая, эта Ленка! Да и характер вроде бы ничего… Как говорит бригадир Михалыч — йэх!

Помахав на прощанье, Лешка осторожно перелил спирт из канистры, тут же и разбавил ручьевой водой — ну, не болотной же потом разбавлять. Потом поплотней закрутил бутыль пробкой, взглянул на канистру — и громко захохотал, прочитав надпись на небольшой наклейке: «При попадании на кожу, промыть водой и обратиться к врачу». Ну и ну! Вот так спирт, бляха муха — «при попадании на кожу, промыть водой…»

Глава 2 Начало августа. Средняя полоса России Черная стрела

— Там еще осталось?

— Спиртяги? Есть маленько. Пей, я не хочу больше.

Василий Шукшин. Охота жить
«…И обратиться к врачу!»

Ну, ни фига ж себе! Случаем, не отравятся помощнички? Не, не должны — бабка Федотиха клялась, что еще ни один не отравился. А вдруг? Самому, что ли, сперва попробовать?

Лешка открутил пробку, понюхал…

Скривился…

Закрыл глаза…

Глотнул быстро-быстро!

И едва перевел дух, вытирая выступившие на глазах слезы, больно уж убойной штуковиной оказалось бабкино зелье. Еще бы — «при попадании на кожу промыть водой и обратиться к врачу»!

А, в общем, сойдет — то, что надо. Застегнув рубаху, Лешка взял канистру и быстрым шагом направился к избе бабки Федотихи.

Федотихи дома не оказалось, а вместо красной бабкиной «Таврии» у веранды стоял синий милицейский «уазик». Спрятав канистру с бутылкой в ближайших кустах, молодой человек осторожно заглянул во двор… и сразу же столкнулся с вышедшим на крыльцо участковым — веселым молодым парнем в чине старшего лейтенанта. Звали его… блин, да как же? Лешка так и не вспомнил — милиционер представился первым:

— Участковый уполномоченный Бобриков, Иван Иваныч.

— Леха… Э-э… Алексей.

Участковый подмигнул:

— Ты, Леха-Алексей, местный?

Лешка кивнул:

— Почти. Здесь, на практике.

— А! — Участковый, как показалось юноше — радостно — сдвинул на затылок фуражку с разлапистым двуглавым орлом. — Так это ты трактор в болотине утопил?

Тьфу-ты! И этот уже в курсе! Ну, Ленка… Хорошая, конечно, баба, но язык — что помело.

— Не, не утопил, — Лешка мотнул головой. — Застрял просто… А вам, поди, Ленка наплела, почтальонша?

— Не наплела, — старший лейтенант многозначительно поднял вверх большой палец. — А проинформировала, как и полагается любому добропорядочному гражданину. Ты ведь добропорядочный гражданин, Леха-Алексей?

Лешка не знал, что и сказать, промямлил только:

— Ну да… наверное…

— А раз гражданин, — голос участкового внезапно стал жестким. — Так исполняй свой гражданский долг. Короче — заходи, понятым будешь! — Старший лейтенант гостеприимно распахнул калитку пошире и, обернувшись во двор, закричал:

— Миха, с тебя пиво — второго понятого нашел!

Миха — угрюмого вида субъект в потертом джинсовом костюме и щегольских остроносых туфлях, на вид не намного-то и старше Лешки; судя по всему, следователь или опер — в ответ лишь призывно махнул рукой — подходи, мол.

— Здравствуйте, — Лешка поздоровался со второй понятой — той самой дачницей в мешковатых шортах, с которой не так давно уже виделся.

Та тоже узнала парня, улыбнулась:

— Встречались уже.

— Ну вот, — ухмыльнулся опер — или следователь, а, может быть, дознаватель. — Хорошо ли вы, граждане, видите вот эти посадки мака?

Лешка с дачницей переглянулись и, не сговариваясь, засмеялись:

— Да видим.

— Так вот, — ничуть не смущаясь продолжал опер (или…). — Хочу вас просветить о том, что, согласно действующему законодательству, масличный мак относится к запрещенным к возделыванию и культивированию растениям, таким образом — налицо явное нарушение У-Ка Эр Эф.

— Так это на пироги!

— Ага, на пироги, — язвительно хмыкнул подошедший участковый. — Неужели вы, Ирина Петровна, не заметили захаживавших к гражданке Иваньковой неких не совсем адекватных личностей? Ведь по соседству живете.

— Да замечала, — Ирина Петровна — ага, вот ее как зовут, оказывается — перевела взгляд на Лешку.

Парень покраснел, хотя к неадекватным личностям себя уж никак не относил.

— Мне кажется, Иванькова спиртом торгует, — продолжала дачница. — Впрочем, это в деревне ни для кого не секрет.

— И для нас не секрет. — Старший лейтенант неожиданно вздохнул. — Только вот наказать как следует мы ее не можем — несовершенство законодательной базы… Почти такой же случай, как и с лесом — все видим, все знаем, да вот только мало что можем поделать — руки связаны.

— Тогда зачем…

— Ирина Петровна, законы не мы устанавливаем.

— Ладно, хватит вам, — снова махнул рукой хмурый. — Сейчас при вас мы запакуем вот эти вот запрещенные к возделыванию и культивированию растения в вот эти вот коробки — а вы потом распишетесь.

— А разве можно так? — дачница вскинула глаза. — Без хозяйки?

— Хозяйку, гражданку Иванькову Аграфену Федотовну, думаю, мы в ближайшее время вряд ли дождемся, — официальным тоном пояснил участковый. — А поскольку имеются веские основания полагать, что вышеуказанная гражданка Иванькова может сокрыть от следствия принадлежащую ей плантацию запрещенных к выращиванию и культивированию растений — по-простому говоря, выдрать весь мак к чертям собачьим! — и тем самым уйти от ответственности, то — изъятие мы вынуждены производить без ее присутствия.

В ответ на эту тираду Ирина Петровна лишь пожала плечами, а Лешка подумал, что ничего себе работенка у милиции — веселая — этак у всех деревенских бабок можно мак повыдергать — с чем тогда будут пироги печь?

Участковый со старшим дознавателем — тот таки представился наконец — сноровисто повыдергивали с грядок весь Федотихин мак и, упаковав его в картонные коробки, наклеили на них бумажные бирки.

— Расписывайтесь! И вот еще здесь, в протоколе…

— Так тут же ничего не написано!

— Ничего, мы потом напишем…

Участковый улыбнулся и, поправив фуражку, поблагодарил граждан понятых за проявленную сознательность, после чего, тепло простившись с дачницей, задержал в калитке Лешку, тихо поинтересовавшись, продается ли в поселковом магазине пиво?

Лешка пожал плечами:

— Вроде бы завозили в сельпо.

— Вроде бы?

— Да нет, наверное, точно… Ну да, я сам видел…

Милиционеры радостно переглянулись.

— Ну, Леха-Алексей, садись, подвезем.

Лешка, конечно, и рад бы… Да только бутыль со спиртом куда девать прикажете? Пришлось вежливо отказаться, поблагодарить… И, дождавшись, когда «уазик», переваливаясь на ухабах, исчезнет в дорожной пыли, рвануть со всех ног к кустам — за бутылкой.

Забросив пустую канистру на Федотихин двор, юноша припустил было со всех ног по тропинке, но вдруг резко остановился — вытащив из кармана рубашки мобильник, посмотрел на часы… Н-да… Пока с Ленкой… пока здесь, с милицией… Время-то! Уж конечно, ни к какому молоковозу можно было уже не спешить. Ну и черт с ним, и пешком не так далеко, Вовку только жалко — чай, заколебался уже ждать. Ничего не поделаешь, надо будет ему обязательно дать трактором порулить, вот только вытащить сперва…

— Молодой человек! — помахав рукой, окликнула от соседнего крыльца дачница Ирина Петровна. — Кваску попить не хотите? Холодненький.

Повернув голову, Лешка утер со лба пот и улыбнулся:

— Не откажусь.

— Так заходите, не стесняйтесь. Вас ведь Алексеем зовут? Нет-нет, не разувайтесь, присаживайтесь на диванчик. А вот вам и квас! — Ирина Петровна с гордостью достала из стоявшего здесь же, на веранде старого холодильника запотевшую бутылку с какой-то коричневатой жидкостью. — Свой! — не удержавшись, похвастала она, наливая квас в высокий стакан. — Пейте на здоровье!

Лешка медленно, с наслаждением, пил, с любопытством рассматривая висевшие на стенах веранды фотопортреты — благообразных седых старичков, некоторые из них даже были в старинных галстуках-бабочках.

— Родственники? — поставив стакан на стол, поинтересовался Лешка.

Хозяйка вдруг засмеялась, замахала руками:

— Ой, нет. Это ученые. Этот вот, седой — Арциховский, наш знаменитейший археолог, а вон тот, в шляпе — Греков.

— Про обоих слышал, — Лешка улыбнулся. — Арциховский — археолог, по-моему? А Греков — тот, что про Киевскую Русь писал?

— Молодец! — почему-то обрадовалась дачница. — Откуда знаешь?

— Так… Интересовался, — Лешка даже смутился. А ведь раньше, ну, года четыре еще назад, вообще истории не понимал. — Думал — ну, было все когда-то давно — и что с того? Сейчас-то все равно по-другому живут. Сейчас-то так не думаю.

— И правильно, Алеша, — Ирина Петровна вдруг посерьезнела. — Видишь ли, дело в том, что прошлое всегда влияет на будущее, влияет до сих пор. Я сама научный сотрудник, могу говорить… Впрочем, сейчас мало кто знает историю…

— Да нет, — Лешка пожал плечами. — В школе ведь проходят… — он смешно наморщил лоб, вспомнить. — Ну, вот, хоть, к примеру — «Кровавое воскресенье», и прочее… Я-то больше древнюю историю люблю, ну и средневековье…

— Да, Леша, — хозяйка безо всякого стеснения расхохоталась, да так заливисто и громко, что улыбнулся и Лешка. — Историю сейчас действительно «проходят»… Только все больше — мимо.

— А мы, к примеру, историчку совсем не слушались, она молодая была, а мы — балбесы, — признался юноша. — Вот математик — другое дело, ка-ак врежет по башке указкой — мало не покажется!

— Ай-ай-ай, — с укоризной покачала головой Ирина Петровна. — Разве ж можно детей бить?

— Можно, — с полнейшей уверенностью отозвался гость. — Даже нужно иногда… Только не очень сильно, чтоб мозги не выбить. У нас ведь в школе как было? Как у всех — кого боялись, тому урок и учили. А историчку молодую — чего ж ее бояться? Балбесы, одно слово…

— Потому историю и не знают… и не только ее. А что касается прошлого — изучать его, наверное, могут все… «проходить», как ты выразился. А вот понять — доступно не каждому.

— Чего ж там такого недоступного? Думаю, там все, как и у нас.

— Понимаешь, Алеша, это только непосвященному кажется, что — «как у нас». На самом-то деле… Те, кто жил в прошлом, не только выглядели иначе внешне, они были иными изнутри — думали не так, как мы, не так действовали, воспринимали мир совершенно иначе!

Лешка удивился — он-то так пока не считал, может, от того, что еще учиться не начал:

— Что же они, инопланетяне, что ли?

— Для нас — да.

— И все равно, — упрямо сжал губы юноша. — Мне кажется, все же есть что-то одинаковое. Вот, к примеру, напали враги — что сейчас, что в далекие времена. И что делать? Защищать свою землю от врагов, что тогда, что сейчас — ведь так?

— Так, — хозяйка согласно кивнула. — Только самое главное — знать, кто враг. Враги вовсе не обязательно скачут на лошадях и машут саблями. Бывает — сидят в правительстве.

— А, ну это — само собой, — засмеялся Лешка. — В нашем — особенно. Горючка уже столько стоит — никакое сельское хозяйство невыгодно. Удивляюсь, как еще эта агрофирма не развалилась.

— Уже разваливалась, Алеша. Не дали. Зоотехники, агрономы, механизаторы. Да тот же Василий Фомич, директор, его здесь по старому председателем называют. Быстро акционировались, чужих отшили, подряды взяли — хозяйствуют, даже дома вон, строят. Да ты пей-пей, не стесняйся. Еще налить?

— Да нет, спасибо, — Лешка поднялся. — Спешу очень.

— А, ну тогда, конечно…

Ирина Петровна проводила гостя до самой калитки.

— Ваш? — Лешка с уважением кивнул на «шевроле».

— Да, — хозяйка улыбнулась. — Машина — это удобно. Даже, несмотря на пробки. Ты, Алексей, заходи еще.

— Зайду, — кивнул Лешка и, осмотрев участок, добавил. — Вы, ежели что сделать трактором — ну, там, пропахать, проборонить — обращайтесь.

— Спасибо.

— Только побыстрее, пока… — Лешка постеснялся сказать про университет, получилось бы — вроде как хвастается, а хвастать он не любил. — Пока в армию не ушел.

— А когда тебе в армию?

— Осенью.

— Не страшно?

Лешка хохотнул:

— А чего ее бояться? Руки есть, мозги тоже. К тому же считаю, каждый мужик должен в армии послужить. А то взять некоторых… Сидят, блин, рассуждают — «бей хачей», «Россия для русских», патриотами себя считают, а посмотришь — одного батя от армии откупил, второй закосил в больничку, третий вообще от военкомата в бега подался. Патриоты, блин! А в грудь себя руками стучат.

— Это ты правильно рассуждаешь. Очень правильно. Вот, все бы так — глядишь, и выбрались бы…

Помахав на прощанье рукой, Лешка аккуратно прикрыл за собою калитку и зашагал по тропинке к ручью. Солнце светило так яростно-весело, так ярко, что, казалось, в небе наступил какой-то праздник, на который с самого горизонта сползались гости — маленькие разноцветные облака и тучки. Рискуя споткнуться, юноша бросил на них недовольный взгляд: опасные это были гости, грозой попахивали! Не дай, боже, туч нанесет — уж тогда точно никакой «дэтэшкой» трактор не вытянуть. И даже — груженым «Камазом». Да и вообще, не очень-то улыбается бежать к Черному болоту под проливным ливнем да еще в грозу. А ведь придется, если… Лешка остановился, поднял голову, внимательно всматриваясь в небо. Да нет вроде бы, не должна гроза собраться — ветра нет. Нет-то нет, да облака-то двигаются, правда, медленно… А, черт с ними.

Пройдя по мосточкам, Леха поднялся к трехэтажкам и, обойдя валявшееся на заросшей сорняками клумбе тело одного из местных алкашей, свернул к бараку.


«Колхозное общежитие № 3» — гласила засиженная мухами вывеска, а ниже, красным маркером рукою фельдшера-практиканта Рашида было подписано: «имени монаха Бертольда Шварца» и «дешево сдаются комнаты молодым девушкам с ч.ю. и в.о.». Последняя надпись почти не врала — комнаты в бывшем общежитии действительно имелись, правда, находились они в таком состоянии, что вряд ли б подошли девушкам даже с «ч. ю», не говоря уже о «в.о.» Короче говоря, то были трущобы, по мере сил приводимые в относительно божеский вид лишь постояльцами-временщиками, типа вот, практикантов — Лешки и его друзей. Вообще-то, хоть какой-то порядок был заслугой именно Алексея, тот, как детдомовец, весьма трепетно относился к собственному жилью, пусть даже и временному. Первым делом заставил приятелей снимать у порога обувь, вымыл пол и каждый день его подметал. Стены, за неимением в сельмаге дешевых обоев, Лешка самолично обклеил плакатами с изображением российских рок-групп. Количественно преобладали «Ария» и «Король и Шут», за почти полным отсутствием прочих на местной почте. Можно, правда, было заказать, да Лешка не стал связываться — пока привезут и практика кончится.

Отперев большой амбарный замок, юноша зашел в комнату, с удовлетворением отмечая царящий там порядок — заправленные серо-голубыми казенными одеялами койки, сияющее блеском, начисто протертое скомканной газетой окно, занавешенное турецкой тюлью, застланный цветной клеенкой стол. На столе, в окружении стаканов и блюдец, стоял кассетный магнитофон «Витэк», настолько старый, что даже местные гопники на него не зарились. Впрочем, работал старичок исправно — а что еще от него и надо-то?

Аккуратно сложив магнитофон и бутыль со спиртом в небольшой рюкзачок, Лешка, откинув клеенку, выдвинул ящик стола и, подумав, отрезал несколько ломтиков дешевой чайной колбасы и треть зачерствевшего батона. Остальное оставил приятелям.

Еще раз осмотрев комнату, удовлетворенно кивнул и вместо резиновых сапог надел кроссовки — надоело уже в такую жару ноги парить! Сапоги хотел было тоже положить в рюкзак, даже наклонился, но тут же передумал — а, черт с ними, таскай тут! К трактору можно и босиком добраться, джинсы вот только подвернуть.

Выскочив из барака, Лешка прошел мимо сельпо и, справившись у подвернувшихся прохожих — не проезжал ли молоковоз с фермы? — разочарованно вздохнул. Ну, конечно же, проезжал! Часа два назад.

Словно скаковая лошадь, время стремительно неслось к вечеру. Вот уже и небо стало синеть, и, кажется, зажглись над головами первые звезды. Лешка специально остановился, поднял глаза — нет, звезд не было. Была туча!

Огромная, черная, с сизовато-красным, подсвеченным заходящим солнцем, брюхом она медленно поглощала небо — неотвратимо и угрожающе, как наползающий на окоп вражеский танк. И тут грянуло, быстро, почти мгновенно — туча выбросила первый заряд молний, не дожидаясь полной оккупации неба. Сверкнуло, громыхнуло — да так, что едва не заложило уши! Где-то за лесом, в деревне, залаяли, а затем истошно завыли дворовые псы. И хлынул ливень. Пронизывающий, сбивающий с веток листву, плотный, как пулеметная очередь.

Сразу промокнув, Лешка побежал, не заметив, что почва под ногами давно стала влажной, а впереди, за деревьями открылась кочковатая, поросшая осокой и редкими низкорослыми елками пустошь — болото.

Обрадовавшись — наконец-то! — юноша с новыми силами бросился вперед, не обращая внимания на тугие водяные струи. Снова громыхнуло…

Ага, вот и трактор! А в кабине — Вовка. Да, это его силуэт чернел в синих вспышках молний.

Лешка замахал рукой:

— Эгей, Вовка, эгей!

Чего-то он там нагнулся? Спит, что ли?

Не снимая кроссовок — а, все равно вымокли — юноша в три прыжка достиг трактора. Схватившись за ручку распахнутой двери, запрыгнул в кабину… И замер!

Вовка упал на руль лицом вниз. В спине его, прямо между лопатками, торчала черная злая стрела!

— Вовка… Вовка… Вовка-а-а! — перекрикивая грозу, истошно закричал…

Глава 3 Средняя полоса России От сотворения мира

И поганые жестоко расправлялись с христианами: одних посекали, а других уводили в плен.

Сказание о нашествии Едигея
…Лешка.

Убит! Вовка убит! Да еще как изуверски — стрелой! Это кто ж так постарался? Что за тварь? Маньяк? Или какие-нибудь мелкие пацаны играли, зацепили нечаянно, испугались да убежали, сволочи? Скорее второе — Лешка почему-то никак не мог представить себе маньяка, рыскающего по болотам с луком и стрелами.

Дрожащими руками юноша перевернул труп на спину — в мертвых, удивленно распахнутых глазах Вовки отражались сверкающие молнии. Все так же шел дождь, и тяжелые капли молоточками стучали по крыше. Из груди мертвого мальчишки торчала окровавленное острие… Солидный выстрел, совсем не детский. Это ж какую силищу надо иметь, чтоб вот так натянуть лук! И какой лук!

Что же теперь делать?! Лешка обнял себя за плечи, задумался. Да, ведь вот-вот, сейчас подоспеет обещанная помощь — «ДТ-75» с Иваничевым и слесарями. Должны бы они уже появиться… Хотя… приедут ли в этакий дождь? Лешка невесело улыбнулся — приедут. Ради бутылки спирта — приедут, никакой ливень не страшен.

Или — все же не дожидаться, бежать за помощью самому?

В раздумьях Лешка высунулся наружу, прислушался… И в очередной вспышке молнии увидал высунувших из-за кусточков людей! Уже приехали? Странно… Почему тогда не было слышно двигателя? Наверное, из-за грома.

— Эй! — держась за ручку двери, крикнул Лешка. — Кто здесь? Дядь Ваня, ты?!

И — словно черная молния просвистела — сдавила тугой струною горло. Юноша захрипел, ничего не понимая, схватился руками за ременную петлю. Старался ослабить, да не тут-то было — миг, и парень полетел прямо в болотную жижу.

Те двое, что скрывались в кустах, проворно подтянули его к краю болота, навалились, заломили руки.

— Эй, эй, что вы делаете?

От нападавших сильно пахло чесноком и какой-то гнилью, лиц их не было видно в темноте, но Лешка все ж таки присмотрелся — как раз полыхнула молния… Ну и жуткие же рожи! Грязные, косоглазые! Точно маньяки…

Связав пленнику руки за спиной, маньяки, бормоча какие-то непонятные слова, потащили добычу к лесу. Мало приятного ползать на брюхе, даже по скользкой траве.

— Козлы!

У самых деревьев Лешку рывком поставили на ноги, толкнув к еле заметной тропе.

— Иди! — грубо ткнули в спину.

Лешка пошел — а куда деваться? Попробуй тут побегай со связанными руками. Хоть бы скорей рассвело, хоть бы дождь кончился… Вот, кажется, меньше стал… А эти маньяки… Зачем он им? Будут издеваться, а после убьют? Запытают до смерти! Однако… Однако бедного Вовку ведь не пытали — убили сразу. Почему? Развлекались, гады — меткость свою показывали…

— Шабаш! — ухватив за плечо, парня сбили с ног и вновь куда-то поволокли. Впрочем, недалеко — на небольшую поляну. Спутав ремнями ноги, толкнули под разлапистую ель…

— Ишо один, — со вздохом пробормотал кто-то. — Как звать-то, православный?

— Алексей…

— Откель будешь, Алексий? — свистящим шепотом поинтересовались из темноты.

— Агролицей номер сорок пять, под Мценском. Слыхали? — так же шепотом отозвался Лешка.

— А, так ты с Литовских земель, паря! Неужто и до Литвы белевцы проклятущие добрались?

Лешка ничего не понимал. Литва какая-то… Белевцы… Пожав плечами, спросил:

— А вы откуда?

— Я с под Коломны. И мнози — с земли московской.

Странно как говорил незнакомец! «С под Коломны», «мнози»… Монах, что ли?

Впрочем, вовсе не это было сейчас важно.

— А эти, варвары, они кто?

— Малчат! Малчат! — с каким-то визгом вдруг заорал кто-то из «тех». Подскочил, ломая ветки — послышался свист, звук удара и слабый стон. Кнут! Вот ублюдок поганый! Лешку, правда, не задело, но тем не менее…

— После поговорим, брате…

— Малчат! Малчат! Паубивай всех!

И снова удар плетью. Мерзкий чмокающий звук — видать, подлец рассек кожу. Попавший под удар несчастный застонал. Голосок был тоненький — женщина? Ребенок?

Господи! Лешка вдруг догадался. Ну, как же! Он ведь столько про это слышал! Теперь понятно все — и странный акцент маньяков, и пленники, и даже — отчасти — стрелы. Никакие это не маньяки! Чеченцы — охотники за людьми!

Ну, совсем обнаглели — почти до Московской области добрались. Хотя чего им? Заплати на всех гаишных постах, да едь себе — вон, сколько про это по телевизору показывали. Значит, у них должна быть фура, «МАЗ» или «КАМаз». Ну да, поди, в Москву мандарины привезли или помидоры, а обратно вот — пленных, рабов. И вряд ли машина здесь, близко — скорее всего, припаркована на грунтовке. Значит, как рассветет, всех туда и поведут. Хотя, наверное, лучше бы — в темноте. Тогда чего ж они ждут? Когда дождь кончится? Нет, вероятно, поджидают подельников — ведь кто-то должен договориться с милицейским постом.

Роем пронесшиеся в Лешкиной голове мысли настроения не улучшили. Чеченские бандиты славились самыми гнусными преступлениями — могли и голову отрубить ни за что ни про что, просто так, для устрашения и собственного поганого удовольствия. Уж ему-то, Лешке, ежели что, отрубят в первую очередь — он ведь сирота, детдомовский, за него выкуп никто платить не будет. Хм… тогда зачем его брать? Просто так, наудачу? А утром допросят да ножом по горлу. Хотя, может, им и простые люди надобны, для работы во всяких там аулах. Скот пасти, навоз убирать, да мало ли… Наверное, и трактористы нужны. Трактористы… Ну уж нет, надо постараться бежать! Вот хоть сейчас — удобный случай. Развязаться бы только. ...



Все права на текст принадлежат автору: Андрей Анатольевич Посняков.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Удар судьбыАндрей Анатольевич Посняков