Юрий Мухин Продажная девка Генетика

А есть ли у вас ученые?

— Есть, и очень много! — не без иронии ответил Маленький Скорпион.

— Обилие ученых свидетельствует либо о расцвете культуры, либо об ее упадке.

Смотря по тому, что понимать под учеными.

Лao Шэ. «Записки о кошачьем городе»

Предисловие

Сравнение журналистов с проститутками уже навязло в зубах, но, надо сказать, это сравнение достаточно корректно — в Подавляющем числе случаев так оно и есть. За славу и гонорары многие журналисты продадут что угодно и предадут кого угодно. Однако их поведение во многом объясняется профессиональной глупостью журналистов. Это люди, которые умеют ловко составлять предложения из слов, и только. Из остальной жизни они достаточно хорошо знают и образно представляют себе только то, как есть и как трахаться, — в этом они, безусловно, компетентны. Но ведь жизнь этим не ограничивается, и профессиональному журналисту, чтобы заработать свои гонорары, нужно писать о многом ином, если не обо всем. И о политике, и об озоновых дырах, и о финансовых спекуляциях, и о высадке американцев на Луну, и т. д. и т. п. Как им быть? В этом случае они запоминают нечто, что кажется им умным, и начинают об этом писать, добавляя к писанине собственные суждения и домыслы.

Но у кого в нашем обществе можно узнать что-то умное, чтобы потом это повторять? У авторитетов, которым молва (эти же самые журналисты) приписывает особый ум. И вот если вы обратите на это внимание, то в народной молве каким-то особенно большим умом обладают ученые. Сплошь и рядом именно их суждения и заключения тиражируются средствами массовой информации.

А на самом деле как быть с умом ученых и с их «компетентными» заключениями? Насколько им можно верить?

Во-первых, если вы присмотритесь внимательно, то собственно об уме ученых (т. е. о том, действительно ли они умны) и речи никогда не идет, поскольку у нас в обществе царит глупейшая в своей основе догма: у нас умным считается тот, кто имеет много авторитетных дипломов о некоем образовании, если уточнить, то много раз сдавал некие экзамены или их аналоги (скажем, защищал диссертации). Мы реальный ум, реальные знания и, главное, умение пользоваться этими знаниями, то есть умение дать действительно компетентный совет, по своей глупости путаем с количеством экзаменов, которые этот человек сдал.

Вот на память приходит случай из времени моей учебы в Днепропетровском металлургическом институте в конце 60-х годов прошлого века. Одно время был у нас в группе вечный студент. Он подошел к нашей группе 1 сентября, когда мы начинали второй курс, познакомился. Мы все пошли на «кафедру автоматики» — в пивбар, оснащенный автоматами по продаже пива, — отмечать встречу и начало учебного года, а по ходу знакомства выяснилось, что он учился уже чуть ли не шесть лет и чуть ли не во всех вузах города и к нам он попал, по-моему, из Днепропетровского института инженеров транспорта. Учился два-три года, а потом переходил в другое учебное заведение. Странный был парень, думаю, что он чем-то промышлял, а учеба в институте для него была чем-то вроде «крыши», и, надо полагать, у него был и какой-то блат, иначе я не представляю, как так можно было «учиться». Попив с нами пива, он пропал и появился в разгар зачетной недели, выпрашивая конспекты и спрашивая, что, где и кому надо сдать. Как ни странно, но он сдал кое-какие зачеты и начал сдавать сессию, но, конечно, не по графику группы, а самостоятельно, являясь к нашим преподавателям, принимавшим экзамены у других групп. Иногда мы с ним сталкивались в коридорах, и тут он рассказал, как сдал сопромат самому Павленко — ужасно строгому старому профессору.

Он пришел на кафедру сопромата, когда Павленко принимал экзамен, как потом оказалось, у какой-то группы третьего курса — у тех, у кого преподавание сопромата шло не как у нас — два семестра второго курса, — а начиналось со второго семестра второго курса и заканчивалось в первом семестре третьего. Зашел, взял билет, сел, вынул под партой учебник, нашел по оглавлению темы билета, нашел нужные страницы, послюнявил их у корешка, чтобы не трещали при отрыве (я о таком способе впервые услышал от него), положил их на парту, переписал и пошел сдавать. Что-то отрапортовал Павленко, ни на один дополнительный вопрос, естественно, не ответил, но Павленко был в благодушном настроении, открыл его зачетку и вписал в нее «уд.». А потом упрекает:

— Сессия уже заканчивается, а у тебя только первый сданный экзамен.

— Почему первый? У меня еще и философия сдана, — не догадался промолчать вечный студент.

— Какая философия? — удивился Павленко. — А вы на каком курсе?

— На втором.

Павленко начал листать зачетную книжку назад и понял, что он у второкурсника принял экзамен за третий курс. Тут дед рассвирепел, поднялся и выбросил зачетную книжку в форточку.

Если вы меня не поняли, то поверьте, что сдать экзамен, защитить диплом или диссертацию можно не только ничего не соображая в предмете, но и будучи от природы кретином. Как, к примеру, кретины, которых вы часто видите на экранах телевизора и которые олицетворяют в России интеллектуальные способности так называемых «правых сил», в числе которых особенно ярко блистают такие экономические интеллектуалы, как Гайдар, Немцов, Кириенко или Хакамада.

В конце 90-х годов мы сняли для «Дуэли» с Интернета такое, по сути, оправдание В. Мордковича.

«В октябре 1998 года я невольно оказался в центре скандала, бушевавшего два месяца в политическом Рунете и выплеснувшегося на страницы бумажной прессы. А все началось с безобидной (так мне казалось тогда) заметки, помещенной под моим обычным сетевым псевдонимом Владимир Несамарский в Московский Форум, а заодно к яблочникам и на ныне покойный форум ДВР. Речь шла о том, что свежеопубликованная антикризисная программа ДВР, очевидно, являлась переводом с английского, при этом некачественным переводом. Что началось… я узнал, что я — враг демократии, коммуняка и даже «красножопый павиан» — так именовали меня разгневанные сторонники Правых Сил, числящие себя интеллектуалами. Однако более всего поразила меня не злобность и острота реакции, а то, что НИ ОДИН «правый интеллектуал» не догадался предложить какое-нибудь безобидное оправдание, скажем, «Гайдар написал статью для Financial Times, писал сразу по-английски, а потом эту статью совет ДВР решил использовать как основу программы. Жаль, что ленивый и полуграмотный Улюкаев не нашел ничего лучше, как попросту перевести. Виноваты, не уследили», — вот и все. Нет, что только не было придумано…

Ну ладно, посмотрите, вокруг чего разгорелся сыр-бор.

Кто же подлинный автор антикризисной программы ДВР? (Опубликовано под псевдонимом Владимир Несамарский, 3 октября 1998 г.) С большим интересом ознакомился с «Антикризисной Программой Действий», опубликованной в газете «Время МН» от 1 октября 1998 года. Программа выпущена от имени группы известных экономистов, членов или сочувствующих Демвыбора России — от Егора Гайдара до Евгения Ясина. Но вот закавыка: трудно поверить в то, что конкретно этот текст написан этими людьми. Дело в том, что я по роду своей профессиональной деятельности часто читаю документы, выпускаемые сразу на нескольких языках: русском, английском, японском, так что давно приспособился даже на глаз от-личатъ, на котором же языке был написан оригинал. Так вот, «Антикризисная Программа Действий» несет неоспоримые признаки поспешного перевода с английского на русский.

Сразу поясню один наиболее яркий момент, связанный с так называемым феноменом «Черных очей». Когда торопливый (или попросту не очень квалифицированный) переводчик пытается перевести на английский слова знаменитого романса «Очи черные», то он прямо по словарику слово за словом и переводит — «черные» как black, «очи» как eyes, — результат выходит далеко не романтический, так как black eye по-английски означает «подбитый глаз». Подобного рода недоразумения возникают нередко, вот и рас-пространеннейшее английское выражение flat rate вовсе не означает «плоская шкала» или «плоская ставка», как казалось бы. В русском языке ту же роль, что в выражении flat rate играет слово flat, обычно выполняет прилагательное «твердый» (не исключены «единый», «фиксированный», «единообразный», «неизменяемый», но никак не «плоский») — «твердая цена», «твердая ставка», «фиксированная ставка» и т. д.

Потому-то, когда вы читаете в «Антикризисной Программе Действий» следующий пассаж: «…отчисления во внебюджетные фонды, до 35 % при «плоской» шкале отчислений», — вы не сомневаетесь, что перед вами очередные «Очи черные», тем более что слово «плоской» взято в кавычки самими авторами «Антикризисной Программы». Как видно, им самим резануло слух, да некогда было разбираться, пока переводили на русский. Рискну утверждать, что в оригинале стояло «35 % flat rate», что соответствует русскому «фиксированная ставка 35 %». Есть в «Антикризисной Программе» с десяток других указующих признаков, и все они указывают на одно: текст был первоначально написан по-английски, затем его перевели на русский.

Можно спросить — ну и что? Да ничего особенного, если не принять во внимание тот факт, что все поименован-ные в газете авторы — поголовно наши соотечественники, да еще и получившие образование отнюдь не на английском языке, да еще и доктора и кандидаты экономических наук чистейшего советского разлива. Если «Антикризисная Программа» была написана каким-нибудь уважаемым американским экспертом, то почему же было не опубликовать ее именно как перевод? Чтобы сделать ее более приемлемой политически, что ли? В порядке так называемой «святой лжи во спасение»? Что ж, для многих, возможно, это было бы приемлемо, а мне так вспоминается, что маленькая ложь рождает большое недоверие.

Предвидя возмущение публики, особенно сторонников ДВР, я сам сейчас расскажу вам, в чем меня станут обвинять и какие объяснения предлагать.

Направлений атаки три.

Во-первых, мне скажут, что все специалисты так коряво пишут оттого, что много английских книжек читают и пользуются профессиональным жаргоном. На это приходится ответить, что безграмотная писанина спеца и перевод (пусть даже поспешный) добротного английского текста настолько отличаются друг от друга, что перепутать просто невозможно (при наличии определенного опыта и навыка, конечно).

Еще мне скажут, что авторы, мол, блестяще знают английский язык, потому и по-русски у них выходит как-то так, знаете… Ох, не умея связно и грамотно выразиться на родном языке, нечего даже и надеяться блестяще овладеть иностранным! Так что те, кто действительно прекрасно владеет английским, и по-русски объясняются великолепно.

Наконец, мне обязательно станут объяснять, что эта самая «плоская шкала» уже несколько лет как появляется то в одном экономическом журнале, то в другом, и вообще это перевод не flat rate, а какого-нибудь другого английского выражения. И пусть себе появляется в журналах, не всегда это будет свидетельствовать именно о том, что текст-то переводной, а в случае «Антикризисной Программы» ДВР «плоская шкала» так употреблена, что как раз свидетельствует, да еще и в совокупности с десятком других признаков. А вот и перечень тех самых признаков.

В качестве предварительного соображения отмечу, что каждый из этих признаков по отдельности может иметь и другие объяснения, указывать на другие выводы. Анализ всех признаков в сочетании позволил мне, однако, прийти к заключению, что в совокупности они могут указывать только на одно — текст был написан по-английски и затем неквалифицированно переведен на русский язык. Так вот, ни подробных пояснений по признакам, ни анализа совокупности признаков я здесь давать не буду. Просто перечислю. Прошу моих разоблачителей не беспокоиться и не указывать мне, что, мол, вот это можно объяснить недавним чтением американских книжек, а то — корявостью экономического сленга наших высококультурных авторов, признанных рафинированных интеллигентов. Итак, перечисляю:

1) большое количество безличных оборотов и их специфическое построение;.

2) очень мало деепричастий, причем каждое третье из них — «включая»;

3) предложения, начинающиеся косвенным дополнением, за которым следует модальный глагол;

4) другие типичные для торопливого перевода следы английского синтаксиса;

5) оборот «Первым приоритетом является…». Краткое пояснение — здесь одновременно чрезвычайно нетипичное для русского языка порядковое числительное к существительному «приоритет» и следы специфического синтаксиса типичного английского оборота The first priority is;

6) фраза «позволит восстановить нормальное контрактирование не только внешней, но и внутренней торговли». Забавно, здесь очень похоже на то, что переводчики вообще перепутали два значения глагола to contract и невольно исказили смысл английского оригинала;

7) фраза «привлечь их к оздоровлению российских банков». Выглядит вроде вполне по-русски, не правда ли? Но если подумать, даже слабо подготовленный человек может прийти к выводу, что здесь применение слова «оздоровление» вместо «санация» свидетельствует о том, что это есть результат перевода. Даю подсказку — этот случай аналогичен известной притче о том, как акающие московские и окающие саратовские дети будут ошибаться при написании слова «картина»;

8) оборот «при… повсеместных процедурах проверки нуждаемости»;

9) оборот «права работающих в условиях коммерческого найма»;

10) та самая «плоская шкала».

В. МОРДКОВИЧ, Интернет»

Если кто-то чего-то не понял из этого письма В. Мордковича, поясню.

Все эти «молодые экономисты», от Е. Гайдара до Хакамады, настолько тупые дебилы, что не только не смогли написать экономическую программу «Правого дела», но и, когда им ее прислали из США готовую, не сумели правильно перевести на русский, поскольку не понимали смысла экономической терминологии.

Мой однофамилец А. А. Мухин написал книгу «Информационная война в России». Пустую по цели, но заполненную биографическими справками на экспонаты российского зверинца. Есть справка и на Б. А. Березовского.

Из нее мы узнаем, что Боря учился в английской спецшколе, но почему-то гений у него открылся в области физматнаук. «Остальные предметы давались Березовскому несколько хуже», — сообщает биограф. Но и с физикой было что-то не так, так как Боря усиленно посещал занятия для абитуриентов МИФИ, но поступать туда не рискнул.

Биограф утверждает, что Боря «получил блестящую характеристику и рекомендации для поступления на физфак МГУ, однако, как уже упоминалось, из-за «пятого пункта» был вынужден поступать в не самый престижный Московский лесотехнический институт».

Должен сказать, как человек, поступавший в институт примерно в то же время, что «рекомендации для поступления» в то время давались только евреям, для всех остальных рекомендацией служили только результаты экзаменов. Но Боря на экзаменах в МГУ получил двойку, и еврейская рекомендация не сработала.

Все это напоминает старый анекдот, воспроизведенный В. Кожиновым в своей книге. Во времена, когда главным диктором советского радио был еврей Ю. Левитан, некто встречает своего приятеля-еврея:

— Абрам, ты почему такой растроенный?

— Н-н-н-на р-а-а-а-боту н-н-не приняли и-и-из-за п-п-п-пятого п-п-п-пункта.

— А куда ты хотел устроиться?

— Д-д-д-диктором на р-р-р-радио…

Да, ходили слухи, что евреев, дескать, не берут в институты на «секретные специальности», но дело в том, что в Лесотехническом институте Борю устроили именно на такой «закрытый» факультет. Учился Березовский плохо, и его дипломная работа элементарна: «Прибор для автоматического определения скоростного процесса». То есть Боре надо было пересчитать или просто скопировать этот прибор, но он и этого не смог. Его руководитель дал на проект отрицательную рецензию (что вообще-то большая редкость, так как руководитель тоже отвечает за дипломную работу): «название темы не раскрыто полностью содержанием работы». Такая рецензия могла быть дана только уж очень тупому или ленивому студенту. Но свои четыре балла Боря получил.

На работу в леса не поехал, а стал бегать по Москве, потрясая «пятым пунктом», в поисках халявы. Вскоре нашел ее в Институте проблем управления «под крышей» академика Трапезникова. Биограф сообщает, что Березовский «ученым был средним», но он стал и членом парткома, и членом комитета комсомола^[1], что и привело «среднего ученого» в завлабы, то есть он получил в свое подчинение «негров», которые бы за него работали.

В том, что еврей в своем кагале быстро стал академиком, удивительного ничего нет — на то у нас и существует ВАК и Академия наук. Но в биографии нет ни слова о том, за какие работы. Что этот серый, как штаны пожарного, страдалец «пятого пункта» сделал полезного не только для себя, но и для науки?

Вопрос несколько проясняет профессор В. И. Бояринцев, который по этому поводу написал заметку под названием «Березовский — ученый? Извините!». Даю ее текст:

«Существует анекдот: Абрамович в синагоге назвал Рабиновича сволочью. Раввин сказал Абрамовичу: «Ты должен извиниться перед Рабиновичем». После этого Абрамович постучал в дверь Рабиновича и спросил: «Петров здесь живет?» — «Нет», — был ответ. «Извините», — сказал Абрамович. Узнав об этом, раввин сказал: «Так не годится, ты обозвал Рабиновича в синагоге и там же должен сказать: «Рабинович не сволочь! Извините!»

После этого Абрамович пришел в синагогу и сказал: «Рабинович не сволочь? Извините!», а на возражения раввина ответил: «Слова Ваши, а музыка моя!»

Теперь прочитаем автореферат докторской диссертации Березовского под названием: «Разработка теоретических основ алгоритмизации принятия предпроектных решений и их применения» (специальность «Техническая кибернетика и теория информации»), Москва, 1983 год. Работа выполнена в ордена Ленина Институте проблем управления Минприбора и АН СССР.

В разделе «Актуальность работы», в частности, отмечается: «… За последние десять лет как в Советском Союзе, так и за рубежом наблюдается резкое увеличение числа работ, посвященных вопросам создания систем автоматизированного проектирования… Особенно интенсивно эта деятельность развивается в авиационной, машиностроительной, станкоинструментальной, а также автомобильной промышленности, где трудоемкость проектирования сочетается с большой ответственностью за выбор правильного решения» (выделено мной. — В. Б.)

Из текста диссертации следует, что работа проводилась авторским коллективом под руководством и при участии Березовского, а ее результаты отражены в 21 печатной работе, в том числе в одной монографии.

Здесь интересно то, что из двадцати одной печатной работы 7 — тезисы докладов конференций на 1–3 страницах, монография — на 150 страницах в соавторстве, и только 21-я по счету работа — тезисы доклада — представлена Березовским без соавторов. При обычной практике защиты для докторской диссертации этого мало! Не случайно поэтому диссертация защищалась как работа «Для служебного пользования», что позволило не допустить на защиту ненужных и опасных для диссертанта людей.

Основной же вывод, который может быть сделан на основе диссертации, — она облегчает работу «лицу, принимающему решение» и позволяет «формализовать в явном виде свое представление об оптимальности».

Дальше — проще: известно, что для избрания членом-корреспондентом Академии наук достаточно быть доктором наук, не совершив ничего дополнительно, но такое избрание возможно только при поддержке соответствующего отделения Академии наук, которое может быть обеспечено, исходя из его (как показывает практика) национального состава!»

Поскольку т. Бояринцев написал заметку для ученых, я поясню ее смысл остальным.

Сначала о научной глупости докторской диссертации. Проектирование обязано быть творческим, оно такое и есть, если бы это было не так, то мы бы до сих пор на телегах ездили и в землянках жили. А «формализация» — это вещь противоположная творчеству. Творчество — поиск новых решений, а формализм — правила и законы, закрепляющие старые формы. Оптимальность — наилучшее (а это обязательно творческое) решение при данных условиях. Выражение «формализовать… оптимальность» аналогично «заморозить нагревание».

Естественно, что этот бред ни тогда, ни сейчас никому не требовался и не требуется. Эта диссертация — замаскированная форма грабежа государства.

Характерно, что и этот бред Березовскому делали другие, поскольку завлаб уж точно имел бы хоть пару работ без соавторов, а в списке его работ почти во все статьи Березовский включен только в дополнение к настоящим авторам.

И еще, статьи в научно-технический журнал отбирает редколлегия, и там все же есть хоть какой-то отбор — откровенную пустоту или глупость печатать не станут. А доклад на конференции — он и есть доклад: говори что хочешь, это все равно опубликуют в сборнике. И то, что треть «публикаций» Березовского — это доклады, говорит о том, что вся его научная работа никогда и никому не была нужна.

Ну и то, что он стал академиком, говорит о том, что Российскую академию наук уже давно пора просто разогнать, а нам давно пора перестать смотреть на наших ученых как на умных людей.

Но и это не все. Надо ли считать, что вся та глупость, которую внедряют в умы людей журналисты, вызвана только органической глупостью ученых — такой, как у Гайдара? Нет, этого мало, как и журналисты, основная масса ученых продаст и предаст кого угодно, если, как и журналисты, они получат за свое предательство славу и деньги, но только деньги ученые получают не столько в виде гонораров, сколько в виде доплат к ученым званиям и в виде должностных окладов.

И эта книга о том, что могут натворить в науке алчные негодяи, когда они увидели путь, с помощью которого они могут нажиться.

Я использовал в этой книге статьи по данной теме, которые ранее писал для «Дуэли», а также несколько наиболее убедительных статей как своих сторонников, так и оппонентов.

ЧАСТЬ 1. «ВАЖНАЯ ОПОРА СОВЕТСКОГО СТРОЯ»

Глава 1. Вавиловщина

Профессионалы

Переписка с читателями порой может довести до отчаяния. Мечтаешь уже — хоть бы кто догадался мне стальную каску подарить. Сколько же можно биться голой головой об стенку?

В своих статьях о марксизме я писал, что представления марксистов о государстве как об «органе насилия», подлежащем уничтожению, — ублюдочно. Они уничтожают в органе управления народом ПРОФЕССИОНАЛОВ, меняя их на придурочных р-революиионных «авторитетов». Сколько статей я об этом написал — 5 или 10? Ведь я делаю вывод — их, профессионалов управления, нельзя трогать как таковых, их нужно умеючи заставить служить народу, возможно, расстреляв кое-кого для примера непонятливым. И внедряю в умы читателей конкретный прием, как это сделать. Кто еще в нашей прессе, кроме меня, так защищает ПРОФЕССИОНАЛОВ даже там, где их все ненавидят? И чего я добился?

Вот товарищ В. В. Губин присылает статью «В защиту Эйнштейна и Маркса» и не находит для нее лучшего начала, чем: «Уважаемый Юрий Игнатьевич! Вы часто говорите, что не любите профессионалов». Ну, спасибо!

Я уже и не знаю, какие слова подобрать. Давайте скажем так: я считаю, что только профессионалы могут обеспечить нормальную и улучшающуюся жизнь народа. Но кто «профессионал»? По Мухину — только тот, кто может сделать Дело — товар или услугу, нужную людям для лучшей жизни. И только!

Никакие бороды, умные слова, ученые звания и реклама для меня не имеют значения. Можешь прочитать 20 тыс. книг и запомнить их, можешь защитить диссертации и стать действительным членом — для меня ты не профессионал, а просто член, если ты не сделал ничего нужного людям, не сделал Дела. Поэтому для меня Ленин — профессионал, Сталин — выдающийся профессионал, а Маркс — как в детстве не понимал, что такое государство, так и в старости ничего не понял. И вся Лондонская библиотека ему помочь не смогла.

Я не люблю не профессионалов, а людей, не понимающих смысла употребляемых ими слов, — людей, не представляющих, что эти слова описывают. И не терплю людей, которые не делают Дело.

Уверен, что, прочитав это мое пояснение, меня поняли еще меньше, чем раньше. Почему? В физике уже лет сто непогрешима бредовая теория относительности Эйнштейна. Бога можно отрицать, но не ее; в 40-х годах за критику теории Эйнштейна наши физики писали доносы в КГБ, пытаясь посадить в тюрьму критиков. Я написал об этом статью — и вот реакция.

Ламцадрица-цаца

Маяковский как-то писал, что у нас поэтом себя считает тот, кто умеет после слова «отца» написать «ламцадрица-цаца». Не важно, что он не понимает значения этого слова, — важно, что в рифму.

Какие слова принято рифмовать со словами «Эйнштейн» и «Маркс»? Правильно — «великие» и т. д. Рифмуй так — и будешь выглядеть как умный. В. В. Губин, к примеру, пишет:

«Поэтому ваша ссылка на знаменитого электротехника Н. Теслу, сказавшего о теории относительности: «Считать это физической теорией могут только наивные люди», — у физиков может вызвать лишь смех: ссылки на него в этой области так же основательны, как ссылки одного нашего современного изобретателя в области ядерной физики на Жукова и Косыгина».

Не в рифму Тесла сказал, не в рифму. Хотя Тесла — отец промышленного электрического тока. В физике он разработал его философию. Насколько он велик по сравнению, скажем, с Эйнштейном, читатель может определить, оглянувшись — в любом электрическом приборе и устройстве находится Дело, в начале которого стоит Тесла. Товарищ Губин пишет:

«… рассматривать известные тогда так называемые элементарные частицы как истинно элементарные. Вот они и пытались встроить недопустимое в теорию, и удивлялись, что это приводит к противоречиям. Вот с чем связана та трудность, о которой упомянул Блохинцев. Тут не знаешь, смеяться или плакать! За полвека до того Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» сказал известную всем (до перестройки) фразу: «Электрон так же неисчерпаем, как и атом…» Ее заставляли всех учить, вдалбливали, разжевывали, но — как об стенку горох».

А какое отношение к физике, товарищ Губин, имеет В. И. Ленин, чтобы его суждения об атоме считать «основательными»? В данном случае дело не в Ленине, а в том, что для вас в одном случае мнение профессионала Теслы не годится, а мнение любителя Ленина, случайно сказавшего банальное «ламцадрица-цаца», уже является неоспоримым доказательством.

И что мне делать с такой Вашей логикой — смеяться или плакать? Я ведь теперь не уверен, что Вы понимаете смысл слова «наука», хотя употребляете его. Вот Вы пишете: «Принципиальное согласие с Фоком — это главное, а остальное — замечание побочное, относящееся к трудностям согласования разных теорий, к развитию более широкой теории, и вдобавок не вполне корректное». И еще: «Теории никогда не бывают абсолютно точными и совершенными. Они уточняются и развиваются постепенно».

Простите, но разве Вы не замечаете, что, запрещая критиковать теорию относительности Эйнштейна, Вы наглухо закрыли пути развития других, возможно, более правильных представлений о мире. И это, кстати, был вывод моей статьи.

Истина — это не то, о чем вслед за прессой талдычат миллионы. Это то, что не боится критики. Вы же, физики, ее боялись и боитесь. Вы пишете:

«Теперь об упоминаемой Вами критике Максимовым теории Эйнштейна. Максимов выступал по существу и, соответственно, критиковал не Эйнштейна, а саму теорию относительности, причем только специальную и, напомню, созданную не только Эйнштейном. Академики Фок, Тамм, Кикоин и другие выступили против Максимова тоже по делу, именно потому, что теория относительности работала и была необходима в расчетах, а Максимов вместо нее предлагал шиш с маслом. Понятно? Так что суть «доноса» академиков — оградить работающую, возможно, приближенную и временную вычислительную модель от некомпетентной, неконструктивной (не дающей ничего взамен) и разрушительной критики».

Не согласен! Суть доноса — всегда! — вызвать репрессии начальства по отношению к объекту доноса. И только. Донос может быть и благородным, но не в данном случае — эти доносчики имели достаточно места в своих изданиях, чтобы ответить на любую критику без репрессий к критикующему и к органу, напечатавшему его.

Но все эти ландау и Сахаровы без колебаний пошли на донос. И Максимов критиковал не «вычислительную модель», а то, что эта модель вписана в теорию, которую он за таковую не считал.

И потом — что же это за «теория», если для нее слова даже дурака, предлагающего «шиш с маслом», являются «разрушительной критикой»?

Вы скажете, что я цепляюсь к Вашим словам, которые Вы не всегда, возможно, удачно применили. С одной стороны, это так, поскольку, повторяю, я не люблю авторов, для которых слова — это только слова, некие «ламцадрица-цаца», но, с другой стороны, я все же хочу показать читателям тот смысл, который именно в СССР стоял за непогрешимостью официальной науки. Почему эта «наука» так отчаянно боится критики?

За что науку уважать?

Дам цитату из В. В. Губина несколько больше, чем нужно:

«Науку надо уважать, а с нею — и ее создателей, и лидеров. Почему надо уважать науку? Потому что она — наиболее полное и систематизированное знание. Если бы было что получше в отношении знаний, то именно это и было бы наукой: «лучше гор могут быть только горы». И ведь бывали такие гении, что в своей области глубоко разбирались! Такими были Маркс, которого Вы, Юрий Игнатьевич, постоянно полощете, и Эйнштейн, которого Вы, на Ваше несчастье, ни к селу, ни к городу выбрали своей мишенью в № 10 «Дуэли» в статье «Гений еврейской сотни». Надо сказать, подавляющее большинство физиков-теоретиков всего мира относятся к Эйнштейну с теплым уважением и почтением не только за его знания, интуицию, многочисленные достижения и явную заинтересованность в истине (даже если слышали о каких-то его действительных или мнимых промахах в физике — кто не без греха!), но и за его благожелательность к другим».

Люди своим трудом обеспечивают себя продуктами и услугами жизнеобеспечения. Не будут работать — вымрут! Вошь сидит на теле человека, не работает, но пользуется продуктами труда человека — его кровью. Это — паразит. Люди вшей давят, и я не знаю, найдется ли кто-нибудь, кто будет доказывать, что это несправедливо?

Но есть и люди-паразиты, марксизм их определил — капиталисты. Те, кто пользуются продуктами труда людей, но сами в производстве не участвуют. Но разве это все паразиты? И разве прибавочная стоимость, идущая рантье, — это единственная часть продуктов, изымаемая у труженика? А налоги? Они ведь могут во много раз превышать собственно ту часть прибавочной стоимости, что остается капиталисту.

Вы скажете, что врач и учитель, солдат и чиновник, которые живут на эти налоги, тоже вносят свою лепту в обеспечение жизни людей, они тоже делают свое Дело и не являются паразитами. Да, но только те, кто делает Дело. А много ли их в толпе сосущих налоги? Много ли было ученых, делающих Дело, в толпе советских ученых? Сколько — 1 %? Или 2 %?

Каждый четвертый ученый мира был советским, но разве каждый четвертый нужный людям научный результат — наш? Сколько среди вас, советских ученых, чистых паразитов? За что советский народ вас кормил?

Вы говорите: «науку надо уважать». За что? За то, что она ловко приспособилась сосать кровь у народа? Научилась сама себя венчать лаврами докторов и академиков?

Уважать нужно не науку, а только ту ее часть, что делает Дело — добывает знания, нужные народу для лучшей жизни. И только.

Давайте классифицируем знания, о которых Вы пишете. Кроме тех, что нужны народу, бывают знания, которые вообще никому не нужны. Скажем, ученый сидит у своего окна и записывает, когда кто выходит из стоящего напротив дома. Потом пишет диссертацию: «Исследование времени выхода из дома алкашей такого-то района города Москвы». И начинает после ее защиты из налогов получать зарплату в два раза больше. Затем пишет докторскую диссертацию: «Возвращение алкашей домой» и начинает получать в пять раз больше. А затем пишет книгу (монографию) «Алкаши и время сна» и становится академиком, до конца жизни высасывая из тружеников еще 1000 руб. ежемесячно. И он действительно «систематизирует знание». Но кому, кроме него, это знание нужно?

Есть знания, которые, возможно, будут когда-то нужны, но сегодня от них нет проку. А в будущем их получить будет гораздо дешевле, так как прогресс удешевляет исследования. Скажем, сегодня определение химических элементов в материалах ускорилось в тысячи раз, даже по сравнению с тем, что было всего 30 лет назад. И не нужные тогда химические знания, даже точные, получать было глупо.

Есть знания, которые либо нельзя в данный момент получать, либо, если невозможно их не получить, должны быть тайными и сугубо для служебного пользования. Это знания, которые наносят сегодня вред своему народу. Скажем, такой вред перед войной и в ходе войны несла генетика с ее принципом неизменности генов и наследственности. В те годы работы эсэсовского ученого Тимофеева-Ресовского поднимали в бой немецких солдат, уверенных в своем расовом превосходстве, не давали им сдаваться, освобождали их от угрызений совести при уничтожении советских людей. Любой ученый, как и любой человек, должен быть сначала гражданином, а уж потом всем остальным.

Кстати, другой автор, написавший в защиту Эйнштейна, но попросивший не печатать его письмо, написал в связи с этим так:

«И разговоры о том, что нам нужен практический результат (помните, как при аресте Лавуазье ему сказали, что республика не нуждается в опытах), рано или поздно приведут, к сожалению, к загниванию не только науки, а и жизни. Практическими же результатами рекламировал себя Т. Д. Лысенко — очень неудобный для русофильской патриотии человек, — а вышло так, как и должно было получиться.

Кстати, это подводит нас к следующему моменту. Реакция академиков на статью Максимова, конечно, была несколько истеричной, и Коба, конечно, дискуссии поощрял, но не забывайте, что незадолго до этого (почти с совпадением по времени с борьбой против космополитизма) расправились с генетикой, причем руками генетиков же (об их качестве умолчим). Так что, хваля Иосифа Виссарионовича, давайте принимать во внимание множество сопутствующих факторов, прежде чем выносить приговор».

Арестовавшие Лавуазье люди были не очень большими философами (последние такой работой обычно брезгуют), но мысль выразили очень точно: Французской Республике в тот конкретный момент от химика Лавуазье нужно было огромное количество сильного пороха, а не химические опыты «вообще». Как гражданин, Лавуазье обязан был это понимать. И никакие научные заслуги от этого не освобождают. Если вошь попила барской крови, то это еще не значит, что я не могу раздавить ее на собственном теле. Но все же Лавуазье обезглавили не за химию, а за политику, точно так же, как за политику сел в тюрьму и Вавилов, которого считают главным оппонентом Лысенко.

Давайте затронем это дело, но, как предлагает скромный автор, «примем во внимание множество сопутствующих факторов».

«Взлет и падение Лысенко»

Книгу с таким названием написал Жорес Медведев. Уже то, что он лучший друг Солженицына, должно нас предупреждать, что он сделает все, чтобы не показать, почему взлетел Лысенко и кто его свергнул. Но специфика таких книг в том, что они не могут провести единой линии, поскольку их очень тяжело написать полностью без каких-либо фактов. Поэтому, с одной стороны, по словам Медведева, получается, что тупой придурок Лысенко по наущению Сталина расправлялся с «истинными» советскими учеными — Вавиловым и пр. (Надо бы было Медведеву, конечно, ответить и на вопрос — зачем? Но он прямо на этот вопрос ответить не может, а косвенно пытается внушить мысль, что делали это Лысенко и Сталин просто так — от природной дурости.)

С другой стороны, если рассмотреть факты из этой книги (цитаты документов, статей, стенограмм), то ситуация выглядит иначе, чем в медведевском мифе о Вавилове и Лысенко.

Первое, что оставляют за кадром, — это разница в задачах Вавилова и Лысенко. Вавилов был только ученый, то есть человек, пытающийся найти скрытые закономерности в биологии. Лысенко имел три ипостаси: он был руководителем всех ученых (президент ВАСХНИЛ); он был агрономом; он был ученым.

Как ученый он был очень плох. Его научные идеи ошибочны. Возможно, он не имел таланта к этому делу, но — думаю — ему просто не хватало времени на науку.

К этому нужно добавить, что на тот момент ген был гипотетическим объектом. Предполагалось, что есть «нечто», что несет в себе ответственность за наследственность. Лысенко этим «нечто» считал другое.

Его главная ошибка в том, что он не нашел в себе моральных сил плюнуть на личные занятия наукой и остаться только ее руководителем. Он не понимал, как этого и сегодня не понимают, что организатор науки и ученый — это две разные специальности, и быть профессионалом в обеих может только человек с двумя головами. А Лысенко надо было иметь три головы, поскольку он остался навсегда и агрономом — человеком, который знает, как с данного конкретного участка земли получить максимум продукции.

Но главное в том, что он оставался ответственным руководителем. И слово «ответственный» не пустой звук, как сегодня. Ему как руководителю, президенту ВАСХНИЛ, ставилась задача поднять продуктивность гектара сельхозугодий СССР, задача в цифрах и сроках, задача заведомо невыполнимая, перепугавшая его предшественника на посту президента ВАСХНИЛ — Вавилова, но он брался ее решать, потому что именно решение этой задачи нужно было его народу. Он не мог выполнить задание на 100 процентов, да и никто не мог, но при нем продуктивность сельского хозяйства неуклонно росла. Увеличение производства хлеба и мяса, а не увеличение научных отчетов и научных конференций было его целью, и вместе с этим увеличением «взлетел» и Лысенко. Его одержимость была и причиной его падения.

Медведев пишет, что в 1956 г. якобы генетики начали открытую борьбу с Лысенко, написали против него около 300 писем и т. д. То есть мы должны поверить, что люди, которые до сих пор занимались только доносами друг на друга и охотно свидетельствовали в суде против коллег, вдруг напали на «любимца» ЦК КПСС. В книге Медведева даже упоминаний нет, что это Лысенко выступил против хрущевской авантюры подъема целины и что именно это и предопределило «храбрость» генетиков.

Лысенко предлагал деньги для Целины вложить в традиционные хлебные российские районы, в улучшение их земель, в подъем их урожаев, а Целину оставить скотоводству и не трогать до тех пор, пока не будут найдены и разработаны конкретные агротехнические приемы земледелия именно для этих районов. Он предупреждал, что хрущевская авантюра даст несколько урожаев, а затем приведет к эрозии почв и пыльным бурям. Именно за это его и убрали с поста президента ВАСХНИЛ. А с Целиной именно это и случилось.

С 1947-го по 1955 г. валовая продукция сельского хозяйства (с Лысенко, но без Целины) возросла на 65 %, а с 1958-го по 1965-й (с Целиной) лишь на 10 %. Хрущев вынужден был вернуть в 1961 г. Лысенко в президенты, но ненадолго. Этот одержимый опять выступил, теперь уже против кукурузного идиотизма генсека, и был убран навсегда.

Таковы взлеты и падения неважного ученого, но выдающегося Гражданина.

Лысенко никогда не подстраивался под власть имущих. Против генетиков он публично начал выступать в 1936 году, когда любимцем партии был Вавилов. Ведь даже в 1937 г. ВКП(б) устами заведующего своего сельскохозяйственного отдела ЦК сообщила:

«Речь идет о том, чтобы обеспечить дальнейшее развитие генетики с точки зрения теории развития, обеспечить развитие генетики как науки, вместо превращения генетики в служанку ведомства Геббельса. Только это даст возможность перевести эту науку, находящуюся пока на самых первых этапах своего развития, на высшую ступень. Только это даст возможность нашим генетикам заслужить уважение всех прогрессивных ученых во всем мире…

Для ясности повторяем:

дарвинисты не против генетики, дарвинисты — за генетику;

дарвинисты не против генетики, но дарвинисты против фашистского извращения генетики и фашистского использования генетики в политических целях, враждебных прогрессу человечества» («Яровизация». 1937. № 2. С. 15).

А в 1947 году Лысенко фактически выступил и против дарвинизма — составной части марксизма. Глупо. Но из песни слова не выбросишь. В любом случае это характеризует его как человека, которого мало волновала его собственная должность.

Думаю, что причина неприятия им генетики в том, что он личные моральные и деловые качества тогдашних генетиков, конкретных людей, перекладывал на безвинную науку.

Он требовал от ученых ВАСХНИЛ участвовать в создании советского хлеба, а они давали ему отчеты о размножении мухи дрозофилы. (Эта муха является основным материалом для генетических экспериментов.) В 1939 г. Лысенко этот конфликт выразил так:

«Если в указанный срок не будут получены эти сорта, будет сорвано хозяйственное мероприятие. Кто будет нести ответственность за этот срыв? Думаю, что не менделизм и не дарвинизм вообще, а в первую очередь Лысенко как руководитель Академии сельхознаук и как академик по разделу селекции и семеноводства. Поэтому, если бы менделисты, мобилизовав свою науку, дали хотя бы намек на то, как в 2–3 года получить сорт ржи и в 3–5 лет — сорт пшеницы, приспособленный к суровым сибирским условиям, неужели можно думать, что я бы от этого отказался?»

Если отойти в сторону от мифа и рассмотреть споры того времени в биологии, то это был конфликт руководителя, обремененного тяжестью народнохозяйственных задач, и подчиненных, которые плевать хотели на эти задачи. Конфликт гражданина своей страны и орды паразитов, которые, обжирая страну, служили не ей, а некой «науке», причем брали себе право еще и определять, что именно страна в данный момент должна считать «наукой». И если называть гонения на этих ученых «лысенковщиной», то и сопротивление их этому гонению следует назвать «вавиловщиной».

Институт «Тихая жизнь» им. Н. И. Вавилова

Во всей книге Ж. Медведева нет ни единого примера высказывания Лысенко против Вавилова или других генетиков как таковых, он никогда не говорил о них как о врагах или глупых людях. Нет ни единого подтверждения, что Лысенко боролся с ними как с людьми. Он боролся с их идеями, и там, где это и полагается делать, — в научных журналах, на конференциях и т. д.

Зато когда Вавилов писал на Лысенко доносы, то не стеснялся; к примеру: «Высокое административное положение Т. Д. Лысенко, его нетерпимость, малая культурность приводят к своеобразному внедрению его, для подавляющего большинства знающих эту область, весьма сомнительных идей, близких к уже изжитым наукой (ламаркизм)». (Письмо наркому земледелия, 1940 г.).

В книге Медведева почему-то нет примеров открытых высказываний Вавилова против идей Лысенко в печати. Кстати, во всех приведенных доносах Вавилова «куда надо» нет и намека, что Лысенко как-то мешает Вавилову работать.

Надо, наверное, напомнить, чем, собственно, занимался Вавилов. Его институт (Всесоюзный институт растениеводства) получал от правительства валюту и на эти деньги устраивал экспедиции во все страны мира для сбора семян культурных растений. Эти семена должны были либо применяться в СССР для посевов сразу (главная задача), либо служить для скрещивания с другими сортами и получения того, что даст прибавку продуктов в СССР. Полезность этой задачи не вызывает сомнений, поэтому и выделяло правительство Вавилову даже в самые голодные годы золото на 200 экспедиций в 65 стран.

Кроме того, Вавилов в теоретическом плане разработал некую теорию «гомологических рядов» растений, которая, как утверждает Ж. Медведев, сродни таблице Менделеева. Правда, Медведев не понял, кому и когда эта теория понадобилась. Это сегодня Вавилов гений, а в те времена его работа далеко не у всех биологов вызывала восхищение. Скажем, его бывший сотрудник А. К. Коль так писал о заграничных экспедициях Вавилова в журнале «Яровизация» еще в 1937 г. — за 3 года до освобождения Вавилова с поста директора ВИРа и ареста:

«Вавилов и его сотрудники, посещая Абиссинию, Палестину, Сев. Африку, Турцию, Китай, Монголию, Японию и другие страны, интересовались не столько отбором наилучших для Союза экотипов, как это делали американцы, сколько сбором морфологических диковинок для заполнения пустых мест его гомологических таблиц».

А трое других биологов (Владимиров, Ицков, Кудрявцев) в том же 1937 г. оценивали работу Вавилова так: «Страна затрачивала золотую валюту на ввоз из-за границы новых сортов, которые на поверку оказывались нашими же сортами, вывезенными из СССР…

…Экспедиции ВИРа поглотили огромные народные средства. Мы не отрицаем значительного влияния экспедиций на развитие советской селекции. Однако необходимо сказать, что в целом собранная институтом мировая коллекция не оправдывает затраченных на нее средств. Работая над ней, институт дал стране вместо сортов, распространенных в производстве, сотни литературных монографий, ботанико-систематических описаний. Прочитать все эти монографии не в состоянии ни один селекционер Союза за всю свою, даже многолетнюю жизнь».

Поскольку все это строки не из доносов «куда надо», а из открытой печати, то их авторы, надо думать, готовы были ответить за точность своих слов.

Если говорить прямо, то, судя по этим фактам, Вавилов «золотую валюту» развернул на собственную славу открывателя «гомологического ряда» и на написание ничего не дающих стране диссертаций своих сотрудников, которые, однако, давали этим сотрудникам еще больше денег для личной сладкой жизни. А ведь задачей этого института было «дать хотя бы намек», как вывести зимостойкую рожь и пшеницу.

Что же оставалось Лысенко, как не скручивать в бараний рог этих «генетиков» и заставлять их работать на Родину? Но у Вавилова, надо думать, были обширные связи в ЦК, в связи с чем эта критика никак на него не влияла, пока через три года, в августе 1940 г., он не был арестован как один из руководителей «Крестьянской партии» — партии, которая в свое время активно приглашала Запад к интервенции в СССР.

Конечно, можно эту история трактовать и в том духе, что, дескать, Сталин с Лысенко от безделья решили развлечься на гонениях генетиков, а можно и обратить внимание, что в биологической науке, к ее позору, не нашлось ни единого человека, который был бы столь предан Родине, а не своему карману, чтобы заставить всю эту вавиловщину работать на народ, как Лысенко, но в то же время больше бы разбирался в теории биологии.

Медведев пишет, что в 1948 г., когда произошел погром генетики самими генетиками (не приведено ни одного факта, когда бы Лысенко лично дал команду закрыть хотя бы одну лабораторию или уволить хотя бы одного человека), особенно пострадал академик Шмальгаузен. Это характерная фамилия, поэтому я сразу вспомнил о нем, когда прочел в статье А. Алексеева («Дуэль», № 4, 1996 г.), что научными консультантами Хрущева, подвигшими его на целинный и кукурузный подвиг, были Шмальгаузен, Заводовский, Жуковский и др. Это была победа вавиловщины, о которой она, правда, «скромно» умалчивает.

И уж совсем триумф вавиловщины мы видим сегодня, когда с начала перестройки руководителей СССР непрерывно консультируют академики чистой науки — полки наукообразных паразитов, тупых, ленивых, алчных и подлых. И нет уже на них ни Лысенко, чтобы заставить их работать, ни Сталина, чтобы посыпать эту вошь дустом.

Поэтому, отвечая своему оппоненту в дискуссии об Эйнштейне, хочу сказать, что я не считаю Т. Д. Лысенко «неудобным для русофильской патриотии человеком». Это был враг «чистых ученых» — вши на теле страны, но русскому народу его стесняться нечего. Он не Юлий Цезарь, три дела сразу делать не мог, хотя и брался (в связи с чем и нагородил лишнего), но Родине служил хорошо, беззаветно.

Результаты триумфа вавиловщины

Итак. Есть народ, производящий материальные блага. У народа изымается огромная часть этих благ, и эта часть — добыча армии людей под названием «советские ученые». До смерти Сталина, до убийства Берии, до отстранения Лысенко правительство еще предпринимало какие-то шаги, чтобы заставить эту армию своим умом создать какие-то ответные блага (знания), компенсирующие затраты народа.

Победа вавиловщины освободила «советских ученых» от этой задачи. Моральное обоснование их паразитизма — ученый, дескать, «служит науке». Дуракам в правительстве этого оказалось достаточно. Марксистско-ленинские диалектики даже не задались вопросом — как же так? Кормит их народ, а служат они науке? И что именно считать наукой определяет не народ, а сами ученые.

Колхозник, который в результате своей работы получал не зерно, а неизвестно что, — наказывался. Рабочий, который вместо детали делал брак, — наказывался. А эта наукообразная вошь утверждала, что в науке отрицательный результат — это тоже результат и что за получение знаний, которые никому не нужны, народ обязан «советских ученых» не наказывать, а еще и доплачивать им за «ученое» звание.

Профессионал тот, кто может получить конечный результат. Именно по этому результату оценивается профессионал во всех областях. Кроме советской науки. Там профессионал оценивается наличием ученого звания. Причем это звание присваивается не теми, кто пользуется результатами труда ученых, что имело бы смысл, а самими учеными. Организация советской науки, вавиловщины — это шедевр государственного идиотизма.

Отныне любой дурак мог стать советским ученым, более того, ученому, в отличие от рабочего, даже не требовалось совершенствовать свой ум в процессе работы — требовалось совершенствовать только способы приобретения ученых званий. (Вспомните, с каким рвением эти ученые бараны разрушали СССР — свою кормушку.)

К настоящему времени «советские ученые» превратились в толпу с интеллектом более низким, чем в целом общество. Об общественных науках, обо всех этих «философах» и «экономистах», и говорить не приходится. Возьмите даже более конкретные и точные науки.

Посмотрите на почти сплошь неграмотное, не способное думать поколение «козлов» — это ведь результаты нашей педагогики. Ими телевидение вертит, как дрессировщик в цирке ослами.

Каждый четвертый врач в мире — советский. Это что — видно по результатам?

40 лет свободно развивается генетика, и что от нее толку? Может, она победила рак, дала нам устойчивые урожаи?

Физика астрономические суммы ухлопала под термоядерную энергию — где она, эта энергия?

Результат советской науки в одном: каждый четвертый ученый мира сидел на шее советского народа. Это ее единственное выдающееся достижение. Все остальные куда более скромные.

Разумеется, доступ к такой кормушке не мог быть организован без блата. А где блат — там и евреи. Я это к тому, что уже давно не могу ответить Наталье Иноятовне Тилляевой, которая написала мне еще по поводу статьи «Надо ли всех объявлять евреями?». Она так пишет об отборе кандидатов в ученые:

«Училась я в Московском физико-техническом институте, и в этом институте существовала та самая «секретная» норма зачисления абитуриентов в студенты, о которой пишет очень не понравившаяся Вам Алиса Шполянская. Можно, конечно, твердить, что это выдумки жидовствующих негодяев и закомплексованных придурков, но тех, кто знаком с этим фактом не понаслышке, Вы такими заклинаниями не заставите считать белое черным, и вызовете у них неуважение, вряд ли жалость и наверняка — презрение. Объясню, как на практике реализовывалась та самая норма. У нас официально была объявлена «субъективная» система приема в институт. Это означало, что после успешно сданных (без двоек) экзаменов абитуриенты должны были проходить так называемое собеседование на произвольную тему (без оценки), и по результатам экзаменов и собеседования решался вопрос о приеме или не приеме. Никакого проходного балла в те времена (я поступала в институт в 1964 г.) не существовало, и это давало право членам приемной комиссии руководствоваться не только уровнем знаний абитуриентов, но и другими, неведомыми нам соображениями. Я лично была знакома с несколькими евреями, выпускниками спецшкол города Горького, набравшими по 17–18 баллов, которым отказали в приеме, в то время как меня, узбечку по паспорту, приехавшую из Ашхабада (у меня русская мама), зачислили в институт с 16 баллами, парня из деревни приняли в институт с 14 баллами, как и девушку-москвичку, тоже всего с 14 баллами, зачисленную на самый престижный тогда факультет общей и прикладной физики… Насколько обоснованным было определенно пристрастное отношение к евреям при зачислении в вуз, готовивший научные кадры для оборонных отраслей промышленности, я сейчас судить не берусь, хотя, по молодости лет, была этим шокирована и возмущена. Я лишь подтверждаю, что в МФТИ существовала скрытая дискриминация не только евреев при приеме в институт, но и иногородних».

Итак, была дискриминация, был отбор. Но далее т. Тилляева продолжает:

«Это бесспорный факт, отрицать который нечестно и неумно, хотя относиться к нему можно по-разному. Правда, мне неизвестны случаи, когда бы еврей, набравший максимально возможные 20 баллов, не был принят в институт, хотя не исключаю и такой возможности. К примеру, в моей группе, состоявшей из 18 человек, училось по меньшей мере два еврея и не было ни одного москвича. Все мы имели вступительный балл не выше 18».

Если мы вспомним арифметику за 4-й класс и разделим 2 на 18, а потом умножим на 100, то определим, что в институте, обещавшем хорошую кормушку в будущем, в который «не допускались евреи», их было 11 %, при объявленной их численности 0,7 % от всего населения СССР. Удельно в 15 раз больше, чем остальных национальностей. Интересно, сколько же их там должно было быть, чтобы Наталья Иноятовна не была «шокирована и возмущена» «дискриминацией» евреев, — 50 или 100 %? Да, евреи из Горького не поступили, но потому, что их дискриминировали, или потому, что у них не было блата в Москве?

А потом взрывается Чернобыльская АЭС, в конструкцию которой авторы проекта не заложили принципы, широко известные в технике как «защита от дурака». Что не дало им это сделать — преступная небрежность или интеллект вавиловщины? Впрочем, сделать невинный вид и обвинить самих работников АЭС в трагедии у вавиловщины ума хватило. На это у нее всегда ума хватало.

Мне скажут — но не все же у нас в науке паразиты! Да, не все. Но что это меняет? Ведь тем людям, кто хотел бы, кто добывал нужные для народа знания, а не ученые звания, жилось в советской науке невыносимо. Они же там были как белые вороны — серая тупость не переносит тружеников, ненавидит их.

Сегодня Российская академия наук приняла в свои члены Солженицына. Ах, какое приобретение! Однако вспомним, что курганский хирург Гавриил Абрамович Илизаров, действительная слава советской науки, так и не смог стать академиком, серая вошь сделала все, чтобы его забаллотировать.

Разве дело в Эйнштейне?

Мне неприятно, что я должен впоследствии объяснять, что именно я написал в предыдущих статьях, хотя я в этом и виноват. Разве в статье «Гений еврейской сотни» я утверждал, что Эйнштейна нужно забыть, а его теорией (гипотезой) не пользоваться?

Я пытался провести мысль, что в нашей науке авторитеты всецело зависят от пропаганды, их раздувает пресса. Поскольку у этих авторитетов появляются тысячи последователей, то для последних любая критика идей их авторитета равносильна признанию их собственной глупости (во-первых) с угрозой отстранения от кормушки (во-вторых). И они жестоко подавляют критику именно поэтому. Именно поэтому они боятся дискуссий и охотно идут на доносы.

Ведь смотрите, аналогичное положение у меня с Марксом. Представьте, что утверждение его о том, что «государство — это продукт классовых противоречий», является своеобразной «теорией относительности». Я не отрицаю, что в государстве могут быть классовые противоречия, но сами по себе они не являются тем, что государство образовывает. То есть Марксова «теория относительности» — это не картина мира, а лишь ее фрагмент, да еще и не обязательный, действительный только для определенных условий.

Но вы посмотрите на марксистов — ведь они никакие доводы принимать не хотят. Жизнь показала бредовость этой идеи, а они и на жизнь смотреть не хотят! Маркс велик — и все тут! А сколько доносов «куда надо» на меня последовало бы всего лишь 10 лет назад? Маркс-то велик, но вы-то, марксисты, тут при чем?

Как я, не физик, могу узнать, что теория Эйнштейна — это истина, а не фрагмент ее? Ведь вы, эйнштейнисты, не рассматриваете доводы против, не вникаете в то, что говорят оппоненты. Ответы В. И. Сикерину в прошлой статье — точь-в-точь как письма от марксистов, заваливших мою почту. Все то же чванство знанием некоей «великой истины» и тупое незнание элементарных вещей.

Заставить ученых служить своему народу можно только делократизацией науки. Но ведь Сталин-то этого не знал. И для него оставался единственный путь проверки ученых на вшивость — путь дискуссий между ними. Это не решение вопроса, развитию биологии это не сильно помогло, но это хотя бы что-то. Вавиловщина убедила Хрущева, такого же, как и она, не знающего дела и боящегося критики, задушить и дискуссии. И страна пришла под ее «научным» руководством к своему развалу.

Глупый «чайник»

В вышеприведенном тексте этой главы я допустил глупость: рассматривая деятельность Т. Д. Лысенко только как управленца и не пытаясь вникнуть в саму генетику, я счел ее наукой, то есть объективной истиной, а Т. Д. Лысенко отказал в том, что он ученый. Это оказалось, повторю, моей глупостью, на которую мне указали специалисты: биологи, сыновья Т. Д. Лысенко братья О. Т. и Ю. Т. Лысенко, и доктор биологических наук, профессор М. В. Алексеева. Их статьи я даю отдельными главками, не выделяя их курсивом. Поясню, что я даю статью братьев Лысенко, написанную ими в ответ на помои в адрес отца, которые выплеснулись в статье Ф. Х. Бахтерева «Уроки Вавилова» в журнале «Коммунист», № 14, 1987 г. Журнал статью братьев, разумеется, не напечатал.

Сделаю пояснения для таких же «чайников», как и сам.

Все живое состоит из клеток — мельчайших частиц тела. Внутри клетки расположено ЯДРО, все остальные ее части — ЦИТОПЛАЗМА.

В ядре клеток расположены ХРОМОСОМЫ — длиннющие молекулы дезоксирибонуклеиновой кислоты (это слово можно сразу забыть), которая в тексте называется сокращенно — ДНК.

Суть спора

Стремясь показать «невежество» Т. Д. Лысенко и «бредовость» его идей, автор статьи Ф. Х. Бахтерев пишет: «существование генов, мутаций, хромосом отрицалось».

Но вот что еще тогда говорил сам Т. Д. Лысенко: «Не прав акад. Серебровский, утверждая, что Лысенко отрицает гены. Ни Лысенко, ни Презент никогда существования генов не отрицали. Мы отрицаем то понятие, которое вы вкладываете в слово «ген», подразумевая под последним кусочки, корпускулы наследственности. Но ведь если человек отрицает «кусочки температуры», отрицает существование «специфического вещества температуры», так разве это значит, что он отрицает существование температуры как одного из свойств состояния материи». (Т. Д. Лысенко, «Агробиология», Сельхозгиз, 1952 г., стр. 195).

В дискуссиях 30-х годов «классическая» генетика и, в частности, Н. И. Вавилов отстаивали идею неизменяемости гена, его независимости от внешних условий жизни организма.

Напротив, Лысенко и мичуринцы, исходя из своей концепции наследственности, говорили, что изменения наследственных признаков («мутации генов»), прежде всего происходят под влиянием внешних факторов! И так называемая современная генетика — молекулярная генетика — ПРИЗНАЛА, что в этом вопросе «классическая» генетика (и Н. И. Вавилов) были НЕ ПРАВЫ. И по «современной» молекулярной генетике изменения наследственности могут быть обусловлены внедрением в гены внешнего мобильного «контролирующего» элемента — полностью по Лысенко.

Во-вторых, Лысенко и мичуринцы говорили, что изменения наследственных признаков у животных и растений, порождаемые измененными условиями жизни, происходят не один раз на 10—100 тыс. поколений у единичных особей, как утверждала «классическая генетика», а во много раз чаще. «Современная» молекулярная-генетика и в этом вопросе отказалась от позиции, которая защищалась «классической» генетикой и Вавиловым: молекулярная генетика признала, что наследственные изменения, связанные с внедрением мобильных «контролирующих» элементов, происходят в десятки, сотни, а порою, и в тысячи раз чаще, чем это считала «классическая» генетика.

В-третьих, Лысенко и мичуринцы говорили, что изменения наследственных признаков под влиянием измененных условий жизни НЕ случайны, а НАПРАВЛЕННЫ. «Современная» молекулярная генетика и здесь сдала позиции, которые защищали Н. И. Вавилов и «классическая» генетика: с точки зрения «современной» молекулярной генетики, мутации не случайны, а зависят от типа подвижного элемента, внедряющегося в ген.

В-четвертых, «классическая» генетика утверждала, что гены сосредоточены ТОЛЬКО в хромосомах, а потому передавать наследственные признаки при гибридизации можно, ЛИШЬ передавая хромосомы. Лысенко и мичуринцы, исходя из своей концепции наследственности, утверждали (и показывали это экспериментально), что передавать и создавать наследственные признаки можно и без передачи хромосом… «Современная» молекулярная генетика признала, что и в этом вопросе «классическая» генетика не права: молекулярная генетика признала, что цитоплазма также является носителем генетических свойств клетки.

В-пятых, Лысенко и мичуринцы утверждали, что изменения наследственных признаков НАПРАВЛЕННЫ и соответственны измененным условиям жизни организмов. И вот ТОЛЬКО в этом пункте «современная» молекулярная генетика осталась солидарна с «классической» генетикой (с менделизмом) — она это напрочь отрицает. Тем более у нас есть основание сослаться на описанный выше эксперимент по превращению яровых в озимые, в котором, по сути дела, были получены (и уже не в первый раз) МАССОВЫЕ, 100 % (!), направленные мутации превращения ярового в озимое, где в качестве «контролирующего» процесс изменения наследственности «элемента» выступил СРОК осеннего посева изменяемых растений. Это достижение было отражено еще в научном отчете академика Т. Д. Лысенко за 1937 г., который был представлен им в Академию наук СССР. Есть факты, что и по этому пункту можно ждать сдачи позиции «молекулярной» генетикой. Оказывается, что под влиянием «стресса» (подзимний посев яровой пшеницы — чем не «стресс»?) мобильный контролирующий аппарат генома так перестраивается, что начинается процесс унаследования нового свойства. Причем этот процесс идет ступенчато — в 3, 5 поколений («по Лысенко»!). И возникающие при этом наследственные изменения носят явно приспособительный характер. За подобные исследования американке Барбаре Макклинток в 1983 г. была присуждена Нобелевская премия, а русского Лысенко продолжают считать невежей.

Итак, даже с точки зрения «современной» молекулярной генетики практически все, что отстаивал Н. И. Вавилов в дискуссиях с Т. Д. Лысенко, оказалось неверным. Почти по всем пунктам современная «молекулярная» генетика оказалась вынуждена признать правоту мичуринской генетики. Не. Лысенко, а Вавилов уже ПРОИГРАЛ свой спор с Лысенко! То, что сегодня выдается за «успехи» молекулярной генетики, за ее продвижение ВПЕРЕД, в действительности есть ОТСТУПЛЕНИЕ теории неизменяемого гена — ВЫНУЖДЕННОЕ отступление под напором фактического материала, на который указывал Лысенко.

Если вернуться к 30—40-м годам, то надо отметить, что и тогда такие «успехи» «классической» генетики, как открытие радиационного и химического мутагенеза, в действительности никакого отношения к теории гена не имели, из нее НЕ вытекали и уже тогда были отступлением теории неизменяемого гена от идеи абсолютной независимости от внешних условий.

Согласно менделизму, Вавилову и молекулярной генетике ничего действительно нового создать нельзя. ИДЕОЛОГИЯ здесь такова: новые свойства лишь проявляются, а не создаются. Новое лишь кажется новым. Развития живой природы нет, а происходящие в ней качественные изменения если и имеют место, то как случайность, которой могло бы и не быть.

Концепция мичуринской генетики иная: наследственная основа не является каким-то ОСОБЫМ от тела, саморазмножающимся веществом. Процесс жизни и развития есть проявление единства жизнеспособного организма (клетки, бактерии, вируса) с условиями жизни. Этот процесс осуществляется путем обмена веществом с внешней средой. Изменить наследственность организма можно, изменив процесс питания клеток, изменив условия внешней среды, которые служат источником качественных изменений живых тел. ИДЕОЛОГИЯ здесь такова: живое РАЗВИВАЕТСЯ, строит себя и свои свойства из пищи, из условий внешней среды, соответственно этим условиям.

Из концепции мичуринской генетики следует, в частности, что менять наследственность можно путем передачи цитоплазматических веществ от клетки к клетке без передачи хромосом (вегетативная гибридизация). На этой концепции в сочетании с учением о стадийности строились и такие экспериментальные и теоретические работы Т. Д. Лысенко, как превращение яровых культур в озимые; как превращение одних видов растений и животных в другие. Концепция отрицала наличие в природе внутривидовой борьбы, над чем по сей день так любят потешаться «грамотные ученые», в то время как известный австрийский зоолог Конрад Лоренц, выискивавший «зоологические» корни такого социального явления, как война, признал, что даже у хищных зверей существует «тормозной механизм», запрещающий убивать себе подобных (опять-таки «по Лысенко!»).

Как именно в биологии объективная правда науки связана с идеологией, видно на примере признания цитоплазматической генетики. До тех пор пока факты, подтверждающие роль цитоплазмы в передаче наследственных признаков, не укладывались в идеологию менделизма и молекулярной генетики, эти факты рассматривались «грамотными» генетиками как «компрометирующие» «истинную» науку и не признавались: признать эти факты в то время означало признать и концепцию мичуринской генетики.

Но как только в цитоплазме были обнаружены молекулы ДНК — эти факты, которые много лет отрицались как «компрометирующие» науку, тут же были признаны молекулярной генетикой. Как уже упоминалось, построенные на признании генетических свойств цитоплазмы работы Барбары Макклинток были удостоены Нобелевской премии. Такова роль ИДЕОЛОГИИ в признании ОБЪЕКТИВНОЙ научной истины. Все происходит в соответствии с известным положением доклада Т. Д. Лысенко на августовской сессии ВАСХНИЛ в 1948 г.: ИСТОРИЯ БИОЛОГИИ — ЭТО АРЕНА ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ БОРЬБЫ!

Ф. Х. Бахтерев, автор статьи «Уроки Вавилова» в журнале «Коммунист», № 14, 1987 год, пишет: «В 20-х годах страна была охвачена индустриализацией и добилась здесь невиданных успехов. Повсюду — стахановское движение, ударничество, энтузиазм. А сельскохозяйственная наука, как назло, отставала! Вавилова торопили — давай новые сорта, новые породы, новую агротехнику, давай, давай, быстрее, быстрее! Но генетика была еще слишком молода… Стране требовался хлеб — его остро не хватало… Тогда-mo и появился Лысенко… Лысенко атаковал генетику, обвинив ее в «отрыве от практики». Свои нападки на генетику Лысенко «обосновывал» «демагогическими спекуляциями на объективных проблемах бурно развивающейся молодой науки».

Здесь автор верно подметил: мичуринское направление в генетике и «появление» Т. Д. Лысенко действительно были вызваны к жизни новой формой сельскохозяйственного производства. А менделизм и Н. И. Вавилов дискредитировали себя неспособностью обеспечить нужды страны.

Но далее автор, мягко выражаясь, неверно утверждает, что констатация отрыва менделизма от практики — это «демагогия» Лысенко, и что пройти эта «демагогия» в 20—30-х годах могла лишь потому, что «генетика была еще слишком молода»! Дело в том, что и менделизм, и сменившая менделизм молекулярная генетика БЕСПЛОДНЫ по самому своему существу! Они не отражают объективной истины. Менделизм, а ныне молекулярная генетика НИЧЕГО НЕ ДАЛИ ни сельскому хозяйству, ни медицине, НИ в 20-х годах, НИ в 40-х, НИ в нынешних 80-х!

Хотя сколько обещаний, сколько заверений в величайших успехах молекулярной генетики пришлось услышать. Или генетика по сей день «молода»? Наиболее квалифицированные, знающие свое дело «молекулярные» биологи за рубежом откровенно признают, что достижения селекции НИКОГДА НЕ ИМЕЛИ и НЕ ИМЕЮТ НИКАКОГО отношения ни к менделизму, ни к «молекулярной биологии». Вот их книга «Рекомбинантные молекулы: значение для науки и практики» (М., «Мир», 1980 г.):

«Превращение дикорастущих видов растений в сельскохозяйственные произошло без всякого применения достижений современной науки и каких-либо представлений менделевской генетики.

Современные селекционеры растений с успехом применяют в основном эту же стратегию» (стр. 270).

«Никакой существенной корреляции между конечной урожайностью и эффективностью какого-либо определенного биохимического пути не обнаружено» (стр. 275).

«Мой опыт общения с хорошими селекционерами растений говорит о том, что их не интересует молекулярная биология. Крупные успехи, достигнутые селекционерами за последние 10–20 лет, позволяют им полагать, что мы играем в игрушки, и, я думаю, они правы. Им это не интересно. Они… считают, что мы говорим чушь» (стр. 283–284).

«Предполагаемые выгоды, которые может дать продолжение работ по пересадке генов, не являются реальными выгодами. Эти исследования не решат сельскохозяйственных или медицинских проблем» (стр. 592).

Сказано все это не «догматиком» Лысенко, а самими «молекулярными» биологами.

Тупик нынешнего положения генетики не в том, что в нашей стране когда-то десятилетия тому назад процветала мичуринская генетика (как это пытаются представить авторы указанных выше статей и бесед), а в том, что мичуринская генетика была административно изгнана из АН СССР и ВАСХНИЛ! Как было показано выше, объективный ход развития науки таков, что биологическая наука развивается в направлении признания мичуринской генетики, а потому и выйти из тупика генетика сможет, лишь вернувшись к мичуринскому направлению.

Как о чем-то плохом автор статьи «Уроки Вавилова» пишет: «Деятельность Лысенко одобрялась И. В. Сталиным». Деятельность Т. Д. Лысенко действительно одобрялась И. В. Сталиным, хотя сам автор верно подметил, что Лысенко «появился» тогда, когда стране потребовался хлеб.

Такой широко известный ныне прием, как чеканка хлопчатника, позволяющий резко поднимать его урожайность, был предложен и внедрен в производство Т. Д. Лысенко.

Именно Т. Д. Лысенко в предвоенные годы много сил и труда вложил в обеспечение страны большими урожаями проса, так что этого проса хватило и на военные годы (армию кормили этим, просом, за что Т. Д. Лысенко и было присвоено звание ГЕРОЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ТРУДА).

Именно Т. Д. Лысенко в военные годы, когда многие хозяйства остались без качественного посевного материала, указал, как невсхожие семена сделать всхожими.

Именно благодаря предложению Т. Д. Лысенко миллионы людей в трудное для них время снабдили сами себя посадочным материалом картофеля (верхушки продовольственных клубней), что позволило расширить площади посевов картофеля и увеличить продовольственные ресурсы страны.

Можно вспомнить работы Т. Д. Лысенко по почвенному питанию растений.

Можно вспомнить и такое его предложение, как летние посадки картофеля на юге страны, о которых можно было слышать добрые слова даже от недоброжелателей Т. Д. Лысенко.

Можно вспомнить гнездовые посадки дуба: там, где их в свое время не потравили скотом, а ныне не пустили под топор, эти посадки выглядят великолепно.

Можно вспомнить посевы по стерне. Сталин в свое время осадил одного очень высокопоставленного критика таких посевов: «Оставьте это — стерневые посевы в годы войны дали нам немало дополнительных миллионов пудов хлеба».

Вот за все это И. В. Сталин как заинтересованное лицо — как ответственный руководитель государства — и поддерживал Т. Д. Лысенко.

И Т. С. Мальцев не откажется подтвердить, что в своих работах он широко опирался на советы и рекомендации именно Т. Д. Лысенко.

А по методу «несуществующего» превращения яровых форм в озимые был получен не один сорт зимостойкой урожайной пшеницы, в том числе «мироновская 808» академика В. Н. Ремесло.

* * *

И сегодня любой селекционер-практик, для которого верная теория — это не игра в слова, а НЕОБХОДИМОСТЬ в работе, будет неизбежно приходить к концепции мичуринской генетики, какими бы административными мерами ни пытались вытравить ее из памяти людей и как бы ни пытались оболгать ее создателей. ...