Евгения Горская Груз семейных ценностей

Я страшный консерватор, особенно когда речь заходит о детективе.

Я всегда выбираю книги со всей серьезностью: долго хожу туда-сюда вдоль заставленных полок магазина, придирчиво читаю аннотацию, пролистываю несколько страниц из середины, внимательно разглядываю обложку, нюхаю свежеотпечатанные страницы, иногда пробую корешок на зуб. Просто я должна быть заранее уверена, понимаете?.. Чтобы не было никаких неприятных неожиданностей, а, напротив, одни приятные: тайны, загадки, погони, перестрелки, любовь опять же. И — главное! — чтобы в финале зло оказалось наказано, а добро восторжествовало! А чего ради еще читать?..

Особенно бывает обидно, когда знакомые авторы вдруг «берутся за ум»: писал-писал, хорошо писал, отлично даже, всем нравилось, а потом какая-то высокоумная «достоевщина» начинается. Зачем?..

А вот моя любимая Евгения Горская из тех авторов, в которых можно не сомневаться. Принимаясь за ее новый детектив, можно быть твердо уверенным: вечер удастся на славу!

Горская — непревзойденный мастер интриги. Ей удается придумывать нетривиальные, захватывающие, многоходовые сюжеты. Я прекрасно знаю, как сложно придумать историю со множеством взаимосвязанных детективных линий. Они то расползаются в разные стороны, то норовят намертво спутаться, и выстроить их в стройную логическую цепочку порой просто невозможно. Но Евгения Горская без труда управляется с несколькими детективными нитями одновременно, превращая их в единый, стройный, до мельчайших деталей выверенный рисунок сюжета. В своих романах она водит за нос, отвлекает, пускает нас, читателей, по ложному следу. И никак не разобраться в сюжетных перипетиях, пока сама Евгения все нам не объяснит. Читаешь — и дух захватывает!

Но что еще важнее, Евгения Горская сумела вычислить «золотое сечение» детектива — здесь в самый раз… всего: и страхов, и предательств, и приключений, и тайн, и любви, а это верный признак мастерства и опытности автора.

Татьяна Устинова

29 июня, четверг

Лето наступать не хотело, но Настя терпеливо его ждала. Смотрела из окна на гнущиеся под ветром мокрые деревья и успокаивала себя тем, что может себе позволить не выходить из дома в плохую погоду. В отличие от миллионов сограждан и в отличие от собственного мужа.

Правда, Сережа на погоду внимание обращал мало. «Потерпи, — утешал он Настю. — Сдадим объект и поедем на юг». Объект, на котором Сережа ставил какое-то сложнейшее оборудование, должны были сдать в июне, неделю назад Настя проводила мужа в командировку и ждала его возвращения со дня на день.

Тетя Ира, узнав, что Сережа уехал, звала ее на дачу, уговаривала и даже, кажется, обиделась из-за отказа. «Ну что тебе делать одной в городе? — не понимала Ира. — Интернет здесь есть, сиди и работай на свежем воздухе».

Интернета Насте для работы было мало, ей был необходим принтер и компьютер с большим экраном, но не ехала она не поэтому. В дождь в собственной квартире тошно, а на даче, где участок наверняка уже успел превратиться в настоящее болото, совсем тоскливо.

Сегодня ее разбудило солнце. Пробивалось сквозь неплотно задернутые занавески. Настя полежала, жмурясь, и решила — поедет на дачу. Без Сережи было грустно, несмотря на солнце, а с Ирой время пройдет и быстрее, и приятнее.

До старого дачного поселка она доехала быстро, постояла, вдыхая чистый пряный воздух. Тетя была права, надо вырываться из города при любой возможности.

Настя открыла ворота, въехала на участок, прошла по узкой, вымощенной плиткой дорожке к дому. Дом лет десять назад построили Настины родители вместе с Ирой и ее мужем Иваном Николаевичем, но родители бывали здесь редко, Настя еще реже, а Ира жила почти постоянно, даже зимой. Дом уже не был новым, но все упорно продолжали называть его только так.

Раньше на месте нового дома была старенькая бабушкина дача, семья собиралась здесь по выходным, и Настя считала дачу вторым домом.

Настя поднялась на крыльцо, крикнула:

— Ирочка! Я приехала! — и обняла вышедшую к ней тетку.

Потом Настя мучительно пыталась вспомнить, заметила ли в тете что-то необычное, и вспомнить не могла. Ничего она не заметила.

Ира накормила ее завтраком, потом они вместе принялись готовить обед. Настя, когда, надев резиновые сапоги, рвала с грядок зелень к супу, отметила, что ягоды на кустах совсем зеленые, странно, что вообще не сгнили при такой-то погодной аномалии. Потом они пили чай, а потом пришла долгожданная эсэмэска от Сережи: «Купил билет, прилечу утром».

Настя решительно начала собираться назад в Москву, помахала тетке Ире из окна машины и всю дорогу подпевала включенному радио.

Тетю застрелили на следующий день поздним вечером на веранде их нового большого дома. Была гроза, и выстрела никто не слышал.

9 июля, воскресенье

Ее тянуло на дачу, как будто присутствие там могло что-то изменить. Деревянный пол был уже отмыт от Ириной крови, и ничто не напоминало о том ужасном, что случилось здесь совсем недавно.

Настя ходила по участку, садилась в кресло-качалку, так и стоявшее до сих пор на веранде, смотрела на кухонную стену, на которую Ира хотела повесить парочку картин, да так руки и не дошли.

— Собирайся! — велел Сережа. — Поедем.

Он торопил ее не зря. Вечером тысячи дачников ринутся в город, и возвращение домой превратится в тяжелое испытание.

— Я останусь здесь, — в который раз сказала Настя. — Сережа, не спорь! Поезжай.

— Нет! — в который раз отрезал муж.

Настя знала, он ее жалеет и беспокоится о ней, и была благодарна за жалость и заботу, но сейчас ей хотелось остаться одной.

Ей было необходимо остаться одной и подумать.

— Настя! — Сережа присел на пол у ее ног и потряс за колени. — Так нельзя. Оттого, что ты будешь ходить как сомнамбула, ничего не изменится. Собирайся!

— Я останусь, Сереженька, — Настя притянула его голову, поцеловала.

— Нет! Я тебя одну здесь не оставлю! — Он выпрямился и устало попросил: — Ну кончай, Насть. Понимаешь же, что я не могу без тебя уехать.

Конечно, она могла настоять на своем. Она может остаться здесь, и Сережа тоже останется, потому что один он не уедет. Ему придется встать в четыре утра, в крайнем случае в пять, чтобы вовремя добраться до работы.

Настя тяжело поднялась, сменила дачные шорты на джинсы, а дачную футболку на любимую голубую блузку. Блузка была из жатой ткани и совершенно не мялась. Очень удобно.

— Я готова! — крикнула Настя мужу.

Обходить дом, проверяя, заперты ли окна, не стала. Окно они открыли только в их комнате на втором этаже, и Настя отлично помнила, что закрыла его пару часов назад, когда пошел дождь.

На гвоздике около двери висела только одна связка ключей, ее собственная. Обычно здесь висела еще и Ирина. Настя заперла дверь и до машины бежала, потому что снова начался дождь.

— Убийцу найдут, — заговорил Сережа, выезжая из поселка. — Наберись терпения.

Настя промолчала. Сережа о ней беспокоился, и она это ценила.

— Начни работать, Настюх, — посоветовал муж. — Сама же говорила, что надо закончить осеннюю коллекцию.

Это он тоже говорил правильно, работа отвлекает. У Насти с подругой Катей была своя фирма. Настя создавала модели одежды, а Катя делала все остальное. То есть Настя делала то, что очень любила делать, а Катя самое неприятное — организацию производства. Если, конечно, производством можно назвать результат работы пятнадцати человек.

Несмотря на кризис, который никак не желал закончиться, продукция раскупалась неплохо. У них было свое ателье, они отдавали костюмчики и платья оптовикам, а недавно открыли еще и интернет-магазин. И даже постоянных покупателей приобрели.

Дождь уже не барабанил по крыше машины, а лил непрерывным потоком. Настя поежилась, от кондиционера в машине становилось холодно.

— Замерзла?

— Немного.

Сережа поменял режим кондиционера, холодный воздух перестал щекотать плечи.

— Она мало была счастливой, — неожиданно сказала Настя.

Сережа пожал плечами — не согласился.

— Она другая была при Иване Николаевиче, — Настю непрерывно тянуло говорить об Ире. — Веселая такая. С Иваном ругалась все время.

— Разве ругаться — это весело? — улыбнулся муж.

— Ира его пилила постоянно, — Настя тоже улыбнулась. — Но так, знаешь… беззлобно. Все время говорила, что работать он должен в Москве, а не в захолустной больнице.

— Так он же вроде бы и работал в Москве, — удивился Сережа.

Он с Иваном Николаевичем знаком не был, но рассказы о муже тети Иры слышал, конечно.

— В Москве он подрабатывал, — объяснила Настя. — В какой-то частной клинике. Он старался Иру обеспечить. А постоянно жил здесь. Ира злилась, но поделать ничего не могла.

Как все странно в жизни, подумала Настя. При жизни мужа тетя мучилась, что ей приходится без конца мотаться за город. Постоянно на это сетовала. А после смерти Ивана Николаевича почти не бывала в Москве. Ездила только по необходимости.

Дождь перестал, когда подъехали к МКАД. Настя наспех приготовила ужин и потом долго лежала без сна, стараясь не разбудить уставшего Сережу.

Илюша капризничал, рвался в мокрую траву, Алина совершенно с ним замучилась. Славик предлагал нанять няню, пока она живет с ребенком на даче, но Алина отказалась. Теперь об этом жалела.

Впрочем, вопрос с няней она могла решить в один момент. До замужества жила в соседнем городишке, всех здесь знала, и найти кого-то, кто помог бы ей с ребенком, проблемой не было. Официально городишко числился поселком городского типа, но и местные, и дачники упорно называли его городом.

Проблема была в другом, после убийства соседки Слава под разными предлогами старался на даче не появляться. А когда приезжал, тут же находил повод уехать. Ему не нравилось, когда участковый лез с вопросами. Не нравилось, что соседи не переставали ахать и охать по поводу убийства. Мрачные стороны жизни Славу не то чтобы пугали, просто он всегда старался от них дистанцироваться. Он от них прятался. Характер такой.

Алину характер мужа устраивал. В их семье сильной приходилось быть ей, и она с этим успешно справлялась.

Дождь лил и лил. Алина читала сыну сказку, постепенно перейдя на шепот, и поглядывала в окно. Ребенок заснул. Она осторожно поднялась со стула, на цыпочках прошла к двери детской, тихо закрыла за собой дверь.

Постояла на крыльце, достала сигарету, закурила. При Славе старалась не курить, муж сразу начинал возмущенно объяснять, как она губит свой организм и организмы окружающих. Муж был ярым приверженцем здорового образа жизни.

Алина, глядя, как он с завидным аппетитом уминает ее стряпню, могла бы напомнить, что и лишний вес в тридцать с небольшим набирать не стоит, но никогда этого не делала. Она делала все, чтобы Славе было с ней легко и комфортно. Даже отлично готовить научилась. Поесть муж любил.

С соседнего участка на дорогу выехала машина. Сосед Сережа закрыл ворота, машина медленно уехала по мокрой дороге.

С соседкой Ириной Леонидовной Алина не то чтобы дружила, но общалась больше, чем со всеми остальными. Во-первых, Ирина жила на даче постоянно и к тому же прямо напротив Алины. Во-вторых, соседка заметно привязалась к Илюше и с удовольствием с ним играла.

Ну а в-третьих, свекор Виктор Федорович за Ириной Леонидовной откровенно ухаживал.

В эти выходные не приехал не только Слава, но и свекор.

«Подожду неделю, — решила Алина, бросая догоревшую сигарету в пепельницу. — Не приедет Слава в следующие выходные, переберемся в Москву».

Она дождалась, когда Илюша проснется, поспешила на звонкий детский голосок.

Дождь на какое-то время перестал. Алина посадила сына в коляску, повезла к расположенному прямо в поселке магазину.

Когда-то она в этом магазине работала. Ей приходилось много работать, она сделала себя сама. Сама отлично, безо всяких репетиторов, окончила школу, сама поступила в институт на бюджетное отделение. Сама окончила его с красным дипломом.

Потом, правда, ничего заметного не достигла. Посидела в полугосударственной конторе с девяти до шести, добираясь до работы в переполненных электричках, и поняла, что без нужных знакомств карьеру сделать невозможно.

Но тут ей повезло. Она вышла замуж.

В магазине никого не было. Алина купила молоко, хлеб, поболтала с продавщицей Машей. Маша была своя, из Алининого городка. После школы окончила какой-то колледж, но работы по душе и по желаемым деньгам не нашла, вот и подрабатывала летом, продавая дачникам продукты первой необходимости.

— Пойду, — решила Алина, посмотрев в окно. — А то опять дождь польет.

Тут в магазин зашла Елена Анатольевна, еще одна соседка по дачному поселку, Алина поздоровалась, тревожно вгляделась в лицо женщины.

— Елена Анатольевна, вам нехорошо?

— Давление скачет, — пожаловалась соседка и заулыбалась тянувшему к ней руки Илюше.

— Так зачем же ходите? — возмутилась Алина. — Сказали бы, я бы вам все купила!

— Спасибо, Алиночка. — Елена Анатольевна попросила у Маши сыр, хлеб, упаковку мороженых обедов. — Начну лежать как колода, еще хуже будет.

— Нет, — не согласилась Алина. — Нужно себя беречь.

Соседка мягко улыбнулась, убрала покупки в сумку, придержала дверь, пока Алина вывозила коляску.

— Ты не боишься одна?.. — это соседка спросила, уже подходя к дому.

— Не боюсь, — ответила Алина.

Чего бояться-то? Поселок охраняется, ночью сторожа обходят его с собаками.

Правда, это не помогло Ирине Леонидовне.

С неба опять закапало. Алина быстро простилась с соседкой и побежала к дому.

Она почувствовала, что подступили слезы, только вечером, когда Илюша заснул.

10 июля, понедельник

Виктор Федорович никогда не думал, что без Ирины ему станет пусто. Конечно, он специально не рисовал себе картины жизни без дачной соседки, просто не догадывался, что Ирина занимала в его жизни такое важное место. И сейчас его мучило, что он не успел сказать ей об этом.

Обычно он приезжал в выходные на дачу или, если Ирина была в Москве, встречался с ней где-нибудь в ресторане. Или совсем не встречался, если он или она были заняты.

Никакой пустоты он при этом не испытывал, он читал, или смотрел любимые старые фильмы, или просматривал рабочие бумаги, или ехал к сыну и играл с внуком.

Сейчас ему было так же тягостно, как когда не стало жены. Даже, может быть, хуже, потому что тогда ему нужно было думать о Славе, нужно было зарабатывать деньги, и полностью отдаваться собственному горю просто не было времени.

Сейчас время было. Когда умерла жена, Виктор Федорович только открыл собственное дело, ему было необходимо заводить знакомства, прокладывать пути в чиновничьи кабинеты, подбирать дельных помощников и контролировать абсолютно все в своей, тогда еще немногочисленной фирме.

Сейчас он знал, что люди подобраны верно. Заместители его не подведут, налоговая не вовремя не наедет, а инженеры не подсунут халтуру. И это было плохо, потому что мешало ему полностью погрузиться в работу.

Выходные он провалялся на диване, пытаясь читать, но читать не получалось, и он просто смотрел в потолок. Он ждал понедельника как избавления, но, проснувшись еще до будильника, не поспешил встать. Продолжал лежать, все так же тупо глядя в потолок.

Он был виноват в смерти жены, непрерывно об этом помнил и все прошедшие годы мучился от чувства вины.

Никто не мог предположить, что у Светы рак. Она была веселой и деятельной, постоянно куда-то мчалась, сажала на даче цветы и зелень, расстраивалась, что Виктор Федорович ведет сидячий образ жизни, и пыталась заставить его бегать по утрам.

В тот год лето было жарким. Вокруг горели леса, а дачный поселок почти в полном составе пропадал на берегу пруда.

Температура у жены поднялась внезапно. Иван Николаевич долго ее осматривал, слушал, выписал антибиотик, потому что сразу же диагностировал воспаление легких. А потом смотрел на Виктора тоскливыми глазами и требовал, чтобы Света немедленно сделала анализ крови.

Слово «онкология» тогда не прозвучало, Иван произнес его недели через три, когда Света снова носилась по участку и смеялась о чем-то с соседкой, стоя у забора.

Они называли Ивана Николаевича перестраховщиком и тихо его жалели.

Онкологию диагностировали поздней осенью, когда сделать ничего уже было нельзя.

Виктор Федорович покосился на будильник и заставил себя встать.

Света была частью его самого, и ему долго казалось, что от него по живому, с кровью, оторвали кусок души и плоти.

Ирину он все-таки считал чужой, а боль была такой же непереносимой.

Он заставил себя съесть завтрак и на метро поехал на работу, понимая, что забыться не удастся.

Мама позвонила рано, Сережа еще не уехал на работу.

— Ты представляешь, ночью раздается звонок! У меня даже сердце защемило! — Настя впервые за последнее время услышала прежний мамин голос. До этого мама только плакала и говорила еле слышно, отчего сердце щемило у Насти.

— И что же случилось? — Настя перехватила трубку и поставила пустую Сережину тарелку в мойку.

— Леночка звонила. С дачи. Кажется, к нам в дом залезли. Вы вчера дом заперли?

— Конечно. И калитку заперли, и ворота.

Сережа насторожился, с любопытством посмотрел на жену. Нет, скорее, с тревогой.

— Леночка заметила огонек у нас в доме. Или ей показалось, что заметила. Позвонила участковому, тот пришел, но дом оказался заперт.

— Показалось! — решила Настя.

— Я тоже так думаю. Сегодня мы поехать туда не сможем, ни я, ни папа. — Родители много работали, и Настя понимала, что после похорон Иры опять уходить в рабочее время родителям трудно. — Съездим завтра или послезавтра. Я вот что хочу сказать — не вздумай одна туда ехать!

— Почему? — вздохнула Настя. — Вы все заняты, а я свободна. Надо съездить и проверить дом. Съезжу днем, к вечеру вернусь.

— Настя, я тебя прошу! — Насте показалось, что мама опять заплакала. — У меня и так нервы ни к черту…

Сережа не выдержал, отнял у Насти трубку.

— Здравствуйте, Татьяна Леонидовна. — Послушал, что говорит ему теща, и решил: — Мы с Настей вместе съездим. Уйду с обеда с работы, и съездим.

Насте хотелось поехать одной, как будто деревянный дом мог только ей открыть, что случилось с тетей. Но спорить она не стала, все равно бесполезно.

Она мало думала об Ире и только теперь поняла, как ее любила.

Сейчас Сережа ей мешал, но она знала — она умрет, если он перестанет ей мешать.

Нужно было садиться за компьютер, но она без дела проболталась по квартире, пока Сережа не позвонил и не сказал, что подъезжает к дому. Тогда она впопыхах собралась и выскочила из подъезда. Им повезло, до дачи они проскочили почти без пробок.

— Подожди, — остановил ее Сережа, когда она достала дачные ключи из сумки.

В дом он вошел первым. Осмотрел веранду, прошелся по первому этажу, потом по второму.

— Ты что-нибудь замечаешь? — наконец спросил Настю.

Она покачала головой — если кто-то чужой и приходил, действовал он очень аккуратно. Ее куртка-дождевик, брошенная вчера на кресло, лежала там же, кроссовки стояли на коврике у порога. Настя подняла куртку и повесила на вешалку.

— Слушай, а где Ирины ключи? — посмотрев на гвоздик у двери, спросил Сережа.

— Не знаю, — пожала плечами Настя. — Мама взяла, наверное.

Сережа не успел пообедать. Настя быстро сварила пельменей, поставила перед ним тарелку и отправилась к соседке Елене Анатольевне. Леночке, как звала ее мама. Ира тоже звала соседку Леночкой.

Леночкин участок всегда поражал ухоженностью. Это было особенно удивительно, поскольку времени над своими грядками и клумбами соседка проводила не больше остальных. «Я их люблю», — показывая на цветы и кустарники, объясняла она Ире. Тетя тоже любила цветы, но у нее они почему-то вырастали чахлыми, невзрачными.

— Ой, Настя! — заметив ее, заспешила навстречу соседка. — Переполошила я вас. Все в порядке дома?

— Вроде бы да, — сказала Настя.

— Неужели вправду померещилось? — Женщина посмотрела на соседский дом. — Я ночью участковому позвонила, он быстро прибежал. Мы с ним двери подергали, заперты. А чтобы кто-то выбегал, я не видела. Не надо было родителям твоим звонить.

— Ну что вы, Елена Анатольевна, — не согласилась Настя. — Спасибо вам. А где вы огонек видели?

— В третьем окне, — уверенно сказала соседка и показала на окно второго этажа. — Мне не спалось, я пошла на кухню выпить корвалол, смотрю, а в вашем доме в окне огонек. Может, где-то далеко гроза была, и это был отблеск?

— Может быть, — с сомнением кивнула Настя.

— А что же тогда?

— Вот и мне интересно.

От соседки Настя вернулась, не выходя на дорогу. Перелезла через невысокий забор, как когда-то в детстве. Зря, намочила об траву джинсы.

— Ну что? — Сережа у нее умница, вымыл за собой посуду, Настя чмокнула его в лоб.

— Леночка заметила огонек в Ирином окне. В Ириной рабочей комнате. Допускает, что это мог быть отблеск от молнии.

Настя начала подниматься по лестнице на второй этаж, но муж ее обогнал, в комнату тетки зашел первым.

Комнат Иры было две. Спальня, в которой стояла широкая кровать, платяные шкафы и комод, и еще одна, с компьютерным столом и книжными шкафами. Эту Ира называла «мое рабочее пространство». Елена Анатольевна видела непонятный огонек в окне «рабочего пространства».

На столе лежали неровной горкой исписанные бумаги — одной тетке понятные заметки, номера телефонов, начатые и брошенные рисунки смешных человечков. По образованию Ира была историком, одно время работала в музее, а в последние годы писала статьи и как-то их публиковала. Однажды тетку даже пригласили на радио, и Настя потом несколько раз слушала часовую передачу, искренне гордясь родственницей.

Сережа принялся выдвигать ящики стола, перебирать исписанные бумаги, а потом тяжело вздохнул. Он, как и Настя, понятия не имел, пропало ли что-то из комнаты Иры или нет.

— Останемся на ночь? — снова вздохнул Сережа.

Настя кивнула — останемся.

Муж нахмурился, подумал.

— Машину нужно куда-нибудь отогнать.

Настя кивнула — машину нужно отогнать. Чтобы ночной гость, если снова появится, думал, что в доме никого нет.

— К Парфеновым, — решила Настя.

Соседи Парфеновы второе лето жили в Болгарии. Они оставляли Ире ключи от дома. Где искать ключи, Настя не знала, но ворота у Парфеновых не запирались, и этого было достаточно.

— Схожу в магазин, — Настя посмотрела за окно, дождя пока не было.

Это лето отличалось от всех предыдущих, дождь лил непрерывно. По дороге к магазину Настя никого не встретила, дачники предпочитали не покидать город.

Пока Илюша спал, Алина повозилась с цветами у забора. Правда, на этот раз занятие, которое всегда ей нравилось, никакого удовольствия не доставило.

Потом поиграла с сыном на ковре в доме, поскольку участок сильно походил на болото. Потом, просто чтобы убить время, посадила Илюшу в коляску и отправилась в магазин. Впереди заметила соседку Настю Берестову. То есть Берестовы — девичья фамилия Настиной мамы и Ирины Леонидовны, а какая фамилия у Насти, Алина не знала.

Хотела покричать, но Настя была далеко и шла быстро, Алина с коляской ее не догнала бы.

— Ду! — Илюша потянулся к незнакомому красному цветку, выросшему у края дороги.

— Цветочек, — объяснила Алина. — Красивый, правда? Цветочки рвать нельзя, пусть растут. Возьми лучше машинку.

Она сунула ребенку маленькую пластмассовую машинку. Илюша потряс игрушкой, бросил на землю. Алина подобрала и снова сунула малышу.

В магазине, кроме Насти и продавщицы Маши, никого не оказалось. Алина вынула сына из коляски, пустила походить по полу.

— Как ты вырос! — подхватила ребенка Настя. — Какой большой Илюша! Совсем взрослый!

— Надолго приехала? — спросила Алина.

С Настей ей было бы повеселее, по крайней мере, было бы с кем словом перекинуться. А то одни старики рядом.

— Нет, — сказала Настя. — Сережа работает, ему тяжело из Москвы ездить.

— Жалко.

— Настя, — влезла в разговор Маша. — Неизвестно, кто?..

— Нет, — быстро ответила Настя.

— Кто, кто! — возмутилась Алина. — Ясно, что какой-нибудь бандит! Сейчас как раз из тюрем выходят, кого в девяностые посадили.

— Ирина Леонидовна такая хорошая была! — Маша по-старушечьи сложила ладошки под подбородком и вздохнула.

— Хорошая, — подтвердила Алина. — Дай мне молоко и сосиски!

Сосисками питаться нельзя, Алина знала, но очень уж не хочется для себя готовить.

— Я, когда в последний раз ее видела… — Маша полезла в холодильник, достала связку сосисок. — Она у меня спрашивала, как в больницу пройти.

— В какую больницу? — насторожилась Настя.

Ира никогда не жаловалась на здоровье.

— Здесь одна больница, — поморщилась Алина. Она не любила пустых вопросов.

— А зачем ей больница, не сказала? — Настя перегнулась через прилавок.

— Кого-то хотела навестить. А кого, не знаю.

Это знала Алина. Только не могла никому рассказать.

— У меня есть знакомая медсестра, — сказала Алина. — В больнице работает. Оля Сидоркина. Знаешь ее? — повернулась она к Маше.

Маша покачала головой. Поселок большой, почти как район Москвы. Всех знать невозможно.

— Позвоню сейчас Ольке, — решила Алина.

Как хорошо было бы, если бы она ничего не знала!

Телефон не ответил. Алина набрала номер еще несколько раз и пообещала Насте, что обязательно дозвонится.

Когда уходили с Настей из магазина, туда заглянула компания из трех молодых парней. Машка заулыбалась, заговорила с ними, с Алиной и Настей даже не попрощалась.

Алина ее понимала. Сама когда-то, стоя за этим же прилавком, на дачников мужского пола поглядывала с надеждой. Правда, прилавок тогда был другой, деревянный. Сейчас в магазине все сделано как в Москве, из пластика.

Славу она приметила не сразу. Невысокий парень приезжал на велосипеде и не оставлял его, как другие, у крыльца, а затаскивал внутрь, чем Алину порядком раздражал. В огороженном поселке велосипеды с улиц не крали.

Это потом она узнала, что у Славы просто такой характер. Не бросай грабли на участке, говорил он Алине, и она послушно уносила грабли в сарай, точно зная, что их сельхозинструмент никому не нужен. Даром начнет навязывать соседям — не возьмут.

Однажды он подарил ей ветку сирени. Алина уже тогда понимала, что подарил просто так. Сорвал зачем-то, а потом не знал, куда ее деть. Она зарылась лицом в ароматную влажную гроздь, вдыхала изумительный запах и смотрела на Славу со щенячьей благодарностью. По крайней мере, надеялась, что щенячья благодарность у нее хорошо получилась.

Ветку она выбросила по дороге домой. Не тащить же ее в дом, если своей сирени вдоль забора полно.

Через месяц Слава зашел в магазин хмурый и задумчивый. В тот раз он был без велосипеда, рассеянно осмотрел прилавки и задержал взгляд на бутылках с пивом.

— Неприятности? — участливо спросила Алина.

Больше никого в магазине не было, иначе она не полезла бы с такими вопросами.

— Заметно? — усмехнулся он.

— Нет, — твердо сказала Алина. — Не заметно. Но я заметила.

Ему хотелось с кем-то поговорить. Теперь она знала, что неприятности Слава не любит переживать один. Его надо успокаивать, в него надо вселять уверенность. Характер такой.

Впрочем, она знала и другое. В серьезных случаях Слава действует решительно.

Тогда у них в фирме проходила реорганизация, и Слава боялся, что ему не дадут должность, которую он хотел получить. Отсутствие должности он воспринимал как смертельное унижение.

— Господи, какая ерунда! — искренне говорила продавщица Алина. — Тебя обязательно повысят! Вот увидишь! А если нет, то и черт с ними. Напиши резюме, и получишь полсотни предложений!

Она все говорила правильно. Слава стоял, облокотившись о прилавок, и она знала, что уходить ему не хочется. Он ушел, когда в магазине появилась старушка-покупательница.

Этот разговор ничего не значил, но Алина потом вспоминала, как Славе не хотелось от нее уходить, и воспоминание было приятным. А сам он после этого казался ей очень близким. Другом.

Тогда она не надеялась, что Слава на ней женится. Она даже не думала об этом.

Все изменилось, когда произошло то, о чем они с мужем никогда не говорили.

Алина с Настей еще поболтали, стоя на дороге у своих, расположенных напротив друг друга, участков. Потом Илюша закапризничал, и Алина пошла домой, пообещав Насте, что обязательно свяжется с медсестрой Олей.

С мокрых кустов на шею капнула вода, стало холодно, противно. Алина включила обогреватель, села на пол, чувствуя поток теплого воздуха.

— Сейчас искупаемся и баиньки, — сказала она Илюше. — Я буду читать тебе сказку. Хорошо?

По подоконнику опять застучал дождь. В такую погоду хорошо и уютно сидеть дома. Плохо только, что хорошо и уютно ей не бывает, когда Слава не приезжает даже в выходные.

Она знала — муж никогда ее не бросит. Не бросит потому, что она сумела стать его опорой в жизни, и он хорошо это понимает. А еще потому, что их накрепко связало то, о чем они старались не помнить.

Слава ее не бросит. Все образуется.

Они вместе вырастят Илюшу, и сын никогда не будет представлять, что такое нищета.

Нужно только не забывать, что она обязана быть сильной.

Виктор Федорович не ожидал, что сможет на какое-то время забыть, что Ирины больше нет, но это ему удалось. Генерального директора фирмы ночью увезли на «Скорой» с тяжелым сердечным приступом. Виктор Федорович сначала долго успокаивал жену генерального, позвонившую, когда он только отпирал свой кабинет, а потом ему пришлось заниматься текучкой, от которой генеральный его давно уже освободил.

По ходу дела приходилось во многом разбираться, и к вечеру он почувствовал, что с непривычки сильно устал.

Хотелось домой, поужинать в тишине, выпить сто грамм водки и забыться до утра, но он все-таки позвонил сыну. Он не разговаривал со Славой несколько дней, и это нарушало их сложившееся течение жизни.

— У вас все нормально? — спросил Виктор Федорович. — Как Илюшка?

— Я на даче не был, — неохотно признался Слава.

— Почему? — удивился Виктор Федорович.

Сын начал объяснять, как сильно был занят в выходные, но они оба понимали, что он несет первое, что пришло в голову. В прошлые выходные участковый с двумя мужчинами в штатском пытались их расспрашивать. Как и всех остальных соседей. Сказать, что при этом им сильно докучали, было бы большим преувеличением, но все равно расспросы были неприятны. Правда, Виктор Федорович не ожидал, что общение с полицией настолько неприятно Славе, что он решит не навестить жену и ребенка.

— Ладно, я сейчас туда съезжу, — перебил Виктор Федорович.

Сын сейчас раздражал его настолько, что Виктору Федоровичу хотелось поскорее свернуть разговор.

— У них все нормально, пап, — заверил Слава. — Я с Алиной разговаривал полчаса назад.

— Я поеду, — поморщился Виктор Федорович и, не прощаясь, прервал вызов.

Сын часто его раздражал, и Виктор Федорович обычно чувствовал себя виноватым за это раздражение. Парень остался без матери в подростковом возрасте, такое не может пройти без последствий.

Разболелась голова. Неплохо было бы померить давление, но он просто проглотил таблетку анальгина, попрощался с секретаршей генерального, которую мучил весь день, и поехал на дачу.

Поехал в самое неудачное время. Несмотря на почти непрерывный дождь, желающих попасть за город было много. После недавнего урагана МЧС рассылало предупреждения о новых неминуемых природных бедствиях, но жители Москвы и Подмосковья на предупреждения внимания обращали мало. Есть возможность сидеть дома, под проливной дождь никто и без предупреждения не полезет, а если такой возможности нет, если нужно утром попасть на работу, а вечером вернуться домой, в любую погоду поедешь хоть к черту на кулички.

Машины шли медленно, и добирался Виктор Федорович долго. Обычно он привозил с собой массу продуктов, но сейчас останавливаться у магазинов не хотелось. Голова болела заметно меньше, но он чувствовал себя совершенно обессиленным.

«Попью с Алиной чаю, и все, — успокоил себя Виктор Федорович. — Не объем».

Покупку продуктов он никогда со снохой не согласовывал, и обычно получалось, что привозил много лишнего. Впрочем, на даче был хороший холодильник, сохранить продукты не проблема.

Алина сначала пыталась поручать ему покупать что-то вполне определенное, но быстро поняла, что руководить свекром нельзя совсем. Даже в такой малости. Алина умная девочка, напрасно он был резко против брака сына. Впрочем, отрицательного отношения к Славиному выбору Виктор Федорович никогда не высказывал, ни сыну, ни кому-то другому.

Только Ирина об этом знала. Не потому, что сказал, а потому что догадалась.

Впрочем, догадаться было нетрудно. Девяностые хорошо перемешали население, но все-таки Славиной средой была московская профессура, и деревенская девочка-продавщица ему никак не подходила.

На калитку соседского участка он старался не смотреть. Он не смотрел, но к горлу подступил комок, пришлось даже постоять около машины. Алина его увидела, вышла на крыльцо, наблюдая, как он въезжает на участок.

— Привет, — сказал он снохе и заставил себя улыбнуться. — Спите уже?

— Спим, — кивнула Алина.

Она его побаивалась, хотя Виктор Федорович всегда старался быть с ней ровным и даже ласковым.

Когда-то какая-то дура-подружка сказала его будущей жене про совсем еще молодого Виктора — тебе с ним трудно будет, он неласковый. Они со Светой потом долго смеялись над этой фразой. Он знал, жене с ним хорошо. И ему с ней было хорошо.

Потом ему хорошо было с Ирой, но он об этом не догадывался и не успел ей об этом сказать.

— Я не привез ничего, — покаялся Виктор Федорович. — День тяжелый был.

— Ничего, — быстро сказала Алина. — У нас холодильник забит. Мяса тушеного целая кастрюля, хотите?

— Хочу, — кивнул он. Есть ему не хотелось, но он не успел пообедать и понимал, что морить себя голодом глупо и недостойно. — Спасибо.

Алина скрылась на кухне. Он поднялся в детскую, постоял над кроваткой внука. Илюша показался ему бледным и худеньким, и у Виктора Федоровича тревожно сжалось сердце.

Он осторожно прикрыл дверь, на цыпочках прошел к Алине на кухню и неожиданно предложил:

— Ты скажи, если что-то надо купить. Я привезу.

— Ну что вы, у нас все есть, — повернувшись к нему от плиты, улыбнулась Алина, и он только теперь заметил, что глаза у нее заплаканны.

— Что с тобой? — Он быстро шагнул к снохе и, взяв ее за плечи, развернул к себе. — Алина, что случилось?

— Ничего, — она повела плечами, освобождаясь. — Так… Настроение плохое.

Он почти ничего не знал о ее родственниках. На свадьбе видел мать, расплывшуюся тетку неопределенного возраста. Поцеловал ей руку и перекинулся парой фраз.

Больше он мать Алины не видел и даже не знал, навещает ли она внука.

— Алина, — на всякий случай повторил он, садясь за стол. — Точно ничего не случилось?

— Точно.

Она поставила перед ним тарелку с тушеным мясом, положила вилку, нож.

— Вкусно, — похвалил он, положив кусочек мяса в рот. — Полиция больше не приходила?

— Нет, — Алина села напротив, подвинула себе чашку с чаем. — Зачем им приходить? Всех опросили.

Всех опросили, но никто ничего не видел и не слышал.

— Мерзкая погода. Не хочешь в Москву переехать?

— Подумаю. — Она отпила чай, посмотрела куда-то мимо него. — Такого холодного лета еще никогда не было.

— Человечество не слишком долго наблюдает за погодой, — усмехнулся Виктор Федорович. — Все когда-то было, даже ледниковые периоды. Переезжай в Москву, не простудить бы парня.

— В Москве тоже холодно. — Она продолжала смотреть в сторону, но уже не плакала.

Сейчас он мог подумать, что слезы невестки показались.

Виктор Федорович доел мясо, отодвинул тарелку.

— Поеду, Алина.

Провожая его, она опять вышла на крыльцо. Кроме Светы, никто так не делал, даже Ирина оставалась в доме, когда он уходил. Шла за ним только до двери, чтобы запереть замок.

Машину он остановил, выехав из поселка. Достал телефон, повертел в руках бросил на соседнее сиденье и взялся за руль. Он давно дал себе слово не вмешиваться в жизнь сына и этому правилу всегда следовал. Да и что он мог сказать Славе? Что нужно находить время для семьи? Славка и так это знает, не маленький.

Дождь не переставал, и неожиданно Виктору Федоровичу показалось, что такого тоскливого мрака, как сейчас на мокрой трассе, история действительно еще не знала.

11 июля, вторник

То, что они затеяли, было настолько нелепо, что Настя периодически тихонько хихикала, притаившись в углу Ириной комнаты.

— Твоя была идея, — напомнил Сережа.

Ему тоже было смешно. Он осторожно поглядывал в окно, пальцем отодвигая занавеску. Из окна хорошо просматривалось крыльцо.

Вообще-то в доме было два входа, когда-то планировалось, что семьи — Ирина и Настиных родителей — не должны мешать друг другу. Но вторую дверь давно не открывали, изнутри она даже была заставлена тумбочкой. Тумбочка была совсем старая, из прежнего бабушкиного дома. Мама утверждала, что ей больше ста лет. Тумбочку никто к себе в комнату брать не захотел, и она временно стояла у двери, подтверждая известную истину, что нет ничего более постоянного, чем временное.

Дождь равномерно постукивал по карнизу. Очень хотелось спать, Настя поймала себя на том, что даже отключилась на какое-то мгновение.

— Ложись спать, — предложил Сережа. — Иди к нам в комнату и ложись.

— Не хочу, — упрямилась Настя.

— Тогда ложись здесь, — наверное, он показал на Ирин диван, но Настя в темноте этого не увидела.

— Не хочу.

Темнота была почти абсолютной. Светились только окна Елены Анатольевны, но их Насте видно не было.

— Ира с Иваном Николаевичем познакомилась из-за меня. Я тогда маленькая была. — Настя все-таки на ощупь добралась до дивана, села, подложила под спину маленькую подушку.

— Да, ты рассказывала.

— У меня была ангина. Родители хотели меня в Москву везти, а кто-то из соседей дал им телефон Ивана Николаевича.

— Тише! — прошептал Сережа, послушал стук дождя и решил: — Показалось.

— Иван Николаевич очень хороший был, жалко, что ты его не знал, — Настя тоже перешла на шепот. — Ира ругалась, что им в любое время звонят, даже ночью, а Иван никогда никому не отказывал. Одевался и уходил из дома, кто бы ни позвонил. Ира говорила, что он один такой дурак на всю Россию.

— Ей не нравилось, что он такой бескорыстный? — Сережа опять отвел занавеску, вгляделся в темноту.

— Да все ей нравилось! На самом деле она им гордилась. Иван Николаевич действительно был замечательным доктором. А деньги, когда ему предлагали, брал, не отказывался. Конечно, когда лечил во внеурочное время. Такого, чтобы Иван Николаевич вместо бесплатной помощи деньги брал, не было. Это даже представить невозможно! Сережа, который час?

Сережа отошел от окна, посмотрел время на экране телефона.

— Без десяти два. Ложись!

— Ты думаешь, он не придет?

— Не знаю, — серьезно ответил муж. — Елена Анатольевна тетка здравомыслящая, на психопатку не похожа. Если говорит, что видела в окошке свет, значит, так и было. И уж точно она не стала бы в полицию просто так звонить. Я думаю, кто-то здесь был и что-то искал. А вот нашел ли, неизвестно.

— Сережа, ложись ты, — решила Настя. — Поспи, тебе на работу завтра. А я подежурю.

— Ты у меня бравый караульный.

В конце концов они заснули оба. Посидели, обнявшись, потом Настя ушла в их комнату, а Сережа лег на диване в коридоре, уверенный, что обязательно проснется при любом шорохе.

Все это выглядело смешно и нелепо, только в Иру кто-то выстрелил всерьез.

Настя проснулась, когда Сережа поцеловал ее, сказал, что уезжает. Она тоже его поцеловала и сразу снова заснула. Ей было совестно, что, несмотря на смерть любимой тети, она абсолютно счастлива.

Она не догадывалась, что счастья может не стать в одно мгновение.

Медсестре Ольге Сидоркиной Алина дозвонилась утром. Покормила Илюшу кашей, опустила на ковер с кучей игрушек и, пока малыш не начал капризничать, набрала Ольгин номер.

Правды Настя не узнает, но помочь ей пройти по следам Ирины Леонидовны нужно. Алина не слишком хорошо знала соседку, но понимала, что от мысли попасть в больницу Настя не откажется.

Про убийство в дачном поселке вся округа уже знала, конечно. Сказать, что преступность вне дачного поселка нулевая, было бы большим преувеличением, но убийств давно не случалось. Кражи были, пьяные драки, а жизни никто никого не лишал.

— Оль, убитая моя соседка была, — объяснила Алина. — У нас участки напротив.

— Ужас какой! — посочувствовала Оля. — Как думаешь, за что ее?..

— Откуда же мне знать? — Илюша закатил машинку под кровать, Алина нагнулась, достала игрушку, подвинула сыну. — Говорят, она накануне в больницу ходила. Можешь узнать, к кому?

— Нет! — сразу отказалась подружка. — Как я узнаю? У нас ведь приема, как в поликлинике, нет, чтобы по записи. Врачи своих, конечно, принимают, но они же нигде не пишут, кого приняли.

— Вроде бы она кого-то навещала.

— А это тем более не узнаешь. Посетителей же не регистрируют.

Вообще-то Алина не сомневалась, что разговор именно этим и закончится. Она еще поболтала с подружкой, просто так, ни о чем, пока Оля не вспомнила:

— Ты знаешь, что Степан Михалыч Дормидонтов умер? Кольки Дормидонтова отец?

— Слышала, — сказала Алина. — Мама говорила.

Еще мама рассказала, что, когда она навещала Степана Михайловича, к нему в палату пришла незнакомая женщина, что Степан вышел с ней в больничный двор и о чем-то недолго шептался. Женщину мама описала подробно, и Алина сразу узнала Ирину Леонидовну. Не узнать было трудно, к тому времени Алина уже знала, что Ирина с дядей Степаном виделась.

— А отчего он умер-то? — поинтересовалась Алина.

— От пьянства, — хмыкнула Ольга. — Печень насквозь гнилая была.

— При его жизни не запить трудно, — пожалела бывшего соседа Алина. — Сына похоронил, жену похоронил.

Жизнь у Степана Дормидонтова действительно была не из легких. Его сына Колю Алина помнила плохо, парень был постарше ее, к тому же учились они в разных школах. Знала только, что Коля Дормидонтов в компании таких же придурков напал на инкассаторов, похитил кучу денег, а потом его пристрелили. При задержании. История была громкая, о ней даже по телевизору говорили.

Колькина мать смерти сына не перенесла, и сосед Степан Михайлович доживал свой век одиноким.

— Знаешь, мне его жалко, — призналась Алина. — Михалыч хороший дядька был.

Алина простилась с подругой, подошла к окну. Дождя не было, но она с тоской оглядела мокрый участок. Грязь непролазная, ребенка в травку не пустишь.

Алина снова взяла телефон, позвонила матери.

— Мам, ты дома сегодня?

Мать работала в магазине рядом с домом и была там какой-то небольшой начальницей. За кассой не сидела. Вернее, сидела, но редко, только когда приходилось подменять кого-то из заболевших кассиров.

Ей очень повезло. Работы в городке практически не было, а ездить каждый день в Москву молодым тяжело, а уж перед пенсией и подавно.

— Дома, Алиночка, — обрадовалась мать. — Зайдешь?

— Зайду, — решила Алина. — Сейчас Илюшу одену и приду. Холодно на улице?

— Холодно. Обещали двадцать градусов, но это когда еще будет. Часам к трем, да и то если дождь не пойдет. Вот чертова погода, как в октябре!

Алина сунула телефон в сумку и объявила Илюше:

— Сейчас поедем к бабушке.

Пока шла по дачному поселку, никого не встретила, даже у магазина. Да и потом народу почти не было, только у железнодорожного переезда ее обогнали несколько человек с только что прошедшей электрички.

Слава у матери в гостях был только однажды, перед свадьбой. Алина зазвала его познакомиться. Перед встречей она очень волновалась, но все прошло хорошо. Слава с матерью шутил, убогость их квартирки не заметил, еду нахваливал. Только после этого ни разу о матери не спросил, как будто ее вовсе не было. Иногда Алина что-то о матери рассказывала, Слава слушал, кивал. Муж был хорошо воспитанным человеком.

Летом, живя на даче, Алина приходила к матери почти каждый день. А когда переезжала в Москву, мать ее навещала. Часто, каждую неделю. Приезжала днем, когда Слава был на работе. Мама очень любила Илюшу.

У подъезда Алина встретила материну соседку. Мать с соседкой дружила, а Алина ее терпеть не могла. Лезет все время куда не надо. Вот и сейчас соседка остановилась, засюсюкала с Илюшей, а потом цепко оглядела Алину:

— К бабушке?

— К бабушке, — кивнула Алина. Интересно, к кому еще они могут направляться, входя в материн подъезд?

— А что же зять не приходит? — Тетка поставила перед собой сумку-тележку, не давая Алине пройти.

— Приходит! — отрезала Алина, отодвинула тележку и протиснула коляску в подъезд. Поднялась на свой этаж, позвонила в дверь. ...