Кирилл Юрьевич Шарапов Обратное зеркало

Звонко лопалась сталь под напором меча,

Тетива от натуги дымилась,

Смерть на копьях сидела, утробно урча,

В грязь валились враги, о пощаде крича,

Победившим сдаваясь на милость.

В. Высоцкий

Предыстория первая

В год 879 от Рождества Христова или 6397 год, если считать от сотворения мира, с острова Буяна, что расположен в холодных морях, близ норвежских берегов, отправились в плавание восемь боевых ладей и столько же транспортных судов, их путь лежал на восток в сторону загадочных славянских земель, где правили племена варваров.

Высокий крепкий человек, с бритой наголо головой, с которой свисал лишь длинный чуб, и с синими длинными усами стоял на палубе самого большего и крепкого корабля и вглядывался в холодную синюю даль. Где-то впереди, среди лесов, около огромного озера Ильмень, ждал его новый дом. Месяц назад к нему в ноги пали посланцы из далекого града Китежа, что стоит на краю бескрайних южных степей. Раньше там не было ни села, ни города, он появился словно из ниоткуда. Спустя пятьдесят лет городу покорились все близлежащие племена, и он превратился в Китежское княжество. Вот оттуда и прибыли послы к варяжскому князю Рюрику. Много ценных даров они сложили к ногам варяга, но еще более ценным было их предложение:

— Княже, мы привезли тебе просьбу великого князя Китежского Ярослава вот слова его: «Нужна мне опора на землях северных. Построй там град, и сядь в нем князем, укрепляй оборону этих земель, приумножай свое богатство, дань я с тебя возьму малую, а с юга защитой встану».

Это предложение подоспело как нельзя во время, вражда варяга и конунга викингов Отона переросла в войну, и выигрывал в ней не Рюрик, а предложение Ярослава позволяло спасти род от уничтожения. И он согласился. Спустя месяц Рюрик с родом и дружиной отплыл от родных берегов Буяна и через двадцать дней должен был вступить на славянские земли близ озера Ильмень.

— О чем думаешь, княже? — раздался за спиной Рюрика хриплый голос.

— Да так, Хельги, думаю, что ждет нас на земле новой.

— А, что ждет? — удивился верный княжеский воевода, — мы ж не с набегом туда идем, а по приглашению. Сделаем, как Ярослав сказал, город красивый и крепкий поставим, будем опорой Китежу, а он нас с юга от диких кочевников закроет, так и будем жить.

— Ладно, Хельги, может ты и прав, но Отон в покое нас не оставит. Отобьемся ли — ведь наверно там не будет непреступных скалистых берегов Буяна?

— Да, скалистых берегов там нет, — с тоскою сказал Хельги, — а вот местное племя ильменских славян есть или забыл, что Ярослав вместе с землею отдал и народ, что ее населяет. Племя большое, одно из самых крупных в землях китежского князя, и воинов оно много даст, и дружину сможет прокормить. Породнимся с ними, и будет у нас опора против Отона.

— Ладно, Хельги, ты прав я зря волнуюсь. — И оборвав разговор, снова стал смотреть в холодную даль.

А воевода отправился к гребцам, а то весла с правого борта опускались в воду быстрее, чем с левого: «Что-то у князя на душе скверно, чует он неладное что ли, а может, кажется мне».

Через двадцать дней четырнадцать ладей пристали к берегам Ладожского озера, еще две ладьи были потеряны во время шторма. Высыпав на берег, воины спешно ставили большой шатер для Рюрика и его малолетнего сына Ингвара, которому не было еще и года. Вечером, когда в лагере варягов был большой праздник, и все воины и свободные люди веселились, в шатер к князю вошел его ближайший помощник Буревой.

— Княже, все разместились, праздник в самом разгаре, ты бы к людям вышел.

— Конечно, верный друг, сейчас Ингвара спать уложу и выйду.

Буревой поклонился и покинул шатер. Если бы Рюрик в этот момент посмотрел на своего верного друга, он бы увидел жгучую ненависть в глубине его глаз. Но сейчас его занимал только сын. Через десять минут князь вышел из шатра и направился к веселящейся толпе. Сзади послышались легкие шаги, он обернулся и увидел Буревоя во главе десятка воинов.

— А это ты? — сказал Рюрик, слегка замедлив ход, дожидаясь своего советника, — ты чего не на празднике?

— Да дело одно к тебе есть, князь.

— Ну, сказывай, что за дело, да пойдем к людям.

— Да так, не дело даже, а просьба одного хорошего человека, просил он тебе передать, что с Буяна ты ушел вовремя, но от смерти не уйдешь, — и большим засапожным ножом ударил Рюрика в живот, разрывая легкую ткань рубахи князя. Рюрик удивленно посмотрел на убийцу. — Отон велел передать, что нигде не будет покоя роду Рюриковичей, все здесь поляжете. Буревой обернулся к воинам, что стояли за ним, — не щадить, никого и некому будет мстить.

Старший из ратников кивнул и бросился в сторону веселящегося народа. Сам же Буревой с пятью телохранителями метнулся к княжескому шатру. Через секунду варяжский лагерь взорвался звоном мечей и секир, криками боли и ненависти. Из бойни, что секунду назад была праздничной толпой, вынырнул десяток воинов, и рубились они так мощно, что никто не мог их остановить. Впереди в окровавленной рубахе с обнаженным мечем несся Хельги, он рвался к княжьему шатру, предупредить, защитить, но было поздно. У шатра шел бой, там два стражника сдерживали пятерых нападавших во главе с Буревоем. Хельги споткнулся обо что-то мягкое, лежащее на земле, опустив глаза на досадную помеху (в мыслях он уже был там, у шатра, где шел бой), он вскрикнул, тело его князя и родича с ножом в животе еще жило, но глаза уже подернулись мутной пеленой. Упав на колени рядом с ним, он осторожно приподнял голову Рюрика.

— Хельги, — зашептал Рюрик, — спаси сына, это Буревой, он служит Отону, иди в Китеж. — Струйка крови сбежала с уголка губ, великий варяг умер.

Хельги оглядел людей, стоящих рядом с ним, их было не больше четырех десятков простых ратников с окровавленными мечами в руках, это все, кто смог вырваться с праздничной тризны.

— За Ингвара! — заорал Хельги и бросился к шатру.

— За Ингвара! — заорали воины и с такой силой ударили в строй предателей, осаждающих княжеский шатер, что сразу опрокинули и рассеяли десяток воинов под предводительством Буревоя.

Но тот, поняв, что сейчас верх не его, побежал в сторону поляны, где недавно был праздник, а теперь шла резня. Оба воина, защищавших шатер, были ранены, но живы. Хельги ворвался внутрь, схватил маленького князя и с оставшимися верными воинами заспешил в сторону леса.

Безумный бег по нескончаемым зарослям продолжался два дня. На третий Хельги остановился посреди широкой поляны, в центре которой был небольшой холм.

— Здесь, друже, мы либо за Рюрика отомстим, либо все в землю ляжем, — обратился он к своим последним воинам.

— Любо! — гаркнули в ответ ратники, и стали готовится к битве.

Погоня появилась через три часа. И началась сеча лютая. В уставших беглецов летела туча стрел, многие из них нашли свои цели, но воинство Хельги дралось храбро и платило одним своим за пятерых чужих, но слишком мало их было. Воевода Рюрика стоял на вершине холма и смотрел, как последние десять ратников отходят к нему, а воинов Буревоя в броне, с щитами было не меньше сотни.

— Вот и все, князь, — обратился Хельги к маленькому свертку на земле, — не выполнил я последнюю волю Рюрика, знать прогневили мы богов чем-то, зато умрем как мужчины.

В этот момент битва докатилась до вершины холма, воины в простых рубахах бросились в атаку так отчаянно, что враги на мгновение дрогнули, но явно неравны были силы — и вот уже один Хельги бьется над свертком с молодым князем. Не заметил он, как в его спину летит стрела, не видел Хельги, как под его ногами сверток с младенцем Ингваром, окутывается легкой дымкой. Храбрый воевода резко выпрямился, глянул вниз — дымка в этот момент растаяла, и сверток пропал.

— Спасибо, Боги, — сказал он и умер.

Предыстория вторая

Весна 1982 года, село Спасское Нижегородской области.

Дарья Владимировна Никитина, учительница истории в Спасской сельской школе шла своей каждодневной дорогой. Она помнила ее наизусть: село Спасское — поле — маленькое кладбище. Нестарая еще женщина ходила сюда к сыну. Ее Игореша погиб год назад, в черном пламени афганской войны, вдалеке от родного села, среди песчаных барханов, под ярко голубым небом.

Не доходя до могилы, она услышала детский плач. Оглянувшись и убедившись, что на маленьком кладбище никого кроме нее нет, она подошла к могиле сына и оцепенела, среди цветов, которые каждый день она приносила, лежал младенец, с вьющимися золотистыми волосами, а ее сын смотрел с фотографии на мальчика и улыбался. «Хорошая фотография!» — подумала учительница. Странным показалось другое: раньше он смотрел куда-то в даль, а теперь — на ребенка, Дарья взяла младенца на руки, взгляд сына обращался уже к ней. И вдруг она услышала голос. Голос, который она в последний раз слышала полтора года назад, она не могла ошибиться. Это был голос сына. Звучал он ниоткуда и отовсюду сразу:

— Мама, этот ребенок появился здесь сегодня утром, за час до твоего прихода, возьми его и воспитай так, как воспитала меня: храбрым и сильным. Но запомни, что через двадцать лет он исчезнет. Он не принадлежит ни нашему времени, ни нашей реальности. В девятнадцать лет ты должна рассказать ему историю его появления. Зови его Ингвар, почти как меня. Ему предстоят великие дела.

— Сынок, откуда ты все это знаешь? — взмолилась Дарья.

— Мертвым ведомы дороги живых, я — ведогон, дух этого рода. Прощай.

Весна 2001 года.

Ингвар Игоревич Никитин сидел у постели тяжело больной бабушки и слушал историю своего появления на свет и не находил слов. Но это говорила женщина, которую он любил и считал своей бабушкой. Ингвар был в военной форме и служил в псковской воздушно-десантной дивизии. Дарья Владимировна закончила рассказ и закрыла глаза, бог даровал ей спокойную и легкую смерть. Тогда, в 82-ом, она все представила так, что Ингвар, ребенок ее сына, а мать подкинула его к ней в дом. Как и ее сын, он стал настоящим мужчиной.

На похоронах бабушки, идя за гробом, Ингвар думал, что он теперь совсем один, ушел последний близкий ему человек, а впереди — неизвестность. Он не знал, кто он и откуда, и где она эта его реальность Гроб опустили в яму, по крышке застучали комья земли, два дюжих деревенских парня с лопатами быстро закопали могилу. Немногочисленные провожающие разошлись. Ингвар остался один, ему хотелось подумать и погоревать на родных могилах. Поправив цветы на свежем холмике, он посмотрел на соседнюю могилу, и взгляд его пересекся со взглядом отца на фотографии. И тут Ингвар, как и когда-то его приемная бабка, услышал голос:

— Нам надо поговорить полночь, здесь.

— Отец это ты? — мысленно спросил он.

— Нет, я не твой отец, — отозвался голос, — ты должен это знать, она должна была тебе рассказать.

— Да, я все знаю, — крикнул Ингвар.

— Все. В полночь, — прошептал голос и пропал.

После поминок, Ингвар убрал со стола посуду, быстро вымыл ее, прибрался в доме. Без двадцати двенадцать он вышел из дома и пошел в сторону кладбища. Ровно в назначенный срок он стоял перед могилой того, кого девятнадцать лет считал отцом.

— Ты пришел вовремя, — произнес голос, — я — ведогон — дух твоего рода, а теперь слушай. Ты — человек другого мира, в том мире история развивается параллельно, он почти — наша копия, он — его зеркало, но что-то в его истории пошло по-другому. Там нет Руси, какую ты знаешь по учебникам истории, в том мире Рюрик пал от руки предателя, а его воевода Хельги, которого ты знаешь, как вещего Олега, не смог защитить тебя, и был убит. Боги сохранили сына Рюрика, и ты появился здесь. Из-за этого в том мире все пошло не так, там нет ни Киева, ни Новгорода, зато сто лет назад там появился город Китеж, исчезнувший с этой земли во время монголо-татарского нашествия. Через год ты вернешься обратно. Помни, ты обязан стать для Руси Рюриком, Китеж не должен пасть, он — последний оплот, если он погибнет, тот мир будет обречен. У тебя есть ко мне вопросы?

— Как я уйду из этого мира?

— Для этого мира ты просто умрешь. Что будет с тобой в том мире, я не знаю.

— Но меня никто не спрашивал, хочу я куда-то или нет!

— Извини, таков замысел творца, — произнес голос, — ты чужой в этом мире. Помни, что тот мир похож на этот, но он другой. При переходе я снабжу тебя самым необходимым тебе для начала знанием, ты ведь должен будешь знать язык тамошних племен. А теперь, прощай, я рассказал тебе все, что мог, и снова поговорить с тобой смогу лишь там.

Предыстория третья

Весна 2002 года.

Антитеррористическая операция была в разгаре, по чеченской республике шли колонны бронированной техники, тяжелые штурмовики держали под контролем небо, стирались с лица земли аулы, Русь мстила. Банды Хаттаба и Басаева отступили в горы. Группа специального назначения, в составе которой был и рядовой Никитин, заканчивала зачистку села Комсомольского. Вопреки данным разведки, сопротивления почти не оказывалось, в одном из домов была жиденькая пулеметная точка, но ее уничтожили выстрелом из гранатомета. Зачистка была почти закончена, оставалось проверить всего несколько домов, и все — обратно в палатки до следующей операции.

В тот день Ингвару впервые дали в подчинение двух бойцов. Они выбрали дом по правой стороне улицы и приготовились войти. Порядок был вполне обычным: Ингвар шел по центру прямо напротив двери, справа от двери застыл с АКМ на изготовку Андрей Немцов, в его глазах читалось большое желание побыстрее все закончить. Слева его прикрывал Серега — хмурый владимирский парень, чем-то похожий на кавказца — такой же смуглый, чернявый и бородатый.

«Ну, что пошли?» — спросил Ингвар взглядом. Глаза Сереги ответили, куда бы все это шло. Но тут же ударом сапога Серега распахнул дверь. Ингвар, как ураган, ворвался внутрь и откатился вправо от входа, прикрывая стволом, вход в другую комнату, сзади уже ворвались ребята. Они быстро обследовали дом.

— Здесь чисто, — закончив осмотр, сказал Ингвар, но смутное чувство беспокойства не оставляло его: все время казалось, что дом больше, чем кажется. — Обшарить дом еще раз, — приказал он.

Бойцы молча выполнили приказ командира. Из соседней комнаты раздался голос Андрея.

— Здесь хитро спрятанный лаз, сейчас проверю.

— Отставить! — приказал Ингвар. — Идем в обычном порядке: сначала я, за мной Серега, ты замыкающим.

Они подошли к обнаруженному лазу. Он действительно был неплохо замаскирован и находился за шкафом, вплотную придвинутым к стене. Ингвар толкнул заднюю стенку шкафа и прыгнул в проход, взрыва он уже не услышал.

Глава первая Китеж-град

Ингвар лежал на берегу реки по пояс в воде. Вода приятно холодила ноги.

— Я…Что со мной? Где я? Неужели все это правда?!

Он встал и ощупал себя. «Вроде все цело», — мелькнуло в голове. Он еще раз осмотрелся, рядом валялся АКМ, на голове маска, на плечах бронежилет и разгрузка: «Четыре полных рожка тут, один в автомате, две гранаты, нож «Пластун» за голенищем — не так все плохо».

Посидев минут десять, перекусив и выкурив сигарету, он решил: «Хватит загорать, пора идти, не дожидаться же здесь комитета по встрече».

Зная, что, двигаясь по берегу реки, он быстрее наткнется на людей, Ингвар пошел вниз по течению. Идти было легко, нежаркое осеннее солнце светило в спину, следы людей не попадались. Отмахав за пару часов километров семь, он сел передохнуть. Прислонившись к дереву, достал сигарету и закурил. По ногам скользнула тень. Быстро подняв глаза, он увидел приставленное к груди копье, а в десяти метрах Ингвара обступали люди с луками, наконечники стрел которых были нацелены прямо в горло. Прикуренная сигарета выпала на жухлую осеннюю траву.

— Ты кто? — спросил по-русски человек в остроконечном шлеме, державший копье у его груди.

«Это неправда, сон, бред», — пронеслось в голове, но укол копья доказывал обратное. Еще Ингвар отметил странный выговор, но вопрос понял и внимательно присмотрелся к человеку с копьем. Мужику было лет тридцать пять: густая борода, высок, нет, рост примерно с Ингвара, в котором было без малого два метра, но ширина плеч просто ужасала. «Раза в два больше, чем у меня», — подумал уже бывший десантник. Тело мужика было упрятано в кольчугу, достигающую колен, икры закрывали металлические поножи, на ногах — кожаные сапоги. Ингвар поймал себя на мысли, что даже не пытается схватиться за автомат. Мужик повторил вопрос.

— Ты кто?

Десантник тяжело вздохнул, да и что он мог ответить, что он сын Рюрика, погибшего вместе с верным воеводой двадцать лет назад?

— Меня зовут Ингвар, — выдавил он из себя. Слова звучали странно, как-то по-другому, но человек с копьем их понял. — Кто вы такие, где я, какой сейчас год?

— Ну, парень, у тебя и вопросы, — сказал мужик, — странный ты какой-то, одежка не наша, оружия при тебе нет, — на автомат Ингвара он и внимания не обратил, — на хазарина ты вроде не похож, на грека тоже. А год сейчас 899, месяц октябрь, находишься ты на берегу реки Днепр, зовут меня Даниил и я — сотник князя Мстислава Китежского.

Название города было знакомо, потому что Ингвар после памятного разговора с ведогоном перерыл горы научной литературы и отыскал легенду о мифическом граде Китеже: в XIII веке город осадили полчища монголо-татар. Всю ночь жители упорно держали оборону на стенах, а на утро, пойдя на приступ, враги города не увидели, он просто исчез. Ингвар тогда вспомнил старый афоризм: «Если где-то, что-то пропало, значит, это что-то, где-то появится».

— Придется тебе прогуляться с нами, — заявил сотник тоном, не терпящим возражений. — Кстати, ты — урман?

— Нет, — ответил Ингвар, — назвали в честь отца.

— Понятно, — кивнул Данила. — Пошли.

Под пристальным взглядом воинов Ингвар двинулся за сотником. За всю дорогу стрелки так и не произнесли ни слова, но по ним было видно, что воины они бывалые и готовы к любым неожиданностям. Они шли настолько бесшумно, что Ингвар со своей десантной подготовкой производил шум за весь отряд. Внезапно лес кончился, и глазам открылось широкое степное пространство, упиравшееся в речной язык, где на высоком холме, окруженном с трех сторон рекой, стоял огромный каменный город.

— Вот он Китеж, — произнес сотник восхищенным голосом, — жемчужина Руси.

За двадцать минут они дошли до ворот города. Сотника здесь знали и сразу окликнули, увидев с ним незнакомого человека в странной одежде с непонятным предметом в руках:

— Данила, кого привел?

— Да вот парень на секрет наткнулся, да странный какой-то, ничего не знает, кроме имени, да и одежка не наша, но и не хазарская, хочу вот с князем потолковать, что с ним делать?

Стены города начинались у подножья холма. Высокие, сделанные из камня, они уходили в небеса метров на двадцать, множество высоких башен, в одной из которых находились ворота. «Странно, — подумал Ингвар, — на Руси не любили строить из камня, да и откуда в степи ему взяться?» По истории покинутого недавно мира, он знал, что основным материалом для славян служило дерево, недостатка в нем никогда на Руси не было, кроме того, славяне считали, что дерево более полезно для людей, чем сырой холодный камень. Но высоченные стены, сложенные из каменных глыб, доказывали обратное. «Вот и начинаются различия того и этого мира», — мелькнуло в голове десантника. Массивные железные створки были распахнуты, мост через ров опущен, тяжелая железная решетка ворот поднята. Вверх вела широкая дорога, на которой свободно разъезжались две телеги. Ингвар шел под конвоем прямо к вершине огромного холма и продолжал дивиться разнице двух миров. В городе камня тоже было намного больше, чем дерева, самые богатые дома были сложены именно из него. «Ведогон предупреждал, миры похожи, но они разные. Значит, многое из того, что я знаю по истории того мира, здесь бесполезно. Другая архитектура, другая культура, все придется изучать заново». На самом верху стоял княжий двор, обведенный вторым кольцом стен. В воротах застыли два ратника в кольчугах, с длинными мечами на поясе, с копьями в руках. Когда сотник приблизился к воротам, копья нацелились ему в грудь.

— По какому делу? — пробасил старший. — Князь отдыхает, никого не велел пускать.

На что сотник развел плечи еще шире и рявкнул так, что на десять метров у всех заложило уши:

— Я бился на Калке! Не тебе меня расспрашивать! Прочь с дороги! О своем деле я скажу только князю!

И вдруг со стены раздался другой голос, который привык повелевать дружинами, карать виноватых и награждать отличившихся:

— Ну что ты кричишь под стеной, Данила Святославович? Всех просителей мне распугал, за что спасибо. Зайди в терем, скажи, что надо.

Копье ратника поднялось так же легко, как и опустилось.

— Не держи зла, сотник, я исполняю службу, — сердечно произнес ратник.

Они вошли во двор. Князь стоял на крыльце и смотрел прямо на Ингвара. Выслушав историю сотника, он осмотрел Ингвара еще раз, затем спросил:

— Что сотник сказал — правда?

— Да князь, твой сотник не обманул. Я действительно из далеких краев, и жил в другом времени, и был на другой войне, но прихотью судьбы очутился здесь.

— Хороший ответ, — проговорил, улыбаясь, князь. — Наш город, сто лет назад исчез прямо из-под носа врагов, обступивших его, и появился на этом месте. Я же — князь Мстислав Китежский — говорю тебе, что рад видеть такого, как мы. Поведай нам о себе.

Ингвар открыл было рот, чтобы начать свой рассказ, но тут он заметил резкое движение с правого боку. Рефлекс опасности сработал, как всегда, безупречно: перекат, автомат на изготовку, рука привычно передергивает затвор. Мимо просвистел метательный нож и ударил князя в плечо. Короткая очередь и метатель ножей валится на землю. Оглядевшись, бывший десантник обнаружил, что стоит на прицеле у десятка лучников. Осторожно положив автомат на землю, Ингвар отошел в сторону. Князь распрямился. Один из воинов осмотрел тело, валяющееся на земле, и крикнул:

— Жив и почти здоров, только ноги перебиты.

Метателя подтащили к князю, и начался обычный допрос: Кто таков? Кто послал?

Пленник был так ошеломлен, что ответил на все вопросы.

— Зовут меня Славом. Извини, князем величать тебя не буду, не признаю таковым. Послал меня князь Влад, а хотел он смерти твоей.

— Ну, за то, что правдиво все рассказал, умереть тебе легкой смертью, — молвил Мстислав.

— И еще, — произнес несостоявшийся убийца, — черное колдовство тебя не спасет, — он бросил быстрый взгляд на Ингвара. — Я все сказал.

Из княжеских ножен молнией вылетел меч, и голова незадачливого убийцы покатилась по двору.

Князь подошел к Ингвару:

— А теперь возьми свое, — он явно затруднялся назвать незнакомый предмет, — оружие и следуй за мной. Ну, сотник, быть тебе полутысячником, — произнес князь, проходя мимо Данилы, — а пока иди, отдыхай.

Лицо бывшего сотника просто светилось от счастья.

— Спасибо, княже, — проревел он, — век не забуду. — И, поворачиваясь, чтобы уйти, подмигнул Ингвару.

Бывший десантник, очутившийся по воле богов в другом мире, теперь был точно уверен — он приобрел верного друга на всю жизнь. Подняв автомат, Ингвар двинулся за князем, провожаемый настороженными взглядами дружинников из личной охраны Мстислава. Мутный человек, но они четко выполняли приказ ему не препятствовать. Князь не спешил, давая Ингвару возможность смотреть по сторонам.

Княжий терем представлял собой крепкое двухэтажное строение. Мощные крылья расходились вправо и влево, полукругом охватывая двор. Весь первый этаж был сложен из добротных каменных глыб, окна больше всего напоминали бойницы лучников, второй этаж был полностью деревянным, но сложенным из огромных бревен, толщиной в два обхвата, и по крепости не уступающим камням первого этажа. Князь вел Ингвара по узким переходам. Множество дверей, мимо которых они проходили, были закрыты, но некоторые из них были распахнуты и открывали вид на просторные горницы. Они поднялись по прочной дубовой лестнице на второй этаж в княжеские покои. Если первый этаж занимала челядь и охрана, то второй — князь, княгиня и их гости, здесь же находилась и княжеская сокровищница.

Князь сел за дубовый стол, на котором была расстелена карта, принадлежащих ему земель, а также земель союзников и данников. Мстислав указал на место против себя и уже хотел было начать разговор, как вдруг дверь распахнулась и в комнату вбежала юркая служанка. Сняв с князя расшитую рубаху, испачканную кровью, она промыла и перевязала рану. «Рана неглубокая, князь, скоро затянется», — сказала она и тихо исчезла.

— Отложи свое оружие, здесь тебе ничего не грозит!

Ингвар послушно положил автомат рядом.

— Я знаю, что у тебя много вопросов, и я на них обязательно отвечу. Но сначала я задам свои. От твоих ответов может зависеть судьба княжества и твоя собственная.

Ингвар кивнул в знак согласия.

— Спрашивай, княже, но скажу сразу, я не смогу сделать такое оружие и даже если бы мог, не стал бы.

Князь улыбнулся. В его глазах читалось любопытство, но Ингвар понял, что угадал единственно верный ответ.

— Одним вопросом меньше, тогда другой, что известно про наш город в твоем времени?

Подумав, Ингвар начал говорить:

— Существует две теории, по одной из них город исчез при осаде его стен татаро-монголами, по второй был затоплен. Мне теперь ясно, какая теория верна.

Мстислав сдвинул брови и напряженно вгляделся в глаза парня, прежде чем задать новый вопрос.

— Ведаешь ли ты, что было далее в истории Руси?

Ингвар напряженно произнес:

— Да, князь, я знаю, как развивались события до и после вашего исчезновения. Но не знаю, пригодятся ли мои знания здесь, насколько этот мир похож на тот, другой? Я уже заметил множество исторических различий, например, большое количество каменных строений.

— И еще одно, — спросил Мстислав, — чем ты занимался в своем мире?

— Я был воином, князь, в огромной армии, но мои воинские знания не применимы для этого мира. Мы не воюем в поле, у нас есть железные птицы, которые способны одним своим ударом уничтожить этот город, у нас есть железные кони, против которых ваши стрелы и мечи бесполезны. Там каждый воин имеет такой гром, — он указал на автомат. — В том мире почти не осталось чести, там правит ложь и корысть. Там везде правят деньги.

Князь помрачнел.

— Да, страшный мир ты нарисовал, вы уподобились богам, но войны продолжаются, не хотел бы я, чтобы воины из того мира пришли в наш. Но в чем-то наши миры похожи, у ромеев давно правят деньги, и не с вашего мира это началось.

Князь хлопнул в ладоши — слуги внесли кувшины с вином и разную снедь. После того, как они удалились, опасливо поглядывая на Ингвара, князь поднял серебряный кубок:

— Теперь можешь задавать свои вопросы, хотя и не на все я дам ответ.

Ингвар, взвесив все «за» и «против», решил, не открывать князю то, что рассказал ему ведогон.

— Мой первый вопрос не труден, князь: как давно находится город в этом мире?

— Город исчез из того мира примерно в 1234 году, здесь появился 75 лет назад, на месте, где тогда стоял Киев.

Ингвар выслушивал ответы князя на протяжении двух часов. Картина получалась примерно такая. Вокруг Китежа, как и в том мире, жило много свободных племен. Город возник на территории полян, которые были так ошарашены его появлением, что тут же признали власть тогдашнего князя Ярослава (он умер лишь 10 лет назад, прожив сто пятнадцать лет). После Ярослав покорил вятичей, радимичей, Ильменское племя словен (что проживали около озера Ильмень, где в другом мире стоял Новгород), а пять лет назад, уже при Мстиславе Китежском, были покорены древляне. Китежане жили по законам «Русской правды», собирали налоги (полюдье). В этом истории двух реальностей пересекались. На князе лежала забота об обороне молодого Китежского государства от внешних врагов. Хазары нападали не только на границы княжества, но и на саму столицу — Китеж. Слишком близко подступали к городу степи, слишком беззащитен он был с юга. Поэтому Китежский князь понемногу окружал княжество крепостями, «рубил города» на границах со степью, укрепляя саму границу валами и засеками, чтобы хазары не мешали торговому движению на юг. Два раза князь сам нападал на степняков.

Хазары этого мира сильно отличались от тех, которые были в том, другом мире, различие начиналось уже с того, что были они не оседлыми иудеями, а обычными кочевниками, верившими в своих степных богов. Так же, как и в том мире, была у них столица Итиль. Но жили они не торговлей, а разбоем. И умели только две вещи: грабить и разводить коней. Кони были великолепные: быстрые, выносливые и китежане (в редкие минуты перемирий) покупали их для своей легкой кавалерии. Но самой важной была торговля с Византией. Эта Византийская империя была стабильной и в два раза больше. Каждое лето русские купцы являлись в Царьград на торговый сезон, продолжавшийся шесть месяцев. По договору Ярослава с греками никто из них не имел права оставаться на зиму. В Китеж также приходили греческие моноксилы, китежане же ходили на ладьях, которые могли поднять на борт несколько сот пудов груза и до пятидесяти человек.

Что касается религии, то китежане вернулись к исконной вере отцов — язычеству. Но поскольку слово «язычник», с легкой руки римлян, называющих так варваров, не верующих во Христа, считалось бранным, то славяне стали именовать себя исконниками. Пантеон их богов выглядел так. Первое место среди богов занимал бог Солнца — Дажьбог. Небо, в котором он жил, называлось Сварогом и считалось отцом солнца, потому Дажьбога именовали еще Сварожичем. Ветер имел свое божество — Стрибога. Очень почитался славянами Велес — покровитель стад или «скотий бог». Другим значимым божеством был Перун, который являлся верховным богом воинов и покровителем дружины. Его олицетворением славяне считали грозу с ее смертоносными молниями и страшным громом. Если в том мире Перун управлял золотой колесницей, то в этом он ездил на богатырском коне. Были и другие боги, отвечавшие за повседневную жизнь людей.

Князь некоторое время смотрел на задумавшегося Ингвара, затем тихо сказал:

— Я знаю, тебе сейчас нелегко, нам поначалу тоже было трудно. Пути назад мы так и не нашли. Если ты рвешься домой, то путь спрашивай не у нас, но если захочешь остаться — мы будем рады. Походи здесь пару дней, осмотрись, а потом поговорим. Степан, — крикнул князь, и тут же появился подросток лет тринадцати, — покажешь Ингвару его комнату, а потом город. Отвечай на любые его вопросы, дай все необходимое, через два дня, или когда он попросит, приведешь ко мне. Все. Идите.

Через некоторое время Ингвар, растянувшись на ложе, пытался разобраться в том, что же ему делать дальше. Если он правильно понял слова ведогона, то в тот мир дороги нет, да и не осталось там ничего: ни семьи, ни друзей (Андрей и Серега наверняка погибли в том доме). Зато его с детства привлекало холодное оружие, битвы на мечах, и русская история, в которой он сейчас очутился «по самое не хочу». Так стоило ли искать путь назад? С этими мыслями он заснул. Во сне ему явилась белая тень и тихо-тихо сказала: «Ты все правильно сделал. Никто не должен знать, что ты сын Рюрика. Расстанься с прошлым и просись к князю в дружину, недолго тебе быть простым ратником. Один из твоих друзей выжил, и вы обязательно увидитесь, но это будет не скоро».

Проснулся Ингвар часам к пяти. Встав и сделав сорок отжиманий, ополоснулся водой из медного таза. Обведя комнату взглядом, он чуть было не опрокинул таз с водой: в углу на сундуке тихо, как мышка, сидел тот самый Степан, приставленный князем, и внимательно наблюдал за ним. Посмотрев на разгрузку и автомат, Ингвар подумал: «А пошло все это! Моя старая жизнь ушла, значит и вещи из нее должны уйти!»

— Эй, Степан, найди мне вашу одежду и мешок.

Парень исчез и вернулся так быстро, что бывший десантник не успел бы сосчитать до десяти. Переодевшись в простую полотняную рубаху и такие же штаны, подпоясавшись кушаком, сменив берцы на добротные кожаные сапоги, он приступил к основной процедуре: разобрал автомат до последнего винтика. Теперь никто в этом мире его не соберет — кроме него.

Все детали оружия, включая гранаты без запалов, он сложил в два полиэтиленовых пакета, найденных в камуфляже и плотно упаковал. Камуфляж засунул в мешок, в три презерватива, что постоянно таскал в бумажнике, сложил часы, паспорт и сам бумажник с военным билетом. Упаковав все это в мешок из рогожи, посмотрел на проводника и спросил:

— Степан, мне нужен самый глубокий омут в Днепре, до дна которого никто не смог бы достать? Есть такой?

— Как не быть, «Ольгин омут», туда Вячко нырял, а он у нас лучший пловец, даже половины не одолел. Но туда только на лодке!

— Лодку сможешь достать? — Степан быстро закивал. — Тогда веди.

Провожатый метнулся к выходу, бывший десантник двинулся следом. Через двадцать минут Степан вывел его на пристань, где, выбрав лодку, сел на весла. Скоро все было кончено, опасный груз отправился на дно Днепра. Ингвар, на всякий случай запомнив место (вдруг что случиться), обратился к парню:

— Забудь, что мы здесь делали, этот сверток может погубить весь мир, — Степан опять часто закивал. — А теперь показывай город.

Проводник вел его по широким улицам. Город был огромен и богат. Дома двухэтажные: нижние этажи из камня, верхние из дерева. Улицы и даже улочки замощены булыжником, торговая площадь размером со стадион, рядом с ней расположены три трактира. Степан говорил, что все это было построено после исхода: так китежане называли перемещение между мирами. Вечером поднялись на городскую стену. Ингвар с восхищением смотрел на высохшую осеннюю бесконечную степь с тусклыми огоньками деревень, да и сами стены поражали своей мощью.

— Слушай, а откуда вы камень берете, ведь вокруг степь? — обратился Ингвар к проводнику.

— Ну, степь ведь не бесконечная, — отозвался Степан, — там, в двух днях доброй скачки, — он махнул рукой в сторону леса, темнеющего за Днепром, — есть большая гора. Ярослав, тогдашний князь, приказал возить камень оттуда. Десять лет тянулись в сторону Китежа огромные караваны с глыбами, каменотесы, нанятые в Византии, обучали местных изготавливать растворы и обтесывать камни. Гору ту почти целиком разобрали, но камня там еще на два таких города хватит.

— Сколько же нужно народа, чтобы защитить эту громадину? — спросил восхищенный Ингвар.

Вообще, по словам Степана, дружина Китежа насчитывала десять тысяч воинов, не считая ополчения, размер которого варьировался от десяти до сорока тысяч, но можно было собрать и больше. Земли китежского княжества сильно разрослись за последние время, и народ, благодаря дружине князя, стерегшей землю от набегов хазар, плодился с огромной скоростью. Большинство дружинников несли дозоры в трех степных крепостях, в городе была только княжеская полутысяча и отроки, проходящие обучение на воинских дворах.

Вечером, лежа на лавке, Ингвар, думая, как и что ему сказать завтра князю, незаметно уснул.

С утра, бродя по городу, он стал замечать на себе быстрые взгляды прохожих. «Я становлюсь популярным», — усмехнулся про себя Ингвар. А Степан, словно угадав его мысли, сказал:

— Ты пришел из другого мира, у тебя в руках был гром, так чего же ты хочешь? Ведь только князь знает, что грома больше нет.

— Веди к князю, — приказал Ингвар.

Через двадцать минут они уже были на княжьем дворе.

— Князь ждет тебя в своих покоях. Степан проведет, — сказал стражник и посторонился.

Мстислав стоял у окна спиной к двери.

— Ты хотел меня видеть?! — не то спрашивал, не то утверждал он.

— Да, князь, я все для себя решил и хочу остаться, мне незачем искать обратной дороги, там у меня ничего нет. В моем мире я был военным, так не откажи мне быть твоим воином и здесь. Я уже присягал служить России, а здесь Русь — это Вы. Позволь служить тебе.

— Хорошие слова, и мое сердце радуется, слыша их. Ты сказал, что хочешь служить мне, да будет так. Я принимаю твою службу. А то, что ты избавился от своего грома, только к лучшему, все должно идти своим чередом. Степан проводит тебя к воинскому дому. Поступаешь в распоряжение Данилы Святославича. Все. Да, вот еще, возьми эти деньги на первое время, тебе нужна воинская справа и конь. Найди знатока, пусть поможет выбрать, а еще лучше попроси Данилу, думаю, он не откажет. Иди.

Степан довел Ингвара до воинского дома и простился с ним, сдав на руки Даниле.

— А я все думал, когда же объявится мой найденыш. Гляди-ка дождался, пойдем, устрою тебя, а за тем на торг.

Через час они уже бродили между навесами торговцев, успев сторговать еще один комплект одежды и сапоги.

— Теперь пойдем брони смотреть, — пробасил Данила, — даже место знаю прекрасное, — добавил он.

По всей лавке были развешаны десятки прекрасных кольчужных рубах, пластинчатых броней, похожих на рыбью чешую. С помощью Данилы Ингвар выбрал именно пластинчатую броню из замечательной стали. Затем пришел черед меча. Ингвару понравился узкий булатный клинок длиной около метра, с трехрядными долами по всей длине. Ножны у меча были деревянные, покрытые кожей. Данила со всех сторон оглядел выбранное оружие, попробовал его на изгиб, балансировку и подытожил: «Добрый клинок». Здесь же подобрали шелом и поножи. Княжеский кошель изрядно полегчал, но и покупок осталось немного: лук со стрелами и конь.

Лук для Ингвара Данила выбрал сам: «Тонкое это дело. Они у нас особенные». И действительно, китежские луки были уникальным оружием: сложносоставной, частично позаимствованный у кочевников, частично — у других племен славян, лук собирали из нескольких пород дерева, скрепленных специальным клеем, секрет которого мастера охраняли не хуже княжеской казны. Полутораметровый, с тетивой из шелковых нитей или сплетенных жил, он посылал стрелы на огромные расстояния. Бронебойные восьмидесятисантиметровые стрелы, выпущенные из таких луков, с легкостью пробивали кольчуги и доспехи на расстоянии до трехсот метров. Эти стрелы до тридцати штук хранились в берестяном туле с плотной крышкой, защищавшее содержимое от непогоды.

Дальше Данила отправился выбирать коня. На какое-то время бывший десантник остался один у оружейного прилавка и решил добавить к своему вооружению еще и метательных ножей (детская забава превратилась в мастерство: в учебке он перерубал спичку с двадцати шагов). Вернувшийся полутысячник, увидев покупку, одобрительно крякнул: «Молодец, оставь мальчишку у оружейного прилавка, он тут же купит ножик». Но, увидев смущенное лицо Ингвара, расхохотался так что, у продавца сорвало шапку.

Конь, которого привел Данила, настороженно косился на Ингвара, но был великолепен: черный, словно вымазанный сажей, с тугими буграми мышц под гладкой кожей.

Данила, видя, с каким восхищением Ингвар рассматривает коня, сказал:

— Если сможешь завоевать его уважение, он вынесет тебя из любой битвы, никогда не даст упасть. Имя ему — Черен. Да, совсем забыл, мы ж тебе еще щит не подобрали. Пошли к Стаху, он — лучший в Китеже мастер.

Стах встретил их в дверях мастерской:

— Никак Данила Святославович пожаловал, да не один, это никак тот парень, что помог тебе полутысячником стать?

— Верно молвишь, — отозвался Данила, — тот самый, найденыш, что жизнь князю спас, да мне помог, звать его Ингваром, и теперь он княжий отрок, подбери ему щиты для конного боя и пешего.

Пеший щит оказался большим и круглым с металлическим шипом в центре, вокруг которого располагалось изображение герба княжества: орел с короной на голове. Миндалевидный конный щит был также с гербом.

— Хорошая защита, парень! — проговорил Стах. — Ты хорошо начал и, думаю, мы о тебе скоро услышим. Удачи!

По дороге к воинскому дому Ингвар вспомнил вопрос, что давно хотел задать да все забывал.

— Данила, а кто такой Влад?

Лицо полутысячника потемнело. Он шепотом сердито произнес:

— Никогда не произноси это имя при князе. Это можно сделать только в одном случае, если ты приговорен к смерти, как тот метатель ножей, но при этом ты умрешь мучительной смертью. А Влад — брат нашего князя, они — близнецы. Ярослав оставил княжеский трон Мстиславу, видя в нем более достойного приемника. Влад посчитал это несправедливостью и, разругавшись с братом, ушел в степь, обещав отомстить. Его воинский стан находится в пятнадцати днях скачки от Китежа, прямо в сердце степи. Десять лет как он ушел, уведя с собой триста человек. Теперь их три тысячи. Они грабят караваны Китежа, убивают купцов и охрану. Князь охотится за Владом уже семь лет, но и Влад охотится на князя: три года назад его люди в стенах княжеского детинца попытались убить Мстислава, но погибла его жена, княгиня Ольга, а их дочь, Ярослава, была похищена. Скорее всего, ее уже нет в живых. Через два дня к стенам Китежа прискакал посол Влада и сказал, что если князь хочет увидеть свою дочь живой, то пусть отречется от великокняжеского престола в пользу Влада, и, получив дочь, убирается из Китежа. Все это проходило прямо перед городскими воротами. Мстислав тогда вышел к посланцу и сказал: «Да, была у меня дочь — самая красивая девушка в Китеже, да выкрали ее недруги. Но если я соглашусь на предложение Влада, то потеряю не только дочь, но и честь, а спасая ее, отдам княжество на растерзание врага. Так что нет у меня с этого дня дочери, и запрещаю я кому-либо при мне упоминать ее имя, под страхом мгновенной смерти». Вот так князь лишился и жены, и дочери. Упаси тебя боже, при нем об этом вспомнить. Два раза потом приходил Влад под эти стены вместе со степняками, но нам удалось отбиться и разбить их в союзе с верными клятве племенами. Но предатель опять ускользнул, и третья встреча братьев будет последней.

За разговором они не заметили, как дошли до воинского дома.

— Запомни, — прощаясь, произнес Данила, — теперь это твой меч, твой конь и твой лук. От того, как ты их будешь содержать, теперь зависит твоя жизнь, а также жизнь тех, кто рядом.

Утром на улице моросил мелкий дождик, небо было тяжелое и грустное, но климат был теплее, чем в прошлом мире Ингвара, зимы такой, которую он знал по крепким морозам, здесь не было, а холодом считался ноль градусов. Сорок минут Данила заставлял бывшего десантника бегать с трехпудовым грузом на плечах, затем учил ударам деревянным мечом, оттачивая приемы в поединках. После обеда была верховая езда. Вечером, когда Ингвар выскоблил до блеска своего коня и собирался провалиться в спасительный сон, к нему подошел Данила.

— Молодец, — произнес он, — у тебя есть все задатки, чтобы стать великим воином, но у тебя не хватает нашей практики и нашего опыта, это поправимо. Зато у тебя есть то, чего нет у многих хороших воинов, — он сделал эффектную паузу, — у тебя есть чутье: откуда будут нападать, и как будут бить. А теперь отдыхай.

Последних слов Ингвар уже не слышал — он спал.

Но в этот день случилось еще одно событие: возле воинского дома он встретил двух отроков, крепких ребят, лет семнадцати, и уже вдогонку услышал:

— Эй, урман, рыбья сыть, убирайся из Китежа, пока ноги держат!

Ингвар привык, что его имя вызывало у других насмешки, сначала в родном селе, затем в армии. Но он умел постоять за себя.

— Ты что-то имеешь против моего имени? И, кстати, я — не урман, а варяг, — бросил отрокам Ингвар.

— Гляди-ка, а эта нормандская гиена еще и по-нашему скулить умеет!

И тут Ингвар показал, на что способен рядовой десантных войск, пусть и бывший: прыжок к противнику — короткий удар ребром ладони в плечо (лопата по-десантному), и отрок валится на пол со сломанной ключицей. Разворот, с ноги — в челюсть второго, добивающий удар. Этот очнется минут через двадцать. Осмотревшись, и никого не заметив, Ингвар вошел в дом. С утра все началось снова: бег, мечи, лук, верховая езда. Но Данила был какой-то хмурый и только в конце дня, подойдя к Ингвару, спросил:

— Отроков зачем покалечил? Один три месяца на лавке проваляется.

— Впредь будут знать, что норманнские гиены могут не только скулить, но и ключицы ломать!

— Добре, — сказал Данила, — но если в следующий раз задумаешь поскулить, обойдись без переломов.

Ингвар молча кивнул, а потом добавил:

— Я не скулил, а выл в полный волчий голос.

С этого дня к нему прочно прилепилось прозвище «варяжский волк».

После занятий каждый вечер Ингвару хотелось умереть. Так шли дни. Затем добавилась охранная служба. Он и раньше занимался тяжелой монотонной работой. Но здесь это была другая работа. Данила только посмеивался, видя, как его друг радуется удачному выстрелу из лука, хорошо отбитому щитом хитрому удару.

Однажды утром, выйдя во двор, Данила с удивлением заметил, как Ингвар за час до подъема оттачивает удары мечем. В свете факелов блистало лезвие, Ингвар из ничего рождал хитроумные финты, бил из невозможных позиций, но на каждый его удар была верная защита, ему не хватало «личного удара», как называл его Данила, не было у парня «коронки», что сомнет любого врага.

— Постой, — сказал Данила. — Я научу тебя удару, удару, секрет которого в нашем роду передается из поколения в поколение. Ты достоин моего выбора. Теперь смотри.

И перед глазами Ингвара засверкал стальной вихрь, град ударов обрушился на воображаемого противника. Данила на время скрылся за пеленой стали, вот последний удар — и кольчуга на тренировочном столбе или по-другому балде, распадается на части, как будто она не железная, а бумажная. Удар этот издавна называли «харлужный град». Он выполнялся в несколько приемов и обязательно мечом, выкованным из стали особой закалки. День за днем Данила терпеливо обучал Ингвара, и уже через месяц он выполнял «харлужный град» быстрее и мощнее своего учителя.

— Запомни, — постоянно твердил Данила, — любой другой клинок этого удара не выдержит. И еще, никогда не наноси заключительного удара, если не хочешь убивать противника.

С конем Ингвар освоился быстро, несмотря на отсутствие опыта в прошлой жизни. За короткий срок он освоил те приемы, которым остальные ратники учились с детства, чем покорил своего Черена, они вскоре стали лучшими друзьями.

Так продолжалось семь месяцев. Заканчивалась весна. Индивидуальные тренировки сменились боями в пешем и конном строю. К нему приглядывались. Сначала он поражал всех своим упорством. «Чужак ведь», — удивлялись люди. А затем он устроил представление на базарной площади с метательными ножами: сначала, отойдя метров на двадцать и театрально раскланявшись, Ингвар неуловимым движением с двух рук послал ножи в цель. Узкая заборная доска была пробита насквозь, а между лезвиями, нельзя было просунуть даже палец. Затем он повторил тоже в кувырке. Народ сходил с ума от такого развлечения. Ингвар видел, как улыбаются хмурые воины с посеченными лицами, как жадно смотрят молодые девки, как за друга радуется Данила: парень сам тренировался в свободное время.

И тут из толпы раздался властный голос:

— А на мечах со мной сможешь?

— Что ж, можно и на мечах, — ответил Ингвар.

Толпа подалась в стороны и образовала круг. В него вышел человек огромных размеров, на голову выше Ингвара, и в два раза шире его в плечах, но при этом ловкий и подвижный. В глазах Данилы застыл ужас.

— Бой до первой крови, — прорычал человек и обнажил меч под стать себе, такой же тяжелый и огромный.

Ингвар понял, что его противник с легкостью играет франкским двурушником. Увидев глаза Данилы, Ингвар напрягся, но тут же успокоился. Страх ушел. Он обнажил клинок и интуитивно почувствовал все приемы, на которые способен этот богатырь. Эта перемена в Ингваре не ускользнула от глаз противника — он напрягся и атаковал, перетекая из одного удара в другой, выдавая невозможные с таким мечом удары, и постоянно наступая. Под таким напором Ингвар отступал, но вдруг понял, что здесь это — поражение, а в бою — смерть. Осознав это, он перестал пятиться, остановился, почувствовал, что противник за ним не успевает, и понял, что может закончить поединок одним ударом. Но, чтобы не обижать воина, позволил ему почти победить себя, а затем Ингвар отступил немного назад и, выверенная до мелочей, атака богатыря ушла в пустоту. Он словно провалился вперед за своим тяжелым мечом. «Игры закончились, — в голове Ингвара как будто кто-то зажег табло с надписью «Game over», — теперь отскок вправо, ткнуть мечом, как простой палкой, ага, зацепил. Все».

Над площадью повисло молчание, люди боялись даже дышать.

— Знатный поединок, — пробасил богатырь, — хотел посмеяться я, а посмеялись надо мной. Ты чей, парень?

— Не гневайся, Добрыня Никитич, мой это отрок, — произнес Данила, входя в круг.

— Гневаться? — произнес богатырь. — Спасибо тебе, Данила Святославович, за такой замечательный урок и что такого орла воспитал.

Затем он посмотрел на Ингвара:

— Я знал только одного человека, способного справиться со мной, и звали его Рюрик. Спасибо тебе, поучил старика.

И, раздвигая народ, он двинулся прочь. Полутысячник хлопнул Ингвара по плечу:

— Ты знаешь, кого только что побил?

Ингвар молча пожал плечами:

— Выскочку и зазнайку!

У Данилы глаза на лоб полезли. Он аж задохнулся от такой наглости.

— Выскочка?! — Это лучший меч Китежа. Зазнайка?! — Воевода Добрыня Никитич?! Да о нем гусляры не одну былину сложили. Тебя еще на свете не было, а он с маленьким отрядом помочь пытался одному варяжскому конунгу, в хирде которого начался бунт. Но опоздал. Казнит себя, что заговорщики таки убили Рюрика и его сына, которого до последнего защищал его воевода Олег. Кстати, княжича, как тебя Ингваром звали.

Теперь бледнел Ингвар, он сильно пожалел о сказанных в горячке словах и завертел головой, проверяя, слышал ли их еще кто-нибудь, но все уже были заняты своими делами.

— В казарму?

Слово «казарма» прижилось с легкой руки Ингвара: впервые войдя в воинский дом, он аж присвистнул: «Прям родные казармы». Данила, стоящий в этот момент рядом, заинтересовался незнакомым словом — пришлось объяснить. Через неделю уже все отроки называли воинский дом не иначе, как казармой.

После этого боя с воеводой уважение к Ингвару стали испытывать абсолютно все: от ветеранов до молодших отроков, которые очень быстро возвели его в ранг былинного героя, и на змея ходившего, и кощея валившего. Не обошел вниманием этот случай и князь, вечером того же дня он позвал Ингвара к себе.

— Ты что ж это творишь, а?! Влетает ко мне сегодня мой воевода и вместо «здравствуй» орет с порога: «Отдай мне этого отрока, слышишь, не отдашь, украду»! А я сижу и ничего не понимаю. Каково, а? Я ему: «Чего шумишь, давай по порядку». А он стоит счастливый, будто в первый раз на девку залез, и заявляет: «Представляешь, меня сегодня твой отрок побил. Да как побил — играючи, даже Рюрик так не мог. Походя, наказал старика за гордыню». Ну, и рассказал мне, как дело было. А ты что скажешь?

Воцарилось тяжелое молчание.

— Княже, прости неразумного. Если б знал, что это твой воевода, ни в жизнь не вышел бы, а побил я его по недоразумению: замешкался воевода, а я и воспользовался. Если б не это — пустил бы он меня на ремни.

Тут князь расхохотался, но смех был какой-то двойной:

— Нет, ты слышишь, Добрыня, какой орел? Замешкался ты, значит!

Ингвар быстро повернулся — у него за спиной по лавке катался от хохота воевода. Когда минут через десять хохот стих, князь поднял на Ингвара глаза:

— Я давно слежу за твоими успехами. Данила сообщал мне, что на мечах тебе нет равных, как и в метании ножей, играешь копьем и стреляешь из лука как степняк, на коне ездишь, как будто в седле родился. Что на это скажешь? — князь ждал ответа.

— Княже, Данила — все ж друг мне, вот и хвалит.

— Да, князь, парень далеко пойдет. Дозволь с собой в степь взять, на Влада поохотится, — проговорил воевода.

— Что ж, добре, ступай отрок, собирайся, через четыре дня выступите. Но сегодня ты будешь посвящен в воинское братство перед лицом бога воинов.

Около полуночи в казарму зашел Данила и поманил парня к выходу. Ингвар послушно пошел за ним. Выйдя из города, они повернули на восход и долго шли. Когда они поднялись на высокий холм, где на вершине виднелось нагромождение камней, вдруг вспыхнул яркий свет факелов.

Мстислав, возникший из темноты, заговорил:

— Гляди! Это — Перун, бог мужчин, войны, победы. Я обещал тебе бога и братство, — говорил Мстислав, обращаясь к Ингвару. — Вот твой бог и вот твои братья. Мы — дружина Перуна. Мы выше рода, мы сила росского языка, его меч и щит. Правит нами не воля князей-старшин, а наша воля. Я — князь дружины. Ты хочешь быть с нами, Ингвар? Клянись Перуном, Ингвар!

У ног божества разожгли угли, раздули маленьким мехом синее пламя. Факелы погасли, сквозь угольный чад чувствовался запах раскаленного железа.

— Подними левую руку над головой, чтобы принять знак братства, — приказал Мстислав.

Ингвар видел, как из углей князь-воевода достал железный прут на деревянной ручке. Конец железа рдел звездочкой. Скосив глаза, Ингвар смотрел, как звездочка приблизилась к левой подмышке. Ожог, боль, запах паленых волос и горелого мяса. Мстислав показал новому брату-дружиннику клеймо, остуженное живым телом. Перед Ингваром скрестили два меча, словно указывая на четыре стороны света и напоминая о вечной верности братству. Дружинники подходили, обнимали нового брата. Ингвар не помнил, как очутился в казарме, как завалился на лавку и уснул. Во сне он видел белый город, себя в княжеском плаще и огромный пехотный щит, прибитый на врата града. А через четыре дня его ждала степь.

Глава вторая Стенной заслон

Воевода пришел за ним рано утром.

— Ты готов? — проревел он. — Если нет — брошу здесь.

Ингвар вышел в полном боевом оснащении. На плечах в первых утренних лучах красиво переливался пластинчатый доспех, на узорном, вышитом поясе висел меч, в руках пехотный щит и копье, щит для конного боя закинут за спину. За Ингваром шел Черен, к седлу которого был приторочен лук с тулом стрел. Закрепив пехотный щит на седле, Ингвар взлетел на коня:

— Я готов, воевода.

«Орел!» — отметил про себя воевода.

— По коням — проревел он команду, и сто человек взлетели в седла.

Хоть и покидали Китеж рано, но народ валил к воротам проводить их. Люди благословляли, кричали: «Слава!». Отряд покинул город.

Скакать по ровной, как княжий стол, степи было одно удовольствие. Но через три дня воевода удвоил стражу.

— До пограничной крепости еще три дня, но степь под боком.

Еще два дня прошли в бешеной скачке. На третий — головной дозор заметил следы чужих коней.

— Воевода, — произнес десятник, принесший весть, — здесь были степняки числом малым, всего трое. Они что-то искали, но затем повернули в степь.

— Ладно, — прорычал воевода, — на этот год мы их потреплем и отобьем желание ходить в наши земли, но сначала надо добраться до крепости.

Крепость открылась неожиданно, хотя Ингвар и ждал чего-то похожего: крепкий высокий частокол с деревянными башенками, на которых, глядя далеко в степь, стояли дозорные. Ворота распахнулись, и отряд влетел внутрь. Воевода спрыгнул с коня, бросив поводья ратнику.

— Запалишь коня — на ремни порежу.

Парень побледнел и повел коня по кругу, давая остыть.

— Ингвар, отдай коня и следуй за мной, — бросил Добрыня через плечо.

Они вошли в просторный дом воеводы. Ингвар огляделся: огромный стол, на нем карта степи, две лавки, стены увешаны оружием — вот все, что он заметил. Вошел слуга, принес кувшин с вином, двух огромных жареных гусей, два кубка. Они быстро поели, вернувшийся слуга забрал остатки еды. Дождавшись его ухода, воевода заговорил:

— Сейчас здесь тысяча мечей, завтра подойдут еще две тысячи, отдых два дня, затем — в степь, будем ловить летучие отряды степняков, все кроме тебя и крепостной сотни. У вас будет другая задача. Какая, узнаешь завтра на совете тысячников. А теперь ты пойди и поговори с людьми из здешнего гарнизона. Это самые опытные и умелые воины княжества, лучше только в охране князя, да и ее он отсюда набирает. К вечеру перед домом выстроишь свою сотню. Если есть вопросы, задавай их сейчас.

— Дозволь спросить, воевода: как ты познакомился с тем варягом — Рюриком?

— Что тебя так заинтересовало? — спросил вместо ответа воевода.

— Просто совпадение моего имени с именем его сына, — ответил Ингвар первое, что пришло в голову.

— Ну-ну. Двадцать лет назад призвал Ярослав, тогдашний князь Китежа, на Русь род варяжский честный и смелый, и сказал его конунгу Рюрику: «Нужна мне опора на землях северных. Построй там город и сядь в нем князем». Рюрик, у которого не сложились отношения с тамошним конунгом, согласился. Но пришла беда, откуда не ждали. Рюрик почти дошел до земель тех, что выделил ему Ярослав, оставалась пара дней пути. Человек же, которому Рюрик очень доверял, был подкуплен королем и поднял мятеж. Тогда разделилась дружина рюрикова на «верных» и «неверных», конунг же был убит ножом в спину, еще до начала бунта. Олег, принявший последний вздох Рюрика, обещал позаботиться о его сыне, Ингваре, твоем тезке. «Верные» варяги проиграли бой. Олег с Ингваром и малой кучкой воинов стали пробиваться к Китежу, я же с малым отрядом по договору был на Ильмень-озере, но не дождавшись, пошел навстречу его отряду да опоздал: предатели настигли их раньше, в этой схватке, защищая Ингвара, погиб Олег и все его воины, сын Рюрика пропал. Мы нашли следы побоища, но ни трупов, ни раненых нигде не было.

Добрыня закончил рассказ и опустил взгляд. Поэтому он и не заметил злую искорку, что вспыхнула в глазах Ингвара.

— А что стало с предателем? — спросил он.

Воевода встрепенулся:

— Прислуживает тому самому конунгу, имя которому Отон, а зовут изменника Буревой.

— Я это запомню!

— Ну, все. Иди, — тихо сказал Добрыня, — сотня должна быть готова к вечеру.

Ингвар два часа шарахался по крепости. Средний возраст людей был 30–35 лет, а он высматривал самого старого и опытного воина.

Наконец ему на глаза попался крепкий мужик лет сорока пяти, с седой головой и шрамом через все лицо. Он проводил тренировочный бой на мечах, сразу против четверых ратников, которые были не новичками, а вполне зрелыми бывалыми воинами. Седовласый даже не вспотел, но его противники уже были в мыле. Меч вылетел из рук одного, едва не задев напарника. Обезоруженный тут же вышел из боя, видимо, считаясь убитым. Седой же был быстр, как вода в горной реке: его меч на мгновение раньше оказывался в месте удара противника и надежно прикрывал своего хозяина, меч был нигде и везде одновременно. Через двадцать секунд сражающихся стало двое, через пять — противников не осталось.

— Моя бабка держит меч лучше, — проворчал седовласый, — а вам, олухи, только оглоблями махать.

После такой речи седой воин погнал проигравших тренироваться, а сам отправился к бадье, чтобы умыться. Ингвар протянул ему ковш с чистой, прохладной водой. Седой осмотрел его с ног до головы, взял ковш и, кивнув в знак благодарности, одним глотком выпил воду. А затем хмуро поинтересовался:

— Ты изучал меня в бою. Зачем?

— Может, потому, что мне нужен такой сотник, как ты. Мне надо собрать сотню и выстроить ее вон перед тем домом через час. Но мне нужна лучшая сотня.

— А если я откажусь? — проговорил седой.

— Что ж ты сразу не отказался?

— А чего отказываться? Нужно предложение узнать, а потом уже говорить, да или нет. Я — Ратибор, и я — сотник.

— Я — Ингвар, и мне нужен опытный сотник, чтобы выполнить задание воеводы.

Ратибор поднял глаза, этот парень ему определенно нравился: «Умен. Нет опыта? Но это проходит быстро, так же как и молодость».

— Я, пожалуй, соглашусь.

— Тогда бери всех, кто нужен. Нужны лучшие: стрелки, пехотинцы, желательно, поровну, да чтоб на конях сидели не как девки.

Сотник кивнул и пропал. Через сорок минут Ингвар любовался на блистающий броней строй пехоты: «Прямо как у Пушкина: «чешуей как жар горя…», клонировал он их что ли?».

Добрыня оглядел строй и одобрительно крякнул:

— Ну, орел, ничего сам не делает, нашел таки самого умного и умелого.

После смотра Добрыня отозвал Ингвара в сторону:

— Если бы не нашел Ратибора — не видать тебе сотни как своих ушей. Есть у тебя чутье, а значит то, что я задумал, сработает. Пока отдыхай — расположишься в моем доме.

Но отдыхать Ингвар собирался не в доме воеводы, о чем ему и сообщил:

— Нет, воевода, спать я буду в своей сотне.

И направился в сторону костров Ратибора.

У костров сидели воины, среди которых Ингвар быстро нашел сотника. Тот указал ему на место рядом с собой, положил седло под голову и тут же уснул. Ингвар же сел у костра и стал приглядываться к ратникам, ко всем сразу и к каждому в отдельности. Ратибор взял самых зрелых воинов двадцати пяти — тридцати лет. Исключая десятников, многим было за тридцать. Он прислушивался к разговорам. Никаких пламенных речей не было, воины шли в степь как на работу. В полночь его все-таки свалил сон, а утром разбудил страшный грохот, земля тряслась под ним в прямом смысле слова. Он вскочил и бросился к воротам. В крепость входили полки Китежа. Колонной, по трое в ряд, шла тяжелая конница. Воины на могучих конях, в чешуйчатых доспехах, с длинными копьями, устремленными остриями в небо. За ними шла легкая кавалерия, созданная совсем недавно, лет двадцать назад. От тяжелой ее отличали более быстрые степные лошади и легкие кольчуги, кроме коротких пик, каждый всадник имел небольшой лук наподобие степного, из которого удобно стрелять на полном скаку. Кавалерия прошла. В ворота входили пешие лучники, с комбинированными луками. С ними они могли остановить атаку даже тяжело бронированной византийской конницы, а их длинные стрелы прошибали латы с двухсот шагов. И, в заключение, в ворота крепости вошла гордость Китежа — тяжелая пехота, с тяжелыми копьями, в двойных комбинированных кольчугах, вместо колец в которых на груди были вставлены толстые стальные пластины. На поясе у каждого висел в ножнах длинный меч, а на левой руке — большой пехотный щит. Действовала китежская пехота в плотном строю, частично подражая хирду викингов, частично росской пехотной стене, где воины сражались боевыми тройками. Этот строй мог остановить любую атаку, а его атакующие ряды могли обратить в бегство любого противника. Пехота вошла внутрь. Ворота захлопнулись. Вечером в доме воеводы состоялся военный совет, на котором присутствовал воевода, его тысячники и Ингвар с Ратибором. Сначала задачу поставили тысячникам: углубиться в степь на четыре дня скачки и атаковать два лагеря хазар, оттянув на себя все силы степняков, находящихся в направлении этой точки. Определили и время: полки Китежа выходят завтра на рассвете в полном составе.

Тысячники кивнули, все было предельно ясно. Они знали, что их ждут бесконечные стычки с подавляющим числом противника.

— Все свободны кроме Ингвара и Ратибора, — произнес воевода.

Тысячники Китежа недоуменно переглянулись и покинули совет.

— Ингвар, — сказал Добрыня Никитич, — твоя задача в сто раз сложнее, но ради нее и затеяна вся компания. Наши тысячи оттянут на себя как можно больше степняков. Вы же должны помешать сговору Влада и степных вождей. Вот место курултая, — воевода ткнул пальцем в карту, — где на совете должны встретиться ханы. Перехватить караван с золотом, что Влад посылает степнякам, нужно не позднее этого места, — и он снова указал точку на карте, — если вы не сумеете сделать это тихо, то в лагере степняков вам подготовят душевную встречу, при удачном исходе — уходите в сторону крепости, что на западе степи. По дороге к каравану стычек избегать, на обратном пути — как придется. Постарайтесь привести караван Влада и не допустить возникновения союза. От этого будет зависеть, будет ли у нас пара спокойных годов или весной в Китеже будет жарко и дымно. Вопросы задавайте сейчас, потом будет некогда.

Ингвар и Ратибор обдумывали сказанное и молчали. Наконец Ингвар подал голос:

— Воевода, сколько стражников в караване?

— Ну, если соглядатай князя не оплошал, то их будет около двух сотен. Примерно поровну — степняков и воинов Влада. Влад, скорее всего, пошлет тяжелую пехоту — свою гордость. — Воевода вопросительно глянул на Ингвара и его сотника, те молчали. — Тогда все — подвел он итог, — и пусть Перун укажет вам путь.

Воины поклонились и вышли.

Выступали на рассвете. Сотня сразу после совета простилась с друзьями и отделилась от войска. Выставив караулы прямо в центре лагеря, Ингвар и Ратибор устроили малый военный совет, решали, как лучше дойти до места перехвата каравана, какой должен быть порядок движения. Обсудив все, легли спать. На заре войско стало готовиться к выходу, и сразу стало понятно, где бывалые воины, а где новички. Сотня Ингвара собралась в одно мгновение, но кое-где в войске началась суета. Авангард из трехсот всадников еще час назад ускакал ловить наблюдателей степняков — они не должны знать, куда идет сотня. Войска покидали крепость. Последними уходили воины Ингвара, они договорились с воеводой, что через час попробуют незаметно отделиться от войска. И это им удалось, ни один из вражеских наблюдателей не заметил, как в овраг спустилась сотня ратников и пропала, а войско ушло дальше. Первая цель отряда Ингвара была в пяти днях скачки. Каждый ратник имел конный и пехотный щит, лук с сотней стрел, меч и копье и вел в поводу заводного коня. Первые дни были спокойными, два раза они замечали крупные отряды степняков, размерами до пяти тысяч, которые двигались в сторону войск Добрыни Никитича, но сотня успевала уйти с их дороги. Один раз их чуть не заметили — спас овраг. Колодцы попадались регулярно, так что ни люди, ни кони недостатка в воде не знали, правда, у одного из колодцев они почти наскочили на разъезд степняков, но благодаря разведчикам Ратибора их перерезали раньше, чем те что-то заподозрили. На пятый день они были в точке нападения. И сразу наткнулись на хазар, что перекрывали место, где Ратибор с Ингваром решили перехватить караван. В короткой стычке было уничтожено пятнадцать степняков, стороживших холмы, которые выбрали для засады китежане.

— Все здесь, ни один не ушел, четырнадцать убитых и один пленный, — подвел итог, хмурый десятник Мал, — мы их теплыми на ножи взяли, нас похоже здесь и не ждали. Но давайте лучше хазарина допросим, может он чего и скажет.

Результат допроса поразил всех. Если бы не этот пленный, вся операция была бы поставлена под удар. Оказалось, что у дозорных с караваном хорошо налаженная связь: при подходе караванщики должны увидеть пламя костра, которое должно вскоре потухнуть. Это означало, что все спокойно и можно следовать дальше. Любой другой знак: отсутствие костра или его негаснущее пламя, — расценивался как сигнал опасности, и караван должен был немедленно исчезнуть (при таком раскладе погоня на чужой территории ничего китежанам не дала бы). Затем, когда караван подходит к холму, один из отряда должен крикнуть по-хазарски название следующей отметки, где будет гореть такой же костер. Название плененный тоже сказал. ...