Иван Константинович Цацулин
Атомная крепость

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая

Вечерний телефонный звонок Уильяма Прайса прервал размышления начальника разведывательного управления.

- Приезжайте немедленно. Лучше - самолетом. Я на Гудзоне.

Слышно было, как где-то, далеко-далеко, упала на рычажок телефонная трубка.

Аллен Харвуд недовольно повернулся в кресле и закурил. Черт побери! Этот человек смеет командовать им - самим шефом разведки?! Но уже через минуту, подавив раздражение, Харвуд по обыкновению ровным голосом приказал появившемуся на звонок секретарю:

- Тэдди, самолет!

- Он ждет вас, сэр.

Самолет всегда ждал его - таков был порядок, заведенный здесь еще задолго до появления Аллена Харвуда.

- Машину! - приказал он.

- У подъезда, сэр. Прикажете сопровождать?

- Нет, можете идти.

Секретарь вышел.

Харвуд медленно прошелся по комнате. Он мучительно думал сейчас над тем, что от него потребовалось этому выскочке, счастливчику Прайсу, которого ныне в США не без основания величают королем урана. Он начал со скотобоен в Чикаго, со свиной тушенки, затем путем каких-то невероятных по смелости и ловкости спекуляций приобрел колоссальное состояние и стал одним из фактических хозяев страны. С этим следовало считаться тем более, чем менее сам Уильям Прайс считался с чинами и положением тех, кого он в любое время мог вызвать к себе.

Харвуд подошел к зеркалу, чтобы поправить прическу: из зеркала на него смотрел весьма уже пожилой человек с седыми подстриженными усами и оловянно-безучастными глазами на круглом лице. Серый костюм, галстук-бабочка на белой сорочке придавали ему вид провинциального профессора или успевшего выслужиться банковского клерка. Харвуд усмехнулся: первейшим условием каждого разведчика должна быть заурядная, не выделяющая его из толпы внешность. Правда, на самого-то шефа разведки это правило могло и не распространяться: от него до толпы слишком большое расстояние.

«Да, но что же все-таки нужно от меня Прайсу? - ломал голову Харвуд.- И почему он предложил воспользоваться самолетом? Ведь до Прайсхилла, где расположено поместье «короля урана», не так уж далеко». Теперь Харвуду показалось даже, да нет, он мог в этом поклясться, что в голосе Уильяма Прайса чувствовалась какая-то тревога. В чем же дело? Эту загадку обязательно следовало разгадать прежде, чем лететь в Прайсхилл.

Он поднял трубку внутреннего телефона:

- Полковник Спаркмэн? Сейчас же отправляйтесь к себе. Поняли? И подготовьте Двадцатого… да, да. Возможно, сегодня ночью я буду у вас. Поспешите.

- Кажется, я понимаю, в чем дело,- прошептал Харвуд, направляясь к двери.

Машина оставила позади себя беснующиеся рекламные огни Бродвея, центральные авеню, выбралась за город и, набирая скорость, помчалась к аэродрому.

Харвуд теперь не сомневался, что все дело в Двадцатом. «Но что же все-таки нужно Прайсу? - думал он в самолете.- Украсть для него ценный патент, похитить или убить человека? Захочет ли он дать соответствующие объяснения?»

Осторожно держась за поручни, Харвуд сошел на землю. Прожектора, за исключением одного небольшого, погасли. В глубоком ночном небе мерцали желтые и зеленые звезды. Рядом с аэродромом шумел вековой лес. Пахло сыростью и цветами.

Огромный черный автомобиль остановился в двух шагах. Из автомобиля выскочил высокий, с длинными, как у гориллы, руками человек.

- Это ты, Скаддер? - спросил Харвуд.

- Да, сэр. Прошу в машину, сэр.- И длиннорукий верзила поспешно открыл дверцу автомобиля.- Мистер Прайс ждет вас, сэр,- добавил он, когда машина уже развернулась и устремилась в темноту, по направлению к Прайсхиллу.

Харвуд сидел на заднем сиденье. За окнами стояла густая весенняя темь, перед глазами маячил затылок Скаддера, этого, пожалуй, наиболее близкого к Прайсу человека, его телохранителя и секретаря. О, Харвуд отлично знал, что за субъект этот Скаддер: гангстер и содержатель публичных домов, он возглавлял затем «команду смерти» в одном из преступных концернов Нью-Йорка, то есть отправлял на тот свет тех, кого ему приказывали. Но на одном из убийств Скаддер попался и очутился в камере смертников в Синг-Синге. Ему оставалось уже немного дней до казни на электрическом стуле, когда в Синг-Синг явился Уильям Прайс-старший. Он искал себе как раз такого человека - и Скаддер не только очутился на свободе, но и стал его доверенным лицом.

Нашлись, конечно, недоброжелатели - и чудесное превращение Скаддера из висельника в приближенного самого мистера Уильяма Прайса не прошло бесследно: судья Смит внес протест в Верховный суд. Но старика Прайса это нисколько не смутило. В интервью корреспонденту газеты «Нью-Йорк таймс» он заявил:

- Скаддер совершал преступления по приказу Франка Костелло. Если вы хотите, чтобы казнили моего Скаддера, тогда арестуйте и судите Франка Костелло. Но этого делать, кажется, никто не собирается: на именинах Костелло недавно присутствовал сам президент, министры, члены Верховного суда, в том числе почтенный Смит.

Это была правда, об этом случае знала вся Америка - и газеты умолкли.

Кресло, в котором сидел Прайс, казалось слишком большим для его маленького, тщедушного тела. Внешность старика производила отталкивающее впечатление. У него была лишенная растительности, обтянутая желтой старческой кожей голова. Его худое, испещренное продольными морщинами лицо отнюдь не украшали тонкий крючковатый нос и глубоко запавшие в орбиты маленькие глаза.

Бросив на своего собеседника острый, почти неприязненный взгляд, Прайс заговорил:

- Я не буду извиняться за беспокойство, Аллен,- интересы страны выше всяких условностей. Не так ли?

Ничего еще не понимая, Харвуд кивнул и, по привычке, сжал в руке трубку, с которой никогда не расставался.

- Можете курить,- сказал ему Прайс и продолжал:- Вы видели сегодня шифровку из Москвы за номером ноль двенадцать восемьдесят три?

Харвуд наморщил лоб: он хотел вспомнить о какой шифровке идет речь, но так и не вспомнил - документов поступало в управление слишком много.

- Так вот,- продолжал Прайс.- Я давно ждал документа, подобно тому, который получил сегодня. Час настал… Теперь медлить нельзя ни одной минуты… Сейчас я вам все объясню.

Прайс уже не сидел в кресле. Он нетерпеливо двигался взад и вперед по ковру, застилавшему пол кабинета.

- Сейчас я вам все объясню, Аллен. Между нами, вы считаете меня несколько… экстравагантным, не правда ли? - старик хихикнул и выжидательно посмотрел, на Харвуда. Но тот продолжал оставаться невозмутимым. Неожиданно голос Прайса стал резким и повелительным.

- Вы хотите знать, в чем дело? Хорошо… Я заинтересован в том, чтобы вы, помогая мне, работали с открытыми глазами, знали, ради, чего мы с вами рискуем. Я люблю называть вещи своими именами.- Прайс передернул плечами и остановился у стола.- Я стремлюсь как-то спасти себя… себя и вас, Аллен, и других, подобных нам, И я должен теперь спешить. Наши генералы и сенаторы кричат о необходимости войны против Советов… Ваш родной брат надрывается о том же… Но, избави бог, если мы сейчас развяжем эту войну - коммунисты правы, тогда мы погибнем.

Лицо Аллена Харвуда сделалось не только серьезным, но и зловещим: подобного рода шуток он не любил.

Но Уильям Прайс, кажется, и не собирался шутить, наоборот.

- Мы с вами живем в страшное время, Аллен,- продолжал он.- Я часто думаю о том, чем, оно определено: непонятным мне роком или просто тем, что в наши дни развелось так много, идиотов, воображающих себя умниками. Почти сорок лет я слежу за нашей внешней политикой и вижу, как мы с непостижимым упорством делаем одну ошибку за другой. Я не собираюсь читать вам лекцию, я просто хочу, чтобы, вы поняли мой образ мыслей, сегодня это необходимо для дела… Итак, мы последовательно приводим в движение силы, которые в конечном счете погубят нас с вами. Да, да… погубят! Главная наша опасность - ограниченность. Это ужасная вещь! Смотрите: в тридцать втором году к нам приехал Яльмар Шахт. От имени деловых кругов Германии он просил нас благословить приход к власти Гитлера. Мы благословили. В ноябре тридцать седьмого года сенатор Ванденберг, глава концерна Дюпон, и мистер Слоун из «Дженерал моторс» тайно встретились с представителем Гитлера в Сан-Франциско и обещали ему поддержать фашизм… А через четыре года мы оказались вынужденными вместе с Советами воевать против Гитлера! Мы-то с вами знаем, что, взяв в руки оружие, Гитлер всерьез мечтал и о завоевании Америки… Гитлер съел почти всю Западную Европу и подбирался к Англии. Но наши надежды сбылись - он все-таки набросился на Россию. Вся Европа была его тылом и арсеналом. Он оказался в состоянии сразу бросить против России, почти двести восемьдесят дивизий и… был разбит наголову!

Прайс умолк. Аллен Харвуд продолжал сидеть молча.

- А ведь Россия тогда была одна,- продолжал Прайс.- Одна! А теперь? Теперь мы боремся почти против миллиарда человек. Вот они, плоды нашей внешней политики!

- Вы считаете в этих условиях нашу победу невозможной, а борьбу бесполезной?

- О нет! - воскликнул Прайс.- Я считаю, что мы должны извлекать уроки из наших провалов и тогда уже действовать. Однако вся беда в том, что у нас не находится желающих признаться в своих провалах. Удалось нам сделать Гитлера своим военным союзником, заставить его уйти из захваченных им государств Западной Европы, дать гарантию Великобритании и безоговорочно выполнять наши указания? Нет, нам это не удалось. Во время прошлой войны вы, Аллен, три года просидели в Швейцарии, руководя оттуда заговором против Гитлера. Вы должны были убрать Гитлера и поставить во главе Германии наших людей, но вам и этого не удалось сделать! К концу войны вы обязаны были создать в Баварских Альпах неприступный бастион, в котором могли бы отсидеться и прийти в себя гитлеровские армии, чтобы продолжать войну, но…

- Я не понимаю, что вы всем этим хотите сказать,- сжав губы, сказал Харвуд и поднялся.

Но Прайс словно не хотел замечать возмущения начальника разведывательного управления.

- Я говорю все это не для того, чтобы обвинять вас в чем-то…- сухо сказал он.- Я это делаю для того, чтобы вы лучше поняли меня… Только и всего… Рузвельт сделал великую глупость, сообщив Черчиллю, что он отдал приказ приступить к изготовлению атомной бомбы. Я до сих пор не понимаю, зачем он это сделал.

- Но ведь Гитлер… - начал было Харвуд.

- Знаю, знаю,- бесцеремонно перебил его Прайс.- Гитлер до последней минуты надеялся, что немецкие ученые преподнесут ему атомную бомбу, которую он немедленно пустил бы в ход… Но этого, к нашему счастью, не случилось - они опоздали. И все же, за каким чертом было сообщать о нашем секрете англичанам?

Харвуд молча пожал плечами.

Прайс продолжал:

- По-моему, это была чудовищная ошибка… Не так ли?

Харвуд кивнул головой.

- Что же случилось потом? - продолжал Прайс.- В Белом доме очутился Трумэн. Ему бы радоваться, что вместо двенадцати тысяч долларов в год - сенаторского жалованья, он стал получать оклад президента, но нет, этот парень решил увековечить свое имя в истории и приказал сбросить атомные бомбы над Японией. Я хотел бы, чтобы когда-нибудь его судили за это, как военного преступника! - злобно вскричал Прайс.

Харвуд с величайшим изумлением смотрел на собеседника.

- Если бы я мог,- кричал Прайс, бегая по кабинету,- я приказал бы судить Гарри Трумэна. Нет, не за погибших японцев, до них мне нет никакого дела. Но я считаю поступок Трумэна актом величайшей национальной измены: он окончательно рассекретил наше важнейшее оружие. Понимаете? И сделал это без нужды, это же нам всем ясно: известно, что Япония капитулировала не потому, что сгорели деревянные домики в Нагасаки, а потому, что русские разгромили Квантунскую армию, заняли Маньчжурию и не сегодня-завтра могли высадиться на островах, вступить в Токио. А рассекретив атомную бомбу, мы проиграли нашу будущую победу над Советами, Аллен,- таково мое глубокое убеждение.

Как бы устав, Прайс на некоторое время умолк.

- Потом нашлись безответственные карьеристы, вроде Брэдли, и подняли крик о превентивной войне,- сказал он с тихой злобой.

Харвуд решил активнее включиться в беседу.

- Вы забываете, сэр, о необходимости подготовить соответствующую обстановку для принятия военных кредитов,- сказал он.

Прайс отлично понял намек.

- Я сам заинтересован в кредитах,- ответил он,- но ведь для этого можно было ограничиться версией о предстоящем нападении на нас, а вовсе не кричать о том, что мы первыми сбросим на Москву атомную бомбу. Тем более я убежден, что практически это вряд ли осуществимо. А вся эта идиотская болтовня рассекречивает наши планы. Какая же это превентивная война, если мы о ней изо дня в день трубим на всех перекрестках? Это наша вторая ошибка.

Мы рассчитываем на немцев, турок… Но боже мой! Кто знает, когда же мы будем, наконец, иметь настоящую армию, которую можно было бы бросить против Восточной Европы и Китая? Не надо забывать: нас с вами, Аллен, преследуют неудачи - бесславно провалились подготовленные нами заговоры в ГДР и Польше, не удалось организованное нами восстание в Венгрии. Не возражайте: мы снова провалились, это следует признать честно. Путч в Венгрии подавлен, а переброшенные нами через венгерскую границу кадровые офицеры Гитлера и Хорти разбежались кто куда. Часть их схвачена советскими войсками и солдатами Яноша Кадара…

Потом мы затеяли сложную игру на Ближнем Востоке, вдохновили авантюру против Египта… Все шло, как мы и предвидели,- оккупационным войскам Англии, Франции и Израиля пришлось ретироваться. Мы отлично знаем почему - вмешался Советский Союз.

- Мы предвидели и это,- холодно заметил Харвуд.

- Да, конечно, предвидели.- Прайс яростно запрыгал на месте.- И что же дальше? На свет появилась «доктрина» Эйзенхауэра, президент просит у конгресса полномочий по его личному усмотрению использовать наши войска на Ближнем и Среднем Востоке, мы должны поскорее и любыми средствами занять позиции, с которых вынуждены были уйти англичане и французы! А это значит?…- Прайс выжидательно посмотрел на собеседника.

- Война, - бросил Харвуд.

- С поправкой на блеф.- Прайс на минуту умолк,- Но мы стремимся к войне, это надо признать,- заключил он.

Кивком головы Харвуд согласился с выводами «короля урана».

- Вы не согласны с политикой правительства? - осведомился он.

- Мы проиграем войну,- ответил Прайс уставшим голосом.- К сожалению, в Вашингтоне этого не хотят понять - одни по глупости, другие из корысти. Но верьте мне, Аллен, мы будем биты,- Прайс бессильно опустился в кресло.

- Так какой же выход? - усмехнулся Харвуд.- Принять предложение русских о мирном сосуществовании?

- К черту! - злобно вскричал Прайс, вскакивая на ноги.- Мы обязательно будем воевать, для этого у нас есть и оружие, и деньги. Деньги! Вы понимаете, Аллен?!

Харвуд понимал, но он недоумевал: зачем все же Прайс вызвал его?

- Но воевать иначе, совсем иначе,- неожиданно спокойно заговорил Прайс.- Мы должны быть крайне осторожны, предвидеть возможные неожиданности… Лучше подготовиться. Однако перейдем к делу. Я скупаю урановую руду повсюду и хочу точно знать, каковы же запасы этого сырья в Советском Союзе? И именно с этой точки зрения меня интересует вот этот район. Подойдите сюда, Аллен.

Вслед за хозяином Харвуд подошел к стене. Прайс дернул за шелковый шнур, шторы ушли в стороны, и перед ними оказалась огромная карта Советского Союза.

- Вот, смотрите,- продолжал Прайс, вооружившись длинной указкой.- За этим районом я слежу уже в течение нескольких лет… Есть предположение, что там у русских колоссальное, практически неисчислимое количество уранового сырья.

Они снова возвратились к письменному столу. Прайс что-то вынул из стоявшего рядом большого стального сейфа и положил на стол перед Харвудом.- Посмотрите на этот документ,- сказал он.

Перед Харвудом лежал старинный манускрипт, написанный какой-то выцветшей краской на коже. Документ был составлен на китайском языке. Иероглифы стройными колонками бежали сверху вниз. Рядом, лежал сделанный, по-видимому, сравнительно давно, перевод на английском языке. Харвуд присмотрелся: текст был стихотворный. Он с интересом и недоумением взглянул на Прайса. Тот явно был доволен произведенным впечатлением и, забравшись в свое кресло, бросал торжествующие взгляды.

- Этому документу нет цены,- сказал он.

Харвуд пожал плечами:

- Нечто антикварное. Но объясните, какое отношение имеет этот лоскут ослиной кожи к срочному приглашению меня сюда?

- Самое непосредственное,- оживился Прайс.- Видите ли, в сорок пятом году мои люди появились в Западной Германии вслед за нашей армией. Они мне кое-что привезли оттуда, в частности один весьма секретный архив с бумагами, касающимися попытки немцев сделать атомную бомбу. Среди секретнейших документов мои сотрудники обнаружили вот этот уникум, что лежит сейчас перед вами. Прочли и решили было выбросить. Но когда доложили мне, я заинтересовался… Не будут же немцы строжайше хранить всякую чепуху! Посмотрел: стихи. Заглавие - «Поэма на пальмовых листьях». Но я чувствовал за всем этим что-то другое, какой-то тайный смысл, пока скрытый от меня, И вот помог случай! На листе перевода мне удалось обнаружить гриф «Д. Р.» Видите, вот тут, сбоку. Это же явно чьи-то инициалы! Но чьи? Я и мои помощники пришли к выводу, что поскольку документ, судя по всему, восточного происхождения, то он мог попасть в немецкий государственный архив от какого-то частного лица. Навели справки; оказалось, что «Поэма на пальмовых листьях» принадлежала англичанину профессору Джону Рэдуэлу, который еще в молодости приобрел ее в одном из буддийских монастырей где-то на северо-востоке Тибета. По словам Рэдуэла, автором «Поэмы на пальмовых листьях» считается Суань Цзян. Вам знакомо это имя?

- Нет,- признался Харвуд.

- Я так и думал. Суань Цзян - китаец, ученый, буддийский монах. Он жил в седьмом веке, много путешествовал. В частности, он посетил те места,- при этих словах Прайс подошел к карте СССР и ткнул указкой в то самое место, которое, как он только что говорил Харвуду, его весьма интересует,- через которые несколько столетий спустя прошел знаменитый венецианец Марко Поло. Н-да… Возник вопрос: каким же образом принадлежащий Рэдуэлу документ оказался в гитлеровском архиве? Но это скоро выяснилось. По словам профессора, частым гостем у него бывал некий молодой немец Генрих фон Краус, ученый-физик. Будучи профаном в востоковедении, этот Краус, тем не менее, почему-то интересовался творением древнего китайского ученого, и когда в тридцать восьмом году «Поэма» исчезла, Рэдуэл решил, что ее похитил Краус. Но зачем? Этого Рэдуэл разгадать не смог. Да и я вряд ли догадался бы в чем дело, если бы не обнаружили «Поэму» среди документов, относящихся исключительно к атомной энергии. Итак, Краус. Я стал наводить справки о нем. И что же? Он оказался одним из тех, кого Гитлер не успел повесить за неумение своевременно дать, ему атомную бомбу.

- Краус… Это имя мне знакомо,- заметил Харвуд.

- Превосходно. Итак, Краус-то должен был знать в чем тут дело. Мои люди отыскали его и привезли к нам в Штаты.

- И он все объяснил вам? - улыбнулся Харвуд,

- И не подумал! Мне пришлось купить, понимаете - купить у него тайну «Поэмы на пальмовых листьях». Я дорого заплатил ему, Аллен. Не буду отнимать у вас времени и подробно объяснять в чем дело. Скажу только, что при изучении «Поэмы» у Крауса появилась одна оригинальная мысль, которую он решил проверить. С этой целью он поехал в Советский Союз и посетил то место, о котором стихотворно рассказывает Суань Цзян. Предположение немца подтвердилось - поэма оказалась просто-напросто путевыми записками древнего ученого и таким образом в силу обстоятельств из художественного произведения превратилась в деловой документ величайшей важности и секретности. Убедившись в этом, Краус похитил документ и передал его в секретный архив гитлеровской атомной лаборатории. Бедняга Рэдуэл так и не догадался, какой ценности документом он располагал! - заключил Прайс.

- Но я все еще жду разъяснений,- заметил Харвуд.

- Представьте, Аллен, все, что я так пространно рассказывал вам, относится к делу. Вот в этом районе Суань Цзяна поразили некоторые странные явления. Как только Краус ознакомился с текстом «Поэмы», он заподозрил, что, сам о том не ведая, Суань Цзян рассказывает в ней о бурном проявлении радиации, получаемой, как мы теперь знаем, в результате естественного внутриатомного распада. Понимаете? У Крауса имеется своя теория о причинах этого бурного процесса в природе - я не буду ее вам излагать. Меня сейчас интересует другое: путем научных изысканий установить наличие в этом районе урановых руд, определить их залегание и общее количество. А тогда уже, при последующих подсчетах, мы примем во внимание и теорию Крауса. Вы должны помочь мне в этом.

Харвуд несколько растерялся.

- Это не простое дело - произвести геологическое исследование одного из районов страны, где за каждым нашим шагом следят,- возразил он.

Прайс рассмеялся.

- Я не предлагаю вам организовать посылку в этот район американской экспедиции,- сказал он почти весело.- И знаете почему? Не потому, что для вас это было бы весьма затруднительно, а потому, что я поверю научным данным только советских ученых.

- Почему? - спросил Харвуд.

- Потому что они-то врать не будут, ведь их изыскания радиоактивных элементов предназначаются для Советского правительства. Понимаете меня?

- Не совсем еще,- признался Харвуд.

Прайс протянул ему шифровку.

- Читайте… Вот что сообщает мой агент Снэйк из Москвы… Геологическая экспедиция Лучинина уже выехала на восток. В ней принимает участие друг Лучинина, профессор ядерной физики Александр Ясный. Об этом же вами сегодня, получена шифротелеграмма номер ноль двенадцать восемьдесят три от Шервуда. Ваше дело, Аллен, перебросить на территорию Советского Союза того человека, о котором, мы говорили раньше, и дать ему указание помочь Снэйку в этом деле. Мне нужна геологическая карта района; эту карту - итог работы экспедиции - надо изъять так, чтобы у русских не осталось и черновика ее. Лучинин и Ясный должны быть затем уничтожены, но опять-таки так, чтобы на нас не пало подозрений. Все должно выглядеть естественно.

Зажав в губах потухшую трубку, Харвуд снова сидел в автомобиле, Который мчался с аэродрома на этот раз на юг от Нью-Йорка. Было уже поздно. Городишки, через которые проносилась машина Харвуда, спали. Но вот шофер повернул направо. Показались крыши строений, обнесенных глухой стеной. Ворота тяжело, как бы нехотя, открылись, и машина въехала во двор. Здесь было пустынно и тихо, но Харвуда это нисколько не смутило. Выйдя из автомобиля, он уверенно направился по асфальтированной дорожке к подъезду главного здания. На ступенях лестницы Харвуда встретил одетый в штатское худощавый подвижный человек.

- Хэлло! Полковник Спаркмэн,- приветствовал его Харвуд.- Пройдёмте к вам.

Они вошли в здание, Спаркмэн включил свет и повел Харвуда по длинному коридору, мимо многочисленных дверей. Толкнув одну из них, он ввел Харвуда в довольно большую, почти лишенную мебели комнату. В стороне от бюро полковника находились простенький канцелярский стол и пара стульев. На стенах висели портреты Макартура и одной из голливудских звезд в довольно непристойной позе.

- Где Двадцатый? - резко спросил Харвуд.

- Здесь, его доставили сюда час назад,- ответил Спаркмэн.

- Под каким именем он знает вас? - поинтересовался Харвуд.

- Под именем инструктора Боба, сэр,- ответил полковник.

- Хорошо. Покажите мне его документы. Я хочу знать, каковы его успехи в науках… усвоил ли он что-нибудь,- сказал начальник разведки.

- Я приготовил их для вас, сэр,- с готовностью ответил Спаркмэн и подал шефу папку с документами того, кого они называли Двадцатым.

Харвуд уселся-за бюро и стал внимательно рассматривать бумаги.

- Ого! Это хорошо,- заметил он.- Двадцатый получил у нас солидные познания и в геологии и в минералогии…

- Таков был ваш приказ, сэр,- отозвался Спаркмэн.- Я лично все это время следил за учебой Двадцатого. Помимо того, он окончил школу наших агентов в Пулсвилле: стрельба, радиодело, тайнопись, яды, ну и все, что положено по программе.

- Вы уверены в нем? - спросил Харвуд.

Полковник изобразил на своем лице улыбку.

- Этот вопрос излишен, сэр,- ответил он,- Двадцатый - золотой агент: он ненавидит Советский Союз, как бы это сказать… по-звериному. Такая ненависть не иссякает! И к тому же он очень умен и ловок.

- Хорошо. Именно такой человек нам и нужен,- согласился Харвуд.- Сейчас вы пригласите его сюда и сообщите ему, что настала пора действовать… что ему поручается весьма важная операция.- Харвуд подчеркнул слово «весьма», но сейчас же спохватился.- Нет,- сказал он.- Вы, Спаркмэн, не обращайте внимания нашего агента на особую важность поручаемого ему задания. Не надо. Пусть он приучится думать, что у нас все одинаково важно и ко всему надо относиться серьезно. Зовите его.

Спаркмэн позвонил.

- Пришлите ко мне Двадцатого,- сказал он появившемуся дежурному.- Передайте ему, что мистер Боб ждет его.

Дежурный исчез. Уже через минуту в пустом коридоре послышались гулкие, тяжелые шаги и в кабинет вошел Двадцатый. Он с любопытством взглянул на Харвуда, но не поклонился ему, а лишь слегка кивнул головой.

Полковник Спаркмэн обратился к секретному агенту:

- Готовы ли вы?

- Да.

- Знаете ли вы, что вам грозит смерть, если вы попадете в руки советских властей?

- Да.

- Понимаете ли вы, что задание, которое вы сейчас получаете здесь, равносильно боевому приказу, выполнить который вы обязаны, хотя бы это стоило жизни?

- Да.

- Мы перебросим вас в Советский Союз. Вы снова будете там… Но вы можете сто раз умереть, прежде чем возвратитесь к нам. Готовы ли вы к этому?

- Да, готов.

Спаркмэн взглянул на шефа. Харвуд протянул агенту пакет, полученный им недавно от Прайса.

- Вот инструкции,- произнес он.- В них сказано, что вы должны будете делать, очутившись на территории Советского Союза, и как вести себя. Сейчас вы пойдете к себе - изучите эти инструкции. Ровно через час вы возвратите пакет инструктору Бобу, который тотчас же отвезет вас на аэродром. Вам надо спешить, Двадцатый. Утром вы вылетите на специальном самолете в Европу. Курс - на Пирей в Греции. Там вас встретят, снабдят всем необходимым и переправят в Советский Союз. Надеюсь, вы неплохо себя чувствуете при прыжках с парашютом?

- Да, сэр.

- Можете идти. Счастливого пути.

Двадцатый по-военному четко повернулся и вышел, унося с собой инструкции Уильяма Прайса.

Тяжелые его шаги постепенно замерли в гулком коридоре.

- Мне пора,- сказал Харвуд вставая.- За Двадцатого вы отвечаете головой, Спаркмэн.

Полковник вытянулся.

Большая черная машина выехала из ворот и помчалась туда, где сверкал огнями ночной Нью-Йорк.

Глава вторая

На одной из центральных улиц Москвы расположено красивое здание с просторными, светлыми комнатами. В этом доме помещается учреждение, в котором не говорят по-русски. Это не значит, что сотрудники не владеют русским языком (владеть русским языком, постоянно изучать его они обязаны по роду своей службы), но в своей повседневной работе, общаясь друг с другом, они предпочитают говорить на своем родном языке.

В тот весенний день, о котором пойдет речь в этой главе, сотрудники не раз осторожно и несколько боязливо стучали в дверь находящегося на третьем этаже кабинета, но, не получая ответа, уходили прочь.

«Мистер Шервуд, по-видимому, еще не приехал»,- говорили они. Девушки, работающие в канцелярии, которым положено знать о своих сослуживцах все, загадочно молчали.

«Шервуд проводит акцию», - догадывались сотрудники. Слово «акция» в переводе с английского означает не только денежный документ, которым владеют акционеры. Оно еще означает и «действие». «Проводить акцию» - значит заниматься каким-то определенным, конкретным делом, и не просто заниматься делом, а делом, обязательно направленным против кого-то.

Дверь кабинета оставалась закрытой до обеда: Шервуд действительно «проводил акцию». Он начал ее с того, что накануне не приехал домой ночевать - миссис Шервуд не беспокоилась, она к этому привыкла. А на следующее утро Шервуд появился у Абельмановской заставы. Несколько сутулый, с большими серыми навыкате немигающими глазами и отвисшей тяжелой челюстью, одетый в летнее пальто и низко надвинутую на лоб черную шляпу, он остановил такси, уселся на заднее сиденье и дал шоферу адрес - Лефортово. Но до Лефортово он не доехал, вышел из машины на тихой, почти безлюдной улице, расплатился по счетчику и быстро скрылся за углом. Шервуд шел, озираясь, кружил по улицам и переулкам - он хотел убедиться, что за ним не следят. Так, петляя, ходил он не менее часу, после чего сел в трамвай и доехал до Трубной площади. Здесь с тревогой посмотрел на часы и пешком направился вверх по бульвару, по направлению к Петровским воротам. Выйдя на Пушкинскую площадь, Шервуд, осторожно осмотревшись, открыл дверцу одного из стоявших тут такси, быстро уселся в уголок, и приказал шофёру отвезти его на Дмитровское шоссе.

- Я очень тороплюсь и хорошо заплачу вам,- прибавил он при этом.

Шофер, молодой парень, сложил газету, которую читал в ожидании очередного пассажира, сунул ее в. карман, включил мотор, и машина помчалась в сторону Савеловского вокзала. Шервуд сидел, притаившись и часто нервно посматривал на наручные часы - он боялся опоздать на условленное свидание.

Шофер оказался человеком словоохотливым.

- Сегодняшнюю «Правду» читали? - спросил он пассажира, не поворачивая головы.

- Нет еще… А что там? - поинтересовался Щервуд.

- Да опять же американцы войной грозятся,- шофер в негодовании покрутил головой.- Так вот и не терпится им войну начать. Советский Союз им поперек горла встал.

- Ну и как вы думаете, будет все-таки война? - спросил Шервуд.

- Все возможно.- Шофер немного помолчал.- Они, известно, на авантюру какую ни на есть рискнуть могут…

Машина миновала Лихоборы. Шервуд выругался.

- В чем дело? - спросил шофер.

- Да вот папиросы второпях забыл захватить,- ответил Шервуд, все еще продолжая с растерянным видом шарить по карманам.- Простите, нет ли у вас папирос?

Шофер вынул из кармана пачку.

- Пожалуйста,- предложил он.

- «Беломор»? - Шервуд опустил протянутую было руку. - Нет, я обычно курю «Казбек»,- сказал он с кислой миной.

- Как хотите,- и шофер спрятал папиросы в карман.

- Придется, видимо, у кого-нибудь одолжить,- сказал Шервуд.- Как. назло чертовски хочется курить.

Некоторое время они ехали молча.

- Остановите на минутку,- неожиданно предложил Шервуд.

Шофер с удивлением взглянул на него, но все же затормозил. На обочине дороги стояла коричневая «Победа», у поднятого капота которой возился плотный человек в кожаном пальто.

- Может, у него есть, - сказал Шервуд и вышел из такси.

- Извините,- произнес он нарочито громко,- нельзя ли попросить у вас закурить? Оставил дома папиросы…

- Пожалуйста,- буркнул человек в кожаном пальто. Продолжая возиться с карбюратором, он вытащил из кармана коробку папирос «Казбек», спички и протянул их Шервуду.

- Благодарю вас,- сказал Шервуд, закуривая с видимым удовольствием. Он возвратил человеку в кожаном пальто папиросы и спички.

- Ну, поехали,- обратился Шервуд к водителю такси. Он был доволен: дело сделано!

Когда машина уехала, человек в кожанке осторожно вынул из папиросной коробки маленький, вырванный из блокнота листок бумаги, на котором рукой Шервуда по-русски было написано: «Приказ получен. Приступайте к акции немедленно».

Вот оно что! Снэйк давно ждал этого приказа, и вот он получен - теперь за дело! Снэйк тщательно порвал бумажку на мельчайшие кусочки и бросил в сторону. Ветер подхватил и понес их.

- Ваши документы! - неожиданно раздался голос рядом.

Снэйк оторопел: как мог он так задуматься, что не заметил, как к нему подошел постовой милиционер? Но что это значит, зачем ему документы?

- Документы? - переспросил Снэйк.- Какие?

- Шоферские права и паспорт.

Снэйк не спеша вынул из бокового кармана документы.

- Силин Михаил Иванович,- прочитал постовой вполголоса,- инженер. Та-ак… А что у вас случилось с машиной? - спросил он.

- Карбюратор засорился, пришлось вот повозиться… Теперь исправил.- И Снэйк-Силин полез в кабину.

Постовой внимательно смотрел на Снэйка. У него появились смутные, еще не осознанные подозрения. Не первый год дежурил он в этих местах, но до сегодняшнего дня ему еще ни разу не приходилось видеть, чтобы пассажир такси специально останавливал машину и лез на обочину дороги только для того, чтобы выпросить папиросу у незнакомого ему гражданина, ведь папиросы здесь можно купить через какие-нибудь три-четыре минуты езды, в первом встречном ларьке или магазине… И почему этот сутулый в черной шляпе подошел именно к инженеру Силину? На шоссе было много и других прохожих и проезжих. Стало быть, папироса - лишь предлог, сутулому нужно было зачем-то встретиться вот так именно с Силиным. Но, в таком случае, почему же оба они сделали вид, что незнакомы? Нет, тут что-то не то…

Когда коричневая машина скрылась из виду, милиционер возвратился на то место на обочине дороги, где она стояла, и стал внимательно осматривать цветы, траву.

«По-моему, он что-то тут бросил»,- вспоминал милиционер, убеждая себя, что здесь произошла не просто случайная встреча. Ему пришлось довольно долго ползать па коленях, но все же он обнаружил и подобрал несколько крошечных кусочков бумаги. Разложив, найденные обрывки на служебном блокноте, он принялся за поистине мозаичную работу. После некоторых усилий ему удалось восстановить слово «приказ». Что бы это значило? Бумажку эту инженер Силин порвал и бросил сейчас же после того, как от него отошел высокий гражданин в черной шляпе. Очевидно, именно тот человек и вручил ему эту бумажку, так как трудно предположить, что Силин, возясь с карбюратором своего автомобиля, стал бы зачем-то держать ее в кулаке. К тому же, хотя бумажка и измята, но она чистая, стало быть, находилась в руках этого Силина всего какую-нибудь минуту и не успела загрязниться. Не значит ли это, что сутулый мужчина в черной шляпе и вручил Силину эту бумажку, прочтя которую Силин немедленно уехал? Что-то он ковырялся-ковырялся, а тут вдруг сразу исправил свою машину! Очевидно, здесь Силин поджидал того, другого. Та-ак… Но что значит «приказ»? По-видимому, Силину или приказали что-то сделать, или сообщали о каком-то приказе, который имеет к нему непосредственное отношение. Надо действовать! Номера обеих автомашин были записаны. Прежде всего следовало установить личность того, кто ехал в такси. Приказ Силину он передал, и теперь ему вряд ли есть смысл уезжать очень далеко, он должен скоро возвратиться. И действительно, прошло не более получаса, как постовой увидел знакомое такси, шедшее теперь к Москве. Он сделал шоферу знак остановиться и бросился к машине: пассажира в черной шляпе в ней не было.

Расставшись со Снэйком, Шервуд продолжал с лихорадочной быстротой разрабатывать план дальнейших действий. Возвращаться в Москву той же дорогой нельзя. Следовало избавиться и от шофера.

Неожиданно слева, несколько в стороне, показался заводской поселок, и по требованию Шервуда машина свернула влево. У большого, четырехэтажного дома Шервуд предложил шоферу подождать.

Он вошел в подъезд дома и остановился: ему нужно: было выиграть хотя бы минут десять, чтобы шофер убедился в том, что его пассажир, находится у человека, к которому он и ехал по срочному делу. Однако не прошло и двух минут, как на лестничной площадке показалась молодая женщина.

- Вам кого, гражданин? - спросила она, с явным любопытством рассматривая незнакомца.

- Я ищу Стрекопытова,- соврал застигнутый врасплох Шервуд,- Вы не знаете, в какой квартире он живет?

- Стрекопытова? - повторила женщина.- У нас такого нет…

- Значит, я спутал… в другом доме…

- Я тут в поселке всех знаю,- сказала женщина.- Никакого Стрекопытова у нас нет. Да вам какой адрес-то нужен?

Шервуд пробурчал что-то неопределенное и решительно направился к выходу. 3а женщиной закрылась, дверь, и, несколько успокоившись, Шервуд вышел на улицу.

- Я останусь здесь, у приятеля. Вам придется возвращаться одному,- сказал он шоферу и, расплатившись, снова вошел в подъезд. Но на этот раз он оставался в подъезде какие-то доли минуты: едва машина скрылась за поворотом, как Шервуд вышел на дорогу и. быстро пошел по направлению к станции Лианозово. Если бы Шервуд не так спешил, возможно, он заметил бы, что невдалеке от него, в том же направлении, шла и женщина, которую он видел на лестничной площадке: она слышала, как, расплачиваясь с шофером, Шервуд говорил, что он останется здесь у приятеля. И удивилась: ведь никакого Стрекопытова поблизости не было, это-то она хорошо знала. Когда же она увидела, как, отделавшись от шофера, незнакомец немедленно отправился на станцию, это ее насторожило. Что все это значило? Зачем этот человек приезжал сюда из Москвы, заплатив сорок рублей за такси? Движимая любопытством, и еще не совсем осознанным беспокойством, женщина пошла следом за Шервудом, стараясь не быть, им замеченной.

Они пришли на станцию. Шервуд подошел к кассе, взял билет на электричку до Москвы и стал с нетерпением ожидать поезда. Женщина же направилась к уполномоченному государственной безопасности.

Минут через десять Шервуд сидел в чистом и светлом вагоне поезда, который вез его в Москву.

Как только машина Снэйка оказалась в черте города, он поспешил к телефону-автомату:

Ему ответил молодой мужской голос.

- Товарищ Красавин, вы сейчас свободны? - спросил Снэйк.

- Да, в чем дело?

- Я хотел бы часика через два встретиться с вами.

- Где? - поинтересовался собеседник.- Там, где прошлый раз?

- Нет, нет,- усмехнулся Снэйк. До чего же наивен этот Красавин, не понимает, что два раза подряд встречаться в Измайловском парке не следует. Подумав, он сказал: - Придется вспомнить о втором варианте.

Красавин ответил:

- Я сейчас выезжаю.

- Хорошо.

Снэйк. повесил трубку, вышел из кабины и, воровато оглядываясь, юркнул в автомобиль. Ничего подозрительного он не заметил и уже спокойнее включил мотор.

Два часа еще не миновало, как Снэйк вышел из автобуса номер пять.

Одет он был теперь в светло-серый костюм. Такого же цвета шляпа и изрядно нагруженный портфель придавали ему солидный вид. Его можно было принять и за почтенного ученого и за крупного хозяйственника.

Выйдя из автобуса, он немного подождал, пока «пятый» повернул направо, в сторону высотного здания Московского университета, и, внимательно осмотревшись, направился прямо, вдоль шоссе, затем свернул в сторону и пошел полем, параллельно большим зданиям новых домов. Минут через десять Снэйк вышел к новой автобусной остановке. Здесь была конечная остановка, и автобусы приходили полупустыми.

Красавин еще не приехал.

Снэйк начинал злиться. Так он, чего доброго, мог обратить на себя внимание. Но вот у окна очередной машины он увидел полное румяное лицо Красавина.

Тогда Снэйк, не дожидаясь, пошел прочь от остановки, вышел на Боровское шоссе и, аккуратно придерживая портфель, спокойно зашагал в сторону от города. Краешком глаза он следил за высокой атлетической фигурой Красавина, видел, как тот, осмотревшись по сторонам, устремился за ним и теперь быстро его нагонял. Он позволил Красавину догнать себя как раз там, где шоссе пересекала пешеходная дорожка, через пустое поле уходящая к видневшимся вдалеке новым строениям. Они свернули на тропинку и пошли полем. Здесь можно было разговаривать - подслушать их было невозможно, и любого, кто стал бы за ними следить, Снэйк легко заметил бы. В этом и было преимущество второго варианта, к которому он нередко прибегал для своих встреч с нужными ему людьми.

- Ну, рассказывайте, как дела,- обратился Снэйк к своему спутнику.- Занимаетесь ли спортом, как я вам рекомендовал, посещаете ли стадион?

Красавин пожал плечами:

- Спортом занимаюсь, что ж… а дела мои… я думаю, что вы вызвали меня сюда не для того, чтобы выслушивать болтовню о моих делах, которые не представляют для вас никакого интереса.

Снэйк исподлобья посмотрел на Красавина.

- Вы чем-то расстроены? Что-нибудь случилось? - спросил он.

- Мне надоело все это. Я не хочу больше работать на вас, понимаете - не хочу! И сегодня я приехал сюда для того, чтобы сказать вам об этом. Я требую, чтобы вы оставили меня, наконец, в покое. Поймите - я не желаю зачеркивать свою жизнь из-за преступной ошибки, совершенной, когда я еще был мальчишкой-студентом. Михаил Иваныч, не могу я больше!

- Так, так, Красавин.- Снэйк строго посмотрел на парня.- Но вы же знаете, что за этим последует?

- Вы выдадите меня, разоблачите? - Красавин сжал кулаки.- Я готов нести любую ответственность за прошлое, но я не хочу кошмарного настоящего. Я не хочу умирать заживо, ежедневно… все время думать о том, что вот сейчас придут и арестуют меня.

- Для того, чтобы вас арестовали, надо провалиться, а до этого не дошло,- заметил Снэйк.- Но вы опасный человек, Красавин. Это я говорю вам доверительно… И что же вы решили, если сегодня я отвечу вам отказом? Пойти на Лубянку и сообщить…

- О том, что некий гражданин. Силин Михаил Иванович принуждает меня работать на иностранную разведку,- твердо закончил Красавин.

- И меня сейчас же арестуют! - Снэйк зло рассмеялся,- А вы уверены, что я действительно проживаю под той фамилией, под которой вы меня знаете?… Но дело не в этом.

Голос американца стал жестким и угрожающим.

- Мы с вами, люди дела и давайте решать их по-деловому. Итак, вы поступили на работу?

- Конечно, нет,- ответил Красавин.- С того времени, как меня уволили по сокращению штатов, я давно мог бы устроиться на производство, но вы почему-то мне не разрешили. И в то же время избегали разговора со мной.

- Это естественно,- усмехнулся Снэйк.- Во-первых, я знал, о каком разговоре со мной вы мечтали, а такая беседа, как вы сами понимаете, не очень приятна мне; во-вторых, мне нужно, чтобы вы до поры до времени были свободны.

Красавин остановился.

- Михаил Иваныч, или как вас там еще,- начал он.- Повторяю, я не хочу и не буду больше работать на вас. Довольно! И учтите, я не боюсь вас.

Снэйк тико рассмеялся.

- Не кажется ли вам, дорогой мой,- сказал он,- что вы ломитесь в открытую дверь? Вы не хотите больше иметь со мной дела - я согласен. Вы удивлены? Да, да, я согласен. Почему? Да потому, что я тоже живой человек, и мне жизнь дорога, а иметь дело с вами опасно. Вы, Красавин, человек неуравновешенный, и кто знает, что вы можете выкинуть,

- Например, пойти на Лубянку? - иронически спросил, Красавин.

- И это не исключено,- спокойно согласился Снэйк.- Или взбредет блажь наброситься на меня при встрече на улице. При вашей силе…

- Это могло бы случиться,- со смехом заметил Красавин.

- Шалишь, этого не могло бы случиться,- сказал Снэйк неожиданно новым, злым голосом. От его напускного спокойствия ничего не осталось. Он подошел к своему спутнику вплотную, подняв на него застывший в бешенстве взгляд.- Если бы я считал это нужным, я уже сегодня двадцать раз отправил бы вас на тот свет, Красавин. Я могу сделать это и сейчас безо всякого шума… Не думаете ли вы, что кто-нибудь увидит, как я расправлюсь с вами и брошу ваш труп вот в эту канаву? И ваши мощные мускулы не спасут вас, вы это отлично знаете.

Слово «снэйк» в переводе с английского на русский означает, «змея». Вот сейчас Снэйк и действовал, как змея, он шантажировал Красавина и грозил ему смертью. И тот понял, что оказался в дураках: к чему, в самом деле, было бахвалиться своей силой, когда вот этот безжалостный, с оловянными глазами человек может в любую минуту лишить его жизни? Снэйк видел, как его молодой спутник вздрогнул.

- Я приказываю вам,- жестко сказал Снэйк,- быть умнее, если вы, конечно, на это способны. Отпустить вас «на волю» я согласен, черт с вами, вы слишком играете на моих нервах, и мне это надоело. Но вам придется выполнить еще одно мое поручение. Только одно, даю вам в этом честное слово. И, можете мне поверить, что, если бы я давно не наметил вас для этого дельца, когда вы еще не ставили вопроса о разрыве с нами, я уже сегодня отпустил бы вас на все четыре стороны. Понимаете, Красавин? Выполните еще одно задание, получите вознаграждение и можете жить, как вам заблагорассудится. Идет?

Красавин думал: «Ну, а если не «идет», тогда что? Можно ли быть уверенным, что тогда «Михаил Иванович» оставит меня в живых? Стоит ли из-за одного, последнего задания рисковать жизнью?»

- Что вы от меня хотите? - спросил он.

Снэйк без труда разгадал тот психологический перелом, который произошел в его собеседнике.

- Вы должны сказать своим родным и знакомым, что решили поехать на целину.

- На целину? - почти вскричал Красавин.

Снэйк саркастически улыбнулся.

- Что же в этом особенного? Сейчас многие едут на целинные земли. А вам ведь нужно устраивать свою жизнь, и специальность у вас подходящая - электрик.

- Но что же я буду там делать? - спросил Красавин.

- Об этом я скажу позднее,- ответил Снэйк.- А пока вы скажите, что поедете не работать, а только посмотреть, чтобы уже затем решить вопрос окончательно. Вы должны подготовить ваших родных и знакомых к мысли о том, что уедете не менее чем месяца на два, и к тому, что, поскольку вы все время будете разъезжать, они не смогут вам писать. Поняли?

- Та-ак…- произнес Красавин, явно сдаваясь.- А я действительно поеду на целину и куда именно?

- О том, куда и зачем поедете, вы узнаете от меня за час до отхода поезда, когда я вручу вам билет,- резко сказал Снэйк.- Вы поедете через пять-шесть дней, но готовы к отъезду должны быть через три дня. Побольше будьте дома. Я хорошо, очень хорошо заплачу вам за это дело, Красавин! Вы будете обеспечены на всю жизнь, можете мне поверить.

- Хорошо… Но это будет последний раз,- напомнил Красавин.

- Я уже дал вам слово.

Они не спеша вышли на шоссе и разошлись в разные стороны.

Глава третья

Капитан Дуглас Нортон - молодой голубоглазый летчик атлетического телосложения - был явно сильнее нескладного увальня Каррайта. Тот был и значительно старше Нортона. Но Каррайт обладал одним редким качеством: он мог в невероятном количестве поглощать спиртное. При этом, как заметил Нортон, он не пьянел, лишь его квадратное лицо, лишенное какой-либо мысли, все более багровело, а оттопыренные уши странным образом шевелились.

Сегодня с самого утра Каррайт был занят коктейлями: бутылки стояли вдоль полок бара, как войско. Все бы ничего, но он дьявольски надоел летчику. Он надоел ему еще там, в Азии, откуда они вместе недавно прибыли…

…Аэродром, крепость в горах, секретная лаборатория, гитлеровец Краус, таинственные звонки, часовые на каждом углу подземных коридоров, идущих не только горизонтально, но и почти вертикально. Что они делают там: Прайс, Каррайт, Краус? И хотя Нортону, никто не говорил, что Краус - фашист, он чувствовал это всем своим существом. Каррайт ездил куда-то в автомобиле, верхом, был подвижен, энергичен… И чем больше суетился этот неприятный человек с хриплым голосом пропойцы, тем более в Нортоне росла уверенность, что по приказу своего шефа, Уильяма Прайса, Каррайт занимается чем-то преступным. Завеса тайны приоткрылась, когда Нортон узнал о научной экспедиции ботаника Смита, прибывшей в глубину Азии из США: в экспедиции были геологи, геофизики, топографы и просто агенты Центрального разведывательного управления. Но в ней не было ни одного ботаника, а под именем Смита фигурировал сам Каррайт. Члены экспедиции, поселились, в специальном лагере, на горном плато, в двух шагах от секретной лаборатории Крауса. Они тренировались в лазании по горам, совершали большие переходы. Зачем все это? К чему они готовились? Чего ждали?

Нортон заметил, что в адрес лаборатории часто приходили грузы. Большие ящики поднимались кранами в расположенные в скалах помещения и исчезали. В ящиках - какое-то оборудование, но какое именно, Нортону так и не удалось выяснить. Потом на базу прибыл профессор Старк. Это озадачило летчика еще больше и заставило его задуматься: вместе с Робертом Оппенгеймером Старк в течение ряда лет трудился над изготовлением атомного оружия в Лос-Аламосе. Что же ему нужно здесь, в горах Азии? Ответить себе на этот вопрос Нортон был не в состоянии. Но он не мог не заметить, что после приезда Старка людей из «экспедиции ботаника Смита» совсем изолировали от лаборатории, а Краус, Старк и Каррайт после нескольких путешествий по подземным помещениям и бесед за закрытой дверью сделались раздражительными и в то же время замкнутыми. Какая кошка пробежала между ними? Что нового в работу лаборатории внесло посещение ее Старком? Что не понравилось в ней известному ученому-атомнику? И зачем он здесь появился? Не свидетельствует ли его визит в Гималаи о том, что Прайс занимается и здесь разработкой все тех же проблем, связанных с использованием чудовищной силы атомного ядра? Дело, по-видимому, обстояло именно так. Этим, кстати, объяснялось и то обстоятельство, что лабораторию создали под видом военной базы, да еще в такой глуши, куда вряд ли мог бы пробраться самый ретивый репортер газеты или радио. К тому же весь обширный район вокруг лаборатории, с ее скрытыми между скал поселком научных работников и мощной электростанцией, находился на особом положении: въезд сюда посторонних, неизвестных местным властям лиц был совершенно исключен.

И чем больше Нортон присматривался к Старку, тем более приходил к уверенности, что ученый чем-то поражен и подавлен, что он растерян и в то же время глубоко озабочен. Чем?

Всю прошлую войну Нортон провел на фронте, боролся с фашизмом. Теперь же он заподозрил себя в том, что является соучастником каких-то грязных дел, и ему стало не по себе.

Однажды он возвращался с прогулки. На окраине селения его догнал автомобиль Старка. Ученый сидел за рулем. Нортон окликнул его, и Старк притормозил,

- Садитесь,- предложил он.

- Как ваше здоровье? - обратился к нему Нортон.

Тот с яростью посмотрел на него.

- Черт бы вас побрал! - почти крикнул Старк в гневе. - Не думаете ли вы, что честный человек может здесь хорошо себя чувствовать!

- Сэр, к сожалению, я не знаю назначения лабораторий, я только летчик…

Старк внимательно посмотрел на собеседника.

- Почему «к сожалению»? - спросил он почти миролюбиво.

- Потому что я воевал против Гитлера, мистер Старк,- тихо ответил Нортон.

- И что же вас беспокоит?

- Всё.- Нортон повел рукой перед собой.- Для чего все это? Зачем здесь вы? - Он сказал это зло, с вызовом.

Тормоза резко скрипнули, и машина остановилась. Старк всем телом повернулся к Нортону, и на его лица летчик увидел выражение тревоги.

- Вы понимаете, чего вы хотите? - спросил он.

Нортон несколько растерялся, но все же ответил:

- Кажется, понимаю.

- Нет, вы не понимаете! - вскричал Старк.- В тот момент, когда вы станете обладателем тайн Уильяма Прайса, вы можете, заказывать по себе панихиду,- и он решительно взялся за руль.

Но Нортон не хотел так легко сдаваться.

- Я должен знать, что делают люди в этой чертовой лаборатории,- упрямо произнес он.

- Почему? - Старк пытливо посмотрел на него.

И тогда Нортон понял, что ученый не доверяет ему, не уверен в том, что его, Нортона, не подослали к нему. И, поняв это, почувствовал свое бессилие. Чем, в самом деле, мог он убедить Старка в своей искренности? Больше он не мог оставаться с ученым. Он пожал плечами и, положив руку на руль машины, попросил остановить ее. Старк усмехнулся:

- Обиделись, капитан Нортон?

- И да, и нет… По-своему вы правы,- ответил летчик.- Но мне от того не легче. Я хочу быть уверен, что дело, которому, меня сейчас заставляют служить, не связано с новой мировой войной.

- Вас беспокоит совесть? - почти весело спросил Старк.

- Я не думаю о своей шкуре,- ответил Нортон.

Старк задумался.

- Вам не следует знать тайну этой адской лаборатории,- произнес он.- Вы все равно ничего не сможете изменить, Нортон. Да я и ничего не могу вам сообщить, на это потребовалось бы слишком много времени, а за мной здесь следят. Если вы честный человек, уходите от Прайса. Этот человек полон чудовищных замыслов. Сейчас он пытается осуществить свои планы диверсий против Советского Союза и Китая, планы «Бездна»,- при этих, словах Старк протянул руку в сторону синеющей невдалеке громады гор, где находилась лаборатория Крауса,- и «Космос».

- Стало быть, он пытается развязать новую войну…- сказал Нортон.

- Боюсь, что его замыслы идут дальше.- Лицо профессора стало непроницаемым.- Прощайте, мне пора.

Нортон вышел из машины и по тропинке направился в сторону: ему хотелось побыть наедине со своими мыслями. Автомобиль Старка исчез в облаках пыли.

«Бездна» и «Космос», что же означает этот шифр? По-видимому, в них и скрыта суть проводимой по приказу Прайса работы. Но какой работы? Что же все-таки Краус и его американские коллеги делают в лаборатории Прайса здесь, в Гималаях? И какое отношение эта их работа имеет к экспедиции Смита? А что какая-то связь имеется, в этом Нортон был уверен.

Летчик думал о словах ученого: «Если вы честный человек, уходите от Прайса». Но Нортон не мог согласиться с ним. Ему казалось сейчас, что, наоборот, если он честный человек, то должен не уходить от Прайса, а оставаться возле него, проникнуть в его тайны, чтобы затем вступить с ним в борьбу. Он, к сожалению, не знал, что только что люди Прайса видели его беседующим со Старком и что участь Нортона была уже тем самым предрешена. Впрочем, не знал об этом и Каррайт, иначе он, конечно,- не пришел бы во флигель, временно предоставленный летчику на вилле Прайса на Гудзоне, и не стал бы столь беззаботно с утра возиться с коктейлями.

На этот раз Каррайт был все же пьян.

- Бо-та-ни-ки!…- бормотал он и грозил кому-то пальцем.- Но я-то здесь при чем? Пусть уж с ними возится Краус. Я устал жить одними нервами. Да, да! Мне надоело рисковать жизнью. Краус!… Этот чертов проныра думает снова выехать на мне… Шалишь! Не поеду, и все! Какое мне дело до этих русских ученых - Ясного и Лучинина? Черт побери, не бандит же я, чтобы заниматься мокрыми делами!

Он помолчал.

- Н-да…- снова вполголоса заговорил Каррайт,- их есть кому ликвидировать и без меня, будьте покойны… А мне пора в Военно-связной комитет. Правда, Дуглас?

Нортон сделал вид, что спит.

Так вот оно что! Каррайт ждет от «короля урана» за свои заслуги тепленького местечка в Военно-связном комитете при Комиссии по атомной энергии. И это вполне возможно: формально Каррайт военный, по существу - верный слуга Уильяма Прайса, одного из архимиллионеров США. Ловко! Но при чем тут какие-то русские ученые, Ясный и Лучинин? «Ботаники»! Так, стало быть, «экспедиция Смита» имеет какое-то отношение к предстоящему покушению на двух русских, о котором только что проболтался Каррайт? Надо что-то предпринять, и немедленно, но что?

Старк медленно поднимался по ступеням лестницы. Он был недоволен собой, недоволен тем, что согласился приехать в Прайсхилл. Зачем, в самом деле, было приезжать? Разве не ясно заранее, что предстоящий разговор с Прайсом не даст ничего нового, что он в сущности не нужен? Конечно же, это совершенно очевидно, по крайней мере для самого Старка. Но Прайс почему-то упорно не хочет понять этого, он предпочитает считать свои грязные дела бизнесом и делает вид, что не видит в них ничего из ряда вон выходящего. Во всяком случае так он говорил во время последнего коротенького разговора по телефону. И вот вместо того, чтобы послать Прайса к черту, Старк сдался на уговоры и приехал на его виллу для последней беседы. Ученый сердито фыркнул и остановился, чтобы поправить пенсне. Он посмотрел назад на деревья, закрывающие отсюда широкую гладь Гудзона, взглянул на уже высоко поднявшееся солнце и вдруг неожиданно рядом с собой заметил Нортона.

- Хзлло, профессор,- почти вплотную приблизился к нему летчик.

- Хэлло, капитан. - Старк приветливо и несколько смущенно поднял шляпу.

Он сделал шаг навстречу Нортону и тихо, произнес:

- Я приехал сюда для последней беседы. Вы меня понимаете?

- Если я вас правильно понял, вы поступили опрометчиво, - сказал Нортон, - Будьте осторожны… Вы даже не представляете, что эти люди могут с вами сделать.

- Наоборот, я хорошо представляю это, - ответил профессор,- но следует иметь в виду, что опасность теперь угрожает мне или может угрожать, независимо от того, где я буду находиться,- здесь или дома… Послушайте,- быстро проговорил он,- если со мной что случится, разыщите мою дочь и помогите ей… Чармиан останется совсем одинокой.

Нортон молча кивнул, пожал ученому руку и, круто повернувшись, пошел к флигелю, видневшемуся невдалеке.

Старк, высокий, худой, с плотно сжатыми челюстями, решительно поднялся по ступеням, прошел по коридору, постучал в дверь кабинета Прайса. Он был так поглощен своими мыслями, что совершенно не обратил внимания на то, что его почему-то никто не встретил.

- Кам ин! Войдите! - послышался голос Прайса, и Старк толкнул дверь.

При виде профессора Прайс поднялся из-за массивного письменного стола и с протянутой рукой сделал несколько шагов навстречу.

Они уселись в глубокие кожаные, кресла. Прайс с нескрываемым любопытством смотрел на Старка, но Старк. молчал. Он справедливо считал, что на этот раз молчание будет убедительнее слов: Прайс сразу должен попять, что он, Старк, тверд в своем решении и категорически отказывается сотрудничать с ним. Он пытливо взглянул на Прайса, ожидая увидеть на его лице так хорошо знакомое ему выражение недовольства и озлобленности. Однако, к своему удивлению, Старк заметил, что Прайс чем-то весьма доволен.

- Признайтесь, вы здорово напуганы? - спросил Прайс со смешком, хлопнув собеседника по коленке.

Ученый неопределенно пожал плечами.

- Вот как!… - протянул Прайс, наморщив лоб.- В таком случае, в чем же дело, почему вы не желаете взяться за работу? Я хотел бы, чтобы вы помогли мне в работах лаборатории Крауса в Гималаях и в моих космических затеях,- Прайс хихикнул, желая, по-видимому, подчеркнуть не совсем обычный характер этих его «затей». Кажется, он хотел, чтобы Старк рассматривал их как чудачества миллиардера.

- Я много думал,- сказал Старк,- и пришел к выводу, что, независимо от того, удастся или нет вам осуществить ваши планы, они направлены против мира, против человечества, и я не могу помогать вам.

На испещренной морщинами птичьей физиономии Прайса появилось выражение искреннего изумления.

- Вы в чем-то ошибаетесь, мой друг,- сказал он мягко.- Я первый готов отдать все, что имею, для блага человечества, и прежде всего для блага моей страны.

- Под словами «благо страны» каждый из нас понимает нечто различное,- жестко сказал Старк.- По крайней мере то, что я видел своими глазами, никак не может служить на пользу моей Америке!

Прайс едва сдерживался.

- Вы ошибаетесь, друг мой,- он попытался улыбнуться.- Мои планы, в осуществлении которых мне нужна ваша помощь, преследуют лишь цели обороны.

- Обороны? От кого? - Старк рассмеялся.- Я, право, не ожидал, что вы со мной начнете разговаривать, как с мальчишкой,- продолжал он почти обиженно.- Басни об обороне вы можете рассказывать кому-нибудь другому. Это не в Гималаях ли вы собираетесь обороняться? Но я не расположен шутить, мистер Прайс. Я приехал сюда по вашей просьбе, но не могу ничего сказать иного, кроме того, что вы уже знаете: моя совесть ученого не позволяет мне принять ваше предложение.

Но Прайс, кажется, и не слышал, что ему говорили.

- Скажите откровенно,- обратился он к ученому,- что вы думаете насчет теории Крауса?

- Я уверен, что, к счастью, теория Крауса - авантюра,- ответил Старк резко.- Пытаться добиваться расщепления атомного ядра в естественных условиях,- это же фантазия и блеф. Краус напоминает мне древних алхимиков, трудившихся над изготовлением золота.

- Ну,- усмехнулся Прайс,- как вы знаете, в принципе алхимики были правы. Теперь, когда мы научились превращать элементы, мы умеем изготовлять и золото.

- Да, теперь,- согласился профессор, сделав ударение на последнем слове.

- Я исхожу из того, что, как правило всякая теория, особенно такая дерзкая, как та, что выдвинул Краус, сначала кажется вздорной,- заметил Прайс.- Так вы, стало быть, не хотите работать со мной именно потому, что боитесь зря потерять время?

Старк почувствовал, как в нем поднимается гнев.

- Терять время на всякие антинаучные фантазии у меня действительно нет никакого желания, терять же время на попытку осуществить не только бредовые, но и чудовищные по своему замыслу теории я считаю для себя принципиально неприемлемым, - с прежней резкостью пояснил он.

- Политика вас не касается,- быстро перебил его Прайс.- Я предлагаю вам выгодные условия, даю вам лабораторию, подобной которой в США не имеет ни один ученый. Я прошу вас только об одном - думать не о политике, а о науке. Что же вам еще нужно?

Старк с изумлением посмотрел на Прайса: на этот раз даже он, привыкший ко всему, удивился.

- Мне ничего не надо,- стараясь сохранить самообладание, ответил он.- Я не могу принять ваше предложение, мистер Прайс.

На физиономии Прайса появились красные пятна.

- Черт возьми! Вы загнали меня в тупик,- закричал он со странным, не подходящим к случаю весельем.- Говорите же, какие ваши условия. Я заранее на все согласен.

Старк не мог понять, почему его доводы не доходят до сознания Прайса.

- Я не буду трудиться над осуществлением ваших планов вовсе не потому, что меня не устраивает жалованье, мистер Прайс,- холодно пояснил он. - Я не хочу заниматься сомнительными делами.

- Вы… вы…- Прайс в бешенстве вскочил на ноги. Старк не смутился.

- Ваши замыслы грозят миру войной,- сказал он.

- Если я буду вынужден действовать, то это будет лишь превентивная война!…- вскричал Прайс.

- То, что вы замышляете,- не война, а убийство, массовое убийство мирных людей,- сурово прервал его ученый.- И я не хочу быть соучастником ваших преступлений. Войну же правомочны объявлять только правительство и конгресс.

Прайс расхохотался.

- Пусть этот вопрос вас не беспокоит,- произнес он сквозь смех.

Старк отлично понял значение этого презрительного смеха: Прайс всерьез думал, что Америка - это он.

- Я не знаю, выйдет ли что-либо из ваших планов, но совесть ученого не позволяет мне отдавать свои знания и опыт делу истребления людей.

- Черт возьми! - сердился Прайс. - Можно подумать, что до сих пор вы занимались изготовлением кукол, а не атомных бомб в Лос-Аламосе! Разве это я, а не вы убили сотни тысяч японцев в Хиросиме и Нагасаки?

Теперь настал черед Старка в гневе подняться с места.

- Их убил Трумэн и его советники! - вскричал он.- Мы, ученые, были против истребления людей с помощью атомной бомбы…

- Против! - презрительно перебил его Прайс.- Разве вы изготовляли атомные бомбы для того, чтобы они лежали без действия? Разве не ради изготовления вами атомной бомбы мы тогда затратили огромные деньги на постройку атомных заводов в Хенфорде и Окридже? Тогда вы работали…

Старк провел рукой по лбу.

- Тогда нас уверяли, что атомная бомба нужна для победы над фашизмом,- перебил он Прайса.- Нас уверяли, что если мы не создадим атомную бомбу раньше, чем ее создаст Гитлер, то Америке и нашим европейским союзникам будет плохо. Поэтому мы и работали изо всех сил. Но нас подло обманули! И больше работать на войну я не желаю, с меня довольно.

Прайс пристально посмотрел на него.

- Тогда вы помогали нам в борьбе против Гитлера, против, фашизма, сейчас я прошу вас помочь нам в борьбе против коммунизма, не менее, а, может быть, более опасного для нас врага.- Он говорил размеренно и почти спокойно.- И я не понимаю, почему же теперь вы отказываетесь…

- Я не буду работать для того, чтобы вы могли убивать людей.

Старк взял вторую сигарету, но не закурил, а незаметно для себя раскрошил ее.

- Хорошо,- спокойно произнес Прайс.- Крайности в ваших выводах пусть останутся на вашей совести…- он пожал плечами.- Не могу же я насиловать вашу волю. Я считал вас человеком дела и расчета. Увы - я ошибся. Уверен, что вы сумеете сохранить в тайне все, что узнали о моих делах, и то, что вы видели у меня в Стальном зале.

- Безусловно,- заверил Старк.

- Будем считать, что на этом наши деловые отношения кончились.- Прайс задумчиво прошелся по кабинету, затем подошел к профессору и пожал ему руку.

- Гуд бай,- сказал он прощаясь.

Старк направился к выходу. Ему стало неожиданно легко, точно он сбросил с себя тяжелый груз, давивший его. Было приятно сознавать, что кончился кошмар, мучивший его последнее время. Напрасно еще совсем недавно, перед входом в этот дом, он беспокоился о том, что Чармиан может остаться одинокой.

Прайс смотрел профессору вслед тяжелым, злобным взглядом.

За Старком закрылись тяжелые двери кабинета. Мысль о Чармиан в этот момент была его последней мыслью…

Дуглас Нортон долго еще стоял у окна, дожидаясь, когда Старк выйдет из дому, но он так и не появился. А некоторое время спустя Нортон увидел, как машина, на которой профессор приехал, ушла из Прайсхилла без Старка. Летчику стало ясно, что с ученым случилось несчастье, что, к сожалению, оправдались самые худшие его опасения.

А Прайс еще добрых четверть часа после того, как за профессором закрылась дверь, продолжал бегать по кабинету.

- Он считает авантюрой дело всей моей жизни…- шептал он сквозь стиснутые зубы. - Идиот!

Дверь бесшумно открылась, и в кабинете появился Скаддер.

- Готово, босс… сделано,- доложил он.

- Все так, как я приказал?- осведомился Прайс.

- В точности.- На уродливой, лошадиной физиономии Скаддера появилось подобие улыбки.

- Хорошо, идите и позовите ко мне мистера Каррайта,- приказал Прайс.

Каррайт не заставил себя ждать. Несмотря на изрядную выпивку накануне, а может быть, именно потому, он держался бодро и предупредительно: он боялся вызвать недовольство своего шефа. Каррайт ожидал обстоятельной беседы и готовился к докладу о ходе выполнения задания в Азии, но получилось совсем не так, как он ожидал. Прайс указал ему рукой на кресло и, как только Каррайт раскрыл папку с бумагами, прервал его:

- Не надо. Я сам прочту… в ближайшее время я вызову сюда Крауса, он и доложит. Вам же следует возвратиться в Азию и всецело заняться вашими «ботаниками». Вы должны немедленно тронуться в путь и, оставив лабораторию в Гималаях на Крауса, перевалить через горы, незаметно пробраться на территорию Западного Китая. Вас не должны обнаружить ни советские, ни китайские власти.

Прайс посмотрел в сторону Каррайта: на квадратном, лишенном выразительности лице он не уловил ни тревоги, ни сомнений, ни мысли - ничего. Прайс продолжал:

- Позднее вы установите связь с Ла Лоу.

Каррайт кивнул, но ничего не сказал.

- Ла Лоу - ваш козырь,- сказал Прайс.

- Установить связь с ним будет трудно,- пробурчал Каррайт.

- Знаю,- согласился Прайс.- Его гоняют с места на место… но он может оказаться вам совершенно необходимым - как-никак у Ла Лоу несколько сот человек, и если ваша «экспедиция» очутится в критическом положении, он выручит вас. Связь с Ла Лоу должна быть абсолютно секретной.

Каррайт снова молча кивнул. Он ждал, когда же шеф скажет ему, где, как и по какому сигналу ему следует попытаться перейти советскую границу, но Прайс опять озадачил его.

- Вам не надо переходить советскую границу,- сказал он.- В этом нет никакой необходимости. Руководство разведывательным управлением предложило другой вариант, с которым я согласился. Это - вариант номер один.

Каррайт с недоумением посмотрел на него. Прайс усмехнулся.

- По этому варианту основное задание будет выполнено не вами,- пояснил он.- Лучинин и Ясный будут ликвидированы в горах Тянь-Шаня без вас. Вы должны лишь пробраться вот в этот пункт,- Прайс ткнул пальцем в разостланную на столе карту Западного Китая,- встретить там Двадцатого, получить от него материалы для меня - и только!

Каррайт вопросительно взглянул на шефа: что тот хотел сказать словами «и только»? Получить и доставить материалы… А как же быть с самим Двадцатым? Но уточнять не имело смысла - Прайс любил, чтобы его понимали с полуслова: тайна должна остаться тайной - таков был его девиз.

Казалось, Прайс понял мысли собеседника.

- Двадцатый может мне потребоваться,- бросил он.

Каррайт внутренне усмехнулся: никто не знает, какие трудности придется преодолевать там, на территории Синцзяна, и окажется ли возможным вместе с материалами доставить в сохранности и живой груз - Двадцатый не бумажка, его не спрячешь в карман!

Прайс отлично знал, что поездка в Азию, особенно нелегальный переход в Синцзян, Каррайту не по душе, знал он и причины плохого настроения Каррайта - у того свежа была травма, полученная в результате провала его шпионско-диверсионной деятельности в Урумчи и Кашгаре. Но Прайс не был сентиментален, и сейчас он сочувствовал не столько Каррайту, сколько самому себе: важнейшее дело приходилось доверять человеку, у которого до сих пор не прошел озноб от пережитого им в Синцзяне, именно там, куда ему придется отправиться снова. А это плохо. Но, с другой стороны, пожалуй, вряд ли можно найти другого, кто знал бы районы Западного Китая лучше Каррайта. К тому же Каррайт лично знаком с гоминдановским генералом Ла Лоу, продолжающим со своей бандой рыскать то на границе Тибета, то в оазисах пустыни Такла-Макан. Эти-то обстоятельства и решили вопрос о том, кому поручить выполнение очередного задания в Синцзяне.

Прайс понимал, что Каррайта следует морально поддержать, и знал, как это надо сделать.

- Это будет ваше последнее задание такого рода,- сказал он.- Как только операция с Двадцатым будет успешно доведена до конца и нужные документы окажутся в моих руках, вы получите назначение в Военно-связной комитет при Комиссии по атомной энергии.

Каррайт с благодарностью пожал шефу руку.

- Вы сказали, что встреча Двадцатого со мной у Небесных гор - вариант номер один. Следовательно, если ему почему-либо не удастся пробраться ко мне, то придется вводить какой-то другой вариант для того, чтобы организовать его переброску через советскую границу? - обратился он к Прайсу.

Прайс передернул плечами.

- Вы страшно догадливы… Раз есть вариант номер один, то, естественно, должен быть и вариант номер два. И он есть. Но не беспокойтесь, во-первых, я думаю, что мы ограничимся операцией в Центральной Азии, во-вторых, если придется применить и второй вариант, то для этого, наверное, будут подобраны новые люди. Ваше участие может не потребоваться.

На минуту в комнате установилось молчание.

- Я понимаю ваше нежелание снова оказаться под угрозой быть пойманным китайскими коммунистами,- начал Прайс.- Но, к сожалению, ваша поездка совершенно необходима. Было бы лучше, если бы мы в свое время купили у Чан Кайши Синцзян и Тибет, как когда-то купили Аляску у русского царя. Я поддерживал проект покупки Синцзяна и Тибета, выдвинутый генералом Ченнолтом, но, как вы знаете, миссия генерала Ведемейера, которая вела переговоры с Чан Кайши, не имела успеха потому, что китайские красные слишком быстро развивали свое наступление с севера на юг, и Чан Кайши пришлось бежать на Тайвань. Мы не успели.

- Да, все это так,- согласился Каррайт.- Получив в свою собственность территорию Западного Китая, мы здорово улучшили бы наши стратегические возможности в предстоящей войне с Советским Союзом.

- Миссия Ведемейера опоздала,- продолжал Прайс.- И я до сих пор не могу понять, о чем думал генерал Маршалл, ведь он-то имел все возможности заблаговременно договориться с гоминдановцами о приобретении нужных нам территорий в Китае. И тогда прежде всего не существовала бы Китайская Народная Республика, и мне незачем было бы теперь ломать голову над тем, как ее уничтожить.

- Мы получили бы прекрасную базу для наших бомбардировщиков и истребителей,- мечтательным тоном пояснил Каррайт.- И я не пробирался бы туда тайком, рискуя жизнью.

- Я всегда говорю, что наши дипломаты ни к черту не годятся,- желчно проворчал Прайс.

- Когда мне выезжать к моим ботаникам? - спросил Каррайт.

- Как можно скорее. Во всяком случае, через две недели вам надо находиться уже в Гималаях, близ китайской границы,- ответил Прайс.

- Я поеду с Нортоном?

- Нет. - Голос Прайса сделался резким.- Я подозреваю, что этот человек может оказаться предателем.

- Что? - Каррайт побледнел. Он старался сейчас вспомнить, не наговорил ли он чего-нибудь лишнего летчику, к которому чувствовал симпатию.

- Краус сообщил мне, что была отмечена продолжительная беседа Нортона со Старком. Да и сегодня он снова о чем-то шептался с ним. Не исключено, что профессор мог наболтать Нортону лишнее. Понимаете?

Но Каррайт не понимал. Он давно ждал дальнейших объяснений, и Прайс дал их.

- Старк овладел секретом моих планов, проник в тайну лаборатории в Гималаях, а затем вот здесь, час назад, отказался работать со мной, и мне, естественно, пришлось обезвредить его. Видит бог,- Прайс поднял глаза кверху и молитвенно сложил руки,- я не хотел ему зла, но он оказался опасно наивным, и мне пришлось принять кое-какие меры. Он должен был заранее предвидеть такой конец нашей дружбы. К сожалению, он живет книжными представлениями.

- Ну и черт с ним,- сказал Каррайт.- Меня больше занимает Нортон. Кто же у вас будет вместо него? Кто сможет управлять таким самолетом, как ваш «Метеор»?

- О, пилота мне уже подыскали,- ответил Прайс.- Его фамилия Гейм, капитан Стивен Гейм, боевой офицер, не интересуется политикой. Через несколько дней он будет здесь. Я сумею найти с ним общий язык.

- А как же с Нортоном?

- Капитан Нортон отправится для прохождения службы в Гренландию.

Глава четвертая

Полковник Бриджес подошел к висящей на стене большой карте и ткнул пальцем куда-то в самую верхнюю часть изображенной на ней территории.

- Что вы видите здесь? - обратился он к капитану Гейму.

- Пустое место, сэр.

- Уже завтра оно перестанет быть пустым… Завтра туда вылетим мы с вами, капитан.

- Но у меня нет самолета.

- На этот раз вам придется быть пассажиром. Вы включены в нашу экспедицию в качестве специалиста по посадке самолетов в сложных условиях. Мы с вами должны найти там площадку для строительства новой авиационной базы.

- Как, еще одной? - спросил Гейм.

Бриджес пояснил:

- Капитан, наша задача - создавать не только как можно больше баз, но и как можно дальше от собственной нашей территории. В условиях Гренландии, где мы с вами сейчас находимся, это означает прежде всего продвижение на север, поближе к полюсу. Понимаете?

- Н-да… - Гейм кивнул головой. - Как называется это чертово место, куда мы полетим завтра?

- Земля Пири, а может быть, земля Кронпринца Христиана - решим, когда будем в воздухе над теми местами.

- Разрешите мне, полковник, захватить с собой моего бортмеханика?

- Как его фамилия? - спросил Бриджес, вооружаясь карандашом

- Роберт Финчли, сэр.

- Хорошо. Мы возьмем его с собой. Рекомендую учесть, Гейм, - экспедиция наша весьма рискованная. Если что случится, придется уповать на всевышнего. А теперь идите собирайтесь.

И Гейм очутился на улице.

Полуденное, незаходящее солнце Заполярья освещало бескрайние ледяные просторы, играло на острых гранях огромных ледяных гор, окрашивая их то в сапфирово-голубой, то в изумрудно-зеленый цвет. Серебристо-белым пологом поднимался остров к горизонту и, пересеченный бликами солнечной позолоты, обрывался к востоку.

Поселок датских заполярников Туле расположен на западном берегу Гренландии, на семьдесят шестом градусе северной широты, далеко на север от Полярного круга. Ледяное безмолвие Баффинова залива и постоянные снежные штормы безлюдных арктических пустынь, казалось Гейму, превратили поселок в забытый богом уголок. Но таково было лишь его первое впечатление: гигантский аэродром, отрытые в скалах бензохранилища, множество военных самолетов и пять тысяч американских солдат придавали поселку вид гарнизонного городка, выдвинутого далеко в сторону противника. Датчан, которым формально принадлежит Гренландия, летчик не увидел.

Мрачный и сосредоточенный вошел Гейм в отведенный ему домишко. Постоянный спутник и помощник капитана - бортмеханик Финчли, которого Гейм мысленно не называл иначе как Крепыш Боб, был занят тем, что пытался придать жилищу «одомашненный» вид: на стенах уже появилось несколько фотоснимков родных и друзей.

- Отставить, - сказал ему Гейм и лег на койку. - Собирайся.

- Когда вылет?

- Через несколько часов.

- Куда?

- К дьяволу в пасть, - ответил Гейм серьезно.

Крепыш Боб - коренастый, черноглазый, несколько ниже Гейма ростом. Долгие годы совместной службы крепко сдружили этих двух как будто противоположных по характеру людей. Боб Финчли много читал, имел свое суждение о людях, явлениях, событиях. Последнее обстоятельство, в сочетании с необычной склонностью Боба Финчли поговорить, часто причиняло Гейму изрядное беспокойство. Иногда капитан наставлял помощника:

- Вот что, Боб, я разрешаю тебе заговорить меня до смерти, так и быть… но умоляю: держи язык на привязи, помолчи, когда вокруг нас болтаются разные субъекты, среди которых, ручаюсь, немало секретных осведомителей Бюро Федеральной Разведки. Не хочешь же ты, в самом деле, чтобы нас вызвали в какую-нибудь комиссию конгресса…

Надо отдать справедливость Финчли: увещевания друга подействовали на него, и в конце концов почти единственной жертвой его любви поболтать стал Гейм.

- К дьяволу в пасть… - повторил Боб задумчиво и проворно вынул из чемодана карту Гренландии. - Значит, полезем на север.

- Почему ты так думаешь? - поинтересовался Гейм.

- Посуди сам: в центре этой огромной ледяной пустыни, именуемой Гренландией, нам делать нечего. На юге и востоке имеется достаточно других ребят на наших базах, там обойдутся без нас. Остается северная часть этого злосчастного острова, в насмешку над нами с тобой названного «Зеленой землей». Север, север - тем более, что нас ведь так и тянет к полюсу! Абсолютно ясно. Так… - продолжал Боб. - Куда же нас забросит рок? Ты говоришь, в пасть? Выше этого паршивого поселка даже наши ледоколы по Баффинову заливу не поднимаются… С востока - Гренландское море, тоже для судов фактически недоступное из-за льдов. Ясно, дружище Стив, если пастью дьявола нельзя назвать, к примеру, землю Пири, то я… впрочем, готов поставить сто против одного… Идет?

Рассуждения Боба Финчли были не лишены логики.

Немного отдохнув, Гейм и Финчли отправились на вещевой склад - нужно было подготовиться к полету на север, в места ледяной стужи и ужасных снежных ураганов. Летчики подобрали себе одежду, сшитую из нескольких слоев меха, надели по четыре пары перчаток и толстые фетровые сапоги. Рядом со складом что-то делали десятки рабочих. Оказалось, что это строители будущей военной базы. В ожидании отправки еще дальше на север они приводили в порядок приготовленные для обитателей базы разборные домики. Каждая часть такого домика состояла из предназначенной для отражения тепла алюминиевой пластинки на внутренней стороне, затем фанеры, стекла, асбеста, досок и, наконец, слоя брезента. Все это соединено вместе при высокой температуре и под огромным давлением.

- Опыт полярников-датчан, - пояснил летчикам очутившийся рядом с ними полковник Бриджес.

- Теперь спать, - скомандовал Гейм, и они отправились в свое временное убежище.

- Попробуй поспи тут, - ворчал Боб Финчли, - солнце лезет во все щели. И вообще, то ли сейчас полночь, то ли полдень, не могу понять.

- Спать, спать, - торопил Гейм. - Через несколько часов вылет.

И, наконец, кое-как закрыв окно, друзья уснули.

Глава пятая

Двухмоторный снабженный лыжами самолет С-47 уже несколько часов находился в полете. Гейм рассматривал своих спутников. Вот прильнул к окну полковник Бриджес. Рядом с ним хмурый капитан воздушных сил Дуглас Нортон. Группу рабочих и техников возглавляет Джо Брэй, «Человек с Аляски», в штанах из шкуры белого медведя, с паяльной лампой у пояса. Позади полковника устроились неизвестно зачем попавшие сюда тщедушный старичок Лоусон и верзила Скаддер. Как сказал Гейму полковник, Лоусон - крупный ученый-геолог. Что же касается его спутника, не то секретаря, не то ассистента, Скаддера, Гейм никак не мог определить его роль в этой экспедиции.

Самолет стремительно шел на север, затем повернул на северо-восток. Финчли уткнулся в карту - он разыскивал на ней пункт, где, по его предположению, должна быть совершена посадка. Гейм присматривался к Нортону. Погруженный в свои размышления, тот, казалось, мало обращал внимания на окружающее и едва ли слышал слова полковника, обращенные к ученому.

- Мы находимся на верхушке мира! Это - знаменательный факт, - произнес с воодушевлением Бриджес. - Здесь проходит наш новый ледяной фронт - от залива Моулд и земли Элсмира в Канаде до земли Пири и земли Кронпринца Христиана в Северной Гренландии. Эти территории находятся на пятьсот пятьдесят миль ближе к полюсу, чем мыс Барроу в Аляске.

Полковник говорил о значении военной базы, которую им предстоит построить «на вершине мира».

Гейма же занимал вопрос, что произошло с Нортоном, с тем чудесным веселым Нортоном, с которым он во время войны с гитлеровской Германией не только неоднократно встречался, но и принимал участие в совместных военных операциях. Разве можно забыть «челночные» полеты над Южной Европой, с остановками на аэродромах в России? Однако Нортон, сильно осунувшийся и погруженный в какие-то невеселые думы, кажется, даже не хотел узнавать Гейма.

Самолет стремительно мчался все дальше и дальше, рассекая пространство, наполненное безмолвием, холодом и светом полярного дня.

- Знаете, господа, - сказал полковник, - если когда-нибудь вспыхнет война, этот район, один из самых безлюдных в мире, станет ареной битвы огромных флотов бомбардировщиков и истребителей.

«Неужели он действительно верит всей той чепухе, которую говорит? - думал Гейм. - Нет, вряд ли».

- Я был там, - продолжал Бриджес, простирая руку вперед. - Мне удалось найти такое место, что я едва мог себе поверить: под самолетом находилась долина, достаточная для того, чтобы вместить полдюжины аэродромов такого размера, как нью-йоркский аэродром Ла Гардиа. И я решил, что это место, откуда широко открываются просторы Северного Ледовитого океана и Атлантики, является идеальным для создания военной базы.

Гейм взял у Финчли карту.

- Где мы? - спросил он.

- Подходим к мысу Риксдаген, - пояснил бортмеханик.

Полковник поднялся и прошел в кабину пилота.

- Я думаю, - тихо сказал Финчли Гейму, - что пасть дьявола, о которой ты вчера говорил, находится теперь где-то под нами.

Бортмеханик оказался прав. Только Бриджес уселся на свое место, С-47 пошел на посадку. Полковник торжественно улыбался.

- Здесь, - проговорил он и ткнул пальцем в окно.

Гейму казалось, что самолет падает, но нет, вот моторы опять заработали четко, и вдруг сильный удар потряс машину. Удары следовали один за другим. Предохранительные пояса оборвались, и людей стало бросать из стороны в сторону. Выпавший из сетки термос больно стукнул Гейма по колену. Внезапно окна закрыло огромное снежное облако, моторы перестали работать, и самолет остановился.

Бриджес был взбешен.

- Что такое? Ничего не понимаю! - кричал он, потирая ушибленные места. - Мы у мыса Риксдаген? - спросил он пилота.

- Так точно, сэр.

Все стало ясно, как только пассажиры выбрались на лед. Там, где, по мнению полковника, должна была находиться зеркально-чистая поверхность, оказались высокие ледниковые наносы. Слева, в море, было много айсбергов, отсвечивающих жутким зеленым светом.

Термометр показывал двадцать градусов мороза. Стояла тишина, не нарушаемая ни криком птиц, ни шорохом зверя.

Люди разбрелись. Джо Брэй, бригадир строителей, угрюмо и встревоженно оглядывался по сторонам. Гейм отлично понимал его: в таком месте строить аэродром нельзя. Впрочем, последнее обстоятельство было ясно и обескураженному Бриджесу.

- Куда завезли нас, черт вас возьми? - кричал он пилоту.

- Я приземлился в точно указанном пункте, сэр, - оправдывался тот.

- Ты не думаешь, что мы уподобимся экспедиции Амундсена? - приставал к Гейму Боб.

Гейм, как всегда, был спокоен.

- Поживем - увидим, - ответил он и обратился к Нортону: - Что ты думаешь о нашем положении, Дуглас?

Нортон пожал плечами.

- Идиотское положение, что и говорить. Сомневаюсь, что оно кончится для нас благополучно. И знаешь, поделом нам - что мы тут потеряли, в этой ледяной пустыне?

Бриджес, Лоусон и верзила Скаддер возвратились после небольшой экскурсии.

- По местам! - скомандовал полковник. Все полезли в самолет. Уселись.

- Я не успел написать завещание, - шепнул Финчли приятелю. На этот раз Гейм отнесся к его словам серьезно.

Воздушный корабль не мог набрать скорости на снежных сугробах. Пилот стал раскатывать его взад и вперед, стремясь сгладить ледниковые наносы и подготовить площадку для взлета. Но это не помогло: взлет был невозможен из-за сильного бокового ветра. Неожиданно заглох один из моторов. Пилот перекачал горючее для его питания и вновь начал заводить мотор. Затем он развернул самолет почти под прямым углом. И вдруг, к ужасу пассажиров, силой ветра самолет стало относить со скоростью ста миль в час к видневшейся невдалеке горе.

Каким-то чудом пилоту удалось снова развернуть машину, двинуть вперед и буквально заставить её прыгнуть в воздух с вершины снежного сугроба. На какие-то секунды огромная металлическая махина повисла в воздухе… Но страшный порыв ветра снова подхватил самолет и, как игрушку, бросил вниз.

Удар… Снежный вихрь брызнул в разбитые окна. Моторы смолкли. Оглушенные пассажиры лежали на полу и ждали, что будет дальше. Всем было ясно, что самолет потерпел аварию. Пришлось опять выбираться из кабины на лед. Пилот оказался опасно ранен. Бриджес указал место для палаток. В одну из них Гейм, Нортон, Финчли и Брэй осторожно положили истекающего кровью пилота.

- Проклятое место… - бурчал Боб, с сожалением смотря на потерпевшего.

Установили рацию.

На горизонте появился самолет В-17. Бриджес приказал летчику приземлиться и забрать раненого, но пилот ответил, что у него неисправен мотор, и скрылся.

Пока полковник вызывал по радио военную базу в Туле, Гейм и Нортон отправились на поиски сколько-нибудь сносной площадки для посадки самолета. Им удалось обнаружить ее на расстоянии примерно одного километра от места аварии. Правда, площадка эта никак на походила на ту, о которой так красноречиво рассказывал Бриджес во время полета, но на худой конец ее все же можно было оборудовать для приема одного - двух самолетов.

Гейм и Нортон стали отмеривать шагами на льду полосу в 5000 футов, отмечая захваченными с собой красными флажками каждую тысячу футов. После этого на концах «взлетной дорожки» они положили самосветящиеся панели, а присоединившиеся к ним Финчли и Брэй написали красной краской на снегу огромными буквами: «87 дюймов».

Они работали быстро, так как хорошо понимали, что от этого зависит спасение жизни их товарища.

- Проклятое место, - продолжал бормотать Боб Финчли. - Не успели прибыть - жертва.

Через несколько часов прилетел двухмоторный С-119, доставивший бочки с маслом и бензином и небольшой снежный вездеход, которому Финчли тут же дал имя «Норд». Раненый пилот был отослан на базу в Туле.

Бриджес объявил, что утром он отправится к полуострову Принцессы Дагмар на поиски площадки, виденной им с самолета. Ему стало почему-то казаться, что площадка обязательно должна быть там, а не здесь, у мыса Риксдаген. Чтобы оправдать себя, он «запамятовал», приказывал ли пилоту, чтобы тот приземлился здесь, среди ледяных торосов.

- Нет, не приказывал, - поддакивал Лоусон, качая головой, как заведенный болванчик. - Летчик сам ошибся и сам же пострадал. Кхе-кхе…

Утро при незаходящем солнце - понятие довольно относительное. Отдохнув после нервного напряжения в течение прошедшего дня, стали готовить экспедицию на полуостров Принцессы Дагмар. По распоряжению полковника с ним отправлялись Гейм, Нортон, Брэй, Финчли, Лоусон и Скаддер. К вездеходу были прикреплены сани, на которые погрузили горючее и продукты. Люди разместились, Брэй занял место водителя - и вездеход тронулся в путь.

Шли долгие часы. Сидеть в «Норде» можно было, лишь поджав колени к подбородку. Именно в такой позе сидели Бриджес, Лоусон и Гейм. Остальным, разместившимся на санях, было еще хуже - от арктического холода их не спасали оленьи шкуры и брезент.

Гейм видел, как с каждым часом испарялась самоуверенность полковника Бриджеса. Он, собственно, не руководил экспедицией. Брэй и Финчли поочередно садились за руль и вели машину. Куда? Сколько времени предстояло еще пробыть в пути? Этого никто не знал. Гейм понимал, что Бриджес рассчитывает лишь на случайность. «Черт побери! - возмущался Гейм, стиснув зубы. - Взять людей в рискованную поездку и не знать даже, куда он их везет, - это уже слишком!»

Стив Гейм много передумал за эти долгие часы блуждания среди вечных льдов Гренландии… Он вспоминал себя маленьким-маленьким там, на отцовской ферме в цветущей Калифорнии. Потом - школа, мечты о том, чтобы выучиться и стать ученым. Но в Европе началась война, и Гейм очутился в летной школе. Все шло как-то само собой, Гейму не приходилось думать ни о смысле происходящих событий, ни о своем будущем. Казалось, все уже давным-давно кем-то продумано за него, определено, и ему остается лишь спокойно шагать по жизни. Он был спокоен.

Так продолжалось до того дня, когда он впервые почувствовал приступ ярости и гнева. Это случилось во время полетов с бомбардировочной эскадрильей над Германией: ему приказали сбрасывать бомбы над объектами, которые никак нельзя было считать военными. Позже он участвовал в «челночных» полетах на Восток и видел поруганную фашистами выжженную землю, загубленный труд честных людей в России, Польше, Венгрии. Советские солдаты показали себя хорошими бойцами и отличными товарищами. Война кончилась. Гейм хотел возвратиться к отцу на ферму, но дела старика шли неважно, а из армии не отпускали. И вот вместе со своим неразлучным другом бортмехаником Финчли Гейм очутился в Гренландии и сейчас, скорчившись в крохотной кабине вездехода, наблюдает за полковником Бриджесом.

Машина останавливается через каждый час, и, хотя ровный морской лед, низкие острова и полуострова позволяют видеть на огромном расстоянии, все вылезают на ледяной ветер, разбредаются в стороны и ищут площадку. Даже Лоусон вертит головой, пытаясь что-то разглядеть между сугробов и льдин. После таких остановок приходится снова забираться на свои места и скрючиваться. Мускулы тела болят все больше, болят невыносимо. Не поездка, а пытка. Бриджес побледнел и иногда стонет.

Ветер неожиданно прекратился, и все увидели десятки огромных айсбергов, отражающих розовые лучи солнца. Но когда к ним приблизились, айсберги исчезли.

- Вот эта точка, прямо перед нами! - вскоре обрадованно вскричал Бриджес. Но это тоже оказалось миражем: перед экспедицией по-прежнему расстилалась ледяная пустыня Северной Гренландии.

Когда экспедиция приблизилась к Данмаркс-фиорду, путники увидели нечто, отчего полковник Бриджес едва не потерял сознание. Гейм, Нортон и Финчли не были малодушными людьми, но и им стало не по себе. Издалека, с юго-востока, несся воздушный поток, поднимавший за собой снежные тучи. Огромная грязно-серая масса охватила горизонт, закрыв расположенные неподалеку острова.

Свирепый ледяной ураган набросился на экспедицию.

- Туда! Туда! - кричал сидевшему за рулем Брэю полковник, указывая на видневшуюся в стороне гору.

Но было поздно. Мгла окутала все вокруг. Мороз усилился. Крошечные льдинки впивались в лица, как иглы. Двигаться дальше было немыслимо, оставаться на месте - значило замерзнуть. Все ждали распоряжений руководителя, но Бриджес был настолько испуган, что никак не мог прийти в себя.

Надо было спасать себя и других. Гейм понял - надо действовать. Он осторожно вылез из машины и, держась за веревку, другой конец которой был у Финчли, отправился вперед. Казалось, стоит сделать еще один - два шага в этой непроглядной ревущей мгле, и вихрь собьет с ног, унесет… И все же разведка оказалась успешной: Гейм завел экспедицию в распадок между ледяными торосами, и здесь удалось наконец поставить две палатки. В одной из них разместились Гейм, Нортон и Финчли.

Глава шестая

- Ну как, Боб? - спросил Гейм.

- Ничего не получается, - ответил Финчли, не поднимая головы от дорожного примуса, с которым он возился.

Нортон молчал, углубившись в свои размышления.

Вот уже часа полтора они, скорчившись, сидели в крошечной палатке, которую с великим трудом удалось поставить под прикрытием огромного тороса.

Сухой спирт наконец вспыхнул под дорожной конфоркой, и Боб Финчли занялся консервами.

- Зачем нас дьявол занес в эту преисподнюю? - бормотал он. - Недаром покойная сестра моей достойной мамаши утверждала, что я окончу свою жизнь во цвете лет и обязательно при исключительных обстоятельствах…

Гейму было и смешно и грустно слушать болтовню приятеля.

- И ты думаешь?… - спросил он.

- Я думаю, Стив, - сказал бортмеханик поднимаясь, - что сейчас эти исключительные обстоятельства наступили.

- Ну, ну, старина, не вешай носа! Выберемся отсюда, будь уверен!

- Нет, в самом деле, зачем нас сюда дьявол занес? - настойчиво повторил Финчли. - Уж если придется погибать в этом ледяном аду, то хотелось бы знать - во имя чего.

Гейм пожал плечами.

- Нашим ребятам на севере еще хуже, - произнес молчавший до сих пор Нортон.

- На севере? - Финчли даже подпрыгнул от удивления. - Каким ребятам? Где?

- Во льдах Северной Гренландии сейчас находятся наши подлодки.

- Что они там делают? - допытывался Финчли.

- Проводят опытные плавания подо льдом, тренируются, - пояснил Нортон.

- Та-ак… Понятно. Набеги на Россию со стороны полюса!

- Потише, потише, Боб, - по привычке вмешался Гейм и пояснил Нортону: - Ему не мешало бы научиться сдерживаться.

Финчли орудовал ножом у примуса.

- Готово!

Он снял с огня сковородку, но ему никто не ответил: Нортон снова погрузился в свои размышления, а Гейм внимательно смотрел на него. И чем больше Гейм наблюдал за своим фронтовым товарищем, тем больше ему становилось жаль этого хорошего, храброго и честного солдата. Он положил руку на его плечо.

- Послушай, друг, - почти нежно сказал он. - Что с тобой? Куда делись твое веселье, твоя жизнерадостность?

Нортон поднял голову и посмотрел прямо в глаза Гейму.

- Меня угнетает предчувствие страшного несчастья, - сказал он едва слышно.

- У тебя неприятности по службе?

- Пожалуй… Но дело не во мне.

- А в ком же?

Нортон колебался.

Финчли поставил перед приятелями разогретое на примусе консервированное мясо.

- Прошу! - пригласил он.

Некоторое время ели молча, прислушиваясь к завываниям вихря. Финчли хотел было уже пуститься в какие-то рассуждения, когда, к его крайнему удивлению, Гейм жестом остановил его - он хотел говорить сам.

- С тобой что-то случилось, друг, - обратился он к Нортону. Тот неопределенно качнул головой.

- Я не любопытен, ты это знаешь, - продолжал Гейм, и Финчли весь превратился во внимание. - Не могли бы мы помочь тебе?

- Нет, - ответил Нортон колеблясь. - Я не могу, не должен ничего говорить тебе, дорогой друг.

- Почему?

- Потому что я хорошо знаю твой характер.

Гейм и Финчли удивленно переглянулись. Нортон слегка улыбнулся.

- Я доверяю вам обоим, дело не в этом, - пояснил он. - Но иногда лучше не знать чего-нибудь… Да, да… Особенно, когда все равно ничего нельзя сделать.

Гейм с недоумением посмотрел на него.

- Видишь ли, Дуг, - заговорил он медленно. - Если эта тайна касается лично тебя, то давай вообще ее не касаться.

Нортон отрицательно покачал головой.

- Нет, нет, не то… Меня очень беспокоит тайна, в которую я не посвящен, но которой я слегка коснулся… Слегка. Я пришел к выводу, что всем нам угрожает страшная опасность.

- Опасность?! - крикнул нетерпеливый Боб Финчли.

- Да… Катастрофа. Возможно, я не прав, кто знает… Но какое-то внутреннее чувство говорит мне, что опасения мои обоснованные. Эта тайна - страшная, и вам лучше ее не касаться. Ведь ничего ни изменить, ни предотвратить вы все равно не имеете возможности. Нортон умолк.

- Если, по твоему мнению, существует какая-то опасность для всех нас, то ты не имеешь права молчать, - твердо сказал Гейм. - Ты узнал о подготовке какой-нибудь авантюры?

Нортон утвердительно кивнул головой.

- Ты не должен молчать, - продолжал убеждать его Гейм.

- Я боюсь без пользы навлечь на вас беду. - Нортон явно начал сдаваться. На него надо было еще «поднажать», и это сделал Финчли.

- Есть тайны, владеть которыми одному - преступление… Мало ли что может случиться.

- А за нас с Бобом ты не беспокойся, - заверил приятеля Гейм.

- Ну, раз так - слушайте… - сдался, наконец, Нортон. - Вас интересует, чем я занимался последнее время?

- О да!

- Ну так я служил у Уильяма Прайса.

- У Прайса? - Что ты у него делал? - с удивлением спросил Гейм.

- И как ты к нему попал? - добавил Финчли. - Ведь Прайс - это свиньи, холодильники, банки…

Нортон грустно улыбнулся.

- Вы ошибаетесь… Свиньи, банки составляют прошлое этого человека. Банкир Прайс - это прежде всего уран, атомная энергия.

- Вот как? - с удивлением протянул Гейм. - Этого я не знал.

- Однако это так, - продолжал Нортон. - Я служил у Уильяма Прайса, этой злобной скотины, и еще пять дней назад. Прайс регулярно переводил на мой текущий счет доллары - мое жалованье. На прошлой неделе он уволил меня, и командование направило меня сюда, в Гренландию. Теперь я должен быть готов к прыжку через полюс на Советский Союз.

- Час от часу не легче! - проворчал неисправимый Финчли. - Но что же ты все-таки делал у Прайса? Вел его конторские книги? Помогал ему искать уран?

- Ни то, ни другое - я летал.

- Стало быть, ты был личным пилотом Прайса?

- И да, и нет. Я был его личным пилотом, но мне ни разу не довелось иметь Прайса на борту моего «Метеора».

- «Метеора»? Так ты назвал свою машину? - полюбопытствовал Гейм. - Судя по названию, это реактивный самолет?

- «Метеор» - так называется тип машины, существующий всего в одном экземпляре. Ты прав, Стив, это реактивный самолет. Но от всех имеющихся у нас в Штатах он отличается двумя особенностями: скоростью, намного превышающей скорость других реактивных машин, и бесшумностью… абсолютной бесшумностью полета.

- Интересно… - бросил Гейм. - Что же ты возил на этой своей машине и куда?

- Что я возил, этого я в точности не знаю, - ответил Нортон. - А куда? Вы слышали что-нибудь о научной экспедиции профессора Смита в глубь Центральной Азии? Нет? Я так и знал. - Неожиданно Нортон зло расхохотался. - Жулики! Мошенники! - говорил он сквозь смех. - Экспедиция Смита! Но там нет никакого Смита! Понимаете - все это вранье.

- Если там нет профессора Смита, то кто же вместо него?

- Профессор Смит - знаменитый ботаник, но там нет никакого Смита, все это блеф, понимаете? Он вовсе не Смит…

- Но кто же он в таком случае? - потерял терпение Финчли.

Нортон наклонился к друзьям и шепотом произнес: - Каррайт. Джеймс Каррайт - известный шпион.

- Фашист Каррайт? Поклонник Гитлера? - Гейм с интересом посмотрел на Нортона. - Что же он там делает?

- И при чем здесь ты? - вставил Финчли.

- Не спешите, друзья, сейчас я вам все расскажу. Итак, я летал на специально приспособленном для этого «Метеоре» от резиденции Прайса на реке Гудзон до лагеря Каррайта в Азии, в горах, неподалеку от китайской границы, и обратно. Возил какие-то ящики с оборудованием туда и какие-то документы в запечатанном портфеле - обратно. Так продолжалось до прошлой недели…

- Когда Прайс прогнал тебя?

- Вот именно.

- Но за что же он уволил тебя? И какое это имеет отношение к страшной тайне, о которой ты упомянул?

- Сейчас узнаете… Я думаю, что все это находится в какой-то связи с исчезновением профессора Старка и с попытками покушения на русского ученого Ясного. Видите ли, Старк каким-то образом проник в тайны Прайса, в тайну экспедиции Каррайта. Мне не известно, в какой мере Старк был осведомлен, но, кажется, он знал много. А тут еще Чармиан, дочка профессора… она ничего не знает о судьбе отца. Прайс держит ее при себе в качестве заложницы… По-видимому, Прайс решил, что я знаю больше, чем следует, и убрал меня.

- Но что же все-таки они делают там, в Азии? - спросил Гейм.

- Сопоставляя различные, известные мне факты, я пришел к выводу, что они замышляют нечто ужасное.

- Тсс… - шепнул Гейм и приложил палец к губам. - Мне показались, что кто-то притаился у стены палатки.

Финчли вскочил на ноги и в следующий же миг выбежал наружу.

- Обошел вокруг, никого нет, - сказал Боб, возвратившись через несколько минут и занимая свое прежнее место.

- Ну, значит, мне почудилось, - произнес Гейм с сомнением.

Нортон хотел было продолжать рассказ, но в этот момент полог палатки открылся и перед друзьями появился Брэй - Паяльная лампа, Человек с Аляски.

- Там очень тесно, - пояснил он, делая неопределенный жест рукой. - Стеснять полковника неудобно, и я решил перебраться к вам, если вы, конечно, не имеете ничего против.

- Располагайтесь, места хватит, - предложил Гейм, поневоле вынужденный быть гостеприимным.

Финчли поставил перед Брэем остатки еще теплых консервов.

- Говорят, ты давно служишь в Арктике, - обратился он к Паяльной лампе. - Не понимаю, приятель, что тебя прельщает в таком адском климате.

- Доллары, - пробормотал в ответ Брэй, энергично уничтожая пищу.

- Послушай, друг, - сказал Нортон, - мы люди военные, подневольные - это понятно. Но ты-то вольнонаемный, разве тебе так хочется разбогатеть на новой войне, которую ты помогаешь готовить?

- Я не думал об этом.

- Напрасно. ...