Месть Атлантиды 2. Королева ExtazyFlame

Пролог

Предисловие.

Антарктида. Наше время.

Из найденной на месте раскопок предполагаемой территории Кассиопеи и Лассирии старинной летописи, приблизительно датированной III веком до начала исчисления.

(наиболее достоверная расшифровка)

"Тьма пала на землю, прогоняя прежний мир, неся с собой хаос, боль и разрушение. Люди в отчаянной мольбе воздевали руки к небесам, призывая Эдера вмешаться в ход неожиданно вспыхнувшей войны. Жертвенные костры полыхали вдоль границ империи, днем и ночью, озаряя мрак всполохами кровавого зарева; Дети, старики и женщины в слезах покидали обреченную их же богом Кассиопею, отправляясь в изгнание в неизведанные края, опасаясь мучительной смерти и неволи; и бедняки, и купцы, и правящая аристократия были сплочены перед лицом всеобщей опасности, держались неотступно друг подле друга, уповая лишь на помощь небес... Но безмолвные небеса молчали. Серый смог упал на город от беспрестанно горящих костров с подношениями богам. В глубоком отчаянии была санкционирована религия, возносящая Лаки как равного и достойного, жертвенных костров стало гораздо больше, но боги забыли свой народ, в глубоком молчании восседая в небесных чертогах и невозмутимо наблюдая за началом хаоса на сей цветущей земле. То и дело вспыхивали восстания против новопровозглашенного правителя Кассия Кассиопейского, были в империи те, что усматривали его вину в том, что прекрасная, златокудрая матриарх Атлантиды Лаэртия Справедливая, адепт мира и соглашения, сложила свои полномочия королевы, передав бразды правления дочери, прекрасной деве, отмеченной печатью бога Антала, нареченной впоследствии Эликой Непримиримой.

Сильнее ее жестокости и непримиримости была лишь ее красота; Тем, кому посчастливилось узреть ее лик и остаться в живых, говорили, что сама воительница Лаки снизошла на землю, дабы исполнить его волю; Прекрасна, как ночь, с длинными волосами цвета самой тьмы, с большими, словно омуты, глазами, в которых полыхает зеленое пламя, грозя сжечь до основания... Она не признает иных одеяний, кроме черной кожи, иногда инкрустированной солнечным металлом. Она бесподобно владеет мечом, арбалетом, кинжалом, но никогда не расстается с длинным кнутом, которым управляет лучше обученного этому искусству с детства кассиопейца. На поле брани прекрасная дева непобедима и беспощадна, хотя есть очевидцы, которые утверждают, что она никогда не отпускает павших врагов в путешествие по чертогам смерти без ритуального напутствия, но в этом единственное ее проявление милости. Почти всегда неотступно рядом с ней единоутробный брат, также отмеченный благосклонностью бога, и стратег ведения боя, столь же опасная и ожесточенная, прозванная еще при матриарх Лаэртии Латимой Беспощадной...

Чем правитель Кассий прогневил Элику Непримиримую, не ведал никто; находились те, что утверждали, что прекрасная дева едва не стала супругой правителя, что она одна держала себя с ним на равных и с достоинством, и даже благодаря ей некогда снизились поборы и налоги на торговлю, а так же были отменены некоторые законы, ущемляющие права граждан. Но все это было в прошлом.

Хаос захватывал империю, горела земля под легкой поступью прекрасной, но жестокой Элики Непримиримой и ее легионов, но никто не ведал, почему мирная и величественная Атланта бросила вызов Кассиопее, объявив войну и перейдя в наступление в ту же декаду зимнего солнцестояния; Вся военная мощь империи была не в состоянии отразить атаку атланских воинов; слухи о всесильном оружии, работающем на энергии солнца, ширились по империи, сея панику и отчаяние, заставляя людей в ужасе бежать с земель империи, искать убежища в неприветливых землях Белого Безмолвия.

Рассудительная Спаркалия, до того исповедующая принципы абсолютного невмешательства, в этот раз не осталась в стороне; поддержка морского флота под руководством самого императора Фланигуса стала зыбкой надеждой Кассиопеи если не на победу, то на отражение атаки Атланты как минимум..."

Дмитрий оторвался от рукописи, прочтению и расшифровке которой уделил больше двух недель, и залпом допил остывший кофе. Здесь, в ледяных снегах Антарктиды, любой горячий напиток остывал за считанные секунды. Всполохи северного сияния озаряли гладкие белые стены полярной археологической станции, прекрасная fata morgana этого ледяного, неприветливого мира. Минус 60 по цельсию за окнами станции. Зима. 31 декабря...

- Готово! - Таир, молодой, подающий надежды ученый и большой энтузиаст, влетел в комнату, принеся с собой ледяную морозную свежесть с улицы. - Там, это... Дмитрий Максимович... Старый год бы проводить...

- Иду, - Дмитрий выхватил из его рук глиняную таблицу, еще один бесценный артефакт, значения которого так и не могли понять. До тех пор, пока Таир не выдвинул гипотезу, что это картина.

Так и оказалось. Ступени сложнейшей углеродной очистки, спектральный анализ, лазерная обработка... Молодой ученый последний раз окинул взглядом свою работу, и вдруг, забавно открыв рот, изумленно уставился на своего босса. Перевел взгляд на глиняной пласт и присвистнул от восхищения.

На Дмитрия смотрел изысканно, тонко выполненный протрет девушки. Археолог расхохотался.

- О, она тебе не по зубам, дитя Кавказа. Есть версия, что именно эта красавица уничтожила великую Кассиопею... И кто знает, что еще впридачу. Ее боялись самые великие мужи Древнего мира, и, полагаю, было за что. Не самая милая кандидатура, чтобы познакомить с мамой, правда?

- Я н..не об этом, - Таир забавно указывал пальцем прямо в лоб Дмитрия. - Я просто никогда не видел...

- Такой совершенной красоты? - Дмитрий усмехнулся. - Понимаю. Это самая прекрасная раса из всех, что когда-либо жили на земле. Не спрашивай, откуда мне это известно, просто поверь.

- Да нет же... - молодой ученый наконец-то сформулировал свою мысль. - Я просто никогда не видел, чтобы... Двое людей... Были так похожи друг на друга!...

Глава 1

— Такое тело Антал создавал для наслаждения, для боя, но уж никак не для боли и страдания! Почему он так яростно восстает против своей участи? — сжала губы Ксения, непроизвольно вздрогнув от резкого звука рассекающей воздух плети с семью хвостиками, с вшитыми металлическими шариками на ее концах, которые неминуемо раздирали кожу в кровь, причиняя мучительную боль.

Элика, потягивая эликсир кофейных зерен, расслабленно возлежала на скамье подле старшей сестры, наслаждаясь ласковыми лучами нежаркого вечернего солнца, пением птиц, дуновением легкого бриза и, чего уж отрицать очевидное, шипением избиваемого раба. На ее губах играла презрительная, равнодушная к чужим страданиям улыбка, а зеленые глаза со смесью интереса и злорадного превосходства скользили по крепкой фигуре наказуемого.

К ним медленно, склонив голову, приблизился... Подплыл... Обсидиановая статуя, недавний фаворит Ксении, чернокожий атлет, преклонил колени, протянув поднос с виноградом и устремил взгляд в землю.

— У госпожи Элики устали ноги, помоги ей, — цинично бросила Ксения, не удостаивая его взглядом. Она осталась недовольна увиденным − чернокожий раб с сочувствием поглядывал на собрата по несчастью, растянутого за руки цепями на столбах для порки.

Элика вытянула длинные ноги, слегка уставшие от непривычно долгой скачки по окрестностям владений старшей сестры, ощутила прикосновение сильных пальцев, разминающих ее горящие ступни. Восстановить прежнюю выносливость ей удалось быстро, но девушка не щадила себя ни на миг, давая себе порой нереально тяжелые нагрузки, тренируя свой дух и тело. У нее были на это довольно веские причины. Матриарх теперь могла не только гордиться, но и восхищаться своей дочерью.

К пальцам на ее ступнях добавился язык мужчины, и девушка зажмурилась от удовольствия и ранее неведомого ей чувства опьяняющей власти. Впрочем, долго эта приятная эйфория не продлилась. Протяжный стон вырвал ее из сладкой задумчивости. Боль почти сломала сильного мужчину.

— Что он натворил? — без интереса осведомилась Элика.

Ксения растерянно обернулась. На ее лице явственно читалось сожаление и непоколебимость. Что же перевесит в итоге?

— Он из рода воинов, попавший в плен вследствие предательства, поэтому не признает себя рабом, — с непонятной грустью ответила сестра. — Но ведь я не заставляла его работать в шахте или биться на арене. Почему он предпочел терпеть боль?

Элика резко дернула ногой, задев челюсть ни в чем не повинного массажиста.

— Ты всерьез полагаешь, что самое страшное в рабстве − это физический труд и демонстрация своих навыков на потеху толпы

— Эл, разве нет? Когда я покупаю своих рабов, они рыдают от счастья, узнав, что будут принадлежать мне. Это закономерно. У меня им не придется гнуть спину в полях, их жизнь будет наполнена восторгом и удовольствиями, к тому же, ты знаешь, что особо отличившимся рабам я всегда дарую свободу. К чему это глупое упрямство?

— Он еще недавно был свободен и сам распоряжался своей жизнью. Какая разница, к чему именно ты его пытаешься принудить − к ложу с тобой или к тяжелой работе?

Очередной стон мужчины был похож на рык раненого хищника. Плеть-семихвостка плясала свой жестокий танец приручения. Ксения подняла было руку с намерением остановить экзекуцию и недоуменно охнула. Ее тонкое запястье оказалось в крепкой хватке пальцев младшей сестры.

— Нет. Рано еще.

—Но я думала, ты сама хотела... — Ксения в последнее время с трудом понимала Элику.

— Я его понимаю, но жалеть? Уволь, — принцесса ткнула чернокожего раба ногой, призывая активнее работать с ее уставшими ногами. — Ему далеко до предела, поверь. К тому же, сейчас боль будет отчасти отступать вместе с криками.

Но не сломленный неволей и пыткой мужчина так и не сорвался на крик. Злобное рычание, − да, стоны сквозь сжатые зубы, − да, но не крик. Взгляд Элики внимательно скользил по его напрягающимся мышцам, когда плеть со свистом вспарывала кожу. Широкие плечи, сильные руки, кубики пресса. Внезапные воспоминания разозлили девушку.

— Одень на меня сандалии и уйди прочь, — велела она рабу у своих ног и отщипнула несколько ягод от кисти винограда. Стараясь полностью изгнать из памяти образ другого обладателя столь великолепного тела, чуть подалась вперед, пытаясь рассмотреть его лицо. Попытка была обречена на провал. Голова обманчиво безвольно поникла, мужчина из последних сил пытался спрятать свои эмоции, осознав, что испепеляющие взгляды никак не подействовали на женщин.

— Откуда он? — приподнявшись на локтях, поинтересовалась Элика. Ей, по сути, было все равно, но увиденная картина напомнила очень живо недавние события, от которых она бежала каждую ночь, стремясь лишиться памяти, только больше не вспоминать...

Ксения помедлила с ответом. Перевела обеспокоенный взгляд на сестру и обратно, на объект ее интереса. Затем, беспечно пожав плечами, хитро улыбнулась.

— Кассиопея, дорогая сестра.

Элика резко выпрямилась, в ее глазах заплясали горящие искры.

— Налей мне вина! —властно велела молодой рабыне. — Ксена, он прячет лицо. Заставь его смотреть на меня!

Белокурая Ксения сдвинула красивые брови, сделав жест рукой. Надсмотрщик с сожалением опустил занесенный хлыст и низко поклонился своей госпоже.

— Слушай меня, дерзкий раб! — Элика лишь ухмыльнулась. Ласковая и чуткая с виду Ксения иногда умела быть тем еще диктатором. — Подними глаза.

Может, он ее не услышал, закрывшись в своем мире, где боль была над ним неподвластна, может, таким образом продемонстрировал свой протест, но ничего не изменилось. Ксения встала, сжимая в руке кубок, и сделала несколько шагов вперед.

— Подними глаза и посмотри на меня, варварское отродие!

Ее слова остались без ответа. Жестоко улыбнувшись, принцесса вскинула руку. Жидкость из кубка выплеснулась прямо на истерзанную спину мужчины, заставив его зашипеть от боли. Но голову он так и не поднял.

— Надсмотрщик! — ледяным тоном произнесла Ксения.

Экзекутор, отложив в сторону семихвостную плеть, зажал рукой шею своей жертвы, другой вцепился в его коротко подстриженные темные волосы, запрокидывая голову назад. Элика, затаив дыхание, вскочила со скамьи и остановилась рядом с сестрой.

Глаза мужчины были закрыты, губы сжаты в упрямую линию. Все выдавало в нем зверя, готового стоять до конца, и, если понадобится, дорого продать свою жизнь. Ощутив присутствие, он открыл глаза, исподлобья изучая Элику.

Принцесса на миг вздрогнула, встретив ледяной, непримиримый взгляд строптивого невольника. Эти серые глаза, отличительная черта жителей Кассиопеи... Нет, она не испугалась. Непонятное тепло отозвалось в груди чувством щемящего ожидания. Избитый, измученный, но не сломленный... Девушка облизнула губы от непонятного предвкушения.

— Превосходно! — цинично провозгласила она. — Ты, назови свое имя!

Мужчина молчал, не отводя своего взгляда. Элика сдвинула брови и жестоко рассмеялась.

— Верно, рабский пес, у тебя больше нет имени. Я придумаю тебе другое, на которое ты будешь отзываться. Или даже не так. Мне лень напрягать сейчас свой разум. Поскольку ты молчишь, я буду называть тебя... Хм... Просто Зверушкой.

От ее слов кассиопеец зарычал и задергался в руках надсмотрщика, но цепи держали его крепко. Искусанные губы дрогнули, обнажая ровный ряд зубов.

— Мое имя Дарк!

Элика сделала вид, что не расслышала. Повернулась к сестре.

— Стоило ли терпеть такую боль? — философски заметила она, сжав руку Ксении и увлекая ее к ложу. — Я никогда не пойму этих мужчин,— затем, обернувшись на полпути, ласково улыбнулась. — Зверушка хочет что-то мне сказать?

Опустив глаза, раб повторил свои слова.

— Держи его, — велела Элика надсмотрщику, подходя ближе. Мужчина дернулся, как от удара, даже заскрежетал зубами от негодования, когда ее пальцы беззастенчиво огладили грудные мышцы, прошлись по бицепсам, затем переместились на лицо, слегка сминая губы. Ксения с интересом наблюдала за ней. Невольник закрыл глаза, и Эл кожей ощутила всю силу его отчаяния от внезапного унижения. Но это не затронуло ни единой струны в ее остывающем сердце. Она пережила. И этот не рассыплется. Смирение приходит через боль. Иногда, через соглашение. Лучше всего, когда это идет в комплексе.

— Превосходно, — сказала она самой себе, напоследок почти ласково погладив мужчину по щеке и тут же, не дав опомниться, резко оттолкнула его голову в сторону.

Ксения подняла руку с намерением остановить экзекуцию, но Элика ласково приобняла ее за плечи.

— Еще порядка десяти ударов, милая сестра. Они не будут лишними, — молодые женщины вновь вернулись к скамьям. Приняв кубок с вином из руки рабыни, Элика зажмурилась, словно вбирая в себя музыку стонов страдания мужчины, имевшего неосмотрительность родиться в ненавистной Кассиопее.

— Отдай его мне, — попросила она Ксению, когда наказание подошло к завершению.

Двое крепких рабов подхватили строптивого, измученного невольника под руки. Он едва держался на ногах, но упорно отказывался от их помощи. Впрочем, особого выбора у него не было. Его голова безвольно запрокинулась. Элика непроизвольно вздрогнула, когда увидела иссеченную багрово-синими полосами спину мужчины. Смесь непонятного восхищения, уважения и одновременно удовлетворения увиденным непостижимым образом завладела ее сознанием.

— Эл, в нем ни капли покорности. Зачем тебе это надо? — Ксения с беспокойством и интересом одновременно посмотрела на сестру.

— А если я тебе скажу, что они очень похожи? — скосила глаза Элика. — И может, именно так мое сердце успокоится, перестав наказывать за то, что я его не убила в свое время? И, ты уж не обижайся, но дрессированные красавцы твоего райского оазиса мне надоели.

Ксения не думала обижаться. Она горячо любила свою младшую сестру, восхищалась ее стойкостью и прежним жизнелюбием даже после перенесенных страданий, и, хотя никогда не задавала вопросов, хорошо представляла, что пришлось вытерпеть Элике. Врожденная способность всегда чувствовать чужие эмоции иногда мешала ей, ошибочно воспринимаемая за мягкотелость, поэтому старшая принцесса это тщательно скрывала.

Она прекрасно помнила, как увидела Элику чуть меньше декады назад впервые после долгой разлуки. Ксения осталась во дворце матриарх, наотрез отказавшись возвращаться обратно, пока не вернется сестра вместе с братом.

Наследная принцесса изменилась. Не было больше беспечного веселья и добродушия в ее больших зеленых глазах, в них, казалось, застыл отблеск боли и непримиримости вместе с жестокостью и роковой жаждой мести. Пережитая неволя ожесточила ее, превратив в абсолютно чужого, незнакомого человека. Да и потеря Фабии, лучшей воительницы Атланты и близкой подруги, павшей вследствие вероломства Кассиопеи, подкосила девушку еще больше.

Два круговорота Элика держала долгие беседы с матриарх за закрытыми дверями зала Совета Девяти. На робкие вопросы Ксены и Лэндала отвечала односложно, часто глядя в одну точку и сжимая до боли тонкие кулачки. Видимо, разговор с Лаэртией не принес желаемого результата, но Эл не опускала руки, иногда прислушиваясь лишь к советам мудрого Антония, чтобы снова вести долгие разговоры с королевой. На утро третьего дня матриарх навестила старшую дочь.

— Ксена, дитя мое, — королева была подавлена и задумчива. — Я пришла просить тебя помочь твоей сестре. Она одержима жаждой мести и крови сейчас, мы все скорбим о Фабии Воинственной, но Элика больше всех, и мы не можем позволить черным мыслям завладеть ее разумом. Увези ее к себе в Атлионию, будь с ней рядом, пока сердце ее не успокоится, и пока она вновь не начнет рассуждать согласно положению будущей правительницы Атланты. Только ты сможешь ей в этом помочь. Мы не можем позволить тьме объять ее сердце.

Ксения опасалась, что Эл откажется уезжать, но сестра внезапно согласилась. Ее ожесточенность потихоньку уступала место здравому смыслу и терпению, к тому же, только Атлионский рай, созданный сестрой, мог растопить лед, в который было заковано ее сердце в осаде ненависти и ожидании мести.

По приезду Ксения сделала все, чтобы ублажить любимую сестру. Когда в первую же ночь Элика потребовала привести в свои покои одного из рабов − то ли того, что обучил ее искусству метания дротиков, то ли другого, ученого, с которым ранее вела беседы по астрономии, — Ксения впервые усомнилась в своем видении очевидных вещей. Несмотря на едва ощутимую посторонним, но на самом деле сильную ауру плотского желания, младшая сестра оказалась верна себе прежней... Что ж, если это поможет ей поскорее восстановить душевное равновесие, почему бы не астрономия с геометрией...

Шок ожидал Ксению Несравненную утром следующего дня. Невольник, широкоплечий красавец из черных земель, всегда невозмутимый и спокойный, выглядел абсолютно сломленным. Его сильные плечи поникли, он вздрагивал от каждого шороха, и, помимо прочего, кинулся обнимать колени Ксении, словно ему явилась не строгая госпожа, а богиня милосердия. Из его сбивчивых всхлипов ничего толком понять не удалось. Ни единого шрама от пытки на теле, и полная опустошенность и надломленность в душе. Какие демоны вселились в Элику, что она играючи сломала за ночь не самого уязвимого из ее рабов? Вопросы остались без ответа. Зато Эл с утра была в прекрасном настроении.

— Мы не достигли консенсуса в дискуссии, — пожала плечами в ответ на невысказанный вопрос сестры. В ее глазах вновь появился прежний изумрудный блеск, но на этот раз с ледяным, пугающим оттенком… — Следующей ночью я, пожалуй, развлекусь с кем-то другим.

— Кинаро разочаровал тебя? — сдвинула брови Ксения.

— Нет, почему же. Человек просто никогда не проигрывал, но все иногда случается впервые. Пусть приходит в себя. Даже мне давали отдых в Кассиопее.

Величественная, но жестокая и невозмутимая, с золотой тиарой принцессы в черных волосах, в темно-синем платье с разрезами, открывающими при ходьбе длинные ноги, Эл была бесподобна. Девочка-сорванец, предпочитавшая нарядам и драгоценностям игры с оружием и участие в набегах вместе с братом, осталась где-то в прошлом. Что бы не случилось с ней в Кассиопее, в руках этого безжалостного варвара, один бесценный дар он ей все же преподнес. Женственность и чувственность принцессы расцвела буйством красок, но вместе с тем в ее душе навсегда поселились безжалостность и презренное равнодушие ко всем, кроме себя и близких.

Наложники гарема прятали глаза, завидев царственную гостью, пытаясь завладеть ее вниманием и слиться со стенами дворца одновременно. Ее непредсказуемость пугала сильнее мстительной сублимации. Если в начале рабы, узрев стрессовое состояние Кинаро, молились своим богам, чтобы не попасть в руки Элики, после ее ночи с Арием, молодым северянином, готовы были вырваться вон из кожи, чтобы оказаться с прекрасной принцессой наедине. С ним она совсем не была жестока. Полночи они проговорили, после чего черноволосая красавица устроила пятичасовой сексуальный марафон, заботясь больше об удовольствии партнера.

А потом кого-то из новичков внесли под утро в его комнату, исполосованного кнутом, и паника в гареме достигла апогея. Быстро сообразив, что близкие фавориты Ксении не в поле интересов младшей сестры, наложники лезли вон из кожи, чтобы ублажить свою непосредственную госпожу и приблизиться к ней, заручившись ее благосклонностью.

Мудрая Ксена прекрасно понимала очевидное. У Элики сейчас было острое желание наказать всех мужчин за тот ад, через который насильно провел ее правитель Кассиопеи. Она прекрасно помнила его по дипломатическому визиту в Атланту. Эти сильные руки, совершенное тело, прожигающий взгляд... Как жаль, что нельзя было купить этого дерзкого самца для удовлетворения своих сексуальных аппетитов! Редко правители были так хороши собой. Нельзя купить, нельзя заставить... А вот он сам оказался напрочь лишен подобных предрассудков. Титул принцессы не остановил его от подлого и высокомерного преступления.

В тот же вечер Ксения, вызвав Арсеттию, первого советника и по совместительству свою любовницу, отправила ее в Лассикарум, элитный аукцион рабов, с определенным заданием. В этот раз на торги выставлялись кассиопейцы. Сама принцесса не могла туда уехать, дабы не вызвать подозрений Элики − будущий дар должен был остаться сюрпризом. Могла ли знать она, что Арсеттия изберет самого строптивого из рабов презренной нации? Ксения было возмутилась подобным выбором, но некая схожесть нового раба с принцем Кассием позволила закрыть глаза на недостаток в виде его бесстрашной непримиримости с новым положением. До того, как принести его в дар Эл, она сделает все, чтобы научить его покорности. Сестра будет в восторге. Может, именно так ей удастся разобраться в своих чувствах? Ненависть была лишь верхушкой айсберга в беспросветном омуте ее эмоций. Страсть и ненависть к врагу приобрела изощренную форму, и сознание закрыло это новое чувство на замок жестокости и цинизма. Надолго ли?

Впрочем, Элика, выпустив первоочередную ярость, немного успокоилась. Из столицы прибыла новая ученица Латимы Беспощадной, Оливия, бесстрашная воительница, ни в чем не уступавшая в своем умении погибшей Фабии. Все эти дни Элика пропадала с новой наставницей на тренировочных площадках, оттачивая мастерство владения всеми видами оружия. Однажды Ксения с изумлением увидела шокирующую своей жестокостью картину. Ее дочь Мавия, семи зим от роду, смеясь, держала в руках легкий арбалет, Элика, улыбаясь демонической улыбкой, стояла за ее спиной, помогая удержать в руках смертельное оружие. Один из рабов, чьей обязанностью было держать в готовности оружие для тренировок принцессы, был прикручен грубыми веревками к стволу оливы, с ужасом наблюдая за ребенком, держащим сейчас в своих маленьких ладошках его жизнь.

— Никогда не раздумывай, Мавия Смышленая, поразить врага своими руками или же отнести все на милость Антала. Ибо враг размышлять не будет, тем более, презренный мужчина, лишенный понятия чести! — напутствовала ее Элика. Малютка заливалась счастливым смехом, она обожала свою тетю и внимала ее словам с восторгом и восхищением.

Ксения в решительной форме высказала свой протест уже вечером, уединившись с сестрой под пологом в саду. Зеленые глаза Элики вспыхнули гневом.

— Бег времени так быстротечен, любимая сестра! Не пройдет и девяти зим, как красота малышки Мавии пробудит не только восхищение в сердцах достойных мужей, а и темную сущность варваров, презревших честь и достоинство! Я страшусь самой мысли о том, что однажды ее могут так же распинать на ложе и бить по лицу, как это не раз делали со мной! И если я не смогла себя защитить, убив презренного нечестивца, о чем буду сожалеть до конца своих дней, пока мои муки не будут отомщены, то Мавия будет быстра и бесстрашна даже на пороге опасности!

Кровь застыла в жилах Ксении от слов младшей сестры. Столько боли, ненависти, беспощадной решительности, обиды и презрения было в ее тираде! Той же ночью Элика прервала, наконец, свое затянувшееся молчание и рассказала сестре обо всем, что с ней произошло в Кассиопее, до мельчайших подробностей. Ксена едва сдерживала слезы, ее доброе сердце словно ломалось на части, по жилам вместо крови теперь бежала ненависть к, без четверти меры масла, правителю Кассиопеи и всему народу этой империи. Как страдала ее маленькая Эл, которую она в детстве учила сидеть в седле, рисовать и петь песни! И ее страдания так и не закончились... Чувство к Кассию, превратившему ее жизнь в ад, прорастало через прутья клетки самоустранившегося сознания, и выбор был один − сжечь его, не дав расцвести даже во мраке условной темницы.

Ксения мало что знала о любви. Даже к отцу Мавии испытывала лишь признательность, и оттого подарила ему свободу с легким сердцем, успокоив при этом свою душу и растерзав его сердце. Ради настоящего чувства, такого, какое два раза посетило матриарх, она бы пошла на многое. Даже распустила бы свой цветник с легким сердцем. Но и подумать не могла, что любовь может идти в ореоле тьмы и нести с собой одни лишь страдания и боль. Из рассказа Эл многое стало понятно. Прежде всего, то, почему Кассий поступил с ее сестрой именно так. Месть, обида, игра крови − это могло быть изначально, но потом... Он любил ее сестру без памяти. Сомнений больше не было. Но ответная любовь Элики была разрушающей. Темной. Жестокой. Такой же, как и его в свое время.

...Ксения задумчиво проводила взглядом избитого кассиопейца, которого практически волокли на себе крепкие рабы. Как он не пытался держаться, боль ослабила его сильное тело. Но не дух. Может, это и к лучшему, Элика сама призналась, что устала от покорных рабов. Лукавая улыбка изогнула точеные губы старшей принцессы.

Элика немного нервно отщипнула ягоду винограда. Ее пальцы все еще слегка горели от прикосновения к мышцам кассиопейского раба. Что ж, вскоре она жестоко заставит его пожалеть о принадлежности к презренной империи. Воин? Тем хуже для него. Кассиопея показала ей свою жестокость, теперь остается продемонстрировать в ответ всю беспощадность Атланты. Парадокс вечного, незримого противостояния двух сильных империй. Кассиопейские мужи готовы были душу Лаки продать за право обладать атланскими рабынями, а атланки, хоть и не горели особым ответным желанием, никогда не рассматривали мужчин соседней империи в качестве предполагаемых рабов. Элика рассмеялась. Ничего. Вскоре гаремы атланских воительниц пополнятся молодыми телами кассиопейцев в таком количестве, что их жизни не будут стоить и ломаной монеты солнечного металла. Патриархальное государство рухнет на колени перед прекрасной и такой желанной для них Атлантой. Совсем скоро! Как бы не сопротивлялась этому матриарх. Элику сперва смутили ее разумные доводы, но Антоний осторожно опроверг основные из них.

— Что еще о нем известно? — тщательно скрывая любопытство, поинтересовалась у старшей сестры. — Ты говорила, он был воином. Воином меча или лука?

Ксения особо не задавалась вопросами прошлой жизни своих рабов. Но об этом знала распорядительница гарема, которую она пригласила разделить с ними вечернюю сиесту, дабы получить ответы на свои вопросы.

— Он воин кнута, госпожа, — поведала она. — Один из самых лучших в своей империи. Отпрыскам самых величественных семей было за честь обучаться владению таким оружием под его руководством.

— Кнута? — разочарованно протянула Ксения. — Это что, оружие? С таким справятся даже наши надсмотрщики! Как можно было называть его воином? Еще бы бойцом семихвостной плети назвали! Уму непостижимо!

Элика отставила кубок с эликсиром кофейных зерен. Ее глаза потемнели.

— В бою мастерам кнута нет равных. Одним выверенным ударом можно перебить шейный позвонок, и противник просто не сможет пошевелиться. Можно сломать ребра, причинив мучительную боль. Другой вид удара отсекает плоть вместе с мышцами, так же лишая способности двигаться, обрекая на смертельную кровопотерю. А третий вид, кажется, он получил название "поцелуй смерти" − это захлест на шее. Моментальная смерть. Как вы обе понимаете, это боевой аспект его использования. Нет ничего страшнее, когда это орудие наказания, а не смерти. Эти удары могут изуродовать тело шрамами, не причинив особой боли. Могут не оставить и следа, но лишить рассудка. Заставить желать смерти и согласиться на все, что угодно, лишь бы не испытывать снова такую боль. Могут даже ласкать, как бы вы не ужасались сейчас моим словам. Поэтому не стоит недооценивать этот вид оружия.

Сказать, что Ксения и главная распорядительница были поражены словами Элики, значило ничего не сказать. Ксена сжала ладонь сестры в одобряющем без всяких слов жесте.

— В каком состоянии этот раб... Дарк, кажется? — поинтересовалась младшая принцесса, сжимая пальцы сестры в ответ.

— Он очень силен, госпожа, — с плохо скрываемым восхищением ответила распорядительница. — Кого послабее подобная пытка могла бы лишить жизни. Но он даже ни разу не впал в беспамятство. И не проронил ни звука, когда врачеватель обрабатывал его раны. За все долгие зимы моей службы госпоже Ксении Несравненной не приходилось мне узреть столь сильного духом мужчины. Он не рожден рабом, и вряд ли смирится со своей участью.

— В таком случае, его ожидает смерть, — непримиримо произнесла Ксена.

— Нет, — склонила голову Элика. — Язык боли не всегда есть самым лучшим средством. Сколько времени ему понадобится, чтобы прийти в себя после экзекуции?

— Поскольку он очень силен, как и его жажда жизни, это займет не более двух круговоротов солнца, госпожа. При условии, что его не станут пытать снова.

— Не станут, если он не даст для этого повода, — сказала Элика. — Но, я полагаю, этого не случится. Он не глуп. Прошу тебя, распорядись сделать все, чтобы он поскорее излечился от последствий наказания. Через два солнечных круговорота я хочу видеть его в своих покоях.

— Эл! — запротестовала Ксения. — Это варвар! Даже в избитом состоянии, он силен... Если он убьет тебя? Я никогда себе этого не прощу.

— Не убьет. В первое время придется заковать его в самые тяжелые цепи из всех имеющихся. А потом в этом просто не будет нужды, — принцесса беспощадно усмехнулась. - Если он не понимает язык боли, он поймет язык моей матери.

Спустя два круговорота солнца, глубокой ночью, двое крепких рабов с трудом ввели в покои принцессы закованного в тяжелые цепи и широкий металлический ошейник кассиопейца. Нет, он не сопротивлялся и не вырывался из их рук. Тяжесть цепей лишала его этой возможности. Он даже не смог устоять на ногах, когда его швырнули на твердый мрамор пола. Только с усилием удержал шею, не позволяя тяжести ошейника согнуть себя в общепринятую позу покорности.

Элика, словно завороженная, смотрела на осколки мрамора, разлетевшиеся от удара цепи в разные стороны. Двое рабов осторожно ловили ее взгляд, не вполне понимая, что им следует делать дальше − остаться или уйти. Но девушка не спешила их отпускать.

Красивая, но жестокая и надменная, приблизилась она к поверженному мужчине. Ни капли жалости или человечности. Только холодный расчет.

— Ты знаешь, кто я?

Нежность в ее голосе могла обмануть кого угодно, но только не дворцовых обитателей. Рабы сопровождения словно сжались, опустив глаза. Только кассиопеец с легкостью повелся на эту уловку. Невзирая на тяжесть ошейника, он поднял глаза, с презрительной улыбкой сплюнул на пол.

Элику подобная реакция не удивила.

— Дарт, кажется. Ты воин кнута, насколько мне известно?

Совершенно предсказуемо. Ошибка всех атлантов, да и матриарх в том числе, что она сильно часто позволяла говорить себе с "этими" как с людьми. Что ж. Тем больнее будет падать вскоре. Раз уже решил, что она добрая.

— Мне не нравится твое молчание. Я хочу, чтобы ты ответил на мои вопросы. Только и всего.

— Да отправляйся ты к Лаки, атланская шлюха! — выдохнул воин.

—Я там уже побывала, — беспечно заметила Эл. — И знаешь, там не страшно. Не советую демонстрировать свою дерзость. Я могу выбить ее из тебя вместе с жизнью. Ты ответишь на мой вопрос?

Ты лишилась рассудка, если думаешь, что сломаешь меня болью и этими цепями! — презрительно усмехнулся мужчина. — Думаешь, я боюсь смерти? Я воин. Сама смерть бежит от меня в страхе!

— Принцесса Ксения была к тебе добра, — заметила девушка. — Она самый человечный и отзывчивый рабовладелец во всей империи. Ты решил, что, поскольку мы сестры, я тоже буду гладить тебя по шерстке? Нет. Целуй ноги своей новой владелицы. Теперь я над тобой повелительница!

Презрительная улыбка была ей молчаливым ответом. Впрочем, она и не ждала, что он сломается моментально. Настал черед кнута вместо пряника. Даже не кнута... То, что она ему уготовила, было пострашнее обычного оружия.

— Значит, ты не будешь добровольно говорить со мной?

— Катись в преисподнюю, одержимая шлюха!

Элика подошла поближе. Мужчина вздрогнул от ее нежного прикосновения. Принцесса склонилась к его щеке, запечатлев на ней ласковый, почти материнский поцелуй. Затем, переместив уста к его уху, так же ласково, с расстановкой произнесла свою главную угрозу.

— В боли есть что-то от наслаждения. В стойкости есть высшая форма власти и себялюбия. Но это не мои методы, милый. Сейчас я попрошу этих крепких самцов отыметь тебя. Если расслабишься... Больно не будет!

На какой-то миг серые глаза закованного пленника потемнели от ужаса, но он тут же сжал губы в плотную линию, возвращая взгляду прежнее высокомерие. Элика неспеша отошла к своему ложу, плеснула в кубок атлионского вина, медленно пригубила. Затем, не сводя взгляда с кассиопейца, мстительно кивнула двум рабам.

—Парни, он ваш. Овладейте им одновременно, а я посмотрю!

От ее улыбки кровь застыла в жилах всех присутствующих. Кассиопеец дернулся, теряя свою прежнюю спесь, бросая на Элику недоверчивый взгляд. До рабов дошло моментально. Куда делась их мужская солидарность и братское единство? Испарилось. Будущая королева, прекрасная ставленница бога этой земли, подарила им кратковременное, но желанное больше свободы право на власть. Иллюзию всесильности и господства, которой оба были лишены очень много времени.

Старший, осклабившись, приблизился к поверженному тяжестью цепей собрату по несчастью и, гадко улыбаясь, потрепал того по щеке. Элику передернуло от отвращения, но она смогла скрыть свои эмоции. Второй, между тем, остановился позади кассиопейца и принялся распутывать шнуровку белых брюк. В его глазах появился похотливый блеск временного безумия.

Затравленный взгляд кассиопейца метнулся к девушке в безмолвном призыве. С трудом скрывая омерзение, принцесса изобразила беспощадную улыбку. К тому времени тот, что пристроился спереди, уже размотал набедренную повязку.

Сдайся, безумец. Не заставляй меня делать это! Твое упрямство не доведет до добра!

Отчаянный, безумный крик раненого зверя разорвал тишину покоев. Элика едва не опрокинула кубок.

— Неет! Нет!!! Госпожа, смилуйся!

— Я не слышу! — рассмеялась Элика, хотя от этого отчаянного крика все перевернулось у нее внутри. Она подняла вверх руку, прекращая еще не начавшееся насилие, когда кассиопеец, уронив голову на пол, сдавленно, но отчетливо повторил свои слова.

— Покиньте нас, — холодно велела разочарованным рабам. — Но ждите у дверей покоев. Можете еще понадобиться.

Мужчину сотрясали беззвучные рыдания. Элика, плеснув в кубок вина, подошла к нему. Даже не удивилась, когда чужие губы жадно припали к ее обнаженным ступням, покрывая их поцелуями в безысходной демонстрации подчинения.

— Подними голову, Зверушка, — ласково произнесла, слегка проведя рукой по русым волосам. С трудом, преодолевая тяжесть ошейника, кассиопеец подчинился. Его губы дрожали, веки были плотно сжаты. Элика, грубовато раздвинув пальцем его уста, влила напиток. От судорожных глотков часть вина потекла на мрамор пола.

— Стоило строить из себя героя? Ради чего? Я всего лишь хочу поговорить с тобой.

Пленник сник под неожиданной лаской ее перебирающих волосы пальцев. Постепенно крупная дрожь, сотрясающая его тело, сошла на «нет». Элика проигнорировала полный боли всхлип, прекрасно понимая, что он изо всех сил стремился его скрыть.

— Дарк, верно? — не давая ему погрузиться в забвение отчаяния, заговорила девушка. — Как получилось, что столь сильный и достойный воин попал в рабство?

— Я пал жертвой предательства своего соратника, моя госпожа, — ответил он спустя время, которое Элика милостиво отвела ему, чтобы он смог совладать с собой. — В бою меня оглушил мой же верный боевой товарищ, после чего доставил на повозке прямо в караван работорговцев Черных Земель.

— О, у Кассия Кассиопейского военная дисциплина на достойном уровне, ничего не скажешь! — язвительно прокомментировала Эл. — В битве за право оказаться лучшим и единственным хороши все средства!

—Мой повелитель велик и честен, — робко возразил Дарк.

— Ты ошибаешься. Он распустил свою армию, позволив процветать вседозволенности. И ему наплевать на тебя и всех. Я могу написать ему письмо с предложением выкупить тебя, но он откажется. Поверь.

Раб промолчал. То ли осознав разумность ее слов, то ли не желая вызвать гнев новой хозяйки.

— Ты воин кнута. Лучший в Кассиопее. Это так?

— Больше нет, — усталость и отчаяние послышалось в голосе мужчины. — Теперь этот титул носит кто-то из моих учеников.

— Я знаю, сколь широк спектр воздействия этого кнута. Скажи. Что необходимо, чтобы овладеть этим умением? Физическая сила? Выносливость?

Дарк заговорил. Собственные слова словно остановили его на пороге безумия и отчаяния от потери собственной гордости. Эл не смогла скрыть ни удивления, ни азарта от его рассказа.

— Обучи меня этому, — решительно произнесла она, позволив мужчине смочить пересохшее горло глотком вина. — Я буду прилежной ученицей. Дай мне возможность овладеть кнутом лучше, чем любой из твоих бывших учеников. Я умею быть благодарной.

— Ты позволишь мне вернуться в Кассиопею, госпожа? — с надеждой спросил Дарк.

Элика грустно улыбнулась.

— Вскоре ты сам не захочешь туда вернуться. Поверь. Я дам тебе привилегии иного рода. Во-первых, никто не посмеет к тебе прикоснуться. Ни они, — красноречивый кивок в сторону двери, — ни моя сестра с ее многочисленными развратными подругами... Если сам не захочешь. К тому же, я не заставлю тебя носить рабский ошейник и клеймо, как тут принято. Номинальная свобода, но, поверь, это дело времени, если ты сделаешь из меня воительницу кнута, — Элика облизнула губы, скользнув по рельефной мускулатуре мужчины. - Возможно, я даже дам тебе то, что в Кассиопее удалось получить лишь одному мужчине. Иллюзию. Мираж. Но ты и не захочешь большего...

Глава 2

Кассиопея. Спустя половину солнечного круговорота после отъезда Элики

— Оставьте нас, — дрогнувшим голосом велел Кассий, не глядя на воинов. Его взгляд был прикован к Марку, которого двое солдат удерживали за плечи. На коленях, со скрученными за спиной руками, в брызгах чужой крови, тот все еще рвался из крепко держащих его рук, с ненавистью сверкая глазами в сторону своего повелителя.

— Но… — возразил Домиций.

— Лентул, ты тоже. С каких пор я стал непонятно выражаться?

Первый советник поспешил оставить покои, уводя вместе с собой остальных воинов. Когда за ним закрылись тяжелые двери, принц Кассиопеи устало провел рукой по лбу.

— Марк, у меня только один вопрос. Почему?

Легат расхохотался в ответ. Он знал об уготованной ему участи, но даже перед лицом смерти держался достойно. А может, просто храбрился. Кассию было мало интересно подобное поведение.

— Мой принц ослеп и оглох? Настолько, что поставил под удар великую империю ради спаривания с атланской тварью? Да я смеюсь тебе в лицо! Твоя армия тебе не подчиняется. Твой народ не понимает тебя! Хаос лишил тебя окончательного рассудка!

— Ты бредишь, Марк. Найди в себе храбрость сказать правду перед лицом смерти!

Легат сплюнул кровь из разбитых губ и замолчал. Кассий отвел взгляд, заговорив, словно в пустоту:

— Твои непонятные амбиции стоили нам мирного неба над головой. Ты поставил свои эмоции выше долга чести. Боги отняли твой разум? Атланта - великая империя. Ты живешь теми временами, когда перед нами склонялись ослабленные междоусобицами и постоянными войнами цивилизации, которые мы брали сами. Теперь так не будет. Если матриарх начнет войну, ее плацдарм будет здесь. Кассиопея захлебнется в крови. Ты не подумал даже о Кассандре. Ты не подумал о своих сыновьях, которые еще столь юны, что им не удержать в детских руках оружия.

— Я смогу защитить свою семью! — зарычал Марк. — Мой принц лишился головы, когда отпустил эту суку. Теперь им ничто не мешает стереть твое царство в прах! Желание сделало тебя слабым. Еще немного, и она заставила б тебя заплетать себе косы. Рядом с ней ты превратился в тряпку! Я несколько зим просил тебя подарить мне Териду. Но раньше у тебя был свой интерес к этой рабыне. Загреби Лаки, я закрыл на это глаза. Но и потом слышал лишь отказ в ответ на свои просьбы! Тогда, как этой суке ты позволил лишить ее жизни!

— Ты ошибаешься, Марк. Это я закрыл глаза на то, что ты сделал пять зим назад с Адрианой. Териду постигла бы точно такая же участь. Уважая твое мастерство как воина, я даже не препятствовал тебе в завоеванных городах, где ты истребил самых красивых женщин. Даже невзирая на то, что после этого монстром считали меня одного! Эта рабыня предпочла смерть твоему покровительству, зная твою репутацию! Ты сказал, страсть лишила меня рассудка? В своем желании, напомни-ка мне... Изрезать женское тело на ремни ты дошел до государственной измены!

— Ты не мой царь. Я не обязан хранить верность слабаку!

— Больше и не придется. В забытом мраке чертогов Лаки уповай лишь на то, что я смогу в случае войны уберечь Кассандру и твоих сыновей. Ибо единственная вина твоей супруги в том, что она по незнанию отдала свою волю и сердце предателю! Стража!

Воины не заставили себя ждать. Кассий обвел их тяжелым взглядом.

— Я приговариваю предателя империи к смерти путем четвертования завтра на столичной площади в полдень. Увести! И уведомить горожан.

Марк побледнел и уставился на Кассия. Впрочем, тот, казалось, потерял к нему всякий интерес. Его внимание привлекло хмурое лицо Домиция.

— Не собираешься ли ты уведомить меня, что я поступаю несправедливо по отношению к отступнику? — словно выискивая повод сорвать злость, прищурился принц.

— Нет, Касс. Только что прибыла царица Астарта. Она... Она в ужасном состоянии.

— Моя мать?? Что с ней произошло?!

— Она все время плачет и зовет тебя. Что-то случилось с Вирсавией.

Лицо принца замкнулось. Лентул обеспокоенно тряхнул его за плечо.

— Ну же... Она ждет тебя... Хоть бы боги были милостивы к юной принцессе, и, что бы с ней не случилось...

— Боги прокляли и предали мою сестру, — выдохнул Кассий. — Вирсавия в Атланте.

*****

Неизвестно, как народу Атланты удалось прознать, что наследная принцесса сегодня возвращается в столицу. Отвыкшая от этого за долгое время своей неволи, а потом и восстановления сил в Атлионии, Элика сперва ощутила тревогу. Но очень быстро это непонятное ощущение прошло, и она, оторвавшись от кортежа сопровождения, вырвалась вперед, подняв ладонь вверх в приветственном жесте.

— Народ Атланты, гордый и непобедимый никем и никогда! Да ниспошлет Антал вам благодать в мере не меньшей, чем Криспида − благополучие и покой!

Толпа взорвалась радостными криками. Впрочем, были среди горожан и те, кто смотрел иначе − осуждающе, подозрительно, с сомнением на лице. Этого стоило ожидать. Это стоило увидеть. Это стоило понять, чтобы уже вскоре развеять все сомнения и предвзятость этих людей. С улыбкой, сверкая зелеными глазами, которые подчиняли толпу своим теплом и решимостью одновременно, принцесса ехала по улицам города. Богато одетая аристократка, приблизившись, протянула принцессе годовалого ребенка.

— У меня дочь, моя будущая королева! Я долгое время не давала ей имени, желая, чтобы это сделала ты!

Элика передернула плечами от явного дежавю, но улыбка так и не сбежала с ее губ.

— Твое имя, достойная леди?

—Калисия, госпожа!

—Калисия, нареки ее именем Фабия. Это имя носила самая достойная и храбрая из воительниц моего дворца!

— Госпожа, мою старшую зовут Латима! — просияла женщина. Элика погладила лоб малышки и улыбнулась ее матери как самой достойной женщине не свете.

Сегодня принцесса была великолепна. Черный корсет из тонкой кожи обтягивал ее стройную фигуру, укороченная кожаная юбка открывала стройные ноги, обутые в высокие сандалии, доходящие переплетениями ремней до колен. Обычно прямые волосы крупными кудрями струились по спине, переливаясь на солнце, когда их игриво колыхал полуденный ветер. В волосах мерцала строгая, лишенная драгоценных камней тиара из металла Фебуса (платина), на шее висела цепь с кулоном в виде герба империи из такого же металла. Герб также повторялся на браслетах, увенчавших ее запястья и предплечья. Захватчица Ветра гордо несла свою всадницу по многолюдным улицам столицы. То и дело Элике преподносили в дар охапки цветов, корзины фруктов и отрезы тканей, так что вся процессия сопровождения едва ли не сгибалась под тяжестью этих подношений. Восхищение толпы было сильным, но цепкий взгляд Элики по-прежнему выхватывал среди людей и недовольных, тех, что пока так и не могли простить принцессе ее рабства в Кассиопее. То, о чем предупреждала матриарх, подтвердилось. Но девушка не была ни задета, ни расстроена такой реакцией меньшинства. Стоит ей вступить в диалог с народом в скором времени, она развенчает их предвзятость парой слов. Лаэртия Справедливая не зря уделила львиную долю внимания при обучении дочери не только искусству владения оружием, но также политике и дипломатии.

Резкий порыв ветра на миг взметнул ореол ее волос, слегка обнажая спину, и вздох изумления прокатился по толпе. Багровая полоска, след от кнута на ее спине чуть выше лопаток, не осталась незамеченной. Принцесса невозмутимо улыбнулась, поправив волосы. На миг ей захотелось рассмеяться в лицо этим людям − наверняка многие из них решили, что эту отметину оставили на ней в ненавистной Кассиопее. Ничего. Толпа даже не у нее в руках. Она у нее в горсти.

Отдых пошел ей на пользу. Потухший взгляд, взгляд искреннего, доброго, верящего в чудеса ребенка, тот самый, который так жестоко погасили за тридцать круговоротов солнца, тот самый, который причинил душевную боль матриарх и напугал ее брата с сестрой, теперь исчез. Глаза обрели прежнюю глубину изумруда и океанских вод, подсвеченных солнцем в преддверии грозы. Искорки восторга, умиротворения и почти детской игривости периодически озаряли их своими яркими всполохами, но не могли затмить своим блеском холодный, расчетливый разум, решительность, уверенность и непримиримость. Но именно эти качества сейчас зарядили толпу более сильным обожанием, которое с лихвой компенсировало процент недовольных, усомнившихся в ней как в своей королеве.

Мужчины империи, привыкшие видеть в принцессе ребенка королевской крови, сейчас были словно сражены аурой сексуальной чувственности, окружавшей девушку. Невозможно было сказать, в чем это проявлялось − то ли во взгляде, то ли в чарующей, будоражащей кровь грациозности жестов, то ли в ее фигуре, которая неуловимо изменилась. Казалось, принцесса Атланты в полной мере овладела исконно женскими чарами и искусством обольщения, до этого времени подвластному лишь ее матери. И только некоторые из зрелых матрон империи, повидавшие жизнь во всех ее красках, могли лишь неуверенно заподозрить, что их принцесса влюблена, и с нетерпением потирали руки, ожидая, когда же она представит народу достойного мужчину, который будет носить гордое звание ее вольного спутника. О причине верности своих подозрений они не могли задумываться даже в кошмарном сне.

Процессия прекрасной правительницы медленно продвигалась к дворцу Атланты, и, когда они достигли массивных ворот владения матриарх, Элика, развернувшись, улыбнулась своему народу, подняв вверх уже обе руки.

— Я вернулась, мои дорогие подданные! И скоро, совсем уже скоро я вас больше не покину. Более того, мы с вами станем на путь самых великих открытий и небывалого процветания нашей прекрасной Атланты!

Восторженные возгласы толпы остались за вратами. Въехав в прекрасный сад дворца, Элика придержала поводья, слегка прикрыв глаза рукой, ослепленная ярким солнцем. Из-за него-то она сразу и не смогла разглядеть встречающего. Когда же ей это удалось, она, забыв обо всем на свете, спрыгнула с лошади посредством сальто, едва удержав на голове тиару.

—Лэндал!!!

— Моя сестренка! — брат подбежал к сестре и, подхватив за талию, поднял вверх, закружив в восторженном танце. —Антал благословенен, это ты! Ты так похорошела, что я начинаю жалеть о наших родственных узах!

— Эй! — стукнула его по лбу Элика. — Следи за своим не в меру смелым языком! Думаешь, я разучилась держать меч?

Оливия польщенно улыбнулась, передавая поводья своей лошади. Лэндал окинул сопровождение сестры внимательным взглядом, и тут его зеленые глаза остановились на высокой фигуре незнакомого мужчины с выправкой воина. Тот намеренно держался немного в стороне, пряча взгляд. Принц нахмурился. Мужчина был на кого-то похож. Вот только на кого?! Эл, проследив направление его взгляда, склонила голову набок и улыбнулась, ничего не поясняя. Лэндал прижал ее к себе, обнимая за плечи, и скорее ощутил, что сестра поморщилась от боли. Его пальцы недоверчиво огладили след от удара.

— Эл! Кто это сделал?!

Принцесса, тряхнув волосами, расхохоталась.

— Кассий.

— Что?! Как... Откуда...

— Повелся! — по-прежнему ничего не поясняя, ответила Элика. Лэндал решил больше не расспрашивать. Расспросить ту же Оливию куда проще.

— Ты в прекрасном настроении! Я рад, что ты вернула себе прежнюю безмятежность духа! Я чувствовал это последние круговороты... И был счастлив, как мальчишка. Матриарх тоже будет счастлива, что тьма оставила тебя, она ожидает с нетерпением, хотя,сама понимаешь, может этого и не показать!

— Боюсь, мама будет огорчена... — протянула Эл.— Вовсе не для светской беседы о моем душевном состоянии я прибыла сюда. Ты ведь даже не обратил должного внимания на мой наряд!

— Сестренка, ты выглядишь бесподобно! Тебе так идет кожа и металл Фебуса! Наверняка все достойные мужи империи сегодня ночью будут ворочаться на ложе, сгорая от неудовлетворенного желания!

— Не о том ты думаешь, братишка! — рассмеялась девушка. — Это наряд воительницы в походах.

— Ты собираешься в поход?

— Пока нет. Еще не сейчас. Но мог бы и догадаться... Знаток женщин! Но идем скорее к нашей матери. И предупреждаю, говорить с ней я буду с глазу на глаз.

— Госпожа? — робко обратился к ней дворцовый гостевой распорядитель, низко поклонившись. — Я бы хотел уточнить относительно твоего сопровождающего. Его разместить в комнате для рабов, или же...

— В покоях для гостей! — отрезала Элика. — Ты где-то видишь на нем рабский ошейник?

Лэндал уронил челюсть, а распорядитель, покраснев от резкой отповеди, суетливо ретировался исполнять свои обязанности. Элика гордо направилась к мраморным ступеням дворца, а Лэндал, окинув мужчину цепким взглядом, наконец-то понял, что же ему в его облике показалось столь знакомым. Тот был похож на принца Кассиопеи!

Элика, расправив плечи, вошла в прохладный холл. Насчет невозмутимости матери она ошиблась. Лаэртия Справедливая ожидала ее прямо здесь.

—Элика, дитя мое!

— Мама! — сдерживая слезы, прошептала принцесса, кидаясь в объятия королевы.

Так вместе они и вошли в зал совета Девяти, велев закрыть двери и запретить кому-либо беспокоить их. К вечеру ожидался пир в честь прибытия наследной принцессы, и времени для разговора было предостаточно.

— Мама, — начала Элика, наполнив кубки вином, и протягивая один королеве. — Ты сказала, когда мой рассудок обретет покой и мысли и слова войдут в светлое устье полноводной реки, не отравленные ядом обиды и опустошенности, мы возобновим наш разговор... Я не знаю, что же правило мой путь в большей мере − тоска по тебе и Лэндалу или же желание изложить тебе свое трезвое видение ситуации... Я пришла к выводу, что мои стремления равносильны.

— Ты не изменила своим прежним взглядам, дитя? — с сожалением спросила Лаэртия.

— Мама, нет. Пойми меня. Не стремление наказать мечом и кровью недостойного правителя движет мною. Репутация Атланты на волоске. Подумать только, Кассиопея посягнула на честь принцессы трона, а мы спустили им это с рук! В этом наша слабость, мне жаль, но это больше даже не дипломатия и не паритет. Мы не можем так этого оставить! ...