Все права на текст принадлежат автору: Марина Крамер.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Требуется влюбленное сердцеМарина Крамер

Марина Крамер Требуется влюбленное сердце

Часть 1 Елена

Все хотят быть услышанными, но никто не хочет слушать.

Анхель де Куатье
– Суд приговорил…

Она ничего больше не слышала. Зажала уши, зажмурила глаза. Она до сих пор не могла поверить, что все это происходит с ней, а человек за решеткой на скамье подсудимых – ее муж. Любимый Витя, с которым они счастливо прожили в браке семь лет.

Ее толкнули в бок – мама. Она открыла глаза и увидела, как дрожат губы матери. Та комкала в руке платок и подносила его к глазам.

– Сколько? – хрипло прошептала она, заметив, что судья уже скрывается за дверью.

– Семь, – всхлипнула мама.

Не в силах осознать, много это или мало, она перевела взгляд туда, где полицейский уже застегивал наручники на запястьях мужа.

Виктор спокойно встал и вышел, даже не обернувшись.

Он ее не простил.


Лена Крошина открыла глаза и несколько минут бессмысленно смотрела в потолок. «Завидую людям, в жизни которых нет будильников, начальников и понедельников». Она с ужасом представила, как сейчас будет выбираться из-под одеяла. Отопление давно отключили, а природа вдруг решила пошутить и отреагировала на это пронизывающим ветром, минусовой температурой и даже снегопадом, внезапно завалившим весь город белыми сугробами так, что было ощущение вернувшейся зимы. И это – в мае.

– Зря я все-таки убрала теплые вещи, – пробормотала Лена, с опаской вытаскивая из-под одеяла ногу и нашаривая тапочки.

Кутаясь на ходу в теплый банный халат, она прошла в кухню и включила плиту, надеясь, что, пока варится кофе, в помещении станет хоть немного теплее. Даже сока ей сегодня не хотелось, хотя она уже давно привыкла начинать день со стакана свежевыжатого напитка. Но сама мысль о том, что придется открыть холодильник и вынуть оттуда холодные яблоки и груши, сейчас казалась мучительной.

– Какого черта я вообще их вчера в холодильник засунула? – пробурчала Лена, наблюдая за медленно поднимающейся над джезвой коричневой пенкой. – Какого черта я вообще делаю все не так, как нормальные люди, а?

Под «нормальными людьми» следователь Елена Денисовна Крошина понимала всех, кто умел организовать свой быт таким образом, чтобы столь банальная вещь, как завтрак, не вызывала приступов злости и раздражения. Ей никак не давалось это простое искусство, и во многом, видимо, потому, что Лена слишком поздно стала жить самостоятельно. Дожив до тридцати пяти лет, она наконец-то решилась уйти из родительского дома и начать собственную жизнь, и это оказалось весьма непросто, особенно когда прошла эйфория первых недель.

«Я совершенно не адаптирована социально, и этот факт дошел до меня только теперь, на четвертом десятке, – думала Лена, снова забравшись в постель, но уже с чашкой кофе. – Конечно, мама хотела облегчить мне жизнь, а потому особенно не донимала уборкой, стиркой, готовкой. Такое впечатление, что она заранее знала: замуж я не выйду, а потому и не считала нужным приучать меня делать это регулярно».

Лена снова и снова думала о маме – единственном родном человеке, отношения с которым, увы, испортились окончательно после гибели отца. Вроде бы они и поговорили, и выяснили все неясности, и мама даже попросила прощения за то, что пыталась скрыть от дочери правду, но что-то сломалось. Дежурные телефонные звонки – не более того. Мать даже ни разу не побывала у нее в гостях, в этой довольно уютной съемной квартирке, где Лена училась самостоятельно вести хозяйство. Конечно, она лукавила, когда говорила о том, что ничего не умеет: и с готовкой, и с уборкой, и со стиркой, и даже с мытьем окон она прекрасно справлялась, разве что делала это без желания и без особой выдумки, считая все эти занятия не более чем нудной рутиной. И теперь ей очень хотелось показать матери, что, живя самостоятельно, она вполне может справиться с домашними делами и совмещать это со своей непростой работой в прокуратуре. Но Наталья Ивановна проигнорировала все приглашения, и Лена в конце концов перестала звать ее в гости. За год можно привыкнуть ко всему, в том числе и к такому неприкрытому игнору.

Экран мобильного загорелся, и Лена тяжело вздохнула – хоть бы для разнообразия приехать на работу не по вызову. Звонил молодой оперативник Саша Левченко.

– Елена Денисовна, доброе утро. На адрес подъезжайте сразу, хорошо?

– Диктуйте, – дотягиваясь до ежедневника, сказала Лена и записала название улицы. – Это где же?

– Северная окраина, не заблудитесь – рядом торговый центр.

– Понятно. А что там?

– Убийство.

– Ладно, Саша, спасибо, я скоро буду.

Через полчаса, забыв о холоде, снеге и прочих неприятностях, она ехала на северную окраину города.


– Что, дорогуша, у нас смертоубивство, – вздохнул эксперт Никитин, стоило Лене войти в небольшую квартиру. – Молодой человек в спальне.

– Господи, опять в спальне, – вздохнула она. – Что их всех туда тянет?

– А тебе есть разница, где хладное тело осматривать?

– Мне? Никакой.

– Так и не стой в дверях, проходи. Хозяйки еще нет, но скоро привезут, поехали за ней. Она на даче неделю живет. – Никитин рукой указал направление, и Лена пошла по узкому темноватому коридору, на ходу бегло оглядывая трехкомнатную квартиру, насколько это было возможно.

В небольшой комнате, напоминавшей скорее детскую, на полу возле узкой кровати лицом вниз лежал довольно крупный мужчина в сером спортивном костюме. Под правым боком светлый ковер был залит кровью, а на серой кофте виднелось небольшое отверстие в области поясницы, тоже выпачканное в крови. Никитин присел на корточки и пальцем, затянутым резиной перчатки, ткнул в это отверстие:

– Видишь? Удар сзади острым предметом в поясничную область. Такое ощущение, что рост убийцы не позволял ударить выше.

– Почему? – тоже присев рядом с телом, не согласилась Лена. – В мягкие ткани сзади бить удобнее, чем, скажем, между ребер. А орудие убийства, конечно, не нашли?

– На сей раз нет. Какой-то странный убивец попался – никакой заботы об эксперте и следователе. Вот как теперь искать, а? – притворно вздохнул Никитин.

Лена, работая с ним первые годы, никак не могла привыкнуть к юмору, с которым Никитин подходил к осмотру места происшествия, ей казалось, что все эти «убивцы» и производные от них, вся эта ирония в адрес подозреваемых просто неуместны. Однако со временем она поняла, что таким образом Никитин сбрасывает эмоциональное напряжение и немного разряжает обстановку, совершенно не преследуя цель задеть или оскорбить кого-то.

– А на что примерно может быть похоже? – рассматривая круглое отверстие с ровными краями, спросила Лена.

– Да на что угодно. Шило, заточка, мало ли…

– На шило не похоже, слишком мужик огромный, а там насквозь, – подал голос стоявший все это время у окна оперативник Андрей Паровозников.

Лена промолчала – они практически не общались уже около пяти месяцев, и вот теперь впервые за это время столкнулись на месте происшествия. «Как все-таки неосмотрительно было заводить роман на работе», – подумала она, досадуя, что придется сталкиваться с Андреем чаще, чем ей хотелось бы. Роман был недолгим, всего около трех с небольшим месяцев, но Лена до сих пор чувствовала свою вину за этот разрыв. Андрей очень старался не сталкиваться с ней, но, к сожалению, это оказалось невозможным, и вот они снова работают по одному делу.

– Ладно, позже будет понятно. – Она поднялась. – Что известно об убитом?

– Полосин Алексей Витальевич, одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года рождения, проживает по адресу… – начал Андрей, заглядывая в документы, которые держал в руке. – Ага, клиент не местный, прописан в Москве.

– Может, по работе приехал, – буркнул Никитин, осторожно переворачивая труп на спину. – Симпатичный, – констатировал он, взглянув в лицо убитого.

Лена не стала спорить:

– Да уж, с такой внешностью наверняка отбоя от женщин не было.

– Типичный цыган, – пожал плечами Паровозников.

– Девочки чернявых любят, – поддел кудрявого блондина Паровозникова Никитин. – Говорят, они так и пышут страстью.

– Прекратите, а? – попросила Лена. – Андрей, продолжай.

– А больше ничего. В кармане брюк был посадочный талон на вчерашний утренний рейс из Москвы, бумажник. В бумажнике – листок с адресом. Больше ничего, – повторил Андрей.

– Да, не густо. А квартира кому принадлежит?

– Квартира принадлежит Брусиловой Ольге Михайловне, одна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения.

– Может, родственница?

– Может. Ребята соседей опрашивают. Собственно, соседи-то наряд и вызвали – пошел кто-то с собакой гулять, а та у дверей квартиры села и завыла. Хозяин испугался, дверь-то приоткрыта была. Вызвал на всякий случай полицию, а здесь труп, – объяснил Паровозников, не глядя на Лену. – За хозяйкой поехали, она уже неделю живет на даче в Люсиновке.

– Это минут сорок на электричке?

– На машине быстрее будет, если только в пробках не стоять.

Лена сделала пометки в блокноте и пошла в соседнюю комнату. Она оказалась чуть больше, там стояла двуспальная кровать, застеленная покрывалом, сшитым из лоскутков разного цвета, на стене укреплен телевизор, на окне – белый пластиковый ящик, в котором росли кактусы разных форм и размеров. У противоположной окну стены стоял белый платяной шкаф и комод, на котором Лена увидела рамки с фотографиями. Она подошла ближе. В той, что была побольше, стояла фотография красивой девушки с длинными прямыми волосами такого белого цвета, что Лена даже усомнилась в их натуральности. В рамке поменьше – фотография, на которой та же девушка была снята в обнимку с мужчиной старше ее, а рядом – девочка лет тринадцати, очень на него похожая. Лицо девушки показалось Лене знакомым, но, сколько она ни напрягала память, так и не смогла вспомнить ничего, кроме того, что это лицо она совершенно точно видела на экране телевизора. «Может, ведущая какая-то местная, – подумала она, переведя взгляд на семейное фото. – А вот девочка слишком взрослая для дочери».

– Знакомое лицо, – раздалось за спиной, и Лена от неожиданности вздрогнула:

– Ты не мог бы не подкрадываться?

Андрей ответил спокойно, по-прежнему глядя только на фотографии:

– Я не подкрадывался. Но лицо очень знакомое. Погоди-ка. Брусилова… – Он на секунду нахмурился. – Точно! Лет восемь назад в конкурсе красоты победила девушка с такой фамилией.

– Восемь лет назад? И ты помнишь фамилию? – с сомнением протянула Лена.

– Помню. У меня приятель работал в отделении тогда еще милиции по этому району, он рассказывал, что к этой Брусиловой после конкурса какой-то маньяк прицепился, преследовал всячески, а однажды поджег дверь квартиры, и жильцы чуть не задохнулись.

– Чем закончилось?

– Вот этого не знаю. Если интересуешься, могу позвонить Кольке, он расскажет, если вспомнит. Он давно уже из полиции уволился.

– Пока нужды нет, но ты имей в виду на всякий случай, вдруг что…

– Не думаю, что труп в соседней комнате – тот самый маньяк.

– Я тоже не думаю, но мало ли.

Повисла неловкая пауза. Лена почти физически ощущала, каких усилий стоит Андрею говорить этим ровным, отстраненным тоном, как он пересиливает себя, находясь с ней в одной комнате и сознавая перспективу видеться едва ли не каждый день в связи с работой по новому делу. До сих пор им удавалось избегать подобного.

– Если хочешь, я попрошу, чтобы тебя кто-то заменил, – сказала она, но Андрей равнодушно пожал плечами:

– Мне все равно, делай так, как тебе удобно.

Лена сочла за благо выйти и направиться в довольно просторную по сравнению с двумя остальными комнатами гостиную. Самая светлая комната в квартире выходила окном на южную сторону, через легкие шторы пробивались вдруг появившиеся на пасмурном небе солнечные лучи, а вся обстановка здесь казалась такой умиротворяющей, что Лена немного успокоилась. Ничего дорогого или супермодного в этой комнате не было, разве что неплохой телевизор на низкой тумбе, зато на небольшом столике в углу у окна обнаружилась большая корзинка, из которой торчали вязальные спицы, а рядом с придвинутым к столику креслом стояли большие пяльцы на подставке с натянутой канвой и почти законченной вышивкой. Лена подошла ближе и увидела раскинувшееся на канве пшеничное поле в закатных лучах. Картина была выполнена настолько правдоподобно, что на секунду даже показалось, что она ощущает чуть дурманящий запах колосков.

– Елена Денисовна, там хозяйку привезли, – сказал из коридора лейтенант Саша Левченко, второй оперативник, работающий по делу.

– Хорошо, мы с ней в кухне пообщаемся.

Лена вышла в коридор и увидела невысокую худощавую женщину лет шестидесяти. Голова ее была повязана ярким шелковым шарфом, гармонировавшим с простой футболкой и голубым джинсовым костюмом. Было видно, что женщина ухаживает за собой и старается держаться в форме.

– Добрый день. Я старший следователь прокуратуры Крошина Елена Денисовна, – представилась Лена.

– Ольга Михайловна Брусилова, – мягким голосом ответила женщина. – Простите, я ничего не поняла из объяснений вашего сотрудника. Что случилось?

– В вашей квартире обнаружен труп мужчины.

Брусилова чуть покачнулась и схватилась рукой за дверной косяк.

– Вам плохо? Саша, принесите, пожалуйста, воды, – попросила Лена, но хозяйка уже взяла себя в руки:

– Нет-нет, не нужно. Это как-то неожиданно.

– Понимаю. Давайте сядем в кухне и поговорим.

– Проходите, пожалуйста, – Брусилова пропустила Лену впереди себя и уже в кухне каким-то отработанным жестом включила чайник, но тут же испугалась: – Ой, извините, а это можно?

– Да, здесь уже закончили, но, к сожалению, времени на чай нет. Скажите, Ольга Михайловна, – начала Лена, устраиваясь за небольшим столом и открывая блокнот, – вам знаком Полосин Алексей Витальевич?

– Впервые слышу, – совершенно спокойно отозвалась хозяйка.

– Вы проживаете в этой квартире одна?

– Да, я живу одна. Дочь замужем и живет с семьей отдельно.

– У нее есть ключи от вашей квартиры?

– Конечно. Но я не понимаю…

– А у кого-то еще? Знаете, некоторые соседям отдают комплект, если уезжают надолго, у вас, я вижу, много цветов, их ведь нужно поливать?

– Нет, что вы, зачем же соседям… Даша приезжает, когда меня нет.

– Как вы думаете, ваша дочь… – Лена старалась выбирать слова, чтобы не обидеть эту приятную женщину, но проверить пришедшую в голову мысль была обязана. – Словом, ваша дочь не могла использовать вашу квартиру для, скажем так, встреч с мужчинами?

Лицо Брусиловой, как и ожидала Лена, вспыхнуло, она вытянулась на стуле, сделавшись прямой, как натянутая струна, и гневно спросила:

– Вы что себе позволяете? Моя дочь – замужняя женщина, у нее дочь-подросток и прекрасный муж!

– Я понимаю, Ольга Михайловна, и никак не хотела задеть вас или вашу дочь, но я обязана задать этот вопрос. Судите сами: ключи от квартиры есть у вас и вашей дочери, следов взлома на дверном замке нет, а в квартире – труп неизвестного вам мужчины. Разве не напрашивается… – но Брусилова перебила:

– Нет, не напрашивается! Почему вы решили, что это Даша привела мужчину в мою квартиру?

– А что я должна была решить?

– Господи, если женщина красива, то она непременно развратна? – Брусилова нервно встала с табуретки, прошла к окну, поправила занавеску, передвинула горшок с ярко-розовой бегонией. – Откуда взялся этот ужасный стереотип? Да, она была королевой красоты восемь лет назад, ну и что? Даша – порядочная девушка, такой была и такой осталась даже после конкурса! У нее хорошая семья, достойный, уважаемый супруг!

– Ольга Михайловна, пожалуйста, успокойтесь, – попросила Лена, отметив про себя, что Андрей оказался прав и дочь хозяйки действительно победила в каком-то конкурсе. – Я же никого не обвиняю, я спросила ваше мнение. И услышала его – нет так нет.

– Мне как матери было оскорбительно слышать это.

– Я уже сказала, что не ставила перед собой цель обидеть вас или вашу дочь, но моя работа – задавать вопросы, чтобы найти убийцу, и вопросы эти не всегда нравятся и мне самой, и тем, кому адресованы. Это бывает. Но давайте все же отбросим эмоции и постараемся помочь друг другу, чтобы убийца этого несчастного человека в спальне не ушел от ответственности, – устало произнесла Лена, чувствуя себя какой-то заводной игрушкой, внутри которой играет вот эта заезженная пластинка. – Как вы думаете, ваша дочь все-таки не могла быть знакома с Алексеем Полосиным?

– Не знаю. Думаю, не могла.

– Хорошо, это я постараюсь выяснить у нее лично.

Лена поняла, что хозяйка квартиры разозлилась и больше ничего не скажет. Да и труп в квартире – не лучший повод для хорошего настроения. Задав еще несколько вопросов, Лена попросила адрес и телефон дочери. Ольга Михайловна продиктовала номер и немного нервно спросила:

– А когда из спальни уберут… это?

– Эксперт закончит работу, и тело увезут в морг, думаю, еще минут десять-пятнадцать.

– И сразу можно будет убрать?

– Да, конечно. Извините за разгром, но такова специфика работы.

– Ничего. – Хозяйка махнула рукой. – Вы на меня внимания не обращайте, это стресс.

– Понимаю, Ольга Михайловна, все это крайне неприятно. Если возникнут какие-нибудь вопросы, я вызову вас повесткой.

– Да ради бога. – Она повернулась и вышла из кухни, а Лена, сделав еще пару пометок в блокноте, вынула телефон, чтобы посмотреть пропущенные звонки.

Но их не было. Отношения с матерью натянулись до предела в тот момент, когда Лена, расследуя в прошлом году двойное убийство в доме меценатки Стрелковой, обнаружила связь своего отца с убитым теневым воротилой. Денис Васильевич Крошин не смог пережить открытую дочерью правду и покончил с собой, а мать так и не перестала винить Лену в том, что она не отказалась от дела и довела его до конца. Лену глодала обида на то, что мать скрывала от нее правду, пыталась до последнего выгородить отца и отрицала очевидные факты. Кроме того, мать довольно скептически отнеслась к ее тогдашней связи с Андреем Паровозниковым, равно как до этого критиковала роман с фотографом Кольцовым. Если бы она узнала, что дочь снова думает о Никите и из-за него рассталась с Андреем, она вообще перестала бы ее уважать.

Но Лена ничего не могла поделать со своими чувствами. Порвав год назад с Никитой, она надеялась, что сумеет забыть о нем, окунувшись в отношения с Андреем, но вышло только хуже. Андрей, как ни старался, не смог вытеснить Никиту из ее души и сердца. Она невольно сравнивала их, и почему-то это сравнение никогда не решалось в пользу Андрея, хотя тот, казалось, в лепешку расшибался, чтобы сделать Лену счастливой. Но нет – холодный, эгоистичный, самовлюбленный Кольцов был для нее желаннее и привлекательнее. Она сама не понимала, почему ей так нравится быть с ним, хоть и чувствовать себя при этом униженной. Никита никогда не ставил ее интересы выше или хотя бы вровень со своими, никогда не давал понять, что она нужна ему, – но Лена тянулась за ним, а Андрей, предвосхищавший любую ее прихоть, только раздражал.

Поговорить об этом было не с кем – единственная подруга Юлька Воронкова, актриса местного театра, получила приглашение сниматься в сериале и вот уже год как уехала в Москву. К тому же Лена прекрасно знала, что скажет Юлька, когда узнает, что она сделала, расставшись в Паровозниковым…

– Елена Денисовна, мы закончили, – вывел ее из раздумий голос Левченко.

– Что? Да, хорошо, – Лена прошла в гостиную, где неподвижно сидела хозяйка квартиры: – Ольга Михайловна, мы закончили осмотр, тело сейчас заберут.

– Вите лучше звонить вечером, днем у него много работы, он старается не отвлекаться на телефонные разговоры. А Даше – в любое время.

– А кем работает ваша дочь?

– У нее небольшое модельное агентство, знаете – для ребятишек. Даша организовала его два года назад, с удовольствием занимается этим.

– А ее собственная дочь в этом участвует? Обычно девочки стараются повторять что-то за мамами.

– Нет, Олеся у нас художница, ей все эти модельные штучки совершенно неинтересны. Кроме того, она приемная дочь Даши.

«Тогда понятно, почему мне показалось, что девочка слегка великовата для такой молодой мамы», – вспомнив фотографию на комоде, поняла Лена.

– Олеся – дочь Дашиного супруга?

– Да, от первого брака. Ее мать погибла, и Виктор воспитывал ее один. Она очень хорошая девочка и очень талантливая. Вот, посмотрите. – Ольга Михайловна поднялась и подошла к стене, на которой висела картина, точь-в-точь повторявшая рисунок натянутой на пяльцы вышивки – пшеничное поле в закатных лучах.

– Надо же, – протянула Лена. – Как живое все.

– Да, так все говорят. Я даже решила в вышивке повторить, но, кажется, у Олеси все-таки лучше вышло. Это она прошлым летом в деревне с натуры рисовала, а в позапрошлом году Виктор ее во Францию отправлял, в какую-то художественную школу, так она потом сплошь лаванду выписывала.

– Действительно, очень талантливо. Все, у меня пока больше нет вопросов. – Лена услышала, как в коридоре загалдели покидающие квартиру эксперты и бригада из морга, которая забирала труп Полосина. – Если что – я вас вызову, – повторила она.

– Конечно, – тяжело вздохнула хозяйка квартиры. – А мне можно уехать? На дачу? Понимаете, вряд ли я смогу. Словом…

– Да, конечно, – догадалась Лена. – Вы можете уехать, но очень прошу вас быть на связи.

– Конечно! – с облегчением повторила Брусилова. – А то, знаете, как-то жутко в квартире теперь. Наверное, потом привыкну, но пока…

– Я понимаю. Всего хорошего, Ольга Михайловна, – попрощалась Лена и вышла на площадку.


Андрей и Левченко курили на улице, Никитин о чем-то разговаривал с шофером «дежурки». Лена с огорчением заметила, что ее машину подпер какой-то нахал на «Ауди», и теперь придется ждать, когда он соизволит выйти и перегнать машину, или долбить ногой по колесам, чтобы хозяин услышал сигнализацию.

– Что, Леночка, запер тебя какой-то балбес? – оторвавшись от беседы, сочувственно спросил Никитин.

– А ничего, мы его сейчас побеспокоим. – Паровозников приблизился к машине и пнул колесо.

Сигнализация завыла, и через пару минут с балкона на пятом этаже раздался рев, почти ее перекрывший:

– Какого хрена? Сейчас выйду – ноги вырву!

– Только поскорее, мы опаздываем! – рявкнул в ответ Андрей.

– Ах ты, – не удержался владелец «Ауди». – Я спускаюсь.

– Иди-иди, – пробормотал Андрей. – Заодно и штраф огребешь.

Когда через пару минут из подъезда показался красный от злости мужик в спортивном костюме, Андрей вынул удостоверение и направился ему навстречу. Автовладелец, не вглядываясь в надписи, мгновенно оценил красные «корочки», и прыти у него сразу поубавилось:

– Так я это, думал – пацаны балуются, то-се.

– Не в пацанах дело. Хамить не надо и парковаться вот так тоже. – Андрей кивнул на заблокированную Ленину машину и убрал удостоверение.

– Извините, ради бога, я ж не знал… – пыхтел мужик, с трудом вытягивая из кармана брюк ключи. – Вижу – машина не наша, не дворовая… и, главное дело, второй раз за два дня чужая тачка на моем месте паркуется!

– Второй раз за два дня? – почему-то насторожилась Лена. – А у вас тут что – у каждого свое место?

– А как же! Мы давно всем двором собрались и решили, кто где машины паркует. Уж года полтора никаких проблем, а тут как саранча просто. И все на мое место, главное дело!

– Погодите. Допустим, во дворе не так много автовладельцев. Но как быть тем, кто приехал по делу, допустим?

– А вон там видите площадочку? – мужик указал рукой в сторону трансформаторной будки, одиноко притулившейся у самого выезда из двора. – Вот там у нас гости и паркуются, все жильцы это знают. Исключение только для спецмашин всяких – тут уж не покомандуешь, а с гостями-то можно договориться.

– А что за машина вчера была, не помните? – Лена пока не понимала, с чего вдруг вцепилась в эту машину, но чутье подсказывало, что лучше спросить – вдруг пригодится?

– Как не помнить? Я же у окна караулил, когда уезжать будет, чтобы свою машину на место с гостевой перегнать. Но, видать, отвлекся: выглядываю, а уже и нет никого. «Фольксваген» это был, синий.

– А модель?

– Кажется, «Гольф», – почесав затылок, ответил мужик. – Да, точно, «Гольф» синего цвета. Номер вот не помню, просто не посмотрел, без надобности было.

– Спасибо, – сказала Лена, игнорируя удивленный взгляд Паровозникова. – А теперь, будьте так любезны, отгоните машину, чтобы я могла выехать, и впредь не паркуйтесь таким образом.

– Да-да, я мигом. Извините, я же не знал.

Пока водитель пыхтел, усаживаясь за руль, Лена подозвала Сашу Левченко и попросила проверить, не попала ли вчерашняя машина в объектив камеры, установленной на углу дома.

– Думаете, это как-то связано? – спросил Саша, записывая в блокнот цвет и марку автомобиля.

– Пока не знаю. Но давай проверим – мало ли что.

Левченко отошел к «дежурке», а Лена вдруг подумала, что раньше поручила бы эту работу Андрею и могла быть уверена, что не придется напоминать и контролировать, а сейчас это стало неудобным. Вроде как служебная необходимость – но просить о ней бывшего любовника кажется неправильным. «Определенно, это была плохая идея – начать с ним встречаться, – снова с досадой думала Лена, садясь за руль. – Нельзя от одиночества совершать необдуманные поступки, нельзя ставить под угрозу работу только потому, что тебе мучительно возвращаться в пустую квартиру и знать, что не с кем провести вечер. Странно только, что Андрей, у которого женщин было предостаточно, до сих пор обижен на меня. Может, он привык рвать отношения первым, а тут я его опередила? Я, от которой он точно не ожидал подобного?»


Сидя за столом в кабинете, Лена привычно чертила схему, которая помогала ей сосредоточиться и разложить по полочкам информацию о фигурантах дела. Она не смогла дозвониться Дарье Брусиловой-Жильцовой, ее телефон был выключен, и Лена то и дело бросала взгляд на дисплей своего мобильного в ожидании сообщения о том, что абонент появился в сети. Через пару часов появился Паровозников, молча положил перед ней на стол какие-то бумаги и вышел, плотно закрыв за собой дверь. Лена вздохнула – действительно, тяжело будет работать в такой обстановке, когда Андрей с трудом сдерживает обиду. Она раньше не думала, что он такой ранимый, но глубоко в душе его понимала и даже оправдывала. Она поступила с ним жестоко, более того – она нанесла ему глубокую душевную рану, и вообще удивительно, что Андрей хоть как-то разговаривает с ней.

Лена хорошо помнила тот день, когда приняла решение расстаться с ним. Они прожили вместе почти четыре месяца, собирались праздновать Новый год, строили планы – и вдруг однажды Лена проснулась среди ночи оттого, что увидела во сне лицо Никиты Кольцова. Оно показалось ей вдруг таким родным, что внутри защемило. «Как я могла, зачем мы вообще расстались? Я же не могу без него жить, – подумала она и, переведя взгляд на спящего рядом Андрея, содрогнулась от накатившего отчуждения. – Что он делает здесь? Зачем?»

До утра она просидела в кухне, обняв руками колени, и проплакала, не зная, какое решение принять. Не хотелось обижать ни в чем не повинного Андрея, но и обманывать себя тоже было невыносимо. Когда Паровозников, зевая и потягиваясь, появился в дверном проеме, Лена, набравшись смелости, посмотрела ему в глаза и проговорила:

– Андрей, мы должны расстаться.

Он еще не совсем проснулся, а потому не сразу понял, о чем она говорит:

– Это ты к чему?

– Ты ведь слышал. Мы должны расстаться, мы не можем больше жить вместе.

Андрей вытянул из-под стола табуретку, сел и уставился на Лену:

– Так-так, а подробнее? Что случилось?

– Я не могу больше обманывать себя. Я не люблю тебя, Андрюша, и не хочу затягивать это все дальше. Прости.

Андрей потрясенно молчал. Он никак не мог взять в толк, что же случилось. Еще вчера они живо обсуждали предстоящую новогоднюю ночь, а теперь Лена произносит эти слова и, похоже, верит в то, что говорит.

– Что я сделал не так? – спросил он охрипшим от волнения голосом.

– Ты здесь ни при чем, Андрюша. – Лена виновато опустила голову. – Ты чудесный, настоящий, очень хороший… просто не мой. И было бы жестоко…

Андрей перевел взгляд на подоконник и увидел там вчерашнюю газету, с разворота которой смотрело лицо Кольцова. Фотография иллюстрировала статью о большой фотовыставке, которую он организовывал в преддверии Нового года.

– Вот в чем дело, – тихо протянул он. – Вернее, вот в ком.

Лена не сразу поняла, что он имеет в виду, а когда обернулась и увидела газету, то в ее голове все сразу встало на места. Именно статья и фотография перевернули в ней все, что она успела построить за три с небольшим месяца, взбаламутили сумевшую успокоиться душу, и услужливое подсознание тут же подсунуло ей сон о Кольцове.

– Андрей…

– Ленка, ты это серьезно? – Он встал, обошел стол и взял Лену за плечи. – Скажи, ты серьезно рвешь со мной из-за него?

Лена опустила глаза и промолчала, но ему уже не нужно было слов. Он выпустил ее и ушел из кухни, а через час входная дверь за ним захлопнулась. Выйдя в прихожую, Лена увидела на тумбе под зеркалом связку ключей, которую дала Андрею в тот день, когда он перебрался жить к ней.

Лена съехала по стене вниз, обхватила колени руками и заплакала. Ощущение оказалось кошмарным – она успела привыкнуть к Андрею, и теперь чувствовала, как от сердца оторвали кусок. Но и кривить душой больше тоже не могла: Андрей один не останется, у него всегда было полно поклонниц, и рано или поздно в его жизни появится та самая женщина, которая даст ему любовь. «Но что же делать мне? – тоскливо думала Лена. – Юлька не поняла бы, ей никогда не нравился Никита и всегда нравился Андрей. Но почему я должна соответствовать Юлькиным вкусам? Это моя жизнь, я буду проживать ее так, как считаю правильным».

Принять решение оказалось довольно просто, но вот осуществить…

Два дня Лена настраивалась на поездку и разговор и наконец решилась. Она ждала Никиту у крыльца института, где он преподавал. Шел снег, стояла тихая безветренная погода, легкий морозец пощипывал лицо, кроме того, Лена забыла перчатки в машине, а возвращаться за ними не стала, побоявшись пропустить Кольцова. Руки окоченели, она пыталась прятать их в рукавах шубы, но они все равно продолжали мерзнуть. Когда Кольцов в распахнутой куртке появился на крыльце, Лена еле смогла сделать шаг ему навстречу. Никита удивленно остановился, словно не узнал ее:

– Лена? Что ты тут делаешь?

– Тебя… жду… – выдавила она замерзшими губами.

– Зачем?

– Поговорить…

– Нам не о чем говорить. Больше ничего не будет, неужели ты не поняла? Уходи.

Кольцов повернулся и быстрыми шагами направился к трамвайной остановке, на ходу застегивая куртку и наматывая на шею длинный серый шарф.

Лена так и осталась стоять у крыльца, не в силах поверить в то, что он отшвырнул ее. Она чувствовала, как в груди разорвался огромный ком, состоявший сплошь из боли, и эта боль затопила ее до самой макушки так, что стало невыносимо дышать. «Я сойду с ума, – с тоской подумала Лена. – И это уже не фигура речи, я действительно сейчас сойду с ума».

Внезапно осознав, что сама она со всем этим не справится, Лена усилием воли заставила себя дойти до машины, завести ее, включить печку и, пока салон медленно прогревался, найти в телефоне номер психиатра, к которому обращалась мать после самоубийства отца.

– Здравствуйте, Марк Семенович, это Лена Крошина, дочь Натальи Ивановны.

– А-а, Леночка из прокуратуры? Помню-помню, чем обязан?

– Вы… я… – Лена запнулась, не в силах произнести «мне нужна ваша помощь», но психиатр был человеком опытным:

– У вас какая-то проблема? Если нужно поговорить, приезжайте прямо сейчас, у меня свободны два часа до следующего пациента.

И Лена поехала к врачу.

Остаток декабря она горстями пила назначенные Марком Семеновичем препараты, боялась приходить в пустую квартиру, боялась спать, не могла есть. В этих условиях она еще и на работу ходила, так как стеснялась принести потом больничный лист, подписанный психиатром. На работе, как ни странно, становилось полегче – Лена заканчивала несколько дел, приходилось держать себя в руках и сосредоточиваться на разных мелочах, что заставляло отогнать все мешающие этому мысли. Но вечером она возвращалась домой, и там на нее снова обрушивались воспоминания, а в ушах звучало единственное слово, произносимое голосом Кольцова: «Уходи… уходи… уходи…» – как заезженная пластинка. Лена хватала косметичку, вытряхивала из нее упаковки с таблетками и принимала необходимую дозу, чтобы хоть как-то заглушить этот голос.

Новый год она собиралась встречать в одиночестве, забившись в кресло с чашкой какао и коробкой конфет – спиртного ей было нельзя. И когда она уже собралась ложиться спать, не дожидаясь боя курантов и одурев от бесконечного мелькания одних и тех же лиц на всех телевизионных каналах, в дверь позвонили. Лена не представляла, кто бы это мог быть, но почему-то решила, что это Андрей, и пошла открывать. Но на пороге стоял Никита. Онемев, Лена шагнула назад, и Кольцов счел это приглашением войти.

– Я тут убирался, нашел у себя. – Он полез в карман и вынул ее резинку для волос. – Не люблю, когда женщины оставляют в моей квартире следы пребывания.

Лена разрыдалась. Опешивший Кольцов слегка обнял ее, пытаясь успокоить:

– Почему ты всегда так бурно реагируешь? Это всего лишь резинка, я решил, что тебе она может быть нужна. Не плачь.

– Не плачь? – Лена вырывалась из его объятий. – Нет, я буду плакать, потому что мне этого хочется! Буду! Ты меня до психушки довел, я таблетки горстями пью! Я сумасшедшая, тебе понятно? Хочешь, справку покажу? И ты в этом виноват! Резинку он принес! Просто выброси ее, понятно?

Никита вдруг резко поднял руку и врезал Лене такую пощечину, что она на секунду оглохла и ослепла, и тут же притянул к себе, прижал, уткнулся в волосы:

– Прости, это было необходимо. Успокойся. Ладно, если все так, я могу остаться у тебя? Ты ведь одна?

Лена беспомощно закивала. Не выпуская ее, Никита сбросил куртку и ботинки и увлек Лену за собой в комнату.

– Ты даже елку не поставила? – удивился он, оглядев просторную комнату съемной квартиры. – Так не годится. Надо держать себя в руках, ты ведь следователь, где твоя сила воли?

«Ты меня растоптал, убил – о какой силе воли вообще можно говорить?» – Лена не смогла произнести этого вслух, и, наверное, это было к лучшему.

– Даже шампанского нет у тебя? – продолжал Кольцов.

– Мне пока нельзя спиртное, – кивнув на тумбочку у кровати, выдавила Лена, и Никита, переведя взгляд, увидел прозрачную косметичку с таблетками.

– Что ж, обойдемся тогда какао, – согласился Кольцов.

Он остался у Лены на всю ночь, и с тех пор вот уже пять месяцев они снова встречались. Но в их отношениях ничего не изменилось по сравнению с тем, как было до расставания. Абсолютно ничего. Первые две-три недели Никита очень старался сдерживать свой непростой нрав, но потом, поняв, что Лена слишком влюблена и слишком зависима, снова стал собой – эгоистичным и самовлюбленным. Теперь, правда, ему не требовалось прилагать вообще никаких усилий даже в поиске места для встреч: Лена жила наконец отдельно, а значит, можно было спокойно приходить к ней и оставаться на ночь, не поглядывая на часы. Так стало даже еще удобнее – всегда горячий ужин, нет необходимости тащиться в ресторан и ждать там, пока обслужат, Лена старалась угодить ему во всем и не мешать, если он приходил раздраженным после работы с учениками. Пару раз она заговаривала о том, чтобы он перебрался к ней, но Кольцов, разумеется, ни за что не сменил бы свою огромную «сталинку» в центре, пусть даже на двоих с сыном, на эту однокомнатную крошечную квартирку. Свой комфорт Никита Кольцов ставил превыше всего.


Лена изучала справку, полученную с последнего места работы убитого Полосина. Ничего примечательного: туристическое агентство средней руки, специализирующееся к тому же на образовательных программах для студентов. Алексей сопровождал группы изучавших язык для последующего поступления в учебные заведения Европы, сам владел тремя языками, окончил Московский университет. Но за сухими строчками справки не было больше ничего, что могло бы хоть косвенно натолкнуть Лену на мысли о возможных причинах убийства.

– Тебе бы в командировку туда, – сказал Лене начальник, просмотрев материалы. – Может быть, все кроется в его жизни там, в Москве?

– Убили-то его здесь.

– Ну и что? Может быть, он сюда скрыться приехал.

– Зачем тогда обратный билет брал? Судя по этому билету, летел Полосин сюда всего на три дня, – возразила Лена, которой совершенно не хотелось лететь в Москву.

– Так, короче, Крошина, чего ты хочешь? В командировку лететь придется, потому что нужны его связи.

– Да я еще здесь не все отработала. Вон эту Брусилову-младшую так и не могу вызвонить.

– Так мужу ее позвони. Она же замужем, если я правильно помню.

Но Лена и супругу Дарьи Брусиловой, Виктору Жильцову, тоже не могла дозвониться. Пришлось обращаться к Ольге Михайловне. Та сказала, что дочь с зятем улетели отдыхать в Бразилию.

– Надолго? – расстроилась Лена.

– Понятия не имею. Они улетели как раз перед тем, как у меня… Словом, перед тем, как вы…

– Перед убийством в вашей квартире? – почему-то насторожилась Лена.

– Да, как раз первым утренним рейсом сперва в Москву, а оттуда уже…

Какое совпадение. У матери в квартире находят труп, а дочь с мужем в то же утро улетает в отпуск. Лена сделала пометку в блокноте.

Эксперты уже дали заключение о предполагаемом времени смерти. Получалось, что Полосина убили около одиннадцати вечера, а труп его был обнаружен утром на следующий день. Если предположить, что у Дарьи Брусиловой была связь с ним, тогда или она, или ее супруг вполне могли успеть убить его и спокойно собрать вещи, чтобы не опоздать на утренний рейс в Москву. Версия о ревнивом супруге казалась Лене наиболее перспективной, хоть мать Дарьи и в крайне резкой форме отрицала даже возможность подобных отношений.

– Почему же вы не сказали мне об этом, когда я была у вас?

– Так я и сама не знала. Даша позвонила только вчера вечером…

«Еще не легче. Такое впечатление, что это был не отъезд, а бегство – даже мать не предупредить, позвонить уже из Бразилии и снова выключить телефон. А как же школа у девочки?»

– Ольга Михайловна, и часто ваши дочь и зять вот так срываются с места и летят на другой край земли? Ведь учебный год еще не закончился.

– Что может решить неделя-другая? Олеся у нас отличница.

«Как удобно. Олеся отличница, муж богатый, сама работой не связана, захотела – и к концу дня уже в Бразилии. А у матери в квартире труп». ...



Все права на текст принадлежат автору: Марина Крамер.
Это короткий фрагмент для ознакомления с книгой.
Требуется влюбленное сердцеМарина Крамер