Виктор Мишин Второй шанс. Счастливчик

© Виктор Мишин, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

– Родная, прости.

– Ты не вернешься… – Светланка прикрыла руками глаза и отвернулась.

– Не понял? Что ты только что сказала? – я ушам своим не верил.

– Ты все слышал. И все понял, – злится и плачет.

– ??? – Я кивнул своим мыслям и, не развивая этот диалог дальше, стал собираться.

– Я не спрашиваю почему, я это знаю. Но я чувствую, ты не вернешься, – прилетело мне в спину.

– Свет, ну нельзя так перед дорогой, – начинаю злиться.

– Когда это ты обращал внимание на приметы? – удивленно посмотрела на меня супруга и смахнула слезы.

– С вашим появлением в моей жизни.

– Ты только что вылез из могилы, зачем вновь испытывать судьбу? – теребя в руках платок, Света умоляюще посмотрела на меня.

– Ты же сама сказала, что все понимаешь? – я грубил, но лишь для того, чтобы заставить себя не думать о том, что жена права.

Я – майор Красной Армии Новиков. На дворе стоит сентябрь 1943 года. И я только что нарушил обещание не возвращаться в действующую армию. Обещание своим родным и близким я дал, когда вернулся с последнего задания. Точнее, меня вернули оттуда практически по частям. Раны были тяжелые, долго восстанавливался. Только дома я лежал два месяца. До этого в госпитале и даже в Исландии успел полечиться. Точнее, пока с задания выползали, меня там подлатали. Потихоньку вылез все же. А сейчас даже форму набрал. Почти как прежде стал, вот только голова…

Да, голова покоя не давала. Злость поселилась во взгляде, разговаривать спокойно вообще могу с трудом. Приходится контролировать буквально каждое слово. С женой иногда разговариваю на повышенных тонах. Она сначала ответит, но потом, видимо, вспомнит, кто я и кем был на войне, успокаивается. Хотя когда только узнала, сутки со мной не разговаривала. Говорит, что никак не ожидала такого от вроде бы хорошего человека. Я ей тогда просто ответил:

– Родная, если уйдешь, пойму. Но каждый должен делать только то, что он умеет лучше всего.

Я – стрелок, я умею делать то, что не удается другим.

– Дурак! Куда я уйду от тебя. Прекрасно знаешь, что я без тебя жить не могу. Я понимала, конечно, что на войне убивают. Но никак не думала, что это можно делать вот так, хладнокровно. У тебя взгляд стал совсем другой.

– А как воюют командиры, ты знаешь? Генералы, отправляющие на смерть целые дивизии?

Я – убиваю врагов! – Тогда она меня и правда зацепила. Но я о своей «профессии» теперь думал совсем иначе, чем ранее. – Любой командир на фронте – бомба, я же – пуля. И что не так у меня с глазами?

– Прости, я все поняла. Больше не буду так думать. Ведь все вы воюете для того, чтобы мы жили, – Светик завела обычную песню.

– Это ты прости. – «А все-таки, что с глазами-то не так? Что она в них увидела?» – подумал я. Хорошо хоть девчонки мои ничего плохого во мне не видят, пока по крайней мере. Вроде не пугаются, всегда рады, когда я дома, и печалятся, когда приходится уходить. Но главное – они меня любят, все.

Война шла на удивление легче, чем это было в мое время. Если так вообще можно выразиться. Рядовой состав вермахта, наглядевшись на устранение своих командиров, временами просто бросал оружие и отступал. Ведь это только я и несколько таких групп, как моя, занимались устранением высшего комсостава вермахта. А сколько десятков наших спецгрупп снайперов охотились за простыми командирами. Выбивали всех, до лейтенанта включительно. Немчура в последнее время даже пошла по нашим стопам и запретила командирам надевать офицерскую форму. Но это плохо помогало. Наши уже приноровились к повадкам офицерья и с удовольствием их «работали». Представьте себе локальное наступление, ну, скажем, батальона. Раньше ведь как, немчура после артиллерийской подготовки вставала и под прикрытием пулеметов перла вперед, иногда во весь рост и пешком. А теперь? Пушкари у немцев если пару минут подолбят, и то для них хорошо, пехтура встает, а пулеметы-то молчат. Нет пулеметчиков-то уже. Начинают атаку и валятся друг за другом. Еще бы, у нас в каждом отделении снайпер и пулемет. Причесывают так, что фрицы сразу лапки вверх тянут. А куда им деваться, назад повернут, до своих окопов не добегут, вот и сдаются. А нам хорошо, стрельбы меньше, зато работников больше. Разрушили-то о-го-го сколько, вот и работают. Не все нашим старикам да бабам горбатиться.

Фронт подходит к границе, как я уже говорил, немцы отступают, ожесточенного сопротивления почти нет. Упертые попадаются, но эти части заваливают бомбами и напалмом. Румыны и итальяшки уже заявили о выходе из коалиции с Гитлером, тот, наверное, совсем на дерьмо изошел после этого. Дуче макаронники уже шлепнули, румыны тоже своего Антонеску не сильно любили. Короче, дела идут. У нас в маршалах все те же, что и в моем времени, плюс десяток новых имен в генералитете появился. Бойцы на фронтах имеют отличную подготовку. Учебка теперь полгода, в войска люди поступают обученными именно воевать. Оснащение, новое вооружение, да и просто питание стало такое, что бойцам не надо думать ни о чем другом, кроме как о выполнении обязанностей. Помните слова Константина Константиновича о двухстах орудиях на километр фронта? У нас, конечно, еще пока не так, как ему мечтается, но близко к этому.

Неделю назад заявился Петрович. Помявшись для начала с десяток минут и заставив меня нервничать, выдал:

– Толя очнулся.

Сказать что-то большее он не успел. Увидев мои глаза, он буквально поперхнулся.

– Вот только не надо на меня так смотреть. В сознании он был почти две минуты, выпалил несколько слов сестре и снова вырубился, – Истомин разглядывал меня, а я молчал. Что говорить, если честно, то я уже похоронил Круглова. Врачи вообще не давали ему шансов, а он на тебе – воскрес.

– Шансы есть? – только спросил я.

– Теперь есть. Врачи сказали, что теперь они спокойны. Вытянут. Самое тяжелое позади.

– Когда к нему пустят?

– Как придет в себя и останется в сознании, – улыбнулся Петрович, – так и поедем.

– Что сказал-то? Или просто бредил?

– Да нет. Какой уж тут бред. Сам теперь жду, чтобы уточнить. Всю неделю как на иголках.

– Ну, Петрович, что же ты жилы из меня тянешь? – меня уже просто распирало.

– Потому что утверждать не могу. Неужели непонятно. Человек больше трех месяцев без сознания. Сестра рассказала, что он как глаза открыл, сказал только одно: – Ребята живы, в плену.

– Всё?

– Да, больше ничего, после того раза больше не просыпался пока.

Молча кивая чему-то своему, я поднялся.

– Куда собрался? – встрепенулся Петрович.

– На полигон поеду. Хочу немного пострелять. Ты со мной?

– До вечера свободен, поехали. Хочешь со мной поползать, что брать?

– Сам все возьму, – я прошел в свою комнату и открыл оружейный шкаф. Два «Винчестера-70», по сотне патронов к каждому. «Кольт» М1911, «Вальтер ППК».

– Ты чего, на войну собрался, что ли?

– Я же сказал, пострелять хочу. Компанию составишь? Держи, это Мурата, – я протянул одну «семидесятку» Петровичу.

– Подожди, позвоню. Машину вызову.

Через полчаса мы уже ехали за город. Стрельбище было рядом, на востоке, от города пару километров. Здесь была разбитая деревня, она отлично подходила для пострелушек. Костюмов у меня было два, Истомин будет у меня за второго номера.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – бодро отрапортовал дежурный по полигону, – сержант Семенов. Чем могу помочь?

– Вон майор тебе все скажет, – переадресовал на меня вопрос Петрович.

– Сержант, четыре манекена надо и грудные мишени, найдете?

– Так точно, какой план, товарищ майор?

– Освобождение заложников.

Дальше я указал, что нужно.

– Чучела, одетые в форму красноармейцев, прячете в развалинах, я не буду знать, кто и где из заложников «сидит». Высунуть только по половине лица, не больше. Мишени ставите сзади, ну, да сами все знаете.

– Сколько даете времени? – спросил сержант. Мы тут не первый раз, ребята уже привыкли к моим выдумкам.

– Не знаю, сколько нужно?

– Хотя бы час.

– У вас два, начинаем. И самое главное, два пулемета поставьте. Если заметят меня, пусть лупят.

– Товарищ майор, ну не положено, ведь знаете, – умоляюще ответил сержант.

– Да знаю я. Хрен с вами поиграешь всерьез. Ну, пусть хоть камнями кидают, все ж интереснее. Давайте посложнее сегодня придумайте.

– Ладно, покидаем, – усмехнулся сержант.

Все это время Истомин молча стоял и слушал.

– Ну что, товарищ генерал, поползать не желаете? – ехидно предложил я.

– А ты знаешь, давай. Думал, откажусь? – улыбнулся Петрович, видя мою вытянутую физиономию. Нет, мы и раньше стреляли вместе, но вот чтобы на пузе ползать, такого еще не было.

– Если честно, то да.

Мы покинули полигон и, уйдя в рощу, что окружала стрельбище, остановились и принялись снаряжаться.

– Что, вторым у тебя побыть?

– С начала вместе посмотрим, а потом разделимся. Четыре цели в разных местах одному не отработать.

– А харя-то не треснет? Генералом покомандовать решил? Я бы и сам разобрался, – усмехнулся Истомин.

– Не-а. Просто зная парней с полигона, вы и на позицию-то не выйдете без меня. Они вас враз на ноль помножат.

– Скромности у тебя всегда было мало, – Истомин натягивал «лешего» и взглянул на меня.

– Да я просто парней знаю. Каждый раз приходится выкручиваться, чтобы «живым» уйти.

– А что за история со стрельбой из пулеметов?

– Да попросил как-то всерьез пострелять, так начальник полигона Лаврентию Павловичу позвонил. Ну, мне и вставили. Трое суток на «губе» сидел.

– Мало! – наставительно заметил Истомин.

– Да ну вас всех. На фронте пехтуру танками обкатывают? А здесь почему запрещают?

– Отстань! Давай начинать.

– Уже начали, – я усмехнулся и, щелкнув затвором, направился в кусты. – Не отставайте, товарищ генерал.

– Уж как-нибудь, – проворчал Петрович.

– Слева, второй дом. Сразу за забором. Примерно двести.

– Двести пятьдесят, – глазомер у меня был уже как лазерный дальномер. Мне и сетка на прицеле не нужна. Даже отдыхая дома, всегда прикидываю расстояние до объектов. Привычка. Как у летчиков через плечо смотреть.

– Ветер порывистый, северо-западный, метров шесть.

– На такой дистанции, в принципе, пофиг. – И правда, двести метров, да пуля пятнадцать граммов. Энергия у нее около пяти тысяч, при скорости за километр. Моей пуле ветер начинает мешать после четырех сотен, да и то не очень критично. Вот когда на восемьсот-тысячу стреляю. Там да, увод приличный. Так у меня пули для этого совсем другие. Сейчас я буду работать обычными, не заостренными пулями.

– Так чего не стреляешь? – задал вроде бы резонный вопрос Истомин. Ага, он со мной не тренировался ни разу по нескольким целям.

– Петрович. Чердак соседнего дома.

– О-о. Поторопился я, – понял ошибку Истомин. Ну не знает человек нашей специфики, мы можем и сутки пролежать для одного выстрела, но с минимальным риском для себя.

– Бывает. Хватит болтать, а то сейчас парни подползут и спеленают, – Петрович замолчал, а я наблюдал. Плохо. Не вижу больше ни одной цели. Сам так научил, вот теперь и расхлебывай. Этих «охранников» хрен найдешь.

– Я отойду, надо с другой стороны поглядеть, – прошептал я и начал медленно отползать назад. Двигался я очень медленно, настолько, что Петрович в нетерпении оглядывался. Я ему просто кулак показал. А что, это не в кабинете, здесь надо будет, я ему и пендаля выпишу. И он, кстати, об этом прекрасно знает.

Сделав довольно приличный круг, я зашел под углом в девяносто градусов к бывшей позиции. О да. Вот тут уже двоих вижу. Но не наблюдаю того, что видели мы вместе с Петровичем. Просто он с этой позиции не виден.

– Батя, давай с противоположной стороны заходи. Двинь назад метров на двести, затем уйди в сторону настолько же, – я вернулся к Истомину и стал раздавать указания.

– Чего, думаешь, оттуда лучше будет видно? – Петрович не любил ползать, вот и все. А наше дело – на пузе и еще раз на пузе.

– Я не думаю – я знаю. Парни тоже не больно любят в одиночку ходить. Сидят по двое, как пить дать. Ну или просто рядом располагаются.

– Как скажешь, командир, – ехидно осклабился генерал и начал движение, скопировав меня.

Отстрелялись мы вполне удачно. Трех из четверых убрали. Истомин промахнулся по своей второй цели, вот его и накрыли. Ох и матерился на меня генерал за то, что я парням приказал камнями кидать. Ему по башке попали аж дважды. Но вообще хорошо поползали, успокаивает меня это занятие.

С генералом мы стояли в стороне от «деревни», ожидая машину.

– Когда выходят? – я откинул штору с лица и взглянул в глаза Истомину.

– А я не знаю, когда у тебя будет готова группа. Лаврентий Павлович сам интересуется, когда вы сможете выйти на задание.

Я даже поперхнулся.

– А чего ты на меня так смотришь? Типа ты на гражданке и все это тебя не касается?

– Десять из шестнадцати полностью готовы. Последние шестеро прибыли совсем недавно, им еще учиться и учиться. Если, конечно, их не захотят слить… – я запнулся и отвел глаза.

– Я… этого… не слышал, – с долгими паузами прошипел генерал. – Скажешь кому еще, будет больно об этом вспоминать.

– Так точно. Разрешите получить инструкции?

– Все у Судоплатова. Но я взял копии, зная твое к нему «расположение». – Я улыбнулся. Наконец-то меня не стали отговаривать, а сами предложили дело. Хотя крайнее задание тоже было приказом. Я хорошо помню, как оно закончилось. Отныне только сам буду разрабатывать операции. Пусть только помощников дают, из тех, кто действительно может быть чем-то полезен.

– В конторе почитаешь. Но тебе все равно в Москву придется ехать, там «консультанты» ждут.

– Петрович, ну ты и нахал! Ведь ты же для этого и приехал? – сказал я, делая ужасно огорченную физиономию.

– Просто начальство приказало тебя «обследовать», в здравом уме ты или как…

– Это о чем это? – я удивленно приподнял бровь.

– Ты с ребятишками тут развлекаешься, но обязанности у них есть и дополнительные.

– Тогда я не готов, – покачал я головой. – Идти в тыл к врагу с людьми, которые от тебя что-то скрывают, а тем более следят за тобой…

– Не выдумывай. Это не твои, Пашины ребята, из «деревни». У них приказ, ты вообще-то майор Красной Армии, должен понимать, что такое приказ. Сам знаешь, ты не совсем обычный человек. Я даже не упоминаю о том, откуда ты. Такое везение, да плюс твои открывшиеся способности снайпера, дорогого стоят.

– А что значит «не обычный»? – я успокоился, но вопрос меня заинтересовал. Парни мои, по всем неписаным правилам быстрее умрут, чем хоть малость мне навредят. Ну так был же опыт, так и этих воспитывал. Несмотря на то что почти все из них старше меня.

– Серег, давай честно. Светланка переживает?

– ТАК! Это еще о чем? – Петрович опять меня заводил.

– Сколько у тебя подтвержденных? – Истомин перешел на самую тяжелую для меня тему.

Нет, не то чтобы я уж прямо волосы на себе рвал, из-за всех тех, кого я отправил на тот свет, просто не хотелось, чтобы об этом кто-то знал. Но Мурат всегда вел записи, в штабах все учитывалось. А когда Светланка узнала, что я снайпер, как-то холоднее стала. Не знаю даже, мне иногда стало казаться, что она меня боится. После долгих и откровенных бесед вроде все улеглось, но чую, что не до конца. Так вот, когда после очередной вспышки гнева я услышал:

– Более двухсот, – я малость задумался. А ведь тех, что неизвестны начальству, было еще больше. Мне как-то и самому стало не по себе. Самое противное, что узнала Светик не только о том, что я снайпер, а именно цифры. Жена Истомина вела с ним беседу обо мне. Просто разговаривали, я давно для них как член семьи, вот она и переживает. Она сказала мужу, что я после приезда стал другим, а тот ей и выпалил в сердцах о том, что станешь другим, убив столько людей, просто сам за меня переживал. Он ведь меня как сына любит. Весь этот разговор услышала и моя половинка, вот так секреты и расползаются. Главное, в чем он ошибся, это то, что фрицев людьми назвал. Из-за этого все и пошло-поехало.

– Петрович, по-моему, кое-кто уже один раз доболтался, – удачно воспользовавшись моментом, подковырнул я генерала. Он прекрасно осознавал, что если об этом узнают в руководстве, погоны точно полетят. Да и не только. Кто поверит, что он только «результат» случайно жене сболтнул, может, и про операции рассказывал. Ну, это уже так, паранойя.

– Не груби. Я ведь могу и рассердиться, – вполне серьезно проговорил Истомин. А я понял – шутки кончились.

На сборы и подготовку ушла неделя. Я-то как поправился – всегда готов, а вот ребята, которых я набрал в группу, все-таки новички. После долгих тренировок, наконец, выдвинулись. Почти неделю двигались к фронту.

Переход ленточки, ммм… Давно я тут не был. После всех моих приключений я вернулся на фронт. Более того, я иду за своими друзьями. Да, фриц сейчас совсем не тот. Посты редки и службу на них несут из рук вон плохо. Устал немец от войны и постоянных люлей от доблестной Красной Армии. Постоянные сбои в снабжении, вырезания целых подразделений с помощью снайперских и диверсионных засад. Командование развило мои фантазии до небывалых высот. Везде, где отсутствует большое количество танков, есть возможность уничтожить целую роту противника десятком хороших снайперов. Снайперов в полном смысле этого слова. Это уже давно не те люди, что сидели в окопе вместе с другими бойцами в соотношении один снайпер на роту. Снайперские команды в составе десяти-двенадцати бойцов, существуют теперь в каждой роте. Представьте себе эту силу. С новыми отличными винтовками, с хорошей маскировкой и прикрытием. Можно сказать, что в каждой роте один взвод это снайперская команда. Задержать атаку вражеского батальона – да не вопрос. Сосредоточенным огнем выбивают сначала командиров, затем пулеметчиков и минометчиков, если те в пределах видимости в прицел. На километр стрелять умеют очень многие, учителя хорошие. В основном, конечно, сибиряки и представители северных народов. Якуты вообще асы. Я когда узнал о количестве снайперских команд, только спросил у Петровича:

– Где людей-то столько берете? – Ответ оказался очень простым.

– Прямо в войсках и отыскиваем. Теперь все идут через учебку. Там замечают талантливых и начинают их проверять по всем показателям. Тем, кто подходит, предлагают заниматься углубленно, так и набираются группы. Плюс в действующей армии находятся многие, кто имеет талант.

Здорово получается теперь у диверсантов. Забрасывают группу в тыл врага, дают задание уничтожить переправу через какую-нибудь речушку. Звучит сложно, а на деле все гораздо проще. Группа прибывает на место, составляет план уничтожения и выходит на связь. Затем скрытно подбирается на рабочее расстояние для стрелков и просто вышибает прикрытие ПВО, охранные подразделения и ждет. Как правило, в течение пятнадцати-двадцати минут приходят штурмовики и все сносят к бениной маме. Немцы и рады бы прикрывать переправы более серьезно, но не станешь же все переправляющиеся части использовать для охраны. Кто дойдет до передовой, если войска будут раздергивать на охрану мостов? Вот то-то же. Обычно охрана небольшого моста состоит из взвода солдат с усилением в виде танка или пары бронетранспортеров. Ну, иногда бывают минометы, но редко. ПВО, как правило, бывает на крупных переправах или железнодорожных станциях. Со станциями, конечно, сложнее, там нужно дольше наблюдать, занимать позиции так, чтобы можно было работать и в то же время быть на достаточном расстоянии от врага. В общем, Старинов развернулся с диверсами на отлично. Мужик просто прирожденный диверсант.

Тем временем мы миновали первую линию окопов, прошли на стыке двух подразделений и углубились в их тылы. Только раз пришлось пошуметь, случайно вышли на каких-то ухарцев, что развлекались в лесу. Фрицы тоже постоянно учатся, далеко не глупые люди. Тренировка у них была серьезной, даже оружие заряжено боевыми патронами. Это нам «язык» рассказал, взяли одного раненого и допросили. Фриц поведал, что еще с начала года в частях постоянно проводятся небольшие учения, в виде тренировок с егерями. Те натаскивают простых солдат в стрельбе и рукопашке. А то у них пополнения все моложе и моложе. Гребут со всей Германии даже не годных к службе в мирное время, а они вообще ничего не умеют. Просто как «мясо» немцы солдат не используют, их в Германии намного меньше. Один генерал после попадания в плен сказал, что если бы у фюрера было столько же солдат, сколько у Сталина, он уже выиграл бы войну. Поэтому тевтонцы учат своих солдат хорошо. Сразу по прибытию в войска их в окопы не кидают. Вот на такую группу из двадцати человек мы и вышли. Столкнулись резко, наш дозор засекли, действовать пришлось быстро, поэтому работали из оружия с глушителями и все сразу. Быстро допросив и добив раненого, мы в темпе убрались оттуда. Дальше попросту растворились в белорусских лесах. А как фрицы здесь дороги прибрали, вот где партизанам тяжко. Вдоль всех дорог немцы тщательно вырубили весь лес на пятьдесят метров по обеим сторонам. Хрен к дороге подойдешь. Допекли, видимо, их бойцы невидимого фронта.

Наш путь лежал в Западную Белоруссию. Туда мы и пробирались. Целых четыре дня потратили на сорок километров пути. Зато дошли без единого выстрела, кроме тех, кого в самом начале прикопали. Даже полицаев не трогали. Хотя ребята уж очень хотели их «потрогать».

– Командир, у нас еда кончается. Чего делать будем? – лейтенант Митрохин сидел рядом со мной и пытался вызвать на разговор. Парень попал ко мне из полковой разведки, внешне – полная моя копия. Ну, лицо только другое. По комплекции вообще нас можно спутать. Привел его ко мне Истомин, приглядел в одной из частей. Стрелок хороший, но вот в остальном… Да все, если честно, они здесь сейчас такие. Не знаю, как объяснить, «горячие» слишком, что ли, как по-другому назвать, даже не соображу. Долго биться пришлось мне с этой новой группой, чтобы под себя их заточить. «Испорченные» они уже были, войной «испорченные». В группе Зимина было все по-другому. Там было самое начало войны. Парни просто слушали меня и делали так, как говорю. Потому что видели, как воюют те, кто не слушает командиров, а точнее, сколько минут проживет неподготовленный боец в реальном бою. Эти уже с характером. Помню первые дни, когда устроил им смотрины. После того как им было приказано охранять объект и искать возможную угрозу от снайпера, они провалили все. Я «убил» их всех, а никто меня так и не увидел. Трое уж очень сильно потом возмущались, что я их «завернул» и рекомендовал вернуть в действующую армию. Даже побить хотели. Меня тогда даже Истомин не стал сдерживать. Назвал это «вправлением мозгов». Ребятки решили меня втроем отмутузить после занятий. Прямо на полигоне. Двое со сломанными руками и ушибами отправились в санчасть, а один, самый резвый, что все это и затеял, поломал себе челюсть о мой сапог. Истомин тогда мне похлопал, но попросил быть поспокойней. Так вот, Митрохин как раз был вполне адекватный. Чуть более злой, чем надо, но в пределах нормы. Повоевал, дважды был ранен. Прошел Сталинград, для меня это был хороший показатель.

Мы уже неделю наблюдаем за жизнью крупного концлагеря в Западной Белоруссии. Я уже знаю, что будет делать тот или другой немец в определенную минуту. Мы их настолько хорошо изучили, что нетерпение ребят оправданно. Хотя меня как раз это сильно злит. Всегда при обучении настаиваю на самом главном для снайпера – умении ждать и терпеть. Вон у меня от постоянных тренировок кожа стала как резиновая. Комары уже даже не пытаются кусать, хрен там прокусишь. Помню, в той жизни читал про таежных жителей, у тех дети летом вообще не заморачиваются с комарами. Не замечают их, с рождения привыкшие. Так и я настолько стал твердокожим, что могу рядом с муравейником лежать и спокойно смотреть, как мураши через меня бегают.

– Сегодня начинаем.

– Позвать парней? – повеселев, спросил Митрохин.

– Собирай всех, кто рядом. С постов не снимай.

Когда задача была обозначена, я собрал людей покомпактней и объявил:

– Ребята, сегодня мы сделаем то, для чего мы столько готовились. Это не просто попытка освобождения наших бойцов. Вы ведь видели тот черный «членовоз», что приезжал в первый день наших наблюдений? – Ребята кивнули. – Так вот, если данные разведки верны, то машинка эта сегодня вечером будет здесь.

По данным Судоплатова, этот крупный лагерь раз в неделю посещает генеральный комиссар Западной Белоруссии, точнее тех остатков территории, что еще у Рейха. Тот является очень важной шишкой в Рейхе, а после моего вмешательства в историю послезнание уже давно ничего не значит. Вот и нужно этого хрена взять живым. Не совсем моя работа, как раз наоборот, но и брать его будут судоплатовские, я только помогу. Лагерь был трудовым, там были развернуты какие-то производства для нужд армии, поэтому, как ни странно, но к заключенным относились вполне сносно. Это мы по наблюдениям знали. Охраны много, но вся грязная война будет на бойцах Павла Анатольевича, мы займемся своей работой, на нас вышки, офицеры и бронетранспортеры. В моей новой группе десять человек. Трое с ВСК, остальные с «выхлопами».

Я, как лучший снайпер, по крайней мере, в этой группе, вначале буду помогать ребятам. Когда начнется штурм, я должен уничтожить окружение этого «комиссара» и повредить его самого, но так, чтобы жив остался. Да, я так могу. Из действующей армии я один имею такие результаты с «выхлопом», какие другим не снились. Под Ленинградом на нашем полигоне я случайно увидел вдалеке какое-то животное. Вскинув мгновенно винтовку, разглядел волка и шлепнул его на бегу. С четырёх сотен метров. Нет, охотники, конечно, есть и более быстрые, но вот по людям стрелять, как я, умеют немногие. Я теперь стреляю туда, куда хочу, а не просто стараюсь попадать.

Винчестер в этот раз я не брал. Будем работать тихими. Хотя когда эта сука вылезет, тихая винтовка в принципе будет уже и не нужна, тут вовсю война начнется. Охрана здесь еще та, почти рота СС, но от Судоплатова тоже будет не два человека. Два отделения подготовленных волкодавов, да еще мы рассчитываем на пленных. Надеюсь, они не подведут.

– Командир, второй пришел.

– Доклад, – коротко бросил я.

– Машина пришла. Объект – в штабе, машину после ремонта колес и мойки поставили в гараж. Водилу видели гуляющим со свободными от службы солдатами.

– Молодцы, отлично поработали. Так, лейтенант, зови «десятого».

«Десятым» был молоденький паренек, восемнадцати лет. Маленький, худой, он так быстро и незаметно передвигался по лесу, что все только завидовали. Даже я.

– Товарищ командир, – передо мной стоял и улыбался «десятый».

– Сема, ты все знаешь, дуй к парням. Готовность – ноль.

Парень тут же испарился. В шесть утра начинаем, у всех есть точные инструкции. Кому и что делать, за неделю наблюдений уже распределили. Так что с рассветом начнем. Сначала нужно уничтожить солдат, сидящих в секретах. Да нашли мы их, нашли. Зря, что ли, столько времени тут сидим. Они и «подсказали» нам лучшие места для стрельбы по позициям охраны лагеря. Просто секреты у фрицев располагались в таких местах, откуда было бы удобнее всего работать по лагерю. Они устроили засаду на нас, а засадили-то именно мы. Мы оправдали надежды немцев, пришли туда, где они и ждали, только вот враги об этом узнали слишком поздно. Сейчас их вырежут, у них как раз смена была час назад. Следующая уже не придет.

Вышек было восемь, я говорил, что лагерь большой. «Выхлопов» у нас семь, я возьму на себя две вышки. Дальше огонь по периметру.

И самое главное. Обе линии связи, что обнаружили, будут подорваны, как только начнется стрельба. Больше не нашли, как ни искали. Единственную дорогу ребята так минами засеяли, что полк положить можно. Остается одно, радиосвязь, по двум антеннам, что виднеются над штабом, будут работать обе ВСК. Надеюсь, повредят.

Забрезжил рассвет. Все, кто успел поспать, уже час приводили в порядок экипировку. Точнее, в сотый раз проверялись. Магазины к «выхлопам» – десятизарядные. По идее, судоплатовским и не достанется никого. Но любой план идет в жопу после первого выстрела.

Я сидел, оперевшись спиной на толстый ствол древнего дуба. Так как все подступы к лагерю у немцев как всегда голые и минированные, расстояние до вышек у нас пятьсот метров. Ползали, промеряли всё и вся. Почти все расположились на деревьях. Я такую рогатину удобную смастерил, лучше сошек будет. Листва уже стала помаленьку облетать, обзор был вполне достаточный.

«Надеюсь, в лесу все сработали, как надо, пора начинать, – подумал я и взглянул на часы. – Раз шевелений и стрельбы со стороны фрицев нет, значит, все удалось».

Я выбрал себе цель еще вчера. Позицию занял так, чтобы быстро перенести огонь на вторую вышку. После первого упавшего часового начнут стрелять и остальные. Себе же я отметил три цели, что гарантированно поражу.

Всегда почему-то первый выстрел кажется очень громким. На деле же был просто приглушенный «пыхх». Первая жертва еще не ударила костями по полу вышки, а я уже не глядел на нее. Хрен ли там смотреть, промахиваться разучился еще в сорок первом. Второй также ничего не понял. Так уж вышло, что мои двое упали быстрее, чем все остальные. Нет, ребята молодцы, уверен, что каждый сделал не больше одного выстрела по своей цели. С моей позиции я просматривал примерно пятую часть всей территории лагеря. У остальных тоже с этим порядок. Но все равно наверняка будут промахи, по причине выстрелов в одну цель. Расположились мы по всему периметру, так, чтобы исключить любые маневры противника. Осматривая левым глазом местность за забором, я не отрывал правый от прицела. Вот какой-то ушлый немчик бежит к гаражу, за машиной, видимо, собрался, ага, давай.

«Упс, эк тебя кувырнуло-то», – усмехнувшись, я продолжал искать цели. Фриц и так быстро бежал, а полетел, подгоняемый моей пулей, что твой самолет. Цели были, но не на каждую я обращал внимание. На хрена мне лезть в чужой сектор, своих подожду. Во, я же говорил. Пара бугаев в черной форме направилась к штабу, хорошо прикинуты ребята. О, а это еще что такое, наблюдатели этого не докладывали. На одном из сараев, не знаю, казарма там, что ли, сдвинулся в сторону настил крыши. Несколько досок наверняка сбиты в щит. А из проема размером в метр показались стволы зенитных эрликонов.

– Э-э, нет, ребятишки, тут вам не там! – ловлю на мушку заряжающего. Расчет убрал остатками магазина и быстро сменил его, поставив новый. Вот теперь давайте следующих. Первыми десятью выстрелами я точно убил десять человек. Ранений там не было, сто процентов. Промахов у меня по малоподвижным целям практически не бывает. Высадив второй магазин, с горечью отметил, что последние два выстрела сделал не по своему сектору. Кончаются фрицы быстро что-то. Вдруг раздался громкий свист, и на территорию лагеря начали падать мины. Да мало, всего два ствола приперли судоплатовские, но это, блин, два восьмидесятидвухмиллиметровых ствола! Немчуре как-то сразу поплохело. С вышек поддержки нет. В лес стрелять бессмысленно. Два БТРа, что находились у ворот, уже дымились. Ребята с ВСК тоже не спали. И вот итог, я от удивления даже на часы посмотрел. Тринадцать минут. Над штабом гордо взвился белый флаг. Черт, а на хрена они нам все нужны-то. И как теперь быть? Ладно, я командир, я и пойду. Дав зеленую ракету, сигнал закончить стрельбу, я убрал винтовку за спину.

Спустившись с дерева, я направился прямо к воротам. Идти прилично, подстрелить могут даже не напрягаясь. На полпути я остановился и присел на корточки. Вынув из кармана бинт, распотрошил его и помахал над головой. Я знаю, что с нашей стороны сейчас все прилипли к прицелам, думаю, если кто у немцев и сбрендит, то только так, чтобы его не было видно. Тогда мне кирдык. Но обошлось, как оказалось позже, дураки у немцев почти кончились. Все жить хотят. Со стороны ворот показался человек, даже отсюда я видел щегольскую черную форму СС, красиво расшитую серебром. Приблизившись метров на пятьдесят, немец, ого, цельный майор, окликнул меня, причем по-русски:

– Мой командир приглашает вашего на разговор, – на прекрасном русском языке произнес фриц.

– Вы думаете, что наш командир страдает отсутствием ума? – вопросом начал я.

– Ваши предложения? – подумав пару секунд, недовольно, но еще спокойно продолжил немец.

– Как вы хорошо говорите по-русски, учились у нас в стране до войны? – я вел разговор в том ключе, что был нужен мне.

– Я не немец, – коротко и вот теперь уже зло ответил не немец.

– Да я понял уже. Эстония, Литва?

– Последнее, это как-то мешает нашим переговорам?

– Вот значит как. Пока я не вижу помехи побеседовать с господином обергруппенфюрером. – Ой, а чего это нас так перекорежило?

– Вы хорошо осведомлены, – нехотя отозвался «литовец».

– Ну так служба. Вы неправильно сформулировали, переговоров не будет. Разговор у нас будет только один, вся охрана должна быть разоружена и построена у ворот. Если не будет происшествий, все останутся живы. Слово офицера! – Ух как его пробрало. А связи-то у вас нет, иначе ты бы не вышел. Майор как-то съёжился, но нашел в себе силы ответить.

– Извините, не знаю вашего звания… – начал было он.

– Майор, – коротко бросил я.

– Господин майор, если мы сложим оружие, контингент выйдет из-под контроля. Последствия могут быть печальными.

– Давайте сделаем так: Господин обергруппенфюрер пусть сядет в свою красивую машину. Возьмет вас с собой, раз уж мы познакомились, и выезжает сюда. Здесь и поговорим.

– Так вы и есть командир? – как-то изумленно воскликнул эсэсовец.

– А почему я не могу им быть?

– Вы очень молоды, – и как он под гримом разглядел, – но это, конечно, не проблема. Хорошо, я передам своему руководству ваше предложение.

– Не делайте глупостей, господин майор. Это искреннее пожелание. Я думаю, что вы далеко не глупец, чтобы не понимать последствий. Нас здесь достаточно, чтобы раскатать по бревнышку весь ваш лагерь. Дорога заминирована, это так, на всякий случай. А стоит нам отпустить так называемый вами «контингент»… Я думаю, вы все поняли?

– Я все понял. С вашего позволения. – Фашист смело развернулся и направился к воротам.

Спустя минуту ко мне подскочили двое ребят. Митрохин из моих и капитан судоплатовских «волкодавов».

– Командир, ты чего, охренел? – Митрохин с выпученными глазами накинулся на меня.

– Товарищ майор, я буду обязан доложить, – подхватил «волкодав», но более спокойно.

– Мужики, вы чего тут разошлись? У вас есть какие-то мысли, как нам дело сделать и пленных вывести без потерь?

– Могли бы и мы поговорить с немцами, вам не велено высовываться.

– Так, мужики. По-моему, вы не «вкуриваете» тему. В «поле» я делаю так, как считаю нужным, кстати, руководство именно это имело в виду, ставя вас в известность по моим полномочиям. Вернемся, пишите все, что хотите, а сейчас – не мешайте. Или уже я докладывать буду! – Черти полосатые, нашли время уставы вспоминать. – Капитан, вы ведь старший у своих, останьтесь со мной, мне может понадобиться ваша помощь. Митрохин, кругом, держишь машину под прицелом. Если машина пойдет на прорыв, отстреливай колеса. Если во время разговора я высуну руку в окно или положу на голову, убираешь водителя, этого майора. Дальше по обстоятельствам. Эта падла, группенфюрер, должен быть взят. Самолет прибудет быстро, на связь выходите не здесь. Держи мою сумку, в ней все планы, разберетесь. Вон, фашисты показались, иди.

За воротами лагеря действительно показалась машина. Двое охранников, кстати, что приятно, без оружия, поспешили открыть створки. «Членовоз» медленно проплыл через распахнутые ворота и, проехав десяток метров, остановился. Я встал с земли и, проводив взглядом удаляющуюся фигуру снайпера, повернулся к фрицам. Те намек поняли, и машина поплыла к нам с капитаном.

– Володя, молчи, пожалуйста, не в обиду, – тихо сказал я капитану. Тот кивнул в ответ и напрягся.

– Господин майор, – начал разговор обергруппенфюрер, когда мы оказались в машине, – вы не похожи на обычного пехотного майора.

– Я им и не являюсь, – просто ответил я.

– Из какой же вы организации?

– Зачем вам это? И да, майор, – обратился я к эсэсману, – не утруждайте себя переводом. Я прекрасно понимаю господина обергруппенфюрера, – добавил я, перейдя на немецкий язык.

– Вы неплохо говорите на языке Гёте, – сделал мне комплимент «обер». Я в ответ чуть склонил голову.

– Вы сказали моему человеку, что выбора у нас нет?

– Выбор есть всегда. Только в вашем случае он очевиден. Как я уже сообщил майору, дорога заминирована, пешком по лесу вы не пройдете и пары километров. Тут и посты наших солдат, да и просто условия не располагают к прогулкам. До ближайшей вашей части, зенитчиков, если не ошибаюсь, почти двадцать километров. Забудьте об этом. Для вас и ваших людей война может быть закончена уже сегодня. Поверьте, это лучшее, что может быть в вашем случае.

– Вы переправите нас в Россию?

– Вы и так в ней, – я ухмыльнулся. – Я посчитал вас умным человеком, когда вы предложили переговоры. Зачем эта бессмысленная бойня, вы должны сами уже понять, войну Германия проиграла. Причем еще в сорок первом.

– Почему вы так уверенно об этом говорите, ведь мы еще находимся с этой стороны границы?

– Господин обергруппенфюрер, когда была последняя бомбежка или штурмовка ваших позиций?

– Ну, я как вы знаете, тыловик. Но честно признаюсь, сам думал о том, что тишина на фронтах затянулась.

– Вот, я же говорил, что вы умный человек. Скоро, очень скоро вермахту придет полный и окончательный конец. И умным людям лучше встретить его в безопасном месте.

– Безопасное место это НКВД? – ухмыльнулся теперь «обер».

– Я в курсе тех бредней, что выкрикивает с пеной у рта Геббельс. Если будете сотрудничать, то все будет к взаимному удовлетворению.

– Но я ведь член НСДАП, как к этому отнесется ваше руководство? Вы ведь вряд ли сможете дать мне какие-то гарантии?

– Мое руководство не стреляет людей, как свиней, только за принадлежность к партии. Но, конечно, разговор будет серьезный.

– Я это понимаю. Что ж, я жду ваших указаний. Мои люди подчинятся. Только ведь у вас действует приказ о войсках СС?

– Да, это так. Но тут несколько другая ситуация. Наши требования те же. Пусть ваши люди сложат оружие и амуницию возле ворот и построятся вдоль стены лагеря. С внутренней стороны. Вы, после того как отдадите приказ, выйдете сюда. Без оружия и пешком. Не бойтесь, идти далеко не придется.

Мы вылезли из машины, я отдал капитану распоряжение выйти на связь и вызвать два самолета. Площадки готовы, только подсветить кострами. Улетать будем вечером.

«Обер» стоял рядом со мной и внимательно слушал, как будто и понял чего.

– Мы отправим вас самолетом. Линия фронта тут недалеко, перелет будет быстрым.

– Наша авиация не помешает? – трясется за свою тушку старый фашист.

– У вас ее здесь почти нет. Да и у наших транспортников будет прикрытие.

– Все же, господин майор, зачем я вам так нужен?

– Мне? – удивился я.

– Ну да, конечно. Это мне объяснят по ту сторону линии фронта.

– Именно так.

Что произошло дальше, я едва уловил. Стоявший тихой мышкой майор СС вдруг выхватил откуда-то эсэсовский кинжал и, зайдя ловким движением за спину своего командира, поставил клинок к горлу.

– Так я и поверил, что нас оставят в живых. А ты, – он наклонил голову к «оберу», – предал все интересы Германии. Я перережу тебе глотку, и красные останутся с носом.

– Глупо.

– Что? – рявкнул майор, вскидывая глаза на меня.

– Говорю – глупо вы поступили, майор. Казались нормальным человеком. Давайте я вам кое-что покажу, – предложил я, медленно поднимая руку.

– Стой смирно, майор, а вы, господин обергруппенфюрер, медленно назад, к машине.

– На что вы надеетесь, майор? – скривил лицо я и положил руку на голову.

Казалось, пролетавшая пуля обдала меня ветром. Настолько близко, что я даже поежился. Митрохин показал себя. Обергруппенфюрер стоял весь в кровище и мозгах майора литовца, а тот заваливался на землю, потеряв по дороге голову. Предлагая ему показать кое-что, я хотел, чтобы он высунул голову чуть больше. Митрохина уговаривать не пришлось. Классный выстрел. Как говорится – один на тысячу.

– Хороший выстрел, – тихо, растягивая слова, произнес «обер». Надо отдать должное, в его голосе не было страха, только искреннее удивление.

– Да, мне тоже понравилось. Скажите, обергруппенфюрер, еще сюрпризы будут?

– Теперь я не уверен в спокойном завершении дела. Если я вернусь, ничто не помешает им меня убить или взять в заложники. Иначе отдать приказ не представляется возможным.

– А мы пойдем вместе, до ворот. Мои ребята наблюдают за нами.

Мы с комиссаром двинули пешком к воротам. Возле заграждения его окликнули, и на нас уставились четыре ствола.

– Вы же понимаете, что всех тут просто уничтожат, если меня убьют? – произнес я. – В ваших интересах образумить охрану. – Фриц кивнул.

– Опустите оружие, лейтенант. Вы же видели, что случилось с майором. – У меня гора с плеч свалилась, когда винтовки опустились. Видимо, герои закончились.

– Прикажите охране построиться по этой стороне ограждения. Да, там они будут под прицелом, но если не будет попыток провокации, все останутся живы. Слово офицера.

Команду своего начальника фрицы выполнили в течение двадцати минут. Еще через такое же время подошли бойцы из группы Судоплатова. Пятнадцать человек прошли мимо охраны и начали шмон лагеря на предмет затаившихся врагов. Еще пятеро собирали оружие и обыскивали эсэсманов. Удивительно, но случаев неповиновения было всего два. Первым взбрыкнул белобрысый гауптман, не захотел сдать кинжал, за что и получил. А еще один унтер решил, что он бессмертный. Ну или просто дурень был. С голыми руками на «волкодавов» Судоплатова? Это даже не смешно. Парень, что стоял рядом, даже не выпустил из рук оружие, просто мягко скользнул в сторону от прыгнувшего унтера и ударил его ногой в колено. Что-то хрустнуло, и унтер, проклиная всех и вся, закрутился по земле. Проклинал, кстати, по-русски. Да, задрали эти прибалты. Больше эксцессов не случилось, и всех охранников благополучно затолкали в домик, что стоял рядом с проходной. Там было одно помещение, пришлось их серьезно уплотнить, но им объяснили, что это ненадолго, поэтому роптания не было. В общем, нам в очередной раз удалось сделать дело. Не знаю, как выйдет с отлетом, но пока все идет неплохо. Бойцы Судоплатова спокойно прочесали лагерь, заняли вышки. Из леса нас прикрывают мои ребята.

– Командир, вот списки. У них тут все по номерам, но вроде номера зависят от первой буквы в фамилии.

– Господин обергруппенфюрер, поясните? – обратился я к комиссару, переведя ему слова своего бойца.

– Ваш человек прав, вам нужен какой-то конкретный человек? – слегка удивившись, задал вопрос «обер».

– Да, возможно, что я найду его здесь. Ведь здесь вы держите все национальности?

«Обер» слегка вздрогнул, но ответил:

– Вы наверняка знаете о…

– Комиссарах и евреях? – продолжил я фразу запнувшегося «обера».

– Да. Вы же понимаете…

– Нет, меня интересуют, скажем, грузины. Есть они в вашем лагере?

– Таких разделений не было. Посмотрите по фамилии, может, найдете того, кто вам нужен, – просто ответил комиссар.

Я попросил бойца найти мне букву «Р» и открыл гроссбух. Почему я стал искать именно грузина, думаю, пояснять не стоит. Сколько может быть в этом лагере русских с одинаковыми фамилиями, а уж найдя Вано, остальных я найду быстрее.

Уже пролистывая четвертый лист, я обнаружил того, кого искал.

– Барак четыре дробь два, где это? – повернулся я комиссару.

– По средней линии, отсюда четвертый, – пояснил «обер».

– Хорошо. – И обратившись к бойцу, что помогал мне со списками, продолжил: – Дайте мне человека в сопровождение.

– Я сам с вами и пойду, здесь и без меня справятся.

Вот и пришло, наконец, время найти моих ребят. Не знаю, в каком они состоянии, но очень надеюсь, что все хотя бы живы. Мы с сопровождавшим бойцом вышли из штаба, оставив «обера» под наблюдением двух бойцов, и направились к баракам. Повсюду с самого начала всей возни раздавались крики, гомон. Откуда-то даже угрожали. Щели-то в бараках есть, нас прекрасно видели. Меня пока никто из своих не окликал, но меня и узнать трудно. Я только штору с лица убрал. Весь в лохматом камуфляже, как куча травы хожу, морда раскрашена, так что и неудивительно. Найдя нужный барак, мы остановились. Я кивнул своему сопровождающему, и тот, подойдя к дверям, произнес:

– Товарищи красноармейцы, да, мы захватили лагерь, но в целях избегания давки и паники просим проявить терпение и понимание. Надеюсь, всех прихлебателей и предателей вы уже удавили, и работы нам осталось немного. Сейчас мы откроем ворота, выходите и стройтесь вдоль стены. Всем все ясно? – В бараке была тишина. Голоса там умолкли сразу, как только мы заговорили, поэтому четкий голос одного человека, по-видимому, из командиров, был хорошо слышен:

– Ясно! Товарищи бойцы, прошу соблюдать порядок, вы военнослужащие Красной Армии, и я не буду объяснять известное каждому.

Мы открыли ворота, и спустя пяток секунд из них вышел человек. Сразу было видно, что это бывший командир, выправку не спрячешь.

– Майор Красной Армии Степанов, 312-я стрелковая дивизия. Командир полка, – отчеканил бывший пленный и встал по стойке смирно.

– Вольно, товарищ майор, вы старший по званию в этом бараке?

– Так точно, извините, не знаю вашего имени и звания.

– Майор, имя вам без надобности, стройте людей, товарищ майор, – я заметил, что командир покивал своим мыслям, когда я отказался назвать имя. Понимает.

Через пять минут построение было завершено, а майор докладывал о бойцах. Кто ранен, кто болен. Но я стоял и смотрел на своего «большого» друга. Того, кто не раз спасал мне жизнь.

– Что, так и не поднимешь глаза на своего командира, товарищ старший лейтенант Ревишвили?

– Бывший лейтенант, товарищ командир, – ответила мне гора мышц, но головы не подняла.

– Отставить эти панические настроения, боец. – Меня разрывало нетерпение. – Здравствуй, Вано.

Гора мышц подняла наконец глаза и робко посмотрела на меня.

– Прости, командир… – Но я уже не слушал его, бросился вперед и, насколько смог, обхватил этого бугая. А Вано заплакал.

– Товарищ командир… – начал было Вано, когда мы отошли на несколько метров от строя.

– Вано, ты чего, забыл, как меня зовут? Меня, которого ты столько раз вытаскивал на себе из самой глухой задницы? Все доклады потом, как ты и где парни, вот главное.

– Всех видел здесь. Нас раскидали по разным баракам. На работах иногда встречались. Сам нормально.

– Есть хочешь? – спросил я у друга.

– Неплохо бы. Эти не больно желали нас кормить, – указал Вано в сторону штаба.

Я отдал приказ начинать строить всех заключенных у бараков. Назвал фамилии своих друзей и попросил, чтобы их привели во фрицевскую столовую. Остальных тоже будем кормить, конечно, этим займутся бывшие пленные командиры.

– Пойдем, парней найдут и приведут к нам. Поговорим позже.

– Как ты нас нашел, Серега?

– Стечение обстоятельств. Удачное расположение звезд на высоких погонах… Шучу.

– Да, не хватало нам твоих шуток. И вообще, без тебя…

– Толя дошел, – прервав Вано, проговорил я.

– Как это, опять шутишь? – Вано застыл с поднятой ногой и вытаращил глаза. – Он же пулю в голову получил?

– Вот тебе и как! Сколько он полз, никто не знает, но вернулся, и это главное. В госпитале без сознания три месяца. Очень тяжелый. Когда приходил в себя, один раз буквально на минуту, пробормотал, что вы в плену, дальше стали судоплатовские землю рыть. Когда сюда выдвигались, врачи сказали, вытянут Круглова назад. Обещали.

– Вот это да. Никогда бы не поверил, если бы кто-то другой сказал.

– Как остальные? – спросил я у друга, когда мы расположились в столовой.

– Ты про Деда? – Вано меня понял.

– Да.

– В порядке, насколько это можно в плену.

– Да забей ты. Все уже, кончился плен, – встряхнул я друга, увидев, что его гнетет пребывание в плену.

– Так ведь еще разбирательства предстоят, – заметил Вано. Взгляд у него совсем потухший, но ничего – зажжем.

– С вами будет проще, обещаю. – Я и правда так думал.

– Ты сам-то как, где мой казахский друг? Опять где-то по округе ползает? – этого вопроса я ждал и очень волновался. Тяжело вздохнув, встал из-за стола и, открыв взятую у фрицев бутылку, кстати, коньяка, начал скручивать пробку.

– Вот значит как, – с горечью и болью прошептал Вано одними губами. Я разлил в два стакана по чуть-чуть темной жидкости и поставил бутылку на стол. – А я уж понадеялся, что вся наша группа соберется. Как в сорок первом.

– Погиб наш друг, Вано, героем был и погиб как герой. Меня спас, а сам… Давай потом, тяжко все это вспоминать. – Мы стоя выпили, и Вано вдруг уставился на меня.

– Ты же не пьешь, командир? – удивленно воскликнул грузин. ...